Первое ядро, попавшее в "Виктори", продырявило грот-брамсель. Примерно с минуту ничего не происходило. Затем две сотни орудий одновременно обрушили свой огонь на флагманский корабль Нельсона. Три ближайших корабля -- "Сан-Августин", "Герой" и "Сантиссима-Тринидад" -- открыли огонь из всех орудий, к ним присоединилось несколько кораблей авангарда Дюмануара с более далекого расстояния. Навлекши на себя этот огонь, но воспользовавшись тем, что корабли Дюмануара были частично ослеплены густым облаком дыма от стрельбы французов и испанцев, Нельсон подвернул вправо на фордевинд и спускался перпендикулярно неприятельскому строю, направляясь на флагманский корабль французского адмирала.
Примерно в сотне ярдов позади "Виктори", на "Нептуне", юный Уильям Бедкок все еще глазел в благоговении на "Сантиссима-Тринидад", подсчитывая в уме свои призовые деньги: "Он лежал в дрейфе под марселями, брамселями, бом-брамселями, кливером и контр-бизанью; нижние паруса были подтянуты к реям; его большие величественные паруса выглядели прекрасно, проглядывая сквозь дым, в то время как он ожидал атаки". На "Нептуне", как и на других британских кораблях, дополнительные флаги и гюйсы развешивались на фор-штагах и фор-стень-штагах, на такелаже бизань-мачты и топах мачт для того, чтобы избежать дружественного огня в густом дыму и горячке боя. Когда первые ядра подняли фонтаны воды вокруг "Нептуна", Бедкок вернулся на свое место по боевому расписанию в центральной части нижней палубы. Капитан Фремантл приказал всем лечь ничком на палубу, чтобы избежать лишних жертв.
Нельсон намеревался "обмануть противника, заставив его предположить, что он собирался атаковать авангард". Командиры авангарда и кордебаталии Объединенного флота, такие, как Дюмануар, Вальдес и Фелипе Кахигаль, утверждали, что Нельсон "направлялся к центру авангарда, но затем, увалившись под ветер, последовал на кордебаталию". Ксавьер де Уриарте, командир линейного корабля "Сантиссима-Тринидад", уверенно утверждал, что "Виктори" образовала "совместно с трехдечниками "Темерер" и "Нептун" строй, практически параллельный нашему, образованному "Буцентавром", "Тринидадом" и "Героем", с доблестным и отважным намерением прорвать строй между "Тринидадом" и "Буцентавром"".
Несколько британских свидетелей подтверждали, что Нельсон не направлялся к "Буцентавру", а, скорее, шел вдоль франко-испанского строя. В неопубликованном отчете помощника хирурга Уильяма Вестернберга отмечалось, что сначала противник начал обстреливать британский флагман, который вскоре открыл ответный огонь "из орудий левого борта по неприятельскому авангарду, спускаясь вдоль их линии строя".
К двенадцати двадцати флагманский корабль подвергался сосредоточенному огню, результаты которого становились более эффективными по мере того, как дистанция сокращалась. Секретарь Нельсона Джон Скотт разговаривал с Харди, когда пушечное ядро прошило его насквозь. Чарльз Адэр и какой-то матрос оттащили его останки в сторону. Нельсон спросил: "Это был Скотт, тот, которого сейчас убило?". Адэр подтвердил это, и Нельсон пробормотал: "Бедняга!".
Бешено вращающийся книппель с "Тринидада" пролетел вдоль палубы, разорвал несколько канатов и уложил на месте шеренгу из восьми морских пехотинцев, выстроившихся на полуюте. Второй лейтенант Льюис Ротлей, двадцатилетний уэльсец, был сбит с ног одиночным металлическим брусом длиной шестнадцать дюймов, который он сохранил у себя после битвы в качестве сувенира. Нельсон приказал Адэру рассредоточить своих подчиненных, и в этот момент другое ядро разбило нагеля брасов на квартердеке и, срикошетив, промчалось между Харди и Нельсоном. Они остановились и осмотрели друг друга на предмет ранений. Деревянный осколок оторвал пряжку с обуви Харди и оцарапал его ногу. Нельсон улыбнулся: "Слишком жарко становится, Харди, но это долго не продлится". Он навязал противнику эту битву, к которой давно стремился.
Но самому флагманскому кораблю теперь приходилось туго -- крюйс-стеньга обрушилась, лиселя и лисель-спирты были разбиты. Потеря парусов уменьшила его скорость с медленной ходьбы до передвижения ползком, но он продолжал продвигаться благодаря тому, что оставшиеся громадные паруса все еще ловили слабеющий бриз.
Примерно в двенадцать двадцать, сменив заряды орудий левого борта с двойных ядер на одиночные, экипаж "Виктори" ждал команды на открытие огня. В запальные отверстия уже был помещен порох, насыпан он на всякий случай и на запальные полки, командиры расчетов склонились над своими орудиями. Каждый из них снял просаленную крышку с запальной трубки, взвел орудийный замок и предупредил своих людей командой "Товсь!". Те посторонились, уходя с линии отдачи орудия. В двухстах ярдах от "Тринидада" командиры орудий, стоя сбоку от них, дернули за лини спусковых механизмов, орудия рявкнули и откатились назад. Тотчас расчеты орудий принялись за знакомое по многочисленным тренировкам дело. По команде "Банить стволы!" два моряка вставляли в ствол банник с влажным, бараньего меха оголовком, чтобы очистить ствол от тлеющих остатков несгоревших картуза и пороха. Помощник командира орудия в это время закрывал пальцем запальное отверстие. По команде "Зарядить картуз!" "пороховой юнга" подавал картуз заряжающему, который вставлял его в дуло и проталкивал в ствол до упора прибойником. Командир орудия вставлял в запальное отверстие протравник для того, чтобы проверить, дошел ли картуз до места. "Зарядить ядро!" -- по этой команде заряжающий вставлял ядро в дуло и также проталкивал его прибойником до упора. "Вставить пыж!" -- заряжающий вставлял пыж и трамбовал его до упора, чтобы ядро не перекатывалось внутри ствола. "Выкатить орудие!" -- по этой команде весь расчет брался за лопаря пушечных талей, с помощью которых орудие выдвигалось в положение стрельбы таким образом, что дуло орудия выглядывало из пушечного порта. Орудие выравнивали с помощью гандшпугов, командир проверял возвышение, а его помощник прокалывал протравником картуз, вставлял запальную трубку и снимал с неё крышку. Командир взводил орудийный замок, подсыпал порох на полку -- орудие готово к стрельбе. "Товсь! Огонь!".
Пока британские корабли приближались, командир "Редутабля" Жан-Жак Люка собрал некоторых командиров орудий на баке и показал им воочию, что большинство выстрелов, сделанных Объединенным флотом по "Виктори", ложатся недолетом. "Я приказал им целить выше, по рангоуту и такелажу, и стрелять прямой наводкой". С самого начала своей карьеры Люка попал под покровительство Латуш-Тревиля. Во время Американской войны он служил на фрегате Латуша и показал себя настолько способным офицером, что Латуш-Тревиль отдал под его команду один из взятых призов. Люка происходил из такого же среднего класса, как и как и английские капитаны Харгуд и Кук. Но во французском королевском флоте это происхождение почти наверняка не дало бы ему подняться по служебной лестнице выше статуса уорент-офицера. По этой причине, среди прочих, Люка приветствовал революцию, и новый режим вскоре сделал его офицером. Он был небольшого роста, худощав, но весьма решителен, и постоянно натаскивал свою команду, чтобы она соответствовала его стандартам. Один из первых пристрелочных выстрелов попал прямо в фор-марса-рей "Виктори", и его экипаж разразился ликующими криками.
Капитан Жан-Жак Маженди понял, что "Виктори" (который он идентифицировал по адмиральскому флагу) намеревается пройти между его кораблем и "Тринидадом", который находился менее чем в двухстах ярдах у него по носу. "Мы обрадовались этому, так как у нас все было готово к абордажной схватке", доносил Маженди в своем рапорте. Ксавьер де Уриарте обстенил грот-марсель и крюйсель "Тринидада", сбавляя свой ход для того, чтобы уменьшить разрыв линии, в то время как "Буцентавр" продолжал двигаться, как и прежде. На обоих кораблях экипажи количественно превосходили команду "Виктори", не считая того, что на "Тринидаде" находилось около четырех сотен солдат. Если они сумеют свалиться вплотную с "Виктори" и завязать абордажную схватку, то положение флагманского корабля Нельсона станет критическим.
Но когда "Виктори" подошел на расстояние ружейного выстрела -- около ста ярдов -- от "Буцентавра", он внезапно повернул вправо, как бы намереваясь пройти по корме француза. Возможно, Нельсон и Харди сочли невозможным пройти по носу "Буцентавра", но не исключено, что это изменение курса произошло непроизвольно, так как штурвал "Виктори" в этот момент был разбит пушечным ядром, и управление кораблем на короткое время было утеряно. Томас Аткинсон, йоркширец, служивший штурманом в течение семи лет последовательно на всех флагманских кораблях Нельсона, бросился вниз в оружейную [gun-room -- на трехдечнике кормовое помещение на нижней артиллерийской палубе, которое служило кают-компанией кондукторов. Также в нем размещались кадеты (младшие гардемарины до 15 лет)], чтобы оснастить аварийное рулевое устройство. На "Редутабле" Люка понял, что только его корабль может закрыть прореху в строю по корме "Буцентавра" и помочь своему адмиралу в сражении со знаменитым Нельсоном. Он приказал прибавить парусов.
Солдаты с "Буцентавра" поливали "Виктори" ружейным огнем, а артиллерия "Буцентавра", "Сантиссима-Тринидад" и "Редутабля" причиняла значительные повреждения его рангоуту и такелажу. Воздух был заполнен картечью и книппелями. Потери росли, почти исключительно за счет людей, находившихся на открытых палубах надстроек. По воспоминаниям хирурга Уильяма Битти, около двадцати человек были убиты и около тридцати ранены еще перед тем, как "Виктори" достигла неприятельского строя. Лейтенант Паско, получив картечное ранение предплечья и корпуса, отправился самостоятельно в лазарет. Капралу морской пехоты оторвало руку. Большой осколок дерева буквально скальпировал Джерри Салливана, молодого ирландского матроса 1-й статьи. Бизань-мачта "Виктори" была повреждена, вслед за этим на палубу рухнули грот-брам-стеньга и фор-стеньга, образовав хаос переплетенных канатов и парусов.
Командир "Буцентавра" капитан Маженди не был этим удовлетворен. Он намеревался лишить "Виктори" всех ее мачт, но не смог выполнить эту задачу ввиду увеличивавшейся зыби и плотной завесы дыма, окутывавшей его цель и затруднявшей наводку его канонирам. Когда "Виктори" приблизился к корме "Буцентавра", Вильнев поднял сигнал номер пять, предписывавший всем кораблям, не вовлеченным в непосредственное боестолкновение, занять позиции, позволяющие использовать орудия наиболее эффективно.
** *
Если командующий авангардом Соединенного флота Пьер Дюмануар и видел сквозь дым поднятый Вильневом сигнал номер пять, он не воспринял его как приказ изменить курс и двинуться в гущу схватки.
Сигнал номер пять имел то же самое значение, что и сигнал Нельсона "Вступить в непосредственный бой с противником!", и служил напоминанием об общих инструкциях адмирала, которые были разработаны для подобных ситуаций. Инструкции предписывали капитанам не ждать указаний командующего, который мог быть сам вовлечен в непосредственный бой или закрыт завесой дыма, а руководствоваться "soncourageet... sonamourdelagloire" [своей отвагой... и любовью к славе]. Они также недвусмысленно утверждали, что капитан, не находящийся в гуще схватки, не соответствует своему посту. Далее, в случае прорыва строя, все усилия должны быть приложены для того, чтобы поддержать атакованные корабли и держаться вблизи своего флагмана. Если эскадра Дюмануара собиралась решительно вмешаться в происходящее сражение, то сейчас был именно тот момент, когда следовало повернуть без промедления. При почти полном штиле, поворот на обратный курс будет трудоемок и займет немало времени.
Капитаны ждали приказаний Дюмануара, но тот не отдал ни одного. Огюст Жикель вспоминал, что на борту "Интрепида" капитан Луи Инферне не сводил глаз с "Формидабля", флагманского корабля Дюмануара, ожидая, что его адмирал поднимет сигнал повернуть и вступить в бой. "Сигнал не появлялся. Время шло, и авангард медленно удалялся от поля боя. Скоро всем стало очевидно, что их командующий уводил корабли от сражения". Этими словами Жикель, по сути, обвинял Дюмануара в трусости. Если дело обстояло именно так, как помнил его Жикель, то для Дюмануара не было оправдания. Но его воспоминания не во всем были точны. Одним из оправданий мог стать густой дым. Как результат того, что Нельсон обманчиво двинулся в сторону кораблей Дюмануара, те обстреляли нельсоновский флагман, а затем и небольшую 64-пушечную "Африку", которая, потеряв свой флот предыдущей ночью, спешила соединиться с основными силами. Этот обстрел с большой дистанции не причинил ощутимого вреда, но создал довольно густую дымовую завесу, сквозь которую было трудно разобраться в происходящем.
* * *
Тем временем "Виктори" почти достигла неприятельского строя.
"Редутабль" подошел так близко к "Буцентавру", что слышны были крики с флагмана, предупреждавшие об опасности столкновения. Его бушприт уже почти нависал над релингами полуюта "Буцентавра", но Люка с помощью рупора уверил капитана Маженди, что все находится под контролем.
Введя в действие аварийное рулевое управление, Харди теперь мог прорезать строй, но, опасаясь почти неминуемого столкновения либо с "Буцентавром", либо с "Редутаблем", он обратился к Нельсону. Адмирал ответил: "Ничего не поделаешь. Не имеет значения, с кем мы сойдемся в абордаже. Иди на любого, сделай собственный выбор". Харди решил схватиться с меньшим из них. Двадцать человек потянули канаты, прикрепленные к румпелю, и положили руль лево на борт.
Выбор Харди был вполне разумен. Вильнёв тактически выиграл первый раунд боя эффективным сплочением строя, а Харди, выбирая "Редутабль", освобождал место для следовавших за ним кораблей. Несмотря на то, что скорость "Виктори" едва достигала двух узлов, ее водоизмещение и инерция движения привели к тому, что при сильном ударе многие люди попадали на палубу, а некоторые орудия -- со своих станков. В результате столкновения "Редутабль" развернуло вправо, и он оказался под ветром у располагавшегося параллельно ему британского корабля. Поскольку "Буцентавр" продолжал медленно двигаться вперед, в неприятельском строю образовалось большое "окно", которым не замедлили воспользоваться корабли, следовавшие за "Виктори".
Капитан "Буцентавра" Маженди был расстроен, чувствуя себя обманутым в своих ожиданиях. Поворачивая в сторону "Редутабля", "Виктори" прошла так близко, что ее нижние реи прошли почти над полуютом "Буцентавра". Но моряки упустили момент, и корабль Нельсона очутился в пятнадцати саженях -- они не могли добросить абордажные крючья на такое расстояние. Это был решающий миг. Если бы они смогли зацепиться за "Виктори", то британцы столкнулись бы с абордажными партиями двух самых боеспособных французских экипажей из числа тех, которые участвовали в этом сражении. Кормовые пушки "Буцентавра" старались причинить наибольший вред неприятелю, но корпус "Виктори" возвышался над их уровнем. Пушки левого борта британца продольным залпом нанесли сильный удар по корме француза. Затем громадная 68-фунтовая баковая карронада, заряженная ядром и картузом с тремя сотнями мушкетных пуль, первый раз подала свой голос. Ей вторили пушки опер-дека, накрыв картечным залпом все открытые палубы "Буцентавра". Орудия квартердека были повреждены, их расчеты и солдаты на полуюте были частью убиты и искалечены, частью покинули посты и укрылись внизу. Одновременно вступили в бой доселе молчавшие пушки правого борта, все еще заряженные двойными ядрами. Их залп обрушился на "Редутабль". Младший лейтенант морской пехоты Льюис Ротлей был послан вниз на среднюю орудийную палубу для того, чтобы направить часть морских пехотинцев наверх для замены выбывших из строя людей. То, что он увидел там, поразило его:
"Мы стреляли с обоих бортов, все орудия были задействованы. Человеку следует присутствовать на средней палубе во время битвы, чтобы получить представление о превосходящей любое воображение картине -- она ошеломляла и зрение, и слух. Огонь сверху, огонь снизу, огонь вокруг меня, пушки откатывались неистово, их грохот звучал сильнее близких ударов грома, борта напрягались и палуба вздыбливалась. Мне представлялось, что я нахожусь в аду и все люди вокруг меня дьяволы. Губы людей шевелились, но услышать что-либо было невозможно -- все приказы отдавались жестами".
"Темерер" Элиаба Харвея, также трехпалубный корабль, находился по корме от "Виктори" и несколько правее её. Во время сближения он следовал за флагманом и последовательно обстреливал корабли "Сан-Августин", "Герой", "Сантиссима-Тринидад", "Буцентавр" и "Редутабль", но ни от кого не получил такого шквала огня, который обрушивался на флагманский корабль. На какое-то время Харвей потерял его из вида и приказал прекратить огонь, "опасаясь, что в этом густом дыму я могу обстреливать своего флагмана". Когда он снова увидел "Виктори", она стояла борт к борту с "Редутаблем". С носа "Темерер" обстреливался "Санта-Анной", "Сан-Хусто" и "Сан-Леандро", но, хотя его оснастка сильно пострадала, Харвей все еще не потерял контроль над управлением кораблем, и, проходя мимо "Редутабля", произвел продольный залп по его корме. Затем он подвернул, чтобы пройти по правому борту "Редутабля".
Когда он сделал это, он подверг себя продольному огню французского восьмидесятипушечного корабля "Нептюн", однотипного с "Буцентавром". Эспри-Транкий Местраль был одним из тех немногих капитанов, которые увидели поднятый Вильнёвом сигнал номер пять, предписывающий всем кораблям вступить в непосредственную схватку с противником. Местраль воспринял сигнал как личный упрек. Он прекратил дальний обстрел "Ройал-Соверена" и произвел поворот с намерением поддержать адмирала. Он завершил свой маневр вовремя, чтобы встретить залпом подошедшего "Темерера". Последний намеревался прорезать строй неприятеля по корме "Редутабля", но оказался под перекрестным огнем пяти вражеских кораблей, результат которого был потрясающим: залп "Редутабля" снес крюйс-стеньгу, а огонь "Нептюна" -- фока-рей и грот-стеньгу. Весь этот переплетенный парусами и обрывками такелажа рангоут, неся хаос и смятение, рухнул на палубу британского корабля. Всё, что смог сделать лишенный управления, дрейфующий "Темерер" -- дать несколько выстрелов из орудий левого борта по "Редутаблю".
К этому времени "Редутабль", под влиянием инерции столкновения, развернулся таким образом, что его полуют оказался напротив квартердека "Виктори", примерно на том же уровне по высоте. По приказу Люки его люди забросили абордажные крючья на британский флагманский корабль и сумели закрепить концы. Часть кормовых концов лопнула, но носовые держали прочно. Наконец-то Люка получил ту схватку, к которой стремился, и завязалась кровавая дуэль, причем на таком близком расстоянии, что использовать орудийный огонь было весьма затруднительно. Французам "в некоторых случаях приходилось использовать гибкие прибойники и стрелять из невыкаченных орудий с необтянутой оснасткой из-за того, что корпус "Виктори" прижимался вплотную к орудийным портам". Но хорошо вооруженные стрелки представляли серьезную угрозу британским канонирам. Люка утверждал, что "ружейной стрельбой через наши порты в порты "Виктори" мы затрудняли противнику перезарядку его орудий".
Морские пехотинцы были так поглощены сражением, что лейтенанту Ротлею с трудом удалось оторвать их от орудий и направить на верхнюю палубу для участия в абордажной схватке. "Разгоряченные боем, люди скинули с себя красные мундиры и остались в клетчатых рубахах и синих штанах. Невозможно было отличить морпехов от моряков -- они все вместе вкалывали как черти". Наконец он сумел опознать четверых сержантов и капралов, с их помощью оторвал от орудий человек двадцать и повёл эту группу наверх на квартердек.
Примерно в это же время команда "Редутабля" внезапно закрыла орудийные порты нижней палубы и взялась за ручное оружие. Закрытие портов вызвало некоторое замешательство на борту "Виктори", где решили, что прекращение огня означает капитуляцию противника, и также прекратили огонь. Однако вскоре снова загремели выстрелы, пожарные заливали водой из ведер тлеющие пыжи, вылетавшие из дул орудий вместе с ядрами.
Люка приказал подать сигнал горном, и сотни людей покинули нижние палубы и столпились на юте, при абордажных сетях и на вантах. С них, а также с марсов, стрелки и гренадеры "Редутабля" зачищали верхние палубы британца. Французские 36-фунтовые карронады стреляли картечью и картузами с пулями так часто, что одна из них взорвалась. Свыше двухсот гранат было брошено на "Виктори", и почти все 12-фунтовки на её надстройках были выведены из строя. Однако боцман Уильям Уиллмот продолжал обстреливать шкафут "Редутабля" из карронады правого борта.
Хирург "Виктори" впоследствии писал, что "в тот период мало кто из находившихся на открытых палубах остался невредимым". Гардемарину Уильяму Риверсу взрывом гранаты почти полностью оторвало стопу, "державшуюся на полоске кожи в четырех дюймах выше щиколотки". Риверс сначала спросил о своих башмаках, затем приказал помощнику констапеля присмотреть за орудиями и после этого доложил кэптену Харди о необходимости спуститься в кокпит. Нельсон проронил: "Харди, устрой так, чтобы о нем позаботились должным образом. Это моя личная просьба". Затем они посоветовали гардемарину, чтобы он, добравшись до кокпита, попросил у "Носатого" -- таково было прозвище Джеймса Косгроува, казначейского стюарда -- "нож, чтобы отхватить стопу".
Гардемарин Роберт Смит потерял обе ноги, и то же ядро, пробив палубу, поразило свежеиспеченного лейтенанта Уильяма Рама. Пользовавшийся всеобщей любовью молодой ирландец с нетерпением рвался в бой, но, тяжело раненный, скончался во время переноски его на орлоп-дек. Капитанский клерк Томас Уиппл также умер на пути в хирургическую, и, таким образом, на квартердеке не осталось никого, кто мог бы записать подробности произошедшего. Лорд Нельсон и кэптен Харди прохаживались по квартердеку длиной двадцать футов. Всё меньше и меньше людей становилось вокруг них, в то время как экипаж Люки готовился к абордажу. Бой выглядел проигранным.
* * *
Хотя вокруг "Виктори" царил хаос, следовавшие за ней корабли выполняли свою часть плана Нельсона с почти хирургической точностью. Систематическое избиение "Буцентавра" и "Сантиссима-Тринидад" было, пожалуй, единственным блестящим тактическим маневром, который совершил королевский флот в этой битве. "Нептун" Томаса Фремантла находился в идеальном положении для того, чтобы воспользоваться разрывом во вражеском строе, созданном столкновением "Виктори" с "Редутаблем". Фремантл повел свой мощный трехдечник ближе к корме "Буцентавра" и, примерно в час дня, произвел продольный бортовой залп с расстояния всего тридцати ярдов. Сразу вслед за этим, очутившись под ветром у "Буцентавра", "Нептун" повернул и остановился на правом крамболе французского флагманского корабля.
Когда "Виктори" подвернула, чтобы пройти вдоль строя соединенного флота, корабли, следовавшие за "Нептуном", срезали угол и находились весьма близко от него в момент производства залпа по корме француза. "Левиафан", следуя тем же курсом, произвел залп по "Буцентавру" и продолжил путь на сближение с кораблями "Сантиссима-Тринидад" и "Сан-Августин". За ним следовал "Конкерор", который в четвертый раз обстрелял продольным залпом корму "Буцентавра" и занял позицию на его подветренной раковине по корме от "Нептуна". Кроме "Виктори", экипаж которой сильно пострадал от ружейного огня, остальные из перечисленных кораблей понесли незначительные потери в личном составе, получив лишь повреждения рангоута и такелажа. По воспоминаниям подштурмана Уильяма Прингля Грина, этому в немалой степени способствовал приказ командира "Конкерора" удалить лишних людей с квартердека, полуюта и палубы бака. Огонь по противнику вели из мощных орудий опердека и гандека. Заметив, что пространство под ветром от французского флагмана занято, "Агамемнон" занял наветренную позицию. "Британия" открыла огонь с большей дистанции, сюда же приближалась "Африка". "Буцентавр" оказался под огнем шести, как минимум, британских кораблей, причем получил четыре продольных залпа по своей корме.
По словам капитана Маженди, последствия продольных залпов были "ужасающими": "весь такелаж был порван в клочья, мачты повреждены попаданиями ядер, орудия на верхних палубах сорваны с лафетов". Другие орудия не могли стрелять, так как были загромождены упавшими парусами и рангоутом. "Нептун", "Левиафан" и "Конкерор" почти не пострадали в ходе боя с флагманским кораблем Вильнёва, а их орудия и карронады учинили французам кровавую бойню. Маженди, собиравшийся некоторое время назад брать "Виктори" на абордаж, был ранен обломком рангоута и спустился вниз на перевязку. Старший офицер Жозеф Додиньон, перейдя в корму со своего поста на баке, принял командование, но он уже мало что мог сделать. Он видел, что подходило все больше британских кораблей, но с поврежденным такелажем не мог маневрировать. Наверху осталось только несколько неповрежденных орудий, и Вильнёв отослал уцелевших канониров на гандек к 24-фунтовкам. В то же время лучшие матросы под интенсивным огнем пытались ремонтировать такелаж. Осматривая разгромленную палубу, Вильнёв заметил, что Дюмануар продолжает следовать курсом на север. Он поднял сигнал, прямо приказывающий кораблям авангарда идти на помощь своим товарищам.
К этому времени проявились разногласия в эскадре Дюмануара. Четвертью часа ранее командир фрегата "Корнелия" Жюль-Франсуа де Мартиненк передал флажное сообщение на "Формидабль", гласящее, что авангард не имеет противника. Они были не очень далеко от развернувшейся битвы, но развернуться при практическом отсутствии ветра было делом не легким. Большинство кораблей стало использовать для разворота шлюпки, и разгневанным, расстроенным или чувствовавшим себя виновными офицерам этот маневр казался вечностью. Жикель утверждал, что "Интрепид" сделал несколько попыток поворота ещё до вторичного сигнала Вильнёва, но из-за почти полного отсутствия ветра и усиливавшейся зыби корабль не слушался руля. Вальдес докладывал, что "Нептун" совершил поворот через фордевинд по сигналу Вильнёва, не дожидаясь команды Дюмануара, которая поступила через несколько минут. Дюмануар утверждал, что он поднял свой сигнал до того, как увидел сигнал Вильнёва.
Существуют два способа изменения направления движения -- поворот оверштаг и поворот через фордевинд. Вильнёв приказывал осуществить поворот через фордевинд, а Дюмануар -- оверштаг. Одни капитаны использовали первый способ, а другие второй. "Интрепид" в конце концов развернулся с помощью шлюпок, а затем столкнулся с "Монбланом", который совершал поворот оверштаг. "Райо" и "Св. Франциск Ассизский" во время поворота через фордевинд сдрейфовали далеко под ветер. "Формидабль" совершил поворот оверштаг с помощью шлюпки, и после нескольких попыток к нему присоединились "Сципион", "Монблан" (с поврежденным утлегарем) и "Дюге-Труэн".
Затем Дюмануар приказал своим кораблям держаться ближе к ветру и начал движение к югу от основного места сражения. После битвы в Кадисе ходили слухи о том, что Вальдес сказал Дюмануару: "распоряжения адмирала приоритетнее ваших, а в сражении единственно правильным путем является тот, который ведет к боестолкновению с противником". Он направился прямо к "Сантиссима-Тринидад". Вполне вероятно, что "Райо" и "Св. Франциск Ассизский" пытались вернуться к центру сражения, но экипажи не справились с этой задачей, и корабли оказались среди фрегатов и других судов с подветренной стороны. Когда "Интрепид", в конце концов, развернулся, Инферне проревел на резком провансальском диалекте, который он и его команда прекрасно понимали: "Lou capo sur lou Bucentauro" -- "Держать на "Буцентавр!"". Не теряя времени на замену фока, порванного бушпритом "Монблана", они последовали кратчайшим путем к "Буцентавру". Это был славный, но запоздалый поступок. Ему следовало бы раньше нарушить приказ своего непосредственного начальника.
К этому моменту "Нептун" и "Конкерор" сбили грот- и бизань-мачты "Буцентавра", которые упали вперед и на правый борт, накрыв разорванными парусами как раз те орудия, которые стреляли в сторону основных противников. Французы прикрепили флаг к оставшейся части грот-мачты и попытались освободиться от обломков, чтобы дать возможность стрелять из 36-фунтовых орудий нижней палубы. По мнению Уильяма Прингла Грина, сам "Конкерор" очередным залпом смел эти обломки с палубы француза. Считая схватку с "Буцентавром" делом законченным, "Нептун" двинулся вперед и присоединился к "Левиафану", расположившись справа по корме "Тринидада".
"Сантиссима-Тринидад" уже получил несколько залпов от проходивших кораблей нельсоновской колонны, но подход "Нептуна" на незащищенную правую раковину создал непосредственную угрозу. Со своей позиции "Нептун" мог безжалостно поливать испанца продольным огнем, на который могли ответить лишь несколько орудий. Адмирал Сиснерос был уже ранен, также к нему внизу присоединились второй капитан Игнасио Олаете и старший офицер Хосе Сарториа. Как и во многих подобных битвах, большинство людей на квартердеке было выбито. Но бригадир Уриарте был все еще там, руководя сражением. Он отрепетовал сигнал Вильнёва номер пять, что побудило "Сан-Августин" развернуться и прийти на помощь. Так же поступил и "Герой", но с задержкой, так как его капитан, Жан-Батист Пулен, был убит и командование принял старший офицер Жан-Луи Конор, которому потребовалось определенное время для оценки ситуации.
Оба адмирала подвергались смертельной опасности, находясь в самой гуще схватки. Нельсон пошел на громадный, но рассчитанный риск. Он сравнивал воздействие слабого ветра и воздействие зыби; свое медленное продвижение -- и работу французской артиллерии на качке; британское мастерство и дисциплину -- и недостаток практики у французов; собственную незащищенность от огня противника -- и моральное воздействие этим на подчиненных.
Его оппоненты имели четкое представление о плане битвы, но не успевали реагировать на неожиданные изменения. Обманными изменениями направления атаки Нельсон посеял неуверенность у своего противника. Его план "удивить и поразить" преуспел. Противник был в настоящем недоумении. Своими маневрами Нельсон выиграл достаточно времени для нанесения удара в центр строя Вильнёва и обеспечил отсутствие инициативы у противника на то время, пока не подойдут остальные британские корабли.
Для своей дивизии план Нельсона сработал достаточно эффективно, но ближе к арьергарду противника исход действий был менее определенным. Прорвав вражеский строй слишком далеко от концевого корабля, Коллингвуд схватил слишком большой кусок, чтобы его можно было успешно разжевать. Корабли, следовавшие за ним в непосредственной близости, оказались в опасности неравного боя до того, как подоспеют концевые корабли его колонны.