Среди подруг Софьи самой рьяной выдумщицей была Варя Кулакова. Родом она была из далекой губернии, какой именно, сейчас уже не вспомнить, но видать то воспитание, которое она еще ребенком получила дома, проскальзывало сквозь строги нравы института. Варя была крайне суеверна, зачастую излишне эмоциональна и несдержанна и до ужаса глупа; но до того складно и интересно рассказывала всякие истории, что пепиньерки, которые сами недавно были институтками, прощали ей ее недостатки. Но еще лучше Варя гадала и, конечно же, на женихов. Возможно, вам, покажется, что это все пустые забавы, однако в их однообразной жизни эти забавы были единственным развлечением.
- Темной-темной ночью нужно совсем одной пробраться в пустой дом и посмотреть в зеркало. И... - Шепотом говорила Варя.
Девушки с широко раскрытыми глазами, ловили каждое ее слово.
- Что? - наконец не выдержала Катя.
- Суженого увидишь! - Громко воскликнула рассказчица, и все девушки испугано воскликнули, но тут же притихли, вслушиваясь в темноту дортуара - не идет ли классная дама.
- Не говори глупостей, Варя. Никого там не увидишь, - улыбаясь, возразила Софья. - Это самый обычный дом, просто в нем никто не живет. Вот и все.
Варя заломила свои бровки.
- Ей Богу, Софья! Чистая правда! А еще я от пепиньерок слышала, что там водятся привидения! А если не веришь, то сходи и сама посмотри!
Софии выпрямилась, откинула за спину туго заплетенную косу, и гордо ответила:
- А вот и посмотрю! Кто со мной?
С ней вызвалась идти Татьяна Ильинская, хотя подруги ее чаще звали ласково Тата за добрый мягкий нрав, и Варя. Ася недовольно покачала головою и вдогонку крикнула:
- У вас одни женихи на уме, а нам вас прикрывать!
Ася всегда отличалась сдержанностью. Но если Софья от природы была спокойна, то ее подруга училась этому очень долго и зачастую ее сдержанность граничила с холодностью. Но, возможно, позднее узнав ее лучше, вы не будите строго судить о ее поступках.
Пока наши девушки пробирались по парку к щели в заборе, которая вела в парк старого дома, в котором и вправду давно никто не жил, на мостовую Москвы въехала карета с плотно сдвинутыми шторками; она везла офицера и двух турчанок - молодую девушку и ее няньку.
И вот еще один герой - граф Владимир Воронцов. Он был красив, высок, офицер, полковник Уланского полка, богат и знатен; водил знакомства в свете, но все же в нем скучал и более любил тихие вечера проводить в обществе книг или близких друзей. Впрочем, стоит заметить, что последних было мало; возможно это связано с его весьма сложным характером. Но вот еще одна беда - со всеми женщинами, увы, он был педант; и как не стремились прелестницы света завладеть его вниманием, у них ничего не получалось. Быть может в него влюбилась бы и я, но мой Anri мелее мне всех остальных мужчин.
В Москву он привез дочь своего друга Адиль-Паши - Мириам. К сожалению подробностей Софии не знала, а значит и я, однако могу скромно предположить, что дело было государственной важности, по иной причине полковник не посмел бы оставить ставку.
Владимир немного волновался, возвращаясь в Москву, домой. Сколько он здесь не был? Год? А может два? Нет, три. Целых три года. И возвращение домой его совершенно не радовало. Однако, ничто в нем выдавало этого волнения: черты лица были спокойны, а глаза прикрыты.
Мириам то и дело с волнение посматривала на своего опекуна, но за весь путь так и не проронила ни слова. Разве, что на некоторые вопросы отвечала либо да, либо нет, а зачастую просто кивала. Но все, что она чувствовала можно было прочитать по ее черным глазам, единственной части лица, которую было видно из-под белого платка, называемого хиджаб. Право слово, причудливы традиции мусульман и не все они понятны нам, однако ж не будем об этом, не место, да и не время. Няня, которую звали Зейнаб, всю дорогу что-то причитала, но ее подопечная только вздыхала, да отмахивалась от нее. За окном мелькали ночные огни Москвы, туда-сюда сновали люди, кто-то что-то кричал. Турчанку ждал новый мир, новые люди. И это ее пугало.
Слишком многое произошло за последние год. Для Мириам все началось еще в Турции, когда ее отец, будучи советником султана по особым поручениям, открыто признался Абдул-Хамиду II в том, что ему не нравится поведение турок на Балканах, за что впал в немилость у султана и в короткие сроки нажил множество врагов. Султан открыто дал понять, что недоволен своим советником. Вскоре отец отправил Мириам к своему другу в Софию, откуда впоследствии, по письменной просьбе Адиль-паши, Владимир и вывез девушку. Что случилось с отцом, Мириам представлялось весьма смутно, однако даже это приводило ее в ужас. В снах она не раз видела отца то веселого, то грустного, то плачущего, то корчащегося от боли. И каждый раз ее сердце сжималось в предчувствии тревоги.
Мириам было хотела что-то спросить у графа, однако не решилась и опустила взгляд. Владимира Сергеевича она знала еще маленькой девочкой; он часто приезжал к отцу и они по долгу седели и о чем-то беседовали. Именно эти его визиты к отцу давали Мириам надежду, что здесь, в Москве, она наконец сможет успокоиться.
Наверное, мой читатель, вы уже успели догадаться кому принадлежит тот самый старый дом, куда так опрометчиво решили пробраться девушки? Да, он принадлежит Владимиру Сергеевичу. И вот трое институток, легко ступая по мягкой траве парка и через каждые пару шагов испуганно замирая и вслушиваясь в темноту, наконец добрались до задней двери дома. Тата и Варя приостановились, а Софья, взбежав по лестнице, тронула ручку двери; дверь с легким скрипом открылась.
- Ой, душечки, а тут открыто! - воскликнула она, с интересом поглядывая в темноту коридора.
- Иди, ищи большое зеркало. Только свечу не забудь зажечь, - зловещим шепотом проговорила Варя.
В последний раз оглянувшись на подруг, Софья вошла в дом. Ее подруги услышали треск зажигаемой спички и тихий скрип пола. Тата беспокойно потеребила завязки своей накидки.
- Варенька, я боюсь. А что, если об этом кто-то узнает?
- Тата! Надо бояться не пепиньерок и не мымры, а черной невесты!
Тата испуганно прикрыла рот рукой и села прямо на землю, а Варя продолжила:
- Она приезжает на черной карете в полночь и забирает юных девушек!
Вдруг вдали послышался стук копыт и скрип колес. Девушки на мгновение замерли, а потом с криками припустились к забору.
Софья криков не слышала: все ее внимание было сосредоточено на поиске того самого большого зеркала. Огонь свечи в ее руках пугливо трепыхался, словно мотылек, но не гас. Девушка прошла по коридору и очутилась в большой комнате, скорее всего гостиной. Вся мебель была закрыта белой тканью, а на полу лежал слой пыли, тяжелые шторы плотно задвинуты. "Значит тут давно никто не живет" - подумалось ей. Софья внимательно оглядела стены. Ее взгляд упал на картину, висевшую над камином. Женщина, изображенная на ней, была красива и статна. Оглянувшись, девушка наконец увидела висевшее на дальней стены большое зеркало. Софья не верила во все эти гадания, но как только она встала перед зеркалом, ее сердце застучало быстрее. Послышались чьи-то шаги, огонек свечи испуганной птицей, затрепетал от сквозняка, и тут за правым плечом Софьи возникла фигура. Ойкнув от неожиданности, девушка повернулась, и действительно позади нее стоял офицер. Словно желая проверить, не мираж ли, Софья прикоснулась к его плечу, но почувствовав шершавую поверхность мундира, вскрикнула, свеча упала на пол, а сама девушка быстро выбежала из комнаты.
Владимир Сергеевич был крайне удивлен, застав в своем пустом доме молоденькую девицу; по ее одежде, что несколько его обескуражило, поскольку ночная гостья была одета ночную сорочку и накидку, Владимир предположил, что девица одна из воспитанниц института, расположенного по соседству с его домом.
- Барин, Владимир Сергеевич, - в гостиную вбежал слуга. - Там по парку тень какая-то пробежала! Не воры ли? Может, чего украли?
- Спокойно, Петр. Нет тут никого. Иди, лучше вещи принеси, да распорядись чтобы комнаты приготовили, - приказал граф, бросая на стол перчатки. - Да, пошевеливайся, Петр. Наши гости с дороги устали.
Петр направился к дверям, то и дело оборачиваясь и с непонимание поглядывая на хозяина.
Владимир вздохнул, поднял погасшую свечу, положил ее на стол и оглянулся; взгляд его упал на картину, которую минуту назад с интересом разглядывала Софья, и тут же отвернулся; мускулы его лица чуть вздрогнули, но оно не сколько не поменяло выражения; постороннему человеку могло показаться, что графу неприятно находится ни рядом с этой картиной, ни в этой комнате, ни в этом доме, однако что-то заставляло его поселится среди этих стен, картин, фотографий, столов, стульев, книг, полок, высоких потолков, пусть даже если пребывание среди всего этого будет кратковременно....
... Как порой причудливы узоры судьбы, что сначала кажется таким незначительным и должным, потом вдруг превращается в нечто основополагающее, во что-то незаменимое и в то, что всенепременно требует твоего участия. Как часто первые встречи обманчивы, а вторые рушат все понимание о мире, о жизни, все те убеждения и предубеждения, на которых строится само существование. Как мир, до этого безобразный, однобокий, маленький вдруг преображается в нечто объемное, трепещущее в рука и вот-вот норовящее выскользнуть из рук, в нечто несоизмеримо огромное. Из-за него кружится голова, путаются мыли, сбивается дыхание и рушатся стены тех правил, которые придумываешь себе сам, только ради того, что бы было спокойнее жить. А в конце только легкий упрек подскажет, что все было не напрасно...
Примечания:
Педант - в данном тексте имеется в виду то, что граф общается с женщинами только в приделах нужного и всегда довольно холоден с ними.