Я старательно пестовал разгорающуюся ангину, предавался волнам жара и горечи, ощущеньям горла, головы и тела, когда зазвонил телефон.
- "Сюр Гном " - это фамилия или имя? Как тебя зовут?
- Меня зовут Гидон, - ответил я, - ты из интернета?
- Да, меня зовут Галия.
- Галия? С ударением на последний слог?
- Да, Галия. Я татарка.
- Вот чёрт! Что, настоящая? Здорово!
Волны жара тут же подхватили моё воображение, я увидел обрывки видений: узкий глаз, сухой волос, лисья шапка, вихрь бубенцов, длинные подвески - серебро и бисер, - смесь лукавства, тайны и коварства, смесь притягательности и непредсказуемости - женщину...
Она кружилась тенью конского хвоста, ветер бился в ленточках и тесёмках, исполосовывал меня пляской, слепил языками кострища, затягивал...
А разговор, оказывается, длился, вне зависимости от моих горячечных видений.
- ... а ты?
- Я нет, я чайник, кофе не пью вообще, да и чая уже по большей части тоже, всё больше травки всякие, настои. А ещё я - кошатник.
- А я собачница. С кошками у меня...я их боюсь.
- И правильно делаешь: существа они опасные, гордые, с очень... эээ... трепетной психикой (Про себя я отметил, что женщины, боящиеся кошек, почти наверняка находят гораздо лучшее общение с мужчинами, чем с себе подобными. И не ошибся).
- Я была замужем четыре раза.
- Ого! Однако! А я ни разу. Зато мой отец - четырежды. Если соединить нас обоих получится средне арифметическое...А собака у тебя есть?
- Есть.
- Какая?
- Лабрадор.
- Хорошая собака, добрая. Твой сын ездит на ней верхом? ( Я откуда-то знал, что у неё есть пятилетний сын).
- Нет, он не разрешает. Но даёт покрывать себя попонами, одевать, обвешивать серьгами...
Я услышал, как она затянулась и выпустила дым: сильно и чисто.
- Ты куришь?
- Да, а ты?
- Я тоже.
- Это хорошо, а то неудобно нарушать чужой ...
- ...комфорт?
- Да, комфорт.
Я сидел верхом на белом лабрадоре. Лабрадору было тяжело, но он терпел. На лабрадоре была красная вязаная попона (чехол от подушки), я его держал за две уздечки - две длинные серьги (серебро с бисером), прицепленные за уши. Грудь моего скакуна украшала длинная низка зеленоватых бус. Маминых. Мы двигались целенаправленно и по очень важному делу. От чего-то тёмно-пряного к чему-то мягко-влажному.
- У меня горло болит, - сказал я вдруг, неожиданно для себя. - У меня температура.
- У тебя ангина, - ты поставила диагноз сразу,спокойно и уверенно. - Чем ты лечишься?
- Подножным кормом: пью чай из лимона и нааны с мёдом. Вот, как раз сейчас.
- Хорошая смесь. А вот хочешь, вылечим тебя от твоей ангины? Есть сейчас в России такая система домашнего волшебства. Идея заключается в том, чтобы представить мир, как игру, причём полную юмора и веселья. Такой мир просто не может причинить тебе вреда. Ты должен изобрести образ, лучше всего - какого-нибудь зверька, и отождествить себя с ним. Нужно создать такую мантру-стишок. И повторять его. Постепенно ты достигнешь состояния парения и там...там всё получается, как надо, все проблемы решаются. Вот я, например, составила такой стишок:
Я весёлый кенгуру
В кармане штопаю дыру.
- Ну и как, помогает?
- Конечно!
- Скажем, от головной боли?
- Ясное дело!
- А если у твоего кенгуру у самого - головная боль?
- У него не может быть головной боли, он же весёлый, у него всё в порядке! Давай попробуем, а? Выбери себе зверька.
- На самом деле, - сказал я в задумчивой рассеянности, - я уже много лет делаю нечто подобное, т.е. достигаю этого твоего "парения", но без зверьков, без мантр и без юмора, хоть и с элементом игры.
И я рассказал, как открыл для себя способ проверять истинность вещей - будь то мысль, суждение, стихотворная строфа, матрица поступка..., - я достигаю медитативного состояния сознания ( того, при котором мозг испускает альфа-излучение, как и при "парении"), что позволяет мне проникнуть ( воспарить ) в сферу идеальных координат. Туда, где всё - правильно, истинно, красиво, где всё живёт в соответствии с законами гармонии - единственными и непогрешимыми. Затем я строю модель испытуемого: стиха, поступка, мысли или идеи, - и вбрасываю её в идеальное пространство. Если она вписывается в него гармонично, не нарушает общего лада, а даже наоборот, прибавляет в общее целое красоту, ложится на единственно возможное, своё место, как камушек мозаики, - значит она, модель моя, истинна, верна. А если нет, если порождает она в окружающем напряжение, неудобство, стремление его ( окружающего ) как-то изменить себя, дабы достичь гармонии с моей моделью, - значит, она с изъяном, с пятнышком не-истины и нужно её вернуть на переработку...
- Выбери себе зверька.
- Ну... - я лихорадочно прогонял в уме гоночные кадры картинок: котята и щенята, тигрята и кролики, ослики и хорьки...
- Ты знаешь, я четыре года работал в сафари. Ухаживал за слонами.
- Здорово! Ну вот, возьми слонёнка.
- Слонёнка?
- Да, с зонтиком.
- Он на нём парашютирует? Розовый?
- Фиолетовый, в цветочек.
Я быстренько построил модель своего отождествления с фиолетовым-в-цветочек-слонёнком-парашютистом-на-зонтике и понял: нет, модель не совершенна, мне с ней не ужиться.
- Ты знаешь, - полу-виноватым тоном протянул я... - слонёнок это как-то... может лучше... эээ.. .- я лихорадочно просматривал картинки, - мышонок?
- Отлично, пусть будет мышонок!
"Меня зовут Восьмой Ушат
Я - самый правильный Мышат!
На каждом усике - нирваны
Несу , ничуть не расплескав",
- сочинил я на ходу, но вслух не сказал, потому что...
- Понимаешь, - пробормотал я ещё более виновато, - мой мышонок, он совсем не весёлый, он у меня по ассоциации появился. Я сейчас читаю "Слишком шумное одиночество" Богумила Грабала. Так вот он - оттуда. Ты читала? Ну, это такой совершенно гениальный маленький роман Грабала. Грабал - он чех, гений. Там у него герой всю жизнь работает на пункте по сбору макулатуры, он прессует бумагу, вылавливая из неё время от времени ценные книги, он "просвещён поневоле". А в подвале его, полном старой гнилой бумаги, живут мыши, десятки, сотни мышей, целые мышиные колонии, они себе гнёздышки делают в бумаге, мышат растят, суетятся, все такие бойкие, весёлые, чистенькие. А он их вместе с бумагой и с гнёздышками ихними - под пресс, который бумажные брикеты делает... И вот, однажды...
- Погоди, не рассказывай, сама почитать хочу.
- Да я и сам только на половине... Но я это к чему? Герой, этот макулатурщик, за 35 лет работы, натаскал к себе в дом, спасая их от пресса, тысячи редких и ценных книг. Вся его маленькая квартирка - книги, везде и всюду, только узкие тропки остались от двери к кровати и туалету. А над кроватью он построил балки и на них тоже, до потолка, две тонны книг. И это - вся его жизнь,понимаешь? И вот, всё это напомнило мне свою: у меня тоже маленькая квартирка, вся в книгах, их более восьми тысяч. Я книжник, всю жизнь их собирал. У меня нет машины, телевизора, десятков вещей, обычных для каждого современного дома, начиная от микроволновой печи и тостера и кончая стиральной машиной и вентилятором ... только книги...
- И вентилятора нет?
- И вентилятора. Технология западной цивилизации остановилась для меня на уровне радио, конвенционального телефона и велосипеда. Мою интернетовскую переписку ведёт мой друг. Если ты и помещала в твоей анкете фото - я его не видел. Книги для меня - весь мир, они во многом заменяют не только телевизор и компьютер, но и человеческое общение, даже друзей. И вот, всё это стоит теперь под угрозой конфискации: у меня вот-вот арестуют имущество, а меня самого усядут куда подальше. Нет, это-то меня, как раз, не особо волнует, я не вещист, расставаться с предметами - даже любимыми, - для меня вполне выносимо, а что касается тюрьмы, так ведь "лучшие и большие", нежели я сиживали по долговым ямам... Но вот книги! Книги - это ведь, не вещи, это духовные ценности, особенно, когда они - библиотека, т.е. единое целое, тщательнейшим образом подбираемое десятками лет...
- Я тоже теряла свои библиотеки. Нынешняя у меня - пятая...
- Да, я понимаю, но, видишь ли, я выступаю по отношению к ним, как предатель: я их собирал, подбирал одну к другой, выкупал и выписывал, я убеждал их, что им у меня будет хорошо, и им, действительно, хорошо у меня... и вот - я их предаю... Мне нужно спасти библиотеку! А ведь у меня даже нет достаточного количества друзей, которые смогли бы разместить у себя 8,5 тысяч книг...
- Если ты захочешь, её не конфискуют, - сказала ты убеждённо, таким же тоном, как раньше поставила мне диагноз ангины, - реальность не желает тебе зла, наладь с ней контакт и она тебе поможет решить твои проблемы, ты сам себе поможешь. Выбери себе зверька.
- Понимаешь, - сказал я грустно, - один мой афоризм гласит: "Когда в шляпе фокусника кончаются кролики, шляпа превращается... в шляпу". У меня кончились кролики. Я просто не знаю, что делать...
- Вот я предлагаю тебе кролика, а ты не хочешь...
- А что, если я должен через всё это пройти?
- Зачем?
- Не знаю, выучить урок, заплатить долги, опыта набраться... мало ли...Агни-йога говорит: "Благословенны препятствия: ими растём".
- Это-то я, как раз понимаю, это правильно, но не надо же их искать специально...
... Действительно, подумал я, - не искать же сознательно беды... И было бы очень даже здорово, если бы в шляпе отыскался ещё один кролик. Предпоследний. И наладить бы этот самый долгосрочный конкакт с реальностью и с самим собой так, что б доброжелательная зверушка представляла бы мои интересы в высших сферах, зверушка, которую просто невозможно не любить, или сделать ей зло, или отказать в наивной просьбе... Но я не сказал ей об этом вслух.
Температура повысилась, глотать стало нестерпимо больно, я скатывался по водопадам жара в какие-то мелкие липкие лужи лишь для того, чтобы карабкаться по ним вверх, по скалам, обросшим чем-то склизлым и затхлым, окатываться очередной волной, соскальзывать вновь во что-то топкое и гнилостное и, вместе с тем, было во всём этом нечто острое, пронзительно-солёное... жгучее... как может быть что-то острое, если я весь - вата?!
... а беседа текла своим чередом и я понял, что за это время успел узнать,что мы оба самым непостижимым образом лечили себя от депрессий... Достоевским! Ты " Идиотом ", я - " Преступлением и наказанием "....
...что ты любишь птиц и когда на траве собаки и дети...
... что твои мужчины всегда хотели на тебе жениться ( " Из мазохизма? - спросил я, - " Да, наверное ", - ответила ты не без кокетства...)
И я услышал себя говорящим: " Вот уж чего никогда не хотел! По моему убеждению, два человека должны жить вдвоём до тех пор, пока им хорошо вместе. И ни секундой дольше. Потом приходит Ку-Ку. А так как я ярый противник жизни втроём, то наступает Бай-Бай.
- Ты знаешь, - сказала ты тихо, - я уже очень давно не встречала таких людей, как ты.
- А ты и не могла встречать их часто. Нас мало. Нас холить надо. И лелеять. В частности, вот, от ангины лечить...
- Так я, ведь , предлагаю, а ты...
...а ты рассказала, как перед вашим домом росло обкартанное дерево. И как ты убедила садовника-араба,что у него "зелёные руки", и чтобы он его "заплёл", и он его заплёл , и дерево буйно пошло ввысь стрелами ветвей...
И тогда я рассказал, что перед моим домом растёт дерево, которое годами уродовалось и подрезалось, его пугали ножами и ножницами и пилами, всякий раз, как оно отваживалось идти в рост опять появлялись люди и грозили ему. И рубили, и кромсали, и увечили, и как я всегда был за дерево и против них, как караулил их круглый год и иногда ловил и прогонял, вступаясь за дерево, но иногда они меня обхитряли и приходили, когда меня не было дома, и тогда целый год бывал упущен, и дерево опять подрубалось и пугалось рости (ведь за рост его рубят и уродуют и пытают), и как оно, всё же, росло, потому, что не могло иначе, и как я за него молился, каждый день, за него и с ним вместе,я хотел, чтобы оно было высоким и раскидистым и пышным, и что б я видел его крону, сидя в кресле в глубине комнаты, а ведь я на четвёртом этаже!, и как я и дерево победили, и что вот уже несколько лет никто не приходит с ножами и пилами, а дерево всё растёт и уже переросло всех своих собратьев в ряду, оно по крайней мере на полтора метра выше всех и я вижу его крону, сидя в кресле в глубине своей комнаты...
А ты сказала, что... ты сказала, что редко бываешь в моём мегаполисе, а сама живёшь более, чем в ста километрах к северу, разве что, раз в две-три недели, по рабочим делам, и вот, как раз через две-три недели, когда ты будешь в моём районе, ты мне позвонишь...
Но было это сказано весьма необязательным и не особо заинтересованным тоном, так что я подумал: " Ну вот, ещё один телефонный разговор, который ни к чему не ведёт ", и мы попрощались и ты исчезла, не оставив ни номере телефона, ни...
И прошёл миг.
Я сидел на Лабрадоре. Он весь был измазан мною жижей защитного болотного цвета: для маскировки. На мне был пробковый шлем. Мы осторожно продвигались сквозь джунгли. Опасности были везде.
"Ква " - сказала огромная ракушка и хищно зевнула.
"Ку-у - да, ку - у -да-а?!" - угрожающе прокричал Какаду, уселся на лиану, превратился в Удава и вшипел в себя целую охапку чего-то доброго, не дав ему воплотиться.
На прогалине сидел Весёлый Кенгуру. Он как раз штопал в кармане дыру, при этом что-то себе напевая, может, репетировал колыбельную. Из кармана выглядывал мышонок. Странным образом, он чувствовал себя совсем на своём месте в " не-своём " кармане, он даже прошёл экзамен на моё "идеальное пространство". Я посмотрел на него, а он на меня и моргнул сразу двумя глазёнками-бусинками.
"Простите пожалуйства, - сказал мышонок, - это я вам подмигнул, я, к сожалению, не умею подмигивать одним глазом, как вы, только двумя сразу". "А почему ты мне подмигнул, брат Мышь? - осведомился я с высоты Лабрадора. "А это, что бы сообщить вам, что б вы не отчаивались, что, вроде как, не всё потеряно... потому что, пока есть мы - Весёлый Кенгуру и я - Самый Правильный Мышат, - то, значит, ... это... ну... в общем... жить можно!" - Мышат явно взопрел от столь продолжительных усилий объяснить очевидное..." Благодарю тебя, - ответил я с поклоном, - мне тут же полегчало ".
" Чало...чало..." - отдалось эхом по дуплистым пням.
"Ну, ты и начудил! - сказала говорящая птица Ара Крокодилу Дилу, который только что вылез на бревно сушить водолазку.
"Кровь удил, кровь удил", - устало сказал Дил и открыл пасть: проветрить.
В сгущающихся сумерках обезьяна Лимпопо неслышно подкралась к моему Лабрадору, сорвала с его шеи низку бус и озорно осклабясь, закинула её далеко вверх. Там, с буйным визгом её подхватила целая стая её сородичей и в упоеньи стала перебрасываться ею в ветвях. Низка мягко флюоресцировала, перелетая всё дальше и дальше в глубь леса.
Лабрадор посмотрел на меня и тряхнул воображаемой гривой: он был того же мнения, что и Мышат.
"Может, и вправду - там? - подумал я, стараясь взять правильный азимут на гаснущие блики, - там, где собаки и дети резвятся на траве, где пьют не чай, а кофе, где совершенно разные мужчины во что бы то ни стало стремятся жениться на одной и той же, где узкий глаз, монгольский стан, где серьги в серебре, где ветер и кострища, где отблески и вихрь, где нет дыханья ждать "....
И прошёл миг.
И прозвенел звонок.
Это была ты.
- Ты должен назвать себя: "Тот, кто растит Дерево".
- Тот, кто растит Дерево, - повторил я. - Да, хорошо, спасибо.