|
- Эй, аккуратнее там, ты! Слепая, что ли?
Оборачиваюсь, снимаю очки:
- Извините, - да.
- Ох, ты ж...а!
Да. Анофтальм, врожденное отсутствие глазных яблок, это и впрямь... попа. По крайней мере, так думает большинство из тех, кто встречает меня впервые.
- Вы это... девушка... того... Извините. Я ж не знал.
- Ничего,- говорю.- Бывает.
Красивый голос. Приятный такой баритон. Ему бы в опере петь. А впрочем, может и поет, кто знает. Правда, оперный певец в городском автобусе?.. Но кто его знает. У артистов свои причуды.
- Девушка! А может, вас проводить?
- Да нет, спасибо,- улыбаюсь, прячу лицо в гладком пластике очков.- Я знаю город.
Я знаю город, а город знает меня. Порой мне кажется, будто я вижу ее: душу города, хранящую каждый мой шаг. Вижу не зрением, его у меня нет; вижу сердцем. Ответным дыханием собственной души...
Улицу вспарывает вдруг вой пожарной сирены. Машины с гулом проносятся мимо. Я, хоть и стою безопасно, все же поспешно отступаю от дороги к домам. Не люблю громкого шума.
Сирены уже не воют, они вопят, захлебываясь в истерике. Да, бравые борцы со стихией. Зря спешите. Зря, вот посмотрите сами. Тот огонь вам не укротить.
... Интересно, ты понял? Или до сих пор ни о чем не догадался? А впрочем, мне это уже все равно.
Все равно...
Парк. Вернее, то, что от него на сегодня осталось. Котловинка, на дне забранный в шершавое каменное русло родничок, деревья, цветы... Мертвая петля элитных многоэтажек и громадных супермаркетов, захлестнувшая окраины. Еще лет пять, и все, не станет больше нашего парка.
Но что вы хотите? Земля в центре дорогая. Не место в центре старым заброшенным паркам. И кому какое дело, что парк - часть древней истории города. Часть его души...
Пожарные сирены ревут далеко за деревьями, их не слышно... почти. Звенит ручеек, щебечут птицы. Ласточки, им здесь раздолье. Воздух неподвижен, ветерок ленив. Это - Тишина Городская, Летняя. Пальцы жжет знакомым огнем: ручку, карандаш, кисть, и - вылить на бумагу мгновение, сковать его застывшей линией Рисунка.
Навсегда.
Странный и страшный дар, с которым я не смогла справиться. Да и кто бы смог, на моем-то месте?
Не знаю.
Наклоняюсь, веду пальцем по асфальту. Мне даже не нужен мелок. Пыль, мелкие камушки, сухие веточки,- этого вполне хватит. Погоду я умела Рисовать с самого детства. И получалось у меня хорошо.
Мне нужен дождь.
Мне очень нужен сейчас дождь.
Именно его я и Рисую. Не хлесткий ливень, не грозовую ярость сбросившей оковы стихии. Просто дождик. Прохладный, моросящий по-осеннему, такой невозможный в знойный разгар июльского полдня...
... Снимаю очки, поднимаю лицо к небу. Дождь мягко падает на лоб, на щеки, холодными струйками стекает за шею. Только так. Только вместе с небом. Плакать по-другому я не умею.
Однажды я нарисую Смерть, и это тоже получится у меня хорошо.
Сложно понять. Сложно найти ту точку, с которой все началось. День, когда я могла бы сделать другой шаг, и все, все что случилось со мной по сегодня, случилось бы иначе или не случилось бы совсем. В детстве? Я росла в приюте. Нет, родители от меня не отказывались. Они сделали ради меня все, что могли, все, что было в их силах. Их любовь живет со мной и поныне. Но они погибли, оба, в аварии, мне десяти еще не было. И я угодила в приют.
Там-то и проявился во всей красе мой дар. Раньше он дремал под спудом за ненадобностью. А там пришелся ко двору. Что, жалеть теперь об этом? Да ни за что! Моя воля, я все приюты, сколько их есть на свете, Нарисовала бы заново! Вот только у дара были границы. Не могла я Рисовать то, что было от меня далеко и не рядом, о чем я знала лишь понаслышке, что не могла пережить сама.
А может, и к лучшему, что не могла?
Тот день, когда я встретила тебя... Встретились мы весной. Не то в конце апреля, не то в начале мая. Он был совсем обычным, этот день. Не лучше и не хуже остальных. Я и помню-то его не весь.
С утра лил дождь, весенний звонкий ливень, буйный и радостный. Но гроза уже уходила, утихала вдали. Громовые раскаты теряли свою мощь, вырождаясь в отдаленное бессильное ворчание.
Я открыла окно, впуская в мастерскую промытый грозою воздух. Дорогу влажно шершавили шины автомобилей. Наша улочка тихая, но все же не настолько, чтобы по ней вообще никто не ездил. И хорошо, если вдуматься.
Больше всего на свете я не люблю и даже боюсь тишины.
Ты пришел вместе с другом, никак не вспомню его имени. Саша. Кажется, его звали Саша. А, не важно. Этот Саша не оставил следа в моей памяти. Не то, что ты.
Твой друг показывал тебе мои картины, взахлеб рассказывая о сенсации: "единственная в стране слепая художница, на чьи картины стоит посмотреть!". А я как раз смешивала краски на палитре. Я не ошибалась, выбирая цвета.
Ты начал возмущаться. "Это все обман,- кричал ты.- Она притворяется! Слепые рисовать не могут вообще!" Мне неприятен был твой голос. Но я решила молчать. Люди часто не верят в мои художественные способности. Но мне с их неверия ни жарко ни холодно, так-то вот. Люблю рисовать и рисую. Не нравится, не смотрите!
Но ты непременно пожелал разоблачить обманщицу. Подошел, постоял рядом, наблюдая за моей работой. А потом вдруг резким жестом сорвал с меня повязку.
Немая сцена.
Я знала, как люди реагируют на мое уродство. Большинство пугается. Некоторые начинают жалеть, что еще хуже, от их причитаний с ума сойти можно. И редко кто продолжает общаться со мной на равных. По пальцам таких пересчитать можно. На одной руке.
- Извините,- сказал ты изменившимся голосом.- Я не знал...
Я выдернула повязку из твоих пальцев:
- Вон отсюда!
И вернулась к палитре.
Секрет моего умения очень прост: краски разных цветов пахнут каждая по-своему. Давным-давно, еще в детстве, родители помогли мне определить какому цвету какой запах соответствует.
С тех пор я не ошибалась ни разу.
Ты еще постоял немного рядом. Я упорно не обращала внимания, хотя твое присутствие раздражало, не давало толком сосредоточиться. Наконец ты ушел.
Ушел, чтобы потом вернуться.
Не описать, во что превратилась моя прежняя размеренная жизнь! Ты приходил по нескольку раз за день. Цветы дарил, да. И говорил, говорил, говорил... После гибели родителей мало кто разговаривал со мною дольше, чем того требовали правила этикета.
Я дико злилась: ты мешал мне работать. Надо было выгнать тебя вон и захлопнуть за тобой дверь сразу же после первого букета! Но я не нашла в себе сил оттолкнуть человека, который разговаривал со мной как с равной. Тебе не мешало мое увечье, совсем не мешало.
Это радовало.
Как-то незаметно для самих себя мы перестали разлучаться вообще. Раньше я думала, что любовь - это бурный стремительный поток, захлестывающий влюбленных с головой. Но наше чувство было равнинной рекой, медленной, но такой громадной, что не переплыть. И с каждым днем река эта становилась все шире, все глубже.
Я была счастлива тогда, и ты тоже, я знаю, я помню, ты тоже был счастлив, как и я.
Не надо было мне открываться. Вот, пожалуй, моя главная ошибка. Я рассказала тебе о своем треклятом даре. А не надо было рассказывать. И, может быть, мы были бы счастливы до сих пор...
Не знаю.
Я не могла иначе. В любви и доверии не бывает половинок. Любишь или не любишь. Доверяешь полностью или не доверяешь вообще. Наверное, у меня не было выбора. Я не могла молчать.
Я доверила тебе свою тайну.
Мы шли через парк сквозь мелкий промозглый дождь поздней осени. И на душе было так же тоскливо: ты бессчетное количество раз пытался организовать выставку моих картин и бессчетное число раз терпел неудачу. Планов у тебя было громадьё, что спорить. А начинать с малого ты не умел. Тебе надо было все, сейчас и сразу. Даже я не расстраивалась до такой степени из-за наших неудач, хотя, казалось бы, кому и переживать, если не мне.
- Чертов дождь,- ругнулся ты пиная носком ботинка мелкие камешки.- Слякоть проклятая, грязь. Скорей бы мороз ударил, что ли...
Мне захотелось тебя порадовать. К тому же я сама не любила влажную слякоть. Мороз и снег - совсем другое дело.
Я вынула из кармана блокнот, я всегда носила его с собой. Блокнот и узкий графитовый карандаш. Отлистнула несколько страниц, чтобы уж точно не угодить на разрисованный. И несколькими быстрыми штрихами Нарисовала Зимнюю Погоду.
- Смотри, снег пошел...- удивленно выговорил ты и спохватился:- Ой, прости!
Я улыбалась, подставляя лицо колким холодным крупинкам.
- Я - фея,- сказала я.
- Злая или добрая!- засмеялся ты, тогда ты еще умел смеяться.
- Не злая и не добрая,- сказала я.- Просто - фея.
- Придумщица ты, а не фея, Снежанка,- нежно выговорил ты.- Фей не бывает в природе.
- Но я же есть,- сказала я.- Или я тоже выдумка? Сказка?
- Ты - мечта!- смеялся ты.
- Я всегда была феей,- говорила я.- Всегда, с самого детства. Знаешь, раньше я думала, что все люди такие же, как и я. Слепые и с волшебным даром. Как же я удивилась, когда поняла, что это не так. Что я одна-единственная вот такая ненормальная.
- Да будет тебе,- попытался остановить меня ты.
И почему я не остановилась? По сей день не знаю.
- Послушай,- сказала я.- В первый раз это случилось со мной\ в приюте...
Я расказала тебе все-все-все. Про нашу приютскую воспитательницу. Про учителей в старших классах. Про мальчиков и некоторых девочек. Про то, что после одного страшного случая поклялась не причинять вреда - никому больше, никогда.
И я держала клятву. Я Рисовала только светлое. Счастье и Нежность - влюбленным, Смех и Радость - детям, Доброту и Терпение - всем, кому могла и хотела...
Вспомнился вдруг день, когда я поняла, что мой волшебный дар меняет человеческие судьбы. Мне захотелось Нарисовать весь мир красивым и добрым, и всем людям подарить свой дар - чтобы волшебниками стали все-все, потому что зло и волшебство несовместимы.
Наивная.
У любого волшебства есть границы.
Меняя судьбы другим, я не имела права менять свою собственную.
Ты долго не мог поверить. Глупые выдумки, говорил ты. А я напомнила тебе, что ты поначалу не признавал правдой рисунки слепой девушки. Мне захотелось доказать, как ты неправ. И я доказала - себе на беду...
Вспомнилось вдруг некстати. Как мы с тобою танцевали вальсы! В зимнем парке, вместе с летящим в лицо снегом. Рука в руке, жаркое счастье, пылавшее для обоих, Шуберт в наушниках, и - раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три...
Не хочу! Не могу! Слишком больно мне помнить. И снега сейчас никакого, только дождь, моим же даром вызванный из знойного зенита.
Не хочу...
- Слушай,- сказал как-то ты после очередного отказа.- Ты ж фея. Вот и Нарисуй Успех для собственной выставки. Чего тебе стоит?
Вроде в шутку сказал, но я почувствовала напряженность в твоем голосе. Ты хотел Успеха, ты жаждал его, так жадно, так неистово. Тут мне испугаться бы, но я не сообразила.
- Не могу,- сказала я искренне.- Не могу ничего для себя. Думаешь, я не пробовала? Обернуть вспять время, вернуть родителей. Получить зрение, в конце-то концов! Не могу. Ничего не выйдет, милый. Даже не проси.
Ты обдумал мои слова. Они не тебе нравились, но ты понимал, что врать я не стану.
- Тогда,- сказал ты решительно,- нарисуй Успех мне. Потому что если получится у меня, то получится и у тебя. В конце-концов, ты же хочешь, чтобы у тебя получилась какая следует выставка? Это несправедливо, что такой талант пропадает задаром, никому неизвестный! В то время как бездари лезут повсюду без мыла; тошно смотреть на их так называемые шедевры!
Я промолчала. Не нравилась мне эта затея. Но... Я уже увидела, что смогу. Что этот Рисунок сотворить я смогу.
Я нарисовала тебе Успех.
Выставка прошла великолепно.
Моими картинами восхищались, их покупали. Мной восхищались. Ты совсем потерялся в моей тени, и тебе это не понравилось уже тогда, как я теперь понимаю. А уж после того, как мы подсчитали выручку от проданных картин...
И ведь это я нарисовала тебе Успех.
Я рисовала все, о чем ты просил меня.
Я любила тебя.
Жалею об этом? Да нет, что ты. Я ведь любила. А это дорогого стоит. Хотя...
Не знаю.
Сегодня я Нарисую Смерть, и получится у меня хорошо...
... Ты изменился. Голос, манера разговора, даже движения. А я томилась в своем новом, приличном доме - ты давным-давно увез меня из моей мастерской, заявил, что такая знаменитость должна жить в подобающей своему статусу доме.
Приличный дом... Глухой, враждебный, неживой. Даже небольшой садик дышал мертвечиной. Я не обращала внимания, ведь я любила, и мне так мало было надо! Но ты совсем перестал понимать меня. Вместо того, чтобы просить, начал требовать. Рисуй, рисуй, рисуй. Выгоду, Прибыль, Большие Деньги, Важный Разговор, Уверенность В Себе...
Я долго терпела. Все надеялась на что-то, все любила. Однажды я взбунтовалась: достали меня твои Деньги, ну сколько уже можно Рисовать одно и тоже, одинаковое и скучное до ужаса? И вроде нормально, вежливо отказалась. А ты...
Тебя словно кипятком ошпарило. Как ты орал! Как орал... В жизни никогда не подумала бы, что ты, обычно такой вежливый, выдержанный, способен на такой дикий крик.
Ты запер меня в комнате. Отобрал холсты и кисти. Даже самого малюсенького карандашика не оставил! И мне хватило. Ты ведь хорошо знал, что делаешь. Несколько дней без рисунков, я едва не сошла с ума!
Потом... Много чего было потом. Вначале сдалась я. Потом просил прощения ты. "Не знаю, что нашло на меня, Снежаночка, не знаю прямо, прости... Прости, прости, прости... Я никогда больше... никогда..."
Я простила. Тот, кто любит, поймет и простит, поймет и прости - всегда. Я любила. Я тебя простила.
А не надо было.
Не надо.
Не все можно прощать. Не все! Иначе оно нарастает до размеров громадной снежной горы, избавиться от которой возможно лишь спровоцировав гибельный сход лавины, а это смертельно для всех. Такие конфликты надо решать сразу и избавляться от них навсегда в самом их зародыше. Решать их сразу, а не убегать от них в страхе перед болью и в надежде, что пронесет.
Не пронесет, будьте уверены! Все равно ударит, рано или поздно. Только удар будет еще страшнее, еще сильнее. По самому больному. Так, что незачем станет дышать...
- Это что? Что это такое?
- Ребенок.
- Чей?
- Как это - чей?- оторопела я.- Наш. Мой и твой. Вот посмотри только...
- Господи, дура, ты опять за свое! Какой еще ребенок? Ты свихнулась совсем. Ты посмотри на себя! Какая из тебя мать?! Хватит дурью страдать уже. Я тебя что просил Нарисовать? Деловую Встречу. Слышишь? Успешную Деловую Встречу! А ты что намалевала?
- Но... Он такой славный... Наш сын.
- Хватит!- ты выхватил из моих пальцев Рисунок и порвал его. Обрывки швырнул мне в лицо. И что-то орал еще, едва ли не матом. Про свою Встречу, про Выгоду, которую нельзя упускать, про Шанс, который нельзя потерять...
Не помню.
Слишком плохо мне стало.
Ты порвал Рисунок и убил тем самым нашего ребенка. Убил его. Сам. Я чувствовала, как тает в пустоте его улыбка, как исчезает, не успев родиться, его смех. Мне стало нечем дышать. И сердцу стало незачем биться.
Уйти, раствориться в пустоте вслед за сыном...
...Разорвать себя на части и уйти тоже...
Больница. Едкие запахи лекарств. Равнодушно-вежливые медсестры. И ты. На коленях. С охапками цветов и тонной извинений. Как всегда.
- Но пойми же ты, Снежаночка,- умолял ты.- Нельзя оставлять этого ребенка. Он родится слепым уродом, что нам с ним делать? На что нам второй инвалид в доме? Не будь же ты такой глупой, любимая. Зачем нам портить себе жизнь, ведь мы еще так молоды... Снежана, дорогая, ну как ты не поймешь, это же только ради твоего же блага...
И так далее в том же духе. Ребенок еще был со мной, я сумела восстановить Рисунок. По крупице, по капельке, из собственной души - но я удержала при себе малыша. Чего мне это стоило, только я одна и знала. А ты - урод, инвалид, аборт...
Мои родители от меня не отказывались! Не предавали, не убивали. Хотя им тоже советовали, наверное. Советовали, желая добра.
Я нарисовала тебе Ложь. Понял ты или нет, не знаю. Мне не было дела.
Тем же днем я ушла из больницы.
Я бродила по городу, и город узнавал меня заново. Город радовался мне. Город меня любил.
Я решила вернуться в свою мастерскую. И забыть тебя, как страшный сон. А что, я смогла бы, наверное. Вылить на холст Забвение - для себя. Это проще, чем пытаться реализовать на бумаге Смерть. Проще...
Долго бродила по знакомой улице, никак не могла найти знакомые с детства двери. Куда подевался мой дом? Что это за гладкие плиты вместо старой ограды?
- Мастерская?- удивилась женщина, у которой я набралась духу спросить.- На Садовой 27? Что вы, девушка! Никакой мастерской здесь нет и не было никогда!
- А что есть?- удивилась я, испытывая внезапный глубокий страх.
- Торговый Центр...
Торговый Центр! На месте старого особняка, принадлежавшего еще моей прабабушке. Ну да, любимый. Земля ведь в центре не дешевая. Дом любимой девушки, парк при доме - это всего лишь догнивающее от времени старье, большой прибыли от него не заимеешь.
- Эй! Эй, ты,что ты там делаешь? Пошла вон отсюда!
Охранник Центра. Всполошился. Поздно, дорогой.
Поздно.
Гнев и ярость обернули меня столь плотно, что я сотворила Рисунок одним пальцем по гладкой стене. Невидимый и неосязаемый след, Рисунок Мести. Мне снова было нечем дышать...
Меня отпустило лишь тогда, когда я услышала надсадный вой пожарных сирен. А как иначе? Ты убил мой дом, а я убила твой Центр. Справедливо?
Вполне.
Вот мне по-прежнему нечем было дышать...
Сижу вот теперь и вспоминаю. Вспоминаю под теплым плачем летнего неба. Как кололи холодом лицо снежинки и поземка хватала за ноги, а мы бродили вот здесь, в этом самом парке, рука в руке, и Счастье пылало над нами непогасимым солнцем...
Когда и где мы утратили это?
Сами не сохранили, не сберегли.
Или ты не любил меня никогда? Или я обманывала сама себя, мечтая о счастье? Любил ты меня или не любил? А, дорогой? Рисунок с ребенком ты порвал с легкостью. А ведь он не будет инвалидом, наш сын. Я знаю, я собрала Рисунок заново и там нет ничего, ни слепоты, ни боли, я знаю это, знаю! Так почему ты так легко отказался от него? Единственно из-за беспочвенных страхов, из-за того, что - может быть малыш родится инвалидом? Но ведь мои родители от меня не отказались, а они точно знали, какая у них будет дочь!
Или ты притворялся, говоря мне слова любви? Рука в руке, и жаркое Счастье, пылавшее для обоих... Можно так притворяться или нельзя?
Не знаю.
Надо было мне прежде всего Нарисовать тебе Любовь. Прежде Успеха, прежде Прибыли, прежде Ребенка в конце-то концов! Любовь.
Прежде всего надо Рисовать в своих душах Любовь. А остальное приложится, я уверена.
Надо было Нарисовать Любовь.
Надо было.
Я ощутила знакомый жар в ладонях. Сумела же я нарисовать Пожар на стене твоего Центра одними пальцами!
Вопрос в том, что мне Рисовать теперь.
Любовь.
Или Смерть.
Смерть.
Или Любовь.
Рисуй, фея.
Пальцем по асфальту, болью по сердцу, надеждой - в душе.
Рисуй.
Да только смотри, не ошибись снова...
|
|