Стихи 2016г
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
ПРОДОЛЖЕНИЕ ТЕМЫ
Клубилась звездная вьюга,
стелился млечный туман.
Две птицы нашли друг друга -
свет-птица и птица-тьма.
Встретились и схлестнулись,
на верную смерть летя.
В нещадном вселенском гуле
у них родилось дитя.
Взрываясь, сверкали горы,
и вечности голос пел...
Причудливые узоры
темнели на скорлупе
яйца - голубого шара.
И голос сказал: прими
божественных птиц подарок!
И Землю увидел мир.
ЛИФТЕР
Я думала раньше: в любом подъезде
сидит наверху лифтер,
чаи распивает, мечтает, грезит
и знает: внизу простер
сплетенные щупальца
сонный город -
то тропка, то тротуар -
и слух его ловит чердачный шорох,
возню голубиных пар.
Я ночью смотрела на дом напротив -
терновый венок антенн,
а в окнах застывшая мгла,
как в гроте -
но вызовом темноте
светилось окошко.
Сушил на крыше бог облачное белье.
В ночной тишине
был прекрасно слышен
небесный сигнал "прием".
А где-то опять
замышлялись войны,
ведь зло никогда не спит.
Ждать утра порою бывает больно
на страха стальной цепи.
Теперь-то я знаю, что нет лифтера
в каморке под чердаком,
когда наблюдаю,
раздвинув шторы,
плывущий в тумане дом.
Порой невесомая тьма грохочет,
и сердце стучит мое.
Почудится: сторож недужной ночью
в свою колотушку бьет.
УСАДЬБА
Мир наполнялся звуками двора.
Кудахтали встревоженные квочки.
Из погребов несли кувшины, бочки.
Дворовая носилась детвора.
Крестьяне отправлялись на покос.
В погожий день купались в сонной речке.
И барыня укутывала плечи,
храня себя от комаров и ос.
Радели о спасении души,
шли в воскресенье всем двором к обедне.
И было тихо, благостно в деревне.
И подавали беднякам гроши.
Обедали обильно. С требухой
пекли пирог. Судак в коровьем масле,
свинина, маринованная в квасе...
Стол славился грибами и ухой.
Наевшись, отправлялись отдыхать,
и в доме закрывались плотно ставни.
Под солнцем грелись миски и лохани.
В траве лежала кошка, как доха.
Гусыня в холодок вела гусят.
И слуги спали - в кухне и амбарах,
а нянечка под яблонею старой
укачивала барское дитя.
Проснувшись, на лужайке пили чай
из медного большого самовара.
Спасала стол от солнечного жара
разлапистою кроной алыча.
А к чаю были плюшки, масло, джем
и пирожки с лесною земляникой.
К малине подавались мед и сливки.
И жарко становилось госпоже.
Шла в сад она, под сень густых аллей,
лениво перелистывала книги.
Приезжий господин, снимавший флигель,
раскладывал пасьянсы на столе.
И вновь брались кухарки за ножи,
и запахами полнилась округа.
Помещик письма слал из Петербурга,
справляясь о здоровье госпожи.
Ей редко дозволялось приезжать
к служившему советником супругу.
Катилась жизнь привычная по кругу.
Казалось, в ней не будет рубежа.
ЗЕМЛЯНЕ
Перевернутое небо,
неумолчный гул,
самолет дрожит телегой.
Сухость глаз и губ
и заложенные уши.
Господи, прости,
дай коснуться милой суши,
подержи в горсти.
Кажется, о дно скребутся
ледники вершин.
В земноводных рыжих бутсах,
дремлет пассажир.
Расцветает тьма земная
сотнями огней.
Самолет всхрапнул, снижаясь,
в беспокойном сне.
Он слегка поводит носом:
что сейчас внизу?
Птицы, бабочки и осы
не летят в грозу.
Тихой ночи ждут земляне,
кто-то смотрит вверх.
Самолет в воздушной яме,
кролик на траве.
Скоро лайнер приземлится
на аэродром.
Пассажиров скорбны лица:
люди любят дом,
лес, речушку и овражек
на краю земли.
Человек лишь дома важен,
что бы ни плели
о другом предназначенье.
Ну, садись скорей...
Там горячий чай вечерний
с парой сухарей.
Там подушки в мягкой спальне.
Дрожь скрещенных рук.
Выпустил закрылки лайнер,
сделав первый круг.
ЗИМНЕЕ СОЛНЦЕ
Невесомые лучики солнышка,
растрепались опять, а лицо
похудевшее, бледное, сонное.
Так выходит больной на крыльцо
и тихонько ступает по улочке,
удивляясь дневной пустоте,
чтобы только добраться до булочной,
и вернувшись, зарыться в постель.
ЭМОЦИЯ
сегодня день такой хороший
сейчас открою дверь
и будет суп из ста горошин
и кофе - черный зверь
сегодня день какой-то милый
малиновый совсем
и мне не встретится страшила
покинувший гарлем
в стакан окна широкий тонкий
налит лимонный сок
и вспоминаются японки
и камбала - восток
сегодня мир такой безбрежный
на улице плюс семь
и воздух сладковато-нежный
березовый совсем
ВЗГОРЬЕ
Я поднимусь на жизненное взгорье -
мне б по дороге только не упасть, и
подумаю: а горе ведь не горе,
подумаю: а счастье ведь не счастье.
И сласти жизни ведь совсем не сласти,
и горечь жизни ведь совсем не горечь.
И в тот же миг я обнаружу счастье -
как только оглянусь на косогоре,
вцепившись в куст дрожащими руками,
увижу пропасть и нависший камень...
Ведь счастье - не случившееся горе.
КОФЕ
Вознаградив себя горячим кофе
за то, что встала, и за то, что утро,
восстановила ток горячей крови.
А небеса, лишившись перламутра,
напомнили про пасмурную осень.
И время быстро вспять пошло, казалось,
там кто-то ждет тебя, о чем-то просит,
а ты боишься суеты вокзала.
Воспоминаний оседает пена,
и пьются дни, как свежий чай и кофе,
и привыкаешь к грусти постепенно,
в нее шагаешь поутру, как в офис.
А в мартовских объятиях широких
мне чудится недюжинная сила,
но как светлы его глаза и щеки,
им тоже красок жизни не хватило.
Бармен достанет запотевший штофик,
когда зайдем с тобою в ресторанчик,
я позабуду про дежурный кофе,
как раньше.
И я уже не побоюсь причалов
и баров незнакомых побережий,
я залпом выпью за любовь сначала
небрежно.
ТРИ ДНЯ ДО АПРЕЛЯ
Капли стучат по карнизу,
тает оставшийся снег.
Видно, оформили визу
в нашем посольстве весне.
Дождик такой пустомеля,
но иногда деловит.
Только три дня до апреля,
словно до первой любви,
той, что, наверное, снится,
только не помню я снов.
Спряталось солнце - лисица.
Дождь, вдохновленный весной
будет нашептывать стансы,
будет проситься ко мне -
с исповедью иностранца,
только российских корней.
ВЕЛОСИПЕД
Велосипед, мелькая спицами,
сверкая никелем руля,
летел под тучами и птицами,
и уходила вниз земля.
Деревни вслед махали кленами,
кричали женщины: привет,
автомобили удивленные
съезжали медленно в кювет.
Крутил педалями и с лесенки
съезжал и гнал, не зная бед.
Когда землянам было весело -
изобрели велосипед.
ДОЖДИ
Дожди, дожди, которым нет числа.
Под них иные жизнь свою итожат.
Не сходит мрак с небесного чела.
Дрожат деревья в мокрых макинтошах.
Луж дождевых непроходима мель
и струй дождя неодолимы путы.
Как быстро тает лета карамель
и жизнь теряет сладость почему-то.
Дожди, дожди, которым нет конца.
Молчат деревья, с осенью не споря.
Земля пьет воду с грустного лица
седых небес и в радости, и в горе.
ИРРЕАЛЬНОСТЬ
Не интерес, не равнодушие -
лишь суета.
И вот однажды обнаружу я:
пора давно сложить оружие,
вся жизнь - не та.
Мой мир, в котором много лишнего,
как в сундуке,
качая шляпами и крышами,
зовя иконками-афишами,
зашел в пике.
И только старые истории
из лучших книг,
не о моей любви которые,
не о моем зависшем городе -
спасут на миг.
За строчкой строчка к пальцам тянется -
готов клубок.
Ах, как ажурна ложь-жеманница,
как откровенна правда-странница,
и - эпилог.
И не прервется нить сюжетная -
глава к главе.
Граф на коне сверкнет манжетами
при свете лунного прожектора -
промчится век.
Обложка, словно дверь, захлопнется -
один итог.
Историй жизни я поклонница,
когда судьба как на ладони вся -
к витку виток.
...И вновь такси рябило шашками,
ревел клаксон.
И снова выплыл вверх тормашками,
неугомонный и ромашковый,
мой город - сон.
Мой сон, в котором много нужного,
как в сундуке,
летел над крышами и лужами,
и над ржавеющими ружьями
на чердаке.
О ДОЖДЕ ДОЛГОЖДАННОМ
Что дождь? Не прилетел ли поздно ночью?
Повеса долговязый загулял.
Придет, потупив голубые очи,
потреплет по загривкам тополя
и зачастит, оправдываться будет,
окна касаясь бледною щекой,
мол, задержался он в Санкт-Петербурге,
не мог расстаться с городом легко.
И наиграет, как на фортепьяно,
на козырьке знакомый саундтрек,
раскачиваясь - грустный, полупьяный,
вкусивший воду петербургских рек.
И спрячет лик под серым капюшоном,
но перед этим взглянет так светло,
что не пойму... он здесь, опять ушел он?
Дождь любит загонять людей в метро,
в кафе... Хотя скучает без прохожих.
Все музыканты любят полный зал.
Мой дождь - джазмен. Чуть нервный, тонкокожий.
Он в город мой давно не заезжал.
СПЛИН
Листья осени цвета коньячного.
Сплин осенний, ты сколько ни прячь его.
Только курочки с алыми гребнями
вознеслись высоко над деревьями.
Ветер, выспавшись, снова витийствует.
Лужи стали темней и таинственней.
Месяц худенький - кожа да ребрышки.
Тучи зябко взъерошили перышки.
Листья осени цвета горчичного,
эту осень рисует мой личный Гог.
В поле хлебном уже ни ворон, ни скирд.
Краски выцвели. Это по-божески.
ПРИРОДЫ ХРАМ
Природы храм. Какие залы в нем,
холсты какие, фрески и скульптуры.
То солнцем озаренный ясным днем,
то в тень ночную прячущий фигуры
птиц и зверей, и бабочек, и рыб,
и женщин, и мужчин, детей и старцев.
То тишина, то слышатся хоры
и звук органа в поднебесном царстве.
Ручьев лазурных гибкие шелка,
и в неге утопающие розы,
и белые - на фоне серых скал -
над пропастью гуляющие козы.
Случается, опустошает храм
воды стихия - ливни, наводнения.
Случается, сметает ураган
искусных рук прекрасные творения.
И каждый пережитый катаклизм
порой не отличить от божьей кары.
Но Бог ли хочет храм смести с земли
и посылает войны и пожары?
По божьей воле или вопреки
огонь ползет по беззащитной хвое?
Но знаю: не от божеской руки
молящие о жизни - гибнут в войнах.
Цветущая душистая сирень -
и рядом с этим таинством природы
раскаты взрывов, рев и вой сирен,
дымящие военные заводы.
В святилище небесной тишины -
машины и орудия войны.
ЛИРИЧЕСКАЯ ГЕРОИНЯ
Комнату освещает напротив стоящий дом.
Обо мне вы не знаете, зачем вам мое имя.
Я сама себя узнаю с трудом.
У меня есть автор, я - лирическая героиня.
Он, мне кажется, хочет сказать о главном,
а мне все время приходится нервно ждать.
Так боится охотника утка, скрываясь в плавнях -
выстрелы, возгласы и вода - вода.
Вы подождите, все может случиться быстро.
Я иногда и сама говорю за творца.
Он в поиске вечном - неуловимого смысла,
когда-то понятного праотцам.
Я героиня каждого стихотворения,
я разбиваю чашку, вздрагиваю от мотылька,
шлейфом за мною тянутся говорящие тени.
Иногда я бываю куклой, выставленной напоказ,
и оживаю ночью от лунного света
или взгляда внимательных глаз, бормочу -
жалуюсь, что не причесана и не одета,
и всякую второстепенную чушь.
Комната - полуосвещенная витрина,
льется свет из дома напротив и попадает сюда.
Мелко дрожат деревца в нитяных пелеринах.
Пятна неровных лужиц - сверкающая слюда.
Автор растирает затекшие локти, колени.
Ветер бросается грудью на мокрые окна.
Хлопает дверь в никуда. Нет перил, лишь ступени.
Мой сочинитель, в лучших стихах одиноко.
МИЛАЯ ОБИТЕЛЬ
Ты для мира лишь призрачный сон,
тихий танец плывущей волны.
Возле арфы уходишь в песок,
не задев ни единой струны.
Дождь ослеп и от грома оглох,
ураган извалялся в пыли.
Но под солнцем блестит как стекло
твой затерянный в дюнах залив.
А вокруг тишина, тишина.
Не качнутся ни мачта, ни ель.
Высь бескрайнего неба - страшна.
Как ласкает прибрежная мель.
НЕ ЖДАТЬ
Осенний дождь бежит к своим корням,
а снег когда-то ляжет у подножий.
Я не хочу ни ждать, ни догонять.
Пусть говорят, что это невозможно.
Не нужно мне ни быстрого коня,
ни придорожных баров и трактиров -
я не хочу ни ждать, ни догонять
в прогалинах сгорающего мира.
Зачем мне ждать, кого мне догонять:
пройдет и эта призрачная осень.
Не год от года жизнь - день изо дня,
и никогда не иссушить в ней вёсел.
ДРАМА
Поздней осени темы избиты.
Сколько пауз, заставок, длиннот...
У природы полно реквизитов,
только мало идей для кино.
Дождь осенний - совсем безыскусный,
не художник, а просто маляр.
Поредевшею кисточкой грустно
он малюет весь день тротуар.
И ветра пролетают транзитом,
и теперь не расслышать их свист.
И привычно грустит композитор
в треке, льющемся из-за кулис.
Иногда в глубине декораций
я в расшатанном кресле сижу
в ожидании, как папарацци,
и снимаю реалити-жуть.
Сценарист с режиссером не правы,
драма глубже на этой земле.
Умирают мечты, а не травы,
осыпается жизнь, а не лес.
ИЗ ОСЕНИ В ЗИМУ
Проснется город и поедет,
звеня брелоком и ключом.
И ты не первый, не последний -
нигде - нигде, ни в чем - ни в чем.
Ты осени безвестный инок,
уйдешь из стен монастыря
дорогой зимнею и длинной,
тропу случайную торя.
Одной достаточно тропинки -
и выйдешь из большой тоски,
рвя цепи, словно паутинки -
покинешь обветшалый скит.
Сигналя фонарями, город
тебя дождется у дверей
каретой помощи нескорой.
Что - грусть?.. Не нужно верить ей.
ОКНА
В оконных проемах то горькая мгла,
то снова медовое солнце.
О, если бы окна читать я могла,
они не прикрыты картонцем
обложек, и в них настоящая жизнь.
Страницам не читанным тесно
на стенах панельных. Бегут этажи...
Но разве она интересна -
обыденность наша в своем торжестве?
И я понимаю, что лучше
пустыню и море, закат и рассвет
читать в человеческих душах.
Вся жизнь, что таится за тканью гардин,
хранится ранимой душою.
Я слышу, как вдребезги бьются дожди
об окна в режиме слайд-шоу.
СНЕЖНОСТЬ
Шумно падали тучи,
а теперь невесомы.
Этот город не лучший,
просто очень знакомый
каждой новой снежинкой,
пусть и неповторимой,
каждой новой ужимкой
клена - клоуна-мима.
Проскользнет тихой сапой
вечер между домами.
Я люблю тебя, папа,
я люблю тебя, мама.
Вам в степи белоснежной
больше не заблудиться.
Я храню вашу нежность,
я храню ваши лица.
Листья падали в лужи,
а теперь на сугробы.
Он слегка неуклюжий -
снежный город огромный.
Ветер мантрам шамана
по ночам меня учит:
я люблю тебя, мама...
этот город не лучший...
ели мягки и тихи...
тополя сухопары...
Марля вьюжная вспыхнет
от лучины фонарной.
ЕМУ ВЕДЬ НАДО ЗВЕЗДЫ КАРАУЛИТЬ
Ему ведь нужно звезды караулить.
Он нитями сплетенных воедино
мерцающих во тьме холодных улиц
качается и рваной паутиной
в ночи переливается, блестит он.
Наш город засыпает очень поздно.
А небосвод чернеет антрацитом.
Когда опять летят на землю звезды,
звучат в сердцах мелодии и песни
печальней, чем ветра, дожди и вьюги.
Давно здесь не осталось целых лестниц
до неба. Проржавели все в округе,
и город полон бесконечной прозы.
У несчастливых ночь бывает длинной.
И падают из шахт вселенских звезды,
как только переполнятся корзины.
СТАЛКЕР
Опустел внезапно бензобак,
и колеса вмиг окоченели.
Посреди пустыни два столба,
а на поперечине - качели.
Под ногами сахарный песок,
саксофон лежит, в пустыню вмятый
под передним правым колесом,
и дрожат пеньковые канаты.
Покатал во рту воды глоток,
вышел из машины, хлопнув дверцей.
Загорелся веером восток,
но в пустыне никуда не деться.
Ветер отдувает тишину,
глянец неба скрыт листами кальки.
Бог к себе качели притянул,
отпустил... Ушел в барханы сталкер.
КОНСЕРВНЫЙ РЯД
"Консервный Ряд в Монтерее - ...
ностальгическое видение, мечта."
(Дж.Стейнбек)
Огни в домах едва горят,
луна - латунный гонг.
И вот он мой Консервный ряд.
Спит лавочник Ли Чонг.
Над Дориным крыльцом фонарь
качается легко,
развеивая мглу и хмарь
и теша рыбаков.
В туманной дымке Монтерей
забылся до утра.
При свете тусклых фонарей
всяк прав и всяк неправ.
И можно за секунды две,
за краткий выдох-вдох,
открыть незапертую дверь.
Над микроскопом Док
склонился. В банках вдоль стены -
дары морского дна.
А небеса пока темны
и зреет тишина.
И вновь рассвет. В поток один
сливаясь, люд спешит
консервы делать из сардин.
У рыб есть свой аид,
в котором грохот, смрад, и лязг
и сейнеров свистки.
Но волны успокоят взгляд,
и с берегом морским
простившись, ты взойдешь на холм.
С утра на пустыре
зевают - в сонмище грехов
лень не великий грех -
блаженно нищие, ловцы
лягушек и медуз.
Для них весь город - это цирк.
Другим не на беду
поворовав денек-другой
и что-то наловив,
они слетятся на огонь
надежды и любви,
всегда трепещущий в окне -
лишь перейти пустырь,
и хватит Дока им вполне.
Не нужен и псалтырь,
когда один обол в горсти.
Вселенная - в душе.
Как океан вдали блестит,
и мир не стал грешней,
и птицы белые парят.
Над побережьем всем
грохочет мой Консервный ряд -
поэма из поэм.
Связаться с программистом сайта.