Странникс Иных Земель : другие произведения.

Каббала: Мидиан

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 6.88*6  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ...зная все это, увидев эту Тьму, заглянув в эту бездну... ты пойдешь со мной? Станешь моим? Примешь мою волю? Пройдешь до конца, в самую бездну? Новый проект, пилотный выпуск. Самодостаточно.


Каббала, история первая:

МИДИАН

   Случилось это на седьмой день второй недели месяца бехемирон, года тысяча двести шестого Эпохи Империи. Вязкое, прогорклое утро выползло на небо из-за покрытых серыми соснами гор - нехотя, неповоротливо, как старый пьяница. Ударивший накануне ливень окончательно размыл петляющую промежду соснами дорогу, отрезая деревню от имперского тракта, растекся черными лужами с опустошенного холма за околицей, вымыл и вымочил обугленные балки. Морозец прихватил еще ночью, затянул тонким ледяным кружевом размашистые лужи во дворах, да сточных канавах, а с первыми проблесками рассвета, едва видимого сквозь плотный серый покров угрюмых небес, закружились в воздухе осторожные снежинки. Уже через час после рассвета снег валил плотной стеной, и потому восьмерых всадников заметили лишь, когда по балкам моста, перекинутого через обводной канал, застучали копыта.
   Деревенька вздрогнула, как укушенный слепнем пес. Встрепенулась, не понимая ничего, продрала глаза - и тут же заскулила, поджав хвост: редкий путник сворачивал с имперского тракта и топал шесть шагов Иты до деревни, а чтобы заглядывали сюда конные - так бывало такое лишь, когда прибывали сборщики податей, да заезжал окрестный шериф. И не к добру был этот знак на утро после ордалии и кровопролития...
   Гости явились сквозь сплошную завесу снежной бури, как зловещие призраки. Всех несли праулеры - огромные черные кони, лишенные глаз и ушей. Эти могучие животные, выведенные Империей, по всеобщему убеждению, не без помощи демонических сил, сами по себе внушали страх. Но как было не устрашиться их всадников!
   Пятеро были воинами. Без регалий, в черных плащах с длинными, чуть изогнутыми на имперский манер мечами, притороченными к седлу. Капюшоны непромокаемых плащей скрывали лица, руки в кожаных перчатках, усиленных металлическими пластинами, сжимали поводья так, чтобы всегда находиться возле обмотанных шелковым шнуром рукоятей. Трое других оружия при себе не имели, кутались в кожаные плащи с меховой оторочкой, и так же прятали лица.
   Вся процессия рысью прошла под окнами глинобитных хат, метая грязь и разлитые у порогов помои. Следом, высыпали, точно горох, селяне, глядя в спину черным призракам, что неслись сквозь деревню и снегопад за околицу, к сожженной, выпирающей из вершины холма, точно черная кость в открытом переломе, полуразрушенной башне. Но задержались у пепелища ненадолго - не успели послать за старостой, как копыта забили в обрат, опустошая одним своим звуком единственную улочку.
   Староста деревенский, хоть и не робкого десятка был мужиком, перед гостями робел до трясучки. И было от чего: коням-демонам дородный кмет теменем даже до холки не доставал, да и остался он в одиночестве - прочие-то сразу по хатам попрятались. А староста пуще боялся, что коли не сыщется сам, гости деревню запалят. Как есть - запалят.
   Слепые кони закружили вокруг черным вихрем, наступили стеной, ужали мир до камеры пыток собственных черных тел. Староста сжался, съежился, стал меньше и незаметнее. Мог бы - растекся б по грязи, да не имел возможности. Наконец, от группы всадников отделилась одна фигура в дорогом кожаном плаще с соболиной оторочкой.
   - Ты - староста?
   Тихий голос, зловещий. Неживой как будто. И - женский.
   - Йй-я, - подтверждая слова усердными кивками, отозвался староста, собственного голоса не узнавая, - йй-я, милстива государня...
   - Кто приказал спалить башню магистра Канариоса?
   Голос женщины казался неживым. Не было в нем ни злобы, ни агрессии, ни раздражения. В нем вообще ничего не было - точно она сама с собой говорила, а староста - так и вовсе не существовал. И пугало это больше прочего.
   - Так... колдун жешь, ордалью провели... дабы не тлетворствувал...
   - Кто... приказал?..
   Староста заглох - голос гостьи напоминал шелест листьев на ветру и шипение гадюки в болотных кустах. Вроде и не было в нем злобы - а пробирало до костей, до подкорки пробирало. Язык-то распух, но смолчать кмет боялся - чувствовал, что не стоило оно того.
   - Так... князь... убивец ентот... он жешь скотину изводил, с демонами якшалси... ну мы и...
   - Князь?
   Староста увидел ее лицо под низко надвинутым капюшоном - наверное, молодое и красивое, но в окладе светлых волос. Слишком светлых, контрастных еще более с черной повязкой, скрывавшей глаза. И повалился на колени тот час, в ноги коню, запричитал неразборчиво, мол, казнить не велите.
   - Встань.
   Язык присох к небу, дышать стало невыносимо, а уж говорить - так и подавно. Но приказ староста выполнил, хоть стоял с трудом, и дурноту ощущал неприличную.
   - Князь? - повторила вопрос седая незнакомка все тем же шипящим голосом, и староста едва нашелся сил, дабы кивнуть.
   - Кто выжил? - последовал новый вопрос.
   - Так это... всех порубили... енти, шерифа хлопцы...
   - За телегами тащили человека, - спокойно возразила незнакомка.
   - А, - точно вспомнив, спохватился староста, - так ведь, мальчонка... волчонок ентот, колдунов пасынок... с нашими хлопцами, что шериф согнал, да с его солдатами рубилси. Восьмерых, поскудник, умордовал, покеда сеть накинули, да скрутили. Он жешь как одержимый мечом машет - у нас никто и держать-то их не способен, а он - поди, один стольких повалил, да покалечил сколько - жуть. А сам-то - сопливый еще, млеко на губах не обсохло...
   - Куда ушли? - незнакомка подняла взгляд; казалось, она вглядывается в снегопад, - В Блавилрок?
   - Ни-и-и... могу знать, мислитва государня, не могу знать... к-казнить не велите, милстива государня, - староста опять плюхнулся в жидкую грязь, к копытам коней: ноги его уже не держали.
   - Живи... пока, - бросила незнакомка, тут же забывая о бедном кмете, - Ивар, есть работа. Разыщи этого... волчонка, и дай знать.
   К кому из спутников она обращалась - понять было нельзя. Вот только тучная кметка, выглядывавшая на улицу, могла бы под пыткою поклясться, что видела, как в этот самый миг, один из всадников из седла вылетел. И исчез в снегопаде. Да и когда гости коней развернули, и прочь поскакали, лошадок-то было, как и прежде - восемь, а всадников - на одного меньше...
  

* * *

   Их догнали в двух шагах Того от перепутья.
   Дюжина конников в побитых ржавчиной кирасах, три десятка пеших воинов в поношенных кафтанах с меховым подбоем и золотым блатанским львом, да пара скрипучих повозок, тащились неровным строем по широкой, размытой ливнями дороге, подобие охранения из четырех верховых с взведенными короткими арбалетами старалось держаться по краям колонны. Впрочем, удавалось это с большим трудом - неширокая обочина, залитая топкой, хлюпающей грязью, в дюжине шагов упиралась в непролазный бурелом окрестных лесов. Понурые лица, понурые кони, хлюпанье луж и грязи, желто-зеленое блатанское знамя и голубой вымпел рода Фелроу, жались понуро к древкам флагштоков. Липкий снег промежду высоких сосен был реже, ветер - тише: белесые хлопья цеплялись за одежду, попоны, ложи арбалетов. Над серой дорогой и серыми лицами, под серыми небесами и серыми одеждами, толкались беспорядочно обрывки мыслей - о тепле, о еде, о женщинах и сне.
   Дружина шерифа Фелроу возвращалась в Блавилрок.
   Стук копыт услышали поздно, да и внимания особого не обратили. Четверо верховых из охранения развернули коней и потопали в арьергард, еще пятеро, державшихся при шерифе, принялись взводить арбалеты, не вылезая из седел - получалось скверно. Пешие встали, грохнули древками оземь и застыли с безразличными лицами. Шериф потер обмотанную набрякшими бинтами кисть, сплюнул с досады. Тронул коня, следя, чтобы оба знаменосца держались на одном расстоянии - это всегда производило впечатление. Проезжая мимо второго фургона с раненными, бросил короткий взгляд на сидящего в грязи, измученного паренька лет восемнадцати - связанного, избитого - и процедил сквозь зубы смачное армейское ругательство. Этот шарлатанов крысеныш отвечал за раненых в повозках, за искалеченных крестьян, за убитых бойцов. Он должен был сдохнуть - в него три болта всадили и ногами истоптали, а вот нет: поутру оказалось, что он еще и стоять способен. А, впрочем, оно и к лучшему: пусть пожалеет себя, в княжеских темницах ему растолкуют, что к чему. Снова сплюнув с досады, шериф поскакал дальше.
   Незнакомцев было семеро, пятеро воинов и двое гражданских в дорогих кожаных плащах, да восьмой конь без всадника. Не иначе - имперские чиновники, подумал Фелроу: все на праулерах, а такие вассалам не полагались, да и оружие у воинов - длинные, чуть изогнутые мечи в черных ножнах с рукоятями, обмотанными шнуром - как у имперских садоратов. И что им понадобилось в преддверье зимы в блатанском захолустье?
   - Я есть первый сотник Зигер Фелроу, шериф на службе княжеской их милости, - представился он, приближаясь и поднимая ладонь в приветственном жесте, - с кем обращаюсь?
   И тишина. Странные они какие-то, эти незнакомцы. В душе заскреблись сомнения, но шериф тот час прогнал скверные мысли: у него тут полсотни солдат, а у этих - пятеро телохранителей. Наконец, один из воинов в черном протрусил вперед и сбросил капюшон: в лицо шерифу глянули холодные серые глаза с узкими вертикальными щелочками зрачков.
   Садорат.
   - Матеус Касидор, - представился немолодой обладатель нечеловеческих глаз; снежинки зацепились за темно-русые, с проседью, волосы, - первый сотник, десятый корпускул Стальных Кулаков. Сопровождаю леди-инквизитора с миссией в Скорупко.
   Фелроу не сумел скрыть неприятного удивления: худшие опасения оправдывались. Мало того, что головорез-садорат Империи, так еще и баба-инквизитор. Проклятье!
   Придется быть предельно вежливым.
   - Слава вечной Империи! - постаравшись придать лицу подобострастное выражение, поприветствовал он имперцев на имперский же манер.
   - Слава бессмертным Императорам, - с безразличием в голосе отозвался Касидор, - вы сожгли башню магистра Канариоса?
   Не вопрос - утверждение. Фелроу судорожно сглотнул, вновь почуяв неладное.
   - Эт колдуна что ль? - шериф хотел продемонстрировать великолепное расположение духа и полную уверенность в своей правоте, да выходило скверно, - Ну, да, как князь указал. Он, извольте видеть, порчу на поля наложил, да скотину мором побил...
   - Что за бред?..
   Тихий голос - холодный, как дыхание могилы, как шелест опадающих листьев на промозглом ветру, как прикосновение змеиного тела. Фелроу ощутил озноб: чем-то нечеловеческим веяло от этого тихого, почти красивого женского голоса.
   Она выехала вперед. Очень высокая фигура в черном плаще с соболиной оторочкой: верхом на праулере, леди-инквизитор могла смотреть на всех прочих всадников сверху вниз. Фелроу почувствовал взгляд, но так и не смог разглядеть лица имперской посланницы: капюшона снять она не соизволила.
   - Согласно имперскому эдикту четыреста тридцать седьмого года, - ветер над лесом вторил ее голосу, - все маги на территории Империи находятся под протекцией Престола и подлежат преследованию только с санкции Инквизиции или Прокуратуры. Любые попытки суда на местах, ордалий или экзорцизмов, являются незаконными и подлежат расследованию и наказанию...
   Шерифа оглушил скрип собственных зубов. Стараясь ничем не выдать гнева, Фелроу снова потер пораненную накануне кисть. Проклятый мальчишка! А еще эти... Чего они приперлись именно сейчас? Колдун на помощь позвал? Да шиш! Не успел бы, а коли и применил магию какую - так не из Столицы же они за ночь прискакали! Вот ведь нелегкая...
   - Отдайте мальчишку, - чувствуя, что пауза затягивается, распорядился Касидор, - и отправляйтесь в Блавилрок. Позже, во всем разберется Прокуратор.
   Конники шерифа топтались в нерешительности, наконец, один из них решил развернуть коня, видимо, намереваясь выполнить приказ имперского мечника, но Фелроу остановил его движение руки.
   - Что же это выходит? - стараясь не встречаться взглядом с садоратом, проговорил шериф, - Их милость, о народе своем заботясь, зову крестьянскому внемля, ордалью, божий суд, значит, свершить повелел, скверну искоренить. А, оказвается, это вовсе и неправильно? Что-то, разумею я, темните вы, господа хорошие...
   Фелроу едва заметно повел рукой - и полдюжины арбалетов тут же уставились болтами в черных всадников, а расслабившиеся, было, пехотинцы начали формировать строй. Касидор схватился за меч, но инквизитор остановила его одним движением руки.
   - Пральна, не рыпайся, - прищурив глаз, кивнул шериф, - а ну, сними-ка капюшон, поглядеть на тя охота... инквизитор.
   Но посланница Империи приказ проигнорировала. Вместо того, стянула с правой руки перчатку - на среднем пальце блеснул белым золотом перстень с огромным черным камнем. В толпе кто-то особо глазастый, зашептался вполголоса, двое всадников переглянулись, но арбалетов не опустили. А инквизитор вскинула взор, и Фелроу вздрогнул - глаза молодой женщины закрывала непроницаемая черная повязка.
   - Дани!
   Никто не понял, что произошло. Две голубые линии рассекли холодный осенний воздух, и пропали, тишина даже не успела испугаться, воздух не посмел вздрогнуть. Второй гражданский, сопровождающий инквизитора, сделал молниеносный пасс руками, и по толпе пробежал испуганный шепот: из ниоткуда, оказались в этих руках два тонких кольца, состоящих, казалось, лишь из горящих голубым огнем магических символов.
   Символы погасли, кольца пропали. Шериф услышал дикий храп коня и полетел куда-то в сторону, подминаемый отчаянно брыкающимся животным. Упал в грязь, перекатился, попытался встать, но сверху ливануло чем-то горячим, почти обжигающим. Липким. Терпким. Фелроу взвыл, увидев кровь, попытался вскочить, броситься прочь - куда-нибудь - но поскользнулся и рухнул в грязь. Снова рискнул подняться, и опять попятился - с залитой кровью земли, пялился на него единственным глазом в половине черепа, его же всадник.
   Что... Что за?!
   Ноги не слушались. Руки не слушались. Мыслей не было. Что... это... за... проклятье?! Фелроу отполз на четвереньках, чувствуя тошноту и головокружение. Как же так, как же так?.. Шериф был привычен к насилию и крови, но что-то не клеилось в его сознании на этот раз. Нет, так не бывает! Не так, не так!
   Он отказывался верить.
   Девять всадников, два знаменосца и все кони - их просто порубило на куски. На ломти разрезало, как рассекает масло каленая сталь. Мгновенно, неуловимо, бесшумно. Совершенно бесшумно - никто не издал ни звука, и лишь бился и хрипел бессильно на укатанной, залитой кровью земле, лишившийся передних ног, конь шерифа.
   - Ы... - тело Фелроу больше не принадлежало ему, - ыыыыааагх...
   В оробевшей, запуганной толпе пехотинцев, сбившихся в кучу, шуршали молитвы и двигались неустанно в божественном восхождении руки. Ужас. Холодный, панический ужас. Империя. Нелюди. Демоны.
   Все знали, да мало кто верил: не хотелось верить. Да не моглось.
   ...Она возвышалась темным ангелом - на огромном черном коне, промежду мертвых тел, на залитом кровью тракте. Никто не видел ее лица под низко опущенным капюшоном, но все чувствовали ее взгляд - нечеловеческий, зловещий. Нелюдь. Демон. Империя...
   Звенья одной цепи.
   - Не нужно противиться нашей воле, - зашелестел отголосками смерти ее голос - голос самой Империи; пехотинец, пытавшийся судорожно, вслепую взвести арбалет, замер без движений, - вас ждет жалование, горячая еда и теплая постель... Еще не время умирать.
   Праулер переступил через агонизирующего коня и остановился подле стоящего на четвереньках шерифа. Фелроу с трудом поднял глаза - инквизитор смотрела на него сквозь непроницаемую повязку, и в этом взгляде было все, кроме хорошего.
   - Я - леди-магистр, Приор, - ее тихий голос питоном обвился у горла, удушил, убил, лишил сил и надежды, - Шестой Отдел имперской Инквизиции. И мне ты решил угрожать с полусотней голодранцев, ряженых в воины? - ухмылку на ее губах Фелроу скорее почувствовал, нежели увидел в сумраке, что скрывал лицо инквизитора, - Ты надо мной издеваешься? Это даже на оскорбление не тянет...
   Больше она говорить не стала. Черный конь переступил через куски мяса, в которые превратился наездник с лошадью, зашагал тяжело к повозкам; пехотинцы, пороняв копья, отхлынули в ужасе: бессмысленная и совершенно невероятная, с примесью нереальности трагедия лишила людей разума, превратив в дрожащих скотов. Угрозы они уже не представляли.
   - Ивар!
   Не то приказ, не то команда. Раздался удар, натужный скрип досок, головной фургон покачнулся, а объятая ужасом толпа пехотинцев снова попятилась - на крыше повозки сидел человек в таком же, как и у остальных, черном плаще. Чудовищная, скрытая тенью человеческая фигура - от незнакомца веяло какой-то звериной мощью и свирепостью. Не показывая лица, он спрыгнул наземь, сделал два шага и, не говоря ни слова, рывком оторвал от фургона путы пленного, тут же обессилено упавшего на руки своему спасителю. Тот, кого инквизитор называла Иваром, вынул нож, перерезал путы и...
   Упал.
   Бывший пленный двигался молниеносно. Завладев ножом, метнулся в сторону, перекатился под телегой и оказался подле толпы пехотинцев, попятившихся прочь, как от порождения зла. Два садората метнули коней ему наперерез, но тот вдруг изменил направление и рванулся прямо под копыта. Никто не ожидал этого, оба воина попытались затормозить, пленник выбросил правую руку в сторону, метнув нож и отвлекая атакующего всадника, а сам кинулся влево, неуловимым движением проскакивая под брюхом праулера и... завладевая мечом.
   Парень метнулся черной молнией. Ничто не преграждало ему путь к бегству, но в последний момент, словно из ниоткуда, прямо поперек возникло черное тело праулера. Парень не стушевался и, не сбавляя скорости, рубанул диагонально, снизу вверх...
   Тишина.
   Время застыло. Застыл в какой-то звериной стойке Ивар. Застыли без движений обманутые пленником садораты. Застыл шериф, застыли солдаты. Застыл сам пленник, недоуменно смотрящий на собственный клинок. Застыло лезвие меча в красивых длинных пальцах среди оторочки из черного кружева. А на едва различимых во мраке губах инквизитора застыла паскудная ухмылка...
   - Шах! - констатировал все тот же внушающий трепет голос.
   Меч... Такой удар... Клинок садората... Голой рукой...
   Обрывки мыслей кружились над толпою, точно валькирии. Паренек пришел в себя и рванул меч - тщетно. Во взгляде на мгновение промелькнула искорка удивления, но тут же погасла, затушенная непостижимой самодисциплиной. Инквизитор снова ухмыльнулась и отшвырнула клинок от себя. Парень отпрыгнул, замер в боевой стойке: он упустил возможность сбежать, и теперь ему оставалось лишь принять бой. За спиной, крался по окружности Ивар, с боков, сжимали кольцо садораты. А впереди стояла инквизитор.
   Она смотрела на пленника и улыбалась. Высокий, по виду - лет восемнадцати, не сказать, чтобы грозный фигурой - скорее, жилистый, но чувствовалась в нем скрытая сила. Длинные, нечесаные волосы цвета соломы, свисали с головы неровными клочьями, а из-под них, смотрели тяжелым взглядом исподлобья орехово-карие глаза - смотрели не по-людски, по-волчьи.
   Он стоял, держа меч переменным хватом слева и чуть позади, имея возможность ударить как сверху, так и снизу. Не двигался, не менял положения ног - его позиция была просчитана безупречно. И... улыбался. Грязное, израненное лицо неудавшегося беглеца пересекала безумная, бесчеловечная ухмылка. Он не боялся и не просил пощады, он выжидал, готовый убивать.
   Загнанный хищный зверь...
   Мгновение, ничего не происходило. Было страшно дышать: в глазах безумца горела сакральная ярость. Все понимали: он не сдастся так просто, он убьет столько, сколько сможет. Тогда, у башни колдуна, у него был лишь ржавый палаш, но он убил восьмерых и ранил более дюжины, и, не подоспей арбалетчики, упокоил бы тьму народа. А здесь, с мечом садората в руках...
   Демон среди демонов.
   - Довольно.
   Черный капюшон скользнул вниз, и шепот пробежал по толпе. А инквизитор запустила пальцы обеих рук в волосы, раскидывая по плечам богатое, неживое серебро. И мир снова застыл - в тусклом ореоле поздней осени, на демоническом коне, облаченная в роскошные черные одежды, восседала красивая молодая женщина с бесподобными, спадавшими ниже седла, совершенно седыми волосами. Никто не видел ее глаз - их скрывала плотная черная повязка - но все видели ее губы, едва-едва тронутые снисходительной полуулыбкой с примесью какого-то потустороннего чувства. Здесь, в сером мире мокрой дороги, среди голых лесов, канав и рытвин, бесцветных небес и растерявшего краски снега, она казалась непостижимо яркой, контрастной, хотя и соединяла в себе лишь два цвета. Но именно этот диссонанс между абсолютами, превращал ее саму в абсолют: всем присутствующим она казалась богиней зимы - жестокой, кровожадной, но прекрасной.
   - Мое имя - Кагеро, - странно, но голос этот больше не звучал зловеще, скорее, прибавилось в нем какого-то осеннего очарования, - Госпожа Кагеро. Я знала магистра Канариоса, и знаю, что у него были для меня важные сведения, которые он мог бы доверить своему... - она едва заметно ухмыльнулась, - ...представителю.
   - Иными словами, - продолжала она, выдержав эффектную паузу, - он должен был оставить для меня сообщение. Ты что-нибудь знаешь об этом, волчонок?
   Парень молчал. Одержимость битвой постепенно уходила из взгляда, но меча он не опускал. Наконец, словно что-то решив, отозвался хрипло:
   - Грядет Меркава. Порча поднимается от семи к трем. Тридцать два по тридцать два придут и встанут в ряд в назначенный час.
   Кагеро вздохнула, вскинула взор к туманным, запорошенным снегом горизонтам. Словно что-то сказала самой себе. Улыбнулась призрачно, вновь опустила взор.
   - Все?
   Он кивнул.
   - Ну что ж, - она пожала плечами и принялась надевать перчатку, - ты сослужил мне службу, и потому я жалую тебе свободу от пут и этот меч.
   Словно по команде, Ивар развернулся и, потеряв всякий интерес к пареньку, пошел к своему праулеру, бросив погодя какое-то витиеватое ругательство. Следом, храня непроницаемое молчание, потащились садораты.
   - Дальнейшее, - продолжала тем временем Госпожа Кагеро, - зависит от тебя, волчонок. Выбора у тебя два: первый - компания этих... господ и надежда на собственную прыть. Ты ловкий малый, если постараешься, упокоишь десятка полтора, пока они будут взводить арбалеты. Второй... - она неприятно ухмыльнулась, приставив могильный холод к человеческим спинам, - Ты присягнешь на верность мне!
   Ивар застыл, точно на стену напоровшись, садораты поворотили коней, уставившись на инквизитора недоуменными глазами свиней, увидевших солнце. Шериф Фелроу, все время сидевший в грязи и крови, уронил челюсть, по толпе побежал шепоток, кто-то опять принялся осенять себя священными восхождениями. А во взгляде паренька с мечом промелькнуло что-то неуловимое, непостижимое, запредельное...
   - Служи мне, - казалось, Кагеро не замечала эффекта собственных слов, - отдай свою жизнь за меня и умри по воле моей. Стань моим, и ты увидишь, сколь разнообразна жизнь. Я покажу тебе то, что хотят видеть многие, но мало кому удавалось бросить хоть взгляд. Пойдем со мной, - она протянула руку, - пойдем... волчонок.
   Он опустил меч, поднял голову и взглянул ей в глаза - те, что были скрыты непроницаемой повязкой. Взглянул, ухмыльнулся криво, отер рваным рукавом лицо...
   И согласился.
  

* * *

   Его звали Скач - напоминало не имя, а собачью кличку, но другого паренек не знал. Он казался грубоватым и резким, но в каждом движении сквозила затаенная грация смерти. Ему едва-едва исполнилось пятнадцать, но выглядел он на все восемнадцать. Этот парень был рожден с мечом и для меча - так сказал первый сотник Касидор. В Блатан парень приехал летом с юга, вместе с магистром Канариосом как его телохранитель. В ту памятную ночь, когда дружина Фелроу и крестьяне из деревни взяли приступом башню мага, Скач бросился в самую гущу, чтобы дать сбежать хозяину и прислуге - тщетно. Беглецов настигли и зарубили конники, Скача ранили тремя болтами, набросили сеть и скрутили. Ему грозили пыточная и петля, но седовласая инквизитор Кагеро по непонятной прихоти даровала ему жизнь, забрав с собой с опустошенного, залитого кровью тракта.
   Больше о нем никто ничего не знал.
   Фелроу так и не оправился - все бормотал что-то невнятное, пока его вели под руки молчаливые, затаившие страх дружинники. Инквизитор даровала им жизнь в обмен на молчание о том, что они видели и слышали на тракте, право разбираться в деле незаконной ордалии, было переложено на имперскую Прокуратуру. Забыв о существовании княжеской дружины, черный отряд Инквизиции исчез во вновь усилившемся снегопаде.
   Они рвались на север. Шли крупной рысью, редко меняя аллюр и не останавливаясь: более сильные, выносливые и неприхотливые, праулеры могли позволить своим хозяевам такую роскошь. Скакали весь день, следуя опустевшим в сезон имперским трактом, уже к полудню достигнув княжеского форта. Здесь отряд задержался ненадолго - напоили и накормили праулеров, раздобыли продрогшему Скачу побитый молью, но все еще держащий тепло плащ. Здесь же новоявленный инквизитор стал приглядываться к своим спутникам.
   Кагеро сопровождали двое - Ивар и Дани, садораты в счет не шли.
   Ивар был очень высок - на пол головы выше Скача - и крепко сложен. Темноволос и темноглаз, резкие черты лица придавали его облику мрачности, а глубоко посаженные карие глаза светились вызовом. Под плащом он носил жилет из грубой кожи на голое тело, перепоясанный парой ремней, широкие брюки-шаровары, заправленные в высокие сапоги с мягкой подошвой без каблуков.
   Ивар был на удивление многословен. Трепался с садоратами, гарнизонной стражей, с кузнецом, конюхом, парой заблудших кметов. Сыпал пошлыми шуточками и анекдотами, успел растолковать окружающим пару баек и даже сыграть со стражниками в кости, что как-то не вязалось с его грозным видом и поведением там, на тракте.
   Дани, в противовес, был молод и худощав. Узкие плечи, худенькие ладони, бледная кожа. Коротко остриженные пепельно-серые волосы и большие - просто огромные - зеленые глаза, которые паренек никогда не поднимал, всегда глядя в сторону даже тогда, когда обращались к нему напрямую. По прибытии, он сразу принялся осматривать праулеров, натирая наминки под седлами дурно пахнущей мазью. Закончив с осмотром и отсыпав животным корма, взялся за Скача - осмотрел раны от болтов, но вопроса, что так ожидал новичок, не задал, лишь пожав плечами и вернувшись к лошадям. За все время, Дани не сказал ни слова.
   Выехали они сразу же после полудня. На перепутье в шаге Иты от форта, свернули с имперского тракта, забиравшего на восток, на разбитую телегами, залитую лужами и припорошенную тающим снегом проезжую дорогу. Праулеры шли ходко, усталость им была неведома. Отряд снова припустил, шли по-прежнему на север, чуть-чуть отклоняясь на запад, аллюр почти не меняли. К первым сумеркам, снова выскочили на имперский тракт, миновали, не останавливаясь, пару крупных деревень, и к закату достигли границ княжества. В пограничном гарнизоне предъявили документы и, не задерживаясь, вновь поскакали в ночь, не сбавляя темпа.
   Сквозь сгущающийся сумрак окрестных лесов упал на землю морозец, подул холодный ветер. Еще до сумерек, в окрестностях начали попадаться заснеженные пятачки, а ближе к вечеру все окрест окрасилось в сероватые тона раннего снегопада. Сейчас же, сквозь мрак, белели заснеженные обочины, да моросило с неба порошей - мелко, неприятно. Ветер лизнул верхушки деревьев, вжался сквозь них в тракт, забрался под одежду, выстудил, выветрил. Скач стиснул зубы, завернулся в плащ, прижался посильнее к правящему праулером Ивару. Кованые подковы хрустели льдом из окрестных луж, несли слепых коней через тьму - сумрак нипочем. Черный отряд летел сквозь ночь, обгоняя ветер.
   Свет забрезжил за поворотом дороги внезапно, праулеры фыркнули, почуяли человечье жилье, пошли шагом. Отряд миновал ворота постоялого двора, все спешились, Касидор взбежал по ступеням и скрылся в утробе старого бревенчатого строения, Дани отправился на поиски конюха. Спустя пару минут, командир садоратов показался на пороге и кивнул, давая понять, что обо всем договорился.
   Харчевня пустовала - занята была лишь пара столов: за одним сидел какой-то купец с пажом и потреблял печеного гуся, за другим - заливались дешевым пивом шумные кметы. Для инквизитора со спутниками приготовили столик подальше, отделенный от прочего зала толстым пологом. На скамьи вдоль стола услужливые барышни уже постелили линялые шкуры, да вымели пол, стол оказался очищен от сора и освещен парой свечей в деревянных подсвечниках.
   - Уже все исполняем! - подобострастно сообщил дородный харчевник, сияя пробелом между зубами, - Чего еще изволите, милсдари?
   - Хм, - умастившись в специально приготовленном кресле, Кагеро вынула из рукава костяной гребень да принялась расчесывать роскошные волосы, - а не сыщется ли у славного хозяина баньки, да погорячее?
   - Сыщется, сыщется, - закивал харчевник, слегка оробевший под невидимым взглядом Госпожи, - как только прикажите, так сразу же пошлю девок баньку заварить и купель навести...
   - Ну, так организуйте, славный хозяин, - Кагеро откинулась в кресле, делая вид, что рассматривает свой перстень, - я притомилась с дороги...
   Хозяин поймал глазами черный камень и тут же испарился, однако почти сразу же стали появляться дородные барышни, споро разносящие блюда: мясо с квашенной капустой, горячий сыр с гренками, маринованная рыба и сухофрукты, ароматный глинтвейн и глиняный сосуд с прохладным вином. Все не сговариваясь, принялись за еду.
   Скачем владел зверский голод. Первая порция мяса с капустой провалилась на дно желудка, точно отразившись гулким эхом. Не удовлетворившись этим, мечник прикончил две рыбины, запил вином, и лишь тогда ощутил легкое насыщение, уже не спеша, накладывая в тарелку сыра с гренками.
   Краем глаза, он наблюдал за Госпожой.
   Она не разделяла общей трапезы. Сидела, развалившись в кресле, подпирала кулаком подбородок, смотрела сквозь черную материю со скучающим равнодушием - так, по крайней мере, казалось Скачу. Красивая... В бархатистом черном платье с богатой кружевной оторочкой, опоясанная кожаным ремнем с костяной пряжкой, с обнаженными плечами, усыпанными неживым серебром седых волос, с тонкой бархоткой цвета ночи, подчеркивающей какую-то неземную красоту своей обладательницы, и столь же черной материей, скрывающей взор. Да, эта повязка внушала трепет и несла страх - своей необычностью, исключительностью, невозможностью. Загадка...
   Дани появился бесшумно и скользнул к креслу Кагеро, как призрак. Развернул принесенный сверток из овечьих шкур и, к немалому удивлению, извлек маленькое сверкающее блюдо. Не успел Скач удивленно взвесить бровь, как на блюдо встала небольшая драгоценная чаша, тут же наполнившаяся вином из черной, поросшей плесенью бутылки из того же таинственного свертка. Благодарно кивнув, Кагеро подхватила чашу двумя пальцами и пригубила ароматного напитка, а зеленоглазый юноша, не поднимая взор, опустился на скамью рядом с Иваром и приступил к трапезе.
   Она умеет производить впечатление, эта женщина. Артистична и театральна - сидит во главе стола, в убогой харчевне, откинувшись в кресле и пьет жутко дорогое, по всему видно, вино из серебряной - нет! - белого золота, чаши...
   Она вела себя вызывающе, но что-то внутри подсказывала Скачу, что именно Кагеро имела на то полное право. И это нравилось ему.
   - Ивар, что говорят в народе? - поинтересовалась она, сделав еще один глоток.
   Громадный инквизитор выплюнул косточку от мяса, отер руки о полотняную салфетку, отрыгнул в кулак.
   - Ничего не говорят, - подняв глаза, отозвался он, - по всему видать - не дошли еще слухи. Говорили только, что пару дней, как проезжал через форт отряд странный - все в коже и серебре, с черно-белым знаменем...
   - Четвертый Отдел, - усмехнувшись криво, Кагеро вновь пригубила вина.
   - Они, родные, - кивнул Ивар, - большой отряд, человеков тридцать будет. Экзорцисты все, как на подбор. Во то чую, будет потеха...
   Но госпожа, видать, не разделяла восторга своего слуги - помолчала, болтая рукой чашу, потом поставила осторожно на блюдо, снова подперла кулаком подбородок. Вздохнула.
   - Исидор, - звучало почти мечтательно, - мой старый добрый недоброжелатель... Какая неприятно ожидаемая встреча!
   - А может их это... того...
   Слова Ивар подтвердил красноречивым жестом ладони по горлу. Кагеро вдруг прыснула, рассмеялась бесшумно. Вновь подхватила чашу.
   - Брось - они же наши союзники! Убьешь - не поймут...
   Скач, усердно хрустевший гренками, делал вид, что его сей разговор не заботит совершенно, но уши держал навостро. Хотя, помогало это мало - понять что-то из разговора Ивара и Госпожи было почти невозможно.
   А требовалось позарез. За день о своих нечаянных спутниках он узнал ровным счетом шиш, не имея представления, куда они движутся и с какой целью.
   Скач с трудом мог объяснить, почему согласился. Его положение там, на дороге, безвыходным называть язык не поворачивался - шансы уйти целехоньким были много выше, чем могло показаться со стороны. Однажды своре шерифа повезло, но дважды такая удача не улыбалась никому. Но, между тем, Скач не сомневался, принимая предложение Госпожи, и тут было, над чем поразмыслить.
   Не верил он Кагеро. Да, было в ней что-то необычное, потустороннее, что влекло к себе непреодолимо - некое таинство, теребившее душу. Но вырос Скач в жестоком мире предательства и лжи, и потому не привык доверять первому встречному. С Канариосом их связывал договор - не больше и не меньше, и Скач остался верен ему до конца. Пусть в деревне шептались, что старый маг-отшельник выродка из юго-западных степей усыновил - в действительности их отношения оставались исключительно деловыми.
   Но Канариоса, этого тщедушного и капельку сумасшедшего старика, Скач понимал. Их договор был прозрачен, обе стороны знали, зачем нужны друг другу. А вот мотивы Кагеро были неясны. На первый взгляд ей, окруженной садоратами и инквизиторами, молодой мечник, боец-самоучка, был ни к чему. Он неплохо ладил с мечом, но вряд ли был существенно лучше имперских волкодавов. Как телохранитель или боец, он мог заинтересовать отшельника-мага, но не имперскую сучку, распивающую вино в походе из золотых чаш. Всю свою недолгую жизнь он работал мечом за звонкую монету, за горсть медяков или пару серебряников, и потому хорошо знал цену человеческой жизни.
   В то, что предложение Госпожи было лишь капризом, Скач также не верил. Да, Кагеро, требовавшая затопить для себя любимой баньку с купелью, скакавшая на лошади в бархатном платье и пьющая из золота, могла показаться капризной дворянкой с ветром в голове, но юный мечник, не один десяток трупов штабелями уложивший, убийц чуял за версту. И тот налет беспринципного цинизма и крайней жестокости, что сквозил во фразах и движениях Кагеро, был ему хорошо знаком.
   В том, что Госпожа поступает с вызовом принципиально, Скач не сомневался. Таких, как она, во врагах держать - смерти подобно. Но и в друзьях ходить небезопасно: Кагеро ни во что не ставила человеческую жизнь. Во фразах, в поступках, в мимолетной ухмылке - во всем этом крылось неявное презрение к человеческому роду, к мягкой глине в руках скульптора, что лепил скульптуру, безжалостно отсекая излишки. А Скачу очень не хотело становиться излишком.
   Все должно было проясниться вскоре, иначе ему придется поискать способ покинуть свою нечаянную Госпожу. Он - наемник, меч и жизнь - его единственные истинные ценности. В княжестве Скорупко, на территорию которого они этим вечером вступили, работа для длинного клинка завсегда сыщется, а подзаработав и зиму переждав, можно отправиться обратно на юг, в Энкор, на границу с Тираской империей, где всегда ценились бойцы. Это было просто и понятно, привычно и, по большому счету, безопасно. Надолго задерживаться рядом с той, чьих мотивов и целей он не понимал, Скач не хотел.
   А разговор меж тем жужжал в воздухе надоедливой мухой. И вслушиваться-то не хотелось, а требовалось.
   - Как думаете, что там, Госпожа? - Касидор отер руки, вскинул взор на Госпожу.
   - Думаю? - едва заметное движение обнаженным плечиком, - Я знаю, Матеус. Впрочем, тебе увидеть этого не суждено... Счастливчик.
   Касидор как-то неопределенно передернул плечами, словно слова Кагеро пробрали его до костей.
   - Вы уверены, что армия бесполезна?
   - Совершенно.
   Неопределенная улыбка перечеркнула губы Госпожи. Касидор отвернулся.
   Из ниоткуда возникла молодая кметка - кровь с молоком - шепнула что-то сотнику на ухо. Тот встал, чуть поклонился, приложив руку к груди.
   - Госпожа, купель готова!
   Кагеро криво усмехнулась, залпом допила вино и, бросив небрежно чашу на блюдо, встала. Скач успел отметить нездоровый блеск в глазах девицы из слуг, вперившей взор в золотые приборы, ощупал инстинктивно ножны меча. Приказал себе расслабиться: нет, не посмеют.
   Вслед за Госпожой поднялся Дани и, ни слова не проронив, последовал за Кагеро. Скач снова взвесил бровь - однако, инквизитор оригинальна! А, впрочем, телохранитель такой женщине даже в бане мог понадобиться вполне: не известно, каких сюрпризов полна Кагеро, но парилка - не то место, куда принесешь что либо, кроме самого себя. Вздохнув, Скач долил глинтвейна: горячий аромат приятно защекотал ноздри.
   - Эй, парень, - Ивар сидел, смежив веки и привалившись спиной к стене, - ты это... раны сращиваешь?
   Скач внутренне сжался, но вида не подал.
   - О чем ты?
   - О дырах в твоей шкуре.
   В руке Ивара блеснул нож; Скач сжал ножны меча, мысленно прикидывая расстояние. Так, стол - в сторону, крайнему садорату можно в рожу вином, будет четверть секунды - хватит. Справа - полог, под него в зал, а там - поиграем...
   Но, против всех ожиданий, огромный инквизитор нож использовал совершенно неожиданным образом - принялся загнутым кончиком ковыряться под ногтем.
   - Ты -регенератор, - не спросил, а констатировал Ивар, - тебя намедни болтами продырявили и ногами оприходовали, а утром ты мне так под дых засадил, что я прозрел все на свете...
   Скач скрипнул зубами. Нет, не пойдет, Ивар слишком быстр, даже быстрее садоратов. Его нужно отвлечь, иначе не успеть...
   Но последующие события мысли спутали и планы поломали. Ничего больше не говоря, Ивар вытянул вперед левую руку и полоснул ножом поперек предплечья. Узкий глубокий порез рассек плоть, бросив на стол пару алых капель... и не больше. Буквально на глазах закрылся, превратившись в узкий рубец, шрам и, спустя лишь пару мгновений, исчез совсем.
   Видимо, сохранить невозмутимость Скачу не удалось, и выражение лица было наиглупейшим, ибо Ивар не стесняясь заржал.
   - Расслабься, малец, - громила снова откинулся назад, - все тут такие...
   Над столом повисла тишина.
   - Так ты раны-то сращиваешь, а? - выдержав паузу, повторил вопрос Ивар.
   Скач кивнул.
   - Не так быстро...
   - Ну, еще бы! - гигант усмехнулся, явив миру безупречный оскал, - Мои-то способности - наживные, а в тебе-то мастерства нашего - ни на грош. Стал быть, ты от природы такой уродился.
   - Ты ж просто пойми, пацан, - продолжал Ивар, подавшись вперед и опираясь локтями о стол, - мне понять охота, чего такого Госпожа в тебе нашла. Не, не подумай чего, я не против, чтоб ты с нами катался, мне-то что? Просто нет у тебя таланта к мастерству нашему, это даже я вижу, однако ж приглянулся ты ей чем-то. Вот, к примеру, раны ты сращиваешь - но мало ли вас таких,регенераторов? Да и мечом махать каждый может...
   - Я - не каждый, - процедил Скач.
   Ивар его задел. Всю недолгую жизнь молодой наемник верил, что один владеет уникальной способностью раны заживлять. Сколько раз выживал, когда, казалось, ни единого шанса не оставалось! Его рубили, кололи, резали, жгли кипящим маслом и били камнями, а он, повалявшись ночку в бреду, просыпался утром, целехонек и, подхватив меч, снов отправлялся в бой. А этот черноглазый сидит, лыбится и заявляет, что это - в порядке вещей, что таких, как он, Скач, полно.
   - Хорошо двигаешься, - заметил, как бы между прочим, Касидор, - но много лишнего делаешь. Завтра, как доберемся, встанешь со мной - хочу посмотреть, чего стоишь в бою.
   - От Госпожи бы он не ушел, - продолжая ухмыляться, вставил Ивар; эта ухмылка начинала доставать Скача.
   - Да кто она такая? - тихо процедил Скач, глядя в сторону, - Меч остановить... голой рукой. Ни одному человеку такое не под силу...
   - Ну, - Ивар потер ладонью лицо, - в вопросе часть ответа скрыта. Если, как говоришь, человеку такое не под силу, а Госпожа сделала, то и выходит, что она...
   Не человек?!
   И снова Скач не сумел сохранить беспристрастного выражения лица, лишь усугубив тем самым паскудство ухмылки Ивара.
   Не человек... Не человек...
   Что происходит? Кто эти люди? Инквизитор, раны заживляющий быстрее, чем он сам, и двигающийся, как зверь; субтильный юноша, мановением руки умертвивший - и не понять, как! - дюжину конных воинов; высокая седовласая женщина, разъезжающая по задворкам Империи в дорогущем наряде и останавливающая клинок голой рукой... Кто они? Зачем они здесь? Ради чего? И зачем им Скач - наемный мечник с парой тайных талантов, по словам того же Ивара - вовсе не из ряда вон?
   - Мудрено ты говоришь, Ивар, - сдержанно проговорил Скач, инстинктивно чувствуя, что пауза в разговоре излишне затягивается.
   - Зачем - мудрено? - инквизитор пожал простецки плечами, - Очень прямо говорю, как есть...
   Разговор прервала все та же дородная служанка. Вынырнула из-за полога, окинула взглядом присутствующих, потупила взор, встретив визави Касидора - все-таки, садораты внушали слишком много страха. Потом, увидела Скача и встрепенулась, словно обретя поддержку, затараторила, что, мол, госпожа требует молодого господина, и что милсдарю мечнику предложено пройти в банный задел. Скач бросил взгляд на Ивара, но тот только пожал плечами и сделал вид, что чрезвычайно заинтересован булатным рисунком своего ножа. Решив не ломать голову над вопросами, что сами решатся, Скач, подхватив меч, отправился вслед за служанкой.
   - Эй, парень, - догнал его голос Ивара, - ты в нужник тоже с мечом, али как?
   Скач предпочел смолчать.
   - Интересный субъект, - констатировал Касидор, подождав, пока затихнут шаги молодого наемника, - определенно с опытом...
   - Да, - зевая, согласился Ивар, - мы там сегодня все облажались.
   - Не потому ли Госпожа благоволит ему? - вставил один из садоратов.
   - Да хрен его знает, - Ивар откинулся назад, стукнувшись затылком о стену; смежил веки, снова зевнул, - уж сколько служу Госпоже, а понять ее все не выходит. Одно знаю, служивые: коли она сказала, то так тому и быть - знать, есть причина...
   Допивали вино в тишине.
  

* * *

   Банька при постоялом дворе была просторная: в сезон, когда по тракту колесили купеческие повозки, а отбою от посетителей быть не бывало, в ней парились, порою, по три дюжины разгоряченных купцов, дельцов, да проходимцев разом. Всякое бывало. Сейчас же, в преддверье зимы, когда сам постоялый двор жил лишь одинокими путниками, княжескими курьерами, да редкими имперскими разъездами, затопили это объемистое помещение, притулившееся к тылам основного здания, лишь по приказу инквизитора Империи Клиге - ни один иной человек, в здравом уме, не станет в такой сезон платить за сухие дрова, каменный уголь и пол сотни ведер родниковой воды: вестимо, что колодезная для хорошей купели не годилась.
   Сопровождающая кметка сказала раздеться и тут же, хохотнув, скрылась за скрипучей дверью. Скач долго сомневался, переминаясь с ноги на ногу в предбаннике - его не стесняло появиться на глаза дамам в неглиже, нет. Ему не хотелось расставаться с мечом - каждый раз, выпуская оружие из рук, он ощущал дискомфорт, и справиться с этим был бессилен. Многие годы, его единственным спутником оставался меч - люди приходили и уходили, люди сменяли друг друга, лгали, предавали, продавали и покупали, а меч просто был рядом. Людям верить не получалось, получалось - только мечу.
   Наконец, решившись, он избавился от своих лохмотьев и, положив на них сверху лакированные ножны с мечом садората, пожалованным ему Госпожой, рывком отворил дверь в парилку. Запрыгнул внутрь, затворил за собой. Пригляделся... и едва поймал челюсть.
   В центре стояла внушительных размеров деревянная ванна, до краев наполненная курящейся водой, в углу полыхала каменная печь, в воздухе - не продохнуть от пара. Госпожа Кагеро сидела в ванне, откинувшись на высокую спинку, а сидевший рядом на скамеечке Дани расчесывал ее фантастические волосы. Вернее - расчесывала.
   Дани был девушкой.
   Худенькой, хрупкой, с узкими бедрами и аккуратными маленькими грудями, коротко остриженными волосами и огромными зелеными глазами, что впервые взглянули на него, Скача, стоило ему лишь появиться на пороге. Она, эта молчаливая незаметная девушка, чуть вздрогнула, но он понял, что то - вовсе не от смущения. Перед глазами мгновенно вспыхнул образ: пустой имперский тракт, мокрый снег срывается с бесцветных небес, на земле - изуродованные тела и лужи крови...
   Она знала свое дело. Прислуживала своей Госпоже, а если появлялась необходимость - обезглавливала любого, выказавшего Кагеро непочтение. Именно это прочел Скач в ее больших, почти красивых глазах, наполненных холодной отрешенностью и молчаливой решимостью: сакральную преданность своей Хозяйке. Не будь он тем, кем был - испугался бы этого взгляда, но Скач был Скачем, а потому, выдержав секундную атаку визави, спокойно перевел взгляд на Кагеро, надеясь внутренне, что в парилке трудно различить смущение.
   Интересно, что от повязки своей инквизитор избавляться не собиралась - даже в ванной комнате она не расставалась с этим непонятным атрибутом. Скач был уверен: Кагеро не слепа, отнюдь. А потому о причинах, почему она прятала глаза, оставалось только догадываться.
   - Ты долго еще собираешься там стоять, волчонок? - тихий голос Госпожи прервал поток размышлений, - Залезай...
   Ее длинный палец с безупречным маникюром указал на противоположный конец ванны. Рассчитанная на коллективное мытье, купель позволяла без проблем расположиться полудюжине гостей, так что места было вдоволь, но Скача смущало не это.
   - Дани, - игнорируя пронзительный взгляд своего гостя, бросила Кагеро, - принеси-ка нам еще водицы - тут одной лоханью не отделаться. А ты, - она снова взглянула на Скача, - не стой столбом и лезь в воду: от тебя разит помоями, темницей и конским потом. Я уже не в том возрасте, когда вздыхаешь по мужланам, четверть жизни проводящим в седле, и малую нужду справляющим, не слезая с лошади. Не терплю грязных людей - так что заканчивай танец на пятках и заползай в ванну.
   Скач стиснул зубы и подчинился. Вода оказалась горячее, чем он предполагал; приняла тело в жаркий плен, ливанула через край на почерневшие от времени доски, просочилась прочь. Вытягивая ноги, юноша постарался сесть так, чтобы ненароком не задеть развалившуюся в ванне Кагеро - и это не укрылось от Госпожи.
   - Какой галантный...
   Скач мог поклясться, что на невозмутимом лице Дани на какой-то краткий миг мелькнула улыбка, но тут же исчезла. Девушка встала и, не поднимая глаз, растворилась в сгущающемся парном тумане. Через секунду, раздалось шипение - Дани подливала воды на горячие камни, подбрасывала дров и угля. Еще через секунду, скрипнула дверь, и они остались одни.
   - Ну, как ощущения? - поинтересовалась Кагеро, выдержав паузу.
   - Странно...
   - Никогда не принимал ванну... вот так?
   - Нет.
   - Ясно, - она чуть наклонила голову, точно пытаясь посмотреть на него под другим углом, - но мысли твои не об этом...
   - Дорогое удовольствие, - сухо прокомментировал Скач, почесывая правое плечо, - я думаю...
   Госпожа фыркнула и шлепнула ладонью по воде. Брызги плюхнули в лицо Скачу, парень принялся тереть глаза - попало мыло. Почувствовал усмешку на губах Кагеро и, прежде чем успел понять, что же делает, плюхнул водою в ответ. Тут же смутился, но Госпожа лишь засмеялась своим бесшумным смехом.
   - Расслабься! - ее голос прозвучал на удивление звонко, - Завтра будем воевать, да гроши считать, а пока - наслаждайся.
   Минуту, они просто лежали в тишине, позволяя истоме растекаться по телу, заглядывать в душу, наполнять слабостью и негой. На юге, в степях, кочуя из одной наемной армии в другую, Скач вообще не знал, что такое баня - мылись редко, в реках, одежду не стирали, пропитывая дымом костра, в который подбрасывали дурно пахнущие травы - защищались от вшей. Когда Канариос предложил ему работу, Скач переехал в башню мага на севере Блатана, где была оборудована небольшая ванная комната. Старый отшельник приказывал Скачу мыться каждый первый день новой недели, и надевать свежую одежду. Там же Канариос приобщил своего пасынка-телохранителя к северной диковинке - нижнему белью.
   Но вот так лежать в ванне, да еще и в обществе женщины, притом - обладающей огромной властью и какой-то потусторонней красотой, Скачу еще не приходилось. Вода была необычайно мягкой и источала тонкие эманации непостижимой гаммы ароматов: наверняка, в ванну были добавлены какие-то масла и эликсиры. Вскоре Скач заметил, что горячая вода не только расслабляет, но и неумолимо клонит в сон. А спать было нельзя.
   И все-таки, какой восхитительный цинизм! Люди в южных степях проживали жизни в шалашах из шкур, жили под тентами, спали на циновках. На зажиточном севере, в краях, богатых строительным камнем, глиной и древесиной, девять из десяти ютились по жалким глинобитным лачугам с соломенными крышами, лишь мечтая о деревянном доме. Люди голодали, недоедали, недопивали, недосыпали, наживая горбы к тридцати годам, плодили десятками ребятишек, из которых выживали лишь единицы и все - лишь ради того, чтобы выжить, чтобы увидеть завтрашний день, чтобы дышать, корпеть и страдать. Скач выполз из низов, из самых недр гнилой земли Акариона, и потому хорошо знал цену звонкой монете: рядом с парой сребреников, человеческая жизнь не стоила ничего.
   А седовласая инквизитор Кагеро сидела в ванне, оплатить которую не смогла бы ни одна крестьянская семья, работай она хоть год кряду. И он - вместе с ней. И совесть его не мучила - он просто констатировал факт и получал удовольствие.
   - Какое расточительство, - закрыв глаза, озвучил он собственные мысли.
   - Я могу позволить себе небольшую роскошь, - отозвалась с другого конца Кагеро, - я достаточно зарабатываю на службе Их Императорскому Величеству. Что же до остального... Деньги - лишь инструмент к достижению комфорта, и жалок тот, кто видит в них нечто большее.
   - Да, - продолжала она, поймав недоуменный взгляд Скача, - просто понимание комфорта у всех разное. Для кого-то это плесневелая краюха хлеба, для кого-то - меч садората за двести золотых монет, а для меня - горячая ванна, - она подняла руки, пробегая пальцами по правому предплечью, плечу, к шее, - это тело слишком неприхотливо, но я люблю его. Не терплю грязь: если не могу принимать ванну, хотя бы трижды в неделю, я становлюсь отвратительна самой себе.
   Она подхватила какой-то пузырек и, капнув на ладонь содержимого, принялась натирать руки и плечи. Скач молчал.
   - В действительности, гигиена является совершенно необходимой вещью, - продолжала Кагеро, - грязь несет болезни: чуму, оспу, холеру, большинство венерических заболеваний - от людской нечистоплотности. Думаешь, все это бредни изнеженной аристократки? - она криво усмехнулась, - А знаешь ли ты, почему врестанцы проиграли в семимесячной войне? М? Когда войско лорда Джариса вошло в Калтикорку, его воины под красным фонарем в очередь выстроились. В итоге, за полгода, половину войска выкосил сифилис, и нам осталось только предъявить ультиматум.
   - Грязные волосы трудно расчесывать, в них селятся вши, - продолжала Кагеро, возвращаясь к первоначальной теме, - да и выглядят они неэстетично. Грязная кожа покрывается угревой сыпью, прыщами и фурункулами. В Клигенгарде, я принимаю ванну дважды в день потому, что это доставляет мне удовольствие: меня мало что радует в этой жизни, и потому я не могу отказать себе в этой слабости. В конечном счете, - она усмехнулась собственным мыслям, - я считаю, что от женщины должно пахнуть женщиной, а не навозной кучей. И уж тем более - не парфюмерной лавкой на навозной куче. А ты как думаешь?
   Вопрос она сдобрила усмешкой. Скач промолчал.
   - Не выношу резких запахов, - вздохнув, продолжала Госпожа, - и смрада от своих подчиненных - тоже. Так что, поскольку ты теперь работаешь на меня, придется и тебе приобщаться к культуре чистоты: привыкай. Кстати, к вопросу о нашем уговоре, - как бы между прочим, Кагеро резко изменила тему, - почему ты пошел со мной?
   Скач промолчал, лишь пожав плечами.
   - Какой неразговорчивый, - ухмыльнулась Госпожа, - впрочем, мы оба знаем, почему. Ну, да не будем о прошлом - кто старое помянет... А вот будущее твое тебя интересует, не так ли?
   Скач вскинул взор: Кагеро попала в точку.
   - В таком случае, спрошу тебя, волчонок: ты веришь в чудовищ?
   Возникла пауза - внезапная, как вспышка молнии и глубокая, как бесирагский залив. Кагеро сидела, смотрела сквозь свою повязку глаза в глаза и ухмылялась - что за отвратительная манера? Неужели она действительно настолько цинична, как хочет казаться? Скач должен был выяснить: он хотел знать, чего можно ожидать от этой женщины.
   - Как ты думаешь, - так и не дождавшись ответа, Кагеро задала следующий вопрос, - сколько людей видели... мои глаза?
   Почему-то Скач вздрогнул. Труднообъяснимо - просто жутковатый вопрос, заданный в жутковатой форме. И все же...
   - Из ныне живущих - никто, - Кагеро сама ответила себе, вновь опуская занавес тишины.
   Скач молчал, стараясь не смотреть в лицо Госпожи. Стерва! Она умела играть на нервах...
   - Чудовища, волчонок, - тон Кагеро неуловимо изменился, заставив Скача повести плечами, - они рождаются в человеческих кошмарах и поэтому люди против них бессильны. Такова природа чудовищ, и такова природа любого, кто захочет сразиться с чудовищем. Чтобы убить чудовище, ты должен перестать бояться, должен сам стать чудовищем - и лишь тогда ты сможешь бросить вызов порождению человеческих кошмаров...
   Она смотрела в сторону. Скач видел ее профиль - утонченные линии носа и подбородка, красивая линия губ - их уголки были опущены капельку вниз, из-за чего улыбка у Кагеро могла получиться лишь грустной. Впрочем, до сего момента она предпочитала лишь мерзко ухмыляться - с чувством собственного превосходства, со снисхождением, хотя... Это было там, на тракте, когда она говорила с шерифом, но сейчас она, скорее, играла с юным мечником, точно кошка, заманивала в какую-то ловушку, потешалась над его неспособностью понять ее слова.
   И все же - почему? Почему он пошел за ней? Она сказал, что они оба знают ответ. Пожалуй, в этом что-то есть...
   - Знаешь, волчонок, - и вот она, та самая грустная улыбка! - меня часто называют чудовищем... Это правда, - она снова взглянула сквозь повязку прямо в глаза молодому наемнику, - у тебя будет возможность в этом убедиться. Да и сам ты... не простой южанин.
   Скач не подал вида, но внутри что-то щелкнуло. Плохо дело: его раскрыли. Нужно было догадаться, ведь Ивар спрашивал про сращивание ран. Они же инквизиторы, у них ведь опыт, они знают о таких, как он. А теперь, он сидит в ванне, лицом к лицу с инквизитором-чудовищем, а его меча, вполне возможно, уже нет на месте, да и добраться до него не выйдет. А за дверью - наверняка Дани. Но тогда... зачем все это? Зачем это Кагеро? Почему?
   - Ты наполовину моркайн, - констатировала она тихим, обыденным голосом, слегка захмелевшим от парной истомы горячей ванны, - по внешности не видно, но регенерация и рефлексы выдают тебя с головой. Ты двигаешься быстрее садоратов, ты смог соперничать даже с Иваром - акарионцы так не смогут. А еще, спорю: ты отлично видишь в темноте...
   - Не так хорошо... - он отвел глаза, - Потому, что различаю цвета.
   - Зато можешь оценить этот мир в его дневной красоте, - она пожала плечами, - кем были твои родители?
   Он покачал головой и взглянул на нее. Что-то было в этом взгляде - вежливая, но категоричная просьба. Она поняла.
   - Хорошо, это не мое дело - расскажешь, когда посчитаешь нужным, - Кагеро согласилась на удивление быстро; видимо, ее эта информация, в действительности, заботила мало, - но вода остывает, скоро вернется Дани, и это вынуждает меня перейти к делу. Зачем ты мне? Я имею, что тебе предложить, волчонок. Мы направляемся с миссией в Двиновий Град, крупный город в Двиновьей волости, на границе Блатана и Скорупко. Там нас ждет битва, и я хочу, чтобы в этой битве ты дрался рядом со мной. Я заплачу, - предупредила она вопрос Скача, - но это не просто для того, чтобы дать тебе помахать мечом: и без тебя есть, кому управиться. Я хочу посмотреть, на что ты способен в деле - и, если мне понравится, я предложу тебе сделку... выгодную сделку. Ну, а если нет - и жив останешься - то я тебе заплачу... скажем... десять золотых. Идет?
   Скач не подал виду, но внутри у него все перевернулось. Десять золотых... Никогда в жизни он не держал в руках такого состояния, самый крупный его заработок не превышал двадцати сребреников, а здесь ему - безродному сироте из южных степных пустошей - предлагали работать за золото.
   - Итак, - Кагеро снова улыбалась - чуточку снисходительно, чуточку надменно, но терпимо, - ты со мной, волчонок?
   Скач не стал раздумывать - что он, в конечном счете, терял?
   Скрипнула дверь - вернулась Дани. Прошлепала босыми ногами по мокрому полу, подошла со спины к Скачу и, безо всякого предупреждения, окатила из ведра горячей водой. Молодой наемник на мгновение потерял ориентацию, взмахнул руками, сполз в ванну, попытался промыть глаза, но тяжесть навалилась на плечи, и он ощутил, как касается лица мокрый шелк седых волос, как будит чувства едва ощутимый, призрачный аромат лаванды. С трудом, открыл глаза - Кагеро стояла над ним на четвереньках, вдавив руками за плечи в дно ванны так, что голова юноши едва возвышалась над водой, и улыбалась. Он смотрел ей в лицо, в те самые скрытые повязкой загадочные глаза, которые не видел ни один смертный, боясь поддаться искушению опустить взор. Кагеро чувствовала это, в улыбке ее сквозила легкая, необидная издевка.
   - Дани! - бесшумно рассмеявшись, приказала она, - Тащи мочалу и веник - этого свинтуса нужно отмыть! Не желаю краснеть за свою свиту...
  

* * *

   Скач чувствовал себя неуютно.
   Мало того, что, по приказу Кагеро, Дани полночи драила его мочалой, хлестала веником и поливала водой; мало того, что он несколько часов просидел в парилке в компании совершенно нагих и абсолютно не беспокоящихся по сему поводу дев, одна из которых была теперь его Госпожой; мало, что после его передали в руки служанок и те расчесали и подровняли ему волосы - Дани занималась Кагеро, и это отнимало все время. Неприятности не кончились даже тогда, когда в предбаннике он не нашел своих лохмотьев, а обнаружил вышитый золотом черный кафтан, шерстяные брюки, кожаные сапоги и точно такой же плащ с оторочкой, как и у всех прочих членов команды. И даже когда он, вымытый, высушенный, причесанный и одетый, как подобает какому-нибудь зажиточному горожанину, явился в двухместную комнату, отведенную им с Иваром, и напоролся на издевательскую ухмылку инквизитора, до конца стихийного бедствия под общим именем "Кагеро" было еще далеко.
   Когда утром он, помятый со сна, вышел во двор, ополоснув лицо холодной водой, то первым, кого увидел, была Госпожа. Нынче она облачилась в черное платье с высоким облегающим воротником и длинными рукавами, с декоративными кожаными ремешками, клепаными серебряной клепкой, у талии, манжет и вдоль оторочки. Скач еще успел подумать, что Кагеро, по всему видно, весьма оригинальна как в плане гардеробов, так и украшений, но уже в следующую секунду попался на глаза Госпоже и взмолился небесам: заметив его, инквизитор бросила праулера на попечение Дани и, приблизившись быстрым шагом, вынула откуда-то из-за пояса костяной гребень.
   Скач пытался отбиться - не помогло. Ему было приказано немедленно предстать перед зеркалом и привести себя в надлежащий вид. Самый весомый аргумент о том, что он, все-таки, мечник, а не городской сибарит, Кагеро встретила с типичной для нее ухмылкой.
   - Каким бы ни был мечник, - философски заявила она с примесью сарказма в голосе, - если у него журавлиное гнездо на голове, он ряжен в лохмотья и от него воняет выгребной ямой, то ему рядом со мною не место: я прибью его раньше, чем он доедет до поля боя. Так что заткнись, и делай, что велено.
   Возражать не хотелось. Скач послушно потащился обратно и, представ перед зеркалом, в течение четверти часа поправлял камзол, пояс, чесал свои длинные волосы цвета соломы. Когда же он, наконец, удовлетворился содеянным и решил, что засим инцидент исчерпан, его снова ждал неприятный сюрприз: по возвращении во двор, он застал там всю компанию в сборе. Ивар быстро перекинулся взглядами с Касидором и другими садоратами, и все разразились дружными аплодисментами, заставив Скача скрипнуть зубами.
   - Как дети, - вздохнув, констатировала Кагеро, принимая из рук Дани небольшую туго свернутую карту, - шутки в сторону, все сюда.
   Собрались возле коновязи, которую Госпожа использовала вместо стола. Скачу уже доводилось видеть карты на своем веку, но столь детально прорисованных еще не попадалось. На выдержанном в коричневых тонах рисунке изображалась излучина большой реки. В излучине, омываемый по всех сторон, находился город, с севера, запада и востока, к нему подбирались дороги. Пунктирная линия делила карту на три части, надписи сверху и снизу гласили "Скорупко", "Блатан".
   - Это река Двиновья, - пояснила Кагеро, видимо, для Скача, - и наша цель - Двиновий Град. Мы - здесь, - палец госпожи в тонкой кожаной перчатке указал на перепутье двух крупных дорог в самом низу карты, - до берега доберемся ближе к полудню, дальше будем сплавляться на пароме до самой излучины. Высадимся здесь, в шести Иты вверх по течению. Ивар, оставишь праулера новенькому, - гигантский инквизитор кивнул, - а сам уйдешь вперед. Встанешь здесь, на этом перепутье, - палец Кагеро указал на пересечение дорог чуть западнее островного города.
   - Что там? - надевая перчатки, поинтересовался Ивар.
   - Четвертый отдел.
   Громила неприятно осклабился, получив в ответ не менее отталкивающую ухмылку Кагеро.
   - Не зря же притащились сюда эти клоуны, - спокойно прокомментировала Госпожа, - вот и нужно узнать, какого лешего им надо. Лагерь они разобьют к северу, но патрули вышлют на каждую дорогу, ведущую в город - сменить садоратов. Исидор - параноик, не удержится. Вот и потолкуй с его хлопцами. Я должна знать, откуда у них информация, - в голосе Кагеро вдруг зазвучали стальные нотки, - это наше дело и я не в восторге, что в него вмешиваются третьи силы. Если за этим стоит Императрица, я хочу знать, при каких обстоятельствах получен приказ и чего можно ожидать в дальнейшем. Если нет, нужно найти источник информации и перекрыть утечку: кто знает, в чье ухо еще нашептали эти доброжелатели. Кто-то пытается накрутить нам хвост, а я не люблю, когда подглядывают под юбкой. Нужно найти эту гниду и быстро, пока информация о творящемся в Двиновьем Граде не просочилась, куда не следует. Да и с экзорцистами надобно разобраться - не то, чтобы я боялась Исидора, но междоусобица меж отделами мне ни к чему, да и тридцать вакантных мест в их ордене - многовато за беспокойство не своим делом. В общем, мне нужна информация, и как можно более конкретная. Все, пошел. Мы будем ближе к вечеру.
   Ивар кивнул Кагеро, потом бросил взгляд на Скача - мечнику стало не по себе: инквизитор опять был таким же, как и тогда, на тракте - что-то звериное чудилось в нем. Не говоря больше ни слова, он повернулся и пошел по направлению к строениям но, не дойдя до бани десяти шагов, остановился, бросил взгляд влево, вправо и, убедившись, что его никто не видит, прыгнул.
   Скач уронил челюсть: нечеловеческим прыжком на добрую сотню локтей, Ивар буквально взлетел на конек крыши постоялого двора, задержался на секунду, и снова прыгнул, скрывшись из виду.
   Как... он... так?
   Спутанный галоп мыслей прервало холодное прикосновение меча - лезвие с силой подобрало отвалившуюся челюсть. Скач скосил глаза - Кагеро стояла, держа в руке клинок садората, что был сейчас приставлен к его, Скача, горлу, и что-то недоброжелательное сквозило в ее существе - тот самый холодный цинизм прирожденной убийцы.
   Ложь. Все эти пространные рассуждения о гигиене, чудовищах и земных благах были ничем - пустым звуком. Все, что было вчера, было игрой - ненавязчивой игрой беспринципной аристократки, бывшей судьей и палачом в одном лице, представляя власть самого зловещего суверена на свете. Но именно здесь и сейчас, держа клинок у его горла, она была самой собой. Так вот, кто ты на самом деле, инквизитор Кагеро...
   - Хватит глазеть, - голос Госпожи звучал нечеловечески холодно, - сегодня у тебя будет полно откровений, и если каждый раз планируешь разевать пасть и тупо пялиться, то проваливай сейчас: до рассвета не доживешь. Ты дал согласие отправиться в бой, поэтому закрываешь рот и выполняешь приказы. У меня нет времени разыгрывать перед тобой спектакли, с этого момента, думаешь сам и пытаешься не отстать. Когда будем ехать, держи голову прямо, а плечи расправленными, как и полагается свите Приора Кагеро. Смотреть по сторонам похвально, но делать это нужно одними глазами: не верти башкой, это привлекает внимание. И, последнее: если еще раз тебя обезоружу - перережу глотку...
   Скач, стоически выслушавший все нотации, сломался именно на последней фразе - инстинктивно дернулся к поясу, где были приторочены ножны и понял, что они пусты.
   Да как она?..
   Кагеро сделала ловкий перехват и вогнала меч в землю подле ног юного мечника. Более не удостаивая его даже взглядом, взлетела в седло и, поворотив праулера, пришпорила. Памятуя ее слова, Скач поспешил вытереть клинок и, вложив в ножны, так же запрыгнуть верхом. Управляться со слепым конем оказалось проще, чем с лошадью - чувствовалось, что множество мутаций, потребовавшихся для селекции этого вида, не прошли даром, избавив всадников от множества проблем, присущих прочим скакунам.
   Шли на север крупной рысью, почти не меняя аллюр. Ветер свистел в ушах, чуть ослабший поутру морозец приятно пощипывал кончик носа.
   За час до полудня, отряд вышел на берег Двиновьи - самой северной из шести великих рек Акариона. Здесь имперский тракт забирал на северо-восток, вдоль берега вверх по течению, где, через три дня пешего пути мимо дюжины деревень, приводил прямиком на границу четырех княжеств: Блатан пролегал на западе, Скорупко - на северо-западе, с востока и юга тракт подпирали лесные массивы Агойи, а с севера грозил скалистыми пиками Ривенфордж.
   На юго-запад же вела укатанная проселочная дорога, через два шага Иты выведшая отряд к паромной переправе. Тощий паромщик покочевряжился, ссылаясь на нечисть, якобы поселившуюся на том берегу, да на то, что гонять через реку целый паром ради восьмерых конников не с руки, но брошенный на стол золотой моментально ликвидировал недопонимание. Уже через полчаса, паромщик с сыновьями, коих у него сыскалось аж шестеро, вовсю правили веслами, да ворочали здоровенное водяное колесо, выводя плоскодонный паром на проторенный маршрут.
   Великая Двиновья несла свои темные воды, омывая высокие берега, покрытые лесом с залысинами заснеженных полян. Широкая, полноводная река курилась в легком морозце, шелестела о плоское дно парома, о невысокие, почерневшие от времени борта. Запах пресных вод и мокрого дерева теребил нос, скрипело водяное колесо. Металась над стремниной одинокая птица, плескалась в прибрежных заводях крупная рыба. Сероватая гамма морозного полудня на самом севере Центрального Акариона растекалась окрест суровой, скупою красотой. Западные предгорья Великого Каледорского Хребта, прощающиеся с осенью, уживались с заморозками, ждали уныло зимнего могущества белой стихии. Мир наполняла какая-то дикая, обнаженная красота - такого не увидеть в южных степях.
   Но долго любоваться юному мечнику не дали. Образовавшую паузу решил заполнить Касидор - подойдя к расположившемуся у полуюта Скачу, ткнул неучтиво сапог в сапог, кивнул через плечо. Парень все понял без слов - подхватив меч, отправился следом. Прошли подальше от полуюта, от возившихся с колесом и рулями сыновей паромщика, на основную палубу, где в сезон перевозили повозки. Скинули плащи. Касидор поправил перчатки, Скач собрал волосы шнуром. Садораты и Дани собрались кольцом, стоявшая на возвышении полубака Кагеро смотрела вдаль, на воду, и предстоящее зрелище игнорировала.
   Касидор едва заметно кивнул и Скач напал. Резкий бросок натолкнулся на молниеносный сбив лезвия плоскостью, Касидор перешел в жесткий клинч, шаг вперед и локтем в бок. Скач отпрыгнул, садорат контратаковал засечным справа, но юнец уже успел прийти в себя, ловко блокировав атаку и свилей уйдя по дуге. На мгновение замерли, оценивая расстояние и друг друга. Не сговариваясь, тронулись с места, волчьим шагом обходя по окружности - Скач пристально изучал стойку садората: ему никогда не приходилось видеть ничего подобного. Касидор держал тело боком, подняв обе руки на уровне плеч, при этом гарда меча находилась недалеко от подбородка, а сам клинок вытянулся вдоль предплечья. Пытаясь понять, что же будет делать его противник, Скач провел пару резких фальш-атак, но Касидор на это не купился, лишь отступая на шаг, третья провокация резко перешла в стремительную атаку, Скач ударил размашисто, от бедра, выбросив руку слишком далеко и Касидор атаковал - лезвие сделало полный круг, рубанув снизу. Но молодой наемник был не так прост: неожиданная свиля влево увела его от меча противника, а выброшенная до этого рука вдруг резко упала вниз и в сторону, пройдя рядом с грудью первого сотника.
   - Хорошо, - холодно констатировал садорат, - очень хорошо, я почти купился. Изящный финт, умеешь импровизировать. Но со мной не справишься. Спорим?
   Вместо ответа, Скач метнулся вперед и тут же в сторону, делая низкий подсад и имитируя отножной слева. Касидор увернулся, ловя меч противника, сделал сложный финт из оборота и, сбив противника с ног, приставил клинок к горлу.
   - Убит, - прокомментировал садорат.
   Во взгляде Скача промелькнуло что-то очень недоброе, но Касидор демонстративно это проигнорировал.
   - Ты очень крепкий, - начал первый сотник, укладывая меч в ножны; делал он это занятным образом - ухватив ножны мизинцем и безымянным пальцами левой руки, провел лезвием между большим пальцем и указательным от гарды к острию, лишь после этого одним движением убрав клинок, - невероятно крепкий для своего возраста. Очень быстр - фантастически быстр. Силен и вынослив - даже не задохнулся. Ты владеешь техникой боя и не боишься импровизировать. Но техника - это одно, а тактика - совершенно другое.
   - Ты бессистемен, - продолжал Касидор, подавая Скачу руку и помогая подняться, - ты атакуешь стихийно, полагаясь на скорость и силу, поэтому большинство простых противников тебе не страшны. Но мастер меча тебя одолеет с легкостью: он держит в голове несколько вариантов комбинации, вынуждая тебя распылять силы. Я провел три атаки, две из которых были направлены на выбивание тебя из ритма, а последняя оказалась результативной. При этом ты пытался атаковать меня вдвое чаще, но не сумел даже сбить с шага: для грамотного боя этого совершенно недостаточно...
   - Волчонок, - мгновенная пауза в монологе Касидора заполнилась голосом Кагеро; все взоры разом обратились к Госпоже, что стояла на полубаке у перил, - еще раз поднимешься с чьей-нибудь помощью - потеряешь работу...
   - Но Госпожа... - начал первый сотник.
   - Матеус, - не оборачиваясь, оборвала его Кагеро, - мне не нужен тот, кто сам встать, не способен. Продолжайте...
   Скач стиснул зубы. Сотник учтиво кивнул и продолжил:
   - Как я уже говорил, ты делаешь слишком много лишних движений. Смотри, я обнажил меч лишь тогда, когда ты бросился в атаку, а ведь я мог не просто сбить удар, а ударить вот так, - Касидор резко наклонил меч и вынул вниз, тут же, по дуге, ударив вверх, - и рассек бы тебя от пупа до подбородка! Запомни правило школы садоратов: каждый удар должен нести смерть или сбивать противника с ритма. Не бей без пользы, если не уверен, что твой удар окажется верным - лучше воздержись от атаки. Ладно, продолжим...
   Они сходились еще трижды. Первые два раза Скач проиграл всухую и очень быстро, на третий ему, наконец, удалось разгадать некоторые основы техники садоратов, продержаться несколько минут и даже провести пару смелых атак, но первая же контратака Касидора с двумя сложными финтами с разворотом, поставила в споре точку.
   - Лучше, - прокомментировал последний бой садорат, - ты начинаешь пытаться думать, но пока все это в задатках. Больше рассудительности, пытайся представить бой и понять, что я сделаю в следующий миг.
   Снова разошлись. Начали без команды - Скач рванулся вперед, ударив засечным слева, касидор блокировал прямо с двух рук и тут же пнул ногою в живот.
   Скач отлетел, покатился по палубе. Не успел привстать - щеки коснулось холодное лезвие.
   - А это - тоже часть тактики, - спокойно прокомментировал Касидор, - не зацикливайся только на мече, иначе пропустишь удар. Ты, видать, на войне никогда не был...
   Первый сотник осекся: странный взгляд обжег Касидора. Что-то нечеловечески-звериное промелькнуло в глазах молодого мечника, какая-то нечеловеческая искра зажглась и, прежде чем садорат успел понять, что происходит, Скач ухватил клинок противника голой рукой и дернул на себя.
   Хватка была железной. Не ожидавший этого Касидор едва не потерял равновесия, но тут же получил кулаком в пах и сразу же - в лицо. Еще мгновение и, взгромоздившись сверху, Скач уже наносил удары. Много не успел - оттащили садораты - но разбить нос и губы своему противнику он умудрился.
   - Я был на войне! - рявкнул парень с непонятным чувством.
   Касидор рывком поднялся, видимо, решив продолжать уже всерьез, но голос Госпожи прервал не начавшуюся дуэль.
   - Уймитесь: вы мешаете...
   Тишина упала на мир пушечным ядром. Взорвалась шрапнелью, резанула сердца, залетела в души. Разлилась по крови мертвенным холодом, затопила, замутила, потянула на дно. И стало страшно. Небывало, непривычно, до ломоты в костях, до мелких судорог, до колик, до боли в переносице. Страшно. От тишины страшно, от прозвучавшего в ней голоса и чего-то непостижимого, в этом голосе застывшего. И захотелось вдруг закричать, затопать, завопить, как погорельцу - не важно, что и зачем, лишь бы прогнать тишину, разрушить, испугать. Лишь бы избавиться от нее, а вместе с нею - и от страха. Необоснованного, неописуемого. Самого в себе.
   - Чувствуете? - она обернулась, глядя на своих подчиненных сквозь непроницаемую черную повязку; тихий голос ее, казалось, не принадлежал человеку, а служил окрестной тишине, - Этот запах?
   И вновь тишина. Никто не подал виду, но все принюхались. Прислушались. Напряглись, как один, точно в предчувствии беды. Но не было ничего - ни запаха, ни вкуса, ни звука, ни опасности.
   Лишь Кагеро.
   - Запах смерти... - тихий, чарующий голос, страшный до дрожи, - Этот ни с чем несравнимый запах... Так пахнут зарезанные мужчины. Истерзанные женщины. Задушенные младенцы. Затоптанные старики... Так пахнут реки крови и пепелища... Этот запах...
   Она улыбнулась! Не ухмыльнулась криво, как делала это обычно, не искривила аристократические губки в чуть снисходительной усмешке. Она улыбнулась, но эта странная улыбка уже не казалась Скачу грустной - что-то потустороннее, нечеловеческое виделось в ней. Бесподобная мимолетная улыбка, что была страшнее любого кошмара - умопомрачительное зрелище.
   - Я люблю войну, - Кагеро констатировала факт.
   - Я люблю войну, - добавила она, словно попробовав фразу на вкус.
   - Люблю атаки и контратаки, - улыбка стала чуть шире, - осаду, штурмы, наступление и отступление. Люблю паническое бегство. Люблю победы. Люблю поражения. Люблю грабежи, мародерство и подкупы. Люблю предательство. Казни. Погромы, - в улыбке Госпожи мелькнула искра безумия, - я все это люблю!
   Она вдруг умолкла. Безумная улыбка исчезла с лица, и почему-то разом показалась фальшивой. Нет, она не любит. Ненавидит. Неизвестно, как и почему, неизвестно зачем. Просто так есть.
   - Я должна любить войну, - тихо произнесла она, точно заговаривая шелест воды о борт парома, - потому что в ней рождаюсь я. Это я лежу на земле, в море крови, среди тысяч изрубленных тел. Вороном, глодаю гниющую плоть. Небом, заглядываю в мертвые глаза. Раскачиваюсь в петле на ветру. Все это - я. Гниль и скверна, тлен и смрад, гной и желчь... все то, что останется после войны...
   Она умолкла, похоронила чувства людей в могиле тишины. Вдруг, усмехнулась себе, но в ухмылке этой сквозила грусть. Что же ты за человек, Приор Кагеро? Кто ты, немыслимая жертва войны?
   - Да что вы знаете о войне? - тихо спросила она, словно бы, у самой себя, - Ничего...
   - Волчонок, - невесомая сеть чего-то непостижимого, что сплела собственным голосом Госпожа, распалась в мгновение, - ты был на войне. Ты видел войну. Ты знаешь войну. Не бывает учебных боев. Жизнь или смерть - третьего не дано, слышишь? - ее красивые пальцы впились в поручни так, что, казалось, дерево затрещало, - Все это блажь! Твой враг будет повержен! Ненавидь его! От всех души, от всего сердца ненавидь! И себя ненавидь. За слабость свою - свое тело, свой дух, свой разум. Ненавидь, ненавидь все - и побей врага! Побей! Ату его! Ату!
   Кто-то из садоратов отступил на шаг, попятился в ужасе. Касидор словно сжался внутренне, он точно весь превратился в пружину, готовую сорваться в любой момент. А безумная Приор Кагеро стояла на полубаке и, глядя на своих людей сквозь непроницаемую повязку, произносила такие страшные слова...
   - Не будет пощады, волчонок. Не будет поблажек. Встань. Ибо я, твоя Госпожа, приказываю: победи его!
   Ее ладонь рассекла воздух, точно рубанула напополам целый мир. Касидор обернулся, бросая взгляд на Скача и... замер: на губах молодого наемника играла безумная, осатанелая улыбка.
   Он напал мгновенно, без предупреждения. Выстрелил, как мортира, врезался в первого сотника, как ядро, обрушился лавиной, горным селем - безудержным и яростным. В какой-то момент Касидору показалось, что эта вспышка иссякнет почти мгновенно, но он ошибся: безудержный вихрь ударов закружил противников, тесня садората к краю палубы.
   Скач атаковал неистово и безудержно, град ударов сыпался на Касидора, первый сотник едва успевал блокировать, уклоняться, отбивать, О контратаке не могло быть речи - слишком быстро, слишком сильно, слишком... Слишком!
   "Кто он? - билась в голове раненой птицею мысль, - Как такое возможно? Как, проклятье! Я не могу... Не могу отбивать все атаки... Не могу теснить. Не могу... Не могу..."
   Напор нарастал, Касидор отступал, пятился, не понимая, отказываясь понимать. Не успел заметить, когда удар отбросил клинок сильно в сторону - тут же получил острием под ключицу. Боль пронзила садората, он попятился, оступился, упал. "Конец?!" вспыхнуло в сознании.
   Но удара не последовало.
   Скач стоял с занесенным над поверженным противником мечом, и на его изуродованном бесноватой улыбкой лице читалось лишь безумие. Запястье сжимающей меч руки обвивала лента в два пальца толщиной, состоящая, казалось, лишь из горящих магическим светом символов.
   Дани.
   Безумие в глазах Скача погасло, взгляд наполнился осмысленностью, парень тяжело задышал, опустил меч. Увидел захлестнувшую запястье ленту, глянул удивленно, проследил взглядом - другой конец обвивался вокруг левого предплечья зеленоглазой бестии. Она стояла, широко расставив ноги, держала в ладони невесомую ленту и смотрела прямо на Скача. Без ненависти, без жалости, без агрессии. Вообще без чувств.
   - Спасибо, Дани, - сухо поблагодарила Кагеро.
   Лента исчезла - формировавшие ее символы просто погасли. Девушка опустил руку, выпрямилась, отвела взор.
   - Волчонок, - губы Кагеро искривились в знакомой уже ухмылке, - я приказала победить, а не убить его. Не надо переиначивать мои приказы.
   Скач опустил голову, кивнул едва заметно. Его била крупная дрожь - холод разливался по телу, отягощал члены, меч казался неподъемным. Говорить парень не мог.
   - Ну, как тебе берсеркер, Матеус? - Госпожа не скрывала самодовольной ухмылки, - Одобряешь мой выбор?
   - Он - чудовище, - процедил Касидор, не без помощи садоратов поднявшись с палубы, - никогда подобного не видел...
   - Ну, конечно, - Кагеро продолжала ухмыляться, - он же из моей свиты... Дани!
   Госпожа едва заметно кивнула в направлении садоратов, молчаливая зеленоглазая девушка, не говоря ни слова, приблизилась к Касидору. Подняла правую руку - над ладонью вспыхнула голубым огнем, паря в воздухе, сложная диаграмма в кольце символов. Совсем небольшая, как раз в узкую ладонь девушки. Не говоря ни слова, Дани вцепилась пальцами в плечо садората, прижимая символ прямо к ране. Касидор скривился, но тут же гримасу боли сменила удивленная мина. Постояв несколько секунд, Дани отпустила первого сотника, и, так и не проронив ни слова, вернулась на место. Кто-то из садоратов смачно ругнулся сквозь зубы, кто-то сплел витиеватое проклятье: нанесенная Скачем рана исчезла, не оставив даже рубца.
   - Она умеет не только убивать, - отворачиваясь, констатировала Кагеро, - жаль, таким образом нельзя лечить чуму или тиф...
   Остаток дороги проделали в тишине. Садораты сидели кружком в центре палубы и о чем-то тихо переговаривались. Кагеро по-прежнему стояла на полубаке, глядя на проплывающий мимо берег, рядом с ней, в паре шагов, находилась Дани. А Скач стоял в отдалении, у самого полуюта, и, перевязывая порезанную в схватке ладонь, пристально наблюдал за Госпожой.
  

* * *

   До места добрались, когда хмурое осеннее солнце уже коснулось верхушек деревьев на западе. На северном берегу Двиновьи так же была оборудована переправа, но низкое бревенчатое строение - контора паромщика - оказалось разорено.
   Хотя, этому факту никто, кроме Скача, видимо, не удивился. Выгрузившись, отряд тут же направился на северо-восток, к Двиновьему Граду, а паромщик с сыновьями заспешил обратно - видимо, пользоваться его услугами повторно, Кагеро не собиралась.
   Дорога от переправы поразила Скача: вымощенная булыжниками мостовая, о какой юноша только слышал из рассказов купцов, проезжавших через города-крепости южных степей. Однако здесь она тянулась на добрый шаг Того, упираясь затем в увенчанное каменной башней перепутье. Деревянный указатель у башни говорил, что выбрав одну из дорог, через два шага Иты гость Двиновьего Града попадет либо в квартал ремесленников, либо в окрестности рыночной площади. Каменная башня, видимо, принадлежала местному сборщику дорожной подати - узкие бойницы, тяжелая, окованная металлом дверь, навес с лавками, колодец и коновязь говорили в пользу этой мысли. Правда, сейчас все это дышало запустением - не сезон. На ступенях, ведущих ко входу в башню, едва различимый в сумерках, маячил знакомый силуэт в черном плаще с меховой оторочкой.
   Ивар сидел, развалившись на камнях, и курил длинную трубочку, причмокивая всякий раз перед тем, как выпустить дым. Курение табака пришло в Центральный Акарион из Тайши два века назад, и быстро распространилось по всей территории западного континента. Активно культивируемый в Энкоре, табак вскоре стал дорогостоящим экспортным товаром, принося Клиге почти такую же прибыль, как стальные заготовки, древесина и каменный уголь.
   - Докладывай, - с ходу перешла к делу Кагеро.
   Ивар потянулся, выбил пепел о край ступеней, поднялся. Зевнув, спрятал трубочку, запахнул плащ, воззрился на свою Госпожу.
   - Сцапал тут двух, - небрежный жест в сторону башни, - томятся, ребятки.
   - Что слышно?
   - Да что... - громила пожал плечами, - Что и думалось: не знамо, что. Кто надоумил их сюды притащиться - то одному Исидору ведомо, а его перетряхивать я, еесно дело, не могу. Но зачем пришли - то понятно: нечисть изводить. Мол, магистр сам притопал, с ним пяток ветеранов, да рядовых рубак две дюжины. Лагерем они у торгового кварталу встали, а все прочие мосты, - Ивар сделал красноречивый жест рукой, - того, на дно...
   - Умно, как пояс верности, - вздохнула Кагеро, - и столь же практично. Исидор в своем стиле: удивляюсь, как он заместо саперов сотню пушек не прикатил. Ну, да ладно. Вытаскивай этих - поедем, поздороваемся...
   Ивар неприятно ухмыльнулся и скрылся в недрах башни. Скач только сейчас заметил, что массивный засов, на зиму забитый длинными, в локоть, костылями, выломан с корнем: гигант-инквизитор постарался на славу. Спустя полминуты, виновник погрома появился на пороге, толкая перед собою двух изгвазданных, связанных пленников.
   Оба были молоды - не намного старше Скача - и выглядели необычно: одеты в длинные черные балахоны из кожи какого-то ящера и... серебро. Скач аж воздухом поперхнулся: вся одежда на груди и плечах, перчатки, подолы балахонов - все было клепано белым металлом, вокруг левых предплечий намотаны тонкие - в палец толщиной - серебряные цепи с болтающимися на них массивными подвесками в форме двойных крестов - символов имперской Инквизиции. Идущий следом Ивар тащил за спиной кожаные перевязи с двумя парами коротких мечей - Скач не мог ручаться за лезвия, но гарды и навершия рукоятей на них были из чистейшего серебра. По виду, амуниция пареньков тянула на сумму, сопоставимую с годовым доходом крупного крестьянского хозяйства. В сравнении с этим, платья и ванны Кагеро уже не казались расточительством.
   - Слава вечной Империи, - сухо поприветствовала пленников Кагеро, - кто я, вы, думается, догадываетесь.
   Один из пареньков - подстриженный под "горшок" блондин с пронзительными голубыми глазами - опалил Госпожу ненавидящим вздором, второй - русый и кареглазый - опустил взгляд. Оба молчали.
   - Какие невежливые экзорцисты, - Приор криво усмехнулась, - видимо, мама с папой не научили здороваться...
   - Гореть тебе в огне, отродье демонов! - плюнул словами белобрысый инквизитор.
   Кагеро подняла голову, посмотрела куда-то вдаль. Взглянула на Касидора, опустила взгляд на Ивара.
   - У меня, кажется, галлюцинации, - призналась она, - могу поклясться, тут кто-то что-то сказал...
   Ивар, сдерживая улыбку, пожал плечами - мол, бог его знает, ничего не слышал. Блондин, видимо желавший что-то добавить к своей тираде, подавился словами.
   - Ладно, - Госпожа вздохнула, - с этими каши не сваришь. Касидор, Скач - забирайте хлопцев себе, будут брыкаться - стукните чем-нибудь, только не насмерть. Ивар - лезь к Дани, нечего прыгать по деревьям вблизи от лагеря наших друзей: у них нервы расшатанные.
   Скачу достался русый - он не сопротивлялся, когда Ивар забрасывал его, точно тюк с сеном, перед седлом. Черный скакун всхрапнул, почуяв дополнительный вес, но больше возмущения не выказывал - умница. Кареглазый, судя по всему, уже смирился со своей участью - зато блондин брыкался, требуя развязать и убрать от него "свои грязные лапы". Ивар возился недолго - двинув ребром ладони за ухо, утихомирил хлопца, и забросил Касидору, сам тут же запрыгивая за спину Дани. С тем, выбрав правую дорогу, отряд поскакал в направлении осаждаемого Четвертым Отделом Двиновьего Града.
   В воздухе чувствовалась какая-то опасность - что-то необычное, неестественное было в окружающем пейзаже, да только что именно, Скач не разумел. Лишь отъехав полсотни шагов от перепутья, он понял: вокруг царила мертвая тишина. Ни криков птиц, не шума города в отдалении, ни даже шелеста ветра средь голых вершин леса не было слышно окрест - а ведь здесь, в предместьях крупного торгового центра, каким являлся, судя по булыжной мостовой и каменной башне сборщика податей, Двиновий Град, такая тишина была почти невозможна. Из метавшихся средь войска шерифа, по пограничной таверне, да у паромщика с сыновьями слухов, из обрывков фраз, которыми перебрасывалась Кагеро со своими спутниками, из присутствия здесь загадочных инквизиторов с серебряным оружием, Скач делал далеко идущие выводы, но верить в них не хотелось. Впрочем, приняв один раз на веру то, что казалось абсолютно невозможным, можно было с легкостью восстановить всю картину, чьи фрагменты никак не давали покоя молодому наемнику. Но как раз поверить-то он не мог.
   Скач не был суеверен. Совершенно. Он вырос, мотаясь по степям, чистя и затачивая оружие, а позже, когда подрос - используя его против людей. Он немало повидал, и нигде и никогда, ничто сверхъестественное не спасло кого-то от пагубной мощи его меча. Пятнадцать лет он варился в котле постоянных непрекращающихся войн, раздоров и кровопролитий, но, раз за разом, его врагами становились лишь такие же люди, как и он сам. Да, он слыхал, что существуют маги и друиды, клирики и жрецы многочисленных культов, владеющие искусствами, лежащими за гранью человеческого разумения. Он даже видел каких-то травников, что врачевали раненых, но ничего необычного они не делали. И так, к пятнадцати годам, единственной константой, в которую продолжал верить молодой убийца, стал меч. Боги и демоны, колдуны и ведьмы - все это перестало быть частью его мира, став всего лишь глупыми суевериями. И когда магистр Канариос, которого ему, Скачу, представили магом, оказался на поверку всего лишь дряхлеющим астрологом-летописцем, проводящим жизнь за астролябией и пергаментом, юный мечник окончательно разочаровался в волшебстве - тому просто не находилось места в жестоко прагматичном мире молодого рубаки.
   Кагеро спросила его: верит ли он в чудовищ? Будь нужен ответ, Скач был бы однозначен: нет. Он не верил в чудовищ - сверхъестественных существ, рожденных силами, отличными от природных. Парень давно привык к крипам - летающим ящерам, нападавшим по ночам на овечьи отары в бескрайних степях; к хищным кошкам, в том числе - внушающим кочевым племенам сакральный ужас сапрехам, чья шерсть была настолько жесткой, что из нее изготавливали тетиву для луков; к населяющим болотистые регионы звероящерам; к гигантским рептилиям, селящимся вдоль полноводных рек и шерстистым носорогам, топтавшим предгорья Аристинского Хребта. Все эти жуткие твари были сильны и опасны, но неизменно проигрывали самому свирепому и жестокому существу на свете - человеку. Их всех можно было убить - одних проще, других - сложнее, но они были всего лишь животными из плоти и крови. Пусть большими и свирепыми - но от мира сего. Ведь даже слепые черные кони - праулеры - что несли отряд Приора Кагеро в Двиновий Град, были, не смотря на все суеверия, лишь результатом многовековой селекции, не имея, в действительности, никакого отношения к демонам и прочей мистической ахинее.
   И все же, за сутки, что провел он с Приором и ее свитой, Скач не раз становился свидетелем того, чего никак не могло существовать в привычном мире. Ивар - просто огромный, напоминающий хищного зверя, вставшего на задние лапы. Он сращивал раны с фантастической скоростью, передвигался бесшумно и с огромной скоростью, а главное - прыгал на невероятную высоту. Дани. Что за оружие использует эта девушка? Что это за искусство? Что за символы, формирующие чакры и кнут? Ведь он видел, как там, на тракте, конников шерифа разрезало на части свернутыми в кольца рядами символов, что просто погасли - и их уже нет... А на пароме, когда вошел в раж, она остановила его - и он мог поклясться, что чувствовал прикосновение к своей руке - необычное, холодное прикосновение, словно запястье обвила ядовитая змея. Но символы погасли, и ощущение исчезло... Так что это за искусство, которое режет людей на части и мгновенно заживляет колотые раны - ведь он видел, как Дани исцелила Касидора?
   Но главное - Кагеро. Загадочная, фантастическая, не от мира сего женщина, обладающая потусторонней красотой. Невероятная, не могущая существовать в реальности. Она пила из золота, принимала ванны и одевалась в парчу и бархат; ее бесподобные волосы, безупречная фигура... И скрытые от взоров смертных глаза - суть великой загадки, имя которой - Кагеро. Кто она? Что она? Скач не знал ответов. Приор менялась каждую секунду, точно перебирая одну за другой десятки масок - бесшабашная аристократка, циничная и беспринципная инквизитор, одержимая убийца... Но истинное лицо этой женщины было скрыто, и Скач подозревал, что видело его столько же людей, как и загадочные глаза Госпожи.
   Ее не могло существовать. Ни при каких обстоятельствах. Но она была - и самим своим существованием вносила в жестокий, беспросветный, но логичный мир молодого южанина умопомрачительный бардак.
   Мысли Скача прервал пронзительный свист. Его источник не замедлил показаться - словно из-под земли, возникли прямо посреди дороги три фигуры в уже знакомых кожаных балахонах. Не говоря ни слова, двое быстро вонзили в землю длинные вилки, забрасывая на них богато инкрустированные двуствольные бок-мушкеты с колесцовыми замками. Третий - средних лет, чернявый и длинноусый - вышел вперед, держа руку на поясе рядом с мечами. Интересно, что оба коротких клинка располагались слева - такого Скачу видеть еще не приходилось.
   - Поворачивай! - растягивая гласные, махнул рукой усатый.
   - Ну, повернуть-то мы завсегда успеем, - Кагеро жестом остановила свою свиту, - однако же интересно мне, по какому праву рядовой экзорцист указывает Приору...
   Усатый на секунду смутился, но, заметив вдруг своих людей, перекинутых через седла "гостей", побледнел лицом. Вскинул руку, два стрельца за спиной крепче вжались в прикладные ложи мушкетов. Скач почувствовал, как по спине ползет холодок - непривычное ощущение.
   Как и любой боец, исключительно рукопашного боя, молодой наемник терпеть не мог огнестрельное оружие. Лишь однажды ему пришлось видеть в действии это демоническое изобретение, и ощущения остались самые неприятные. Харем Ирташи, паша провинции Хафир, нанял рубак наемной армии, в которой обретался Скач, для защиты брустверной баррикады в пограничном конфликте с кераками. Их услуги не понадобились - три сотни евнухов из личной стражи паши, вооруженные аркебузами и парой бомбард, без проблем рассеяли пятитысячное войско кочевников. Но там были каменные пули, действительные лишь на расстоянии пятидесяти шагов, а здесь, на прогрессивном севере, в местах изобретения "порошка ведьм" - гранулированного черного пороха - огнестрелы были мощнее, сложнее и били железными пулями на две-три сотни шагов. Скач знал об этом из рассказов Канариоса, видел кое-какие образцы в пограничных крепостях Клиге в Энкоре, и потому имел все основания чувствовать себя неуютно.
   - Хто такие?
   Кагеро молча стянула перчатку - в тусклых закатных лучах, блеснул глазом ночи черный камень. Усатый открыл рот, закрыл, снова открыл, спохватился, сложился в поклоне, левой рукой из-за спины давая отмашку стрельцам - парни переглянулись непонимающе, но приказ выполнили, снимая огнестрелы с вилок и принимая на плечо.
   - Вопрос исчерпан? - сухо поинтересовалась Госпожа; инквизитор кивнул, не поднимая глаз, и сделал знак своим людям.
   Висевших тюками инквизиторов передали на руки стрельцам, при этом Скач отметил, что развязывать пленников никто не спешил. Следом Ивар передал снятую с пареньков амуницию.
   - Матеус, - Кагеро развернула праулера, поднимая на первого сотника свой скрытый навечно взгляд, - мы простимся здесь.
   - Да, Приор, - садорат поклонился в седле, - вы уверены, что наша помощь вам больше ни к чему?
   - Да, - она едва заметно улыбнулась, - это не твоя война, и не твоих людей. Ты хорошо послужил мне - увидимся в Клигенгарде: ты знаешь, что передать Их Величеству.
   Касидор кивнул. Поклонился еще раз, прижав правую руку к сердцу. Развернул праулера. Бросил взгляд на Скача и... улыбнулся.
   - Эй, парень, - помедлил чуть-чуть, - выживи...
   Скач кивнул - просто не знал, что ответить на это.
   - Слава вечной Империи! - бросил Касидор, ухмыльнулся и пришпорил скакуна.
   Садораты застучали копытами по булыжникам, наращивая аллюр, и быстро скрылись из виду, пугая окрестную тишину. Минуту, металось над пустынной дорогой звенящее эхо, постепенно затихая вдали. Кагеро посмотрела вослед первому сотнику и его людям, потом - подняла взор на скрывшееся за вершинами деревьев светило и вздохнула.
   - Проводи нас к Исидору, - попросила она усатого, снова надевая перчатку.
   Ехали медленно, и с каждым шагом по заметенным ранним снегом булыжникам, чувство беспокойства, которое снедало Скача всю дорогу от разоренной кем-то переправы, лишь нарастало.
   Из-за деревьев вырастал город - огромный, невероятный город, каких молодому южанину видеть еще не приходилось. Массивные каменные башни, высотой в полсотни локтей, скрывали за собой множество крытых черепицею крыш, приобретавших кровавый оттенок в последних лучах умирающего светила. Огромный город... Просто огромный... Чтобы крыши домов вот так возвышались над стенами, в них должно быть три этажа, а то и более - Скачу было даже страшно представить себе такое. Но тишина, укрывшая окрестности, по-прежнему была непроницаема, и это навевало скверные мысли.
   Четвертый отдел к вопросу обустройства лагеря подошел основательно: шесть больших шатров, два крупных фургона с фуражом, импровизированная коновязь, баррикада из бревен в сторону широкого каменного моста, ведущего к увенчанным двумя башнями городским воротам, охранение с взведенными мушкетами, выносные факелы, "гнездо", организованное в ветвях мачтовой сосны, и даже небольшая бронзовая пушка на высоком поворотном станке. Создавалось ощущение, что город взят в осаду тридцатью инквизиторами, и держать эту осаду они намерены ну никак не меньше, чем пару месяцев. Глядя на все это хозяйство, Кагеро презрительно скривила губы - причины такой реакции Скачу были непонятны.
   Встретили их с настороженностью, но без явной агрессии - видимо, инквизиторы прекрасно знали, с кем имеют дело. Ивар спрыгнул на землю и пошел рядом, держась за холку скакуна Дани, Скач и зеленоглазая девушка пристроились по правую и левую руку от Кагеро. Юноша чувствовал себя неуютно: экзорцисты - человек пятнадцать из тех, кто не стоял в охранении - окружали со всех сторон и взгляды их ничего хорошего не выражали. Кагеро же это, судя по всему, не беспокоило совершенно.
   Остановились внезапно, точно напоровшись на стену. Скач, приподнявшись на стременах, заглянул через плечо Приора: сквозь сгущающиеся сумерки, приближалась неспешным шагом очень высокая человеческая фигура.
   - И Богиня Великая, именем Ева нареченная, соблазненная плодами Древа Познания, чьи ветви простирались вверх, по семи низшим Сфирот, а равно вниз, в Царство Скорлуп, достигла Царства того, и остались оба столпа без опоры...
   Жуткий голос. Не высокий и не низкий, но сильный, внушающий трепет. Скач инстинктивно положил руку на пояс, поближе к мечу - от укрытой в полумраке фигуры веяло скрытой угрозой. Интересно, что не севшее еще до конца солнце, казалось, вовсе не касалось высокой громогласной тени, точно человек этот - кем бы ни был он - все время находился во мраке.
   Кагеро спешилась, отбросила небрежным движением поводья. Шагнула навстречу тени, а загадочный человек в тот же миг, точно вышел из сумрака, показался на глаза - и Скач едва скрыл удивление. Он отличался от экзорцистов. Очень высокий, то ли женственный мужчина, то ли - мужественная женщина; не старый и не молодой, со светлыми, вьющимися волосами и пронзительными голубыми глазами, в простых одеждах и черном плаще. В руке человек держал небольшую раскрытую книгу, притороченную тонкой серебряной цепочкой к поясу. На груди незнакомца болтался знакомый Скачу символ - маленький серебряный анкх.
   - Это мужчина или женщина? - наклонившись, поинтересовался Скач у Ивара.
   - Да хрен разберешь, - пожал плечами тот, - это - Хайнерикс.
   Прозвучало исчерпывающе, хотя Скач, положа руку на сердце, не имел ни малейшего представления, что же это должно значить.
   - И тотчас рухнуло Древо Сефирот, и Ева пала, и вместе с нею пал Великий Адам, и восстал Огромный Красный Дракон с семью головами и десятью рогами, и Рай опустел, а кольца Дракона захлестнули Малкут и соединили ее с Царством Скорлуп...
   Они сблизились, прошли мимо друг друга. Замерли на миг плечом к плечу, Приор чуть повернула голову, и Скач заметил нездоровую, полную демонизма улыбку Кагеро. Высокий белокурый незнакомец - или незнакомка? - захлопнул книгу, разжал пальцы, и потертый томик в кожаном переплете упал вниз, под полу плаща. И в тот же миг время остановилась.
   Оба противника рванулись в стороны с неуловимой глазу скоростью. Один удар сердца, и они уже застыли в полудюжине шагов друг от друга. Незнакомец стоял, широко расставив ноги и вытянув в сторону Кагеро руки с бок-пистолями, а Приор застыла, приложив правую руку к груди. Скач схватился за меч, но Ивар перехватил его запястье и отрицательно покачал головой: не вмешиваться.
   - Ты сама пришла, - констатировал незнакомец с каким-то одержимым торжеством в голосе, - тебя так и тянет к скверне... Подобное к подобному?
   - Здесь так много вкусностей, - Скач мог поклясться, что, произнеся это, Кагеро облизнула уголок губы, точно предвкушая сказочный пир, - но, пожалуй, начну я с тебя!
   Приор выбросила прижатую к груди руку в сторону, и в тот же миг, налетевший из ниоткуда ветер дернул ее роскошные седые волосы, закружил над лагерем инквизиторов, испугал людей, схватившихся за оружие. Набросился на Скача и пробрал до костей - гонимый неведомой мощью воздух был ледяным, неживым. Страшным.
   - Довольно, - не начавшуюся дуэль, суть которой Скач не понимал, прервал резковатый мужской голос, - Приор Кагеро, Шестой Отдел всегда устраивает бойню в лагере союзников? Хайнерикс - я не для того взял тебя с собой, чтобы ты упражнялся в стрельбе по инквизиторам - чем бы они ни были...
   Голос принадлежал высокому лысому человеку в уже знакомом снаряжении Четвертого Отдела, но украшенном тонкими серебряными пластинками у ворота и манжет. На мир лысый взирал глубоко посаженными черными глазами, узкие бледные губы в окладе черных усиков и бородки, кривились в извечном, видимо, пренебрежении. По тому, как этот человек держался, Скач сделал моментальный вывод, что перед ним - тот самый Исидор, командир этого отряда и "старый добрый недоброжелатель" Кагеро.
   Минуту, два противника не двигались, потом Кагеро опустила руку, и ветер тотчас стих.
   - Все удовольствие испортили, - констатировала она скучным голосом.
   - И не говори, - согласился с сожалением Хайнерикс, опуская одну пистоль, а вторую кладя на плечо, - момент безвозвратно упущен!
   - Продолжим в другой раз.
   - Как скажешь.
   С тем, высокий незнакомец неопределенного пола повернулся и пошагал куда-то в сторону перегороженного моста. Скач заметил краем глаза, что Ивар и Исидор, не сговариваясь, облегченно вздохнули. Задаваться риторическим вопросом, что это было и для чего, молодой мечник не стал.
   - Исидор! - точно только заметив лысого командира экзорцистов, воскликнула Кагеро с ухмылкой, назвать которую доброжелательной язык не поворачивался, - сколько лет, сколько зим...
   - Век бы тебя не видеть, - сухо отозвался тот.
   - Взаимно, - спокойно парировала Госпожа, - но раз уж нам суждено терпеть друг друга, неплохо бы выяснить некоторые моменты.
   - Абсолютно согласен, - Исидор кивнул, не сводя взгляда с лица Кагеро, - не соблаговолите ли оскорбить мой шатер своим присутствием?
   - Всенепременнейше.
   Кагеро сделал знак Скачу и Дани спешиться и следовать за собой. Ивар остался с праулерами.
   Шатер командующего экзорцистами поражал совершенно не походным убранством. Здесь были невысокий дубовый стол, кресло, собранная из нескольких бревен, циновок и пледов кровать, небольшой окованный сундучок с навесным замком - дорогой игрушкой. На столе громоздились латунный подсвечник с парой оплывших свечей, песочные часы, куча карт и несколько внушительных томов, переплетенных в дорогую кожу. Одна из книг была раскрыта посередине.
   Кагеро, ничтоже сумятише, сразу же упала в кресло, расчесывая пальцами свои роскошные волосы. Исидор глянул на гостью ненавидящим взором, но ничего не сказал - молча, прошел вглубь шатра и присел на кровать. Скач и Дани остались стоять. На минуту воцарилась пауза.
   - Итак, - начал магистр экзорцистов, - что нужно здесь Шестому Отделу?
   - Встречный вопрос, - холодно отозвалась Кагеро.
   - Наша миссия, - выдержав многозначительную паузу, заговорил Исидор, - всегда одна: истребление тех порождений тьмы, что угрожают благополучию Империи.
   - Ты бы рад сказать "всех", - глядя на свои руки, отозвалась Приор.
   - Жаль, что не так.
   - Да, жаль, - неожиданно легко согласилась Кагеро, - неприятно иметь союзниками жалкие смертные невнятности.
   - Мы, - зашипел Исидор, - люди...
   - И это, по-твоему, звучит гордо? - Кагеро неприятно ухмыльнулась, - Вполне допускаю. Но беда в том, что вы - глупые люди, а дураки долго не живут.
   - Ты мне что, угрожать вздумала, нечисть приблудная?
   - С чего бы это? - Приор пожала плечами, - Я констатирую факт. Марать об тебя и твоих холопов руки я не имею ни возможности, ни желания. Так что ограничусь вот этим.
   С этими словами, Кагеро вынула откуда-то из-под плаща туго свернутый пергамент, перевязанный черным шнуром, и небрежно бросила на стол перед Исидором. Тот смерил Приора подозрительным взглядом, помедлил, протянул руку, снова помедлил, точно свиток мог разом превратиться в змею и цапнуть экзорциста за палец. Наконец, взяв пергамент, Исидор развернул его и начал читать. Пользуясь возникшей паузой, Кагеро подхватила со стола раскрытую книгу и, бросив беглый взгляд на разворот, тут же передала том Дани, кивнув на Скача. Не задерживаясь в руках зеленоглазой девушки, книга поменяла владельца. Скач взглянул на разворот - на гравюре был изображен человек в лохмотьях с каким-то нездоровым, перекошенным лицом и звериным оскалом поперек сей неэстетичной физиономии.
   - Твой враг, - сухо прокомментировала Госпожа, - упырь обыкновенный.
   Видимо, взгляд, которым одарил ее в ответ на эти слова Скач, был настолько красноречивым, что Кагеро рассмеялась своим бесшумным смехом.
   - Нынче увидишь, - пообещала она.
   Скач вернул книгу. Исидор дочитал свиток. Взглянул на Приора исподлобья, отбросил свиток от себя.
   - Приказ за подписью и чрезвычайной печатью Их Императорского Величества, - холодно констатировала Кагеро, - для по уши деревянных: это дело является чрезвычайным вопросом государственной безопасности и передается в исключительное ведение Шестого Особого Отдела Инквизиции Клиге. То есть - мне и моим людям.
   - Я не знаю, откуда ты пронюхал о творящемся здесь, - продолжала Госпожа все тем же сдержанным, ледяным тоном, - потом буду разбираться. А сейчас, властью, данной мне Их Императорским Величеством, императрицей Таталией Бориславой, приказываю, - Кагеро чуть наклонила голову, словно смотря на Исидора исподлобья, - собирай свои потешные полки и проваливай, покуда цел: нянчиться с вами я не намерена.
   Исидор молчал. Положив руки перед собою на стол, сложил пальцы вместе, постучал друг о друга. Прикусил нижнюю губу, усмехнулся чему-то...
   - Нет.
   - Нет?
   - Нет. Проблемы со слухом? - магистр покрутил пальцем у уха, - Больше лекарям плати - глядишь, решатся с нечистью поработать.
   Экзорцист бросил на Кагеро чуть надменный, чуть презрительный взгляд.
   - Ты кое-что забыла... Приор. Умертвия всех видов и свойств подпадают под нашу юрисдикцию, их истребление - суть существования Четвертого Отдела. Этот город кишит мертвяками, а они - наша дичь. В отличие от вашего смехотворного Отдела, сующего нос в дела всех и вся, мы хорошо знаем свою вотчину. И тот приказ, что ты мне показала, говорит лишь, что я должен терпеть тут твою вонь, а никак не то, что ты - выродок нечеловеческий - имеешь право мне указывать.
   Кагеро усмехнулась, забросила ногу на ногу; в вызывающе глубоком разрезе платья мелькнула точеная, точно фарфоровая ножка, блеснув отражением в глазах Исидора.
   - Иными словами, ты мне подчиняться не хочешь?
   - Издеваешься? - лицо лысого магистра искривилось в пренебрежительной ухмылке, - Да ни за что!
   - Хорошо, - пожав плечами, согласилась Кагеро.
   - Хорошо? - Исидор ушам своим не поверил.
   - Хорошо, - повторила Госпожа, - но перед тем, как покинуть сей гостеприимный приют, позволь рассказать тебе одну занимательную сказку. Жила-была девочка, и звали эту девочку... ну, пусть Люсиль. И была девочка любимой доченькой папочки-сапожника, и потому всегда-всегда бегала в новеньких красивых башмачках. Да, знаешь, такие только у нее были - ей все девочки на улице завидовали. Все-все, даже богатенькие купеческие дочурки. Ведь такие башмачки папочка-сапожник делал только для любимой доченьки...
   - Что за бред ты несешь? - Исидора снова перекосило от неприязни.
   - Не перебивай, разве ты не знаешь, что это невежливо? - с усмешкой в голосе парировала Кагеро, - Так вот: жила себе Люсиль, жила, бегала в красивеньких отцовских башмачках по каменным улицам. А в то же время, в большом красивом замке, жил молодой принц, сын местного короля. Принц был молодой, красивый и, понятно, очень-очень знатный. Просто до жути знатный. И вот, однажды, проезжая мимо мастерской сапожника, принц увидел на крылечке Люсиль в ее красивеньких башмачках и влюбился в девочку - просто до жути влюбился. Аж ум потерял.
   - В тот же вечер, - тон Кагеро неуловимо изменился, давая понять, что счастливого финала у сказки можно не ждать, - восьмилетнюю Люсиль выкрали из дома, предварительно прирезав ее любимого папочку, и привезли принцу. И принц трахал ее до рассвета во все ее маленькие дырочки, а когда она перестала дышать, ее трупик скинули в крепостной ров. Вместе с башмачками. Там, к слову, уже плавало несколько таких же девочек, в которых принц влюблялся с завидным постоянством.
   Взгляд сквозь повязку стал невыносим - Исидор отвернулся. Он начинал понимать, куда клонит гостья.
   - И все бы ничего, тут бы и сказке конец, - холод в словах Кагеро пробирал до костей, - но принц сотоварищи не учли кое-что: через четыре дня, Люсиль вылезла изо рва, забралась по крепостной стене и съела своему незадачливому любовнику лицо. Обглодала. Живьем. А пока принц бегал по замку, истекая кровью и взывая о помощи, загрызла дюжину охранников, которые еще до рассвета превратились в упырей.
   - Если ты и сейчас ничего не понял, дубовый ты мой, - в голосе Приора причудливо переплетались неприязнь и вызов, - то поясню на пальцах: Прокуратуре стало известно, что княжич Двиновьей волости истязает детей. Но прибывший по месту прокуратор застал лишь мертвый город, наводненный упырями. За одну ночь, Люсиль со своим рукотворным войском, полностью вырезала всех в замке; в городе никто ни о чем не догадывался, и потому на вторую ночь все горожане мирно легли спать. Обеденный стол. Третью ночь те, до кого не добрались в предыдущую, провели в осаде в своих домах. Рассвета никто не увидел. А теперь, зная все это, соизволь напрячь то, что скрыто в твоем лысом черепе, и подумать.
   - Никто из нас с таким никогда не сталкивался, - Кагеро выдержала паузу, но ответа от оппонента так и не дождалась, - никто и никогда. На кого ты пришел сюда охотиться? Что там, по-твоему? Пара заблудших мертвяков? - Приор расхохоталась своим чуть жутковатым бесшумным смехом, - Не будь кретином! Это уже не столица Двиновьей волости, это - столица смерти. В этот город пришла эпидемия, Исидор, кошмарная эпидемия, в сравнении с которой чума и тиф равносильны насморку. Двиновий Град населяло восемь тысяч человек. Сколько там упырей, как ты думаешь? В лучшем случае - половина. Пополам с трупами.
   Магистр молчал.
   - Именно поэтому, - продолжала Кагеро, - сюда прислали не армию, не твоих безмозглых ведьмаков, не наемников, вроде Хайнерикса, а меня. Потому что такие катастрофы - это мое дело, для этого, да будет тебе известно, и существует мой Отдел: для решения проблем из ряда вон, для нештатных ситуаций, когда никто больше не справится.
   - Да что ты несешь! - Исидор тряхнул головой, - Что за чушь? Какая эпидемия? Упырем становятся либо из-за проклятья, либо из-за воздействия на мозг. Так или иначе, это не заразная болезнь - уж если ты профан в таких вопросах...
   - Исидор, - Кагеро улыбнулась скверной, зловещей улыбкой, - твоя единственная извилина - морщина на переносице? Или ты ослеп, оглох, заодно схлопотав кретинизм? Что ты видишь вокруг? Что здесь, по-твоему, происходит?
   - Банальная диверсия, - холодно отозвался магистр, - или неосторожность. Или халатность. Поводов - хоть отбавляй. Появилась группа умертвий высокого уровня, нагнавшая страху на людей. Ламии, или бруксы. С ним попытались совладать силами городской стражи, потеряли людей и потому изолировали жителей в храмах и замке. Такое уже бывало, когда толпы нежити нападали на деревни. Да, город атакован впервые, но все всегда бывает в первый раз. Возможно, чудит заезжий некромант - мало ли психов бродит по свету? Мои разведчики сегодня прочесали окраину города и не нашли никаких следов кровопролития. Так что твоя сказка, конечно, поучительна и интересна, но уж больно фантастична.
   Приор встала, разгладила платье, поправила волосы.
   - Знаешь, Исидор, понять не могу, как ты делаешь свою работу. Ты ведь даже не меч, ты - дубина Империи. Такой же эффективный и сообразительный. Мне действительно интересно, как ты планируешь уничтожить тысячи мертвяков с тридцатью рубаками, фальконетом и наемным каббалистом, но времени любоваться твоими играми, у меня, увы, нет. Так что предостерегаю на будущее: не злоупотребляй моим терпением, мой враг - там, за стеной, и потому не становись между нами.
   Она повернулась и пошла к выходу.
   - Эй, парень, - Скач, подхвативший полог шатра, дабы освободить дорогу Госпоже, обернулся, - да, ты, - Исидор неприятно ухмыльнулся, - ты же новенький у нее, да?.. Ты хоть понимаешь, во что вляпался? Кому присягнул на верность?
   За Скача ответила Кагеро:
   - С кем бы ни был убийца, он всегда останется на стороне зла.
   - Удобная философия, да? - Исидор гнусно усмехнулся, - Отрицать добро - это так удобно для беспринципной нелюди!
   - А почему нет? - Приор улыбнулась самой обворожительной улыбкой, на какую была способна, - Ведь иногда зло принимает такие соблазнительные формы...
   Исидор побледнел, и тут же вскипел, став пунцовым. Досматривать его метаморфозы Скач не стал, поспешив за своей Госпожой, в сгущающийся сумрак растекающейся по миру ночи.
   - Ну, как? - с ходу поинтересовался Ивар.
   - Разговор глухого с немым, - констатировала Кагеро, запрыгивая в седло, - он не прислушается к моим словам, даже если лично убедится. Здесь нас ничего не держит.
   Развернув праулеров, они поскакали во тьму вдоль обводного канала, прорытого под городскими стенами...
   Исидор тихо кипел. Проклятая дрянь! Невозможность уничтожить Кагеро сжигала магистра изнутри. Патриархи Ордена зря послали его сюда, ох, зря! Исидор знал, что экзорцисты вот уже восемь веков, как присягнули на верность Империи Клиге, но кровь отцов-демоноборцев, кровь тех, кто всегда защищал род человеческий от скверны иных планов, кипела в жилах магистра всякий раз, когда распутная белобрысая девка оказывалась поблизости. Необходимость просто терпеть Кагеро приводила его в состояние неконтролируемого бешенства. Нет, так не пойдет, нужно на ком-нибудь отыграться. Срочно.
   Двое дозорных, прозевавших бестию Кагеро и вернувшиеся в лагерь со связанными руками. Молодцы, ничего не скажешь! Лучшие солдаты человечества! Еще бы эта тварь не чувствовала себя хозяйкой положения. Да в ее глазах, после такого, весь Орден выглядит сборищем ни на что не годных холопов!
   - Рутгер!
   Старший миссионер явился по первому требованию.
   - Кто пропал в дозоре?
   - Юлиус д'Азеро и Мирон Тришковец.
   Исидор сделал жест рукой - мол, веди.
   Проклятье. Д'Азеро! Этот никчемный аристократ, папин сынок, мать его в гнилую утробу! Исидор аж сплюнул с досады. Плохие времена настали. Когда-то Орден набирал в свои ряды лишь лучших сынов человечества, превращая их за годы аскетизма и тренировок в смертоносные машины истребления всяческой нечисти. Но времена славы минули. Империя, которой пророчили хаос, за тысячу лет господства превратилась из колосса на глиняных ногах в несокрушимого гиганта: грамотная политика на местах, гибкая система власти с жесточайшей централизацией, мощная армия и быстро реагирующие полицейские силы. В итоге, за тысячу лет, всякая нечисть в землях Клиге исчезла начисто. Раньше, на каждом заброшенном кладбище обретались вурдалаки, в каждом некрополе жили, не тужили призраки и прочая загробная братия, да и некроманты со своим темным ремеслом не переводились. А потом грянула кладбищенская реформа и в городах выстроили крематории, сжигать мертвяков начали за счет государства, а из пепла ни одно умертвие не поднимется; взялись за крыс, понастроили канализаций. Публичные дома - немыслимо! - объединили в гильдию и стали строго следить за здоровьем девушек. Эпидемий не стало. Крестьянские восстания сошли на "нет", войн крупных на территории Империи уж шестьсот лет, как не случалось, да и за магиков государство взялось крепко. Вот и итог - за тысячу лет господства Клиге над центральным Акарионом, в богатых некогда на всякую фантастическую нелюдь землях, не осталось, по сути-то, ни единого страховидла, а если и можно было, где увидеть подобное - так нечисть та сама от людей шарахалась, не то, что беды чинить.
   Вот Патриархи и полезли в политику: чувствовали, что Орден отживает свои дни. И если другие отделы Инквизиции, выполнявшие функции уголовного сыска, разведки и контрразведки, всегда были при деле, то живший за счет субсидий государства и подаяний Орден существовал, лишь с единственной целью: изводить нежить и всякую прочую нечисть. А коли этой нечисти в окрестных землях не стало, то и надобность в экзорцистах могла в любой момент отпасть. Потому-то Патриархи, пользуясь старым престижем Ордена, и вербовали в свои ряды изнеженных сынков аристократии и знати, дабы заручиться на будущее поддержкой и финансами. Вот только куда вела эта скользкая дорожка...
   Юлиус д'Азеро и Мирон Тришковец. Хозяин и слуга. Никогда доселе в иерархию Ордена не вмешивалась светская власть. Проклятье. Еще в его, Исидора, время, все, кто населял бараки при цитадели Ордена, были равны, и вот тебе - не прошло и двадцати лет, как одни стали ровнее других. Проклятье, проклятье, проклятье!
   Они стояли на входе - Мирон с опущенным взором и плечами, да Юлиус, со скучающим видом осматривающий шатер командира. Кипящий в магистре гнев лишь усилился. Ах ты, сопляк!
   Исидор встал. Подошел к своим незадачливым подчиненным. Взглянул на одного, на другого. Остановил взгляд на Юлиусе. Аристократ. Нос задран, губы кривятся в снисходительной ухмылке - по привычке. Раньше, в Орден набирали мальчишек пяти-шести лет, сейчас брали тех, кому было двенадцать-тринадцать, а то и старше. Что из них могло получиться? Ничего хорошего.
   - Вам есть, что сказать? - непроницаемо спокойным тоном поинтересовался Исидор. Мирон лишь покачал головой - чувствовалось, что парень сгорает от стыда. Юлиус беззаботно пожал плечами.
   Даже пожалеть не успел.
   Удар в челюсть швырнул молодого экзорциста на землю. Парень перекатился по земляному полу, замер; Мирон бросился ему на помощь, но Исидор толчком остановил его.
   - Только попробуй! - в голосе магистра прозвучала угроза, - Вы что думаете, мы тут шутки шутим?!
   Юлиус с трудом поднялся на четвереньки, плюнул кровью, зажал рот. В глазах парня стояли слезы.
   - Идиоты! - Исидор уже не стеснялся ни в чувствах, ни в выражениях, - Кретины! Придурки! Вы что думаете, мы на прогулке? У нас тут увеселительная поездочка? Дерьмоголовые! Стража, охранение! Да ты хоть знаешь, что будет, если тебя вот так противник повяжет, ты, глист коровий?!
   Магистр припал на колени перед давящимся кровью Юлиусом и, ухватив парня за белобрысые кудри, заглянул в наполненные слезами глаза.
   - Ты, сявка мокротная, княжий выкидыш, ты хоть понимаешь, что ты сделал? Ты хоть осознаешь, что меня, твоего командира, из-за тебя трахнули? Как шлюху поимели? Что эта мразь имперская, эта сука белобрысая мне в рыло усмехалась? Слышишь, что тебе говорят, помет ты птичий?! Ну? Ну! Зарыдай, зарыдай, твою мать, растопи к херам собачьим мое каменное сердце!
   Отшвырнув от себя голову парня, как кочан гнилой капусты, Исидор рывком поднялся, поправил одежду, пригладил лысый череп, приказывая себе успокоиться - не выходило.
   - А ты, - палец магистра уткнулся в Мирона, - только попробуй его пожалеть. Только попробуй, урод, ему сопли подобрать - руки поотрубаю! Обоим! Все, пошли с глаз долой, пока целы...
   Слова свои Исидор сдобрил знатным пинком Юлиусу - для придания дополнительного ускорения. Тот так и вылетел из шатра - на четвереньках. Магистр бросил взгляд на стол - перевернутые сразу после ухода Кагеро песочные часы ссыпались полностью. Четверть часа. Гнев не проходил.
   Смерив пару раз шагами собственный шатер, Исидор обогнул стол и рухнул на кровать. Нужно успокоиться, нужно подавить гнев...
   Магистр понимал, что беда совсем не в аколитах, которые прозевали Ивара - этого и ястреб не заметит. Само по себе появление Шестого Отдела здесь - дурной знак. Он блефовал, когда решил переиграть Кагеро на ее же поле, все эти рассуждения про юрисдикцию - чистой воды самообман, игра на грани фола. Если бы она стала упорствовать, ему пришлось бы сдаться: отбиться от Приора Шестого Отдела - это одно, а пойти против воли Императрицы - совсем другое. Но Кагеро согласилась, и это к лучшему. Не так уж она и умна, выходит.
   Больше беспокоило то, что дело, напрямую связанное с нежитью, Престол поручил не Ордену Экзорцистов, а сборищу непонятно, кого. Шестой Отдел вообще был загадочной организацией, и тот факт, что им передали, пусть и временно - что не факт - юрисдикцию экзорцистов, наводил на весьма печальные мысли.
   - Вечер испорчен?
   Голос прозвучал буквально в голове Исидора. Магистр подскочил, точно ушибленный молнией - в том самом кресле, где еще совсем недавно сидела Кагеро, развалился, листая свою загадочную книжечку, Хайнерикс.
   - Смерти моей хочешь? - Исидор провел рукой по лицу, - Чего приперся?
   Гость улыбнулся уголками рта, захлопнул книжечку, бросил вбок. Сложил пальцы рук в клеть, посмотрел прямо на магистра своими бездонными голубыми глазами.
   - Бедные аколиты! Пострадали от руки Кагеро - и даже не догадываются об этом.
   - Ты что, подслушивал? - Исидор почувствовал новую волну гнева.
   - Нет, это было лишним, - Хайнерикс с интересом разглядывал окованный металлом носок собственного сапога, - вы так живо беседовали, что половина лагеря в курсе.
   - Проклятье!
   Исидор сел. Вздохнул тяжело.
   - И что ты думаешь?
   - Что ты слишком нервничаешь.
   - По-твоему, я не прав?
   - Откровенно? - Хайнерикс пожал плечами, - Мне до свечки...
   Исидор снова перевернул песочные часы. Это проклятое изобретение напоминало ему о собственной бренности.
   - Думаешь, все это правда? Эти ее сказки?
   Хайнерикс снова пожал плечами.
   - У Шестого Отдела везде уши - не удивлюсь, если сам княжич отчитался у Кагеро о содеянном. Шучу, - поймав красноречивый взгляд Исидора, поспешил поправиться незваный гость, - но в каждой шутке есть доля... шутки.
   Магистр молчал.
   - В конечном счете, Кагеро не давала повода сомневаться в себе, - Хайнерикс зевнул, изображая скуку, - но одно ее появление выбило тебя, грозного экзорциста, из колеи.
   - Я не могу свернуть ей шею. Та, на кого я призван охотиться, приходит ко мне в шатер и диктует условия. По-твоему, это нормально?
   - Этот мир вообще ненормальный, - философски рассудил ночной посетитель, - но твоя проблема в другом: тебя волнует вовсе не то, что ты не можешь свернуть ей шею, а то, что не можешь залезть под юбку.
   Исидор подавился воздухом. Попытался вздохнуть - нечем. Размахнулся и грохнул обоими кулаками о стол - но воздуха в легких не прибавилось. Наконец, магистр сумел выдавить из себя:
   - Да как ты...
   - Ну, не надо, - подхватив со стола часы, Хайнерикс принялся крутить их указательным пальцем, сбивая всякую точность показаний, - у тебя же на лбу написано, что тебя беспокоит вовсе не присутствие врага в соседнем кресле, а то, что этот враг - не склизкая, вонючая и рогатая тварь, а красивая молодая женщина. Слишком красивая. И слишком желанная...
   - Да что... знаешь... ты?
   - Ах, да, - Хайнерикс вскинул вверх тонкую бровь, - конечно, откуда мне знать...
   В воздухе повис тяжелый смог тишины. Пауза была недолгой.
   - Ладно, - часы вернулись на место, - хочешь знать, что я думаю? А вот, что, - Хайнерикс наклонился вперед, оперся локтями о стол, заглянул в самую душу Исидора своими почти бесцветными глазами; затянутый тонкой черной перчаткой палец поднялся и постучал по застарелому рубцу над глазом, - знаешь, откуда этот шрам? Его мне в детстве поставил один мальчик. Бросил камень и разбил бровь. Ну, дивиться тут нечему - таких, как я, обычно вообще уничтожают. И знаешь, что? Его маменька похвалила - мол, правильно ты сделал, молодец. Умница. Взяла за ручку и повела на службу в храм Единого. Ну, да, того самого, вселюбящего божка. Который всем прощает. Удобная религия, не находишь?
   Хайнерикс неприятно ухмыльнулся. Вынул откуда-то из-под плаща деревянную коробочку. Открыл, извлек из нее сигариллу, убрал коробочку, подхватил подсвечник, закурил, затянулся, выдохнул дым. "Как можно вдыхать дым свернутых листьев табака?" - промелькнула в голове Исидора мимолетная мысль.
   - А ведь я всю жизнь себя ненавижу, что таким уродился. А знаешь, почему? Потому что один святоша, епископ того самого вселюбящего культа, проклял мою мать, что не стала с ним спать. И вот я, как крыса, в дерьме этом ковырялся, отбросы жрал, терпел, когда меня камнями били. А тут встал, вытер кровь, посмотрел на этот храм и знаешь, что я подумал?
   Неприятная ухмылка изобразила слишком мужественное и, одновременно, слишком женственное лицо.
   - Что сдохнуть - это слишком просто. Что я вот этому светлому, чистому и прекрасному миру - неудобен, что само по себе мое существование для них - как шлепок грязи на новеньком сапоге, как навозная куча посреди чистенькой дороги. И поэтому они меня ненавидят. Презирают. Пытаются уничтожить. Чтобы я им интерьер не портил. И вот я стоял, кровью исходил, и думал: а почему, собственно, я должен просто взять - и убраться? Почему должен себя ненавидеть? Потому что какой-то... святой отец захотел мою мать, приличную женщину, а когда получил отказ - проклял? Или за то, что она, когда увидела, что у нее уродилось, меня в трущобах из телеги в канаву выкинула? Или за то, что меня там псы бродячие не порвали? Вот за что? За то, что я в этом красивом и правильном мире против собственной воли уродом вышел?
   Хайнерикс улыбнулся и дыхнул дымом прямо в лицо Исидору. Магистр поморщился.
   - И я подумал: а не пошли бы вы лесом? И присмотрелся повнимательней. Ко всему этому присмотрелся. И знаешь, что я увидел?
   Пальцы в черных перчатках щелкнули прямо перед лицом Исидора.
   - Грязь, - Хайнерикс откинулся, делая глубокую затяжку, - да, грязь. Прикрытую ковровыми дорожками и роскошными туалетами, белыми мантиями и золотыми образами. Всю свою жизнь я был так сосредоточен на собственной порочности, что не желал видеть все, что происходило вокруг. А меж тем, вокруг текли нечистоты. Грязь...
   Тонкие губы ухмыльнулись пустоте.
   - Этим миром правят лицемерие и ложь, - сизый дым вознесся под купол шатра, - как и ты, люди не способны признаться самим себе, кто они есть. Потому что не могут, потому что не хотят. И лгут. И лицемерят. Самим себе и всем вокруг. И получается очень-очень фальшиво, но все делают вид, что не замечают, потому что привычно, понятно и удобно. Всех устраивает.
   - И я решил, - Хайнерикс криво ухмыльнулся собственным словам, - что повременю с самоубийством - это завсегда успеется. А покуда жив, разгребу малость эту клоаку. В меру сил, понятное дело. А что я ценю в этой жизни - так это искренность и умение не лицемерить.
   Исидор молчал.
   - Вот за это я и уважаю таких, как Кагеро, - Хайнерикс затушил окурок прямо о ладонь; даже не поморщился, выбросил остатки через плечо, - она умудряется быть собой. Она так давно живет, что уже не нуждается во всей этой людской мишуре, во всех этих взаимных улыбках и ужимках. Ей это безразлично: она приняла себя такой, какая она есть, и плевала высочайше на тех, кому это - поперек горла. Так и я. Я - урод, я это знаю и не отказываюсь. Места мне среди людей нет - и тут я тоже не возражаю. Но, покуда будет грязь, не откажу себе в удовольствии в ней поковыряться. В конечном счете, не святым же черпать помои?
   - Ты поэтому пытался убить Кагеро? - Исидор вскинул взор, - Потому, что она - мусор?
   - Нет, - Хайнерикс покачал пальцем перед самым носом Магистра, - не нужно приписывать мне то, чего нет. Если уж говорить о грязи, то она - куда чище тебя, магистр, - Исидор так сжал кулаки, что скрипнули перчатки, - мы мусор убираем. А что до дуэли... просто понимаем друг друга: когда слишком долго топчешь землю, начинаешь терять вкус к жизни. Ее, как и меня, мало, что греет. А битва с сильным противником... Что может быть лучше? Красивый поединок, когда бурлит кровь, когда оживают чувства... Тебе не понять.
   - Ты - псих, - констатировал Исидор, - урод, да побольше - моральный.
   - Все мы - не ангелы, - философски заметил Хайнерикс, - но для тебя будет лучше отказаться ото лжи, принять себя таким, каков ты есть, и поразмыслить над словами Кагеро. Она производит впечатление очень умного и осведомленного человека, а такого лучше иметь в союзниках. Ну, а то, что тебя заводит ее задница - факт.
   - Ах ты...
   - Не кипятись, лучше поинтересуйся, кто скачет сюда в такой час.
   - Скачет?
   Минутная пауза и...
   Стук копыт, крик часового и грохот опрокидываемой телеги слились воедино. Исидор кинулся прочь из шатра, подхватывая попутно перевязь с мечами. И едва не попал под копыта метнувшемуся через лагерь праулеру с наездником в черном плаще. Смачно выругавшись, магистр рванулся следом, но моментально отстал - не сбавляя темпа, всадник взлетел на баррикаду и перепрыгнул через уложенные бревна на ведущий в город каменный мост.
   - Придурок, - хрипел на бегу Исидор, - это Кагеро! Это точно она...
   Экзорцисты облепили баррикаду - высыпал весь отряд, даже Юлиус с распухшей физиономией был здесь. Исидор предполагал, что, прорвавшись, всадник немедленно рванется в город, но ошибся - когда магистр, растолкав своих подчиненных, пробился в первый ряд, всадник уже спешился и, хлестнув праулера по крупу, отправил обратно. Экзорцисты метнулись в стороны, черный конь легко взял барьер, пролетел через лагерь и скрылся во тьме. Теперь все взгляды были прикованы к фигуре наездника.
   Тот скинул капюшон - в тусклом отсвете выносных факелов, блеснули демоническим блеском зеленые глаза. Подстриженная под юношу, хрупкая девушка подняла руку, и вокруг предплечья вспыхнул вихрь голубых символов.
   - Проклятье, - прошептал Исидор, остальные лишь заворожено смотрели на творящееся перед глазами действо.
   Девушка присела, упирая окруженную хороводом голубого пламени руку в камни моста, и на тех тут же вспыхнула огромная, пять-шесть шагов в диаметре, сложная диаграмма в кольце колдовских знаков. Тут же, над ней образовалась другая и, не обращая внимания на девушку, рухнула на первую. Новая - и тоже вниз.
   Диаграммы вычерчивались прямо в воздухе и накладывались одна на другую, а в глазах Дани горела сакральная одержимость. И в какую-то секунду до Исидора дошло.
   - Холера! - заорал магистр, - Она зовет тварей! Остановите!.. Убейте! Убейте ее! Быстро! Да стреляйте же, стреляйте, мать вашу!
   Мушкеты плюнули пулями, но те, ударившись о невидимую преграду, срикошетировали прочь. На краткий миг, вспыхнули прозрачные, едва заметные символы, формирующие вокруг Дани невидимый, но непроницаемый купол.
   - Это бесполезно, - Исидор вздрогнул, чувствуя лопатками присутствие Хайнерикса, - астральный щит высшего порядка, его даже мортирой не взять.
   Не говоря более ни слова, белокурая смерть неопределенного пола прыгнула, перемахнув разом через баррикаду, Дани и, фактически, весь мост. Приземлилась у самых ворот, и лишь тогда экзорцисты заметили, что в руке она держала горящую головню.
   - Да кто он такой? - спросил кто-то, но вопрос остался без ответа.
   А Хайнерикс, меж тем, вынул сигариллу, вставил в зубы и прикурил прямо от головни. Затянувшись, выпустил сквозь зубы дым, размахнулся и метнул горящее полено прямо в открытую пасть городских врат. Сгусток пламени полетел с невероятной скоростью, сила броска была фантастической: головня пронеслась по воздуху добрую сотню шагов, ударившись затем о выступ какого-то здания и осветив главное - стремительно несущуюся к мосту живую лавину.
   - К оружию! - завопил Исидор, толкая собственных опешивших подчиненных, - Заряжай!!!
   А Хайнерикс стоял прямо на пути дышащего атавистическим гневом селя и улыбался тьме, куря сквозь зубы. Вынул из-под полы книгу - она сама раскрылась на нужной странице. Поднес руку к листам, испещренным мелкими строками, и под ладонью вспыхнула сложная диаграмма в кольце символов - напоминающая те, что создавала Дани. Хайнерикс ухмыльнулся и выронил книгу, тихо зашуршавшую цепочкой.
   - Я видел легионы мертвых, - в голос заговорил он, - что строились в каре и восходили по Древу к воротам Аима Элохим. И бились они с ангелами, но не могли умереть, ибо уже были мертвы. И была та битва бесконечна, и никто не мог победить...
   Хайнерикс выдохнул дым через нос.
   - Я не ангел, - не скрывая ухмылки, констатировал он, хватаясь рукой с диаграммой за рукоять пистоля и резко, с оборота, выбрасывая оружие на линию огня, - так что убирайтесь в ад!
   Оба ствола полыхнули огнем...
  

* * *

   Они отъехали от лагеря не меньше, чем на две тысячи шагов, прежде чем Кагеро дала команду остановиться. О чем она говорила с Дани, и какие приказы отдавала - для Скача так и осталось загадкой, но сразу же после, молчаливая девушка развернула праулера и поскакала во тьму, а оставшиеся члены команды продолжили путь вдоль берега обводного канала. И лишь проехав еще полсотни шагов, Скач решился задать вопрос, что беспокоил его с тех пор, как они покинули шатер Исидора.
   - Это правда?
   Кагеро обернулась, взглянула через плечо на своего слугу. Снова отвернулась.
   - Что именно?
   - Про упырей...
   - Да.
   Скач ждал, что она продолжит, но Кагеро молчала, а спрашивать еще раз не хотелось. За свою недолгую жизнь, молодой наемник сказал не так уж много слов, предпочитая говорить делом, и витиеватые диспуты аристократов, вроде прамарха, были ему чужды. Он не умел задавать вопросов, поэтому не ждал ответов - все всегда само выяснялось со временем, а что не выяснялось, то и значения не имело.
   Слишком многое наполнило его жизнь за последние сутки, и объяснить это иначе, как волшебством, было трудно. И вот, седовласая Приор Кагеро констатирует факт: чудовища существуют. Все те россказни, бредни и суеверия, что без конца наполняли каждый лагерь беженцев, каждый стан кочевников, каждый форт и каждую крепость - все это вдруг оказалось правдой. Не было оснований не верить Кагеро, а значит, нужно было принять то, что существовало вне привычной реальности.
   И Скач принял. Пожав плечами, подумал: да не все ли равно? Какая, собственно, разница, кого убивать - вышколенного вражеского берсеркера или какую-нибудь страховидлу, если и то, и другое смертельно опасно? Двум смертям не бывать, и если за неупокоенных будут платить золотом - как обещала Кагеро - то мертвякам оставалось лишь пожалеть себя: Скач собирался приложить все силы к тому, чтобы начать укладывать их обратно в могилы в максимально возможных объемах.
   - Как их убивать?
   Кагеро остановилась. Обернулась. Улыбнулась.
   - В вот это, волчонок, правильный вопрос.
   Казалось, заинтересованность Скача улучшила настрой Госпожи. Скач постепенно учился читать перепады настроения своей новой хозяйки: практически весь спектр чувств она выражала теми или иными улыбками и ухмылками. И вот такая, чуть игривая, однозначно говорила, что Приор находится в приподнятом расположении духа.
   Они поехали рядом.
   - Это вирусная инфекция, - начала Кагеро, - ну... болезнь, возбуждаемая маленькими существами, которые селятся в мозгу человека и поедают его. Августин Атредат, видный ученый из Энкора, утверждает, что носителями этих вир... эээ, существ, являются девять человек из десяти, но у большинства они спят. С физиологической точки зрения, упырь - не мертвец. Процессы жизнедеятельности в его теле продолжаются, не смотря на то, что протекают совсем не так, как у людей. Скорее, упыря можно определить, как человека с сильными повреждениями центральной нервной системы, в результате которых наступает полная деградация личности. Это болезнь, заболевание. Полное изменение механизма нервной регуляции. Неутолимое чувство голода. Раздражение на свет и ветер, поэтому упыри и выходят ночью, но, против поверья, солнечный свет их не убивает, как раз наоборот - делает очень агрессивными. Упыризм - смертельно опасное заболевание, заболевший человек обречен. Из-за изменений в организме, ткани упыря перестают в нужной степени снабжаться кислородом, и начинается омертвение. Заживо. Сначала, выпадают волосы, потом идет омертвение кожного покрова. На завершающей стадии, распадаются органы зрения, упырь передвигается только на четвереньках и ориентируется по запахам. Кожного покрова уже нет, и именно в этот момент существо начинает максимально полно отвечать понятию "живой труп" - на нем опарыши кишмя кишат, а он бегает. Правда, продолжается это недолго. Обычно, с начала распада тканей до гибели организма, проходит несколько дней, основная же стадия, с момента полной деградации личности и до начала разрушения организма, может занимать месяцы и даже, в некоторых случаях, годы...
   Кагеро сделала паузу и многозначительно посмотрела на унылую физиономии Скача - кажется, Госпожа, наконец, поняла.
   - А попроще?
   - Ох, - тяжело вздохнула Приор, - волчонок, ты грамоте обучен?
   Парень отрицательно мотнул головой.
   - Ясно. Ладно, учиться никогда не поздно, - философски заметила Госпожа, - когда освоишься, почитаешь, трактаты о медицине - там много всего интересного написано. А пока... Об упыре лучше думай не как о ходячем трупе, а как о помеси человека с диким зверем. Он может быть закован в латы и вооружен секачом, но при этом передвигаться на четвереньках и питаться падалью. Рефлексы лучше человеческих, в отличие от всех прочих живых существ, упырь не знает страха, не чувствует боли и вряд ли истечет кровью - по крайней мере, достаточно быстро для того, чтобы не успеть вспороть тебе брюхо. Став упырем, человек увеличивает физическую силу, но далеко не в разы. Упыри живучи, быстры и агрессивны. Но! При движении они используют те же принципы, что и люди, поэтому рассечение сухожилий и перелом опорных костей - достаточно эффективная мера. Руби головы - это их гарантированно останавливает. Колющие удары неэффективны. И еще. Упыри боятся проточной воды - трудно сказать, почему.
   Скач кивнул - информация обнадеживала.
   - А девочка?
   Кагеро усмехнулась в ночь.
   - О ней не беспокойся - она не твоя забота.
   Минуту ехали молча.
   - Она не такая, да?
   - Интересно? - Госпожа улыбнулась, снимая перчатки, - Да, она не такая. Она настоящая. Умертвие. Труп, которому дарована новая жизнь. Причем, думается мне, таких умертвий, как она, мир еще не видел. В этом и интерес, - Скач мог поклясться, что Кагеро опять облизнулась - прямо как там, в лагере Исидора, - беда в том, что, против всех представлений, труп поднять никак невозможно: для того, чтобы человек после смерти вернулся к жизни, его нужно подготовить к этому, еще пока он жив. Некроманты использовали особые снадобья, которые подмешивали в еду и питье, но получить высокоуровневое умертвие, обладающее сознанием и способное на осмысленные действия, таким путем нельзя. Как вариант - сложные ритуалы и убийство путем введения яда. Естественно, для всего этого нужен либо доброволец, либо специальные условия для содержания пленника. Ну, и делается это не за один день. Впрочем, прочтешь - это есть в книгах.
   Скач поморщился: перспектива превращения в книжного червя его не радовала. Это не укрылось от взгляда Госпожи.
   - Зря кривишься, - с легким флером насмешки в голосе, проговорила она, - грамота - великая сила, знающий человек видит мир шире, а лучшего источника знаний, чем хорошая книга, попросту нет.
   Скач предпочел смолчать.
   - Уникальность и, одновременно, опасность этого случая в том, что здесь мы имеем дело с заразной формой упыризма. Заболевание, которым болеет, примерно, один человек на сто тысяч, здесь распространилось с запредельной скоростью. Но и это не все. Обычно упыри - твари-одиночки, старающиеся держаться подальше от людей и нападающие лишь от большого голода. Чтобы такой ввалился в дом... не знаю, что нужно сделать. А тут мы имеем не просто массовость, но и необычайную агрессивность, помноженную на выдающуюся организацию. У этих неупокоенных есть даже прообраз иерархии. А во главе - Люсиль, их новоявленная королева. То есть, она манипулятор, контролирующий все это войско нежити, и, если мои разведданные верны, ее ликвидация положит творящемуся здесь кошмару конец.
   - А ежели игемон обшибся? - подал голос идущий рядом с конем Кагеро Ивар, - Так по одному их рубить и станем?
   - Подпалим город, - пожала плечами Госпожа, - и добьем тех, кто попробует вырваться. Но, думаю, до этого не дойдет.
   - Госпожа, - Ивар, похоже, перспективой задержаться в Двиновьем Граде сверх срока если и был недоволен, то скрывал сие с величайшей тщательностью, - это здраве, но вы без бою-то прорываться решили, а как - молчите. Что-то не уразумею никак...
   - Ивар, - Кагеро улыбнулась какой-то зловещей улыбкой; на секунду, Скачу стало не по себе, - поверь в чудо!
   И подняв голову, Госпожа посмотрела на пронзительные осенние звезды, мерцающие в недостижимой высоте пустого неба. Скач проследил за ее взглядом - красиво. Небо очистилось - впервые за последние две недели, словно самим звездам было интересно намечающееся кровопролитие. В обводном канале шелестела о берег вода, и лишь этот звук нарушал тишину. На какой-то краткий миг, Скач уловил краем уха еще какие-то звуки - не то крики, не то стук камней о берег. Прислушался. Нет, никто не крался в темноте, никто не преследовал их маленький отряд.
   - Сейчас, - констатировал тихий голос Кагеро.
   За спиною полыхнуло, озарило ночь грибовидным столбом огня, вырывая из темноты силуэты крепостных стен и остроконечных городских крыш. Спустя пару секунд, земля под ногами вздрогнула - Ивар аж присел. Огонь погас, снова окрест распростерлась непроницаемая тьма. Впрочем, видимо, не один Скач неплохо видел при свете звезд - судя по всему, ни Ивару, ни Кагеро темнота не мешала.
   - Эт чего? - почему-то держась за голову, поинтересовался Ивар, - Дани никак?
   - Обещанное чудо, - чуть улыбнувшись уголками рта, отозвалась Кагеро, - Хайнерикс.
   - Никак с пушки шмальнул?
   - Нет.
   Ивар изобразил столь красочное изумление, что Скач не удержался и хохотнул в кулак - хорошо, инквизитор не заметил.
   - Он чего, - гигант явно чего-то не понимал, - с пистоля так бахнул?
   - А ты думал, он мне деревянной бутафорией угрожал? - Кагеро едва заметно ухмыльнулась, - Не нужно его недооценивать. Это взрывающаяся картечь - он же один из нас. И не самый последний, заметь. Ну, пришел сюда стрелять - пусть стреляет. Благо, есть, в кого.
   Снова двинулись в путь. Не проехали и ста шагов - земля опять вздрогнула, но яркой вспышки, как в первый раз, не было.
   - А вот это - фальконет, - ни к кому особо не обращаясь, констатировала Кагеро.
   - Выходит, вы их сразу ж в оборот-то взяли, али как? - Ивар почесал затылок.
   - Конечно, - будничным голосом отозвалась Приор, - Исидор - неплохой солдат и полевой командир, но в том, что касается тактики, он дальше собственного меча видеть не желает. Он знает: я права, но его понимание действительности вошло в конфликт с реальностью. Я предполагала, что он не захочет просто уйти, и потому заранее отвела ему место в нашем плане. Хотел сражаться с нечистью? Пусть сражается. Дани сконструировала там астральный щит, да еще составила фрактал - не зачерпнула, но открыла сосуд...
   Скач сказанного не понял, зато, видимо, понял Ивар - из темноты раздалось ехидное хихиканье.
   - А они это, - Ивар вдруг стал серьезен, - удержаться-то?
   Кагеро пожала плечами - в этом движении сквозила какая-то беспечность.
   - Там Дани и Хайнерикс - считай, десятитысячная армия у Исидора есть. До полуночи пусть развлекаются, а дальше мы свою партию сыграем.
   Ивар кивнул.
   Выехали на перепутье - грунтовая дорога вдоль канала упиралась в уже знакомую булыжную мостовую, идущую прямо к городу. По правую руку, топорщился во тьме разрушенный мост.
   - Так, - Кагеро потерла замерзающие ладони, однако перчаток почему-то не надевала, - волчонок, запоминай: идем галопом до третьего перекрестка, там поворачиваем налево и продолжаем в гору, пока не выйдем к решетчатой ограде - за ней наша цель. Что бы ни случилось, не останавливаться, в драку не вступать. Ивар, прикрываешь нас, инструкция, в целом, та же. Тебе придется отвлекать их, когда Люсиль поймет, что бойня на мосту - лишь для отвода глаз. Как только я обезглавлю нашу девочку, все закончится.
   Ни Скач, ни Ивар не проронили, ни слова - инструкция была исчерпывающей.
   Они стояли на перепутье и чего-то ждали. Кагеро сидела, сбросив капюшон и глядя во тьму, на мертвый город, столицу смерти, и что-то зловещее виделось в ее непроницаемом спокойствии. Скач украдкой наблюдал за ней - горделивая осанка, благородные линии скул, очень правильная линия носа... В какой-то момент, молодой мечник поймал себя на мысли, что пытается представить себе глаза Госпожи, и сам смутился этой мысли. Что за бредни? Его ждала битва, возможно - главная в жизни, а он тупо пялился на сумасбродную аристократку, решившуюся в одиночку штурмовать наводненный живыми мертвецами город, и мечтал о ее глазах. Идиот, сосредоточься! И все-таки...
   - Пора.
   Одно единственное слово, произнесенное тихим голосом, почти шепотом, но именно оно прозвучало командой начинающемуся рейду через столицу смерти. Оба всадника и пеший инквизитор сорвались со своих мест, бросаясь к разрушенному мосту. Праулеры стремительно вошли в галоп, подлетели к разрушенной кромке моста, в уголке сознания вспыхнул секундный страх, но черные кони уже прыгнули, поглощаемые тьмой. Скач ощутил парение, ощутил пустоту, ощутил журчащую тьму где-то под ногами, и показалось на мгновение, что они проваливаются в ад. Но страх исчез, оставив по себе только звенящую пустоту, что случается лишь в секунды перед боем: молодой убийца был готов.
   Шипованные подковы боевых коней ударили в камни мостовой, высекая искры; точно тени, метнулись всадники через нелепый зев городских врат, и вступили на территорию смерти. Громобой копыт по дороге метнулся в стороны, разлетелся над окрестностями, над пустыми улицами, над остроконечными крышами, над площадями и закоулками. И тогда Скач услышал. Услышал, как скребутся в подвалах и ямах, ворочаются в канавах и подворотнях невидимые глазу существа. Спиною почувствовал их взгляды, ощутил рецепторами кожи их ненависть, проник на мгновение во всю бездну их неуемного голода... Но отбросил все мысли.
   Он не боялся. Совершенно.
   Ивар несся по верхам - краем глаза, Скач замечал его высокий силуэт на фоне звезд и укрывшего крыши снега. То справа, то слева. Как этот человек поспевал за галопирующими праулерами - ведь те были быстрее даже скаковых лошадей! - и умудрялся перепрыгивать с одной крыши на другую? Ответ был прост и очевиден, и Скач уже не отрицал его. Ну и пусть - не все ли равно? Не все ли равно тебе, сыну мертвой матери, обрученному со смертью? Не все ли равно тому, кто уже родился мертвым? Кто родился, чтобы нести смерть и несчастья людям? Что ты еще можешь, чему научился, прожив пятнадцать лет, кроме как махать мечом и убивать, убивать, убивать? Имеет ли значение, кто твои враги и союзники - крестьяне, кочевники, императоры или чудовища? Если тебе платят - да какая разница? Будь твоим противником хоть ад, хоть рай - ничего не изменится, выбор так и останется одним: победи или умри.
   Третьего не дано.
   Они достигли круглой площади с заледеневшим фонтаном в форме русалки, Кагеро, идущая на полкорпуса впереди, резко завернула влево и, не сбавляя аллюра, пошла в гору. Скач не отставал. Улица сузилась, праулеры чуть сбавили темп, борясь с уклоном, но все равно шли ходко.
   Недостаточно.
   Чувство, возникшее на въезде в город, вернулось внезапно. Не страх, нет... Привычное ощущение, что испытываешь, попадая в западню, когда меж твоих лопаток целит опытный лучник, которого ты не видишь. И в то же время - что-то иное, необычное. Скач чувствовал. Чувствовал злобу и ненависть - беспричинные, бессмысленные, но лютые и непреклонные. Бросил взгляд в сторону и увидел, как несутся, настигая, зловещие тени по конькам крыш, как перепрыгивают с дома на дом, услышал, как шуршат их невнятные голоса, произнося никому неведомые слова...
   Зло шло по пятам, не давая ни секунды передышки. Они разгадали маневр Кагеро, и теперь преследовали двух всадников, подкрадываясь все ближе и ближе. Что случилось с Иваром, молодой мечник даже думать не хотел.
   Дома кончились внезапно, улица оборвалась огромным заснеженным пустырем на плоской вершине холма, праулеры разом пошли быстрее. Откуда-то из-за спины донесся нечеловеческий, леденящий душу вой, но Скач почти не обратил на это внимания, подгоняя скакуна - впереди, высилось на фоне звезд колоссальное здание, пронзавшее ночные небеса островерхими шпилями. Молодой южанин никогда не видел ничего подобного, но времени любоваться не было - совсем рядом, у самых копыт, шелестели снежным настом тысячи ног. Скач не оглядывался, лишь летел вперед сквозь морозную звездную ночь, вослед своей невероятной Госпоже. И вот - железная изгородь, покосившиеся ворота, обнаженные, сверкающие в темноте замерзшими, запорошенными ветвями деревья. Оба всадника влетели в ворота, резко осаждая праулеров. Скач обернулся и увидел...
   Черная тень прыгнула вперед, к двум богохульникам, осквернившим святые стены мертвого города, но на излете, прямо наперерез ей метнулась другая. Раздался пронзительный визг и хруст, какой могут издавать лишь перемалываемые кости. Скач пригляделся и обомлел.
   Фантасмагорическое зрелище. Заснеженную вершину холма, возвышающегося над всем городом, заполняли люди. Хотя, было ли что-то человеческое в этих существах? Низкие, остекленевшие взгляды, согнутые спины, низко опущенные руки. Стражники в кирасах и шлемах, с алебардами в руках; богатые дамы в лоскутах того, что было некогда роскошными платьями или ночными пеньюарами; мужчины, старики, дети. Нищие в обносках и духовники в изодранных сутанах. И злоба, злоба, злоба...
   И против бесчисленного воинства - одно единственное чудовище. Не человек, нет. Огромная фигура Ивара возвышалась напротив ненавидящих взоров неупокоенных, и дышала злобой - безудержной злобой существа, рожденного убивать. Это уже не был простоватый темноволосый верзила, то была сама тьма, материализовавшаяся в один момент против скверны города смерти. Тело того, что было когда-то Иваром, покрывала густая черная шерсть, вместо правой руки, щерила клыки страшная черная тварь. Внезапно, инквизитор раскинул руки, откинулся назад и в воздухе раздался ужасающий, переворачивающий душу вой, вырывающийся из чудовищной звериной пасти, выросшей на месте живота того, кто еще минуты назад шел рядом с его, Скача, конем.
   Чудовище. Чудовище...
   Кагеро спешилась, вышла вперед и что-то начертала пальцем в воздухе - на мгновение, вспыхнула огнем сложная диаграмма и тут же погасла.
   - Теперь нам никто не помешает, - точно мысля вслух, проговорила Госпожа, - пойдем, - бросила она спрыгнувшему с праулера мечнику, - когда Ивар сражается в полную силу, рядом лучше не стоять...
   - Кто вы... на самом деле?
   Как и ожидалось, Кагеро ухмыльнулась в ответ:
   - Очень своевременный вопрос...
   И добавила со странным чувством в голосе:
   - Мы те, кто мы есть.
   Скач постарался не оглядываться, идя по направлению к гигантскому строению. За спиной раздавались хрипы, рев, скрежет, удары, металлический грохот - звуки схватки; похоже, один-единственный инквизитор пока что вполне управлялся с толпой упырей.
   Строение, венчавшее главную вершину Двиновьего Града, производило угнетающее впечатление - десятки остроконечных башен, точно выраставших одна из другой, темный камень кладки, узкие и высокие окна, напоминающие бойницы. Вход с высоким крыльцом и навесом, увенчанным тонким шпилем с распростершим крылья голубем.
   - Это что, храм? - Скач не верил своим глазам.
   - Да, - отозвалась Кагеро, - храм Единого. За что люблю всякую нежить? Безумно набожные ребята! - она усмехнулась, - Предпочитают селиться на так называемой "святой земле" - не пойми, почему...
   Они поднялись по ступеням и отворили массивную, окованную металлом дверь. В лицо пахнуло замогильным холодом - с ним не мог сравниться даже крепчающий ближе к полуночи мороз. Скач положил руку на рукоять меча: он чувствовал, что время пришло...
  

* * *

   Все-таки, курить в процессе у Хайнерикса не получалось.
   Перешедший в боевой режим организм отказывался делать затяжки и дышать дымом, непроизвольно, сам собою, выравнивая дыхание и обостряя чувства. И это очень раздражало - гораздо больше, чем прущие бесконечным потоком упыри весьма интересной природы. Впрочем, к увлеченным исследователям всякой живности, Хайнерикс себя не относил, его занимала лишь драка, а в природах и свойствах пусть копаются толстолобики, вроде Исидора.
   И все-таки, как раздражает! Хайнерикс давно и прочно пристрастился к курению, однако набивание и раскуривание трубки - целый ритуал! - его скорее бесило, нежели приносило какое-либо удовольствие. Спасение было найдено, когда из Восточного Энкора стали завозить тамошнее изобретение - скрученные в небольшие трубочки листья табака, которые можно было курить прямо так, без предварительной подготовки - достаточно просто откусить кончик. Стоило это удовольствие баснословных денег, но устоять было невозможно.
   Проклятье! Дайте затянуться, треклятые уроды!
   На единственном уцелевшем мосту Двиновьего Града царила бесподобная резня. Упыри местные и впрямь оказались редкостными душками: построившись в каре, те, кто еще несколько дней назад был городской стражей, выставили вперед пики и ринулись в атаку, соблюдая построение. Грамотный ход - даже стреляя мешками мушкетных пуль из фальконета, экзорцисты не сумели бы остановить такую волну. Но, на беду, путь элитной нежити преградил Хайнерикс. Сделав последнюю нормальную затяжку, он вежливо попросил идущих в атаку прокатиться в ад, после чего, ничтоже сумятише, упаковал сотню упырей по означенному адресу.
   Установленный с помощью сложной мандалы фрактал сработал, высвободив в мелкой картечи, которой был снаряжен пистоль, темную материю Йесод, превратившую кусочки металла в жидкий газ. Эффект превзошел все ожидания - взметнувшееся пламя смело все в радиусе тридцати шагов, включая основу основ войска нежити. Дальше Хайнерикс хотел затянуться, воспользовавшись паузой, но ему помешали - не ограничившись лобовой атакой, упыри полезли со стен.
   И все смешалось. Первого же урода, прыгнувшего прямо на голову с топором, Хайнерикс уцепил за башку и швырнул в реку. Второй промахнулся, ударив алебардой в камни моста: снова поднять оружие ему не дали - удар закованной в металл рукоятью пистоля снес неупокоенному полчерепа.
   Раздражение росло пропорционально накалу битвы, упыри сыпались на голову, как перезревшие фрукты, экзорцисты в разнобой палили из своих мушкетов. Нарезные стволы и продолговатые пули оказались эффективнее стрел и арбалетных болтов, но все равно не могли остановить такой напор - за всех отдувался Хайнерикс. Бахнул фальконет - ядро просвистело где-то над ухом, ударило в портальную башню, осыпая кладку. Исидор орал, чтобы тащили картечь, трескотня мушкетов не прекращалась. А Хайнерикс жалел, что не может затянуться.
   Время доставать шпагу, еще не пришло: парный бой с кинжалом занимал руки и делал невозможным активацию мандалы или стрельбу из пистолета. В правой кобуре болтался заряженный двумя продолговатыми пулями бок-пистоль, но применять его абы, куда, не хотелось. Приходилось молотить тяжелой рукоятью со стальным противовесом. Получалось неплохо, но времени на затяжку не оставалось совсем.
   Упыри шли в атаку, как и полагается нежити - не считаясь с потерями. Сыпались на голову, как горох из порванного мешка, основная волна, перегруппировавшись, возобновила лобовую атаку. Скверно. Времени, чтобы заглянуть в книгу с хранящимися там шаблонами мандал, уже не оставалось, а стрелять простыми пулями в такую толпу - что плевать против ветра. Спасение пришло неожиданно.
   Хайнерикс раскидывал врагов пинками и дубасил своим импровизированным оружием, когда сверху прыгнули сразу четверо упырей. В сознании еще успело вспыхнуть: "вот дрянь!", но достигнуть цели мертвяки не успели - лопнули, как бурдюки с кровью, забрызгивая Хайнериксу сапоги. В воздухе мелькнули голубые линии и исчезли. Хайнерикс пинком отбросил от себя очередного упыря, выхватил пистоль и всадил нежити пулю точно между глаз. Скверно выругавшись про себя, глянул за заляпанную обувь, штаны и подол плаща, снова повторил ругательство, но уже вслух. Одним ударом рукояти свалил очередного упыря и лишь тогда обернулся.
   Она стояла, окруженная вихрем голубых лент, сформированных уникурсальным шрифтом каналов искаженных Сфирот. Десяток тонких нематериальных змей обвивались вокруг запястий, тянулись прочь, кружили вокруг хрупкой девичьей фигуры безумным вихрем деструктивной мощи. Ничто из ничего, нематериальное зло из другого мира. Хайнерикс от удивления даже сигариллу выронил.
   - Уруми из материи Клипот, - самому ему в сказанное верилось с трудом, - девочка, да ты кто такая?
   Девочка не ответила. Кивнула едва заметно в сторону, но Хайнерикс все понял мгновенно - метнулся вбок, подставляя несущуюся вперед лавину смерти под удар зеленоглазой бестии. И она ударила. Тонкие ленты метнулись вперед, кнутом полоснув по доспехам, телам, оружию и камням, сметая все на своем пути. Лавина упырей хлынула на камни моста потоком дурно пахнущей крови и фрагментами тел, а зловещие светящиеся змеи изогнулись на мгновение, и снова ударили вперед, разрывая тела мертвецов на части.
   Так вот, кого ты держишь в своей свите, Приор Кагеро! Кем бы ни была эта девочка, она - не простой каббалист. Открыть канал без диаграммы и ориентации, без символьного образа, без конструирования мандалы, безо всякой привязки к материальному миру, лишь силой мысли ... Как ты это делаешь, юная зеленоглазая смерть? Ты знаешь наизусть все тома Черной Библиотеки? Или они тебе попросту не нужны? Хайнерикс засмеялся собственным мыслям. Ну, конечно! Ты черпаешь, черпаешь напрямую из сосудов, берешь мощь из самой скорлупы, берешь сам Хаос и приводишь его в этот мир! Но как?
   Никто из тех, кого знал Хайнерикс, на такое способен не был. Человек вообще, в принципе, не может этому научиться - против распространенного в узких кругах посвященных заблуждения, мандалы создавались не только и не столько с целью привязать мощь материи искаженных Сфирот к упорядоченному миру, сколько с целью банально защитить того, кто к ней апеллировал. Заглянуть в сосуд значило лишить себя разума. А эта девочка не напрягалась, не погружалась в транс, не исходила потом и дрожью, как он сам, Хайнерикс, когда учил основы темного искусства. Она просто стояла на мосту и дирижировала симфонией смерти, а созданные из самого Хаоса ленты-щупальца, и впрямь напоминающие гипертрофированные мечи-уруми, секли, резали и кромсали.
   Хайнерикс этой ведьмочке откровенно завидовал.
   Зрелище завораживало. Подчиняющиеся воле зеленоглазой убийцы, щупальца хаоса метались в ночи, разбрызгивая кровь и разбрасывая фрагменты тел. Красота! Так бы стоял и смотрел. Вздохнув, Хайнерикс поискал свою сигарллу. Нашел, поднял - затухла и промокла. Серебряный с четвертью за штуку! С сожалением, выбросил в темноту - пора отрабатывать то, что утром придется стребовать с Исидора за сохранение целостности его организма. Над головой снова грохнула пушка - на сей раз ее зарядили картечью, слегка проредив строй упырей. Нет, с зеленоглазой ведьмочкой не сравнится - ни по эффективности, ни по зрелищности действа.
   Вынув книгу, Хайнерикс быстро отыскал нужную мандалу, активировал, перебросил в правую руку пистоль с последней пулей, вскинул оружие и выстрелил. Пуля прошла сквозь ночь, вспоров тьму невероятной спиралью скрученного воздуха, и пробив все, что встало у нее на пути - добрую сотню упырей. Отбросив с сожалением бесполезный далее огнестрел, Хайнерикс рванул из ножен хаудеген и дагу, бросив своей полночной союзнице:
   - Держу короткую дистанцию!
   Девочка - умница - сразу же поняла, переключив внимание на тех, кто рвался через покосившиеся ворота. Прыгающих со стен и башен встречал Хайнерикс.
  

* * *

   Постояв полминуты на пороге, Скач дал глазам адаптироваться к непроницаемой тьме священных покоев. Пришло время - время главной в его жизни битвы. Все что умел, все, чему научился за годы войн и кровопролитий, все то, что смог впитать в себя на заваленных трупами полях сражений - все это проверялось здесь. Твой главный экзамен, волчонок Скач: ты не имеешь права на ошибку. С этими мыслями, молодой мечник шагнул во тьму вослед своей Госпоже.
   По левую руку, тянулась оштукатуренная стена, по правую - ряды колонн. Тьма клубилась в огромной вытянутой зале, зажатой меж рядами колоннады, в отдалении, над амвоном, торчали аналой с алтарем, а за ними, на высоком, в два человеческих роста постаменте, возвышалась статуя человека с сияющей звездою над головой.
   Внушительный храм, когда-то - светоч человеческой веры. Ныне - храм смерти.
   На лучах звезды висели обглоданные трупы. Мраморный пол хрустел под ногами замерзшей кровью, под высоким куполом, от центра залы до самого алтаря, высилась уродливая куча того, что еще несколько дней назад горевало и смеялось, бегало и ругалось, торговало, служило, считало гроши и транжирило золото. Узкие витражи не пропускали в царство смерти звездный свет, но Скач хорошо видел во тьме фрагменты сотен, тысяч не погребенных тел, оставленных посреди чужого храма, как насмешка над человеческим родом, как надругательство и презрение к нему.
   Славное место для драки.
   - Трупы, - скучающим голосом констатировала Кагеро где-то совсем близко, за самым плечом, - просто куча недоеденных трупов... как это банально!
   Размытая впотьмах фигура метнулась вперед, прыгнула на добрые десять шагов, потом резко в сторону, на колонну и - прямо на Скача. На мгновение, во тьме мелькнуло перекошенное, озверевшее лицо в стальном остроконечном шлеме, меч садората скользнул из ножен - легко, точно сам собой - и резанул сквозь мрак. Упала с металлическим грохотом алебарда, а бывший охранник пролетел мимо, проехал по полу, оставляя свежий кровавый след, и ударился о створку двери. Но тут же вскочил, рванулся вперед из какого-то звериного подсада, целя пальцами в горло. Скач понял, что не успеет, понял, что это конец - но в последнюю секунду упыря отбросило вбок, и он обмяк.
   ...Кагеро стояла, выпрямившись во весь рост, одной рукой вдавливая череп противника в стену. Штукатурка в месте удара ссыпалась, пострадала даже кирпичная кладка. Из деформированного, ставшего почти плоским шлема вытекало содержимое головы упыря. Скач судорожно сглотнул.
   - Они не люди! - в тихом голосе Госпожи звучало раздражение, - Они не умрут так просто. Руби головы!
   Она опустила руку. Мертвый упырь сполз на пол.
   И что-то внутри Скача перевернулось. Колыхнулась в душе ярость, скрипнули стиснутые зубы. Он затылком почувствовал угрозу, резко обернулся, ударив горизонтально - даже не посмотрел на разрубленного пополам упыря, бросаясь вперед. Четыре нелюди в парадных мундирах с длинными алебардами ринулись навстречу с нечеловеческой скоростью. Скач прыгнул, наступил ногой на промахнувшееся лезвие, оттолкнулся, обрушился на врагов, ударяя пятками в грудь упыря и опрокидывая того на землю. Резким отножным слева, срезал пол черепа не успевшему обернуться стражу, тут же обезглавливая придавленного к земле. Оставшиеся двое бросили неудобные алебарды и по-звериному, на четвереньках, кинулись на врага. Первого Скач обезглавил на излете, от второго увернулся за колонной, упырь поскользнулся на крови товарищей и проехал дальше вдоль стены, Скач метнулся следом, сделал подкат и, проехав на крестце мимо, одним ударом обезножил противника. Упырь перекатился по полу и попытался быстро вскочить, но это ему не удалось. Скач доехал до колонны и, оттолкнувшись ногами, на подлете вонзил лезвие прямо в пасть нежити, тут же резким ударом перед гардой вверх разрывая врагу череп.
   Не такие они и крепкие...
   Парень поднялся с пола, огляделся. Пятеро минус. Только сейчас заметил, что ткань камзола на левом плече разорвана и набрякла кровью - когда только успел? Сплюнув с досады, мечник осторожно выглянул в залу.
   Они сжимали кольцо. Не меньше полутора дюжин упырей-стражников, кое-кто - в кирасах, с алебардами и ланскнеттами на древках. И впереди - один, в дорогих одеждах дворянина, с длинными нечесаными волосами, скрывающими лицо, низко опущенными руками, сжимающими шпагу и парный кинжал. У них есть прообраз иерархии - так сказала Кагеро. Значит это - их командир. Ну, что ж...
   Они ринулись в атаку все сразу, скопом и это сработало на руку Скачу. Он сделал шаг назад - расстояние от колоннады до стен было слишком маленьким, чтобы позволить эффективно использовать алебарды. Но первым к мечнику подскочил бывший дворянин. Скач сделал красивый финт, одновременно отбрасывая оба оружия своего врага в сторону и тут же - толчок плечом, сбивая упыря с ног. Силушка-то в вас немереная, но весу - как при жизни, вот и катайся! Дворянин рухнул наземь, перевернулся через себя и замер в звериной стойке. И только сейчас Скач увидел его лицо - вернее, кровавую маску на передней стороне почти голого черепа. Ни глаз, ни носа; нет кожи, а мышцы свисают клочьями, точно плоть рвали дикие псы. В голове вспыхнула догадка, но размышлять времени не было.
   Упыри налетели, как цунами. Скач увернулся за колонну, уходя от удара ланскнетт, ухватил ближайшее оружие за древко, дернул на себя, тут же отножным подплужным отсекая упырю обе руки. Изящный свиль от рубящего удара другого противника, подсад с выбросом руки в пах, резкий оборот, засечным в шею. Отсеченная голова еще не успела стукнуться об пол, а Скач уже успел ухватиться за второе древко, ударить, перерубая под острым углом, резко вперед и цубой от плеча - в пасть. Упырь отступил на шаг, Скач ударил засечным назад - как раз вовремя, чтобы предотвратить укол в спину, новый оборот с финтом - и один упырь валится с рассеченным черепом, второй теряет голову. Завершив комбинацию, молодой мечник отпрыгнул назад, стараясь не попасть в окружение.
   Четыре минус. Трое уже никогда не встанут, один без рук, ползает в луже собственной крови, рычит, как зверь, пытается встать. Осталось с дюжину. И дворянин с обглоданным лицом.
   Вторая волна пошла с двух сторон, зажимая Скача в клещи. Проклятье! Эти упыри слишком сообразительные для трупов! Понимая, что его пытаются взять в кольцо, мечник кинулся вперед, намереваясь снова прорваться за колоннаду, однако наперерез ему рванулся обглоданный. Скач на бегу прыгнул, разворачиваясь в воздухе и рубя от плеча с оборота, однако меч ударился о металл. Не способный справиться со своей инерцией, Скач навалился тяжестью на собственный клинок, тут же почувствовав железные тиски на плече.
   Его швырнули по дуге спиною об пол так, что ребра затрещали. Но парень не выпустил меча и не потерял сознания, успев неуловимым движением отбросить острие шпаги от собственной груди. Клинок ударил под ключицу, Скач сжал зубами собственную боль, изогнулся и пнул противника носком сапога прямо в оглоданную рожу. Получив мгновенную передышку, мечник буквально взлетел с пола, отпрыгивая максимально далеко и принимая боевую стойку.
   Проклятье. Боли он почти не ощущал, но в правой руке появилась нездоровая тяжесть. Придется менять правила игры.
   Безликий упырь издал какой-то утробный звук, поднял оброненную дагу и принял подобие боевой стойки. Скач зло сплюнул кровью на замаранный святой пол - при жизни этот дворянин был первоклассным фехтовальщиком, а после смерти стал командиром орд нечисти. Смешно.
   - Осторожно, - раздался, точно отовсюду, голос Кагеро, - ты же видишь, он - первый парень на деревне... во всех отношениях.
   Скач зло выругался про себя. Проку от Приора не было, с начала схватки она вообще не показывалась на глаза. Скач даже не знал, где она - не было времени выяснять. А тот факт, что его предположение подтвердилось, лишь подлил масла в огонь.
   - Гребаный княжич! - прошипел он сквозь зубы.
   Они сошлись.
   Две разные техники боя, две разные школы фехтования, два разных организма. Обглоданный колол и рубил, орудуя кинжалом и шпагой с одинаковой скоростью и огромной силой. Скач парировал три атаки, резко свильнул в сторону и попытался достать противника, но длины меча не хватило. Тут же отпрыгнул назад, но княжич налетел, как штормовая волна, финтуя умопомрачительную схему. Скач отпарировал два удара, увернулся, сделал подсад и постарался воспользоваться выброшенной слишком далеко рукой противника, но натолкнулся на удар локтем. Перед глазами вспыхнули разноцветные звезды, мир поплыл прочь. Занесенный над головой клинок, Скач не увидел - почувствовал. Рубанув из приседа, отшвырнул лезвие шпаги прочь и тут же ударил кулаком в обглоданную рожу. Слишком слабо - ответный удар, нанесенный тыльной стороной ладони, отшвырнул Скача и протащил по окровавленному полу через половину залы.
   Охренеть! Точно лошадь лягнула. Скач прибавил к собственным мыслям несколько емких армейских ругательств и поднялся. Голова шла кругом, правая половина лица саднила нещадно, глаз начинал заплывать. Мать твою, княжич, крепкий, сукин сын! Не похож на других уродов, знает в битве толк...
   Упыри толпились вдоль колонн - Скач мог поклясться, что их стало больше. Пара дюжин, не меньше - но никто не нападал. Стояли, топтались, бубнили что-то себе под нос. Выжидали. Давали простор своему предводителю, обезличенному княжичу. Как тебя звать-то, мешок с требухой?
   - Лукас Павел Арканис Третий, - точно отзываясь на мысли мечника, произнесла Кагеро; Скач вскинул голову - она сидела наверху, на узком каменном карнизе над капителями, опоясывавшем залу на высоте добрых тридцати локтей от пола. Проклятье, как она туда забралась?
   - Бывший наследник вольного края Двиновьей волости. Насильник и убийца, но весьма выдающийся фехтовальщик, - Скач уже не смотрел на Госпожу, исподлобья взирая на медленно, но неотвратимо приближающегося объедка, - тебе бросили вызов, волчонок. Так убей его!
   И добавила, наверняка сдобрив слова одной из своих ухмылочек:
   - Это приказ...
   Скач перешел в атаку, когда их с противником разделяло лишь три шага. Сымитировал отножной справа, резко свильнул в сторону, отпрыгнул от нечеловечески быстрой контратаки и провел изящный финт. Княжич успел отскочить, но дорогой парчовый камзол на груди рассекла четкая линии разреза. Лукас Павел Арканис снова прыгнул, но в этот раз он гораздо больше напоминал простого упыря - Скач легко свильнул, резко уходя в подсад и цепляя противника плечом. Слишком увлекся - сбитый в полете обглоданный успел махнуть шпагой. Левую лопатку рассекла резкая боль, тут же разливаясь по спине липким теплом. Времени, оценивать характер раны, не было - княжич снова бросился вперед, но на этот раз атаковал из подсада, целя в живот. Скач успел отбросить шпагу и, с полуоборота, ударить локтем в изуродованную рожу упыря. Тут же попытался сделать бросок, пользуя инерцию и массу тела противника, но тупая, ослепляющая боль вспыхнула в левом бедре. Перевернувшись на полу, обглоданный швырнул Скача через себя; меч садората гулко ударился о мраморный пол, упырь ловко подскочил на месте, намереваясь взгромоздиться на поверженного противника, но тот с неуловимой и неожиданной скоростью умудрился развернуться на крестце и пнуть упыря в рожу. Княжич на секунду замешкал, и этого оказалось достаточно - Скач вырвал из бедра вражескую дагу и, сделав мгновенный перехват, метнул, попав точно в висок.
   Княжич обмяк, уронил шпагу, взмахнул лапищами, повалился набок. Скач вскочил и, не обращая внимания на занемевшее бедро, рванулся, подхватил меч, рубанул низким отножным. Изуродованная голова Лукаса Павла Арканиса Третьего пролетела по дуге пару шагов и покатилась под ноги воинству умертвий.
   Скач опустился на колено, тяжело опираясь на меч. Проклятье! Многовато вас, уроды, с такой раной придется повозиться. Ладно, давай, нападай!
   Но между ринувшимся в атаку воинством нежити и озверевшим от боли Скачем возникла высокая фигура Кагеро. Ухватив парня за плечо, она одним движением руки отшвырнула его к стене - и силы в этом непринужденном броске было больше, чем во всех атаках окончательно подохшего княжича. Скач, прокатавший задом половину залы, затормозил о широкий мраморный плинтус, во все глаза наблюдая за схваткой Госпожи с двумя дюжинами упырей.
   Она даже не пошевелилась, когда в нее ткнули острием алебарды - сделала изящный скрут, взмахнула рукой, и обезглавленный труп рухнул на пол залы. Скач подавился воздухом, забыв о кровотечении и боли: Приор Кагеро снесла упырю голову одним движением руки! Второй целил в грудь - снова скрут телом, снова уход от удара, толчок рукой... Красивые длинные пальцы вошли в грудь мертвеца, точно вовсе не встретив сопротивления. Одно движение - и разрубленный напополам труп валится на пол, а Кагеро делает шаг навстречу врагам и начинает танец...
   Она танцевала. Не фехтовала, не стреляла, не читала заклинания - танцевала. Кружилась среди вихря смертоносной стали и немертвой плоти, делала изящные взмахи, поклоны, реверансы, а враги падали, сраженные наповал совсем не красотой, но смертоносностью действа. Вот Приор делает движение рукой, самые кончики вытянутых пальцев пересекают горло упыря - и тот валится с головой, болтающейся на клочке кожи. Вот она перехватывает лезвие алебарды, ломает древко и изящным, грациозным движением рукотворного топора вспарывает бывшего владельца оружия от паха до подбородка. Вот - организует себе еще один такой же топор и принимается жонглировать оружием с непринужденностью и легкостью многоопытного артиста, а трупы падают, падают и падают вокруг, не имея возможности даже приблизиться к безудержному танцору смерти.
   Зачем ей Скач? Для чего этой машине смерти может понадобиться мечник-самоучка из суровых степей Касираса? Да она стоит тысячи таких, как он, в сравнении с этим, его скорость и техника - просто игры ребенка с деревянным мечом! Смертоносное оружие в облике молодой женщины: она убивает играючи, совершенно не напрягаясь - рубит, режет, кромсает и... улыбается.
   Все было кончено очень быстро. Пара минут - и в центре залы стояла лишь Кагеро с окровавленными топорами в руках, а вокруг, разбросанные в беспорядке, валялись две дюжины искромсанных до неузнаваемости тел, дополняя картину давешнего пиршества упырей. Постояв секунду и подождав добавки, Госпожа отбросила от себя оба импровизированных оружия и посмотрела на запястье: на манжету попала кровь. Поскребла пальцем, вздохнула тяжело - так плохо отстирывается!
   - Эй, упырица, - насмешка в голосе Кагеро чувствовалась на подсознательном уровне: от такой интонации любой мог полезть в бутылку, - долго я еще буду играться с твоими никчемными марионетками? Выползай, давай, хочу пощупать тебя своими грязными ручками...
   Она появилась из ниоткуда. Вот еще секунду назад, над амвоном никого не было - и, глядь: уже стоит невысокая детская фигурка. Скач, кое-как перетянувший рану на бедре оторванным рукавом камзола, присмотрелся - сомнений быть не могло. Окутанная тьмой, держась ручкой за слишком высокий аналой, стояла маленькая девочка в обрывках платьица и винтажных полусапожках на аккуратном каблучке. Чернявенькая, худенькая. Стояла и смотрела - просто ребенок. Разве что личико ее у лба было перепачкано чем-то, да рассмотреть издали Скач не мог.
   - Так вот, ты какая, - Скач чувствовал, что стоящая к нему спиной Кагеро улыбается, - Люсиль, дочь сапожника, бич рода человеческого. В твои глазки глядя - прямо такой эпитет и напрашивается. Кара небесная, ну, никак не меньше!
   Скач представил себе омерзительную ухмылку Госпожи и сам ухмыльнулся почти так же - именно сейчас, он понимал и разделял ее чувства.
   - А по мне - так просто кусок мертвечины, - констатировала Кагеро.
   Люсиль исчезла и появилась вновь - лишь в дюжине шагов от Скача, у правой колоннады. Кагеро даже не вздрогнула. Через секунду, упырица была уже слева, а еще через мгновение - за спиной Приора.
   - Ловко, - констатировала Кагеро, неуловимым движением перехватывая смертоносный удар.
   Упырица взревела, как разъяренный медведь, но Госпожа с легкостью отбросила ее прочь. Люсиль затормозила об пол, вскинула голову, и воздух пронзил чудовищный, испепеляющий сознание вопль. Скач схватился за голову, стараясь унять неистовую боль, захлестнувшую разум, но судорога свела все тело, превращая мечника в трясущийся комок оголенных нервов. Он пришел в себя почти сразу, как стихла звуковая атака, ощутил взмокшее тело, прилипшую одежду, запекшуюся кровь и терзающую стервятником боль от ран. Это значило одно - он все еще жив.
   Но на Кагеро атака упырицы не произвела эффекта - Госпожа все так же стояла в центре залы, среди трупов упырей и со скучающим равнодушием смотрела на свою маленькую противницу. Задаваться вопросом, кем была сама Приор, Скач уже не хотел.
   Упырица приняла свой истинный облик - присев и согнувшись, более напоминала бледную болотную тварь. Огромные крючковатые когти, острые зубы в непропорционально большой пасти, напряженность хищного зверя. Кагеро игнорировала метаморфозы врага.
   Люсиль прыгнула вперед, одним движением перемахнув через половину залы, но промахнулась. Обе противницы молнией промелькнули в воздухе, раздался грохот, бок одной из колонн взорвался шрапнелью осколков и облаками мраморной пыли: два чудовища сцепились меж собой. Упырица рвалась к Кагеро, но та удерживала маленькую бестию на расстоянии вытянутой руки. Разбив телом противницы мраморную колонну, Приор рывком переместилась к стене и с размаху впечатала Люсиль в кирпичную кладку так, что храм вздрогнул до основания. Ухватив потерявшую инициативу упырицу за шиворот, Госпожа вмазала ее в другую колонну, да так и осталась стоять, держа распластанное детское тельце вжатым в холодный мрамор.
   - И это все? - в голосе Приора звучали торжество и презрение, - Остановка времени и крик бенши? И с этими дешевыми фокусами вы бросили вызов нам? Это даже...
   Три выстрела слились в один. Приор осеклась, ухватилась другой рукой за колонну, точно ища спасения в камне, но ноги и камень предали ее. Упала на колени, хватка ослабла и Люсиль вывернулась из ее пальцев. На какой-то краткий миг, мир застыл - Госпожа Кагеро, непобедимая, легко одолевшая упырей и их королеву, стояла на коленях, истекая кровью, а перед ней, почти в один рост - ее противница. Приор подняла голову и упырица полоснула когтями. Раз, второй, третий, разбрызгивая горячую кровь по мраморным полам, по стенам и колоннам. И, ухватив бездыханное тело за горло, швырнула к подножью статуи звездоголового бога.
   Заметить снайперов в нагромождении изуродованных тел было невозможно. Она подстраховалась - проклятая страховидла посадила в засаду упырей с аркебузами! Выстрелить в спину... Скач услышал хруст и понял, что хрустят его собственные челюсти. Боль улетучилась, стала вторично, неважной. Меч сам оказался в его руке и, вырвавшись на свободу, гнев метнул молодого убийцу вперед, точно пружину.
   Первый упырь не ничего не понял - меч снес ему голову. Второй, не успевший выбраться из завала человеческих тел, попытался защититься аркебузой - клинок садората перерубил ствол и ложу, размозжив твари череп. Третий успел выпрыгнуть из логова и метнуться к своей госпоже, Скач бросился следом, запутался в переплетении человеческих останков, упал, снова поднялся и, занеся меч, помчался на улыбающуюся жуткой зубастой пастью упырицу.
   Он видел ее, как во сне. Мир, размытый и нереальный, ужался до узкого тоннеля, по которому бежал Скач - бежал против всех законов природы, бежал, гонимый неистребимым, безудержным гневом, сакральной яростью, бесовской одержимостью. А в конце тоннеля стояла она - зубастая когтистая тварь, уничтожившая за три дня целый город. Мозг пытался сопротивляться, разум пытался твердить, что это - бесполезно, что нужно спасать свою жизнь, что Кагеро мертва, а значит, контракт закончен, что нет смысла умирать здесь и сейчас, что это глупо. Разум протестовал, разум пытался удержать, образумить, но был послан далеко и неприглядно.
   И вот - лишь шаг, удар, сейчас...
   Дикий вой ударил в грудь пушечным ядром, сломал, сгубил, бросил через всю залу спиною в колонну. Скач упал во тьму, провалился во мрак, не смог вздохнуть и его вырвало кровью. В чернеющем мире, затухали образы и чувства, молодой мечник проваливался в омут, тьма смыкалась, точно ночное зрение отказывало своему обладателю. Он пытался дышать, но хрипел наполняющей легкие кровью, и видел лишь единственное - рукоять меча у самых пальцев. Меч. Меч садората. Нет! Твой меч. Возьми его. Ну же! Ты сможешь... Вот, вот так, ближе, ближе. Еще чуть-чуть! Проклятье!
   Ты настолько слаб, волчонок? Настолько беспомощен? Так разбит и деморализован, что не можешь поднять собственного меча? Встать, встать проклятый выродок! Встать! Возьми меч - ты должен убить эту тварь! Ты - и никто иной. Должен. Должен. Должен!
   Почему? Почему именно я? Зачем?
   Да потому что больше некому сделать это. Посмотри - она глядит на тебя, ухмыляется, уже представляет, как будет глодать твои косточки на ужин! Посмотри хорошенько. Она и ее упырь - они не достойны жить! Убей, убей, ату!
   Он все-таки дотянулся до меча, но понял, что поднять его не сможет. Бесполезно. Все бесполезно.
   Упырица пошла к нему. Два шага, три... Вот она уже на середине залы. Еще немного - и конец...
   Под черными сводами храма смерти раздались скупые аплодисменты.
   Застыл упырь в углу залы. Застыла Люсиль на полпути к беспомощному мечнику. Застыл на мгновение Скач. Застыло время, застыл сам мир. Застыло сердце в груди. Скач с трудом поднял взор и не поверил глазам: на амвоне, над бесформенной кучей трупов, у ног божественной статуи, стояла, улыбаясь циничной полуулыбкой и хлопая в ладоши, Приор Кагеро.
   Мир перевернулся с ног на голову. Скач забыл, как дышать. Видимо, на упырицу неожиданное воскрешение поверженной противницы произвело не меньшее впечатление - она прижалась к полу, как зверь, ощерила клыки, но Кагеро лишь улыбнулась в ответ.
   - Замечательно, - знакомый ироничный тон с легким налетом цинизма, - я квалифицирую тебя, как умертвие класса "А", средней величины опасности. Но, что бы ты, ни делала, скольких бы ты, ни убила, ты так и останешься просто вонючим, тупым, бесполезным трупом.
   - Вижу, тебя удивляет, - сменив тон, продолжала Кагеро, - что я стою перед тобой в полном здравии, - резкое движение руки, и по мраморному полу покатились со стуком каменные шарики - пули, - решила, что сможешь убить меня тремя выстрелами и когтями? Какая наивность... Признаюсь, я устроила этот спектакль, чтобы посмотреть, что станет делать он, - ее палец ткнул в Скача, - я даже согласилась пожертвовать платьем. А теперь, когда я получила все, что меня интересует, можно было бы просто свернуть тебе шею, но это не так интересно. Твои хозяева считают, что создали чудовище, что посеяли страх, что напугали нас?
   Она засмеялась своим демоническим бесшумным смехом - никогда доселе этот смех не был таким зловещим. Скач почувствовал, как крадется по телу ужасающий, мертвенный холод и понял, что это смерть. Нет, он должен увидеть. Должен понять - пусть и ценой жизни.
   - Вы, жалкие безродные уроды, решили пугать нас? - Кагеро разошлась не на шутку, - Армия упырей? Манипулятор с парой балаганных фокусов? И вы считаете, что это кошмар? Это ужас, это страх? Это - чудовища? - она опять засмеялась, - Пугать этим нас, Империю Клиге, Черных Апостолов Последнего Легиона Властителей Мира? Да вы забыли, что такое настоящий кошмар...
   Она возвышалась во тьме - ужасная и прекрасная. Приор Кагеро, немыслимое чудовище, вернувшееся из царства мертвых. Скач уже не чувствовал тела - но смотрел во все глаза, отбиваясь от навязчивого тумана забвения. Проклятье, не сейчас! Только не сейчас - он должен был увидеть...
   - Вы забыли о нашей силе? - ее голос изменился, став зловещим, - Вы решили, что снова можете бросить вызов Черным Апостолам? Вы думаете, что армия нежити сможет сдержать сам Хаос? Так вот: в этом мире есть существа куда ужаснее живых мертвецов. Например - я...
   Холод становился нестерпимым, лютым. Скач уже понимал - это не смерть. И не мороз. И не темное величие храма. Это было что-то запредельное, нечто извне.
   - Я покажу вам настоящий кошмар, - проговорила Кагеро, закрывая правой рукой левую половину лица.
   Они все почувствовали это. Скач, израненный, балансирующий на грани жизни, следящий неотрывно за своей хозяйкой; неистово рвущий упырей Ивар; инквизиторы-экзорцисты, стрелявшие по не прекращающим атаки мертвецам; хлещущая клипотическими уруми Дани. Но лишь Хайнерикс, почувствовавший этот мертвенный, почти материальный, давящий на плечи, сжимающий сердце, леденящий душу холод, произнес, поднимая глаза к пустым звездным небесам: "Кагеро"...
   - Подтверждение приказа на уничтожение - получено, - ее голос гремел под сводами черного храма, - построение Древа Сфирот; снятие защитных печатей; открытие сосудов Клипот - уровень один, уровень два. Полная боевая трансформация...
   Она опустила руку, и Скач мог бы поклясться, что именно в эту секунду увидел демонический блеск глаз истинного чудовища.
   Что-то происходило с самим храмом - нечто двигалось внутри мертвых упырей, копошилось в куче обглоданных тел. Фигура Кагеро вдруг выпала из зоны обзора, искривилась, исказилась, потеряла очертания. Что-то мокрое, хлюпающее выползало из трупов, вырывалось из тел, чавкало, скреблось и копошилось, бесформенная куча останков пришла в движение, вздохнула тяжко. Потянулись вверх, переплелись какие-то щупальца, змеями заплясали во мраке, черный сель потек вперед, и Скач увидел десятки лиц, сотни тел, слитых вместе, тянущих руки, стенающих и вопящих, и из глаз их росли щупальца, из ртов их пялились глаза, и все сливалось воедино, и перемешивалось, и двигалось, и ползло, источая нестерпимый смрад...
   Ползло?
   Чудовищный червь, или моллюск, или... или... нечто, созданное из тысяч трупов, из еще живых тел, из страдающих душ. Нечто неописуемое, нелогичное, ассиметричное, нечто, из другого мира. Оно разверзло пасть, наполненную бесчисленным множеством острейших зубов, и из нее вылезло меньшее существо, бывшее лишь продолжением большего, с десятками лап, что в действительности были человеческими руками, а тело у чудовища было, как у множества женщин, и соски их грудей были, как лезвия ножей. Но в единственном лице с десятью парами паучьих глаз и жабо из ободранных голов, в этой оскалившейся клыками маске смерти, в чудовищном лике самого дна тьмы, Скач видел знакомые черты...
   Люсиль отпрянула, стукнула каблучками винтажных полусапожек, метнулась к двери, но черное щупальце кнутом хлестнуло в воздухе, и верхняя половина того, что было когда-то восьмилетней девочкой, упало к ногам Скача. Упырица всхлипнула тихо, приподнялась на руках, вскинула голову и посмотрела на мечника.
   Девочка. Простая восьмилетняя девочка. Черные кудри, вздернутый носик, озорные веснушки. И большие, наполненные слезами глаза. Просто страдающий, смертельно раненный ребенок. Единственное, что было не так - медная монета в центре лба, от которой, расползались по лицу тонкие черные жилки. Почему-то Скач понял: монета причиняла девочке боль. Люсиль оперлась на локоть, задышала тяжело и, последним усилием, протянула руку, но не в попытке лишить жизни - ища поддержки и защиты. По щекам девочки катились слезы, она открывала рот, точно пытаясь что-то сказать. И в последний момент, он услышал - тихое, жалобное, едва различимое: "помоги".
   Смердящее, гниющее, хлюпающее, орущее чудище настигло свою жертву, придавливая руками к полу, скаля исходящие слюною клыки, торжествуя, глумясь. А маленькая девочка смотрела в глаза Скачу и шептала одними губами: "помоги".
   Он ничего не сказал - даже не попытался. Отвернулся и закрыл глаза; раздался визг и в лицо попали тяжелые капли. Как странно, подумалось ему.
   У упырицы была теплая кровь.
  

* * *

   Тишина наступила совершенно внезапно. Возможно, Скач провалился в беспамятство, возможно, все произошедшее было всего лишь видением - ему это было безразлично. Холодная тяжесть внизу живота медленно поднималась вверх, сжимая сердце холодной когтистой лапой. Покалывание в правой руке и ноге уже давно прекратилось, он просто не чувствовал своего тела - кусок мяса, истекший кровью. Слишком большая кровопотеря, возможно - внутреннее кровотечение: медный вкус крови на губах преследовал мечника. Впрочем, ему было все равно. Он сидел на полу храма смерти и наслаждался подкрадывающимся беспамятством. Скорей бы...
   Он видел то, что навечно изменило его мир. Обратной дороги быть не могло. Так сильно хотел посмотреть, заглянуть за грань, но то, что открылось... Сумеет ли он принять и простить? Скач не знал и не хотел думать об этом. Только не сейчас...
   Он вздрогнул и ощутил нервный озноб - странное, непривычное чувство. Его лица касались шелковистые волосы, лаская тонкими эманациями лаванды. Лаванда и шалфей, неведомые эфирные масла, едва уловимый аромат тела... Запах женщины. Как странно...
   Он разомкнул веки и увидел ее глаза. Окунулся в них, нырнул, как в пропасть, бросился, очертя голову, раскинув руки, наслаждаясь свободой. Бездонная, беспредельная, чарующая магия ночи, магия абсолютной тьмы - чуткой, таинственной манящей. И все арканумы вселенной скрывались в сияющей бесконечности этих глаз, в беспросветной, иссиней тьме, знавшей ответы на все вопросы. Он утонул в ее глазах - и ничто на свете уже не имело значения. И хотелось закричать, засмеяться, запеть - выплеснуть восторг, точно величайшее откровение. Но он смотрел и смотрел в эти глаза, не в силах отвести взор, вымолвить хоть слова, произнести звук, вздохнуть. Казалось, само время остановилось в этот миг.
   - Боишься меня? - ее голос казался грустным.
   - Нет, - откровенно признался он.
   - Хорошо, - вздохнула она, - эта повязка... гипно-маска. Сильный маг или медиум сможет заглянуть под нее, но пожалеет себя - говорят, мой взгляд лишает разума. Даже Черные Апостолы не могут заглянуть в мои глаза. А ты...
   Он замер, точно ожидая услышать приговор - не смерти боялся он, нет...
   - Я не знаю, кто ты, - тихо призналась она, - прости, я должна была понять. Я увидела это тогда, на тракте - твою боль. Я впитываю боль и многое другое - страдания, ненависть, гнев... Все это стекает во тьму, сгущается, просачивается вниз - в сточную канаву, бездонную клоаку. В меня. Я - сосуд скверны, самый глубокий колодец Тьмы, прибежище заблудшего Хаоса. Я - абсолютное зло. Все то, чего страшатся люди, что ненавидят, что презирают и стараются забыть - все это во мне...
   Он молчал, не в силах отвести взгляда. Она была права - как она была права! Зло может быть таким соблазнительным, притягательным, бесконечно желанным...
   - Скажи, волчонок, - ее пальцы коснулись его щеки, пронзая тело непривычным чувством, - зная все это, увидев эту Тьму, заглянув в эту бездну... ты пойдешь со мной? Станешь моим? Примешь мою волю? Пройдешь до конца, в самую бездну?
   Он смотрел ей в глаза. Смотрел во тьму. В чарующую, девственную, пленительную Тьму. Он знал, какой ответ даст. Они оба знали.
  

* * *

   Утро второго дня третьей недели месяца бехемирон, выдалось ясным и морозным. Близилась зима, стоячий воздух пел, вторя поступи холодов и последним аккордам первых заморозков. Вскоре, сыграют свою партию лютые ледяные ветры, сошедшие с гор Каледорского Хребта и Ривенфорджа, принеся в центральный Акарион снежную, морозную зиму. Судоходство на северных реках остановится и на четыре долгих месяца, единственной открытой для торговли артерией станет Великая Истрима, пересекавшая половину страны с северо-востока на юго-запад, беря истоки в горах Филя, и впадая в Титанический Океан на границе Энкора и Касимы. Да, близится зима - пора холодов, сна, приготовлений к весне. Самое тихое время года.
   Скач сидел на свернутом вчетверо плаще, прислонившись спиною к парапету фонтана с обнаженной русалкой. Вода в фонтане замерзла, нагая дева с дельфиньим хвостом покрылась тонкой, призрачной корочкой льда. Мечник чувствовал себя разбитым, но понимал, что не умрет - через пару дней раны полностью затянутся и он опять будет, как новенький. Рядом, прижавшись, сидела Кагеро: она мерзла - или делала вид, что мерзнет - в изодранном когтями упырицы платье. Ее плащ - один на двоих - кое-как сохранял тепло. В отдалении, копошились в разоренной бакалейной лавке праулеры: черные слепые кони с одинаковым равнодушием потребляли мерзлый картофель, вялый лук, овес, смешанный с червивым просом - в общем, все то, что обычно залеживалось на складе и выкидывалось или сжигалось. А кони-демоны не отворачивали морд - усердно работали челюстями, всеядностью переплевывая свиней. Наблюдая за ними, Скач вспомнил, как бы между делом, что за весь предыдущий день не взял в рот ни крошки. И правильно - на голодный желудок сражалось легче.
   И все же, есть хотелось весьма ощутимо. Вздохнув, он поднялся и направился к лавке; Кагеро почти никак на это не прореагировала, лишь укуталась посильнее в плащ своего слуги.
   В хозяйстве местного бакалейщика нашлась початая бутылка вина, слегка тронутый плесенью, надрезанный круг сыра и большое яблоко. Несколько мерзлых картофелин и поеденную крысами ветчину Скач скормил праулерам - кони сжевали и не поблагодарили. За прилавком обнаружился замерзший, изуродованный, скрюченный труп самого бакалейщика - вздохнув, мечник перешагнул через хозяина лавки, поморщившись от боли: туго перебинтованное бедро давало о себе знать. Дышалось тоже тяжело, но особого внимания на свое пошатнувшееся здоровье Скач не обращал - не впервой. Пошарив немного, нашел горсть медяков, тесак, полотняное полотенце, мерзлую краюху хлеба. Нож и продукты Скач завернул в полотенце, медяки ссыпал в поясной кошелек, срезанный с мертвого бакалейщика. Подумал, как бы, между прочим, что, поблуждав по домам Двиновьего Града, можно озолотиться, но как-то не придал этой мысли значения: необходимость побыть с Кагеро и общая слабость пересиливали жажду наживы.
   Вернувшись, Скач расстелил полотенце, порезал хлеб и сыр, откупорил бутылку с вином, подумав мимоходом, что зря не отыскал у бакалейщика чаши или кубка. Однако пока его занимала эта мысль, Кагеро забрала бутылку и, припав к горлышку, сделала несколько больших глотков.
   - Редкостная отрава, - призналась она, отдавая вино назад, - но все равно спасибо.
   От еды она отказалась. Скач, в голове которого образовался звонкий вакуум, не хотелось ни спорить, ни уговаривать, ни вообще говорить. Он просто сидел рядом со своей Госпожой, жевал хлеб с сыром, запивал дешевым вином и смотрел на улицу. Улица была заполнена припорошенными снежком трупами: после смерти Люсиль ее войско превратилось из живых мертвецов в мертвых.
   Тщательно обследовав бакалейную лавку, два праулера двинулись дальше по улице, третий, посчитавший, видимо, что идти слишком далеко, принялся рвать зубами один из трупов. Скач сидел, жевал скудный завтрак и наблюдал за четвероногим людоедом - мечнику было без разницы. Коню, видимо, тоже.
   Ивар вернулся через четверть часа. Ничего не сказал, только покачал головой - в городе с более чем восемью тысячами населения, Люсиль не пережил никто. Вздохнув, Кагеро поднялась и, расправив подол платья, посмотрела в сторону восходящего из-за городских крыш солнца.
   - Где носит наших... коллег? - глухо поинтересовалась она.
   Скач бросил взгляд на свою Госпожу и с немалым трудом отвел взор - располосованное на ленты платье вообще мало что скрывало. А посмотреть было, на что! Вздохнув, парень отрезал еще кусок хлеба, сыра и протянул Ивару, тот поблагодарил кивком и вцепился зубами в угощение.
   - У... гон оны!
   Ивар кивнул вдоль по улице, не переставая живать. Кагеро одним движением завернулась в плащ - со стороны врат приближались несколько верховых - экзорцисты и... Дани.
   Молчаливая девушка спешилась, бросилась к Госпоже, но та сделал знак - все в порядке. Зеленоглазая тут же присела пред Скачем, взялась за рану на плече, но он остановил ее и протянул кусок хлеба с сыром. Девушка посмотрела на него удивленным взглядом, но вдруг улыбнулась и приняла угощение. Так их и застал Исидор - Кагеро стояла, смотрела сквозь черную повязку на восходящее над крышами солнце, а ее свита усердно работала челюстями, передавая друг другу бутылку вина.
   - Ты все спланировала! - выстрелил словами магистр.
   - Ох, это ты, - Госпожа сделал вид, что только сейчас заметила главу экзорцистов.
   - Ты использовала нас, как приманку! - Исидор был зол - очень зол.
   - Да, - просто согласилась Кагеро.
   - Это... это... - магистр не находил слов своему возмущению.
   - ...мерзко и беспринципно, - помогла Приор, - удивил. Я же чудовище, нелюдь, я жизни-то недостойна. Так чего ты ждал? Благородного идиотизма? Извини, не хочу отбирать твой хлеб...
   - Ты ни во что не ставишь человеческую жизнь. Для тебя люди - ничто, мусор, грязь под ногами. Ты кого угодно отправишь на заклание, ты...
   - Исидор, - Приор тяжело вздохнула, - сделай мне одолжение: посмотри на эту улицу. Что ты видишь?
   Магистр осекся. Выполнил просьбу. Пробежал глазами по заснеженным трупам, уперся глазами в рвущего мертвую плоть праулера и тут же отвернулся, поднося ладонь к губам.
   - Проклятье.
   - Это мертвый город, - сухо заговорила Кагеро, игнорируя нездоровый цвет лица своего собеседника, - и таким его сделала не я. Не мои люди. Не Империя и не Апостолы, которых ты так люто ненавидишь. Это спланировали, подготовили и осуществили люди - такие же, как и те, кто лежит на этой улице. Простые люди, которых рожали женщины, кормили грудью, которые бегали с палочкой между ног, изображая всадников, и рубились на деревянных мечах. Это - дело рук человеческих. Тех, кто ненавидит нас так сильно, что готов принести в жертву тысячи себе подобных лишь затем, чтобы прославиться, как борцы со злом. Но беда в том, Исидор, что мне плевать на людей. Мне плевать на тебя, на твоих рыцарей, на этих горожан, мне вообще наплевать на этот мир: вы все умрете, а я останусь. Точно так же тысячелетней Империи, Апостолам, каббалистам, магам, оракулам, друидам и даже вашим богам - всем плевать на вас, кроме вас самих. Мы заботимся о смертных и толкаем вперед прогресс потому, что без вас этот мир станет слишком пустым и неинтересным, но не нужно переоценивать себя в наших глазах. Мы убиваем лишь тогда, когда нам бросают вызов, а вы - в борьбе за власть, землю, славу или просто от скуки. Насилуете, истязаете - таких же, как и вы сами. Глупо и бессмысленно. Так кто из нас... чудовище?
   Исидор молчал.
   - Красивый монолог.
   Знакомый голос - не мужской и не женский, не высокий и не низкий. Все обернулись - Хайнерикс шел вдоль улицы, перешагивая через трупы, и курил на ходу.
   - У меня была веселая ночка, и ей я обязан тебе, - улыбнувшись уголком рта, проговорил он, - не вспомню даже, когда последний раз так веселился. Но, пока я кромсал этих уродов, меня серьезно заботил один вопрос. И я решил: вдруг ты мне поможешь?
   Кагеро смотрела на белокурого воителя неопределенного рода. Он остановился на краю площади, затянулся, выдохнул дым. Снова криво улыбнулся.
   - Глядя на этот город, на то, что здесь произошло, - выдержав паузу, вновь заговорил Хайнерикс, - ответь: зло всегда порождает зло?
   - Да.
   - А добро - так и вовсе бесплодно, - выдыхая дым, закончил он мысль Приора, - поэтому этот мир такой дерьмовый.
   - Но ведь ты так не считаешь?
   - Не считаю. Откровенно? Во всей этой истории мне жаль только маленькую Люсиль. Мой гонорар за вашу шкуру, - теряя интерес к Кагеро, Хайнерикс переключил внимание на Исидора, - десять золотых и слиток серебра.
   Магистр кивнул через плечо.
   - Обратись к Рутгеру.
   - Угу, - Хайнерикс в последний раз затянулся и выбросил окурок, - я, собственно, об этом. Серебро я заберу, а золото разделите на две части и переправьте в приют Священной Розы в столице и частную школу Амелии Морспринт в Китураке. Счастливо оставаться!
   И, более не говоря ни слова, белокурый воитель пошел к воротам, насвистывая себе под нос какую-то веселенькую мелодию.
   - Ничего не понимаю, - пробубнил задумчиво Исидор.
   - Он заботится о сиротах, - глядя в спину удаляющемуся воителю, проговорила Кагеро, тоже ни к кому особенно не обращаясь, - Глен Юстиниани Хайнерикс, известный под кличками "Ангельская Пыль" и "Белая Смерть" всегда заботился о них, - она пожала плечами, - почему бы и нет?
   Исидор промолчал.
   ...Они выехали из города ближе к полудню и сразу повернули на север. Когда башни мертвого города скрылись из виду, Кагеро подозвала Ивара и кинула ему что-то. Верзила разжал кулак - на ладони лежало нечто, напоминающее монету.
   - Что это? - поинтересовался он.
   - Если бы я знала! - Кагеро криво усмехнулась, - Но что бы это, ни было, из-за него маленькая девочка Люсиль превратилась в кровожадного монстра. Отправляйся в Ривенфордж, к мастеру Тристану Карпатиусу - он должен разобраться. Да не задерживайся: сдается мне, скоро у нас будет много работы...
   Ивар кивнул и, не говоря больше не слова, прыгнул прямо с места на высокую сосну. Скач проследил за его перемещениями, потом пожал плечами и продолжил путь.
   - Эй, волчонок!
   Он обернулся - Госпожа ехала чуть позади и улыбалась одной из своих загадочных улыбок.
   - Ты хорошо бился сегодня. Неумело, опрометчиво, но храбро, - она кивнула, - я тобою довольна. Мастерство - дело наживное, а вот храбрость - редкий дар в наш пошлый век. Продолжай в том же духе, и я тебя приближу. Дам деньги, землю и власть. Но помни: мы заключили сделку и ты не сможешь от нее отказаться. Никогда.
   Скач кивнул и пришпорил праулера: молодой мечник сделал свой выбор.
  

1-13 марта 2009

  
  
  
   Примечания:
   1. Название взято из книги Клайва Баркера "Ночной Народ", (C.Barker, Cabal: Nightbreed), где Мидиан - город мертвых.
   2. Шаг Иты - имперская мера длины, равная, приблизительно, 1,24 километра; шаг Того равен десяти шагам Иты или, соответственно, 12,4 километра. Названия взяты из вымышленной языческой космогонии, где Того, "паучий бог", является богом путей и перепутий, а Ита - его дочь - покровительствует путешественникам, лоцманам, штурманам и следопытам.
   3. Вся каббалистическая символика опирается на "Клипот Каббалы" ордена Золотой Зари. Ну, не терплю я клоунов вроде Лайтмана:)
   Остальное знает Яндекс.

Оценка: 6.88*6  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"