История восторжествовавшей добродетели, или поучительный сказ о том, как на ёлку влезть, и ладони не ободрать
N.B! Автор особенно рад приветствовать читателя, свободно ориентирующегося в тексте и реалиях романа "Джен Эйр"!
"Лучше сделать и каяться, чем не сделать и маяться"
тонкое наблюдение из жизни
"...Два счастья, затея пустая "
Б.Окуджава
"Судьба и за печкой найдёт..."
пословица
Барин её как увидел, так сразу умом и поехал: "Или женюсь",- говорит, - "или в мраморе изваяю".
"Формула любви"
кошка священника - глупая кошка...
детская игра
Аннотация - краткое рекомендательное изложение
"Жила - была некогда в Англии весьма рассудительная девица по фамилии Эйр. Её все так и называли: "мисс Эйр".
Однажды, встретила мисс Эйр на безлюдной дороге принца - чистопородный аристократ вопреки сложившемуся мнению, прямо там, на дороге и валялся.
Принц оказался не промах, с характером, и быстро взял за правило называть мисс Эйр по имени: подкрадётся бывало со спины, и с придыханием так: "Джен, Дженет!"
А затем пробило двенадцать, карета превратилась в тыкву, мисс Эйр, следуя закону жанра сбежала, но хрустальной туфельки не оставила.
Эдвард Рочестер только и успел крикнуть ей вдогонку: "Джен, любимая, что ж вы наше счастье-то переехали!".
Прошел год, блудная Золушка вернулась, и жили они долго и счастливо".
С признанным гением, и мастером пера не поспоришь: если Шарлотта Бронте написала, что эти двое были впредь безоблачно счастливы, так тому и быть.
Шарлотте Бронте лучше знать, о чём написано в её автобиографическом романе с небольшими купюрами, который вошёл в золотой фонд мировой литературы, как история о всепобеждающей любви, о непреодолимом чувстве долга, и о чём-то там ещё.
История гувернантки, наделённой всеми возможными добродетелями сразу.
История благородной, чистой, гордой, смелой девушки, которой, для полного соответствия не хватало только пионерского галстука и барабана.
История, которая мало кому была бы интересна, не будь там неистовой страсти, великолепного чувства юмора, такой очаровывающей пылкости и конечно, такой безусловной, покоряющей любви.
Проще говоря, кому была бы нужна Джен Эйр со всеми её добродетелями, не будь там Рочестера.
История бедной, но гордой девушки, которая жила в скромной башне из слоновой кости, и выходить оттуда нипочём не хотела.
Разве что впустила туда своего принца, по большой любви и о-о-очень большому одолжению.
Правда взамен, потребовала от него принести в жертву их великой любви зрение и руку, чтобы ни у кого в дальнейшем не возникало сомнения по поводу того, кто в этой семье носит брюки.
Чуть позже один глаз своему принцу вернула: убедившись, что хребет у него перебит вполне надёжно расщедрилась, и решила быть добренькой оптом: глаз вернула и наследника родила.
И после этого, как утверждает автор и признанный гений художественного слова Шарлотта Бронте, эти двое были окончательно и бесповоротно счастливы.
История создания романа "Джен Эйр"
История создания романа "Джен Эйр" проста: однажды, молоденькая гувернантка выбралась из тихого захолустья на свет божий, и поехала в Брюссель, преподавать в частном женском пансионе.
И в этом пансионе нарвалась на бледно-смуглого, носатого, жгучего брюнета с ужасным нравом - профессора зельеварения, тьфу ты, профессора риторики и литературы Константина Эже.
И молодая впечатлительная преподавательница влюбилась в него со всей страстью и жаром, со всей свойственной ей рассудительностью, и конструктивной натурой в придачу.
Профессор риторики и литературы был намного старше Шарлотты, у него была жена-мегера, и как результат отсутствия чувства меры - полдесятка разнокалиберных чад.
Наверное, поэтому биографы Шарлотты Бронте пишут об этом периоде её жизни исключительно шёпотом: "Это была возвышенная любовь, больше похожая на дружбу".
Константин Эже, знаете ли, за глупую девичью влюблённость принял чувство глубокого, исключительно дружеского восхищения, и вообще этот казус был из разряда: "сама придумала, сама поверила".
Что-что, а придумывать Шарлотта Бронте с детства была мастерица, и поэтому в историю с нелепой девической влюблённостью поверила не только она сама, но и мадам Эже, которая и закатила на ровном месте дикий скандал с битьём посуды.
Возможно, что мадам Эже застукала супруга и выдумщицу-англичанку, за неким невинным развлечением совершенно-дружеского свойства, в четыре руки.
Почему бы нет.
Если у человека пятеро детей, настойчиво напрашивается вывод: или ему скучно, или он не в состоянии вовремя остановиться, что бы там ни утверждали биографы и жизнеописатели.
Иначе, с чего бы вдруг мадам Эже пришла в голову мысль громко скандалить, и выкидывать молоденькую девушку на улицу в темпе чечётки?
Не иначе с того, что супруг увлёкся не на шутку, и мадам Эже понимала, что ещё немного и не помогут даже пятеро детей оптом.
Шарлотта громко хлопнула дверью, вернувшись домой засела с горя за рабочий стол, и мадам Эже досталось по полной, только в романе её звали Берта Мэйсон.
От тоски и разбитого сердца неискушённая девица спасалась домыслами и фантазиями в письменном виде, и чисткой картошки для вдохновения.
Эти средства помогали слабо, а если предположить, что Константин Эже хотя бы в половину соответствовал описанию Эдварда Рочестера, то неравнодушный читатель может только посочувствовать принципиальной гувернантке с пионерскими принципами.
Истосковавшись и нарыдавшись долгими ночами в подушку, Шарлотта Бронте недрогнувшей рукой дарит своей героине счастливый финал, в котором присутствуют обретённые вдруг родственники, крупное наследство и кузен Риверс - красавец, с мощными пылевыми завихрениями в умной блондинистой голове.
И конечно, Эдвард Фейрфакс Рочестер, закрученный, дабы не трепыхался без команды, солидным морским узлом.
Кузен со своими завихрениями и претензиями прямым ходом отправился в Индию, а умница-Джен замуж.
Не хватало разве что звёздной пыли, для авантажу. Присыпать неоспоримое счастье сверху - чтоб блестело.
Но злодейка-судьба только ухмылялась, глядя на эти жалкие потуги, и под венец с персонажем, весьма похожим на кузена Риверса пошла сама Шарлотта Бронте.
. Артур Белл Николлс сделал её настолько счастливой женщиной и женой, как утверждают всё те же биографические источники и жизнеописания, что бывшая девица Бронте предпочла, как можно скорее умереть в родном английском климате, изрядно сэкономив на поездке в Индию.
И как утверждают всё те же источники, Шарлотта до конца жизни писала письма своему горячо любимому Константину.
Жизнь подвела черту под историей несгибаемой гувернантки, и можно смело утверждать, что такой естественный финал и уложил Шарлотту Бронте в фамильный склеп в Хауорте.
Вот что с людями делает задушенная на корню любовь, а вовсе не хрупкое здоровье.
"Джен Эйр", - не просто автобиография, в которую вложен весь жар души, это качественная попытка сделать хорошую мину при плохой игре, и ещё, это очень смелая попытка объехать судьбу на кривой.
Не могу припомнить, чтобы кому-нибудь ещё из литературных гениев слова, посчастливилось с таким блеском и мастерством кусать локти на потребу почтеннейшей публике.
Джен делает тот же незамысловатый, автобиографически точный - не сделать и маяться - выбор, и в тепличных условиях, щедро сдобренных исключительно воображением автора, взращивает то самое ослепительное счастье.
Счастье, которое было отмерено для автора и персонажа, одним аршином на двоих.
А доверчивый читатель, имеет удовольствие читать роман, который чрезвычайно напоминает путешествие по Перу: сначала восхитительный пейзаж-пейзаж-пейзаж, и вдруг обрыв - мутный, глубокий, и заканчивающийся предположительно, где-то у центра Земли.
И ниточкой над ним игрушечный мостик на честном слове - дорожка к незыблемому счастью, обязательно заверенному штампом в паспорте.
Дочка священника, выросшая в глуши, и питавшаяся всю жизнь, по большей части собственным, хорошо развитым от природы воображением, искренне верила в такую, самую правильную и незыблемую форму счастья.
Иезуитская мораль тех прелестных, давно ушедших лет, державшая общество в ежовых рукавицах буквой "зю", поверьте, никак не влияет на ход и развитие сюжета в романе.
Будь Джен современницей века нанотехнологий, она всё равно бы ушла в ночь, без штампа в паспорте не согласилась бы, и конечно не допустила бы никаких экспериментов в области совместного проживания ни за какие коврижки.
Вот в чём прелесть литературных персонажей, за руку приведённых авторами в наш суматошный мир - они не поддаются изменениям ни при каких обстоятельствах.
* * *
"Пересказывать известные истории занятие хлопотное, всё равно, что брать палку, и целеустремлённо тыкать в большую бочку для перемешивания шоколада, а то что извлечёшь, будет выглядеть, как какой-нибудь Август Глуп, и пахнуть соответственно..." цитатник
Первые десять глав романа поведают читателю о грустном детстве, становлении характера крошки-Джен, и вполне сойдут за предисловие к основной сюжетной линии.
Жила-была жестоко обиженная судьбой сиротка, которая на протяжении первых десяти глав, то и дело, смело и скромно сетовала на свою незадавшуюся судьбу.
Её кузен и кузины с тёткой-тираншей во главе, были конечно не сахар, но если вспомнить о детском труде от зари до темна, о работных домах и прочих ужасах эпохи развитого до безобразия капитализма, первой половины девятнадцатого века в Англии, то понимаешь, что сиротке ещё очень и очень повезло.
А когда хрупкая деточка с глазиками, лихо отпинав своего кузена кричит: "Почему он мне хозяин? Разве я служанка?" - поневоле начинаешь сочувствовать тому, ещё неизвестному джентльмену, которому доведётся выступить в этой незавидной роли в дальнейшем.
Далее следует Ловуд, по мановению руки превращённый из грязной дыры в полезное многоуважаемое заведение, и приезд юной, милой и скромной гувернантки в старинную усадьбу под названием Торнфилд-Холл.
Рассказчик каких поискать, Шарлота Бронте, самым тщательным образом готовит почву повествования, для судьбоносной встречи в час икс на обледенелой дороге.
Околдованному читателю даже в голову не приходит непредвзято взглянуть на главную героиню, и рассмотреть ёе пристально - столь велико обаяние этого образа.
Вот она, девушка родом из дальнего захолустья, вышагивает под луной по пустынной дороге: голова у неё в облаках, а ноги по колено в землю ушли.
Она очень умна, она всё на свете знает, у неё куча предрассудков, и ответы на любой вопрос в ассортименте.
С её характером, легко полки в атаку посылать.
У неё дьявольская гордыня, искусно зажатая жизненными обстоятельствами.
"Многознание уму не научает" - не её девиз вовсе.
Лучший друг, и прибежище в любой беде для неё - воображение. Махровая фантазёрка, и при этом абсолютно не верит в счастье, и что ни час ждет от судьбы подвоха.
Она, пожалуй, добра.
Жизнь воспринимает исключительно на глаз, трава для неё зелёная, небо голубое, вода мокрая, а дважды два - четыре.
Главное слово в жизни - благопристойность.
И конечно, каждого встречного эта особа мерит строго по себе.
А что остаётся делать, если в голове одни пейзажи и куча всяко-разных знаний, приобретённых исключительно методом чтения?
Жизненный опыт и умение должным образом применить собственные знания, для этой неофитки от образования понятия абстрактные, а о том, что собой представляют живые люди она может только догадываться.
У неё пытливый, проницательный глаз художника, который без промаха бьёт "дичь" и доставляет своей хозяйке чёткие, красочные впечатления.
А хозяйка рассматривает их по очереди, на каждое в отдельности навешивает ярлычки складывает на полку.
Достанет по необходимости "закат солнца, в тихий февральский день", или "ставень, хлопавший на ветру в полночь", или "рыжие усы молочника", потрёт об рукав, сдует пыль и садится увлечённо рисовать какой-нибудь волшебный замок, или свой очередной заход в астрал.
С внешним видом своей героини Шарлотта Бронте намудрила, и бесповоротно ввела читателя в заблуждение.
Джен видит в зеркале дурнушку, и не позволяет читателю ни на минуту об этом забыть.
А всё только потому, что автора угораздило родиться в эпоху всеобщего восхищения пышными формами, и на предмет собственного теловычитания Шарлотта Бронте комплексовала ужасно, всю сознательную жизнь.
Поела бы она "Гербалайф" банками, интересно, что сказала бы тогда.
А если к изящному от природы телосложению добавить незаурядный характер, к характеру - ясный проницательный взгляд, ямочки на щеках и великолепные волосы, то можно не сомневаться - Джен дурнушкой ни разу не была, как собственно и Шарлотта Бронте.
Начитавшись в глубоком детстве сказок о страшненькой гувернантке, я почувствовала себя жестоко обманутой, когда увидела портрет Шарлотты - карандашный набросок её сестры Эмили.
Недаром Рочестер с первого взгляда прозвал Джен эльфом, а где вы видели страшненьких эльфов, скажите, будьте так добры.
Об Эдварде Рочестере я расскажу подробно, и пусть читатель позволит мне небольшую импровизацию на вольную тему.
Читатель, присаживайся рядом с Джен у дороги, и для начала понаблюдай краткую предысторию в двух действиях, потому что, уверена, тебе будет интересно рассмотреть поближе всадника, который вот-вот появится из-за поворота.
Пьеса-абсурд, или предыстория в 2-х действиях
Действующие лица:
Эдвард Фейрфакс Рочестер, джентльмен
Судьба, особа себе на уме
Действие первое:
Комната где-то на Задворках мира, Эдвард Фейрфакс Рочестер ходит кругами вокруг кресла, в котором расположилась Судьба и что-то убедительно говорит, энергично жестикулируя.
Судьба, опершись локтем на ручку кресла, а подбородком на ладонь, спит с открытыми глазами, при этом всем своим видом выказывает сильную заинтересованность и даже ухитряется кивать в нужных местах.
Рочестер: Сударыня! (наклоняясь к ней и повышая голос на два тона) Вы слышите, что я вам говорю? (ударяет ладонью по спинке кресла)
Судьба: (подпрыгивая от неожиданности) Что? Кто? (таращится на Рочестера, и просыпается окончательно)
Это вы. (Отмахивается двумя руками, с видом величайшей безнадёжности.) Как вы мне надоели, простите за откровенность, за последние пятнадцать лет!
Что вы так смотрите на меня? Отомрите! А чего вы ждали?
Пятнадцать лет вы дёргаете меня за рукав, и мне уже мерещится, что Берта Мейсон моя законная жена, и она, поверьте на слово, надоела мне не меньше чем вам!
Я? А что, я? Хотите быть счастливым - подсыпьте вашей жене стрихнину в кофе!
Не смотрите на меня такими злыми глазами, я ужасно вас боюсь!
Если стрихнин оскорбляет ваш изысканный аристократичный вкус, тогда раскошельтесь и насыпьте в кофе бриллиантовой пыли, а меня оставьте в покое!
Во всей Англии, чтоб вы знали, сплошь и рядом травят неугодных родственников и надоевших жён, а вы, вместо того чтобы щёлкнуть пальцами и в два счёта, без последствий овдоветь, ноете и мотаете мне нервы!
Посмотрите на этого человека! Подумать только, какие вещи говорит мне аристократ в двадцатом поколении! Чистопородный дворянин, пользующийся всеми привилегиями своей касты! Слышал бы вас сейчас ваш папа, он бы в гробу перевернулся: "Какой конфуз, в роду карась-идеалист!"
В заведение для умалишённых вы тоже не хотите её сдать, как все нормальные люди? Эдвард Рочестер, вы не идеалист, вы глубоко порядочный мазохист. Сдайте её в поликлинику для опытов, и спите спокойно.
Конечно, её там уморят в два счёта, она же на людей кидается. А вам-то, с какой стороны плохо?
Не кричите мне в ухо, я и так вас прекрасно слышу. Хотите мучиться - мучайтесь.
От меня вы чего хотите?
Дайте скорее бумажку! Буду записывать ваши пожелания в строгой очерёдности, пока рука не отвалится. Начинайте по порядку и не торопясь.
И только? И всего-то? А больше вам ничего не надо?
Может мне ещё выкрасить парадные ворота Торнфилд-Холла в синий цвет, и посадить под окнами сотню розовых кустов, в придачу?
Ну и запросы у вас. Милый, дорогой Боженька, за что мне это!
Скажу вам прямо, если вы не знали - большую и чистую любовь я не ношу за пазухой. И в рукаве тоже.
Если не верите, можете проверить.
Не хотите искать за пазухой, тогда заведите любовницу...двух...трёх, в конце концов, чтобы помогло. Все заводят, и вы заведите!
Начните артисток обожать, к примеру. Что такое: "знаете"? Ничего вы ещё не знаете! Артисток обожают исключительно для удовольствия, а не для того чтобы получить на память чужого ребёнка.
Да уж, с артистками вам не стоит, артистки для вас - больное место.
Вы позор славного рода Рочестеров, вы даже любовницу толком завести не умеете!
Спрашивается, о чём думал ваш папенька, пока его младший сын рос и наливался, как спелое яблочко?
Что, старый прохиндей не додумался, за ручку сводить вас в какое-нибудь развесёлое местечко, с разбитными девицами в ассортименте?
Там вас быстро бы научили смотреть на жизнь проще: "Пардон, мадам, мерси мадам" - красота! И пользы, между прочим, целый вагон.
Не сводил, старый дурак. Вместо этого упрочил финансовое положение семьи, подыскал вам солидное приданое, в комплекте с завидной невестой.
А что случилось с вами дальше, я знаю не хуже вашего. А то и получше.
Вы были зелены, как молодая весенняя травка.
Глаза у вас были ясные, помыслы возвышенные, штаны регулярно были вам тесны в паху, а в умной вашей голове присутствовала мешанина из поучительных цитат, жарких сновидений, обрывков законченного накануне образования, сладострастных грёз, и стихов во славу Прекрасной Даме.
Вы, ясноглазый неоперившийся юнец, в свои двадцать лет хотели любить и быть любимым, а попали под Берту Мейсон.
Со всеми своими благими побуждениями, штормящим гормональным фоном, возвышенными мечтами и восхитительной девственной нетронутостью.
Она выжимала вас, как тряпку, раз за разом, а вашей души прекрасные порывы были ей глубоко безразличны.
Она даже не догадывалась, что у вас таковые присутствуют.
И не насмехаюсь я вовсе, вам показалась.
Это я нервно хихикаю, а посмеяться мне случилось давно, когда вы доставали пистолеты, чтобы застрелиться от неописуемого семейного счастья.
Я так смеялась, что меня потом водой отпаивали, и нюхательными солями отнюхивали.
Хорошо вашему папеньке: продал сына как кусок мяса, на вес, денежки загрёб, и опочил в фамильном склепе сном праведных. А я отдувайся.
У вас масса достоинств, Эдвард, но все они не идут ни в какое сравнение с одной, отдельно обозначенной особенностью вашего характера - неистребимой, неизживной потребностью любить.
Свою жену любить вы были не в состоянии, особенно после того, как застукали её с молочником, почтальоном, трубочистом, мальчиком на побегушках из лавки, по очереди, и всё это ещё до обеда.
А с кем вы её прилавливали вечером, стоило вам чуть отвернуться - и вспомнить страшно.
Она не очень то и стеснялась, и вечно у неё кто-то сопел в шкафу, или скрёбся под кроватью.
Ваша семейная жизнь напоминала проходной двор, с вывеской "УГОЩАЙТЕСЬ" над парадным входом, а ваша настоятельная потребность любить кого-то ещё, была продана за тридцать тысяч серебреников, без права возврата, пока смерть не разлучит вас с вашей расторопной, неугомонной Бертой.
Вы, по наивности полагали, что это навсегда, и изменению не подлежит.
Помнится, была душная вест-индийская ночь; ваша посаженная под замок жена, выла на три голоса в терцию, вы взводили курок, и луна, красная и раскалённая, как пушечное ядро, болталась в тучах для пущего эффекта.
А у меня было только одно желание - посетить немедленно фамильный склеп вашего почтенного семейства, спихнуть к чёртовой бабушке, в угол, надгробную плиту с надписью "Деймен де Рочестер", и плюнуть вашему батюшке в личность.
Или в то, что от неё к тому времени осталось.
Хорошо, что вы не стали стреляться. Стреляться в подобных обстоятельствах, всё равно, что плевать против ветра - всем сразу понятно, кто дурак.
Вы взялись за ум, решили найти ту единственную - светоч всей вашей жизни, и тщательно перелопатили всё женское население по обе стороны земного шара.
Благо решительности, упорства и целеустремлённости вам было не занимать
"Чем бы дитя ни тешилось" - говорила себе глупая ваша Судьба, до тех пор, пока вы не наткнулись на Селину.
Ваша Судьба спохватилась, но было поздно, так как вы уже развернулись во всю, так долго сдерживаемую мощь собственного темперамента.
"Пардон мадам, мерси мадам" - этому вы не были научены. Вам нужно влюбиться по уши, броситься, словно в омут, трепетать, обожать и уважать, пусть даже речь идёт всего лишь о девице из кордебалета.
А после, вы стрелялись из-за этой потаскушки, которая и доброго слова не стоила, а потом взяли на воспитание её брошенную на произвол судьбы дочь, основываясь на одном лишь голословном утверждении, что эта дочь - ваша. Причём, вас никто не заставлял этого делать.
Эдвард Рочестер, вы уникум! Вас надо показывать за деньги!
Подумаешь, обидчивый какой.
Я - то думала, что досыта накушавшись прелестей семейной жизни, вы во всеуслышание заявите, что все бабы - не буду произносить вслух это меткое словцо, и станете относиться к ним соответственно.
После истории с Селиной, я была уверена, что вы так и поступите.
Просто тряслась - так ждала и надеялась, что однажды вытащив из-под кровати очередного кавалера, Эдвард Рочестер наконец плюнет, набьет своему оперному ангелу морду, и для себя раз и навсегда решит, что все бабы - снова не стану произносить это слово в вашем присутствии.
Помнится, ветвистыми рогами вы могли зацепить не то что дверной косяк, а даже люстру. В Опере. С лёгкостью, не вставая с кресла в партере. А ещё говорят, что молния два раза в одно и то же место не бьёт.
И всё молитвами вашей прелестной танцовщицы, и можете сверкать глазами и раздувать ноздри, сколько душе угодно.
Я тоже ноздри раздувала, когда так и не дождалась от вас простого и здравого решения, а глазами сверкать умею, не хуже вашего.
А вы остались при своём, и гувернантку деточке уже подыскали? Ну-ну.
И после этого вы имеете наглость утверждать, что не любите детей.
Не стоит лезть на стенку из-за двух слов, темпераментный вы мой. Вот вынь вам, да положь, вашу единственную.
Ну что мне с вами делать?
Хорошо, я сейчас нарисую вам светлое будущее, в обмен на ваш честный ответ.
Только представьте, что Торнфилд полыхает синим пламенем, а ваша жена скачет по крыше и голосит на всю округу. Вы побежите её спасать?
Эдвард Рочестер, можете уже сейчас записать себе в актив спасение прекрасной дамы. Ибо я прекрасна, я дама, и вы меня только что спасли от ужасной участи.
Меня хватил бы удар, вздумай вы ответить на мой вопрос: "Нет, и не подумаю".
От удивления, конечно.
А я всегда подобным образом реагирую на сильные потрясения. И большое вам спасибо, что мне не придётся до конца жизни мычать, и пускать слюни.
Теперь слушайте меня внимательно, представьте, что вы возвращаетесь в Торнфилд, и почти у самого порога встречаете Счастье.
Да, да, то самое счастье всей вашей жизни, ваша мечта и свет очей ваших, ваше дыхание и радость чресел, ну и всё, что в данной ситуации полагается.
Вы счастливы. Ваша Судьба, впервые за столько лет спит спокойно, а не выслушивает по ночам ваши стоны и вздохи, героически борясь с неистребимым желанием, оглушить вас с маху канделябром.
Вы ведёте вашу избранницу к алтарю, и священник отказывается венчать вас наотрез, потому что потому. Сами знаете.
Ваша ненаглядная очень вас любит. По крайней мере, пару раз она сподобилась выдавить из себя сие трогательное признание, но предпочитает стать миссис Рочестер по закону.
И заметьте, что главное слово для неё, "предпочитает", а любовь она решительно задвигает в угол до лучших времён, когда дозволение любить будет оформлено в письменном виде, заверено подписью, и скреплено печатью размером с небольшой таз.
Вот такой у неё пунктик, и поскольку этот пунктик, или всё, что под ним скрывается перевешивает, она сбегает в ночь после своей неудавшейся свадьбы, на все четыре стороны.
Вы понимаете, что пока жива ваша жена, не видать вам вашей возлюбленной, простите за вульгарный оборот, как своих ушей, и вашему отчаянию нет предела.
Зачем я к ночи рассказываю такие ужасы? А представьте, что всего лишь хочу сохранить вам руку и глаз.
Когда поймёте, поздно будет. Просто представьте ещё раз, что Торнфилд полыхает синим пламенем.
Эдвард Рочестер, полезете ли вы на крышу, чтобы вытащить свою законную половину из огня?
Зная, что любимая и обожаемая женщина на пушечный выстрел не подойдёт к вам, пока вы не божьей милостью вдовец?
Можете не отвечать, у вас на лбу написано, что полезете.
Я могу горстями сыпать перед вами перлы собственного изысканного красноречия, но вы всё сделаете по-своему. Это ваш девиз, Эдвард, "сделать и каяться".
Поезжайте в Торнфилд, всё будет так, как вы хотите. И когда от большой и чистой любви небо покажется вам с овчинку, не говорите, что я вас не предупреждала.
Действие второе
Зимний вечер, пустынная дорога близ Торнфилд-Холла. Судьба появляется из-за изгороди, и садится на приступку. Задумывается, тяжело вздыхает.
Судьба: (Обращаясь к деревьям на противоположной стороне дороги.) Вот и встретились два одиночества. Из-за изгороди всё очень хорошо было слышно, знаете ли. (Передразнивает.) "Я не могу оставить вас одного на этой пустынной дороге, сэр..."
Подумать только, какое участие, я едва не прослезилась.
Эдвард Фейрфакс Рочестер сейчас влюбится с треском, грохотом и размахом на всю оставшуюся жизнь, а эта худышка сожрёт его, и не подавится. (Смотрит в ту сторону, куда ушла Джен.)
А после он будет рвать на себе волосы, стучать головой по стенке и заявлять во всеуслышание, что его Судьба - обманщица!
Судьба, обманщица! (Смотрит в сторону Торнфилда)
Эта особа - любовь и счастье всей жизни? Рочестер, я умываю руки! Эта особа - жертва и результат, бурной творческой деятельности компрачикосов!
Любите на здоровье своего Гуинплена, кто вам доктор! (Вскакивает с приступки и гневно жестикулирует)
Выросла в каком-то кривобоком горшке, с надписью "гувернантка", и мозги у неё соответственно набекрень! Той же неповторимой формы, с той же незатейливой надписью! И вы зря думаете, что подобные вензеля удастся благополучно распрямить!
Никогда она не станет миссис Рочестер, ни по существу, ни формально.
Бриллианты и шелка даже не пытайтесь ей дарить, не поможет! Они полетят вам в голову, при всяком удобном случае!
Джен Рочестер, молодая супруга Эдварда Фейрфакса Рочестера, ага! Мечтать не вредно! Скорее вы станете мистером Эйром!
Вот она, полная противоположность вашей темпераментной креолке!
Я, знаете ли, начинаю испытывать горячую симпатию к Берте, еще немного, и я полюблю её навеки!
Она хоть и буйная, но это периодами. Порычит, полает, кого-нибудь погрызёт, что-нибудь подожжёт, и спит потом зубами к стенке.
Ей хорошо, а мне что, всю оставшуюся жизнь возиться с каким-то мистером Эйром?