Паук ползёт по гладким стенам,
Цепляясь лапой трещин их.
Его глаза, будто антенны,
Чувствуют стен застывший крик.
Скользит по мёртво-бледной коже,
Не чувствуя предсмертных мук.
Он уловить, увы, не может
Последний сердца зов: тук-тук.
И тишина, ни звука больше.
Что пауку до тишины?
Не понимает, что не бьётся.
Стены скорбеть обречены.

Хромой бездомный постучался
В дверь, что была на все замки.
Ей знать бы, что он притворялся,
Тогда б той не было тоски.
Дверь слушала ключа веленья,
Безмолвно вторя ему в лад.
И полон лицемер почтенья:
"Благодарю вас, я так рад,
Что приютили бедолагу.
Я так продрог и так устал.
Позвольте, я вздремнуть прилягу.
У вас тут золото, хрусталь..."

Тут бы всему насторожиться:
Двери и стенам, пауку.
Хозяйка спать пошла ложиться,
Не зажигаючи свечу.
Кричали стены, что есть мочи:
Они предвидели исход.
Хромой безумец этой ночью
Хозяйку дома их убьёт.
Не слышал город, погружаясь
В ночную тьму, молитвы стен.
В испуге двери, ужасаясь,
Старались снять себя с петель.

Когда ночь тщательно накрыла
И растворила стены, дверь,
Коварства тень уже скользила,
Хромала, будто страшный зверь.
Скрипела дверь, вопили стены - 
Убийца слышал тишину
И быстро крался к своей цели.
А паутину плёл паук,
Как будто бы не понимая,
Что ждёт их всех обман и ложь.
Хромой, развязки ожидая,
Схватил большой кухонный нож.

Ударов шквал - и кровь, и кишки.
Пространство заполняет боль.
Прекрасно, что никто не слышит
Притихших стен печальный вой.
Безумца двери выпускают,
Желая жёстко растерзать.
Смеётся он и забывает
Хрусталь и золото забрать.
Труп холодеет постепенно.
Дверного скрипа мерзкий звук.
По стонущим, унылым стенам
Ползёт раздавленный паук.