Кириэль - ангел 20 Дома Луны. Это ангел, который может помочь, когда нам кажется, что мы потерялись и запутались в жизни, когда наша жизнь превратилась в сплошную борьбу. Когда мы зовём Ангела Кириэля, он показывает нам, как изменить нашу жизнь к лучшему.
Сопровождающий ангела Кириэля цвет - зелёный; время года - осень; месяц - ноябрь; день - понедельник; ангела Кириэля характеризуют заботливость, вдохновение и любовь; драгоценный камень - изумруд; символ - Луна; таро - Верховная Жрица; цвет свечей - синий.
* * * *
Он - путешественник между мирами.
Вечный странник, гонимый отовсюду.
Преследуемый собственной судьбой.
Он скитается по вселенным, по сотням слоёв выдуманных, иллюзорных реальностей, в поисках себя самого.
... и в надежде вновь встретить того, кому когда-то дал обещание... Того, перед кем он в вечном долгу...
Он использует врата миров как простые двери, и лишь ему они открывают свои тайны.
Везде, где он появляется, по его следу отправляются твари - жуткие, противоестественные монстры, порождённые неразумными человеческими сознаниями.
Он уничтожает всё то злое и мерзкое, что встречается на его пути.
Сила его - в священном камне души, трансформанте, способном принять вид любого оружия.
Его верная Тень - вот его единственный спутник и соратник.
* * * *
Тень - описанный К. Г. Юнгом архетип, представляющий собой относительно автономную часть личности, складывающуюся из личностных и коллективных психических установок, не могущих быть принятыми личностью из-за несовместимости с сознательным представлением о себе. Теневые бессознательные содержания воспринимаются через проекцию и подлежат интеграции в целостную структуру личности.
В сновидениях Тень проявляется в виде человека одного пола со сновидцем, вызывающего неприятие и раздражение. Тень является частью Эго, но выходит из бессознательного. Игнорирование или незнание Тени может вызывать рассогласование личности.
Фигура Тени персонифицирует собой всё, что субъект не признаёт в себе и что всё-таки - напрямую или же косвенно - снова и снова всплывает в его сознании, например, ущербные черты его характера или прочие неприемлемые тенденции.
* * * *
Кто-то называет его Воином Смерти, Разрушителем. Кто-то - Уничтожителем, Палачом, Белой Смертью или просто Убийцей.
Сам он называет себя Мусорщиком. Чистильщиком. Стирателем.
Убирать сор за бесконечно спящими и не осознающими самих себя - его работа.
Такова его плата за переход...
* * * *
Беседа с собственной тенью
* * * *
- Скажи, а ты осознаёшь, что у тебя нет друзей? Ни одного.
- Да.
- И?
- И меня это устраивает.
- То есть тебе это нравится?
- Мне нравится быть собой. Когда я с кем-то общаюсь, я превращаюсь в зеркало. И только когда я остаюсь наедине с собственными мыслями, я - это я.
- Понимаю. Но как же любовь?
- Любовь - это другое. Любовь - это другой я. Такое тебе, наверное, не понять.
- Ну почему же. В моём случае другой я - это ты. Всё просто.
- Нет... Ты всё-таки не понимаешь. Раньше я боролся за любовь. За то, чтобы у меня был кто-то. И чтобы я у кого-то был. Но получалось только то, что называют дружбой. Я всегда был зеркалом, понимаешь? Всегда.
- Понимаю.
- Я кивал, соглашался, помогал, давал то, что просили. Потом понял, что это - игра. Что все так просто играют. В зеркала. В любовь. Некоторые - в жизнь. Сначала я хотел тоже научиться так играть. Ведь другие выглядели счастливыми. Но мне это очень быстро надело. Я понял, что люблю быть самим собой больше, чем хочу любить кого-то. Ты и это понимаешь?
- Конечно. Кто же ещё тебя поймет, как не твоя собственная тень.
- Вот именно.
* * * *
- Расскажи ещё о любви.
- Пожалуйста. Люди, с которыми я общаюсь, делятся на три типа. Первых я люблю. Просто так, потому, что они есть. От общения с ними мне тепло, они это чувствуют и тоже согреваются.
- Вроде как если после улицы одеться во всё домашнее и попить горячего чая?
- Да, вроде того. Дальше?
- Да, про вторых.
- Про вторых. Вторые мне интересны. Это могут быть странные, уродливые, либо же, наоборот, очень красивые люди. Это все те, кто вызывает у меня любопытство, обычно временное. Они меня вдохновляют. И чаще всего даже не знают, что я существую. А я быстро о них забываю и переключаюсь на кого-то ещё того же типа. И все они чем-то друг на друга похожи. Вот такая странная любовь.
- Почему же странная. Очень даже любовь. А кто третьи?
- О, третьи... Третьи. Третьи - это те, кому по каким-то причинам интересен я.
- Как забавно.
- Ага. Но самое забавное, что это обычно те, кому я должен помочь. Потому, что здесь и сейчас только я могу это сделать.
- А разве так бывает?
- Конечно. Когда ты кому-то помогаешь, потому что только ты и можешь это сделать, это и есть любовь. Так оно всегда и бывает. Ещё?
- Да, пожалуйста.
- Вот видишь, и тебе я сейчас помогаю.
- Да. Спасибо. Ты у меня тип первый.
- И ты у меня тоже.
- Ещё бы! Меня невозможно не любить.
- Вот именно.
* * * *
- Что у нас сегодня на вечер?
- Чай. Но остался только жасминовый.
- Фу. Терпеть не могу жасминовый чай. Он какой-то слишком... Женский, что ли. У меня от него сердце болеть начинает.
- Ты что-то имеешь против женщин?
- Нет. Но чай, провоцирующий сердечную боль у тени - это уже слишком.
- Согласен. Не помню, о чём я думал, когда его покупал. Как насчёт кофе?
- Кофе ещё хуже. Он дарит мне самую мучительную мигрень на свете.
- Ммм... Горячий шоколад?
- Слишком наивно. Да и кончается он всегда не вовремя, вроде только втянулся, начал получать удовольствие, и тут раз - смотришь в пустое дно.
- Не очень-то приятно, согласен. Ну, тогда сварим яблочный глинтвейн? И вина немного в него добавим, у меня тут как раз осталось...
- Что-о-о-о? Вина?! Слушай, ты лучше сразу признайся, что я тебе надоел, и ты решил от меня избавиться.
- Значит, и глинтвейн ты не хочешь? Тогда чем же мы сегодня будем вечер запивать?
- А зачем его запивать? Давай прямо так, сырым.
- Что-о-о-о-о-о? Осенний вечер - сырым?! Со всеми этими его жуткими звуками и ранней темнотой?
- Дурак ты, хоть и хороший человек. У меня было гораздо меньше "о".
- Зато ты сам гораздо меньше меня. Я - хороший человек, а ты - лишь тень хорошего человека.
- Иногда тень хорошего человека - это очень много. Гораздо больше того, на что способны некоторые. Иногда это и есть всё, на что они способны. Но это если сравнивать, а лучше этого не делать с людьми. Да и с тенями тоже.
- А чай, кофе, шоколад и глинтвейн, значит, можно сравнивать?
- Это смотря с какой стороны подходить к вопросу. Иногда можно и сравнить. Иногда даже нужно сравнить. Потому что как иначе сделать выбор?
- Сердцем?
- Сердце твоё уже давно выбрало этот гадкий чай, я знаю. А моё оставь в покое. Его нельзя ни с чем сравнивать.
- Сравнивать сердца нельзя, согласен. Так что, всё-таки чай? Жасминовый?
- Голову мне больше жаль, чем сердце.
- Эх, а мне тебя жаль больше, чем себя. Так что давай сегодняшнюю темноту примем в чистом виде, без добавок. Сердце беречь нужно, оно ведь одно. А у тебя, наверное, вообще - единственное. Кстати, а на что оно похоже, сердце тени?
- На женщину, которая пьёт жасминовый чай в полном одиночестве и плачет.
- Как это по-осеннему. И очень подходит для вечера. Ой, я опять сравниваю, да?
- Вот именно.
* * * *
- Послушай, ответь-ка мне на вопрос. Можно с подробностями и надолго. Обещаю не уснуть.
- Зато я уже почти заснул... В чём дело?
- Прости. Но это действительно важно.
- Я тебя очень внимательно слушаю.
- Спасибо. А теперь объясни мне: что такое коллективное бессознательное?
- Вот значит, как. Я тут спать, понимаешь ли, пытаюсь, а он...
- Эй, я же серьёзно!
- Ладно, ладно, бессознательное, так бессознательное. Тем более коллективное. У людей или у теней?
- А что, у теней оно тоже есть? И в чём разница?
- Конечно. У людей кроме сознания, которое то есть, то теряется, имеется ещё подсознание. Поэтому, чтобы выйти на чистую бессознательность, им необходимо отключать и первое, и второе. А теням ничего отключать не надо, они в любое время - сама тьма. Интуиция. Бесконечное знание. Чистая бессознательность.
- Знание? А память уходит вместе с сознанием?
- Память? Ох, эдак мы всю ночь будем рассуждать.
- Ясно, значит память остаётся...
- Она пробуждается. Как и свободное знание. Или интуиция.
- То есть у людей в сознании интуиция не работает?
- Только в бессознательном состоянии. Иногда они могут неосознанно переходить в это состояние на короткое время. Это называется вдохновением, или озарением. Миг истины.
- Это обычно бывает во сне?
- Иногда до. Или после. А у некоторых зануд, вроде тебя - вместо.
- То есть, во сне можно узнать всё, что угодно?
- Если поймёшь, чего на самом деле хочешь, то можно.
- А как понять, чего я хочу на самом деле?
- Спроси меня. Уж я-то знаю.
- Постой, погоди. Откуда ты можешь знать, чего я хочу, если ты - чистая бессознательность?
- Оттуда. Я знаю всё. Просто тебе сложно в это поверить, ты человек.
- Хочешь сказать, что тени - это и есть коллективное бессознательное человечества?
- Вот именно.
* * * *
- Так ты всё время со мной? И всегда был?
- Я не с тобой. Даже сейчас. Я далеко от тебя, очень далеко.
- Где?
- Везде и нигде. Это невозможно объяснить словами, но почувствовать - просто.
- Кажется, я всё же понимаю. Это похоже на бездну, да?
- Это похоже на тьму.
- Потому что ты - тень.
- Потому что тьма - она одновременно везде и нигде. Во всём и ни в чём. Она - источник, и она же - конец. Я ожидал, что ты догадаешься...
- Прости. Я сегодня недогадлив. Голова отчего-то разболелась.
- Оттого, что ты не о том думаешь.
- Я думаю о тебе! Пытаюсь тебя понять.
- Ты думаешь о таких вещах, о которых не думают, и понять которые - невозможно. Учись меньше думать и больше доверять.
- Тебе?
- Конечно. Я же твой внутренний голос.
- То есть, я слышу тебя, потому что мы связаны?
- Потому что я - это ты, но не совсем.
- Ты - моё второе я?
- Ты. Другой ты.
- Далеко, но... Рядом?
- Да. Ты не один. Не одинок. Никогда. Я с тобой. Далеко, но всегда рядом.
- Как чайка Джонатан?
- Вот именно.
* * * *
Ночь. Луна. Тишина и холод. Поле ржи и лоскутки белоснежных перьев...
На самом краю...
Девочка-ангел сидит на краю ржаного поля, у самого обрыва.
Я подошёл к ней. Сел рядом, свесив ноги в пустоту, и тут же поёжился от холода.
Её тоненькая фигурка как будто светится изнутри белым светом. Её личико слишком серьезное для ребёнка, а на губах грусть.
- Здесь так холодно...Ты, наверное, совсем замёрзла? - меня передернуло от звука собственного голоса.
Она не ответила, просто кивнула, вздрогнув обнажёнными плечами, и прижалась к моей руке. Ее кожа была как лёд, или как мрамор: белоснежной, твёрдой и хрупкой одновременно.
- Оно поет, слышишь? Поле, - сказала она очень тихо.
Я на миг прикрыл глаза, концентрируясь на кончиках своих пальцев, прижатых к земле. Внутри что-то зазвенело, словно связка хрустальных колокольчиков.
- Да... Спасибо тебе.
Она подняла голову, и улыбнулась мне предгрозовым небом своих глаз из-под длинных чёрных ресниц.
- Глупый... Ты бы и сам со временем услышал.
Я только пожал плечами, наблюдая, как колеблются за её спиной оборванные, сломленные перья.
Её взгляд печален. Дрожь капелек в уголках глаз, трепет век - почти слёзы.
- Прости меня... Я так много должна была тебе рассказать, но теперь...
- Я понимаю. Всё хорошо. Я и сам со временем во всём тут разберусь. Ты же знаешь.
Она улыбнулась и вдруг расцвела каждой своей черточкой. Стала такой реальной, что мне сделалось невыносимо больно... Ну вот. Мои слезы такие горячие, они всегда горячие, а она такая хрупкая... Я смахнул каплю с ее волос, проглатывая слова.
Мы бы так и сидели дальше, молча, всю ночь, до самого рассвета. Но она привыкла летать и не умела молчать. Поэтому она сказала:
- Тебе будет тяжело без меня.
Я кивнул.
- Не тяжелее собственного веса...
Что-то вздрогнуло в шелесте ржи за спиной. Девочка дёрнулась в моих руках.
- Уходи, - шёпот-шипение сквозь сжатые зубы, маленькие ладони пытаются меня оттолкнуть, - ты не должна видеть... Я не хочу... Я не смогу!
Я вскочил, оглядываясь в поисках хоть какого-нибудь укрытия, но не успел.
Девочка ахнула и распахнула объятия ему навстречу. Красное на белом. Кровь на мраморе. Пусто и холодно. Страшно и красиво...
Я не смог ни отвернуться, ни зажмуриться, ни закрыть глаза руками. Я знал, что не могу её спасти. Я знал, что могу сам погибнуть, если меня ослепит её свет сверхновой звезды.
Я крепко обнял рассыпающийся мрамор и зажмурился...
А когда снова смог видеть и осознавать, понял, что по-прежнему сижу на самом краю... Только в правой руке до боли сжато искомканное белое перо...
На первый взгляд - поле, ржаные колоски, обрыв и небо, девочка сидит на самом краю...
Но если не испугаться пустоты и сесть рядом с ней, она подарит вам на прощание перо из своего сломанного крыла...
* * * *
- Ты вернулся. Живой, - не вопрос, утверждение мягким шёпотом.
Он тяжело дышит, всё лицо в капельках пота. Вваливается в тускло освещённую кухню прямо в своих огромных дорожных ботинках и запылившемся плаще.
- Была буря? - на этот раз шёпот вопрошает. Зная, впрочем, что и этот вопрос риторический.
Звенят стеклом бутылки. Он вытаскивает одну. С чёрным горлышком и квадратной печатью на этикетке. Срывает пробку, подносит к потрескавшимся губам, запрокидывает голову. Свободная рука сжата в кулак. Дрожь.
- Скажи хоть что-нибудь.
Он тяжело отводит бутылку. Жидкости в ней убавилось на треть. В глазах плещется чернота.
- Ого, настолько тяжело было? У тебя зрачки не...
- Заткнись.
Достаёт из-под покрытого голубоватой плесенью стола одинокий покосившийся табурет. Усаживается на него, шурша плащом. Отодвигает бутылку подальше от себя. Закрывает лицо руками. Пальцы слишком белые. Дрожь.
Какое-то время висит тишина.
- Дурацкий мир, - не выдерживает голос, поднимаясь от шёпота до сердитого возгласа, - это всё из-за того, что здешняя световая система не рассчитана на многомерность объектов. Если бы только я мог пойти с тобой!
Он молча стаскивает шнурок, удерживавший длинные волосы в тугом жгуте на затылке. Криво обрезанные по бокам, они падают ему на скулы, на плечи, на спину. Сейчас они привычного цвета - идеально чёрного. Ахроматического. Цвета отсутствия светового потока. Цвета тьмы. Цвета здешней энергетической мясорубки.
- Ты был прав, - голос его хриплый и чувствуется, что говорить ему больно.
Собеседник в замешательстве ёрзает в своём углу.
- Я был прав? В чём я был прав? И когда?
Он наклоняет голову так низко, что почти касается лбом поверхности стола. Стискивает руками виски. Дрожь.
- Послушай, ты пугаешь меня. Нелегко напугать тень, но у тебя получается очень даже...
- Ты говорил мне, - неожиданно прохрипел он снова, - чтобы я не смотрел им в глаза.
Неожиданную, оглушительную тишину можно резать ножом.
- Что скажешь? - он изо всех сил пытается унять дрожь.
- Вот уж не думал, - голос сбивается и умолкает на середине фразы.
Он ждёт. Кажется, он очень ждёт. И голос снова оживает.
- Вот уж не думал, что в этой захудалой деревеньке сыщется настоящий маньяк. Мужчина? Женщина?
- Подросток... Мальчик.
Ломающий виски образ всплывает перед его внутренним взором. Налитые багрянцем веки, слипшиеся ресницы. Многоголосый ад, тянущий к нему окровавленные щупальца.
- Он был уже на грани... Тело начало разлагаться, сознание отделялось слишком часто. Но всё равно... Слышишь? Он всё равно был человеком. Даже после того, как я изрубил его на куски.
Он понял, что больше не может сдерживаться. Маленькая ванная комната распахнулась быстро, беззвучно, словно бы сама собой. От резкого рывка к выщербленной раковине заломило шею. Его скрутило, вырвало жидкостью из бутылки. И чем-то красным. Похожим на...
- Нам нужно немедленно убираться из этой паршивой задницы. Из этого грёбаного...
- Подожди.
Вода была ледяной. Он стащил с себя верхнюю одежду, остался в рваной белой рубашке и старых-престарых брюках неопределённого цвета и из непонятного материала. Плеснул на лицо, с силой потёр затылок и шею. Поднял глаза на своё отражение в зеркале.
- Ты знал?
Отражение в зеркале выглядело очень молодо и было ещё более бледным, чем он сам. Оно буркнуло что-то неразборчивое и отвело глаза. Глаза, источающие неестественно яркую зелень.
- Ты знал. Ведь ты поэтому и предупреждал меня, правда? - его голос сделался сиплым, как при сильной простуде.
Отражение коротко кивнуло.
- Ты знал, - он повторил это снова, как мантру или заклинание, - следовало бы знать и мне...
- Теперь знаешь, - отражение кривовато улыбнулось, - в следующий раз будешь умнее.
Он с тоской поглядел на ржавую медную бадью, заменявшую ванну, всю в неприятных тёмно-коричневых разводах.
- Посмотри на меня, - сказало его отражение.
Он повиновался. Несколько долгих минут его собственное отражение внимательно, с нескрываемой тревогой на лице, вглядывалось в его глаза.
- Не бойся. Меня не успело задеть. По крайней мере, физически. Я сразу рухнул в его канал.
Отражение молодого, потрясающе красивого брюнета с идеальными, точёными чертами лица и ярко-зелёными глазами застыло в ужасе.
- Да-да, - он хрипло усмехнулся - испытал на себе весь спектр... Незабываемых ощущений.
- Тьма всемогущая... Как же ты выбрался?! Как ты вообще выжил?!
Он чувствовал, как ноет каждая клеточка тела. Отчаянно хотелось уснуть. Но здешняя постель не отличалась чистотой и уютом, а спать без снов он не мог. Поэтому он снял зеркало со стены, уселся с ним прямо на холодный каменный пол и начал рассказывать.