Аннотация: Опять любовь, свобода и ... победа над всеми болезнями. Пролет на Cosa Nostra - 2.
Михея бросила девушка. Он совершенно не расстроился, нет. Просто удивился. Ведь раньше всегда он, Михей, первым заводил разговор: "знаешь, мы совершенно не подходим друг другу... я недостоин тебя...".
Вот и ему довелось выслушать нечто подобное.
Сказала бы просто: "Вали отсюда - надоел, козёл!". Когда ж тебя посылают культурно, когда тщательно подбирают слова, самому себе кажешься полным придурком. Тебя не хотят обидеть, не хотят задеть твоё болезненное самолюбие. А ты, понимая это, и вправду чувствуешь себя обиженным. Эдакой несчастной жертвой, ничтожеством, которое невозможно не только полюбить, но даже толком возненавидеть.
Михей брёл, куда глаза глядят, и размышлял. Когда механический голос в третий раз пропищал: "Попытка суицида пятого уровня!", юноша понял, что это - ему. Обернувшись к монитору уличного сканера, обнаружил, что уже полчаса ходил с неправильной осанкой: "отклонение от нормы в семь градусов, угнетение диафрагмы на пятнадцать процентов". Странно, с ним такого ещё ни разу не случалось. Михей торопливо расправил плечи и выпятил живот. Восстановив по наручным часам частоту дыханья, побрел себе дальше.
"Да пошла она сама куда подальше!" - прошептал он через пару шагов. Затем повторил это снова и снова, сжимая руки в кулаки. "Надо было завязывать с ней на прошлой неделе, после безобразной истерики, которую она устроила в кинотеатре. Если бы тогда не сдержался, сейчас не было бы так паршиво..." - размышления прервал новый писк уличного сканера. Михей даже не взглянул в его сторону - не до тебя, друг. Ведь нужно побыстрее забыть эту чувырлу Ленку, а то уже мозги, похоже, совсем расплавились.
И главное, непонятно, отчего. Наоборот, радоваться должен, раз сам собирался завязывать. Теперь не нужно ничего придумывать, не нужно терпеть упреки, слезы и унылое молчание в видеофоне. А на душе всё равно, будто кошки нагадили. Будто случилось нечто ужасное. Нечто, никак не связанное с этим разрывом. Просто случайно вдруг совпало. Ты ещё ничего толком не знаешь, но уже чувствуешь: осталось совсем немного - и привычный мир рассыплется, расколется к чертовой матери на мелкие кусочки.
Михей прибавил шаг. Последние двадцать метров до своего дома он почти бежал, а в ушах стоял непрерывный писк уличных сканеров. Дома Михей, не жуя, запихнул в себя тройную порцию ужина и стал копаться с пультом от кровати. Промучившись минут двадцать, он вскрыл кровать с помощью кухонного ножа и тут же завалился спать, как был - прямо в одежде.
Спал Михей плохо. Ему снилась гигантская улыбающаяся крыса. Крыса что-то лопотала, но смысл её слов от Михея неизменно ускользал. Иногда пасть крысы растягивалась в широкой улыбке, отчего она сама становилась похожей на дохлую - застывший оскал, шерсть клоками, остекленевший взгляд. Постоянные метаморфозы крысы - то живая, то мертвая - порядком измотали Михея. Когда он проснулся, то ещё долго лежал в постели, не понимая, где находится, и куда подевался сумасшедший грызун. Вылезать из-под одеяла не хотелось, но Михей ещё с вечера решил, кровь из носу, снять сегодня хоть какую-нибудь девчонку. Когда у тебя новая подруга, проблема со старой, можно считать, решена.
Выйдя из дому, Михей тут же услышал многоголосое завывание уличного сканера. Подойдя к нему, обнаружил в себе целый ворох отклонений - в придачу ко вчерашним добавились проблемы с кожей и кишечником. Требовался немедленный дренаж и профилактическое си-джей-си-вмешательство. Уровень попытки суицида высвечивался уже на четверке. Михей поморщился - вчерашний обильный ужин хотя и тянул низ живота, но снять девчонку не должен был помешать. Она же на сегодня - главный приоритет.
Дальше Михей пробирался осторожно, обходя стороной все уличные сканеры. Их писк, конечно, можно было заблокировать, обязавшись посетить больницу. Но в данную минуту совершенно не хотелось себя ничем связывать.
Робот-полицейский подошел к нему, когда он направлялся к рыжей девчонке в ярко-зеленом топе. Та в одиночестве сосала кислородный коктейль из трубочки и пару раз одарила Михея заинтересованным взглядом. Полицейский забормотал свое стандартное "старший патрульный экс семьсот двадцать два, прошу пройти в зону досмотра" и положил тяжелую лапу на плечо юноше. Михей выругался про себя - "чертова железка! что ему ещё вздумалось?" - но послушно поплелся за роботом. Рыжая девчонка удивленно подняла брови и тут же отвернулась.
- Михаил Пастухов, двадцать лет, проживающий по адресу Моховая, три бокс семь, - бесстрастно продолжил полицейский, заведя его за дверь зоны досмотра, - прошу назвать объективные причины ухудшения вашего здоровья и уклонения от медицинского освидетельствования.
Ах, это - из-за дурацких проблем со здоровьем!
- Вчера в семнадцать часов тридцать минут, - Михей передразнил казенные интонации полицейского, - я окончательно разорвал отношения с партнером по сексу, в результате чего испытал сильное душевное потрясение, которое не позволило мне в должной мере соблюсти все необходимые требования защиты здоровья. На этой неделе клятвенно обязуюсь посетить больницу для необходимой коррекции..., только отвяжись от меня, ради Бога! Могу я теперь идти?
- Нет, к сожалению, вынужден вас задержать...
- Какого черта? Я знаю свои права!
- Опять же к сожалению, - полицейский сжал своей огромной лапой предплечье Михея, - ваши действия подпадают под литеру "б" статьи триста пять закона о здоровье нации. Вы частично лишаетесь гражданской правоспособности из-за риска неконтролируемого нанесения вреда собственному организму.
- Что за бред ты несешь, железка?!! Отпусти мою руку, ублюдок механический! Эй, кто-нибудь! Тут робот взбесился! - Михей попытался вырваться, но тщетно. Более того, к ним направлялись еще трое полицейских. Когда они хором стали представляться Михею, он замер и обмяк - силы получались слишком неравные. Ладно, теперь нужно подождать человека, а то с этими чурками бесполезно спорить.
Бесполезно оказалось спорить и с вереницей живых людей, которые с одинаковым участием спрашивали Михея, почему он наплевательски относится к своему здоровью. Приходилось раз за разом отвечать на одни и те же вопросы, проходить одни и те же тесты. На третий день к Михею пустили мать, но та только висла у него на шее и без остановки причитала о каких-то столичных вертихвостках. Реальность происходящего cгинула с той самой памятной встречи с полицейским. Михею приносили заключения по его делу, но буквы на многочисленных листках никак не хотели складываться в слова. Ему предоставили адвоката - мальчишку, вчерашнего выпускника, - и тот нудным голосом зачитывал перечень совершенных Михеем правонарушений. Но все эти термины - "неразумное распоряжение ресурсами организма", "рецидивное угнетение естественного метаболизма" - казались бессмысленным нагромождением звуков.
А однажды Михей как будто проснулся. И обнаружил себя в тесном зале, установленном стульями. Перед ним за высокой трибуной восседала женщина средних лет, одетая в черную мантию с белым воротничком. Справа копался в бумагах мальчишка-адвокат, а за спиной непрерывно всхлипывала мать - можно было не оборачиваться, чтобы понять - это она.
- Свидетель Ларина Елена, - ещё раз звонко прокричал кто-то. Михей медленно повернул голову и увидел Ленку. На ней была старомодная кофта и длинная юбка - кажется, впервые за время их знакомства она прикрыла коленки. Девушка заметно нервничала - кусала губы и вертела пальцами золотой крестик на шее.
- Расскажите суду, что произошло между вами и Михаилом Пастуховым вечером семнадцатого июля сего года, - продолжил всё тот же голос.
Ленка, Ленка - Михей вдруг понял, до чего же дорога ему эта несуразная девчонка напротив. И что он, действительно, нисколечко не лгал, когда повторял на многочисленных допросах, что страшно переживает из-за разрыва с нею. Было что-то пронзительно трогательное в этих маленьких точеных ушках под копной непослушных кудрей, в остром вздернутом носике и удивленно поднятых бровях. "Она ведь похожа на сказочного эльфа из какого-то мультика", - пришло в голову Михею. Глаза вдруг стало пребольно жечь, будто в них попало мыло. Михей забеспокоился, что прямо при всех безобразно расплачется.
Но именно в этот момент ему открылся весь фарс происходящего. Ведь они мучают тебя, мучают твою любимую девушку, прикрываясь добродетельными лозунгами. Они усердно пытаются выяснить, является ли вред, который ты нанес своему здоровью, объективно обусловленным, и возможны ли рецидивы. А ты понимаешь, что за всей этой канцелярской абракадаброй прячется только одно - они хотят залезть в твою душу, хотят контролировать, как сильно ты страдаешь от неразделенной любви. И можешь ли, имеешь ли право страдать так, чтобы забыть себя, наплевать на собственную жизнь.
- Молчи, Ленка - услышал Михей свой голос как будто издалека. - Сажайте меня в зону, насколько хотите... только не мучайте её. Считайте меня самоубийцей. Да, я неправильно ел, дышал и спал. Более того: не делал зарядку! Просто потому что не хотелось!!!
Повисла пауза - было слышно, как кричат за окном играющие в футбол дети. Адвокат закрыл руками лицо, замер, потом вдруг кинулся собирать свои бумаги. Мать за спиной зарыдала в голос, и её вывели из зала. Михей с горечью заметил, что даже в истерике она не сбилась с правильного дыхания. Судья в упор смотрела на юношу, а тот в ответ только угрюмо поглядывал исподлобья.
- Что ж, - судья встала. Тут же вскочили все остальные, и только Михей остался сидеть. - Михаил Пастухов приговаривается к шести месяцам принудительного лечения от суицидальных наклонностей и полностью лишается на этот срок гражданской правоспособности...
Михей, очнувшись на десять минут в зале суда, снова провалился в длительную прострацию. Теперь он был способен только наблюдать - что происходит с телом, которое когда-то было его. Это тело послушно двигалось, куда скажут, и ожидало, когда позовут, жевало и оправлялось, дышало и отвечало на вопросы. А мир вокруг казалось выцветшим старинным кинофильмом - таким же чужим, отстраненным, ненастоящим. Поэтому Михей замер в нерешительности, когда увидел протянутую ему руку:
- Зови меня Вовкой!
Михей вдруг снова очутился в реальности. Яркий свет наотмашь ударил его по глазам. Михей осторожно пожал руку, что высовывалась из слепящего марева. Затем прошептал "Михаил", прокашлялся и только после этого решился взглянуть на обладателя руки. Перед ним стоял парень лет двадцати пяти. Обычный парень - длинные светлые космы, выцветшие серые глаза. Вот только поза... Михей никак не мог понять, что не так, но потом догадался - парень сутулился и втягивал живот. И это не были пресловутые семь градусов от нормы, которые вменялись в вину Михею. Приглядевшись, можно было разглядеть прыщи и родинки на коже Вовки, желтизну белков глаз и темные зубы - в общем, парень тянул на второй уровень попытки суицида, как минимум. Михею ни разу ещё не приходилось видеть настолько больного человека.
Но, оказалось: на зоне полным полно личностей, применительно к которым и первый уровень маловат. Выход на прогулку моментально оглушил Михея. Он тут же нырнул обратно в себя, забился глубоко внутрь. А вокруг него бурлила сплошная уродливая биомасса - тут и там маячили гипертрофированные мышцы и отвисшие пласты подкожного жира, докрасна загорелые лысины, прищуренные подслеповатые глаза и сутулые спины. Многие открыто курили. Частенько встречались перетянутые ремнями животы. Немногочисленные женщины поворачивали к Михею одутловатые, покрытые морщинами лицами, хотя, судя по всему, им было никак не больше ста лет. Некоторые из местных уродов подходили, хлопали его по плечам, спине, что-то радостно кричали, обдавая смрадом изо рта - Михей выдавливал из себя в ответ лишь жалкую улыбку, судорожно прилепленную к губам.
Он вынырнул в очередной раз в реальности и обнаружил вокруг себя ночь. Казенное одеяло неприятно кололо шею. На стене плясал отблеск уличного фонаря, расчерченный оконной решеткой.
Михей поднялся на локте и окликнул соседа:
- Вовка, спишь?
- Не-а...
- А скажи, почему все такие больные? Ведь си-джей-си за пару сеансов...
- Ты, брат, с Луны, видно, свалился. Если б всё было так просто... Мы ж тут - свободные, по-настоящему свободные люди! Понимаешь?
- Нет, не понимаю, - Михей честно признался. Вовка сел, прислонившись к спинке кровати, и продолжил, помогая себе взмахами рук:
- Помнишь, как работает си-джей-си? Когда вколют его, нужно сидеть и представлять, что избавляешься от болячек. Представлять долго и упорно. Чтоб антитела, фаги и, уж не знаю, что там ещё, дружно эти болячки атаковало. Нормальные люди... те, кто называет себя нормальными, они так и делают. Потому что помешаны на тотальной дисциплине. А вот свободный человек, к сожалению, любит фантазировать. Раньше - двести, триста лет назад - свободных было намного больше. И когда стали колоть си-джей-си, они частенько, вместо выздоровления, ненароком задумывались обо всякой фигне. Задумывались тоже - глубоко и надолго. И немедленно получали - что? - Конечно же: воплощенье своих навязчивых идей! Люди натурально придумывали себе болезни, от которых вполне натурально умирали. От мнительности случались инсульты. От минутной паники вырастали опухоли и отрубались органы. Си-джей-си ведь по барабану - что больной придумает, то и сделаем! За один год от надуманных болезней в той же России вымерло процентов двадцать населения...
- Господи, несчастные! Я ничего об этом не знал...
- Да уж - такое в школе не расскажут!
- Погоди, погоди! Ладно, вы, но я же могу правильно думать. И при этом меня приговорили к принудительному лечению. Значит, все-таки лечат...
- Это триста лет назад лечили принудительно - наркоманов каких-нибудь, алкоголиков. И тех, кто норовил сигануть в окошко. Сейчас, когда самоубийством считается сотня лишних калорий за ужином или слишком глубокий вдох, какое может быть леченье? Раз в неделю - прием у психиатра - разве это леченье? Блин, да нас тут просто заперли, чтоб нормальным людям глаза не мозолить! Потому что, когда си-джей-си в крови, задумываться о болезнях, даже чужих, слишком опасно. Представь себе, живет на воле такой здоровяк, которому распорядок ЗОЖ с пеленок впаривали, а рядышком вдруг проковыляет кто-нибудь из наших зеков. Ведь здоровяк может ненароком представить, что и его когда-нибудь так же раскорячит! Ну, и дальше понятно: си-джей-си, который по пятьдесят лет из организма не выводится, он - тут как тут: чего изволите? И нет больше здоровяка! Страшно? Получается, всё ваше хваленое здоровье - одна сплошная привычка. Вас под завязку накачали уверенностью в неуязвимости. И отгородили от всего, что может, не дай Бог, разуверить. В стерильных мозгах "нормальных людей" давно уже нет никакого иммунитета на сомненья. Нет настоящей свободы...
- Слушай, что ты всё талдычишь: "свобода", "свобода"? Какой от неё толк? Получается, одни болезни...
- Эх, брат, обработали тебя на воле капитально, - Вовка повысил голос и еще решительней замахал руками. Михей догадался, что задел соседа за живое. - Вот те же триста лет назад никого не интересовало, что у тебя внутри, что ты ешь и как спишь. И уж, конечно, даже речи не было о пресловутой гигиене мышленья! Каждый мог выбрать между здоровьем и, например, удовольствием от хорошо прожаренного бифштекса. Мог прислушаться к любой мысли, случайно забредшей в голову. А распорядок ЗОЖ разве оставляет выбор? Брат, все, кто здесь сидит, хотят настоящей свободы, а не сверяться с этим талмудом на каждом шагу...
- Говори только за себя! - Михея начали злить Вовкины разглагольствования. - Может и правильно, что запирают тех, кто не желает лечиться. Я не понимаю такой вашей свободы! Если хочешь купаться в дерьме - купайся, но только не обтирайся потом в людных местах, хочешь болеть - сиди и болей, но только в сторонке, а не шастай с бациллами и гнилой энергетикой в нормальном обществе!
- Да не кипятись ты так, - Вовка блаженно улыбнулся и медленно сполз по спинке кровати. - Давненько у нас не было новеньких с воли - забывать стали, какие вы там все идейные. Верно, думаешь: "я не такой, как они, я хочу быть здоровеньким"? А ты знаешь, брат, что здесь полным полно здоровых людей? Что на зону ссылают всех, кто не вкладывается в норму. Всех, кто способен сбить с толку, отвлечь от распорядка ЗОЖ, испугать... Сидит тут у нас в карцере один старик, Никодимычем зовут. Вполне здоровый старик. Потомственный колдун, его предок ещё через телевизор всю страну лечил. Так вот: он может шепнуть тебе на ушко пару слов, и если в крови у тебя - си-джей-си, даже совсем чуть-чуть, гарантированно елдак отвалится! Ладно, Никодимыч - его здоровяки боятся, но здесь много тех, кто ну никак не тянет на отбросы цивилизации. Совсем даже наоборот! Они, конечно, в большинстве своем плюют на зарядку и подсчет съеденных калорий, предпочитая им гениальные прозрения - прости, Господи, за громкие слова. Послушаешь их музыку, поглядишь на их картины и сразу понимаешь: на здоровье свет клином не сошелся! Да что я тебе рассказываю - сам всё скоро увидишь. Разберешься, где теперь настоящие люди водятся...
Вовка замолчал, а от нарастающей тишины у Михея засвистело в ушах. Он крепко зажмурился и обхватил голову руками. Как же всё, оказывается, сложно в этом мире! Ведь ещё вчера в нем не было неразрешимых противоречий. Даже когда в зале суда тебе зачитывали приговор. А тут... Тут, действительно, совсем другая жизнь. Со своей особой правдой. И слово "свобода", оказывается, имеет совсем другой, непривычный смысл. И ты, когда кричал судье, чтобы вас с Ленкой оставили в покое, оказывается, имел в виду именно этот смысл. Так с какой же стороны решетки - твое место?
Михей проснулся от тяжелой ладони на своем лице. Дернул головой, но кто-то невидимый вжал её глубоко в подушку и прошептал на ухо: "Тихо, деточка, тихо!" Михей вдруг вспомнил, где он, вспомнил, что реальность, она - здесь, на зоне, а не в недавнем красочном сне. Осознал, что его жизни в данную минуту угрожает нечто ужасное, вонючее и липкое - то, что с огромной силой вдавливает его голову в подушку. Нестерпимо захотелось нырнуть, спастись в привычном уже забытье, но оно вытолкнуло его обратно.
Кто-то провёл рукой по плечу Михея, провел влажной от пота ручищей, и тот же голос сказал кому-то ещё, прячущемуся в темноте:
- А ты, Копоть, был прав - его кожа понежнее будет, чем у наших девок. Да ты, детка, не дрейфь, - невидимый опять зашептал на уху Михею, - мы тебя Копоти не отдадим. Ты нам для других целей сгодишься. Мы, знаешь ли, местные партизаны. Боремся за всеобщую свободу, понимаешь. И у нас тут созрела революционная задумка - отомстить за всех наших братков, безвинно пострадавших. И за тебя отомстим, не сомневайся. Нам бы только Никодимыча к столичному телецентру доставить, там же рядышком и центр управления роботами имеется. Ребята у нас - подготовленные, вот только давненько в Москве не бывали. Говорят, там штуковин каких-то на улице понаставили - ну, тех, которые нашего брата на раз колют. Тебе ж, получается, сам Бог велел нас мимо этих штуковин провести. Я пока руку убирать не буду - ты только кивни, если согласен. Или тебе лучше здесь, с Копотью остаться? Нет? Правильно! Надо же, в конце концов, вернуть этому миру настоящую свободу!!!