- Кого казнят?

- Еретика, Ваша милость. - Ответил тот с поклоном.

На казни франт насмотрелся еще в столице, но порой святая инквизиция умела удивить и самого придирчивого зрителя.

Главная площадь городишки была битком забита народом. Однако перед франтом все расступались. Взгляд, не замечающий простой народ, выдавал аристократа. Подкрашенные золотом тонкие усы были слишком необычны. Так выделяться из толпы позволялось лишь влиятельным вельможам, для прочих - костер. Покрой одежды также был в новинку провинциалам. А, как известно, все новое идет из столицы. Потому его никто и не посмел остановить.

Выйдя на границу свободного пространства, франт вгляделся в лицо еретика. Молодой человек девятнадцати-двадцати лет выглядел уставшим, но ужаса перед казнью очищающим костром не испытывал. Зря. Сожжение довольно неприятная штука.

Просторный балахон скрывал тучность инквизитора, стоящего рядом с еретиком. Стоило его преосвященству сделать крохотный шажок, как над площадью разлилась тишина. Жадный до зрелищ народ боялся пропустить хоть единое слово священника.

- Этот человек обвиняется в сговоре с темными силами. Вот это - инквизитор потрясал в воздухе кипой бумаг - не могло быть написано человеком. Чтение этой ереси обуревает душу страстями невиданной силы. Не иначе, сам дьявол нашептывал ему на ухо! Есть ли тебе что сказать, заблудшая овца Господа нашего?

Тишина сгустилась еще больше. Еретик вздохнул и со счастливой улыбкой ответил:

- Ваше преосвященство, эти слова для меня - высшая награда.

Народ взорвался криками. Франт стоял в десятке метров от помоста, но не мог расслышать приказов инквизитора. Да не сильно и пытался. Все привычно и понятно, обычный столб, обычный костер, обычные действия святой инквизиции. Но еретик необычен. Он удивлял. Никто прежде не говорил такого. Он безумец? Да, скорее всего, так и есть. Франт смотрел на умирающего в огне человека. На лице сгорающего писателя смешались мука боли и запредельное счастье от получения "высшей награды".

Странная личность. Сложная. Необычная. Интересная. Мертвая. С еретиком поговорить не удастся, но франта заинтересовала рукопись. Вопреки обычаю ее не кинули в огонь, его преосвященство так и не выпустил листы из рук.

Народ волновался. Так сильно, что часто забывал отступить перед столичным франтом. Ему хамили и несколько раз наступили на ногу. Волнения черни всегда выливались в неприятности для светской власти. Рассудив так, франт отправился в обход по узким грязным улочкам. В одной из них и наткнулся на мальчишку, продающего копию рукописи сожженного еретика. Какая удача! Франт считал, что для того, чтобы одним глазом взглянуть на еретический текст, придется поднимать все свои связи и ехать во владения карающей длани Господа - святой инквизиции. Что ж, тем проще. Муки неудовлетворенного любопытства всегда раздражали столичного жителя.

Сидя в номере, франт читал рукопись и не мог понять, что не так с этой писаниной. Здесь не было ни слова о дьяволе или боге. Грешники не славились, а на праведников не возводилась хула. Обычные люди, даже не дворяне, жили, стремились к своим простым целям, ругались и мирились, любили и ненавидели. Пытались преодолеть свою судьбу и не могли справиться с жизненными обстоятельствами.

Неожиданно франт понял, что с трудом различает буквы - наступил вечер. Как ни хотелось продолжить чтение, он отвлекся, чтобы позвать управляющего и вытребовать свечей. Через пару часов управляющий был вызван повторно. Теперь франт требовал расставить по всей комнате канделябры, потому как спокойно сидеть за столом уже не мог. Его переполняло возбуждение, руки дрожали, ноги нервно носили по комнате, а глаза с лихорадочным блеском впивались в строчки. История затягивала.

Когда на последнем листе повествование неожиданно оборвалось, франт не поверил своим глазам. Нет, этого не может быть! Должно быть продолжение. Наверняка, малолетний паршивец продал ему лишь часть рукописи. Желание узнать, что было дальше, терзало франта. Не сомневаясь, он накинул верхнюю одежду, схватил трость и выбежал в темноту ночных улиц. Идти степенно не получалось - франт сорвался на бег. В голове билась отчаянная мысль, что продолжения нет. То, что какая-то часть копий укрылась от взгляда святой инквизиции - уже невероятно.

Городок был мал, потому франт очень быстро нашел подворотню, в которой днем купил текст еретика. Конечно же, там было пусто. Но на этом поиски не закончились. Один поворот, второй, третий - удача! Чумазый мальчишка. Франт схватил его за ухо, дернул вверх, и потребовал информацию о копиях рукописи еретика. Голодранец взвыл, вывалил гору слухов, которые весьма заинтересовали бы суд города, но ничего о рукописи. Вопреки мнению франта, малолетняя шпана оказалась далеко не всеведущей. После пятого пойманного отрока в этом не осталось сомнений.

Старшие гуляки тоже оказались бесполезны. Малопривлекательные личности зрелого возраста порывались ограбить приезжего жителя столицы, за что были нещадно им биты. С тростью франт обращался не хуже, чем со шпагой или эспадоном. Один из битых вызвался отвести куда нужно. Там де, можно увидеть полную рукопись сожженного еретика. Ловушка? Пусть так. Франт не собирался упускать возможность, даже призрачную, увидеть продолжение действа.

Истина, как всегда оказалась сложна. Это действительно была ловушка, но и творение еретика здесь было. Забулдыга привел франта к подпольной писарской конторе. В ярко освещенной комнате (откуда только взяли столько свечей, не иначе по всем домам собирали) расположились несколько столов, за которыми лежали отдельные части рукописи. Четверо переписывали историю, каждый свой кусок. Рядом нетерпеливо, но тихо, переминаясь с ноги на ногу, толпились обыватели. Полностью переписанную историю еретика отдавали одному из них, после чего тот уходил. Провожатый решил натравить присутствующих на франта, но что может сделать чернь под взглядом того, в чьих жилах кровь, едва не гудит от права повелевать? Ничего.

Все замерли в нерешительности. Писари обреченно смотрели на вошедшего франта. Четверо. Пятый - тот самый мальчишка, что продал днем кусок истории - от усталости уснул прямо за столом, не выпустив пера из детских пальцев. Франт подошел к нему, поднял голову. К щеке мальца прилипла недописанная страница. Рука столичного жителя оторвала ее, однако чернильные строчки отпечатались на лице отрока.

- Уберите его куда-нибудь.

Приказание исполнили тут же. Если дворянин решил сохранить жизнь ребенку, стоит воспользоваться его добротой. Франт же осмотрелся и повелел:

- Дайте света, писчее перо и чистых листов. Я помогу вам с переписью.

Долго удивляться позволительно аристократам, а простых людей жизнь учит быстро принимать решения. Не прошло и минуты, как перед франтом появилась стопка чистых листов. Лучшее перо, какое удалось достать и начало рукописи еретика. Франту хотелось продолжения, но так было даже лучше. Чистыми ровными рядами ложились на бумагу буквы. Как только первые листы были скопированы, дворянину передали следующую часть. Он читал и переписывал, переписывал и читал. К рассвету остался лишь маленький кусочек. На несколько минут франт отложил перо, чтобы в полной мере осознать развязку. Его не осуждали ни вслух, ни мысленно. Чернь смотрела с пониманием. В другое время франт бы возмутился, но теперь... Он не мог читать окончание истории и отвлекаться на что-то еще.

Франт с золотыми усами дочитал последние строки и с удивлением понял, что глаза его горячи от слез. Быстро закончив перепись, оставшегося кусочка, он отдал полную копию одному из людей и пошел в сторону гостиницы. Душа была растревожена переживаниями. Прав был инквизитор. Тысячу раз прав. Такое не мог написать человек. Сколько историй было прочитано прежде? Легко вызвать у читателя гнев или скорбь. Достаточно показать несправедливость или обыграть трагедию. Но как? Как еретику удалось простыми словами, без изысканных выражений или возвышенных чувств героев вызвать слезы у него - пресыщенного жителя столицы? Франту удавалось сдерживаться при чтении драмы или просмотре театральной постановки, когда скорбь трогала сердце, тянула горе наружу. Всегда франт мог удержать это в себе. Но как удержать в себе слезы счастья? Такое с ним было впервые.

Хотелось бы сказать, что это дар от бога, но святая инквизиция не ошибается. Эта рукопись ядовита, пропитана дьявольской красотой и уже заразила франта. Он уже не мог вообразить себе жизни без прикосновения к столь прекрасному, сколь и проклятому искусству. Чтобы прикоснуться к подобному, нужно попасть в ад? Что же, так тому и быть, решил франт. Придется терпеть бесконечные муки? Не беда - человек ко всему привыкает, привыкнет и к аду, научится любить боль или не замечать ее.

Франт был благочестив, добр и милосерден, но в ад попадают лишь грешники. Придется переступить через себя, через свои принципы, чтобы начать творить зло, которое станет ему билетом в адовы пределы. Однако же Господь справедлив и за малое прегрешение и наказывает легче. Франт не заблуждался на свой счет. Сотворить великое зло - нечто столь кошмарное, чтобы оказаться низвергнутым в самые глубины ада - ему не по силам. А значит, нельзя просто согрешить и отдаться в руки правосудия. Как говаривал один мануфактурщик: "Если нельзя сотворить нечто качественное, придется брать количеством".

Творить зло и раз за разом отводить от себя подозрения. Нужно плести паутину, в которой радетели добра и святого удела завязнут как мухи. Верно, долго и целеустремленно служить дьяволу. Возможно, тогда нечистый отметит его своей проклятой печатью и утянет к подножию своего трона, где оказался сожженный еретик. Где, верно, есть множество подобных проклятых писателей, художников, музыкантов. Да, франт будет творить кошмарные вещи, чтобы оказаться там - в нижайших адовых глубинах подле нечестивых гениев. Это станет ему высшей наградой.