Аннотация: Продолжение романа ,,Крыса в чужом подвале".
Черная нить горизонта
Часть первая. Свора.
1.
За овалом запотевшего стекла, в багрянце, угасал день. Потускнели обрамленные в свинец и серебро витражи церкви Святых Диадохов. Присветлые лики Плавта и Севра сделались темными и уже не казались преисполненными любви к ближним. Строительные леса на звоннице виделись и не лесами вовсе, а тяжкими оковами. Не дадут зазвучать ни малому, ни большому колоколу.
Последние лучи, бегучие и прыткие, очертили дуги арок, скользнули по щелевидным окнам барабана, вскарабкались на купол-луковицу, сошлись на вильчатом кресте*. Символ Пантократора* сверкнул, прощаясь, и сонно померк. Грядущая ночь торопилась натянуть на городские крыши тяжелое одеяло туч. На улице холодно и вот-вот зарядит дождь.
В небольшой комнате, у камина, удобно расположившись в кресле, наблюдал закат кир Джер ди Райа. От малейшего движения кресло нудно скрипело. Звук был домашним и, вместе с теплом огня, создавал ощущение покоя и размеренности времени. Киру Райа нравилось и то и другое. Нравилась и сама комната, некогда бывшая молельней. В черных балках потолка прячутся прыгающие тени, шершавые дубовые стены в завитках текстур дерева. Позади кресла стол - срез ствола с ножками-ветвями. На столе маленькая жаровня для поминаний, давно не видевшая жертвенных углей. Старина. Давность забытая.
Под окнами процокал конный отряд виглов. Кого-то окликнули и засмеялись. Игриво визгнула женщина. Довольный бас пожелал доброй ночи!
Кир Райа опустил руку за кувшином вина на полу. Солидное кольцо, на большом пальце (так велико!), звонко стукнуло о сосуд. Хлебнул прямо из горлышка. По-плебейски конечно, но в этом имелась своя прелесть. Пей, пока не увидишь дно или не упадешь. Сейчас выдержанное Изийское подсказало оставленную без внимания очевидность. Откуда у попов золото покрыть купол Святых Диадохов? Катепан Лесьер с большой помпой объявил о своих пожертвованиях на обновление храма. Откуда у нищего катепана с западной границы золото? Кир Райа повторил глоток. Пожалуй, зря. Легкий хмель спугнул любопытную догадку.
В окно сыпанули дождевые капли, нестройно застучали по карнизу. Далеко, над Энас Сфэндамос, отблеснула молния. Осень. Зачастит непогода, потом повалят снега. Придет зима, белая и скучная... Кресло услужливо скрипнуло-поддакнуло! Скучная...
Дверь в комнату неслышно отворилась. Райа скосил взгляд на зеркало над камином. Неприметный квадрат отобразил входящего. Борг. Судя по грязи на сапогах, прямиком с Пристаней. Чего он там оставил?
− Лодочники не желают доставлять грузы наших друзей? - спросил Райа, заставив гостя вздрогнуть. Ему и самому показалось, голос его под стать скрипу кресла.
Борг остановился, соображая, откуда он знает? Догадался, глянув на свою грязную обувь.
− После того как симпон* Борм всплыл под Горбатым мостом? - Борг усмехнулся. Почти тезка. - Нет. Шен Ерхоб прослышал о ваших затруднениях и просил его навестить.
Он извлек из-под плаща увесистый предмет, обмотанный для сохранности вощеной тканью. Положил на стол и развернул. Книга?
Райа вытянул шею. Магарский Круг авторства Тельфа?!! Приятно пораженный, спросил.
− Во что она обошлась моему кошелю?
− Антикварий просит принять книгу в подарок.
− Подарок? − в бескорыстные подношения Райа давно не верил. − Либо книга ему ничего не стоила, либо она ничего не стоит сама по себе, либо он не знает её истиной ценности.
− Либо хочет, чтобы замолвили за него словечко.
− Опять во что-то влез?
− Издал Любовные Сонеты Пьетро Аретино*.
− Конечно с гравюрами.
− Гравюры Романо впечатляют больше стишков.
− Его жадность беспредельна! − повеселел Райа. - Так кому шепнуть за нашего дарителя?
− Инквизиция взяла шена Ерхоба за шиворот, − пошутил Борг над нависшей угрозой антикварию.
Райа, заскрипев креслом, потянулся за книгой. Толстый переплет в серебряном окладе, срезы шершавых грубых страниц зелено-серы. Любой собиратель старой рухляди поклянется землей и небом, они из человеческой кожи. Наивный самообман! Из человеческой кожи добротных страниц не выделаешь.
− Услуга за услугу, − согласился он, чем вызвал у Борга удивление. Обычно кир игнорировал сделки подобного рода.
− Я передам ему.
− Хорошие новости есть?
Новости волновали Райа больше книги.
− И да, и нет, − произнес Борг, все еще топчась у порога.
Ему комната, в отличие от владельца, не нравилась. Напоминала допросную в Шароне, где он недолго служил писарем.
− Тогда, начни с плохой.
Райа поманил рукой. Подойди, обогрейся.
− Патрикий Престо нанял Важу Землеройку, − Борг приблизился к камину на шаг. − Важа Землеройка набирает людей.
− По всему собирается вниз, − прокомментировал услышанное Райа.
− А зачем он еще патрикию, - согласился Борг.
− Разве это плохая весть?
− А разве нет? Важа отказал нам показать Архиерейские подвалы*, но согласился с предложением Престо.
− Значит, получил нечто привлекательней наших посулов.
− Что может быть привлекательней сохранности собственной шкуры? - выказал искреннее недоумение Борг.
− Например, жизнь и благополучие внуков. Сколько их у Важи?
Борг замялся. Откуда ему знать, сколько выблядков у дочери Землеройки.
− Трое, − подсказал Райа. − Я грозился отнять у Важи жизнь, но он нашел в себе мужество отказаться лезть в катакомбы. В принципе правильно сделал. А вот патрикий пообещал благополучие его внукам. Возможно и Серебряный браслет, вкупе с солидной суммой. Перевес очевиден.
Борг все-таки насмелился подойти. Протянул замерзшие руки к камину. Глянулся в зеркало. Что сапоги? Рожа в грязи!
− Возьми вина, − разрешил Райа.
Тот кивнул, но предпочел тепло огня. Полюбопытствовал.
− Почему вы считаете эту весть хорошей?
− Если патрикий собирает второй отряд, значит, первый пропал.
− Не факт, − не согласился Борг.
− Они спустились вдесятером. Дамир Рудокоп, а с ним Алеш Бык, Спат Марр и помельче. Все опытные, подготовленные люди. Теперь патрикий набирает не хуже. Если Рудокоп достиг цели, зачем тратиться на Важу? В случае успеха понадобились бы обыкновенные носильщики.
− Возможно, − не уверовал сказанному Борг.
− Вот увидишь, так и есть. И потому это одновременно и удивительно и хорошо.
− Чего уж удивительного? Не они первые, не они последние.
− Само собой. Но они первые кто знали, куда следует идти. И что не маловажно, как. Или полагали, что знают. У меня возникает подозрение, фрайха Кайрин обвела патрикия вокруг пальца. Потому я и считаю твое плохое известие хорошим. Продолжай.
− С Важей будет наш человек.
Райа на минуту задумался. Нет, имени угадывать не собирался. Оценивал известие.
− Кто?
− Салем.
− Эта новость как раз плохая.
− Почему? - возмутился Борг. Он приложил столько трудов, вломил воз денег и теперь окажется напрасно?
− Потому что можешь поставить за него поминальную свечу в ближайшем храме.
− Он кайраканин. Тогда заплати волхвам, пусть бросят в огонь желудь за помин его души.
Борг непроизвольно покосился на жаровню. В ней ни уголька. Когда бога нет в сердце, его нет и в доме. Его нет нигде!
− Важа лучший ходок. Антикварии молятся на него. Они делали на нем не плохие деньги. Столько древнего барахла из катакомб не таскал никто!
− Никто, кроме Рудокопа. Но собственно дело не в ходоке. Если мое подозрение справедливо, Салем, как и остальные, канет в бездонных норах Тайгона. Благодаря нашей хитрунье Кайрин. Кстати, ты установил, к кому она ходит в Старый Город?
− К вдове Делис. К белошвейке. С ней живет бывший егерь Курт Дайкен и старик с девчонкой.
− Что за старик?
− Алхимик. Имени пока не знаю. С ним общается только Делис.
− Точно алхимик?
− Да.
− От кого узнали?
− От Лусса Баржа.
− Эта гниль жива?
− А что ему сделается?
− Кто-нибудь осведомлен о месте ее визитов?
− Вы сами приказали проследить, чтобы фрайху не беспокоили.
− А обеспокоили?
− Не особенно.
− ???
− Ни бриньяровский холуй Бараман, ни шнырь Бьёрк ничего не пронюхали, − твердо заверил Борг.
− Тогда подскажи Пинсе, пусть шепнет иерею о белошвейке, заслужит благодарность. Когда-нибудь пригодится.
− Жильцов предупредить?
− Зачем. Не надо. Что за рыбалка, без улова.
− Вы хотите, чтобы фрайху сунули в Серные Бани*?
− Пусть небо над бьянкой Кайрин, будет не таким безоблачным. Тем более, Дуфус выловил Гроу и скоро привезет в столицу. Как Дагфари?
− По поручению фрайхи проводит время в обществе Нании ди Гроз.
− Она хочет подобраться к вестарху... Ловкачка! Клянусь, взял бы её к себе. Но ведь облапошит, как Бриньяра и Престо. И что наш Жигало?
− Недоволен. Жена Гроза толста, однообразна и сильно потеет. И то, что лакомо мабунам, её совершенно не заводит. И она не соглашается сыграть в Тридцать Одно*.
− Это он так сказал? - Райа рассмеялся. Ему всегда нравился Дагфари. Смазливая морда, наглости на пятерых, самоуверенности на десятерых и никаких сомнений и угрызений совести. А продажен, что уличная шлюха.
Веселье быстро закончилось и, Райа, уже серьезно, произнес.
− Донесите вестарху слушок, Шари ди Дуце и её дружка Матео заказал кто-то из благородных, − подумав, добавил важную подробность. - Благородных и близких к жертвам знакомых.
Борг хмуро выслушал поручения. Последнее время он получал приказы, смысл и необходимость которых не понимал. Следил за патрикием Престо, хотя тот близко знался с Райа и иногда подкидывал не пыльную работенку. Обходил книжные лавки в поисках раритетных книг, заказанных чокнутым лекарем Джуфом. Безуспешно искал птоха, подменившего Гроу. Одним словом, по его твердому убеждению, проделал много пустой работы. Пустой и неблагодарной. Клиди, таинственный предмет, упомянутым умирающим Фицем, захватили все помыслы Райа. Ни о чем другом он и слышать не хотел. В подробности, странной прихоти Борг предпочитал не вдаваться. Неоправданное любопытство однажды закончится ударом в спину. Хорошо если сразу прикончат. Крамер умирал час. Райа спокойно стоял над ним, рассуждая о качестве остийских клинков. А под конец отрезал нос. На память. Тем, кто захочет знать более положенного.
− Кир, зачем шептать святошам и вестарху? - осмелился задать вопрос Борг. Он отнесся к идее скептически и был по своему прав.
Райа снизошел до объяснений.
− Прослышав об алхимике засуетиться Бараман, узнав о Шари ди Дуце и её воздыхателе забегает вестарх. А мы посмотрим, как поведет себя патрикий и Экбольм и сразу уясним заодно они или нет. Помимо этого возникнет множество коллизий, которыми мы должны воспользоваться.
− Да, но бьянка Кайрин...
− Бьянку Кайрин сразу на дыбу не вздернут. И кости ломать не станут. У попов свои методы. Подчинить волю, важнее, чем изувечит тело. Хотя последним тоже не брезгуют. Поначалу расскажут в подробностях и обстоятельно, что с ней произойдет. Позволят увидеть и услышать чужую боль. Дадут попробовать каково это терпеть. Ты помнишь Арину Логию? Отравительницу диакона Солба? Первый палец ей отрубили спустя три дня после начала пыток. А задаваку тана Роггу? Говорят, он держался молодцом две недели. Но и к нему нашли подход. Напоили мочегонным и он вовремя очередной пытки обмочился. Пытари повеселились, а Роггу сдулся и выложил что требовалось. Выдержав мучения, испугался обыкновенного смеха. Так что... Мы предоставим попам неблагодарную работу, а затем вытащим её. Дней через пять. Фрайха станет много сговорчивей. Понимаешь, человек, привыкший к хорошему дому и еде с дорогой посуды, в конечном итоге согласится обитать в собачьей будке и жрать из собачьей плошки, лишь бы только жить!
− Не проще ли самим поговорить с ней?
− Не проще. Клиди переходил из рук в руки. Аргам ро Фай, Гроу, неизвестный, фрайха Кайрин, патрикий Престо. Избыточность участвующих лиц. Секрет мог, как бы затеряться. Вариантов этого как бы, великое множество. Мне нужен верный. Допускаю, бьянка Кайрин его не знает. Но она укажет нам того кто знает. После Серных Бань. Добровольно.
− А что если вмешается Бриньяр? Фрайха его воспитанница.
− Может и вмешается, - не исключил Райа такой поворот событий.
Он покрутил кольцо. В широкую пасть льва вставлен огромный алмаз. Украшение великолепно и дорого, но с существенным недостатком. Оно снято с отсеченного пальца купца из Мохэ. Всегда полезно знать кто владел вещью до того как она оказалась у тебя. Не все дары идут от сердца и безопасны. А богатые и щедрые безопасными не бывают никогда!
− А может, и нет, − Райа оставил кольцо в покое. − Пришли ко мне Фруасара.
− Сделаю, − кивнул Борг.
− Ты не рассказал о камнях.
− Экбольм действительно вынул из коронационной короны камни-рахш. И тайно заказал Гуи Узэ перстень и брошь. А вот куда делся третий неизвестно.
− Заложил гильдии симодариев, − уверено сказал Райа. О третьем камне он узнал не далее как сегодня. − Ему нужны деньги, начать войну с чикошами.
− Что делать дальше?
− Продолжай наблюдать за фрайхой.
− Она и рейнх Сарази...
− Нет, в спальню лезть не стоит. Оставь это другим.
Райа жестом отпустил посетителя - уходи.
− Скажи Джуфу, пусть заглянет завтра.
Борг запахнул плащ, забрать с собой частицу тепла. Языки пламени взметнулись, угольные тени забегали по дубовым стенам.
Райа подождал, пока дверь за Боргом закроется, еще раз оглядел книгу. Пришла на память школярская примета. Случайно открытая страница даст точный ответ на любой вопрос. Даже заговор помнился. Шар-тары. Бессмыслица, но в нее верили больше чем в помощь Кайракана или Создателя. Всякому по вере его...
И все-таки, на какой вопрос он хочет получить ответ?
У него их много. Вопросов. Почему клиди доверили Кайрин ди Смет? Она не могла выведать о нем, не могла добыть на стороне, не могла унаследовать. Насколько Райа помнил, в иерархии ценностей рода Хенеке соблюдался незыблемый порядок: война, турниры и схватки, псовая охота, дети мужеского полу, охота соколиная, лошади и... какими-то по счету шли женщины. Причем это касалось матерей. Место жен, дочерей и сестер он бы затруднился назвать. В конце списка точно. Если вообще оно им отводилось. Однако, появляется особа, которая знает местонахождение клиди. Почему она? Из Хенеке? Голубые глаза − фамильная черта, умысел или совпадение? Говорят, отцы употребляли специальный отвар, чтобы наследникам переходил родовой признак. Как же! Горный лед отразился в радужке прародителей. Но она женщина. Значит, кто такая Кайрин ди Смет, он тоже желает знать. Что еще? Почему восемнадцать лет назад, поднимая мятеж, Хенеке не воспользовались достоянием родов? Ведь Сокровищница битком набита золотом! А золото это торквесы и гэллогласы. То, чего им не хватило при Кузах. Не желали лишиться прозвища Благородные? Благородные Хенеке!!! Насколько можно верить прозвищам? Свою кобылу он, к примеру, зовет Вьюга, но вряд ли она обгонит обыкновенного такавара* стратов или кохилайна чикошей. Почему же Благородные Хенеке не посмели транжирить вверенное им достояние? Победителей ведь не судят. Не смеют! Так какой же ответ предпочтительней получить, произнеся сакральные Шар-тары? Перебирать можно бесконечно...
Захватив страницы пальцем, Райа открыл книгу. Сюрприз. Текст на левой, какая-то тарабарщина, не прочесть ни слова! На правой странице иллюстрация. Воитель в серебряных доспехах держит посох. За ним сверкающие пики и черный зев пещеры. Корявая рукописная строчка безызвестного комментатора поясняла (Райа с трудом разобрал каракули) − Салар Великий. Последний хадэн* народа Джабали*? А в руках? Ну, конечно! Что же еще может держать хадэн, как ни адж, стило Сура*! Им божья рука на небесном своде процарапывает судьбы людей и от того идет дождь, грохочет гром и сверкают молнии.
Райа глянул за окно. Тучи рвались светлыми зигзагами. Может и правда, божья рука чертит судьбоносный путь? Чей? Кайрин? Его? Борга?
Захлопнув книгу, отбросил на стол. Судьбы судьбами, но его интересует клиди. О существовании реликвии Райа узнал от самого Горма. Он, как сейчас помнил, плохо освещенную кордегардию скутариев, из которой выгнали всех. Горм на нервах. Зол. Не говорит, плюется словами. Нобилиссим, после коротких объяснений, отдал приказ добыть клиди у Хенеке. Тогда Райа с трудом уразумел требование самодержца. Уразумев, сдержал возмущение. Инстинкт самосохранения предостерег: Откажешься, башка отлетит в угол. Чем-чем, а мечом император владел отменно. Кем он, дальний потомок нищих горцев, нарекавших младших сыновей именем Джер, был в то время? Бретером с сомнительной репутацией? Искушенным любовником, отмеченным в придворных сплетнях? Потенциальным суженым богатой уродины? Одним из многих, толкавшихся во дворце, в ожидании счастливого часа? Всем вместе. И вот час пробил и упустить его было нельзя! Невозможно!
Высочайшее монаршие доверие он не оправдал. Хенеке не дремали. Не помогли даже хваленые Ночные Рыбы, к которым обратился. Рыб частью порубили, частью нашпиговали стрелами. Сам едва уцелел. Горм, застыв камнем, выслушал его доклад о фиаско. Император остался недоволен, но позволил исправить промах. Отослал следить за вестархом Бекри. Многие считали, да и считают по сию пору, покойного Нобилиссима безмозглым рубакой. Ошибочное мнение. Мозгов Горму хватало. Не хватало денег!
Горм справедливо опасался союза Бекри и Хенеке. Совместно они могли положить конец правлению династии Иедов. Учитывая, что верные короне войска героически кормили падальщиков в Пуште, осуществить мятеж легче легкого. Дворцовая гвардия Горма бы не спасла.
Действовать пришлось в одиночку. Удалось подслушать разговор мятежников с Бекри. Будущий глориоз потребовал корону, в крайнем случае, соглашался стать хранителем клиди и ничего не получил. Но торг и готовность изменить трону имели место быть.
С докладом к императору, Райа опоздал. Бекри, почуяв неладное, прилетел как на крыльях, рассказать о предложении родни. Горм, в знак особого доверия, облачил верного присяге вестарха в пурпур глориоза. А его, Джера ди Райа, попытались потихоньку пристукнуть. Кто? Бекри боялся, всплывет подноготная его предательства и возвышения. Императору незачем шпион, который знает то, чего знать не положено. Кто-то из них двоих. А возможно, инициатива вассала реализовалась с молчаливого благословления державного сюзерена. В ту ночь было так же холодно и мокро. А вода в канале еще холодней.
С той поры кир Райа уверовал, быть безбожником не так и плохо. Его душа не понадобилась ни Кайракану, ни Создателю. Он остался жив. Для чего? На этот вопрос ему ответ не нужен.
2.
Старик невольно поежился и поправил на плечах плащ из толстой овечьей шерсти, подоткнул полы. Пронизывающий холодный ветер вызывал озноб. Здесь на плешине подъема никогда не бывает безветренно. Никогда. Поневоле затаскуешь по благодатной долине Карши. Сады! Вдоль берега и вдоль дороги, от самых Каменных Врат до Россыпи, сады! Даже сейчас, осенью, они выглядели чудесно. В легких туманах, в прозрачных рассветах, под серебром дождей. Он всегда мечтал увидеть их весной, в бело-розовом цветении. Пахнет медом и земля устлана снегом лепесков. Но долина позади, позади Россыпь и трудный двухдневный подъем. И ничего чудесного или примечательного. Жалкая хижина послушника из братьев Харма, загон для овец, доставленный из долины стожок сена и... ветер!
Старик с ожиданием посмотрел на бледнеющее небо. Запад в россыпи звезд, а на востоке, на утреннем небосводе, пики гор вырисовывались особенно ясно. Ледяные вершины напоминают нераскрывшиеся бутоны роз, девственно чистые и прекрасные.
Охотно принимая подношение, старик с удовольствием вдохнул парок, исходящий от напитка. Там, внизу, люди называют чаем непонятный отвар из черных, зеленых или еще каких листьев. С удовольствием пьют закрашенную водичку с невыразительным привкусом, восхищаются тонким ароматом, который не учует и хорошая ищейка. Здесь подают другой. Настоящий! На бульоне из бараньих костей, добавляя соль, перец, горькие травы и обжаренную в сливочном масле муку, смягчить вкус. Такой чай согревает, насыщает, заставляет быстрее бежать кровь, придает силу и бодрит. То, что нужно! Честно признаться, он слишком древен для таких путешествий. Когда последний раз он посещал обитель? Два? Три года назад. И тогда путь не дался ему легко. Что уж говорить о дне нынешнем?
Тимий с наслаждением хлебнул, обжигая губы и язык. Так и должно быть. Горский чай пьют только горячим. Остынет ни вкуса, ни пользы.
− Прошу вас, уважаемый Коста, − Мьюм черпнул из глуби газгана, большого медного котла, и наполнил очередную пиалу.
Послушник излишне любезен. Любезность его не вяжется с внешним обликом. Плечист, длиннорук, в носу как у всей братии серьга. Но у него она выглядит разбойничьей цацкой.
Старик недовольно засопел. Не любил когда коверкают имя человека. Его спутника зовут Костас, а не Коста. Странный спутник, чурающийся общения. Странное имя, отсутствующее во всех именословах. Странное оружие, с которым не расстается, таская с собой. Оно и сейчас лежит, у него за спиной.
В путешествие Тимий отправился не по своей воле, по просьбе аввы Винса. Как отказать уважаемому человеку? Нельзя отказать. Даже если очень хочется, даже если неможется, даже если уже не радуешься жизни, а просто наслаждаешься последними отпущенными тебе днями.
Их беседа состоялась во время ежевечерней прогулки. Они спускались аллеей к озеру. Там где кончались плиты, начиналась закатная дорожка. Розовая, в серебристых бликах легкой ряби.
Говорили долго. Самое удивительное, Винс прибывал в некоторой растерянности.
− Понимаешь, дорогой мой Тимий, − наедине они общались запросто, по-приятельски, − Этот человек упрятал свою сущность за личину равнодушия. И причины столь странного поступка мне не вполне ясны.
− Мир полон странных людей, − ответствовал Тимий, удивленный словами аввы.
− Более чем странных.... Более..., − согласился Винс безрадостно.
− И он всего лишь ваш гость, − напомнили настоятелю Тимий, предполагая, куда тот клонит.
− Поступками доброго человека движет его сердце, поступками скверного, корысть и нелюбовь к ближнему, − размышлял Винс. − Что движет равнодушным? Ему ведь все равно, на чьей стороне выступать, за какое дело взяться, и каков будет результат деяний. И скверный и добрый предсказуемы. Равнодушный нет. Он пренебрежет легкой славой, но ввяжется в безнадежную авантюру. Вступится за неправого и откажет в защите безвинному. Отберет последний фолл, но не нагнется за рассыпанным богатством. Никто не предскажет его поступков. Даже он сам. Ему все равно! И это меня беспокоит. Личина может прирасти. Другой вопрос. Зачем и почему так? Должны быть объяснения. Но я их не нахожу, и все что могу сделать, отослать кира Костаса в обитель Святого Харма, в сопровождении умудренного жизнью человека. Уповаю на помощь братьев и самого Святого. Уповаю и только!
− Вы отправитесь в паломничество? Теперь?
− Тебе взбрело, что я, забыв о предписанном смирении гордыни, подразумеваю себя под человеком мудрым? Здесь надобен ум, не отравленный предвзятостью.
− Вы хотите чтобы я отправился в обитель? − уточнил Тимий, стараясь вложить в интонацию те жалобные нотки, которые заставляют просителя чувствовать себя обязанным. Винс не любил быть обязанным. Но согласился и на это.
− Возможно, присутствие в святом месте поспособствует сделать ему выбор, на который он не решается. Возможно, во время пути ты подглядишь в нем что-то, что позволит дать ему добрый совет.
− Кир Костас нуждается в совете? - усомнился Тимий. Он наблюдал за гостем аввы примерно месяц и не находил его в чем-либо нуждающемся. Скорее гость хотел быть один. Сейчас и, пожалуй, всегда. Так определил Тимий, но сомневался в правильности наблюдений. Сомнения признак великого ума, не правда ли? Ко всему Тимий оставалась не понятна мотивация аввы и участие в судьбе гостя. Винса просили лишь преподать некоторые знания и растолковать некоторые правила.
− Во всяком случае, от паломничества хуже не будет, − подытожил авва беседу.
− А будет ли лучше? Ведь путь к обители всего лишь испытание крепости духа.
− Ты так думаешь? − оживился Винс, словно услышал подтверждение своим путанным мыслям.
Тимий долго размышлял над речами аввы Винса, но, в конце концов, сделал умозаключение, не считает его правым. Однако прав настоятель или ошибался, отправиться в путь пришлось.
Старик посмотрел на виновника своего незапланированного паломничества. Костас сербал чай, делая всякий раз паузу после глотка.
Звезды, восход, ледяные пики - все мимо глаза. Горы Костас не любил и было за что. По прошлой жизни всегда ждал от них какого-нибудь подвоха. Загрохочут ли камнепадом, спустят ли снежную лавину, хлестнут ли выстрелом и хорошо если одним. Замечется в теснине пиков обезумившее эхо, взлетит в высоту. Последнее свидание именно таковым и получилось...
...Стрелок укараулил в таком месте, не спрятаться не укрыться толком негде. Их пятеро. Трое десантников, раненый Стас и он. Шел первым. Сверху хлопнул выстрел, пуля щелкнула по камню. Залегли. Сразу понял - забавляется. Популяет, потешиться и начнет отстрел. Через полчаса из всей группы останется в живых он один и то если не высунется.
Вспомнилась просьба Иришки. Лучшего момента, чем лежать ничком, прижавшись мордой к холодным камням, не нашлось. Считая дырки в его шкуре, попросила думать о будущем. Своем, сына и её. Так вот, тогда будущее было только у него. Опять же, если не высовываться. А десантура? А Стас? Ничего не оставалось, как попрощаться с будущем, послав светлое завтра на три математические буквы... и лезть наверх. Так что настороженность и недоверие к горам въелись в душу и не выдуть их никакими ветрами, не обмануть никакими красотами, не усыпить восхитительным рассветом, не купить горским чаем, не отвлечь пылающим костром под булькающим газганом.
Впрочем, сейчас Костас, не смотря на свою нелюбовь к горному ландшафту, никакой особой тревоги или беспокойства не ощущал. Может потому что это другие горы? Предложение аввы Винса посетить обитель Харма воспринял спокойно. Ни внутреннего сопротивления, ни протеста. Как после очередного отпуска. Охота на службу, не охота на службу, а надо...
Рядом завозились. Откинулся полог хижины (дверь отсутствовала), и показалась голова мальчишки лет шести. Волосы всклокочены, на щеке красные полоски. Отлежал во сне.
− Как пахнет! - вдохнул он восхищенно и выбрался наружу.
Отбежал помочиться. Скрыться за кустом, от посторонних глаз не хватило терпения. Шумно попердывая, журчал по веткам. Тимий покачал головой. Если в воспитании не участвует розга, трудно ожидать хорошего.
Следом за мальчишкой вылез его отец - Птат. Опцион городской стражи Газни внешне выглядел суровым воином. Хмурился и озирался по сторонам, толи в силу привычки, толи действительно из опасений. Держался отстранено, говорил неохотно, левую руку не снимал с эфеса ромфея. С мечом не расставался ни днем, ни ночью. В оружии и черпал уверенность. Это заметно всем. Тимий слышал, вечером, побоявшись один выходить из хижины, мальчишка спросил у отца.
− А ты не боишься?
− Нет, − ответил Птат сыну.
− Потому что у тебя меч?
− Потому что мужчина, − пояснил свое бесстрашие опцион. Но одно проистекало из другого.
Рассматривая Птата и Куи, так звали мальчика, Тимий находил подтверждение житейской примете. Если женщина любит мужчину, дети возьмут лучшее от обеих родителей. Нет, они будут похожи на родительницу. Сын не перенял черт отца. То, что Тимий прав в своих наблюдениях, подтвердило появление второго мужчины, Рансу, так он вчера представился. Высок, ладен и по своему красив. Скорей всего брат матери. Мальчишка сильно на него походил.
Рансу поправил на поясе дагу и поприветствовал сидящих у костра.
− Здоровья вам уважаемые.
− И вам того же, алиджах*, − ответил за всех послушник.
− Позволите воспользоваться вашим огнем? - попросился Рансу, дергая плечами. Для такого времени, он одет неосмотрительно легко.
Мьюм сокрушаясь закачал головой. Ох, люди! Твое, мое, ваше! Готовы поделить все на этом свете. Землю, воду, воздух, даже огонь. Им мало целого. Им подавай кроху, но чтобы свою!
− Тепло очага Харма для всех.
У костра стало тесно и оживленно. Послушник щедро разливал чай, а Рансу хлебосольно предлагал сыр, ветчину, хлеб и гавут − лакомство, приготовленное из жареного гороха, растертого с сахаром и кардамоном. Куи, не успев усесться, принялся шевелить угли. Костер стрельнул искрами и зачадил. Рансу отвесил племяннику подзатыльник. Птат недовольно глянул на родственника, но промолчал. Мальчишка притих, но лишь покуда ему не подали пиалу. Он тотчас извлек из кармана сухарь и стал макать. Твердый хлеб не очень поддавался. Еда тут же превратилась в игру. Непотопляемый корабль-сухарь дрейфовал в бурном море чая. За сухарем пришла очередь ветчины, которую просто необходимо обуглить, и сыра вывалянного в золе. Вкуснотища!
И Тимий, и Костас, и Птат с родней − паломники. Другие в эти горы не поднимаются. Все добрались сюда вечером. Опцион с семейством раньше, потому занял хижину Мьюма. Монахи специально держали у моста одного из братии, помогать и обеспечивать пришлых временным кровом.
В обитель Святого Харма можно попасть двумя путями. Самый короткий от Газни, долину Карши, в горы, через разлом Нау. Путь проверенный. Единственное неудобство, если пренебречь тяготами пешего паломничества, подвесной мост, в пятьдесят шагов. Пятьдесят шагов над бездной, это испытание мужества, время борьбы с собой, с собственными страхами, грехами и неуверенностью. Рубеж, охраняющий от пустых ротозеев. Если тебе действительно надобно в святое место, переборешь страх. Многие, так и не смогли преодолеть себя. Но даже смелым перейти на другую сторону не просто.
Второй путь, многотрудное путешествие по узкой тропе по царству камня Игольчатых Гор. Тропа, или Короткий фадж*, так её называли горцы, брала начало от менгиров у Черной топи. Как худший (каждому свое!) вариант − Большой фадж. Он тянется от Халангзара, вересковых степей стратов. Кто хотел заслужить особую милость святого, шли от менгиров. Кто искал служения в обители, выбирали неблизкую дорогу. Степняки таких считали едва ли не равных святому. У них самих в обычае, одолевшему фадж, прощались прошлые прегрешения. Однако таковых насчитывалось из малого малое количество. Рожденные в приволье степей не любили тесноты гор. Сами горцы относились к паломникам сдержано. Не трогали, не мешали, если обращались за помощью, предоставляли еду, кров и очаг. В проводнике отказывали. У человека по жизни нет провожатого кроме Всемогущего Сура. Вот и проси его. Только он укажет верный путь. А Большой ли это фадж, Короткий ли, широкая ли дорога или тайные тропы Черной топи, ему видней.
Тимий посмотрел на горбушку солнца, высунувшуюся из-за Снежного Хребта. Как только светило встанет над Горун-скалой, а это через полчаса, можно будет начинать переход. Перейти по мосту на другую сторону разрешается, и послушник проследит, только до полудня. После полудня по нему, получив милость святого Харма, возвращались в мир. Время и направление строго соблюдались. Совершавшие паломничество знали, тень должна оставаться за спиной. По-другому никак. Противное есть неуважение к святому. Нарушителю нечего и надеяться на милость.
Костер выстрелил угольком. Раз, второй. Костас поспешно допил чай большим глотком и вернул пиалу.
− Еще, уважаемый? - спросил Мьюм
− Хватит, − не очень вежливо отказался Костас.
"О чем он вспоминал?" - загорелся любопытством Тимий. - "Или тревожиться перед переходом?"
Послышался топот приближающихся лошадей. Это не могли быть паломники. Тот, кто выбрал святой путь, не спешит и не ездит верхом. Неужели его спутник ожидал нечто такого?
На дороге показались хассады*. Вольница стратов, не признававших над собой власти орд. На одежде всадников серебряные нагрудные пластины, на лошадях харра − уздечки, изукрашенные серебром. Хассадов девятеро, десятый пленник. Потому как иначе объяснить, надетый на голову мешок. Даже не на голову. До самого пояса. Сопровождал всадников огромный келаб, пес, не уступающий в мощи черному медведю.
Проехав вперед, ашер* стратов, огляделся и вскинул три пальца.
Трое сразу отделились от отряда и ускакали обратно. Пес увязался за ними.
Хассад подъехал к костру. Для степняка он светлокож. Очевидно, отец приспал его с сориййат. С наложницей. Для страта нечистая кровь пятно на имени.
− Сабахолхэйр*, − произнес он без обычного для приветствия поклона. Обратился к Тимию, поскольку лишь возраст вызывал в степняке почтение.
− Сабахолхэйр, − ответствовал Тимий.
− Мы воспользуемся твоим гостеприимством, - предупредил ашер, на этот раз снизойдя до легкого кивка старику и показал жестом своим людям, спешиться.
Четверо хассадов, спрыгнули и ссадили с седла пленника.
Птат и Рансу поспешили покинуть места у костра. Пора собирать пожитки.
− Пусть согреется и дай ей поесть, − приказал ашер.
Только после слов хассада, старик уразумел, пленник не пленник, а пленница! Запястья и локти связаны за спиной тонкой вываренной в соли жилой. Растягивается плохо, больно врезается в плоть, порвать не хватит силы и троих здоровых мужчин. Надежней средства скрутить человека не найти.
Хассады подвели пленницу к костру и усадили на землю. Один из стражей поддернул мешок, но так чтобы лица никто из посторонних не углядел.
Тимий покосился на Костаса. Ни любопытства, ни беспокойства. Люди его не интересовали. Горы!? Хотя еще полчаса назад они были ему так же безразличны, как теперь хассады и пленница.
Один из хассадов вытащил из сумки отварную баранью мякоть, нанизал на нож, сунул в огонь разогреть. Жестом попросил чая. Послушник налил пиалу.
− А кто это? - вертелся у костра любопытный мальчишка.
− Давалпай, − ответил ему хассад. Тот, что грел мясо.
Куи замер от удивления и раскрыл рот. Давалпай?!! Сказочное существо, которое ловит людей и ездит на них верхом пока они не умрут! Может его обманывают?
− Правда? - спросил мальчишка и попытался заглянуть под мешок. Сказывают у давалпая длинный нос, один глаз и большой рот. Вот бы увидеть!
− Иди-иди отсюда, а то схватит, − прикрикнул на него второй, потешаясь над мальчиком.
Хассады рассмеялись.
Обеспокоенный Рансу окликнул племянника. Мальчишка неохотно отошел в сторону на несколько шагов, продолжая не сводить глаз существа в мешке.
Тимий улыбнулся шутке. Он сам в детстве, когда мать его стращала бабаем, бежал глядеть в окно, кто же придет его утаскивать за не послушание?
Разогревающий мясо хассад, пристально посмотрел на Костаса. Они были напротив друг друга. Их разделял костер.
− Если ты поел, уступи место другим. Если мерзнешь, я дам тебе свой плащ.
Просьба убраться прозвучала весьма вежливо. А вот последовавший жест вежливым не назовешь. Хассад поправил воткнутую за голенище сапога плеть.
И вежливость, и угрозу Костас не воспринял.
Ашер, убедившись, за пленницей присматривают, отъехал в сторону.
− Мы пойдем первыми, − предупредил он Птата. Опцион увязал узлы и дожидался, когда Рансу закончит возится со своими.
− Вы пришли позже нас, - опцион дал понять, очереди не уступит.
− Мы торопимся.
− Здесь порядок обители, а не Халангзара, − поддержал Рансу родственника. Ему тоже не хотелось торчать на голой скале лишний день под пронизывающим ветром и ночным дождем.
− И что с того? − ашер спрыгнул с седла.
Тимий поднялся вмешаться в ссору.
− Это святое место!
Напоминание напрасно. Единственное, что удерживало ашера от применения силы, как раз то, что место это священно. Кому бы не принадлежал святой Харм, но раз его чтят, нет причины выказывать ему неуважение. Кто знает, в каких он отношениях Кайраканом, Суром и Создателем? Святой лечил многих.
− Я заплачу, − ашер снял с пояса тугой кошель и кинул опциону. − За уступку перейти первому.
− Мы здесь не ради денег! - отказался Птат, отталкивая ногой упавший кошель.
Благоразумнее было уступить. Но упертость опциона объяснима. В глазах сына он ничего не боится. Даже этих стратов. Как может отец подорвать свой авторитет в глазах мальчишки? Вдобавок, Птат и Рансу выходцы из Газни, где к степнякам относятся хуже, чем к островным дикарям. Значит им не договориться.
− Пойдут только я и она, − снизошел до пояснений ашер.
− Не имеет значения, ты, она или все остальные. Только после нас! - стоял на своем Птат.
По мере того как накалялся разговор, хассады внимательней присматривались к происходящему, готовые выполнить приказ своего ашера. Тот не говоря больше слов, потянулся к мечу. Рансу и Птат попятилась, изготавливаясь к обороне. Уступать они по-прежнему не желали.
За спором и пререканиями, не уследили за мальчишкой. Он ужом проскользнул за спины стражи и взялся за край мешка.
Озирались по сторонам, пленница пыталась определить, где она находиться и что вокруг происходит. Соображала она на удивление быстро. Ашер не успел отдать наказ, а девушка вскочила на ноги. Увернулась от захвата, перепрыгнула подножку и понеслась к мосту. Будь это длинный бег, её бы скоро поймали, но расстояние не велико и цель близка. Она без остатка вложилась в стремительный рывок. Хассад попытался сбить беглянку, швырнув под ноги тюк с вещами.
− Вигдис! Стой!
Девушка завалилась вперед, часто перебирая ногами, выровнялась. Мгновение, и она на раскачивающемся из стороны в сторону мосту. Преодолев треть пути, оступилась. Падая, вскрикнула и покатилась по доскам. Мост накренился.
Было ли это хладнокровие или просто удача, но беглянка смогла закинуть ноги на конопляный канат и заплести их в замок. Лежа лопатками на настиле, под медленное раскачивание, сползала на край. Удержаться одними ногами, связанные за спиной руки плохая помощь, Вигдис вряд ли смогла. Во всяком случае долго.
Хассады выхватили мечи. Рансу погиб первым. Раздавать подзатыльники оказалось легче, чем сражаться. Хассад располовинил ему грудину. Мальчик с испугу бросился к отцу. Его перехватили за куртку, крутанули для ускорения и швырнули за обрыв. Куи на мгновение завис над пропастью, болтая руками и ногами.
− Папааааа! - резанул уши его дикий от ужаса крик.
Гибель ребенка Тимий не видел. Хассад смахнул старику голову. Мьюм получил стрелу в затылок.
Костас откинулся на спину, избегая удара плетью. Тонкая жила с волчьим зубом на кончике, щелкнула в воздухе. Одновременно с падением он пнул газган с варевом. Кипяток плеснул хассаду в лицо. Воин завыл, поздно закрывшись руками.
Кувыркнувшись назад, Костас подхватил яри, выбросил вперед, нанизав второго нападавшего. Хрустнули ребра, чвакнула плоть. Дух Тимия мог спокойно отправляться к Создателю. Он отомщен.
Рывком освободив оружие, перехватил, и маховым движением на всю длину, отпугнул набегающего сбоку противника. Тот резко отпрянул, не удержался, и шлепнулся на задницу. Поворачиваясь на носках и скручивая корпус, Костас переложил яри в другую руку, вытягивая и опуская оружие. Удар в угли костра выбросил целый фейерверк искр навстречу всаднику. Испугавшись, лошадь взвилось в свечку. Хассад, привставший в стременах, всадить в Костаса стрелу, вывалился из седла, запутавшись в стремени. Лошадь понеслась прочь, волоча седока по камням.
Завершив разворот, Костас встретил поднявшегося с земли хассада.
Противник слишком спешил загладить свою оплошность, стоившую жизни двоим его соратникам. Удар подтоком он отбил. Отбил со всей яростью и злостью. Отбил, далеко отведя руку и запоздал увернуться от вращающегося яри, эту же руку ему отрубившее. Хасад сделал выпад ,,пустым" плечом. Мысль о смерти не успела его напугать, когда второй удар, круговой, такой силы, что завыл воздух, разнял его тело от шеи до селезенки.
Птат защищался, как мог уворачивался и отбивался. Он был не плохим воином. Хладнокровно менял позицию, иногда наступал. Но больше пятился к обрыву.
− Сзади! - предупредил своего ашера хассад и переключился на Костаса.
Режущий удар яри снизу вверх. Хассад ставит блок. Он так приучен. Блок и его очередь контратаковать. Но яри не меч. Его длины хватит для продолжения атаки. Обыкновенный тычок. Незамысловатый, но действенный. Яри пропороло брюшину и перерубило позвоночник.
Хассад не сдался. Умирая, волоча отказавшие ноги, он пытался ползти за Костасом. Бой не окончен! Не окончен! Угасала мысль с истекающей из тела кровью.
Костас подхватил с земли баул, что кинули в беглянку и в свою очередь швырнул в ашера. Тот шатнулся и Птат, к тому времени серьезно раненый, сгреб врага в охапку и свалился с ним на землю. Прежде чем упасть в пропасть, они перекувыркнулись несколько раз.
Кричала Вигдис. Перебирая плечами, извиваясь, пробовала удержаться на настиле. Тщетно. Она совсем сползла и теперь лежала, опираясь о мостки затылком. Беглянка еще крепче оплела канат ногами. Но что это ей даст? Две-три минуты жизни, перед тем как сорваться?
Костас посмотрел на девушку. Каждое покачивание приближало падение. Он быстро вернулся к костру. Хассад с обваренным лицо отступил и полуслепо тыкал мечом ему на встречу. Добить его не составит труда. И добить следовало.
− Аааааа! - донесся крик отчаяния.
Костас подхватил с земли свой панарий, попутно сдернул с лошади веревку, сунул к себе.
Ступил на мост. Под его тяжестью шатание уменьшилось. Надо спешить, девушка вот-вот сорвется.
Вигдис задержала дыхание, словно это могло, как-то помочь выкроить мгновения пока подоспеет помощь. Лицо её сделалось красным от напряжения. Она закусила губу до крови. Взгляд, обращенный к Костасу, умолял. Скорее! Скорее!
Костас вбросил яри в петлю и, схватившись руками за канаты, меньше сотрясать мост, заскользил вперед.
Девушка взвизгнула, срываясь и повисая над пропастью. Держалась одними ногами. Канат, словно нож, разрезал замок захвата.
− Взялся! - схватил Костас пленницу за поясной ремень.