Все изложенное ниже является ничем иным, как плодом творческой вакханалии больного сознания отдельно взятого графомана (по некоторым версиям - уже Молодого Талантливого Автора☺). Иными словами, некое невразумительное существо из онлайн-среды матерых графоманов решилось поИметь свое Мнение, да так, что Хрен Оспоришь. Покровы рваться не будут - ну их в баню, пусть висят, а потому, увы и ах, сенсации не выйдет. Жаль, да - куда уж нам до всяческих Карауловых и уж тем более - прочего высокохудожественного сенсационного люда. Материал сей включает в себя - вот странность и незадача! - лишь наблюдения, изложенное ниже - обобщение множеству заметок на полях, и пусть автор строк сих будет банален порою, не понят, а где-то и глуп да наивен в сужденьях своих - всяко возможно. Все мы человеки, и автор - опять-таки, как ни странно! - не исключение. На научность не претендуем, ибо для научного труда надобно собрать ссылок, да оформить надлежащим образом - впрочем, кто об этом помнит-то? Ах, ладно!
Ну и, пользуясь случаем, автор хочет сказать "спасибо" господам Бжезинскому, Бодрийяру, Гэлбрейту, Тоффлеру, Лиотару, Беллу, Ростоу, Шеннону, Винеру, Джеймсону, Постеру, Бауману, Крейцеру, Муну, Ланье, а так же Лао-цзы, Будде и Николаю Васильевичу Гоголю, которых подспудно смеет цитировать в своих, с позволения, трудах, нигде не поминая всуе. Так же автор хочет поблагодарить Американскую Киноакадемию, которая, к счастью, не имеет к нему, автору, ни малейшего отношения, свою маму, которая мучилась, производя его, автора, на свет, и Маргариту Задорожную, которая до сих пор его, автора, терпит в нескончаемом потоке словоблудья и абстрактных рассуждений, возвращая в минуты заноса на поворотах с бескрайних небес на грешную землю.
На всем протяжении XX века, с того самого момента, как принцип четкого разделения литературных жанров накрылся медным тазом, а роман приобрел свой нынешний статус "жанра жанров", параллельно с распространением грамотности, среди населения распространялись и разновидности литературных поделок, получившие в английском языке новомодное и жутко любимое современниками определяющее понятие "мейнстрем" (в великорусском величаемые "потоком", либо, иногда, "макулатурой"). Первоначально этот самый "мейнстрем" существовал не в виде отдельных произведений высоких жанров (кто-нибудь из офисного планктона в курсе, что такое "элегия" и чем она отличается от "оды"? Что говорить про кочегаров, плотников и фрезеровщиков), а в виде листовок и прокламаций, позднее вытесненный профсоюзными стенгазетами, где и публиковались впервые многие нынешние "классики". В 30-е годы появляется комикс, ориентированный не на образность мышления, а на визуальную окраску, динамику через рисунок, обесценивание изобразительных средств литературы с целью максимального продвижения чтения - пусть и суррогатного - в массы. Рисованные истории, к тому же, выходящие каждую неделю или месяц, приобретают популярность и становятся источником постоянного дохода для издателей и основой новейшей индустрии развлечений, формируя понятие "формата" и определяя развитие книгопечатанья в обществе развитого капитализма.
Автор тут намеренно не касается процессов, происходивших в советской России и дружественных странах - сейчас литературный опыт тех времен активно отрицается, а ситуация в литературе - как области культуры, и как объекте экономических отношений - проходит именно в срезе полюбившейся люду западной традиции, ориентированной, во многом, на эскапизм. Причем ориентированной сознательно и небеспричинно - ну, так уж устроен наш капиталистический мир: римлянам спасибо, они определили исчерпывающе.
В начале девяностых, наш локальный, ошизевший от свободы рынок заполонили разнообразные "романы шелковых простыней", любовно-романтические чтива, продававшиеся отягощенным бренной реальностью постсоветским барышням вагонами и самосвалами. В серой убогой реальности хотелось сказки, хотелось высоких чувств, хотелось страсти и приключений, по большей части - любовных. Как красиво и точно описал сие явление Тимур Шаов в песне "Любовное чтиво"! Чуть позже, в эпоху "срывания коммунистических покровов", раздела собственности и тотальных бандитских разборок, дикую популярность приобрели романы, порицающие круговую поруку, коррупцию, бандитский уклад жизни. Родились многочисленные герои-одиночки, с той или иной степенью эффективности борющиеся с разнообразной общественно-политической заразой. Благородные бандиты и бывшие, а ныне - уязвленные и "кинутые" Государством - спецназовцы, громили ненавистную систему и кулаками квасили морды бандитским гидрам. И снова ехали самосвалы с книгами, и снова текли барыши в карманы издателей. Со сменой эпохи, сменились и ориентиры: на смену барышням в шелках пришли голые эльфийки, на смену спецназовцам - крутые супермены с мечом и бластером, место благородных графьев и "бригадиров" заняли гомоэльфы. Суть осталось той же: она не могла поменяться, как не могли измениться истоки самого формата. Потому что все эти люди - постсоветские дамы, сокращенные рабочие, изнывающий от всего на свете офисный планктон - желают апофигея мысли древних римлян, подтверждая немытый тезис античных времен. Не потому ли гениальная фраза из той самой песни Шаова - "Ведь жизнь порою больший фарс, чем все эти романы" - звучит столь жизненно?
Хочется сказки - сказки для себя. Ох, как хочется! Сил просто никаких нет. Ибо надобно заместить реальность красивым вымыслом и хотя бы в мечтах оказаться на шелковой простыне с мускулистым красавцем, оказаться не в виде пухлой клуши с двумя подбородками и отвислыми грудями, а молодой, красивой и желанной. И вот хотя бы так, на этих самых страницах, перевоплотиться из рохли, всю жизнь простоявшего у станка, в молодцеватого, крепкого, умеющего работать кулаками супермена, который, не задумываясь, дает в морду ненавистным бандюгам, так похожим на быковатого соседа с третьего этажа. И, конечно, проводя жизнь в офисном кресле, играя в "Зуму", отвечая на бессмысленные звонки и выслушивая нотации от шефа, так хочется попасть в щепетильную сказку, где мир будет вращаться вокруг тебя, где все падут на колени и пустят скупую слезу от единственного твоего взгляда. Комплексы и стресс, давящие на плечи, психология "винтика" в глобальной системе - хочется "спустить пар". Хочется хотя бы так, в своих мечтах, стать чуточку лучше. Для того чтобы сделать сказкой собственную жизнь, требуются неимоверные усилия, неподъемные для большинства в силу того, что живут они - по привычке, по инерции, плывут по течению, отыгрывая отведенную им в социуме роль тщательно и скрупулезно. Купить книжку за сто рублей на окрестном книжном рынке - гораздо проще.
Эй-эй! Уберите камни, оставьте помидоры! Автор тоже не святой, кстати - грешен, почитывал "низкие жанры", было дело. "Бойню номер пять" до сих пор построчно помнит, например. А ведь всем известно, что такую безвкусицу читать - моветон! Не Пилевин, каюсь. Но мы тут о чем-то говорили... А!
Так вот. У нас тут массовая психология - логика целого социума, выпестованного любовно, изломанного и извращенного на западный манер, где "винтик" проживает жизнь в состоянии аффекта, рождаясь, вырастая и даже умирая через силу и не по собственной воле. Это замкнутый круг, замешанный на экономических и социальных связях, традициях и моде. Миром современного общества правят экономическая целесообразность и второй закон Ньютона: жизнь проходит по инерции, на импульсе ускорения, полученном при рождении. Не потому ли двое из пяти молодых - тех, кто родился в перестройку - признаются, что предпочли бы не рождаться вообще?..
В современном обществе разрыв между тем, как хочется, и тем, как можется, достигает неоправданных величин и выставляется напоказ. Ну, а потом превращается в бизнес. Сложные законы, по которым функционирует наш социум, диктуют механизмы рекламной прокламации и редактуры общественного сознания в направлении потребления. Человек уже давно перестал восприниматься человеком, он - электорат и потребитель, и эта подмена понятий определяет все.
Разговоры о падении литературы и зле "мейнстрема" при ближайшем рассмотрении выглядят смешно. Это борьба с "ветряными мельницами", проистекающая из причин себя самой - желания выделиться, выбиться, добиться признания любой ценой и, по сути вещей, оправдать собственное существование единственным доступным способом. Это - психология "винтика", произрастающая из подсознательной констатации убогости собственного бытия. Написание разгромных статей, направленных на то, что носит наиболее массовый характер и на этом основании являющееся злом само по себе - потому что именно это массовое подчеркивает безликую усредненность самого критика. В мире посредственностей, посредственности хотят выделяться за счет критики слабостей других посредственностей - изящный подход.
Корень зла далек от эльфов, эльфы - только следствие. Вся пакость не в длинных ушах, все дело в процессах нелитературных - в тех глубинных, скрытых от глаз большинства процессах, что двигают огромный пласт человеческого социума. Медленное брожение и гниение общества потребления, завязанного на себе самом, а литература лишь отражает тенденции рынка: пока продаются книги о "попаданцах", их количество не уменьшится, и они полностью исчезнут с прилавков, как только спрос упадет, вытесненные чем-то другим, столь же сказочным и пьяняще-дурманящим. Опиум для народа не теряет в цене.
Тенденции наметились уже сейчас. Все эти движения молодежи, все эти "Селигеры" - безусловно, нужные и правильные начала - выступают форматированием новой психологии и нового восприятия, что однозначно найдет отражение в литературе. "Попаданческая" тема, ставшая инерционным следствием восьми лет "стабильности", медленно меняет окраску, приобретая перекос под воздействием кризисных явлений в мировой экономике и тех социальных процессов, что происходят сейчас в обществе. Изменение формата не убьет "мейнстрем", лишь изменит и адаптирует его к новым потребностям нового социума.
Суть не изменится.
Часть вторая: слон в слоновьем лесу
Обладая самосознанием и некой субстанцией, именуемой душой, люди рождаются со способностью к построению ветвистых логических цепочек и моделированию сложнейших искусственных систем - тому, чего нет ни у одного иного вида на планете. Но именно сложность социальных систем рано или поздно ставит перед каждым человеком сложную дилемму, далеко не всегда решаемую для себя самого. Неспособность ответить на вопрос о собственном бытие, заставляет нарушать правило бритвы Оккама и вводить иные переменные. Фантазировать. Верить.
Исток фантазии лежит в области конечности познания, фактически, фантазия и вера, не являясь тождественными понятиями, проистекают из одного и того же: из осознания конечности собственных сил и ограниченности окружающего мира нашей способностью этот мир изменять. Среднестатистический человек оказывает ничтожно малое влияние на весь социум, мельчайшие изменения требуют неимоверных усилий, как бывает всегда при сравнении несопоставимых по уровню сложности и организации систем. Фактически, в определенный момент, каждый человек в своей неуемной тяге к познанию и раскрепощению мира, его открытию для себя, проникновению в него, как в таинство, приходит к пониманию частности себя самого и косности бытия. Наверное, в этот момент - когда таинство подменяется обыденностью - заканчивается детство. Мы вырастаем, но на губах остается приятный, дурманящий вкус детства, когда в каждой мельчайшей травинке виделась собственная магия.
Автор в детали вдаваться не будет - гиблое дело, не для местных форматов. Наверное, детство каждого заканчивается тогда, когда он понимает: мир крутится не вокруг него самого. Пожалуй, это - главное разочарование в жизни любого человека, и одновременно - главная, глубинная первопричина почти для любого творчества. Как никогда велика ее роль в формировании пласта фантастической реальности, в создании и применении методики моделирования фантастических миров, функционирующих по принципам, отличным от привычных нам самим. Это - детская мечта перепрыгнуть через собственно тень: желание дотянуться до несуществующей сказки, проистекающее из неудовлетворенности миром окрест.
Все, кто пишет фантастику, начали с общности со сказкой. Их идеи и образы родились под влиянием смутного предчувствия, послевкусия от прикосновения к давно забытому ощущению, из ностальгии - тоски по детству, по ощущению той искренности, которая может существовать в отрыве от сложных законов и правил человеческого социума. Любая популярная литература опирается на основные раздражители, нажимает на универсальные клавиши в душах людей, заставляя те звучать в унисон с авторской задумкой. Тоска по несбывшейся сказке - чем не причина для конструирования миров?
Эскапизм? Да. Но не только: творчество, его главная движущая сила. Практически все искусство происходит из глубинных переживаний человека, которые он, руководствуясь своей созидательной природой, пытается выразить в той или иной форме, увидеть, осязать. Для того, кто пишет фантастику, первичным оказывается общность со сказкой, вера в чудо, надежда на то, что удастся раздвинуть рукой горизонты и познать другой мир, отличный от реального. Вокруг этой оси вертится вся современная фантастика: в обществе, построенном на социально-потребительских нормах, на повсеместной тоске по потерянной сказке, строится бизнес.
Так начинается творчество, отсюда рождаются авторские миры. Основанные, с той или иной степенью соответствия, на нашем собственном универсуме, они отличаются от него незначительными деталями, а порой - не отличаются вовсе. Это - зеркала нашего мира, которые сам автор волен любить или ненавидеть, но в которых он не стиснут почти никакими рамками - он бог, демиург, он властен над обстоятельствами. С первой строки, с первого слова, набранного на клавиатуре, написанного на полях тетради, пришедшего ночью в окно вместе с лунным светом, начинается Дорога в Боги. Человек фантазирует и переносится в вымышленный мир, населяя его людьми, которых почти всегда ассоциирует со своим окружением или базирует на скрытых аспектах своего психологического "Я". И превращается в Автора - локального демиурга, примеряя на себя маску Творца, маску Бога, получая - пусть лишь так - власть над обстоятельствами, жизнью и смерть. Образы тех, кого создает автор, тоже трогают его - они не безучастны ему самому, они - некая квинтэссенция субъективных мыслей и переживаний творца альтернативного мира.
Так рождается авторский мир: вокруг центральных фигур, начинает формироваться видоизмененный феномен нашего мира, искаженный в угоду собственному видению творца. Не скованный рамками объективности, автор приступает к моделированию ситуаций и конфликтов, ища для их разрешения мыслимые и немыслимые пути. Так происходит творчество, так протекает творческий процесс. В тот момент, когда переживания, эмоции, чувства и мысли автора вызывают резонанс с душой читателя, между двумя людьми пробегает невидимый мостик, который делает их обоих на шаг ближе к похороненной в детстве мечте о сказке. Эскапизм? Возможно.
Но в этом - творчество. В современном обществе, ассоциативность личного с собственным, приобретенного и воспитанного в себе, с сотворенным и желанным, достигает своего апогея под действием перманентного давления обстоятельств. Мельтешащая перед глазами жизнь, уносящаяся куда-то с поспешностью скорого поезда, наваливается на плечи постоянными стрессами - и это вновь находит отражение в творчестве. Постепенно, из выжимки субъективных признаков героев, вызывающих смутную реакцию, душевное волнение, вызревает Альтер-эго автора, Сверхгерой, абсолют, построенный все на тех же чувственных переживаниях, но приобретающих болезненный оттенок.
Именно здесь берет истоки феномен Мэри-Сью: в болезненном желании быть лучше, быть выше, чище, сильнее. Избавиться от условности и стать хозяином собственного маленького мира, который вновь, как в детстве, будет крутиться вокруг тебя самого. Где-то здесь кроется истинная причина рождения романов о "попаданцах" - в наиболее простом, понятном и доступном способе материализовать сказку. Наверное, одним из первых, написал такой роман Кэрролл, но последователи не пошли по его стопам. В мире, где человек может сделать ничтожно мало, прилагая неимоверные усилия, не могла не появиться и развиться индустрия филологического наркотика глобального эгоцентризма.
Увы, но, как и практически весь прочий "мейнстрем", такие произведения паразитируют на стрессовом состоянии психики, на деформациях, вызываемых ежедневной жизнью в социуме и, по сути, болезненных явлениях в душах людей. Не удивительно, что в итоге они приобретают гипертрофированный, порою - гротескный вид, при этом лишь единицы из них способны сказать что-либо читателю, не пораженному той же формой психического расстройства, что и автор. Увы, но такие романы бессмысленны у истоков: как правило, в них, попадая в иной мир, главный герой, Альтер-эго автора, получает все то, чего сам автор не может в силу ряда обстоятельств получить в реальном мире. И никто не задумывается о том, насколько гиперболично и абсурдно выглядят эти построения.
Фактически, эти романы построены на возвеличивании эгоцентризма. Попадающий в иной мир наш современник обязательно оказывается умнее, хитрее, проворнее местных жителей - и это отвечает потребности индивидуума из нашего социума стать во главе "стаи", превалировать, возвеличить себя самого. Уникальность главного героя, его, фактически, божественная сущность, четко иллюстрирует другую психологическую потребность - быть, не как все, выделяться из толпы. В то же время, мир, в котором оказывается герой, населен существами, либо являющимися людьми, либо очень похожими на них если не физиологически, то по складу мышления и укладу жизни. И именно здесь, избавившись от оков нашего мира, невзрачная серость раскрывается в полную силу, превращаясь в ось мира, в ось повествования, в центр вымышленной вселенной, что существует для него одного.
Увы, но сказка так и остается сказкой. Люди не меняются, и, поступая так, как поступают, делают это, исходя из своей природы. Тихоня не превратится в распутника и разгильдяя по мановению волшебной палочки; рассеянный не запомнит сотни магических заклятий, а не способный дать сдачи обидчику не научится этому искусству вне зависимости от того, в каком мире очутился. Да, бытие формирует сознание, но верно и обратное. Комплексы и слабости существуют автономно, самодостаточно и почти не зависят от внешних факторов. Увы и ах, господа: сила человека всегда проистекала из умения преодолеть себя - в любом мире.
Мало, кто задумывается об этом, но концепция "попаданца" нежизнеспособна еще по одной причине: основывающаяся на непоколебимом принципе превосходства современного человека, она противоречит действительности. Увы, но общая уверенность в том, что современный человек знает о мире гораздо больше своих предшественников, в корне не верна, в действительности, все знания типичного горожанина сводятся к умению включать микроволновку и пользоваться сотовым телефоном. Мы считаем умными тех, кто играючи пишет конфигурации баз данных и программирует в Oracle, но что значат их знания в том фантастическом мире, где оказывается "попаданец"? Ни бухгалтерский учет, ни конфигурация Cisco, ни теория сетевого маркетинга не пригодятся в фэнтезийном средневековье или на борту космического корабля. Объективно же, современный городской обыватель о мире за пределами трех привычных улиц знает пренебрежительно мало.
И это беда не столько героев, сколько авторов - людей нашего мира, не приспособленных к выживанию даже в современном постиндустриальном обществе потребления. Сами авторы, запертые в родных стенах, среди обывательской рутины, ища сказки, хотят верить в то, что там, за гипотетической стенкой, отделяющей от райского мира, их оценят, поймут и возвеличат. Их признают. Их полюбят. Там они воздадут по заслугам обидчикам, там избавятся ото всех проблем и постигнут великую мудрость. Они не хотят задумываться, что в любом мире, в той или иной степени списанном с нашего, их участь останется прежней и рожденный ползать, никогда не полетит. Они не знают и не хотят знать о том, что такое жизнь без сказки, о том, насколько страшными могут оказаться реальные испытания, что выпадут на долю человека, оказавшегося в другое время, в другом мире, не приспособленного к выживанию, не готового терпеть лишения, не желающего страдать. Человека, который пришел в другой мир, чтобы освободиться, а не выживать.
Эскапизм внутри эскапизма, наивность, возведенная в абсолют внутри самой фантастики. Но, рожденная в душе одного человека, она находит отклик в миллионах других душ, и хотя бы по одной этой причине имеет право на существование. Как отдушина, как последний исток, с которого можно начать переосмысливать свое бытие или просто забыть. Прожить жизнь с улыбкой на устах - нужно ли большее?
Не многим дано подниматься на Эверест. Не многие способны месяцами идти через леса с минимальным комплектом выживания. Мало, кто может неделю выносить на себе из тыла врага раненного товарища. Мало в мире тех, кто никогда, ни у кого ничего не просит и потому получает все. Сильных людей мало, как мало книг о по-настоящему сильных людях, о победе над собой и через это - надо всем миром. И в этом нет беды: возможно, в самом существовании "мейнстрема" скрыт сакральный смысл таблетки радости, лекарства от бессонницы, когда в великолепных снах можно видеть иные миры и быть, кем угодно.
Не нужно презирать и унижать того, кто пишет и читает эти книги. Пусть он живет сам, не делая зла, свободный от забот, как слон в слоновьем лесу...
Часть третья: между Эросом и Танатосом
Люди рождаются и умирают. Проходят весь путь от утробы до могилы, и в великом цикле развития столпа творения из двух клеток в организм, способный к познанию и созиданию, а после - превращению в удобрение, скрыта величайшая тайна мироздания. Сам человек не в силах ответить однозначно на вопрос о своей природе, и это укладывается в границы понятий универсальных интерфейсов. Впрочем, речь не о том. Речь - о рождении и смерти.
Жизнь начинается с тайны и заканчивается тайной, вокруг таинства рождения и смерти крутятся все языческие религии, антропология прочно и неразрывно связана с этими образами, практически каждая культура от истоков к вершинам неразрывно связана с ответом на два сакральных вопроса о творении и разрушении. Но это больше из области философии: мало задумываясь о самой сути, мы каждый день существуем в мире образов и символов, связывающих нас с двумя общечеловеческими началами - сексом и смертью.
Рождение неразрывно связано с сексом, сексуальное влечение дано человеку природой, дабы он плодился и размножался без всякой меры. Таинство соития и таинство рождения новой жизни в подкорке преследуют человека едва ли не с младенчества. Старина Фрейд поставил основной инстинкт во главу угла - приземлено, зато по существу. Невозможно найти культуру, в которой бы секс не был запечатлен в том или ином качестве: кто-то преклонялся перед Эросом, творил оргии и видел в сексуальном наслаждении высшее благо, кто-то - порицал сам по себе половой акт и, умей люди размножаться почкованием, жег бы развратников на кострах. Разные времена, разные нравы, но всегда и везде, два главных столпа и два главных символа человеческого бытия - рождение и смерть, секс и летальное насилие - шли рука об руку.
Страх и притягательность Эроса и Танатоса заложены на генетическом уровне, смерть и секс - те два вопроса, что всю жизнь беспокоят любого человека независимо от пола, расы, социального положения. Издревле, умение правильно воздействовать на человека напрямую или путем использования символьных образов, касаясь животрепещущих тем, актуальных всегда и везде, не теряло остроты, достигнув наибольшего развития в цифровую эпоху постиндустриального общества потребления, где воздействие рекламных носителей на потребителя достигает неслыханных в истории масштабов. И глупо было бы предполагать, что два главных подсознательных ориентира человеческого социума выпадут из области внимания механизма информационного воздействия.
Современная массовая культура замешана на насилии и сексе, причем замешана настолько плотно, насколько это вообще возможно. Эпоха "сексуальной революции" вылилась в мощнейший инструмент воздействия на массы, привнеся сексуальную символику практически во все отрасли рыночной экономики, замешав на ее основе рекламу и изменив сознание человеческих масс. Извечный конфликт между желаемым и действительным воплотился и здесь, акцентируясь на подсознательных ориентирах, срабатывающих, как безусловный рефлекс.
Обратите внимание на современную рекламу, пестрящую образами красавиц в откровенных нарядах или вовсе без таковых. Это - условный рефлекс: даже если красавица рекламирует кирпич, бессмысленно пытаться установить прямую связь между этими двумя вещами - она существует лишь в незначительном гормональном импульсе, в сложном механизме подсознательных связей-маркеров, вызывающих срабатывание механизма запоминания. Это - именно маркер, обращающий внимание на себя. Нет никакой связи между кирпичом и девушкой, но девушка запоминается вам, потому что сексуальный подтекст этого образа дан в ощущениях. А вместе с нею, запоминается и кирпич.
Строить образный ряд произведения на сексуальном подтексте - почти беспроигрышный вариант. Большинство людей проживает жизнь, не состоявшись в сексуальном плане - жаль, по этическим причинам, автор не может выложить байки товарища-сексопатолога о его пациентах: показательно - слов нет. Речь, впрочем, не о байках, а о рядовом обывателе, который, приходя в книжный магазин, берет в руки книгу и, открыв ее где-нибудь посередине, читает несколько абзацев, а потом гордо шествует на кассу, подтверждая значимость автора, повышая прибыльность издателя и... закрепляя озвученный тезис.
История средневековой Европы практически не знала женщин-воительниц - Жанна в расчет вряд ли идет: все-таки, она была больше символом, чем реальным воином. В фантастической же литературе этот образ популярен несказанно, практически в каждом фэнтези-произведении вы встретите образ женщины-воителя - сочетание противоестественное, но желанное и востребованное. Этот образ символичен, этот образ фундаментален, он - воплощение теории фрейдизма в абсолютной величине. Красивая, высокая, атлетичного телосложения, вооруженная холодным оружием. Тем самым, в магию которого верят и поныне - нужно быть кузнецом, чтобы знать, насколько правдивы эти рассказы. Женщина есть рождение, оружие есть смерть. Эрос и Танатос. Секс и смерть.
Другой причины нет. Логического обоснования быть не может, если во всем остальном мир повторяет наш. Женщина от природы не приспособлена к тому, чтобы быть воином, но разве это что-то меняет в символьной знаковой системе сексуального подтекста? Ассоциативных цепочек, срабатывающих, как красная тряпка, вызывающих подсознательные образы из области неразрешенных вожделений. Это - идеальный инструмент воздействия на психику на подсознательном уровне, почти беспроигрышный вариант - вопрос лишь в исполнении.
Да, как и в большинстве иных ситуаций, исполнение решает все. Чем грамотнее автор, чем тоньше иллюстрированы отношения между людьми, чем детальнее выписан характер - тем сильнее получается произведение и тем краше эффект от действия механизма внутреннего самоудовлетворения. Запрятанный глубоко в подсознание, этот механизм, паразитирующий на сложной системе сексуальной неудовлетворенности, неразрешенности, на комплексах и желаниях, способен, при правильной стимуляции, создавать незамутненный "гормон радости": человек, сам того не замечая, улучшает настрой, наполняется позитивом, чувствует прилив сил. Он приобщается к несбыточной мечте, к отношениям и чувственным переживаниям, которые самому ему никогда не испытать. Это - моральный онанизм, но он работает, не может не работать: трудно смотреть правде в глаза, если она - голая.
Эрос и Танатос. Секс и смерть. Полуобнаженная прекрасная девушка в стальном лифчике - воплощение двух противоположностей в единственном образе. Нет, их много - этих неявных раздражителей, скрытых активаторов внутренних механизмов морального самоудовлетворения конечного пользователя исходного продукта. Но этот образ - канонический, воспетый фантастами, художниками и игростроителями. Никогда не задумывались, почему треть игроков-мужчин в Lineage-2 отыгрывает женскими персонажами? Нет, дело совсем не в том, что у них проблемы с ориентацией - как раз наоборот.
Но сила описанного образа - не только в остром сексуальном подтексте, а в заложенном прямо в него противоречии, в нелогичности и противоестественности. Женщина. Дающая жизнь. Она - противна войне, она создана давать жизнь людям, а не отнимать жизни. Наверное, именно в этом противоречии, скрыта привлекательность образа женщины на войне для меня и многих других: я считаю эту противоестественность одной из самых сложных проблем из области психологии и этики. Женщина и война не совместимы - но, как и всегда, на природном антагонизме расцветает истинное величие чистого разума творцов иных миров.
Эта женщина с мечом создана не для того, чтобы рожать детей - она создана быть желанной. Она - символ и ее исчерпывающая роль удерживается в узком промежутке той роли, что отвело ей человеческое сознание. Эрос и Танатос, секс и смерть. Ее хотят, ее боятся и ненавидят, но лишь потому, что не могут обладать. Она сеет смерть и потому - желанна вдвойне. Она - абсолютная сила, которой невозможно сопротивляться: там, где не помогает меч, лук и ядерная боеголовка, последнее слово остается за соблазнительным бюстом.
Секс превращен в индустрию, подсознательные образы и подспудные желания потребителя - в ресурс для выработки "гормонов счастья" и получения с этого баснословных прибылей. Прямые ассоциации на уровне гормональных подвижек, первичные ориентиры, под эгидой которых можно продать, что угодно - кирпич, например. Красочные описания обнаженных грудей для мужчин и тонкие душевные переживания - для женщин. Макияж героинь - одним, выпуклости под одеждой - другим. По потребностям, так сказать.
А что же смерть? Она проистекает из налета эротизма, который старательно придают своим творениям - пусть и неосознанно - сами авторы, дополняя веселый шарж потаенной похоти. В руке нашей полуобнаженной красавицы - меч, символ мужского начала в большинстве культур. Холодный блеск металла завораживает - как оружейник говорю: людей, которые оставались бы равнодушными к обнаженному клинку не больше, чем тех, кто останется равнодушным к обнаженной красавице. Это потаенный страх, смешанный с вожделением - страх смерти и ее таинство, воплощенные руками человека, обретшие форму. Один мой знакомый, владелец коллекции дамасских клинков, как-то сказал, что если бы смерть имела форму, она была бы мечом - наверное, в этом есть своя соль.
Современную развлекательную литературу переполняет насилие - ведь добро должно быть с кулаками. Доминанта сильного, воплощенное право на убийство, подсознательное желание судить других и быть палачом в одном лице - фрейдийские комплексы, однако... Многие смакуют сцены насилия, ощущая мелкий трепет, потаенный страх перед смертью, для них это - все та же психическая мастурбация. Слишком много запретов снимают развлекательные жанры, давая иллюзию чрезмерно широкого выбора. Выбора переживаний, выбора чувств, выбора иной эмоциональной гаммы. Страх перед смертью, поставленный на поток, возведенный в абсолют и выброшенный на прилавки, как товар. Летальное насилие, как отражение истинных переживаний рядового потребителя.
Почему-то все слышали понятие "сексуальная революция", но никому не пришло в голову ввести подобное понятие применимо к насилию. А ведь здесь - тоже произошла революция, и запреты были разом сняты, а то, что было "нельзя", стало "можно", и даже "нужно" тем, кто держит в руках издательский бизнес. Пришедшая в массы идея о приятии насилия, в первую очередь - летального, мысль о естественности убийства, как пути разрешения конфликтов, его оправданность и безусловность, породили глобальные искажения в психологии социума и потребителя, что стал потреблять пресную голливудскую жвачку боевиков безропотно и с удовольствием, дав толчок всем прочим направлениям искусства. Сегодня найти развлекательную книгу, свободную от насилия, не так-то просто: рынок диктует свои порядки, авторы и издатели следуют им. Естественный процесс в рыночной экономике - ничего личного.
Секс и смерть, замешанные в убийственный ударный коктейль, вбрасываются активно в потребительский социум нескончаемым потоком фантастических поделок, несвободных от востребованных штампов и клише. Ориентированный на первичные раздражители максимально широкого круга читателей - потенциально, всех людей - этот коктейль прост и незатейлив, или сложен и многомерен, но неизбежно эффективен и востребован. В условиях культивирования новой морали нового общества этот коктейль неизбежен, как сами рождение и смерть.
Часть четвертая: фэнтези, магия и Большой Адронный Коллайдер
Творческий процесс привычно ставит перед любым исследователем множество вопросов. Один из них - о методике написания фантастической прозы - является определяющим в ходе многих споров, вокруг него вертится общественное мнение, бурлят многочисленные холивары. В отрыве же от множества разноплановых работ, различных по глубине понимания и взглядам на проблему, следует выделить основной конфликт, проистекающий из... методик познания и накопления знаний, необходимых для написания качественной прозы, а так же совокупных начал, определяющих общую направленность произведений.
При ближайшем рассмотрении оказывается, что большинство мировых классиков творили, руководствуясь принципом диалектики, рассматривая различные взгляды, накапливая знания и, приходя к синтезу, отражали его в тексте. Это - принцип работы их прозы, глубина детализации напрямую увязывается с качеством самих источников и образованностью автора. Фактически, диалектический метод определяет до 90% работы фантаста и ведется через обращение к авторитетным на момент написания источникам, освещающим ту или иную проблематику. В большинстве своем, такие тексты содержат в себе совокупный взгляд на проблему, отражают синтез позиций. Вторым определяющим фактором в таком срезе становится метод эмпирический: вводимые в текст факты базируются на личностном опыте и переживаниях автора, как правило, являющихся отражением иных конкретных жизненных позиций.
Попробуем проще. Диалектика в написании работы подразумевает наработку фундамента знаний на основе синтеза точек зрения: так осуществляется написание 90% всего материала в любом прозаическом жанре. Оставшиеся 10% относятся к личностной эмпирике из области частного опыта автора. Сказанное означает, что для выработки мнения по вопросу, нужно либо личное непосредственное владение им (что автоматически подразумевает компетентность автора), либо рассмотрение разносторонних взглядов на проблему, что, в свою очередь, означает исследование. Все прочее, как правило, в серьезной работе не рассматривается.
Что это значит? Буквально, что руководствующийся эмпирическим методом Автор принимает как данность результат личностного переживания по вопросу, игнорируя синтез, противопоставление тезиса и антитезиса, требующих рассмотрения, как минимум, двух позиций. Такой труженик пера опирается на личный опыт и экстраполирует его на личный жизненный опыт героев, их переживания и картину мира, ставя читателя в зависимость от собственного восприятия действительности. Важно, что в рамки эмпирики в данном случае я уложу и ту ситуацию, когда мнение строится на основании одного источника (об уровне компетентности источников будет сказано отдельно) и принимается на веру, синтез же игнорируется.
Если говорить популярным языком, автор, опирающийся на эмпирический метод, описывает лишь то, что пережил сам, сам наблюдал и был свидетелем, события же, которые он видеть не мог, описывает с точки зрения личного опыта, как бы достраивая сцену у себя в голове. Иногда, в этом подходе можно различить элементы диалектики (пример - "собирательные" образы), но случается подобное редко. Чаще всего, эмпирика выражается в вызывающей скудности изобразительных средств и злоупотреблении разнообразными клише. Желание пойти дальше требует развитого творческого начала и умения приходить к синтезу - во всем.
Иными словами, плохой автор списывает сам у себя, хороший - исследует и конструирует. Хороший стремится добиться правдоподобия во всем, умело обходя скользкие моменты, плохой говорит "и так сойдет", с дилетантским рвением погружаясь в обсуждение вещей, о коих не имеет представления. Автор склонен считать, что эмпирика не должна занимать в хорошей прозе свыше одной десятой части, все прочее обязано быть построено на диалектическом исследовании: описывая меч, стоит взглянуть на него, по крайней мере, дважды - возможно, в итоге все изменится.
В индустриальную эпоху, диалектический метод накопления знаний вышел на первый план и являлся определяющим на протяжении почти всего XX-го века. Обусловленный научной картиной мира, наукоемкостью фантастических жанров, ориентацией на прогресс и максимальное отражение научных тенденций в литературе, он приобрел неслыханную, зачастую - в ущерб выразительным средствам и композиции, популярность. Фантастика в двадцатом веке носила преимущественно квазинаучный характер, стараясь построить в воображении то самое "светлое завтра". Фантасты строили свои тексты по тому же принципу, что пишут диссертации академические ученые: анализируя и обобщая имеющуюся информацию. Наряду с откровенно наивными воззрениями, обусловленными несовершенством технологии и абсурдностью фантастических допущений, наблюдался локальный рост уровня литературности текста, и глобальное упрощение, создание мейнстрема, заполняющего прилавки и удовлетворяющего спрос. Попытки проведения исследований в области прикладной психологии, социологии, политологии через модель фант-допущений, сталкивались с приключенческой литературой, направленной на действие. Фант-допущение становилось инструментом, обрамлением, форматом. Одни использовали его для поднятия вопросов немыслимой философской глубины и написания едва ли не футурологических трактатов, иные - просто как "плюшку" для готового платить потребителя. До определенного момента, диалектический метод преобладал, но на завершающем этапе, в эпоху заката индустриального общества и становления общества информационного, диалектика, как превалирующий метод, окончательно сменилась эмпирикой, и гимном этой смене ролей стало современное фэнтези.
Само по себе явление "фэнтези", как метод написания фантастического текста, было экстраполировано великим Профессором с мифа в противовес засилью технического начала в тогдашней фантастике. Идея противопоставлять гуманитарные начала мифа в вольной интерпретации заполонившим все и вся звездолетам, оказалась удивительно жизнеспособной, дав начало новому началу в фантастической среде. Нет, существовали псевдоисторические романы, произведения о "попаданцах" - "Алиса" или "Янки" как пример - были и произведения, которые можно с чистым сердцем назвать "фэнтези" в сегодняшнем понимание этого слова. Но именно Толкин создал канон, создал систему выразительных средств. Так был рожден новый выразительный метод современной фантастики, а мы получили эльфов и гномов такими, какими они известны сегодня, а не такими, какими их представлял нам Миф. Однако противопоставление гуманитарного подхода техническому вовсе не равно противопоставлению эмпирики и диалектики.
Методика работы Профессора не отличалась от методики работы большинства его коллег по писательскому цеху, изменились лишь источники. Как ни парадоксально, проведя свою собственную диалектическую работу и вычленив, а затем, художественно переосмыслив мифологические мотивы, связав меж собой различные элементы и положив их на бумагу, господин Толкин произвел стандартные действия с нестандартным материалом. Даже философские посылки, задекларированные во "Властелине", вполне обыденны для современников Профессора и, будучи оформлены в типичной фантастической форме того времени, не произвели бы революции. Таким образом, изменилась лишь форма подачи, методика работы осталась неизменной. Отсюда же, кстати, следует и определение фэнтези, как формы фантастической литературы, отличающейся набором формальных признаков.
Итак, на определенном этапе, в эпоху тотального засилья веры в светлое (или не очень) будущее всего человечества, формируется некий антипод типичным представителям фантастической литературы, меж тем отличающийся от них лишь источниками знаний и формой. Короче - антуражем, что предлагает заменить магию науки на просто магию. И предложение формирует спрос.
Все изменилось кардинально вместе с приходом постиндустриальной эпохи и становлением цифровой цивилизации, когда вместе с глобальными социальными и политическими потрясениями, внезапно оказалась подорвана вера в то, что заменило Бога в атеистическом индустриальном обществе XX века - в науку. В середине двадцатого столетия люди верили, что к концу тысячелетия на Марсе действительно будут цвести яблони - вечный энтузиазм и семимильные шаги космической эры не давали сомневаться в том ни на миг. Но пришло новое тысячелетие, а Марс так и не стал ближе, оставаясь далекой иллюзией из области той самой пресловутой фантастики, в то же время наше обыденное окружение, стремительно шагнувшее в цифровое измерение, изменилось до неузнаваемости, превратив большинство идей и фант-допущений прошлого в паноптикум социальной утопии. Мир вокруг нас начал меняться с той неуловимой скоростью, когда технология - прикладная технология, а не научно-техническое достижение - сдабриваемая рынком потребления, обновляется несколько раз за жизнь одного поколения. Мое поколение помнит времена, когда не было сотовых телефонов, а компьютеры были размером с трейлер (прицеп в смысле, продвинутые вы мои), поколение NEXT, выбравшее Pepsi и безопасный секс, уже не может представить себе такой ситуации. Постоянное наращивание производственных мощностей подстегивается рынком, оборот средств обеспечивается перманентным предложением большего за те же средства и развитием индустрии вкупе с рекламной экспансией через информационные каналы, ставшие доступными и открытыми для всех и каждого. Но при внимательном рассмотрении оказывается, что в действительности никакого развития технологии не происходит, оно само по себе носит экстенсивный характер.
Это - беда постиндустриального общества потребления, крах надежд на будущее, что лежали в основе прогностической фантастики и оправдание худших предположений фантастики социальной. Все открытия, обеспечивающие технологический рывок последних двадцати лет были сделаны в тридцатых-сороковых годах и эксплуатируются до сих пор. Все те технологические новшества, что окружают нас каждодневно, были спроектированы и разработаны во времена наших бабушек и мам, ныне меняется лишь форма: совершенствуется дизайн и расширяется функционал, принципы остаются неизменны. Но самое главное: изменение ситуации никому не нужно, оно экономически нецелесообразно.
Вот это - экономическая целесообразность - и формирует политику стандартов и форматов, трактовку унификации всего и вся по родовому признаку и совмещению. Создание форматных изделий гарантирует не только удобство пользователя, но и защиту производителя от любого покушения на источник прибыли, форматы защищают рынок. Против обычного мнения, не нужды пользователя формируют форматы, все как раз наоборот. Удобная во всех отношениях штука, форматы и стандарты сознательно и целенаправленно сдерживают прогресс.
Современная наука носит, по большей части, прикладной, а не фундаментальный характер, функционируя где-то в области изобретательства и оптимизации, в области межотраслевых дисциплин, направленных на извлечение прибыли в том или ином качестве, а не сотворения революционных инноваций. Не секрет, что х86-я архитектура уже давно изжила себя морально, но продолжает работать и проработает еще не один год за счет банальной оптимизации и унификации стандартов: переход на качественно иную архитектуру поставит вопрос совместимости, делающий подобную реформу экономически нецелесообразной. И это - лишь единичный пример, фактически, вся жизнь в современном стандартизированном информационном обществе протекает по тем же самым канонам: формат, стандарт, норматив.
Фундаментальные исследования не дают прибыли в ближайшем обозримом будущем, экономические риски, связанные с ними, неоправданно велики. Поэтому такие исследования и финансируются государственными аппаратами, что, в условиях рыночной экономики и "вдруг, откуда ни возьмись" объявившегося Кризиса, банально не доплачивают в нужных объемах в расчете на меценатов. А тем нужна выгода - реальная, материальная, а не гипотетическая через -дцать лет. Круг замыкается, и научно-технический прогресс безбожно буксует, обгоняемый несущейся на всех парах прикладной наукой, где любое изобретение вскоре воплощается в изделии и внедряется ради хрустящих барышей.
Но и это еще не все. В современном обществе потребления, приученном мыслить все теми же категориями обозримой материальной выгоды, натасканном на экстенсивную модель развития социума, живущем и умирающем в кредит, уже давно вызрело презрение к высокой, недосягаемой и не дающей твердого рубля (а лучше - доллара) науке. Все с нетерпением ждут нового мобильного телефона с бОльшим числом мегапикселей и мегабайт, но никому не интересно, чем занимаются исследователи "высоких материй": научно-популярные журналы сегодня пишут о тех самых мобильных телефонах, видеокамерах, ноутбуках и средствах омоложения на основе мифических "нано", причем все - пополам с рекламой.
Потому все и хулят адронный коллайдер - бедные создатели БАК! Каждый затрапезный офисный червь, сидя за монитором, ноутбуком, под кондиционером, в перерывах между "Линейкой" и распитием кофе из кофе-машины, считает своим святым долгом написать очередную тупую шутку про монтировку и посокрушаться, какие же дебилы эти очкарики в халатах. Каждый хмырь с крестом нательным в обязательном порядке насылает анафему на весь род сатанински ученых, спеша поделиться возмущением со всеми друзьями по мобильному телефону или через Интернет. Каждая домохозяйка, глядя в телевизор и размораживая курицу в микроволновке, просто обязана потрясти бигуди и написать в локальный чат соседке, что эти ироды совсем обезумили и, того гляди, устроят всем конец света. И никому из этих потребителей невдомек, что все их благосостояние, все эти мобильники, микроволновые печи и вибраторы с десятью режимами появились лишь благодаря тем самым чмошным очкастым имбициллам в халатах, затащившим все кубло современных жвачных на собственном горбу в райскую жизнь. Что все это богатство, все эти солярии, ледовые катки в субтропиках и лазерные шоу никогда не появились бы без этих самых негодяев-ученых.
Что может дать БАК современной науке? Многое практически во всех областях знаний. Сегодня он напоминает мне о лазере - когда-то каждая шавка тявкала о том, что, дескать, ученые мастерят гиперболоид, а сегодня наша промышленность не мыслима без фокусированного когерентного света.
Но потребитель не думает, не замечает и не желает замечать. Ему не интересно. Ему нужно шоу и щекотка нервных окончаний, он хочет бояться БАК, делать ставки и крутить тотализатор. На перспективы науки ему чхать - главное, чтобы обновление для "Линейки" и новая мобила вышли в срок.
А что литература? А ничего. Под кальку скопированная с социальной жизни общества, она всем своим существом подтверждает все постулаты функционирования общества потребления. Существующая по четким форматам, разбитая на четкую адресную аудиторию, поставленная на поток, как и любая иная индустрия, она крутится вокруг памятника Мамоне, забивая звонкую монету своим деятелям. Во времена, когда для того, чтобы назваться писателем, достаточно лишь зарегистрироваться в сети, иначе быть и не может: общедоступность информации обесценивает ее, превращая поток. Сегодняшнее поколение грезит о публикациях, мыслит категориями издания, признания, популярности, не отдавая себе отчет в том, насколько формальными являются эти категории. Издаться может любой, любой может назваться писателем - даже если он дуб, как баобаб, а писать без ошибок, вообще не обучен.
Сегодня в моде фэнтези, вытеснившее научную фантастику на дальнюю полку: никто не верит в науку в эпоху победы "Гари Поттера" и сети Интернет. Там, где неизбежным оказывается разочарование в технологии, пользователь стремится к магии, магии истинной, которая необъяснима, но действенна - и в этом ее сила, ее привлекательность и ее оправдание. Право слово, узри великий Профессор, что сделают с его наследием потомки - передумал бы творить вообще. Сегодня, фэнтези может объяснить самим собою все - даже солнце, прибитое к небу гвоздями: если это магические гвозди, проблем нет. Подмена противопоставления гуманитарного и технического начала противопоставлением диалектического метода и метода эмпирического сыграло свою роль: сегодня фэнтези оказывается привлекательно еще и потому, что само по себе рассматривается как индульгенция от знания любой матчасти. Больше не нужно проводить дни и недели за чтением емких трудов и монографий, чтобы выписать одну единственную сцену: пипл схавает, издатель купит, а большее и не нужно. Но и это еще полбеды. Опасность злоупотребления эмпирическим методом проистекает из искусственности самого опыта авторов, его недостоверности и недостаточности. Из суррогата знаний, впитанных и принятых на веру. Источниками знаний становятся компьютерные игры, голливудские блокбастеры, общение в социальных сетях и "Википедия", каждый из этих источников подспудно воспринимается сознанием, как авторитетный, давая опору при создании произведений.
Засилье легкодоступной информации вкупе с невозможностью, а порою и просто нежеланием разбираться в вопросе порождает нескончаемый поток недостоверных произведений - недостоверных даже не в узкоспециализированных, а самых банальных житейских вопросах. Потому что ориентированное на сетевое общение поколение судит о чувствах, эмоциях и мотивах по вторичным проявлениям таковых в максимально доступном контенте. Возможно, недалек тот день, когда употребление смайлов и прочих эмотиконов в литературе станет нормой, заменив собой непонятные и непостижимые описания переживаний, которые сами по себе читатель и автор никогда не испытывали.
Это всеобщая беда, глобальный процесс подмены понятий, который уже случился и распространяется столь же стремительно, как и цифровые технологии. Современное фэнтези привлекательно своей опосредованной наивностью, своей легализованной свободой от достоверности, от знания жизни, от необходимости находить верные решения. Эмпирический метод вытесняет метод диалектический, но вместе с тем, сам по себе остается беспомощным, так как положенный в основу опыт автора - искусственный, ненастоящий. И потому чувства и переживания персонажей - фальшивы, их слова и поступки - недостоверны. В конечном счете, именно этому ответвлению фантастической литературы суждено стать отправной точкой для развития новых направлений во всех областях литературы. Магреализм, технологическое фэнтези, мистика - путь развитию уже определен, так как спрос и предложение неизбежно находят друг друга.
Сегодня для создания текста нет нужды интересоваться теорией литературы, достаточно знать формат и уметь в него вписаться: издание - этот апофеоз писательской мысли - фактически гарантировано, десятитысячный тираж будет распродан, прибыли поделены, конвейер сделает следующий взмах. Для всего этого, знания в области литературы не нужны, как не нужно рядовому пользователю умение писать на ассемблере. И пусть сам по себе этот навык останется наиполезнейшим - компьютер уже давно перестал представляться вычислительным комплексом, сегодня он видится игрушкой для детишек от пяти и старше. С литературой все аналогично.
Это сквозит во всем. Мастер-классы, которые дают тиражируемые авторы, в основном рассчитаны не на то, как научиться писать литературным языком, а на то, как правильно продавать произведения. Это касается всего: умения выписывать формат, работы над логикой и образами, построения конфликта, описания и концепции сценического пространства. Мэтры цитируют Дика и Желязны, давая понять авторам, что для грамотного описания нужно дать не более трех главных признаков, после чего в процессе добавлять детали. При этом вообще не касаются такой темы, как динамически и статические описания, без литературной игры с которыми почти невозможно сохранить динамику вкупе с соблюдением фонетического баланса. Это очень тонкие вещи, но из них слагаются реальные шедевры, которые - невероятно! - будут переиздавать. Когда-нибудь. Это как БАК - никогда не угадаешь, чем обернется лет эдак через -дцать.
Нынешнее поколение авторов творит, опираясь на принципы рыночных отношений, а не литературности текста. Язык подавляющего большинства книг даже маститых писателей - прости Господи! - убог, конфликты, портреты и сюжеты шаблонны. Но принципиального значения это не имеет: поколение, воспитанное на "Покемонах" и похождениях очкастого волшебника, не сильно заморачивается на таких вещах. Как и во все времена, важны ориентиры и аллюзии, важны параллели, важен выход во вне. Герои должны соответствовать своим почитателям, мир книги - миру читателя, и тогда родятся бестселлеры, которых не может не быть.
Бессилие науки, обман всех надежд и общий экстенсивный путь развития общества потребления гарантировали расцвет фэнтези: этого успеха не могло не случиться. Там, где мысли о завтрашнем дне откладываются до завтра, где новый мобильник покупается через каждые полгода и в кредит, а удел книги - заполнить собою паузу между станциями метро, современной интерпретации этого понятия самое место. Диалектика никому не нужна, да здравствует эмпирика - хотя бы на урезанном интерактивном уровне. Прожить жизнь без солюшена - это дерзость. Необходим механизм очищения оперативного буфера, необходима связь для кусков распадающейся реальности. Волшебные фильмы, волшебные игры, волшебные книги - почему бы и нет?
А литература... Это такой мастодонт, вроде пресловутого БАК: что-то большое, непонятное, жуткий долгострой, а зачем оно было надо - станет ясно лишь через много-много лет. Когда Роулингз и Браун уже получат свои Нобелевские премии.
Часть пятая: "Википедия", йогурт и "Комсомольская Правда"
Уйдя в горы четырнадцатилетним пацаном, автор мог предполагать любые горести и невзгоды, что ожидали бы его на тернистом пути следования к званию КМС по пешегорному туризму. Голод, холод, сырость, мошкара, кишечные растройства, заросли ежевики, дикое зверье -- все, что угодно, любое лишение, какое мог вообразить юный мозг. И никогда бы не посмел он подумать, что больше всего через две недели в горах будет недоставать... информации.
Заметить этот дискомфорт легко, понять его причины -- куда сложнее. Лишь когда автор поймал себя -- человека, по убеждению, разумного -- за чтением невразумительного куска газеты "Комсомольская правда", в который была завернута покрытая солидолом банка армейской тушенки, стало понятно, что же именно мешает получать удовольствие от окружающего пейзажа. Среди горных лесов жестоко не хватало привычного переизбытка информации большого города -- на адаптацию к отсутствию рекламных вывесок, плакатов и прочего мусора потребовался немалый срок. А после -- изобилие пугало и вызывало головную боль. Парадоксально? Факт, господа.
Случалось ли Вам обращать внимание, как часто, идя по улице, совершенно автоматически читаете вывески на зданиях, громкие слоганы на рекламных щитах, бесполезные, ненужные указатели и растяжки? Осознавали ли Вы хоть раз, какое количество воспринимаемой Вами ежеминутно информации действительно имеет хоть какое-то значение и практическую пользу? В современном мире информация превращена в ресурс, переработана в наркотик, от которого возникает форма зависимости -- неявная большинству, а потому редко упоминаемая в специализированной литературе.
Современный человек -- раб информации. По статистике, семь из десяти мужчин, проснувшись, первым делом смотрят на часы. Четверо из пяти во время мытья в душе читают надписи на этикетках упаковок моющих принадлежностей. Половина всех современных половозрелых горожан мужского пола за завтраком смотрит новости, слушает радио или читает газету. Девять из десяти автомобилистов при движении по городу прослушивают радио или проигрыватель в машине, при этом, согласно статистике, 67% вообще не вникают в то, что слушают, т.е. музыка или радиопередача уподобляется "белому шуму", не имея практической пользы. Поголовно все жители крупных городов зависят от постоянно формируемого информационного наполнения, от контента информации, существующей независимо от их воли.
Все это привело на определенном этапе к переосмыслению роли информации в современном обществе. Позиция, когда информация воспринимается уже даже не стратегическим ресурсом, а формой зависимости, находит отражение в работах некоторых ученых, но обсуждение этого вопроса дальше кухонных дебатов не идет. По сути, в современной экономической модели нынешняя информационная зависимость играет ключевую роль, что арпиори нивелирует любые попытки повлиять на данную ситуацию. В конечном счете, физика современного пространства, самого ареала обитания человека разумного такова, что исключает возможность кардинальных изменений.
Вопрос о том, чем грозит подобный подход, муссируется давно и плотно, а посему автор оставляет за читателями право самим разобраться со всем разнообразием позиций. Что же касается поднятой темы, то нас в данном контекте будет интересовать одна не слишком известная теория -- ее высказал и обосновал один товарищ автора, но поскольку о степени уникальности данной позиции судить сложно, автор допускает возможность того, что данная мысль уже мелькала в обсуждениях.
Позитивная конструктивная роль информации сводится к избирательности данных и отсеиванию и/или замещению малоценных данных. Данная мысль означает неоднородность информационного поля, неоднородность данных, указывает, что различные данные имеют различную конечную ценность и потому обособляются и сохраняются в информационном поле. Данные, имеющие меньшее значение, отсеиваются и уничтожаются. Вторым постулатом выступает мысль о конечности насыщения информационного поля, т.е. производимый человечеством контент знаний является величиной небезграничной, и его насыщенность находится в обратной зависимости от качества знаний.
Что это значит? Говоря приземленным языком -- всегда и во все времена происходила четкая дифференциация знаний, расслоение данных по качественному признаку. Неизбежные потери информации, вызванные несовершенством носителей, повышали практическую ценность знаний, требовали кодификаций и унификаций, а так же чистоты конечных величин. Иными словами, в условиях возможной потери данных, имел место быть своеобразный "естественный отбор" контента, когда право на существование получали лишь наиболее ценные данные. Однако в условиях цифровой цивилизации, с развитием средств хранения, передачи и обмена информацией, правило "естественного отбора" перестало работать, так как, благодаря дешевым носителям и повсеместному доступу не только к самому по себе контенту знаний, но и практически неограниченным возможностям по его формированию, практическая ценность большинства знаний была нивелирована до некоего статистически низкого уровня. Фактически, произошел процесс уравнения информационного контента, когда на широком информационном поле стали появляться и шириться день ото дня статические объемы информации, имеющей низкую практическую ценность.
Современная цивилизация оперирует умопомрачительными объемами информации, и, по всему судя, ближайшие десятилетия ситуация кардинально не изменится. Беда же заключается в том, что сегодня в информационной среде практически отсутствует какой бы то ни было естественный фильтр, позволяющий оперативно "удалять" весь переизбыток информации. В свою очередь, на фоне некоего количественного увеличения контента знаний, наблюдается планомерное падение качественного уровня этого контента.
Важнейшими критериями качества информации являются: полнота, достоверность, своевременность (в случае ненаучных знаний говорят актуальность), что определяется во многом источником информации. Для искусства выделяют ряд иных критериев, но речь в настоящий момент идет не о том. Фактически, не обладающая указанными свойствами информация, в теории, не должна участвовать в формировании контента знаний. Но на практике данное правило не соблюдается.
В итоговом резюме данной теории делается вполне очевидный из выкладок вывод: при современном недифференцированном подходе, когда буквально каждый может участвовать в формировании контента знаний, достоверная и полная информация уравнивается со слухами и сплетнями.
Но может, все это справедливо лишь для СМИ и им подобных феноменов? Нет. Простейшим "житейским" примером являются блоги -- открытые для максимально широкого круга лиц источники информации, в формировании которых участвует, как правило, один единственный человек. При этом тематика блога одной и той же персоны может разниться от серьезных научных или политических публикаций, до рассказов о беременности его трехлетней самки лабрадора. При этом с точки зрения полноты, достоверности и актуальности, и научный труд, и рассказ о щенках лабрадора имеют некий схожий уровень ценности -- первое обесценивается вторым.
Отсюда проистекает прочность самого по себе принципа безоговорочного доверия информационному полю, прежде всего - сети Интернет. Если мы начинаем верить, что Интернет сам по себе является некой сущностью, которая имеет что сказать по любому вопросу, то этим мы обесцениваем конкретных людей, а себя превращаем в идиотов - пишет один из пионеров сетевой индустрии, Джерон Ланье. Беда в том, что находящаяся в сети информация не отвечает трем главным критериям - полноте, достоверности и своевременности, дифференциация поисковыми системами происходит по частоте цитирования, никаких критериев объективности попросту нет. Большинство запросов перенаправляют нас на страницы "Википедиии", ставшей своеобразным золотым тельцом нового тысячелетия. Сегодня в сознании рядового пользователя уже сложился строгий стереотип безоговорочной авторитетности данного источника. Увы и ах, но засилье сетевых технологий и отсутствие дефицита информации есть палка о двух концах. В современном сознании укоренился ошибочный тезис о том, что Интернет представляет собою бесплатный общедоступный склад информации, притом информации объективной. Вершиной объективности признается именно "Википедия", результат коллективного творчества и познаний широкой группы зарегистрированных пользователей. Беда в том, что общий результат их трудов является неким средним промежуточным значением, "средней температурой по больнице". Правда - та самая правда - не познается, а конструируется совместными усилиями путем договорного консенсуса между редакторами. Но в итоговом резюме закрепляется не некий условный информационный "консенсус", закрепляется всеобщее восприятие факта, трактуемое, как истина в последней инстанции.
В качестве иллюстрации можно привести пример событий, имевших место летом-осенью 2008 года и заставивших многих говорить о порочности системы постатейной верификации знаний. В конце августа, сразу после жеребьевки Кубка УЕФА, в раздел "Вики", посвященной киприотскому футбольному клубу неким английским болельщиком была добавлена откровенная чушь про фанатов этого клуба. Но в середине сентября, в канун игры с киприотами, английский корреспондент Дэвид Андерсон вставил эту ахинею в свой материал о противниках англичан в предстоящей игре. Вскоре, впрочем, обман вскрылся - признался сам "злоумышленник". Материал, естественно, был удален, а спустя примерно месяц - восстановлен и верифицирован со ссылкой на авторитетный материал - статью... Андерсона!
Современное информационное поле человека перенасыщено информацией сомнительного качества, однако проверка фактов требует анализа, научного подхода, выработки собственной точки зрения - такой подход диктует банальная убогость эмпирики рядового обывателя. Однако в процессе применения знаний, большинство обывателей склонны опираться именно на эмпирику, игнорируя аналитические выкладки. С учетом ограниченности личного опыта, происходит акцепция стороннего опыта, преимущественно - из наиболее доступного информационного массива. Который, как мы можем убедиться, обладает спорной достоверностью, полнотой и своевременностью. И отличить зерна от плевел непросто, а порой - вовсе невозможно.
Гибкость и противоречивость информационного контента является отличительной чертой дикой информационной цивилизации, формирующейся в настоящее время. Вместе с перенасыщением информационного поля, происходит плавное смещение акцентов, вызывающее противоречивое восприятие одних и тех же фактов. Активнее всего подобная методика используется в рекламной индустрии, подстегивая товарооборот.
Не все йогурты одинаково полезны - некоторые на 30% полезнее других. Простой и логичный тезис, понятный большинству, хотя сам по себе он и попахивает бредом. Был самый лучший стиральный порошок, который сегодня стал еще лучше, а завтра - станет, вообще лучше не придумаешь. Вчера боролись с катышками на свитерах, сегодня на повестке дня - потеря тканями цвета. То, что современная одежда выбрасывается или приходит в негодность, зачастую, задолго до того, как полиняет от стирки, в стройную картину бытия не укладывается. В предыдущей модели телефона камера три мегапикселя, а в нынешней - пять. А весной, говорят, выйдет новая - там будет восемь мегапикселей. Но чтобы как-то скоротать время, купи новый с пятью, пощелкай, а там - и до нового недалеко. При этом мало кто задумывается, что рецептура порошка остается неизменной, меняются активные добавки, а порой - вовсе лишь маркировка упаковки, а телефоны как работали в стандарте GSM 800/900/1800, так и работают. И так - до бесконечности.
Это - законы рынка, законы бизнеса. Непоколебимые, как пирамиды в Гизе. Товар должен продаваться, и не имеет значения, что это - стиральный порошок, телефон или книга про попаданца. Или йогурт со вкусом йогурта. Кстати, все в курсе, что большая часть того, что продается под видом йогурта в магазинах, в действительности - фруктовый кефир? А, ладно, не важно.
Законы рынка оправдывают существование бесконечных эпопей. Оправдывают однотипных персонажей, однотипные приключения, однотипную проблематику на уровне форумных страстей. Потакают новеллизациям компьютерных игрушек. Формируют, по сути, спрос. Наступает акцепция опыта, экстраполирование шаблонных моделей, формируется некая информационная структура, позволяющая переносить клише из работы в работу без ущерба для конечного продукта. Книги начинают все больше напоминать игровые редакторы, написание произведения - конструирование уровня или приключения в компьютерной D&D-адаптации. Происходит подлог, подмена фактов и понятий, воспринимаемая как верификация и, соответственно - некая константа, ориентир. Дальнейшее применение данных фактов оправдывается ссылкой на эмпирическое их закрепление в информационном контенте, являющемся, по сути, спорным.
Дальнейшее предсказуемо и носит характер инерционного скольжения до полной выработки. Уравнивание ширпотреба и шедевра на уровне рынка носит системный характер и вписывается в общую теорию информационного процесса. И то, и другое воспринимается схожим образом, человек ставит знак равенства даже в том случае, если подобное неправомочно. Срабатывают механизмы подсознания. Опять-таки, в условиях фальшивой эмпирики, конфликт, чье моделирование лежит за пределами верифицированной в контенте области знания, не воспринимается.
Переизбыток информации создает опасную иллюзию полноты, достоверности и вечной актуальности. Неосознанно, наступает подмена личного опыта опытом чужим, внешним, и именно этот опыт, являющийся у истоков недостоверным, воспринимается правдой. Формируется мироощущение, миропонимание, искажается восприятие. Часть систем и ориентиров теряют актуальность, часть напротив - переходят из разряда фальсификаций в область достоверного. Формируется подобие морально-этических установок, шаблон восприятия действительности, шаблон реактивности мышления. В опоре на искусственную эмпирику, наступает не восприятие фактов, лежащих вне системы подобного восприятия. Формируется негласный общественный договор, признающий за эльфами необходимость наличия длинных ушей, а за фруктовым кефиром - звание йогурта.
Постскриптум мелким почерком
Как уже было сказано, все вышеизложенное является измышлениями абстрактного виртуального персонажа, который в действительности может быть кем угодно. С равной долей вероятности, данные строки могли сформироваться сами собой и тем послужить подтверждением существования искусственного разума, зародившегося в потоке информации. В хаосе, что царит в сегодняшнем информационном поле. Поэтому ни о какой объективности данных речи по определению не идет.
И все же. Год за годом, мы проживаем жизнь в извечном стремлении выйти за грань практического, обыденного, окунуться в фантастическое. Экстраполировать себя и свои проблемы на вымышленные реальности, где, вполне вероятно, нами будет получен ответ на вопросы, даже задать которые в иной ситуации мы не сможем. Или не захотим, что без разницы. Любое произведение в любом жанре выполненное любым выразительным методом содержит в себе толику фантастического: возможно, именно так мы пытаемся оправдать мир вокруг себя. Бесполезно отрицать: мы все любим заблуждаться, вопрос лишь в глубине заблуждения. Ни эльфы, ни "попаданцы", ни Мери Поппинс, ни Вини-Пух не являются злом сами по себе, они отражают реальность и восприятие, при ближнем рассмотрении помогая нам понять самих себя.
Этот материал написан без мысли научить кого-то, обвинить кого-то или очернить кого-то. Этот материал написан, чтобы не забыть. Свою точку зрения и свое миропонимание в тот момент, когда сам я окажусь попаданцем в новый мир новых возможностей и перспектив. В новую реальность, более фантастическую, чем любой вымысел. Чтобы помнить себя, когда я - как и многие другие - сломаюсь в пути или же, всему наперекор, пройду Дорогой в Боги, воздвигнув очередной монолит на бескрайнем кладбище нерукотворных памятников.