Реган Ричард : другие произведения.

Скитальцы восточных морей, гл.11-14

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

Скитальцы восточных морей, гл. 11-14

[]

Annotation

     1937 год. Гитлер готовит планы по завоеванию Европы и разминает мускулы в Испании, а японцы собираются вторгнуться в Китай, алчно поглядывая на ресурсы Индокитая и Индонезии. Опасные времена, но несгибаемый шкипер Билл Роуден находит возможности зарабатывать в этих предательских дальневосточных водах. Опасные рифы, тропические шторма, коррумпированные чиновники, контрабандисты и пираты — все это повседневная жизнь Роудена и экипажа старого трампового парохода, среди офицеров которого побитый жизнью сильно пьющий аристократ, хорошо владеющий ножом валлиец и горячий австралиец с крепкими кулаками.

Ричард Реган СКИТАЛЬЦЫ ВОСТОЧНЫХ МОРЕЙ, гл.11-14  Похождения дальневосточного трампа

Глава одиннадцатая

     Было позднее утро, и "Ориентал Венчур" шел курсом норд-ост вдоль побережья провинции Кантон. День был жарким и душным, и я поднялся на мостик освежиться на слабом ветерке под парусиновым пологом. На нашем траверзе лежал город Сватоу, спрятанный за песчаными островками. Невысокие вершины скрывали узкое устье реки Ронг-Ривер, за которым находилось обширное пространство гавани Сватоу-Харбор.
     Путь на Шанхай пролегал по оживленной судоходной трассе, постоянно встречались суда, следовавшие из Японии или северного Китая в Гонконг и Сингапур. Быстроходный лайнер, следовавший на север, лихо обошел нас. Его вращаемые турбинами винты оставляли за собой мощный кильватерный след, и волны, расходившиеся от него, слегка покачали наш пароход. Ближе к берегу был виден целый флот джонок с полностью раскрытыми парусами, старавшимися выжать все возможное от слабого бриза. Они походили на мигрирующую стаю пестрых гусей. Удостоверившись в надлежащем несении вахты Мак-Гратом, я вышел на крыло и закурил, прохаживаясь вперед-назад по деревянной палубе мостика.
     Я прошелся туда-сюда несколько раз и при очередном повороте заметил леди Эшворт, вышедшую из своих апартаментов. Она была одета в белое хлопчатобумажное платье с короткими рукавами и подолом, едва прикрывающим коленки, белые носочки до лодыжек и белые же туфли-лодочки. Между подолом и носочками виднелись загорелые ноги. Прическа была сделана а-ля "конский хвост", а вместо шляпы волосы охватывал шнурок с широким противосолнечным козырьком. Она осмотрелась, как бы удивленная тем, что никто не спешит сопровождать ее, и пошла по шлюпочной палубе.
     — Доброе утро, леди Эшворт! Вы выглядите так, словно собрались играть в теннис, — услышал я голос Лотера, чья голова появилась на трапе, ведущем с главной палубы. — Боюсь, что мало шансов заняться им на борту этого судна.
     — Спасибо, лорд Лотер. Я просто решила прогуляться по палубе перед ленчем. У вас найдется время сделать круг?
     Ее тон был игривый, почти дразнящий. Я заметил гримасу на лице Лотера при упоминании его титула, но он пошел рядом с ней. Я еще раз задался вопросом, были ли они знакомы ранее. Они двинулись в сторону кормы, погруженные в оживленный разговор, а я возобновил свое расхаживание по мостику.
     Десять минут и еще одну выкуренную сигарету спустя я услышал их голоса внизу у трапа, ведущего со шлюпочной палубы на мостик.
     — Благодарю за компанию, Питер, но боюсь, что я отвлекаю вас от важных дел.
     — Делу время, как говорится. Да, мне необходимо проследить кое за чем перед ленчем. Но если вы хотите взглянуть на мостик, то я уверен, что Мак-Грат, третий помощник, с удовольствием объяснит вам все тонкости судовождения. Он австралиец, и хотя молод, но успел поработать практикантом перед мачтой, что в наши дни большая редкость.
     — Перед мачтой?
     — На парусных судах это значит работать рядовым матросом.Сомневаюсь, что в своей жизни он встречал много благородных дам, что там, на парусниках, что в своей глуши, так что не исключено, что он будет глазеть на вас как на диковину.
     — К этому я привыкла. Я с удовольствием посмотрю на ваш мостик. Но я считала, что там рабочее место капитана.
     — При необходимости он не сходит с мостика днем и ночью, но в нормальных условиях он доверяет управление своим помощникам, которые вызовут его в экстренных случаях... После вас, прошу.
     В просвете трапа показалась золотистая прическа леди Эшворт, затем и вся ее фигура выплыла наверх как спортивная версия Венеры Боттичелли в сопровождении Лотера. Она остановилась, увидев меня, и улыбнулась обезоруживающе:
     — Питер — лорд Лотер — сказал мне, что я могу посетить мостик. Надеюсь, я не нарушаю ваших правил, капитан.
     Просто иметь на борту пассажиров было тягостной обязанностью, не говоря уже о том, чтобы приглашать их на мостик. Но из уважения к мистеру Ху и его инструкциям, а также учитывая неоспоримый факт, что леди Эшворт улыбалась своей самой неотразимой улыбкой, я сделал сознательную попытку быть гостеприимным.
     — Ни в коем случае, — уверил ее я, удивляясь, как быстро она завязала дружеские отношения с Лотером. — Сейчас вахта третьего, и он не преминет стать вашим экскурсоводом.
     Я позвал Мак-Грата, и он поспешно вышел из рулевой рубки с робкой улыбкой на юном лице, обнаружив на крыле капитана, старпома и прекрасную пассажирку, с которой был познакомлен за ужином прошлым вечером.
     — Леди Эшворт, надеюсь, вы помните мистера Мак-Грата, нашего третьего помощника. — Она кивнула ему в знак приветствия, а он уставился на нее, как если бы она была привидением, залился краской и опустил глаза. — Леди Эшворт пожелала совершить экскурсию по мостику. Можем мы доверить ее вашим умелым рукам?  
     Мак-Грат посмотрел на меня и Лотера глазами испуганного кролика, и я внутренне улыбнулся, вопрошая себя, тот ли это человек, который противостоял толпе враждебно настроенных немецких моряков. Леди Эшворт смотрела на него ожидающе, а Лотер, хоть и сохранял каменное выражение лица, был явно готов расхохотаться. 
     Наконец Мак-Грат взял себя в руки:
     — Да, разумеется, сэр.
     Лотер развернулся и пошел по трапу на шлюпочную палубу, а я подвинулся и пропустил леди Эшворт в рулевую рубку. По ее виду было видно, что она была удивлена его юным возрастом и сомневалась (несмотря на то, что я ей рассказывал о нем прошлым вечером), достаточно ли он повзрослел, чтобы быть ответственным за безопасность всего судна.
     — Прошу вас, не позволяйте мне сделать что-нибудь, что помешало бы вам в выполнении ваших обязанностей.
     — Не беспокойтесь, леди Эшворт, вы ни в чем не помешаете, — зардевшись, произнес Мак-Грат. Без сомнения, он явно чувствовал разницу между своим заметным австралийским акцентом и четким, хорошо поставленным произношением английской аристократии.
     Я оставался на крыле, не желая еще больше смущать Мак-Грата, и наблюдал через открытую дверь, как он объяснял функции различных блестящих бронзовых приборов и работу рулевого, показывал текущую позицию судна на карте. Между тем приближался полдень, и подходила пора для взятия меридиональной высоты Солнца. Я просунул голову в проем двери и попросил леди Эшворт присоединиться ко мне на крыле.
     — Благодарю вас, капитан Роуден. Надеюсь, вы не держите на меня зла за то, что я вторглась в ваши владения.
     — Ни в коей мере. Уверен, третий помощник ввел вас в детали обязанностей вахтенного помощника капитана.
     — О да, капитан. Я и не представляла, как это захватывающе.
     — В таком случае, у нас есть полчаса до ленча, могу предложить вам выпить чего-нибудь освежающего.
     Если мое неожиданное приглашение и удивило ее, она этого не показала. Несомненно, она была привычна к тому, что мужчины пытаются использовать любую возможность побыть с нею наедине, так почему морской капитан должен вести себя иначе? В самом деле, почему? Несмотря на приобретенный титул и красивую внешность, она оставалась женщиной и под пышными нарядами и драгоценными украшениями мало чем отличалась от тех, на которых я обычно тратил свои доллары. Как кратко выразилась одна из моих знакомых дамочек: "Все женщины стоят денег, но я, по крайней мере, озвучиваю фиксированную цену". Я усмехнулся, подумав, получил ли покойный лорд Эшворт за свои деньги то, чего хотел, прежде чем опрометчиво умер, оставив ее, как сказал Спенсер, вынужденной самой зарабатывать себе на жизнь. Что ж, капитанский ранг имеет свои привилегии, и возможность предложения красивой женщине  украсить декор своей скромной каюты определенно была одной из них.  
     — Очень мило с вашей стороны, капитан, — произнесла она несколько настороженно, заходя в мой салон и усаживаясь на предложенное место на диване.
     Я оставил дверь открытой, задернув только занавеску для уюта, и нажал на кнопку звонка. Да Сильва материализовался практически мгновенно, на его поседевшей, с повязкой на глазу голове свирепо сверкал единственный глаз. Похоже, он уже ждал вызова в буфетной, будучи предупрежденным сарафанным радио о том, что леди Эшворт появилась на мостике. Я попросил его принести кувшин лимонного сока со льдом и бутылку рома, улыбаясь тому, как он встрепенулся, стремясь услужить пожеланиям прекрасной дамы.
     — Как он экзотично выглядит, прямо настоящий пират.
     — Он родом из Гоа, португальской территории на Малабарском берегу. Когда я принял командование этим судном, он уже был здесь. Бог знает, сколько ему лет. Рассказывают, что он потерял глаз в схватке за женщину. Он убил противника, но все же потерял женщину и подался в моря. Сейчас он уже стал частью судна, и никогда не сходит с борта.
     — О, как романтично.
     Тут весьма кстати появился Да Сильва с кувшином, бутылкой и бокалами на потускневшем серебряном подносе. Поставив поднос на кофейный столик, он предложил леди Эшворт стакан лимонного сока и затем налил щедрую дозу темного, резко пахнущего рома в мой бокал. Леди Эшворт сморщила нос, учуяв едкий, слащавый запах мелассы. Я взял кувшин и долил сока в свой бокал.
     — Это называется грог, — стал объяснять я, — напиток моряков из рома и воды. В стародавние времена в него добавляли лимонный сок для борьбы с цингой. Это был единственный способ заставить матросов пить сок.
     — Я слышала, как американцы иногда называют британцев "лайми", — ответила она, обводя взглядом незатейливую обстановку салона, с кремового цвета стальными переборками, старой, но хорошо полированной деревянной мебелью и потертым квадратным ковром на палубе. При открытых дверях и иллюминаторах, с работающим навесным вентилятором температура в салоне была довольно сносной.
     — Британские суда звали лимононосцами, а членов их экипажей — лайми. В наше время судовладельцы обычно снабжают суда достаточным количеством фруктов и овощей, чтобы избежать цинги. Но даже теперь не всегда легко заставить моряков принимать полезную пищу.
     — О, подобное отношение не ограничивается только моряками, — хихикнула дама. — Исходя из моего опыта, мужчины едят и пьют слишком много вредных вещей.
     — Ваше здоровье, — поднял я бокал и, заметив, что она слегка вздернула брови, добавил почти оправдываясь: — Только один бокал перед ленчем, для аппетита.
     — Несомненно. Но меня разочаровало ваше мнение, что грог — напиток не для женщин. К тому же у меня русское происхождение, не забыли?
     Я извинился не совсем искренне, достал из серванта другой бокал, плеснул туда немного рома и потянулся за водой.
     — Nyet! — Ее безупречно наманикюренная рука протянулась к бокалу.
     Я подал ей бокал, ожидая, что она понюхает его и сделает изящный глоток.
     — Nastrovje! — Она поднесла бокал к губам, запрокинула голову и осушила его, а затем со стуком поставила его на столик.
     Я с изумлением наблюдал, как вспыхнули ее щеки, а зеленые глаза расширились от удивления.
     — О, как ужасно! Это не дамский напиток, лучше употреблять водку каждый день. — Затем ее глаза сузились и она поджала губы. — Умм, но внутри потеплело.
     Я опять потянулся за бутылкой, но она засмеялась и взяла стакан с лимонным соком:
     — Не частите, моряк, вы ведь пригласили меня выпить только для аппетита.
     — Надеюсь, вы нашли ваши апартаменты удовлетворительными, леди Эшворт? — подпустил я нотку формальности, чтобы увести разговор в более безопасные воды. Моей обязанностью было доставить судно, груз и пассажиров в целости и сохранности в Шанхай. Умышленное нанесение ущерба любым из перечисленных называлось баратрией[40], хотя я и сомневался в том, подходит ли под это определение то, что я хотел бы сделать с леди Эшворт. Однако мистер Ху может увидеть в этом ущерб его интересам, что в результате к тому и придет.
     Возможно, я просто льщу и себе, и своему судну. Было ясно видно, что оно старое. Даже апартаменты леди Эшворт, лучшие на судне, не могли похвастаться роскошью. Стюарды хорошо постарались представить их в презентабельном виде, но что они могли сделать с потертой и линялой мебелью? Отсыревшие занавеси пахли угольной пылью. Облицованные красным деревом переборки были покрыты пятнами от воздействия морского воздуха и полировочной мази и скрипели при каждом накренении судна. За панелями гнездились тараканы, и Люси, горничная, уже раздавила несколько штук метко нацеленной тапкой. Да Сильва с энтузиазмом использовал распылитель дуста, но эффект был минимальным. Что ж, мы сделали что могли, а из того, что я слышал об условиях жизни в послереволюционной России, можно сделать вывод, что если не леди Эшворт, то Хелена Ковтун могла жить в несравненно худших условиях. А тараканы вызывали не больше чем досаду в таком перенаселенном, неопрятном городе как Шанхай.
     — Вполне приемлемыми, капитан, — ответила она с присущим актрисам талантом лгать, чтобы не задеть чувства зрителей. — Ваш пароход выглядит в хорошем состоянии.
     — Он крепок и достаточно силен, несмотря на то, что прошел не одну милю пути. Надо отдать должное людям, которые построили его.
     — Как и многие из нас, — прошептала она перед тем, как отпить глоток сока.
     — Прошу простить меня за любопытство, — сказал я, сомневаясь в уместности своего вопроса, — но встречались ли вы с Питером Лотером ранее?
     Ее глаза посуровели, и она взглянула на меня испытующе:
     — Вижу, что мои разговоры с вашими офицерами не являются моим личным делом, — раздраженно дернула она головой. — Но мой ответ на ваш вопрос — нет, до вчерашнего вечера я с ним не встречалась. Но мой покойный муж однажды представил меня герцогу Аскриггу. Когда Бобби сказал им, что мы отправляемся в Шанхай, тот упомянул своего младшего брата, который исчез где-то в районе Гонконга, и рассказал кое-что о нем: о его флотской службе, о героическом участии в Ютландской битве и о скандале с адюльтером, разрушившим его карьеру. Когда добрый старый мистер Ху предлагал мне проехаться на вашем судне, он сказал мне, что один из судовых офицеров — настоящий лорд. А когда назвали его фамилию, я сложила вместе два и два. — Она умолкла, продолжая сверлить меня своим взглядом. — Итак, вот он, блудный сын.
     — Сожалею, леди Эшворт, я не собирался вмешиваться в ваши частные разговоры. Питер Лотер — отличный офицер, но я не думаю, что ему по душе неприятные воспоминания из прошлой жизни.
     — Вы имеете в виду, что не стали бы вмешиваться, если бы это не влияло на деловую атмосферу на вашем судне. И вы думаете, что я именно это и делаю — возбуждаю воспоминания?
     Конечно, она провоцировала окружающих, и тут я чувствовал, что вступаю на опасную тропу. Но видя, как она устраивает перепалку с майором, а затем флиртует с Гриффитом, я имел хороший повод, чтобы задаться вопросом — в какие игры она играет. 
     — Нет, но я знаю его достаточно хорошо, чтобы считать, что проявления сочувствия ему неприятны.
     — Сочувствия? — вспыхнула она. — У него была любовная связь с женой адмирала, которая понесла от него. Кто-то может сказать, что такие действия недопустимы. Да, я сочувствую его потере, но я предлагала ему не свое сочувствие, а совет.
     — Совет!
     — Старый герцог Аскригг был человеком строгих принципов и лишил Питера наследства из-за этого дела. Но нынешний герцог представляется мне более гибким человеком. Я сказала Питеру, что он может найти того более склонным к примирению.
     — Похоже, вы хорошо осведомлены в делах семьи моего старпома. Но, возможно, некоторые раны слишком глубоки.
     Она протянула руку:
     — Извините, капитан Роуден, если я шокировала вас своей откровенностью. Боюсь, что мой русский темперамент порой превозмогает сдержанность, ожидаемую от английской леди. Но жизнь коротка. Давайте сменим предмет разговора. Поговорим о погоде? Или вы являетесь таким же любителем театра, как этот странный человек Тримбл? — К ней вернулся игривый тон, сопровождаемый кокетливой улыбкой.
     —— У меня немного возможностей для посещения театров, так что здесь вы найдете гораздо лучших собеседников на эту тему, леди Эшворт. В школе, которую я посещал, Безье не проходили.
     — Что это была за школа, капитан? — спросила она, подняв бровь в знак удивления, что я знаю имя автора, который написал пьесу "Барретты с Уимпол-Стрит".
     Я и сам был этим удивлен — знание работ викторианских английских поэтов не было моей самой сильной стороной.
     — Станхопская индустриальная школа в Эшфорде, графство Кент.
     — Это что-то очень техническое, связанное с подготовкой к вашей карьере?
     — Можно и так сказать. Это была исправительная школа для не вполне законопослушных мальчиков.
     — Извините, капитан, я не хотела быть назойливой.
     — Также как и я ранее.
     Я стиснул зубы, испытав внезапный приступ гнева при невысказанном предположении, что мне есть чего стыдиться.
     — Поскольку вы уже спросили, не вижу причин не рассказать вам всю историю. Мой отец был моряком, и он погиб во время войны. Моя мать пристрастилась к выпивке, а затем пошла по рукам мужчин, которые покупали ей алкоголь. А я попался на краже, и суд упаковал меня в Станхоп. Там меня научили читать и писать, а также нечестно драться. Так что извините, если я похож немного на мое судно — такой же побитый и внешне шершавый.
     Горячность моих слов удивила нас обоих. Ее лицо вспыхнуло, но она ответила, сохранив самообладание:
     — Вам не за что извиняться, капитан. Вы — то, что сами сумели создать из себя. И мы не столь уж сильно разные. Да, мой отец был генералом царской армии. Но после того, как его расстреляли большевики и мы эмигрировали в Париж, мы были очень бедны, и мне пришлось зарабатывать на жизнь. Я выступала на сцене, пела, танцевала — и не всегда в добропорядочных местах. Мы встретились с Бобби Эшвортом на вечеринке. Он сказал, что любит меня, что он красив, титулован и богат. Первые три высказывания оказались правдой. Затем он умер. Титулом сыт не будешь. Но я остаюсь актрисой и могу зарабатывать достаточно, чтобы содержать себя соответственно.
     В этом монологе был едва заметный след слезинки, а то, что она рассказала, совпадало с рассказом майора Спенсера. Кроме того, у нее было одно громадное преимущества передо мной.
     — Но ведь вы... — я остановился, сообразив, что моя неуклюжая попытка польстить ей будет настолько же уместной, как викинг в женском монастыре.
     — ... красивы, вы это хотели сказать? Моя внешность — это мое состояние? Бог мой, как мужчины любят благодетельствовать! — Она бросила на меня свирепый взгляд. Я ответил ей тем же. Что ж, поединок взглядами не оставляет шрамов —— телесных, по крайней мере.
     — Похоже, мы с вами одинаково обидчивы, капитан. В моих жилах струится славянская жаркая кровь, а вы... — на ее губы вернулась улыбка.
     — А я потомок длинной цепочки контрабандистов и пиратов — просто честных моряков, пытавшихся заработать себе на пропитание. 
     Она звонко, на весь салон, рассмеялась:
     — Я бы сказала, в вас много осталось от пиратов, капитан Роуден. Я встречалась со многими английскими джентльменами, и должна сказать, что большинство из них более опасны, чем пираты. Пираты... я могу иметь с ними дело. Сундуки с золотом и драгоценностями, бутылки рома, полный желудок и поцелуй красивой женщины. Сокровища и удовольствия — обычно именно в таком порядке.
     — Сокровища и удовольствия! — Я тоже засмеялся. — Ну, в последнее время в китайских морях я видел не очень много подобного. Может, в Шанхае мне повезет?
     — О, я уверена, вам будет сопутствовать удача на обоих фронтах в Шанхае, — ответила она, взмахнув ресницами. — Хотя, наверно, я должна вас предостеречь от коварных русских девиц, которые прожигают жизнь в самом распутном из всех городов — Шанхае, этом восточном Париже, и стремятся завлечь в свои сети английских пэров ради их титулов и состояний.
     — Я буду настороже, если вы покажете мне одну из них.
     Ее звонкий веселый смех только подчеркнул унылую серость моего салона.
     — Давайте выпьем за свирепых славян и пиратствующих англичан, — предложила она.
     Я разлил ром. Мы сдвинули бокалы и выпили.
     — Следующий раз лучше водку. А сейчас благодарю за угощение и прошу меня извинить, надо приготовиться к ленчу.
     Я встал, намереваясь сопроводить ее вниз.
     — Не стоит беспокоиться, я сама найду дорогу.
     Она встала, откинула рукой занавеску и исчезла на трапе, ведущем вниз на шлюпочную палубу. Я протянул руку к своему бокалу и осушил его, удивляясь, как это ей удалось разговорить меня на тему моего происхождения. Но я не всю правду ей вывалил, умолчав о том, что в моей груди продолжал гореть огонь гнева как против тех мужчин, которые разрушили жизнь моей матери, так и против педелей и старших школьников, которые превращали в ад мое пребывание в исправительной школе. Я держал огонь под контролем, но когда что-то или кто-то угрожал мне, я мог раздуть его до белого каления, закаляя как сталь мою решимость. Я хорошо знал, каково это — чувствовать себя презираемым и ненавидимым, униженным и избитым, и ничто на свете не загонит меня вновь в те условия.
* * *
     — ...она положила глаз на этого Гриффита, второго помощника. Не понимаю, что она в нем нашла: молодой парнишка с долин, у него, наверно, угольная пыль из-под ногтей еще не вычищена.
     Я уловил конец фразы Тримбла, входя в кают-компанию. Он сидел за столиком рядом с барной стойкой, держа в руках бокал розового джина. Напротив него сидел гонконгский торговец, Эванс. Когда я вошел, они посмотрели на меня, и Тримбл поднял руку в приветствии:
     — Как насчет присоединиться к нам, капитан? По коктейлю.
     Поскольку я появился в кают-компании заранее, то было бы грубостью отклонить приглашение, и я сел к ним и попросил стюарда принести рома и воды.
     — Вы появились здесь с надеждой, не так ли? — хихикнул Эванс, возвращаясь к прерванному разговору. — Вы ведь пять раз ходили на ее представление.
     Тримбл вспыхнул:
     — Вовсе нет. Просто я хотел сказать, что ей следует больше обращать внимание на зрелых, преуспевающих людей, как мы с вами, а не на...
     Он внезапно заткнулся, сообразив, что чуть не подверг критике одного из судовых офицеров в моем присутствии. Я мог бы счесть это оскорблением, не будь в словах Тримбла частички правды. Но неожиданно из памяти всплыл вид Гриффита и леди Эшворт, беседующих на ботдеке прошлой ночью, и я понял, что она привязалась к нему, чтобы избежать ухаживаний всякого рода, о которых только что высказался Эванс. Который сейчас хихикал над сконфузившимся Тримблом.
     Что касается Тримбла, то было совершенно ясно, что он за человек — потрепанный жизнью, живущий на деньги, присылаемые родней, которого семья послала на Дальний Восток заработать себе состояние или пропасть в этом процессе. Я распознал этот тип людей, и также, без сомнения, леди Эшворт. Но он заплатил за проезд так же, как и остальные, и приличия должны соблюдаться.
     — Не беспокойтесь, мистер Тримбл, — сказал я. — Скоро мы прибудем в Шанхай, и вы сможете ухаживать за ней без опасения споткнуться о мистера Гриффита.
     — Но у вас может быть солидная конкуренция, старина, — подсунул шпильку Эванс. — Я слышал, что она на короткой ноге с каким-то русским генералом.
     При последних словах послышался цокот каблуков из коридора и девичий смех — появилась миссис Хилл-Девис в сопровождении мужа.
     — Добрый вечер, капитан, — приветствовала она меня, прежде чем повернуться к Эвансу и Тримблу.
     — О чем вы тут сплетничаете, старые греховодники, — хихикнула она, — надеюсь, не черните мою репутацию?
     Мы все поднялись, и Эванс махнул рукой, призывая стюарда принести всем выпивку.
     — Это было бы недопустимо, моя дорогая миссис Хилл-Девис, — отозвался Тримбл. — Нет, тут Эванс рассказывал нам, что у леди Эшворт в Шанхае есть какие-то странные приятели.
     — Ничего не знаю насчет странностей, — ответила миссис Хилл-Девис. — Когда мы видели ее время от времени на правительственных приемах, она обычно была в компании министров и дипломатов, ничего странного в них нет.
     — Похоже, ее муж обладал хорошими связями, — подтвердил Хилл-Девис. — Должен сказать, ее поведение вполне достойно.
     — Я не говорю, что она ведет себя недостойно. Просто мы с Эвансом заметили, что она слишком много внимания уделяет второму офицеру, и еще Эванс заметил, что она дружит с неким русским генералом. Но каждому свое, разумеется, — заверил Тримбл.
     — Оо, вы такие сплетники, — хихикнула миссис Хилл-Девис. — Слава богу, со мной мой Берти, — сжимая руку мужа, она бросила мне кокетливый взгляд, — а то вы бы уже поженили меня с капитаном.
     Джентльмену не следует говорить такое, но, несмотря на ее поверхностный шарм, я находил миссис Хилл-Девис крайне непривлекательной, выказывавшей всю убогую претенциозность многих представителей английского среднего класса. При других обстоятельствах она бы и не посмотрела на меня, но четыре золотые полоски на моих рукавах привлекали ее. Не будучи же джентльменом, я периодически прибегал к услугам непривлекательных женщин, и задавал себе вопрос, могла ли миссис Хилл-Девис быть конкурентоспособной в этой области.
     Мои размышления прервало появление стюарда с напитками. Образовалась пауза в разговоре, пока тот расставлял на столике бокалы, и у меня появилась возможность не отвечать на ее игривость.
     — Похоже, у вас появилась поклонница, —— сказал Эванс, слегка толкнув меня локтем.
     Я охотно рискнул бы вызвать неудовольствие мистера Ху, отвесив ему оплеуху. Я не привык становиться предметом насмешек на борту своего судна, и некоторые люди, значительно лучшие по сравнению с Тримблом и Эвансом, убедились в этом к своему несчастью. Вместо этого, я сделал большой глоток, ощутил внутри успокаивающее тепло и состроил любезную мину:
     — Не могу понять, почему. Я всего лишь потрепанный жизнью старый морской волк, видавший лучшие дни — прямо как мое судно.
     — Если бы меня спросили, я сказала бы, что у вас вполне пиратская внешность, — сказала миссис Хилл-Девис, явно стараясь остаться в центре внимания. — Серьгу в ухо, попугая на плечо, и я могла бы ожидать прогулки по доске... или чего-нибудь похуже.
     Она, подняв выщипанную и подкрашенную карандашом бровь, стрельнула глазом на мужа, который, судя по его сконфуженному виду, был совсем не против полюбоваться ее прогулкой по доске. Хотя любой пират, стоящий своих дублонов, вряд ли пропустил бы возможность изнасилования даже такой назойливо утомительной женщины.
     — Если мне будет позволено сказать: я бы этому не удивился, слыша такой выговор, —— вступил в разговор Хилл-Девис, выказывая гораздо больше мужества, чем я ожидал от него.  
     — Ну, я не слышу ничего подобного диалекту Уэст-Кантри, хе-хе, — произнес Тримбл.
     — Это его профессиональная шутка, — пустилась в объяснения миссис Хилл-Девис, положив руку на плечо мужа успокаивающим жестом, как будто тот нуждался в защите. — Берти легко определяет происхождение человека по его выговору.
     — Прямо профессор Хиггинс из "Пигмалиона", — рассмеялся Тримбл.
     Я старался придерживаться литературного языка, но Хилл-Девис оказался настоящим знатоком.
     — Норт-Даунс, я бы сказал, — вывел он заключение. — Побережье северного Кента, в 19 веке изобиловавшее контрабандистами.
     — Бренди для священника, для писца табак, — продекламировал Эванс. — В школе учили. Не помню, кто написал.
     — Киплинг, — ответил Хилл-Девис. — Он жил какое-то время в Кенте. Возможно, там он слышал истории о знаменитой банде контрабандистов, прозванную "Сисолтерской компанией".
     — Довольно странный круг знаний для преподавателя кафедральной школы, — заметил Тримбл.
     — Ну не знаю, — сказал Хилл-Девис. — Иногда надо чем-то развлечь мальчишек. —— Он повернулся ко мне: — Я угадал, капитан?
     Я был поражен его точностью, и слегка благодарен, что его ухо дипломатично отфильтровало наслоения Уоппинга.  
     — Совершенно верно, до последнего слова. Я родился в Уитстебле, затем жил в Сисолтере. Роудены хорошо известны там как рыбацкая фамилия, с немалым количеством контрабандистов и даже одним разбойником в банде Дика Турпина.
     Разговор был прерван звуками тяжелых шагов по трапу, и в дверном проеме появилась одетая в хаки фигура майора Спенсера.
     — Добрый вечер, — жизнерадостно приветствовал он собравшихся. — Наслаждаетесь аперитивами? Не возражаете против моего присоединения?
     — Нисколько, старина, подтаскивайте стул, — ответил Эванс, помахав стюарду.
      — Майор, мой муж только что сказал, что, судя по акценту капитана, тот, вполне вероятно, является пиратом. Похоже, что вы его неплохо знаете. Вы можете подтвердить это? 
     Последние слова миссис Хилл-Девис утонули во взрыве хохота.
     Спенсер подождал, пока все успокоятся, и сказал:
     — Вы можете определить такое по выговору человека? В таком случае мне надо быть осторожным в том, что я говорю... или, скорее, как я говорю. 
     Еще один взрыв смеха.
     — Я просто сказал, что смог заметить следы выговора, распространенного на побережье северного Кента, и упомянул, что этот район был некогда родиной знаменитых — или печально известных — контрабандистов, — сказал Хилл-Девис.
     — А, понял, — ответил Спенсер. — Ну, я не очень-то удивлюсь, узнав, что капитан Роуден пират. Я бы сказал так: в этих водах, имея дело с акулами, надо иметь острые зубы.
     Миссис Хилл-Девис театрально вздрогнула:
     — В самом деле, майор, не хотите ли вы сказать, что мы можем подвергнуться опасности на борту британского судна?
     — Не забывайте, мэм, что некоторые из наиболее знаменитых пиратов были британцами, в их числе и сэр Френсис Дрейк, и Черная Борода, — с улыбкой ответил Спенсер. — Но я уверен, что капитан Роуден доставит нас в пункт назначения целыми и невредимыми.
     — О, я близка к разочарованию, — воскликнула миссис Хилл-Девис, которая явно видела себя в роли Оливии де Хэвилленд в фильме "Капитан Блад". Но она глубоко ошибалась, если видела во мне что-то подобное Эрролу Флинну. Моему стилю ближе злодейская самоуверенность Бэзила Рэтбоуна.
     — Но что касается вас, майор Спенсер, — продолжала она, — вы не ужасаете нас своим австралийским прононсом, не так ли, Берти? — Она обратилась за поддержкой к супругу.
     — Я был рожден в Англии, миссис Хилл-Девис, — сказал Спенсер. — Мой отец служил в армии. Он был ротным командиром Британских Экспедиционных Сил — "Презренных Стариков"[41]. Ему повезло выжить в первых сражениях, а когда в Европу прибыл АНЗАК, у них не хватало опытных офицеров, и ему предложили командовать батальоном. Потом его перевели в штаб австралийского генерала Монаша. Ему понравилось служить с австралийцами, и после войны он переехал в Мельбурн. Мне тогда было четырнадцать лет. Я закончил мельбурнскую гимназию, а затем последовал по стопам моего отца и вступил в армию.
     — Ну и как, это сделало вас британцем или австралийцем? — спросила миссис Хилл-Девис.
     — Я ощущаю себя и тем, и другим, — ответил Спенсер.
     — А что влечет вас в Шанхай? — спросил Тримбл.
     — Что-то вроде работы во время отпуска. Мне полагался отпуск, и один из моих полковых сослуживцев, служащий там, пригласил меня ему помочь кое в чем.
     Я не ожидал от него правдивого ответа, но ложь свободно плыла из него, как будто была его второй натурой. Что, возможно, так и было.
     — А с леди Эшворт вы были ранее знакомы? — спросила миссис Хилл-Девис.
     — А, вы заметили мой разговор с ней прошлым вечером? Нет, мы не были знакомы, я просто попробовал увести ее из-под носа остальных джентльменов.
     Он повел рукой над столом, и присутствующие вновь разразились смехом.
     — Похоже, старина, вы не преуспели, — влез в разговор Эванс, — леди вроде заинтересовалась этим валлийцем, вторым офицером. 
     — В самом деле? Что ж, желаю ему удачи.
     — Она ему понадобится. Мистер Эванс рассказал нам, что у вас обоих есть соперник — русский генерал, — заметила миссис Хилл-Девис.
     — Ну что ж, звание, даже русское, имеет свои привилегии, — улыбаясь, сказал Спенсер и поднялся на ноги. — А вот и супруги Вильсоны присоединяются к нашей веселой компании. Не желаете ли чего-нибудь выпить перед едой?
     Я выпил свой грог и дал сигнал стюарду вновь наполнить бокалы, размышляя о способности среднего класса воспроизводить кусочек Англии в самых отдаленных уголках света, даже на моем стареньком потрепанном пароходе, на котором скрип клепаного корпуса и обшарпанных панелей смешивался с такими непривычными звуками, как смех. Это так отличалось от нашей обыденности — тайфунов, немецких налетчиков и плутоватых таможенников, — что я почувствовал, как мое заскорузлое циничное сердце предложило мне расслабиться этим чудесным вечером.
     Хороший совет, если бы я знал, что должно было произойти.
* * *
     Утренняя вахта нашего последнего дня в море. К концу дня мы должны были подойти ко входу в устье реки Янцзы. В иллюминаторе моей каюты виднелись зубчатые вершины серо-зеленых холмов на островах Чусан, на фоне которых виднелась небольшая флотилия рыболовных судов с вьющимися на ними стаями морских птиц.
     Я сидел за столом, проверяя и перепроверяя массу бумаг для многочисленных представителей бюрократии Международного Сеттльмента, когда послышался громкий стук по открытой двери и чья-то рука откинула в сторону занавеску. Вслед за этим в проеме показалось красное лицо майора Спенсера, который приветствовал меня бодрым голосом:
     — Доброе утро, капитан, позволите оторвать вас на минутку?
     — С превеликим удовольствием оторвусь на время от этой проклятой канцелярщины. Чем могу служить?
     — Не возражаете, если я закрою дверь? То, что я хочу сказать, вещь довольно деликатная. — Он заговорщически постучал пальцем по носу. — Исключительно для ваших ушей.
     Я кивком выразил согласие, Спенсер закрыл за собой дверь и сел на диван. Я развернул кресло в его сторону.
     — Перейду сразу к делу, капитан. Речь идет о леди Эшворт. Я знаю, что у вас были с ней разговоры, да и ваш второй офицер, Гриффит, был замечен в ее компании. Не так ли?
     — Послушайте, майор, — сказал я, чувствуя, как во мне закипает злость на то, какой никчемностью меня отрывают от работы, — если вы пришли сюда посплетничать о леди Эшворт, то у меня найдется чем занять свое время.
     Спенсер бросил на меня многозначительный взгляд и достал из кармана пачку сигарет.
     — Не возражаете, если я закурю?
     И, не дожидаясь ответа, он откинул крышку металлической зажигалки, щелкнул ею и глубоко затянулся.
     — Ну? — сказал я, раздраженный его спокойствием.
     — Что вы о ней думаете?
     — Я едва знаком с ней, и даже если бы был, то не уверен, что стал бы делиться своими мыслями о ней с вами, — раздраженно ответил я. — Она русская, была замужем за лордом Эшвортом, который допился до смерти, и она живет в Шанхае. Все из вышеперечисленного было рассказано вами же, еще в Гонконге. В общении достаточно доброжелательна. Но я никак не могу понять, какое это имеет к вам отношение.
     — Прошу меня простить, капитан, но я не был с вами вполне откровенен, — произнес Спенсер, стряхивая частичку пепла со своей безупречно отглаженной формы.
     — Это, похоже, становится обыденной историей, — огрызнулся я в ответ.
     — Не кипятитесь, старина. Дело в том, что прекрасная леди Хелена Эшворт, в девичестве Хелена Ковтун, является не совсем тем, кем она выглядит.
     — О, ради бога, не собираетесь ли вы сказать, что она вовсе не русская?
     Несмотря на мою неприязнь к его манерам, я стал находить что-то юмористическое в старинной игре плаща и кинжала, проводимой майором.
     — Нет, она самая настоящая русская, дочь белогвардейского генерала, расстрелянного большевиками.  
     — То есть, там нет никакой лжи?
     — Нет, в этой части истории все в порядке. Но как вы думаете, не странно ли, что она стала любовницей военного атташе Красной армии в Шанхае, генерала Ивана Масленникова, который, как я подозреваю, имеет такое же звание в НКВД.
     — НКВД? Что это?
     — Я не буду пытаться произнести это по-русски, но это их служба безопасности, которая подчинена непосредственно Кремлю. Ну и как, не находите ли вы странным то, что женщина, чью семью заставили бежать из России, а отца расстреляли большевики, открыто связывается с высокопоставленным членом партии?
     — Я не разбираюсь в политике, тем более в роли женщин в ней. Но полагаю, вы пришли ко мне не для игры в вопросы и ответы. Давайте ближе к делу.
     —— Хорошо, — ответил Спенсер, — перейдем к делу. До замужества Хелена Ковтун была красивой и довольно успешной актрисой. Кроме русского, она в совершенстве владела французским, немецким и английским языками и имела ряд высокопоставленных любовников. Но она сторонилась политики, в отличие от большинства русских белоэмигрантов в Париже, которые кучковались в тайных обществах и образовывали фонды для борьбы с красными. А затем она вышла замуж за Бобби Эшворта. — Он прервался, чтобы вытащить сигарету, и усмехнулся, как бы испытывая мое терпение. — Да, вы слышали что-нибудь о Кливденской клике?
     Я в недоумении поднял брови и собирался уже напомнить ему, что шкипера трамповых пароходов мало интересуются деяниями английских аристократов, когда он понял мой намек и продолжил:
     — Кливден — это название загородного дома лорда и леди Астор. Лорд Астор контролирует лондонский "Таймс", а его брат, майор Астор, владеет "Обсервером". Обе газеты вели политику подталкивания правительства к соглашению с нацистской Германией. И леди Астор, и майор Астор были членами парламента. Они часто имели встречи с влиятельными единомышленниками — политиками и бизнесменами — в загородном доме Асторов. Это не является секретом, и даже наша австралийская газетенка лейбористов "Уоркер" знает детали, и называет их не иначе как Кливденская клика.
     — Но что это имеет общего с леди Эшворт, — прервал я его, размышляя про себя, что это имеет общего со мной. У меня рождалось подозрение, что майор втягивает меня во что-то, чего я, скорее всего, желал бы избежать. — Может, она просто влюбилась. Я слышал, что он был недурен собою.
     — Возможно, вы правы, и внешний вид, титул и богатство производят впечатление на представительниц слабого пола. Но есть два обстоятельства, которые предполагают наличие скрытого мотива, или, по крайней мере, стимула для влюбленности. Во-первых, нацисты открыто объявили себя противниками коммунизма. Если бы удалось убедить британское правительство завязать более тесные отношения с Германией, то это сделало бы жизнь Сталину более тяжелой и поощрило бы его оппонентов, стремящихся его свергнуть — вместе с коммунизмом.
     — Ага, враг моего врага — мой друг, — сказал я, начиная понимать, куда он клонит. 
     — Совершенно верно. Хотя Хелена и сторонилась политики, она не могла испытывать любви к тем, кто погубил ее отца. Если ее новая родина будет действовать вместе с нацистами против русских, у нее могли появиться какие-то возможности.
     — Да, я могу понять это, — сказал я. — А что там со вторым обстоятельством?
     — Бобби Эшворт был членом Кливденской клики. Он был дальним родственником леди Астор, и когда обзавелся такой прекрасной и экзотической женой, их стали часто приглашать в Кливден.
     — Итак, если она хотела отомстить за смерть отца и нанести какой-то вред коммунистам, то она попала в круг людей с подобными намерениями.
     — И опять в самую точку, — произнес с улыбкой Спенсер. — Начинаю думать, что вы зря тратите время на роли морского капитана.
     — И что она собиралась сделать — стать предводителем банды контрреволюционеров, оплачиваемых Асторами? — сказал я, игнорируя его насмешку.
     — Ничего такого театрального. Но посудите сами: она достаточно известна, бегло говорит на нескольких языках, имеет связи в европейских столицах, где она выступала на сцене и... скажем так, знала немало высокопоставленных мужчин. Она могла быть полезной какому-нибудь лицу или какому-нибудь правительству, заинтересованному в добыче информации, полезной в борьбе одних против других.
     — В качестве шпиона, вы имеете в виду? — начал я задумываться, можно ли доверять словам леди Эшворт и почему она выбрала мое судно для возвращения в Шанхай. Я с трудом мог себе представить сторонниками нацизма Тримбла, или Эванса, или даже Хилл-Девиса с его пустоголовой женой. Возможно, Вильсоны могли бы тайно переводить деньги Шанхайского банка на счета в каком-нибудь берлинском банке. Но это выглядело маловероятным, да и у меня в кончиках пальцев не наблюдалось предостерегающих признаков. Однако все это не означало неправоты Спенсера.
     — Думаю, это слишком вульгарно для Хелены, как вы полагаете? — продолжил он. — Нет, они нуждались в скрытном канале информации, внимательном слушателе, могущем бросить намек в сочувствующее ухо. Никаких плащей и кинжалов.
     — И вам известно об этой стороне ее деятельности?
     — Скажем так: на Эшворта после его вступления в Кливденскую клику стали благосклонно поглядывать некоторые люди в Уайтхолле.
     Он прервался, чтобы прикурить новую сигарету.
     — Итак, лорд Эшворт был внедрен, чтобы шпионить за Асторами, — сказал я, складывая кусочки мозаики в цельную картину, — и их пронацистскими друзьями, в круг которых входила и его собственная жена.
     — Бобби Эшворт был другом Асторов и также имел друзей в Уайтхолле. Всегда стоит иметь друзей, даже если ты и не всегда ценишь их помощь. Асторы весьма уважаемы и могущественны, но порой хороший друг может яснее видеть то, что является их лучшими интересами. 
     — И какие у вас отношения с этими... друзьями в Уайтхолле? — спросил я. 
     — Я солдат австралийской армии, бороться с врагами короля — наша обязанность, а друг — это тот, кто помогает мне в этой работе.
     — Британская разведка? — задумчиво произнес я, вспоминая сказанное им ранее. — Вы такой же шпион, как и она, если верить вашим утверждениям.
     — Я не скажу ни слова более того, что уже сказал, — ответил он несколько театрально, как на мой вкус.
     — Окей, но вы вошли сюда, обеспокоенные разговорами леди Эшворт со мной и моим вторым помощником. Даже если она и является шпионкой, то ничего ценного от нас узнать невозможно. И в любом случае, Эшворт мертв, а она живет в Шанхае, так что не может представлять никакого интереса Кливденской клике.
     Я не видел никакой угрозы, исходившей от нее. А вот Спенсера мне надо было опасаться.
     — Я бы не был так уверен в этом, — ответил он. —В Европе много разговоров о возможности новой войны. Но если вы не заметили, капитан: здесь война уже началась. Китайские националисты сражаются с коммунистами, поддерживаемыми Сталиным. Японцы контролируют значительную часть северного Китая и, подбадриваемые немцами, жаждут большего. И не только Китая, им хотелось бы контролировать ресурсы Индонезии и даже Индии — нефть, каучук, олово для своей военной машины. А вы направляетесь прямо в центр всего этого, капитан — в небольшой европейский анклав, окруженный с юга националистами, с запада коммунистами и с севера японцами. Шанхай — место их столкновения. Город наводнен беженцами, шпионами, сотрудничающими с ними дипломатами и слухами о японском вторжении — все это плотно перемешано деньгами и коррупцией. И вы входите в это место с бог знает каким грузом и имея на борту знаменитую леди Хелену Эшворт, которая случайно оказывается любовницей русского военного атташе.
     Он перевел дыхание, глубоко затянулся и продолжил:
     — Все, что я сказал, я сказал только для того, чтобы вы и ваши люди были осторожны. Дело не в том, что вы знаете или перевозите, а в том, что другие могут подумать, что вы что-то знаете или что-то перевозите. Просто будьте осторожны — это все, что я хотел сказать.
     Я был готов рассмеяться, не зная, сердиться или забавляться, но вместо этого сжал зубы:
     — Я думал, вы вломились сюда в заботах о добродетелях леди Эшворт, которым угрожает общение с нами, моряками, а вы стали вести речь о том, что я не знаю, как себя вести в припортовых районах Востока. Мне известны все хитроумные уловки между Сингапуром и Саппоро. Шанхай мне хорошо известен, и я смогу безопасно войти и выйти из него несмотря на все уловки ваших шпионов и предвещающие войну слухи.
     — Поймите меня правильно, капитан, ваши отношения с леди Эшворт — ваше личное дело, и я нисколько не сомневаюсь в том, что вы достойно противостоите всяким негодяям, охотящимся за честными моряками. Но времена настали весьма деликатные, Китай колеблется на лезвии ножа. Я просто как друг прошу вас — будьте осторожны.
     — Ах, как друг... — Я собрался уже отдать рифы своего сарказма, как до меня дошло, что у него не было никаких причин делиться со мной всем этим. — Слышал я ваши идеи касательно дружбы, — фыркнул я, и вынужденная улыбка появилась на моем лице. — Но я придержу при себе свое остроумие и приму страховочные меры при сходе на берег.
     Спенсер смерил меня вопрошающим взглядом, а я поднялся и прошел к письменному столу, открыл верхний ящик и вытащил большой Уэбли, тускло блеснувший на луче солнца, проникающего сквозь иллюминатор.
     — А, Марк VI. Чертовски сильная отдача. Надеюсь, вы умеете им пользоваться. 
     — Ну, зарубки на рукояти я не делал, — мрачно улыбнувшись, произнес я, — но при необходимости стреляю без колебаний.
     В качестве крайней меры, следовало бы добавить. Хотя последнее не было истиной в строгом смысле слова. Но я никогда хладнокровно не стрелял в человека, и обычно такое происходило только после того, как я использовал другие методы убеждения.
     Спенсер тоже встал:
     — Похоже, вы умеете позаботиться о себе. Спасибо, капитан, что вы меня выслушали. — Он протянул руку. — Я забрал у вас много времени.
     Он слегка скривился, когда я крепко сжал его руку своей мощной мозолистой лапой, кивнув в знак понимания. Затем он повернулся, откинул занавеску и вышел, оставив меня размышлять над вопросом, который мне следовало бы задать.
     А именно: что он и леди Эшворт в действительности делают на моем судне?

Глава двенадцатая

     К восьми часам утра "Ориентал Венчур" спокойно пришвартовался к причалу "Чайна Мерчантс Сентрал Ворф" — одному из грузовых причалов, протянувшихся вдоль северного берега реки Вангпу, ниже по течению от Бунда. Судно было не только надежно пришвартовано к плавучему понтону причала, но и окружено рядами лихтеров осадкой четыре-пять футов. Ближайшие из них были ошвартованы у нашего борта, а остальные друг к другу массой канатов различных размеров и материалов.
     Я стоял на носовой палубе в рубашке, уже мокрой от пота в удушающей жаре шанхайского летнего дня. Вокруг меня суетилась команда, занятая подготовкой судна к выгрузке. Отступив к фальшборту, я посмотрел вниз на на кучу лихтеров, чьи команды терпеливо сидели около раскрытых трюмных люков, смотря непроницаемыми глазами из-под полей поношенных конических шляп. Они уводили загруженные, сидящие в воде почти по самую палубу лихтера вниз или вверх по реке до места назначения.
     Несмотря на яркое утреннее солнце, мои глаза слезились от усталости, и пришлось поморгать, чтобы очистить зрение. Только что закончился долгий ночной переход вверх по эстуарию реки Янцзы, с ее невидимыми в темноте, но ощущаемыми по запаху ила и гниющих водорослей отмелями. Спустя несколько часов мы достигли маяка, отмечающего вход в реку Хуанпу и по указаниям лоцмана вошли в этот более узкий фарватер, поднимаясь к Шанхаю. На северном берегу виднелась батарея Вусонг, стоявшая на страже входа в реку. В дневное время потребовалось бы приспустить флаг в знак уважения китайским силам контроля за речным путем, хотя этот знак был бы чисто символическим, так как фактический контроль принадлежал соединению британских и американских канонерок под названием Янцзы-Патруль, которое обеспечивало свободный проход любому судну, следовавшему в Международный Сеттльмент.
     Восточная часть небосвода начала бледнеть, пока мы пробирались по узкому и извилистому фарватеру между джонками и сампанами, дрейфовавшими вниз по течению. Двумя часами позже, когда солнце уже успело разогнать легкий утренний туман, мы обогнули последний угол фарватера и нашему взору предстал Бунд — ряд исторических зданий, тянущихся вдоль причальной линии Международного Сеттльмента. Нас встретила пара стареньких буксиров, изрыгавших дым и издававших гудки. Они приняли концы с "Ориентал Венчура", развернули его и подтолкнули к понтону Центрального причала. По корме от нас в Хуанпу впадала речушка Хонг-Кью, которая протекала через более мрачные кварталы Сеттльмента и несла свои зловонные воды вперемешку с отходами человеческой жизнедеятельности. По ее берегам теснились склады товаров вперемешку с жилыми хижинами, из которых поднимались бесчисленные дымы и запахи готовящейся пищи, которые лишь частично маскировали запахи отходов и гниющей растительности.
     Во время прохода по реке я послал Лотера отдохнуть пару часов, а сразу после швартовки я оставил его заниматься нахлынувшими чиновниками, а сам спустился в свою каюту. Да Сильва приготовил крепчайший кофе, и несколько чашек частично взбодрили меня. Однако жара и духота усугубляли усталость, и я решил прогуляться по палубе, чтобы развеяться. Бросив усталый взгляд на подготовку к выгрузке, я заметил Мак-Грата, который руководил подъемом грузовых стрел. Как и все, он почти не спал этой ночью, но его юное подтянутое тело не выказывало признаков усталости, кроме, пожалуй, темных кругов под глазами.
     Увидев меня, он подошел:
     — Будут какие-нибудь распоряжения, сэр?
     — Да, третий. Таможенников и других чиновников с их проклятыми бумагами посылайте к старшему помощнику. Также пройдитесь по пассажирам и объявите им, что они все должны в десять часов собраться в кают-компании для прохождения таможенных и иммиграционных формальностей. После чего они смогут разъехаться на такси, которые уже заказаны агентом. Я буду в каюте, и если кому-то потребуюсь я лично — посылайте ко мне. Вам все ясно?
     — Да, сэр.
     Я бросил последний взгляд на реку. На ней не прекращалось постоянное движение буксиров, джонок, сампанов, снующих между судами, ошвартованными у причалов, а также строем элегантных военных кораблей, стоявших на якорях посреди реки. Речные берега были застроены слипами, верфями, складами, факториями, офисами и жалкими жилищами бесчисленных китайцев. Далее вверх по реке, на другой стороне ручья Сучоу, начинался Бунд — район, застроенный большими отелями, банками и прочими коммерческими сооружениями. Их массивные здания с башенками и щипцовыми крышами напомнили мне о британских колониальных строениях, раскинувшихся на улицах и других крупных городов империи — таких, как Бомбей или Сидней.
     В каюте было так же жарко, и я включил подвесной вентилятор, вытер пот с лица и налил в стакан воду из термоса. Я направился к дивану со стаканом в руках, размышляя, не стоит ли слегка вздремнуть, чтобы скинуть накопившуюся усталость. Но только я успел присесть, как раздался вежливый стук в дверь, и в каюту вошел выглядевший учтивым китаец в дорогом полотняном костюме. Сняв фетровую шляпу, он обнажил длинные черные, смазанные маслом волосы, поправил в петлице алую гвоздику, достал из кармана круглые, с золотым ободком очки и водрузил их на удивительно прямой нос. Он представился Лингом, посланцем мистера Тунга, и я предложил ему сесть. Одновременно я нажал на звонок Да Сильве в буфетную и распорядился о кофе.
     — Полагаю, вы пришли обговорить доставку чая Дарджилинг, — сказал я, покончив с предварительными фразами.
     — Совершенно верно, капитан, —— ответил Линг, блестя своими выпученными по-жабьи глазами из-за толстых линз. — Также я должен передать самые искренние извинения мистера Тунга по причине невозможности его личного посещения вашей уважаемой персоны. Он нездоров, и доктор прописал ему постельный режим. Однако я уполномочен получить товар от его имени.
     Я ощутил покалывание в кончиках пальцев, но в этот раз мне вряд ли требовалось их предостережение. Если кто и мог возбудить недоверие, то это был именно этот шикарно одетый, пахнущий одеколоном Линг.
     — Как весьма неудачно. Прошу передать мое сочувствие мистеру Тингу. Я пробуду здесь несколько дней по крайней мере, надеюсь, за это время он выздоровеет.
     Линг нахмурился и быстро спрятал блеск раздражения, появившийся в его глазах. 
     — Не понимаю, капитан, почему надо ждать выздоровления мистера Тунга для того, чтобы передать товар?
     — Надеюсь, вы прекрасно понимаете, почему, — ответил я, ничуть не обманутый показным простодушием его тона. — Меня инструктировали передать чай лично в руки мистера Тунга.
     — Ах, да, конечно, — сказал Линг, складывая ладони в угодливой манере. — Мистер Тунг осознавал, что могут возникнуть трудности из-за соблюдения вами ваших инструкций. А так как он крайне озабочен в скорейшей доставке товара именно сегодня, он сказал, чтобы я вручил вам это. — Он вынул из кармана конверт и подал его мне. — Здесь написано, что я уполномочен принять товар.
     Я взял письмо и уставился на него с нарастающим раздражением. Распоряжения мистера Ху были вполне определенны. Передо мной стояла дилемма: несмотря на не внушающую доверия личность клерка мистера Тунга, передать ему товар, или вернуть его в Гонконг не доставленным.
     — Не хочу показаться грубым, мистер Линг, но у меня совершенно определенные инструкции от главы нашей компании, мистера Ху. Вы сказали, что мистер Тунг болен и вручили мне письмо, которое по вашим словам написано им. Прошу прощения за прямоту — я не знаю ни вас, ни мистера Тунга, и как мне знать, что письмо настоящее?
     В лицо Линга бросилась краска, его глаза сузились, и мне показалось, что сейчас он потеряет лицо, однако его ответ оказался обаятельно вежливым.
     — Мой дорогой капитан Роуден, конечно, вы вправе быть весьма осторожным в эти... — сделав рукой неопределенный жест — неясные времена. Но заверяю вас — письмо самое настоящее. Мистер Тунг действительно болен, но он лично продиктовал это письмо, вы можете в этом убедиться, посмотрев на его штамп рядом с подписью.
     — Его штамп?..
     — Его личная печать, — вставил Линг, — только он собственноручно может поставить ее на письмо.
     — Я знаю, что такое штамп, но...
     — Вы подвергаете сомнению мои слова, капитан Роуден, — раздраженно огрызнулся Линг, не способный более контролировать себя.
     — Нет, мистер Линг. — Он прервал меня дважды, бросил на меня враждебный взгляд, но я должен был сохранить спокойствие. Я имел дело не с сиднейским портовым громилой, а с китайцем, для которого было необычным открыто выражать свой гнев иностранцу. — Но мои инструкции вполне определенны. Максимум, что я могу сделать для вас сегодня, это послать телеграмму мистеру Ху с описанием сложившейся ситуации и ждать его указаний. У меня сегодня много дел, — их не было, я просто хотел прилечь и немного поспать, — но после полудня я схожу на телеграф и завтра утром прибудет ответ. Вы можете утром позвонить по телефону судовому агенту и, если ответ мистера Ху будет положительным, он уладит формальности для передачи вам товара.
     — Мистер Тунг будет крайне разочарован отсутствием сотрудничества с вашей стороны, капитан, и когда он непременно передаст свои чувства мистеру Ху... — он оставил неоконченным предложение.
     — Это что-то вроде угрозы, мистер Линг?
     Он был слабого телосложения, и со своей гладкой кожей и гвоздикой в петлице выглядел несколько женственным. У меня появилось искушение плюнуть на восточный обычай соблюдать лицо и схватить его за глотку.
     — Я всего лишь посланец, капитан. Вы разрушаете сделку. Мистер Тунг будет недоволен, не получив сегодня товар, и оплата мистеру Ху будет задержана. Последствия ваших действий могут быть таковы, что они оба возложат на вас ответственность.
     — Я рискну, мистер Линг, — сказал я сквозь зубы. — Я уже сказал вам, что я намерен предпринять, и будет лучше не терять ни вашего, ни моего времени.
     Мне требовалось покончить с этим до того, как я потеряю терпение и сделаю что-нибудь, о чем позже пожалею. Я встал, чтобы показать, что разговор окончен, но Линг поднял руку.
     — Возможно, я говорил несколько запальчиво, капитан. У мистера Тунга есть причины как можно быстрей завершить эту трансакцию, и я уверен, что его старому другу мистеру Ху не понравится, что вы ввергли его в неприятности. Но мистер Тунг будет счастлив уплатить... э... фрахтовый бонус за скорейшую выдачу товара.
     Меня не удивила смена угрозы кнута на обещание пряника. Я достаточно долго был на Востоке, чтобы ощутить не раз и то, и другое. Мистер Ху и мистер Тунг могли быть старыми друзьями, но покалывания в кончиках пальцев заставляли меня быть настороже. В дальнейшем разговоре не было смысла, и я взял шляпу Линга и подал ему.
     — Как я уже сказал, я телеграфирую главе и буду действовать по полученным от него инструкциям.
     Линг поднялся и буквально вырвал шляпу из моих рук:
     — Что ж, если это ваше последнее слово, капитан, то я так и доложу мистеру Тунгу, и подождем до завтра. Но я должен предупредить вас, что он не отличается терпением, и не воспримет благосклонно вашу медлительность.
     Я почувствовал, что мне в лицо бросилась кровь и застучало в барабанных перепонках.
     — Для вас будет лучше, если вы немедленно покинете борт, мистер Линг, — сказал я, с трудом держа себя в руках. — Агент известит вас о решении мистера Ху, если таковое последует.
     Линг повернулся, не пытаясь больше скрыть своей ненависти и гнева. Он поднял правую руку — то ли попрощаться, то ли ударить меня, подумал я, но он откинул рукой занавес и исчез в коридоре, не произнеся ни слова. Я послушал, как затихли его шаги на трапе и уселся почитать письмо Тунга. Судя по официально выглядевшей бумаге, с вежливыми фразами и внушительной красной печатью, она могла быть написана кем угодно, в том числе и самим Тунгом. Но судя по поведению Линга, кто-то — он сам или стоящий за ним — хотел спешно положить руки на этот товар. Почему кто-то отчаянно пытался заполучить партию индийского чая — этого я никак не мог понять. Однако у меня были свои, вполне определенные, инструкции, и чем скорее я проясню это дело с мистером Ху, тем спокойнее я буду спать. Я оторвал свое усталое тело от кресла и залез в гардероб за летним пиджаком и поношенной, но вполне приличной панамой.
     Лотер работал в судовой канцелярии, и я, откинув занавес, сунул голову в дверь. На столе стояли кофейник и открытая бутылка джина. Я нахмурился, зная, что следовало бы что-то сказать по этому поводу. Лотер был слишком хорошим человеком, чтобы спокойно смотреть, как он гробит себя алкоголем. Ему следовало бы найти цель в этой жизни, каковой служба помощником капитана на трамповом пароходе, ясное дело, не являлась. Возможно, надвигавшаяся война решит этот вопрос, если его печень продержится достаточно долго. 
     — Я иду на берег в телеграфный офис, хочу послать сообщение мистеру Ху о делах с этим проклятым чаем. Выглядит так, что получатель, которому тот направлен, не может прийти, а мне не внушает доверия клерк, пришедший за ним.
     — Все под контролем, шкипер. Вы надолго?
     — На пару часов, может, немного дольше. Я не ожидаю прихода Линга, этого клерка, ранее чем завтра, но если он вдруг снова появится, просто повтори ему, что мы ждем указаний мистера Ху.
     Лотер кивнул, я отпустил занавес, прошел по коридору и открыл дверь на главную палубу. Снаружи было еще более жарко, и я почувствовал, как пот начал струиться под рубашкой. Бледно-голубое небо было подернуто дымкой, оно было заполнено медленно движущимися грядами облаков, чьи потемневшие основания сулили грозу. Я спустился по парадному трапу на испещренную масляными пятнами деревянную палубу понтона и направился к портовым воротам. Оттуда я мог по телефону вызвать такси, но, несмотря на жару, я испытывал желание размяться и решил пройти пешком небольшое расстояние по улице Тайпинг-Роуд до Бродвея, где я мог остановить проходящее такси или добраться до Бунда трамваем. Возможно, трамвай был не самым подходящим видом транспорта для моего высокого положения, и я усмехнулся, вспомнив далекие времена в бытность младшим помощником, когда я с трудом мог себе позволить потратить несколько медяков на билет.
     Полицейский-сикх у ворот поднял руку к тюрбану, и я в ответ прикоснулся к полям своей шляпы. В кончиках пальцев продолжало покалывать, но я отнес это на счет Линга, которому удалось зацепить меня своей неуклюжей попыткой заставить меня отойти от инструкций. За воротами, дорога простиралась на север примерно на треть мили до пересечения с Бродвеем, по ее сторонам вплотную теснились убогие домишки и мастерские, так что мне пришлось идти, маневрируя между дымящими маленькими грузовиками и потными кричащими грузовыми рикшами. Воздух был наполнен пылью и сажей, удушливым дымом выхлопов плохо сгоревшего топлива, кислым угольным дымом и вонью ила с реки.
     Среди толп китайцев, снующих взад и вперед по узкой улице, я был единственным европейцем, но с годами пребывания в портах Дальнего Востока я привык к такому столпотворению, и ловко пробивался к своей цели — Бродвею. На полпути слева от меня открылась аллея, идущая вдоль задних дворов нескольких мастерских к илистому берегу речушки Хонг-Кью. В конце улицы я мог видеть идущие по Бродвею зеленые трамваи с деревянными решетчатыми ставнями на окнах. Я полез в карман за монетами для оплаты проезда, и в этот момент меня сильно толкнули в сторону аллеи.
     Я раздраженно оглянулся, ожидая услышать произнесенные скороговоркой извинения, но увидел только пустые, ничего не выражающие взгляды. Я попробовал вернуться на середину улицы, но те сомкнулись так, что я не мог двинуться ни вперед, ни назад к порту. Свободной для прохода оставалась только аллея, сразу же показавшаяся мне опасной.
     Я сунул было руку в карман и выругался — несмотря на заверения майору Спенсеру, я оставил Уэбли в письменном столе.
     По толпе пробежала рябь, извергнув из себя двоих бандитского вида китайцев, которые с угрозой приближались ко мне. Я едва успел заметить их наружность: один жилистый, лысый с тонким, похожим на череп лицом, и другой, коренастый, в тюбетейке и с клочковатой бородой. Выражения на их лицах сказали мне все, что было необходимо.
     Во мне сработали бойцовские рефлексы, я принял боевую стойку, подняв кулаки и встав на подушечки ног. Мужчины были быстры. Коренастый двинул прямо на меня, я уклонился, но споткнулся на разбитой плите и чуть не упал. Жилистый протянул руку, как бы поддержать меня, но я почувствовал, как его рука скользнула под мой жилет, подбираясь к бумажнику.
     Простое ограбление, подумал я почти с облегчением, хватая коренастого за воротник — лишь для того, чтобы потерять почву под ногами и распластаться на дороге. Быстрое похлопывание по карману подтвердило, что бумажник изъят. Я вскочил на ноги, задыхаясь от гнева.
     Двойка напавших на меня спокойно удалялась по аллее в направлении к речушке. Череполицый обернулся и обнажил зубы в угрожающей улыбке.
     — Думаете, я вас испугался, —— взревел я, бросаясь за ними со сжатыми кулаками, готовый разбить их самодовольные морды. Они не обратились в бегство, но повернулись ко мне лицом, продолжая улыбаться.
     В моей голове зазвенел тревожный сигнал, затем перед глазами взорвались звезды, последовала жгучая боль и беспамятство.  
* * *  
     Я открыл глаза и тут же застонал, почувствовав тошноту и боль, которая грозила расколоть голову.
     — Приходи в себя, старина, — раздался смутно знакомый голос. Я лежал на чем-то вроде кушетки и пытался понять, где я нахожусь. Когда зрение прояснилось, я увидел, что лежу на заднем сидении стоящего такси, а мои ноги высовывались из открытой двери. 
     Я попытался сесть, вздохнул и снова  издал стон. Болела не только голова — ребра были как в огне.
     — Боюсь, несколько дней у вас будет все болеть, но насколько я вижу, серьезных повреждений нет. У вас, должно быть, чрезвычайно крепкая черепная коробка.
     К моему лицу приблизилась рука с небольшой серебряной фляжкой. Я взял ее трясущимися руками, приложил ко рту и сделал глоток. Когда крепкий алкоголь попал в горло, я закашлялся, но вскоре успокаивающая теплота разлилась по всему телу. Мне в фокус попало лицо, в котором я узнал рыжеватые волосы и подстриженные усы. 
     — Майор Спенсер, — сказал я, глядя на моего спасителя, попытался сесть и проскрежетал зубами от боли. — Что произошло?
     — Я садился в такси в конце Тайпинг-Роуд, когда увидел вашу стычку с двумя бандитами. Третий ударил вас по голове мешочком с песком. Я потерял вас из вида в этой толпе, но смог пробиться через нее. Они тащили вас в подворотню, и один из них бил вас ногой по ребрам. Когда они обнаружили меня, то бросили вас и смылись.
     — Испугались форменной одежды? — спросил я, ощупывая солидную шишку на затылке. К счастью, на пальцах не было следов крови.
      — Скорее моего Уэбли, старина. Вы не единственный, кто имеет оружие, но, к сожалению, вы его оставили на борту. Так или иначе, я попросил помочь нескольких туземцев, и мы поместили вас в машину. Надеюсь, вы простите мне мою вольность, но я ощупал вас и нашел, что ничего не сломано. Ваша грива уберегла вас от чего-то худшего чем шишка. Я бы сказал, вы легко отделались, хотя их намерения, думаю, были более серьезными.
     — Их было трое, да? — задумчиво произнес я. Память об инциденте начала возвращаться ко мне. — Я видел только двоих, которые ограбили меня. Я еще подумал — как странно, что они не стали убегать от меня. Третий, должно быть, ждал подходящего момента, чтобы стукнуть сзади.
     — Не думаю, что их интересовал только ваш бумажник. Судя по тому, как обстояли дела, вы в лучшем случае очнулись бы изрядно избитым, а в худшем случае вы закончили бы жизнь на дне Хонг-Кью. Похоже, у вас есть какие-то враги, капитан.
     — Не больше чем у любого, кто зарабатывает на жизнь в этих водах, — ответил я, потирая ребра. Спенсер был прав: похоже, ничего не сломано. — Но если я еще раз встречу эту троицу, то они горько пожалеют. Следующий раз такой фокус у них не пройдет.
     — Будете обращаться в местную полицию? Бумажник к вам не вернется, но вы сможете дать описание этих негодяев.
     — Ограбление моряка? Украденный бумажник? Да они скажут, что у них есть занятия посерьезнее.
     Я покачал головой в знак смирения, но тут же пожалел, так как словно тысяча молоточков постучала изнутри.
     — Мне следовало сразу взять такси, но я решил пройтись. Как глупо!
     — А куда вы направлялись? Я охотно подброшу вас куда надо. Или вы желаете вернуться на судно?
     Вернуться на судно как побитая собачонка, поджав хвост! Мне пришло в голову, что три негодяя могли быть посланы Лингом, чтобы воспрепятствовать мне связаться с мистером Ху. Возможно, они и сейчас наблюдали за мной, с какого-нибудь окна в окружающих постройках. Да будь я проклят, если я сдамся из-за побитых ребер и шишки на голове.
     — Я был на пути в телеграфный офис, хотел послать телеграмму главе нашей компании касательно одного из грузов. — Я осторожно потер шишку на голове. — Это происшествие не остановит меня. Ну, а потом посмотрим.
     — Вы правы, старина, — сказал Спенсер, забрался в такси, уселся рядом со мной и похлопал водителя по плечу: — Телеграф.
     — Как угодно, сагиб, — покачивая головой, ответил водитель, улыбающийся бородатый сикх в оранжевом тюрбане, и включил передачу, нажав при этом на сигнал.
     Проехав несколько ярдов по Тайпинг-Роуд, мы свернули налево по Бродвею. Я откинулся на спинку сидения. Острая боль в затылке перешла в тупую. Грудь саднило от ссадин и кровоподтеков, но я был рад, что ребра остались целыми. Майор Спенсер прибыл вовремя и спас меня от чего-нибудь похуже. Чем больше я размышлял, тем все меньше это нападение казалось случайным. Наличие третьего человека, поджидавшего в толпе подходящего момента, предполагало обратное. А если они поджидали именно меня, то палец сам собой показывал на Линга. Потому что никто кроме Лотера не знал, что я собираюсь на берег.
     Когда такси приблизилось к перекрестку улиц Бродвей, Сьюард и Тьендонг, и так уже плотное движение превратилось в бурлящий хаос машин, автобусов, рикш и мотоциклов, соперничавших с трамваями, когда весь этот поток сужался на мосту Гарден-Бридж. Я вздрогнул, когда сикх едва не столкнулся с подходившим трамваем, протискиваясь в едва заметное свободное пространство в массе средств передвижения. Слева проплыла высокая белая пирамида здания Бродвей-Меншенс, и я задумался — что же такого особенного с этим чаем. Если мистер Тунг был слишком болен для того, чтобы лично забрать его, то мистер Ху наверняка одобрит его передачу клерку Тунга. Отчего же такая срочность и нервозность, выказанные Лингом? В этом деле было что-то дурно пахнущее.
     Мы с трудом продвигались между арочными ограждениями моста Гарден-Бридж над зловонной речушкой Сучоу-Крик. Речка была так заполнена сампанами и лихтерами, что, казалось, по ним можно было перейти пешком с одного берега на другой. Перебравшись на северный берег, мы проехали мимо сада Паблик-Гарден. По правую сторону от нас простирался ряд неоклассических зданий Бунда — коммерческого сердца Международного Сеттльмента с офисами судоходных компаний, отелями и банками, носящими знакомые имена: "Глен Лайн", "Жардин Матесон", отель "Катай", "Чайна Мерчантс", "Гонконгский и Шанхайский банк". С левой стороны тянулись причалы грузовых пароходов и паромов, кишащие толпами народа.
     — Итак, у вас имеются какие-нибудь догадки о том, почему на вас напали? — сказал Спенсер, впервые открыв рот после того, как отдал распоряжение водителю такси.
     —— Я обдумывал это происшествие, — ответил я. — Если это не было случайным ограблением, а намеренным нападением, то должна была быть причина. Если они поджидали меня, то значит, что кто-то знал, что я сойду на берег. И единственная персона кроме моего старпома — это Линг, клерк мистера Тунга.
     — Линг, Тунг. Кто они? — спросил Спенсер.
     — Тунг — это приятель мистера Ху, главы нашей компании. Линг представился клерком Тунга. Мистер Ху отправил Тунгу партию чая, которую я должен доставить тому лично в руки. Но Линг сообщил, что Тунг болен, сам прийти на судно не может и послал его — Линга — принять эту партию вместо себя. Я сказал клерку, что нуждаюсь в подтверждении мистера Ху и свяжусь с ним посредством телеграфа. Я как раз был на пути в телеграфный офис, когда меня атаковали.
     — Чай! — засмеялся Спенсер. — В Китай! У вашего мистера Ху своеобразное чувство юмора.
     — Такова же была и моя реакция, когда мне сказали об этом. Но это особый сорт — Дарджилинг, его трудно найти в Шанхае.
     — Возможно, я не эксперт в этой области. В Австралии, мы завариваем его в котелке, бросаем в воду горсть листьев и солидную щепотку сахара, ставим на огонь и помешиваем эвкалиптовой веточкой. Запах древесного дыма и эвкалипта — ничто не может сравниться с этим холодным утром, особенно в сопровождении глотка рома. Но... вы сказали, что этот чай был направлен мистеру Тунгу?
     — Да, и что из этого?
     Спенсер указал на газету, лежавшую на сидении между нами.
     — Имя Тунг достаточно распространено в Шанхае, но здесь есть заметка о том, что некий Тунг был вчера обнаружен застреленным.
     — Может, это совпадение, — сказал я, хотя и давным-давно понял, что следует опасаться вещей, которые выглядят как совпадения, — но если нет, то он точно не пребывает в здравии, и это возможная причина для того, чтобы помешать мне. Так что чем скорее я пошлю телеграмму мистеру Ху, тем лучше. 
     Такси пересекло улицу Кантон-Роуд с ее мрачными складами и рынком редкостей и проезжало витиевато украшенный фасад клуба "Шанхай" — барокко, как, я слышал, его называли, — который напомнил мне о шикарных гостиницах лондонского Вест-Энда. Телеграфный офис находился сразу за углом, и как по заказу, сикх нажал на тормоз, едва избежав столкновения с пересекшим путь грузовиком, который издал продолжительный сигнал и получил в ответ очередь проклятий на урду.
     — Эти кули совсем не умеют водить, сагиб, — воскликнул сикх и, сделав крутой поворот, остановился у телеграфного офиса. Я распахнул дверь. Спенсер, достав из кармана пачку банкнот, вручил одну из них водителю.
     — Вот что я вам скажу. Посылайте телеграмму, а я вас подожду здесь. Затем пройдемся пешком до клуба "Шанхай" и пообедаем, а потом уже вы вернетесь на судно.
     Я пробормотал согласие и зашел в здание офиса. Через двадцать минут мы входили в импозантный холл клуба, где были перехвачены швейцаром в ливрее и с подозрительным взглядом. Однако после нескольких тихих слов Спенсера он нырнул в свою конторку и позвонил по телефону. Несколько мгновений спустя появился дежурный администратор, подобострастно приветствовавший майора как почетного члена клуба, а меня как почетного гостя.
     — Раньше мне здесь бывать не приходилось, — сказал я, стараясь не показать то, что был впечатлен.
     — Мне тоже. Но у меня есть влиятельные друзья, — пояснил Спенсер с иронической улыбкой, поднимаясь по белой итальянского мрамора лестнице, ведущей в бар "Лонг-Бар".
     — Это те же друзья, о которых вы упоминали прежде? — поинтересовался я, размышляя, насколько высоко тянутся связи майора.
     — Вполне возможно.
     Наверху лестницы стоял ливрейный лакей, который распахнул для нас одну из находившихся там дверей. Вслед за Спенсером я вошел в помещение, в котором и располагался знаменитый "Лонг-Бар" длиной свыше ста футов, дальняя стена которого была облицована мрамором. Одна из его секций в форме буквы Г представляла собой удобную позицию для наблюдения за деятельностью вокруг Бунда через широкое окно. Время было обеденное, и бар был переполнен. Некоторые посетители были в форме — морской белой и армейской цвета хаки. Воздух был наполнен жужжанием разгоряченных алкоголем разговоров и густым запахом сигар и трубочного табака. Здесь присутствовали исключительно мужчины-европейцы, и табличка над барной стойкой напоминала, что китайцам и женщинам доступ сюда был воспрещен.
     Спенсер направился к менее занятой части стойки, примерно на полпути от Г-образной части.
     — Мне говорили, что здесь существует неофициальное разделение кормушек, так сказать. Тот конец, — он указал большим пальцем на Г-образную часть, — предназначен для тайпанов[42]. На другом конце располагаются мелкие деловые люди. Мы с вами находимся посередине. Что будете пить?
     Я снял шляпу и осторожно почесал затылок. Боль уменьшилась, но не исчезла совсем.
     — Солидную порцию анестетика, я думаю, — ухмыльнулся Спенсер. Он повернулся к ожидавшему бармену и сказал: — Два больших бурра-пега[43] с капелькой ледяной воды.
     — Будьте здоровы, капитан, — продолжил он, когда прибыли напитки, и с удовольствием сделал большой глоток. — А теперь вопрос. Почему это заведение называется "Лонг-Баром"? 
     Я потряс головой и уныло застонал, настигнутый волной боли.
     — Как мне сказали, если вы прижметесь щекой к стойке бара на одном конце и посмотрите на другой конец — вы увидите кривизну Земли. 
     Он расхохотался собственной шутке, и я присоединился к нему, хотя движение грудной клетки причиняло боль.
     Спенсер опустошил свой бокал:
     — Возьмем еще по одной, и поднимемся выше на ленч.
     Часом позже мы прикончили превосходный карри на третьем этаже ресторана. Спенсер заказал столик в укромном уголке, где растущая из горшка пальма давала некое уединение. Несмотря на боль от моих ссадин, пара виски стимулировала аппетит, и я ел горячий, наперченный карри с удовольствием.
     Спенсер сказал, наблюдая, как я проглотил последний кусок: 
     — Для человека, которого здорово отмутузили несколько часов назад, вы выглядите на удивление жизнерадостно, капитан.
     — Ну, мне приходилось быть битым и ранее... как и задавать трепку другим. Человек способен нормально пережить несколько ссадин. Но если я смогу добраться до этих мерзавцев, то им мало не покажется.
     В это время я услышал звон и, обернувшись, увидел официанта, пробиравшегося между столиками с табличкой для сообщений и позвякивавшего бронзовым ручным колокольчиком.
     — Похоже, вы получили ответ на вашу телеграмму, — заметил Спенсер, показывая на табличку, на которой мелом было написано мое имя.
     Я глянул на наручные часы, посчитал в уме и нахмурился:
     — Что-то очень быстро.
     Я поднял руку, подозвал официанта, разорвал конверт и быстро пробежал на короткому сообщению. Которое вызывало больше вопросов, чем ответов.
     — Может, вы сможете объяснить это, — рявкнул я гневно и положил телеграмму на стол перед Спенсером.
     Тот спокойно взял и прочитал короткое сообщение:
     — "ТУНГ МЕРТВ ТОЧКА ПЕРЕДАЙТЕ ЧАЙ СОГЛАСНО ИНСТРУКЦИЯМ МАЙОРА СПЕНСЕРА ТОЧКА ХУ". Вы такого не ожидали, капитан?
     — Вы чертовски хорошо знаете, что нет, не ожидал. Я чувствую, что меня держат за дурака, майор, и мне это не нравится. Я ничего не писал о смерти Тунга, так откуда он узнал о ней? И он хочет, чтобы я передал чай вам. Что вы имеете общего с партией чая? Полагаю, за всем этим что-то кроется.
     Я уставился на него, с трудом сдерживая желание стереть ухмылку с его лица. Вместо этого я ткнул пальцем в его грудь:
     — И вы знаете об этом что-то.
     Спенсер проигнорировал толчок, придвинул кресло ближе к столу и наклонился, понизив голос:
     — Приношу извинения за то, что держал вас в неведении, капитан Роуден. Порой лучше не знать слишком многого, но обстоятельства сейчас работают против нас. — Он понизил голос до шепота. — Боюсь, в тех ящиках не чай, а опиум.
     — ОПИУМ! — я чуть не подавился этим словом.
     — Не говорите так громко, — прошипел майор, — нам не следует привлекать к себе внимание.
     — Я невольно провез контрабандой груз — чая — в Шанхай, и вы знали об этом, — проворчал я. — Вам следует дать объяснение, и, черт возьми, оно должно быть правдивым.
     Уголки рта майора Спенсера сложились в загадочную улыбку, он сложил ладони вместе и уставился на меня, возмутительно спокойный, как бы оценивая надежность пытливого юнца, желающего играть во взрослые игры.
     — Я говорил вам, что путешествовал в Шанхай для того, чтобы оценить силу китайского сопротивления Японии и возможную реакцию джапов[44] на него. Ну, а сейчас обстановка накалилась еще больше. Наша разведка полагает, что джапы готовы начать наступление на центральный Китай. Вопрос в том, сколько сил могут собрать националисты Чан-Кай-Ши для противодействия им. И, что более важно, на какую поддержку мы можем рассчитывать, чтобы предотвратить захват джапами всего Шанхая, включая Международный Сеттльмент.
     В расстройстве я покачал головой, и приступ острой боли подогрел мой гнев:
     — Итак, события развиваются быстрее, чем ваши хозяева в Уайтхолле предполагали. Но что общего, черт побери, это имеет со мной и контрабандным грузом...
     Я оставил незаконченным свое высказывание.
     — Вы, возможно, не заметили этого, капитан, но наши владения здесь подвержены большой опасности. Если джапы захотят захватить Международный Сеттльмент, то мы мало что сможем сделать, чтобы остановить их. Остается только надеяться на китайские войска. Но что их побудит к этому — любовь к королю Георгу?
     Я был уверен, что Чан-Кай-Ши, как и любой другой китаец, не дадут и ломаного гроша за короля Георга и его так называемую империю. Но торгашеское влияние было тем, чем британцы превосходили многих в течение столетий.
     — Итак, этот опиум предназначен в качестве взятки какому-то местному военачальнику, чтобы обеспечить защиту его войсками наших интересов в Шанхае, — так сформулировал я свою мысль. 
     Сам я много раз давал взятки, и не мне укорять кого-то за это. И как бы я не противился этой мысли, в словах Спенсера появился определенный смысл.
     — Я бы не ставил вопрос так грубо, — откликнулся он. — У националистов есть хорошие генералы и войска, способные противостоять джапам — за хорошие деньги. А с другой стороны, у нас не достаточных сил, чтобы остановить их. Так что, стоит усилить потенциальных союзников, не так ли?
     — Я вижу, круг ваших друзей ширится, — сказал я, думая о том, насколько тесны связи между Спенсером, Ху и несчастным Тунгом. — Итак, Тунг должен был обеспечить попадание... чая в правильные руки. Думаю, что кто-то узнал об этом и убил Тунга, чтобы самому завладеть партией. Со смертью Тунга мистер Ху (или тот, кто в действительности стоит за всей этой операцией) доверил вам завершить ее? 
     — Все правильно, по всем пунктам, — ответил с ухмылкой Спенсер. — Для моряка вы не такой уж тугодум.
     Я пропустил шпильку мимо ушей, но выражение моего лица стерло улыбку с лица, и он продолжил более уважительным тоном:
     — Полагаю, что кем бы ни был этот Линг, он работал не на Тунга, а на того, кто его убил. Вы правильно сделали, что отказались передать ему партию чая. И возможно, он думал, что, устранив вас, он сможет договориться со старшим помощником. Однако, в отличии от Тунга, я не знаю, кто является настоящим получателем, и, подозреваю, мистер Ху также не в курсе. Но есть люди, которые, надеюсь, смогут помочь.
     — Очередные ваши друзья?
     — Не совсем, но некоторые китайцы, имеющие пользу от существования Международного Сеттльмента, будут более склонны видеть его в существующей форме, нежели под непредсказуемым контролем японцев.
     — Лучше белый дьявол чем...
     — Что-то вроде этого, — согласился Спенсер.
     Я посмотрел на него вопрошающе:
     — Но вы ведь рискуете, использовав мое судно для контрабанды опиумом и сообщая мне об этом. Что помешает мне сообщить об этом властям? Или самому продать его?
     — Риск обдуманный, — ответил Спенсер с холодной улыбкой. — В таком случае вы наживете себе еще больше врагов. Может, вас это и не заботит, но после ваших приключений и Веваке и Лоренгау вам в будущем могут понадобиться друзья.
     Я все еще был зол и немало разочарован тем, что мистер Ху недостаточно доверял мне, чтобы поделиться этой тайной. Но, как сказал Спенсер и как я сам знал из собственного горького опыта, порой лучше ничего не знать. И если даже он ввел меня в заблуждение, было бы большой ошибкой делать из мистера Ху врага. Кроме того, я в самом деле любил этого старика. Чего нельзя было сказать о Спенсере. Я имел ощущение, что его дружба продлится только до того момента, когда я перестану быть ему нужен.
     — Я в состоянии позаботиться о себе сам, — прорычал я, — и не уверен, что нуждаюсь в вашей дружбе.
     — Однако в ней возникла необходимость некоторое время назад.
     Я раздраженно фыркнул — мне было нечего ответить. Меня застали врасплох, но такое не повторится.
     Спенсер взглянул на наручные часы:
     — Ну что ж, покончим с ленчем. Предлагаю вам вернуться на судно, и пусть кто-нибудь займется вашими ссадинами, а я, согласно с инструкцией мистера Ху, попробую найти истинных получателей чая. Вам знаком "Замечательный мир", капитан?
     — Да, это ночной клуб во Французской Концессии.
     Я хорошо знал этот клуб, прибежище всяческих пороков и преступников Шанхая. Им владел коррумпированный полицейский чин. Крамп достаточно точно описал его Мак-Грату. Для тех, кто мог себе это позволить, он предоставлял массу развлечений как с надетыми, так и со спущенными штанами.
     — Отлично. Тогда давайте встретимся там вечером, скажем, в 10 часов. После того, что произошло сегодня утром, я советую вам захватить с собой пару надежных спутников. Посещение несколькими моряками ночного клуба не должно вызвать подозрений. Держите, — майор протянул мне несколько банкнот. — Я удаляюсь, а вы расплатитесь по счету. Останется достаточно, чтобы взять такси до порта. Итак, в десять вечера. Удачи!
     Я неохотно пожал протянутую руку, чувствуя себя немного как Иуда, продавший душу за тридцать сребреников. За цену обеда и такси я стал в некотором роде пешкой майора Спенсера в игре, в которой большинство игроков мне были незнакомы, и на доске, о размерах которой я мог только предполагать.   

Глава тринадцатая

     Было видно, что юный Мак-Грат был зачарован парадом ошеломляюще красивых женщин в ярких цветных чонсамах, которые, как и обещал Крамп, имели сбоку разрезы почти от талии. Он сидел между мной и Крампом за столиком на третьем этаже "Замечательного мира", наблюдая кабаре китайских акробатов и фокусников. Окружающие нас столики были заняты самодовольными и экстравагантными мужчинами и женщинами европейского, китайского и смешанного происхождения, чье внимание было направлено частично на кабаре, а частично на то, какое впечатление они производят на других. Многоязычный говор, шампанское, виски, водка, дорогие сигары и экзотически выглядевшие сигареты. Между столиками сновали "певчие птички", готовые присесть и пофлиртовать за цену выпивки, или пообещать большее тем, кто на это способен. Я заказал всем пиво, и три больших запотевших бокала были доставлены официанткой в короткой юбчонке, которая суетилась вокруг меня, пытаясь угадать, на какой размер чаевых она может рассчитывать, и одновременно бросая озорные взгляды на Мак-Грата.
     К этому моменту Линг, должно быть, осознал, что его первые попытки заставить меня расстаться с партией опиума провалились. Зная ее ценность в Шанхае, я нисколько не сомневался, что он — или тот, кто стоял у него за спиной — не захочет выпустить из рук такой лакомый кусочек. Я также удивлялся опрометчивой попытке мистера Ху провезти контрабанду в Шанхай, рискуя при этом и своим судном, и лично мной. Тот факт, что он скрыл от меня суть дела, говорил о том, что политическая ситуация в Китае становилась весьма опасной. А чувствительные носы таможенной службы подозрительно ничего не почуяли, хотя слух о контрабандном грузе попал в чужие уши. Из этого следовало, как намекнул Спенсер, что власти приложили бинокль к слепым глазам. Что все еще оставляло меня наедине с задачей, как безопасно передать груз тому, на кого укажет Спенсер как на истинного получателя.
     Мне также пришло в голову, что пользующийся дурной славой ночной клуб был необычным местом для такой трансакции, так как служил притоном для множества известных гангстеров и рэкетиров, которые были бы не прочь наложить на нее руки. С другой стороны,  клуб был хорошо известен и властям. Не было необычным увидеть высокопоставленных чиновников плечом к плечу с деятелями подпольного бизнеса, так что повторение силовой акции здесь было маловероятным. Тем не менее, я прислушался к совету Спенсера и взял с собой Уэбли. Крамп, Мак-Грат и я представляли собой достаточную силу, способную противостоять и численно превосходящему противнику.
     Я доверил Мак-Грату нести портфель с находящимся внутри коносаментом, и он держал его на коленях, пока такси везло нас сквозь шум и суету оживленного вечернего движения по Бродвею, через мост Гарден-Бридж и далее на юг вдоль Бунда к авеню Эдуарда VII. Крамп и я все это уже видали не раз, но Мак-Грат широко открытыми глазами смотрел на прекрасные здания и яркие огни Бунда. По авеню Эдуарда VII проходила граница с Французской Концессией. Такси резко свернуло направо и по изогнутой улице, обрамленной рядами платанов, дошло до угла бульвара Де Монтиньи, на который выходил фасад в стиле барокко пятиэтажного здания "Замечательного мира".
     Оказавшись внутри, я повел своих по лестнице на третий этаж, и попросил столик на четверых — с расчетом на ожидаемого гостя. Помещение было переполнено, но блеск золота, сунутого в ладонь унылого портье, купил его неискреннюю улыбку и небольшой, но подходящий столик с неплохим видом на сцену. Крамп улыбнулся на выпученный взгляд Мак-Грата и дернул его за рукав.
     — Держи себя в руках, третий, ты скоро пустишь слюну.
     — Извини, Стружка, я никогда не видел ничего подобного.
     — Да уж, необычный вид, это точно, — ответил Крамп. — Здесь можно получить любое удовольствие, какое только сможет вообразить мужчина. Девки, мальчики, девочки и мальчики, выпивка, гашиш, опиум. Все что только придет в голову.
     — Думаю, что ограничусь пивом и полюбуюсь окружающим, — откликнулся с улыбкой Мак-Грат. Он поднял бокал. — Ваше здоровье, сэр, и спасибо за угощение. — Он показал на пустующий стул. — Ждем кого-то, сэр?  
     — Ждем неприятностей, шкипер? — вклинился Крамп, прежде чем я успел ответить.
     — Ждем майора Спенсера, — ответил я. — И нет, не думаю, что случатся неприятности. Слишком публичное место для таких типов, как те, что напали на меня утром. Но на всякий случай будьте настороже.
     Что для пары истосковавшихся по женской ласке моряков было нелегкой задачей. Воздух кабаре был насыщен опьяняющей смесью ароматов сигарного и сигаретного дыма, дорогих духов, пива, пота и слабого, дразнящего запаха гашиша. Не говоря уже об изобилии присутствующих женщин всех цветов кожи и размеров. Я решил, что будет лучше посвятить их в происходящее, частично по крайней мере, для того, чтобы они не распылялись на постороннее.
     — Слушайте, вы оба. Хочу объяснить...
     — Добрый вечер, капитан. — Колониальный, в нос, выговор принадлежал майору Спенсеру, что контрастировало с его белым смокингом и черным галстуком-бабочкой, которые придавали ему фатоватый вид. — Не возражаете, если я присоединюсь к вам? — Он плюхнулся в свободное кресло, не дожидаясь ответа, и поднял руку, чтобы привлечь внимание официанта.
     — Виски с водой, большой бокал, — стал заказывать он. — Кто-нибудь из вас желает повторить?
     Я заметил колебание Мак-Грата:
     — Полный вперед, третий. Думаю, что правительство его величества заплатит за этот бокал.
     Явно впечатленный внешностью пришедшего, официант торопливо удалился и вскоре вернулся с напитками, эффектно расставил их на столике, и затем принес блюдо, заполненное рулетами с овощами и мясом, китайскими пельменями и другими не так легко определяемыми деликатесами, включая те, которые были подозрительно похожи на куриные бедрышки. Он чуть ли не пал ниц, когда Спенсер протянул ему крупную банкноту и сказал, что сдачи не надо.
     — Ну, и каково ваше впечатление от "Замечательного мира"? — продолжил Спенсер, обращаясь к Мак-Грату.
     — Еще один бордель, винная лавка и мюзик-холл в одном, если позволите мне высказать свое мнение, — проворчал я прежде, чем тот успел ответить. — Неплохое место для моряка, чтобы потратить деньги на девочек, потерять голову от пьянки и проснуться на борту вонючего корыта, идущего бог знает куда.
     — Не думаю, что подобное случалось с вами, шкипер, — хихикнул Крамп. — Но я знавал капитанов, которые с удовольствием пользовались услугами шанхаеров для пополнения команды. Порой человеку надо дать по голове, чтобы он соображал что, где и когда. Но нам же не нужно тебя спаивать, а, третий?
     Мак-Грат проглотил кусок рулета и покачал головой:
     — Но ведь наверняка шанхаеры не работают в местах подобных этому. Оно выглядит весьма...
     — Респектабельным? — вмешался Спенсер. — Это смотря как взглянуть. Владельцем этого места является Ван Джинронг, бывший старший китайский детектив полиции Французской Концессии. Здесь полно наркоторговцев, гангстеров, вожаков шаек, проституток и других подпольных деятелей — исключая, конечно, нашу компанию. Но вас вряд ли здесь собьют с ног или ударят голове.
     — Это звучит успокаивающе, — ответил Мак-Грат, сплевывая мелкие куриные кости в салфетку. — Но как высокопоставленный полицейский оказался владельцем подобного заведения?
      Ван остер как пачка бритвенных лезвий и крив как задняя нога кенгуру, — ответил Спенсер. — И он женат на очень умной женщине по имени Лин Гуишенг, которая имеет связи в местных триадах, и особенно тесно связана с одним из главарей — Ду Юшенгом. Этой троице удалось захватить контроль над местным рынком опиума. Одно время под ними была банда, которая уводила опиум прямо из портовых доков и прятала на заднем дворе дома Вана. Прибыль принесла ему несколько ночных клубов, включая "Замечательный мир", и дала возможность возглавить Зеленую банду — крупнейшую триаду Шанхая.
     — Теперь я понял, почему мистер Ху приказал мне следовать вашим советам относительно партии... чая, — вошел я в разговор, впечатленный его знанием подпольного мира Шанхая. — И кого же мы должны тут встретить?   
      Мой вопрос остался без ответа, так как Спенсер уставился на что-то за моей спиной.
     — А вот и прекрасная леди Эшворт, — произнес он, — и если я не ошибаюсь, этот дородный, похожий на татарина, джентльмен есть ни кто иной, как генерал Масленников, советский военный атташе в Шанхае и по совместительству ее содержатель.
     Я обернулся посмотреть. В самом деле, у входа в кабаре стояла леди Эшворт. Она выглядела потрясающе в бледно-зеленом с отливом шелковом вечернем платье, выгодно оттеняющем ее длинные золотистые волосы. Многие головы повернулись в ее сторону как подсолнухи, привлекаемые ослепительными лучами солнца. Рядом с ее высокой и гибкой фигурой резким контрастом выглядел коренастый человек, которого Спенсер идентифицировал как Масленникова. Короткая стрижка почти не прикрывала череп, который выглядел почти квадратным. Узкие глаза были спрятаны под нависающими бровями. Широкие нос и скулы, под которыми плотно сжатый рот с чувственными толстыми губами. Уголки рта были опущены, придавая лицу презрительно-угрюмый вид.
     — Этот тип выглядит мерзко, не так ли? — произнес Спенсер, как бы читая мои мысли. — Один из ставленников Берии.
     — Берии?
     — Главы НКВД, советской политической полиции.
     Было видно, что Масленников был здесь постоянным посетителем и не скупился на чаевые, потому что мрачный портье тут же превратился в блестящий пример униженного подобострастия и повел пару к столу, расположенному у дальней стороны сцены. Их путь пролегал рядом с нашим столом. Я заметил, что леди Эшворт крепко вцепилась в руку Масленникова и шла с опущенными глазами, очевидно не желая встречаться глазами с людьми, которые могли приветствовать ее. Однако Спенсер, не колеблясь, самоуверенно поднялся с кресла, когда они проходили мимо.
     — Добрый вечер, леди Эшворт, — сказал он. — Приятно снова видеть вас.
     На мгновенье я уловил ее растерянный взгляд, но она тут же взяла себя в руки и расцвела широкой улыбкой узнавания.
     — Майор Спенсер, капитан Роуден и мистер Мак-Грат. Боюсь, что еще одного джентльмена я не знаю.
     Я представил Крампа, который осторожно взял протянутую руку и слегка потряс ее, явно ошеломленный очарованием леди Эшворт.
     — Приятно увидеть вас снова, господа. Позвольте вас представить моему хорошему другу и русскому патриоту, генералу Масленникову.
     Глаза генерала блеснули как клинки, но все же он изобразил формальный поклон.
     — Иван, это капитан Роуден, шкипер судна, на котором я вернулась в Шанхай. Мистер Мак-Грат и мистер Крамп — его офицеры, а майор Спенсер — попутчик по путешествию.
     Она замолчала, давая нам время пожать генеральскую руку. На удивление, его рука для выглядевшего мощным человека была влажной и слабой, почти женственной. Но я поостерегся бы принимать это за слабость. Показная улыбка на его губах не распространялась на его холодные глаза, и я почувствовал, что он из тех людей, которые любят причинять страдания своим противникам.
     — Вижу. что вы нашли дорогу в "Замечательный мир", — продолжила леди Эшворт, — наш шанхайский ответ "Фоли Бержер". — заметив растерянный вид Мак-Грата, она добавила: — Ах да, вы ведь не бывали в Париже, мистер Мак-Грат. Но не беспокойтесь. Могу вас уверить, что "Замечательный мир" ничуть не хуже.
     — Рад нашему знакомству, джентльмены, — прервал ее Масленников, чей мягкий голос был так же обманчив, как и его рукопожатие. — Я слышал, вы вроде как пострадали от происшествия этим утром, капитан Роуден. Улицы Шанхая бывают очень опасными. Надеюсь, ничего серьезного? — Его английский был правилен, но акцент был ужасен.
     — Вы хорошо информированы, генерал, — ответил я, раздумывая, как могла к нему попасть эта информация и стараясь сдержать удивление в собственном голосе. — Это была неуклюжая попытка ограбления. К счастью, рядом оказался майор Спенсер, и пострадали только мой бумажник и моя гордость. Но я надеюсь, что представится случай на ответный матч.
     — Я вижу, вы не тот человек, который позволяет шутить с ним, не так ли? Желаю успеха. В этом городе подобные типы могут легко спрятаться. А полиция... — Он пожал плечами. — Некоторым людям нечего терять, кроме своих цепей. — Он замолчал, улыбаясь собственной шутке, и затем произнес несколько тихих слов по-русски леди Эшворт.
     — Разумеется, дорогой, — заверила она его успокоительным тоном. — Капитан Роуден, джентльмены, прошу извинить, но нас ждут. — Она махнула рукой в направлении дальней стороны кабаре. — Желаю приятно провести вечер, и прошу передать привет лорду Лотеру и мистеру Гриффиту.
     Масленников дернул рукой, изображая прощальный жест, взял ее под руку и повел между столиками.
      — Зловещая скотина, вам не кажется? — произнес Спенсер, когда те отошли подальше. — Надеюсь, она знает, что делает.
     — Создается впечатление, что она побаивается его, — высказался Мак-Грат, озвучивая и мои опасения. Я заметил следы на ее руке, которые выглядели как синяки, причиненные пальцами очень сильной руки. И под аккуратно наложенным макияжем один ее глаз выглядел чуточку темнее другого.
     — А что он имел в виду словами о людях, которым нечего терять кроме собственных цепей? — продолжил Мак-Грат.
     — Он цитировал Маркса, человека, чьи идеи воодушевляют русских коммунистов, — ответил Спенсер. — Думаю, он так нелестно отозвался о Шанхае. Согласно коммунистическим представлениям, китайцы — это угнетенные массы, а европейцы, правящие городом, являются капиталистическими угнетателями. Он намекает, что капитан, будучи представителем этого класса, вполне заслуживает быть ограбленным.
     Крамп разразился приглушенным смехом:
     — Я знавал нескольких чайных листиков там, в Большом Дыме, которые были бы рады сказать то же самое[45]. 
     Угрожающий взгляд, который я бросил на него, никак не стер широкую ухмылку с его цыганской морды.
     Спенсер поднял руку, привлекая внимание, и посмотрел на наручные часы:
     — Пора приступить к нашим делам, капитан. Коносамент с вами?
     Я показал на портфель перед Мак-Гратом.
     — Хорошо. Итак, у нас назначена встреча с мистером Вангом и мистером Ду, бизнесменами, о которых я вам говорил ранее. — Мы все поднялись, чтобы последовать за ним, но он взмахом руки усадил Крампа и Мак-Грата и положил крупную купюру на стол. — Мы с капитаном пойдем одни, а вы пока ешьте, заказывайте выпивку и ждите нашего возвращения.
     Спенсер бросил на меня вопрошающий взгляд. Я утвердительно похлопал по левой стороне груди, и он кивнул.
     Я последовал за Спенсером, который лавировал между столиками в сторону заднего входа в кабаре. Мы прошли близко от столика Масленникова, где несколько угрюмых европейцев в плохо подогнанных костюмах сидели рядом с генералом и леди Эшворт. Мужчины углубились в оживленный разговор и курили папиросы, которые, как я определил по кислому запаху, были самой дешевой маркой названием "Беломорканал". Розовая сигарета "Собрание" леди Эшворт выглядела здесь чужеродной, также как и она сама среди группы этих непривлекательных личностей. Казалось, что она внимательно к ним прислушивалась и не обратила на нас никакого внимания.
     Затем мы вышли в коридор и были встречены крепко сложенным китайцем в смокинге.
* * *  
     Трудно было поверить, что офис Ванга находился в том же самом бурном, шумном здании, что и "Замечательный мир". Как только толстая дверь с мягкой обивкой закрылась за нами, весь шум и гам как отрезало, и в офисе воцарилась тишина как на кладбище Боу в лондонском Майл-Энде. Окон не было, стены были драпированы китайскими гобеленами от пола до потолка, затененные зелеными абажурами лампы бросали свет на громадный красного дерева стол, доминирующий в помещении. Перед столом стояло три кожаных кресла для посетителей, хотя, как представлялось мне, они не были предназначены для нежеланных гостей. Позади стола вдоль стены стоял резной книжный шкаф из палисандра и буфет с напитками. Покрытый кожей пресс-папье, чернильница со старинной нефритовой ручкой и фотография в серебряной рамке были единственными украшениями отполированной до зеркального блеска поверхности стола. Фотография изображала молодую версию сидевшего за ней человека в официальной китайской одежде, стоявшего рядом со слегка нахмуренной, также официально одетой, молодой женщиной.
     Ванг представился владельцем "Замечательного мира", и, исходя из рассказа Спенсера, я предположил, что женщина на фотографии — это никто иная как его матримониальная партнерша по криминальному бизнесу Лин Гуишенг. Преступная жизнь, похоже, давала неплохие дивиденды, по крайней мере пока, так как постаревшая версия Ванга, сидевшая за столом, была крупной, пухлой и изнеженной. Он был экстравагантно одет в халат с высоким воротником из синего шелка с вышитыми золотом львами и драконами и голубую шелковую шапочку со свешивавшейся золотой кистью над лунообразным рябом лицом. Позолоченная сигарета с фильтром свисала с его расслабленных губ. Показав жестом на кресла, он вынул из ящика стола портсигар из слоновой кости и хрустальную пепельницу, которые он осторожно поставил на стол перед нами.
     По щелку его пальцев к столу приблизилась молодая красивая женщина, налила в бокалы напитки и поднесла нам зажженную спичку, а затем осторожно выскользнула за обитую дверь. 
     Я встречал в своей жизни немало разбогатевших гангстеров, но от немногих исходила такая скрытая опасность, как от Ванга, и взглянул на Спенсера, впечатленный его спокойным непроницаемым видом, с каким он потягивал дорогое виски и выпускал через ноздри тонкие струйки дыма.
     — Итак, джентльмены, надеюсь, вам понравилось?
     Тишину прервал мужчина, сидевший в третьем кресле. Если Ванг излучал ауру гангстера, то этот человек воплощал физическую сущность такового. Его болезненно-желтое угловатое безобразное лицо вряд ли улучшали толстые губы и большие торчащие уши, вид которых усугублялся коротко подстриженными черными волосами. Дорогой двубортный вечерний костюм свисал с его скелетоподобной фигуры, и костлявые волосатые запястья выглядывали из накрахмаленных манжет с ненормально большими золотыми запонками. Он выглядел точно так, как я представлял себе американского бутлегера, с той только разницей, что он был китайцем. Когда Ванг представил его, я понял по языку их телодвижений — несмотря на то, что Ванг был хозяином офиса, в котором мы сидели, и старшим партнером их криминального бизнеса, именно Ду, главарь Зеленой банды, был доминирующей фигурой.
     Я был удивлен той легкостью, с которой нас допустили в святая святых Ванга, даже если учесть его репутацию и связи, защищавшие его. Мой Уэбли по-прежнему находился у меня подмышкой, что придавало уверенности. Но даже без огнестрельного оружия расплывшийся Ванг и болезненно худой Ду не смогли бы, как я считал, оказать какое-либо сопротивления в случае, если бы мы захотели напасть на них. Очевидно, они были уверены в том, что наши намерения мирные, или же в том, что мы прекрасно знали — стоит поднять хоть палец против них, и нас ждет медленная и мучительная смерть.
     — Да, мистер Ду, спасибо, — ответил Спенсер с совершенно спокойным видом. — Также я весьма признателен за то, что вы нашли время для встречи со мной и капитаном Роуденом.
     — Наше время не столь важно, — промолвил Ванг, раздавив в пепельнице сигарету и подняв обе руки ладонями кверху, — если речь идет о бизнесе. — Он повернулся ко мне. — Если не ошибаюсь, речь идет о некоей партии... чая, так ведь, капитан Роуден?
     — Совершенно верно, мистер Ванг, — ответил я, не будучи уверенным, как много рассказал им Спенсер.
     — Майор Спенсер рассказал нам довольно мало, — сказал Ванг, как будто прочитав мои мысли. — Но, возможно, вы будете достаточно добры, чтобы посвятить нас в детали этой истории?
     На лице Ванга наметился намек на улыбку, когда я изложил ему разговор с мистером Ху, полученные инструкции по доставке Тунгу того, что, как мне было сказано, является партией чая Дарджелинг. Тень улыбки исчезла, когда я описал визит Линга, представившимся представителем заболевшего Тунга, нападение головорезов, новости о смерти Тунга и полученные инструкции мистера Ху в отношении майора Спенсера.
     — Да, неприятное дело, — заметил Ванг, когда я закончил свой рассказ. — Как я понимаю, вы знаете истинную природу этого груза, капитан Роуден, и его назначение?
     — Теперь да, знаю, — ответил я, бросив взгляд на майора. — И предполагаю, что мистер Тунг был убит теми, кто хотел помешать этому.
     — Именно так, капитан, — сказал Ванг. — Наша страна разорвана между теми, кто лоялен национальному правительству, возглавляемому несравненным генералом Чан Кай-Ши, отколовшимися коммунистами Мао Цзе-дуна и ненавистными японскими захватчиками с их приспешниками. Один из них генерал Хан, который контролирует провинцию Шандун, севернее реки Янцзы. Я полагая, что именно он ответственен за смерть мистера Тунга и нападение на вас.
     Он прервался, чтобы закурить позолоченную сигарету, и выдохнул дым кольцами, поднимавшимися под висящий над столом зеленый абажур. Затем на его рябом лице появилась лукавая усмешка:
     — А скажите мне, капитан Роуден, вы не видите иронии в том, что Британская империя, самая могущественная из всех существовавших, прибегает к контрабанде опиума, чтобы побудить китайцев сражаться с японцами... для защиты ее интересов в Шанхае?
     В последних словах послышался более чем намек на насмешку, и я подумал, не пытается ли он спровоцировать мою реакцию на его слова. Я лично был согласен с его словами, и вряд ли мог оскорбиться, самолично провезя груз, явно оскорбительный для чувств моралистов. Но мне стало интересно, как Спенсер, который непосредственно представлял могучую, но ведущую двойную игру Империю, воспримет такой пренебрежительный тон. Он покраснел и в его глазах появилась сталь, но он ответил очень спокойно:
     — Я бы предпочел сказать, что мы укрепляем узы дружбы между заинтересованными сторонами. Японское вторжение угрожает и Китаю, и Британии. Как это ни печально, в настоящий момент Британия находится не в том положении, чтобы прямо противостоять Японии, но вполне может оказать помощь тем, кто на это способен.
     — Ну конечно, поставкой товара, хотя и прибыльного, но несущего деградацию и смерть тысячам, — ответил Ду, впервые подав голос с тех пор, как спросил, довольны ли мы напитками. Несмотря на преувеличенную серьезность его слов, я заметил насмешливый блеск в его глазах, на что пират в моей душе почувствовал необходимость ответить.
     — Это звучит несколько лицемерно от того...
     — Мы все здесь друзья, капитан, — прервал меня Спенсер, не обманутый легкостью моего тона, и положил мне на плечо руку. — Вас проинструктировали прислушиваться к моим советам в отношении этого груза. Мистер Ду является не только сторонником националистического правительства, но и очень хорошим другом генерала Чана, который назначил его главой комиссии по борьбе с наркотиками Китая. — Он прервался, чтобы дать возможность осмыслить значение его слов, но затем, увидев выражение моего лица, быстро продолжил, стремясь предотвратить мой смех. — Он также пользуется значительным влиянием в Шанхае, и, я уверен, он знает, как наилучшим способом использовать ваш груз. Так что я настоятельно рекомендую вам передать ему этот груз.
     —  Лицемерие не является чем-то неизвестным вам, британцам, — продолжил Ду, и блеск его глаз свидетельствовал о том, что он забавляется непоследовательностью британского правительства, предлагающего целое состояние в виде опиума шанхайскому гангстеру, возглавляющему борьбу с наркотиками в Китае. Затем блеск погас, и его губы изогнулись в болезненной гримасе. — Но я вам напоминаю, что, хотя мы принимаем друзей в Международном Сеттльменте, остальная часть города, то есть большинство населения, китайцы. Нам не требуется особого поощрения, чтобы защищать себя, но мы слабы по сравнению с японцами. К счастью, можно убедить часть коммунистов и предводителей военных группировок предпринять совместные действия против еще более ненавистного захватчика. Именно для этой цели я с благодарностью приму ваш груз, капитан Роуден. — Он прервался, расслабил мускулы лица; в его глазах вновь появился блеск. — И теперь, как лицемер лицемеру, могу дать вам совет. Японские войска накапливаются на севере. Самым мудрым для вас было бы поскорее завершить здесь свои дела и покинуть город до того, как они перекроют движение по рекам. И второе: генерал Хан не воспримет легко крушение своих планов, он попытается отомстить.
     Я не знал, обижаться или быть польщенным тем, как Ду сравнил наши мотивы. В его самодовольной, насмешливой манере говорить было что-то, что затронуло меня, и я представил себе страдания, причиненные опиумом несчастным, ищущим забвения в его дыме. Но моральные сентенции здесь, во все более опасном мире Дальнего Востока, были роскошью, которую могли себе позволить немногие. В любом случае, я едва ли мог отказаться передать ему опиум, не нажив себе врага в лице мистера Ху и не заработав неудовольствие правительства его величества в лице майора Спенсера. Мой инстинкт выживания говорил мне, что я могу ожидать от них так же мало симпатии, как и от генерала Хана, и что предупреждение Ду было нацелено именно на это. Все свелось к тому, что у меня реально не было другого выхода.
     — Приношу свои извинения, джентльмены, но боюсь, что мое знание политической ситуации крайне ограничено. — Я обратился прямо к Ду. — Но если майор Спенсер считает, что вы именно тот человек, который поможет тому делу, что имел в виду мистер Ху, то я с удовольствием передам груз вам.
     — Мудрое решение, капитан Роуден, но вы не справедливы к себе, — ответил Ду, ни на мгновение не купившись на мою наивность. — На этом побережье хорошо известна ваша репутация как человека, которому известно, что жемчужины не валяются на пляже, и который, если берется за дело, то выполняет его, не задавая лишних вопросов. — Он бросил взгляд на портфель, лежавший на моих коленях. — Полагаю, что коносамент находится с вами. Если вы подпишете его, я пошлю моих людей, чтобы забрать ящики в удобное для вас время. Уверен, что с ними ничего не случится до этого времени.
     Его слова можно было легко интерпретировать как угрозу, и кровь прилила к моему лицу, но я смог улыбнуться и достал из портфеля коносамент. Я положил бумагу на полированное красное дерево поверхности стола, а Ванг легким взмахом пальца указал на чернильницу с пером. Все смотрели, как я осторожно погрузил перо в чернила, нацарапал подпись внизу листа и посыпал ее песком из шейкера. Когда чернила высохли, Ду взял коносамент, стряхнул песок в пепельницу и, свернув лист, положил его в карман. Получив от него кивок, Ванг выдвинул ящик стола, вытащил из него документ и толчком отправил его ко мне по поверхности стола. Это была банковская расписка за фрахт и стоимость чая — ничтожная сумма по сравнению с реальной стоимостью опиума, находившегося внутри ящиков чая.
     — Думаю, что все в полном порядке, но вы можете телеграфировать детали мистеру Ху, если нуждаетесь в его подтверждении.
     — Уверен, что в этом нет необходимости, — ответил я, помещая расписку в портфель.
     — Что ж, — потер руки Спенсер, — коли все решено, думаю, нам следует покинуть ваш офис, присоединиться к коллегам в кабаре и обмыть успех. — он поднялся и протянул руку. — Благодарю вас обоих за сотрудничество. Мои друзья в Лондоне оценят это и не забудут то, что вы сделали.
     — Надеюсь, что их дружеское отношение окажется бесценным для нас в ближайшее время, чья мрачная тень уже надвигается на нас, — ответил Ду. — Но любая помощь перед лицом общего врага приветствуется.
     Я поднялся с кресла, но Ду положил руку на мое плечо:
     — Прежде чем вы уйдете, капитан, мы можем поделиться информацией, которая может быть вам полезна. Люди, которые напали на вас. Желаете ли вы знать, где найти их?
     — Чертовски желаю, — прорычал я с нетерпением. — Есть одно незаконченное дело, но в этот раз я буду лучше приготовлен.
     — Разумеется, — ответил Ванг. — Я заметил, что ваши спутники выглядят способными людьми, да и бугорок у вас подмышкой заметен, но хочу вас уверить, что здесь вам ничего не грозит. Другое дело — снаружи. Однако, если что-нибудь случится, то пусть это случится достаточно севернее авеню Эдуарда VII, на территории Британской Концессии. Французская полиция здесь слишком назойлива, любит вынюхивать. — Он похлопал себя по носу, чтобы усилить впечатление. — Я исхожу из собственного опыта, о чем, я уверен, вам известно.
     Я кивнул, и Ванг продолжил:
     — И прошу засвидетельствовать мое нижайшее почтение мистеру Ху. Сейчас мы вращаемся в разных кругах, но в молодости у нас было несколько... взаимных интересов. Он патриот и большая потеря для нашего города. — Ванг протянул мне руку. — А теперь скрепим рукопожатием нашу договоренность. Вы можете продолжить наслаждаться теми развлечениями, которые предлагает наше скромное заведение, или заняться другими делами где-нибудь вне.
* * *
     Я шел неровной походкой по левой стороне улицы Тибет-Роуд, своей расслабленной походкой являя результаты приятного времяпровождения в "Замечательном мире". Попыхивая сигарой, которую я приобрел за один шиллинг у улыбчивой длинноногой девушки, я шагал среди столиков для маджонга, фальшиво насвистывая мелодию "На солнечной стороне улицы", которую я слышал по радио во время последнего отпуска в исполнении Лейтона и Джонстона. В одном месте я споткнулся на неровной брусчатке и чуть не упал. Неловкие дерганные движения позволили мне заметить трех мужчин, которые следовали за мной, стараясь оставаться незамеченными. Слева от меня тянулись густые высокие деревья, окаймляющие границы рекреационной зоны, в середине которой располагались ипподром и крикетный клуб. Я остановился и прислонился к какому-то дереву, делая глубокие вздохи, как бы желая прояснить голову. Затем я поковылял вглубь лесополосы, чтобы быть незаметным со стороны улицы. Найдя дерево, предоставляющее достаточное укрытие, я остановился, оперся одной рукой о ствол дерева и другой рукой стал сражаться с пуговицами на брюках.
     Завидев это, трое бросились продираться сквозь деревья. Я мог слышать шорох веток и шелест сухой травы под их ногами. Я повернулся, широко раскрыв глаза и открыв рот в деланном удивлении, и услышал негромкий угрожающий смех тех, кто посчитал меня попавшим в капкан. Несмотря на тень от деревьев, света было достаточно, чтобы узнать в двоих тех, кто нападал на меня утром. Третий, самый крупный из них, был слишком высок для китайца, и носил тонкие черные усики. На его левой щеке виднелся синевато-багровый шрам, видимо, недавний. Подобных типов я видел в контролируемом японцами порту Дайрен, и предположил, что он маньчжур, из марионеточного государства Маньчжурия. Отвратительно выглядящая скотина, должно быть, это он двинул меня сзади по голове и саданул ногой по моим ребрам. Испуганно умоляющий взгляд скрыл мою внутреннюю усмешку, и маньчжур атаковал, явно уверенный в том, что выглядевший пьяным капитан не в состоянии оказать сопротивление.
     Я продолжал стоять, прислонившись к дереву, со склоненной на одну сторону головой и одной рукой у ширинки, якобы собираясь найти пуговицы. Лицо маньчжура ощерилось злобной усмешкой, выставив напоказ золотые зубы, от которых отражался рассеянный свет уличного фонаря. Он полез в карман и достал нож. Послышался слабый щелчок, и зловещего вида лезвие выскочило из рукоятки. Он махнул им угрожающе перед моими глазами и внезапно застыл в изумлении, глядя прямо в дуло большого револьвера, чудесным образом появившегося в руке, которая только что была между моих ног.
     Загипнотизированный видом крупного калибра, он не заметил, как из темноты выскочил стальной кулак и ударил его под ложечку. Когда он сложился вдвое, раскрыв рот в отчаянной попытке вздохнуть, я ударил его рукоятью револьвера в лицо и увидел раскрошенные зубы и кровь на разбитых губах. Маньчжур со стоном упал, и я сильно ударил его ногой по печени. Все случилось настолько быстро, что остальные двое замерли на месте, шокированные происходящим. Но когда я поднял револьвер, они подались назад, пытаясь скрыться.
     — Не советую двигаться, — раздался спокойный, но повелительный голос. Головорезы в панике завертели головами. Они, возможно, не поняли произнесенного, но увидели пистолет, направленный на них одетым в смокинг человеком, по бокам которого стояли два внушительных здоровяка, преграждающих им путь к бегству.
     Две пары глаз метнулись в моем направлении, услышав щелчок предохранителя. Я протянул револьвер Мак-Грату. У меня не было намерения застрелить их и тем привлечь к себе нежелательное внимание. Маньчжур продолжал стонать, лежа на земле, и было видно, что сегодня он на многое не способен. Оставались два к одному, но соотношение было в мою пользу, даже без револьвера.
     — Вы хотели порезать меня? Теперь можете попробовать.
     Я был уверен, что у них есть ножи, но они глупо просчитались, думая, что я сильно пьян, и оставили ножи в карманах. Более плотный из них с редкой бородкой первым осмелел и сунул руку в карман, нащупывая нож. Это была его первая ошибка. Быстрый прямой в челюсть заставил его покачнуться, но не сбил с ног. Я подал назад, чтобы дать ему сохранить баланс, и показал рукой на карман, отрицательно покачав головой. Он понял — только на кулаках, и буркнул подтверждающе. Затем он пригнулся и протянул руки в мою сторону, вращая раскрытыми ладонями. Мне уже приходилось видеть этот вид восточного боя. Его называли "китайская рука" — смесь рубящих ударов ладонью, ударов кулаком и пинков ногами. Должно быть, к нему вернулась уверенность, он ощерился и двинулся ко мне.
     И сделал вторую ошибку. Он был быстр, его нога поднялась и почти достигла моего паха, но я ожидал это. Его ступня попала в мои руки.
     Хорошо драться, когда обе ноги на земле, так лучше сохранить баланс. Но не с одной ногой в воздухе, когда она крепко захвачена оппонентом, который любит применять грязные методы. Я сделал шаг назад, позволяя захваченной ноге подняться по инерции выше, и сильно крутанул ее. Лодыжка хрустнула, я безжалостно потянул поврежденные кости и услышал крик агонии. Я все еще держал ступню, когда он повалился на землю. Я услышал скрежет поломанных костей и отпустил ногу, оставив того стонать и извиваться рядом с поверженным маньчжуром.
     Третьим членом банды был скуластый, верткий парень, тот, который все время улыбался во время нападения на Тайпинг-Роуд. Он стоял, застыв как кобра, зачарованная мангустой, и поднял открытые ладони в универсальном жесте неоказания сопротивления. Я мог видеть крупные капли пота на его лбу, почувствовал запах страха и, сделав шаг вперед, сжал кулаки. 
     Я не находил в себе настроения быть милосердным. Короткий прямой, сопровождавшийся всем моим весом, влетел в поддых мерзавца со звуком топора, раскалывающего полено. С болезненным стоном воздух вырвался из его легких, колени подогнулись, и он бы упал, если бы Мак-Грат и Крамп не подхватили бы его под руки.
     — Этот удар за меня, — сказал я, поднял за подбородок его склоненную голову и посмотрел в его охваченные ужасом глаза. — Не вздумай снова даже посмотреть в мою сторону. — Я схватил его за волосы и потряс голову для усиления эффекта. Огонек понимания мелькнул в его глазах, и он слегка кивнул. — Хорошо, а теперь за мистера Тунга.
     Краем глаза я увидел, как Спенсера перекосило при виде ярости моего удара по груди бандита с силой, достаточной для того, чтобы сломать несколько ребер. Мак-Грат и Крамп отпустили его, и он повалился как тряпичная кукла на траву, судорожно вздыхая и всхлипывая.
     Я не знал, эти ли мерзавцы убили мистера Тунга. Если бы знал точно, то так легко они бы не отделались.Однако несмотря на то, что Шанхай был бандитским городом, мы находились в Британской Концессии, где буква закона, пусть и со скрипом, но выполнялась. Мертвые не дают показаний, но всегда может найтись достаточно свидетелей нашего выхода из "Замечательного мира", и полиция сможет сложить два и два. Хотя я всерьез сомневался, что эта троица захочет иметь дело со мной и полицией. Я достал из кармана белый носовой платок и вытер кровь маньчжура с костяшек рук. Затем я протянул руку:
     — Освобождаю вас от этой тяжести, третий, — сказал я, забирая Уэбли и всовывая его в наплечную кобуру. — Полагаю, на сегодня развлечений достаточно, задачу мы выполнили. — Я пнул маньчжура, который попытался сесть, и обратился к Спенсеру: — Мы закончим выгрузку послезавтра, и я склонен прислушаться к совету Ду и покинуть порт, пока генерал Хан не натравил на нас других бандитов, а также пока японцы не перекрыли судоходные пути. Вы пойдете с нами, майор?
     Мне не хотелось иметь его на борту, но не спросить его было бы невежливо.
     — Сначала мне нужно уладить кое-какие дела здесь, но я дам вам знать до выхода в море. Должен сказать, капитан, мне бы не хотелось оказаться от вас на противоположной стороне.   
     Я усмехнулся, подумав о татуировке на моей руке: "На правой петух — уложу сразу двух". Это не полностью соответствовало действительности, но я чаще выходил победителем в драках, чем побежденным.
     — Поразительно, чему могут научить исправительная школа и несколько лет службы на баке, — сказал я и повернулся к Мак-Грату: — А сейчас, третий, было бы неплохо окликнуть такси. Мы возвращаемся на пароход. Майор, вас куда-нибудь подбросить?
     — Я снял номер в клубе "Шанхай", это в двух шагах отсюда по авеню Эдуарда VII. — Он пожал протянутую мною руку. — Спокойной ночи, капитан, джентльмены.
     — Берегите себя, майор, — сказал я, в то время как звуки солдатских шагов затихали в темноте.
     Я был рад, что он увидел более брутальную сторону моей натуры. До сих пор казалось, что все карты в его руках, но в покере, как и в жизни, не всегда побеждает тот, у кого лучшие карты. Я все еще переживал, что был втянут в то, от чего я предпочел бы держаться в стороне. Дело не только в контрабанде наркотиков. В моем прошлом были и худшие вещи, но я бы охотно рискнул, если бы мистер Ху прямо попросил об этом, подсластив чем-нибудь горечь угрызений совести. Но у меня не было никакого желания впутываться в сумеречный мир политики и шпионажа, представленный Спенсером. Заниматься контрабандой проще, когда все вовлеченные стороны — включая тех из властных структур, которых можно уговорить глядеть пресловутым глазом Нельсона — имеют свой интерес. Патриотизм и лояльность — после того, что Британская империя проделала со мной и подобными мне, стараясь выжать из нас все за жалкие гроши — стали пустым звуком для контрабандиста. Среди воров есть свои понятия о чести, которые вряд ли были бы поняты майором Спенсером.
     Лучше бы больше не встречаться с ним, но, учитывая сложившееся положение дел, я сомневался в такой возможности.  

Глава четырнадцатая

     После полудня я стоял на крыле мостика под брезентовым навесом, наслаждаясь сигаретой и наблюдая за работой палубной команды, готовящей судно к отходу. Последние лючины были установлены, поверх них натягивали брезентовое покрытие и укладывали сверху металлические полосы креплений, забивая деревянными молотками клинья для их тугой обтяжки. На уже закрытых трюмах грузовые стрелы укладывали в походное положение. Мак-Грат методично обходил рулевую рубку, проверяя машинный телеграфы, рулевое устройство и другое оборудование. В штурманской рубке Гриффит, вынув из ящиков карты на предстоящий переход, занимался предварительной прокладкой курсов.
     В кармане у меня лежала телеграмма, доставленная на борт в середине предполуденной вахты, и содержала следующий текст:
     СИТУАЦИЕЙ ЗНАКОМ ТОЧКА СЛЕДУЙТЕ НЕЗАМЕДЛИТЕЛЬНО ДАВАО ПРИНЯТИЯ ПОЛНОГО ГРУЗА АБАКИ ТОЧКА ХУ КОНЕЦ
     Мне не требовались дальнейшие понукания для того, чтобы как можно быстрее приготовить судно к выходу в море.
     Вниз по реке Вангпу среди обычной суеты местных суденышек прокладывал себе путь старый потрепанный русский пароход. Из его тонкой высокой трубы валил черный дым. Взяв бинокль, я прочитал его название — "Адмирал Альтфатер", написанное на корме белыми кириллическими буквами, и ниже порт приписки — Ленинград. Развевающийся на корме кроваво-красный флаг Советского Союза с золотым серпом и молотом производил разительный контраст на фоне черного, покрытого солью и ржавчиной корпуса. Я подумал, был ли адмирал каким-нибудь погибшим героем революции, и стало ли пролетарского вида судно подходящим мемориалом для него. Также заинтересовали меня радиоантенны, натянутые между мачтами. Трампы его возраста редко имели радиостанции. Все еще имелись скаредные британские судовладельцы, которые не хотели тратиться на их установку и зарплаты радиооператоров. Возможно, советские власти имели более просвещенный взгляд на пользу от современных коммуникационных средств.
     Мои размышления были прерваны видом большого грузового автомобиля, медленно продвигавшегося по узкой, заполненной толпами людей улице Тайпинг-Роуд, который затем остановился у ворот порта. Сикх-полицейский пропустил его на причал, где стояли уже выгруженные ящики с "чаем". Таможенник-индиец в щегольской униформе вышел из своей конторки у ворот. Чтобы лучше рассмотреть происходящее, я опять поднял бинокль и наблюдал, как молодой китаец в серых широких штанах — вероятно, агент Ду — выбрался из кабины и вручил оформленные документы на груз. Таможенник просмотрел их и затем обошел штабель ящиков, сличая их маркировку с указанной в декларации. Будет ли он, думал я, требовать открыть один из ящиков, чтобы проверить содержимое. В таком случае мне пришлось бы объясняться с властями. Но тот факт, что и британская разведка, и китайская комиссия по борьбе с наркотиками были заинтересованы в этом грузе, делал подобное развитие событий маловероятным.
     Однако мое сердце замерло, когда тот указал пальцем на один из ящиков. Было слишком далеко, чтобы можно было услышать, что он сказал, а читать по губам я не умел, но, похоже, агент попросил документы, чтобы свериться с записями. Таможенник отдал их и агент пролистал бумаги. В процессе этого в руках агента материализовался коричневый конверт и исчез среди бумаг — ловкость рук, которая заработала бы ему членство в ордене магов. Это произошло так быстро, что я чуть было не пропустил этот момент. Но орлиный взор таможенного офицера явно заметил этот трюк, и я даже присвистнул от восхищения, когда тот, широко улыбнувшись, подписал разрешение на вывоз и дал знак ожидавшим кули начать погрузку грузовика. Через двадцать минут он покинул пределы порта, и я вздохнул с облегчением. Если генерал Хан и продолжал иметь виды на эту партию, то меня это уже не касалось.
     Свисток из переговорной трубы машинного отделения заставил меня чуть ли не вздрогнуть, и я услышал громкий ответ Лотера:
     — Мостик, старпом. — Последовала пауза, пока он слушал, и затем: —Все понял, я передам Старику.
     За глаза капитана торгового судна его команда всегда величала Стариком независимо от возраста. В моем случае я был на пять лет моложе Лотера, но никаких обид с обеих сторон не возникало, и я подмигнул Лотеру, показав, что слышал его, когда тот вышел на крыло.
     — Стармех доложил, что закончит бункеровку в течение часа.
     — Спасибо, Питер, к этому времени мы закроем трюма и положим стрелы. Больше нас ничто не держит, так что пройдите в портовое управление и закажите через агента лоцмана и буксир на шестнадцать часов. — Он кивнул и пошел на выход, но я окликнул его, вспомнив, что не слышал ничего от Спенсера с тех пор, как мы расстались на Тибет-Роуд. — Также попросите агента уведомить майора Спенсера в клубе "Шанхай" о том, когда мы отходим и порт назначения, хорошо?
     Собственно, не было никаких причин для того, чтобы я внезапно вспомнил о Спенсере. Ранее я спросил его, отправится ли он с нами из Шанхая, исключительно из вежливости. Я не имел ни малейшего представления, как долго он собирался оставаться в городе, и если даже он собирался уже покинуть его, подходит ли ему переход в Давао. Ему не составит большого труда найти подходящий пароход, идущий в Порт-Морсби. Это будет гораздо медленнее, чем возвращаться самолетом, к тому же ему, наверное, надо доложить о военной ситуации, что наиболее вероятно сделать из Гонконга или Сингапура. 
     Я был бы рад оставить его в Шанхае делать то, что угодно его хозяевам в Уайтхолле, но кончики моих пальцев стало покалывать с самого утра. Спенсер сказал, что даст мне знать, пойдет ли он с нами, но прошло два дня, и от него никаких вестей не было. "Берегите себя", сказал я ему при расставании. Я тогда сказал это не в качестве предупреждения, но по какой-то смутной причине при взгляде на него, шагающего одиноко и исчезающего в темноте. Я потряс головой, говоря себе, что беспокоюсь ни о чем, и что майор Спенсер может позаботиться о себе без моей помощи.
     Через двадцать минут Лотер вернулся и сидел у меня в каюте, наслаждаясь стаканом ледяной воды, куда я добавил изрядно джина.
     — Видно, что нуждаетесь в этом, Питер. Смойте угольную пыль с вашей глотки.
     Лотер с удовольствием выпил.
     — Агент подтвердил наш заказ на выход в 16.00. Но майора не нашли. Ему оставили записку в клубе. Больше ничего мы не можем сделать.
     — Как там на берегу, все спокойно?
     Я был уверен, что генерал Хан к этому времени уже в курсе, кто и почему напал на его людей. Ранее я приказал не отпускать членов экипажа за пределы портовых ворот. Но даже при этом я не был спокоен, опасаясь того, что Хан попытается помешать нашему отходу. Коль он не смог наложить свою лапу на опиум, то может подумать о подходящей альтернативе. Скорее всего, он не будет убивать меня, а будет держать живым в ожидании выкупа. Если кто-нибудь даст его.
     — Все выглядит достаточно спокойно. Но чувствуется присутствие военных. В офисе капитана порта мне встретился молодой лейтенант. Он сказал, что объявлено что-то вроде тревоги, и армия начнет патрулировать причалы начиная с сегодняшнего вечера.
     — Что ж, это точно предотвратит попытки разбоя. Продолжайте подготовку к отходу, и позовите меня, когда прибудет лоцман.
     — Принято, шкипер, — ответил Лотер, допил напиток и исчез за дверью.
     День тянулся медленно. Закончив погрузку угля, команда принялась сметать угольную пыль с палуб и ссыпать ее в рогожные мешки, которые носили вниз в машинное отделение.
     К 15.30 все еще не было известий от Спенсера, и я, вместо того чтобы сидеть в душной каюте, надел форменную фуражку и вышел на мостик. Река, казалось, была сейчас особенно оживленной, с большим количеством отходящих судов. А вот прибывающих, наоборот, было гораздо меньше обычного. Также видна была оживленная активность вокруг военных кораблей, стоявших на бочках посреди реки. Окрашенные серым катера сновали между ними и Адмиралтейской набережной, перевозя группы моряков, очевидно отозванных из увольнений. Когда большая стрелка часов начала отсчитывать последние полчаса перед шестнадцатью ноль ноль, несколько бипланов пролетели над городом и направились вдоль течения реки Вангпу вниз в сторону устья Янцзы.
     В 15.45 через портовые ворота проехал автомобиль и остановился перед нашим парадным трапом. Из него вышел лоцман в белой униформе, надевая на ходу фуражку. В это же время Лотер доложил, что подошел буксир и с бака заводят буксирный канат.
     — Машинный телеграф на "Готовсь", людей по швартовному расписанию. На баке и корме оставить по одному продольному и шпрингу, — распорядился я.
     Я услышал звонок машинного телеграфа, подтверждающий команду, и оглушительный свисток Лотера, призывающий палубную команду занять места по отшвартовке. Тут и лоцман вошел в рулевую рубку.
     — Мы оставили по продольному и шпрингу, мистер лоцман, — сообщил я ему, обмениваясь рукопожатием, — но если не возражаете, будем отходить ровно в шестнадцать.
     — Как пожелаете, капитан. Скажете, как будете готовы. 
     Не могу сказать что, но что-то — то ли активность вокруг военных кораблей, то ли процессия торговых судов, идущих на выход — создавало в городе атмосферу ожидания чего-то неприятного. Пока стрелки часов отсчитывали последние минуты до назначенного времени, я прохаживался по крылу мостика, размышляя, почему нет известий от майора. Глупо, конечно. Если он выбрал какой-то другой путь, чтобы выбраться из города, какое это имело отношение ко мне. И все же что-то не давало мне чувствовать себя спокойным.
     Так я стоял, то и дело посматривая на часы. Когда минутная стрелка указала на двенадцать, послышались восемь склянок, отбитых вахтенным матросом. Лоцман посмотрел на меня выжидающе. Буксир ждал, нетерпеливо попыхивая сернистым дымом из трубы. Пора уходить.
     Я размял покалывания в пальцах:
      — Поднять трап!
     И, обращаясь к лоцману:
     — Принимайте командование, мистер лоцман.
     — Гляньте-ка, шкипер!
     Настоятельный тон Лотера прервал лоцмана, и мы с ним, последовав взглядами за указательным пальцем старпома, увидели въезжающий в ворота порта автомобиль с британскими номерами. Сикх-полицейский, заслышав нетерпеливый клаксон, едва успел отскочить от мчавшегося автомобиля, который, проскрипев шинами, резко остановился у трапа. Матросы только приступили к его подъему.
     — Отставить подъем! — крикнул я, перегнувшись через релинги мостика.
     Передние дверцы авто открылись, и перед нами предстали майор Спенсер и водитель в военной форме, который шагнул к задней двери и распахнул ее. В изумлении я увидел, что майор протянул руку, и из машины показалась леди Эшворт. Она была в брюках и блузке кремового цвета, в солнечных очках, а голова была повязана голубым шарфом, скрывавшим большую часть ее лица. Но это, без сомнения, была она. Майор Спенсер что-то резко приказал водителю, который подбежал к багажнику и открыл его, явив на свет несколько больших чемоданов.
     — Поднимите чемоданы на борт, — крикнул я ошеломленным матросам, которые круглыми глазами уставились на поднимавшуюся по трапу леди Эшворт, сопровождаемую майором Спенсером.
     — Похоже, вы дождались пассажиров, капитан, — сказал, улыбаясь, лоцман.
     — Не уверен, что очень рад им, — скривившись, ответил я. — У меня распоряжение следовать в Давао, и в них ничего нет по поводу захода в другой порт для высадки леди-пассажирки. — Я взглянул за борт. — Трап на борту, давайте уходить, пока не появился еще кто-нибудь.
     — Хорошо, капитан, отдавайте все швартовы.
     По команде швартовы ослабили, ловкие руки береговых швартовщиков скинули их огоны с береговых пушек и матросы стали их выбирать, распевая в унисон своим усилиям шанти на кантонском диалекте. Лоцман дал короткий сигнал судовым тифоном, и буксир, выплюнув из трубы клуб густого дыма, начал отводить нос от причала. Угол между судном и причалом увеличивался, и последовала команда:
     — Самый малый вперед!
     — Самый малый вперед, — повторил Лотер и передвинул ручку машинного телеграфа.
     "Ориентал Венчур" медленно высунул свой нос на середину реки и затем со все увеличивавшейся скоростью начал долгий путь по извилистому фарватеру реки вниз в сторону моря.
     Внешнему взгляду город представал тихим и мирным. Обычной послеполуденной грозы сегодня не состоялось, и клонившееся к западу солнце выкрасило гранитные и известняковые фасады Бунда в медово-золотистый цвет. Но неожиданное появление леди Эшворт и продолжавшееся покалывание в кончиках пальцев предвещало много интересного в начавшемся рейсе.
* * *
     Лоцман покинул нас в устье реки Вангпу, перебрался по шторм-трапу на лоцманский катер и помахал оттуда рукой. Я дождался, пока катер отойдет на безопасную дистанцию и приказал дать полный ход. До смены вахты в двадцать ноль ноль оставался час.
     — Питер, вы не прочь провести судно по фарватеру? — спросил я Лотера. — Я пришлю молодого Мак-Грата вам в помощь, и скажу Да Сильве принести вам ужин на мостик. Мне хотелось бы поговорить с майором Спенсером. Затем я поднимусь и сменю вас.
     — Никаких проблем, сэр. Уверен, у него будет интересное объяснение своему экстравагантному появлению.
     — Я заинтригован услышать его, — ответил я. — Буду в каюте, вызовите меня в случае необходимости.
     — Принято, сэр.
     Я спустился на шлюпочную палубу и осторожно постучал в дверь пассажирской каюты правого борта. И майора, и леди Эшворт разместили в те же каюты, которые они занимали на пути в Шанхай. Да Сильва, несомненно, позаботился о них обоих, и, в отсутствии горничной леди Эшворт, наверно, предложил ей свою помощь в распаковке багажа и раскладыванию его по шкафам и ящикам. Мне стало интересно, позволит ли она пиратского вида выходцу из Гоа копаться в своем белье.
     Спенсер сразу ответил на стук, и я, всунув в дверь голову, жестом показал предложение выпить. Спенсер кивнул, и мы прошли в мой салон. Я закрыл дверь, не желая, чтобы нам мешали, предложил Спенсеру сесть на диван и налил в два бокала солидные порции виски.
     — Вода в кувшине, — сказал я, поставив термос на столик и усаживаясь в кресло напротив.
     Я подождал, пока он сделает первый глоток, и продолжил:
     — Итак, майор, может, вы соизволите объяснить ваше внезапное появление вместе с леди Эшворт? Мы следуем в Давао, но, судя по вашему виду, вам все равно, куда, лишь бы прочь от Шанхая.
     Спенсер налил еще ледяной воды в виски и сделал большой глоток. Под глазами у него были мешки, он был бледен и чумаз. Немного помолчав, как бы ожидая прилива сил от выпитого, он широко улыбнулся:
     — Да, это были весьма напряженные сорок восемь часов. Я понимаю, что должен дать вам какие-то объяснения. Откуда же начать? — Он откинулся на спинку дивана и полез в карман. — Не возражаете, если я закурю? Никотин способствует работе серых клеток.
     Я кивнул, и Спенсер вытащил сигарету из серебряного портсигара, щелкнул зажигалкой и глубоко затянулся.
     —Хелена, вероятно, захочет несколько дней побыть одной, — сказал он. — Этот зверь, Масленников, слегка побил ее.
     — Это объясняет ее закрытое лицо, — кивнул я. — Но я полагаю, что здесь что-то большее, чем ссора любовников, коли уж вы выбрали мое судно в качестве убежища.
     — Боюсь, что так, дружище. Помните, я говорил вам, что Бобби и леди Эшворт были членами Кливденской клики, и что она использовала свои связи для того, чтобы помочь русской белой эмиграции продолжать борьбу с коммунистами, а он приглядывал за теми, кто придерживался нацистских взглядов.   
     Я кивнул, вспоминая наш разговор в моей каюте за день до прихода в Шанхай.
     — Итак, когда умер Эшворт, Хелена осталась практически без средств к существованию. Ее друзья в Уайтхолле сочли время подходящим для того, чтобы продолжить обмен информацией. Овдовевшая леди Эшворт все еще имела хорошие связи в официальных кругах и желала продолжить борьбу с Советами. Став любовницей Масленникова, она стала снабжать его кое-какими сведениями, подслушанными в чиновнических кругах, на приемах в посольстве и так далее. А также она могла собирать крохи информации от Масленникова и из бумаг, которые могла подсмотреть.
     — То есть ваши друзья из разведки уговорили ее связаться с Масленниковым и стать двойным агентом, поставляющим информацию обеим сторонам?
     — Не совсем так. Она узнавала от наших друзей только то, что они считали нужным, а она скармливала это Масленникову. Должно быть, он думал, что сорвал банк. Красивая женщина, с энтузиазмом откликнувшаяся на его неуклюжие ухаживания, к тому же имевшая друзей в высших сферах, которые не всегда соблюдали осторожность в разговорах. Она, знаете ли, превосходная актриса. Он всецело доверял ей.
     Возможно, меня должна была шокировать мысль о том, что английская леди продает себя в обмен на информацию, которая помогает в ее борьбе. Но потом я вспомнил, что леди Эшворт — или Хелена, как Спенсер постоянно называл ее — была русской, и что такие большевики как Масленников убили ее отца. Она, должно быть, ненавидела его, но была вынуждена отдаваться ему, чтобы помочь борьбе с ними. Это выглядело грязным, противным делом. Но кто я, чтобы судить, я и сам был замешан в темных делишках.
     — И он настолько легкомыслен, что позволял ей видеть и слышать вещи, которые не следовало?
     — И которые она передавала нашим друзьям, за что ей платили. Она играла свою роль безукоризненно. Он считал ее коммунисткой, ненавидящей английскую аристократию, несмотря на то — или, возможно, благодаря тому, — что сама своим замужеством вошла в их ряды.
     — И что же пошло не так?
     — Я подхожу к этому. В рейсе мне удалось переговорить с ней, и я объяснил, что представляю людей, связанных с ее друзьями в Шанхае. Им будет интересно узнать позицию китайских коммунистов в случае японского вторжения. Мы считали, что и Советам такие сведения будут важны. Если джапы смогут вбить клин между националистами и коммунистами, то захватят весь Китай, что даст им отличный плацдарм для дальнейшей экспансии. Ресурсы Сибири привлекательны, и с учетом нацистской угрозы на западе Советы могут потерять Восток. Так что в интересах Сталина, чтобы китайские коммунисты объединились с националистами против джапов. Мы нуждаемся в подтверждении этой информации, так как такой оборот дел и в наших интересах. Если падет Китай, то все наши владения к востоку от Суэца, включая Индию, окажутся под угрозой.
     — И она согласилась выведать это от Масленникова? — Я размышлял, как и когда Спенсеру удалось завоевать ее доверие, особенно после того, как она резко отринула его подходы во время ужина в первый вечер рейса. Майор Спенсер не был простоватым солдафоном, каким он пытался представить себя. — Это звучит как нечто вроде Большой Игры. 
     Спенсер кивнул:
     — Похоже, что в вашей исправительной школе преподавали что-то вроде истории.
     Я оставил этот выпад без ответа. Почти единственное, чему я там научился, кроме умения драться — это читать. С тех пор я неплохо использовал эти умения.
     Хотя это кажется невероятным, моряки любят читать — по крайней мере те, кто умеет. Долгие одинокие часы трудно заполнить чем-либо другим. Однако что-то в словах Спенсера взволновало меня. Не его насмешка о моем учении, а рассказ о леди Эшворт.
     — А как вы узнали, что леди Эшворт будет путешествовать в Шанхай на этом судне? — спросил я.
     — Друзья друзей, старина, — ответил он, почесав нос. — Это послужило неплохой рекламой для судоходной компании мистера Ху. Помните, что многие китайцы заинтересованы в том, чтобы японцы держались подальше от их страны. Так что друг намекнул мистеру Ху, что в ее присутствии на борту есть и другое преимущество.
     — В компании некоего военного атташе, — прервал я его, начиная видеть сложившуюся ситуацию. Ху и британская разведка не только втравили меня в контрабанду опиумом, но и смогли подобрать пассажиров на тот рейс. Но ясно, что в любой, даже хорошо продуманной, схеме могут иметься прорехи. — Но вы все еще не объяснили мне, что пошло не так.
     — Ну, похоже, что коммунисты также имеют друзей, и от них пошли подозрения, что мое появление в Шанхае одновременно с леди Эшворт было не просто совпадением.
     — Вы хотите сказать, что кто-то намекнул Масленникову, что вы не простой солдат, совершающий морское путешествие для поправки здоровья?
     — Что-то вроде этого. Как бы то ни было, подозрительность заставила его присматривать за Хеленой, и когда он обнаружил, что она проявляет повышенный интерес к определенным делам, он взбеленился. Обладая крутым характером, он попытался выбить из нее правду. Стало шумно, соседи пожаловались, и, похоже, он решил подыскать более подходящее место для допроса, а тем временем оставил ее запертой в апартаментах. К счастью, наши друзья обнаружили это, смогли вломиться внутрь и вывести ее. Затем нам понадобилось ее где-то спрятать. 
     — На борту моего судна! Но если вы не получили моей записки, как вы могли знать мой порт назначения? Это мог быть даже Владивосток.
     — Не думаю, старина, — покачал головой Спенсер. — Как только мы начали подозревать, что у Масленникова появились сомнения в ее лояльности, мы начали обдумывать, куда ей лучше бежать из Шанхая. Куда-нибудь за пределы Китая, куда не смогут дотянуться лапы НКВД и его приспешников. Куда-то, где есть сообщение с Австралией для меня, и где актриса может сесть на пароход, идущий в Америку.
     — Америку!?
     — Хелена хочет исчезнуть, — пояснил Спенсер. — Она устала играть роли, которые с трудом сдерживают волка у ее двери и в то же время привлекают других разнообразных волков. Она пока еще молода и весьма привлекательна. Для актрисы, стремящейся начать новую жизнь под другим именем, Голливуд — лучший выбор. Я получил вашу записку, старина, но я же знал, что вы направляетесь в Давао. Хелена сможет отправиться оттуда в Америку, а я поймаю пароход, идущий в Порт-Морсби или в Австралию.
     У меня появилось желание пощечиной стереть самодовольную усмешку с его лица. Как он мог узнать, что мы пойдем в Давао? Разве что...
     — Вы как-то связаны с тем, что мистер Ху отдал распоряжение идти в Давао?
     Я постарался сдержать гнев в голосе, но почувствовал, как кровь бросилась в лицо, а костяшки пальцев, стискивавших бокал с виски, побелели от напряжения. Я чувствовал себя как кукла, которую дергают невидимые нити.
     — Насколько же влиятельны ваши друзья? — резко бросил я.
     — О, весьма влиятельны. — Улыбка Спенсера погасла, когда он понял, что зашел слишком далеко, и поднял руку в примиряющем жесте. — Но не нервничайте, старина. Нет ничего закулисного в этом рейсе. Давао один из главных портов на Филиппинах по экспорту абаки — манильской пеньки, как вы ее зовете. Флот его величества является крупным потребителем абаки. Звонок с некоего правительственного департамента в Гонконге запросил Англо-Восточную судоходную компанию, есть ли у нее судно для перевозки этого сырья по назначению, инструкции о котором последуют позже. Последовало соглашение об условиях погрузки и выгрузки и величине фрахта, и вот вы на пути в Давао. Можно даже сказать, что я внештатный суперкарго, наблюдающий за соблюдением интересов грузоотправителя.
     — Леди Эшворт, должно быть, чертовски много значит для некоторых людей, коли вы решились на все эти беспокойства, — ответил я. Мой гнев угас при мысли об избитой и подвергающейся угрозам женщине, для которой мое судно стало местом убежища.
     — Совершенно верно. она пользуется расположением, если можно так выразиться, некоторых очень высокопоставленных персон. И даже то немногое, что она знает о нашей разведывательной службе, может быть ценным для Советов и угрожать ее жизни. Но не переоценивайте ее важности, капитан. С учетом угрозы для Империи, исходящей от Японии и Германии, сохранение преимуществ в получении таких существенных ресурсов, как абака, исключительно важно. Это также хорошо и в деловом смысле.
     — И куда после Давао?
     — Туда, где поставщики флота его величества нуждаются в нескольких тысячах тонн пеньки. Сингапур, возможно, или Сидней.
     — То есть, возможно, мне не удастся отделаться от вас и после Давао, а?
     У меня было ощущение, что майор собирался продолжать вести нечестную игру. Я знал, что должен быть ему благодарным за спасение моей шкуры в Шанхае, но последнее, чего бы я хотел, это иметь офицера военной разведки, заглядывающего мне через плечо.
     — Боюсь, такая необходимость возникнет, старина. Но частично вы должны винить самого себя. Если бы вы не сунули свой нос туда, куда не следовало, и не испортили мою операцию против Эберхардта, то вы не привлекли бы моего внимания. Вот так-то, — пожал он плечами и осушил свой бокал.
     Он был, конечно, прав, но меня это не утешало. Лучшее, на что я мог надеяться — это на то, что они оба сойдут в Давао. Леди Эшворт, Хелена Ковтун или как еще она будет называться — в погоне за своими мишурными мечтами. Спенсер — заплетать мозги другому сукину сыну. 
     — Что ж, спасибо за откровенность. По крайней мере, я теперь знаю, как обстоят дела. Можете еще себе налить, если желаете. Мне надо подняться на мостик и сменить старпома. Поговорим еще утром.
     Я поднимался по трапу на мостик, размышляя о том, утаил ли Спенсер что-нибудь еще, и потирал кончики пальцев, успокаивая покалывания.    

Примечания переводчика

40
Баратрия — ущерб, нанесенный судну или грузу капитаном или командой по преступной небрежности или умышленно.

41
"Презренные старики" — так называли себя в послевоенные годы выжившие ветераны Британских Экспедиционных Сил. Так повелось от того, что император Германии Вильгельм II, который чрезвычайно пренебрежительно относился к БЭС, якобы издал приказ от 19 августа 1914, где требовал "безжалостно истребить… коварных англичан и смести эту презренную шайку генерала Френча". Впрочем, никаких документальных подтверждений тому, что кайзер действительно отдавал такой приказ, не существует.

42
Тайпан — влиятельный бизнесмен.

43
Бурра-пег — крепкий коктейль, в составе которого коньяк, шампанское (или сухое игристое вино), ангостура (горькая настойка) и другие ингредиенты.

44
Джапы — презрительное название японцев среди англоговорящих.

45
Большой Дым (Big Smoke) — Лондон (сленг кокни); Чайный листик (tea leaf) — вор (сленг кокни).

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"