Farshid : другие произведения.

Эссе о Шамане из шестой палаты. Часть I

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Я решил написать об одном архиважном эпизоде, пережитом мною на днях. Эпизод этот, судя по своему значению, если не станет вехой, подытоживающей все суетливые годы, прожитые мной до этого в беготне, то, несомненно, оставит глубокий след на всей оставшейся моей жизни. Мне бы очень не хотелось, чтоб нижеследующий мой рассказ кем-то из читателей случайно был принят за художественный текст, хотя он помещен на странице автора как мемуары. Его можно воспринять в качестве мрачной зарисовки эпизода из жизни людей, волею рокового случая злобно выброшенных за чертой обычного бытия.
  ЭССЕ О ШАМАНЕ ИЗ ШЕСТОЙ ПАЛАТЫ
  
  ЧАСТЬ I - СЛОВНО В ПОЛЕВОМ ГОСПИТАЛЕ
  
  Сегодня денёк у меня этакий ненасытный,
  Но я вдыхаю этот воздух полной грудью.
  Сегодня мне особо не охота грустить,
  Но она лежит на душе, вековой тяжестью:
  Никак не покидая её. Ибо я - несчастный.
  
  Усталые, впалые и почти искажённые (от физической боли и душевной растерянности) глаза упорно смотрят наверх. Нерадостные взоры не отрываются от бесцветного пакета капельницы, высящейся на своей высокой серебристого цвета металлической подставке. Капельница стоит рядом с моей койкой и её бесцветный шланг с длинной иголкой при-креплён к вене моей правой руки. Такое ощущение, как будто я отдаляюсь от реальной жизни, а прекрасное сумасшествие хмеля забвения, словно огненное солнце, льется в вену из капельницы. Лежу почти в неподвижном состоянии, на больничной койке, стоящей почему-то в непривычном месте - в коридоре. Всё грущу и грущу, словно наброшено на меня Божье проклятие, как будто на мне поставлен крест. Причём опят же самим Богом... Тем временим, внезапно меня клонит ко сну и я, как-то невольно, погружаюсь во мрак, будучи отвергнутым и проклятым, впадаю в омут мрака... Но это не похож на сон. Это - что-то другое. А что именно? Понятия не имею. Прежде такого не происходило со мной. Полагаю, это было нечто похожее на ретроспективную рефлексию, а может быть, - подсознательную попытку проанализировать случившееся сегодня утром со мной. Собственно, что произошло? Точно не могу описать своего душевного состояния. Только от одного вспоминания этой эпопеи меня берёт жуть. Сразу после входа в помещение я вздрогнул и догадался, какая участь меня ждёт в этой больнице... попробую через не могу восстановить картину.
  Поражённый оперативностью своего перемещения по пространству, и не зная дальнейшей своей судьбы, стараюсь вспоминать, почему нахожусь в таком непривычном состоянии? Помню, буквально полчаса тому назад меня привезли на карете неотложной медицинской помощи и незамедлительно положили в неврологическое отделение больницы. Как только мы вошли в помещение отделения, а это произошло к 9:00 утра в субботу, 26 марта с.г., прямо у входа в помещение дежурная медсестра нас встретила. Видимо прямо из вахты им сообщили, и они уже были готовы нас встречать. Все стоим в длинном коридоре со стенами, покрытыми почему-то кафельными плитками. Как в общих душевых либо кухни. Врач бригады неотложки дежурной медсестре, прибежавшей к нам, сказала: "Примите нового пациента!". И в сопровождении медсестры двинулась дальше, к столу, который стоял в другом конце коридора. Потом узнал, что это у них называется "дежурным постом". Мы с женой ещё стоим около входа, и осматриваем старинное одноэтажное помещение. Честно говоря, это меня сильно расстроило. Нет, от одного предчувствия оказаться в среде полного захолустья сразу впал в хандру. Длинный коридор, метров 50-и, если не ошибусь, пол покрыт скользким линолеумом коричневого цвета. Освещение обеспечено стеклянной стеной с правой стороны, а с левой стороны видны двери и вдоль коридора поставлены разномастные кресла, кушетка и несколько стульев. Вдоль белой стены стоит одна койка, на которой лежит бородатый калека. Рядом с его койкой стоит инвалидная коляска для его передвижения по территории. Видимо, все палаты наполнены больными и ввиду нехватки мест его поместили в коридоре. Значит и меня где-то рядом с ним поместят. - Думаю я про себя, и чувствую, как от этой мысли мурашки по коже проползли.
  Врач садится за стол и начала писать что-то. Видимо составляла свой отчёт. А медсестра, молодая женщина высокого роста с пышными волосами, покрытыми лаком, подошла ко мне, словно летучая мышь, и сказала: "В палатах мест нет, придётся вас поместить в коридоре, пока место освободится...". И тут же исчезла. Не снимая с себя верхней одежды, мы с женой в утомительном ожидании расположились на кушетке, находящейся около входа в помещение.
  В это время одна толстая самодовольная санитарка вышла из соседней палаты и подошла ко мне, видимо по поручению той же дежурной медсестры с пышными волосами, покрытыми лаком. Толстая санитарка, среднего возраста, слегка хромая, подойдёт ко мне, и оценивающим взглядом, но с открытой циничностью глазеет на меня: "Вы новый? Хочу показать Вам, где находится туалет" - своим крикливым голосом произносит, где находится туалет. Моё внимание привлекло её подчёркнутое произношение слова "Вам". Я подумал, где-то такое ещё я встречал: "Ага, у нас в Москве одна соседка по подъезду, тоже (но уже бывшая) санитарка нашей поликлинике, так произносит это слово. Боже мой, как они похожи друг на друга. Только та - постарше, уже скандальная пенсионерка... Едва погрузившись в воспоминание, нежный голос жены вернёт меня из прошлого. Она говорит: "Иди с ней, и узнай, а то забудешь!". Помню, я неохотно поднялся с места и двинулся вместе с санитаркой в сторону туалета. А он находится с левой стороны от входа, и дальше коридор был перегорожён переносной хлипкой стенкой, и за преградой стояла кровать, на которой лежал один немытый бородатый старик, похожий на бомжа и курил. Это было зрелищем, абсолютно не совместимым с моим представлением о больничной среде. Такое можно встретить только на грязных вокзалах, или ещё где-то, но только не в больнице. Удивлённый увиденным, я спросил у санитарки о нём. Она, не оглядывая на меня, с неприличной насмешкой обронила: "Да, это бывший сотрудник больницы, теперь пенсионер и инвалид". И вошла в маленький коридор, где находится туалет, пальчиком брызнув на дверь мужского туалета, и небрежно произнесла: "Вот ещё один негодяй... ноет с утро до вечера". Беглым взглядом я посмотрел на больного инвалида и от увиденного ужаснулся. Он весь в грязи лежал на кровати и кулаком то и дела наносил удары на себя, на свою грудь, не отрывал глаз от пустой стены напротив себя. Искажённое лицо было покрыто рыжей бородой, а длинные седые волосы слегка спадали на шею. Услышав наш разговор, взглянул на нашу сторону и начал рыдать: "Ради бога, дайте что-нибудь поесть... умираю с голоду!". От всего увиденного мне стало дурно. Растерянный и озлобленный я вышел от туда и молча, вернулся к жене. Когда сел на кушетке меня вновь схватила судорога, левый глаз непроизвольно зажмурился, и страшная боль в голове долго мучила меня. Я из-за всех сил старался не терять самообладания, и с женой не поделиться впечатлением. Она бы не выдержала. Да, где я оказался, что это за больница, где к людям обращаются как к скотам, грубо ругая их? Сам не мог найти увиденному толкового объяснения. Здесь больных держат в антисанитарных условиях: их поместят в туалете и за дверью в туалет, морят их го-лодом, либо в коридоре выставляют напоказ!
  Ещё не успел отдышаться, как тут ещё две санитарки, молодые красивые девчонки в белых халатах вошли в коридор и спешно пролетели мимо нас, весело произнеся лишь одну фразу в мой адрес: "Сейчас поставим кроватку!". И, громко смеясь, удалились, уходили на другой конец коридора. Я особо не радовался этой новости, абсолютно безразлично воспринял её. После того как увидел, что здесь происходит и как обращаются к инвалидам, мне даже стало тошно здесь оказаться. Мне хотелось быстрее уйти отсюда обратно, а вопрос "лечат или искалечат", меня больше не волновало. Но уж, раз я здесь, тогда надо узнать, что ожидает меня на этом захолустье. Спустя несколько минут они уже двигали на колёсах железную кровать. Весело и шумно, поставили её рядом с окном прямо у входа в одну палату. За считанные минуты постелили её, затем позвали меня на нём расположиться.
  Мы с женой отправились туда, проходили мимо близлежащие палаты. Я взглянул на по-рядковый номер палаты, напротив которой стаяла моя койка, и почему-то вздрогнул, вспоминая А. П. Чехова. Это была шестая палата. Между 6-й и 7-й палатой стоит ещё койка, на которой лежит бородатый калека. Рядом с его койкой стоит инвалидная коляска для его передвижения по территории. С виду он выглядел как конченый алкоголик, брошенный на произвол судьбы. Я был в состоянии полного недоумения: "Бог мой, как я и представлял..." - нервно подумал я про себя. - Мою койку поместили в коридоре, не выделив даже тумбочки, куда можно было класть нужные вещи. Да, нечего не скажешь: нелицеприятное зрелище, напоминающее катастрофичность, чрезвычайность ситуации, словно в полевом госпитале! Только в мирных условиях!! Моё жалкое положение нечем не отличается от бомжей, валяющихся либо лежащих в подземных переходах железной дороги Москва-Подмосковье.
  Почему-то вдруг невольно вспомнил ЦКБ, её огромную территорию, чистоту помеще-ний...Да, раньше меня лечили исключительно в той кремлёвской больнице. Это меня смутило. Я чувствовал некое падение собственного достоинства.
  Я прежде никогда не думал, что смогу оказаться в такой среде, стать подобием тех, кого раньше ненавидел. Я обиделся на превратности судьбы и молча бросил свою куртку на кровать. Жена меня помогла переодеться, смущённо оглядывая вокруг себя. На своём веку я видал всякое унижение. Оказаться в такой среде, и то в больнице, для меня было самое недопустимое унижение. Жена, наверное, догадалась, почему вдруг я резко затих. Словно умер. Потому и начала меня подбадривать:
  - Ты здесь находишься не по своей воле, тебя привезли сюда.
  Не давая ей закончить фразу, тихо промолвил: "Ладно, не нервничай! Буду молчать".
  Мы с женой ещё не успели расположиться на новом месте, как тут дежурный врач, жен-щина среднего роста в белом халате подошла к моей кровати. И вновь всё повторилось как утром, когда врач неотложки меня проверяла. Я вновь всё подробно рассказал про случившийся, она меня посмотрела, долго выкручивала мою искалеченную руку, проверяла искажённое лицо, и под конец утвердила:
  - Да, увы, инсульт. Сегодня суббота, а специалист завтра придёт. Он сам дежурит.
  После её ухода меня поставили под капельницей. Теперь мне стало легче: раз начали лечить, значит до понедельника не выпустят...
  * *
  Да, лежу неподвижно на койке, вызывающей ассоциацию спешно развёрнутого военного госпиталя. Нахожусь под капельницей, а в ушах шум, рев и гул. Не понятно от чего: то ли это от бесконечного бессмысленного хождения толпы пациентов и навещающих на коридоре, то ли это от смутного воя и стонов самих больных, лежащих в палатах? А я всё равно, лёжа неподвижно, обречён всю эту муку вытерпеть. Меня смущает только собственное состояние. Моё холодное, почти бесчувственное тело вплоть до шеи покрыто под тонким одеялом. Левая сторона моего тела мало подвижна, а рядом с моим холодным туловищем лежит, словно протез, тяжёлая онемевшая донельзя рука. В голове мечется одна единственная мысль, напоминающая суровую участь:
  - И всё-таки это случилось! Значит, я стал калекой, причём на всю оставшуюся жизнь!
  Господи, я же разговариваю не с кем, а сам с собой... Тогда почему жена услышала мой подавившийся мною, да и на уровне подсознания, глухой крик?! Что за испытание, кото-рое было уготовлено мне суровой судьбой? Разве я не имею права разговаривать сам с собой?
  Жена, однако, напряжёна каким-то смутным неопределённым ожиданием, стоит у окна рядом с моей койкой и перекладывает из сумки на подоконник вещи первой необходимости, и как бы услышав мой разговор с самим собой, оборачиваясь лицом ко мне, вдруг спрашивает:
  - Как ты, azizam (дорогой - на языке моих предков) не щиплет? - головой указывая на капельницу, пытаясь принять весёлый вид, спрашивает.
  Отводя взгляд от капельницы, смотрю на улыбчивое лицо своей жены, и отвечаю: "Вроде нет, терпимо. Только не понятно, почему так медленно капает...".
  Жена, освободившись от своего занятия, спокойно располагается на маленьком кресле рядом со мной, и, поправляя мои волосы, спокойно отвечает: "Ведь так положено. А ты куда спешишь? Я побуду рядом, пока медсестра не уберёт этот аппарат. Специалист, видимо завтра придёт".
  Левый глаз невольно судорожно зажмуривается. Явно нервничая, объясняю жене: "Знаешь супруга, не понимаю в чём дело: левый глаз постоянно дёргается. Может быть, это тоже связанно с...". Жена, однако, перебьёт меня, поглаживая меня по голове:
  - Ты пока ещё находишься в шоковом состоянии. Успокойся милый. Это связано с при-ступом инсульта. Смотри, медсестра идёт к тебе. Наверное, проверяет состояние аппарата. Спросим у неё.
  - Нет azizam, ни в коем случае, а то подумает, какой неженка здесь оказался. - Возражаю. Мелком взгляну на медсестру. Дежурная медсестра, молодая женщина высокого роста с пышными волосами, покрытыми лаком, подходит, словно летучая мышь, к моей койке, и, бегло посматривая пакет с остатками содержимого капельницы, бросает словечку в мой адрес: "Через минуту вернусь и сниму капельницу. Пока не трогайте!". И тут же удаляется, напоминая летучую мышь. Смотрю, жена тоже вслед за ней встаёт с места, и спокойно одеваясь, взяла мои ключи и паспорт. Ясно - здесь они мне не нужны. Затем проверяет вещи, которые лежат на подоконнике. Лишь убедившись, что там всё поставлено как подобает, показывает целлофановый пакет и объясняет: "Бутерброды съешь с чаем. Кипятка попроси у них, пакетный чай лежит вот тут, рядом с твоей кружкой. Во, блин, про сахар забыла... Ладно, вечером принесу".
  Спешу успокоить её: "Есть не хочу. Да и сахар мне не нужен. Иди, а то собачка не выдержит длительную разлуку, она и так не любит эту одноглазую тварь...". - Жена, спешно надевая свою куртку, с напряжённым лицом произносит: "Уйду, только не нервничай! Одноглазая тварь больше не будет нам мешать. Мы сами уедим отсюда". Стараюсь не нервничать. Закрывая глаза, погружаюсь в раздумье. По существу, это - состояние, похожее на самовнушение. Скоро капельницу унесут, и правая рука освободится от лишней муки. Потом и жена будет возвращаться домой и тем самым успокоит нашу собачку, плачущую от неизвестности собственной судьбы и разлуки с нами. Не известно только, как наша одноглазая аферистка будет воспринимать весть о состоянии моего здоровья в больнице? Ведь, то, что со мной произошло, непосредственно связано с её злодеянием...
  Усталые глаза вновь устремляют вверх, взоры бросаются на капельницу, которую скоро унесут. Жена собирается покидать меня, и я невольно впадаю в глубокое раздумье, вспоминая случай, послуживший мотивом моего появления в этом госпитале...
  * * *
  И, всё-таки, что же случилось со мной, и почему я оказался здесь?
  Сегодня рано утром, по обыкновению я вышел с нашей собачкой, породы "немецкая ов-чарка", на утреннюю прогулку. За окном на кухне термометр показывал семиградусный мороз. Хотя была суббота, 26 марта, тем не менее, погода была по-прежнему зимняя. Значит, на улице можно было запросто поскользнуться на льду и получить травму. Я, однако, ровно в 6:00 утра, строго одетый по-зимнему, в длинных сапогах, и вооружённый лыжной железной палочкой, чтобы не поскользнуться на льду, вышел на часовую прогулку с нашей немецкой овчаркой. На улице нас встретил холодный ветер последней декады марта. И оказавшись на свежем воздухе, как-то незаметно поддался извечному философствованию: внутреннему раздумью, анализируя внутренние неурядицы, ища пути её разрешения.
  Помню, за неделю до этого мы отметили наш Новый год по солнечному летосчислению. И в тот день наша озабоченная сожительница, своей очередной выходкой всерьёз подпортила нам настроение. Мы долго её терпели по той причине, что когда-то эта стерва год служила в качестве сиделки моей покойнице тёще [I]. Меж тем по иронии судьбы, а может быть, в силу своей врождённой подлости, эта гнида оказалась выброшенной на улицу. Это случилось год тому назад, накануне нашего солнечного Нового года. Жена её приютила, но вскоре поняла, что ошиблась: змею подколодную приняла за друга семьи; дьяволицу, спрятанную под маской человекообразного существа с преступным менталитетом, пустила к себе. Хотя чего скрывать, первоначально она пользовалась подчёркнутым почётом моей жены, и наш Новогодний стол мы устроили исключительно в честь этой высокой гости. Это был единственный случай, когда мы за одним столом сидели с этой стервой, и тогда я её вынудил клясться в честном отношении к нам. Впоследствии мы глубоко сожалели, так как это существо не исправимо. Она дала честное слово и твёрдо обещала вести себя бесхитростно и лояльно, а на следующий день появилась в коридоре, в чём мать её родила: она решила этим способом соблазнить меня! Кстати, этот эпизод зафиксирован мною в юмористическом тоне, и имеет отражение на моей авторской странице, на литературном портале "ПРОЗА.РУ" [II]. С появлением этой ведьмы в нашей семье я оказался изолированным от общения с женой во время приёма пиши, а вскоре стал затворником. Жена, вставая с раннего утра, то и дела общалась исключительно с ней, а появлялась в моей жизни, т. е. в спальной только когда носила еду. Порою они сидели на кухню до часа ночи, выкуривая подряд и отравляя нас с нашей собачкой ядовитым дымом. Это длилась долго, пока в ночь затмения луны не проявилась её нечеловеческая агрессия. Тогда жена осознала, что это чудовище и от неё надо поскорее избавиться. Теперь нам предстоит выгнать её из нашей жизни. Но не на улицу же, а где-то купить ей недорогое жильё. И, тем не менее, расстаться с ней - обязательно, и как можно скорее, иначе она угробить всех нас... Она появилась как сожительница, а теперь обнаглела и права качает, претендует на родство, считая себя членом нашей семьи. Не понятно, только, в качестве кого: "старшей по гарему" что ли, или моей сестры, мамы моей жены или ещё кого-нибудь? Мне нечего скрывать: я открыто игнорирую её, и у меня есть на то серьёзная причина. Более того, я испытываю звериную ненависть к ней, и этому имеются свои объяснения. Именно эта ведьма первоначально хотела обмануть пожилых одиноких евреев и получить их жилплощадь в Москве, её разоблачили и выгнали как паршивую овцу. Затем она появилась у моей тёщи, и тогда начала терроризировать мою жену, вынашивая ту же прежнюю мечту об узурпации чужого имущества. В нашей сожительнице я видел не помощницу жены, а бабу злыдню, одержимую в первую очередь навязчивой преступной страстью, неудержимой слепой местью за свои неудачи, которые сопутствовали ей на протяжении всей жизни. И, чего скрывать, я опасался её. Она - бездушная тварь, врождённая развратница и способна на всякую гадость. Мне было не понятно, почему моя жена, забыв про всё, вновь её пустила к нам?
  Выгуливая собачку, я упорно размышлял об этом. Странно, когда я собирался выходить из лесной полосы, окружающей наш дом, почему-то я даже не возмутился, что прошёлся ненароком по какой-то ледяной тропинке. Мне было всё равно. Наверное, настолько был увлечён внутренней неурядицей, мучающей меня непрерывно, что не заметил льдиной полосы дороги, к которой я неумолимо приближался. Я, опираясь на железную палочку, шагал по лесной полосе, и возвращался домой. Мои мысли были сосредоточены в собственной неурядице, а в глазах ни с того, ни с сего потемнело. Вдруг заметил, что земля уходит из-под ног, и я теряю равновесие. Железная палочка слетела в одну сторону, и я грохнулся на лёд...
  Видимо я на время потерял ориентировку и в итоге оказался на льду. Очнулся быстро. Смотрю, моя бедняжка собачка стоит надо мной и старательно лижет мой лоб. Я попытался встать, однако, сил было мало, и вновь повалился на лёд. Собачка помогла встать на ноги, крепко зацепившись клыками за рукав моей курти. Приподнимаясь, собачке дал понять, что смогу двигаться, и первым делом пощупал правой рукой все своё тело. Никакого перелома нет, наверное, сильно ушибся. Голова трещала, и левая рука не двигалась. Несколько секунд сидел неподвижно, проверяя себя и оглядываясь вокруг, искал шапку и палочку. Вставая, сходу поднял шапку, и саркастическим движением правой рукой, одевая её, дотянулся до железной палочки, лежащей в нескольких шагах дальше от меня. Теперь стою на ногах, озлоблено оглядываясь вокруг. На улице не видно ни одного прохожего. Откуда-то по близости доносится гул машины. Я спешу самостоятельно добраться до дома. Собачке по моей команде выбирает путь к дому. Шагая в сторону дома ускоренным темпом, я пощупаю руку. За несколько минут рука превращается в тяжёлую кувалду, становясь ледяной. Она онемеет и теряет чувствительность. Про себя думаю: "Падая, наверное, поломал руку? Тогда почему рука не болит?". Несколько секунд спустя, мы уже оказываемся у нас дома. Дверь открываю своим ключом, и, войдя в коридор, старательно заглядываю на себя в зеркало. Смотрю в зеркало и не узнаю себя: с зеркала смотрит на меня совершенно незнакомый мне человек. За считанные минуты лицо помрачнело до неузнаваемости, а пустые каменные глаза явно искажены. Стараюсь снять куртку, однако, мои усилия - тщетны. Иду в спальню, и жену бужу:
  - Azizam, извини, что так рано тебя разбудил! Ты в состоянии встать? - почти шёпотом произношу, не хочу дать одноглазой сожительнице нашей лишнего повода для злорадства. - Только не волнуйся...
  Жена, тут же бросая одеяло в сторону, тревожно спрашивает: "Что случилось? Ты в по-рядке, или с собачкой...".
  Не даю ей завершить начатую фразу, подходя к кровати, шепчу: "Случилась беда. Вроде руку поломал. Помоги снимать куртку!".
  Она мигом вскочит с постели, и, надевая халат, спрашивает: "Ты упал?".
  - Да, потише, пожалуйста, а то эта стерва услышит и начнёт злорадствовать.
  Начиная с нашего Нового солнечного года (21 марта) мы перестали общаться с этой ведьмой, давая ей понять, что вскоре с ней расстанемся, и пусть ищет себе жильё. Она ультимативно заявила жене, что никуда не уйдёт пока не получит жильё: "Ты меня потащила сюда, ты и увезёшь меня обратно. Но только в приличное жильё!" - цинично бросает в адрес моей жены. Жена ей объясняет, что мы сами возвращаемся в Москву, а пока не купим ей комнату, она будет жить здесь... Накануне, жена заказала машину, чтобы отправить наши вещи в Москву, а на следующий день мы должны были на нашей легковушке уезжать отсюда. Но, увы, фатальность вновь замешалась в нашу нелёгкую жизнь, сыграв свою роковую роль. И теперь неизвестно, когда сможем уехать отсюда.
  *
  Живём мы в этом подмосковном городке чуть больше двух лет. Но мы не так достаточно знакомы с местностью: ни с городом, и, тем более, - ни с больницами. Даже не знаем, как вызвать скорую помощь. Связь постоянно держим с Москвой: там мы прописаны; там - истоки нашего семейного союза, одним словом наша жизнь, а здесь - как бы в загородном доме, просто отдыхаем. В своё время, когда-то мы были вынуждены обратиться за помощью к этой одноглазой стервой. По иронии судьбы нам понадобилась её помощь. Теперь она здесь права качает, обнаглела, забыв про своё прошлое. Она целыми днями караулит меня и открыто цинично соблазняет меня. Хотя неоднократно слышала из моих уст, что на меня не может произвести впечатления, так как я придерживаюсь своими строгими правилами: не собираюсь путаться с прислугой, и свою супругу безумно люблю. Дело дошло до того, что она себе позволила вмешаться в наши семейные дела. Мы решили покинуть этот городок, сохраняя своё имущество. Но кто мог подумать, что в этот роковой день (суббота 26 марта 2011 года) меня постигнет фатальное несчастье? Видимо так было предначертано, что именно в этот день я должен отстраниться от активной деятельности, стать калекой, обречённым на вынужденный, т.е. полупаразитизм! Живя в этом городке, мы до этого дня ни разу не обращались к врачу, ни разу не интересовались, как вызвать скорую помощь, и вообще что делать, если вдруг кому-либо из нас понадобится неотложная медицинская помощь?
  Супруга помогла мне снимать куртку и переодеться. Затем начала осматривать мою руку. Я лёг на кровати, а парализованную за считанные минуты руку положил правой рукой рядом с собой. Жена растерянно засуетилась: начала тереть мои замёрзшие пальцы, всячески вытряхивая мою бесчувственную тяжёлую руку. Пока мы заняты приведением в чувство моей руки, наша сожительница молчком стоит за дверью спальной и одним глазом следит за нашими действиями. Почему-то жене понабилась выйти из спальной, как одноглазая стерва вдруг пискнула, словно кошка, и выбежала к себе в комнату. Слышу, рассерженная злорадством этой ведьмы, жена упрекает её: "Гнида, всё-таки добилась своего. Моего мужа загробила! Чего ещё тебе надо?". Гнида, однако, молчит, прячась за дверью в комнате. Вернувшись в спальню, жена измеряет мне давление. Показания пугают её: 245 на 124, пульс 110 (мои обычные: 120 на 70, пульс не выше 65). Она тут же мне даёт лекарство от сердечного - кажется, нитроглицерин. И стараясь не терять самообладания, спрашивает: "Azizam, как ты? Правда рука не болит?". Я удивлённо отвечаю: "Никакой боли не чувствую. Такое ощущение, как будто я потерял руку". И начинаю демонстрировать неподвижность руки. Действительно, левая рука висит у меня на плече как чужеродный орган. Жена выглядит бледно, растерянно, и нежный голос её дрожит: "Перестань! Ложись, это - всего лишь шоковое состояние. Увидишь, вскоре всё нормализуется!". Она вновь проверяет мою руку. А рука на самом деле, замёрзшая лежит и не шевелится. Жена старается не смотреть на меня, вытирает слёзы со своих ресниц, и как бы про себя промолвит: "Надо вызвать скорую. Надо в больницу...". И к семи утра выходит из дома, чтобы узнать у соседей, как можно вызвать ко мне неотложку...
  Спустя полчаса звонят в дверь. Собачка поднимает шум. Карета скорой помощи прибыла. Немолодая женщина невысокого роста, держа в руку спецконтейнер неотложки, войдёт в спальню. Поздороваемся, она кладёт свой контейнер возле кровати и подходит ко мне: - Что случилось, на что жалуемся? - крепким голосом спрашивает. Поднимаясь с места, сижу на кровати и показываю руку: "Вот, полюбуйтесь! Утром сходили на прогулку. Я поскользнулся и упал. Удар пришёлся на правую сторону, а палочка на чём я опирался, полетела на несколько метров. Попытался встать, ноги не сгибались, а левая рука за считанные минуты превратилась в кувалду...". - Объясняю ей. В это время жена вполголоса восклицает:
  - Нас постигла беда. Его повалил инсульт.
  Доктор несколько растерянно произносит: "Нет что вы? Не может быть...". Спешно садится на табуретке, которую поставила жена рядом с кроватью, и осматривает мою руку.
  Жена резко возражает: "Как не может быть?". И мигом притягиваясь к моей руке, показывает врачу: "Смотрите сами: нет ушиба, нет вывиха, и перелома. Тогда почему рука отказала?".
  Тут врач явно теряет ориентир, и несколько побледнев, крепко держа мою руку, долго возится с ней, не зная, что делать. Потом, поворачиваясь к жене, спрашивает: "Давление померили?". Жена, едва дыша, отвечает:
  - Да, конечно. - И бегом с тумбочки, стоящей рядом с кроватью, несёт листок бумаги. - Вот, показания сняты в начале седьмого утра.
  Доктор растерянно сбегает к своему контейнеру и вытаскивает аппарат, бормоча про само с собой: "Не может быть! Надо удостовериться!". И вновь померит мне давление. Теперь данные - другие: 240 на 120. Жена не выдержит, и уточняет: "Это после того, как я дала ему нитроглицерин". Врач собирается сделать мне внутривенный укол. Однако ни как не получается. Все мои вены как бы назло спрятаны. Ей придётся разбить ампулу с магнезией на две части и колоть меня в мышцу. Затем, несколько успокоившись, сидит за журнальным столиком и заполняет какие-то бумаги, проверяет мой паспорт и страховку, и долго пишет что-то. Наступает томительная тишина, и в это время у порога спальной появляется тень нашей сожительницы. Эта скверная старуха ни на секунду не держится на месте, не сможет угомониться, и хочет быть в курсе всего происходящего в спальной. Ведьма в своих мыслях представляет меня впавшим в агонию. Оттого ей не терпится узнать, когда меня увезут отсюда, и не важно куда - в больницу ли, в морг ли, или прямо на кладбище, лишь бы меня не было в живых... Ведь только мне удалось раскрыть всю мерзость этой твари, на глазах у своей жены разоблачить преступную натуру этой ведьмы так, чтоб знающие люди больше никогда не пускали её близко, чтоб она больше никогда не могла кого-либо из знакомых обманывать. Она жаждала моей гибели, страстно желала мне смерти. Она всячески покушалась на мою жизнь, подмешивая в еде отравляющие травки и токсические вещество, и теперь была близка к своей цели.
  После небольшой паузы доктор вновь померила мне давления, но показания оказались неизменными. Тогда она растерянно собрала свой контейнер, и произнесла зловещую фразу:
  - Увы, это - инсульт. Надо срочно поместить его в больницу.
  Собираемся быстро, но как угомонить собачку? Жена меня просит первым выйти на улицу, а сама следит за действием одноглазой ведьмы, которая стояла всё это время за дверью и подглядывала. Я подхожу к нашей собачке поглажу правой рукой её по голове, ели произнеся: "Я ненадолго. Сиди спокойно!".
  Стоила жене выйти вслед за мной из дома, как собачка подняла душераздирающий вой. Оказавшись в карете скорой помощи, и затаив дыхание, мы с женой думали об одном:
  - Что нас ожидает?
  Мы оба были напряжены одинаковыми мыслями. Нашему психологическому состоянию в тот момент можно объяснить предложенной мною дефиницией - ситуационная неизвестность. В таком психологическом состоянии находилась и наша собачка, непрестанно издавая душераздирающий вой после нашего выхода из подъезда. Выходя из дома, мы оставили её наедине с нашей злодейкой сожительницей, которая желает всем нам смерти. Карета неотложной медицинской помощи, однако, спокойно тронулась, и спустя несколько минут мы уже оказались в больнице.
  * *
  Пока находился под капельницей, никак не мог вникнуть в ситуацию и разузнать, что к чему. Точно не помню, сомкнул ли я глаза в течение этого времени. Сам факт нахождения в такой не престижной больнице поверг меня в ужас. Я вспомнил прежние времена, когда меня лечили в ЦКБ, помещая в одноместной палате, заботясь обо мне по самому последнему слову медицины. А сегодня меня в этой богом забытой местности приняли меня как бомжа, неоглядно поместив прямо в коридоре, точнее - в десяти шагах от входа в отделение. Уверен, всё это отныне и навсегда будет вызывать во мне ассоциацию униженного и оскорблённого бомжа. Да, стал для них, таким как все. Заметил, однако, что жены нет рядом, и больные тоже устали от нескончаемого хождения по длинному коридору. Да сколько можно ходить по одному и тому же маршруту, надо как-то выйти из помещения, пройтись по территории, подышать воздухом. На улице, однако, стоит мороз. Хотя март уже вот-вот заканчивается (сегодня суббота, 26-е), а от весны нет ни, духа ни слуха. Видимо поэтому ходячие больные (здесь пациентов /пациенток делят на ходячих и неподвижных) толпятся в коридоре, постоянно двигаясь, словно маятник, с одного конца коридора на другой, и всякий раз проходя мимо меня, любопытно глазеют на мою немытую и не бритую физиономию.
  Слава Богу, в коридоре не приходится скучать. Хотя лёжа на привычном месте для меня на больничной койке, больше всего меня наталкивает на мысль, что выставлен напоказ. Однако, судя по внешнему виду - как у больных, так и у посетителей, нельзя особо переживать. Да и я не составляю единственного "экспоната" этой выставке, если больницу можно сравнивать с выставкой военно-полевой хроники. В двух шагах от меня лежит настоящий калека, а сзади туалета поставлена койка для неподвижного бомжа, а в коридоре внутри туалета пометили ещё одного больного-бомжа, который постоянно кричит, прося у других больных то сигареты, то ещё чего-нибудь... Какой позор, человека в качестве живого экспоната держат, забыв о его нуждах, о его инстинктах, не говоря уж о других чувствах! Находясь здесь, человек вольно или невольно забывает об искусстве - что, допустим, кукольный театр по сравнению с ходячими мужиками в памперсах может подсказать мыслящему существу? Здесь, в этой палате человек воистину сталкивается с потомками героев знаменитого рассказа А. Чехова. Более того, он может сам превратиться (в своём воображении) в любого персонажа театра военных действий. Ведь на самом деле эта палата вызывает ассоциацию военно-полевого госпиталя. Тут можно увидеть и кровь, свежую кровь, истекающую из вен пациентов. Тут можно посмотреть смерти в глаза, проходить мимо умирающего и глазом не моргнуть... Здесь царит хаос, полное безразличие, вынужденная бесчувственность большинства людей в белых халатах к больным. Оказавшись здесь, меня большего начала тревожить абсолютная неопределённость собственной участи. Только каким-то магическим чувством я стал подозревать, что сюда попадают одни обречённые. В этом я вдруг видел территорию неизвестности, горизонт недосягаемости надежд и тайн. Меня сильно потрясло состояние недосягаемости как таковое. Меня пугала отдалённость этой территории от человеческой возможности, от разума рода человеческого, и без того отупевшего расхищением собственных ресурсов в угоду собственному невежеству, врождённой слепоте всего рода человечества перед соблазном. Это, к большому сожалению, выступает другой стороной фатальности.
  Я был настолько увлечён собственной обречённостью, настолько зациклился на проблеме безысходности, ища при этом пути выхода из неё, что даже не заметил появления жены. Приход жены подействовал на меня вдохновляющее, словно презрение моей мысли. Я, однако, поначалу удивился её внезапному появлению, даже спросил:
  - Милая, что-то потревожило тебя, или дома что-то случилось? Как там наша девочка, не скулила?
  Жена подсела ко мне на кровати и сперва проверяла мою руку. Затем ответила: "Нет, с ней я долго гуляла, покормила её. Затем решила поведать тебя, в моём отсутствии ничего особенного не произошло? Тебя не потревожили, не преставали к тебе?" - поменяла тон разговора.
  Я, отклоняясь от прямого ответа, произношу: "Всё в порядке. Сама видишь, пока жив. Скажи сколько времени, я остался без часов?".
  - В начале четвёртого вечера я вышла из дома... - Вдруг жена встала проверять на под-оконнике пакеты, и оттуда спросила: "Ты ничего не ел? Бутерброды ещё лежат?".
  Я недовольно ответил: "Есть не охота, да и сон не берёт... Коридор полон народом, успел только сходить в туалет". Жена вновь вернулась лицом ко мне и понижая голос, сказала: "Не забудь, пожалуйста, что здесь - больница, и ты находишься среди беззащитных людей. Каждый из них нуждается в помощи и уходе... Вот почему здесь так много посетителей!". Я понял, почему жена вновь заглянула сюда: она пришла меня подбодрить, не оставлять томиться от страшной скуки среди людей, самих брошенных на произвол судьбы. Я всё это понял, и оценил про себя. А на толпу людей, постоянно двигающихся мимо меня, я решил вообще не обращать внимания. Ведь они здесь не для поддержания ажиотажа на сцене военных действий - то, что происходило в этом отделении, напоминающем военно-полевого госпиталя. Здесь были собраны люди, чих близких коварная судьба искалечила. Увы, тогда ещё я не мог представить себе, что это отделение имеет уникальные особенности, а именно состоит из одного одноэтажного помещения дореволюционной (1917-го) постройки; тогда я ещё не мог этого знать, так как ни с одним из вынужденных обитателей - пациентов не был знаком. Это был первый день моего вынужденного невольного нахождения в этом загадочном помещении, и я не по ряду объективных причин не желал общаться с кем-либо из людей, доселе не знакомых мне. Но вскоре узнал, что это не больница, а исчадие ада, и оттуда надо как можно скорее убежать...
  Ужин подавали где-то ближе к шести вечера. Это было неимоверное зрелище: вся ночная бригада работников отделения на тележке таскала всю кухню, возле каждой палаты останавливаясь, шумно-шумно звали больных и подавали им из разных котлов ужин, напиток к ужину наливали из отдельного алюминиевого котла, который отдельно таскали. Все ходячие больные собирались со своими кружками к двери палаты, и по очереди получали свой ужин. Роль шеф-повара играла глава бригады - старшая дежурная медсестра, её окружали все санитарки - в основном моющие пол и туалет. Это было вся дежурная бригада целого отделения, ставшего для меня "исчадием ада". В тот вечер, однако, когда бригада передвижной кухни подошла к шестой палате, санитарка, напоминающая нашу соседку по подъезду в нашей московской квартире, крикливым голосом объявила: "Ходячие 6-й палаты, подойдите к нам!". Увидев этот цирк, я жене сказал: "Правда, как полевой госпиталь, где так кормят больных и раненых". Она кивает головой утвердительно, и берёт тарелку из рук санитарки, стоящей рядом с моей койки. На тарелке лежит запеканка. Вместо чая, однако, подают сегодня кефир. Это - весь ужин. Кормит меня жена, собственной рукой. Затем сбежит куда-то и несёт в кружке кипяток, произнеся при этом: "А сейчас поешь бутерброд с чаем, иначе портится". Удивлённый её находчивостью, спрашиваю: "А откуда достала кипяток?". Она готовит мне чай, опуская в чашку пакет лептонного чая, и головой показывает шестую палату: "Туда зашла и попросила. Там познакомилась с больными. Один из них мужчина откликнулся на мою просьбу и налил мне кипяток. Зовут его Ша-ман. Кстати, он пожелал тебе скорейшего выздоровления". Я, несколько удивлённый этим, говорю: "Да ладно тебе. Шаман! А он что здесь делает: лечит или лечится?". Жена, предлагая мне чашку чая, тоже удивлённо произносит: "Вот этого я не уточнила. Наверное, лечит...". Жуя свой бутерброд в качестве десерта к очень скромному ужину, думаю про себя: "Да, загадочная эта местечка: больница не как больница, и больные не больные - словно находишься в полевом госпитали среди заколдованных людей, и тут ещё и шаман... и неизвестно, как он очутился на этом захолустье. Надо бы с ним познакомиться, но не сейчас, в более подходящее время...".
  * * *
  Жена ушла домой с успокоенной душой, покормив меня и повеселив меня своим внезапным посещением. Успел только проводить её до выхода, как тут появилась молодая медсестра, спросив: "Вы у нас новый? Идёмте, я вам капельницу поставлю". Но медсестра никак не могла найти вену, подпортила мне настроение, и более того, из меня море крови вылила. Ей пришлось обратиться за помощью к дежурной медсестре, к той, которая с пышными волосами и двигается как летучая мышь. Она пришла и начала грубить. Мне пришлось ей сделать замечание. Её реакция, однако, сильнее меня раздражала. Я ей сказал: "Не грубите, пожалуйста! Как не как, я старше Вас, и соблюдайте приличие!". Она выкрикнула на меня: "Ха, кого ты учишь, урод, бомж? Знаешь, где находишься? Здесь я командую". И ушла. Вслед за ней я выкрикнул: "Ни какой я не бомж, и нахожусь здесь не по собственному желанию. Меня привезли на скорой помощи. Вы от силы медсестра, а я доктор наук, и знайте своё место!". Она не отвернулась, улизнув, словно летучая мышь, и больше ко мне подходила. Вокруг моей койки собрались пациентки из соседней палаты, хихикая между собой, начали обсуждать наш инцидент с дежурной медсестрой. Я, однако, уже лежал под капельницей, и не желал общаться с кем бы то ни было. Лишь спустя некоторое время, когда та неловкая медсестра, которая столько крови моей подпортила, высвободила меня из-под капельницы, я встал с кровати. Я начал немного двигаться по коридору, познакомиться со своим обиталищем, уж больно напоминающим мне военно-полевой госпиталь, и узнать что к чему. Ходил вдоль палат, считая, сколько их здесь. Оказывается, в этом маленьком отделении находится ровно 12 палат, некоторые из них заперты, а у остальных входные двери настежь открыты. Они длились на большие и маленькие, а большие палаты поочерёдно были выделены по половой принадлежности больных. 4 палаты считались основными: 5 и 7-я составляли женские, а 6 и 8-я - мужские. Я со сложенными на груди руками хожу по коридору. Это оттого, что левая рука весит, словно кувалда, с плеча и мучает меня. Мимо меня проходят другие обитатели этого пристанище обречённых, любопытно на меня смотрят и желают завести разговор с незнакомцем. Я, однако, всяческий отводя взгляд, делаю вид, как будто их не замечаю. Здесь я был новый, и не имел представления ни о больных, и тем более, - ни о правилах поведения в такой среде. Самое главное - я не знал, с каким диагнозом они здесь находится. С виду многие из них выгляди как абсолютно здоровые, хотя нельзя было не заметить некоторых с определёнными отклонениями, естественно на нервной почве. Ходячих было много, и женщины, причём разного возраста, и мужчины ходили толпами. Редко кто ходил в отдельности, уединённо. Я заметил, что пожилые пациентки больше любопытствовали, нежели молодые девушки, а мужики вели себя по-разному. Многие ходячие мужчины проходили бегло в памперсах, видимо не могли удержать мочу, или стеснялись газовать в палате.
  Меня удивило полное отсутствие культурно-развлекательных условий в этом отделении больницы, будто это было своего рода зона. Здесь даже отсутствует телевизор, за исключением разве одного старого телевизора, который находится в 8-й палате, и то показывает исключительно один канал. В любой больнице в Москве эти условия учтены, здесь видимо больных держат в полной изоляции от информационного пространства, а зачем? Хотя посетителей полно, и в любое время они могут зайти сюда. Организационных недостаток здесь сколько угодно. Возвращаюсь к своей койке, подустал, да и рука беспокоит. По всей видимости, снотворного вряд ли у них получу. Просить не стану, не люблю унижаться перед кем бы то ни было. Я заметил, что "жизнь" (а может быть внутренний распорядок, или характер действия людей - и больных и их стражников!) здесь делится на две части: дневная и ночная. С наступления темноты здесь царит правовой хаос, на смену порядку придёт беспредел так называемых стражников, в первую очередь санитарок. Они здесь решат тебе как дышать, как действовать... Всю ночь ходили "совы" - те, кому мешала бессонница. А я до утра так и сомкнул глаз. К семи дежурная медсестра появилась на "посту" (место на коридоре для административной медсестры, или что-то в этом роде) и начала докладывать обстановку, словно передаёт фронтовую сводку: количество больных 67, двоё из них без прописки, потерь нет, да и прибавления в ночное время не было, и т.д. и т.п. Что это: разве не в духе военно-полевого госпиталя?!
  Схожу в туалет, а там уже длинная очередь, формировавшаяся, кстати, с 6-и утра. Успел только в умывальнике (а он один для всех больных мужского рода!) одной рукой сполос-нуться и зубы почистить. К 10-и утра, после лёгкого завтрака, который принесли мне, ко мне подошёл врач, мужчина солидного возраста, уверенный и спокойный. Потом узнал, это и есть заведующий отделением. Он подошёл ко мне прямо из кабинета, который находится прямо в конце коридора. Держит небольшую папку в руке, а на шее висит врачебные наушники. Мы поздоровались, я сел на кровати с опушенными ногами на пол, а он стоя начал побеседовать со мной:
  - Вы из Москвы?
  - Да.
  - Ну, вкладывайте, что случилось?
  Начинаю всю историю рассказывать. Он перебивает меня: "Когда это случилось?". Отвечаю: "Сегодня в 6:30 утра". Перелистывает папку и прочитает что-то, затем добавит: "Да, и к 9-и Вас уже сюда привезли". Я продолжаю. Он вдруг спрашивает: "А как здесь оказались?". Отвечаю: "Мы здесь живём". Он с собой разговаривает: "Да, понимаю, видимо наследство получили...". Я уточняю: "Нет, мы купили жильё, для отдыха". Вижу, мои слова явно заинтересовали его. Тут же папку кладёт на кровати, и начинает меня смотреть: "Давайте посмотрим Вашу руку...". Я ложусь на кровати и смирно следую его указаниями. Затем показываю левую руку. Осмотр продолжается недолго. Врач - специалист крупного калибра, и быстро сделает диагноз:
  - Увы, инсульт. Отказ кисти. - С грустью произносит врач.
  .....Поражённый суровостью диагноза, я долго смотрю в одну точку, не показывая своей реакции. Потом резко поднимаю голову и обращаюсь к врачу: "Извините, что сразу не спросил. Как Вас по имени отчеству?". Он представится: Александр Константинович.
  - Хочу сказать Вам откровенно, Александр Константинович, сдаваться не собираюсь. А если суждено умереть здесь, то моя жена не выдержит эту трагедию... Дальше не могу продолжить и нервный комок заглушает мой хриплый голос. Слёзы протекают по щекам. Я начинаю рыдать:
  "Доктор, не хочу умереть и терять жену... сделайте, что сможете... Я состоятельный человек, и жена потратит всё, лишь бы меня спасти...". Доктор меня успокоит: "Не волнуйтесь, мы Вас вылечим". И удаляется.
  После его ухода я заметил, что рядом с моей койкой стоят люди и переживают. Стараюсь вытереть слёзы, ищу носовой платок, но никак не найду. Вдруг в это время из 6-й палаты выходит усатый мужчина довольно приятной внешности в очках и с шумной походкой. Он в тапках, как все больные. Приближается ко мне и шепчет: "Успокойтесь, на Вас смотрят". И предлагает мне чистый платок: "Витерите глаза, они и без того выпуклые!". Я поднимаю голову и смотрю на него, весьма удивлённо: "Вы кто, простите?" - спрашиваю. Он, улыбаясь, моргает: "Шаман!".
  
  Конец Первой части
  
  КОММЕНТАРИИ:
  ------------------------
  [I] См. моё автобиографического свойства произведение на моей авторской странице "Озарённое луной: вспоминая прошлое" (http://www.proza.ru/2010/10/14/44).
  [II] О ней я написал миниатюры "Голая кухарка I, II, III" (http://www.proza.ru/2010/03/22/1179).
  
  
  Хаким, Москва,четверг, 14 июля 2011г.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"