Дорога из Киева до Азова, с остановкой в Дымаре, заняла почти полтора месяца. Да и в Киеве пришлось побыть несколько дольше, чем Аркадию того хотелось. На март упал хвост холоднющей, почти сибирской зимы, сразу сменившийся распутицей. Дождавшись, хотя бы условного, просыхания дорог, он немалым обозом с иностранными специалистами тронулся в путь.
К бытию в другом времени он уже привык, несравненно реже его посещали сны из "прошлой" жизни, почти совсем престал Аркадий "слышать" то звук от пролетающего самолёта, то дырчание невдалеке трактора... но в этом путешествии недостаточная совместимость с семнадцатым веком сказалась опять. Попаданец изнывал, мучился от неспешности движения обоза по степи. За день обычно преодолевали двадцать-двадцать пять километров, редко больше, чаще меньше. Да и двигаться приходилось не напрямик, а зигзагом - от удобного спуска-подъёма в овраг до брода на раздувшейся от половодья речке.
"Степь да степь кругом..." - сама по себе вспомнилась вдруг именно в этом путешествии старинная песня, здесь ещё не написанная. - Хорошо вокруг, мысли же приходят мрачноватые. Чёрт, столько дел надо сделать, а приходится тащиться с черепашьей скоростью! Ведь зарекался же передвигаться на большие расстояния с обозами. Да только жену в степи не бросишь, придётся тащиться с возами дальше".
Помимо так донимавшей медлительности, телеги, мягко говоря, не впечатляли излишком комфортности. Супругин возок имел тент, защищающий от дождя и ветра, нечто подобное установили и на нескольких возах, превратив их в подобие бурских, виденных Аркадием в телепрограмме. Для поздней весны такая переделка была не так уж и необходима, но и лишней её назвать ни у кого язык не повернулся бы. Везли-то городских интеллигентов, к степи непривычных.
Отбивать себе задницу и внутренности на ухабах попаданцу скоро надоело, и он предпочёл продолжать путешествие верхом. Обгонял обоз на пару километров, спешивался и шёл потихоньку пешком. Пройти обычно удавалось немало, идя со средней скоростью, он, пожалуй, мог бы и оторваться от табора ещё больше.
Жена переносила дорогу легко. То есть настолько хорошо, что впору попаданцу было брать с неё пример. В жутко неудобном, с его точки зрения, дамском седле она ехала как бы не легче, чем он в нормальном. Попытки пересадить Марию в мужское не увенчались успехом. Одевать штаны стеснялась, считая это почему-то неправедным, богопротивным делом.
Нередко супруга составляла ему компанию, выезжая вперёд с ним вдвоём. И в верховой езде - на подаренной кабардинской кобылице - и в ходьбе мужу почти не уступала. Неспешно идя вдвоём, они разговаривали на разные темы. Он рассказывал ей о казацких победах, которые ему довелось наблюдать, она пополняла его скудный запас знаний о жизни небогатой шляхты в Малой Руси.
Первую длительную остановку сделали в новом казацком металлургическом центре. Приятной неожиданностью для него стало резкое увеличение числа мастеров в Дымаре. Он обнаружил их там куда больше, чем ожидал увидеть. Многие иммигранты не стали ждать решения властей, а сами добрались до места, где в них нуждались. Работа там кипела вовсю. Домна давала металл на пределе возможностей, рядом воздвигались ещё две. Невдалеке от них строился первый мартен, необходимость в стали у казаков была куда выше, чем в чугуне, даже марганцовистом. Пообещав скорые поставки кокса для домен - прошлой осенью наметились серьёзные успехи в его получении из донского угля - Москаль-чародей обговорил ещё раз сроки и маршруты поставок. Выплавка металла - очень энергоёмкий процесс, а дерева в степных районах не хватало.
Он полюбовался крупнокалиберными пушками и мортирами. Пока, к сожалению, их сверлить не получалось, уж очень массивным должен был быть сверлильный станок. Утешало то, что благодаря наличию в металле марганца в стволах было несравненно меньше каверн и раковин. Да и сам чугун получался заметно более прочным, что давало возможность несколько уменьшить массу орудий. Они, как и прочие, отливались теперь с конической зарядной каморой, дававшей существенный прирост дальнобойности. Радовал и растущий запас огромных цельнолитых ядер и пустотелых бомб, начиненных порохом, срочно изготовлявшихся для предстоящих осад и штурмов польских городов. Потусовавшись немного в приятном для него месте, познакомив приятелей-кузнецов с молодой женой, отправился дальше, к ставшему почти родным дому в Азове.
"В гостях хорошо, а дома лучше". Истина, не нуждающаяся в доказательствах. Хотя кое-кто предпочёл бы жить именно в гостях, за чужой счёт. Побывав у друзей, Аркадий с сопровождающими его лицами отправился в Азов. Прямиком через степь. И дорог здесь, хотя бы типа "направлений", не имелось совсем. К счастью, среди казаков были ногаи, кочевавшие раньше в этих местах и великолепно знавшие местность. Иначе обоз то и дело утыкался бы в непреодолимые для него преграды - овраги или степные речки, пересыхающие летом, но бурные в это время.
Хотя основные части союзников Хмельницкого - донцов, калмыков и черкесов - переправились через Днепр ещё в конце февраля и начале марта, в пути попадались то и дело почему-то запоздавшие отряды бойцов, в основном, черкесов. Не все смогли выбраться зимой из своих горных аулов. Да и казачьи сотни, собравшиеся на битву в последний момент, также встречались. Все ехали на запад, на войну, а знаменитый колдун двигался со своим обозом на восток.
Встречные не проходили мимо, всегда подъёзжали к следующему на восток табору. Здесь, в степи, возы ехали уже не цепочкой, а именно табором, готовые в любой момент превратиться в передвижное укрепление, в котором казаки могли отбиться и от несравненно более многочисленного врага. И, завидев чей-нибудь отряд, лошадей выпрягали, возы таки сбивали в плотные ряды, разве что не спутывали их колёса цепями. Бережёного, как известно, и бог бережёт.
На переговоры со встречными, немного лучше их рассмотрев, выезжал Аркадий с парой джур и несколькими охранниками. Благо среди них были и черкесы, и калмык, уже хорошо говоривший на донском диалекте русского языка. Краткий обмен любезностями и новостями, и встретившиеся в степи люди продолжали путь по своим делам. Москаль-чародей имел возможность лишний раз убедиться, что его знают во всех соседних с Вольной Русью регионах. Знают и побаиваются, что в данном случае было ему на руку. Уж очень однозначно жадные взгляды бросали некоторые из встречных на многочисленные возы, лошадей, его супругу. Ей - узнав, что женщина является супругой знаменитого колдуна - делали дорогие подарки. Так что количество породистых кобылиц у Марии неожиданно возросло до трёх, появились шёлковая шаль и кинжальчик из булата в дорогих ножнах. Аркадию - отказаться от подарков было невозможно - приходилось отдариваться чем-то равноценным.
Лишний раз он убедился, что обходиться без вечернего общения у костра в таких путешествиях крайне затруднительно. Костров зажигали несколько, но все говорившие или понимавшие язык Малой Руси норовили подсесть к центральному, тому, у которого сидел глава табора. Поддерживая реноме, он очень много рассказывал. О разных странах и удивительных обычаях в них, о необыкновенных животных, обитающих в разных уголках мира, о существах допотопных, не прихваченных Ноем на ковчег - динозаврах. Тема показалась ему богатой, и он не задумался о существовавших в ней подводных камнях. Однако долго трепаться при благоговейном внимании окружающих в этот раз ему не удалось.
- Так в Библии написано, что Ной взял на ковчег всех тварей земных! - взвился один из молодыков, видимо, имевший более глубокие познания по Святому письму, чем подавляющее большинство.
"Чёрт меня за язык дёрнул! Только религиозного диспута мне не хватает, чтоб ему!" - и, сообразив, в чём претензии, не стал слушать их дальше, а агрессивно перешёл в контратаку.
- Во-первых, кости-то в земле находят, значит, они кому-то принадлежали?
Не готовившийся к диспуту на эту тему отрок смутился от пристального, как ему показалось, враждебного взгляда колдуна. О находках удивительных, явно древних костей он слышал, оспорить их существование не мог.
- Библия - боговдохновенная книга! - ткнул пальцем в звёздное небо молодык, попытавшись съехать на знакомую почву в разговоре. Попаданец вспомнил, что зовут его Иосифом и, вроде бы, он из поповской семьи. - Там не может быть ошибок!
- Ошибок не может быть только у Господа нашего! - жёстко, повысив голос, ответил Москаль-чародей. - А люди, даже святые, ошибаться могут, да ещё как! Ты что, жития святых не читал?
- Читал! Эээ... - попёнок явно был свой, православный, не прошедший школы ведения дискуссий у иезуитов и легко сбившийся под пронизывающим взглядом страшного колдуна.
- Так если находят кости, значит, раньше водились звери, их оставившие?
- Но говорят, что это кости великанов...
- Говорят, что кур доят. Ты и этому веришь? Откуда неграмотному хлопу, нашедшему в земле необычные кости, знать, кому они принадлежат?
- Так видно же! - поддержал товарища один из молодых охранников, попаданец ещё не успел запомнить его имя. - Человечьи кости от коровьих завсегда можно отличить!
- Человечьи от коровьих можно, - не стал оспаривать это заявление характерник. - А вот великаньи от допотных звериных... ты в жизни сколько великанов встречал?
- Яяя... великанов?.. Нуууу...
- Да, ты. Чего занукал, вроде никого не запряг?
- Ну... не встречал я великанов.
- А допотопных зверей сколько видел?
- Ну, ой, не видел. Так вон Йоська... - совсем смутился второй дисскутант. Товарищ, на защиту которого он горячо встал, уже сообразил, что переспорить Москаля-чародея не удастся, а вот словить неприятность, его разозлив, очень даже можно. Поэтому постарался прикинуться ветошью и уже сильно жалел, что занял такое почётное и удобное место от характерника невдалеке.
- Великанов не видел, допотопных зверей не встречал, а спорить о них лезешь, - додавливал противника Аркадий.
- Так... Библия...
- Святое письмо до нас не полностью могло дойти. Пожары, нашествия язычников, чума... Во-вторых, я их своими глазами видел.
- Великанов?.. - с благоговейным ужасом раздалось из темноты.
Москаль-чародей аж головой закрутил.
- Да нет, не настолько я старый. Их ведь ещё в допотопные времена изничтожил господь. Кости зверей, коих ныне нету.
- Большие?.. - с восторженным придыханием поинтересовался тот же голос.
Аркадий полез чесать затылок, вспоминая виденные по "Дискавери" кости Аргентинозавра.
- Да уж не маленькие. У нас сейчас в таборе нет ни одного воза, который смог бы выдержать хоть одну из самых крупных костей того зверя. От древности они окаменели, тяжёлые стали.
В общем, религиозную дискуссию на тему существования допотопных животных попаданец выиграл вчистую и мог после этого рассказывать и о диплодоках с бронтозаврами, и тиранозаврах с гигантозаврами.
Невозможно трепаться каждый вечер одному. Свои истории рассказывали и другие путники. О колдунах, кладах, и волшебстве. Многое из услышанного Аркадию приходилось уже читать в народных сказках. Он и сам рассказал пару пришедших на ум сказок. Немного погодя зашёл спор о летании. Никто не спорил, что человек может полететь. Но тот же Иосиф озвучил тезис, что Господь судил человеку ходить по земле, значит, полететь он может только с помощью нечистой силы.
- Да нет, ребята, - опять не согласился Москаль-чародей. - Господь не дал нам крылья, зато наделил нас умом. А с его помощью и без всякой нечистой силы или колдовства можно полететь.
- Как, полететь? - не смогла скрыть удивление Мария. Она большую часть вечеров помалкивала, внимательнейшим образом всех слушая. Прежде всего - собственного супруга. Наличие в таборе сразу нескольких женщин (помимо Марии и её служанки, здесь были жёны трёх учёных) весьма благотворно сказывалось на нравах. Молодые люди стремились распушить перед особами противоположенного пола хвосты, как павлины перед павами, и большинство мужчин следило за внешностью куда тщательнее, чем в чисто мужской компании.
- Легко, - улыбнулся её муж. - Для этого нужно иметь несколько бамбуковых хлыстов, это дерево такое - вдаваться в подробности о принадлежности бамбука к травам он посчитал излишним - очень прочное и лёгкое, потому что пустое внутри. И большой кусок прочного шёлка. Бамбук складываем треугольником, греческой буквой Дельта, - он составил соответствующим образом кисти рук для наглядности, - потом крепко-накрепко прикрепляем к нему шёлк, снизу делаем маленькие качельки, и можно лететь. И называется такое крыло дельтапланом за схожесть с сей буквой. Спрыгнув с горы - это всё же не птица, сам дельтаплан вверх не полетит, крыльями махать он не может.
- А... спрыгнув с горы... - разочарованно протянул кто-то.
- Да, спрыгнув с горы, в Крыму подходящие есть.
- Так если он только вниз может лететь...
- Кто сказал, что только вниз?! - не стал скрывать раздражения колдун. - Вы хоть раз видели, как парит в небе орёл?
- Так то ж орёл, у него крылья.
- Когда он парит, то иногда очень долго ими не машет, просто расправит и висит, будто на воздух опирается. Так и дельтаплан может опереться на воздух и летать очень долго, забираясь иногда на высоту, где кроме орлов никого нет. Его воздух горячий, что от земли вверх идет, поднимает. Из-за этого и неприятности случались. Увидит орёл рядом кого-то, думает, что на его терр... в его владения другой орёл залетел, и бросается драться.
- И что?.. - явно очарованный рассказом молодык Хведько.
- Драпать приходится. Срочно спускаться вниз. Орёл птица серьёзная, может и порвать шёлк в клочья. Сами понимаете, что случится с человеком, упавшим с высоты в две-три версты.
- Ох, так высоко...
- Наверное, можно бы и выше, но там уже тяжеловато дышать, воздух разреженный.
Рассказ понравился всем, но на двоих произвёл особенно сильное впечатление. Хведько решил для себя, что как добудет славу и разбогатеет, обязательно сделает дельтаплан и полетит. А Мария окончательно убедилась, что вышла замуж за очень непростого человека. Она почувствовала, что муж не выдумывает, вероятно, и сам мог летать на этом дельтаплане.
С утра же табор продолжил путь на восток. От готовившихся к великой битве в относительно мирные земли.
Аркадий отдавал себе отчёт, что в казацком войске и без него найдётся кому воинов в битвы вести, причём куда более умело. Пожалуй, единственное, в чём Вольная Русь не испытывала нужды, так это в талантливых, даже выдающихся военачальниках. Скорее здесь был их избыток, совсем не безобидный. Не имевшие возможности прорваться наверх, большинство атаманов были людьми амбициозными, они начинали плести интриги против тех, кому добраться до заветной булавы удалось. А от таких интриг до прямого предательства всего один шаг.
"А и без предательства может кисло обернуться. При первой же неудаче поднимет какой-то харизматик мятеж, такая каша заварится... миллионам придётся расхлёбывать. Вот и радуйся после этого, что полками потенциальные командармы командуют. Хорошо, кстати, их в бой водят, но попробуй, угадай где полыхнёт. Ведь казаки привыкают идти за конкретной личностью, доверяют ей, могут и на бунт по привычке за любимым атаманом пойти. И как от такой опасности уберечься, один бог знает, однако почему-то сведениями не делится".
Всё рано или поздно кончается. Подошло к завершению и путешествие из Чигирина в Азов. Аркадий и сам не ожидал, что так обрадуется, увидев Дон. Родился-то и вырос совсем у другой великой реки.
"Надо же, успел к новому месту жительства прикипеть душой. А ведь атаманы уже намылились переводить столицу в порт на море, только сомневались, в Анапу, выкупленную у местного племени, или в Кафу. Думаю, переберутся всё-таки в Кафу, кавказское побережье ещё долго неспокойным будет. Вслед за ними и мне переезжать придётся. Выпускать из виду их не стоит, может от какой глупости удастся предостеречь, да прогрессорство легче проводить".
В отличие от других городов, Азов располагался не на правом, а на левом берегу, на возвышенности. Переправившись на гребном плоскодонном пароме, Аркадий дождался окончания перевозки через реку всего обоза и уже в сумерках въехал в город. Большую часть охранной сотни пришлось оставить вне стен города, они стали лагерем неподалёку от Дона. Тащить в свой двор полторы сотни людей и более трёх сотен лошадей, да с обозными телегами было бы вопиющей глупостью. А пытаться напрягать Калуженина и его помощников на ночь глядя, для размещения собственной охраны и помощников по чужим домам, означало нарываться на длинный и аргументированный посыл по известному сексуально-пешеходному маршруту.
Кто-то видно стукнул ребятам о въезде в город хозяина дома, к моменту появления Аркадия у ворот они были уже отворены, а все остававшиеся здесь его обитатели собрались во дворе. Хозяина встречали с радостью, насколько он мог судить по их лицам, но главное внимание присутствующие уделили его молодой супруге. Марию этот всеобщий интерес не смутил, скорее он её оживил, придал сил. Молодая женщина просто расцвела, как цветок под солнечными лучами. Но радость радостью, а дорога всех путников прилично вымотала. Поэтому попытку джур затеять пирок попаданец пресёк. Пообещал рассказать о своём путешествии завтра и отправил всех устраивать новоприбывших, солнце-то уже зашло. Так что с женой, джурами и имевшими в Азове жильё охранниками в доме и дворе размещались уже затемно, при свете керосиновой лампы и лучин. Наскоро перекусив, завалились с дороги спать.
С утра, поев наспех всухомятку, отправился к Петрову. Известить его об увеличении своей свиты, рассказать о случившемся в путешествии и пригласить в гости для знакомства с молодой женой. Да и самому местные новости стоило разузнать, наверняка здесь случилось за время отсутствия Аркадия немало интересного.
"Хорошо, хоть по городу таскать за собой сразу сотню телохранителей не имеет смысла. Вражеских отрядов в новой столице донских казаков ожидать не приходилось, а для убийцы-одиночки количество лбов за его спиной значения не имеет. Кстати, ребята молодцы, теперь и поверх оград поглядывают, опасаются повторения стрелковой засады. В общем-то... вряд ли именно те гады будут так повторяться, но ведь до такого и кто-то другой додуматься может. Так что однозначно молодцы. А насчёт тех уродов, боюсь, подсказку их заказчику я сам и дал, рассказывал об убийстве Кеннеди по пьяни нескольким атаманам из числа самых проверенных, здесь до подобного изыска вряд ли сами додумались бы".
Привычно поздоровавшись с ошивавшимися на базу (во дворе) петровскими джурами, поговорил немного с ними, о его женитьбе все уже знали и жаждали узнать подробности. Пришлось останавливаться и вкратце излагать подноготную невесты, её происхождение и возраст. При отсутствии средств информации тогда такие рассказы весьма ценились.
Наконец, отбрехавшись, Аркадий пошёл в дом. Петров по обыкновению заседал в своём кабинете, естественно, не один. В горнице традиционно было накурено до потери видимости и способности некурящего человека в такой атмосфере дышать. У вошедшего попаданца даже глаза стали слезиться, а в горле запершило. С некоторым напрягом он узнал, помимо хозяина, среди присутствовавших ещё двоих: Кошелева, оставленного Татариновым за себя главным на всю землю Донскую, и пожилого Трясилу, бывшего гетмана и сечевого атамана, а сейчас главу Темрюка. Фактически здесь присутствовали все самые влиятельные из не пошедших на Польшу политиков.
- Здорово дневали! Хотя, если и дальше таким дышать будете, - попаданец демонстративно помахал перед лицом рукой, - недолго это будет длиться. Поздыхаете же от такого воздуха!
- Кх-кх-кх-кх!.. - тут же зашёлся в приступе тяжёлого кашля Трясила. При этом он заметно и сквозь дымную пелену покраснел и стал задыхаться.
- Да откройте же, наконец, окно! - скомандовал Аркадий, видя, что атаману очень нехорошо.
В окнах Азова тех лет быстрое проветривание вообще-то предусмотрено не было, но в резиденции городского атамана уже стояли рамы с прозрачным (относительно) стеклом привычного для горожан двадцатого века вида. Попаданец озаботился подобным девайсом в собственном доме, многие состоятельные азовчане также захотели иметь такое новшество. Осип подскочил к окну и открыл настежь сначала внутреннюю, потом внешнюю рамы. В комнату ворвался свежий воздух.
Увы, состояние Федоровича улучшалось далеко не с такой же скоростью, Аркадий даже стал опасаться, что его хватит инфаркт или инсульт. Правда, непонятно, почему он сопровождается таким бухыканьем? И что делать в таких случаях, он не знал. Среди прочего попаданец не был врачом. Но какой смыл жалеть о том, чего нет и не будет? Слава богу, знаменитый атаман не умер, а начал приходить в себя.
- Бисов чаклун (колдун)! - слабым голосом, но энергично обрушился вдруг Тарас на попаданца, хотя прекрасно знал, что его характерничество... условное, мягко говоря. - Щоб тэбэ перервало та й гэпнуло! Хто тэбэ за языка тягнув? Лэдь не вмэр (Чуть не умер).
- А я причём?! - искренне возмутился Аркадий. И невольно сам перешёл на украинский. - У хати хто накурыв, я чи хто?
- Та колы (когда) козаку выкурена люлька заважала (трубка мешала)?
- Люлька?!! А може, пьять-шисть? Та ще сусиды так понакурылы, що здоровому тут дыхаты ничим!
Трясило смутился, видимо, Москаль-чародей точно угадал количество выкуренного. И попаданец продолжил словесное наступление:
- Я же тебе, Тарас, давно говорил, что курить надо меньше. Яд это курево. Здоровому его легче переносить, а человеку немолодому, много раз раненому, с кучей хворей, лишняя выкуренная трубка может жизни стоить.
- Та скильки в моему вици (возрасте) у житти радостей? Що ж, и от куриння зовсим видмовлятысь (отказываться)?
Аркадий вздохнул. Вроде бы где-то давно читал, что резкое прекращение курения - сильнейший стресс, могущий и к печальным последствиям привести. Чего очень хотелось избежать, Тарас Федорович получил кличку Трясило за чрезвычайно удачные набеги на турецкое побережье, которое именно после регулярных визитов много лет подряд Сагайдачного, а потом Тараса стало совершенно безлюдным. Подданные одного из могущественнейших повелителей мира боялись селиться вблизи Чёрного моря. Терять такого специалиста не хотелось.
- Нет, совсем не бросай, но старайся курить понемногу и нечасто. Кстати, а чего это ты так раскашлялся? Раньше я за тобой такого не замечал.
- Та продуло, колы сюды по морю з Темрюка шли. Оно ж и було не дуже й холодно... а чомусь продуло.
- Тогда... закройте окно, чтоб он совсем лёгкие не простудил. Слушай, Тарас, потом загляни ко мне, посоветуемся, как твоё здоровье поправлять. Осип, - обратился уже к азовскому атаману, - со мной пришло больше сотни человек, нужна помощь в их устройстве.
- Шо, новых помощничков привёз?
- И помощников, и охрану мне увеличили. В Чигирине какие-то гады ползучие стреляли в меня, Хмель настоял, чтоб я до Азова не только с учёными людьми и женой ехал.
- Добре, обустроим всех. Жинку-то когда казать будешь?
- Да хоть сегодня и заходи. И всех присутствующих приглашаю. А чего это здесь так бурно обсуждали?
- Вот, Хвядорович от черкесов дурные вести привёз. Бяда там.
- Что за беда?
- Бесленеевцы выждали, пока наши союзники оттедова уйдут на Польшу, и вместях с упрятавшимися тама ногаями на земли ушедших напали. Да и мамелюки немалой силой на занятые нами сёла пошли.
Собиравшийся быстренько решить свои дела и отчалить домой, на обустройство новых помощников Аркадий понял, что придётся задержаться. Он присел рядом с пожилым атаманом, постепенно приходившим в себя после непонятно какой болезнью вызванного приступа. Именно ему и задал вопрос: - Что, совсем у вас там худо?
Старик - хотя был он старше попаданца всего на девять лет, но выглядел с точки зрения человека из двадцать первого века именно глубоким стариком - посмотрел на Аркадия уставшим взглядом и привычно потянулся к трубке. Потом, видимо, вспомнив произошедшее недавно, прокашлялся и с явственно заметной досадой сунул курительный прибор в карман. Поморщил лоб и, наконец, произнёс слабым, но уверенным голосом: - Не скажу, що зовсим, но... плохо.
Рука у Тараса опять было потянулась к трубке, он с некоторой задержкой пресёк это поползновение и, не зная, куда деть ставшие вдруг непослушными верхние конечности, сцепил пальцы обеих.
- Продыху не дают, чёртовы черкесы. Отсеяться наши - хто в бывших мамлюкских сёлах поселился - отсеялись, а вот присмотреть за посевами не могут. Вокруг бисовы уорки так и шныряют. За стены выйдешь - мигом полонят и на продажу потащат.
- Неужели их так много?
- Да... не те щоб баг... много, розвидка прознала, что с тыщи дви бесленеевцев и ногаев прийшло, да к ним с тысячу натухаевцев местных прибилось.
- Так у вас же там казаков раза в четыре больше осталось!
- Так, осталось, - согласился Федорович. - Може, и в пьять раз. Только и черкесы не дураки. Раз нами битые, они на большую битву не идут. Знають бисовы диты, що розобьемо их вщент. Скачуть по лесам невеликими отрядами да исподтишка нападают. В спину бьют. Наши козаки привычные к степи, в лесах хужей цих клятых... - атаман расцепил руки и махнул в досаде правой, не закончив предложения.
- Ихние это леса, - поддержал Трясилу Калуженин. - Оттого и бьют они там нас. Опять-таки, выучка у поганых лучшей нашей.
Проблемы, возникающие у стороны, столкнувшейся с массовым партизанским движением, Аркадий представлял не понаслышке. Читал много о таком, сам в Чечне сталкивался. Пришлось без всякого гипноза поднапрячь мозги, ища способ решения возникшей проблемы.
- А тут ещё Мурка нас подвёл! - продолжил рассказ Федорович, опять сцепив пальцы рук замком. - Привёл на помощь пятьсот всадников и повёл их в атаку на три сотни черкесов... кх!.. кх!..
В рассказе атамана возникла пауза, а на его лице Аркадий заметил гримасу боли, наверное, ему даже вспоминать об этом случае было крайне неприятно.
- Да... чем он думал?.. В общем, схлестнулись насмерть, только наши были без брони и на ногайских лошадках, а черкесы в кольчугах на кабардинских скакунах... чуть больше пятидесяти козаков из той рубки воротились, остальные там и головы сложили. Вернись Мурка... - в голосе старого пирата прорезались злость и ненависть. - Сам бы его на осине вздёрнул!
В комнате снова повисла тишина, практически все присутствующие имели среди погибших знакомцев, а то и родню.
- Эх!.. Правда, и из черкесов там более половины сгинуло, добрые молодцы с Муркой в поход пошли. Только... кх!.. кх!.. кх!.. по окрестностям весть об ИХ великой победе пошла. Боюсь, многие из боявшихся казацкой силы после того, к бесленеевцам пришло, ещё больше придёт, ежели укороту им не сделаем.
- Второй день головы ломаем, всё не можем измыслить, как от сей беды избавиться? Основные-то силы наши в Польшу пошли, вернутся нескоро. Как до их возврата продержаться? - вступил в разговор и исполняющий обязанности главного атамана Кошелев.
- И что надумали?
- Соберём казаков в большой табор и будем изничтожать вражьи аулы по очереди, один за другим. Небось еду вороги не из беслеевщины возят, да и отдыхают между набегами на нас не в далёких горах.
- Это вы правильно придумали! Лишить врагов помощи здесь. Но неужели нельзя союзников из черкесов к делу привлечь? Они ж обычно друг дружку лютей всего ненавидят.
- В том-то и беда, - ответил Аркадию Петров. - Все, кто к нам склоняется, на Польшу пошли. На некоторых те же бесленеевцы напали, или другие какие "добрые" соседи. У них, наших союзников, сейчас одна забота - свои городки и сёла оборонить.
- Ни за что не поверю, что у правителя Кабарды, Шо...Шове... чёрт бы побрал эти черкесские имена! Так у него наверняка несколько сот уорков для помощи нам найти можно. За ним ведь должок за помощь в борьбе с кабардинскими князьями имеется.
- Если христианства не примут, так в ад точно попадут! - поддержал попаданца Трясило. - Только ведь бесленеевцы ближайшие родичи кабардинцев, они не в такие уж давние времена из Кабарды переселились. Пойди правитель на них войной, у него под боком опять гиль (мятеж) начнётся.
- Однако натухаевцы-то ему не родичи?
- Натухаевцы? Хм... не близкие... кх!.. кх!.. уж точно.
- Тогда срочно пошлите к нему за помощью против натухаевцев. Пусть не только верных уорков, но прежде мятежных сюда шлёт.
- Зачем-то, гилёвцев (мятежников)? - удивился один из молодых атаманов, до этого почтительно молчавший.
- Гиль они в Кабарде против своего князя затевали, а здесь им все чужие. Однако в поход на Польшу из нашей помощи Шевенугко они не пошли. А пограбить-то хочется наверняка! Думаю, большинство с радостью согласится помочь, враждебные нам аулы на дуван пустить. А там сами не заметят, как с бесленеевцами сцепятся. Те ведь нашим врагам помогать в бою будут. И очень важно привлечь на свою сторону те аулы, которые ещё сомневаются. Закупками у них зерна и мяса, приглашением вместе пограбить соседей, для черкесов это дело привычное.
- В спину не ударят? - засомневался осторожный Кошелев.
- Могут и ударить, если неосторожно задом к ним повернёмся. Придётся с ними быть особенно осторожными. Однако если удастся их привлечь, то следующим летом в уничтожении бесленеевцев будут и кабардинцы участвовать. А гнобить бесленеевцев придётся, иначе они нас вырежут. И другим наука будет, десять раз подумают, прежде чем на казацкие сёла нападать.
* * *
Молодая жена знаменитого колдуна фурора в донской столице не произвела. Многие были разочарованы её "солидным" возрастом.
- Девка-перестарок! - возмущались одни. - Непонятно, куда он смотрел, когда её выбирал? Или спьяну предложение сделал, а потом отступиться побоялся, всё же родичка Хмеля.
- Действительно! - поддакивали другие. - При его-то достатке и знакомствах мог бы на двенадцатилетней юнице жениться. А он в дом старуху ввёл.
- И на рожу совсем не красавица! - поддерживали неприятие представителей сильного пола местные красавицы. - Да и фигура... не туда и не сюда. Не юная девица, не зрелая женщина. Здесь каждая вторая не хуже, а остальные - много лучше! Может, заколдовала она его? И на старуху бывает проруха, и на колдуна, наверное, имеется особое колдовство.
- Чем это, интересно, ему наши казачки не угодили, что он со шляхтянкой связался? - возмущались третьи. - Наши-то девки правильные, уважительные, своё место в доме знают, на улице мужчинам дорогу уступают. А эта... ходит, задрав нос, да с охранником впереди. Ей богу, нарочно бы перешёл дорогу и вышел этой чванливой бабе навстречу, да с охранниками колдуна связываться неохота. Мигом голову задом наперёд свернут и скажут, что так и было!
- Ясное дело, у них с простыми людьми разговор короткий! - поддерживали их четвёртые. - Только если уж захотелось ему знатной жены, то чего он себе черкесскую княжну, магнатскую или даже султанскую дочку не взял? Ведь все знают, что по ночам филином оборачивается и куда хочет может залететь, что захочет взять.
- Не... это не он в филина превращается, другой характерник. А его по ночам чёрт в любое место по желанию носит, причём невидимым. Откуда, думаете, у него такое богатство?
- Да зачем ему на чёрте летать, если он волшебное слово знает, любые клады, самые что ни на есть глубоко зарытые, может отыскать. А чёрт ему помогает их безнаказанно взять, на себя проклятья принимает!
В общем, понести может не только отдельно взятого Остапа, но и сплетников целого города, а потом и края. Причём, распространяясь, слухи разрастались и мутировали похлеще, чем крысы в неумело написанной постапокалиптике, принимая совсем удивительные и причудливые формы. После их расползания и мечты о незаметности для Аркадия остались в прошлом.
Зазванный в гости Трясило внимательно выслушал советы об употреблении кумыса и мёда, пообещал обратиться к знахарям для консультаций по поводу его хворей. Однако неожиданно сильно возмутился, когда заметивший потребность старого атамана вертеть в руках трубку попаданец посоветовал ему завести чётки.
- Я что, иезуитский выкормыш?!! - резко выразил протест таким предложением Федорович. У него почему-то чётки однозначно ассоциировались именно с католичеством. - Я тебе не папист проклятый!
С немалым трудом и помощью ездивших на богомолье в православные монастыри казаков Аркадию удалось убедить престарелого пирата в полной православности чёток.
Война.
Апрель-май 1639 года от Р. Х.
Пока Аркадий пытался наладить семейную жизнь и продолжить двигать прогресс, почти со всех сторон бушевала война. Исключением был север, где Россия и Литва не воевали, а только готовились к битвам и осадам. Радзивиллам удалось пригасить восстания селян, но ненависть ограбленных и униженных людей никуда не делась и ждала только возможности выплеснуться.
Приезжавшее от Хмельницкого тайное посольство договорилось с магнатами о нейтралитете между Малой Русью и Литвой. Гетману не хотелось воевать на два фронта, Радзивиллам мечталось о независимости, впрочем, объявлять об отделении от Польши они не спешили, слишком уж шляхта против такого шага была настроена. Зато фактическое предательство своих польских собратьев устроило большинство, подставляться под набеги калмыков, казаков и черкесов желали ОЧЕНЬ немногие. Жаждавшие помахать саблей ехали выполнять свой долг перед королём в частном порядке. Армия Литвы сосредоточилась на востоке и юге государства для защиты страны от возможной агрессии. Приказы из Варшавы игнорировались.
Вернуть Смоленск было идеей фикс Михаила Романова, но пока он, несмотря на вдохновляющие речи монахов, юродивых и некоторых царедворцев, воздерживался от похода на Литву. Уж очень в плохом состоянии были финансы государства. Как это ни смешно звучит, но прекращение татарских набегов и возможность освоения плодородных чернозёмов только истощили казну. В новые земли приходилось нешуточно вкладываться, а отдача от них была пусть и ближней, но перспективой. Государь всей душой рвался на запад, на освобождение древних русских городов, однако был вынужден считаться с реалиями. Денег на войну в этом году собрать не удавалось, а налагать на и без того измученное податное население новые налоги означало заведомо подстрекать их к бунтам.
Однако инспирированное казацкой разведкой давление на него монахов продолжалось. Смерть одного за другим двух сыновей произвела на верующего и любящего семью человека очень тяжёлое впечатление. Шепотки, что бог требует вызволения из-под богомерзкой власти папёжников православного люда, оказывали всё большее влияние. Если бы не присущая ему ответственность, уже весной пошёл бы на ворога. Государь всё больше стал уделять времени молитвам и посещениям монастырей, старался чаще прикладываться к святым мощам. И ждал вестей о битве поляков с казаками.
Уход большей части калмыков из приволжских степей снял страшный пресс давления на яицких казаков. Хотя мелкие стычки с оставшимися там калмыцкими пастухами продолжались, да кочевавшие невдалеке казахи в белых и пушистых ягнят превращаться не спешили.
Гребенцы продолжали войну на уничтожение с кумыками и принявшими ислам окотами в союзе с другими окотскими племенами. Но уже не за существование, а на изгнание врагов прочь. Однако даже многочисленные победы и отсутствие единства среди них не делали эту задачу лёгкой. Уж что-что, а защищаться от более многочисленных и лучше вооружённых противников те, засев в горных селеньях, умели очень хорошо.
Активизация недругов в Черкессии не была для донских атаманов совсем уж неожиданной, но, тем не менее, размах военных действий застал их врасплох. Донцам пришлось поначалу вместе с союзными черкесами обороняться. И только атаки на проявившие враждебность натухаевские и мамелюкские селенья, для выдерживания артиллерийского обстрела малоприспособленные, изменили ход противостояния. Правда, о мире на этой земле в ближайшее время можно было только мечтать.
Грандиозное сражение произошло на юго-западе Анатолии. В смертельной схватке сошлись войска двух претендентов на султанский трон, Ислама Гирея и Ахмеда Халебского. В битве приняли участие около трёхсот тысяч воинов, дравшихся друг с другом с предельным ожесточением, невзирая на единоверие, родство и прежнюю дружбу. Долгое время её исход был неясен, однако к вечеру лучше подготовленные профессионально янычары и сувалери (конники оджака) сломили сопротивление армии Ахмеда. Причём первыми побежали, подставив спины под удары, мамелюки, согласившиеся драться под знаменем претендента из Халеба. Вслед за ними дрогнули и ополчения племён, были смяты, выброшены из тележного укрепления пехотинцы... настала пора лёгкой конницы Гирея. До темноты ногаи и крымские татары преследовали бегущих, помогая собрать смерти обильную жатву.
Однако сам Ахмед и его приближённые сумели спастись и успели позже укрыться в хорошо укреплённом, снабжённом припасами для выдерживания длительной осады Халебе. Сдаваться Исламу они отказались. Пришлось Гирею разделить войско на две части. Основная осадила вражеское гнездо. Другая, состоящая только из конницы, принялась приводить к присяге прежде служившие другому претенденту на трон провинции. И, что ещё более важно, собирала продовольствие для осаждающей армии. То, что у сирийских и египетских феллахов не было лишнего зерна, а у вынужденно поддерживавших Ахмеда бедуинов излишков скота, никого кроме ограбляемых не волновало. Не участвовавшие в боях с войском Гирея друзы, евреи и марониты отделались финансовыми потерями.
Не имея средств для продолжения войны, Ислам объявил, что даст привилегии на торговлю в халифате только тем странам, которые согласятся внести в султанскую казну большие суммы. Оговорив, что венецианцы могут не беспокоиться, после наведения порядка он сметёт их проклятый город с лица земли. Голландцы, англичане, французы после некоторого колебания деньги выплатили, а Венеция, не имея шансов на мир, оккупировала Морею, южную часть Греции. И дала добро греческим пиратам с островов на тотальный грабёж побережья Малой Азии. Западный и южный берега этого полуострова стремительно стали равняться в безлюдности с северным, давно опустошённым казаками.
Был у этого безобразия ещё один подтекст. Европейцы привыкли к большому постоянному потоку дешёвых рабов из Руси и Черкессии. Полное прекращение людоловства на Руси, переориентация черкесов на вывоз пленников в Россию и Персию болезненно сказались на состоянии галерных флотов сразу нескольких западных держав. Греки, отлавливая турок, таким образом сразу получили выход на ёмкие рабские рынки. Даже Ришелье, делавший ставку именно на турок, вынужден был "не замечать" турецкого происхождения новых галерников.
Валашский господарь, как и обещал, пошёл на юг. Первым делом он согнал кочевья буджаков из Добруджи, потом без особых хлопот захватил Македонию и северную Болгарию. Не встретив серьёзного сопротивления, он немедленно начал укреплять горные перевалы и уже с интересом посматривал на Болгарию южную (аппетит приходит во время еды), пока ограничиваясь приглашением тамошним жителям переселяться на пустоши у него. Обещая длительное освобождение от налогов и защиту от набегов.
Трансильванский Ракоци полностью захватил все венгерские провинции, бывшие под властью осман, присоединил к ним немалые территории, заселённые сербами, и начал присматриваться к венгерским землям, доставшимся Габсбургам.
Венеция и добровольно присоединившаяся к ней Черногория превратили почти всё восточное побережье Адриатического моря во владенья республики святого Марка. Мизерные гарнизоны, остававшиеся в тех землях от осман, серьёзного сопротивления оказать им не могли, да и не пытались. Неожиданно для себя, Венецианская республика выросла в размерах территории более чем в два раза и останавливаться не собиралась. Для неё жизненно важной была Левантийская торговля, запрет Ислама на участие в ней стал крайне болезненным. Оставалось нахватать побольше османских территорий для размена на возврат в Левант. Стремившийся отмыться от обвинений по соучастию в убийстве Мурада Османа Гирей всячески способствовал распространению слухов о вине в этом преступлении Венеции, поэтому на уступки дожу пойти не мог.
Империя, никого при этом не удивив, двигать войска на юг не стала. Фердинанд III и рад бы был выполнить обещание своего посла, но крах переговоров о мире с Францией и Швецией не давал ему такой возможности. Вторжение шведов в Чехию, а потом и номинально французской (всё более и более номинально) армии герцога Саксен-Веймарского в Баварию создавали реальную опасность собственно австрийской территории. Императору стало не до новых завоеваний, сохранить бы то, что раньше было. Упорство же в желании воевать таких опасных врагов уже начало понемногу расшатывать под ним трон. Ведь резко усилившийся и не скрывавший ненависти к австрийцам Ракоци мог в любой момент ещё более ухудшить обстановку для католического лагеря. В Вене унюхали запах приближающейся военной катастрофы.
Впрочем, неприятности сыпались не только на католиков. Большой отряд лисовчиков неожиданно предпринял дерзкий рейд через всю Германию и ворвался в юго-западные провинции Нидерландов. Казалось бы не представлявшие серьёзной опасности поляки и казаки прошлись по протестантским землям, как божье наказание, будто саранча из Святого Писания. Избегая столкновений с войсками, обходя укреплённые пункты, они даже не столько грабили, сколько жгли, громили и убивали, превращая местность вне крепостей в развалины и руины. Сосредоточенные на фламандском фронте голландские части не успели перехватить это вторжение. Даже опытные, много повоевавшие кавалерийские полки безнадёжно опаздывали в погонях. Разрушили и спалили лисовчики не так уж много, но унижение гордым голландцам нанесли немалое.
Понимая, что вернуться им не дадут, бандиты прорывались в союзную католическую Фландрию. Кинувшийся наперехват лидер Нидерландов Фредрик-Хендрик Оранский наблюдал через канал за уходом орды во Фландрию, когда какой-то лихой шляхтич или казак умудрился попасть ему стрелой в лицо. Не ожидавшие обстрела - расстояние для гладкоствольного ружья было слишком большим - голландцы позорно проворонили этот выстрел. Имевший возможность легко уклониться штатгальтер игнорировал полёт стрелы, за что и поплатился. В результате чего лидер непримиримых через три дня умер, страна получила болезненный щелчок от каких-то дикарей, в парламенте опять подняли головы совсем было усмирённые сторонники мира с Испанией.
Усложнение положения с продовольствием и финансами поставило правительство Людовика в тяжёлую ситуацию. Ришелье был вынужден пойти на драконовские меры по экономии бюджета. Естественно, среди первых пострадавших числилась западная армия королевства. В Париже уже осознали сомнительность принадлежности воинского соединения под командованием герцога Бернгарда Франции, из всех армий страны этой урезали бюджет в первую очередь, чтоб явно склонявшийся к присвоению Лотарингии командующий осознал необходимость подчинения королю.
Однако, ирония судьбы, министр-кардинал этим спас склонному к мятежу герцогу жизнь. Тот не стал, как было в истории, дожидаться полной концентрации и прибытия обозов, а как только спала распутица, двинулся с теми войсками, что у него были, в Баварию, таким образом счастливо избежав смерти от чумы.
А эпидемия этой страшной болезни началась во Фландрии, и без того разорённой длившейся многие десятилетия войной. Границ чума не признавала, пострадать от неё предстояло всем сторонам бушевавшей в Европе войны.
У Франции неожиданно резко ухудшилось положение на Аппенинском полуострове. После смерти герцога Савойского фактической правительницей в Савойе стала его вдова, сестра короля Людовика Кристина, женщина глупая и вздорная. Она быстро восстановила против себя население, а главным доверенным лицом сделала духовника-иезуита отца Моно. Он ей и насоветовал... В результате последовало почти всеобщее восстание, возглавленное двумя братьями покойного герцога, Томасом и Морицем Савойскими. Восстание было немедленно поддержано испанцами, армия маркиза Леганеса в начале апреля подошла к столице Савойи Турину. Немедленно взбунтовалось и население столицы, командующий небольшой французской армией кардинал Лавалет был вынужден укрыться в цитадели, с немалым трудом успев переправить сварливую герцогиню к французской границе.
В Англии гражданская война началась ещё раньше, чем ожидалось, однако протекала пока в историческом ключе. Король засел на севере собственно Англии, Шотландия фактически откололась, парламент овладел югом острова. Военные действия шли с преимуществом роялистов, противовеса талантливому полководцу принцу Руперту парламентарии ещё не нашли.
В Германии положение ухудшалось если не с каждым днём, то уж с каждой неделей наверняка. Причём для всех. И без того голодавшие наёмники начали вести себя так, что иначе как геноцидом местного населения это и назвать было нельзя. Изымалось всё, что можно было съесть, тем селянам и горожанам, которых при этом убивали, можно сказать, везло. Впрочем, озверевшие наёмники в казнях ни в чём не повинного мирного населения проявляли изуверскую изобретательность.
До урожая надо было дожить, а поля во многих землях никто и не засевал. Из-за чего, кто мог, бежали куда угодно, лишь бы выжить. Прежде всего - в Польшу, Пруссию и Литву. Из последней немалая часть беженцев, соблазнённая заманчивыми посулами, перебиралась в Малую Русь. Может, кто-то и в Великую поехал бы, специалисты там были в большой цене, но литовцы никого в Московию не пускали. Удушающая завеса от свободной торговли - путь через северные моря был уж очень долог и дорог - продолжала душить Россию.
Шведские армии севера смогли уцелеть только благодаря закупкам хлеба в Литве. Сама Швеция ни содержать, ни прокормить такое количество солдат не могла. Да и войско этой страны давно стало интернациональным, шведы составляли в нём меньшинство. Продавать хлеб врагам Радзивиллы решились, боясь, что из-за голода те придут за ним сами. В связи с возросшими продовольственными проблемами и без того агрессивная политика Стокгольма приобрела ещё более откровенно захватнический и грабительский характер. Огромная, вероятно, одна из лучших в мире шведская армия должна была грабить, чтобы выжить. Отбрасывая при этом все сантименты.
В Польше как всегда царил бардак. Сильно потерпевшие от погрома, учинённого разноплемёнными ордами в прошлом году, области юга страдали от голода, а на севере паны жили в своё удовольствие, то и дело затевая разборки с применением оружия. Попытка быстро соединить шляхетское ополчение с новосозданной кварцяной армией королю не удалась.
Собственно королевская армия была как никогда большой и сильной. Двадцать тысяч конницы, из них треть - гусария, радовали глаз и душу. Правда, качество восстановленных гусарских рот очень заметно уступало прошлым годам. Да и с конским составом появились проблемы, не везде успели укрыть табуны мощных и быстрых коней. Немалая часть гусар оседлала скакунов, подходивших скорее панцирным казакам, а последние так и вовсе на "почтовых" в войско явились.
Тридцать тысяч наёмников, причём большей частью отборных, из Германии, все с боевым опытом, составили костяк пехоты. Но зная о численности войска Хмельницкого, подозревая, что союзники его силы удвоят, Владислав выступать в поход только со своей армией не мог. А воеводские ополчения с пристойной скоростью собирались разве что на юге страны, где жрать было нечего, спешили перейти на королевское довольствие. В центре, даже вокруг столицы, энтузиазм был меньшим, на севере он совсем угас.
Испугавшаяся было при виде бесчинствующих вражеских орд шляхта теперь - отстирав штаны и шаровары - вдруг вспомнила об опасности захвата реальной власти королём и главенстве шляхетской вольности над всем прочим. Здравым смыслом и разумом в том числе. Опять на сеймиках звучало "Не позволям!", снова слышались обвинения в адрес короля, озвучивались подозрения о его стремлении стать абсолютным монархом, вопреки принципу "Царствует, но не правит". Именно под этим поводом не пошла под начало Владислава часть шляхты. Чем дальше, тем яснее становилось, что собрать четвертьмиллионную армию не удастся. И, как прежде, откровенно слабой была артиллерия поляков. Зато величина обоза вырисовывалась как невероятно огромная. Ведь каждый шляхтич норовил прихватить с собой кучу челяди, тащил перины, ковры, дорогую посуду... многие телеги тащили по четыре или шесть лошадей, хватало и возов, тащимых волами. Полной аналогии с бардаком на колёсах не было только из-за отсутствия девок. Они по традиции следовали за войсковым обозом.
* * *
В мутной воде удобно ловить рыбу. Польский бардак давал возможность пограбить, не вводя войска. Прежде всего - за счёт фальшивомонетничества. К этому времени несколько мастерских выпускали не только польские злотые, но и германские талеры, французские ливры, и всё это выплёскивалось на рынки Польши и Литвы. Учитывая, что и магнаты там баловались подобным делом, экономике Речи Посполитой наносился огромный вред. Фальшивое серебро заполонило рынки. Люди теряли доверие к платёжным средствам, причём не только местным. В глазах окружающего мира именно Владислав и владетели местных монетных дворов становились виновными в ухудшении их собственных экономик. Это уже привело к охлаждению отношений польского короля с тестем, императором Фердинандом, а поддержка поляков из Франции прекратилась полностью.
На очень дёшево обходившиеся Малой Руси деньги покупались вполне реальные и нужные товары. Правда, даже при шляхетских вольностях свинец везти явным врагам не позволили бы, как и гнать табунки рослых лошадей, давно запрещённых к вывозу. Однако Литва номинально по-прежнему входила в единое с Польшей государство, она готовилась к отражению московитского нападения, туда товары не только двойного назначения, но и откровенно военного проходили легко. А дальше вступали в действия тайные договорённости Хмельницкого и Радзивиллов. Они заключили договор о ненападении на три года и недопущении блокирования торговли ЛЮБЫМИ товарами. Богдану пришлось приложить титанические усилия на принуждение к соблюдению этого договора настроившихся пограбить и Литву атаманов. Открывавшаяся при этом перспектива добраться до сокровищ Кракова и Варшавы перевесила, все вменяемые согласились, а невменяемых отправили подкормить раков в Днепре.
Пока Владислав уговаривал панство сплотиться и пойти на злейшего врага конно и оружно, а шляхтичи обвиняли его в намерении ограничить их златые вольности, гетман взялся за окончательную ликвидацию вражеских гнёзд на русской земле. Один за другим сдавались на милость сильнейшего или брались штурмом замки, местечки и города Галиции и Волыни. В штурмах охотно поучаствовали и калмыки с черкесами, имущество и сами обитатели местечек, не сдавшихся добровольно, доставались победителям. Самая страшная участь ждала городки, взятые селянами, они и православных горожан часто убивали, считая врагами всех, кто носил городскую одежду, уж очень много обид и ненависти скопилось в русинских сёлах.
Как ни странно, но взятие города профессиональными воинами удачи, сечевиками или донцами, для горожан было более предпочтительным. Эти приходили за добычей, считая ею и горожан, которые не вырезались ими, а пленялись для последующей перепродажи. Тех же евреев выкупали их соплеменники в Европе для вывоза в Палестину, католиков-ремесленников охотно брал царь, вывозя их на Урал или в Сибирь, где катастрофически не хватало людей, особенно грамотных. За знать платили их родственники из Литвы или даже России.
Ещё легче было сдавшимся до штурма. Они расплачивались только имуществом, после чего могли выбирать маршрут следования сами. Исключения делалось только для униатов, мужчин, не желавших возвращаться в православную веру, продавали в Персию, женщины и дети вывозились в Россию, где насильственно передавались для перекрещения. Тогда казаки рассматривали униатов как предателей и в оставленном Аркадием мире в восстании Хмельницкого их щадили редко.
Такое ведение кампании дало возможность разделения войска на несколько частей, благо опытных командиров всех уровней хватало, и армия Вольной Руси проявила себя в полном блеске.
Даже мощные крепости, такие как Каменец-Подольский или Луцк, дождаться прихода польского войска не смогли, пали. В руках сторонников короля остались только несколько небольших, но очень хорошо укреплённых замков, гарнизоны которых из-за своей малочисленности никак не могли повлиять на предстоящее противостояние Вольной Руси и Польши. На восток потянулись обозы с награбленным добром и толпы пленников. Проблему с пятой колонной Богдан решил по-казацки, решительно и бесповоротно. Не считая её казацкой части. К сожалению, трудности с казаками и атаманами, склонявшимися к сосуществованию с Польшей, мечтавших о вхождениии казаков в шляхетское сословие, ему ещё только предстояло преодолевать.
Луцкое чудо
Волынь, апрель 1639 года от Р. Х.
Хмельницкий старался максимально полно воспользоваться задержкой выхода польского войска на Русь. Казацкие полки рассыпались по западным воеводствам Малой Руси, осаждая замки, города и местечки, ещё контролируемые поляками и их сторонниками. Одно за другим вражеские укрепления становились казацкими. Но даже в подобном удобном случае рассчитывать на взятие мощных укреплений Львова, Замостья или Луцка не приходилось. Каменец-Подольский взял Кривонос, благодаря тому, что оборона к моменту его появления под стенами была сильно ослаблена голодом. Оставлять для осады других сильных крепостей большое войско означало резко ослаблять армию, идущую на решительный, самый главный бой. А взять штурмом без огромных потерь было никак невозможно. Богдан отправил под эти города небольшие отряды - попугать местную шляхту, чтоб сидела тихо и не думала ударить его войску в спину. Однако Луцк неожиданно пал. Воистину чудом Господним. Естественно, что чудо совершил человек не простой, можно сказать, почти святой.
* * *
В неспокойные времена лучше сидеть дома, желательно под защитой крепостных стен с охраняющим их многочисленным войском. Дороги в Малой Руси превратились в очень опасное место. Однако жизнь продолжалась, и далеко не все могли последовать подобному разумному совету: не высовый носа из дома. Если у тебя по лавкам сидят малые дети, а денег на покупку для них еды нет или скоро могут кончиться, никуда не денешься, будешь рисковать. Молились (Яхве, Христу, святой деве Марии или Николе Чудотворцу...), но трогались в опасный путь.
Небольшой обоз вёз из одного поместья на севере Волыни в оголодавший Луцк зерно. Путешествовали в нём люди с самыми разными целями. Евреи-торговцы рисковавшие головой ради сверхприбылей, ремесленники, отвозившие лично свои поделки для обмена на хлеб и теперь возвращавшиеся с тем, что удалось выменять, селяне из того самого поместья надеявшиеся сбыть выращенный ими хлебушек не задёшево. Все надеялись проскочить в город до подхода с юга казацкой армии. Хлеб стоил дорого и дорожал, чуть ли не каждую неделю, при удаче можно было неплохо заработать. А для некоторых целью был не заработок, а спасение от голодной смерти своих близких.
Скрипели в чьей-то телеге плохо смазанные оси, тихонько, но вслух молился кто-то из возниц, негромко стучали по сыроватой ещё дороге копыта лошадей. Изредка слышались лошадиные всхрапывания, понукание замедлившего почему-то трусцу коня. В связи с близостью завершения путешествия у многих уже забрезжила надежда, что оно скоро закончится удачей. Кто-то подсчитывал грядущие (огромные!) барыши, кто-то мечтал увидеть радостные глазёнки своих вечно голодных деток. Пронесла нелёгкая, вроде бы, уберегла от встречи с одним из многочисленных "казацких" - на самом деле хлопских - повстанческих отрядов. Уж те миловать бы в обозе никого не стали. Однако Удача дама капризная и непостоянная, своим вниманием несчастных в этот вечер обошла.
Когда навстречу обозу выскочил большой отряд всадников, все люди в нём взмолились, чтоб это был отряд из Луцка, ведь скакали они именно по дороге оттуда. Но, увидев вблизи подъехавших, приготовились к самому худшему. И хотя в обозе было оружие, сопротивляться никто и не пробовал. Против сотен сечевиков - легко опознаваемых по отвратительного вида тряпкам, на них напяленным - могли выстоять разве что недавно прибывшие в город немецкие наёмники, причём в не меньшем числе. Торговцам и ремесленникам в чистом поле об этом и мечтать нечего. Разозлишь этих разбойников и умрёшь не быстро, от удара сабли, а на колу или ещё каким неприятным способом. Впрочем, они не понимали в тот момент всей величины своего счастья. Для профессиональных грабителей они были не ненавистными жидами, а всего лишь добычей, да ещё и одним из ключиков к Луцку.
При виде главаря казаков хотелось сразу полезть за припрятанными деньгами. Уж очень выразительно он выглядел. Хоть и невеликого роста и без саженного размаха плеч, но молитвенное настроение и понимание тленности мирских богатств пробрало сразу всех. Да... святой человек, особенно обвешанный оружием с ног до головы и имеющий за спиной три сотни головорезов, внушает правильное отношение к жизни куда эффективнее, чем обычный поп (ксёндз, раввин). Вероятно, именно из-за своей святости.
Вопреки ожиданию обозников их не начали сразу рубить на мелкие кусочки. Оглядев череду телег, он довольно улыбнулся (пусть и у кого-то возникла ассоциация с волчьим оскалом - так нехристи же!) и тут же отослал куда-то одного из своих заризяк. Всё с тем же "милым" выражением лица атаман обратился к продолжавшим готовиться к смерти людям:
- Ну, що, панове жиды, повсыралыся?
Хотя половина застигнутых была совсем не евреями, а христианами, причём разнообразнейших конфессий, уточнять этот факт пока никто не спешил. Ни униаты, ни католики, ни баптист и арианин, ни даже православные. Раз немедленной резни не последовало, ждали продолжения. А вдруг... пронесёт? Пусть сразу в двух смыслах. Штаны можно потом и застирать.
Выждав немного, Срачкороб продолжил:
- А дарма (напрасно)! Не будемо мы вас сьогодни вбываты. Але доведеться вам за це видробыты.
* * *
Началась же эта история несколькими неделями раньше.
- Пьятнадцать чоловик на сундук мерця!.. - старательно выводил Юхим, нимало не заботясь географическим и историческим анахронизмом исполняемой песни. - Йо-хо-хо, и бутылка рому!
Не колыхало это и других посетителей одного из шинков, выстроенных вокруг Сечи. Любой лыцарь имеет право петь всё, что ему хочется. И без пения знаменитого шутника в помещении было далеко не тихо. Да и полутемнота из-за лучинного освещения и густых клубов табачного дыма на интимную никак не тянула. Йоська Резник с помощниками выбивались из сил, обслуживая гуляющих вовсю сечевиков. Повсеместное изгнание евреев с Малой Руси его и хозяев других торговых точек, выстроенных вокруг крупнейшего в мире пиратского сборища, не коснулось. То есть пограбить их под выборы атаманов пограбили, но это были, можно сказать, плановые ограбления, заранее заложенные в цену товаров и услуг. Перспектива искать замену всем местным торговцам и трактирщикам никого здесь не вдохновила, поэтому чувствовали себя евреи, жившие рядом с гнездом антисемитизма, вполне комфортно. Приспособились.
- ... и дьявил доведе тебе до кинця!.. - продолжал Срачкороб пение украинизированного им лично варианта единственной слышанной от Москаля-чародея песни. Петь тот не умел, голоса и слуха не имел, но как-то раз в сильно весёлом состоянии вдруг вспомнил и проорал эту песню. Крайне немелодично, но слова Юхиму понравились, и он потом выжал из друга и точный текст и мелодию.
- Йо-хо-хо, и бутылка рому! - допел-таки песню, сильно сожалея, что в припеве не имеет поддержки. Но гулявшие с ним казаки уже отдыхали, кто привалившись к столу, а кто и под ним. Срачкороба же сжигала обида на несправедливость бытия.
"Жил себе, не тужил, и на тебе - в святости вдруг стали подозревать! Не было печали, черти накачали. За что?!"
Всеобщее внимание в такой форме, да с поклонением, ему категорически не понравилось. А тут ещё - друг называется - Аркадий наговорил обидных слов, думая, что именно Юхим с Иваном устроили ему подлянку с женитьбой. Отгуляв-таки на свадьбе, Срачкороб сбежал на ставшую родной Сечь. Где и практически поселился в шинке, благо денег у него было много, хоть топись в горилке, если блажь такая в голову придёт.
Пил он в эти дни так, будто торопился повидаться с теми самыми маленькими зелёненькими чёртиками, хорошо известными многим. Однако дьявол знает почему, но горилка брала плохо и настроения совсем не поднимала, сколько не выпей. Присоединившиеся к гульбе сечевики, свои деньги успевшие пропить раньше, поотключались, пришлось самому себя пением развлекать. Вот тут к его столу подошёл какой-то подозрительный тип. Тощий, сутулый, без свойственной воинам ловкости в движении и сабли на боку. Не казак.
- Здравы будьте, пане казак.
- И тебе не болеть!
- Вот услышал в вашей песне слово "ром", а знаете ли вы, что он ещё хуже горилки? Пил я его в Данциге.
Одному сидеть было совсем скучно, поэтому Юхим пригласил подошедшего присаживаться:
- Садись вон туда, как там тебя? - показал пальцем на освободившееся в связи с выпадением на пол тела занимавшего ранее место за столом, одновременно наливая из большого штофа новому собутыльнику горилки в чарку выбывшего.
- Наверное, Марек я, - с некоторым сомнением представился тот, говоря с заметным польским акцентом, и присел на лавку. Чарку он взял и немедленно залпом выпил содержимое.
- Ик! Как это - наверное? Ты что, забыл, как тебя зовут?
- Да нет...
Выяснилось, что Марек, сын разорившегося ремесленника из Кракова. Ранее бывший истово верившим католиком, он не захотел гнуть целыми днями спину над чужой обувью и принял постриг, стал монахом бенедектинцем. И был наречён Николаем, в честь знаменитого святого. Надеялся сделать там благодаря своему шляхетству карьеру*. Но монашеская жизнь ему не понравилась, и он, подсуетившись, сумел понравиться одному из видных иезуитов города. Слышал, что те живут нормальной жизнью, в монастырях не запираются. Бог знает, как сложилась бы его судьба там, ленивым людям с завышенными требованиями везде плохо, но покровитель неожиданно умер. Брата Николая отправили в Луцк, на помощь местной иезуитской общине, заканчивавшей возведение огромного храма.
Увы, и в Луцке его сомнительные, если не отсутствующие таланты не оценили и в начальство не продвигали, зато работой нагружать не забывали. Достаточно скоро обиженный Николай проворовался и сбежал с украденным подальше. В место, где, как он надеялся, отцы-иезуиты его не достанут, на Сечь. Правда, здесь, узнав подробности казацкой жизни, принимать православие и вступать в войско он не спешил. Трусоват был Марек-Николай, дома воином не захотел стать и здесь не торопился за саблю браться.
Явную гнилость подсевшего к нему субъекта Юхим рассмотрел очень быстро, но одному было скучно, вот и смирился с не подходящим для лыцаря собутыльником. Под рассказы о порочности бенедиктинцев и подлости иезуитов и вырубился после опустошения очередной чарки. Похмелялся уже в своей, казацкой кампании, а здесь и война подоспела, пришлось с выпивкой завязывать до поздней осени. Ох и плохо ему было... хотя до зелёных чёртиков допиться так и не удалось, как ни старался. Организм бунтовал против резкого вывода алкоголя из дневного рациона и отказывался принимать внутрь сколь-либо серьёзные порции любой пищи.
"И правда, что ли, стали меня опасаться? Вот будет смешно, если черти, наслушавшись баек обо мне, вообразят меня опасным колдуном...но если начнут мстить, будет совсем не смешно. Хотя после длительных попоек мне и раньше жрать не хотелось".
Васюринский курень Хмель отправил для зачистки - прижилось одно из словечек Москаля-чародея у казаков - маленьких местечек и замков на юго-востоке Волыни и запугивания укрывшихся в Луцке. Тысячи пехотинцев и полутысячи конников для взятия такой крепости заведомо не хватало, им такую задачу и не ставили. Возглавил курень имени самого себя Иван, передавший опять полномочия куренного заместителю и ставший наказным куренным. Из-за материальной ответственности куренной всегда должен был оставаться при курене и порученном ему для охраны имуществе. Учитывая наказание за пропажу любой мелочи, сдача и приём этого самого барахла проводилась самым тщательным образом, никакой аудитор не подкопается.
Уже выйдя в поход, Срачкороб вдруг вспомнил отрывок из беседы с незадачливым бывшим иезуитом, о существовании подземного хода прямо из построенного в центре собора за городские стены. Название собора у него из головы вылетело, но имея возможность тайно проникнуть в город... Он немедленно подъехал к другу, и тот тут же отправил его обратно, искать этого Марека-Николая.
Найти удалось быстро. В одном из шинков, не том, в котором они встретились. Был Марек опять пьян, да до того, что не соображал, без сознания за столом прикорнул. Пришлось заплатить за выпитое им. Дожидаться, пока очухается и расскажет, сколько должен шинкарю и должен ли вообще, не стали. Некогда. Юхим зло посмотрел на якобы расстроенного донельзя и готового вот-вот впасть в отчаянье работника общепита, сплюнул на грязный пол и отдал половину запрошенных денег. После чего приказал свои казакам, и они, взяв бывшего монаха под белы (точнее, грязные) руки, вытащили на улицу, привязали к седлу и так повезли, словно мешок с чем-то непотребным. Под вопли шинкаря о его скором разорении. Когда поляк вёрст через десять немного очухался, весьма удивился неожиданному изменению окружающей обстановки.
- А куда мы едем? - жмурясь на солнце, протирая глаза рукавом и озираясь с удивлённым выражением лица, спросил он. Произношение слов давалось ему с немалым трудом, покрасневшие глаза видели плохо, впридачу пьяницу заметно пробирала дрожь, несмотря на тёплую погоду. - Где это мы? Зачем вы меня везёте? - к концу в голосе страх прорезался.
Пришлось бедолагу успокаивать и объяснять, почему его болезного умыкнули, будто девку в горах. Соображал Марек плохо, но подтвердил, что да, заставили злые отцы иезуиты его, несчастного наблюдать за работой каменщиков из Баварии, выкладывавших подземный ход кирпичом. И что видел он там другие, построенные давным-давно, в том числе один, идущий далеко. Прошёлся по нему до самого конца, подумал, что в древних тоннелях и клад найти можно. Ничего не нашёл, но длину приблизительную запомнил, как и направление от Петропавловского кафедрального собора. Наружу, правда, не выходил, и места, где заканчивается, Марек не знал, собирался позже поинтересоваться тайком, да дела помешали, а потом и бежать от "проклятых папежников" пришлось.
Юхим хмыкнул себе под нос, из разговора ему запомнилось, что отречься от веры отцов бывший иезуит не удосужился, получается - сам себя проклятым назвал. Решил, заодно, проверить и сколько переплатил шинкарю, в том, что тот взял с него лишку - не сомневался.
- Марек, а сколько ты жиду задолжал?
- Какому?
- Да шинкарю, из заведения которого мы тебя вытащили.
Поляк задумался, пытаясь вспомнить, потом довольно улыбнулся:
- Да нисколько, меня казаки за свой счёт угощали.
Срачкороб сплюнул с досады.
- От кляте племья! Ну, вернусь, я ему!.. - прекрасно понимая, что ничего серьёзного сделать обманщику не сможет. Самое большее - заставит отдать деньги в двойном размере.
Промашка знаменитого шутника вызвала весёлое оживление среди казаков и весьма ехидные комментарии. Многим довелось становиться жертвой розыгрышей Юхима, теперь они спешили отыграться.
- Ага, не один ты на...вать умеешь!
- Это, наверное, он от своей святости опростоволосился!
- Точно! Не надо было с чертями ссориться!
Раздосадованному Срачкоробу оставалось только отбрехиваться, причём получалось это, бог знает почему, у него сегодня плохо.
А к вечеру не до шуток стало всем. Марек вдруг стал заговариваться, потом принялся ловить на себе тех самых маленьких зелёненьких чёртиков, до которых Юхим допиться этой весной не успел. Пришлось срочно останавливаться в ближайшем селении и лечить болезнь народным способом - выпивкой. Однако горилка поляку не помогла, у него началась горячка, и через сутки он покинул земную юдоль. Вряд ли направившись в рай - маловероятно, что Господу по душе ленивые и трусливые предатели.
Но скоропостижная кончина незадачливого перебежчика стала для казаков неприятным сюрпризом. Просить Хмельницкого о значительном увеличении выделенных ему сил на основании сомнительного рассказа пьяного иезуита Васюринский не решился. Отправился на Волынь только со своим куренём. И, первым делом, Иван проверил сведения переданные ему Срачкоробом. Не соврал покойник Марек! За что, может быть, с него на страшном суде хоть один грех снимут. Однако все казацкие и союзнические войска уже разошлись по назначенным им для зачистки местам. Перед Васюринским встала во весь рост труднейшая задача: с недостаточными силами взять мощную крепость или ограничиться выполнением задания и от штурма Луцка воздержаться.
Честно говоря, никаких сомнений Иван и его помощники не испытывали. Иметь возможность наложить лапы на такие богатства и не воспользоваться... это ж каким дураком надо быть? А риск... так в казаки его боящиеся не идут, или быстро в бесштанных (в самом прямом смысле этого слова) нищебродов там превращаются. Посоветовавшись, решили попросить помощи у местного населения, в городе была многочисленная, хорошо организованная православная община. Во избежание утечки информации, их известили о предстоящем событии в самый последний момент.
Для использования имевшейся у казаков конницы решено было в самом начале захватить и одни из ворот, для чего и был перехвачен обоз в Луцк возвращавшийся. Открывать тайный ход раньше времени не стоило, и возможность проведения по нему конницы была под вопросом.
Получилось всё на удивление удачно. Наёмников в Высоком замке удалось застать врасплох и после ожесточённого боя - немцы сдаваться не собирались - всех вырезать. Составлявшие значительную часть потенциальных защитников города евреи из-за стрельбы в центре, вместо того чтоб бежать на стены, укрылись в синагоге, построенной, как и все культовые сооружения за последнюю сотню лет, в виде крепости. Подобным же образом поступили многие из жителей католических кварталов, все монастыри, церкви, укреплённые дома вынуждали к сдаче по очереди, обойдясь имевшимися силами. Местные захотели устроить резню. Но Васюринский воспротивился, выдал им десятка два шляхтичей, в том числе и одного из Потоцких, около трёх десятков евреев, связанных с ростовщичеством и арендаторством, остальным предстояли дальняя дорога и тяжёлый труд. А вот пару Чарторыйских "отложили" для торговли с Литвой.
А по стране пошёл ещё один слух об очередном чуде, сотворённом блаженным Юхимом, провёдшим православное войско сквозь расступившуюся перед ними стену незаметно для папёжников.
* - Ещё с пятнадцатого века все ремесленники и купцы старой столицы Польши официально считались шляхтичами.
Жизнь как в опере
Азов, май 1639 года от Р. Х.
"Блин горелый! Будто в натуре в оперу попал. "Фигаро здесь, Фигаро там, Фигаро, Фигаро... там-тарарам!.." Причём именно в за...ю и за...ю, доставшую уже по "самое не хочу" арию, а не спектакль театра Сатиры с любимыми актёрами. Всем срочно понадобился крутой (пальцы растопыренные в дверные проёмы проходить мешают) колдун Москаль-чародей. И ладно бы по действительно важным делам звали, а то ведь чаще по пустякам тормошат, скоро, опроставшись, будут призывать на консультацию по подтирке задниц!"
Аркадий злился, хотя по большому счёту был неправ. К собственной заднице знаменитого характерника никто призывать не собирался, уж очень нехорошая слава о его проделках ходила в народе. Совершенно безосновательно, кстати, к дурным шуткам попаданец склонен не был. Вероятно, сказывалась известная всем дружба со Срачкоробом. "С кем поведёшься, от того наберёшься". Посему приглашали его по реально важным поводам. Другое дело, что ему самому волновавшие других проблемы казались незначительными или легко разрешимыми.
Трудностей у зарождавшейся промышленности казачьего края хватало. Да и не могло их быть мало. Всё возводилось с нуля, на пустом месте, при дикой нехватке специалистов. К тому же в казаки шли обычно отнюдь не любители научного поиска. Впрочем, даже нынешних учёных попаданец удивлял постоянно. А уж для этого места в этом времени самые привычные для человека двадцать первого века решения становились откровением или открытием. И ни разу не технарь, Аркадий часто легко находил выходы из положений, местным казавшихся неразрешимыми.
Вот и вынужден был целыми днями носиться по городу и его окрестностям на коне, в сопровождении нескольких джур и дежурного десятка охраны. На жаркое солнце, всюду проникающую пыль, изнуряющую усталость обращать внимания не приходилось. Иногда выматывался до неспособности выполнить супружеский долг. Опасности - а исполнителей и организаторов последнего покушения так и не нашли - вообще выводились за скобки. Пусть не в соответствии с характером, но приходилось жить по принципу: "Если не ты, то кто?"
Появление специалистов из стран с более развитой технической культурой, Германии и Богемии, пока попаданцу только добавляло головной боли. Людей надо было обустроить и чётко внушить необходимость соблюдения местного законодательства, благо оно пока на редкость простое и понятное. За почти все прегрешения виновник расплачивался жизнью. Одного бывшего студента уже прилюдно повесили - галантный кавалер вздумал приударить за женой ушедшего в поход атамана, красавицей-турчанкой. И ничего его покровитель-колдун поделать не мог - дело получило огласку, а других вариантов наказания за прелюбодеяние здесь не предусматривалось. Разве что на кол сексуально озабоченного могли посадить или в мешке утопить, но растерянному парню вряд ли такой поворот дела подошёл бы.
- Пане, я ж не силой её добивался! - глядя на мрачного Москаля-чародея с надеждой, пытался объяснить талантливый молодой учёный, крайне нужный не только Аркадию, но и всему Дону. В этот момент парень уже не выглядел неотразимым мачо, скорее походил на испуганного ребёнка. - Она сама меня позвала!
Попавшегося на горячем коллеги характеризовали как очень одарённого химика и металлурга. Аркадию было жалко и его, и своих несбывшихся надежд. Ведь сколько пользы мог принести здесь человек с такими талантами... Характерник и не сомневался, что баба, соскучившись по мужской ласке, сама пригласила симпатичного парня, однако спасти пойманного в чужом доме не пытался. Рисковать собственной репутацией, если не жизнью, из-за думающего не головой, а чем-то другим...
"Ведь совсем недавно я этому обалдую и нескольким другим молодым людям ещё раз объяснил смертельную опасность флирта с замужней женщиной. Специально привлёк для этого джуру, знающего немецкий язык, по-русски иммигранты говорят пока плохо. И вот вам результат: увидев красавицу, забыл придурок о всех предостережениях. Можно было бы дерзнуть, попытаться вытащить... но не буду. На хрен! Такого спасёшь, а он тут же снова во что-то вляпается. Рисковать всем, что здесь проделано - от меня ведь по-прежнему много зависит - ради любителя шастать по чужим постелям не буду".
Пришлось сделать вид, что и сам верит ветренице, которая утверждала, будто иноземец её ссильничал. В конце концов, кому стало бы легче, если повесили или утопили бы не одного, а двоих? Хотя, если честно, его остановила, прежде всего, известная ему любовь атамана к своей жене.
"Обзаводиться лишним врагом ради справедливости? Нет уж, мне давно не семнадцать лет. Недоброжелателей у меня и так хватает. А когда мной заинтересуются иезуиты...если уже не заинтересовались. На хрен, на хрен. Пусть атаман сам со своими семейными проблемами разбирается. Его рога - сколь угодно развесистые - не моя забота".
Этот печальный инцидент он постарался использовать для внушения другим переселенцам уважения к здешним обычаям. Как это ни смешно выглядит, но в разбойничьем гнезде порядки царили самые что ни на есть пуританские, самому Кальвину на зависть. Конечно, не по всему спектру поведения в обществе, но тем не менее.
Помимо помощи в притирке иммигрантов к казачьим традициям, он знакомил прибывших с местами их будущей работы, оговаривал темы, над которыми предстояло трудиться и оплату. Тем, кого направляли на возводящиеся металлургические предприятия, платить должен был круг, то есть Донское войско. Ребятам же привлекаемым на работу в лабораториях, Аркадий предпочитал выдавать зарплату из своих средств. Уже в ближайшем будущем их работа должна была окупиться, однако пока небедный попаданец вынужденно экономил на всём. И везде надо было поприсутствовать, всем разъяснить... как тут не вспомнить знаменитую арию. Времени на всё не хватало катастрофически. Да что там на всё! Его, быстротекучего, на самое необходимое недоставало. Производство капсюлей и семью. Именно в такой последовательности он строил сейчас свою жизнь - сначала работа, потом остальное.
В семье вроде бы всё складывалось нормально. Но именно что вроде бы. Скандалов молодая жена не устраивала, в постельных утехах не отказывала, практически все домашние хлопоты взяла на себя, чем очень ему помогла. Причём Аркадий с удивлением отметил, что челядь и его джуры слушаются супругу с куда большим энтузиазмом и, как ни странно, побаиваются. Не его, знаменитого характерника, открывающего ногой двери в дома самых страшных разбойников Европы, да и здорового, сильного мужика, а её, молодую и слабую женщину. Так она успела себя поставить за очень короткое время.
Однако вот в его легенду Мария не поверила совершенно, это уже бросалось в глаза. Как, кстати, категорически отказалась верить в простое, незнатное происхождение супруга. Общество в семнадцатом веке было сословным, и благородных людей от простых отделяла если не пропасть, то очень серьёзная, труднопреодолимая преграда.