Аннотация: Реальный сон, записанный максимально точно и подробно
СТРАНА ГРЕЗ
Очень странный сон мне приснился некоторое время назад. Тому уж лет десять прошло, точно не помню, а вот сон так ярко врезался мне в память, настолько сильно меня поразил, что до сих пор помню его в мельчайших подробностях. И теперь вот решился таки записать его. Надо сказать, что по части ярких, цветных, логически связанных (сюжетных) снов я явно не оригинален. Об этом сужу хотя бы по рассказам других. Мне вообще крайне редко запоминаются мои сны, а если и запоминаются, то почти всегда не цветные и не логичные, а так, отрывки какие-то, ничем не связанные друг с другом куски, просто какие-то расплывчатые серые картинки. И себя я в снах очень редко самоощущаю как личность. Так, словно смотришь рассеянно старенький черно-белый телевизор, по которому идет какая-то тебя не интересующая белиберда, не имеющая почти что никакого к тебе отношения, но почему -то иногда о знакомых тебе людях и местах. И когда среди этого и так достаточно редкого серого ряда вдруг появляется яркая, впечатляющая, лично тебя волнующая картина, и касающаяся так же лично тебя, то это, согласитесь, запоминается надолго. Кстати сказать все остальные сны я как правило очень быстро забываю, пробуждаясь ото сна в реальный мир. А такие вот сны - никогда. Что это, почему - не знаю. Есть одно достаточно фантастическое предположение. Вот о нем-то я и расскажу, попутно описывая один из самых ярчайших снов моих.
А снилось мне следующее с такого вот момента: Я ощутил себя вдруг поднимающимся не спеша по тропинке на крутой высокий берег над спокойным утренним морем. Еще не высокое и потому не очень яркое солнце поднималось за моей спиной и освещало и обрыв, и берег вниз, по которому скользил мой взгляд, впитывая почему-то кажущийся мне знакомым окружающи пейзаж. Я помню все то, что вижу, помню какой-то внутренней памятью: я был тут несчетное количество раз, и каждый камушек, извив тропы и изгиб береговой линии со скалами, омываемыми морем, и узкими полосками галечных пляжей между выступающими вперед в море, погруженными в него, купающимися в нем утесами. Что же мне это напоминает? Южный берег Крыма? Мыс Феолент? Отчасти, как и множество похожих побережий. Похоже, но не то, явно не то. Я здесь не был, точно не был! А вот какая-то внутренняя память говорит мне, что был, что знаю это место. И еще одна странность: я иду, смотрю по сторонам и под ноги, но мое собственное мироощущение не имеет к этому процессу никакого отношения. Не то, чтобы делаю это как-то автоматически, нет. И не то, чтобы, как это бывает во сне, сознание отстранено и наблюдает со стороны все происходящее. Нет, мое сознание явно в этом теле, но им не управляет. И тело это мое, узнаваемое по всем тем бесчисленным и не заметным самим собой мелочам, которые безошибочно говорят тебе, что это все-таки ты. Да, это был я, я ощущал себя самим до самых кончиков волос, но управлял этим телом отнюдь не я. И управлял по-хозяйски, как будто имел на это все права. Я как бы был внутри себя, но не ощущал никакого раздвоения сознания. Однако я явно ощущал присутствие рядом с собой второе сознание, не имеющее к моему никакого отношения и закрытое полностью от меня. Оно-то и распоряжалось моим телом по-хозяйски и впитывало по-хозяйски же ощущения окружающего мира. Если меня вдруг заинтересовывала какая-то деталь окружающего пейзажа, то мой взгляд скользил по ней, не фиксируясь на ней, как будто это не я смотрел, а телекамера в руках постороннего оператора и фиксировала она именно то, что хотелось оператору.
Так взгляд мой (мой ли?) заметил заинтересованно такой фрагмент окружающего пейзажа: в морской воде на некотором удалении от береговой линии на каменистом дне, отчетливо просматривающимся сквозь прозрачную спокойную воду, лежали борт к борту, нос к носу два корабля, военных корабля типа эсминцев или фрегатов. Глубина в этом месте была такая, что палубы кораблей только-только были под водой, гуляющей по ним ленивыми волнами, а все надстройки, пушки, аппараты, механизмы и прочее многочисленное оборудование, уже чуть-чуть подернутое ржавчиной под светло-серой стальной краской, возвышалось над поверхностью моря. Так вот, взгляд, охвативший эту картину , заинтересован был постольку, поскольку отметил некоторые изменения в ней, пристекшие по всей видимости за прошедшее некоторое время, когда наблюдал его хозяин этого взгляда (а не я) в последний раз. Но я-то видел это точно впервые. И будь моя воля, рассматривал бы это гораздо дольше и пристальней. В моей голове (моей ли?) сразу же затеснилось множество вопросов: Почему так странно лежат на грунте корабли, как будто специально затопленные, что тут происходит такое, когда боевые, годные и целые с виду корабли бросают, утопив у берега, бесхозными? Что это за тип кораблей (это уже профессиональный интерес) и примерное время их создания. Что-то из первой трети 20 века, судя по архитектурному типу, характерным обводам и силуэтам и составу вооружений. Да где же я все-таки оказался? Перенесся во времени? Но куда? И почему я ощущаю в себе чью-то волю, управляющую и по-хозяйски распоряжающуюся мной, моим (моим ли?) телом, но совсем закрытую для меня. Мне оставалось смириться с ролью простого наблюдателя. Итак, я продолжаю путь наверх и наконец поднимаюсь на плоский берег обрыва над морем. Он достаточно пустынен, но не голая степь, а какие-то рощицы и заросли кустарника, подступающие к самому обрыву, чередуемые с обширными полянами, поросшими уже слегка пожухлой высокой травой. Множество тропинок разбегаются от берега по рощам и полянам.
По тропинке, на каковую я и вышел, навстречу мне шла удивительная своей какой-то неведомой мне ранее прелестью молодая девушка. Не то, чтобы она меня сразила ослепительной красой, нет, она была прелестна, конечно молода, грациозно-изящна, гибка и тонка, как лозинка, и в то же время ощущалось в этом маденьком с виду вроде бы хрупком теле какая-то сила. Смуглая чистая кожа, черные длинные слегка вьющиеся волосы, свободно ниспадавшие на плечи, красивые карие глаза с чуть заметным восточным разрезом в опушке длинных густых ресниц, маленький, тонкий, слегка курносый нос, черные густые брови, крутыми изгибами придававшие ее миловидному лицу слегка удивленное выражение, и маленький рот с припухлыми и как-то обиженно поджатыми губами. На ней было простое темное длинное платье из покроя тех, что, как мне кажется, носят не богатые простые женщины южных краев европейского средиземноморья.
Она шла мне навстречу быстро и целеустремленно, и ее темные глазки сердито смотрели прямо мне в лицо и казалось вот-вот метнут в меня молнии пополам со слезами горечи и обиды. Мне стало неловко и досадно: чем мог я (да не я, а тот болван, управлявший моим телом или телом, в котором я очутился в этом сне) обидеть столь прелестное сознание.
Подойдя ко мне и встав в трех-четырех шагах напротив,она уперла свои маленькие смуглые кулачки в бока и, вновь сверкнув сердитым взглядом из-под насупившихся бровок, обрушила на меня своим дивным звонким голоском поток совершенно мне не знакомых слов с явно улавливаемым в них упреком. А я стоял перед ней, лаская взглядом всю ее такую мило нахохлившуюся сердитую фигурку, и улыбался совершенно дурацкой и счастливой улыбкой, тогда как она все говорила и говорила, не переводя дыхания и изливая мне всю горечь своей обиды, одиночества и страха за меня, себя, родных, еще за кого-то.
И странное дело, я, не понимающий ни слова и даже не предполагающий, на каком языке изъясняется это дивное создание, понимал все, весь смысл произнесенного ею:
"Опять исчез, бросил меня, всех нас на бог знает какое время и ни слуху, ни духу. А мы тут волнуемся, переживаем, куда его занесет на этот раз, в какую напасть он снова встрянет и втянет всех своих родных и близких. Родителей бы пожалел - совсем извелись. А теперь заявился не жданно-не гаданно и думает небось все ему тут рады. Как же, заждались своего ненаглядного, кормильца-поильца, надежду и опору! Будем все тебя тут наперегонки ублажать и лелеять. А ты в любой миг опять возмешь и исчезнешь по этим своим дурацким делам. И ты думаешь, что я буду всегда вот так тебя ждать, каждую ночь с ужасом думая, то ли тебя принесут твои проклятые дружки раненного или убитого, а то ли за нами всеми прийдут забрать за твои делишки? А теперь я тут радоваться должна, что заявился наконец цел-невредим да вот на долго ли? Да за что мне такая радость, много мне от нее прока? Да я, если хочешь знать, больше не желаю,... не хочу,.... не буду..."
Такой примерно смысл всего сказанного уяснился в моей голове, хотя этот темпераментный милый бесенок за это время успел вдесятеро больше выплеснуть из себя горячих упреков и обиды совершенно мне не знакомыми на слух словами. И тут ее губки начали подрагивать все сильнее и сильнее, сердитые слова застревать в дрожащем от готовых вырваться наружу рыданий горле. И я, дабы не мучалось более это чудо, шагнул к ней, а она упала мне в раскрытые объятия и, уткнувшись личиком в плечо, горько и громко разрыдалась, сотрясаясь всем своим маленьким почти детским телом. Я прижал ее головку к себе одной рукой, а другой обнимал за вздрагивающие от рыданий худенькие плечи. Моя рубашка быстро промоклаот ее слез, а я все гладил, гладил ее чудные густые жесткие вьющиеся волосы, пока она не выплакала на моем плече весь свой страх за меня, горечь разлук и обиды. Ее слезы, казалось растворили ту грубую корку-броню, покрывавшую мою душу защитным слоем, и горячей теплой волной вошли в самое ее естество, сотворив там изрядный переполох и сумбур в казалось бы раз и навсегда устоявшемся характере и укладе мужской тренированной всяческими невзгодами психике. Горячий комок, поднявшийся снизу, застрял в моем горле и в глазах вдруг ощутилось непривычное жжение вот-вот готовых выступить столь давно забытых мужских слез, но слез не обиды и горечи, а удивительного сплава нежности, любви и заботы к этому доверчиво приникшему ко мне существу.
И в этот наивысший пик сопричастности меня с тем другим, хозяином этого тела в этом мире, когда я ощущал столь же глубоко и остро то же, что и он, я как-то сразу выпал из него и тут же оказался в своем теле, проснувшись дома.
Я был так сильно и глубоко поражен яркостью, отчетливостью и столь многими запомнившимися мне подробностями и деталями этого столь не обычного для меня сна, что мое сознание никак не могло смириться с мыслью, что это сон. Да нет же, не может быть это сном! Я был там, жил, хоть и не сам, мое сознание. И хоть я себя не видел: похож ли я там на себя, самоощущение полноценного присутствия в том месте моего сна было полнейшее, правда с ощущением присутствия второго закрытого для меня сознания и не свободы моей личной воли в том теле. "Что же это могло значить? - мучительно размышлял я - как мое сознание могло оказаться в другой личности и главное где?" Место я не узнал, мог только предполагать: Италия, Испания, Балканские страны, архипелаг Адриатики или еще где? Язык я тоже не узнавал. Может я переместился во времени? Затопленные корабли и фасон одежды той дивной девушки вроде бы говорили за это - середина 20 века, даже скорее первая его треть. Но тогда где? Испания времен гражданской войны? Нет, почему-то мне казалось не похоже, что-то не так. я бы узнал язык, а он вообще другой, какой-то совсем чужой что-ли. Может это вообще другой мир? В голову тут же полезли гиппотезы о параллельных мирах и живущих там наших двойниках. Переход сознания во сне в сознание двойника? А почему бы и нет? это многое объясняет: и язык, и странности с одеждой и обстановкой того мира - какой-то тревожно-не спокойной, где бросают, утопив у берега, целые корабли, где мужчины занимаются чем-то рискованным ради добычи средств существования (чем? Браконьерство, контрабанда, просто бандитизм? Или же они ведут какую-то боле возвышенную и благородную борьбу за лучшую долю для себя и своих близких, для своего народа и своей страны? Хотелось бы верить. )
И эта тревожная атмосфера того мира, так мне остро передавшаяся во время разговора с той дивной девушкой, вернее в ходе ее страстного монолога, изливающей упреки на меня (моего двойника) в сочетании с романтически-прекрасным морским пейзажем.
И эта прелестная молодая смугляночка, такая трогательно беззащитная и напуганная самой мыслью потерять своего любимого (как жаль, что не меня - меня, но другого, живущего своей жизнью в своем тревожно-прекрасном мире).
И это острое, горько-прекрасное чувство нежости и жалости к ней, готовое вот-вот вырваться из самого моего естества.
Все это настолько потрясло меня, что в момент пробуждения я испытал огромнейшее чувство утраты, оказавшись снова в своем привычном, будничном, банальном, суетном и пустом мире. Я хотел быть там, любить, бороться и страдать в том тревожном и прекрасном мире. И чтобы была рядом та, кого судьба лишь во сне послала мне на какое-то мгновение. Но увы, это было не возможно.
И больше никогда-никогда не возвращался ко мне этот удивительный сон. В моей душе уже сгладилась острота тех переживаний, чувств и горечь потери всего увиденного во сне. Но яростная яркость этого удивительного сказочного мира навсегда впечаталась в мое сознание так, как будто это было вчера.
И вот я наконец решился попробовать описать его и поделиться своими впечатлениями и ощущениями с другими. А вдруг я найду еще кого-нибудь, побывавшего там также, как и я? Отзовитесь!