Фёдоров Игорь Валентинович : другие произведения.

Волк

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

Часть 1

Волчьи выходки

Сессия сдана

  
   Я стоял возле стола своей классной руководительницы Анны Александровны с понуренной головой. Я чувствовал себя плохо, я хотел спать, я хотел плевать на все нравоучения, но все же пытался испытывать стыд и краснеть.
   - И не водись ты с этим Тряскиным, умоляю, - продолжала распаляться преподаватель по литературе и русскому языку, - одна его фамилия, прости Госпади, чего стоит.
   Я виновато смотрел в пол, изучая неровности дощатого пола с потрескавшейся краской некогда коричневого цвета. Кое-как я выкрутился из сложившейся ситуации и, хоть не совсем честно, но сессию сдал. Последние наставления на будущий год я выслушивал от Анны Александровны. И в этих наставлениях особое место занимал мой лучший друг.
   Она нервно смотрела в окно на молодую весеннюю листву тополей, крепко сжав пальцы рук в замок. Еще немного и старушку затрясет. Мне было по-человечески жаль ее. Она глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.
   - Тряскин, - пробормотала она, зло усмехнулась и, обращаясь ко мне, подытожила, - у твоего Тряскина родители не бедствуют, он себе дорогу их деньгами проложит. А у тебя потенциал, который ты пытаешься похоронить и заметь, у тебя это хорошо получается.
   Её доводы были просты и логичны, как детский конструктор для взрослого. У неё такая работа - направлять сбившихся с правильной дороги студентов на путь истинный, и она выполняет её отлично. Мы некоторое время помолчали. Мне нечего было сказать, ей нечего было добавить. Воцарилась необходимая для этой минуты педагогическая тишина для моего всецелого осознания и понимания. Я смотрел в окно, пытаясь разглядеть там скорейшее избавление от нравоучений моей заботливой класснухи. Но на улице я видел лишь лето. Молодое, нежное и соблазняющее. Недавно наступившее. Манящее своей свежестью и чистотой.
   Наше неловкое молчание было прервано автомобильным гудком с улицы. И я прекрасно знал, кому он принадлежит.
   - И какие выводы мы сделаем из нашей беседы? - наконец поинтересовалась Анна Александровна.
   - Единственно верные, - бодро ответил я.
   - Хочется в это верить, - она недоверчиво улыбнулась, - тогда до сентября. Я надеюсь.
   - До свидания, - я направился к двери.
   - Сергей! - окликнула Анна Александровна.
   Меня, кстати, Сергеем зовут.
   Я обернулся, её глаза говорили - "не лги, вижу тебя насквозь".
   - Ты случайно не влюбился?
   Во дворе просигналил гудок.
   - Да вроде бы, нет, - ответил я, стараясь скрыть любопытство и нетерпение одновременно.
   - Наркотики не употребляешь?
   Допрос принимал еще более интересный оборот, но автомобиль Пахи нетерпеливо позвал меня двойным гудком.
   - Точно нет, - озадаченно, но твёрдо произнёс я, - а к чему эти вопросы?
   Её глаза опытного педагога внимательно следили за моей реакцией.
   - В последнее время ты как-то изменился, но я не могу понять, как.
   - Ну, если только в положительную сторону, - улыбнулся я, но, по-моему, вышло как-то не естественно.
   Опять сигнал. Долгий, требовательный, нетерпеливый. Ночью он бы разбудил полквартала.
   - Ладно, иди, - вздохнула она и её взгляд профессионального педагога опять стал взглядом обыкновенной уставшей женщины, - твой Тряскин уже заждался. А с ним я позже поговорю.
   Ещё раз попрощавшись, я выскочил в коридор.
   Если бы кто-нибудь знал, как я изменился...
  

С чего все началось

  
   А все началось, как ни странно, с моего рождения. Я осчастливил этот мир своим появлением восемнадцать лет назад, в одну тихую, но очень июльскую ночь, в поселке, название которого вам абсолютно ничего не скажет. Как сейчас помню тот день - только-только проклюнулся молодой месяц и разноцветные звёзды, всем своим неисчислимым количеством, рассыпались по черному куполу неба. Во всем поселке было тихо и только я орал, нарушая общее спокойствие.
   Отца, как такового, я не помню. Я сейчас - про биологического. Мать умерла при тяжелейших родах. Так что её смерть, в какой-то степени, лежит на моей совести. Моё воспитание легло на плечи её старшего брата, Митрофанова Владимира Егоровича. В посёлке он занимал должность агронома, и являлся по совместительству потомственным колдуном-знахарем. Если кто из односельчан заболевал, или корова не доилась, или ребёнка сглазили, да мало ли что - все шли к моему дяде. Он и травы с целебными свойствами даст, и нашепчет чего-то непонятного, но обязательно исцеляющего. Мог и порчу навести или чего похуже. Только он этим не занимался, да его никто и не просил об этом. Потому что - плохое, как и хорошее, неизменно возвращается. Но об этом, обязательно, в следующий раз.
   Двери дядиного дома были открыты для всех, в любое время суток, в любой день недели. Хоть одинокой продавщице местного сельпо, хоть многодетному главе администрации на новой иномарке. Из соседних сел так же наведывались страждущие получить добрый совет или обрести физическое исцеление. И получали их. Клиентская база, как сейчас говорят, была внушительной.
   Духовным же исцелением в поселке занимался наш местный батюшка, близкий дядин друг ещё с детских времён. В миру - Тишко Алексей Денисович. Активные октябрята, пламенные пионеры, ответственные комсомольцы - партия же была для них закрыта по понятным причинам. Ни семинарист, ни псевдоцелитель, естественно, партбилет получить не могли. Что, в принципе, не мешало им оставаться в поселке самыми уважаемыми людьми. Все переплёты жизни связали их, и без того крепкую дружбу, таким морским узлом, который был не в силах развязать ни один склочник и сплетник на земле. Он просто был бы немилосердно бит, уж поверьте моему слову.
   Я же, молчаливый нелюдимый пацан, жил в окружении всех этих многочисленных гостей, непонятных амулетов, мешочков с высохшей травой, слезных просьб и слезных же благодарностей. Частые беседы дяди с батюшкой всегда оставались для меня непонятными, и поэтому были скучны и не имели никакого смысла. Так я и жил без друзей и даже приятелей-соседей. Только бесконечные надоедливые: "какой хороший мальчик" от женщин, и "здорова, мужик" от мужиков. Ну и всевозможные варианты этих фраз. Таких же бесконечных и еще более надоедливых. Так получилось, что детский сад я не ходил. Хоть и располагался он недалеко. Просто некому было меня туда приводить и забирать. Дядя, конечно, воспитывал меня, и я стал таким, какой есть, только благодаря ему. Но слишком уж он был занят. В нашем доме еще обитал домовой, но у него свои обязанности.
  
   В те детские года с завистью смотрел на окружающие меня полные и наполовину полные семьи. Снующие туда-сюда, по делам, и без них. С такими улыбками на лице, будто весь мир принадлежал только им одним. В каком-то смысле, так это и было. В том, что этот весь их мир назывался семьей. ИХ семьей. С новогодними подарками и детскими утренниками. Совместными прогулками по лесу и поездками в город за шмотками. И что самое главнее - днями рожденья. Даже семье Васьки-комбайнера, самой несчастной семье в поселке, я завидовал.
   А свой день рожденья я стремился вычеркнуть из памяти. Именно в этот день умер тот, кто мог бы мне все это дать. Но не дал. И только потому что кто-то, видите ли вы, лежал не так, как надо, и роды были долгими и мучительными. И в итоге смертельными. Каким же бессердечным и неблагодарным плодом надо было быть, чтобы убить самое родное сердце, еще даже не успевшим ставшим материнским. И это после девяти месяцев обоюдного проживания в их совместном маленьком мирке. После всех тайн и секретов, которых не знал больше ни один человек на земле. Волшебных сказок и чудесных песен, звук которых не дошел больше ни до одних ушей на планете. После той чистой светлой любви, которую не испытывал никто и никогда.
   Каждому, кто хоть раз побывал в утробе матери, досталась своя любовь. Я за них рад, но не более. У меня была своя, которую я эгоистично погубил на самом финише, что бы она не досталась больше никому. Образ матери, который я рисовал себе сразу после зачатия, был самым прекрасным образом в мире. Он до сих пор стоит у меня перед глазами. Как бы мне хотелось услышать в свой адрес ее проклятия с того света. Или маленький упрек. Но в раю такие дела не практикуются. А где же ей еще быть?
   Опустошенность детской неокрепшей души, желание прижаться к чему-то родному, такому большому и теплому, как солнце в летний ясный день, вина за то, что я, в принципе, как бы и не совершал (но факт остается фактом), часто заставляли меня уходить в старый покосившийся сарай в дальнем углу двора. Мрачное одинокое здание, смотрящее вечно открытыми створками ворот во двор, залитый солнцем. Что, как ни этот сарай, мог наглядно показать состояние моей души? Так точно отобразить мир одинокого ребенка? Что там оставалось делать мне - только плакать, жалеть себя, жалеть маму. С глазами, мокрыми от слез, лежа на сухой колючей соломе, смотреть на деревянный потолок с полусгнившими перекрытиями и просить прощения. Просить до тех пор, пока я не начинал проваливаться в дремоту. И тогда кто-то вытирал мои слезы, и я взлетал невысоко над землей и летел. Летел, покачиваясь, как на волнах, от сарая, через весь двор, домой, в свою постель. А ворчливый, но добрый голос дяди говорил, вздыхая:
   - Дурашка, да если бы кто виновен был, так с виновного давно спросили бы. С паскудника...
  

Про дядю и батюшку

   - Товарищи! - кричал председатель колхоза, Скобин Эдуард Степанович.
   Утром Первого мая небо окрасилось в красный цвет - цвет советского знамени, что не могло не радовать рабочих и крестьян поселка. Глаза сверкали, руки держали транспаранты и флаги. Над небольшой площадью летал дух равенства и братства, предвещающий скорую победу над капитализмом.
   - С праздником весны и труда вас, товарищи!
   - Ура! - радостно закричали демонстранты.
   - Ура! - орали Владимир Егорович, Тамара Егоровна и Алексей Денисович.
   Все трое были счастливы, радостны и полны решимости догнать и перегнать все на свете. Были молодыми. Тамара махала воздушными шарами, которые ветер пытался вырвать из рук и унести в социалистический Китай. Или на Кубу. Такие ветры, решительные и дерзкие, в те времена гуляли по все стране.
   Как только шум над площадью утих, председатель достал из кармана пиджака листок и, бросив короткий взгляд на земляков, принялся докладывать о результатах, с которыми колхоз пришел к сегодняшнему дню.
   - Не буду скромничать, но нам есть чем похвастаться перед районом, - начал Эдуард.
   По площади пробежали сыновья Тимофеевых и Васильевых, два сорванца, судьбу которых весь поселок уже решил - сядут. Славка Тимофеев прижимал к груди мешок с чем-то громоздким, похожим на гитару. Мишка Васильев прикрывал тыл своим худеньким тельцем.
   - А ты чем можешь похвастаться? - толкнул Володя локтем Алексея в бок, глядя вслед убегающим пацанам, - Сколько душ человеческих спас за пятилетку?
   - За свою работу я буду отсчитываться перед другим председателем, - улыбнулся Алексей.
   - Это который всем председателям председатель? - подмигнул Володя.
   - И всем генсекам генсек.
   - Тихо вы! - зашептала Тамара и отвесила брату подзатыльник.
   - Ой, да ладно, - отмахнулся тот, - Светлую Пасху все отмечают. А председатель в первую очередь.
   - Слава Богу, сейчас не тридцатые годы, - поддержал друга Алексей.
   - Каждому разговору свое место, - гнула свое Тамара, - вот приду к тебе в церковь и начну про Анжелу Дэвис рассказывать.
   - Бог всегда все видит, - ответил Алексей, - а председатель - нет.
   - Но мы-то с вами видим, товарищи, - донесся голос с трибуны, - что есть еще среди нас темные люди. Темные и неграмотные. Верующие в рай небесный и потусторонние, всякие там, силы. Да-да, товарищи. И вы все прекрасно знаете, о ком я говорю.
   - Охренеть, - изумился Володя.
   - В себя надо верить! - надрывался председатель, - В себя и в товарища! А в неземные чудеса верят только недобитые, враждебные нам, элементы!
   Люди в толпе озирались в поисках "враждебных элементов", а находя, тут же отводили взгляд.
   - Сейчас восьмидесятые или, все же, тридцатые? - удивленно спросил Алексей. - По-моему, командира немного занесло.
   - И мы не позволим...
   - Вчера же с ним обсуждали размежевание четвертого участка, - с горечью пробормотал Володя.
   - Работа такая, - отозвался Алексей.
   - ...на двадцатом седьмом съезде ЦК КПСС...
   - Что теперь будет? - прошептала Тамара.
   - Да ничего не будет, - спокойно ответил Алексей.
   - Еще как будет, - пообещал Володя, стиснув зубы.
   - С праздником, товарищи! Ура!
   - Ура! - восторженно подхватила половина демонстрантов.
   Остальные промолчали. Друзья оглянулись и увидели, что толпа от них отдалилась - они стояли в круге как сочувствующих, так и не очень, земляков. Ветер выхватил шарики из рук Тамары и понес их в социалистический Китай. А может - на Кубу. Кто их поймет, эти ветра?
  
   Вечером в калитку председателя постучали громко и уверенно.
   - Степаныч, выходи! - донеслось с улицы, - Предатель!
   - Это кто предатель? - возмутился хозяин и рывком открыл калитку. Как оказалось - зря.
   Володя схватил его за грудки и прижал к забору.
   - Тридцатые годы, говоришь? - заорал он, - Тридцатые?!
   Алексей стоял рядом, даже не пытаясь успокоить разгневанного друга.
   - Мы же вчера с тобой! Обсуждали! Как друзья! А сегодня что?
   - Да отстань ты! - крикнул Эдуард и оттолкнул собеседника.
   Володя сделал два шага назад и насупившись с презрением разглядывал "предателя".
   - А ты что стоишь? - спросил тот Алексея, - Ты же Божий человек!
   - Все мы Божьи люди, - заметил Алексей, и врезал Эдуарду в челюсть.
   Председатель упал на землю и поспешил подняться. Опять же - зря.
  
   Участковый долго смеялся, сквозь слезы разглядывая побитого председателя. Успокоившись, поинтересовался:
   - Это же какая ты, получается, сволочь, если тебя даже поп отметелил.
   Эдуард глубоко вздохнул, чтобы не сорваться.
   - Что намерен предпринять?
   - Да ничего не намерен. Получил по делу - нечего земляков перед другими срамить.
   - Значит так?
   - Так и не иначе, - твердо сказал участковый, - не до тебя сейчас. На вокзале у солдата кто-то автомат стащил. Занят я.
   Эдуард встал.
   - Я позвоню в район.
   - Хочешь опозориться - звони.
  
   Но председатель так никому и не позвонил. Ночью кто-то пробрался в его курятник и растерзал всю птицу. На земле, среди перьев и кровавых туш, остались волчьи следы как предупреждение.
   Еще не решив, на кого, но Эдуард затаил обиду.
  

Первое сентября и автомобильные гонки

  
   А вот мне восемнадцать. Первое сентября. Первый курс. Первый семестр. Первый урок. Все первое, куда ни глянь. Даже моя парта первая, но в третьем ряду от окна. Поближе к двери, на случай пожара. Место соседа пока свободно. Позади меня и с боку сидят такие же, как я, новоявленные студенты. Большинство из которых задаются вопросом "для чего они здесь" и "что они ожидают от выбранной специализации". А специальность, не пожелай врагу - "Почвоведение, агрохимия и земледелие". Но я, по крайней мере, знаю, что такое сельское хозяйство и чем агроном отличается от агроэколога.
   Мы ждем знакомства с нашим классным руководителем, который решил где-то задержаться. За окнами моего сельскохозяйственного института осень наводит свои порядки - листья тополей сохнут и желтеют. Прохладный воздух приятно бодрит. Солнце уже не спешит по утрам появляться на небе, а словно выжидает удобного момента, что бы соизволить показаться миру во всей своей красе.
   Но вот дверь в аудиторию распахивается, а вместо преподавателя влетает наш ровесник - коротко стриженый, лопоухий, невысокий, одетый в спортивную форму, обутый в черные туфли. Тяжело дыша, он бегло осматривает присутствующих и плюхается за мою парту. Долго шарит по карманам и наконец достает сложенную вдвое тонкую тетрадку и ручку.
   "Не хило он подготовился к учебе, наверно весь вечер собирался", сыронизировал я, осторожно косясь в его сторону.
   Мой сосед тем временем взглянул на портреты классиков, почему-то презрительно ухмыляясь. Прогулялся взглядом по доске, потолку, посмотрел в окно. Затем обратил свой взор на меня, детально изучая и делая выводы. Я, не привыкший к такому вниманию, стал тщательно рассматривать ручку, вертя ее в руках так и эдак. Сосед, вдоволь налюбовавшись мной, повернулся к остальным одногруппникам, пристально глядя на каждого, словно выискивая родную душу. И видимо не найдя такой, обратился ко мне:
   - Давай смоемся с пары.
   В его глазах явно читались азарт и тяга к приключениям.
   Я ожидал чего угодно, только не этого.
   - В каком смысле?
   - В прямом, - заверил он меня, - давай свалим отсюда.
   - Год только начался...
   - И уже скучно, - закончил лопоухий за меня фразу.
   С этим было трудно не согласиться. Я беспомощно обвел взглядом группу. Все занимались своими делами - знакомились, изучали ручки, смотрели в окно. Преподаватель все не шел. Помощи ждать было неоткуда.
   - Предки машинку подогнали к первому сентябрю, - продолжал сосед.
   - Сентября, - поправил я его.
   - Чего?
   - Правильно говорить "к первому сентября".
   - Тем более обкатать надо, - обрадовался сосед моей поправке, - сюда меня батя привез, обратно, говорит, давай сам. Только осторожно. Ха!
   - Какая машина? - тянул я время.
   - А хрен его знает, - он на секунду задумался, - вроде черная "Тойота". Я не успел разглядеть.
   - Права есть? - осведомился я, - без прав - я пас.
   - Взгляните, сударь, - с довольной ухмылкой он небрежно достал из кармана и деловито бросил на парту пластиковую карточку.
   Что тут скажешь? Права. Настоящие.
   Бунтарь, хулиган, шпана. Головная боль учителей и родителей. Выбитые стекла и синяки под глазами. И при этом - невинный детский взгляд. Про таких мамы говорят своим чадам: "он тебя плохому научит". В общем, он мне сразу не понравился.
   - Погнали, - сказал я, и теперь уже в моих глазах явно читались азарт и тяга к приключениям.
   В глазах всей нашей группы стояло удивление, когда "двое чуваков встали и по-тихому свалили с пары. Придурки".
  
   Мы сели в темно-синюю "Тойота-королла". Предусмотрительно надели ремни безопасности.
   - Ну что, сударь - торжественно произнес сосед, - разрешите сердечно поздравить вас с началом нового учебного, не побоюсь этого слова, года.
   - А вы знаете, сударь, - включился я в игру, - что завтра нас вздернут на рее, а наши славные имена занесут в книгу позора.
   - Бьюсь об заклад, что нас, скорей всего, четвертуют, а наши красивые головы наденут на шесты и поставят у входа в назидании таким же вольным стрелкам, как мы с вами.
   - В любом случае по головке нас не погладят, - подвел я черту.
   - Предлагаете вернуться в это скучное учебное заведение, которое называется институт? - он испытующе посмотрел на меня.
   Я посмотрел в его широко открытые чистые невинные глаза, потом посмотрел вперед, через лобовое стекло новенького автомобиля. Смотрел на сложившуюся ситуацию. Смотрел в будущее. Нас, конечно же, не выгонят. Сделают замечание, пожурят, как следует. На первый раз обойдется. Но репутация будет подпорчена. Я вспомнил свою прежнюю жизнь - ни друзей, ни приятелей. Только старенький мопед. И надо же, первый кандидат в друзья оказался бесшабашным хулиганом, для которого нет авторитетов и моральных устоев. Мой здравый смысл видел в его искрящихся глазах погибель для меня. И единственного друга.
   - Предлагаю окончить эту бессмысленную дискуссию, - оставил я в стороне здравый смысл, - и выехать, наконец, на встречную.
   - На встречную? - уточнил лопоухий.
   - Именно, - подтвердил я.
   - Кто "против"? - спросил он, обернувшись назад.
   На заднем кресле промолчали.
   - Предложение единогласно принимается.
   Он повернул ключ, машина ожила, радостно заурчала. Приятная дрожь пробежала по металлическому корпусу. Проверка дворников - работают. Радио - вещает. Сигнал - сигналит, мощно и яростно. Даже боковые окна, кто бы мог подумать, - исправно поднимаются и опускаются, послушно повинуясь соответствующим кнопкам. Не машина - красота на четырех колесах.
   - Эпоха hi-tech, и все такое, - удовлетворенно проговорил лопоухий и нажал "газ"
   Следуя послушно повороту руля, автомобиль не спеша выехал на дорогу.
   - Поворотники было бы неплохо периодически включать, - заметил я.
   - Ах, оставьте, - пробормотал лопоухий, пытаясь одновременно смотреть вперед, в боковые зеркала и зеркало заднего вида. Его коротко стриженая голова двигалась, как на шарнирах. Сосредоточенность на лице придавала ему вид умного здравомыслящего человека. Чего я бы не сказал в другой ситуации.
   - Опыт большой? - спросил я, глядя на его неуверенные движения.
   - Опыт - дело наживное, - практически ответил он на мой вопрос, - главное - состояние души.
   - Не могу не согласиться...
   Я посчитал уже седьмую машину, обгоняющую нас. Как же он на права сдавал?
   - ...но при такой скорости нас скоро догонят и обгонят наши одногруппники, отсидевшие четыре пары.
   - А вот хрен им!
   С этими словами он нажал на педаль газа.
   Стрелка спидометра с 20 км/ч перескочила аж на 40. Неплохой результат, прогресс на лицо.
   Я демонстративно зевнул:
   - Вижу, как Шумахер плачет от бессилия.
   Сосед, подгоняемый моими издевками, разогнался до 65.
   Пальцы рук побелели от напряжения, сжимая руль. В глазах стоял ужас. Но, верный своим принципам, он не сбавлял скорость.
   Железный характер, стальной стержень, - подумал я, глядя на его лицо, превратившееся в застывшую бледную маску, - боится, но вида не показывает. Но даже начинающий водитель не должен вести себя так неуверенно. А не купили ли ему эти самые права? На тот момент я еще не знал, в чьей машине я нахожусь.
   Светофор, стоявший на перекрестке впереди, загорелся красным светом. Наш автомобиль не сбавляя скорости, хладнокровно проехал мимо него. Вдогонку нам раздались возмущенные сигналы. Немного придя в себя, я с любопытством посмотрел на соседа.
   - Забыл про тормоз, - тихо оправдался он.
   Мимо нас проехал автомобиль с гордой надписью "ДПС". Не по нашу душу, но я увидел в нем знак свыше. Предупреждение.
   - Дружище, так дело не пойдет, - сказал я, - мы скоро не только будем жалеть, что сбежали. Мы скоро вообще ни о чем жалеть не будем.
   - Думаешь, стоит вернуться?
   Его запал стал проходить. А вот мой - нет.
   - Думаю, надо выехать за город и там развернуться по полной, - я не был удовлетворен таким результатом, мне хотелось большего. Там нет светофоров и гаишников. Простор и свобода! Скорость! И к черту учебу!
   Я так завелся, что аж самому страшно стало. Моя кровь, образно говоря, кипела и рвалась наружу. Хватит скуки - в детстве насладился ею по полной. Пришло мое время. Зверь рвется на свободу. Никаких авторитетов. Никакой морали. Никто не указ. Мне вдруг стало тесно в этом городе, где на каждом перекрестке стоят светофоры, вдоль дорог висят знаки, указывающие, что можно делать, что. Где вместо свежего воздуха - бодрящий дым из выхлопных труб. Где многоэтажные дома закрывают горизонт, радугу, солнце, облака. Оставляя людям лишь малую часть неба, а ночью - ничтожное количество звезд, в которых даже опытный астроном не отыщет ни одного знакомого созвездья. Хотелось ветра в лицо, чтобы слезы из глаз. Такого простора, чтобы не было препятствий на все 360 градусов вокруг. Такой свободы действий, чтобы потом было не стыдно за бесцельно прожитые. В конце концов, не я заварил эту кашу. Но я готов ее расхлебывать.
   - Гулять, так гулять, - подначил я.
   - Погнали за город, - согласился сосед.
   - Нам в другую сторону, - сообщил я.
   Автомобиль, пересекая двойную сплошную, развернулся на 180 градусов. Опять послышались разъяренные гудки.
   - Интересно, кому это они? - съязвил сосед.
   - Ездят тут двое придурков, правила нарушают, - сообщил я.
   - Хорошо, что не мы, - ухмыльнулся лопоухий.
   И мы помчались за город.
  
   Мы стояли у дорожного знака, на котором название нашего города по диагонали пересекала красная линия. Впереди - свобода и простор, позади -все блага цивилизации. Автомобиль неподвижно замер, как бегун на старте, ожидающий сигнала. Перед нами лежала дорога, уходящая неизвестно куда, как и наша еще неполученная стипендия.
   - Сударь, - обратился я к лопоухому, - глядя на эту гладкую ровную дорогу, - с какой скоростью вы собираетесь ехать?
   - Я думаю до сотни разогнаться.
   Лопоухово трясло. Азарт подгонял его, но страх заставлял его подстраховаться.
   Я хладнокровно дотянулся до замка ремня безопасности и, нажав на кнопку, освободился от него.
   Лопоухий с недоумением уставился на меня.
   - Ну, сто километров в час, в принципе, неплохая скорость, - сказал я, пытаясь казаться спокойным. Но внутри меня все тряслось и истерически вопило от страха. Кому и что я хотел доказать?
   Лопоухий ничего не ответил, и тоже отстегнул свой ремень. Читающий эти строки - пожалуйста, не повторяйте ошибок нашей молодости. Будь умнее, всегда пристегивайся.
   Мы смотрели вперед, на бегущую вдаль дорогу. Слушали шум мотора. И, наверно, молились. Попутный ветер дул нам в спину и слегка пригибал всевозможные травы и цветы. По обеим сторонам дороги стояли одинокие березы, махая нам ветками с зелеными листьями. Белые облака удобно расположились на громадном синем небе и наблюдали за нами, ожидая потехи.
   А где-то позади нас остался город, со всей своей суматохой, спешкой и нервотрепкой. Скандалами и разборками. Закопченным небом. А здесь, на самой городской черте, все это казалось таким далеким и ненужным, как фигурные коньки на летнем пляже. Уже не беспокоил даже тот факт, что знакомясь с нашей группой, классный руководитель не досчиталась двоих студентов.
   Далеко впереди, почти на самом горизонте, показался автомобиль. Солнце на мгновенье отразилось на его лобовом стекле и исчезло. Пока трасса была более-менее пуста, надо было начинать действовать.
   - Ну что? - осведомился я, - Погнали, что ли?
   Лопоухий вздохнул и нажал на газ. Машина сорвалась с места и набирая обещанные хозяином 100 км/ч, помчалась вперед, сама не зная, с какой целью. На циферблате спидометра индикатор размеренно удалялась от цифры "ноль". Мы напряженно смотрели на дорогу. Я пожалел, что снял ремень безопасности, но что-то исправлять было уже поздно.
   Вот стрелка перевалила за 65, и городской рекорд был успешно побит. Березы за окном мелькали все быстрее, а травы и цветы смешались в одну темно-зеленую массу. Мы уже гнали под 80, когда мимо с шумом промчался тот самый встречный автомобиль. Но впереди, оставляя клубы пыли, по нашей полосе несся, сломя голову,серый "Крузер". Покрытый дорожной пылью, с заляпанным номером, он не особенно вписывался в окружающую природную панораму.
   - Не нравится мне эта тачка, - пробормотал сосед, - весь пейзаж портит.
   Удивительно, что при напряжении и сосредоточенности, он еще успевал любоваться природой.
   - Уделай хмыря, - попытался крикнуть я, но получилось тихо и неубедительно. И все же - страх страхом, а принцип - дело серьезное.
   А вот стрелка спидометра добралась до долгожданной сотни. Плавно уходя влево, мы поравнялись с "Крузером". Обе машины неслись практически нос к носу. На пассажирском сиденье, рядом с водителем, сидела красивая девушка и смотрела на нас. Я посмотрел на них и помахал рукой. В это время девушка что-то сказала своему мужчине и "Крузер", подгоняемый недобрыми ветрами, стал медленно уходить вперед. Рваться дальше в бой ни мне, ни моему товарищу не хотелось. Скорость для нас, новичков, была такой ошеломляющей, что мы слышали как воздух, налетая на лобовое стекло, разбивался, звеня, на молекулы азота и водорода. С нашим опытом продолжать такую гонку было совсем уж неуместно. Проиграли, так проиграли. Приключений на сегодня нам вполне хватило. И все бы ничего, если бы девица, торжествуя, не высунула в открытое окно руку и не показала нам средний палец. Такой обыкновенный стандартный женский палец, каких на свете несколько миллиардов. Но именно этот палец решил исход дела.
   - Она... - начал было я.
   - Вижу, - пробормотал сосед.
   Левой рукой он осторожно нащупал ремень безопасности и, не глядя, верным движением вогнал его в замок.
   - Полагаю, шутки закончились, - я вцепился в свой ремень безопасности и долго возился с ним, пока не услышал щелчок.
   Это послужило сигналом и автомобиль, задыхаясь от возмущения, кинулся в погоню за "Крузером". От рева мотора мы ничего не слышали, ни наших криков, ни пения птиц за окном. Казалось, наш темно-синий корпус плавился от трения с воздухом, становился черным, а сам автомобиль готовился взлететь.
   Не спеша (если это слово вообще уместно в данной ситуации) мы, метр за метром, сокращали расстояние до "Крузера" с плохо воспитанной, но симпатичной девушкой. И уже второй раз за день обгоняя их, я в ответку, вытянул руку и показал... Ну, в общем, отомстил. Лопоухий что-то радостно и нецензурно отозвался о водителе.
   Мы, тем временем вырвались вперед уже на корпус.
   - Закрывай их, - прокричал я, - пока они не прибавили.
   Сосед чуть кивнул и плавно повернул руль вправо.
   - Глотай пыль, паскудник, - заорал я.
   Наш болид стал заграждать дорогу соперникам, как вдруг, будто из параллельного мира, впереди нас появился "Ауди". Красный, как только что из пекла преисподней. Даже при окружающем шуме мы слышали его истошный сигнал. "Крузер" никак не мог видеть ситуацию на дороге - мы попросту закрыли ему весь обзор. "Ауди" мчался на нас, не сбавляя скорости. У соседа видимо сработал инстинкт выживания. Он до конца повернул руль вправо, и мы, промелькнув перед озадаченным "Крузером", вылетели за пределы трассы, задев при этом правым боком столбик заграждения. Послышался скрежет металла, позади раздались визг шин и испуганный сигнал. Мы тем временем мчались, подпрыгивая, по кочкам. Машина скакала с правых колес на левые и наоборот. Нас болтало влево-право, вперед-назад и по-часовой. Сосед держался за руль, я уперся в приборную доску руками, а спиной вдавился в кресло. Кричали ли мы тогда? Может быть. Окружающий нас мир за окнами перестал существовать. Вместо него всюду прыгали и резвились размытые разноцветные пятна. И все это заняло несколько секунд.
   Наконец индикатор спидометра вернулся к нулевой отметке. Мы сидели молча, пытаясь осознать происходящее. Моя голова болела, будто в ней произошел маленький, но настоящий атомный взрыв. Слева от нас, на шоссе, целый и невредимый "Крузер" не спеша набирал скорость. Водитель, как мне казалось, смотрел в нашу сторону, но видя, что мы не перевернулись и не горим, решил не тратить время на нас, психопатов. Я думаю, знакомство с нами он запомнит надолго. Надеюсь, что его девушка с пальцем не пострадала. "Ауди" на дороге не было. Или уже уехала от греха подальше, или догорает в кювете с левой стороны от дороги.
   Я взглянул на соседа. Он уже стоял возле машины. Я даже не услышал хлопка двери, настолько эхо от воображаемого взрыва шумело в ушах. Я открыл дверь со своей стороны и пытался выбраться. Но получилось не сразу, пока я не догадался дрожащими руками отстегнуть ремень безопасности. Обстановка вокруг была все такой же веселой и жизнерадостной. Те же облака на небе. Тот же цветочно-травный ковер вокруг. Разве что деревьев стало больше, да деревенька показалась в дали. И все это плыло перед глазами, слово только что слез с карусели. После гоночного шума показалось, что в мире исчезли все звуки, такая вокруг стояла тишина. Я посмотрел назад. Сколько же мы успели намотать в километрах?
   Держась за крышу автомобиля, осторожно подошел к лопоухому. Тот внимательно разглядывал царапину, оставшуюся после встречи со столбиком. Чем-то это напомнило пробоину на несчастном "Титанике". Правда, меня тогда там не было по ряду не зависящих от меня обстоятельств.
   - Ты как? - спросил я его, так как сам чувствовал себя более, чем хреново.
   - А у дельфина взрезано брюхо винтом, - неожиданно радостно пропел он, - вот думаю, что бате такого правдивого сказать.
   Его речь была заторможенной, голос звучал глухо. Или мне просто так казалось?
   - Я его назову Дельфином, - сообщил лопоухий.
   - Кого? - спросил я.
   - Автомобиль. Уж очень похож.
   Мне даже показалось, что автомобиль действительно напоминает поврежденного, но непокоренного дельфина.
   - Правильно сделал, что опять забыл про тормоз, - заметил я, и мое произношение походило на произношение слабоумного, такое же растянутое и нечеткое, - а то нас бы поцеловали с двух сторон не по-детски. Все пятеро скончались бы на месте.
   - Шестеро, - возразил лопоухий, - в "Ауди" тоже двое сидело.
   - Блин! - воскликнул я, смеясь и морщась от боли одновременно, - Ты когда успел всех нас пересчитать?
   - Да, - самодовольно улыбнулся лопоухий, - я такой.
   И слегка пошатываясь, он подошел ко мне и протянул руку:
   - Павел.
  

Леший играет

  
   По утрам я ходил с дядей в наш лес. Не в смысле - наш местный, тутошний. В смысле - наш с дядей. Подальше от лесных дорог и тропинок. Подальше от охотников и браконьеров, хотя эти ребята, как раз, есть везде. Грибники тоже являются составляющей этой группы. Они, как и мы, выходят на промысел ни свет ни заря, когда лучи еще не поднявшегося солнца освещают округу ровно на столько, чтобы человек не нарвался на острую ветку или не споткнуться об неудачно расположившийся пенек. Встречающиеся односельчане почтительно кланяются с нами и спешат отойти подальше. То есть, совсем скрыться с глаз. Самые суеверные просыпаются раньше всех.
   - Стараются не мешать нам, помогать им, - тактично объясняет дядя их страх перед колдуном и его наследником, - для них же стараемся.
   На дяди не было ни плаща с капюшоном и серебристыми звездами из фольги, ни остроконечной шляпы. В руках он не держал магического посоха. Он был одет в брезентовый костюм цвета хаки, на голове бейсболка, за спиной небольшой рюкзачок для трав, ягод и термоса с чаем. В таком виде он больше походил на туриста, чем на уважающего себя колдуна. По крайней мере, в моем детском понимании. Стоит ли говорить, что уборку в доме мы делали сами, без помощи поющих зверей.
   Мы не спеша продвигаемся вглубь леса, к нашей поляне. По пути дядя молчит и лишь изредка комментирует те или иные события, проходящие вокруг. Вот где-то раздался выстрел, звук эхом пронесся по лесу. Дядя прислушается и говорит, качая головой:
   - Степаныч косого подстрелил. Башку ему снес, паскудник.
   Или иной раз, глядя на землю, покрытую травой и с осыпавшейся хвоей, увидав незначительную вмятину, воскликнет:
   - Миша проходил. Надоело самому еду добывать, вот - к людям подбирается, - дядя тревожно смотрит в сторону поселка, словно видит его за стеной сосен - как бы он на наших курей не позарился. Надо будет Васильева предупредить, пусть готовым будет. Эдакой паскудник.
   - Кто паскудник? - вклиниваюсь я в дядины размышления. Нравится мне, когда он ругается.
   - Оба, - выносит свой вердикт дядя.
   А иной раз не можем нашу поляну найти. Даже я, шестилетний несмышленыш, с закрытыми глазами мимо не пройду. А тут ходим-ходим, нет ее. Будто кто скатал полянку в рулон, как ковер с цветным узором, да ночью на плече уволок в другое место. Чтобы то место красивее было.
   - Леший по кругу водит, - ворчит сердито дядя, - поиграть вздумал, плешивый паскудник.
   Где-то слышится задорный смех.
   - Скучно ему стало. Видишь, Серега, сосна примечательная. Второй раз идем мимо нее.
   И я смотрю на сосны, пытаясь определить, какая из этих совершенно одинаковых сосен, ну уж самая примечательная.
   - Та, у которой верхушка опалена? - строю я догадки.
   - Не-а, - радуется дядя.
   - Переломленная пополам? - продолжаю говорить то, чего не вижу.
   - Мимо, - а в глазах озорные огоньки искрятся.
   - Самая большая, самая маленькая, густая, голая, которую не видно, - тыкаю наугад пальцем и детская злость берет меня.
   - Вон та, - показывает дядя прямо в скопище сосен, - ну вон же, на которой ворон сидит.
   И как зайдется хохотом, сразу молодея лет на тридцать. Будто не пожилой почтенный колдун передо мной стоит, а подросток, решивший похулиганить. Дядин хохот долетает до Степаныча и его бедного зайца. Испуганный ворон слетает со своей примечательной сосны и растворяется среди обыкновенных. Я тоже смеюсь. Наконец дядя успокаивается и кричит во все горло:
   - Хорош озорничать, старый! Показывай путь! После наиграемся! - и, глядя куда-то вдаль, бормочет тихо, - Да вон же она.
   И мы выходим на поляну.
   Залитая утренним теплым солнцем, сверкающая чистой прозрачной росой на листьях полевых цветов. В окружении трепещущих осин, собравшихся в отдельные группы, высоких кедров, верхушками стремящихся ввысь и примечательных сосен, своим количеством превосходящих другие деревья. На середине поляны стоит береза, как бы обозначая центр. И синее бесконечное небо над головой. Такое огромное и мудрое, что, кажется - не видит оно тебя, такого маленького, но знает о тебе все, и даже то, что ты его видишь, но не знаешь о нем ровным счетом ничего. Бледная Луна покорно растворяется в синеве, среди небольших безымянных облачков. Уже знакомый нам ворон молча пролетает над нами, делая полукруг над поляной, как ловко запущенный черный бумеранг. И почти полная тишина. Только легкий ветер любовно ласкает верхушки деревьев и осторожно подталкивает облака, чтобы те не стояли на месте без дела, а добросовестно выполняли свою работу.
   Я снимаю с себя кроссовки и носки, откидываю их в сторону, как вещи, совершенно здесь неуместные. Мои голые подошвы чувствуют приятную прохладную вибрацию от земли. Исцеляющая энергия идет из глубоких недр. Поднимается от подземных прозрачных рек, никогда не видевших солнечного света. От залежей чистого серебра, очищающего все от худого и негативного. От костей доисторических животных, таких доисторических, что название их забыло даже Время, которое ничто не может забыть от начала сотворения всей нашей Вселенной.
   И когда энергия заполнят меня от подошвы до макушки, я бегу.
   Я бегу по мягкой упругой земле, на которой нет разбитого стекла и ржавых банок с острыми краями. Бегу по шелковой траве и нежным цветам, и хоть бы что-нибудь сломал, растоптал, придавил. Нет, все остается целым, будто нет во мне веса. Легкий и свободный, как пушинка, подгоняемая ветром, я бегу по краю поляны. И только роса, сбиваемая моими ногами, поднимается за моей спиной весело в воздухе, и опускается на траву водной пылью.
   Раскинув руки, наподобие крыльев самолета, я во весь опор бегу к дяде. Он хватает меня обеими руками и подбрасывает высоко-высоко вверх. Я, безумный от счастья, от своего скудного детского счастья, радостно кричу и взлетаю над дядей, поляной, землей почти к самим небесам. Задерживаюсь на мгновенье в воздухе и падаю вниз. Дядя демонстративно опускает руки и прячет их за спину, но я знаю - в самый последний момент он обязательно меня поймает.
  

Первое и последнее предупреждение

  
   Мы стояли в кабинете завуча и пытались испытывать стыд и краснеть. После нашего красивого вылета за пределы трассы мы оба получили легкие сотрясения. Вдобавок, я потянул шею. Это, конечно, ерунда по сравнению с тем, что могло произойти, но легче нам от этого не становилось.
   Завуч сидела за своим маленьким столом и долго смотрела на нас.
   - Митрофанов и Тряскин, значит. Я, конечно, многое повидала за свою педагогическую практику, - начались ее наставления, - но таких умников вижу впервые.
   Увидев наши улыбки, быстро пресекла их ударом руки об стол:
   - Это не комплимент!
   Сразу было видно ее профессионализм. Мы сделали серьезные лица взрослых, признающих свои ошибки, людей. Сердито осмотрев нас, она продолжила бичевание:
   - А зачем вам учиться? Может, вы уже все знаете? Может вам уже можно выдать диплом? Красный! С выдачей годовой стипендии? Так вот, господа хорошие - не получится! Учеба - это та же работа. Здесь вы обретаете свои первые профессиональные навыки, пусть даже теоретические. Потом вы применяете их на производственной практике. После - находите работу с хорошей зарплатой.
   Она немного помолчала.
   - Так вот - с таким отношением к учебе, вы не найдете ровным счетом ни-че-го.
   Почему-то некоторые люди так и говорят раздельно - "ни-че-го". Наверно, так лучше доходит.
   - Так может, мы закончим наше общение прямо сейчас?
   Это было попаданием точно в цель. Мы отчаянно затрясли головами. Мы ненавидели каждый сам себя и друг друга одновременно. Нам стало страшно. От вчерашнего героизма не осталось и следа.
   Завуч одобрительно кивнула:
   - Тогда идите на лекцию и учитесь. И больше не хулиганьте. Это первое и последнее предупреждение. Второго шанса не будет. Вам все ясно?
   - Да-да, - кротко ответили мы, - все ясно.
   - А что вам конкретно ясно? - бомбила она наше самолюбие.
   - Что второго шанса не будет.
   - Вижу, что у вас есть потенциал и тяга к учебе. Не разочаруйте меня. Идите.
   Выйдя за дверь, Паха тихо сказал:
   - Вот стерва.
   - Исключительная, - заверил я его так же шепотом.
   - Таких еще поискать.
   - Таких больше не бывает.
   - По крайней мере, в нашей Вселенной.
   Мы расхохотались. Что тут можно сказать в свое оправдание? Нам всего по восемнадцать лет.
   Паха предложил:
   - Может, повторим вчерашнее? Дельфинчика иногда надо выгуливать.
   - Нет, - ответил я, - если меня отчислят, меня дядя сначала убьет, потом потребует назад деньги и превратит в лягушку на неделю. Он колдун.
   - А почему именно в лягушку?
   - Потому что в жабу было бы через чур унизительно.
   - Да, у тебя очень гуманный дядя, - заметил Паха, - мой бы меня в таракана превратил, и тапком меня, тапком! Раз пятнадцать!
   - Жестоко, но эффективно, - посочувствовал я.
   - Хорошо, что у меня нет дяди, одни тети. Но тоже, ведьмы.
   - Значит, лучше самим обратиться ботаниками, - предложил я, - хотя бы на время.
   - Всецело поддерживаю, - улыбнулся Паха.
   - А вот в воскресенье можно.
   - Заметано.
  

Интересная и опасная вещь

  
   Зимой в наших краях всегда много снега. Он, правда, выпадает редко, но уж если решил проявить себя, то пощады не будет. Наметет так, что рад не будешь. Хмурое, серое, недовольное небо, начинает вначале неохотно, но потом уже щедро и радостно сыпать сверху чистый молодой снег, крупный и густой. Такой густой, что горизонт не виден. Снег покрывает поля, крыши домов, холмы и овраги. Накидывается на лед замерзшей речки, на ее берега с тонкими ивами, дорогу в город, лесные тропинки. Посыпает желтую сухую траву, лапы сосен, голые ветки берез и осин. Пугала в огородах изумленно разглядывают свою рваную одежду, ставшую белоснежно чистой.
   Щенок продавщицы сельпо Петровны, по кличке Фунтик (надо же было так опозорить собаку), постоянно выскакивает из конуры, проваливается в сугроб по уши и, затаив дыхание, смотрит на небо, пока не подойдет мама, овчарка Найда, и, взяв его за загривок, не отнесет обратно в конуру.
   В любом дворе, где есть ребенок, зимой обязательно стоит снеговик. С морковкой, как традиционной заменой носа и ведром на голове, которое мамы и бабушки ищут по всему дому. У Васьки-комбайнера, во дворе аж четыре снеговика. Потому что у него три сына школьного возраста, да и сам Васька, когда выпьет, становится ребенком. Глупым и бесконечно радующимся жизни.
   Заяц, брат другого, убитого нерадивым Степанычем, скачет по краю села, оставляя за собой четкие аккуратные следы, дразня местных собак. Иной раз он долго сидит напротив дома Степаныча, нагло и вызывающе смотрит в окна, призывая убийцу к ответу. Сколько раз разъяренный хозяин выбегал из дома с двустволкой и матами на всю округу. Но длинноухий, закатываясь от хохота, уже скрывался в лесу. Спущенные вдогонку собаки возвращались ни с чем, и виновато опустив глаза вниз, долго выслушивают ругань хозяина. По крайней мере, так говорит Степаныч.
   В лесу стоит первозданная тишина. Все животные, кто должен спать - спит. Остальные ищут пропитание или запрятанные летом запасы, которые "должны быть где-то здесь". Белки прыгают с ветки на ветку, отчего сбитый ими снег серебристым холодным дождем осыпается вниз, на замершие кусты багульника. Зайцы наносят пунктиром на снежную карту леса свои маршруты - прямые, зигзаги, дуги, петли. Птицы, оставшиеся зимовать, добавляют свои штрихи к узорам на снегу. А вот волков и лисиц в лесу не осталось. Они оставили эти места, и ушли в более северные районы.
   Потому что в округе появился оборотень.
  
   Долгий зимний вечер. За окном вовсю гуляет метель. С завыванием, ветром, густым снегом - все как положено. Только что ушел Васильев, наш участковый, со своим другом Тимофеевым. Оба пьяные. Их и трезвыми никто не любит, а тут - тем более. У Васильева родилась дочка. "Вся в меня", хвастается Васильев и от этого становится неуютно. Бедная девочка! Теперь он разносит эту весть лично, хотя в поселке все уже знают. Эта бесноватая парочка исчезает в ночи, и их следы засыпает снег. Они теряют четкость контура, сливаются с общим белым фоном. Калитку они не удосужились закрыть, паскудники, и она хлопает на ветру.
   У нас в доме тепло и уютно. В печи горит огонь, потрескивают дрова. Чай с целебными травами разлит по стаканам, остывает. В такие минуты дядю, как никогда, тянет на разговоры. Хлебом не корми, только дай что-нибудь рассказать, чему-нибудь научить. А учитывая, что он только что выпил за здоровье нового человечка, тем более. Я уже школьник, самое время постигать дядины науки. А так как все местные полезно-целебные травы и их свойства я уже знаю, дядя объясняет более серьезные вещи, хотя посторонний слушатель примет их за сказку: как задобрить домового, как обмануть лешего, что делать при встрече с оборотнем.
   Мы сидим за столом, друг против друга, дуем на чай, обжигаем руки.
   - А русалок ты видел? - спрашиваю я.
   - Русалок? - улыбается дядя, - Нет, не видел. Наверно, их и не существует в природе.
   - А они мне сегодня приснились, - говорю я задумчиво, - у них такие красивые хвосты, на солнце переливаются.
   - Ну, если приснились, может где-то и обитают, - как бы соглашается дядя, - только чему там переливаться - рыба она и есть рыба, даже если наполовину.
   - И песни поют красивые, - продолжаю я, - в сердце проникают, за душу берут.
   - Завлекают путников неразумных, - ломает дядя мне весь романтический настрой, - опасные существа. Коварные. Так в сказках говорят.
   - А зачем завлекают?
   - А кто же этих женщин поймет? Особенно хвостатых, - отмахивается дядя, - вот в следующий раз приснятся - спроси.
   Какое-то время мы сидим молча, пьем чай, думаем о чем-то своем. Я - о русалках. Вдруг дядя, что-то вспомнив, резко поднимается со стула и идет в свою комнату. Выходит оттуда, держа в руках длинную коробочку. Коробочка светло-коричневого цвета, покрытая лаком. На ней изображена молодая пара - красна девица с коромыслом и ведрами полными воды и парень, видимо рассказывающий свежий анекдот. Причем парень не спешит помогать девушке. Оно и понятно - не мужское это дело, тяжести таскать. Уж лучше поддержать морально.
   Дядя осторожно ставит коробочку на стол, открывает ее, достает оттуда нож. Самый обыкновенный нож, без лишнего изыска. Никаких разноцветных камней на рукоятке, ни настоящих, ни искусственных. Обмотана рукоятка черной кожаным шнуром, чтобы руки не скользили. Лезвие без желобка, обоюдоострое, немного искривленное. Обыкновенный такой, простой ножик. Ручная работа. Разве что - очень старый. Сразу видится печать времени, как на всех старинных вещах, прошедшие через два-три века.
   - Вот, Серега, смотри, - начал он с воодушевлением, - какая вещь интересная.
   Я молчу, вопросительно смотрю на дядю.
   - Выковал ее давным-давно наш с тобой предок. Звали его... - дядя посмотрел на потолок, мучительно вспоминая имя, - звали его.... Да и неважно, как его звали, но человек, видимо, был хороший. Сам выковал, сам и заговорил.
   Дядя опять уставился в пустоту:
   - Как же его звали-то...
   Минуты две я наблюдал, как дядя находится в прострации.
   - И что этим ножиком делают? - оборвал я нить его мучительных воспоминаний.
   - Да нет, Серега, - очнулся дядя и серьезно посмотрел на меня, - рано еще тебе знать. Пока имя не вспомню, не стоит. Уж больно опасная вещь. Да и зима сейчас холодная, без одежды замерзнешь, прыжка не успеешь сделать. Летом расскажу, когда потеплеет малость. Школу как раз закончишь. Поумнеешь от полученных знаний. Да и спать уже пора.
   Дядя аккуратно положил нож обратно в коробку и ушел к себе в комнату.
   Честно говоря, я абсолютно ничего не понял из сказанного. Причем тут нож и моя одежда? Да и что может эта "уж больно опасная вещь"? Может хлеб режет, не оставляя крошек, улыбнулся я. Пожал плечами. Ладно, подождем лета.
   Я подошел к окну, долго и заворожено смотрел на падающий снег. Он летел беззвучно, осторожно опускаясь на белую землю. Ветер утих, калитка перестала хлопать, а деревья раскачиваться. По селу разлилась ночная тишина. Волшебная, таинственная. Будто ангел летит над нашим селом и природа не осмеливается мешать его полету. По нашему двору, напрямую по заснеженным грядкам, проскакала небольшая длинноухая фигурка.
   Заяц-провокатор, подумал я. Друг Степаныча. Эдакий паскудник.
  

История про Сепаныча

  
   Некоторые люди сходят с ума. Печально, но ничего нельзя с этим поделать.
   Степаныч начал сходить с ума давно и делал это постоянно.
   Еще в безоблачном детстве он находил забавным кидать пойманных рыбешек об бетонное перекрытие запруды, разрушать муравейники и кидать червяков (они же дождевые!) в огонь. Но это можно было списать на возраст, когда нормальные игры для мальчишек скучны и неинтересны.
   Первые серьезные заскоки начались у Эдуарда Степановича в годы его председательства. Уже тогда, слушая его пламенные речи о враждебных элементах и недобитой контре, многие заметили, что Степаныч родился с опозданием лет так на пятьдесят. А желание вернуть кровавый террор, и это -в годы перестройки, послужило поводом о снятии его с руководящей должности.
   Обидевшись сразу на всех, Степаныч увлекся охотой. Вот тут-то и проявилось его безумие во всей красе. Все туши зверей, добытые им, были просто раскуроченными кусками мяса. Павловна, скупавшая у охотников добычу, долго смотрела на этот ужас, принесенный довольным Степанычем.
   - По крайней мере, они не мучились, - тихо сказала она.
   Отказ Павловны приобретать у него мясо, нисколько не смутило Егорыча. Он даже не обиделся. Сидя зимними вечерами возле печки, слушая треск горящих поленьев, он боялся, что однажды захочет убить человека. Ладно еще мужика какого, не страшно. Ну, или не так страшно, как убить беременную женщину, или ребенка. Вот этого он бы себе ни когда не простил бы. Но и неконтролируемую спонтанную ярость не укротить. На то она и неконтролируемая, и к тому же - спонтанная. Но теперь все решилось. Безропотные звери несли себя в жертву ради безопасности людей. Кровавый террор повернулся к лесу.
   - Однажды какой-нибудь заяц вернется по твою душу, - пошутил Егорыч.
   - За вас же беспокоюсь, - пробурчал Степаныч, поправил шапку, закинул двустволку за спину и отправился в лес.
   Но видимо, его охота не нравилась не только людям.
  
   Ослепительный зимний день выдался. Если бы не густой лес и тени от деревьев, на мир было бы больно смотреть. Именно в такие дни душа отогревается от всей копоти цивилизации, что лежит толстым закостенелым слоем. Даже в минусовую температуру. Степаныч вдыхал чистый воздух полной грудью и благостно улыбался.
   Лыжи оставили на снегу многокилометровый след. На очередном приглянувшемся ему месте Степаныч снимал лыжи, прислонял их к дереву, а сам не спеша обходил округу. Потом опять вставал на лыжи и двигался дальше. В тот ему попались пять белок и один заяц. Их прострелянные тельца падали на снег, обагряя его кровью. Собака, давясь слюною, приносила хозяину дичь, похожую на изжеванную красную тряпку. Невелик урожай, но дело не в количестве.
   За час до заката Степаныч, умиротворенный и в ладу с собой, повернул к поселку. Его путь пролегал по достаточно знакомой местности, чтобы свернуть в другую сторону. Оттого его удивление было неизмеримым, когда он наткнулся на предыдущее место стоянки. Трудно было перепутать свои следы со следами чужого охотника.
   Степаныч строго взглянул на собаку:
   - Ну давай, оправдывайся.
   Та виновато молчала.
   Долго думать - себе дороже. Обещай ночи все бриллианты мира и вечную любовь, все равно наступит по расписанию. Она уже давно не верит людям.
   - Домой! - скомандовал Степаныч и на пару с собакой они пустились в путь, на этот раз взяв немного правее.
   И опять вокруг все знакомое. А этот лес еще помнил крик маленького Эдика. Никак не возможно здесь заблудиться. Хотя нет, возможно.
   Степаныч ошарашено смотрел на знакомое до боли место, не зная, плакать ему или смеяться. Три лыжных следа шли сюда, два уходило. Говорил же ему Егорыч, как выйти из западни лешего. Что-то надо было сделать, но что - он не помнил.
   В лесу заметно потемнело, а значит - надо или разводить большой костер и ждать утра, или выбираться отсюда любыми средствами. В темноте разжигать огонь будет проблематично. Если он не дойдет до дома, искать его начнут тогда, когда обнаружат его отсутствие, а это будет не скоро. Жена ушла, друзья отстранились, спасибо приступам неконтролируемого гнева.
   - Отпусти! - крикнул он лешему, немного подумал и добавил, - Пожалуйста!
   И отправился в путь.
   На этот раз все шло гладко, без выкрутасов. Дорога домой была открыта. Впереди лежал чистый, нетронутый снег. Собака устало бежала рядом. Степаныч тоже ощущал дрожь в ногах. Слишком долгим выдался день. Перед ними возник овраг. Свой, родной, но все же - препятствие. Чтобы облегчить остаток дороги, Степаныч выбросил на дно оврага связку белок. Что еще раз характеризует его, как нерадивого охотника. Потом наступил черед зайца. Обезображенный зверек покорно полетел в темноту. Следом отправился Степаныч. Собака тяжело вздохнула, осмотрелась по сторонам и только собралась сделать шаг вперед, как услышала внизу крик хозяина.
   То ли сказалась усталость, то ли лыжи наехали на корягу. Степанычу было не до выяснения причин падения. Он открыл глаза и замер в испуге. Перед ним, припав к земле, как перед прыжком, сидел заяц. Ночь почти полностью расположилось на небе. Но, тем не менее, было трудно не видеть серого зверя на белом снегу. Его уши лежали на земле, а тело, перебитое пулей в хребте, наглядно показывало страдания несчастного животного и его оправданное желание отомстить.
   Стараясь дышать ровно, Степаныч снял с плеча ружье, хотя сделать это в лежачем положении было непросто. Непонятно, чего выжидая, заяц не шевелился, только ветер гладил его шерстку на спине. Подошла собака и принялась облизывать лицо хозяина, не замечая опасности рядом.
   - Пошла прочь! - прошипел Степаныч, беря зайца на прицел.
   Собака, услышав голос хозяина, радостно завиляла хвостом.
   У Степаныча никогда не было привычки разряжать ружье после охоты. Наоборот, он всегда старался быть в полной боевой готовности. И вот сейчас наплевательское отношение к элементарным правилам безопасности доказало, что он прав.
   - Изыди! - крикнул Степаныч и нажал курок.
   Закричав, заяц отлетел назад. Собака, испугавшись выстрела, отскочила в сторону. Эхо от выстрела прокатилось по лесу и стало тихо. Степаныч прислушался, напряженно всматриваясь в темноту. Заяц не показывался. Степаныч вскочил на ноги, освободился от сломанных лыж и, взобравшись по склону, вышел из оврага. Сквозь ветви деревьев, он увидел огни поселка.
  
   После случившегося Степаныч во всем обвинил Егорыча, и в проказах лешего, и в ожившем зайце.
   - Если бы я это сделал, ты бы здесь не стоял, - усмехнулся Егорыч, - а звери бы мне спасибо сказали.
   Дело могло дойти до драки, но рядом стоял батюшка Алексей, поп-рукопашник.
   Позже охотники нашли в овраге белок, зайца и простреленную шапку, которую, по словам Степаныча, он потерял где-то дома.
   С тех пор заяц стал преследовать Степаныча всю оставшуюся жизнь.
  

Русалки - сказка или реальность?

  
   Учеба в институте, наконец-то, закончилась. Наступили долгожданные каникулы. Правда, через неделю нас ждали экзамены. Но это будет потом. В этот торжественный день яркое солнце на чистом небе решило поздравить всех учеников и студентов, и щедро дарила направо и налево жару, духоту и витамин D. Мы загораем на песчаном пляже, возле речки, которая выше по течению, за десятки поворотов и изгибов от этого места, проходила и через мой родной поселок. Так что, в принципе, она была мне почти родной, можно сказать - землячкой. Естественно, в город она приносила воду чистую, кристально прозрачную. Зачерпни кружкой и пей, не боясь болезнетворных микробов и последствий для своего драгоценного здоровья. Из города она вытекала уже грустная, печальная, усталая. Как женщина средневековья, которую из гуманных соображений не сожгли, а с позором выгнанная за главные ворота. Будто городские сознательно хотят уничтожить это прекрасное творение природы. Не знаю, если это так, то у них должны быть веские на то причины. Причины ненавидеть эту речку. А также леса, поля, воздух. И если на то пошло, то и океаны, горы, пустыни. Скоро на Плутоне найдут угли от костра, ржавые консервные банки и россыпь сигаретных окурков вокруг. И все потому, что на Плутоне нет ни одной урны для мусора.
   Паха прервал цепь моих мыслей:
   - Серый, а тебе какие девушки нравятся?
   Разморенный на солнце, говорил он тихо, неторопливо, будто вот-вот уснет.
   - Хвостатые, - так же тихо и неторопливо ответил я.
   Минут пять Паха молчал, я уже было решил, что он уснул, как вдруг послышалось:
   - Русалки, что ли?
   Я удивленно приподнял голову:
   - Ты все это время анализировал мой ответ?
   - Ну да, - ответил он с самодовольной улыбкой, - люблю кроссворды отгадывать. Сразу не врубился, кто такие. А вот дошло.
   Наступит ли когда-нибудь тот день, когда я перестану удивляться этому человеку? Доживу ли до этого времени? При всей своей кажущейся простоте, Тряскин Павел Викторович был далеко не простым человеком. Презирая любых писателей, и классиков и современных, у него порой открывались очень даже энциклопедические знания. Будучи сыном не очень бедных, скажем так, родителей, он всей душой презирал "золотую молодежь", высокомерно смотрящую на всех, у кого не было нового очередного "айФона". Ненавидел клубные тусовки, фейсбуки, твиттеры и гламурных парней. А вот гламурные девчонки ему нравились. Он видел в них "что-то такое эдакое". То, что другие не видят. Короче, он сам не знал чем, но они ему нравились.
   Непростой человек. Вот и сейчас он удивляет меня.
   - Да, русалки, - ответил я, даже не думая смущаться своей детской мечты - они, родимые.
   - А ты их видел?
   - Видел одну. Даже если ты мне не веришь...
   - Да что ты, - возмутился Паха, - видел, значит видел.
   Он завел руки за голову, одну ногу положил на другую. Обычно люди в такой позе о чем-то размышляют. Наконец он произнес:
   - А вот если задуматься, то русалка - это всего-навсего обыкновенный мутант.
   Я приподнялся на локте:
   - Русалка? Мутант? - я с интонацией выделил оба слова, - Ты сам-то слышишь, ты такое несешь?
   - Ну посуди сам, - у Пахи было такое умное лицо, что ему не доставало лишь очков и книги по психологии в руках, - откуда взялись русалки? Явно не из-за любви человека к рыбе. Я сейчас говорю о рыбе не как о еде, а как о самом красивом и прекрасном существе во всей Вселенной. Для какого-нибудь конкретного мужика. Вот он влюбился в рыбу, и все тут. Пропал человек, как я пропал однажды в седьмом классе. Но не будем о грустном... И вот через какое-то время у счастливых молодых рождается полу-девочка - полу-рыба. Так вот, уважаемый коллега. Это физиологически не-воз-можно. Гибрид, в данном случае, природой не предусмотрен.
   Мимо нас прошли три длинноногие девушки в купальниках. Мы проводили их долгим взглядом.
   - Вот, полюбуйся, - Паха показал рукой в сторону девушек, - какие замечательные создания тут ходят, и это несмотря на то, что у них нет рыбьих хвостов, даже самых скромных. А если бы им хвосты, да еще и лебединые крылья приделать...
   - Идиотина, - вздохнул я. Паха захохотал и весь его профессорский вид исчез.
   Чтобы передняя часть моего красивого тела не превратилась в уголь, я подставил солнцу спину. Профессор философии последовал моему примеру.
   - Может русалки появились вместе с другими зверьми в Эдеме? - предположил я, - Когда Адам с Евой ели запретные яблоки и давали всем имена.
   - А лошак там тоже был? А мул? Тоже, между прочим, смешанные существа. И, по-моему, они появились чуть позже. И они являются результатом скрещивания, чего не скажешь об русалке. Но и гибриды и мутанты, в любом случае, получили свои имена после остальных.
   Я уж и не знал, что и сказать.
   - И вот еще - ты сказал, "с другими зверьми"... Ты считаешь, что русалка - это зверь? - поймал Паха меня на слове.
   - Русалка - не зверь.
   - Тогда - человек?
   - Русалка - это чудо природы, - по-моему красиво сказал я, - сказочное чудо природы.
   - Все правильно, - согласно кивнул Паха, - русалка, она же - мутант, это чудо природы. Чудо из чудес. Как и кентавр, и человек-паук. А вот птица Сирин с подругами возле райского сада постоянно ошивается. Вполне возможно, что она изначально была такой как исключение. Черепашки-ниндзя даже не скрывают, что являются мутантами. И большинство их славных противников тоже подверглись влиянию радиации, научных экспериментов, вмешательству инопланетных сил, и стали два в одном, то есть - мутировали.
   Лекция была впечатляющей. Знал ли Паха мифологию и современную фантастику или нес отсебятину, но я проникся. Что и не удивительно. При таком отце, Паха просто обязан иметь хорошо подвешенный язык. Он продолжал:
   - А таких, как Минотавр и Горгона, прокляли боги. Тоже не повезло. Есть еще такие товарищи, которые в себя собрали три и больше разновидностей, но я в это не верю.
   - А в остальных, значит, веришь?
   - Я их собственными глазами видел, по телевизору. В "Мире животных", например.
   - Даже если русалка и мутант, то уж точно необыкновенный, - сказал я, - и слышали бы тебя сейчас Пушкин и Андерсен, порвали бы за такую ересь.
   - Да, - мечтательно согласился Паха, - литераторы, они идейные. Они на все способны. Их хлебом не корми, лишь дай им кого-нибудь порвать. Даже если пишут для детей.
   Я решил оставить этот спор. Тягаться с Пахой иногда бывает не с руки. Особенно если он в ударе, как сейчас.
   Но Паша продолжал блистать эрудицией:
   - Продолжаем дальше...
   Я обреченно вздохнул.
   - ... В мифологии западных и восточных славян, русалка есть не что иное, как утопленница. Обыкновенная среднестатистическая утопленница. Без хвоста. Их основным занятием было расчесывание своих длинных волос рыбьим скелетом и завлекать мужиков, с благородной целью топить или щекотать до смерти. Зачем - никто не знает. А уж кто наделил этих несчастных женщин рыбьими хвостами, Андерсон там, или Толстой с Лермонтовым, или кто еще - это науке неизвестно. Но наверно тот, кто видел этих мутантов, как и ты.
   - Ты же книг не читаешь, - прервал я его размышления.
   - Книг не читаю, а вот в Википедию периодически заглядываю.
   - Интересно пишут?
   - Да хрень всякую.
   - И все же читаешь?
   - Ага. Надо как-то просвещаться. А то спросит кто-нибудь о русалках, и не сможешь беседу поддержать.
   Я наивно подумал, что наш разговор можно считать оконченным, но Паха был иного мнения.
   - А с какой это радости ты решил, что Адам с Евой ели именно яблоко?
   Я пожал плечами:
   - В Библии так написано.
   - В Библии упоминается плод, - так мы от сказки плавно перешли к вере, - то есть мудрый, но подлый змий мог искушать прекрасную, но наивную Еву и яблоком, и грушей, и бананом.
   - Арбузом, - предложил я.
   - К сожалению, арбузы на дереве не растут, - печально констатировал Паха, - даже если это дерево Познания Добра и Зла.
   Я нащупал возле себя гальку и швырнул его в эту ходячую электронную энциклопедию. Камешек попал в спину, отпружинил, и поскакал дальше, по своим делам.
   - Хватит умничать, - бросил я Паше вслед за галькой.
   Довольный Паша опять лег на спину.
   - Так все-таки. Какие девушки тебе нравятся?
   - Хвостатые, - ответил я.
  
   А через три дня поезд вез меня в родной поселок, против течения реки. Покачивались вагоны, весело и радостно стучали колеса, а ушах все еще стоял голос Васильева:
   - Егорыч умер, приезжай.
   Так я стал круглым сиротой...
  

В поселке

  
   Я не поехал сразу же после звонка Васильева по двум причинам. Во-первых, маршрутное такси работает раз в неделю. Утром забирает приехавших с районного центра, вечером едет обратно, пустой или полный - зависит от обстоятельств. Вторая причина - мне ужасно не хотелось находиться на кладбище и ощущать на себе косые взгляды земляков. Сославшись на экзамены, я только через три дня после этой новости купил билет на поезд. Паха порывался составить компанию, но я отказался. Всю дорогу, два часа, я смотрел в окно, но ничего там не видел. Колеса весело и радостно стучали: "один-один, один-один".
   Железнодорожная станция встретила меня моросящим грустным дождиком, едва я ступил на перрон. И шел этот дождик, наверно, не первый день. Где те солнечные теплые лучи, сверкающие на утренней росе? Где насыщенная зелень просторных полей и веселых лесов? Птицы не поют, ветер не шумит в кронах деревьев. Как будто не ранний июнь на дворе, а конец сентября.
   От станции на маршрутной "Газели" еще восемнадцать километров я трясся по грязной жиже, гордо именуемой в России дорогой. На соседних креслах ехали еще пять односельчан. Я с ними только поздоровался. Общение в этот момент меня не интересовало. И опять всю дорогу смотрел в окно. На мокрые деревья и молодые луговые травы. На низкое серое небо.
   На остановке меня встретил Васильев с Тимофеевым на тимофеевском автомобиле без подушек безопасности. Я сел на заднее сиденье.
   - Куда? - спросил Васильев.
   - Домой.
   На улицах царила непролазная грязь. Пришлось ехать по краю поселка. Васильева явно тянуло поговорить, что-то его беспокоило, но с чего начать, он не знал. Начал как всегда - издалека.
   - Ну как сессия? Не запорол?
   - Все нормально, - я всем видом показывал нежелание общаться, но участковый этого не замечал.
   - Экзамены?
   - Один остался.
   - Тройки?
   - Навалом. Куда без них?
   Тимофеев хохотнул, но тут же замолчал. Сегодня не день для веселья
   - Как он умер? - спросил я через некоторое время.
   - Да, как и все пожилые люди, от старости, - произнес участковый, явно сомневаясь в сказанном, - хотя люди тебе тут такого наговорят.
   - Например?
   Будучи человеком с высшим юридическим, то есть, не очень глупым, Васильев не охотно, но все же начал:
   - Егорыча нашли в лесу, без следов насильственной смерти. Видимо пошел за травами, как раз молодая пошла...
   - Травы надо начинать собирать в конце июня, не в начале, - прервал его я, - так соку больше. Он так меня учил.
   - Ну, значит, пошел погулять, и все, сердце остановилось, - Васильев аккуратно объехал огромную лужу посреди дороги, в которой лежали чьи-то довольные свиньи, - так вот, что интересно. Степаныч божится, что вечером видел летающую тарелку, зависшую над этим самым местом. Совсем старик умом тронулся.
   - Заяц допек? - усмехнулся я.
   - Не заяц, а его не отпетая душа, - улыбнулся Васильев, - так Степаныч говорит. Я у него ружье отобрал, на всякий случай. Подстрелит еще кого-нибудь ненароком. Хотя не могу ручаться, что где-нибудь в чулане не спрятан еще ствол.
   Мы проехали по мосту над речкой, возле которой я загорал совсем недавно. Речка, между прочим, была чистой и кристально прозрачной. Разве что немного помутнела от дождя.
   - Васька-комбайнер ничего не видел, но слышал в лесу песни на непонятном языке, - продолжил участковый, - вроде языческих скандинавских обрядов.
   - Каких? - изумился я.
   - Сам у него спроси, каких. Когда он это рассказывал, то был в таком плачевном состоянии. Мама не горюй.
   - Понятно, - вздохнул я, - батюшка что говорит?
   - Отпел.
   - Как отпел? - не поверил я, - Колдуна отпел?
   - А что тут такого? - пожал плечами Васильев, - Не самоубийца же. Людям, опять же помогал.
   Он немного помолчал и вернулся к теме разговора:
   - Но особо отличился Кузнечик.
   Кузнечиком зовут нашего кузнеца. Прозвище для двухметрового богатыря более чем неуместное.
   - Чем, интересно? - спросил я.
   - Предложил Егорычу в сердце осиновый кол вбить.
   - Да ну?
   - На полном серьезе. Говорит, чтобы больше не вставал, чернокнижник.
   - Вот сволота, - не на шутку разозлился я, - а когда ребенок у него заболел, какие песни петь начал, ластился, как кот голодный. Ну, какие же люди гнилые бывают! Кузнец недоделанный!
   Васильев внимательно выслушал меня и продолжил:
   - Я ему сказал, что если еще услышу такую речь, отниму лицензию.
   - У него есть лицензия?
   - Да откуда? - махнул рукой участковый, - Потомственный кузнец, как ты - колдун. Один лечит, другой кует. Нет у него ничего. Однако, испугался. Заткнулся. Работу боится потерять, темнота.
   - Гнида кующая, - не сдержался я.
   Тимофеев все это время молчал, хотя обычно его не заткнешь. Этот склочник любит подливать масла в огонь.
   - Ну, так что? - спросил вдруг Васильев
   - В каком смысле?
   - Что собираешься делать?
   Я задумался, а действительно - что? Последний родной человек покинул этот мир. Куда податься, куда прибиться? У кого совета спросить? У Пахи? Так он сам, как и я, еще пацан. Даже младше на четыре месяца.
   Посмотрим, что мы имеем, и что в перспективе. В селе у меня есть жилье, но нет работы. В городе работа будет, но нет жилья. В данный момент я снимаю однокомнатную квартиру, благо дядя не бедствовал, деньги водились. На крайний случай можно переехать в общежитие. А дальше? Найти девушку с квартирой. Вариант, конечно, но не стопроцентный. В моем случае идеальных вариантов вообще не предвидится. Принимая решение - не спеши. Все придет в свой срок, - так говорил мне дядя. По крайней мере, на ближайшие три года можно особо не беспокоиться. Учеба есть, крыша над головой имеется. А кусок колбасы с красной икрой - у меня есть друг Паха. Вот уж у кого деньги куры не клюют. А за это время осмыслим, подумаем, и примем единственно верное...
   - Собираюсь учиться дальше, - и что-то внутри мне тихо сказало "правильно".
   - А потом? - не успокаивался Васильев.
   - Работать.
   - Где?
   - В городе, конечно. Здесь работы не предвидится.
   - А какая работа может быть в городе у выпускника сельскохозяйственного? - поинтересовался Тимофеев.
   - У друга большие связи.
   - У тебя друг объявился? Извини, конечно.
   - Придет время - еще не так удивлю.
   Васильев помолчал, взвешивая мои слова. Потом произнес:
   - Люди тебя не поймут. Село без колдуна долго не протянет.
   - Да какой из меня, к черту, колдун, - отмахнулся я.
   - Егорыч же учил тебя...
   - Чему? - прервал я его, - травки собирать? Пойди в аптеку, там куча всяких трав по коробочкам расфасовано, на все случаи жизни.
   - А заговоры? - не унимался Васильев.
   - До этого мы еще не дошли, из всей латыни я помню лишь "aqua".
   - Ну, это и я знаю, - пробормотал участковый.
   - А сказать, что надо делать, если тебя леший кругами по лесу водит?
   - Не надо.
   - Поделись, - вмешался Тимофеев.
   - Слушай. Надо снять рубаху, вывернуть ее наизнанку, и опять надеть, но задом наперед! Ну, какого? В чем смысл, где логика? Как это действие может помочь найти нужную тропинку?
   - Люди исцелялись, - настаивал Васильев.
   - Люди верили, и вера помогала им исцеляться, - заверил я, - это как плацебо, так называемая пустышка - даешь больному аспирин, а говоришь, что это новый сильный антибиотик, почти волшебное средство. И все! Остальное дело веры. Больной встает на ноги и бежит рассказывать друзьям, какая у нас замечательная медицина и профессиональные врачи.
   - А медведь? Егорыч меня предупреждал, а я не поверил. В итоге теленка потерял.
   Да, этот вопрос уже посерьезнее. Каким-то третьим глазом дядя видел скрытые события? Какой внутренний голос подсказывал ему об ранних заморозках, наводнениях и разгуливающих голодных медведях. Как он разглядел ту сцену с многострадальным Степанычем и его бедным зайцем за несколько километров? И сколько он видел, слышал, чувствовал того, что для меня и для других людей было скрыто. А Васильев ждал ответа.
   - Интуиция, природное чутье, - коротко ответил я.
   Мы остановились у сельпо. Следующий дом мой, но до него придется идти пешком - дорогу размыло на совесть.
   Васильев посмотрел на меня:
   - А может, останешься? Сыграешь роль колдуна, и пусть людям их вера помогает. Деньги будут. Уважение, опять же. Люди из других сел приезжают, без них наша маршрутка загнется, связь с вокзалом потеряется. У Сесеги Джаргаловны кафе закроется.
   - Этим пусть администрация района занимается. Это ее работа. Хотите все на пацана сложить? Хреночки! Мое дело - учеба. Дядя хотел, чтоб я учился.
   - Учеба - дело святое, ну а после учебы? - не сдавался участковый, - через пять лет может передумаешь?
   - Пять лет - срок большой, - заметил я, - может и передумаю.
   Я вылез из машины и махнул рукой.
  
   Я направился к своему дому, стараясь держаться поближе к забору Петровны. Дорога превратилась в сплошной водоем. Прислушиваясь, как Васильев разворачивает автомобиль, я ожидал, что колеса машины начнут буксовать. Нет. На этот раз обошлось. В этот момент из дверей сельпо вышел кузнец. Двухметровый, широкий - настоящий русский богатырь. Только вот душонка у него была мелкой, подлой. Как оказалось. В больших резиновых сапогах, не обращая на воду и грязь ни малейшего внимания, как гигантский ледокол, он шел посередине дороги, вода волнами расходилась от него. Внезапно он увидел меня, улыбнулся и воскликнул, только как-то не очень радостно:
   - Серега! Здорова!
   - Проваливай с моих глаз, - зло пробормотал я сквозь зубы, - от греха подальше.
   - Серега, да ты чего? - слетела улыбка с его губ.
   - Осиновый кол в сердце, говоришь? - продолжал я, - да тебя самого надо на осине повесить, Иуда!
   Вести, новости, слухи в деревнях всегда разлетаются быстрее, чем в интернете. Особенно в маленьких поселках. Я только-только приехал, а уже в курсе последних событий. Учитывая, что я пообщался только с двумя земляками. И уж теперь не отвертеться кузнецу. Великан и худенький подросток. Кто кого? Делайте ставки!
   - Да я... - пролепетал кузнец.
   - Да ты видимо забыл, кто твоего ребенка с того света вытащил, тварь неблагодарная, - распалялся я все больше и больше.
   - Я не... - на кузнеца было жалко смотреть, но я уже не мог остановиться.
   - Прокляну, - чуть не кричал я, указывая на него пальцем, - сегодня же прокляну.
   Я резко повернулся в сторону своего дома и увидел, как из окон сельпо на эту сцену смотрит Петровна. Лицо у нее было бледным, глаза круглые от страха. Как и у кузнеца. А вот эта новость разлетится еще быстрей, подумал я. А если вера сделает свое дело и кузнецу станет худо? Тут виноватого искать не надо. Всем понятно, кто порчу может навести. Конечно, мне никто в глаза ничего не скажет, ни в чем не обвинят, побоятся. Перед законом я чист. Убежденность в моих колдовских способностях возрастет среди населения. Да и кузнец сам виноват, головой надо думать, а не мышцами.
   Одно плохо - дядя никогда до такого не опускался.
   Оставив шокированных односельчан стоять столбом, я направился к дому. Где-то в глубине двора Петровны лязгнула цепь, и громадная овчарка стала на всю округу выражать недовольство по поводу моего присутствия.
   Эх, Фунтик, - подумал я, - и кличка у тебя дурацкая, и сам ты умом не блещешь.
  
   Я вошел в дом, где прошла вся моя жизнь, за исключением последних девяти месяцев. Двери здесь всегда были открыты, но никто из соседей не удосужился зайти и покормить куриц. Как на поле боя, лежали они белыми бугорками, вытянув ноги с замершей обидой на мордах. Раз дядю не захотел хоронить, придется хоронить кур, невесело усмехнулся я. Хорошо еще, что других птиц и скота мы не держали. Запылали бы погребальные костры, потянулись бы по поселку дым и кривотолки, один другого ужаснее.
   - Хозяин, ты здесь? - спросил я.
   - А где мне еще быть? - отозвался домовой, - Надолго?
   - До вечера.
   - Дела-а.
   В доме все осталось на своих местах. Также пахло засохшей травой. Также скрипели половицы. Даже мой стул, стоящий у окна, на котором я любил сидеть и смотреть во двор в любое время суток, никуда не передвинулся. Я сел на него, посмотрел в окно. Время для меня вдруг остановилось, и одним скачком вернулось назад. Как будто я и не уезжал никуда, а лишь увидел сон про город, учебу и Паху. Долгий такой сон, интересный. Вот казалось и дядя сейчас войдет, громко стуча сапогами, а во дворе посетители со своими проблемами ждут. И мне не восемнадцать, а шесть. Все на месте, только кур не слышно и дяди больше нет. А я даже не приехал на зимние каникулы. Лишь по сотовому поздравил с новогодними праздниками. На мое заявление, что я останусь в городе, дядя только рассмеялся.
   - Только с головой не забывай дружить, - это было последние его наставление в этой жизни.
   - Обязательно! - больше я и не вспомнил ему позвонить. Не вспоминал и о том, что я для него тоже был последним родным человеком.
  
   После обеда я был на могиле дяди. Дождь за это время неохотно, но все же унялся. Сквозь серые тучи голубое небо с интересом поглядывало на землю. Легкий ветерок с нежностью обсушил траву, цветы и листья. С деревьев доносилось птичье пение. Единственное, что не изменилось - так это месиво из грязи на дорогах. Поискав дома в чулане, я нашел пару своих сапог. Дядиных сапог я нигде не нашел. Видимо, в чем нашли его, в том и похоронили. Не было и фотографии на деревянном, неумело сделанном кресте. Я ощутил очередной укол совести - кто, как не я, должен был достойно организовать похороны. Интересно, гроб хотя бы качественный, или наспех сколоченный ящик. С глаз долой, из сердца вон. Если просто не бросили тело в яму. Но оградка все же была сносной. Уж не кузнец ли сварганил от доброты сердечной? Больше некому, а я на него... Цветы и венки также были. По моим подсчетам, присутствовало примерно человек двадцать. Неплохо для суеверных и пугливых односельчан. Место выделили слева, на самом краешке. Видимо решили, что для колдуна уединение необходимо не только в земной жизни. Зато отсюда открывался неплохой вид. Слева от кладбища простирается огромное поле с небольшими островками осин. Тянется до горизонта, а от горизонта еще дальше. А сколько тут всевозможных целебных трав и цветов растет. Всю область вылечить можно, и парочку соседних прихватить. А в ноябре-декабре снег, чистый, как душа новорожденного, укрывает все поле. Природа засыпает. На всей округе становится тихо, особенно ночью. Безмолвие поглощает всю суету. Я думаю, дяде это место понравилось бы.
   За спиной послышались шаги. Не поворачивая головы, я поприветствовал:
   - Здравствуйте, отец Алексей.
   - Здравствуй, Сергей, - батюшка встал рядом со мной, - никак и у тебя третий глаз открылся? Или как там у вас все происходит?
   - Думаю, что кроме вас и меня, сюда больше никто никогда не придет, - грустно промолвил я.
   - Наверно, так и будет.
   Мы некоторое время помолчали. Потоптались на месте. Послушали пение птиц.
   - Васильев сказал, что вы его отпели? - наконец сказал я.
   - Тебя это удивляет?
   - Честно говоря, да.
   - А почему бы мне не отпеть хорошего человека? - поинтересовался батюшка.
   - Он же был колдуном, а Библия не очень-то одобряет колдовство.
   - Колдовство Библия не одобряет, - согласился батюшка, - но в России колдуном называют как дьяволопоклонника, так и обыкновенного знахаря. Ну, знал он свойства трав лучше любого провизора. Что с того? Людям же помогал. С бесами не дружил, порчу не наводил. Был кротким, смиренным. Гордынею и спесью не болел.
   - А заклинания? - не унимался я, но мрачное слово "колдун" уже начинало светлеть, как небо над головой.
   - Словом можно убить, а можно и исцелить, - резонно ответил батюшка.
   Эх, где же сейчас Паха? Вот бы где твоя эрудиция пригодилась бы. А мои аргументы заканчивались, чему я был только рад.
   - Ты хотя бы слышал, что он за заклинания произносил?
   Я немного подумал:
   - Нет. Он все говорил шепотом.
   - А он просил ангелов о помощи, - просветил меня священник, - уж я-то знаю.
   Почему-то этот вариант мне в голову не приходил.
   - Он не был крещенным, - настаивал я.
   - Да с чего ты так решил? - усмехнулся отец Алексей.
   Я с бесконечным удивлением уставился на батюшку.
   - Он тебе, конечно же, не говорил?
   Я помотал головой.
   - А ты, естественно, и не спрашивал?
   То же действие.
   - Да я его сам лично крестил, в июле 99-го. Точную дату не помню, но если тебя интересует...
   - Да нет, не надо, - прервал я его, - и этой информации достаточно.
   Июль, 1999-го. Тогда я родился.
   - А моя мама? - начал я, толком не зная, что конкретно я хотел спросить.
   - Маму твою я отпел тоже в июле 99-го. И Егорыча тогда же крестил, - он немного промолчал, - вас обоих крестил.
   Я дотронулся до своего крестика. Откуда он и когда появился? Я не задавался этим вопросом. И вот ответ пришел сам.
   А дядя был не только дядей, но и крестным и...
   Не тот отец, кто зачал, а тот, кто воспитал, - сказал неизвестный мне, но очень умный человек. Воспитал, вырастил и на ноги поставил.
   Не скажу, что после слов батюшки гром откровения прогремел надо мной, и жизнь открылась мне в новом свете. Но по мере того, как я осознавал эти слова, как они все глубже проникали в мой мозг и пускали там корни, что-то большое, душное, тяжелое, постепенно покидало мою душу. Яд, который травил меня все эти годы, испарялся. Исчезал из моей жизни. На месте всего этого образовывалась пустота. Но эту пустоту я обязательно заполню.
   - Церковь сейчас открыта? - спросил я батюшку.
   - Церковь всегда открыта.
   - Я хочу свечку поставить.
   - Ну, это хорошее дело, - одобрил батюшка, - маме?
   - Родителям, - ответил я.
  
   Когда я вышел из церкви, в мире с самим собой, отбросив детскую вину и немного воодушевленный, отец Алексей окликнул меня.
   - Тут такое дело, - неуверенно начал он, - у нас в лесах появился оборотень...
   - И вы туда же! - укоризненно посмотрел я на него.
   - Сергей, - он серьезно смотрел на меня, и казалось, видит все мои безобидные секреты и самые страшные тайны, - я знаю больше, чем стальные. Не забывай, что Егорыч был моим другом.
   Я молча слушал.
   - Он, конечно, не нападает на людей, - продолжил батюшка, - Пока не нападает. Но зверь есть зверь...
   Он замолчал. Я ждал продолжения.
   - И я знаю, что ты мог бы решить этот вопрос.
   Я усмехнулся:
   - Если бы кто-нибудь другой это сказал, я бы еще понял, но вы...
   - И все же?
   - Я давно уже вырос из этих сказок про оборотней и кикимор. И я сегодня уезжаю, давайте как-нибудь без меня.
   Я развернулся и пошагал домой
   - Благослови тебя Господь, - услышал я вслед.
  
   Когда я подходил к дому, этот несносный Фунтик опять меня облаял.
   Я тоже тебя люблю, подумал я.
   Я попрощался с домовым и вышел из дома. Дверь опять осталась не заперта. Дохлые курицы мирно лежали в загоне. Грядки оставались незасеянными. В пакете я собой я унес деньги, в качестве наследства, и коробку, на крышке которой красна девица несла коромысло с ведрами, а парень заливал ей анекдоты. Обратный билет лежал во внутреннем кармане куртки. Его я купил еще в городе. Оставаться здесь больше одного дня не входило в мои планы. Нечего мне было здесь делать. Все что я хотел - все сделал. Мой родимый край еще с самого утра встретил меня неприветливо. Вот и сейчас, только начавшееся проясняться небо, опять заволокло тучами. Опять намечался долгий нудный дождь. Словно сама природа мягко намекала, что здесь мне не очень рады.
   Новость о том, что я направляюсь к автобусной остановке, разлеталась по поселку, подобно саранче. Люди выглядывали из окон, выходили на крыльцо. Я просто чувствовал спиной их долгие взгляды. Вместе со мной уходила их надежда, их вера. Но одновременно с этим они и боялись меня, и многие односельчане, я уверен, вздохнут спокойно, как только колеса моего поезда застучат по рельсам в сторону города.
   Конечно, в селе хватало и здравомыслящих людей, несуеверных. Которых ни одно проклятие не согнет. Которым проще купить лекарство в аптеке, чем ходить по всяким колдунам. А вот Васька-комбайнер, который ждал меня на остановке, к таким людям не относился.
   Он сидел на скамейке, сжавшись в комок, то ли от холода, то ли от похмелья, отчего его и так худое тело, казалось совсем уж худым. Но был одет очень опрятно, гладко выбритое лицо излучало какую-то торжественность.
   Я присел рядышком с ним. Единственный багаж, пакет с коробочкой, я аккуратно свернул и положил на колени. Главное ненароком его не потерять. Потеря будет невосполнимой.
   - Я здесь, как представитель нашего поселка, - начал Васька.
   Вот почему он такой важный и опрятный, - подумал я, - жених, да и только.
   - До приезда "Газели" я полностью твой.
   Василий приосанился, немного подумал, откашлялся и произнес:
   - Жители нашего поселка просят тебя не уезжать. И я лично присоединяюсь к этой просьбе.
   - А на кой я вам сдался? - окончание разговора я представлял себе более-менее четко, и она не должно быть оптимистичным, но как бы это все сделать мягко и тактично. Чтобы люди совсем не потеряли надежду. Придется немного солгать.
   - Ну как это зачем? - удивился Василий, - Ты же колдун. Людей лечить, например. И от смерти спасать.
   - А поликлиника на что? Больница? Люди шесть лет учатся на медицинском. Это их работа, их зарплата. В аптеке... Кто там сейчас?
   - Как всегда, Ирка Звягенцева.
   - В аптеке Ирина сидит без дела, скучает девушка. Не в доярки же ей идти со своим высшим?
   - Захаживают к ней люди, - запротестовал Василий, - без работы не останется...
   - А эти люди здоровьем слабее остальных?
   Василий посмотрел на небо, пытаясь увидеть там ответ. Но видимо, небо было занято другим.
   - А я откуда знаю? - он скрестил руки на груди, - Не спрашивал.
   - Ну так спроси, - настаивал я, - зайди к соседям, поинтересуйся здоровьем.
   - Не могу, - тихо сказал Вася, - я им денег должен.
   - Значит, запомни сам, и передай остальным. На порез кладете лист подорожника, от кашля помогает отвар ромашки. Траву покупаете в аптеке, или сами собираете, но подальше от проезжей дороги. Потом сушите - и все! Больше я ничего не знаю.
   - Ну как это все? - возмутился представитель села, - Егорыч тебя всему обучил.
   - Видишь ли, ребенку не так-то просто зараз запомнить несколько десятков трав и цветов, их полезные свойства, побочные эффекты, время сбора по лунному календарю...
   - Но...
   - ...взаимодействие с другими травами...
   - Так ведь...
   -... и возможную аллергическую реакцию. Последствия могут быть.
   - В тебе же течет его колдовская кровь, - не сдавался Василий.
   - Которая, в данном случае, передается по мужской линии, - закончил я фразу, - а моя мама к колдовству никакого отношения не имела.
   Вот это был уже серьезный аргумент.
   Но не для Васи. Упрямого и безжалостного.
   - Без колдуна село загнется.
   - Кафе закроется, маршрутка перестанет ходить, так?
   - Во-во, - обрадовался Василий, - и закроется и перестанет, но дело даже не в этом.
   - В чем же?
   - В людях, которые болеют иногда так, что медицина бессильна, - он развел руки в стороны и пожал плечами, показывая, насколько медицина бессильна, - и тут нужны вы, избранники судьбы, дети природы...
   Васю несло, как того Остапа. Поздно же открылся в нем талант оратора.
   - ... Вы наша надежда еще со времен язычества. Вы несете в себе мудрость веков, которую за шесть лет учебы не познать. Вы ставите людей на ноги, без всякой химии, которая, кстати, пагубно воздействует на иммунную систему...
   Видя, что до прихода маршрутки он не остановится, мне пришлось его прервать.
   - Колдуны есть и в других селах.
   - Так к ним же далеко ехать надо. А тут все рядом.
   - Знаешь, если у меня, когда-нибудь, заболеет ребенок, я ни то, что в соседнее село поеду. Хоть в город, хоть в столицу, хоть за рубеж.
   - Да я же в аварию попал, - Вася из делегата стал превращаться в жалкое, ноющее существо, - и машины теперь нет. Жена умерла.
   - Обратись к соседям, - кто-нибудь, да поедет. И тебя захватит. Не оставят в беде.
   - Так должен я соседям, - обреченно махнул рукой Вася.
   - Ну, к другим соседям.
   - Всем должен. Стыдно обращаться. И денег нет.
   - А на водку есть? - настало время тяжелой артиллерии, - вот в чем вся ваша проблема - не хотите вы работать, все вам готовое подавай. И колдуна поближе, чтоб самому не тащится к нему. Сами палец о палец не ударите. Вам лишь бы водку бухать да снеговиков лепить.
   Вася промолчал.
   - А хочешь, я тебя прямо здесь закодирую. На всю жизнь. Не сможешь на спирт смотреть. Жизнь новую начнешь.
   - Ну, Серега, - игнорируя мое предложение, начал Василий свою песню, - машина разбилась, инвалид я, понимаешь.
   - Да слышал уже не раз, - махнул я рукой, - а люди без ног скалы покоряют, без рук картины рисуют. У тебя руки-ноги целы?
   Вместо ответа Вася вытянул перед собой руки, и несколько раз сжал-разжал кисти.
   - И у тебя еще три помощника растут.
   - Растут, - с гордой улыбкой сказал Вася.
   - С тебя пример скоро будут брать, - безжалостно я испортил ему настроение. Но так надо, - А там уж кто за убийство по пьяни сядет, кто с сигаретой уснет. Да мало ли что случится, но конец очевиден, и ты это знаешь.
   На лице Васи вспыхнула гримаса злой гордости. Самолюбие было безжалостно задето. Сейчас начнется "да я... да никогда... да мне бы только...". Но он молчал. Молчали птицы. Ветер остановился, слушая наш разговор. Небо полностью спряталось за серой пеленой...
   Давай Вася, - подумал я, - ломай себя. Не щади. Зажги ту искру, от которой загораются правильные мысли и взгляд становится ясным.
   - Где-то оступился, - тихо проговорил Вася, - а на ноги не встал. Так и продолжаю на коленях ползать.
   - Так встань, пока еще не совсем поздно, - вот теперь пациенту надо было дать подслащенную пилюлю. С эффектом оптимизма, - Обратись к Петровне или к Сесеге, передвинь им коробки с продуктами, гвоздь забей. Без куска хлеба не останешься. Походи по людям. Может, кому дрова надо наколоть, крышу починить. Мотор собрать-разобрать. Технику еще не забыл?
   - Помню, - в глазах Васи загорелся огонек.
   - С сыновьями хозяйство подыми. Семена где-нибудь да завалялись. Сейчас самое время. Шаг за шагом - и прорвешься. Люди помогут. А глядя на тебя, и остальные пример будут брать. И поселок не загнется.
   Вася уже сидел, расправив плечи, мечтательно глядя вдаль. Но и про миссию свою не забыл.
   - А с колдуном было бы сподручнее.
   - Я не колдун, - сказал я медленно, чтобы мои слова наконец-то дошли до него.
   - А что же ты сегодня утром нашего Кузнечика так эффективно проклял? - сообщил Василий, - Слег, бедолага. Мало ему своих проблем, так ты еще добавил в копилку для полного счастья.
   При одном упоминании кузнеца что-то внутри меня всколыхнулось, но вида не подал.
   - Что за проблемы?
   - Нелады у него с Васильевым. Уж не знаю, что там у них случилось, но Васильев пообещал, что "этого так просто не оставит". А с ним шутки плохи, ты же знаешь.
   Я не знал, насколько плохи шутки с Васильевым. Но где-то в глубине души прозвучал неясный сигнал, что-то в голове моей стало проясняться, и это мне определенно не нравилось. Но торопиться с выводами не стоит.
   - Нелады, говоришь, - подтолкнул я Васю к продолжению.
   Вася отошел от главной темы, ради которой его послали, и он неохотно, но все-таки продолжил.
   - Ну да, нелады. Васильев обещал прикрыть его кузнецу и вообще, выгнать из поселка. А уж методы он найдет. Это он так сказал.
   Ничего не говоря, я встал со скамейки, отошел на приличное расстояние и достал сотовый. За спиной послышался звук мотора и шорох шин - "Газель" подъехала к стоянке. Я махнул рукой водителю - "подожди".
   Длинные гудки тянулись долго, что я решил нажать "отбой", как на другом конце послышалось:
   - Слушаю тебя, Серега.
   - Напомни мне, пожалуйста, утренний разговор про дядю, Кузнечика и осиновый кол, - начал я докапываться до истины, - и насколько все это является правдой.
   Васильев прикрыл трубку рукой и кому-то что-то сказал. Можно было даже догадаться, кому.
   - Никак Василий поделился информацией, - усмехнулся участковый, - его вроде делегатом назначили. Ну да, слукавил немного. Каюсь, грешен.
   - А ты понимаешь, что ты меня попросту использовал? - повысил я голос, - Как мужик, ты должен сам вести свою войну, а не прятаться за чужими спинами.
   - А на войне все средства хороши, - поразил он меня своей циничностью, - я догадывался, что ты приехал ненадолго, и скорей всего, в последний раз. Ты же у нас теперь городской. Вот и решил немного воспользоваться моментом. Не ты же дело сделал, а его слепая вера.
   Хорошо сработанно, невольно проявилось у меня к нему уважение. Ловко. Не зря хлеб свой ест.
   За спиной послышался сигнал. Короткий и нерешительный. Я зло взглянул на водителя, тот отвел глаза.
   - Теленка, значит, потерял, - я выждал многообещающую паузу, - следи за остальной живностью.
   - Я тебя умоляю, - послышался смех, но какой-то уж очень неискренний, - уж мне-то про свои колдовские штучки заливать не надо. Я цифры "13" не боюсь, а уж тебя, щенка, подавно.
   Так меня еще никто не оскорблял. И дело даже не в "щенке", хотя это слово тоже не из приятных. Но поставить под сомнение, сравнить с суеверием все то, чему научил меня дядя...
   А что бы я там не говорил, все-таки кое-что умею.
   - Посмеешься потом, когда ущерб будешь подсчитывать.
   - Слышь, ты, - прозвенели злые нотки в его голосе, - как я понимаю, твой паровоз скоро отъезжает. Скатертью - дорога. А если передумал ехать, давай встретимся. Посмотрим, какой ты грозный на самом деле.
   - Я лучше воспользуюсь твоей стратегией - нанесу удар исподтишка.
   - А не боишься, что твой дом... В смысле - Егорыча. Ты же приемыш. Сгорит к чертям этой ночью, со всеми вашими домовыми? Я лично займусь расследованием. И, уверяю тебя, не найдется ни одного свидетеля.
   - Свидетелей не будет, пока меня тут нет, - заметил я, - с моим приездом объявятся и свидетели и запись найдется на чьем-нибудь телефоне.
   - К твоему приезду я уже не буду участковым, - разошелся Васильев, - и не ты, и ни остальные козлы, мне будут не указ.
   - Как ты думаешь, кого здесь больше уважают - меня или твое удостоверение.
   - Мне плевать на уважение, я здесь - закон.
   - Вот из-за таких уродов, как ты, ментов и не любят.
   - Чеши языком, сколько хочешь, - подвел итог Васильев, - но следующая встреча может оказаться для тебя последней.
   - Застрелишь из табельного? - съязвил я, - Из-за угла, как ты любишь.
   - Да я не прочь и голыми руками тебя порешить. Всегда тебя ненавидел. Убить - не убью, а калекой сделаю.
   Можно было долго еще вести наш взрослый конструктивный спор, но машинист поезда меня ждать не будет.
   - Кстати, забыл сказать, - я постучал ногтями по корпусу телефона, - я записал наш разговор, на всякий случай. Думаю, остальным козлам понравится.
   - Чего ты сделал?
   - Эпоха hi-tech, и все такое, - процитировал я одного человека.
   - Слышь ты... - начал он.
   - До встречи, - не очень культурно перервал я его и отключился.
   А что тут поделаешь - меня воспитывал колдун, и такого предмета как "этикет" мне не преподавали. Однако, меня заждались.
   На ходу кивая водителю, я быстрым шагом подошел к Васе.
   - Значит так. Передай Кузнечику, что все хорошо, пусть живет долго и счастливо, я так сказал.
   - Передам.
   - Я бы сам, но ехать надо. Времени нет.
   - Понял.
   - Отучусь и через пять лет приеду. Ну и навещать буду. И если тут ничего не изменится, и ты в том числе - до свидания и навсегда. Все понял?
   - А точно приедешь? - на губах Васи появилась улыбка.
   - Слово колдуна.
   Я рывком открыл дверь маршрутки, и заскочил внутрь.
   - И пожалуйста, зайди ко мне домой...
   Лицо Васи выразило сомнение.
   - Не бойся, - сообразил я, в чем причина, - теперь можно. Кур похоронить надо.
   - Все сделаем в лучшем виде.
   Вася стоял, гордо расправив плечи, глаза светились. Мне показалось, что у него все сложится хорошо.
   - Не надо в лучшем виде - просто и без почестей, сожги или закопай в лесу.
   А то, как бы до смешного не дошло.
   Василий улыбнулся и кивнул.
   - Извините, - сказал я водителю.
   - Ничего страшного, но немного надо поднажать.
   Маршрутка дернулась с места как ошпаренная. За давно немытым окном замелькали березы, осины и сосны. Поселок остался за спиной, вместе с моим лучшим другом Васильевым. Я аккуратно держал коробку на коленях, как если бы это была хрустальная ваза древнейшей китайской династии.
   - Сергей, - извиняющимся тоном обратился ко мне водитель, - у меня тут дочка приболела...
   - С твоей дочкой уже все хорошо, - я изобразил что-то вроде магического жеста рукой.
   Он улыбнулся:
   - Спасибо большое.
   Слепая вера...
   А вдруг?
   Выполню ли я свое обещание, данное Васе, который все еще стоял на остановке и энергично махал мне рукой, становясь в размерах все меньше и меньше. Вернусь ли я через пять лет вселять в людей веру и надежду. Сеять доброе и вечное. Глядя на улыбку водителя, я решил не отметать такую возможность, как вариант. Как вариант один из многих. Но сейчас, на ближайшие пять лет, у меня были другие планы.
   Хорошие и не очень.
  

О Васильеве и Тимофееве

  
   За окном летит снежок,
   А у нас все хорошо.
   Во дворе метет метель,
   Завтра будет новый день.
   Ангел с неба наблюдает
   Как ребенок засыпает.
  
   За окном и вправду шел снег, а ветер направлял его, чтобы каждая снежинка легла на свое место. Тимофеев дернул струну, и колыбельная для дочки Васильева закончилась. Новоиспеченный отец посмотрел на друга с удивлением.
   - Сам сочинил?
   Скрывая довольную улыбку, Тимофеев отложил гитару.
   - Вчера не спалось.
   - Классно получилось.
   - А у меня по-другому и не получается.
   Маленькая Васильева, только сегодня выписанная из роддома, тихо спала. Отец все никак не мог налюбоваться ребенком.
   - Наверно, это единственное в моей жизни, что я сделал хорошо.
   - Хорош прибедняться. Вспомни, сколько ты преступников поймал.
   - Ни одного.
   - Во-о-от. Боятся они тебя.
   Тимофеев налил водку по стопкам.
   - Не будь тебя, весь поселок погряз бы в криминале.
   - Да я вообще не понимаю, зачем здесь нужен участковый, - Васильев поднял стопку, - Ваську да Степаныча успокаивать.
   - Да хотя бы их.
   - Скучно.
   - За отца! - провозгласил Тимофеев.
   В комнату вошла жена Васильева.
   - Давно ребенка-то усыпили? - с укором спросила она.
   Тимофеев показательно шлепнул себя по губам.
   - Молчу, молчу.
   Васильева-старшая взяла на руки Васильеву-младшую, и обе женщины удалились в спальню. Тимофеев посмотрел им вслед и с грустью опустил глаза. Это не ускользнуло от Васильева, но вида он не подал.
   - Надо к Петровне заехать, пока не закрылась, - предложил он, - потом сразу к Митрофанову и так - по цепочке.
   - Ваську беспокоить не будем, - сказал Тимофеев.
   Они поехали на автомобиле Тимофеева к Петровне в сельпо, и в подсобке выпили с хозяйкой за здоровье новорожденной. Потом заглянули к Митрофановым, благо те жили по соседству. Потом к батюшке, после чего очередность посещения земляков у них стала разниться. Но мимо Васьки не проехали, уважили. За руль садились по очереди, решив, что так будет лучше. Ближе к ночи оставался только Кузнечик.
   Ехали не спеша, но автомобиль виляло из стороны в сторону. Снегопад тоже не облегчал поездку. Здравый смысл подсказывал, что пора прекратить это занятие, дочка и так здорова на радость родителям. Но как же не заехать к Кузнечику?
   - Давно хотел спросить, - заплетающимся голосом прошептал Васильев.
   - Выкладывай, - отозвался Тимофеев, вглядываясь в лобовой стекло, за которым ничего не было видно.
   Тема была деликатная. Васильев прокашлялся и тут же забыл, что хотел спросить. Как-то неудобно получается, но что-то надо было говорить.
   - Славик.
   - Ну.
   Вдруг картинка все-таки появилась.
   - Ты почему на мою жену сморишь?
   Тимофеев удивленно посмотрел на него.
   - А что, нельзя?
   - Да нет, братан. Хочешь - смотри. Но все же... Почему?
   - Тебе правду сказать? - невесело усмехнулся Тимофеев.
   Оба не заметили, как автомобиль увеличил скорость.
   - Ну естественно, правду. Я тебя за это и уважаю, за правду.
   Тимофеев вздохнул.
   - Потому что я ее люблю.
   Тут раздался грохот. Друзей бросило вперед. На их счастье сработали подушки безопасности.
   - Кажется, приехали, - засмеялся Тимофеев, вытирая с губ кровь.
   Сквозь шум работающих, но бесполезных дворников, они услышали, как отворилась калитка. Захрустел снег, оповещая чье-то приближение. Затем дверь со стороны водитель открылась, и они услышали голос Кузнечика:
   - Ну вы и уроды!
   На утро уже никто ничего не помнил. Оно и к лучшему. Незачем друзьям ссориться. Но свои ошибки надо исправлять. Васильев купил два профлиста, а Тимофеев отремонтировал забор Кузнечика, под пристальным надзором хозяина.
   - Лучше бы сам сделал, - сокрушался потом Кузнечик, глядя на эту халтуру.
  

Паха скоро женится

  
   Поезд прибывал на вокзал строго по расписанию. Проводник завершал последние приготовления. Люди доставали свой багаж. Шумели и толкались в проходе. Колеса стучали все ту же, никогда не меняющуюся мелодию уезжающих и прибывающих.
   Вечерний город встречал меня приветливым летним солнцем, прикоснувшимся к горизонту, синим небом и легкими облаками. На столике позвякивал пустой стакан, а за окном, все медленней и медленней, пробегали дома, столбы, тополя. Скоро пух полетит, мечтательно подумал я. Красота! Нос чешется, глаза слезятся. Жарко. Душно. Единственное спасение - ливень. Такой, чтобы насквозь. Чтобы враз все сорвать с веток и прибить намертво к земле. Интересно, умел ли дядя дождь вызывать? В поселке хотя бы тополей нет. 1:0, в нашу пользу.
   Вот такие неслаженные и путанные мысли посетили меня в тот вечер. Голова плохо соображает, когда после чистого воздуха и необозримого простора - многоэтажки, выхлопной газ, суета - 2:0. И конечно - тополиный пух.
   А река у нас - чистая.
   На перроне, среди остальных встречающих, меня уже ожидал Паха. Дерганый и взвинченный. Выхватив одной рукой пакет, другой схватив меня за ветровку, чуть ли не за шкирку, он потащил меня к вокзальной площади.
   - Давай быстрее, - вел он меня за собой, как пятилетнего ребенка.
   - Да что случилось-то? - спросил я, внимательно смотря, как Паха неосторожно размахивает пакетом.
   - С девушкой тебя познакомлю.
   Он тащил меня напрямик по железнодорожным путям, не обращая внимания на прогуливающихся невдалеке стражей порядка.
   - С какой такой девушкой? - от ускоренной ходьбы мне было трудно говорить.
   - С моей, конечно, - радостно ответил Паха, - в машине ждет.
   - Боишься, что без нас уедет? - я вырвался из его мертвой хватки.
   Павел остановился. Задумался. Посмотрел на небо. Мысленно что-то подытожил. Произнес:
   - Действительно, чего это я? - и расправив плечи, гордо сказал, - Подождет, ничего с ней не случится.
   Мне сразу вспомнился наш петух. Такой же высокомерный и гордый. Стопроцентный мужик. Хороший петушок был.
   - Ну? - спросил я, осторожно забирая у него пакет.
   - Что?
   - Где ты ее нашел, такую красивую?
   - В обед в парке встретил, на лавочке сидела, книгу читала. Прикинь - книгу читала! - Паха уже никуда не спешил, рассказывал не спеша и с чувством, - И тут я подошел, представился. Она, естественно, не устояла перед моим обаянием. Вот.
   - То есть, я отлучился только на один день, а ты уже кого-то нашел?
   - Свято место пусто не бывает, - развел руками Паха, - шляешься, неизвестно где. Целый день каникул впустую.
   - Послезавтра последний экзамен, - напомнил я, но Паха не услышал.
   - А тут - она. Мимо такой красоты так просто не пройдешь. Увидишь - поймешь, о чем я. Правда, она немного постарше будет. Но это еще не повод забрасывать ее камнями.
   - И? - ждал я подробностей.
   - Что - и?
   Павел явно был сегодня не в ударе. Тормозил, витал в облаках. Пропадал человек на глазах. Как однажды в седьмом классе.
   - Что-нибудь у вас уже было?
   - Даже за руки не держались, - он вздохнул, и будто вспомнив что-то важное, опять схватил меня за рукав и потащил дальше, - но не отказалась вечером встретить моего друга, который будет нашим свидетелем на свадьбе.
   - Не хочу я быть свидетелем.
   - А тебя никто не спрашивает.
   За пару секунд мы успели быстро пронестись мимо фонтана на привокзальной площади, чуть не сбить с ног пару прохожих и разогнать стаю голубей. Впереди показалась Пашин автомобиль, называемый нами Дельфином. Рядом, облокотившись на машину, как на свою собственную, сложив руки на груди, стояла девушка. Стройная, высокая. Выше Пахи, одетая в джинсовый костюм, на ногах белые сандалии. На голове бейсболка. Темные очки скрывали всю информацию о глазах хозяйки. Сразу было видно, что цену она себе знает.
   - Она хотя бы гламурная? - спросил я.
   - Гламурнее не бывает, - ответил Паха.
   - А подруги у неё есть? Желательно незанятые.
   - А я откуда знаю? Мы знакомы всего ничего.
   - Точно красивая?
   - Сейчас увидишь.
   И вот мы предстали перед ней. Взъерошенные, запыхавшиеся. С дикими огоньками в глазах. И с идиотскими улыбками.
   - У тебя подруги есть? - первым делом спросил Паха.
   - Желательно, незанятые, - добавил я.
   - Серега жениться хочет.
   - Просто умираю.
   - А мы - свидетели.
   - И никто вас не спрашивает.
   Девушка удивленно рассматривала нас пару секунд и вдруг рассмеялась.
   Чувство юмора у нее есть. Это хорошо.
   - Знакомьтесь, - Паха указал на меня рукой.
   Девушка протянула руку.
   Не видя ее глаз за темными стеклами очков, я почувствовал, что взгляд ее был оценивающий, заинтересованный. Будто многое обо мне слышала, и вот теперь довелось встретить. Никак Паха наболтал про меня интересного? С него станется.
   - Альбина, - Паха указал на девушку.
   - Можно просто Аля, - сказала Аля.
   - Очень приятно, - я пожал ее ладонь, - Сергей, можно просто Кирилл.
   Паха залился хохотом. Альбина на этот раз не улыбнулась. Даже из вежливости. Она продолжала смотреть на меня изучающим взглядом. Тут у нее было неоспоримое преимущество - она мои глаза видела. Я пытался почувствовать исходящую от нее энергию, почувствовать информационные волны, ощутить флюиды через прикосновение рук. Зацепиться за что-нибудь. Все как-то странно... Наконец обмен любезностями завершился, и мы одновременно разжали ладони.
   Альбина сняла бейсболку и очки.
   - Твою... - прошептал я и замолчал.
   Альбина улыбнулась мне и задорно подмигнула.
  

Ведьмы - кто они?

  
   - А хорошо быть колдуном?
   Сейчас мне восемь лет. Вечер. Пятница. Дневные заботы закончились. За последними посетителями закрылась калитка. Мы с дядей сидим на скамейке возле дома. Черемуха раскинула над нами ветви. Ее листья образовали светло-зеленый купол, а спелые черные ягоды гроздьями нависли над нами. За ягодами с любопытством наблюдают окрестные воробьи. На дворе стоит вторая половина августа. Скоро школа приветливо откроет свои двери и - здравствуй, второй класс! Чтоб тебе пусто было с твоими таблицей умножения и глаголами! Если бы не природоведение, единственный нормальный урок, в школе нечего было бы делать.
   Дядя немного удивленно посмотрел на меня, подумал и пожал плечами:
   - Да что тут сможет быть хорошего?
   - Ну, ты ж можешь превращаться в волка, летать умеешь.
   - Летать? - рассмеялся дядя, - Ну если во сне, да и то, не всегда.
   - Просто ты еще об этом не знаешь, - объяснил я и дядя рассмеялся.
   В то время я не обратил внимания, что о превращении в волка он промолчал.
   - Ну, ты же можешь колдовать? - настаивал я.
   - А что такое, по-твоему, колдовство? - дядя облокотился на спинку скамейки, устроился по удобнее, и как учитель на экзамене, приготовился меня слушать.
   - Это когда умеешь летать, - начал я.
   - Птицы могут летать, - заметил дядя.
   - Когда человек может летать, - поправился я.
   - Ну да, самолетом.
   Дядя любил путать и сбивать с толку, но благодаря именно этому, я на всех экзаменах вел себя спокойно и уверенно, даже если был абсолютно не готов.
   Я глубоко вздохнул и начал новую попытку, старательно выговаривая слова, будто пишу их в чистовую тетрадь:
   - Колдовство - это, например, когда человек может летать без крыльев и самолетов. И не спя... И не во снах... - я зажмурился и собрался с силами, - когда он. Бод. Рст. Вует.
   - Приведи пример летающих людей.
   - Баба-Яга,- торжественно заявил я.
   - А ты ее видел?
   - Это наша директриса, - шепотом произнес я, - она точно колдунья.
   - Да она даже не выглядит, как колдунья, - смеясь, сказал дядя.
   - А как она должна выглядеть? - поинтересовался я.
   Где-то в лесу пронзительно закричала птица, почти по-человечески. Крик, несущий в сердце холод и тоску, пронесся над нами на черных крыльях и растворился в вечерней тишине. Я поежился. Не самая лучшая тема, прочитал я в дядиных глазах. Но он пододвинулся ко мне поближе и серьезно начал:
   - Запомни - если у женщины рыжие волосы и зеленые глаза, это еще не значит, что она колдунья.
   Дядя посмотрел на меня, я кивнул головой.
   - Но самые сильные и опасные колдуньи - именно рыжеволосые и зеленоглазые.
   - Сильнее тебя? - изумился я дядиным словам.
   - И намного.
   - Почему? - вдруг мне стало как-то не по себе.
   - Потому что, если, например, одна такая влюбит тебя в себя, то отваром одуванчика тут не отделаешься.
   - А я ее палкой по голове, - выдал я гениальную мысль.
   - А она прочтет твои мысли, близко не подойдет и тебя не подпустит, - завалил дядя весь мой план, - а поймает взглядом, то есть - загипнотизирует, - будешь ее игрушкой, пока не наиграется.
   - А если я ее встречу?
   - Да проходи спокойно, как мимо остальных людей. Если у нее на тебя планов нет, то ты ей и не нужен будешь. Колдунья, это просто обыкновенная женщина, но которая может добиваться своего в любом случае.
   - И ничто-ничто ей не указ?
   - Ну, вообще-то, есть управа и на ведьму.
   Я от радости подпрыгнул на месте и приготовился внимать каждому слову.
   - Если ты честный с собой и с людьми, если смело идешь по жизни и ни за что тебе не стыдно, если ты сам хозяин своей жизни, то никто ничего и никогда не сможет тебя сделать. А будешь нюней и слабаком - тебя любой скрутит и без колдовства. Одним словом - если ты человек с большой буквы, то ты сильнее всех.
   - Сильнее самой сильной колдуньи?
   - Если человек использует свою силу в плохих целях, - дядя говорил медленно, чтобы слова лучше доходили до меня и пускали корни, - то он сразу слабеет.
   - И колдунья?
   - В первую очередь колдуны и колдуньи.
   - А почему?
   - Потому что человеку дается сила, власть, могущество для помощи другим людям. Не иначе. При использовании этой силы в злом умысле, она истощается. Поэтому хороший человек может быть сильнее любого злого чародея.
   Что-то колыхнулось внутри меня. Зажглось ярким и чистым пламенем. Прохладный воздух наполнился теплом и, как мне показалось, стал осязаем. Пролетел легкий ветер, колыхнулись листья черемухи. Я стоял перед дядей, расправив плечи и смотря в его глаза. Его слова разожгли во мне ту силу, которая проходит через меня на нашей поляне. Но на этот раз обувь мне не мешала. Я был спокоен, холоден, но готовый ко всему, как скрученная пружина, дайте только повод.
   - Я смотрю, кто-то рвется в бой? - усмехнулся дядя, - Глаза так и сверкают. Но рановато тебе еще для подвигов. Будь поосторожней.
   - Я буду таким же сильным колдуном как ты, - пообещал я, - и никто не поймает меня взглядом.
   - Но я летать-то я все-таки не умею, - напомнил дядя.
   - Ты людей лечишь, - настаивал я - значит колдун.
   - Врачи людей лечат, за что им большое спасибо.
   - Тебя все боятся.
   - Разве я такой страшный, - усмехнулся дядя, - или кому-то зло причинил?
   Опять неувязка. Тяжело быть ребенком. Энергия, бурлящая во мне, утихала. Настрой прошел, хотелось спать.
   - Нет, только добро.
   - Ну, выходит я никакой не колдун, - притворно-грустно вздохнул дядя, но веселый блеск в глазах его выдавал.
   - Ты волшебник! - вдруг радостно закричал я.
   Дядя промолчал. Но улыбнулся.
  

Альбина наносит удар

  
   Я впервые сидел на заднем сиденье Пахиного автомобиля. Было даже как-то не привычно разглядывать окружающий мир в боковое окно. Как будто жизнь не бежит к тебе на встречу, радостно раскрыв объятья, а презрительно ухмыляясь, проходит стороной. А на моем некогда законном месте сидела Альбина. Рыжеволосая и зеленоглазая. Одним словом - ведьма.
   При прикосновении рук я сразу почувствовал, что ее энергетика отличается от остальных нормальных людей. Сложно сказать, плохая она или хорошая. Сильная - я бы так сказал. И все встало на свои места, когда она сняла бейсболку и очки. Огненно-рыжие волосы, светло-зеленые глаза. Такого сочетания я никогда не встречал. А ее улыбка и подмигивание мне? Что-то она во мне сразу увидела. То, что я скрываю от других людей. Нормальных людей. И это мне очень не нравилось.
   А может, я себя просто накручиваю. Ну, не совсем обыкновенная девушка. Возможно, есть в ней какой-то особый дар. Я сейчас не про музыкальные возможности. Наверняка, что-то да умеет. Но опасаться раньше времени я не собирался. Главное, что она уже что-то, хоть самый минимум обо мне, но знала. Просто посмотрев в глаза. Я же о ней не знал ничего, кроме имени и сильного биополя. Надо было хоть немного и мне заполучить информацию, касающуюся ее.
   - Аля, - ненавязчиво позвал я ее.
   - Что, Ваня? - отозвалась она.
   Паха опять залился таким счастливым смехом, что ему пришлось немного сбросить скорость. Стоит сказать, что водить он стал немного лучше. С того самого раза.
   - Ты работаешь, учишься? - пропустил я ее шутку.
   - Работаю, - ответила она и замолчала, давая понять, что тема неинтересная и себя уже исчерпала.
   Я выждал паузу:
   - Не поступила? Или...
   Она резко повернулась ко мне, зло сверкнув изумрудными глазами:
   - Или работа находится через дорогу от моего дома. Удобно, знаешь ли. Не люблю долгие прогулки пешком. Хотя теперь, - она с обожанием посмотрела на Паху, - возможно стоит подумать и об учебе.
   Мы подъехали к перекрестку и остановились, светофор горел красным цветом. На этот раз Паха не забыл про тормоз.
   - А где работаешь? - не отставал я.
   - В магазине, шмотками торгую, - неохотно отозвалась Ася, - приходи, скидку устрою.
   - Обязательно воспользуюсь твоим предложением, - сказал я, - мы, студенты, народ небогатый.
   - Только я в отделе женского белья работаю, - нанесла Аля сокрушительный удар.
   Вовремя мы остановились. Паха захохотал так, что машина почти рассыпалась на части от его истерического смеха.
   - У тебя какой размер? - поинтересовалась она, наказывая меня за навязчивость.
   - Да уж побольше твоего будет, - огрызнулся я.
   - Ну, тогда мне остается только завидовать, - вздохнула она, - только, пожалуйста, не отбивай у меня Пашу. Он у меня такой ранимый.
   Два сапога - пара, подумал я, - ты им слово, они тебя десять. Единственный способ ее заткнуть, это стукнуть со всей силы ей по затылку чем-нибудь тяжелым. Способ верный, но не наш метод.
   - Я думаю, кружевное тебе очень пойдет, - не унималась Аля.
   - Я привередливый, - предупредил я.
   - У нас на любой вкус.
   Вот ведь как бывает - я подбираю ключик, а меня самого загоняют в угол. Надо что-то ответить, давай же - лихорадочно искал я возможность отшутиться. Не вышло, на этот раз чувство юмора подвело меня. Мне оставалось лишь молчать и подавленно улыбаться. Здорово она меня. Улыбалась и Аля, смотря на меня в зеркало заднего вида. Пахе было плохо - у него случилась истерика.
   А она красивая девчонка, подумал я.
   Но ведьма.
  
   Покружив немного по городу, Дельфин причалил к тротуару у дома в частном секторе, где и жила Альбина. Паха решил перескочить через этап держания за руку, и потянулся к Але губами. Та, недолго думая, ответила взаимностью. Через мгновение они так вцепились друг в друга, будто это был первый и последний поцелуй в их жизни. Чтобы не смотреть на этих оголодавших влюбленных (а знакомы они были уже несколько часов!), я деликатно вышел из машины и стал изучать Альбинин дом, это колдовское логово. Хотя из-за высокого забора взгляду открывалась только крыша, можно было сделать вывод, что дом был небольшим, ухоженным и уютным. Тишина за забором свидетельствовала о том, что домашних животных в хозяйстве, скорей всего не числится. Или спят. Но не было и соответствующих запахов. Я это авторитетно заявляю, как простой сельский парень.
   А вот и магазин через дорогу. Действительно, удобно. Короткое и доходчивое название "ОДЕЖДА", светящееся в темное время суток, баннеры с изображениями улыбающихся людей, курящие продавцы на крыльце - нормальный такой магазин. Скромненький, занимающий весь первый этаж новенькой многоэтажки. Наше сельпо, в котором есть все - и продукты и одежда и бытовая техника, сможет уютно разместиться в одном углу этого здания. 2:1 - городские догоняют, но мы еще им покажем. Я бы мог долго любовался всеми прелестями магазина, но влюбленные наконец-то вышли из машины.
   Паха просто светился от счастья. Довольный и гордый, едва контролирующий себя от избытка чувств, он подошел ко мне.
   - Мы тут решили завтра вечером в кино сходить, - сообщил он, с трудом сдерживая улыбку, - пойдешь с нами?
   - К экзамену готов?
   Паха беспечно махнул рукой:
   - Нам ли переживать из-за какого-то там экзамена?
   - Тогда пойду, - кивнул я, - вас опасно оставлять одних без присмотра. Еще чего доброго начнете...
   Я не успел завершить свою остроумную реплику, потому что поцелуй года возобновился с новой силой. Как с цепи сорвались.
   По крайней мере, теперь я знаю, где живет и работает Альбина. Хоть какая-то информация для начала.
  
   Калитка захлопнулась за Алей, а Дельфин, уставший и недовольный, дернулся и отъехал от обочины. Я гордо сидел на своем месте и наслаждался видом из окна, понимая, что это место уже не мое.
   - Насчет кино вы решили во время поцелуя или после? - начал я.
   Паша опять расцвел, в кабине посветлело, воздух наполнился весной и молодостью.
   - После, - промурлыкал он, и тут же добавил:
   - А ты ей понравился.
   Я вспомнил ее взгляд, когда Аля обернулась ко мне.
   - Что-то я не заметил.
   - Точно говорю, понравился.
   - Она сама сказала?
   - Сказала, что ты, в принципе, нормальный.
   - Скромный какой-то комплимент.
   - Ты ожидал чего-то большего?
   - Ну, например, что я красивее тебя.
   - Ты себя хоть в зеркало-то видел?
   Я приподнялся на кресле, поглядел в зеркало заднего вида, внимательно посмотрел на себя, поправил прическу и удовлетворенный, сел обратно.
   - Красавчик.
  

О поступках и ответственности

  
   Погода опять портилась. Нудный моросящий дождь из моего поселка благополучно добирался до города. Вечером обещал быть на месте. Так, по крайней мере, прогнозировали всезнающие синоптики. Все небо затянула сплошная серая пелена. Лето уступило место осени.
   Весь день я слонялся из угла в угол, обдумывая планы на вечер. За два часа до сеанса я достал из пакета деревянную коробочку, единственное, что взял из дядиного наследства. Не считая денег. Молодые люди на коробке добросовестно продолжали свой бесконечный путь. Я назвал их Павлом и Альбиной, пожелал долгой и счастливой жизни и открыл крышку. Ножик с костяной ручкой, лежащий внутри, уже не был для меня обычным столовым предметом. Один раз я уже убедился в этом. Сегодня я хотел это повторить. А заодно поставить Васильева на место. Нож, обернутый кухонным полотенцем, легко прятался во внутреннем кармане моей куртки. А куртка этим вечером будет очень кстати, если погода не подведет. Солнце сегодня не желательно.
   Я постоял возле зеркала, придирчиво осматривая себя со всех сторон, когда во дворе послышался душераздирающий автомобильный гудок. Я еще раз быстро бросил взгляд на себя. Все нормально. Итак, в планах - кино, Васильев, завтра последний экзамен и все! Каникулы.
   Я пулей выбежал на лестничную площадку и побежал вниз, пока сигнал не повторился. Соседи и так уже косо поглядывают на меня.
  
   Во время просмотра Альбина сидела между нами. На экране люди бегали, дрались, стреляли. Иногда целовались. Как Аля с Пахой. Наши места не предназначались для поцелуев, но они этот очевидный факт игнорировали. Я смотрел на экран, но ничего не понимал в происходящем. Мои мысли были далеко отсюда. Я даже не обрадовался, когда отрицательный герой, не без помощи положительного, нечаянно упал с небоскреба. Мы все трое очнулись, лишь когда в зале зажегся свет.
   - Классный фильм, - восхищенно сказал Паха.
   - Игра актеров просто восхитительна, - поддакнула Аля.
   Они пробирались к выходу, смеялись, шептались, висли друг на друге. В общем, вели себя неподобающе для общественного места. И были счастливы. В тот момент я не чувствовал ни зависти, ни ревности. Мне даже не казалось, что я лишний на данный момент. Для исполнения задуманного, мне необходимо было оставаться вместе с ними до определенного момента. Точнее, до определенного места.
  
   Этим местом был Пашин дом. В отличие от Альбининого и моего в поселке, это был двухэтажный особняк. Красивый, престижный. И, наверно, сейсмоустойчивый. По крайней мере, он выглядел крепким и надежным. Одна только кухня была таких размеров, что на ней можно было играть в футбол. Что мы с Пахой и делали в отсутствие родителей. Такие же дома стояли рядом. Элитный район не для богатых, а для финансово независимых людей. Так говорит Пахин отец. И если вы считаете всех богатых ворами, бандитами и спекулянтами, то я с вами не соглашусь. По крайней мере, один из них точно хороший человек. И он не генеральный директор какой-нибудь фирмы. И не популярный певец и актер. Он просто обыкновенный мэр нашего города. Тряскин Виктор Алексеевич. "Вместе - мы сила!" - сказал однажды он и большинство с ним согласилось. Правы ли они были, покажет время. А пока что - Тряскины на гребне волны. Да и мне такое знакомство не вредило.
   Я не особо разбираюсь в мужской красоте. Возможно, что Паха просто мечта любой женщины, не смотря на лопоухость и невысокий рост. Но на него ли клюнула наша ведьмочка? Или, все же, на его финансовую независимость? Как бы то ни было, но сейчас Паха счастлив больше, чем в тот момент, когда дорожный оградительный столбик процарапал бок его автомобиля. И очень может быть, что вскоре я окажусь за бортом нашей дружбы. Третий лишний. Ведьмы - это просто женщины, которые добиваются своего в любом случае. А рыжеволосые и зеленоглазые - самые сильные. И если я не найду с Алей общий язык, если буду ей мешать и путаться под ногами, то я стану как раз лишним. Но это все в недалеком будущем, а пока...
  
   А пока мы доехали до Пахиного дома. Мы с Альбиной вышли из машины. Аля была здесь впервые, являлась почетным гостем, поэтому мы решили войти во двор не по-свойски - через дверь в гараже, а через калитку. Хотя расстояние между ними не больше десяти метров. А Паха с важным видом открыл гараж пультом и неторопливо въехал внутрь.
   - Ну, так как тебе фильм? - поинтересовалась Аля.
   - Средне, - ответил я, - на один раз.
   - А название помнишь?
   И я задумался. Смешно, но я даже не поинтересовался, на какой фильм мы идем. Все мои мысли были немного о другом. В зеленых глазах Альбины читался интерес, с каким десятилетний младенец рассматривает яркую многоцветную вещь и хочет безжалостно сломать ее.
   - Что-то про смерть и кровь.
   - Спустись с небес на землю, - произнесла она тихо, но твердо, - в таком мечтательном состоянии, как у тебя, можно таких дров наломать, что мало не покажется.
   Мы начали открывать карты.
   - Мысли мои читаешь, - спросил я, - или будущее видишь?
   - Чувствую твою решимость, - ответила она, - справедливую, но глупую.
   - В чем же она глупая?
   - Мал ты еще для этого, - чуть повысила Аля голос, - развлекаться - развлекайся, но для серьезных дел ты еще не дорос. Или твой наставник тебя этому не учил?
   И глядя мое недоумение, добавила:
   - Про дядю мне Паша сказал, что он знахарь и все такое.
   Я кивнул.
   - Значит, он должен был тебе рассказать об ответственности и их последствиях.
   - Было дело, - согласился я, - и я все продумал.
   - Да ты пацан еще, чтобы все продумать - начала кипятиться Аля, - любая ошибка скажется на близких тебе людей, а кроме Паши у тебя никого нет. Ни-ко-го!
   - Да его и рядом не будет, - я тоже немного повысил голос, - если кто и пострадает, так это буду я.
   Альбина беспомощно развела руки:
   - Ну не идиот ли?
   - Нет, - честно признался я.
   - Как можно не видеть очевидного?
   Она уже кричала шепотом, и ее голос напоминал шипение змеи.
   - А ты видишь, что я собираюсь сделать? - шипел я в ответ.
   - В том то и дело, что нет!
   - Тогда занимайся своим мракобесием и не лезь в мои дела.
   Птичий крик, похожий на человеческий, раздался из леса, пролетел над нами и затих, оставляя в сердце тоску.
   Глаза Альбины вспыхнули яростным огнем, зрачки стали темно-зелеными, а голос холодным и спокойным. Таким спокойным, что трудно было не заметить ту ненависть, которую она испытывала ко мне.
   - А вот грубить не советую, - тихо произнесла она, - не надо ТАК говорить о том, о чем ты совершенно не ведаешь.
   Мы стояли друг против друга, и играли в "кто кого переглядит". Мы оба стали спокойными и едиными с природой. Она со своей, я со своей. Энергия, как пламя, охватившее нас, вытеснила из меня всю злость и раздражение. Мое состояние можно сравнить с тем, что ощущает памятник - отрешенность от всего мира. И готовность к любым действиям. В таком же состоянии находилась Аля. Если бы рядом с нами упал метеорит, вряд ли мы обратили на это внимание. Все перестало для нас существовать. Были только мы. Это состояние было мне знакомым, но что с ним делать, кроме как бегать кругами по поляне, я не знал.
   - Прости, - медленно произнес я, - малость не подумал.
   - Малость? - тихо усмехнулась Аля, - не каждый день можно услышать такую глупость.
   За высоким забором послышался лязг металла - Паха открывал дверь гаража. Такое представление пропустил!
   - Ладно, - примирительно сказала Аля, - потом договорим, но если в твоем мероприятии что-то пойдет не так - Пашу больше не увидишь.
   - Вот еще! - настроился я на продолжение спора.
   Открылась входная калитка, из нее выглянул объект нашего спора.
   - И вдохни поглубже, - прошептала Аля, - глаза тебя выдают.
   - А что с ними? - также прошептал я.
   - Потемнели.
   - Wellcome! - пригласил нас Паха, - Милости просим.
   Я глубоко вздохнул. Альбина сделала то же самое.
   Паха посмотрел на нас с некоторым удивлением:
   - Особого предложения ждем?
   - Мне домой пора, - отказался я, - готовиться надо.
   - Я тебя умоляю, - махнул рукой Паха, - с твоей-то светлой головой любой экзамен по плечу. Пойдем, посидим немного.
   Конечно, он хотел остаться с Альбиной наедине. И я им мешал. Мы все трое это понимали. Но не мог же Паха сказать это открытым текстом. Но мне действительно надо было идти. Это знали мы с Алей.
   - И, тем не менее, я пойду.
   Паха для приличия развел руками - мол, сделал все, что мог.
   - Ладно, водителя только позову.
   - Я пешком, - отказался я, - напрямик.
   - Через лес? - удивленно уточнил Паха.
   - Угу, - подтвердил я.
   Паха с сомнением посмотрел на серое небо. От солнечного утра остались лишь воспоминания.
   - Пока дойдешь - стемнеет. Ты промокнешь, простынешь и, как следствие, не пойдешь на экзамен. А как я там один против всех?
   Но я был непреклонен.
   - Прогуляюсь по свежему воздуху. Врачи говорят, это полезно.
   - Врут все твои врачи, - авторитетно заявил Паха, - а так - с комфортом доедешь.
   - Я уже принял решение.
   - Вы только посмотрите на него, - воскликнул Паха, - он принял решение, какой гордый.
   - Гордыня, это грех, - напомнила Аля. С намеком.
   - Пока.
   Я направился через дорогу к лесу.
   - Как придешь - позвони, - бросил вдогонку Паха.
   - Обязательно, - отозвался я.
   Альбина не попрощалась.
  

Васильев наносит сокрушающий удар

  
   В 6 утра моя голова коснулась подушки и я моментально вырубился. В 7:00 будильник отчаянно заголосил о необходимости просыпаться. Я с трудом открыл глаза.
   Возьмите варенное яйцо. Взяли? Теперь постучите по нему со всех сторон металлической ложечкой. Как это яйцо будет выглядеть, примерно так же я себя чувствовал. Голова раскалывалась на кусочки. Тело ныло так, будто я за ночь пробежал 244 километра и вернулся обратно. Руки тряслись, ноги гудели. Желудок сжался в комок. Неимоверно тошнило, но добраться до туалета я не находил возможным. Придется вместо унитаза воспользоваться полом. Он большой, не промахнусь.
   По глазам бил невероятно яркий свет, но когда я их закрывал, то видел мелькавшие ветки, листья, травы. И растерзанная корова, в луже собственной крови. Ночка выдалась, что надо. На свадьбе так не гуляют.
   Зазвонил мобильник. Когда-то негромкая мелодия, теперь гремела, как победный марш на параде. Бодро, весело и оглушительно. Со всех сторон.
   Я поднес трубку к уху. Это был Паха. Его голос был слабым и тихим. Приблизительно то, что он хотел сказать, я уже знал.
   - Я тут приболел малость, на экзамен не пойду.
   Я старался придать своему голосу бодрость, но получилось не очень:
   - Аля постаралась?
   - Нет, - ответил он грустно, - тут немного другое.
   - Расстались, что ли?
   - Аля тут совсем не причем, - раздраженно повысил Паха голос, и чуть смягчившись - позже расскажу. Вечером заглянешь?
   - Обязательно. Если на радостях не напьюсь с группой.
   - Было бы с кем там пить.
   Тут Паха был прав - весь семестр мы держались обособленно. Были двумя белыми воронами, разбавляющие серую однородную массу. Никто из одногруппников не был вхож в нашу компанию. Нас как бы и не замечали даже во время футбола на физкультуре. Даже хулиганы, что самое обидное, не обращали на нас внимания. Просто знали, с кем будут иметь дело. А значит, торжественное мероприятие после экзамена будет проходить тоже без нашего участия.
   - Значит, вместе отметим, - предложил я.
   - Если только твою "пятерку".
   - Сомневаюсь. Похоже, я тоже не в лучшей форме.
   - Долгая дорога домой?
   - Ага.
   - А я говорил...
   - Говорил, - оборвал его я.
   - И предлагал...
   - Помню.
   - Но ты-то появишься?
   - Постараюсь.
   - Машину прислать? Или опять заартачишься?
   Я представил дорогу до института. В моем измочаленном состоянии каждый метр сойдет за десять.
   - А вот сейчас не откажусь.
   - Жди к восьми, - обрадовался Паха, - и передай привет всем нашим.
   - Они будут рады твоему отсутствию, - заметил я.
   - Ладно, удачи и до вечера, - прервал Паха наш разговор.
   До тумбочки тянуться было очень далеко, и я уже положил телефон на пол, как опять раздалась музыка. Не в силах ругаться, я молча поднял трубку. На экране высветилось "мент поганый", хотя еще вчера красовалось - "Васильев".
   - А я ждал тебя, - сказал я телефону, вздохнул поглубже и нажал на клавишу.
   Как не странно, но голос Васильева был мягким и спокойным. А я ожидал буйных эмоций.
   - Лишил все-таки меня скотины? - холодно начал он без всякого приветствия.
   - Не знаю, о чем ты, я в городе, - отчитался я, - хотя тебя предупреждали.
   - А здесь твоих следов нет. Тут вообще нет человеческих следов, - продолжал он все также тихо и равнодушно, - а вот волчих отпечатков полно.
   - Ну вот с волка и спрашивай, - посоветовал я, - а за одно и с медведя про теленка спроси.
   - Наслаждаешься победой, крысеныш?
   - Сочувствую твоему горю.
   Да, я наслаждался победой. Меня просто переполняло диким восторгом. Все получилось отлично, как бы Аля не предостерегала меня. Только вот, устал здорово.
   - Давай на чистоту, - предложил Васильев, - я разговор не записываю, свидетелей нет. Ты причастен к этому?
   - Да каким боком? - попытался я изобразить удивление.
   - С твоей стороны угроза была.
   - Моя угроза была ответом на твою подлость. Всего-навсего. Не хочешь же ты сказать, что поверил в это.
   - Факт остается фактом. Ты сказал - это случилось.
   - Ты сказал, что мой дом спалишь, - напомнил я, - тоже угрожал. Кстати, как он?
   - Спалил, - как само собой разумеющееся, сказал Васильев, - и дом и все постройки. Только забор остался, но его быстро на дрова растащат. И сарай не задело, почему-то.
   Меня это особо не удивило и не расстроило. Все свои дела я успел сделать. Теперь уже все концы обрублены.
   - Ну, вот видишь, все мы что-нибудь, да теряем.
   В трубке возникла тишина. После такой тишины обязательно случается что-нибудь плохое. Я прямо-таки видел, как Васильев улыбается. Холодок пробежал по моей спине. Настроение таяло, как снег весной.
   - Тут у нас опять похороны намечаются, - его тихий голос казался мне оглушающим.
   Я выжидающе молчал.
   - Уж не знаю, чего там забыл Васька со своими детишками, - Васильев для пущего эффекта помолчал, - вначале не знал, потом объяснили. Их обгоревшие трупы обнаружены в курятнике.
   Кур похоронить надо, вспомнил я.
   Васильев неторопливо продолжал, растягивая слова и явно получая удовольствие.
   - Но мне все же кажется, что по положению трупов экспертиза сделает заключение, что смерть наступило не от огня, а немного раньше. Все дело в том, что из этого гадюшника может выбраться даже младенец. А они не смогли. Значит...
   Опять театральная пауза:
   - ... им помогли. Ваську-то не особо жалко, а вот пацанов...
   Мне хотелось отбросить телефон в сторону, укрыться одеялом и проснутся от ночного кошмара, где все будет так, как должно быть.
   - Ты записываешь разговор? - осведомился Васильев, - Записывай и слушай дальше.
   Я молчал.
   - Скорей всего, смерть наступила от нанесения ножевых ранений, не совместимых с жизнью, - он опять помолчал, - ну это я так считаю. Так сказать, мое предположение.
   Яйцо находится еще рядом с вами? Бросьте его на пол и раздавите ногой.
   Приблизительный сценарий таков. Васильев решил не откладывать дела в долгий ящик. Пришел в дядин дом с целью поджога. Тут он видит или слышит Ваську с сыновьями. Или они его застали за преступными действиями. В любом случае, свидетелей вскоре не стало. Один профессиональный алкоголик и трое школьников не смогут тягаться с одним полицейским. Молодым и сильным. Возможно, все случилось так быстро, что никто даже крикнуть не успел. Так легко и просто умереть. Просто ли? Я поспешно отказался от тех жутких картин, которые нарисовало мне воображение. Сдались же мне дохлые куры! Но, опять же, кто бы знал. Теперь уже Васильев праздновал победу. Как это нелегко признавать, но он великолепен. И ужасен.
   - А за два часа до пожара, - продолжил Васильев, - Васька торжественно всех оповестил, что бросил пить, начал новую жизнь и все это после разговора с тобой. Мол, наставил на путь истинный, открыл глаза на все то дерьмо, в котором он оказался. До самых небес тебя вознес. Про твою просьбу кур похоронить, тоже сказал. Вот только некоторые отговаривали его идти в дом колдуна. Мало ли, что там может случиться с православным человеком. Я это уже потом узнал. Ночью разбудили - пожар! А потом трупа. Я почти не спал.
   Заткнись, мразь - крутилось у меня на языке, но не могло сорваться с губ. Во рту пересохло. Мысли застыли, как муха в тягучей смоле. Трепыхаются, но вырваться не в силах.
   - И видишь, как все нехорошо обернулось? Для нашего поселка это большая трагедия. Сразу пятерых хоронить.
   Моя голова что-то совсем плохо стала соображать.
   - Пятерых?
   - А я разве не сказал? - удивился Васильев, - Кузнечик тоже ласты завернул.
   - Нет, - промямлил я.
   - Да, - убедительно сказал Васильев, - слепая вера, оказывается, очень сильная вещь.
   - Вранье.
   - Что вранье? Что сильная вещь?
   - Что Кузнечик умер, - я только сейчас понял, что даже не знал, как зовут нашего кузнеца. Для всех он был просто Кузнечик.
   - Если не веришь, то приезжай, убедись. Только... - небольшая пауза, как угрожающий намек, - не думаю, что тебе здесь будут несказанно рады. За короткий срок пребывания ты столько дел успел провернуть. Да и у меня к тебе вопросы будут. Личного характера. Со стороны правоохранительных органов к тебе претензий нет, так что оставайся в городе. А насчет пожара... Ну можешь приехать, документы кое-какие подписать, если это тебе надо.
   Являлось ли правдой все то, что мне поведал Васильев. Или все это чистой воды вымысел? С него станется. Манипулировать людьми у него получается хорошо. По себе знаю. Если предположить самый страшный вариант, то все логично сходится. И моя просьба Васе, и угроза Васильева, и встреча Васи с Васильевым (черт, да они почти тезки), из-за чего Васька не смог передать мои слова Кузнечику. И слепая вера, погубившая Кузнечика. "Словом можно убить", вспомнил я слова батюшки.
   Но возможно, что это все вымысел. Васильев, конечно же, не поверил, что я могу использовать сотовый в качестве диктофона, записывая наш разговор. Стал бы он распространяться о своих подвигах. Только вот, чтобы узнать это, мне придется приехать в поселок, потому что кроме телефона Васильева, у меня был еще контакт с отцом Алексеем, а его беспокоить до отпевания не хотелось.
   Преодолевая земное притяжение, (сейчас мое тело будто налилось свинцом), я приподнялся на кровати и спустил ноги на пол. То есть - сел.
   - Тимофеев тоже в этом участвовал?
   - Ну так что? - полюбопытствовал Васильев, игнорируя мой вопрос, - хватит духу приехать и посмотреть в глаза землякам?
   Конечно, участвовал. Куда ты без него?
   - Приеду чуть попозже, - толи прохрипел, толи прошептал я, - только экзамен сдам.
   - Только бери билет в один конец, - радостно сказал Васильев, спокойный тон сменился азартными нотками, - потому что я тебе башку оторву.
   А это заразно, подумал я, чувствуя, как моя усталость исчезает под напором злости.
   - А не боишься после коровы оказаться следующим?
   - А на тот случай, если твоя псина появится, то знай - замки я поменял, ствол при мне. А для ночных гостей у меня есть парочка сюрпризов.
   - Ночью в туалет пойдешь, сам не нарвись, - посоветовал я.
   - Буду ждать тебя, нехристь.
   Короткие гудки.
   Ведем себя, как дети, - подумал я о финале нашей перепалки. А насчет сюрпризов... Предупрежден, значит вооружен.
   Если предположить, что Васильев нафантазировал всю эту трагедию, то на душе становится немного спокойнее. Если нет, то лучше не думать об этом в данный момент. Думать будем о предстоящем заключительном экзамене и о том, как встать с кровати.
  
   Спасибо Пахе за водителя, и водителю за терпение. Он долго ждал, когда я наконец-то выйду из подъезда. Ждал, когда я сяду в машину и выйду из нее. Со стороны я походил на древнего старика, рассыпающегося на части - очень был медлителен и осторожен. Не знаю, что водитель думал обо мне, но, прежде веселый и разговорчивый, сегодня он тактично молчал всю дорогу. Подъезжая к институту, он сообщил:
   - Павел Викторович просил передать, что заедет за вами сам.
   - Понятно, - сказал я, вылезая из машины.
   - Только позвоните ему после экзамена.
   - Непременно.
   Было невероятной удачей то, что на третьем этаже, где должен был проходить экзамен, руководство института затеяло ремонт немного раньше срока. И поэтому сдача проходила на первом этаже. Когда я доковылял до кабинета, то несколько не удивился, когда никто из одногруппников не удостоил меня даже мимолетным вниманием. Я не стал занимать очередь, судорожно перелистывать книги и конспекты, и испытывать волнение. А просто положил пакет с учебником на полу, сел на него, ноги согнул в коленях, руки положил на колени, голову на руки. В коридоре пахло свежей краской, отчего голова болела еще больше. Мышцы ныли, тошнило. И выглядел я не очень. Пахи не было. В голове клубился туман. Хотелось спать, и я уснул.
  
   Кто-то издалека, из другого мира, тряс меня за плечо:
   - Митрофанов, проснись.
   Я находился в полной темноте. Такой полной, что даже не видел своих вытянутых рук. Абсолютной. Где-то кудахтали куры. Доносились приглушенные крики детей. Слышался треск горящего дерева. Предсмертный хрип коровы.
   И женский голос:
   - Проснись.
   Голос знакомый, но чей? Мамы? Альбины? Больше некому.
   Я завертелся на месте в поисках хоть какого-нибудь источника света. Но ничего. Темнота и пустота. Даже звуки доносились со всех сторон и не могли являться ориентиром. Я заблудился, сам не зная где.
   - Сережа!
   - Я здесь, - крикнул я.
  

Сессия сдана (полная версия)

  
   Я стоял возле стола своей классной руководительницы с понуренной головой. Мне было плохо, я хотел спать, но все же пытался испытывать стыд и краснеть. Проспать три часа сидя на полу перед кабинетом... И ни одна сволочь из числа одногруппников не удосужилась меня разбудить. Неприязнь неприязнью, но чисто по-человечески можно было бы пинком растормошить. Так меня и нашла Анна Александровна. Несложно представить ее удивление.
   - И не водись ты с этим Тряскиным, умоляю, - продолжала распаляться она, - одна его фамилия, прости Госпади, чего стоит.
   Я виновато смотрел в пол, изучая неровности дощатого пола с потрескавшейся краской некогда коричневого цвета. За неявку нам с Пахой грозило отчисление из института. После того случая первого сентября, оставлять нас на второй год никто не собирался. Пересдача нам тоже не светила. Завуч свои слова на ветер не бросает. Но тут возникли некоторые подробности. Во-первых, за Пашин прогул просто-напросто заплатили, ссылаясь на неизвестно откуда свалившееся недомогание. Во-вторых, я все-таки пришел на сдачу, но нечаянно уснул. Тоже занемог. Мой разбитый вид был тому доказательством. Перегаром от меня не несло, но выглядел я ужасно. Врагу не пожелаешь такого... Хотя врагу-то как раз и пожелаешь. Я все-таки надеялся услышать о дате пересдачи, как свершилось чудо. Анна Александровна поставила мне "четверку".
   - Было бы несправедливо брать деньги от богатого студента, когда его друг в том же состоянии хотя бы явился на экзамен, - заметила классная, - только никому больше не надо об этом знать. Мы договорились?
   - Более чем, - ответил я
   Анна Александровна нервно смотрела в окно на молодую листву тополей, крепко сжав пальцы рук в замок. Еще немного и старушку затрясет. Мне было по-человечески очень жаль ее. Она глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.
   - Тряскин, - пробормотала она, зло усмехнулась и, обращаясь ко мне, подытожила, - у твоего Тряскина родители не бедствуют, он себе дорогу их деньгами проложит. Знаешь, почему ремонт начали на месяц раньше?
   Она пальцем показала вверх, в сторону третьего этажа, где вовсю красили, белили и замазывали. Я кивнул.
   - Да конечно знаешь. Деньги в наше время решают все. А у тебя, между прочим, потенциал, который ты пытаешься похоронить и, заметь, у тебя это хорошо получается.
   Её доводы были просты и логичны, как детский конструктор для взрослого. У неё такая работа - наставлять сбившихся с правильной дороги на путь истинный, и она выполняет её отлично. Мне нечего было сказать, ей нечего было добавить. Воцарилась необходимая для этой минуты педагогическая тишина для осознания и понимания. Я смотрел в окно, пытаясь разглядеть там скорейшее избавление от нравоучений моей заботливой класснухи. Но на улице я видел лишь лето. Молодое, нежное и соблазнительное. Манящее своей свежестью и чистотой.
   Наше неловкое молчание было прервано автомобильным гудком с улицы
   - И какие выводы мы сделаем из нашей беседы? - наконец поинтересовалась Анна Александровна.
   - Единственно верные, - бодро ответил я, искренне посмотрев ей в глаза.
   - Я очень на это надеюсь, - она недоверчиво улыбнулась, - слышала у тебя там какая-то трагедия.
   - Да, - помрачнел я, - дядя умер.
   - Соболезную.
   - Спасибо.
   Мы еще немного помолчали для приличия.
   - Ну, ладно, - махнула она рукой, - тогда до сентября. Я надеюсь.
   - До свидания, - я направился к двери.
   - Сергей! - окликнула Анна Александровна.
   Я обернулся, её глаза говорили - "не лги, вижу тебя насквозь".
   - Ты случайно не влюбился?
   Во дворе просигналил гудок. Телефон я отключил, как это принято на экзаменах. Пахе оставалось только сигналить.
   - Да вроде бы нет, - ответил я, стараясь скрыть любопытство и нетерпение одновременно.
   - Наркотики не употребляешь?
   Допрос принимал еще более интересный оборот, но автомобиль Тряскина, нетерпеливо позвал меня двойным гудком.
   - Точно нет, - озадаченно, но твёрдо произнёс я, - а к чему эти вопросы?
   Её глаза опытного педагога внимательно следили за моей реакцией.
   - В последнее время ты как-то изменился, но я не могу понять, как.
   - Ну, если только в положительную сторону, - улыбнулся я, но, по-моему, вышло как-то неестественно.
   Опять сигнал, долгий и требовательный. Ночью он бы разбудил полквартала.
   - Ладно, иди, - вздохнула она и её взгляд профессионального педагога опять стал взглядом обыкновенной усталой женщины, - твой Тряскин уже заждался.
   Ещё раз попрощавшись, я выскочил в коридор.
   Если бы кто-нибудь знал, как я изменился...
  

Паха встречает волка

  
   - Ну и морда у тебя, Шарапов, - восхищенно пробормотал Паха, как только я захлопнул за собой дверь Дельфина и сел на любимое место Альбины, - будто по тебе КамАЗ груженный проехал.
   - Ночь бессонная, - коротко констатировал я.
   - Сколько?
   - Четверка.
   - Чего так хило?
   - Ночь бессонная.
   - Понятно.
   Мы ехали по залитым солнцем улицам, наводненными людьми и машинами. На площади резвились фонтаны, голуби нагло домогались продавцов семечками. Дети, разбившись по парам, под руководством воспитателя, шли в парк развлечений. Лето набирает обороты. Время отпусков и каникул. Но нам с Пахой было как-то невесело.
   - А мне пятерку впаяли, - с такой грустью сказал Паха, будто его отчислили из института.
   - У меня от твоей пятерки до сих пор голова болит, - отозвался я, - чуть не задохнулся.
   - Оперативно сработали, - пробормотал Паха, явно недовольный этой ситуацией, - пустить взятку в ход, бюджетные деньги прикарманить и умотать в отпуск, подальше от всяких проверок.
   - Зато ремонт будет отличным, - заметил я.
   - Скорей всего, сделают все на скорую руку.
   Мы некоторое время молчали, погруженные в свои мысли. Наконец Паха вздохнул и виновато произнес:
   - Ты хоть не обижаешься?
   Я махнул рукой:
   - Наоборот. Как оказалось, мы вчера вместе чего-то там делали, но я пришел, а ты - нет. Так Анна думает. И решила, что этим своим действием я заслужил четверку. А тебе - несмываемый позор, за то, что бросил друга.
   - Я, оказывается, еще и молодец?
   - Ты друга бросил, - напомнил я.
   - Но четверку-то впаяли?
   - Все что ни делается - все к лучшему.
   - Если мы опять чего-нибудь учудим,- тихо сказал Паха, - батя за меня заплатит, а вот тебя вежливо попросят.
   - Значит, будем чудить потихоньку, - заключил я.
   Наконец-то Паха повзрослел и спустился с небес на грешную землю. Где многое, если не все, покупается и продается, а дети чиновников находятся в привилегированном положении. То, что одним сходит с рук, другим по рукам бьет. Еще вчера Паха считал себя таким, как все. Только чуть-чуть богаче. Более финансово независимым. Сегодня он уже - "золотой мальчик". Как-никак, сын мэра. Единственный. Эта глава жизни открылась ему только сейчас. И пока его отец на коне, Паха защищен если не ото всех, то от многих неприятностей. Таких, как, например, неявка на экзамен. И это его тяготило.
  
   Мы въехали в гараж. Автоматические ворота закрылись, отсекая нас от дневного света и уличного шума. Паха погасил фары и включил в салоне лампочку. По бегающим зрачкам и побледневшему лицу, которое не скрывало даже тусклое освещение, я понял, что наступил час откровений.
   - На меня вчера напал волк. То есть, сегодня утром, - Паха посмотрел на меня, - что можешь сказать по этому поводу?
   - Скажу, что ты отделался легким испугом.
   Паха поерзал в своем кресле, выбирая удобное положение, прислушался к ощущениям, удовлетворенно кивнул и начал.
   - Опущу ненужные подробности и буду краток. Не знаю, во сколько я посадил Алю в машину, но небо уже начинало светать.
   - Чем это вы занимались все ночь?
   - В шахматы играли. Так вот... Машина отъехала, я постоял немного у калитки и повернул было домой...
   Паха помолчал, прокручивая в памяти изображение случившегося. В тишине было слышно только пощелкивание остывающего двигателя.
   - Повернул я домой, а передо мной стоит волк. Видимо их лесу вышел, - Паха нервно хихикнул, - из лесу, конечно, откуда же еще? Наверно, скучно стало. У нас же медведи по улицам гуляют. Вот и эти, туда же.
   Он посмотрел на меня, уточняя:
   - Не собака. Настоящий волк. Вот такой.
   Он развел руки, желая показать размеры волка, но ограниченное пространство не позволило этого сделать.
   - Стоит, смотрит на меня и хвостом виляет, придурок.
   Я закрыл глаза, представляя все это. Ситуация складывалась более, чем абсурдная.
   - И мне показалось, что он улыбается, прикинь.
   Я прикинул и кивнул. Улыбающийся волк. Нормально.
   - А взгляд у него какой-то человеческий.
   Почему бы и нет?
   - Не глаза, а именно взгляд, - пояснил Паха, - словно все делает не интуитивно, а по разуму.
   - Понятно.
   - А потом он как-то так присел и прыгнул на меня. На землю повалил, лапами на плечи встал, вот так, - Паха вытянул руки вперед, согнул пальцы на манер когтей, - я ни пошевелиться не могу, ни закричать для приличия. Он тяжелый такой. Из пасти воняет чем-то непотребным.
   Паха поморщился и замолчал, глядя сосредоточенно куда-то в пустоту, всем своим видом говоря - я не здесь, не в этом мире. Я подумал, что Паха первый в мире человек, на которого напал волк и который практически не пострадал. По крайней мере, физически. А вот психика определенно пошатнулась. В полутьме, при свете тусклой лампочки, да еще с таким отсутствующим взглядом, Паха напоминал душевнобольного. Для полноты картины ему бы слюну пустить.
   - Вот, - он оттянул ворот футболки и оголил плечо, на котором красовался здоровенный синяк, - на втором такой же.
   - А дальше?
   - А потом он меня облизал. Всю морду облизал, как собака. И поскакал в лес.
   - И все?
   - Все. Не укусил, даже кусочка не попробовал, - Паха слабо улыбнулся, - побрезговал, скотина.
   - Наверно, сытым был, - предположил я.
   - Я пока добрался до дома... Мои уже встали. От волка отмахнулись сразу. Собака, говорят, большая. От хозяев сбежала. В темноте не разглядел. Я им на улицу показываю - светло как днем. Не верят. Батя сказал дома оставаться, приходить в себя, насчет экзаменов не беспокойся, а на улицу видеокамеру вывести надо. И не шляться по ночам. И на семейном совете решили, что Альбина переезжает ко мне.
   - Быстро вы, - удивился я.
   - А то мои ночные прогулки до добра не доведут.
   - А сама Аля в курсе?
   - Про что именно?
   - Про волка.
   - По телефону хотела поздравить с экзаменом, я все ей рассказал.
   - Поверила?
   - Сложно сказать, - Паха задумался, - молчала долго, потом сказала "посмотрим".
   Она все знает, - подумал я, - плохо.
   - А жить с тобой согласна?
   - Я ей еще не говорил, но она скоро подойдет, все сразу и решим. Думаю, согласится, чего оттягивать неизбежное?
   И тут в Пахе произошла смена настроения. Он вдруг разулыбался, стукнул меня кулаком в плечо и, сияя, поведал:
   - А я же больше не девственник!
   Перемена темы была такой быстрой, что я даже не понял, о чем речь, но чувство юмора во мне отреагировало сразу.
   - А ты волку понравился, как я посмотрю.
   - Не, ну каким же надо быть черствым дебилом, чтобы опошлить такое событие, - возмутился Паха, - человек теряет девственность не каждый день, а максимум один раз в жизни. Мог бы и порадоваться.
   - Порадовался бы, если бы это произошло со мной, - продолжал я веселиться, - а получается - ты меня обскакал, а я радуйся. Нет, дружище, не получится. Не по-пацански ты поступил. Не по-братски.
   - Признайся, завидуешь?
   Я равнодушно пожал плечами:
   - Черной завистью.
   Паха мечтательно закрыл глаза:
   - Я был великолепен.
   - Во время шахмат?
   - Ну да.
   - Кто выиграл?
   - Согласились на ничью.
  

Секрет ножа

  
   - Серега, просыпайся, - прокричал дядя, - я вспомнил!
   За окном только-только рассветало, небо за черным контуром леса чуть посветлело, в моей комнате было еще темно, а это значит - начало пятого утра.
   - Вспомнил, как нашего предка звали, паскудника этакого!
   - Как? - спросил я сонным голосом.
   - Да это и не важно. Главное, теперь можно собираться!
   Куда и зачем собираться, я не знал. Но в чем был точно уверен, так это в том, что будет что-то действительно стоящее, и поэтому я решительно откинул одеяло. Дверь в мою комнату открылась, на пороге появился дядя, держа в руке какую-то вещь. Ну а если вспомнил имя предка, значит в руках шкатулка с ножиком. Его глаза сияли.
   Раннее утро приятно бодрило прохладным воздухом. Тропинка, петляя в молодой траве, покрытой росой, вела нас к окраине леса. Небо за высокими деревьями посветлело, последние звезды растворялись в синеве. Где-то в листве запели первые птицы.
   Дядя подошел к старому пню, одиноко стоящему среди сосен, открыл коробочку, осторожно достал нож, воровато оглянулся, и вдруг резким взмахом руки вогнал его до середины лезвия.
   - Хочешь бежать быстрее ветра? - на полном серьезе спросил он меня.
   У меня был мопед, но до скорости ветра ему было далеко, а тут... Я молча пожал плечами, как бы говоря, что информации мало. Дядя понимающе кивнул.
   - Если человек перепрыгнет через заговоренный нож, обернется волком, - для пущего эффекта, дядя произнес торжественным тоном, - быстрым и сильным волком.
   Легкая стена непонимания, исходящая от меня, стала между нами.
   - Оборотнем? - осторожно уточнил я.
   - Именно, - подтвердил дядя.
   Я с недоверием смотрел на нож. Я конечно, во многое готов поверить. Но в это? Как-то уж через чур неправдоподобно выглядела эта затея.
   Дядя, якобы не видя моего скептицизма, продолжал.
   - Еще, конечно, можно использовать для этой цели шкуру волка. У нас есть в кладовке одна такая, но моль ее поела малость, дыра на дыре.
   Дядя обреченно махнул рукой.
   - Просто перепрыгнуть? - спросил я, - И ничего более?
   - Желательно ночью, чтобы никто не видел. А то вынут нож и будешь все жизнь по лесам бегать, лосей пугать. Пока волк не поглотит тебя полностью. И одежду надо снять. Запутаешься в тряпках, шагу не сделаешь.
   - Людей надо есть? - спросил я осторожно.
   - Не обязательно, но лучше поесть перед оборотом. Потому как одновременно будешь и волком и человеком. Мало ли что может взбрести в голову. Особенно с непривычки.
   - И зачем это все? - уныло спросил я.
   - Попробуй - узнаешь.
   Я молча переводил взгляд с ножа на дядю и обратно. Пытался хоть немного поверить.
   - А как происходит процесс этого перевоплощения?
   - А кто ж его знает? Мы по институтам не ходим, к ученым людям не обращаемся. Потому что, - он начал загибать пальцы, - непонимание - раз, ненаучно - два, и, как следствие - дурдом или нечеловеческие опыты.
   - А сам так делал? - занялся я своим любимым делом - вопросами.
   - Делал, - кивнул дядя, - давно и нечасто, но делал. Чтобы других волков подальше от поселка отогнать.
   - А почему "нечасто"?
   - А вот встретится на пути какой-нибудь охотник. Степаныч, например. А Степаныч, ты знаешь, и на зайца идет, как на медведя. Бах! - дядя хлопнул в ладоши так, что я вздрогнул, - я без головы, а ты остался сиротой.
   Эту картину представить было не трудно. В животных Степаныч стрелял так, чтобы уж наверняка. Вместо дроби использовалась картечь. Истерзанный туши убитых им зверей в нашем поселке не видел разве что слепой. И если заяц с отстреленной башкой еще годился в пищу, то от белок оставались кровавые лохмотья, которые съедали его собаки, такие же ненормальные, как их хозяин. И если есть охотники от Бога, то Степаныч - от самого Дьявола. Многие наши шутят, что вместо одного зайца-мстителя, из лесу должны выходить табуны животных, садиться перед домом, и укоризненно смотреть в его окно.
   - И всегда помни, лечишь ли ты людей, превращаешься ли в животного или, не дай Бог, наводишь порчу на человека, ты берешь на себя ответственность и за совершенный поступок, и за последующие последствия. А последствия будут касаться не только тебя, но и твоих близких людей.
   Дядя мощным рывком вытащил нож из пня и задумчиво посмотрел на него.
   - Вот поэтому я это делал когда-то, а не сейчас. Чтобы не искушать судьбу.
   - А мне предлагаешь?
   - Предлагаю попробовать.
   Дядя уселся на пенек, и продолжил лекцию.
   - Однажды ты попробуешь табак и алкоголь. Сделаешь татуировку, обратишься в секту. Может быть, когда-нибудь попробуешь прыгнуть с парашютом или без него. Потом встретишь женщину...
   Тут дядя мечтательно улыбнулся. В глазах загорелись озорные огоньки. Но вдаваться в подробности он не стал.
   - Если вдруг ты станешь богатым человеком, то перед тобой откроются многие двери, как плохие, так и хорошие. В мире много интересных вещей, соблазнов, запретных плодов. Тебе встретятся люди, которые делали то, что тебе бы даже в голову не могло бы прийти. Одни воспаряют над миром, другие опускаются на самое дно. От любого можно всего ожидать. И ты не лучше, не хуже других.
   Я же тебе просто предлагаю одно небольшое приключение - оказаться в шкуре настоящего волка. Поверь мне, при желании любой может стать и космическим туристом и президентом. Подобной шпаны на всем белом свете хватает. Но далеко не каждый космический турист может поменять человеческий облик на звериный. За всю мировую историю таких случаев - десяток-другой. Конечно, последствия от этого могут быть и хорошими, и нейтральными и даже плачевными. Может все обернуться катастрофой. Тут все зависит от человека. Но, зная такой секрет, я не могу не поделиться им с тобой. Нельзя мне уйти в другой мир, не открыв тебе этой тайны. Это было бы не справедливо.
   Он потянул мне ножик.
   - В любом случае, тебе решать.
   Я взял в руки эту, казалось бы, самую обыкновенную вещь.
   - Я побегу быстрее мопеда?
   - Попробуй - узнаешь.
  

Мы с Алей ругаемся и миримся

  
   Я вышел за калитку. Паха ждал Алю и празднование решили перенести на завтра. Хотя, честно говоря, мне было не до веселья. Лица Васи-комбайнера, его детей и Кузнечика укоризненно смотрели на меня. Живы они или нет, мучил меня вопрос. Я уже решил отправиться домой пешком через лес, по той самой дороге, как сбоку от себя услышал знакомый голос:
   - К ноге!
   Аля не спеша подходила ко мне. В ее зеленых глазах читалось все, что она в данный момент обо мне думала.
   - Волк, ну конечно же, - насмешливо произнесла она, - можно было догадаться.
На расстоянии двух метров она остановилась, сунула руки в карманы джинсовки, голову склонила чуть набок. Вся ее поза показывала презрение.
   - А ведь я тебе говорила об ответственности.
   - Давай без нотаций, - огрызнулся я.
   - Я говорила, что ты еще пацан, - продолжала она, глядя на меня, как на насекомое.
   - Я сделал то, что должен был сделать.
   - Я не знаю точно, что ты там сделал, но месть - это удел низких мелочных людей, которые используя свою власть, свою силу, губят окружающих и разрушают мир вокруг себя. Уничтожают себя и свою бессмертную душу.
   Она говорила, будто читала лекцию. Четко, кратко, поучительным тоном. Мне даже захотелось достать тетрадь и законспектировать. Она у меня как раз с собой. Вот бы Аля взбесилась!
   - Это закон один на всех, для каждого человека. Твой наставник должен был тебе это сказать в первую очередь.
   - А причем тут моя душа? Ну, лишился человек скотины. Заслужил.
   - Заслужил, не спорю, - согласилась Аля, - и, чтобы ты не очень мучился, смерть людей на тебе не лежит. Карты поведали.
   При этих словах все у меня внутри сжалось. Все-таки, правда. Действительно ли Аля хотела, чтобы я не мучился, но вышло только хуже. Особенно после того, как она добавила:
   - Ну, конечно, и ты в этом замешан. Косвенно. Но отвечать придется не тебе.
   Естественно, легче мне не стало. Да, Васильев использовал меня, чтобы навредить Кузнечику. Стравил нас очень тонко и изящно. И причину устранил, и руки не запачкал. Из таких получаются очень неплохие интриганы и политики. Но Кузнечика проклял все-таки я. Да еще Васька-комбайнер оказался не в то время, не в том месте. Да еще и со своими пацанами. И все это произошло быстро, без малейшего шанса, что-либо исправить.
   - Но мне как-то плевать и на твои разборки и на этих несчастных, - продолжала Аля, - но ты напал на Пашу.
   - Ничего с твоим Пашей не произошло, - сказал я в ответ.
   - Ты напугал его, - Аля повысила голос, - это же надо было додуматься - облизать его. Гадость какая! У него, может психика, пошатнулась.
   - Я его только что видел. Если у него мозги набекрень, так это от тебя.
   - В каком смысле?
   - Голову потерял с твоей помощью.
   Тема разговора резко поменялась. Наш спор изначально ничего хорошего не сулил. Но на этот раз я попал в цель. Аля тут же покраснела, засмущалась. Стыдливо опустила глаза. Видимо вспомнила про шахматы. И из всезнающей вздорной ведьмы, она превратилась в обыкновенную девушку.
   - Ну ладно, его я могу понять, - я рисковал испортить наших отношений еще больше, но вопрос надо было задать, - но ты-то в нем что нашла?
   - Тебе ли, блохастый, понять женское сердце? - произнесла Аля, но мягко и спокойно, что я даже не обиделся, - или ты не веришь в мои светлые чувства?
   - Мне как-то не очень верится в твои светлые чувства, уж извини. А то, что он богатый, это вполне привлекательный факт.
   - Он не богатый, а ...
   - ...финансово независим, - сказали мы хором.
   - Можно это еще более тактично назвать, но суть от этого не меняется, - гнул я свое.
   Аля только махнула рукой:
   - Мне плевать на твое мнение, главное - что Паша мой.
   - А вот мне не плевать, - возразил я, - я за вас только рад. Он счастлив с тобой.
   Я, в кои-то веки, был великолепен. Ловко выкрутился из создавшейся ситуации. Лед в ее глазах плавился и таял. Слепому было видно, что она пытается сдержать улыбку, показывая свое равнодушие. Тут и колдуном не надо быть, что бы видеть, что она тоже счастлива. И даже если она счастлива от любви не к Пахе, а к его деньгам, поделать я уже ничего не мог.
   - Ладно, давай так, - примирительно сказала Аля, - я не буду настраивать Пашу против тебя, но только по одной причине - когда сегодня утром звонила ему, он места себе не находил потому что - "отпустил Серегу одного в этот "гадюшник". Он переживал, между прочим. А заменить тебя я не смогу. Но если еще хоть раз произойдет нечто подобное, я вас поссорю между собой.
   Мне очень хотелось сказать в ответ что-нибудь про настоящую дружбу и другие прописные истины, но я промолчал, чтобы все не испортить. Через несколько минут Паха предложит ей переехать к нему, она, конечно же, согласится и все козыри будут у нее на руках. Поэтому я, с легким ехидством, тихо произнес:
   - Очень великодушно с твоей стороны.
   - И твори свою вендетту где-нибудь в другом месте. А лучше забудь. Не доводи до греха.
   Она немного помолчала и добавила:
   - Я уже побывала на пороге темноты. Тебе не советую даже этого, не говоря о большем.
   Слова показались мне очень интригующими, но сил и желания для продолжения беседы у меня не оставалось.
   Я молча повернулся и опять пошел в сторону леса. И хотя я был жутко уставшим, все-таки решил прогуляться в тени сосен и подышать чистым воздухом.
   - Ты пользуешься кинжалом? - донеслось мне вслед.
   А она рубит в этой теме, подумал я немного восхищенно. Спец.
   Я повернулся.
   - Навряд ли ты вчера весь вечер таскал с собой волчью шкуру, - она поморщилась, - гадость какая! Остается - заговоренный кинжал.
   - Ну, допустим, - кивнул я, - только это нож.
   - Покажешь?
   - Нет.
   - Понятно, - вздохнула она.
   Мы разошлись. Она не спеша подошла к калитке, к своему будущему дому и нажала кнопку звонка. Медленно передвигая ноги и помахивая пакетом с конспектами и учебником, не принесшие в этот день никакой пользы, я поплелся к пению птиц, к лесным тропинкам и к бесконечному мусору на полянах возле кострищ.


Ночной бег, заяц и Луна

  
   Верите ли вы в сказки так, как верю в них я?
   Я строго следовал дядиной инструкции, а именно - сытый, ближе к ночи пошел в лес, нашел приличный пень, малоприметный в окружении сплошных зарослей осинника и высоких сосен, и с размаху воткнул в него нож. Потом примерно прикинул траекторию прыжка. Расчистил место предполагаемого падения от шишек и сухих сучьев. И стал ждать. Чего? Сам не знаю. Наверное, когда придет осмысление того, что я здесь делаю и как я мог купиться на это. Одно дело - играть в прятки с лешим или слушать пение домового под треск поленьев в печи. Но полная смена облика без какого-либо логического обоснования... Лет пять назад я бы даже не задумывался и уже лежал голый на земле, думая, что я сделал не так, почему это не получилось. Но сейчас мне семнадцать, я взрослый здравомыслящий мужчина. Готовлюсь поступать в институт, а значит, я еще и умный.
   Еще к моим положительным качествам можно отнести любопытство. А значит - надо попробовать. По крайней мере, опровергну эту старославянскую ересь на собственном примере.
   Нервно оглядываясь, я снял с себя всю одежду, крестик, телефон, ключи положил в карман ветровки, аккуратно все сложил, положил в густую траву и присыпал хвоей. Маскировка была так себе, но ночная темнота обещала помочь. Опасение у меня вызывали ночные зверьки, охотники до чужого добра.
   Но пора. Настал час истины. Немного подрагивая от прохладного воздуха и чувствуя себя более чем глупо, с громко стучащим сердцем, я оттолкнулся ногами от земли и прыгнул.
   То, что приземлилось на землю, уже не было моим телом. Я не владел им. Что-то случилось. В панике, я замахал руками и ногами, но они не слушались меня, будто жили собственной жизнью. Перед глазами мелькало что-то серо-черного цвета. Я попытался вскочить на ноги, но рухнул набок. Мир изменился, поплыл перед глазами. От бессилия попытался крикнуть, но вместо этого услышал собачий визг, звучащий не от кого-нибудь, а от меня. Что-то произошло, и это что-то начиналось со слов "не может быть, но...". Я закрыл глаза и замер. Надо было успокоиться, прийти в себя.
   Первое, на что я обратил внимание, это окружающие меня звуки. Было тихо, но эта тишина была создана для мира людей. Весь лес шелестел, перекликался, манил. Он шумел, как шумит мегаполис - многогранно и объемно, как единый организм. Я не особо удивился, чувствуя, что мои уши находятся не на привычном для них месте и шевелятся, реагируя на треск и писк.
   Запахи тоже приобрели новые оттенки. Стали более насыщенными и густыми. Легче распознаваемыми в общем объеме ароматов. Мой словарный запас не позволяет описать их более точно. Я вдохнул воздух полной грудью, и один запах леса стал множеством. Одних только трав я распознал с десяток. Цветов еще больше. Смола деревьев, речка, печной дым из поселка, сухие листья и куча всего остального - все систематизировалось и разложилось по полочкам. От обилия такой информации у меня с непривычки закружилась голова. Зато благодаря этим новым качествам я мог бы лучше ориентироваться на местности. Запахи можно использовать как путеводную нить. Если, конечно, сумею встать на лапы.
   Медленно, осторожно я открыл глаза. Размытый мир постепенно приобретал очертания. Перед глазами стояла трава непонятного, похожего на серый, цвета. Высились деревья. Качались листья, осыпалась хвоя. И не смотря на ночное время, видел я отлично. Где-то очень далеко и очень быстро по веткам пробежала белка и в этот миг ни одна деталь не ускользнула от меня, вплоть до ее глаз. Они были голодными, поэтому она и не спала.
   Я повернул голову к небу, да так и замер от неожиданности. Звезд там стало гораздо больше, они были крупнее, казались ближе. Ни одна из них не была привычного мне цвета. Синий только казался синим. Зеленый только напоминал зеленый. Про желтый я вообще молчу. А вот красного и его аналогов - розовый, бордовый, пурпурный, не было. Все теплые цвета пропали. Луна скрывалась где-то за облаками. Мой новый мир стал более мрачным и холодным, словно летнее вечернее небо, покрытое дождевыми тучами. Но он, видимо, все же имел право быть.
   Пытаясь определить механизм работы четырех лап, я вскакивал, падал, поднимался, кувыркался и матерился на волчьем языке. Он кстати, более выразителен, чем человеческий. С его помощью не получиться претворяться. Мои лапы запинались друг о друга, цеплялись за корни, путались в траве. Нарушение опорно-двигательного аппарата - так сказал бы специалист. Я уже стал подумывать, что быть волком не так уж и здорово. А бежать быстрее ветра - просто не реально. Хорошо еще, что я снял одежду. Со стороны было бы смешно.
   Наконец, тяжело дыша и покачиваясь на негнущихся лапах, я зафиксировал тело в более-менее устойчивом положении. Как ребенок, шаг за шагом, я стал не спеша продвигаться вперед. Как оказалось, передвигаться на четырех конечностях, после многолетней ходьбы на двух ногах, не очень удобно. Несколько раз я падал, зарываясь остроносой мордой в землю, обиженно поскуливая. Но постепенно спящие во мне звериные инстинкты начали просыпаться. Движения стали более уверенными, походка легкой. Вскоре я уже не смотрел под ноги, в поисках возможных препятствий на пути. Неуклюжие ковыляния превратились вполне сносный бег рысцой. И пока дядя где-то там, на другом берегу реки, в ином мире, пил чай и думал обо мне, я уже несся по пологому склону холма, сквозь заросли кустарников в километрах десяти от дома, выбегая на бывшие колхозные поля.
   Трава хлещет по морде, ветер свистит в ушах, мир прыгает перед глазами, огромный звездный купол накрыл землю, а меня от всего этого распирает от счастья. Легкий и свободный, как пушинка, подгоняемая ветром, я бегу напрямую по полю. По краю виднеются заброшенные стоянки колхозников. Старый ржавый комбайн, обреченный на неподвижность, с тоской смотрит мне вслед.
   Что-то мелькнуло впереди меня и бросилось наутек. Заяц! Может быть, тот самый террорист! Я бросился за ним, почувствовав непреодолимую тягу к охоте. А не такие они уж и быстрые, эти зайцы - как бы не старался несчастный, как бы не мельтешили его ноги, дистанция между нами стремительно сокращалась. Если бы он мог кричать, над полем бы сейчас раздавались панические вопли. Но вся погоня происходила в полном тишине, только наше тяжелое дыхание и шорох трав свидетельствовали о происходящем. Ради справедливости, надо было дать ему фору, но у меня сегодня дебют, я не в курсе всех нюансов. Вот еще два мощных прыжка и - глотай пыль, паскудник ушастый! Я обогнал его, оставив удивленного, опозоренного, но живого, сидеть посередине поля. А во мне что-то внутри проснулось, вроде голода и жажды. И хотя я отправился на это приключение, по настоянию дяди, сытым, звериная сущность во мне не дремала. Вдруг очень захотелось сырого мяса и теплой крови, чего за мной ранее не наблюдалось. Я остановился в нерешительности и посмотрел на зайца. Он испуганно смотрел на меня, потихоньку пятясь назад. Видя, что я не собираюсь его преследовать, косой развернулся и исчез в ночной темноте. Стоило ли его догнать и утолить свое любопытство или лучше было бы не забывать, что я все-таки человек? Оставив этот вопрос на потом, я решил навестить свой поселок.
   В ту ночь все собаки как с цепи сорвались. В округе стоял несмолкаемый вой. Обычно драчливые и непримиримые соперники, сегодня они объединились в одну несокрушимую армию. Те, кто потрусливей, прятались в конурах. Остальные, подкрепленные соседским участием, голосили на всю округу, предупреждая о волчьей опасности. В домах зажигался свет, заспанные хозяева выходили во двор, ругая своих ответственных, в общем-то, сторожей. Я же бежал вокруг поселка и метил территорию. От такой наглости собаки просто сходили с ума. Цепи звенели от напряжения, хозяева ругались еще больше. Шум стоял неимоверный. Конечно, на утро дядя мне сделает замечание, но как же было весело.
   Не желая испытывать судьбу и поймать предназначенную мне пулю, я повернул в сторону леса. Уж очень шумно стало вокруг, аж голова заболела. Как нашкодивший пацан, я тихо нырнул в заросли ивы, растревожив спящих соек, пробежал по берегу реки, пересек ее через мост и на всех порах направился к нашей с дядей поляне. Вскоре беспорядок в поселке стих, растворился в ночи. Я очень надеялся, что Леший в этот момент спит - так мне не хотелось блуждать вокруг да около, только потому, что этому плешивому паскуднику вздумалось поиграть. Но опасения оказались напрасны, путь был знаком, и примечательная сосна была на месте и ворон, спящий на ней. Из-за облака, наконец, выглянул полная Луна. Какой же оборотень без полнолуния? Лес, и без того сказочный, вдруг наполнился серебристым светом, как роса летним утром, как иней - зимним. Я даже остановился, вращая мордой и удивленно глядя на изменившиеся траву, деревья. Все места в лесу, на которые падал свет Луны, будто покрылись серебряной дымкой. Или новогодней мишурой, смотрящейся в данное время года очень даже уместно и красиво.
   Окутанный этим волшебством, я вышел на поляну.
   Освещенная загадочным лунным светом, с уснувшими цветами и травами, погруженная в таинственную тишину. В окружении трепещущих осин, высоких кедров и сосен. Посередине поляны стоит одинокая береза, как земная ось. И темное бесконечное небо над головой. И многочисленные звезды, потерявшие свои цвета и обретшие новые. И Луна в окружении облаков, большая, круглая. С легко наблюдаемыми очертаниями морей и бухт. Я начинаю свой бег.
   Легкий и свободный, я бегу по краю поляны. Сильный и ловкий, за то время, когда я человеком делал четверть круга, теперь я оббегаю поляну три раза, потом постепенно сокращаю радиус и по траектории спирали начинаю приближаться к центру. Что касается ветра, так он отстал еще на втором круге. И вот я в центре, подбегаю к березе и, встав на задние лапы, обнимаю ее, глядя на Луну, пою свою первую волчью песню. Мой вой летит над землей как облака, гонимые ветром, как клин журавлей, спешащий на юг, как воздушный змей, управляемый детской рукой.
   И тут силы покинули меня. Сон склонил меня к земле, глаза закрылись. Тело не успело коснуться земли, а я уже спал. Остаток ночи прошел в погоне за зайцем.
  

Точки над i

  
   Скорость. Одна из составляющих счастья в этом мире. По крайней мере, для меня. Да, я тоже боюсь запредельных скоростей. Мне тоже хочется орать от ужаса, когда все вокруг летит мне на встречу, мелькает, размывается и неизвестно что ждет за поворотом, а жизнь висит на волоске. Но я в такие моменты не закрываю глаза, а наоборот, открываю их, как можно шире, ловлю и впитываю в себя каждый миг происходящего. И пусть у меня нет дома с видом на море, в такие моменты я безумно счастлив. И поэтому в тот день, когда мы с Пахой вместо учебы отправились кататься, я предложил выехать за город. Так как в самом городе поездка - это всего-навсего путь из пункта А в пункт В. Черепаший шаг. Колоды на ногах. Но - никак не скорость.
   Естественно, это я лишил Васильева коровы на следующий год. Пробежать 244 км туда и обратно за одну ночь, для волка не проблема. Они сутками могут преследовать добычу. С непривычки, конечно, тяжело, но этот путь я осилил. Погода на этот раз благоволила мне. Тучи закрыли свет звезд и Луны. Ветер молчал и, я тихо и незаметно для собак, прокрался к дому Васильева. Легко перемахнул через забор. Открыть сарай для хищника с человеческим разумом, тоже не сложно. Сложно, стоя перед беззащитной, ничего не подозревавшей коровой, вцепиться ей в глотку. Она настороженно принюхивалась к воздуху, не понимая, кто стоит перед ней - уж очень это было похоже на человека. А поэтому, чувствовал я себя подлым и ничтожным, но и Васильев затеял не самую красивую игру.
   Время шло, надо было оправдывать свое появление. Главное, это хорошо прицелится, чтобы удар был первым и последним. Чтобы корова в панике не разбудила весь поселок и Васильева с его табельным оружием. У меня не было уверенности в достаточной силе моих лап - я не хотел добивать бедное животное, нанося по ее голове удары раз за разом. Надо было вцепиться зубами в горло. Я опасался, что кровь, хлынувшая мне в глотку, покажется невыносимо противной и реакция моего желудка будет не самой лучшей. Но сейчас животные инстинкты убедительно сыграли свою роль. Как убийца коров, я был дилетантом, но все произошло красиво и молниеносно. Мои зубы вспороли горло несчастной скотины как острая бритва, кровь залила мне всю морду и попала в глотку. Утром, когда я стал человеком, мой желудок этому невероятно воспротивился. А пока я наблюдал, как корова некоторое время еще стояла, недоуменно покачивая головой, затем, страшно хрипя, почти по-человечески, рухнула на бок. Некоторое время она еще тяжело дышала и дергала ногами, но вскоре затихла навсегда. Прости, но ты была лишь разменной фигурой в этой шахматной партии. Помочив морду в реке и смыв кровь, я направился в город. Если бы я знал, что Васильев, за пару часов до этого ликвидирует, так или иначе, пятерых невинных людей, мои действия были бы более жестокими. И необдуманными. И один из нас не вернулся бы домой. Но мой дом находился в другой стороне. Я не почувствовал запаха гари, не видел отблески огня, и это событие стало мне известным только утром. Кто кого наказал больше, осталось не решенным. А значит, наша война еще не закончилась.
   Отец Алексей прекрасно знал и об оборотнях, и кто ими являлся. И если дядя просто отпугивал волков от поселка, то от меня, неопытного и глупого, можно было ожидать чего угодно. В том числе, и самого плохого. Поэтому, прося меня помочь с оборотнем, батюшка на самом деле просил уехать отсюда, дабы не подвергать паству ненужной опасности. Вместе с батюшкой, не получилось провести и Фунтика, который, несмотря на свое прозвище, оказался достаточно умным псом. Он сразу вычислил угрозу для общества. Молодец.
   А когда я, обессиленный, но довольный, вернулся под утро в город, стоя возле пня с ножом, я вдруг почувствовал запах Пахи. Его дом находился от моего места перевоплощения в ста метрах. И если раньше Паша никак не пах, то теперь его запах дал мне точную наводку о его местонахождении. Застав его одного перед своим домом, мне ничего не оставалась, как выразить свои дружеские чувства. Только сделал я это немного по-своему, по-звериному, чем не по-детски его напугал. И дядя, и Альбина предупреждали меня об ответственности за свои поступки. Но, объятый гордыней, я не принял их слова всерьез. В этот раз все обошлось. Но судьба не будет ко мне вечно снисходительна. И если я это понял, то эта ночь, все-таки, не была напрасной.
  

Я становлюсь собой

  
   Утро наклонилось надо мной, как заботливый родитель над своим чадом, и осторожно разбудило меня пением птиц и запахом цветов. Первое, что я увидел, открыв глаза, была береза. На место легкому недоумению пришли воспоминания о ночном беге, зайце и Луне. Меня охватила паника. Вчера вечером я не верил, что могу превратиться в волка. Сегодня утром уже засомневался о возвращении моего человеческого облика. При длительном пребывании в волчьем теле возрастает угроза потерять себя, как человека. Был только один способ проверить это - совершить обратный прыжок через пень с ножом. И, желательно, побыстрее. До того, как люди начнут бродить по лесам. Да и дядя меня уже заждался.
   И пень и нож ждали меня в условленном месте. Без лишних рассуждений, я перескочил их... И шлепнулся голой спиной на холодную землю с колючей хвоей. Краски мира снова приобрели свои первоначальные оттенки. Очертания предметов стали не такими четкими. Звуки утратили свою чистоту, что я поначалу подумал, что подпортил слух - все вокруг звучало глухо и безрадостно. Запахи были не такими отчетливыми. Тело тоже не спешило добросовестно выполнять свои функции. Мне потребовалось время, чтобы подняться на ноги и, покачиваясь, вспоминать особенности двуногой ходьбы. В целом, я чувствовал себя немного ущемленным по сравнению с братьями нашими меньшими. Даже одежду я одевал с некоторым нежеланием. Она стесняла и без того мои скованные движения. Скорость ходьбы была невысокой, примерно пять километров час - средний человеческий показатель. Ночное приключение закончилось.
   Но были и положительные моменты. Не каждый человек сможет сказать своим детям:
   - Я был волком и этим секретом поделюсь с вами.
   Но каков он, механизм превращения человека в волка, я так и не понял. Можно тронуться умом, представляя, как деформируется скелет, как кожа покрывается густой шерстью. Ногти становятся когтями, а чувства и восприятие мира изменяются. А самое главное - как появляется хвост. И все это происходит за долю секунды. В отличие от киношных оборотней. Такая вот реальная жизнь. Сказки молчат, наука не знает. Оно и к лучшему.
  
   Позже, возвращаясь домой, проходя вдоль речки, среди печальных ив, я вдруг услышал веселый женский голос, доносящийся с противоположного берега:
   - Девочки, смотрите, волк!
   Я повернулся к источнику звука.
   - Волчонок, иди сюда! - и радостный смех.
   Мой взгляд метался по камышам, ивам и прибрежным камням.
   - Иди сюда, милый, - звали невидимые озорницы.
   Потом раздался плеск и все что я успел увидеть, был рыбий хвост. Настолько большой, что ни одной здешней рыбе он не пришелся бы в пору. И такой красивый, что первые солнечные лучи, отражались и играли на его чешуе, как в тысячи маленьких зеркалах.
   Я обернулся в поисках хоть какого-нибудь свидетеля, рыбака или раннего купальщика. Но здесь были только я и... они.
   Мне осталось только развести руками и вскричать, обращаясь непонятно к кому:
   - Ну я же говорил!
  

Часть 2

Наши птицы на юг не летят

Несостоявшийся бой

  
   Звезды расположились над поселком в установленном порядке. Красные, синие, желтые. Громадный купол из черноты и самоцветов, которым Бог закрывает землю в ночное время, чтобы оградить сон людей от всякой нечисти.
   Зимняя ночь в лесу, в отсутствие вьюги и метели, тиха и пушиста. Все замерло, вокруг - никого. Где-нибудь, нет-нет, да пройдет одинокий призрак, чья-то не отпетая душа в темноте, тихо, словно на цыпочках. Но и она не нарушает эту тишину. Только высокие сосны стонут и вздыхают во сне. Снег срывается с их тяжелых лап и осыпается вниз, на голые кусты багульника и шиповника. В такую тишину, будь немного теплее и светлее, хочется сидеть на пне, ничего не делать, ни о чем не думать, и слушать только эту самую тишину.
   Вот мелкий ночной зверек в поисках чужих запасов пробегает по заснеженной земле, воровато оглядываясь вокруг и оставляя тоненькую цепочку следов. В далеком поселке забрехала собака. Зверек замер на месте, застыл, прислушался, махнул лапкой и вернулся к своим делам, опасным, но интересным. По запаху, это должно быть где-то здесь. Но вот над головой промелькнула бесшумная тень, и зверек в когтях совы продолжил свой путь уже по воздуху. И опять - никого.
   Небольшой ручей, летом веселый и несмолкающий, теперь застыл в одном положении и не пошевелиться, не шагу ступить. Не напоить зверей, песню не спеть, не освежить раскаленный воздух, и такая безработица будет длиться до оттепели. У его берегов то здесь, то там в воду вмерзли листья ив, словно пришвартованные кораблики на верфи. А где-то далеко, за изгибами-поворотами ждет его красавица-река. Как она там?
   На ручей ступила волчья лапа. Лед тихо хрустнул под тяжестью зверя. Волк немного постоял, недоверчиво обнюхивая лед. Горячее дыхание испариной легло на поверхность и исчезло. Он осмотрелся вокруг, прислушался. И не обнаружив ничего, стоящего его внимания, направился дальше. Вслед за ним шли еще двое, чуть моложе, слабее и быстрее. Три зверя, гонимые голодом, направлялись к поселку, не спеша шествовали гуськом, стараясь избегать ненужного шума.
   Чем ближе они подходили к поселку, тем больше дивных запахов приносил им легкий ветер, от которых становилась светлей в их темных волчьих душах. Волки проявляли не дюжую силу воли, стараясь не перейти на бег. Дисциплина, прежде всего. В поселке много собак. Не простых дворняг, трусливо прячущихся в конуре при каждом ночном звуке. А мощных сторожей-великанов, каждый из которых может составить серьезную угрозу в бою один на один. Готовых отдать свою жизнь за хозяев. Поэтому волки не спешат. Заходят с подветренной стороны. Будут действовать так тихо, что не один цепной пес и ухом не поведет. А после дела также тихо покинут место преступления и исчезнут в темноте леса. Или будут уносить ноги, слушая, как вокруг свистят веселые пули и взрываются фонтаны снега.
   Поселок все ближе и ближе. Уже виднеются свет в окнах и дымящиеся печные трубы. А также курятники, свинарники, хлева, стойла. От одного этого вида становиться теплей. Главное, не сорваться. Держись, брат-волк.
   Но что это? Ветер принес со стороны поселка новый запах. Незнакомый и опасный. Враг! Волки обнажили клыки. Шерсть на загривках стала дыбом. Тела напряглись. Они встали в шеренгу, приняли боевые стойки и зарычали. Ситуация внештатная, и тут уже не до тишины. В поселке их появление тут же было обнаружено. Залаяла одна собака, потом вторая. И вот уже вся округа точно с ума сошла. Лай и звон цепей стоит над поселком.
   А навстречу волкам, из темноты, гордо и важно вышел другой волк. Волк, от которого несло человеком. Крупный зверь с могучими лапами и острыми зубами. Можно было бы его принять за предателя, вскормленного людьми, если бы не одно "но".
   Взгляд этого волка был человеческим.
   Он оскалил клыки и не вдаваясь в долгие выяснения отношений, стал медленно подходить. Волки растянули строй, надеясь ударить по неприятелю с трех сторон. Нормальный волк при этом будет отходить в сторону, чтобы держать всех противников в поле зрения. Чтобы иметь хоть какую-то надежду. Но не этот. Этот ненормальный продолжает без страха идти вперед, на главного, совершенно игнорируя боковых. Вот он уже окружен, нужен только толчок, резкое движение, лишний звук, и все! Ну же, вожак, действуй! Но вожак молчит в нерешительности, а этот неадекватный продолжает наступать, не отводя от него своего человеческого взгляда. И их хваленный вожак, их гордость и честь... делает шаг назад. Потом еще и еще.
   Боковые не верят своим глазам. Они теряют очки. Теряют преимущество и честь. Их команда повержена. Они уже не хотят покарать незнакомца, сорвавшего многообещающую охоту. Они хотят спокойно уйти, без кровопролития. Они отступают. Зрелища - трое на одного, с яростью в глазах, с пеной у рта, под лай поселковых собак - не произошло.
   Исполинский волк глядит вслед опозоренным животным. Дело сделано. Угроза от поселка отведена. Живность спасена. Он облегченно вздыхает, почти как человек, фыркает, мотает мордой и поворачивается ко мне. Он смотрит на меня, будто хочет что-то сказать. Разглядывает с такой нежностью и грустью, с какой смотрит родитель на свое чадо. Потом молча разворачивается и уходит в сторону леса.
   - Дядя! - кричу я ему вслед.
   Снег тихо скрипит под его лапами.
   - Дядя, подожди!
   Он все слышит, но не оборачивается.
   - Дядя!
   Тьма поглощает его.
   Ему нет места среди живых.
   Я открываю глаза.
  

Аля дает старт

   Паха отчаянно сигналил. Я неистово молотил ладонями по панели и кричал. Альбина стояла, облокотившись на дорожный знак, и демонстративно смотрела вдаль.
   Стояло летнее свежее утро. Улыбалось и пело. Небо было чистым и спокойным, лишь далеко, возле линии горизонта, какие-то заблудшие облака стали лагерем на отдых. Солнце еще не показалось из-за сопок, вместо него еще хозяйничала бледная Луна. По всей округе расстилался ковер из трав и цветов. Местами красовались одинокие березы, так и не нашедшие спутников жизни.
   Мы с Пахой сидели в его автомобиле, возле знака, обозначающим городскую черту. Возле которого несколько месяцев назад мы начали свою первую гонку, чуть не расставшись с жизнью, и едва не прихватив несколько чужих. Впереди простиралась ровная, в главное - пустая дорога. Пока еще пустая. Люди только-только проснулись, еще сидят на кровати плохо соображая, кто они и зачем. А нам позарез нужен был старт. Без него наш автомобиль просто не сможет двинуться с места. В этом нам могла помочь только Альбина, но она не хотела участвовать в очередной гонке века. Она равнодушно жевала травинку, смотрела куда-то вдаль и лишь изредка одними губами произносила "придурки малолетние". Нам ничего не оставалось, как шумом привлекать ее внимание, оглашая округу автомобильным сигналом. Противостояние могло длиться долго. Наконец, Аля сдалась. В сердцах сплюнув на землю, она подошла к краю дороги, встала рядом с автомобилем, сняла свою бейсболку, показав всему миру свои рыжие волосы. Мы быстро надели ремни безопасности.
   - Один, два, старт! - она махнула бейсболкой, и сила инерции из учебника физики вдавила нас в кресла. Автомобиль кинулся вперед, не особо задаваясь вопросом "зачем?". Движение ради движения, все философские рассуждения неуместны. И вот уже Аля осталась далеко позади, трава превратилась в одно зеленое полотно, одинокие березы пролетают мимо и весь огромный мир движется нам навстречу. От скорости захватывает дух. Мои руки непроизвольно упираются в панель, тело напряжено, глаза широко открыты. Вид крайне глупый, зато восторг внутри меня готов перелиться через край, будь он водой в стакане.
   Пахино выражение лица тоже не отражает его интеллект. Его пальцы побелели от напряжения, сжимая руль. Сам он неловко скрючился в своем кресле. Если ему и неудобно в данной позе, то он этого не чувствует. Он и автомобиль стали единым организмом. Уж если Альбине и надо ревновать, то только к его темно-синей "тойоте-королла". Местами побитой, помятой и поцарапанной, именуемой Дельфином. Затраты на ремонт автомобиля давно превысили его стоимость. Но кто же виноват, что хозяин обожает скорость, а его друг не только не пытается его образумить, но и всячески поощряет опасную езду. И вот тогда эта пара становится совершенно неуправляемой. И опасной для себя и окружающих. Два безбашенных фаната больших скоростей - это серьезно. Наркоманы под кайфом так не чудят, как мы. Вот и сейчас Альбина с тревогой смотрит, как наш автомобиль исчезает вдали в клубах дорожной пыли. Смотрит и что-то шепчет одними губами. Зеленые зрачки ее глаз потемнели, воздух вокруг нее стал осязаем. Она тиха и спокойна, как гранитный памятник. И кто знает, может ее заклинания уже спасали нам жизнь. В такие минуты ее лучше не беспокоить, во избежание неприятных последствий. Это состояние мне знакомо. Другое дело, что моя сила не такая большая. И я специализируюсь по другому вопросу. И он, в какой-то мере, он тоже связан со скоростью.
  
   Случай, когда Альбина при мне первый раз проявила себя, как ведьма, произошел недели две назад. Мы отмечали сдачу последнего экзамена, который ни я, ни Паха не сдавали, но, тем не менее, сдали. Да, жизнь - интересная штука. Экзамены, ведьмы, колдуны. Оборотни, русалки, менты-убийцы. А люди этого сказочного разнообразия порой не замечают. Даже не догадываются, что творится с ними по соседству.
   В тот день мы долго катались за городом, наматывали километры и сжигали бензин. Я сидел на заднем сиденье, смотрел в боковое окно на породистые табуны, стада и отары, расползавшиеся по широким лугам и безжалостно уничтожавшие свежую зелень. Паха все пытался разогнать автомобиль до предела. Аля, сидевшая рядом, пресекала все его попытки.
   - Не так быстро, - спокойно говорила она, - я боюсь.
   Не думаю, чтобы она действительно боялась, но Паха тут же сбавлял скорость. Женская мудрость. А для снятия напряжения, иногда мы выезжали по утрам за город.
   У Али очень хорошо получалось сдерживать Пахин порыв, за что Тряскины-старшие ей благоволили, не смотря на то, что она появилась внезапно и одним ударом охмурила их единственного сына.
   От долгого путешествия наши тела затекли, спины болели. Мне было проще, в моем распоряжении было все заднее сиденье, и я мог в любой момент повернуться так и эдак, вытянуть ноги и даже прилечь. К сидящим впереди жизнь была не так благосклонна. Они ерзали в своих креслах, пытаясь хоть как-то сменить позу, но у них не очень-то получалось. Наконец, проезжая мимо придорожной кафешки, Аля не выдержала:
   - Давайте поедим чего-нибудь.
   - Давайте, - поддержал Паха, - есть охота.
   Мы вытащили наши скрюченные одеревеневшие тела из автомобиля и потянулись, ловя лучи теплого солнца. Возле кафе стояло еще несколько машин. Обеденное время, всем хотелось есть. Громко пыхтя и грохоча, с трассы завернула исполинская фура, покрытая толстым слоем дорожной пыли. Ее габариты еле поместились на скромной парковке рядом с крошечными машинками, а тень накрыла половину кафе.
   - Вот это мощь, - восхищенно заметил Паха, - все жизнь хотел быть дальнобойщиком. Ездить туда-сюда по нашей матушке-России.
   Из фуры выскочил мужик, невысокого роста, но мощного телосложения.
   - А вы знаете, сколько у фуры грузоподъемность? - деловито спросил Паха.
   Мы с Алей молча направились к кафе.
   - 25 тонн, - крикнул Паха, направляясь за нами.
   - Все-то он знает, - сказал я.
   - На контейнере же грузоподъемность написана, - с легким раздражением объяснила Аля, - слепой, что ли?
   В кафешке было спокойно и уютно. Даже певец на экране телевизора на стене пел так тихо, что ни слова нельзя было разобрать. Чеки, отрываемые от кассовой ленты, пожалуй, были самым громким звуком во всем помещении. Когда мы подошли к стойке, у Пахи заиграл телефон.
   - На меня возьмите чего-нибудь, - сказал он и вышел на улицу.
   Мы набрали этого самого "чего-нибудь", нагромоздили на два подноса и направились к свободному столику. Но вот незадача - Аля нечаянно задела плечом того самого дальнобойщика. Руки его дрогнули, и стаканчик с кофе опрокинулся на его поднос.
   - Извините, - произнесла Аля.
   Дальнобойщик молча поставил свой поднос на соседний столик и повернулся к нам.
   - Слышь, корявая, а поаккуратней никак?
   Надвигалось что-то интересное, мы быстро поставили свои подносы.
   - Извините, - еще раз сказала Аля, благоразумно прячась за меня.
   - А повежливей можно? - расправил я плечи.
   - С тобой что ли, повежливей, щенок? - поинтересовался мужик.
   - А я сморю, батя, ты свое воспитание под забором получил.
   - Сережа, не надо, - прошептала Аля за моей спиной.
   Конечно, не надо. Тут я полностью согласен. Даже если Паха подоспеет на помощь, мы его втроем никак не одолеем. Я понимаю - человек весь день за рулем, устал, проголодался, а мы лишили его кофе. Вот и осерчал малость. Впервые в жизни я увидел, как выглядит смерть. Как голодный дальнобойщик. Но и терять свое достоинство я тоже не мог. Дальнобойщик, тем временем, схватил свой стул и швырнул его на середину зала. Видимо, очень сильно мы его огорчили. Присутствующие с любопытством уставились на нас. Из-за стойки донеслось:
   - Мужчины прекратите!
   - Идите на улицу!
   - Не боись, красавицы, сейчас выйдем, - заверил мужик.
   Вы видели когда-нибудь глаза взбешенного кабана? Я тоже нет.
   Дальнобойщик сделал шаг ко мне:
   - Ну что, недоразумение на двух ногах? - начал он, но вдруг замолчал секунд на пять, помотал головой, и посмотрев на меня, доверчиво произнес, - У меня тут мотор несколько дней барахлил. Думал, накроется скоро. Ан-нет, умельцы на базе отреставрировали. Красота! Теперь работает, как часы. Звук такой ровный, красивый, что даже радио не включаю.
   Он был такой радостный, даже заулыбался. Только взгляд был безразличным.
   - Не понял, - произнес я, но все понял.
   Воздух за спиной обрел плотность. Я его чувствовал. В игру вступила Аля. Чтобы не задеть меня, она сделала шаг в сторону.
   Дальнобойщик помолчал, окинул кафешку отсутствующим взглядом. Потом подошел к отброшенному стулу, подобрал, вернулся к столу.
   - Маме еще надо позвонить, - пробормотал он.
   Посетители разочарованно вернулись к еде. Я обернулся к Але. Ее глаза стали темно-зелеными и не отрываясь, смотрели на мужика. Сама она была спокойна и холодна. Я осторожно сделал еще шаг в сторону, чтобы не нарваться.
   Дальнобойщик тем временем сел на стул и приступил к обеду. Как будто ничего и не произошло, подумал я.
   Альбина глубоко вздохнула, будто только что поставила тяжелые сумки на пол. Ее глаза опять стали светло-зелеными. Она вернулась в наш мир, некоторое время приходя в себя. Мы молча сели за стол и освободили подносы от посуды. Я старался не замечать своих трясущихся рук. И это я, способный перегрызть корове горло! За окном Паха все также увлеченно трепался по сотовому.
   - Ты его поймала взглядом? - спросил я.
   Аля удивленно посмотрела на меня:
   - Ух, ты! Волчище знаком с терминологией. Я даже не слышу этого пошлого слова "гипноз".
   - У меня был хороший учитель, - с достоинством ответил я.
   - И всему он тебя научил, все объяснил?
   - Всему, что успел, - я немного напрягся.Сейчас начнется.
   - А вот тему ответственности ты, видимо, прогулял?
   - Ну что опять не так?
   - Я чувствую твой настрой, - воспитательным тоном ответила Аля, внимательно глядя мне в глаза, - ты опять хочешь сделать ЭТО.
   - Есть у меня такие мысли, - подтвердил я, - дело еще не закрыто.
   - Все прошлые дела остались в прошлом. Предоставь жизни наказать убийцу, а она его накажет обязательно. Вмешиваясь, ты автоматически меняешь законное движение жизни. Убил человек человека - будет наказан. Это закон. А тут - ты, со своей местью. Все портишь, и оказываешься втянутым в такой вихрь событий, что и сам не рад. Хочешь показать, что лучше знаешь, что и как устроено. А будешь использовать свой дар во вред кому-либо - и тебе достанется, и ближним. Как в тот раз.
   - Полицейские тоже преступников разыскивают, - заметил я, - ставят земные законы выше жизненных. Все портят.
   - Считай полицейских помощниками Бога на земле.
   - Тот убийца был как раз полицейским.
   - Значит, он из другого ведомства, - показала Аля рукой в сторону, - так сказать, - диаметрально противоположного. В любом случае, они используют мозги. А ты - свой особый дар свыше. А когда мы используем что-то во вред другому, не важно что: силу, ум красоту или особенные возможности - вот тут-то и вступают в силу жизненные законы.
   Дальнобойщик обернулся к нам:
   - Маме надо позвонить, - напомнил он.
   - Позвони, обязательно, - кивнул я и вернулся к Але, - и я не собираюсь вмешиваться во всякие законы, это будет только рекогносцировка.
   - Очень красивое слово. Таинственное. Но не поняла, что это будет?
   - Разведка, осмотр местности. Ничего более, - пояснил я, - а в тот раз ничего не было и не могло быть. Я Пахе никогда не причиню вреда.
   - А если бы там был другой человек?
   Вот опять она ставит меня в неловкое положение, когда нечего сказать. И я молчал.
   - Ты же преодолел долгий путь, - рассудительно продолжила Аля, - устал, проголодался. Твое сознание человеческое только на половину, в остальном ты - зверь. Я все правильно понимаю? Мог вцепиться кому-нибудь в...
   - Да знаю я, - махнул я рукой.
   - Знает он, - усмехнулась Аля и откинулась на спинку стула, - пойми, наша сила - это птица в клетке, и надо лишь иногда приоткрывать дверцу, чтобы покормить ее. Если ее выпустить на волю, она начнет бесконтрольно летать и все крушить на своем пути, причинять себе и остальным только боль. Наши птицы на юг не летят.
   - Как красиво сказано, - съязвил я, и чтобы сменить тему, - а чем тебе не нравится слово "гипноз"?
   - Мне не надо считать до десяти и предлагать пациентам расслабиться. Я могу поймать взглядом любого, кого захочу и когда захочу, даже если он спит. Кстати, можешь сам как-нибудь попробовать. Не сразу, но получится. Должно получиться. Но я стараюсь этого не делать.
   - Почему? По-моему, очень полезная способность.
   Аля посмотрела на меня с еле скрываемым раздражением.
   - Ответственность? - догадался я.
   - Она самая, - кивнула Аля, - и если тебе интересно, Пашу я не трогала. Веришь?
   - Конечно, не верю, - улыбнулся я, как бы говоря "верю, но не очень", - и родителям его ты как-то быстро понравилась.
   - Его родители мне доверяют, а ему - нет. Он в надежных руках. Я старше, а значит, умнее. Это не мои слова. Такова их логика и родительская любовь.
   - Об ответственности, - напомнил я, - мне кажется, что ты однажды натворила что-то не очень хорошее.
   - Было дело, - холодно кивнула Аля, - не натворила, но могла. Вовремя вмешались.
   Она показала пальцем вверх.
   - Расскажешь?
   - Зачем тебе?
   - Чтобы лучше усвоить тему ответственности, которую я, по всей видимости, пропустил.
   - Тут и так все должно быть ясно.
   - Я твой меньший брат, - я не отрывал от нее взгляда, - и вы, люди, в ответе за тех, кого приручили.
   Аля обреченно вздохнула. Я тоже иногда говорю умные вещи.
   - Ну, может потом, как-нибудь. И кстати, - в ее глазах изумрудным огнем вспыхнул интерес, - как это происходит?
   - Что это? - не сразу понял я.
   - Превращение, - пояснила Аля, - как?
   - Без малейшего понятия, - пожал я плечами, - раз - и все. И ты уже волк.
   - Что значит "раз - и все"? Не может быть, чтобы это произошло мгновенно.
   - Именно так, - важно кивнул я, - происходит не превращение, как таковое, а оборот.
   Я хлопнул в ладоши:
   - Моментальный.
   Аля задумчиво посмотрела в окно, немного помолчала.
   - А я представляла себе, что ты прыгаешь через нож, - она рукой обозначила траекторию прыжка, - падаешь на землю, и уже потом начинаешь превращаться.
   - Нет. Все происходит именно в прыжке. А падаю уже волком.
   - И не больно?
   - Когда падаю задницей на землю, больно.
   - Я про оборот, блохастый.
   - Нет, не больно, - я попытался досконально вспомнить, как это происходит, - это как будто ты проснулся. Вот только что спал, а вот - уже проснулся.
   Хлопнула входная дверь и появился Паха. Он плюхнулся рядом с Алей и торжественно произнес:
   - Предки всем передают привет.
   - Они все это время передавали привет? - поинтересовалась Аля.
   - Еще сказали не есть во всяких там кафешках и забегаловках, чтобы желудок не испортить, - Паха с интересом оглядел тарелки, - чтобы мы потерпели до дома. А вы тут, что уже успели натворить без меня? Пока я добросовестно выполнял свой сыновний долг.
   - Альбина мужика взглядом поймала, - честно ответил я и головой кивнул назад, - вот этого.
   - Придурок, - тихо констатировала Аля.
   Паха некоторое время молчал, пытаясь определить, где здесь закралась шутка. Не нашел. Пожал плечами.
   - Наверно, это хорошее дело.
   Аля смотрела на меня со злостью. Я еле сдержал улыбку.
   - Это тебе за блохастого.
   - Чего? - не понял Паха.
   - Ничего, - отрезала Аля, пока я еще чего-нибудь не ляпнул, - у девочек свои секреты.
  
   Но это было две недели назад, а сейчас мы доехали до того места, где в прошлом году мы на полной скорости съехали с обочины. Постояли возле памятного столбика. Паха положил на него рубль. С какой целью возник этот ритуал, мы не знали. Может быть, напоминали сами себе, что жизнь - очень хрупкая вещь, и хоть иногда надо использовать мозги, для чего-то данные нам свыше. На столбике лежало уже 17 рублей - количество наших визитов к этому месту за все это время. Возможно когда-нибудь кто-нибудь найдет здесь приличную сумму. Но пока автомобили проезжают мимо, не замечая халявных денег.
   - Надо будет в будущем здесь памятник поставить, - предложил Паха, - число 80 на спидометре. Как думаешь?
   - Я собираюсь на недельку в поселок смотаться, - ответил я.
   - Родина зовет?
   - Повидаться с земляками хочу.
   - Опять ты меня бросаешь? - укоризненно заметил Паха.
   - Попрошу Алю, чтобы присмотрела за тобой.
   - Аля скорость не любит.
   - Та скорость, с которой мы едем, называется мгновенным перемещением из пункта А в пункт В. Близкое к скорости света.
   - Будущее уже наступило.
   Когда мы подъехали к знаку, Альбина проигнорировала свои обязанности и не обозначила финиш взмахом бейсболки. Гоночное содружество объявило ей выговор. Она это содружество просто послала.
  

Планы

   Скажу честно, при одной только мысли о возвращении в поселок меня начинало знобить, а по телу разливалось неприятный холод, от которого кровь густела и уже не бежала по венам, а медленно текла. Но вернуться надо было обязательно. Накажет жизнь Васильева, или нет, у меня к нему были претензии личного характера. Чем все это закончится, я даже не представлял, но лишать его жизни точно не собирался. Надо было придумать что-нибудь проще и эффективней. Даже если я просто открою глаза землякам на деяния их участкового, можно считать дело завершенным. А если Васильевым займется районная прокуратура, значит, я не зря живу на свете.
   С момента убийства Васьки-комбайнера и его детей прошло не так уж много времени. Небольшая часть лета, крохотный кусочек года. Однажды мне приснились горящие люди. Они объяты голодным пламенем. Их кожа обугливается. Из обожженного горла вместе с раскаленным воздухом вырываются нечеловеческие крики, просящие отмщения. И не смолкают. Наверно сны, это отголоски совести. Отчасти и по этой причине я хочу вернуться в поселок. Чтобы этот сон не повторился.
   Другой причиной было то, что мое затягивание выяснения отношений с Васильевым являлось, по сути, признанием вины. В конце концов, это произошло в моем доме, после нашего с Васькой разговора. А не показывает свой нос, значит виновен. Напакостил и свалил. Так что, хочешь - не хочешь, показаться надо обязательно, чтобы восстановить добрые отношения с земляками и не бросать тень на имя дяди. А мое появление после того, как все уляжется и забудется, будет крайне неуместным.
   И основной причиной был, разумеется, Васильев. Наш участковый, с руками по локоть в крови. Невинной крови. Легко и грациозно втянувший меня в свои разборки с кузнецом и уничтоживший его моими же руками. А так как это сделал я, то мне и отвечать. А жизнь может наказывать кого-нибудь другого. Благо, таких всегда хватает с избытком. На наш век хватит. Всем найдется работа.
   Мой план состоял из двух шагов. Первый - в обличии волка понаблюдать за обстановкой в поселке. Узнать настроение земляков, разведать любимые места и возможные маршруты Васильева в рабочее и свободное время, а также разыскать все ловушки и капканы. Я помню угрозу Васильева после того, как загрыз его корову. Он естественно распространится об этом происшествии. И остальные земляки обязательно захотят подстраховаться на случай возможной опасности. В наших краях волков и так было немного. Возможно, кого-то отстреляли, а кто ушел подальше. Но никто не хочет отдавать свою скотину без боя.
   Так же, я возлагаю надежду на волчью интуицию, искусство маскировки и мгновенную реакцию в экстремальных случаях, при обдумывании которых человек может потерять жизненно важные секунды. Невидимым и бесшумным призраком в течение недели я намеривался наблюдать за поселком со стороны, собирать нужную мне информацию, отслеживать все потенциальные опасности. Да и просто отдохнуть на природе, если долгое пребывание в шкуре волка не начнет вытеснять человека во мне. У меня каникулы.
   Вторым шагом будет мое присутствие в поселке в качестве человека. После того, как я разузнаю все, что меня интересует, я лично посмотрю Васильеву глаза. И там, где волк слова не скажет, человека не заткнешь. Если наш поединок будет происходить при свидетелях (а так и будет), физической силы участкового я могу не бояться. Но заговоренный нож будет при мне. Васильев не гнушается никакими методами в достижении своей цели. Даже самыми бесчеловечными. В таком случае, я тоже не собираюсь отказываться от козыря в рукаве. Иногда разящий коготь может оказаться хорошим подспорьем даже самому острому слову, когда другие аргументы бессильны.
   И все это я планирую сделать до моего дня рождения. Свое появление на свет я никогда не отмечаю, просто я установил этот день, как временной ограничитель. Без этого я буду свой замысел откладывать и откладывать, пока не станет совсем поздно.
   Но учитывая, что Васильев очень опасный и хитрый игрок и благодаря лекциям Альбины об ответственности и законах жизни, успех кампании иногда мне казался сомнительным. Мягко говоря.
   Но с другой стороны, Бог помогает тем, кто сам себе помогает.
  

История о Ваське-комбайнере

   Обед продолжался своим чередом под неторопливую беседу.
   - Земляки погибли на днях, - так я ответил Пахе на вопрос, почему в последнее время я такой грустный.
   Альбина бросила на меня быстрый взгляд. Уж она-то понимала, что моя грусть гораздо больше и шире общепринятого понятия.
   - Сочувствую, - сказал Паха, - а как погибли?
   - А тебе это обязательно знать? - вмешалась Аля.
   - Сгорели заживо по неосторожности, - чуть отредактировал я правду. В принципе, я от истины ушел не далеко, - Васька-комбайнер и три его сына.
   Аля тихо ахнула. Она даже и не задумывалась, что тут могли пострадать дети. Она видела только четырех сгоревших людей без определенного возраста. Все-таки она не такая крутая, с некоторым удовольствием подумал я.
   - Кошмар какой, - пробормотал Паха.
   Дальнобойщик, тем временем, закончил с обедом. Не убрав посуды и так и не выпив кофе, тихо стал и пошагал к выходу, погруженный в свои мысли. Лишь на пороге он оглянулся и посмотрел на нас с некоторым непониманием, будто удивляясь, почему не было драки.
   - А кто теперь хлеб собирать будет? - поинтересовался Паха.
   - Тебе-то что за печаль? - грустно промолвила Аля, задумчиво глядя в окно.
   - Ну как же, - возмутился Паха, сын нашего мэра, - комбайнер погиб. Как они теперь будут? Или у вас их несколько?
   - Было несколько, - вспомнил я золотые годы поселка, - а как колхоз развалился, так никого и не осталось. Да Васька и комбайнером-то никогда не был.
   - А кем же он был? - поинтересовалась Аля.
   - Механизатором.
  
   Васька (тогда еще не комбайнер) только-только проснулся, а уже понял, что опять начудил по полной программе. Он лежал на чем-то твердом в неудобной позе скрюченного зигзага. Голова раскалывалась, но не от похмелья, это он определил как профессионал. Скорее всего, он вчера получил сильный удар по макушке. Скалкой или сковородкой. Над ним, на высоте 3 метров возвышался квадрат, излучающий яркий свет.
   Вот и свершилось, подумал Васька, подруга с узким горлышком сделала свое дело. Хотя, в принципе, все к тому и шло. Мне говорили, меня предупреждали. Винить некого. Только жаль, что перед самым Новым годом.
   Василий так любил новогодние праздники, что от одной только мысли, что ему с детьми никогда больше не придется наряжать елку, на глазах навернулись слезы.
   А почему туннель какой-то квадратный, продолжал размышлять Васька, вытирая глаза. Всегда круглый был. Знающие люди говорят. А тут... И не лечу я никуда, и легкости не чувствую. Никто не встречает. И голова болит.
   В сияющем квадрате появилась маленькая голова. Любопытные глазки внимательно изучали Ваську.
   - Ты там жив?
   - Нет, - ответил Васька, - я там умер.
   Голова исчезла, послышался топот бегущих ног.
   - Мама! - прокричал детский голос, - Он жив.
   - Это ненадолго.
   В квадрате появилась женская голова.
   - Мне долго еще картошку ждать, изверг?
   Точно, картошка. Все тут же стало на свои места. Иногда одно слово может восстановить цепь событий. Вчера Мария попросила его достать из погреба картошки. Ну что за женщина? Видела же, в каком состоянии он был в тот момент. И если тело было легким и свободным от земного притяжения, то ноги превратились в две непослушные коряги. Эти-то коряги и зацепились одна за другую, что послужило причиной падения на дно погреба. Где он тут же и уснул. Только грохот был, заслушаешься. Слава Богу. А он уже было приготовился...
   Никогда еще приведение тела в вертикальное положение не было таким долгим и трудным. Васька изо всех сил цеплялся одной рукой за лестницу, другой за полки с соленьями, поднимая свое затекшее тело с холодного пола. Во время этой процедуры три банки с огурцами упало на пол. Две из них разбились вдребезги, одной повезло.
   - Паразит! - донеслось сверху.
   Такая закуска пропадает, грустно подумал Вася во время подъема. Лучше бы себе шею сломал. А вот был бы трезвым, переломал бы себе все кости и вдобавок, умер бы от переохлаждения. С дугой стороны, был бы трезвым, не упал бы. А были бы мозги, было бы сотрясение.
   Еще одно неимоверное усилие и Васька кое-как встал на ноги. Маленькая, но победа. Потом, как моряк по веревочной лестнице, он полез наверх. Только очень медленно. И как моряка, карабкающегося на рею, раскачивают все морские ветра, так и Ваську болтало из стороны в сторону невидимая сила. Наконец, он вылез из подвала, и тяжело дыша, растянулся на полу. Над ним, словно роковое проклятие, возвысилась супруга.
   - Картошка где, пьянь?
   - В погребе, - пробормотал Васька.
   - А почему она в погребе? - повысила голос Мария.
   - А где ей еще быть? - рассудил Васька, - Куда положили, там и находиться.
   Только благодаря огромной выдержке и присутствию рядом детей, Мария не сбросила Ваську обратно в подвал и не захлопнула над ним крышку.
   - Пожалуйста, спустись вниз и набери картошки, - тихо сказала она и расплакалась.
  
   Декабрь уже собирал свои пожитки. Занявший за ним очередь январь нетерпеливо переминался с ноги на ногу на пороге очередного года. Как и всегда - редко, но метко - снег ночью выпал на совесть. Засыпал леса, поля, дороги, замерзшую речку. Солнце еще не показалось из-за сопок. Утро было белым, тихим и безлюдным. Одинокая цепочка собачьих следов пролегает через весь поселок. Дома притихли, как нахохлившиеся несушки. И только печной дым из всех поселковых труб растворяет эту белизну.
   Во дворе у Васьки полным ходом кипит работа - старые снеговики уничтожаются, новые строятся. Крики, смех, снежки - все это летает над заснеженными огородами и достигает своей цели. Мария опять не нашла заначку, и поэтому Васька веселый, жизнерадостный и пьяный. Сыновья катают снежные шары, отец руководит, пошатываясь и увлеченно жестикулируя руками. Мария наблюдает из окна за происходящим вместе с кошкой и не может сдержать улыбки, хоть все еще сердится. Вот такая чудная семейка. Но уж лучше такая, чем никакой, думает она. Вон, у Сережки Митрофанова, родителей вовсе нет. Только дядя, да и тот колдун. Бедный мальчик, печалится Мария. В детский сад не ходит, друзей нет, растет нелюдимым среди сушеной травы, приворотов, оберегов от всякой нечисти. И что из него получится в будущем? В ее доме, правда, тоже нечистый живет, но Мария однажды сама приняла его ухаживания и в ЗАГСе сказала "согласна". Будь он не ладен.
   В шубе Василия зазвонил сотовый. Пока он искал по карманам, в голову прилетело несколько снежков. Васька закрыл рукой один глаз и долго смотрел на экран. Буквы прыгали с места на место, но все же удалось прочитать "председатель". Василий выпрямился и важно произнес:
   - Слушаю тебя, начальник.
   - Ты пьяный? - вместо приветствия донеслось из трубки.
   - Ни в ком разе, - заверил Василий.
   - Работа есть, как раз по твоей специальности, я заплачу.
   - Ты со мной за прошлый раз еще не рассчитался.
   - Рассчитался до копейки, - ответил председатель.
   - Когда? - удивился Васька.
   - Когда ты, чудовище, растелился на полу в бухгалтерии. Говорил же я им, не рассчитывать тебя пьяного.
   Так вот откуда у меня деньги появились, подумал Васька. Какие-то смутные воспоминания мелькнули в голове. Пол бухгалтерии. Возмущенные женщины. Цепь событий состояла из отдельных цепей. Но - все сходится.
   Председатель продолжил:
   - Я решил из двух комбайнов один собрать. Чтобы к весне хоть что-что в наличии имелось. Помощников тебе найду.
   - А после праздников, никак?
   - После праздников ты потеряешься, - донеслось из трубки, - как раз до весны.
   - Просто Новый год на носу, я сейчас немного занят.
   - Опять снеговиков лепишь, - не спросил, а сказал председатель, - слышу твоих пацанов.
   Вася молча пожал плечами.
   - Ты им подарки купил?
   Васька молча помотал головой.
   - А Маше? А праздничный стол она опять сама готовить будет?
   Вася почесал затылок, задумался. Появилась хорошая возможность исправить свои некоторые ошибки и поднять статус в глазах жены. Конечно, в данный момент работник из него не самый лучший. Но и опыт не пропьешь, как не старайся. А Васька был отличным специалистом по ремонту любой сельскохозяйственной техники, от мотокосы до комбайна. За что его ценили и терпели. Его руки могут автоматически выполнять свою работу, особо не полагаясь на мозг. А отказаться сейчас, значит упустить хороший шанс. При желании председатель всегда сможет найти другого механика. Не такого, как Вася, но вполне годного. Россия на отсутствие умных голов никогда не жаловалась.
   - Еду.
  
   - Ты куда это собрался? - насторожилась Мария, глядя, как Вася прошел в комнату, не разуваясь, - Куда в грязных ботинках поперся?
   - Они чистые, - доверительно поведал Вася, - только в снегу немного. Чистом.
   Он выдвинул из комода ящик и достал ключи.
   - Куда собрался, спрашиваю? - повысила голос Мария, и загородила собой дверной проем.
   - В гараж собрался, генеральный калым подкинул.
   - Ты посмотри на себя, калымщик. Еле на ногах стоишь.
   - Я на машине поеду, не переживай.
   - Да нужен ты мне сто лет, буду я за него беспокоиться.
   - Я туда и обратно, долго не задержусь, - Васька закрыл ящик.
   - Да ты туда до первого столба только и доедешь.
   Вася подошел к Марии, посмотрел на нее невинными глазами. Такими искренними, что даже алкоголь не смог замутить эти двух кристально-чистых озера.
   - Верь мне.
   За годы супружеской жизни Мария давно поняла - когда у Василия такие глаза, взывать к его благоразумию не имеет смысла. Никакая логика не сможет поколебать уверенность этого пьяного человека с душой ребенка. Для сохранения того, что осталось от нервов, Мария молча освободила Василию путь в надежде, что он не сможет выехать из гаража. Гремя ботиками, Вася вышел из дома, едва не потеряв равновесие на крыльце.
   Какое-то время ушло на открытие гаража, который не открывался ни одним ключом на связке. Потом "Москвич"-ветеран тоже не хотел заводиться с помощью тех же ключей. Много сил было потрачено, чтобы выехать на улицу и закрыть ворота гаража. После этого можно было перевести дух, полдела было сделано. В это время раздался телефонный звонок.
   - Нам тебя до Нового года ждать? - В голосе председателя не было слышно даже намека на доброжелательность, - Все уже на месте.
   - Еду уже, - обнадежил Васька, - через семь минут буду.
   - Давай, мы без тебя начнем, что сможем. Пока выгоним технику из гаража и поставим на домкраты. Потом, дело за тобой.
   Но не успел Васька нажать на газ, как тут же ударил по тормозам. Из мира расплывчатых очертаний, каким его видел Василий на данный момент, появилась Ирина Звягинцева, идущая в свою аптеку.
   Вася опустил стекло и выглянул наружу.
   - Привет, красавица.
   - Привет, дядь Вася.
   - Куда спешим, ни свет, ни заря?
   - На работу спешим, - ответила Ира, - в последний раз.
   - Как, в последний?
   - В этом году последний, - она звонко засмеялась.
   - А я уж подумал, замуж выходишь за богатого и красивого, - улыбнулся Вася.
   - Вот вырастут твои пацаны, тогда поглядим, - продолжала смеяться Ира, - а сейчас в округе я не вижу ни богатых, ни красивых.
   - Тогда садись, невестка, подвезу.
   - А права тебе уже вернули? Или опять своевольничаешь?
   - Да, - охотно кивнул Вася.
   - Что, да?
   - Вот то, что ты второе сказала, то и есть.
   - Дядя Вася, - Ира изобразила на лице озабоченность, - боюсь я с тобой ехать. Врежешься в какое-нибудь дерево.
   - Да я пьяный вожу лучше любого трезвого, - заверил Вася, - мне все равно по пути.
   Поколебавшись немного, Ирина села в машину и первым делом надела ремень безопасности.
   Это "по пути" находилось в другой стороне от колхозного управления. И когда Ирина была доставлена по адресу, и Василий направил свой вездеход в обратную сторону, сотовый опять подал сигнал.
   - Если тебя не будет через пять минут, можешь здесь не показываться, - коротко и ясно донеслось из трубки.
   Не желая потерять возможность подзаработать, Васька разогнал свой "Москвич" до предела, только снежная пыль заклубилась следом. Проходящий мимо Васильев успел заметить, как Вася помахал ему рукой, влетел в открытые ворота колхозного управления, и густое облако тут же скрыло его. Потом раздались отчаянные крики и металлический грохот. Это Васька на полном ходу врезался в переднюю часть комбайна. Косилка с подвижными вращающимися ножами, такая необходимая часть при покосе, со скрежетом отлетела в сторону и снесла оградку палисадника, березку и скамейку для курения. Когда снежный туман улегся на землю, люди открыли глаза. По счастью, все отделались легким испугом, который пришел не сразу, а вместе с осознанием случившегося. Васька, с залитым кровью лицом, еле открыл покореженную дверь, подбежавший Васильев помог ему выбраться. Так же Васильев стал причиной того, что председатель не задушил Ваську. Сам автомобиль настолько сильно протаранил комбайн, что восстановление обеих машин было заведомо бесполезным занятием.
   - Права тебе еще долго не понадобятся, - заметил Васильев.
   Васька только выплюнул уже ненужные зубы.
   Несмотря на значительный причиненный ущерб, комбайн списали, дело спустили на тормозах. Но только из жалости к трем детям и Марии, которая проплакала от стыда все праздники.
   С этих пор все в поселке стали называть Ваську не иначе, как Васька-комбайнер. Беды на него сыпались одна за одной. Неоднократно обещанный развод замаячил с новой силой. Ни о какой работе, ни о каких деньгах, теперь не приходилось даже мечтать. Дурные мысли о собственной никчемности и тотальном невезении мягко, но настойчиво, подталкивали к суициду. Тогда Васька, глядя в зеркало на свое разбитое лицо, думал, что опустился на самое дно. Как и всегда, наивный, он опять ошибся. Когда умерла Мария, Васька оказался на таком дне, куда солнечный свет попадал только во время сновидений. Да и тот тусклый. Мрак, одиночество и безвыходность окружили его плотной стеной. И только три пары детских глаз помогали ему не думать о тех составах, которые мчатся по железнодорожным рельсам, на которые так легко можно положить свою неспокойную голову.
  
   - А трагедия случилась, когда Васька твердо решил взять себя в руки и начать новую жизнь, он мне лично сообщил. В тот самый день, перед этим самым, - закончил я эту грустную историю.
   О роли Васильева в этом я промолчал. И хотя он не имел к Ваське ничего личного, именно Васильев был виновником этой трагедии. Аля и так знала почти все, а Паху посвящать во все подробности я не хотел. Уж слишком близко он все принимает к сердцу.
   Мы некоторое время молчали, думая о превратностях жизни, злодейке-судьбе и несправедливом жребии. Половина еды осталось нетронутой, и давно остыла. От этих холодных кусков на тарелках становилось не по себе. Хотелось побыстрей выйти на свежий воздух.
   Перед тем, как сесть в машину, Аля шепнула мне:
   - Накажи ублюдка.
   Я кивнул.
  

Я начинаю...

  
   В том, что Альбина одобрила мою затею, я увидел хороший знак. Заручившись ее моральной поддержкой, я стал меньше сомневаться в успехе разведывательной операции. Тема уже порядком надоевшей ответственности оставалась приоритетной, но наказать надо. По хорошо продуманному плану и, по возможности, без насилия.
   - Может, просто прокусить шины на его служебном транспорте, - съязвил я, - мне это труда не составит.
   Наш разговор происходил по сотовой связи. Аля еще не ответила положительно на Пашино предложение переехать к нему. Ей надо было подумать. И поэтому позвонила из своего дома поздно вечером, когда я уже готовился ко сну. Причиной звонка, по ее словам, было желание узнать мои планы на счет Васильева. Но мне показалось, что ее интересует что-то другое.
   - А ты не подумал о том, что его дела можно открыть перед всем поселком? - терпеливо спросила Аля, - Вывести подлеца на чистую воду при свидетелях, вот это - хорошая месть. Как раз для взрослого и умного человека.
   - Подумал, но не уверен, что мне кто-то поверит, - выразил я сомнение, - все очень запутано.
   - Вот поэтому ты и хочешь провести эту самую разведку, - напомнила Аля, - все разнюхать...
   Тут она помолчала и, скорей всего, злорадно улыбнулась. Никак не могла упустить возможность уколоть меня. В общем, как и я.
   - ...разведать, узнать настроение людей, - продолжила она, - а потом можно будет вывести этого товарища на разговор, но при свидетелях.
   Я молчал. Финальную развязку я представлял себе именно такую. Если репутация Васильева упадет в глазах земляков, то его жизнь окрасится в темные тона. А когда дело дойдет до районной прокуратуры, ему останется только взвыть от тоски. Наверняка найдутся свидетели происшедшего, уставшие молчать. Но оказавшись загнанным в угол, Васильев может быть опасен вдвойне.
   - Я помогу, - сказала Аля, будто угадав мои мысли, - мы, люди, в ответе за тех, кого приучили.
   - Вот давай, я как-нибудь сам справлюсь, - немного агрессивно отреагировал я.
   - Сам ты таких дров наломаешь, что будут новые невинные жертвы, - и, чувствуя, как меня распирает гордыня, поспешила добавить - все будешь делать сам, я просто поприсутствую рядом, если что.
   И я понимал, что это "поприсутствую рядом" может быть весомым аргументом, если наш разговор с Васильевым зайдет в тупик. Противник коварен и изворотлив. И он тоже, навряд ли, сидит, сложа руки, и не ждет моего появления. Я думаю, что все тылы у него прикрыты.
   - Тем более, что он тоже будет не один, - напомнила Аля.
   Тимофеев. Мое более-менее нормальное настроение опустилось сразу на несколько пунктов. Еще один образцовый паскудник, которого не понять, как земля носит. Мрачный тип с замашками фашиста и соучастник массового убийства. Даже не знаю, кого из этих двух стоит опасаться больше.
   - И вот еще что, - судя по голосу, Аля явно нервничала, - сколько ты собираешься отсутствовать?
   - Без малейшего понятия, - пожал я плечами, - может - сутки, может - месяц. Составлять планы, сама знаешь.
   - Что первое пришло в голову?
   - Неделя.
   - Так может... Эту неделю он побудет у меня? Для сохранности. Обещаю с ним ничего не делать.
   А вот и другая причина звонка. Мысли о моем ноже ей не давали спокойно уснуть. Наверно всю постель смяла, ворочаясь с боку на бок.
   - Мне его отдать лично тебе из лап в руки?
   - Я просто постою рядом, а потом возьму на хранение.
   - Я буду голый.
   - А я отвернусь.
   - И пропустишь оборот?
   Мы оба понимали, что ни одна здравомыслящая ведьма не сможет упустить такое представление.
   - Ну, если только одним глазком.
   - Исключено, - отрезал я.
   - Кто-нибудь его может вытащить.
   Эту возможность я уже продумал. На то нам голова и дана, чтобы прятать заговоренные ножи от посторонних глаз.
   - Место будет находиться далеко. Нож будет изначально прикрыт ветками. Главное, чтобы прыжок произошел непосредственно над ним. Так что, все под контролем. Меня больше волнует сохранность одежды.
   - Твоя беспечность к таким вещам меня поражает, - в ее голосе послышалась еле сдерживаемая злость, - ты рискуешь остаться животным на-все-гда.
   Опять это произношение слова по слогам.
   - Значит, всю оставшуюся жизнь буду питаться зайцами, земляникой и грибами. Но нож ты не получишь ни-ког-да, - сказал я и нажал отбой.
   Через пять минут пришла СМС-ка: "Подумай хорошо, блохастый".
   "Спокойной ночи, ведьма", ответил я.
  
   Я несколько раз провел лезвием ножа по точильному камню, надеясь, что это не повлияет на его волшебные функции. Потрогал большим пальцем лезвие. Острый.
   Время приближалось неумолимо, как у ребенка перед походом к стоматологу.
   Пахе я сказал, что поеду на машине с земляком, который совершено случайно оказался в городе проездом. А это и экономия на поездке, и нескучная дорога. Паха до последнего рвался проводить меня до машины, чтобы "совесть была чиста, а не так, как в тот раз". Что это был за "тот раз", оставалось только догадываться. Как всегда, его благородный порыв укротила Аля. В определенный момент она сослалась на головную боль, и вся Пахина забота сошла на нет.
   - Позвони, как доберешься, - сказал он напоследок.
   - Обязательно, - пообещал я, - если смогу.
   Проблема состояла в том, что в поселке у меня не будет телефона. Не будет даже рук, чтобы набрать номер, если бы телефон был. Тут возникает еще один, жизненно важный вопрос - можно ли, при необходимости, использовать волчьи лапы в качестве человеческих рук? Задвижку на коровнике Васильева я открыл без каких-либо помех. Просто зацепил когтем. Но возможно, я окажусь в более нестандартной ситуации. Смогу ли я обезвредить капканы, предназначенные мне? Так же было важным не поддаваться звериным инстинктам в тот момент, когда будет нужен человеческий разум. Одно дело - бег наперегонки с зайцем. Другое - осторожно наблюдать за поселком, постоянно находясь с подветренной стороны. Сложно иметь сознание волка и человека, но обладать телом только волка. С непривычки могут возникнуть проблемы.
   Но - ставки сделаны, ставок больше нет.
  
   На этот раз я ушел далеко в лес. Самые непопулярные места в лесу найти просто. Там нет мусора. За несколько дней до этого в непролазном густом осиннике я отыскал старый, но вполне подходящий для оборота, пень. Долго ходил вокруг да около. Наблюдал. Рассматривал это место под разными углами. Меня здесь все устраивало. И тишина, и спокойствие. Все включено.
   В назначенный вечерний час я, не теряя времени даром, воткнул нож в пень и прикрыл заранее припасенными ветками. Снял одежду (естественно, стыдливо оглядываясь - от этого чувства никуда не деться), упаковал ее в два пакета и засыпал сухими листьями. Телефон, крестик и неуверенность остались дома. Я встал перед замаскированным пнем, посмотрел на темнеющее небо и прыгнул...
   Вскочив на лапы, я первым делом сел, закрыл глаза и принюхался к воздуху. Он был наполнен человеческими запахами, но очень старыми, многолетними и мимолетными, не имеющими никакого значения. Я прислушался. Где-то шумели машины на загородном шоссе. То есть - очень далеко. Людей здесь нет, и нож находится в полной безопасности. Все было сделано тщательно и профессионально. По крайней мере, на первый взгляд. Вряд ли теперь Альбина обвинит меня в недальновидности и разгильдяйстве. Довольный собой, я открыл глаза, увидел изменившийся мир с непривычной цветовой гаммой, помахал хвостом в знак хорошего начала и отправился в долгое путешествие.
   Начав свой путь с легкой рысцы, через десять минут я уже ломился напролом через кусты багульника и акации, растущего на пологих склонах, пересекал ручьи, поднимая в воздух водную пыль, пробегал поля, тревожа притихших насекомых. Небо темнело, новые звезды вспыхивали одна за другой. Ночная тень поглощала лес, отчего мое зрение стало только лучше.
   Не чувствуя усталости, полный сил и энергии, я обегал стороной, дачи, станции и села, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания. Одним прыжком перепрыгивал железнодорожные пути, вплавь преодолевал речку. И если меня можно было с кем-нибудь сравнить, так это с автомобилем, несущийся по бездорожью. Водитель которого получает огромное удовольствие от езды.
   Иногда я останавливался на вершине какой-нибудь возвышенности, чтобы немного отдышаться, и смотрел на огни деревни или села, стоящих невдалеке. Крохотные островки цивилизации, в которых иногда возникают крупные события. Но сейчас, глядя на них, я вспоминал спокойствие и уют возле печки, с веселым огнем и потрескивающими дровами. Но сейчас лето и печки молчат. Домашняя скотина спит в хлеву, а собаки возле конуры мечтательно смотрят на месяц. А вот зимой над деревнями поднимается дым из печных труб, и если в доме тепло, значит в нем все хорошо. А если баня натоплена - мои поздравления. А я, наверно, потерял все это навсегда.
   И отбрасывая все воспоминания, я опять предавался веселому быстрому бегу.
   Нескончаемым строем вокруг меня проносились кедры и сосны, стоя по колено в море кустарника. Потом на пути выплывала очередная поляна, плоская, как гладь спящего пруда. И опять хвойный лес. И так до бесконечности. Казалось, что скоро покажется тундра.
   А где-то на востоке, моля о дожде, горели леса. И похоже ситуация была нешуточной. Мне на пути, то и дело, попадались звери, спешащие поодиночке и группами от огня на запад, к свежей зелени и прохладной воде. Зайцы, олени, даже медведи, шарахались во все стороны, когда я пробегал возле них. Я не подсчитывал количество животных, но сотни две-три я все-таки встретил. Вот охотники из соседней области обрадуются. В прошлом году праздник был на нашей улице. В этом мы, скорее всего, останемся без дикого мяса. Периодически в воздухе чувствовался слабый запах гари. И этот запах омрачал мою прогулку. Опять вспоминался мой дом, теперь сгоревший дотла. Только мой любимый сарай остался не тронутым, как сказал Васильев. Если бы дело было в этом сарае. Опять перед моими глазами возникал образ...
   И вдруг на пути, когда я миновал очередную опушку и вбежал в лесополосу, мне встретилась стая волков. Они лежали под соснами, отдыхали или караулили зайцев. Мое появление было таким неожиданным, что они не сразу отреагировали, что было для меня спасением. Назревал нешуточный конфликт, а я даже не знал их точное количество. И только благодаря наличию у меня человеческого сознания, я пробежал в наглую через их лагерь, не останавливаясь. Начавшаяся было погоня тут же захлебнулась, как только выяснилось, что моя скорость превышает скорость среднестатистического волка. Я даже основательно испугаться не успел.
   До моего поселка оставалось еще полпути, а я уже чуть не вляпался в неприятность. Также не стоило забывать о капканах и охотниках. Все-таки, надо было дать нож Але на хранение, так как его владелец может и не вернуться. Дав себе установку в будущем быть осторожнее (насколько это возможно), я перепрыгнул огромный камень, и тут же полетел кубарем в овраг по крутому склону. Пока я лежал на дне и приходил в себя, мне в голову пришла мысль, что безопасно передвигаться по ночному незнакомому лесу можно только прогулочным шагом. Может, эта разведочная экспедиция была не таким уж хорошим и продуманным шагом? Вот только менять уже что-то стало поздно. Я был на середине пути.
  

Рекогносцировка (очень красивое слово)

   Я стоял на могиле своего дяди, заменившего мне отца на восемнадцать лет. То есть, на всю жизнь. Мрачная скромная могилка, а я даже цветы не могу принести. Только для приличия немного поскулить. Я снова почувствовал себя одиноким и маленьким под таким огромным небом, предутренним, но еще полным звезд и молчаливым бледнеющим месяцем, безразлично смотрящим в сторону Южного Креста или Лебедя.
   Неподалеку располагались еще несколько могил. Одна принадлежала Кузнечику, умершему нежданно-негаданно от разрыва сердца. У него остались жена и дочка. Еще дальше, через несколько участков, лежал Васька-комбайнер с тремя сыновьями школьного возраста. Зарезанные двумя недоумками. Правда, в официальных документах смерть наступила в результате неосторожного обращения с огнем. Знаю на все сто, местные шептались о нечистых силах, охранявших территорию умершего колдуна. Бред какой. А рядом с Васькой покоилась его Мария. Вся семья снова была вместе.
   Настало утро. Небо очистилось от звездного крошева. Солнце тихо и молчаливо стояло за соснами, слушая звуки оживающего леса. Его свет проникал сквозь тесный строй стволов и мягко ложился на землю, покрытую хвоей. Поселок пробуждался, оживал. После первых петухов все зашевелилось. Человеческие запахи усилились и стали ярче. Люди собирались на работу, занимались домашним хозяйством. Коровы шли на пастбище, по дороге собираясь в свой сплоченный коллектив. Все, даже ветер, готовилось к активной трудовой деятельности. А вот мне надо было отдохнуть. Для этого было у меня подходящее место. Я не спеша побежал к своей поляне.
   Вся дорога была мне знакома до мелочей. И муравейник, огромный валун, и даже та самая примечательная сосна, на которой восседал старый ворон. Он, будто тоже узнал меня, с криком сорвался с ветки, взмыв в небо и сделал надо мной широкий круг.
   Я оглянулся вокруг себя. Что-то привлекло мое внимание. Что-то было не совсем необычным. Не так чтобы очень, но какая-то мелочь заставила меня насторожиться. Я закрыл глаза и принюхался, отделяя запахи друг от друга и раскладывая их по полочкам. На заметку брал самые яркие и объемные. Вот оно - здесь очень много ягод и грибов. Этот год выдался урожайным на подножный корм. Это хорошо. Так бы я сказал, будь я сейчас человеком. Но, что же тогда меня так смущает?
   - Наверно то, что никто не собирает все это добро, - раздался голос за спиной.
   Как выглядят лешие, я вам не скажу. Во-первых, они очень скромные. Надо будет, сами покажутся. Во-вторых, жутко обидчивые. И, наконец, они мстительные. Могу лишь намекнуть, что в толпе вы их, может быть, даже и не заметите.
   - Здравствуй, дядька, - поприветствовал я на своем языке, - как нынче лес?
   - Не видишь? Стоит на месте. Чего ему случится? - он стоял, прислонившись к сосне, всем своим важным видом еще раз напоминая, кто здесь хозяин. Он смотрел на меня с явным интересом, но без удивления. Ему ли удивляться волку.
   - Сам-то, как?
   - Да вот, решил заглянуть мимоходом.
   - И навестить своего другана Васильева?
   - По его душу и пришел, - кивнул я.
   - Ох, Серега, опасное это дело, счеты сводить.
   - Да я только попугать малость, - невинно пожал я плечами, - чтобы впредь неповадно было.
   - Неповадно было детишек резать? - невесело усмехнулся леший, - а по мне так, решился - веди дело до конца.
   - Убить?
   - Ну, зачем же так круто? Перебей ему хребет одним ударом, у тебя получится, - у лешего глаза загорелись от восторга, - представь только - начал было Степаныч опять буянить сдуру, а тут к нему участковый на коляске приезжает и пальцем грозит, плохо ведешь себя Степаныч, нехорошо. Я тебя скрутил бы, да спина не позволяет. В следующий раз, хорошо?
   И захохотал, аж слезы побежали. Вместе с ним развеселился лес. Защебетали, запрыгали птицы. Из-за облака выглянуло солнце, посмотреть, чем вызвано веселье и тоже улыбнулось. Вот такой юмор.
   - Он, кстати тоже тебя ждет - не дождется, - продолжил леший, - скучает, бедняга. От тоски тут везде капканов понаставил.
   - Поэтому и ягоды так много, - заметил я.
   - Угу, всех волками запугал. Люди, не то, что бы боятся в лес выйти, - леший стал не спеша ходить взад-вперед, заложил руки за спиной, - но не решаются. Есть некоторые смельчаки. Мне-то это только на руку. После кончины вашего поганого колхоза жить стало веселее и дышать легче, ты не поверишь.
   - Поверю.
   - Не перебивай, - он посмотрел на меня строгим взглядом, - я рассуждаю. Значит, это... Вот. А сейчас вообще благодать настала. Тишина. Никто не шумит. Костры не разводят. На гитарах не играют. Вот только...
   Он почесал лысину. Я молчал.
   - Скучно немного. Поиграть не с кем.
   Все, без исключения, знают, как лешие и им подобные существа обожают игры. Когда человек заблудится в лесу, или потеряет дома вещь, или забудет что-то важное, или споткнется на ровном месте, это все проделки, как принято говорить, нечисти. Все можно валить на них - не ошибетесь. Хотя, какая это нечисть? Так, хулиганье мелкое. Это все равно, что сравнить закоренелого серийного маньяка-насильника-убийцу с ребенком, укравшим жвачку из магазина.
   - А как Егорыч представился, так тоска совсем загрызла, - он вздохнул и задумался.
   Не желая прерывать его рассуждения, я молчал.
   - Сам-то что думаешь? - наконец вернулся он на землю.
   - По поводу?
   - По поводу всего этого, - он кивнул в сторону поселка.
   - Еще не знаю, - ответил я, - для этого я и здесь, чтобы принять решение.
   - Решился на разведку, - понимающе кивнул леший.
   - Что-то в этом роде.
   - Я вот что тебе скажу - не затягивай, - леший указал рукой на восток, - леса горят и очень сильно. Туристы, чтоб их, разожгли огонь, а он, в ответку, спалил их лагерь и пол-леса в придачу. При попутном ветре дорога домой для тебя закроется дня через три. А если не огонь, то дым всю территорию накроет. Удушье, знаешь ли. Обидно будет умереть в шкуре зверя. Можешь, конечно, попытаться купить билет на поезд. Но...
   Он оценивающим взглядом осмотрел меня.
   - ...тебя не пустят.
   Я посмотрел в сторону востока. Там, над лесом, весь горизонт был устелен дымом. И раз уж временя для шпионажа у меня резко сократилось, я решил его не терять.
   - Дядька, где капканы?
   - Об этом можешь не волноваться, - леший отмахнулся, - я их припрятал. Они предназначены для кое-кого другого.
   Теперь я мог быть спокоен за сохранность своих лап.
  
   Когда я проснулся под березой на своей поляне, солнце висело над частоколом деревьев, как бы намекая, что вечер, в принципе, уже наступил. Небо было абсолютно чистое и лишь одно маленькое облачко, как недоразумение, висело надо мной. Я тоже, как это облачко, был здесь лишним. В воздухе чувствовался запах дыма. Ругая себя, что проспал все на свете, я метнулся к окраине леса. Вел себя свободно и раскованно, как и подобает хамоватому гостю. Капканы мне не мешали, односельчане в лес старались не заходить, особенно вечером. Опасаться было нечего, чувствовал себя прекрасно. Будто и не было многокилометрового ночного марафона. Спасибо моей поляне. Я засел в осиннике, откуда весь поселок открывалось в лучшем виде. Рекогносцировка началась.
   Я переводил взгляд с одного двора на другое. Рассматривал малейшие детали. Искал изменения за полмесяца. Первый печальный факт, о котором я уже знал от доброжелателя, но еще не видел, это мой сгоревший дом. Жуткое зрелище, печальное пепелище. Остались целыми только перекосившийся забор, да мой сарай, стоявший на затворках двора. Печь на месте дома одиноко возвышалась над обгоревшими бревнами, будто не понимая, что здесь произошло. А дом, теплицы, гараж, хозяйственные постройки, все лежало под слоем золы и пепла. Там же лежала моя восемнадцатилетняя жизнь, рядом с моим любимым мопедом. Сколько же еще это пожарище будет стоять и пугать людей. Я решил, что первое, что сделаю после разборок с Васильевым - уберу все, что осталось от местного колдуна. Хватит людям жить сказками.
   Второе, на что я обратил внимание, был двор Васьки-комбайнера. Тихий и заброшенный, теперь на нем никогда не будут строить снеговиков под радостные мальчишечьи крики. В доме, обветшалом и покореженном, как сама Васькина жизнь, поселилась смерть. Простодушная и беспощадная. Сам того не ожидая, я заскулил.
   Дом Кузнечика тоже еще не снял с себя траурной печали. Кузница, не остывавшая несколько поколений, погасла навсегда. Дочь Кузнечика, некогда спасенная моим дядей, теперь играла среди мехов, молотов, наковален и прочих кузнечных атрибутов. Чувство вины черным вороном пролетело надо мной, ледяным крылом коснувшись моего сердца. Чем я могу помочь вдове Кузнечика, кроме своего ненужного раскаянья? Будем думать.
   Дальше мой взгляд упал на дом батюшки. На ветру колыхалось белье, ставни были еще открыты, значит, все живы и здоровы. Он моя самая надежная защита. Авторитетное слово отца Алексея может перевесить чашу весов в мою сторону, если станет совсем худо. Этот человек меня крестил. Этот человек знает мою тайну. В конце концов, он друг моего дяди, и я очень надеялся на его помощь, когда меня потащат на костер. Образно выражаясь. Правда на моей стороне, а Бог там, где правда. Вот так, ненавязчиво, я прикрыл свои тылы. Резервом обещала быть Альбина. Я чувствовал себя не одиноким, хотя бы для собственного спокойствия.
   Перед финалом провел беглый осмотр остального поселка. Во дворе Паловны в конуре сидел Футик. Умная овчарка с глупым именем. Магазин самой Паловны был приветливо открыт, что меня только порадовало, так как он соседствовал бок о бок с моим несчастным домом. Люди заходили и выходили, значит, торговля шла. С другой стороны, горевший дом колдуна мог бы стать достопримечательностью. Туристы любят страшные места - надо в будущем обдумать эту идею в проекте восстановления поселка.
   Председатель, Ира Звягинцева, помешанный Степаныч, колхозное управление без колхоза и другие, все оставалось на своих местах, все шло своим чередом под вечерним небом. Никто и не подозревал, что поселок стал объектом наблюдения. Все цепные псы были мной отмечены и на всякий случай занесены в список потенциальной угрозы. Я чувствовал себя ребенком, играющим в разведчиков. Было интересно и увлекательно. Пока я не обратил внимания на участок Васильева.
   Когда-то милый и адекватный, пусть и хулиганистый человек, вдруг в одночасье превратился в моих глазах в низкое мстительное убожество, способное на зверское убийство. От одного вспоминания об этом, мое сердце вздрогнуло от возмущения. Этот страж порядка устроил такой хаос в нашем поселке, что просто диву даешься, как земля может спокойно вращаться вокруг своей оси, никак не реагируя на поступки некоторых своих чад. Внешне дом никак не выдавал сущность своего хозяина. Аккуратный, уютный, гостеприимный. Ухоженный участок. Теплицы с целыми стеклами. Даже коровник, после моего последнего посещения ставший пустым, и тот устроен со знанием дела. А вот и сам хозяин. Я весь напрягся, превратился в единый комок чувств, глядя, как он выходил из дома. Я даже слышал, как стучат по деревянному крыльцу его "берцы". Но от увиденного я тут же сник. На руках у Васильева сидела его полуторагодовалая дочка, тихий спокойный ребенок с большими невинными глазами.
   Мне сразу стало не по себе. Возникло непреодолимое желание хлопнуть лапой по лбу. А все ли я правильно делаю, все ли детали учтены в моем "продуманном плане"? Чего бы я добился, допустим, отправив Васильева за решетку? Или в больницу? Или на кладбище? Оставить невинного ребенка без отца? Так у нас в поселке и так несколько семей понесли потери. Я тяжело вздохнул. Может действительно довериться жизненным законам, а там, гляди, Васильева скрутит какой-нибудь инфаркт. И справедливость будет восстановлена.
   Я долго смотрел на эту семейную идиллию, и уже был готов смиренно повернуться и пойти прочь с поникшей головой обдумывать новые обстоятельства. Но тут в гости к Васильеву нагрянул не кто иной, как Тимофеев собственной персоной. Дочка была отправлена к матери, а друзья-убийцы уединились в беседке. Я хотел себя заставить уйти, оставить все на суд высших сил. Но не мог сдвинуться с места. Что-то заставило меня остаться и ждать. Интуиция нашептывала мне: не спеши, сейчас начнется самое интересное и все встанет на свои места. И вот, это произошло.
   Они оба рассмеялись. Громко и противно. Казалось бы, смеются два несимпатичных человека, что тут такого. Вот только новые могилки еще не успели даже просесть. Могилки, к появлению которых эта парочка очень даже причастна. В данный момент я на половину зверь и подвержен воздействию некоторых внешних раздражителей. И этот смех меня просто взбесил. Лошади так не ржут, как эти двое. Я вскочил на лапы и заметался на месте. Шерсть на затылке встала дыбом, зубы обнажились. Еле контролируемая ярость плескалась во мне, как вода в стакане в руках бегущего. Надо было что-то срочно делать, пока я не потерял контроль, и все не испортил.
   И я завыл. Так громко и зло, что весь поселок замер. Даже вся живность бросила свои дела и прислушалась. В этом вое смешалось все. И ненависть к Васильеву с Тимофеевым, и тоска по дяде, и чувство вины за смерть Кузнечика, и соболезнование семье Васьки-комбайнера. Выл за детское одиночество и юношескую импульсивность. За антироссийские санкции и лесные пожары. За все.
   Вой затих, эхо затихло вдали. И тут началось. Собаки заголосили во всю округу, порываясь в бой. Люди выходили во дворы, выглядывали в окна. Некоторые крестились, другие прятали детей. Тимофеев обернулся в мою сторону, Васильев даже встал с места. Оба уже не смеялись.
   Я вышел из укрытия осинника. И хотя между мной и участковым было довольно большое расстояние, наши взгляды встретились. Он был не испуган, но крайне удивлен. Здравствуй дружок, подумал я, давно не виделись. Мы еще некоторое время сверлили друг друга взглядом, пока я не решил закончить с этим балаганом. Я медленно развернулся и скрылся в лесной тени, лишь напоследок махнул хвостом. Надеюсь, мой уход красноречиво намекнул на скорую развязку. Конечно, это было позерство. Но как только я исчез из виду, солнце скрылось, и вечерняя тень легла на мое место наблюдения. Это было эффектно. Я ушел красиво.
   Рекогносцировка завершена.
  

Обратный путь

  
   Самая первая звезда не успела выкатиться сверкающей жемчужиной на синий шелк неба, а я уже покрыл довольно приличное расстояние от поселка до города. Раздумывать долго не пришлось - возвращаюсь в поселок человеком, и будь что будет. Разведка прошла быстрее, чем приготовления к ней. Прелюдия совершилась, настало время более тесных отношений.
   Так я думал, и ветер свистел в ушах. Теперь я уже не наслаждался бегом. У меня была четко поставленная цель - дом, и я направлялся к нему. Меня беспокоил мой нож, на месте ли он. Маскировка - маскировкой, но жизнь остается жизнью. Особенно, если она непредсказуемая. И я хотел есть. За все это время я не съел ни одного зайца, зато объелся земляники, благо ее было навалом - скажем спасибо Васильеву и его капканам. Было вкусно, но не очень сытно. Пока еще оставались силы, нужно было спешить.
   Спешить нужно было еще и потому, что леший ошибся. У меня в запасе не было трех дней. Повсюду стоял запах гари, по земле стелились удушливые клубы дыма, температура оставалась прежней, но ненадолго. Огонь шел с востока, с левой стороны от меня. И шел он очень уверенно. Я даже взял немного вправо, чтобы не оказаться в ловушке. Возможно, впереди меня ожидала огненная стена. Наступила ночь, на востоке горизонт окрасился в красные цвет и я не сказал бы, что рассвет уже наступает.
   Через два часа беспрерывного бега ситуация стала гораздо серьезней. Дышать стало трудней. Пусть будет в этой жизни пусто тому, кто бросил в траву окурок. Попутный ветер упорно гнал огонь на запад, будто у него там были неотложные дела. Пламя быстро передвигалось по верхушкам деревьев, следом полыхали трава и кустарники. Затем занимались стволы сухих деревьев. Никаких животных, убегающих от огня, не наблюдалось. Все заблаговременно покинули опасный район и теперь спешили все дальше на запад. Только я один стремительно летел напрямик, пытаясь обогнать стихию. Внезапно что-то ударило меня с боку, и я упал на землю. Как оказалось, я был не один, и это меня не радовало.
   Я тут вскочил на лапы и наотмашь ударил темное пятно, маячившее впереди. Раздался визг и только после этого я уяснил ситуацию. Передо мной стояли те самые волки, покой которых я вчера так бесцеремонно нарушил. От удивления у меня отпала челюсть. Неужели они меня поджидали, как караулят хулиганы незадачливого мальчишку в подворотне. Ну, в самом деле, не наслаждались же они здесь красотой природы, окутанной удушающим дымом. И если это так, то люди и животные не так уж и сильно отличаются друг от друга.
   Волков было трое. Они стояли передо мной, выстроившись в шеренгу. Что-то много смертоносных событий переплелось в одной точке времени. Мой друг Васильев, таким образом, может меня и не дождаться. Но ситуация мне показалось знакомой. Вот если бы еще лето сменить на зиму, а огонь на снег. Не иначе как дядя дал мне во сне подробную инструкцию для встречи с волками. Обдумывать что-либо было поздно. Убежать я от них смогу с легкостью ветра, но вот повернуться не успею. Волчья реакция действует доли секунды. Следуя дядиному руководству, я обнажил клыки, зарычал и медленно пошел на главного. Глупая затея, но другой просто не было. Как и предполагалось, боковые стали обходить меня с двух сторон, беря в "клещи". Особенно старался правый, именно ему я заехал по морде от всей души. Главное - не обращать на них внимания, главное - вожак. У каждого из нас была своя стратегия.
   Зарево полыхало не только на востоке. Уже и юг окрасился в красные тона. Еще пока очень далеко, но на пути в город стояла огненная стена. Надо уходить вправо. А для начала нужно разобраться с серыми собратьями. Но предчувствие у меня было нехорошее. Сказать, что я боялся, значит ничего не сказать. Меня трясло от ужаса. Я уже представил свой надгробный камень с надписью "он умел строить продуманны планы".
   А волк, стоящий посередине и не думал отступать. Наоборот, азарт и жажда крови сделали его бесстрашным, но нападать он тоже не спешил. Тянул время, словно выжидал чего-то.
   И вот за его спиной возникли тени. Из дыма вышли еще четверо. Вот вам и пророческий сон. И я отступил, стараясь хотя бы держать весь коллектив в поле зрения. Трое передних волков на мгновенье потеряли бдительность и с облегчением посмотрели на подмогу. Ошибка! Это и была та самая доля секунды, так необходимая мне. Я развернулся к правому волку и нанес ему еще один удар. От всего волчьего сердца и широкой человеческой души. Раздался визг, зверь отлетел с пробитой головой. Я перепрыгнул через него и рванул к речке. К той самой, которая текла от поселка к городу. Моя единственная возможность обойти огонь и добраться домой. За спиной послышался возмущенный вой, возникла погоня. Но меня это уже не интересовало. На всех порах я несся через лес, еще не тронутый огнем. Единственным моим желанием было не споткнуться об какой-нибудь корень. Отчаянная попытка не должна увенчаться глупой смертью по неосторожности.
   Минут через двадцать впереди показалась небольшая деревенька, наполовину опустевшая на время пожара. Не теряя времени, я промчался по улице, так быстро, что ни одна собака и ухом не повела, выскочил на берег, пробежался по пологому пляжу, поднимая тучи песка, перепрыгнул через перевернутую рыбацкую лодку и влетел в речку. И вот только тут я перевел дух.
   Хвала Небесам за мироустройство - течение речки плавно несло меня к городу, а не наоборот. Я лишь лениво греб лапами, жалея, что не могу плыть на спине. Можно было выбраться на противоположный берег и своим ходом продолжить путь, чтобы не терять время. Но я выдохся и поэтому снимал усталость и восстанавливал силы, используя попутное течение речки. По мере моего продвижения вперед, огонь все ближе подступал к речке. От раскаленного воздуха спасала прохлада воды. Языки пламени красиво озаряли ночное небо и противоположный берег, невесомые искры поднимались над горящим лесом, блики света ложились на речные волны и окружали меня. Если смотреть с правого берега, то я будто плыл в желто-красном переливающемся тумане, как Луна в легкой дымке облака. Периодически на левом берегу, как подкошенная, с громким жалобным стоном падала сосна, не в силах сносить все муки стихии. Трещали ветки, летела по воздуху горящая хвоя. Огонь пожирал все. Завтра здесь на многие километры вокруг будет лишь дымящееся пепелище и обгоревшие мертвые деревья на все еще горячей земле. Как контраст, правая сторона останется не тронутой. Все-таки реки - очень нужная вещь во время лесных пожаров.
   Любой кошмар рано или поздно заканчивается. Завершилось и пиротехническое представление. Я проплыл опасную зону и вылез на берег, как только отплыл от пожара на безопасное расстояние. Отряхнувшись и бросив последний взгляд на огненные сполохи, оставленные позади, я продолжил свой путь.
   И тут пошел дождь.
  
   Ножа не было.
   Я стоял возле пня и ошарашено смотрел на него. Капли дождя стекали по листьям осины и капали мне на морду. Я закрыл глаза и опять открыл. Ножа не было. Осталось только след на срезе пня, как насмешливое воспоминание. Маскирующие ветки были разбросаны вокруг. Кто-то вероломно вторгся на мою территорию, а я даже не догадался ее пометить. Тьфу ты, блин! О чем я только думаю. Я принялся обнюхивать землю вокруг пня, хотя можно было этого и не делать. Проливной дождь не успел смыть ведьмин запах. Я сел на задние лапы, а передними пытался схватиться за голову, как делает человек в минуты отчаянья. Что ту остается делать? Придется добывать мой нож с боем.
   Какое все-таки длинное путешествие получилось, думал я, проходя путь до Алиного дома рысцой, детям капитана Гранта и не снилось. Я настолько вымотался, что не было сил даже почувствовать ярость. Лишь зверское желание свернуться клубочком где-нибудь в городском парке под кустом рябины и проспать часов двадцать. Я уже не обращал внимания на проливной дождь, лужи и ручьи. И даже молча прошел мимо влюбленной парочки, целующейся на мосту под зонтом в столь поздний, или уже ранний, час. А так хотелось их чуть-чуть напугать. Они тоже не заметили, что рядом с ними прошел огромный волк. Я почувствовал себя брошенной побитой собачкой, выставленной за порог. Так я продвигался к своей новой цели, под молчаливым светом уличных фонарей, слушая голос дождя. Но нет худа без добра. По крайней мере, лесной пожар будет потушен.
   Наконец, я добрался до колдовского логова Альбины. Перемахнул через забор одним прыжком и прислушался. До этого момента я не был в гостях у Али. И что меня здесь могло ждать, не предполагал. Самое главное, собаки во дворе не наблюдалось. Но это не значит, что ее нет у соседей. Дождь делает свое дело, но собачий нюх очень чуток. Действуя тихо и решительно, я зацепил когтями край двери дома и открыл ее. Ориентируясь по запаху, я прошел по коридору мимо кухни, спальни какой-то женщины, и толкнул третью дверь.
   Или я очень шумел, или Аля чутко спала, но как только я вошел в комнату, она включила ночник на предкроватной тумбочке. Сразу бросилось в глаза - в спальне было много мягких игрушек, на окне занавески с котятами. И ни черепов, ни пентаграмм, ни свечей. Тоже мне, ведьма. Зло зарычав, я вскочил на нее, поставил передние лапы на плечи и оскалил клыки.
   - Ты чего так рано? - спросила Аля, как ни в чем не бывало, и зевнула, - Только два дня как ушел.
   Два дня? Значит, я проспал на своей поляне чуть дольше, чем рассчитывал. Это объясняет быстрое передвижение лесного пожара.
   - Никак, за ножом пришел? - поинтересовалась Аля.
   Я не мог ей ответить, как лешему, только тихо зарычал.
   - А если не верну? - улыбнулась она.
   А вот сейчас мы и узнаем, могу ли я использовать лапы в качестве человеческих рук, подумал я. Давно этот вопрос меня интересовал.
   Я поднял правую лапу и согнул ее в почти что кулак, оттопырив... указательный коготь, и подвел его к левому глазу Альбины.
   - Как мы серьезно настроены, - настороженно съязвила Аля.
   Но прежней веселости уже не наблюдалось. Мой коготь медленно опускался и уже находился в сантиметре от ее зеленого зрачка. Я был настроен как раз очень серьезно. Тут волей-неволей занервничаешь.
   - Ладно, слезай, - поморщилась она, - ты тяжелый.
   Я спрыгнул на пол. Аля села в кровати и потерла плечи.
   - Останутся синяки, что я Паше скажу?
   Я равнодушно пожал плечами. Она, морщась от неприятных ощущений в плечах, достала из тумбочки мой нож. Я хотел сохранить грозный вид, но вместо этого сел на пол и завилял хвостом. Проклятые инстинкты.
   - Пошли, - она кивнула на дверь, - только тихо.
   Крадучись, мы вышли из дома во двор. В коридоре Аля взяла зонтик. Дождь все еще продолжал лить, но небо посветлело. Ночь, подарившая мне столько приключений, закончилась. Остался последний шаг.
   Аля подошла к колоде для колки дров и воткнула в него нож.
   - Ну, чем не пень, - радостно сказала она, - давай, делай, что надо.
   Я сомнением посмотрел на этот обрубок бревна. Пень на то и пень, чтобы уходить корнями в землю. Да и место обратного оборота другое. Насчет этого дядя мне ничего не говорил. Да и откуда ему было знать, что за последнее время я намотаю столько километров, потеряю и вновь обрету нож.
   - Ну, давай же, - подбодрила Аня, - хочу посмотреть, как у вас этот самый оборот происходит.
   Я красноречиво посмотрел на нее.
   - Знаю, что здесь мне не цирк, - она согласно кивнула, - но скоро мама проснется.
   В принципе, других вариантов не было. Я вздохнул, оттолкнулся, прыгнул и приземлился уже на человеческую спину. Краски и звуки мира опять стали тусклыми и невыразительными. От прежней прыткости не осталось и следа.
   - Круто, - Аля засмеялась, подпрыгнула и захлопала в ладоши, - действительно, не превращение, а оборот. Офигеть!
   Она разве что не скакала от восторга. Глядя, как она веселится, я подумал, что выходя замуж за Паху, она не будет так счастлива, как в этот момент. Даже в воздухе потеплело от ее радостной улыбки. Только вот мне было не до смеха. Я был уставшим, голодным и голым. И хотел спать.
   - Какого лешего ты хватаешь чужие вещи? - спросил я, поднимаясь, - Тем более, что я не разрешил.
   - Пожары, - просто ответила Аля, ничуть не смущаясь моего вида, - думала, что ты не вернешься.
   - Надеялась?
   - Предположила.
   Открылась дверь, из дома вышла женщина с бледным лицом. Она была явно удивлена, увидев такую картину.
   - Альбина, - спросила она, не отходя от двери, - что делает этот обнаженный красивый юноша у нас во дворе. И, по-моему, это не Паша.
   Только сейчас я понял, что дождь все еще идет, и я замерз без одежды. Да и ситуация глупее некуда.
   - Мама, это Сережа. Пашин друг.
   Женщина осмотрела меня с ног до головы, бросила взгляд на нож в колоде и улыбнулась:
   - Так вы тот самый оборотень?
   Тот самый!
   - Ты совсем охренела? - посмотрел я на Алю.
   - У нас с мамой секретов нет.
   - Это мой секрет, - зло сказал я.
   - Мама, - опять расцвела Аля, - я видела оборот.
   - Покажите, - попросила женщина, сама наивность.
   Я еле сдержал всю нецензурную брань, что успел накопить. Вместо этого подошел к колоде и вытащил нож.
   - Одежда где? - спросил я Алю.
   - В лесу осталась, - махнула она рукой, - буду я шмотки твои таскать.
   - Так иди за ними, - крикнул я.
   - Вот сам и иди, - спокойно ответила Аля, чем выбесила меня еще больше.
   - Альбина, - приказала женщина, - принеси одежду.
   - Вот еще.
   - Ты взяла чужую вещь, - женщина красноречиво помолчала, словно тем самым показывая весь ужас содеянного поступка, - надо хоть как-то извиниться перед Сергеем. Маршрутки уже ходят.
   Слова матери попали в цель. Аля покорно кивнула.
   - Сергей, - обратилась ко мне женщина, - вы, наверное, проголодались?
  
   Я сидел за кухонным столом в женском халате, поедая все, что приготовила Ольга Петровна. Ночь прошла, и все ее приключения остались в прошлом. Я наелся, согрелся и отдохнул. Только жутко хотелось спать. Мать Али держала в руках нож, задумчиво его разглядывая. Мне не очень нравилось видеть его в чужих руках. Но Ольга замечательная чуткая женщина. Нож вернулся и находился в поле моего зрения. Я был спокоен.
   - От вас пахнет костром, - заметила она, - были в лесу?
   - В ста сорока четырех километрах отсюда, - кивнул я.
   - Ну и прогулки у вас, - покачала она головой.
   - Были дела.
   Мы немного помолчали.
   - Все-таки удивительная вещь, - наконец проговорила женщина, глядя на нож, - я много чего видела в своей жизни. Но это - просто волшебство.
   - А что в нем такого волшебного?
   - Вы не согласны?
   - Чем мое волшебство лучше вашего?
   - Вот смотрите, - начала Ольга, - все наши возможности, будь то - лечение, заговоры, подавление чужой воли, порча, все это имеет какое-то объяснение.
   - А какое может быть объяснение у колдовства? - удивленно спросил я.
   - Ну вот, как мы лечим? Официальную медицину не касаемся.
   - Ну там... просим высшие или низшие силы о помощи.
   - Так.
   - Используем свою энергетику при наложении рук, причем некоторые принимают болезнь на себя.
   - А более умные перекрывают болезненный поток, или очищаю каналы, - вставила Ольга.
   - Ну, наверно... Не знаю.
   - Что еще?
   - Делаем отвары из целебных трав и цветов, ну и всякие там магические штучки, - выдал я.
   - Эти магические штучки тоже несут в себе определенную энергетику, - добавила Ольга, - вот видите, все объяснимо, по крайней мере, для нас с вами. А как функционирует ваш нож?
   - Он заговорен.
   - Все правильно, - кивнула Ольга, - и заговорил его очень сильный колдун. Но как происходит сам оборот? Под действием чего человек превращается в зверя? Скелет трансформируется, ногти становятся когтями? Или может тело человека как-то заменяется волчьим?
   Я помотал головой, показывая, насколько это все мне самому непостижимо. А ведь я испытал это на своей шкуре.
   - Меня больше интересует, как появляется хвост... Но сам толком не могу понять, как это происходит.
   Ольга тоже покачала головой в такт мне.
   -Я никогда не верила в перевоплощение, как таковое. Не то что в сам моментальный оборот. Считала это сказкой. Вот поэтому я и говорю - чудо.
   Она аккуратно положила нож на стол и так же аккуратно пододвинула его ко мне.
   - Теперь буду всю жизнь жалеть, что не выглянула чуть раньше, - вздохнула она, - колдунов и ведьм во всем мире просто навалом. Куда не плюнь, на каждом углу по чародею. Экстрасенсы с экрана телевизора не сходят, соревнуются между собой. А оборотней за всю историю человека - единицы, десятки. Ну, может быть сотня-другая, и все. Вот поэтому Аля и взяла ваш нож, во избежание непредвиденных обстоятельств. Ничего плохого она не хотела. Просто очень серьезно относится к таким вещам.
   - После того случая? - спросил я.
   - Она вам уже рассказала?
   - Еще нет, но собиралась. Что-то там про порог тьмы.
   - Насчет порога не уверена, но давайте я расскажу, - сказала Ольга, немого помолчав, - от нее не убудет, а вам будет полезно.
   - Тема ответственности?
   - Она самая.
   - Интересная?
   - Заслушаетесь, если поверите.
  

История Альбины

   Их было четверо. В своем тесном кругу и в социальных сетях они называли друг друга по псевдонимам - Гертруда, Варвара, Рыжик. И только Марина пожелала оставаться Мариной, сколько бы подруги не твердили, что это не круто, что настоящая ведьма не может быть просто Мариной, что она - настоящий позор их сестринскому братству. На что Марина отвечала, что они - малолетние самодовольные дуры, что их клички - курам на смех и ничего крутого здесь нет. А ведьма, называющая себя Рыжик, это, во-первых, стопроцентная клиника и, во-вторых, это гриб. Но на этом разногласия между подругами заканчивались, да и Рыжик (Альбина гордилась цветом своих волос) не обижалась.
   Но не всегда Аля так трепетно относилась к своим волосам. Почему-то дети не признают в своем коллективе полных и рыжих, и с удовольствием травят их насмешками и издевками. Дети по своей невинности вообще много чего ненавидят, но почему-то рыжим достается больше всех. Наверно в детстве мы подсознательно догадываемся, что рыжие волосы - источник колдовства и потенциальной опасности. Хотя повзрослевшие юноши находят рыжих девушек крайне привлекательными (даже если те просто красят волосы). Не иначе, приворот. Тут стоит задуматься, может, дети правы.
   Но дети растут, девушки хорошеют, парни влюбляются. А дальше - неловкие свидания, бессонные ночи, горькие слезы, нежные поцелуи и первые расставания. И никто не хочет быть отвергнутым, а уж рыжеволосая колдунья - тем более. Особенно, если в детстве ее немного притесняли.
   В классе подружек, как и везде, был свой красавчик-сердцеед. Спортсмен, почти круглый отличник, всегда веселый и остроумный. Везде найдется такой идеал. И все девочки, как водится, были в него влюблены. Кроме Альбины и Тани Бриг. Они запали на неприметного и скромного Володю Романова. Настолько неприметного и скромного, что только императорская фамилия была его визитной карточкой. Однажды зимой, на уроке истории он во всеуслышание заявил о своем родстве с императорской династией.
   - Володя, - мягко сказала учительница истории, - все потомки Романовых были расстреляны большевиками, либо иммигрировали за границу.
   - Не все, - запротестовал потомок последнего императора.
   - И к двадцатым годам никого из императорской семьи в России не осталось.
   - Осталось! - настаивал Володя.
   - Ну хорошо, остались потомки от морганатических браков, - учительница сочувственно развела руками, - но их фамилии не Романовы.
   На фоне черной доски было отчетливо видно, как Володя побледнел от возмущения.
   - Ты же не считаешь, что Анастасия...
   - Не считаю, - медленно произнес Володя, - это миф.
   - Правильно, было много самозванцев, но из настоящих Романовых никто еще не вернулся из изгнания. Да и что им делать в России - многочисленные казни, разграбление фамильных драгоценностей, потерянные и засекреченные документы в государственных архивах. Мне очень бы хотелось, чтобы в нашей школе учился кто-нибудь из династии Романовых, но ты всего лишь однофамилец.
   - Вы мне просто завидуете, - с достоинством произнес Володя и гордо посмотрел в окно. Его голова, повернутая в профиль, прямо таки взывала к короне.
   Все ученики в классе переводили взгляд с Володи на портрет Николая Второго в учебнике и обратно в поисках фамильного сходства. И некоторые его видели. В частности Аля ни сколько в этом не сомневалась. Этот худой высокий подросток, как никто другой, был похож на последнего императора России. Один только его вид говорил о готовности принять мучительную смерть за Отчизну. Этот гордый отрешенный взгляд, казалось, видел закат славного 19-го и рассвет кровавого 20-го веков. От него так и веяло благородными манерами, христианской кротостью и решительностью полководца. Никаких сомнений не было - в Володе текла императорская кровь. Так же считала и Таня Бриг. В ту ночь венценосный Володя приснился обеим девочкам.
  
   И Володя выбрал Таню. Девушку с фамилией иноземной фрейлины. Это несуразное и неинтересное, по мнению Али, существо. С таким количеством косметики на физиономии, будто расписанная "под хохлому". В принципе, только благодаря этому слою штукатурки, Таня хоть как-то выделялась на сером фоне остальных девушек. То ли дело, Аля. Огненно-рыжие волосы, выразительный взгляд изумрудных глаз, бойкий веселый нрав, независимость в каждом жесте, свобода в каждом движении. Не девушка - клад для ценителей истинной красоты. И пока новоиспеченная и неопытная пара не переступила границу нравственности, надо было что-то предпринимать. Молодые люди всегда амбициозны, а молодые ведьмы амбициозны вдвойне.
   Тем же зимним вечером, когда Гертруда, Варвара и Марина успокаивали Альбину (которая была спокойна, как никогда), ссылаясь на долгую жизнь впереди и толпы парней, лежащие штабелем у ее ног, Рыжик молча сидела в кресле и перебирала возможные варианты наступления. Вариантов было немного - всего два. Первый - поймать Володю взглядом или, говоря проще, затуманить разум. Не зря же у нее есть такой дар. Но это действие, хоть и эффективное, так же как и гипноз, ограничено по времени. А любовь должна быть вечной. Или, хотя бы, до гроба. Был второй вариант.
   - Приворот, - сказала Аля.
   - А потом... - Варвара прервала свой рассказ, - Чего-чего?
   - Нужен приворот, - повторила Аля, смотря в пустоту.
   Коллектив замолчал, обдумывая такой поворот событий. Комната Альбины мало напоминала логово ведьмы. Два десятка мягких игрушек, разбросанных на полу, на стенах постеры с красивыми мальчиками, веселые цветные занавески с котятами на окнах. Обычная спальня для девушки-подростка. Из кухни тянулся запах свежих постряпушек - Ольга Петровна готовилась звать подруг на чай. До более-менее серьезных дел, до осознания того, чем они занимаются и к чему все это может привести, еще несколько лет. Тем загадочнее и таинственнее в стенах этого дома прозвучало слово "приворот".
   - А может Романову просто глазки построить, а Танюше нос сломать? - предложила Марина, самая рассудительная из всей четверки, - так честнее будет.
   - Точно, - воскликнула Варвара, - приворот для ведьмы - самый честный способ.
   - Двумя руками - за, - поддержала Гертруда, молчаливая и загадочная ведьма.
   Видя, что ее слова не возымели действия, Марина поведала самое страшное:
   - Тогда понадобится земля.
   - Сколько надо? - спросила Рыжик, чувствуя приятную дрожь в груди.
   - Не знаю, - пожала плечами Марина, - смотря, какой приворот. Горсточки, думаю, хватит.
   - Возьми литровую банку, - посоветовала Варвара, - вдруг не хватит.
   - Дура, - отозвалась Марина, - может, сразу бидон на пять литров взять.
   - Рыжик, - Варвара откинулась на спинку стула, сцепила пальцы рук за головой, вытянула ноги и стала рассматривать потолок, всем своим видом показывая, что ее мнение самое взвешенное и верное, - возьми литровую банку, чтобы потом не пришлось возвращаться.
   - Может про запас взять? - Рыжик вопросительно посмотрела на Марину.
   - Нельзя с кладбища ничего брать, - отрезала та, - тем более, про запас. Ты и так рискуешь.
   - А вы разве со мной не пойдете? - растерялась Рыжик.
   - Нет, конечно, - ответила Варвара, - я боюсь.
   - Ну, пожалуйста.
   - Если бы ты решила Танюше нос сломать, я бы стала с тобой рядом, - пояснила Марина свою позицию, - а так - действуй сама. Мы тебя возле кладбища подождем.
   - Тебе Романов нужен, - сказала Гертруда, - тебе и идти.
   Рыжик сникла. Такого предательства от подруг она не ожидала. С другой стороны, она понимала, что на их месте она сделала бы то же самое.
   - Но если тебе Романов уже не нужен... - спровоцировала Варвара.
   - Нужен-нужен, - быстро ответила Рыжик, - но я вам это еще припомню.
   - Второй вопрос, - Варвара поднялась со стула, размяла спину и подошла к окну, - когда будет полнолуние?
   Марина тут же полезла в сумочку. Лунный календарик она всегда держала при себе.
   - Вчера было, - опередила Гертруда.
   - Луна все равно круглая, - сказала Варвара, глядя на темное небо.
   - Но она уже не может считаться полной, - возразила Марина.
   - Но Луной она не перестала быть, - заметила Варвара, - тут главное не астрономическая точность, а влияние небесного тела на земные процессы.
   Марина подошла к окну и придирчиво осмотрела Луну.
   - Рекомендую подождать настоящего полнолуния, - сказала она, - эта не вызывает у меня доверия. Какая-то она не идеальная.
   - Иди сегодня, - посоветовала Варвара, - не тяни. За месяц Вова и Таня... Сама понимаешь.
   Девочки покраснели.
   - Поцелуются, - шепотом произнесла Варвара.
   В комнате стало тихо, Рыжик обдумывала ситуацию. Идти ночью на кладбище, при непонятно какой Луне, и непонятно за каким количеством кладбищенской земли, это вам не носы соперницам ломать. Тут надо все обдумать, прислушаться к себе, довериться интуиции. Как вдруг...
  
   Но ты не печалься, что снова одна,
   Не лей свои слезы напрасно,
   Все так же одна в небе ходит Луна,
   Но разве она не прекрасна?
  
   Все с удивлением посмотрели на Гертруду.
   - Не вижу смысла откладывать, - торжественно объявила она, - любая идея, отложенная на потом, теряет свою силу и притягательность.
   - Однако, - изумилась Марина.
   - Ну ты, мать, даешь, - вставила Варвара.
   - Только лишнего не бери, - продолжила Гертруда, - горсточки хватит.
   Через две минуты из коридора послышалось:
   - Приду поздно!
   И тут же хлопнула входная дверь.
   - А как же... - крикнула Ольга Петровна и прислушалась. Во дворе заскрипел снег под быстрыми ногами подруг, затем открылась и закрылась калитка.
   - Не к добру все это. Даже чай не попили.
  
   - Надо ждать полуночи? - спросила Аля, переступая с ноги на ногу.
   Рыжик ничего не смыслила в приворотах и порчах. У нее был дар предчувствия и порабощения чужой воли. Марина являлась владелицей магического медальона. Настоящего. Что делало Марину самой крутой ведьмой в их коллективе. Варвара и Гертруда не обладали абсолютно ни чем. И поэтому специализировались на ритуалах и обрядах.
   - Нет, - ответила Варвара, - главное, это полная Луна.
   - Полночь придумали люди, а им, сама знаешь, лишь что-нибудь придумать, - оповестила Варвара.
   Они стояли через дорогу от кладбища, молчаливого и настороженного. Где-то вдали шумел город, живущий своей обычной скучной жизнью. В то же время - теплой и уютной.
   - Девять вечера, - сообщила Марина, - быстро идешь, хватаешь горсть земли и тут же обратно. Проще простого.
   - Земля везде твердая, - сказала Гертруда, - надо искать пожоги.
   - Да где ж я их там искать-то буду, - обреченно пробормотала Рыжик, оглядывая освещенный Луной край кладбища, выступающий из леса.
   - Присмотрись к горящим углям, почувствуй запах горелой резины и тепло, - посоветовала Варвара, - надо было лом взять. Или нож.
   - Цель близка, но вот мелочи мы не учли, - глубокомысленно заметила Гертруда, - попробуй насыпь какую-нибудь найти. Луна яркая.
   - Можно вернуться домой, - предложила Марина, - я пойму.
   Рыжик решительно повернулась к кладбищу.
   - Стой!
   Аля послушно повернулась. Марина протянула руку:
   - Надень.
   На раскрытой ладони лежал медальон. В темноте он светился тусклым желтым светом. Так же все знали, что он постоянно теплый, восстанавливает здоровье и отпугивает духов смерти. То есть, всех умерших, но по какой-то причине еще не дошедших до последнего пристанища. Подруги уже держали медальон в руках, но носила его только Марина.
   - Надень его, сестра.
   От услышанного Гертруда тихо ахнула. На глазах Варвары появились слезы радости. Рыжик осторожно взяла медальон и еле надела его через голову, забыв про шапку. Знак Лады сиял на ее груди, как маленькое языческое солнце. С такой поддержкой все страхи и сомнения исчезли. Обняв напоследок сестер, окрыленная Рыжик резко повернулась к кладбищу и быстро зашагала через кусты по сухой траве, торчавшей из снега. В этот момент она себя чувствовала средневековой ведьмой, рискующей попасть на костер инквизиции. Подруги молча смотрели, как Аля скрылась во тьме кладбища. Вскоре стих хруст снега под ее ногами. Стало совсем тихо.
   Рыжик медленно шла мимо могил, укрытых снегом. Ей пришла в голову хорошая мысль, что фонарик ей сейчас не помешал бы. Но фонарик остался там же, где нож и термос с горячим чаем. Холодный воздух встал вокруг нее густой стеной. Пар вырывался изо рта, как замерзшие беззвучные слова, и растворялся в воздухе. Темные грозные сосны встали над ней, заслонив ночное небо ветвями, сквозь которые робко пробивался лунный свет. С могильных плит на нее смотрели молчаливые лица, не понимающие, что делает эта девочка в столь поздний час, в таком месте и без сопровождения.
   - Надо искать пожоги, - шепотом передразнила Рыжик Гертруду, - тут вытянутой руки не видно, не говоря уже о...
   Впереди нее, между стволами сосен блеснули темно-красные угольки, как россыпь рубинов. Аля от восторга подпрыгнула на месте и захлопала в ладоши. Эту привычку детства она не смогла искоренить и через несколько лет. Кожа лица тут же уловила слабое тепло. Запахло жженой резиной. Совсем недалеко. Каких-то 20-30 метров и Володя будет рассказывать историю своего знатного рода только ей одной.
   Осторожно держась за оградки, медленно переступая ногами, Рыжик шла к тлеющим уголькам. Снег тихо скрипел под ее ногами, и это был единственный звук в округе. Все будет хорошо, говорила она себе. Медальон сам исправно вырабатывал тепло и излучал свет, а значит - чудеса бывают. Само пребывание девочки-подростка на ночном кладбище, это уже событие из ряда вон выходящее. И эта девочка ни перед чем не отступит. Вот уже и угли, вперемежку с извлеченной землей, оказались у ее ног, словно драгоценные камни из сказки о гномах. Они отражались в глазах Рыжика и освещали ее лицо темно-красным. Дело наполовину сделано.
   Рыжик сняла рукавицы и достала из кармана полиэтиленовый мешочек. Уж что-что, а это они не забыли. После села на корточки возле насыпи земли, извлеченной из свежевырытой могилы, и...
   И тут поднялся ветер. Вначале он гулял в отдалении и шумел среди ветвей сосен. Потом решительно направился к ней, будто большое животное неслось сквозь лес. Аля медленно стала на ноги, испуганно озираясь вокруг. Ветер летал кругами возле нее, уменьшая радиус и приближаясь. Потом сделал резкий скачок и толкнул Алю в бок. Та упала в могилу, в темноту. Все, что она запомнила, это медальон, мелькнувший тусклым светом у нее перед глазами, оставивший за собой бледно-желтую полосу. И удар головой. Спасибо зимней шапке, смягчившей удар.
   Первое время она лежала на холодном дне не шелохнувшись, боясь признаться себе, что попала в довольно неприятную историю. Проще думать, что закружилась голова и она упала на землю. Именно на землю. Ветер затих, и в полной тишине она могла слышать только учащенный стук своего сердца и медленное глубокое дыхание. Только без паники, подумала она, сейчас все выясним. Она медленно встала, морщась от боли в голове, держась за стенки...
   Не может быть. Рыжик нервно хихикнула. Она держалась за стенки чьей-то могилы. Ладони чувствовали ровную вертикальную стену. А вверху виднелся темно-синий прямоугольник ночного неба да верхушка сосны, освещенная Луной. Очень красивая картинка.
   - Эй! - слабо крикнула Аля, осознавая, что паника не заставит себя долго ждать. Если ей дать волю, она взорвется фонтаном, который будет уже трудно остановить, учитывая, где она теперь находилась.
   Аля сделала глубокий вдох, концентрируясь на прохладном воздухе в легких. Потом коснулась медальона. Так лучше.
   - Эй! - крикнула она чуть громче, - Помогите!
   И тут она почувствовала, что на краю могилы стоит кто-то невидимый. Стоит и смотрит на нее взглядом, полным ненависти. Поэтому и ветер затих, что этот усопший стоял и не двигался. И эта могила принадлежала ему.
   - Ушедший, - поправил голос, звучащий не понять, откуда, - мы не засыпаем, а уходим. Тебе ли не знать, ведьма?
   До сорока дней они еще находятся среди нас, Аля это знала. Уходящие, но еще не ушедшие. Но что надо было делать в такой ситуации, она не представляла.
   - Извините, что побеспокоила вас, - прошептала Аля. Такого с ней еще не было. И возникало ощущение, что никто у из живущих не бывал в такой ситуации. Когда ты находишься на дне могилы, а хозяин стоит могилы над тобой.
   - Каким образом ты могла меня побеспокоить?
   Действительно, каким? Разбудила его? Оторвала от важных дел? И почему медальон не действует?
   - Он действует, - объяснил уходящий, - только расстояние порядочное.
   - Извините еще раз, я не хотела.
   - Еще как хотела, - заверил уходящий, - иначе, почему ты здесь, дочь демона?
   - Я белая ведьма! - с достоинством отозвалась Аля.
   - Белая не будет блуждать ночью по кладбищу, - логично обосновал уходящий свою позицию.
   Как на уроке по химии, подумала несчастная Аля. Валят, за милую душу. Здесь была нужна только правда. Тем более, что ложь очевидна.
   - Мне просто нужно было немного земли с кладбища для приворота.
   - Какие проблемы? Держи.
   Сверху полетела земля, как если бы кто-то бил по земле ногой. И угодила прямо Але в лицо. Попала в глаза, заскрипела на зубах. А потом еще и еще. Аля закричала.
  
   Во дворе хлопнула калитка, по мокрой дорожке прошлепали кроссовки.
   - Хорошо, что он стоял с другой стороны от пожогов.
   Я представил угольки на языке и вздрогнул. Заметив это, Ольга опустила дальнейший кошмар.
   - В общем, на крик прибежали девочки, - продолжила она свой рассказ, но уже в укороченном варианте, - не сразу, конечно. Поплутали среди могил, пока нашли. Кое-как вытащили.
   Открылась входная дверь, послышался шорох снимаемой одежды.
   - Жуть какая, - посочувствовал я.
   - Это еще не все, - покачала головой Ольга, - дух продолжил безобразничать уже у нас в доме.
   - Ух ты, - удивился я.
   - Давай греметь, чем попало. Посуду бить. Орать из темных углов. Неадекватный тип попался.
   - Какой-нибудь полтергейст, - недоуменно спросил я.
   - Можно и так сказать.
   - Что сказать? - вошла на кухню Аля с моим пакетом.
   - Про гостя с кладбища рассказываю.
   - Вот, кто просил? - рассердилась Аля.
   - Чай будешь?
   - Буду.
   - Наливай, пока горячий.
   Аля отдала мне пакет и загремела посудой.
   - Уже остыл, - недовольно проворчала она.
   - А с чего он такой сердитый оказался, - допытался я, поставил пакет на пол, и тут же про него забыл.
   Ольга с укором взглянула на Алю, и мне показалось, что этот взгляд возникает постоянно, как только вспоминаются эти события. Для профилактики.
   - Во-первых, ничего не надо брать с кладбища, - начала она поучительную лекцию, которая была адресована и мне на будущее, - во-вторых, привороженный в течение 2-3 лет спивается, сходит с ума или кончает жизнь самоубийством. То есть, этим должны заниматься другие ведьмы, специализирующиеся на подобных делах.
   - Темные, - пояснила Аля.
   - А вы светлые?
   - Белые, светлые - это не совсем верные определения. Лично мне нравится - чистые. Звучит?
   - Звучит.
   - И уж если сказано - в полнолуние, значит, в полнолуние. Не раньше, не позже. Надо обязательно следовать указаниям. Но в любом случае, ничего хорошего не выйдет. А вот плохое - обязательно. Не сразу, так потом. Но это - не наша дорога.
   Ольга говорила все это, глядя на меня. Я послушно кивал. Но это не проясняло дело с уходящим.
   - И ни в коем случае не надо брать с собой медальон от духов смерти, идя на кладбище, - наконец дошли мы до главного.
   - Почему это? - спросил я, - По-моему, это вполне логично.
   - Тем самым Альбина, сама того не ведая, бросила вызов уходящим. Вот я, какая смелая, у меня есть о вас защита, и видала вас всех в гробу.
   Аля смиренно молчала. И, по-моему, правильно делала.
   - Это все равно, что... - Ольга оглядела кухню в поисках подходящего сравнения, - ...что выйти 9 Мая на площадь с фашистским знаменем в руках. Вмиг затопчут. И будут правы.
   На кухне образовалась тишина. Аля включила чайник, Ольга смотрела на Алю, я смотрел на Ольгу.
   - И как вы с ним решили? - спросил я.
   - Вначале с помощью медальона из дома выгнали, потом защитные знаки на опорных точках поставили, чтобы переночевать спокойно.
   - Только он весь двор перевернул, - вставила Аля.
   - А с утра пошли в церковь и поставили свечку.
   Я не поверил своим ушам. Пока шипел вновь включенный чайник, я пытался подобрать подходящие слова, чтобы не ляпнуть что-нибудь не то. Учитывая мою некомпетентность в данном вопросе.
   - Но, это же, для вас, как бы вражеская территория, - начал я осторожно.
   - С чего бы это? - фыркнула Аля, наливая чай.
   - Вы наверно, слышали такую фразу - Бог един? - мягко спросила Ольга.
   Я кивнул.
   - Вы же не считаете, что мусульмане и буддисты попадут в ад, только потому, что они не верят в Бога так, как вы?
   - Ни в коем случае, - ответил я, - подобные заявления являются следствием гордыни, но вы же - язычники, если я правильно понял.
   - Вначале люди верили в языческих богов, - сказала Ольга, - в средневековье, что Бог, это седовласый мудрец, наблюдающий на нас с небес. Потом люди повзрослели, теперь для них Бог - это дух созидания, справедливости и бесконечной любви, он везде и во всем, и мы с этим, в принципе, согласны. Но вот не все еще повзрослели, как большинство, и продолжают поклоняться природе. А если Бог везде, то и мы поклоняемся одному единственному Богу. Только ритуалы у нас отличны от ваших.
   - Ну не знаю, - пожал я плечами, - если бы здесь находился отец Алексей, он бы с вами не согласился.
   - За новостями следите? - неожиданно спросила Ольга.
   - Бывает.
   - Можете считать нас умеренной оппозицией.
   Мне это сравнение показалось очень интересным, и я невольно улыбнулся.
   - Если вы успели заметить, мы не летаем на метлах, посевы не сжигаем, детей не воруем.
   - Мерзко не хихикаем, - добавила Аля.
   - Дома у нас нет ничего из дьявольской тематики.
   Я кивнул. Их жилище мало что говорило о том, кому поклоняются хозяйки.
   - Мы с вами по одну сторону баррикад, - сказала Ольга, - только чуть левее по флангу, если можно так сказать. Боеприпасы подносим.
  
   Через час я, наконец-то, был дома. В своей одежде, при ноже, и шатающийся от усталости. В первую очередь я надел крестик. Во вторую, спрятал нож. А нож я храню на кухне, в шкафчике для посуды, среди ложек, вилок и ножей. Коробочку из-под ножа, как семейную реликвию и памятную мне вещь, я держу на полке шкафа-стенки.
   Я включил телефон, увидел на экране количество пропущенных вызовов от Пахи, тут же выключил и лег спать. Мне снились баррикады в дыму артиллерийских пушек.
  

Не откладывая дела в долгий ящик

  
   На следующий день, ближе к вечеру, за мной заехал шофер Тряскиных. Перед этим мне позвонил Паха. Осведомившись, что я в полном порядке, он предложил встретиться у него дома и обсудить мою поездку. Уж не знаю, что он хотел услышать такого интересного, но я принял это предложение с большой охотой. По крайней мере, кормят там на славу, голодным не отпустят.
   Отдохнувший и довольный жизнью, я сидел на переднем сидении, рядом с водилой, наслаждаясь движением вперед, не используя мышцы ног.
   - Павел Викторович просил ударить вас за то, что были вне зоны доступа, - сказал водитель с заговорческой интонацией, - он, видите ли, весь испереживался, издергался. Но это его слова. Лично я за ним какого-то особого беспокойства не заметил.
   - Так чего же вы ждете? - добродушно спросил я.
   Шофер улыбнулся:
   - Сами разбирайтесь. Мне за это не платят.
  
   Сам Паха отправился на своем непотопляемом автомобиле за Альбиной. И хотя путь от его дома как до меня, так и до Али был примерно одинаков, они изрядно задерживались. Меня встретила экономка:
   - Павел задерживается, хозяева уехали по делам, подожди в гостиной. Если проголодался - холодильник на кухне. Хотя, чего я тебе объясняю.
   Здесь ко мне относились, как своему - хочешь, смотри телевизор, хочешь, обследуй холодильник. Однажды я в гостиной улегся с ногами на диван и стал рассматривать книгу из домашней библиотеки. Никто и слова не сказал. Только та же экономка с сарказмом поинтересовалась, удобно ли мне.
   - Мягкий у вас диван, - похвалил я, даже не пытаясь сесть.
   - Хорошо, что у Павла только один друг, - заметила экономка, уходя, - еще двоих таких же, и прощай дом.
   Но это было месяц назад. За это время я повзрослел и остепенился. Тем более, что рядом постоянно находится Аля, будущая хозяйка этого дома, и не хотелось выглядеть в ее глазах беспардонным дикарем. Мы даже перестали с Пахой играть в футбол в гостиной, хотя помещение таких размеров само взывало к активным играм с мячом. Однажды мяч разбил аквариум с черепашкой, рептилия отделалась легким испугом. Теперь мы ограничиваемся городками.
   - Можно стакан воды? - спросил я экономку, максимально выжимая из своего голоса вежливость.
   - Все это вы найдете на кухне, господин, - равнодушно бросила экономка.
   Я прошел на не менее огромную кухню, налил воды в стакан и встал у окна, любуясь соснами, окрашенными вечерним солнечным светом. Этот большой дом редко бывает пустым и тихим, как сейчас. Такие моменты домовые стараются использовать по максимуму.
   Где-то в вентиляционной трубе послышалось шуршание и недовольный голос произнес:
   - Вот, полюбуйтесь на него, опять приперся, ни стыда, ни совести.
   Как выглядят домовые, я вам не скажу. Я их визуально не наблюдал, да и они не стремятся показываться человеку. Думаю, что их вряд ли кто-нибудь видел. Но появиться могут в любом части квартиры и предъявить претензии.
   - Здравствуйте, хозяева, - поприветствовал я, как учил меня дядя. Вежливость - главное условие в общении с нечистью. Грубость не поможет ни при каких обстоятельствах.
   - Он еще и здоровается, подонок, - отозвался голос, - колдунов нам еще тут не хватало.
   - Я не колдун, - запротестовал я в который раз.
   - То-то от тебя животным несет, - насмешливо заметил домовой.
   - Я оборотень.
   - Вот видишь, он оборотень, - отозвался женский голос, - чего прицепился, старый?
   - Час от часу не легче, хозяин зверюгу завел, - воскликнул домовой, - а ну, пошел отсюда!
   Я осторожно оглянулся, опасаясь появления удивленной экономки, но все было спокойно.
   - Меня нельзя выгонять, - сказал я ретивому хозяину.
   - Это почему еще?
   - Я гость.
   На несколько секунд воцарилось молчание.
   - Вот видишь, он гость, - отозвался заботливый женский голос.
   - Молчи, женщина, - с досадой сказал домовой.
   - Ты меня еще позатыкай тут, старый пень.
   Гость. Это слово является законом для любого домового, а сам приглашенный - неприкосновенной личностью. Только об этом напоминать надо. Раньше, в былые времена, гость был для домового дороже самих хозяев. Его обхаживали, о нем заботились. Следили за температурой в доме, контролировали приготовление еды, постель стелили помягче. Сейчас все обстоит иначе. Не тот домовой нынче пошел. Обязанности выполняют спустя рукава, за порядком следят одним глазом. В дальних деревнях, при желании, еще можно отыскать хороших хозяев. А вот в городах, уже навряд ли. Да и о каких обязанностях может идти речь, если бытовая техника неплохо справляется с уютом в доме. Потеснил технический процесс домовых. Помните времена, когда техника исправно ломалась сразу после починки? Это домовые бунтовали, отстаивали свои права. А сейчас? Все работает исправно и долго. Скажите, японское качество на высоте? Немцы молодцы? Ничего подобного. Домовые обленились. За порядком не следят. Только домашних животных за хвосты дергают, да в компьютерные игры режутся, когда хозяева не видят. Но бывает, что и без них никак. В той квартире, что я снимаю, домового нет. Поэтому и находиться мне там неуютно. С другой стороны, никто не ноет, что я колдун, не достает своими упреками. А мой домовой, скорее всего, пропал при пожаре.
   - Ладно, живи пока, - недовольно сказал домовой, - но будь моя воля...
   - Спасибо, - отозвался я.
   - Нет, ну ты посмотри на него...
   - Да иди уже, старый.
   Две пары маленьких ног спешно затопали по вентиляционной трубе в другую часть дома. Я принюхался к своей одежде, неужто и вправду пахнет животным. Вроде нет. Запах человека. Умного, красивого и со своей тайной.
   Но иногда тайна всплывает в самый неожиданный момент.
  
   - Ты же только что оттуда, - изумился Паха, когда я сообщил, что снова собираюсь наведаться в поселок, - это же не в соседний дом зайти.
   - Появились некоторые дела, - сказал я, - надо одного человека вывести на чистую воду.
   - Что за человек?
   - Который меня подставил и Ваську-комбайнера пришил.
   - Так это, все-таки, убийство?
   - Угу.
   - В твоем доме?
   - В курятнике.
   - С детьми?
   - С детьми, - кивнул я.
   - А что они там вообще делали?
   - Кур хоронили.
   Аля окончательно запуталась в этом трагическом событии. Кто кого подставил, какие куры? Пахе было все понятно, то есть, он особо не заморачивался.
   - Ничего себе, у вас там в поселке сплошной криминал творится.
   - Да, нас во всем районе боятся, - мрачно пошутил я.
   Некоторое время мы молчали. В этой тишине я услышал тихий топот маленьких ножек по трубам. Остальные этого не заметили.
   - И я не могу этого просто так оставить, - наконец сказал я.
   - Понятно. А почему сразу не сделал?
   Ну что за вопросы неудобные!
   Но Аля, сидевшая рядом с Пахой, хлопнула в ладоши:
   - А давайте вместе поедем. На "Дельфине".
   - Тебя-то куда понесло? - изумился Паха, - Ну ладно, этого. Его создали для неприятностей. А на тебя что нашло?
   - Хочу покататься. Организуем небольшое путешествие. Навестим Сережкину родину. На русалок посмотрим. Ты же их сам видел? - обратилась она ко мне.
   - Видел, - ответил я на полном серьезе.
   - Если я правильно понял, - возразил Паха, - путешествие будет немного небезопасным.
   - А ты Сережу опять одного опустишь в этот гадюшник? - напомнила Аля про недавний экзамен, - Бросишь единственного друга на растерзание?
   - Нет, конечно, - отозвался Паха, - мы погибнем вместе, плечом к плечу.
   - А я тебя не отпущу без себя, - заявила Аля, - такая вот дилемма.
   - В таком случае, я могу достать ствол, - предложил Паха, после некоторого раздумья, - на разборках может пригодиться.
   - Я и без него обойдусь, - махнул я рукой.
   И тут...
   - А это не для тебя, - Паха откинулся на спинку дивана, внимательно глядя мне в глаза, - у тебя для этого есть когти и клыки.
   Я на мгновенье потерял дар речи. Будто из-за угла окатили ледяной водой. Потом вопросительно взглянул на Алю - любительницу раскрывать чужие тайны. Ты недоуменно пожала плечами.
   - Ага! - воскликнул Паха, - Значит, я все-таки прав.
   - В чем конкретно? - попытался я не выдать себя эмоциями.
   Где же я прокололся?
   - В том, что ты, родной мой человек - волк. Собственной персоной. И ты, - он посмотрел на Алю, - это знаешь.
   Аля пыталась протестовать, но Паха уже переключился на меня:
   - Я прав? Давай, колись.
   Что будем делать, спросил я себя. Изобразим недоумение на лице, самонадеянно усмехнемся, переспросим: чего-чего?
   - Ты прав, - нехотя согласился я, - только не пойму, как.
   - Не надо забывать, что я не по годам умный, - Паха был вне себя от радости, - тем более, что все лежит на самом видном месте, надо только правильно сопоставить очевидные факты.
   - Выкладывай.
   - Твой дядя - колдун. Это, во-первых. Во-вторых, все ваши с Алей разговоры просто напичканы "блохастым", "ловлей взглядом" и "мракобесьем". Но это в довесок к главному.
   Мы с Алей молчали, надеясь, что это "главное" обернется шуткой.
   - У того волка, что на меня напал, - Паха скрючил пальцы рук, изображая когти, - был человеческий взгляд. Как у тебя. А уж как он обрадовался, увидев меня. Прямо, как родной.
   - Как все логично, - разочарованно произнес я.
   - Идем дальше, - он направил указательные пальцы на нас с Алей, - один из вас, притянул другого.
   - Не поняла, - сказала Аля.
   - С радостью объясню. Вы верите, что мысли притягивают себе подобные?
   - Да, - кивнула Аля.
   - Не очень, - ответил я.
   - Но допускаешь такую возможность?
   Я пожал плечами:
   - Допускаю возможность, и не более того.
   - Так вот, - начал Паха, - года два назад у меня была любимая футболка. Увидел ее в магазине, загорелся и купил.
   Мы с Алей облегченно улыбнулись. Все-таки, розыгрыш. Вполне в его духе.
   - Черная футболка, с узором на правой стороне груди в виде пятна от известки, будто я в ней делал ремонт и случайно обтерся об покрашенную стену.
   - Производственный брак, - предложил я.
   - На спине, в районе левой лопатки, то есть диаметрально противоположно, находился точно такой же рисунок. И так было на всех футболках, я сам проверил. Так что, брак исключен.
   - Допустим, - согласился я.
   - Замечательная футболка, - усмехнулась Аля.
   - Весь прикол был в том, что люди считали этот рисунок настоящим пятном и всячески указывали на это, некоторые даже пытались его отряхнуть.
   В гостиную заглянула экономка:
   - Через пять минут вас ждут на кухне.
   - А вот она, - Паха бесцеремонно указал на нее пальцем, - пыталась ее отстирать.
   Глаза экономки вспыхнули благородным гневом. Трудно привыкнуть к такому обращению даже за столь длительное время.
   - И вот однажды, - продолжил Паха историю, как только экономка ушла, - я реально испачкал футболку в известке.
   - Бывает, - заметил я.
   - В то время батя уже стал мэром, и мы могли себе позволить себе не делать никаких ремонтов. Особенно в этом новом доме. Ну, в крайнем случае, я бы надел что-нибудь более походящее.
   - Может, нечаянно задел окрашенное, - не сдавался я.
   - Естественно, что я случайно задел окрашенное, - кивнул Паха, - но почему именно эта футболка, со столь символическим пятном?
   - Это ничего не объясняет.
   - А мы-то тут причем? - оборвала нас Аля.
   - Притом, что он оборотень... - указал на меня Паха и сделал паузу.
   - А я?
   - А ты, рыжая-бесстыжая с зелеными глазами, ведьма.
   - Бред, - возразила Аля, тогда как я уже понял, что сопротивляться бесполезно.
   - Уж не знаю, что ты там такого колдуешь на своем шабаше, но ты периодически оправляешься в астрал или транс какой-нибудь, - Паха махнул рукой, указывая направление, - твои красивые глаза темнеют, воздух вокруг как-то изменяется. Дорогая, ты палишься с постоянством, достойным восхищения. В разведке тебе делать нечего.
   Альбина сникла.
   - А при чем тут притягивание мыслей? - поинтересовался я.
   - При том, что вы два мифических существа, которых не должно существовать в цивилизованном мире, притянули друг друга от одиночества.
   Он посмотрел на меня.
   - У тебя же практически никого нет.
   - Только вы, - согласился я.
   - У меня есть подруги, - возразила Аля.
   - Твои подруги - дуры полные, сама так говоришь.
   - Это Марина так говорит про нас.
   - Да какая разница, - отмахнулся Паха, - а вот скажи, они тоже ведьмы, как ты? Или считают себя таковыми.
   Я уже знал ответ на этот вопрос. Только Аля из всей четверки обладала определенной силой. Или скажем так - экстрасенсорные возможности у Али более развиты по отношению к другим людям. На фоне ее, Гертруда, Варвара и Марина - просто девушки, состоящие в клубе по интересам. Даже Марина со своим медальоном, такая же ведьма, как и я со своим ножом - колдун. Мы обладаем особыми предметами, Альбина - особой силой. А то, что она не летает на метле, так я вам открою секрет - в реальной жизни никто и никогда не летал на метлах. Русалки, лешие, водяные - существуют. Но передвигаться на метлах и в ступах, это уже сказки.
   - Но это были всего лишь домыслы, - сказал Паха, - и они подтвердились, когда вы не смогли скрыть своей реакции на мой внезапный выпад. Вы бы видели свои лица. Сами себя выдали. Так сказать, я поймал вас взглядом. Я правильно сейчас выразился?
   - Нет, - ответила грустно Аля, - поймать взглядом, это немного другое.
   - Все равно, я молодец, - похвалил себя Паха, - раскусить двух матерых магов, да так тонко и изящно. Это не каждый может.
   Я был немного удручен. Аля про меня знает, Ольга Петровна в курсе. Теперь вот - Паха. Так я скоро прославлюсь на весь мир и буду в секретных лабораториях разрезан на кусочки во благо человечества, так как нож не отдам никому. И если мне было немного печально от раскрытия секрета, то Аля была мрачнее тучи.
   - И что теперь делать будем? - спросила она тихо.
   - Есть пойдем, - беззаботно ответил Паха, - пять минут уже прошло. Сейчас звать начнут. А потом порешаем с нашим походом.
   - Я про нас? - поправила Аля.
   - Про нас? - задумался Паха, - Ну, мы поженимся, нарожаем ораву колдунов и ведьм, и ввергнем этот мир в хаос. Что нам еще остается?
   - По этому вопросу ты обратился не по адресу, - холодно ответила Аля и тут же добавила, - я не про женитьбу, про хаос.
   - Ну, тогда очистим мир от всякой скверны.
   Опять заглянула экономка.
   - Ужин готов.
   - А вот еще одна ведьма, - радостно объявил Паха.
   Устав с нами любезничать, экономка сказала просто и доходчиво:
   - Идите жрать, недоумки.
   - Уже идем, лучезарная.
   - Я не вам, - обратилась экономка к Але.
   Аля только улыбнулась. Ей практически сделали предложение.
  
   Ужин проходил в спокойной домашней обстановке. По негласному договору, Тряскины-старшие не говорили о политике и экономике, так как работали вместе, а нас это не интересовало. Мы, в свою очередь, молчали о подготовке к кровавой мести. Беседа шла о бытовых вещах. В частности, родителей Пахи интересовало, почему я не звонил во время поездки.
   - Случайно телефон забыл дома, - несколько отредактировал я правду.
   - А если бы с тобой что-нибудь случилось? - спросила мать.
   - Тогда бы вы ничего не узнали, - просто ответил я.
   - Ну, у тебя там, хотя бы, все было нормально?
   - Все было по высшему разряду, - обнадежил я, - встретили радушно, не хотели даже отпускать.
   Наступал момент истины. Нам нужно было согласие родителей на поездку Пахи со мной. И желательно, чтобы они дали его сами, без помощи Альбины. Наши птицы на юг не летят, помните?
   - Но я собираюсь опять поехать, - сказал я, - отдохнуть.
   - Отдохнуть от чего? - улыбнулся Виктор Алексеевич, - От каникул?
   - От города, - пояснил я, - вы же не будете спорить, что экологическая обстановка в городе не оказывает на молодой организм благоприятного воздействия?
   - Ну... нет, конечно.
   - А там у нас все кристально чистое. Для активного отдыха все предусмотрено - пруд, речка, на выбор. Купайся, лови рыбу. В лесу ягоды-грибы. А этот год выдался особо урожайным, - вспомнил я капканы Васильева, - и пожар не успел дойти.
   - Хотя бы забудешь на время эти ваши компьютерные игрушки, - одобрила мать.
   - Я тоже хочу забыть игрушки, - вставил Паха.
   Родители посмотрели на сына с некоторым удивлением.
   - Ты хочешь поехать с Сережей? - спросила мать.
   - Ну да, - энергично кивнул Паха, - грибы-ягоды собирать, на тракторе кататься. Зорьку алую встречать.
   - А там есть где остановиться? - поинтересовался отец, - Или вы хотите туда дикарями рвануть?
   - Там очень много мест и гостеприимных хозяев, - заверил я, - и все бесплатно.
   - Ну, за постой надо все же заплатить, - сказал отец.
   - Да вы что? - махнул я рукой, - Там этого не поймут, тем более, что я земляк, родной человек. За такие слова получить можно. Другие, это конечно. А я...
   - Ну, езжайте, коли так, - пожал плечами отец.
   - Правильно, отдохните немного, - поддержала мать, - и когда собираетесь?
   - Через недельку, - сказал я.
   - Завтра, - сказал Паха, и, видя мое удивленное лицо, добавил, - не откладывая дела в долгий ящик.
   - Да нет, - покачал я головой, - хотя бы, на днях.
   - И на машине, - добавил Паха.
   В стане родителей наступила заминка. Одно дело, когда их любимый и единственный сын, катается по городу, но другое, когда он уезжает достаточно далеко, чтобы пропасть, при плохом раскладе, без вести. Им уже преставился перевернутый автомобиль, отчаянные крики, кровь на асфальте и разгорающийся огонь. А вокруг только безлюдная глухая равнина. Теперь желание, чтобы их сын отдохнул где-нибудь на природе, уже не казалось такой хорошей мыслью, как это было в начале. Но как ему, уже взрослому, сказать об этом, да еще и при гостях. Бунтарский дух такого подростка, как Паха, не оценит родительской заботы.
   - Я думал, вы на электричке собираетесь, - как-то вяло сказал отец.
   - Пусть дядя Федор на электричках катается.
   - Так будет удобнее, - вставила мать.
   - Да, мы тоже изначально так решили, даже собирались на вокзал за билетами, - сказал Паха, как бы намекая "у нас все продуманно", - но на машине быстрее будет, и не надо ждать, зависеть от расписания. А за два часа мы не спеша, спокойно доедем и будем счастливы.
   - Может вас отвезут, а потом обратно?..
   - Виктор Алексеевич, - укоризненно произнес Паха, - да в этом же и есть весь смысл поездки. Тебя же в детстве дед на рыбалку не отвозил, ты сам на велосипеде...
   - Наш пруд находился в километре от дома, - напомнил отец.
   - Километр или двести километров, дело не в цифре, а в наличии цели и пути до него, - пустился Паха в рассуждения, - сейчас настал очередной этап в моей жизни, когда я могу уже не зависеть от чьей-то помощи, а все сделать сам. Орлы выкидывают своих птенцов из гнезда за шкирку, чтобы те быстрее научились летать и не сидели на шее у родителей.
   Паху снова занесло на повороте. Маленький оратор в нем опять проснулся и включил все свое красноречие. Воспользовавшись всеобщим вниманием к Пахиной речи, я вновь наполнил свою тарелку. Интересно получается - волк тратит калории, а человек потом вынужден пополнять запасы энергии.
   - А люди? - продолжал Паха, - Строят удобные гнездышки для своих чад, покупают всякие там айфоны и приставки, лишь бы они не улетали далеко. Да во время Второй мировой мои сверстники уже переходили границу Германии, десятилетние пускали поезда под откос.
   - Рядом с ними всегда были старшие товарищи, - вмешалась мать.
   Если бы она употребила слово "взрослые", скандала было бы не избежать. Но недаром же она работает в мэрии. Все было сказано деликатно и тактично.
   - То есть, жениться я могу беспрепятственно, - начал заводиться Паха, - а поехать на рыбалку с другом...
   - А если машина перевернется на скользкой дороге?
   - Если она перевернется, то перевернется в любом случае, - заметил я, - с вашим шофером или без.
   - У шофера большой опыт.
   - Я тоже хорошо вожу машину.
   - Ты - хорошо. А другие? - спросил отец, - Мало ли на дороге идиотов, пьяных и спешащих куда-то? А какого будет Альбине?
   - Виктор Алексеевич, - серьезно сказала Аля, - я тоже еду с мальчиками.
   Воздух чуть колыхнулся. Или мне так показалось.
   - И я вам обещаю, они будут под надежным взрослым контролем и при телефонах. По крайней мере, Паша.
   Тряскиным осталось только обреченно вздохнуть. Дети рвутся в бой, и тут уже ничего не поделаешь. Пришло их время. Как бы это грустно не звучало для любого любящего родителя.
   - А потом Аля переедет ко мне, - добавил Паха, - мы уже все решили.
   Чем очень удивил Алю. И обрадовал.
  
   После ужина мы вышли на задний двор и расположились в беседке.
   - Почему именно завтра? - поинтересовался я.
   - Эффект внезапности, - ответил Паха.
   - Для них наш приезд будет в любом случае внезапным, завтра это будет или через месяц.
   - Внезапность нужна нам, - пояснил Паха, - если мы будем долго собираться, готовиться, обсуждать детали, то в нашем представлении будет проработана определенная последовательность событий, в котором наш оппонент будет действовать так, а не иначе. А так как мы не знаем, что творится у него в голове, то и реагировать на наш приезд он будет по-другому, а не так, как мы не ожидаем. В общем, чем дольше будем готовиться, тем больше будем неподготовлены.
   - Ух ты, - удивилась Аля, - какой ты у меня, оказывается, стратег.
   - Вспомните Суворова, - продолжил Паха, - он не стал долго размышлять. Он указал на Альпы и приказал, вперед, чудо-богатыри, я главный, я лучше знаю. Итог - австрийцы были повержены. А если бы собрал своих офицеров в беседке на заднем дворе и начал строить планы...
   Что ж, пример был достаточно убедительным и при голосовании (Паха "за", я "против", Аля "мне по-барабану, хоть завтра, хоть вчера") единогласно решили ехать завтра с утра. Решающим аргументом был тот факт, что Дельфин на данный момент полон сил и энергии, а вот потом - навряд ли.
   - Ну если вы хотите на электричке ехать, - пожал плечами Паха.
   - Давайте завтра, - сдался я.
   Я поведал Пахе наш план действий. Мы приезжаем в поселок, я вступаю с Васильевым в словесную перепалку, желательно на видном месте, и при свидетелях. Если противник будет очень хитер и коварен, Аля ловит его взглядом, и я заставляю сказать правду. Мы уезжаем.
   - И все? - удивленно спросил Паха.
   - Все, - сказала Аля голосом, не требующим возражения.
   - Обойдемся без крови, - добавил я.
   - Хороший план, - разочарованно похвалил Паха, немного подумав, - в любом случае, тебе виднее.
   Сборы наметили на 10 часов утра. Времени на сборы было отведено немного, мы с Алей засобирались домой.
   Пока мы с шофером сидели в машине и беседовали о политической обстановке на Ближнем Востоке, молодые по традиции долго и страстно целовались. После чего Паха сказал:
   - Начинай собирать вещи.
   Аля села на заднее сиденье. В зеркало заднего вида я увидел ее счастливое лицо, и подумал, что все же, на свадьбе она будет более радостна, чем в тот момент, когда увидела мой оборот.
  
   Уже в 2 часа ночи меня разбудил телефонный звонок.
   - Я тебе дал неверную информацию, - извиняющимся голосом сказал Паха, - я тут посмотрел - оказывается, Суворов воевал не с австрийцами, а с французами.
   - Иди на хрен, - сонно пробубнил я.
  

Начало долгого, очень долгого дня.

   Утро выдалось свежее, прохладное и ясное. Облака на небе напоминали остатки киселя, размазанного по дну большой кастрюли. Лето еще только набирало силу, о чем свидетельствовали зеленые тополя и кусты акации во дворе. Настроение было бодрое, но, честно говоря, я ужасно боялся. Ноги были слабыми, сердце сильно стучало. Все бы отдал, чтобы отложить поездку на несколько дней, настроится и собраться, а потом жалеть, что не поехал сразу. Но я буду не один - Паха, Аля и правда на моей стороне. Нож был плотно завернут в пакет, и лежал во внутреннем кармане ветровки. Накануне вечером я долго размышлял, стоит ли его с собой брать. Решил, что лишним он не будет и на этот раз. Других вещей я не взял. Не на курорт едем. В последнее время я приезжаю на свою родину налегке.
   Во двор заехал "Дельфин", на удивление чистый и опрятный. Он подкатил ко мне, боковое стекло со стороны водителя опустилось.
   - Такси заказывали? - высунулся Паха.
   Я сел рядом с ним. Временно.
   - Думаешь, через десяток километров он будет такой же чистый? - спросил я.
   - Кристально чистым, - самодовольно спросил Паха, тронувшись с места.
   - Теперь даже не стыдно в таком ехать.
   - Я смотрю, ты налегке, - Паха пропустил мою колкость, как это с ним иногда бывает, - твоему другу мы отомстим, а дальше? Останемся или повернем назад?
   Как всегда, какая-нибудь несостыковка, да обнаружится. По официальной версии, мы едем отдыхать. Но я планировал вернуться уже сегодня вечером. Мне ни перед кем отчитываться не надо. А вот Пахины родители поинтересуются скорым возвращением. Так страстно желать поехать на природу, да еще и на машине. И погода, как назло, обещает быть солнечной, так что, на проливной ливень, испортивший отдых, свалить не получиться. Пахины родители и так нервничают. Как бы не заподозрили недоброе. Родители очень мнительные люди.
   - На месте решим, - сказал я, - может, заночуем у кого-нибудь.
   - Я палатку взял, - отчитался Паха.
   - Молодец, - похвалил я, - теперь можно не спешить назад.
   - Только она двуспальная.
   - Мне подойдет, - решил я, - а вы в машине поспите.
  
   Подъезжая к дому Альбины, мы обратили внимание, что она была не одна. Рядом с ней находилась девушка, явно из числа ее подруг.
   - Как думаешь, это кто? - спросил Паха, останавливаясь возле обочины.
   - Думаю, Варвара, - предложил я.
   - И чем вызвано это заведомо ошибочное мнение? - Паха внимательно пригляделся к подруге.
   - Уж очень похожа на Варвару, - ответил я вполне логично.
   - Ставлю на Гертруду, - объявил Паха и тут же пояснил, - уж очень имя красивое.
   - Это не имя, а кличка.
   - Клички у собак, - поправил Паха, - а это - сценический псевдоним.
   Видя, что мы не торопимся выходить, а о чем-то беседуем, глядя на девушек, Аля очень пристально посмотрела на нас, немного склонив голову.
   Мы вышли из Дельфина, и подошли к девушкам.
   - Чего вы там обсуждали? - спросила Аля.
   - Да так, - пожал плечами Паха, - поспорили на сотню.
   - Как всегда. Это Марина, - представила она девушку.
   - Я же говорил, - обрадовался Паха, - сразу почувствовал. А вот этот...
   - Ты Павел? - спросила Марина.
   - Вполне возможно, - кивнул Паха и указал пальцем на меня, - а вот этот тебя Варварой обозвал.
   - А он забавный, - обратилась Марина к Але, - не соскучишься.
   - Я еще на гуслях играю.
   - ЗаРыжика головой отвечаешь, - сказала она тихо и мягко.
   - А она нечего, - бесцеремонно констатировал Паха и ткнул меня локтем, - как раз в твоем вкусе.
   - Это Сергей, - представила меня Аля.
   Марина оглядела меня с головы до ног, как раба на невольничьем рынке. Увиденным, видимо, оказалась удовлетворена, так как кивнула и улыбнулась.
   - Значит, тот самый знаменитый Сергей?
   Я вопросительно посмотрел на Алю.
   - Сам просил познакомить с незамужней подругой, - просто сказала она, - как я могла умолчать о таком факте?
   Я чувствовал себя бутылкой пива, пущенной по кругу.
   Видя мой недобрый взгляд, Аля схватила Паху за руку.
   - Помоги мне вещи принести. Ехать уже пора.
   Они поспешно скрылись за калиткой. Марина подошла ко мне поближе и попыталась успокоить.
   - Да ладно тебе, не переживай. Больше она этого никому не расскажет.
   - Я уже и не надеюсь, - пробурчал я.
   - Близких людей у нее больше нет.
   - А Гертруда с Варварой?
   - Эти? Жизнь нас развела в разные стороны. После школы уже редко видимся. Переехали все в разные районы. Встретимся раз в год, и опять исчезнем. По сети только и общаемся. У меня в телефоне даже номеров их нет.
   - Ну, мне прямо полегчало от твоих слов, - грустно съязвил я.
   - Согласись, сложно такой секрет в себе держать.
   - Я же держу.
   - Ты свой секрет хранишь, тебе все ясно и понятно. А вот она, когда твой оборот увидела, чуть с ума не сошла. Как начала по телефону визжать, я сразу и не поняла, о чем она говорит. Даже не поверила поначалу.
   - А сейчас?
   - Да и сейчас как-то сложно себе это представить. Было бы превращение, еще куда ни шло. А то - оборот. Это все равно, что братьям Райт перед их первым полетом рассказать про Гагарина. Примерно, то же самое.
   - Оборот существует, я свидетель, - сказал я с легкой гордостью.
   - Ты не свидетель, а непосредственный участник, - заметила Марина, - и ты уникален в своей индивидуальности.
   - Это как?
   - Таких, как ты, больше не существует.
   - Это я уже слышал. Но моя индивидуальность в том, что у меня есть уникальный нож.
   - Любой другой выжал бы из этого ножа все, что только можно - славу, деньги, власть - и вляпался бы в какую-нибудь плохую историю.
   - Аля считает, что уже вляпался.
   - Рыжик очень переживает за возможные последствия. Ты же знаешь эту историю?
   Я кивнул.
   - А представь, если бы нож был у нее. Или у меня. У этого лопоухого? Что бы мы могли начудить?
   Про лопоухого мне понравилось.
   - Даже страшно становится.
   - Очень сложно не поддаваться такому искушению.
   - А ты справляешься со своим.
   - Ты про медальон?
   - Угу.
   Она немного подумала, сосредоточенно разглядывая носки своих туфель.
   - Однажды я проткнула ножом ладонь. Специально.
   Я представил себе это и непроизвольно поморщился. Все-таки чудные они, эти ведьмы.
   - И как?
   - Я думала, что рана тут же затянется, - усмехнулась Марина, - у меня на глазах.
   - Не затянулась?
   - Сама рана заживала три дня, и все это время было ужасно больно. Зарубцевалась только на пятый день к вечеру. То есть, медальон работает, но не мгновенно. После чего твой нож кажется чем-то из ряда вон выходящим.
   - Зато хороший урок на будущее, - заметил я.
   - Так что, если ли ты за это время не наломал дров, то можно с уверенностью сказать, что ты дружишь с головой.
   После этих слов Марина мне сразу понравилась. Не красавица, конечно, но довольно симпатичная и, самое главное, умная. Не то, что я. Она некоторое время внимательно смотрела на меня молча, будто обдумывая, что со мной делать дальше.
   - Может, сходим куда-нибудь, как вернетесь.
   - Я сам должен предлагать такие вещи, - вспомнил я элементарные правила приличия.
   - Ну, предлагай, джентльмен.
   - Может, сходим куда-нибудь, как приеду?
   - Книги читаешь?
   - Жить без них не могу, - заверил я. Вот только вспомнить бы, когда это было в последний раз.
   - Тогда звони.
   - Демонстрировать ничего не буду, - предупредил я.
   Марина хитро улыбнулась.
   - Посмотрим.
   Мы обменялись номерами телефонов. Подошли Паха с Альбиной. Не знаю, о каких вещах была речь, но в руке у Али был один пакетик. Видимо, она тоже не собиралась долго задерживаться. Да и не до этого ей было ­­­- надо готовиться к переезду к Тряскиным. Мы уселись в автомобиль, я помахал рукой Марине на прощание. Она улыбнулась. Мы отъехали от обочины.
   - Вы уже целовались? - спросил Паха.
   - Не успели, - ответил я, - вы слишком рано вернулись.
   - Какая женщина, - вздохнул Паха.
   - Марина просто пришла попрощаться? - спросил я Алю.
   - Нет, не просто.
   - Вещь принесла?
   - Да.
   - Что за вещь? - спросил Паха.
   - Волшебная такая вещь, - отмахнулась Аля, - бытовая. Ничего интересного.
   Паха посмотрел на меня в зеркало заднего вида:
   - Что за вещи такая?
   - Женская.
   - А ты? - спросила Аля меня.
   - Взял на всякий случай.
   - Ох уж, эти колдуны, - проворчал Паха.
   Дельфин покатил навстречу новым приключениям.
  
   Всю дорогу я работал навигатором, указывая в какую сторону поворачивать на редких перекрестках.
   - Я вчера посмотрел в Интернете про оборотней, - сказал Паха, проезжая мимо горелого леса. Черные сосны тоскливо стояли по обе стороны дороги. Если выйти из машины и прислушаться, то можно услышать лишь тоскливый ветер, оплакивающий прежнюю зеленую красоту.
   - Давай, просвети, - откликнулся я.
   - Если бы ты меня тогда нечаянно укусил, я бы стал оборотнем?
   - Нет, конечно. Это даже нелогично.
   Аля усмехнулась. И действительно, считал ли я свой оборот после прыжка через заговоренный нож, логичным. Даже опытные ведьмы в это не верят и требуют продемонстрировать.
   - Я так понимаю, что тебя волки тоже не кусали, а, следовательно, тебе нужна шкура волка?
   - Сейчас налево, - сказал я.
   Дельфин послушно повернул налево, проезжая мимо обгорелого дорожного указателя на очередном перекрестке.
   - Но шкуры у тебя нет.
   В прошлом году, когда дядя раскрыл мне этот секрет, он упомянул про волчью шкуру. Но она сгорела со всем добром, скажем спасибо Васильеву.
   - Шкуры у меня нет, - согласился я.
   - Да и куда бы ты ее дел, - подытожил Паха, - у волка шкура большая?
   - Ну, наверное, занимает какое-то место, - пожал я плечами, - я не охотник
   За окном автомобиля горелый лес расступился, и открылась горелая поляна. Сколько полезных трав пропало зря.
   - Значит, эта твоя "вещь", должна быть небольшой и компактной, чтобы поместиться в кармане.
   - Возможно.
   - Заговоренный нож отметаем сразу, - заявил Паха, - мы люди достаточно серьезные, чтобы верить в подобные сказки.
   - Нож - это полная ерунда, - согласился я.
   - Славянская мифология, - подтвердила Аля.
   - Я тоже так считаю, - Паха задумался, - думаю, что это какой-то амулет или тотем.
   - Верно, - крикнул я.
   - Естественно, магический.
   Аля радостно захлопала в ладоши:
   - Умничка ты моя.
   - Не надо аплодисментов, - снисходительно улыбнулся Паха, - сейчас куда?
   - Прямо.
   - То есть, я тоже могу превратиться в волка?
   - Обернуться, - поправила Аля
   - Дети мэров по природе не могут стать волком, - ответил я.
   - А если попробовать? - настаивал Паха, - Одолжишь свой кулон?
   - А ты мне можешь отдать Алю или Дельфина? - спросил я.
   Паха не всегда, но достаточно часто все понимал с полуслова:
   - Настолько это личное?
   - Очень.
   Паха немного помолчал, потом на его лице расцвела улыбка, предвестник очередной шутки.
   - Вот Дельфина я точно никому не отдам.
   И получил от Альбины подзатыльник.
   Мы переехали мост через речку, по которой я вплавь спасался от огня. Даже не знаю, чтобы я без нее делал. Моя спасительница была степенной и тихой. Мы въехали в лес, не тронутый пожаром. Здесь сосны радовали глаз зелеными кронами. Здесь пели птицы и бегали бурундуки, вернувшиеся в свои владения после разгула стихии. Появились необгорелые дорожные указатели и целые телеграфные столбы. Дельфин радостно проезжал живые места, поблескивая на солнце.
   - Полнолуние нас интересует? - продолжал Паха.
   - Полнолуние нас не интересует, хотя при полной Луне все очень красиво, - забавлялся я, - но ночь очень желательна.
   - Чтобы без свидетелей?
   - Чтобы вещи не украли, - пояснил я, - надо быть голым. Придется раздеться.
   - Совсем?
   - Ну, можешь оставить трусы, только это не совсем удобно.
   Возможно Аля представила меня в волчьем обличии и в трусах, потому что салон автомобиля заполнил ее радостный смех.
   - А людей есть можно?
   - Сегодня узнаем, - мрачно ответил я.
   За окном все также мелькали бесчисленные деревья, как и два дня назад, когда я на своих лапах наматывал километры в обе стороны. А вдруг это мельтешение для меня сегодня прекратиться? Или для этих двоих, сидящих впереди меня? Всех нас? У Али, конечно, имеется на этот случай Маринин чудо-медальон, но и он не остановит пулю, летящую прямо в сердце. В молодое влюбленное сердце.
   - Только не забывай с головой дружить, - как-то сказал мне дядя, и это были его последние слова, сказанные мне, словно самое важное напутствие на всю мою долгую жизнь без него, единственного родного человека.
   До моего поселка оставалось не так уж и много, что бы успеть надышаться перед смертью. А дядя все продолжал меня наставлять из моего далекого детства.
   - Если ты честный с собой и с людьми, если смело идешь по жизни и ни за что тебе не стыдно, если ты сам хозяин своей жизни, то никто ничего и никогда не сможет тебе сделать. А будешь нюней и слабаком - тебя любой скрутит и без колдовства. Одним словом - если ты человек с большой буквы, то ты сильнее всех.
   Помню, как я тогда выпрямился, расправил плечи и наполнился холодным спокойствием после этих слов. Как наполнился ярким и чистым светом. Тогда мне казалось, что ничего невозможного для меня нет. А сейчас у меня холодеет внутри, а сердце сучит очень часто.
   Словно почуяв мое состояние, Аля удивленно обернулась.
   - Ты чего?
   - Все нормально, - отозвался я.
   - Ты это... Давай-ка настройся, - строго сказала Аля.
   Паха взглянул на меня в зеркало заднего вида:
   - А что с ним?
   - Нервничаю немного, - признался я.
   - Пусть нервничает твой товарищ, а ты должен светиться отвагой. От тебя должна исходить мощная энергия победителя. Иначе, я ничего не смогу сделать.
   - Я стараюсь.
   - Вспомни, что тебе говорил наставник.
   - Советовал в таких случаях отвар ромашки и пустырника, - улыбнулся я, - успокаивает нервы.
   - Вот так уже лучше, - кивнула Аля, - не подводи дядю.
   Иногда на меня нисходит озарение. Я набрал воздух полной грудью, задержал дыхание, сжал ладони в кулаки до боли в пальцах. Вспомнил, как дядя подбросил меня над собой на нашей поляне. Как я взлетел высоко-высоко...
   И закричал так громко, на что только были способны мои голосовые связки. Паха резко нажал на тормоза, и нас бросило по инерции вперед. Послышался визг шин по старому асфальту. Я, не пристегнутый ремнями безопасности, с размаху уткнулся лбом в Алино сиденье, но продолжал орать до тех пор, пока из легких не вышел весь воздух, а вместе с ним неуверенность и сомнения. Я затих и прислушался к себе. Голова прояснилась. Мысли растворились. На некоторое время наступила тишина. Я медленно облокотился на спинку сиденья, но сделал это медленно, будто в воде. Воздух стал плотным. Я еще раз глубоко вздохнул и открыл глаза.
   - Ты чего? - тихо и вяло спросил Паха, - я чуть было...
   Он замолчал, пытаясь подобрать слова.
   - Я в полном порядке, - сказал я спокойно сам себе.
   - Да плевать на тебя. Зато я не в порядке, - Паха говорил медленно, будто засыпая, - я уж подумал, случилось чего.
   Аля помолчала, немного пришла в себя и повернулась ко мне, но как-то медленно.
   - Это тебя дядя так научил?
   - Нет. Само как-то получилось, - ответил я, наслаждаясь спокойствием и миров в душе.
   - Я не колдун, я не колдун, - передразнила меня Аля, - неплохой аутотренинг, скажу тебе. Далеко пойдешь. Я даже чувствую, как твоя энергия преобразилась. Она как спокойное море.
   - Я тоже что-то такое чувствую, - удивленно и тихо сказал Паха, - будто меня бросили в это самое море, и я лежу на самом дне, а через толщу воды проникают лучи солнца.
   Мы посмотрели на Паху. Он закрыл глаза и, похоже, находился в трансе.
   - Попал парень под раздачу, - сказала Аля.
   - И черепаха мимо проплывает. Большая такая. Величавая. И смотрит на меня.
   - Эй, - Аля толкнула его в плечо, - очнись.
   Паха открыл глаза и посмотрел вокруг. Он с удивлением уставился на руль, посмотрел на приборную панель и помотал головой.
   - Ничего себе, меня проглючило, - нервно усмехнулся он, - как будто реально в море очутился. Я реально кожей воду почувствовал. Что это значит?
   - Значит, что не надо находиться рядом с колдуном в такие моменты, - пояснила Аля, - особенно, если он в ярости. Нам сейчас очень повезло, что Сережа просто решил успокоиться.
   - А может, я тоже колдун? - предположил Паха, - Я тоже так хочу.
   - Ага, - усмехнулась Аля, - ты уже и оборотень и колдун. Поехали дальше.
   Паха еще потряс головой, будто освобождаясь от наваждения, и послушно повернул ключ зажигания.
   - Вот это приход.
   - А ты, - обратилась Аля ко мне, - давай полегче. Такие вещи надо контролировать. Чуть водителя не потеряли.
   Я кивнул, будто с Пахой ничего особенного не произошло, и устроился поудобнее. Какое замечательное состояние, подумал я. Абсолютное спокойствие и полная уверенность в себе. Как синее небо без единого облачка. Будто я только что побывал на своей поляне. Теперь и Васильев не страшен, и перед дядей не стыдно.
  
   Дельфин неуверенно проплывал по улочкам моего поселка, как по ненадежному фарватеру.
   - Так вот она какая, твоя родина, - воскликнул Паха.
   - Родина, как родина, - ответил я, - ну-ка, посигналь.
   Я открыл окно, Паха нажал сигнал. Женщина, идущая впереди, оглянулась. Мы остановились.
   - Привет, Ира! - я махнул рукой.
   - Ой, Сережка, - воскликнула Ирина Звягинцева, округляя от удивления глаза, - ты откуда такой важный?
   - Приехал на каникулы отдохнуть, с друзьями.
   - Надолго? - заволновалась Ирина.
   - На недельку, примерно.
   Ирина подошла к машине, быстро оглянулась в обе стороны, уперлась руками в дверь, наклонилась и зашептала:
   - Тут такое дело. Васильев на тебя зуб точит. Всех настроил против. В обиде на тебя и за корову, и Кузнечика, и Ваську. Все беды на тебя списал. Волк, говорит, у него ручной имеется. Говорит, как появиться, утоплю этого нехристя в ближайшем сортире. Это, говорит, Егорыч колдуном был, а этот, говорит...
   Она замолчала, а ее глаза красноречиво закончили фразу.
   - Да ты что? - якобы изумился я и повернулся к ребятам, - Слыхали?
   - Кошмар какой, - охнула Аля.
   - Это что за Васильев такой! - крикнул Паха, - Где обитает?
   - В таком случае я прямо сейчас его и навещу, друга сердечного.
   - Сережка, да Бог с тобой! Не надо. Езжай сразу к батюшке, там безопасней будет.
   - Ща, я ему погоны-то пообрываю, козлине, - начал заводиться я, - разжалую в уборщики. Все сортиры в округе языком вылижет. Юноша, гони налево и прямо!
   Паха несколько раз злобно просигналил, автомобиль дернулся с места.
   Как мне потом рассказали, Ирина тут же позвонила отцу Алексею, а потом и всем остальным односельчанам. И всем в трубку кричала примерно следующее:
   - Васильев сейчас Сережку будет убивать... Какого, какого! Митрофанова!
   Те, в свою очередь, звонили третьим, стучали в стены соседям. Золотая женщина. Никогда в ней не сомневался. Пошла цепная реакция, новость распространялась в геометрической прогрессии.
  

Битва

  
   Подъезжая к дому Васильева, Паха несколько раз нажал на гудок. К месту события уже подбегали два человека. Кое-кто выглядывал из-за забора. Пропустить такое не в духе моих земляков. Мне это было только на руку. Чем больше народу, тем веселее.
   Ограда у Васильева был в метр высотой. Такие заборы в поселке могут позволить люди либо очень открытые, либо очень смелые. Васильев был и тем и этим. Да и кто рискнет лезть к участковому. Так что, весь участок Васильева был виден с улицы.
   Наказав Пахе и Але не высовываться, так как поединок должен быть честным, я вышел из автомобиля я крикнул:
   - Всем покинуть помещение!
   На крыльцо вышел Васильев. Более растерянного выражения лица мне наблюдать не приходилось. Такого хода с моей стороны трудно было предсказать. Прав был все-таки Паха насчет Суворова.
   - На выход с вещами! - не унимался я.
   Васильев нервно улыбнулся:
   - Чего расшумелся? Если по мою душу, то добро пожаловать в гости.
   - Лучше на нейтральной стороне, - отказался я, - у тебя там дочка, наверно, спит.
   - При свидетелях? Может, по-мужски, один на один?
   Любопытствующих собиралось все больше и больше. Не коррида, конечно, но все же.
   - Да тут все и так уже в курсе, что ты меня в сортире утопить собрался. Только я, почему-то, последний об этом узнаю, - я развел руками, - так что, давай при свидетелях.
   Васильев не спеша прошелся по гравийной дорожке от дома к ограде, вышел на улицу и прикрыл за собой калитку.
   - Ты, я смотрю, не один на этот раз? - все он делал не спеша, слова растягивал, тянул время, - наконец, друзьями обзавелся?
   Верный способ сбить меня с толку, это напомнить о безотцовщине и моем одиноком детстве. Только вот, был у меня отец.
   - Каким образом я связан со смертью твоей коровы? - отрезал я.
   - Ах, это? Это так. Забудь. Не велика потеря.
   - Дорогие земляки, - я посмотрел на собравшихся людей, - кто из вас еще не в курсе, что я лишил его коровы?
   - Да все знают, - раздался из толпы женский голос, это была Паловна, - я еще ему говорю, как Сережка ее мог убить, если он в город уехал? Волк у него ручной, видите ли.
   - Ты же сам сказал, что я лишусь скотины, - понимая, что прижат к стенке, зло вскрикнул Васильев, указывая на меня пальцем, - и через два дня волк ей горло перегрыз.
   - Как-то Егорыч тебя предупреждал о медведе, - напомнил я, - и через два дня твоего теленка задрали. Медведь тоже ручным был?
   - Медведь стену разворотил, - Васильев начинал нервничать, - а волк через дверь проник.
   - Ну так, волки - животные умные, - заметил я, - уж задвижку-то с голодухи они могут открыть. Был бы шпингалет хотя бы...
   - А ты откуда знаешь, что задвижка была? - радостно спросил Васильев.
   - Сам видел, - усмехнулся я, - или я у тебя в гостях ни разу не был?
   - Ну да, - смутился Васильев.
   - Погоди, братан, - раздался голос, - не надо путать две абсолютно разные ситуации.
   Толпа зашевелилась и на сцену вышел Тимофеев, мерзкий паскудник. Вот сейчас и начнется основное веселье. Я быстро осмотрел собравшихся людей, в поисках одного человека. Его не было.
   Тимофеев не стал подходить к своему другану, остался в стороне и зловеще улыбнулся.
   - Егорыч говорил, что медведь приближается к поселку и, мол, все будьте начеку. А ты угрожал, именно угрожал, я лично это слышал, что ликвидируешь корову. Я не знаю, сам ты открыл хлев, или волк проявил смекалку, но, во-первых была угроза, во-вторых, коровы нет.
   Это был поединок лгунов. Мой ход.
   - Я был зол, и весь наш разговор записан, - я достал из кармана сотовый телефон и показал его этой паре, - я же предупредил. Есть желание выяснить, говорил я или угрожал?
   В том разговоре Васильев назвал односельчан козлами. И много чего компрометирующего наговорил. А угрожал или нет, не имело особого значения. Да и записи не было. Но реплика была.
   Васильев слегка побледнел. Не такой уж и крупной фигурой была его корова в этой партии, но и ее надо было грамотно разыграть. Когда в очередной раз выясняется, что участковый нехороший человек, это негативно отражается на дальнейших событиях. Васильев-то побледнел и сник, но не Тимофеев. Пешку они потеряли, но не короля.
   - Дело не в том, что ты сказал, а в том, как сказал, - он не улыбался, но в глазах царило безудержное веселье, - здесь главное не слова, а смысловая нагрузка.
   - Поясни, - я еще раз пробежался взглядом по толпе и нашел, того, кого искал.
   - Вот когда ты проклял Кузнечика...
   Тимофеев выждал паузу.
   - Ведь ты же его проклял, не так ли?
   Я стал мрачнее тучи.
   - Паловна, - крикнул Тимофеев, - ты же это видела.
   Теперь Паловна была вынуждена занять противоположную сторону в этой разборке. И я ее не виню. Как говорится, Сократ мне друг, но истина дороже.
   - Да, - сказала она тихо, - было дело.
   - Скажи громче, - настаивал Тимофеев, - пусть все слышат.
   Паловна встрепенулась, и ее добродушное лицо исказила гримаса ненависти.
   - А ты не указывай мне, что делать, сопляк! - взвизгнула она, - Если хочешь громче, то изволь. Чтоб ноги твоей больше не было в моем магазине!
   Она выступила вперед.
   - Я не знаю, кто из вас прав, но вы трое выросли у меня на глазах. И уж о Сережке я ни единого плохого слова не могу сказать, в отличие от вас, скотов! Да, он проклял Кузнечика, сама видела. Но парень не побоялся приехать сюда, чтобы встретиться с вами лицом к лицу. А вы тут такие гнусные сплетни разнесли по округе, аж тошно становиться!
   И она с достоинством сплюнула на землю.
   Вот так! Кто бы мог подумать. Но теперь пришла моя очередь ответить за все. Пока все приходили в себя от услышанного, я подошел к женщине с печальным лицом, которую я выискивал в толпе.
   - Светлана Семеновна, - обратился я к ней, - скажите, пожалуйста, ваш муж перед смертью ругался с Васильевым?
   Она устало усмехнулась:
   - Ругался? Да эти двое ему жить спокойно не давали. Не знаю, чего они не поделили, но душу ему всю вымотали.
   Вот и все, что я хотел уточнить. Следствия без причины не бывает. И хотя мы говорили негромко, все сказанное было услышано.
   - Васильев после смерти дяди оклеветал вашего мужа. Я ему поверил. И проклял Кузнечика.
   Я встал на колени:
   - Простите.
   Над всей улицей стояла тишина. Люди были в шоке. У некоторых женщин на глазах навернулись слезы. Если бы рядом стояла виселица с моим именем, то сейчас она бы предназначалась другому.
   - Сережка, встань, пожалуйста, - поморщилась Светлана Семеновна.
   Я поднялся.
   - Я ни разу, за все это время, не обвинила тебя в случившемся. Тут и так ясно, с чьей подачи все произошло, - она не смотрела на Васильева, но разве это было так необходимо, - тем более, что ты неопытный колдун.
   - Да никакой он не колдун, - закричал Васильев, - это слепая вера. Кузнечик просто поверил, и все!
   - Заткнись, мразь, - крикнул мужской голос из толпы. Это был Степаныч. У него к Васильеву были свои претензии.
   - Как это не колдун? - вперед вышел водитель маршрутной "Газели", - он мою дочь вылечил, даже не видя ее. На расстоянии. Егорыч умер, и я попросил Звягинцеву принести какие-нибудь лекарства. Ирка, скажи.
   - Да, - выбежала Ирина, сумевшая в короткий срок собрать полпоселка в одном месте, - я как раз микстуру в ложечку наливала...
   - А Сергей просто сказал - "твоя дочь здорова". И все!
   - ... и смотрю, а она улыбается, - продолжала Ирина, - вот только что ее колотило, я уже скорую вызвала, дело серьезное. А этот звонит, мол, как она. А я и не знаю, что сказать-то.
   За спиной хлопнула дверь автомобиля. Я оглянулся - Паха отошел к людям, подальше от Дельфина. Пришло время Альбины.
   Я посмотрел на Васильева. Он, в свою очередь, с ненавистью смотрел на меня.
   - Ты зачем Ваську убил? - погромче крикнул я, чтобы все слышали.
   Толпа опять ахнула. Час от часу не легче. Давно в нашем поселке не было такого накала страстей. Сейчас все должно закончиться. Я почувствовал, как воздух за моей спиной стал меняться. Я стоял между Алей и Васильевым, практически на линии огня, но решил не отходить, только сделал шаг в сторону. А вот Паха правильно сделал, что отошел на безопасное расстояние.
   Неожиданно Васильев расхохотался:
   - А я их не убивал.
   Как же так? Мне стало немного не по себе. Неужели тогда он солгал про поножовщину, чтобы я ощущал на себе вину и переживал еще сильнее. Конечно, мы все грешны в этом спектакле, но я уже обозначил, что Васька с детьми не сгорел в результате несчастного случая, что их убили. А ведь так все хорошо складывалось. Конечно, я мог сказать, что и этот разговор записан, но чувствовал, что это уже не прокатит.
   А Васильев продолжал смеяться до слез в глазах:
   - Это сделал он, - и указал пальцем на Тимофеева.
   Все, и я тоже, уставились на Тимофеева. А тот не кричал, не возмущался. Лишь недоуменно смотрел на меня.
   - Ты чего творишь? - крикнул он, растеряв всю свою непоколебимость.
   Толпа возмущенно роптала.
   - Ты чего творишь, - опять крикнул он, - ведьма?
   Тимофеев смотрел не на меня. Я обернулся назад. Даже с такого расстояния было видно, что лицо Али лишилось каких-либо эмоций, а глаза из светло-зеленых, стали темными. И была очень похожа на манекен. У меня мурашки по спине пробежали. Вот так и должна выглядеть настоящая ведьма. Я сделал еще один шаг в сторону - будто двигался в воде.
   - Это ведьма его заставляет говорить, - надрывался Тимофеев.
   - Слава, - к Тимофееву подошел отец Алексей, появление которого в этой суете никто не заметил, - давненько ты не приходил на исповедь.
   Тимофеев некоторое время беспомощно оглядывал людей, потом резко сорвался с места и побежал сквозь толпу, расталкивая людей руками. Пока люди осмысливали происходящее, воздух стал воздухом. Васильев сел на корточки, спрятав лицо в ладонях и тряся головой, старался сбросить ослабевший гипнотический транс. Наконец-то я спокойно мог вздохнуть. Все кончилось.
   Отец Алексей подошел ко мне:
   - Ну что, отстоял честь свою?
   Я кивнул.
   - Не думал, что ты можешь людей довести до белого каления. Всегда таким тихим был.
   - Это меня городская жизнь испортила.
   Васильев встал, и медленно пошел домой.
   Вокруг все зашептались:
   - А что дальше?
   - Сейчас с пистолетом выбежит.
   - Теперь долго не покажется.
   - Надо в районку звонить.
   - Кто видел председателя?
   Ко мне подошли Паха с Алей.
   - Ну что, - спросил Паха, оглядываясь вокруг, - все закончилось?
   Толпа редела, люди расходились по двое, по трое, обсуждая случившееся. Смотрели с любопытством на мою команду.
   - Вроде бы все закончилось, - сказал я, и что там будет с этими двумя, меня уже не интересовало.
  

Спор о колдовстве

  
   Мы сидели на кухне в доме у батюшки.
   - Наделал ты тут дел, - сказал отец Алексей, расставляя тарелки на обеденном столе, - за последний месяц столько происшествий, и все связанное с тобой.
   - Не я же все это затеял, - ответил я.
   - Не ты, не спорю. Но для нового колдуна ты слишком шустрый. Ведь это твой вой на днях потряс всю округу?
   - Было дело.
   - Ты еще и выть можешь? - удивленно спросил Паха.
   - Но я не хочу быть новым колдуном.
   - Люди хотят, - батюшка стал накладывать еду по тарелкам, - особенно после сегодняшнего.
   - Сегодня было выяснение отношений.
   - Сегодня ты показал, кто здесь главный. В глазах людей это было именно так.
   Я пожал плечами.
   - После смерти Егорыча многие видели тебя его приемником. Сегодня ты сместил лидера, и теперь это место пусто. Стает вопрос, зачем ты приезжал.
   - Я приехал отдохнуть на природе с друзьями, - сказал я, - у нас каникулы.
   - Не надо меня кормить сказками, - мягко укорил меня батюшка, - уж я-то знаю людей, и зачем они приезжают с друзьями.
   - Сережа очень переживал после смерти тех людей, и винил в этом себя, - вставила Аля, - а сегодня он, наконец-то, будет спать спокойно. Вот за этим мы и приехали.
   И чтобы крики горящих людей в моем сне больше не повторялись, подумал я.
   - Вот это уже более похоже на правду, - кивнул батюшка.
   Тут он хитро прищурился и внимательно посмотрел на Алю.
   - А вы, как я понимаю, не совсем обыкновенная девушка?
   Аля немного смутилась. Как она себя только не называла - ведьма, экстрасенс, уникум, мистик. А вот теперь прибавилось еще одно определение, "не совсем обыкновенная девушка".
   - Наверное, можно и так сказать, - улыбнулась она, и поспешно добавила, - но в церкви я себя чувствую вполне уютно.
   - Рад это слышать, - улыбнулся батюшка, - значит, вас не оскорбит, если я помолюсь перед принятием пищи.
   Он встал лицом к иконе, висящей в углу, и стал читать благодарственную молитву. Через пару секунд я присоединился к нему. Слушая его хорошо поставленный голос, как он мягко и звонко звучит, мне вспомнились детские годы. Молодые дядя и отец Алексей. Высокие деревья и близкая земля. Полеты над поляной. Я вдруг понял, что все же немного соскучился по своему поселку.
   Мы закончили и сели за стол. Некоторое время молчали, и только звон столовой посуды нарушал тишину. Наконец, батюшка спросил:
   - Чем собираетесь заняться дальше, молодежь?
   Мы стали беспомощно переглядываться, так как пункты нашего отдыха остались неоговоренными. Мне, как хозяину, пришлось на ходу придумывать дальнейшее мероприятие.
   - На речку пойдем купаться. Позагораем.
   - А потом?
   - По ягоду пойдем, ее нынче много.
   - На кладбище сходишь?
   - Нет, - неуверенно помотал я головой, - недавно там был.
   - Ах, да, - кивнул батюшка, - решили, где остановитесь?
   - У вас, - уверенно сказал я, - если можно.
   Батюшка гостеприимно развел руками.
   - Конечно можно, - он посмотрел на Паху и Алю, - если молодые будут благопристойно вести себя.
   - Думаю, что мальчики будут спать в одной комнате, я в другой, - заметила Аля, - так приличней будет.
   - Замечательное решение, - одобрил отец Алексей.
   - А вот мне интересно, - неожиданно обратился Паха к батюшке, - уж если вы все знаете, то, как вы относитесь к оборотням?
   - Ровно также, как к людям, - отметил отец Алексей, - к хорошим - хорошо, к плохим - плохо.
   - Но, вы же священнослужитель.
   - Совершенно верно.
   Назревал серьезный спор, который так обожал Паха. И если мне с ним тягаться тяжело, то сейчас он встретил достойного соперника. Я даже не знал, за кого их них болеть, и поэтому решил занять сторону победителя, если такой объявится.
   - Рядом с вами сидят оборотень и ведьма, - Паха для конкретики показал на нас с Алей, - и с жадностью поедают вашу еду.
   Паха всегда отличался чувство такта.
   - И это вместо того, чтобы гореть на огне или, по крайней мере, быть преданными их анафеме.
   - За что?
   - А за все сразу.
   - Ты так обожаешь своих друзей, - удивился батюшка.
   - Я просто хочу понять вашу позицию в этом вопросе.
   - Моя позиция такова в этом вопросе такова. Христос ходил по воде и исцелял больных, но никто его не пытался обвинить в колдовстве. Особенно после воскрешения Лазаря. Некромант, да и только.
   - Имеющий веру, скажи сей горе - встань в стороне, и она пододвинется. Так?
   - Так, - согласился батюшка.
   - Иисус исцелял своей верой, а не магическими заклинаниями.
   Мы с Алей с большим интересом наблюдали за спорщиками. Как-никак, решалась наша судьба.
   - А Моисей владел волшебным посохом, - начал заводиться батюшка, - такие чудеса вытворял!
   - Но тут нужна вера! - вскричал Паха.
   - А я вот не могу поверить, что многотонные ракеты могут летать в космос, - с жаром сказал отец Алексей, - но они же - летают! И не думаю, что Циолковский был набожным.
   - А причет тут Циолковский?
   - При том, что пути Господни неисповедимы, - продолжил батюшка уже более спокойным тоном, - а чудеса были и в ветхозаветные времена, и сейчас их хватает.
   - Но православная церковь не восторге от подобных чудес.
   - Если бы Альбина носила пентаграмму или перевернутый крестик в ухе вместо серьги, это одно. А если она ходит в церковь не для того, что устраивать там панк-молебен, как некоторые уникальные личности, то это совсем другое.
   Ладно, Алю отстояли.
   - А оборотень?
   Батюшка посмотрел на меня многозначительно, как бы говоря "слушай и запоминай".
   - Однажды, давно это было, ко мне подошел Егорыч, и на полном серьезе попросил благословения, чтобы в волчьем обличье отгонять хищников от поселка. Он сам сомневался, стоит ли играть в такие игры. Я, конечно, не поверил в это, рассмеялся. А ночью слышу - какой-то шум за окном. Вышел, а во дворе сидит огромный такой волк, смотрит на меня вполне дружелюбно и хвостом виляет. Я бы испугался, если бы не его взгляд.
   - Человечий? - подсказал Паха, - Сам видел.
   - Ну да, человеческий. Я сел на скамейку, он пристроился рядом на земле. Долго смотрели на звезды и думали о своем. И я ему тогда сказал, что если людям ничего не угрожает, то пусть отгоняет хищников, если так хочется.
   - А он? - спросил Паха.
   - Он подмигнул мне.
  

На пепелище

  
   - На речку, так на речку, - согласился Паха, заводя мотор.
   - Только вначале заедем в Паловне.
   - Кто такая?
   - Ты женщина, что запрещает всякому сброду заходить к ней в магазин.
   - Классная тетка, - заметил Паха, - круче Джеки Чана.
   - Поблагодарить надо и купить чего-нибудь на речку.
   - Давайте возьмем поесть, - сказал Паха, - у батюшки было все вкусно, но все-таки как-то мало.
   - Да потому что чревоугодие, есть один из семи смертных грехов, - пояснила Аля, - для поддержания жизни достаточно, но я бы съела пирожок.
   - УтвоейПаловны есть пирожки? - спросил Паха.
   - В поселке пирожки не продают, а стряпают дома, - ответил я, внимательно смотря на поселок за окном. Когда я еще окажусь здесь?
   - Зря мы приехали сюда, - вздохнул Паха, - дикий край, даже пирожки дома стряпают.
   - Моя мама всегда сама постряпушки готовит, - похвалилась Аля.
   - Вот здесь тормози.
   Мы остановились у сельпо, соседствующим с моим домом, сгоревшим дотла.
   - Зайдите сами, - сказал я, - посмотрите. Может, колбасы к бутербродам взять. Я отлучусь ненадолго.
   Пес Паловны, Фунтик, увидав меня, встал с земли, недоверчиво принюхиваясь к воздуху. Я приветливо помахал ему рукой, он зарычал. Паха с Алей зашли в магазин, а я направился к тому месту, что раньше было моим домом. Забор остался целым, только почерневшим от сажи. Калитка впустила меня, скрипнув от боли. Печальное зрелище - обгорелые бревна, закопченные осколки стекла, покореженные стальные остовы теплиц, мусор, грязь - такой беспорядок, будто все это хаотично упало с неба на наш участок. Здесь похоронено мое детство и мопед. Все, что нажито непосильным трудом, все сгорело. В руинах находился и дом, и баня, и курятник, в котором расстались с жизнью Васька с сыновьями. Даже страшно представить, что сейчас находилось в гробах. Тем более, нелепо смотрелась одинокая белая печь посреди обгорелых бревен.
   Единственное, чего не тронул огонь, был старый сарай на дальнем конце двора. Просто удивительно, что он не вспыхнул, как спичка, от одной искры, залетевшей с ветром, учитывая, сколько в нем находилось запасов сена и дров на зиму. Помниться, в этом сарае я часто прятался от себя и всего мира. Теперь он молча смотрел на меня открытыми настежь перекосившимися воротами.
   Я медленно побрел к этому выстоявшему сооружению, осторожно ступая по земле, стараясь не испачкаться в саже. Я прямо чувствовал любопытные взгляды из соседних окон, задававшимися вопросом: что он еще задумал. Неспроста же я, в самом деле, блуждаю по пепелищу.
   Я вошел в сарай, где были постоянная прохлада и полумрак. Полусгнившие перекрытия все еще надежно держали крышу. Аккуратно сложенное сено, расставленные на своих местах инструменты. Я обернулся назад. Ну вот же сгоревший дом, совсем рядом. Тут даже случайной искры не надо, достаточно высокой температуры, чтобы все весело заполыхало. Так нет же - стоит. Дождь пошел только ближе к утру. Уж не помог ли кто?
   - Хозяин! - в робкой надежде позвал я.
   В глубине сарая что-то зашуршало. Потом заскрипели потолочные балки, сверху посыпалась труха. Так вот почему сарай уцелел.
   - Что б мне до конца дней свинарники чистить, - послышался сверху удивленный голос домового, - племяш опять объявился! Вроде, недавно был. Какими ветрами в нашу скромную обитель?
   - К Васильеву в гости заглянул.
   - Это ты зря, - посетовал домовой, - посадят.
   - За что? - удивился я.
   - За убийство. Ты же его убил? Даже?
   - Да что ж вы все такие кровожадные? - возмутился я, - Леший посоветовал ему хребет перебить. Ты вот, тоже.
   - И каков результат твоей миссии? - послышалось сверху. Мне показалось, что он сел на балку, свесил ноги и приготовился к интересной беседе.
   - Васильева ждет следствие и, надеюсь, зона, - отчитался я, - а Тимофеев в бега ударился.
   - Ну а эту-то дрянь можно было и порешить. Такую бойню устроил. Как с цепи сорвался.
   - Судьба накажет.
   - Законы жизни? Что-то слышал.
   Я подошел к копне сена, лег и растянулся на нем во весь рост, как в старые добрые времена. Знакомый запах навевал детские воспоминания и вытеснял недавние кровавые события.
   - Хотя возможно и так тоже неплохо, - согласился домовой, - только ты бы поостерегся, мало ли что.
   - Сегодня у батюшки переночуем, а завтра с утра уедем.
   - Так ты не один?
   - Со мной друг и его невеста.
   - Красивая? - игривым голосом поинтересовался домовой.
   - Не поверишь, рыжеволосая и зеленоглазая.
   - Да иди ты, - воскликнул домовой, - ведьма?
   - Точно.
   Под крышей некоторое время было тихо, лишь периодически что-то тихо шуршало и скрипело.
   - Даже не знаю, кого тебе нужно опасаться больше, - задумчиво промолвил домовой, - этих двоих или ведьму.
   - Мы с ней друзья.
   - Таких людей очень полезно в друзьях держать, могут пригодиться. Но никто не знает, что они способны выкинуть в тот или иной момент.
   - Слушай, - я приподнялся на локте, - а поехали со мной, у меня квартира без хозяина простаивает. Холодно и неуютно.
   - В город?
   - Там не так уж и плохо, - заверил я, - только шумно очень. Квартиру, правда, снимаю. Но в ближайшие пять лет она моя.
   - Ну, не знаю, - задумчиво пробормотал домовой, - цивилизация не только людей изрядно попортила, но и домовых зацепила. Новости и до нашего дальнего края долетают, наслышаны. Столько судеб загублено...
   Из далекого настоящего в мое детское прошлое донесся автомобильный гудок.
   - Завтра утром заеду за тобой, - сказал я, вставая с сена, - если решишься.
   - Я подумаю.
   В приподнятом настроении я вышел из сарая, и ее раз прошелся по пепелищу. Если домовой жив, то и это место нельзя считать мертвым.
   Я подошел к Дельфину, Аля радостно помахала пакетиком с пирожками.
   - Паловна угостила.
   Мы уселись по заранее отведенным местам, Паха завел мотор.
   - Она еще про Кузнечика рассказала.
   - Что он кузнецом был? - спросил я.
   - Не-а. Что случилось между ним и Васильевым.
   - Об этом даже жена не знает.
   - Паловна все знает. На то она и продавец. Ей по статусу положено.
   - Потом расскажешь, - махнул я рукой.
   В салоне запахло свежей выпечкой. Впереди ждала река. Думать о неприятных вещах не хотелось.
  

История Кузнечика

   Колхоз испытывал не самые лучшие времена. Точнее сказать, все накрылось медным тазом. Все хорошее когда-нибудь заканчивается, вот и золотые годы колхоза завершились. Экономика страны падала в пропасть и тянула за собой все, за что могла ухватиться. И если какое-то производство сумело оправиться от шока и раскрутиться с новой силой, то только не в этом поселке. Поднять сельхозпроизводство можно было только при помощи инвестиций со стороны, а их не было и не предвиделось. Техника доживала свой век в холодных гаражах. Один комбайн так и остался ржаветь на поле в коматозном состоянии. Остальная техника кучковалась под обветшалой крышей. Как не пытался председатель хоть как-то подлатать изношенные механизмы - все впустую. Будто злой рок навис над колхозом, когда-то занимавшим первые места в районе по уборке урожая. А тут еще Васька напакостил, будь он неладен. Комбайнер, мать его.
   - Два трактора на ходу, - подытожил председатель, разговаривая сам с собой и оглядываясь вокруг в поисках чуда, - и все. Остальное металлолом один.
   Он сел в один из тракторов, положил руки на руль и тоскливо посмотрел по сторонам. Родители научили его не сдаваться, что он сейчас и будет делать. Не сдаваться. Если будет урожайный год (а он будет, потому что - дальше некуда), сделаем упор на картошку, капусту и свеклу. Что-то продадим, что-то оставим себе. Главное - пережить это год. Больше надеяться не на что. Зерновые еще долго не взойдут в этих краях. В этом году - точно. Не за лошадьми же, в самом деле, ходить с плугом. Надо будет привлекать людей и кормить их обещаниями. Без этого никак. А уж Василий будет работать в три смены, отрабатывая погубленный комбайн.
   Председатель вздохнул, вспоминая прежние времена, повернул ключ зажигания и почувствовал, как по спине прошелся холод. Трактор был мертв. Еще одна попытка, и только тишина в гараже, да во дворе вороны шумят.
   Председатель спрыгнул с трактора и подскочил к другому. Повернул ключ. Ничего. Оба трактора, последние кормильцы, молчали, равнодушно смотря фарами в безмолвную пустоту.
   Это не должно быть проблемой, отчаянно подумал председатель и открыл кожух мотора. Всю можно исправить. Но лишь тихий стон вырвался из его горла. Глаза не могли поверить увиденному. Уже без всякой надежды, он кинулся к другому трактору и дрожащими руками открыл крышку. Та же самая картина. Иногда даже у самых отчаянных оптимистов опускаются руки. И это был тот самый случай. Что-то отдаленно похожее на безысходность появилось на горизонте. Не будет ни картошки, ни свеклы. Председатель в растерянности оглядел гараж, уже абсолютно бесполезный и ненужный.
   - Какого... - раздалось под крышей.
  
   Солнце ее не взошло, а в калитку кузнеца кто-то постучал громко и смело. Собака яростно бросилась к источнику звука, и только цепь каким-то чудом удерживало это чудовище
   - Хозяин, открывай! - донеслось с улицы. И опять настойчивый стук.
   На крыльцо вышел Кузнечик - мужик в два метра ростом, широкий и мускулистый, ничем не похожий на одноименное насекомое. Даже на скрипке не играл.
   - Заткнись! - проорал он неизвестно кому, но и собака и гость тут же затихли.
   Кузнечик подошел к забору, привстал на носки и заглянул за калитку.
   - Сколько времени, знаешь? - сурово спросил он, глядя вниз.
   - Время вершить великие дела, - отозвался Тимофеев, ничуть ни оробев.
   - Ребенка разбудил.
   - Медь нужна?
   Кузнечик вздохнул, потер сонные глаза и открыл калику.
   - Откуда? - сурово спросил он Тимофеева.
   - Из сарая, - невозмутимо ответил тот.
   - Из чьего сарая?
   - Моего, естественно.
   Кузнечик посторонился, Тимофеев вошел во двор. Из окна выглянула недовольная женщина.
   - Мое почтение, Светлана Семеновна, - поприветствовал Тимофеев.
   Женщина чуть кивнула и исчезла.
   - Пошли, - буркнул кузнец и направился в кузницу.
   Сама кузница больше всего напоминала мастерскую, со всевозможными станками, агрегатами, сварками и бензопилами. Но горн, мехи и наковальня тоже занимали свое законное место. Возле стены стоял молот, которые в поселке мог поднять только Кузнечик. Как-никак, потомственный кузнец. Конечно, этот замечательный человек нуждался в металле. Он просто не представлял себе жизни без него.
   Тимофеев с грохотом вывали из рюкзака на верстак медную проволоку, явно срезанную с какого-нибудь мотора или трансформатора. Кузнечик с подозрением посмотрел на эту кучу.
   - И давно в твоем сарае такие залежи полезно ископаемого?
   - Вчера уборку затеял, смотрю - медь валяется бесхозная. Ну, думаю, кузнецу понадобиться. Вот и принес. Может, пригодиться?
   Тимофеев смотрел на Кузнечика честными глазами, и как раз это и настораживало.
   - Бери, не пожалеешь.
   - Медь я возьму, - медленно произнес Кузнечик, - но если она окажется не чистой...
   - Да как ты мог подумать, - с обидой в голосе произнес Тимофеев.
   - Принес бы днем, вопросов не было бы. А тут... Солнце еще не взошло.
   - Похмелье у меня.
   - А выглядишь на удивленье свежим.
   Тимофеев насупился.
   - Да разве я могу...
   - В том то и дело, что можешь, - с чувством сказал кузнец, - очень даже можешь. Или припомнить? Ты, да Васильев, два засранца! Нарезались до диких гусей, - и за руль. Забор мне попортили.
   - Так, восстановили же!
   - Если бы не подушка безопасности, не было бы сейчас вас, идиотов, на радость людям. Восстановили! Я до сих пор зол.
   - Да это когда было-то? Я же молод еще был.
   - Да ты и сейчас не стар.
   - По глупости, по неопытности, - махнул рукой Тимофеев.
   - Теперь поумнел, что ли?
   - Ну так, берешь?
   - Беру, - тихо сказал кузнец, - но я предупредил.
   И он заплатил Тимофееву за медную проволоку, бессовестно снятую с обоих колхозных тракторов. Последних тракторов, бывших на ходу. А когда до него дошли последние новости, медь уже была использована по назначению. То есть, доказательства преступления не было. Оно и к лучшему, потому что в противном случае, было бы и соучастие в преступлении.
  
   Потом были жуткие разборки. Там было все. И дверь Тимофеевского дома, слетевшая с петель от мощного удара. И сам Тимофеев, успевший выпрыгнуть из окна. И Васильев, наставивший ствол пистолета в голову Кузнечика.
   - На хрен нужен такой участковый, - зло заметил тот, - по вам обоим тюрьма плачет.
   - Покинь помещение, старик, - спокойно сказал Васильев, - иначе сам загремишь, надолго оставишь дочку без отца.
   - Не попадайся мне на дороге, - кипя от ярости, прохрипел Кузнечик, покидая дом Тимофеева.
   - Ты бы тоже поостерегся, - посоветовал Васильев, - мало ли что.
   Вскоре умер Егорыч, и в поселке появился я. Невольный инструмент в ловких руках Васильева.
  

Плохие новости

   Мы вдоволь накупались на речке, объелись пирожками Паловны и позагорали. Паха с Алей по достоинству оценили поселковый отдых, что мне, как хозяину, очень льстило.
   - А где русалки обитают? - спросила Аля, кода пришло время собираться.
   - Там, - указал я, - выше по течению в зарослях ив.
   - Посмотреть бы на них.
   - Здесь тебе не зоопарк, - заметил Паха, - тем более, что русалки, это мутанты.
   - Мутанты? - удивилась Аля.
   - Серега подтвердит.
   - Спорная версия, - сказал я, оглядываясь вокруг в поисках мусора. Не хотелось бы услышать нарекания со стороны земляков.
   - Может, завтра перед отъездом заглянем, - жалобно попросила Аля, - вдруг увидим?
   - Может, - пожал я плечами.
   - Мы здесь медовый месяц можем провести, - заметил Паха, - тогда каждое утро сможем их караулить.
   Мы свернули пляжные полотенца, убрали мусор в пакет и стали усаживаться в автомобиль. Перед тем, как занять свое место, я внимательно оглядел всю округу. Обратил внимание на каждое дерево, каждый куст на предмет перекосившегося от злости лица.
   - Высматриваешь своих друзей? - спросил Паха, - Думаю, у них сейчас более важные дела.
   Пыльный от долгой дороги Дельфин фыркнул и направился в поселок.
  
   - Приходила жена Васильева, - грустно доложил батюшка.
   - Зачем, - тихо и настороженно спросил я.
   - Повесился.
   Я медленно опустился на табурет.
   - Насмерть? - спросил Паха.
   - Лучше бы, конечно, чтобы просто шею сломал, - хмуро заметил батюшка, - да вы проходите, чего застряли на пороге?
   Мы неорганизованно протопали в гостиную, чувствую себя виновными в случившемся. Хотя никто никого в петлю насильно не тянул. Как я успел заметить за последнее время, все, что вроде бы заканчивается хорошо, в итоге заканчивается смертью.
   Мы сидели на диване, батюшка устроился напротив нас на стуле.
   - Скажу сразу, я вас ни в чем не упрекаю. Вы делали, что должны были делать, и за дураков не отвечаете. А Васильев повел себя именно как дурак, слабак и трус. Вы со мной согласны?
   Мы неуверенно кивнули.
   - Весь поселок стоит за вас, даже те, кто колдунов не любит, - продолжил батюшка, - но есть один человек, у которого свое мнение на сей счет.
   Я понимающе кивнул.
   - По этому, предлагаю вам свернуть ваши каникулы и завтра с раннего утра уехать.
   Отец Алексей внимательно следил за нами, мы же чувствовали себя паршиво.
   - Завтра начнется расследование, вопросы, цель вашего визита, в чем состоит твой конфликт с Васильевым. А он был полицейским, так что прокуратура сразу к тебе отнесется немного предвзято. Даже если с тобой будет Тряскин-младший. Все это затянется на какое-то время, а Тимофеев свой шанс не упустит. Вот поймают его, и все станет на свои места.
   Я тоскливо посмотрел в окно.
   - Если мы уедем, то тем самым подтвердим свою причастность к этому случаю. Люди подумают, что я испугался.
   - Люди все еще хорошо помнят, что эти двое с детства были хулиганами, и просто чудо, что они не оказались в детской колонии по малолетке. А к тебе у них претензий нет, особенно после сегодняшнего. Пойми, что сейчас ты спасаешь не свою шкуру или честь, а свою жизнь и жизнь своих друзей. Оставь гордыню на более подходящий случай, и подумай о близких. Да и мне, какого будет перед Егорычем, если с тобой что-то случится.
   - Мужик дело говорит, - прошептал Паха.
   - Родители Паши будут не в восторге, если он хоть как-то окажется замешанным в этом деле, - заметила Аля, - лишний повод для сплетен.
   - А без тебя мы не уедем, - добавил Паха, прежде чем я успел открыть рот, - такая вот делема.
   - Меня все равно вызовут повесткой, - сказал я.
   - Если возникнут вопросы, то обязательно вызовут. Но потом. А сейчас самое главное, это поймать Тимофеева, а для этого нужно время. Может день, может месяц, ему все равно не удастся надолго залечь на дно, а родни у него в других местах нет. Тяни время, а мы тебя прикроем, насколько можно. Да и твой городской адрес я не знаю, и знать не хочу.
   - Наверно, - неуверенно согласился я.
   - Считай, что ты не отступаешь, а совершаешь хитрый маневр, чтобы поймать преступника.
   Я решительно встал.
   - Тогда предлагаю ехать сейчас.
   - Времени еще навалом, - сказал Паха, посмотрев в окно, - к девяти вернемся.
   - А я уже не хочу на русалок смотреть, - добавила Аля.
   - Каких русалок? - удивился батюшка.
   - Красивых, - сказал я.
  
   - Палатку только зря брал, - пробормотал Паха, нажимая педаль газа.
   - Давай сейчас заглянем ко мне, - предложил я.
   - Зачем? - удивился Паха, - Что у тебя за манера возвращаться на одно и то же место? Если только еще пирожков попросить.
   - Вот вы и попросите, а мне надо одно дело завершить.
   Паха пожал плечами и повернул машину в сторону моего пепелища, напоследок посигналив отцу Алексею.
   Дельфин не спеша проплывал по улицам, покрытием которых являлось только воспоминания об асфальте. Я вглядывался в лица людей, проходящих мимо, в надежде отыскать Тимофеева. В чьем сарае он мог затаиться, кто рискнул его приютить? Или уже сооружает землянку в глубине леса? Можно только представить, что испытывает этот человек, который проснулся этим утром в своей кровати. Представить и посочувствовать.
   Мы опять остановились возле магазинчика Паловны. Я без лишних слов первым вылез из автомобиля и быстрым шагом направился к сараю. К нам за этот день так привыкли, что даже Фунтик не обратил на меня должного внимания. Даже немного обидно стало. Я аккуратно пробежался по пепелищу и вошел в открытые ворота сарая.
   - Хозяин, собирайся! Планы изменились!
   Некоторое время в ответ мне была тишина. Наконец, в сумраке сарая что-то зашуршало, потом пробежало по потолочным балкам.
   - Я остаюсь, - донеслось сверху, - и не уговаривай.
   Жаль. А я все же надеялся на согласие. Осталось только развести руками.
   - Ну, если здесь тебе лучше...
   - Здесь определенно лучше, даже без дома. Но дело не в этом.
   - В чем? - тут я обратил внимание на сверток, лежащий на куче сена.
   - На выезде тебя поджидает твой лучший друг, не к ночи будет упомянут. И настроен он более, чем серьезно.
   - Я даже не удивляюсь.
   - И будет он не один.
   - Да ну! - изумился я. Кто из земляков решился оказать Тимофееву содействие? Один единственный друг решил посмотреть, что там, на той стороне и полез в петлю два часа назад.
   - Информация верная?
   - Стопудовая.
   - И кто же этот таинственный незнакомец, неизвестно?
   - Нет, но когда вас будут убивать, я не хочу смотреть на это. А помочь я вам не смогу. Не моя территория.
   Чтобы найти умное решение, я задумчиво почесал затылок. Не помогло.
   - Ну что ж, спасибо что предупредил.
   - Уж извини за дурные вести. И кстати, забери эту вещь. Если вдруг выживешь, может быть, когда-нибудь пригодится.
   Я подошел к куче сена и развернул сверток.
   - Что это? - я держал в руках что-то напоминающее старую меховую подкладку, местами пожеванная молью.
   - Шкура волка, - донеслось сверху.
   - Та самая? - удивился я.
   - Уж не знаю какая "та самая", но точно по вашей части. Нечего таким вещам зря пропадать.
   Я никогда не видел этой шкуры, только слышал от дяди, что она есть. И вот она у меня в руках. Хотя я думал, что она сгорела вместе с домом. И действительно, надо забрать ее с собой, на всякий случай. Аля за такую вещь может руку отдать. Интересно, как она работает.
   - Когда напялишь ее, - просветил домовой, - красавца из тебя не получиться. Попорченная вещь.
   Я аккуратно скатал шкуру в рулон.
   - Пакетика не найдется?
   - Чего нет, того нет.
   - Ну ладно... - я напоследок еще раз оглядел сарай, - бывай. Буду рядом, загляну.
   - Главное, выберись отсюда живым.
  
   - Что это? - поинтересовался Паха, посмотрев на сверток в моих руках.
   - Подарок от домового, - ответил я, усаживаясь на заднее сидение.
   - Домовые тоже существуют?
   - Нет, конечно, - отрезала Аля.
   - У меня есть новость, - ответил я, - и она плохая.
   - Сегодня одна такая уже была, - сказал Паха.
   - Эта еще хуже, - заверил я.
   - Я даже догадываюсь, какая.
   - Отсюда есть только один выезд, и он для нас закрыт. Там нас ждут двое.
   - И никаких объездных путей? - побарабанил Паха пальцами по рулю.
   - Самая, что ни на есть, глухомань.
   - Какие есть предложения?
   - Первое, вернуться к батюшке.
   - Не думаю.
   - Согласен. В полицию обращаться тоже нет смысла, по некоторым причинам.
   - Потому что, полиции на данный момент нет.
   - Полная анархия, - тихо сказала Аля.
   - Можно было бы поехать на пару с маршруткой, но она на вокзал едет раз в неделю.
   - Что остается?
   - Можно прорваться с боем.
   - Выкладывай.
   - Я оборачиваюсь волком и бегу лесом, не теряя вас из поля зрения.
   - Круто.
   - Вы на всех порах рветесь к вокзалу. Если кто будет голосовать, проезжайте мимо. Если преградят дорогу, говорите, что я остался в поселке, поеду на маршрутке. Из оружия может у них быть только одна двустволка, да и то, навряд ли. Ты же взял пистолет?
   - Нет, конечно.
   - Ты же собирался!
   - А ты хотел просто пообщаться.
   Я немного подумал.
   - Тогда Аля ловит их взглядом, а я выбегаю из укрытия и раскидываю их в разные стороны.
   - А если они сразу начнут стрелять, - спросила Аля.
   - На дороге не начнут. Тимофеев дурак, но не дебил. В крайнем случае, постараются вывести в лес, а там ты их ловишь взглядом, я раскидываю их в разные стороны.
   - Может не получиться, - возразила Аля, - у меня энергия не бесконечная. Иногда требуется отдых.
   - А на речке ты разве не отдыхала? - спросил Паха, - Солнце, вода, свежий воздух.
   Уж кто-кто, а Паха был рад втянуться в эту авантюру, заранее считая себя победителем. Но с пистолетом, это он зря.
   - Вода, это хорошо, - согласилась Аля, - но как бы осечки не было.
   - Так что решили? - спросил я.
   - Прорываться с боем, - сверкнул глазами Паха.
   - Прорываться, - кивнула Аля.
   Когда в компании амбициозные молодые люди, это страшная и необузданная сила. Ладно, мы с Пахой. Но даже Аля где-то забыла свое благоразумие.
   - Едем на кладбище, - сказал я.
  

16 Как мы прорывались с боем

  
   Мы проехали по правому краю кладбища по еле заметной тропинке, не предназначенной для автомобилей. На левой стороне, где с миром покоился мой дядя, открывалась широкая степь. На нашей стороне начинался лес. Для начала операции нам требовалось найти пень. Я решил не тратить время на поиски подходящего экземпляра, если для этого вполне годилась и простая колода для колки дров. Увидав первый попавшийся трухлявый пень, я попросил Паху остановиться.
   - Погоди, - Паха засомневался, - а зачем тебе пень, если ножа у тебя нет?
   Я молча вылез из Дельфина, снял одежду, швырнул ее на заднее сидение, вытащил из внутреннего кармана ветровки нож, быстро подошел и вонзил его в пень. После чего глубоко вдохнул и прыгнул.
   Через некоторое время, достаточное, чтобы осознать случившееся, из машины послышались восторженные крики, визги и сигнальные гудки. Впервые на нашем кладбище кто-то веселился.
   Молодые выскочили из автомобиля и подбежали ко мне, радостно размахивая руками. Как дети, честное слово. Оборот, как оборот. Обыкновенный такой.
   - А ты не укусишь? - с восторгом прокричал Паха.
   Я многозначительно пожал плечами. Не знаю, как остальные мои сородичи, но у меня это получалось.
   - Классно! - воскликнула Аля.
   - Значит, вы меня разыграли насчет тотема, чернокнижники, - смеялся Паха, - видел бы это все батюшка, проклял бы.
   Их эмоций хватило бы на какое-то время, и оно у нас еще было, но ненадолго. Да и нехорошо заставлять ждать нашего друга. Надо было действовать, как действовал Суворов, пока мы были на взводе. Я тихонько зарычал. Паха подошел к пню, осторожно взялся за рукоятку и вытащил нож. Я кивнул и направился в лес, периодически оглядываясь, тем самым намекая, что цирк закончился.
   - Пошли, моя колдунья, - Паха взял Алю за руку, и они направились к Дельфину. Некоторое время я ждал, когда автомобиль оживет. Наконец, когда страсти улеглись, заработал мотор. Дельфин развернулся и покатил с территории кладбища.
   Я не спеша бежал по пригорку, наблюдая как Паха и Алей проезжали по улицам поселка. И чем ближе они подъезжали к окраине, тем чаще стучало мое сердце. Дорога, ведущая от поселка к вокзалу, скрывалась в лесополосе. Мне предстояло сделать не малый крюк. Чтобы не опоздать на встречу, я прибавил скорости, внимательно принюхиваясь и оглядывая округу. В этом мире может случиться все, что угодно и, как всегда, неожиданно.
   И неожиданность произошла. Уже подбегая к черте поселка, через стволы сосен я увидел Тимофеева. Он стоял посередине дороги, направляя ствол пистолета в сторону Дельфина и не собираясь отходить. Терять ему было нечего, но откуда у него взялся пистолет? Паха затормозил, не доезжая пяти метров. И посигналил. Не опуская ствол, Тимофеев подошел к месту водителя. С другой стороны, к месту Али, подошел... Васильев. Живой и невредимый. У меня отпала челюсть. Я много интересных личностей видел в своей жизни, но только не ходячих мертвецов.
   Удивлены были и ребята, когда двери автомобиля открылись и их грубо вытащили наружу.
   - Здрасте еще раз, - радостно поприветствовал их Васильев, - а где "этот"?
   - Остался у батюшки, - испуганно пробормотал Паха, видя самоубийцу, - поедет на маршрутке.
   - Ну естественно, - мягко сказал Васильев, - как это на него похоже.
   Хорошо, что Паха не взял с собой ствол, подумал я. Случись перестрелка, и 2:0 в пользу хозяев.
   - Пойдем, поговорим, - предложил Васильев.
   Они дружно схватили Паху и Алю за шкирки и потащили в лес. Васильев внимательно осматривался по сторонам. Тимофееву, как всегда, все было по барабану. Мне иногда казалось, что человеку с зашкаливающим уровнем наглости чувство самосохранения незнакомо. Но пока все шло по плану или, по крайней мере, мы от него далеко не отошли. Но меня не покидала мысль, что и у этих двоих был свой план. Теперь главным было - не прозевать Алин выход. Я крадучись пошел сбоку от них, осторожно пригибаясь к земле, готовый в любой момент внезапно выскочить из укрытия.
   Наконец, пройдя метров сто от дороги, компания остановилась возле глубокого оврага, склон которого покрывали заросли иван-чая и молодых берез. Уже несколько лет, по причине эрозии и изменения рельефа, он не пропускал через себя потоки дождевой воды и превращался в ложбину. А вот для могилы он вполне пригоден. Рядом лежала поваленная ветром старая сосна. Паха с Алей прижались друг к другу. Тимофеев с Васильевым стали напротив них. Я ползком подполз поближе и спрятался в кустах багульника.
   - А нам сообщили, что вы повеселись, - объявила Аля, с грустью поглядывая на овраг за спиной.
   - Как видишь - нет, - улыбнулся Васильев, и с гордостью добавил, - это я жену попросил распространить дезинформацию. Она у меня молодец.
   - Но ведь, это скоро откроется.
   - Это откроется уже завтра, - кивнул Васильев, - вот поэтому мы решили не терять времени. И вы, отличники, все сделали правильно. Сейчас я вам по пунктам объясню, какую ошибку сделали, приехав сюда. Ну а если Серегу не достанем, я думаю, он не будет особо горевать по вам. Он всегда был нелюдимым.
   - Ну что? - спросил Тимофеев, поднимая ствол, - начали?
   Ему явно не терпелось устроить еще одну бойню. Первый маньяк в наших краях.
   - Подождем немного, - ответил Васильев.
   Чего вы хотите подождать, с опасением подумал я. И чего ждет Аля. Если бы у наших друзей была только одна двустволка, я бы уже выскочил из кустов. Но сейчас это было опасно. Хруст любой ветки, может все испортить. Наши друзья уверены в себе, но были на взводе. Дернется палец на курке, и Алю даже медальон не спасет.
   - Но если разобраться, вы сами все начали, - с упреком в голосе воскликнул Паха.
   - Что мы начали? - с издевкой спросил Тимофеев, - Ничего мы не начинали.
   - Вы натравили Серегу на кузнеца, вы убили Ваську-комбайнера с детьми.
   - Нас заставили.
   - Кто?
   - Голоса в голове, - засмеялся Тимофеев.
   А вот Васильеву было не до смеха. Его глаза стали бегать, будто что-то искали. Ну наконец-то, радостно подумал я, как вдруг рядом со мной хрустнула ветка и справа от меня, возле морды на землю наступил сапог. Кто-то подошел так тихо, что я от страха чуть не подпрыгнул. На мое безмерное счастье, хозяин сапога меня не заметил, а стал тихо подходить к дискутирующим людям. Сейчас этого случайного прохожего убьют, если Аля замешкается.
   - А ведь он прав, - вдруг уверенно сказал Васильев, и направил ствол пистолета в голову Тимофееву, - мы все это начали.
   - Да что ж такое? - раздосадовано и обиженно пробормотал Тимофеев, - Нечестную игру ведете, барышня.
   Он попытался поднять свой пистолет, но Васильев прижал свой ствол к его виску.
   - Надо бы их отпустить.
   - Очнись, братан, - попробовал Тимофеев, - тебя дурят.
   - Руки вверх, - приказал Васильев.
   Вот и все. Мне даже не надо было появляться, чтобы не попасться этому человеку на глаза. Но я тут же осознал свою ошибку.
   Человек подошел к Альбине и приставил ей к виску дуло "Калашникова".
   - Угомонись, дочка, - нежно сказал Степаныч, - не надо всего этого.
   Я уже ничему не удивлялся. Только осознавал горькую истину. Васильев отнял у Степаныча охотничью винтовку, но приобрел его душу в обмен на автомат. Итог - вся троица была хорошо вооружена, и, что самое главное, лучше подготовлена. Их план был безупречен. И встречу они назначили заранее, возле поваленной сосны у оврага. А я чуть не принял затылком автоматную очередь. Оставшийся козырь у нас в рукаве, это я.
   Аля медленно опустила глаза, полные слез.
   - Вот и молодец, - по-отцовски похвалил Степаныч и опустил автомат, - и уж если вы перед смертью хотите знать, кто все начал, так знайте. Хочу покаяться. Это я.
   - В смысле, вы? - удивленно спросил Паха.
   - А вы думаете, что куры могут сдохнуть от голода за один день?
   Нет конечно, подумал я, чувствуя, что мое и без того холодное сердце покрывается ледяной коркой. Да они будут клевать друг друга, но от голода страдать не будут. Это очень жестокие твари. Васильев с Тимофеевым им подметки не годятся. И домовой мой хорош, хозяин хренов. Этого всего можно было избежать.
   - Я отравил Егорыча, мир его праху. И кур заодно.
   - Зачем? - тихо спросил Паха, который еще сегодня утром и не догадывался, что жизнь может быть настолько интересной.
   - Зачем Егорыча, или зачем кур?
   - Кур-то зачем?
   - Чтобы было больше слухов и меньше подозрений. Колдовские дела и все такое.
   - А Егорыча?
   - Он зайца против меня настроил.
   - Какого зайца?
   - Которого я убил.
   Видя, что приезжие его уже не понимают, Степаныч подвел черту.
   - Если бы я не отравил Егорыча, Серега бы не приехал домой, не убил бы Кузнечика. Ну и так далее.
   Васильев все это время стоял покачиваясь, спрятав лицо в ладонях. Возвращаясь в реальность. Тимофеев быстрым шагом подошел к Але и... Много ли надо хрупкой девушке? Паха дернулся в сторону Тимофеева, но тут же получил коленом в живот. Весь дрожа от страха и злости, я привстал и приготовился к своему последнему прыжку. У меня в груди назревал такой крик, что его услышали бы не только жители поселка. Не знаю, чем все это закончится, но сегодня я попробую человеческую кровь на вкус, а части тел будут раскиданы по всей округе.
   - Опусти, - грозно сказал Степаныч, видя как Тимофеев целится Пахе в голову.
   - Да чего ждать? - зло крикнул Тимофеев, - Спектакль окончен.
   - Уведем из подальше, там и распрощаемся.
   - Не хочу я никого никуда уводить. Кончаем этих, тачку прячем. Делов-то?
   - Выстрелы услышат, - сказал Степаныч.
   - А мне уже все равно. Моя песня спета.
   - А мне не все равно! Я за ваши деяния отвечать не намерен.
   - Сам не без греха, - напомнил Тимофеев.
   В лагере врага назревал конфликт, который был мне на руку. Но и тут судьба мне не улыбнулась.
   - Отведем их подальше, - хрипло сказал Васильев, приходя в себя, - меньше трупов, меньше срок.
   Тимофеев немного помолчал, включив мысленный процесс.
   - Ладно.
   Они подняли беспомощных ребят с земли, и повели их дальше в лес.
   Я тихо вылез из укрытия и поспешил в сторону. Внезапно у меня появилась очередная идея, и хоть бы она оказалась удачной.
  
   Бегая по лесу, я звал лешего. Времени оставалось все меньше и меньше, а где он мог находиться в данный момент, только одному ему и известно.
   Вдруг за спиной я услышал насмешливый голос:
   - А ты все никак не угомонишься? Поселок на уши поставил, теперь за лес взялся?
   - Дядька, выручай, - попросил я, - пропадаю.
   - Да помочь-то нетрудно. Да в ваши дела вмешиваться неохота. Это вы все норовите сунуть свой нос, куда не просят. А мы стараемся сохранять нейтралитет, - он глубоко вздохнул, - Нет, ну если уж очень надо, тебе-то я помогу. Может быть, даже с радостью. Не чужой, как-никак.
   - А поиграть не желаешь?
   Леший призадумался. Глаза его заблестели, рот искривился в озорной улыбке.
   - А то от скуки похудел малость, - подначил я его.
   - Говори.
   Я вкратце выложил суть задумки.
   Леший кивнул.
   - Легко.
   В этот момент, по заказу, мимо меня промчался заяц. Я бросился в погоню.
  
   - Можно вопрос? - спросил Паха, шагая навстречу судьбе, осторожно придерживая Алю.
   - Валяй, - пожал плечами Васильев.
   - Что ты видел, когда... это... были в трансе?
   - Время тянешь?
   - Вот я, например, однажды увидел себя на дне моря, а мимо меня проплывала большая черепаха.
   - И все?
   - И лучи солнца проникаю сквозь толщу воды.
   - Какое-то мелкое у тебя море, - заметил Степаныч, с любовью поглаживая ствол "Калашникова", - раз солнце видно.
   - Может, берег был недалеко, - предложил Тимофеев.
   - А черепаха плывет и на меня смотрит, - закончил Паха.
   Он нарочно медлил, не спеша обходил кусты и муравейники, то и дело оборачиваясь на трех вооруженных мужчин, шедших позади.
   - А ты что видел?
   - Тебе-то что за интерес? Скоро ты уже окажешься там, где ни одна черепаха тебя не будет домогаться.
   Тимофеев противно засмеялся.
   Паха перелез через поваленную сосну. Потом аккуратно помог Але, на лице которой появлялся огромный синяк.
   - Ты как? - спросил Паха.
   - Жить буду, - слабо улыбнулась Аля.
   - Не согласен, - возразил Тимофеев.
   Следом перелезли остальные, по очереди держа ребят на прицеле.
   - Последняя воля умирающего, - вздохнул Паха.
   - Ну что ж. Изволь.
   Несмотря на все свои очевидные недостатки, Васильев был хорошим собеседником.
   Он остановился, за ним остановились все остальные и приготовились слушать.
   - Значит так, - Васильев прищурился, глядя куда-то очень далеко, в те места, где никто, кроме него, не бывал.
   - Это конечно, все удивительно. Все эти колдовские заморочки. Значит, я стою на высоком утесе, а передо мной простирается огромное море.
   - Это в первый раз, или во второй?
   - Одна и та же картинка на оба случая.
   Тимофеев указал пистолетом на Паху:
   - А может это твое море? А ты на дне лежишь? Все сходится.
   - Нет, - возразил Васильев, все так же внимательно смотря вдаль, - над моим морем ходят тучи. Солнца нет. И ветер сильный дует. Еще чайки кричат.
   - Круто, - заметил Паха.
   - Круто, но потом я падаю и лечу прямо в воду. А под водой камни.
   - Слышь, братан, - обратился Тимофеев к Пахе, - а я тебя раньше нигде не встречал?
   - Это все, конечно, хорошо, - вдруг подал голос Степаныч, - но кто объяснит бывалому охотнику, как мы здесь очутились.
   Все с удивлением заметили, что оказались на том же месте, где они встретили Степаныча, и откуда дружной толпой двинулись вглубь леса. Та же поваленная сосна, тот же овраг-лощина.
   - Опять чудеса начинаются, - недовольно сказал Тимофеев.
   - А это леший чудит, - объяснил Степаныч, - был уже у меня такой случай.
   - И долго он нас водить собирается? - спросил Тимофеев.
   - Поиграет немного, и отпустит.
   Васильев радостно толкнул Тимофеева в плечо:
   - Братан, а помнишь, Митрофанов нам объяснял, что делать в такой ситуации.
   - Шутишь? - неуверенно спросил Тимофеев.
   - Есть другие предложения?
   - Глупость какая, - пробурчал Тимофеев, но без лишних слов снял с себя ветровку, вывернул наизнанку и снова надел.
   - Ну, чувствуешь что-нибудь? - спросил Васильев.
   - Идиотом я себя чувствую, - огрызнулся тот и наставил пистолет на Паху, - теперь вы.
   - Так, - скомандовал Васильев, - все берем пример со Славика, и начинаем чувствовать себя идиотами.
   Такой картины лес никогда не видел - люди, кто смеясь, кто ругаясь, снимают с себя куртки, ветровки, рубашки и выворачивают их наизнанку.
   Более подходящего момента для меня не будет.
   Я подбежал на возможное близкое расстояние, мотнул головой и швырнул бедного зайца прямо в середину толпы.
   На мгновенье все застыли от увиденного. Поняв, что делать тут нечего, заяц вскочил на ноги и рванул вдоль оврага в мою сторону. Первым очнулся Степаныч. Он издал дикий вопль, схватил автомат, отправил очередь вслед зайцу и побежал следом. Одна из пуль коснулась моего плеча, но это я оставил без внимания. Я вылетел из кустов и прыгнул на Тимофеева. Мы вместе полетели кубарем в овраг. Паха, тем временем, подскочил к ничего не понимающему Васильеву и ударил его в нос. Бывший участковый взвыл и упал на землю, прикрывая лицо руками. Паха взял за руку Алю и сказал только одно слово:
   - Надо.
   Аля слегка кивнула, и они побежали к дороге.
   Тем временем, мы с Тимофеевым упали на дно оврага, подняв тучу пыльцы иван-чая. Пистолет валялся на расстоянии вытянутой руки, и пока мой противник не пришел в себя, я вскочил на него, встав на грудь одной лапой. Другую поднял и сжал когти в "как бы кулак", отставив "указательный". Коготь находился прямо над глазом Тимофеева.
   В лесу вдруг стало тихо, только где-то в стороне изредка звучали одиночные выстрелы - Степаныч не хотел упускать свой шанс расквитаться с назойливым зайцем.
   Тимофеев внимательно смотрел в мои глаза, и его лицо от удивления вытянулось. Глаза изумленно округлились.
   - Серега? - тихо спросил он.
   Мой коготь резко опустился вниз, и нечеловеческий крик раздался над лесом. Нечеловеческой же силой я был отброшен назад. Я быстро вскочил на лапы и посмотрел на поверженного Тимофеева. Тот катался по земле и горько стонал, закрывая часть лица, где только что находился глаз. Мне даже стало немного жаль его. Что ж, с волками жить...
   Оставив несчастного Тимофеева на волю непредсказуемой судьбы, я в два прыжка выскочил из оврага. Место, минуту назад полное народу, пустовало. Васильев погнался за ребятами, оставив после себя капли крови. Где-то далеко раздался металлический лязг, а следом истошный крик Степаныча. Капкан, еще недавно предназначенный для меня, поймал охотника-изувера. Леший сдержал свое обещание. Я думаю, этот день он будет не раз вспоминать долгими скучными вечерами с улыбкой.
   Я осмотрел свое плечо. Пуля слегка процарапала кожу, и хоть кровь и не хлестала ручьем, боль была достаточно сильной. До меня донесся звук мотора. Дельфин тронулся с места, объехал машину неприятеля, и помчался в сторону вокзала. Честно говоря, мне никуда уже не хотелось бежать. Плечо болело, хотелось спать. После всякого колдовства, волшебства и магии, почему-то хочется спать. А потом проснуться в своей кровати.
   Но тут до меня донесся звук еще одного мотора. Взбешенный Васильев помчался вдогонку. Стал бы он продолжать погоню, если бы знал, что его подельники вышли из игры? Живые, но уже безвредные и списанные со счета? Я тихо вздохнул, лизнул рану и помчался следом, стараясь не думать о боли.
  

Красивая степь в лучах заката

  
   Тем временем оба автомобиля уже выскочили из леса и мчались по степи, особенно красивой в лучах заходящего солнца. До девяти мы точно не успеем, подумал я, пытаясь нагнать Васильева. Это было не так легко, чувствуя мое бедное плечо и усталость. И хотя машины ехали не на полной скорости, учитывая кочки и ухабы, расстояние между нами сокращалось очень медленно. Мое преимущество состояло в том, что дорога изгибалась. От одного поворота до следующего я сходил с дороги и бежал по траве, тем самым сокращая путь.
   Главной задачей для Пахи и Али было добраться до вокзала. А там полиция, охрана, люди, видеокамеры. Словно думая о том же, Васильев высунул из окна руку, сжимая в ладони пистолет. Попасть куда-либо во время гонки в подпрыгивающем автомобиле дело не простое. Особенно, если у стреляющего разбит нос, его дважды за день ловили взглядом, и он повесился. Но даже если пуля пробьет корпус автомобиля, предстоит долгие объяснения с родителями, и рейтинг Али, которая обещала за нами присмотреть, упадет. Но пуля может выбрать и другую цель.
   Раздался выстрел, но Дельфин не никак отреагировал. Ее один и пуля просвистела и потерялась в просторах необъятной степи.
   Автомобили зашли еще на один изгиб дороги, длинный, как сегодняшний день. Я опять бросился наперерез. Пока я бежал сквозь высокие заросли травы, раздались еще два выстрела. Я их еле расслышал в свисте ветра в ушах. Сквозь стебли и цветы я уже видел машину с Васильевым за рулем. И пистолет, смотрящий в сторону Дельфина. Я уже бежал рядом, приближаясь все ближе и ближе. Прозвучал еще выстрел. Васильев стрелял не целясь и все мимо, патроны заканчивались, но удача может выбрать другую сторону.
   Я подбежал вплотную к автомобилю, прыгнул и вцепился зубами в руку экс-участкового. Скорее от неожиданности, чем от боли, Васильев нажал на тормоз. Одновременно с последним выстрелом возле моих ушей, автомобиль истошно завизжал, поднимая клубы дорожной пыли. Я по инерции полетел дальше, беспомощно кувыркаясь в воздухе. Это был восхитительный полет, и очень болезненное приземление всем телом на дорогу. Несколько раз я перевернулся на дороге. Все стихло.
   Я лежал и не шевелился. По моим ощущениям, все кости были целы. Но, тем не менее, двигаться не хотелось. Теперь ребята смогут доехать до вокзала, и там перевести дух. Все что я мог сделать, сделал. Все закончилось. В голове стоял шум, в глазах потемнело, толи от того, что ударился, толи от того, что солнце село за горизонт, толи от грохота выстрела. Но я все же видел автомобиль, который все отчетливей проступал из тумана. Его лобовое стекло было запятнано кровью изнутри. В салоне было темно, и как там чувствует себя Васильев, оставалось неизвестным. Но вот дверь открылась и через продолжительное время появился он сам. Смотреть на него было жалко. На лице не было живого места. Он кашлял и плевался кровью. Держась руками за дверь, он вышел из машины, еле держась на ногах.
   И тут, сквозь гул в моей голове, я услышал шум мотора. Если кто-то едет в поселок, то он сможет помочь Васильеву. И раздавить меня. Но я продолжал лежать не шевелясь, наблюдая, как автомобиль и Васильев становятся светлее от света фар. Мне было уже все равно. Слишком сильным был удар об землю. Сейчас мне было легко и спокойно, как перед смертью. Свою миссию я выполнил. И пусть дальше мной занимаются жизненные законы.
   Тем временем автомобиль с ревом пронесся надо мной, не задев и клочка моей шерсти и не сбавляя хода, врезался в Тимофеевскую машину. Открытая дверь смела Васильева. Он отлетел в сторону и упал на обочину. После жуткого грохота опять наступила тишина. Я с удивлением смотрел на эту картину, пытаясь понять, что сейчас произошло и почему. Все встало на свои места, когда из машины показался Паха. Он подошел ко мне и заботливо поинтересовался:
   - Живой?
   Я тихо проворчал.
   - Слава Богу! Я боялся, что ты сейчас голову поднимешь, и бампер мне помнешь.
   Думаю, что бампер Пахе придется менять, и не только бампер.
   Как выяснилось позже, Паха увидел в зеркале заднего вида, что Васильев прервал свое преследование. И не зная, что произошло (машина сломалась или передумал), решил устроить таран, "чтобы уж наверняка". Благодаря сотрясению, Аля с трудом понимала, где находится, и поэтому не могла образумить Паху не совершать эту глупость. Дельфин развернулся и помчался к обидчику на всех порах. И только благодаря включенным фарам, он не наехал на меня.
   Я с трудом поднялся на лапы и, пошатываясь, направился к Васильеву. Тот тихо лежал возле дороги, бессмысленно смотря на темнеющее небо и часто дыша. Но постепенно дыхание становилось все реже, пока совсем не сошло на нет. Васильев последний раз дернулся всем телом и затих навсегда.
   Что теперь будет? В таком состоянии Дельфин не проедет мимо поста ГАИ. Куда прятать машину и тело Васильева? Получается, что мы убили участкового, который к тому же, покончил жизнь самоубийством. Как же все запуталось. Мама, роди меня обратно. Наши птицы на юг не летят, вспомнилось мне. Я тихонько заскулил.
   Если оба автомобиля развернуть на 180 градусов, то можно свалить все на Васильева. Дескать, это он врезался в нас, когда мы ехали домой, а подушка безопасности не сработала, потому что...
   Да потому что нет подушки безопасности. Автомобиль принадлежал Тимофееву. Не будет же Васильев выезжать из своего дома на личном автомобиле, учитывая, что его тело должно находится в морге. Тимофеев заехал к безутешной вдове и тихо забрал Васильева.
   Что мы имеем? В степи стоит поврежденный автомобиль Тимофеева, а рядом валяется мертвый Васильев. А куда делся хозяин, и как здесь оказалось тело Васильева, это были уже не наши проблемы, а головная боль сотрудников полиции.
   А если нас задержу на посте ГАИ, то мы могли разбиться в любом другом месте, возвращаясь с отдыха на речке. И кто будет выяснять подробности, когда узнают, кто является владельцем данного транспортного средства. Откуда у девушки синяк? Не вписались в поворот. Да-да, сразу же в больницу.
   Осталось только найти какой-нибудь пень, и валить отсюда, пока еще чего-нибудь не случилось. Если Дельфин не умер.
   Но тут удача была на нашей стороне.
  

18 Подарок на новоселье

   С тех пор прошла неделя. На это время не Альбина переехала к Тряскиным, а Паха поселился у Али, за что ежедневно отхватывал от меня немало острот по этому поводу. Хотя на данный момент его главной задачей было здоровье будущей жены и ремонт Дельфина. Благодаря медальону, Аля за два дня избавилась и от синяка, за три - от сотрясения, что не мешало ей каждый день слушать нотации от Ольги Петровны. Ремонт Дельфина продвигался гораздо медленнее, но местные умельцы залатали все вмятины безукоризненно. Автомобиль будто только что сошел с конвейера. Паха каждый вечер общался с родителями по телефону, говорил, как мы "здорово отдыхаем в поселке" и как они были неправы в своих сомнениях.
   Мы с Мариной встречались уже дважды. Ее желание общаться со мной возросло, как только Аля растрепала ей про наше приключение. На очередное недержание языка за зубами я устало махнул рукой, главное, чтобы это не попало в газеты.
   Любимым местом Марины была библиотека, а цитатами из литературных шедевров она сыпала направо и налево. Паха, который литературу не признавал ни в каком виде, назвал ее пропащим человеком, ищущим себя в чужих судьбах героев на страницах книг. Я же называл его приземленным гопником, который не может "ямб от хорея отличить". Хотя, что такое ямб, я тоже не знал. Еще я ждал повестки в поселок, но пока все было тихо.
   А о том, что мы убили человека, никто из нас старался не вспоминать.
  
   Но вот мы "славно отдохнули, и вернулись в город". В тот вечер Паха предстал перед родителями целым и невредимым. Дельфин был как новенький. Аля собирала вещи для переезда. Мы с Мариной договорились на завтра пойти в кино. Естественно, после библиотеки. Она все время намекала на демонстрацию оборота. Я соглашался, но только если она проткнет свою ладонь ножом. После кино, я решил, что возьму Марину за руку.
   Жизнь налаживается, подумал я, как тут зазвонил сотовый, будто не соглашаясь со мной. На экране высветилось "мент поганый". Неужели Васильев так сильно не хотел умирать? Но оказалось, что это Тимофеев. Правда, от этого мне легче не стало.
   - А я вспомнил, где видел твоего кореша, - мрачно проинформировал он меня, - это сынок вашего пахана. По "ящику" видел. Так что, найти проблемы не составит. А найду - пощады не будет. Всех пущу в расход. Из твоей шкуры пальто сошью.
   - Заходи с подветренной стороны, - посоветовал я, - почую - кишки выпущу.
   - Учту.
   - Ты в розыске. В курсе?
   - За меня не переживай.
   - Как глаз? - поинтересовался я.
   - За глаз ты мне еще ответишь, серая шавка, - пообещал Тимофеев, - уж не знаю как...
   Тут его голос дрогнул и он отключился.
   Когда Васильева выбивали из колеи, он становился невозмутимым и хладнокровным. Чего не скажешь о Тимофееве.
   Я тут же набрал номер Али.
   - Сережа, - раздалось в трубке, - мне вот сейчас совершенно некогда с тобой разговаривать. Вещи собираю, мама плачет. От радости. Я вот думаю, может вначале взять самое необходимое, а вы потом поможете все остальное перевести. А если у нас вдруг не заладится, тогда проще будет назад вернуться. Игрушки я пока брать не буду, вдруг ему не понравиться. Ты как считаешь? Голова кругом идет. Уже час перед пустым чемоданом сижу, не знаю, за что браться.
   Я пока передумал говорить о Тимофееве. Разберемся позже.
   - Хочешь испытать оборот? - внезапно, даже для себя, спросил я, - Предлагаю первый и последний раз. Больше не буду.
   Аля некоторое время молчала, собираясь с мыслями. Потом нерешительно уточнила:
   - Ты серьезно?
   - Считай это подарком на новоселье. Только если пообещаешь никому не рассказывать. Если действительно обещаешь.
   - Клянусь светлой памятью Розы Люксембург, - радостно крикнула Аля.
   Сейчас она от восторга захлопает в ладоши, подумал я.
  

Часть 3

Каждому свое

Самый лучший день рождения

   С самого утра мой сотовый начал активную деятельность, что бывает с ним не часто. На моей жизненной вехе образовалась еще одна зарубка, нанесенная неотвратимым временем. В этот день я понадобился всем и каждому. Первой позвонила Альбина.
   - Не было случая поблагодарить тебя за подарок, - начала она вместо поздравлений, - спасибо.
   - Понравилось?
   - Не то слово. Жаль, что это было в первый и последний раз.
   Она очень громко вздохнула.
   - Давишь на жалость? - спросил я.
   - Да, - честно ответила она и рассмеялась, - всю жизнь мечтала прыгнуть с парашютом. А вот теперь сомневаюсь, что это будет интересно.
   - Попробую прыгнуть без парашюта, - предложил я, - получишь напоследок кучу впечатлений.
   Я хотел спросить, не разболтала ли она кому-нибудь про испытанный ею оборот. Но это все равно, что признаться в недоверии. А недоверие, как мы знаем, хуже предательства.
   - Твой друг не объявлялся?
   - Не думаю, что он решится навестить нас. Он в розыске, а одноглазый всегда выделяется в толпе.
   - Следствие не в курсе, что он одноглазый.
   - Мы в курсе. Но что он может сделать? На всех перекрестках видеокамеры, по небу летают стаи беспилотников. У вас дома сигнализация, охрана и твои чары. Не будет же он штурмовать эту крепость?
   - Все не так, все неправильно, - я почувствовал тревогу Али, но вдруг она резко сменила тему, - кстати, Паша тебе тоже подарок приготовил.
   - Хороший?
   - Я не в восторге. У вас, мальчишек, глаза вечно смотрят в сторону опасностей.
   - Иначе, Гагарин остался бы на Земле, - заметил я.
   На это Аля возразить не смогла. А я остался доволен собой.
   Следующий звонок был от Марины.
   - Привет, красавчик.
   - Привет. А вот Аля так не думает.
   - У Рыжика плохой вкус, и она это доказала еще раз. Хотя в неискренности замечена не была ни разу.
   - А мне Паха подарок приготовил, - похвастался я.
   - Могу себе представить. Мне уже смешно.
   - Ты к нему несправедлива.
   - Он сам дал мне повод так думать. У меня для тебя тоже есть сюрприз.
   - Книга?
   - Ага. Плиния-старшего. Чтобы ты ее под ножку стола подложил, гопник. Вот уж, нет. Для тебя книга без картинок, уже не книга. У меня кое-что другое. Как раз для такого, как ты. И как я тебя еще терплю?
   - У тебя золотое сердце и чистая душа.
   - А у тебя лапы грязные и пахнет из пасти.
   - Не у меня, а у моего альтер-эго. И только по праздникам.
   - Ты знаешь, что такое альтер-эго?
   - Нет, но я же правильно сказал?
   - Правильно, - Марина вздохнула, - ладно, давай там прихорашивайся. Позже поговорим.
   Как давно меня не поздравляли с днем рождения. Где-то в уголках памяти остались только расплывчатые образы из далекого детства. Первые годы моей жизни дядя еще старался устраивать праздники. Но на седьмой год заметив, что меня это тяготит, перестал отмечать и свое собственное. Вскоре этот день стал таким же обыденным, как и все остальные. В школе не поздравляли по причине летних каникул. Друзей, дарящих подарки, не было. День выпал из памяти за ненадобностью. Даже при поступлении в институт, глядя на графу "дата рождения" мне пришлось подумать. А так как природа не терпит пустоты, Новый год я люблю в два раза больше. Даже мопед дядя подарил мне первого января, и тот тосковал по дорогам в гараже до весны.
   Но теперь есть друзья, меня ждут подарки. А за подарки принято благодарить. Придется предпринять что-то интересное.
   И только ближе к обеду позвонил Паха.
   - Стареешь, братан? - спросил он меня без приветствия.
   - Старею, - согласился я, - но и ты не отставай.
   - Я тебя одного не брошу, если только это не экзамены. Я, кстати, тебе подарок приготовил.
   - Хороший?
   - Хороший. Даже Аля одобрила.
   - Быть такого не может.
   - Раньше не могло. А как ко мне переехала, сразу поумнела. На все смотрит другими глазами.
   - И это твоя заслуга?
   - Конечно моя.
   В трубке послышалась возня. Судя по звукам, Аля кинула в Паху подушку или своего плюшевого медведя. Раздался смех, потом борьба. Я терпеливо ждал, когда молодые подурачатся и вспомнят обо мне. Наконец, Паха объявился и запыхавшимся голосом еле произнес:
   - Когда намечается чаепитие?
   - Вначале заеду за Мариной, потом к вам. Поедем в ресторан какой-нибудь.
   - У тебя есть костюм? Нас охрана не пропустит.
   - Так называемый, фейс-контроль?
   - По-моему, дресс-код.
   - Я думаю, Аля договорится.
   - Понятно. Машину прислать?
   - Не надо, мы уж как-нибудь сами, по-пролетарски.
   - Правильно, не надо уподобляться всяким буржуям.
   Меня давно не поздравляли с днем рождения. Вот и сейчас никто не удосужился.
   Через час, когда я валялся на кровати, смотрел в потолок, пытаясь угадать, что Паха мне подарит, позвонил отец Алексей. После короткого приветствия он спросил:
   - Ты в курсе, что Васильев разбился на выездной дороге? Учитывая, что к тому времени он уже успел повеситься.
   - А разве такое бывает? - попробовал я удивиться.
   - Судя по всему, бывает, если это произошло.
   - Ну не знаю... Мы уехали, как и планировали. Поздним вечером были в городе.
   - Понятно, - задумчиво произнес батюшка, - его жена солгала, и спрашивается - на что надеялась. А сам Васильев отправился вслед за вами на Тимофеевской машине. По пути с кем-то столкнулся лоб в лоб. Подушки безопасности, если помнишь, отсутствовали.
   - Как не помнить?
   - Возникает вопрос, с кем он "поцеловался"? По крайней мере, у всех наших техника в порядке. Экспертиза показала, что встречный автомобиль был темно-синего цвета.
   Он вопросительно замолчал. Как все-таки неловко обманывать священнослужителя. Утешало, что это не исповедь.
   - Наш автомобиль в полном порядке. Есть, правда, всякие царапины...
   - В порядке, значит в порядке, - остановил меня отец Алексей, - Васильев был не только относительно хорошим участковым, но гнилым человеком, чтобы не иметь недоброжелателей среди земляков. Может, это просто досадная случайность. Хотя меня радует, что он, все же, не повесился. И не догнал вас. При нем был табельный пистолет, почти пустой. На правой руке следы от пороха. В кого стрелял, не ясно.
   - Это с вами следствие поделилось?
   - У меня есть некоторые связи.
   Я всегда догадывался, что священники не так просты, как кажутся.
   - Но если включить логику, - продолжил батюшка, - вы бы гармонично вписались в это происшествие.
   - А Тимофеев?
   - Судя по всему, в тот момент находился рядом, но почему-то не пострадал. Он вытащил Васильева из машины, а после скрылся. По крайней мере, эта самая здравая версия. Но не единственная. Только почему-то за рулем Тимофеевской машины находился Васильев. Когда найдут, спросят.
   Я хотел сказать, что Тимофеев лишился одного глаза, но как? Мы же уехали, не оглядываясь назад.
   - А мы там фигурируем?
   - Нет. Последний раз тебя видели после смерти Егорыча. Половина земляков не хочет говорить о вас следствию, другая боится. Да тут и без тебя хватает головой боли. Если еще потомственный колдун возникнет... И это еще не все.
   - Говорите.
   - В лесу нашли Степаныча. И тут дела обстоят еще интереснее.
   - Да уж куда интересней можно?
   Вот это меня действительно интересовало.
   - Наверно, Степаныч пошел на охоту, споткнулся об корень и угодил горлом в капкан.
   - Васильев говорил, что отнял у него ружье.
   - У него был "Калаш".
   - Откуда?
   - Где-то в восьмидесятых у одного солдата на вокзале украли автомат. Возможно, тот самый.
   - Степаныч?
   - Не уверен. В те годы он был председателем. Человек общественный, у всех на виду... Сложно мне представить его за воровством.
   Я немного помолчал.
   - Ну, он хоть не мучился?
   - Еще как мучился, - сочувственно поведал батюшка, - он смог освободиться из капкана и пополз в сторону поселка. Но не дополз. По пути скончался.
   - Кошмар какой, - сказал я, - что за дела у вас там творятся.
   - А самое интересное...
   Батюшка выждал паузу, показывая значимость момента.
   - ... у Васильева и у Степаныча верхняя одежда было надета изнанкой наружу.
   Что было, то было.
   - Обычно так спасаются от шуток лешего, - сообщил я.
   - Может быть, - неохотно согласился батюшка, - но это значит, что чуть раньше они были вместе.
   - Наверное.
   - И все это произошло в один день. Даже за один вечер. Так что, сиди на месте, сюда ни ногой. Тут без тебя проблем хватает.
   Мое праздничное настроение потускнело. Надо было его как-то спасать.
   - У меня сегодня день рожденья, - перескочил я на другую тему.
   - У тебя он каждый год наступает, - заметил батюшка, - только раньше это тебя не беспокоило.
   - Теперь беспокоит.
   - Отходишь от старой жизни?
   - Друзья требуют.
   - Одиночество, это плохо, - авторитетно заявил отец Алексей, - а друзья всегда нужны. Вот, Васильев с Тимофеевым, прекрасный образец крепкой дружбы. Извини за такой пример.
   Я кивнул, полагая, что батюшка это обязательно увидит.
   - Я рад, что у тебя все хорошо. Поздравляю.
   Ну, хоть кто-то.
   Была у меня идея позвонить Тимофееву и выпросить у него поздравление. Скорее всего, я бы услышал короткие гудки, но кто знает? Мой палец практически нажал на кнопку "вызов", как вдруг я вспомнил хорошую пословицу - не буди лихо, пока оно тихо. И в самом деле, хватит нарываться на неприятности, их в моей жизни будет еще немало.
  
   Паха остановил Дельфина возле гаража.
   - Все вон, - скомандовал он, и первым вылез наружу.
   Он нервничал, торопился и поторапливал нас. Не дожидаясь, когда мы покинем автомобиль, он подбежал к гаражу и настежь распахнул обе створки ворот.
   - У тебя же был мотоцикл в поселке?
   - Был мопед, - поправил я, представляя, как он пылает вместе со всем имуществом.
   - Какая разница, - Паха стащил брезентовый полог с объекта, стоящего посередине гаража.
   Не надо быть самым умным человеком на Земле, чтобы понять, что за подарок приготовил Паха. Тем не менее, Марина ахнула и зачем-то спряталась за меня. Мотоцикл был красивым, как закат солнца в пасмурную погоду, когда лучи пробиваются сквозь тучи, а ветер мягко рябит поверхность тихого озера.
   Это был самый лучший день рождения. Мое сердце застучало быстро и ровно, как новый мотор внутреннего сгорания, сделанный в Японии.
   Аля стояла недовольная.
   - Что за необходимость?
   - Ну как? - спросил довольный Паха, видя как расцветает на моем лице улыбка, - вещь?
   - Вещь, - согласился я, стараясь выглядеть спокойным и рассудительным. Хотя хотелось сделать какое-нибудь акробатическое сальто. И сделал бы, если б умел.
   - Он же дорогой, - сказала Марина, - ты его примешь?
   - А куда он денется? - уверенно заявил Паха.
   - Конечно приму, - я подошел к мотоциклу, и уже в качестве хозяина осмотрел его со всех сторон, - почему я должен огорчать людей своим отказом от подарка, сделанного от чистого сердца?
   - И он не дорогой, - пояснил Паха, - куплен с рук. Зато надежный.
   - Мне полегчало, - съязвила Марина.
   - Дело в том, что это не только от нас, - обратился Паха к Марине, которая смотрела на меня, как на продажную скотину, - родители тоже не пожелали оставаться безучастными. Это наш общий подарок, от всей нашей дружной семьи.
   - Я не при делах, - объявила Аля, - на тот случай, если ты расхлещешься об фонарный столб на двухстах километрах в час.
   Я пропустил ее замечание мимо ушей.
   - Все будет в порядке, - пообещал Паха, - а теперь...
   Он махнул рукой, и - он заорал, Аля сказала чуть слышно, закатив глаза:
   - Позд-рав-ля-ем!!!
   Я кнопку сигнала на руле мотоцикла.
   - Делать вам больше нечего, - не сдавалась Марина.
   - Мама поначалу также говорила, но папа был убедительным. У мужика должно быть свое транспортное средство. Тем более, что мы сгоняли в поселок и вернулись живыми, нам можно доверять.
   От сказанного Аля помрачнела еще больше. Марина презрительно ухмыльнулась. Я на мгновенье вспомнил Тимофеева и тут же забыл. Паха вообще не воспринял его всерьез, как возможную угрозу.
   - Но права мы не купили, сам понимаешь, - продолжал он, - это, конечно, подлость с нашей стороны, но что поделаешь? Придется самому сдавать.
   - Сдадим, не впервой, - пробормотал я, не особо понимая, о чем идет речь, - а где ключи?
   - Вот, - Паха протянул мне брелок и, опережая недовольство девушек, сказал, - ну пусть кружок сделает, ему сегодня можно.
   Я уселся на мотоцикле, повернул ключ в замке зажигания, нажал сцепление. Все как на мопеде, только мопед очень легкий и не такой быстрый. Я развернулся прямо в гараже и выехал на улицу. Крутизна от меня так и лучилась во все стороны. С непривычки мотоцикл казался неповоротливым и громоздким, но это не мешало улыбке застыть на моем лице.
   - Теперь я понимаю, почему дарить приятнее, чем принимать, - заметил Паха, глядя на меня.
   - Ты в корне не прав, камрад, - важно сказал я, - принимать гораздо приятнее.
   Я прибавил газу и мотоцикл взревел от предвкушения скорости.
   - Шлем забыли, - крикнула Аля сквозь шум мотора.
   - Шлем существует для трусов и подлецов, - ответил Паха, - я же как-то обхожусь без шлема.
   - Садись, - пригласил я Марину.
   Та отрицательно помотала головой.
   - До первого перекрестка и обратно.
   - Давай я, - крикнул Паха.
   Марина продолжала упорствовать.
   - С тобой я поеду медленно, без тебе быстро, - предупредил я, - как бы мне не улететь в ближайшую канаву.
   - Да залезай уже, - приказала Аля, - есть охота.
   Марина, недовольно скривив губы, села позади меня, сцепив руки у меня на животе.
   - Еще раз попробуешь шантажировать, - шепнула она мне на ухо, - прокляну.
   - Держись крепче, моя колдунья, сейчас я тебе покажу такой вираж, от которого все ваши городские будут плакать от зависти.
   С грехом пополам, я вырулил на дорогу.
  
   Уже поздно вечером, дома у Марины, я укрылся с головой под одеялом и разглядывал медальон. Наконец-то мне посчастливилось держать его в руках. Марина сидела в кресле, поджав ноги, и читала очередную, пятисоттысячную, книгу. Она заметила, что я тянусь к ее загадочному артефакту, но ничего не сказала против. Да и как можно запрещать что-либо, если наши отношения за последний час переросли из приятельских в более близкие.
   - Только цепочку не порви от восторга, - хмуро предупредила она, перелистывая страницу, - ей лет двести.
   Теперь я лично убедился, что медальон всегда теплый и светится в темноте. Тускло, книгу не почитать, но - светиться. Он качался маятником в моей руке, будто отсчитывая секунды другого измерения, оставляя за собой след из желтого света. Конечно, мой нож стоит выше медальона в иерархии волшебных вещей. Но и от этого, более скромного чуда, становилось не по себе. Особенно когда не можешь объяснить происходящее. Замечательная пара получилась из нас.
   Что-то мягкое и теплое легло на мои ноги. Я вылез из-под одеяла. Маринин кот, черный и блестящий, как экран сломанного мобильника, дал мне понять, что отныне я его собственность.
   - Как кошака зовут?
   - Паук, - ответила Марина, бросив мимолетный взгляд на своего любимца.
   - Почему Паук? Что-то колдовское?
   - Потому что на свете есть только один кот с таким именем, и он у меня.
   - Ловко, - согласился я и опять скрылся под одеялом.
   Медальон качался взад-вперед. Марина шелестела страницами книги без рисунков. Паук грел мне ноги. Основной свет был погашен, работал только торшер. За стеной спали родители, бывшие от меня не в восторге. В этой, почти что семейной тишине, мне стало немного стыдно, что я предложил обернуться волчицей Але, а не Марине. Да, Рыжик уже давно подкатывала с этим вопросом. Но сейчас я держал в руках медальон Марины. Медальон, которого больше нет ни у кого. А значит, Марина мне доверяет. И так захотелось сделать в ответ что-нибудь хорошее и личное.
   - Что читаешь? - спросил я Марину, оставаясь под одеялом.
   - Федоров Игорь, "В темных углах библиотеки", - неохотно ответила она, так как я спрашивал без особого интереса.
   - Не слышал о таком.
   - Еще бы, - презрительно сказала Марина.
   - Интересно?
   - Очередная бездарность.
   - Тогда зачем читаешь?
   - Есть интересные моменты.
   Мое бытовое соучастие Марину особо не порадовало.
   - Тебе завтра кофе в постель принести? - спросил я, высовываясь из-под одеяла.
   Марина посмотрела на мои взъерошенные волосы с такой трогательной нежностью, будто вот-вот расплачется от счастья.
   - Я не пью кофе по утрам.
   - Может, чай?
   - И чай не пью. Только стакан воды.
   Но это будет немного не романтично, подумал я. Все-таки первое совместное утро.
   - Ты долго еще?
   - Спи давай.
   - Тогда спокойной ночи.
   - Спокойной, - сказала она.
   Я долго лежал с закрытыми глазами и прислушивался к себе. Желание порадовать Марину не давало мне уснуть. Наконец мелькнула интересная мысль.
   - Я тебе утром книгу принесу в постель. Только не этого... Как его... Федорова. А что-нибудь из классики.
   - Только не кулинарную книгу.
  
   Остатки июля пролетели незаметно. Август тоже решил не задерживаться. По утрам становилось прохладней. Часто город просыпался в тумане, в котором терялись дома в соседних кварталах. Первые сухие листья опускались на землю. Рынок заполонили свежие овощи, фрукты и цветы. Все как всегда, ничего нового.
   Так как права мне не купили, пришлось посещать курсы вождения. Моей самой важной целью на тот момент были права категории D, и я добросовестно добивался ее. Мой мотоцикл становился все легче и покладистей. Марина уже более охотно садилась позади меня. А я с тоской следил, как укорачивается солнечный день. Пройдет осень, а мотоцикл зимой - не самое безопасное транспортное средство. Даже я это понимал, и усердно посещал курсы вождения, а вечерами штудировал правила дорожного движения.
   За всеми делами-заботами одним замечательным утром зажглось ярким светом, а вечером погасло тридцать первое августа, подарив на прощанье ослепительно красивый закат, небольшой дождь и радугу на полнеба. Каникулы закончились.
  

Начало второго курса

   Когда заканчиваются каникулы и начинается учеба, все студентам (особенно нерадивым) хочется учиться, ходить на лекции, наверстать упущенное, взяться, наконец, за ум. И мы с Пахой были готовы отнестись к учебе с повышенным усердием. Да, прошлый год прошел не очень гладко, признаем. Мы не особо желали учиться, а на лекциях, ожидая заветного звонка, играли в "морской бой". А вот теперь нас посетила жажда знаний, тяга к расчетным формулам и специализированной терминологии. Но первое сентября второго курса встретило нас неласково и начисто убило желание учиться дальше. Не успели мы войти в аудиторию, как Анна Александровна направила нас в деканат. Сердце чувствовало недоброе.
   - С этого дня на лекциях вы будете порознь, - сообщила нам завуч, уже зная нашу реакцию и готовая дать отпор.
   Мы, в свою очередь, тоже предполагали, для чего нас вызвали и были готовы к жаркой дискуссии, хотя и не верили в положительный исход. Переубедить преподавателя в чем либо, невозможно. Так показывает жизненный опыт. Поэтому нам было все безразлично, и бунтовали мы ради бунта.
   - Это подавление свободы выбора, - спокойно сказал Паха.
   - Это ради вашего же блага. Я сразу поняла, что вы хулиганы. У вас на лицах обозначен подростковый максимализм и это не так хорошо, как вы думаете. После прошлогоднего случая вы до сих пор остаетесь у меня в черном списке. И, честно сказать, я жду не дождусь, когда вы опять оступитесь, чтоб с позором отчислить. И тут уже ни деньги, ни связи не помогут.
   - Если нас рассадить, мне не у кого будет списывать, - поделился я, - и я скачусь до двоек.
   - В таком случае на производство не попадет очередной проходимец.
   Зараза!
   - В нашей группе мы - изгои, - продолжил Паха, - нас не любят. Если нас рассадят, мы будем беззащитны перед этим агрессивным стадом.
   - Очень хороший повод влиться в коллектив и найти новых друзей.
   - Вы не понимаете...
   - Нет, не понимаю, - перебила завуч, - не понимаю, как можно было купить экзамены, в то время, как Митрофанов, какой-никакой, но явился.
   Паха несколько помрачнел:
   - Во-первых, я жутко болел, и готов был прийти на пересдачу. Хоть сейчас.
   - Уже не надо.
   - Во-вторых, это была идея моего отца, причем идея чистая и бескорыстная. В какой-то степени.
   - Еще какая корыстная.
   - Да вы же сами взяли эти деньги!
   Пожалуйста, только не сболтни лишнего, мысленно попросил я. Так ли мы уверены, что часть денег осела в карманах деканата.
   - Эти деньги, которые я взяла с омерзением, пошли на ремонт института. В частности, третьего этажа. Остальное было сделано за счет учебного фонда. Можно было бы даже сказать "спасибо" Алексею Викторовичу. К сожалению, это распространенная практика, когда родители платят деньги за своих детей. Приходиться с этим мириться. Хотя деньги пошли на благое дело, сам поступок отвратителен.
   - Но я-то об этом не знал, - Паха посмотрел на завуча невинными глазами, - и сам был в шоке от случившегося. Я же учил, готовился.
   - Мы вместе готовились, - встрял я.
   - Митрофанов, тебя не спрашивают. Твою "четверку" честной тоже не назовешь.
   - И мы с Серегой накануне экзамена не пили, не гуляли, как все остальные. Просто оба нечаянно заболели, только мне было на порядок хуже. Наверно в той кафешке макароны были не свежими, даже?
   Он посмотрел на меня, ожидая поддержки.
   - И чай пах плесенью, - добавил я.
   - Вот мы и отравились. И мне до сих пор неловко, не потому что я не пришел на экзамен. Не потому, что за меня заплатили. Бог нам всем судья. Мне стыдно, что я оставил своего друга одного, без поддержки.
   - Гореть тебе в аду, - буркнул я.
   - В свою защиту, хочу сказать, что я молился за него...
   Завуч спрятала лицо в ладони, ее плечи задергались.
   - ...и благодаря моим молитвам, он сдал.
   Завучу понадобилось время, чтобы стать серьезной.
   - Знаю я, как он сдал.
   - Главное - результат.
   Если бы Паха чуть поднажал, завуч бы рассмеялась, что случается не часто. Но и данный эффект был неплох.
   - Вам обоим надо было в театральный поступать. Все предпосылки для этого имеются. На будущее - если я вас все-таки выгоню, поступайте туда. У меня там подруга работает, замолвлю за вас словечко.
   - А пока? - спросил я.
   - А пока вы будете сидеть за разными партами, и налаживать отношения с коллективом.
   Другого мы и не ожидали. Главную задачу мы выполнили - поглумились над завучем. Правда, в итоге только позабавили, но и это неплохо. Может, наши отношения будут более теплыми.
   - Это еще не все, - продолжила завуч.
   Вы вздохнули и приготовились к еще худшим новостям.
   - Вы не приходили на отработку.
   Мы с Пахой переглянулись.
   - О какой отработке идет речь? - спросил я.
   - Общественно-полезный труд. Обязателен для всех. Студенты, окончившие первый и второй курсы, дружно занимаются улучшением внешнего и внутреннего вида нашего института.
   - Во время своих законных каникул? - удивился Паха.
   - Это не справедливо, - сказал я, хотя в школе против отработки ничего не имел.
   Буду ли я успевать встречать Марину из библиотеки. Лето прошло, с каждым днем темнеет все раньше и раньше. Да и я уже привык к роли охранника. Это как ответственная миссия, которая неплохо поощряется со стороны охраняемой.
   Замечание про справедливость завуч пропустила мимо ушей:
   - Раньше студентов отправляли на картошку в октябре, теперь, вместо этого - июльская отработка. Покраска парт, поливка клумб и так далее. Вы заметили, как все вокруг изменилось?
   - А мы были не в курсе всяких там отработок, - возмутился Паха.
   - А надо было на экзамены приходить вместе со всеми.
   Мы готовы были все стерпеть, чтобы искупить вину, которая нам казалась не такой уж и тяжелой, но эта новость была слишком неприятной и неожиданной.
   - После уроков, скажем, числа с десятого, будете поступать в распоряжение нашего завхоза. Не думаю, что это будет для вас обременительно. Потаскаете что-нибудь с места на место, гвоздь приколотите.
   - А надолго это все, - с грустью в голосе спросил я.
   - Две недели, с понедельника по пятницу. Всего десять дней и... - она посмотрела на нас строгим взглядом, - стоит ли напоминать, что будет, если вы решите все проигнорировать?
   - Нет, - буркнули мы, стараясь, чтобы злые нотки в наших голосах намекнули о нашем отношении ко всяким там отработкам и рабским повинностям.
   - Вот и хорошо, - завуч мило улыбнулась, - можете идти. Скоро прозвенит звонок.
   Мы уже выходили в коридор, как услышали:
   - Тряскин!
   Мы остановились.
   - В противном случае, твои родители заплатили бы за твоего друга?
   Вопрос был не к месту. Паха очень переживал за случившееся. Он виновато посмотрел на меня, я ободряюще кивнул.
   - Не тушуйся, брат.
   - Нет, - бодро ответил Паха.
   - Я так и знала, - ехидно сказала завуч.
   Потепления отношений на данный момент не предвиделось.
   - Он сам бы за себя заплатил.
   Не дожидаясь новых вопросов, мы выскочили в коридор.
  
   Мы решили больше не качать права, чтобы не наломать новых дров. Еще старые не догорели. Мы смирились, решив, что ничего страшного не произошло, а быть отчисленным из-за очередных выкрутасов нам не хотелось. Паху дома ждала Альбина, его гражданская супруга. Я вечером встречаю Марину из библиотеки. Надо хоть иногда показывать нашим девушкам, что мы серьезные и ответственные люди, уверенно смотрящие в завтрашний день. Что с нами стоит иметь дело, а наше будущее - надежно и безоблачно. Но всегда что-то идет не так.
   Паха переехал на третий ряд, за пятую парту возле окна. Он по-хозяйски отодвинул на подоконнике горшок с полузасохшим цветком и стал смотреть на улицу. Его сосед, обычно общительный пацан, на этот раз погрузился в свои мрачные думы. Не думаю, что Паху это хоть как-то огорчило.
   Я занимал место, выбранное мной год назад - в первом ряду, на первой парте, возле входной двери. Чтобы в случае пожара первому выскочить из аудитории. Ко мне подсадили долговязого, вечно недовольного типа. И у него были причины для недовольства. Первое сентября, как и желание учиться, у него тоже было испорчено. Он и раньше меня не особо жаловал, а теперь и вовсе невзлюбил. Желая показать свой характер и полное презрение ко мне, он в наглую раскидал свои тетрадки по парте, вероломно залезая на мою половину.
   - Попрошу не вылезать за границу, - твердо сказал я.
   Новый сосед фыркнул:
   - Пусть лежат, не задавят.
   Следующие несколько секунд должны были определить, кто хозяин моей парты, а кто тихий безропотный квартирант. Пока преподаватель отсутствовал.
   Я махнул рукой и его тетради, шурша страницами, красиво посыпались на пол. Часть группы вздрогнула от неожиданности.
   - Охренел, что ли? - закричал сосед и навис надо мной, как речная ива над мальчиком с удочкой.
   Злость, как цветок, распустились в моей груди. Воздух колыхнулся вокруг меня, будто волна на озере. Я вскочил и толкнул соседа обеими руками. Он отлетел назад и ударился спиной об соседскую парту. Сидящие за ней парни недовольно вскрикнули. Сосед лежал на полу, не понимая до конца, что произошло. В это время зазвенел звонок - первый в этом учебном году.
   - А драка после уроков будет? - послышалось в аудитории.
   Я, дерзкий и наглый, повернулся к группе:
   - Кто хочет драку, могу устроить прямо сейчас.
   Любитель разборок на заднем дворе после уроков скромно промолчал, что добавило несколько баллов на мой счет. Краем глаза я заметил, как напрягся Паха, готовый кинуться в гущу событий.
   - Митрофанчик, хорош психовать, - оповестил самый авторитетный товарищ, староста группы, - пошумели и хватит.
   Это больше походило на просьбу, чем на очередной наезд. Победителем я сел за парту. Рядом осторожно приютился сосед, тихий, мрачный и подавленный. Собранные тетрадки разместились на его углу парты. Победитель, чтобы не случилось, должен быть благородным и скромным, но я ликовал. Все-таки нависшие надо мной неприятности потеряли свои очертания. Вся группа убедилась, что я не простой деревенский парень, а очень и очень сложный. Я поразмышлял, стоит ли протянуть соседу руку в знак примирения. В это время пришло сообщение от Пахи:
   "Зверь. Я почти испугался".
   "У самого руки дрожат".
   "Может после уроков определенных товарищей пригласить?".
   "Думаю, из этих никто не рискнет".
   "А мне здесь нравится. Из окна Дельфина вижу".
   Вошла наша классная и тут же подозрительно посмотрела вначале на Паху, потом на меня. Будто профессиональным чутьем почувствовала в воздухе остатки недавнего конфликта. Но внешне все казалось спокойным.
   Я решил, что можно обойтись без примирений. Благородный поступок мог остаться непонятым.
  
   Вечером мы вчетвером катались на Дельфине, отмечая начало нового учебного года. Желание учиться прошло само собой, домашнее задание останется невыполненным. К предстоящей отработке девушки отнеслись с каким-то безразличием - не им же оставаться после уроков. Для нас эта новость тоже перестала иметь какое-либо значение. До десятого числа еще дожить надо. А пока мы катались, Паха восторженно рассказывал о моей схватке с соседом и последующим вызовом всей группы на дуэль.
   - И это при том, что он не взял с собой свой перочинник.
   - А если бы у него сотрясение случилось? - обеспокоенно спросила Марина.
   - Тогда бы наш Сереженька вылетел с учебы быстрее пули, - ответил за меня Паха, и был недалек от истины.
   - Да я его даже не задел, - сказал я.
   - Ну конечно, - усмехнулась Аля, - он сам отлетел.
   - Именно, - кивнул я.
   Аля повернулась и посмотрела на меня. Я был абсолютно серьезен.
   - Что чувствовал?
   - Желание толкнуть человека, - улыбнулся я.
   Аля перевела взгляд на Марину. Та пожала плечами.
   - Может быть.
   - А что случилось? - спросил Паха.
   - Ничего особенно, - Аля опять стала смотреть на дорогу, - похоже, наш мальчик повзрослел.
  

Предчувствия

  
   Дельфин пришвартовался в гараже. Ворота были распахнуты настежь, но горячий летний воздух не мог разбавить окружающую нас прохладу.
   - Все сходится, - после раздумий сказала мне Аля.
   - Что именно тут может сходиться?
   - У тебя оперяются крылья.
   - В смысле?
   - Ну тебя.
   - Теперь он может взглядом людей раскидывать в разные стороны? - воодушевился Паха, - я тоже так хочу.
   Девушки бросили на него взгляд, полный презрения.
   - Все это могут, - сказала Марина, - но не все знают об этом.
   Аля продолжила:
   - Сила проявляется во время переживания сильных эмоций. Или очень долго к этому готовиться. Не есть мясного и медитировать. То есть вести образ жизни, на которую ты не способен.
   - Да я как-то не испытывал особых эмоций. Так, небольшое волнение.
   - Спонтанное проявление силы, спящей до этого, может проявиться от любого толчка изнутри. Как тогда, в автомобиле.
   - И чем это мне может пригодиться?
   - Встретишь ночью хулиганов, смартфон останется у тебя, - объяснила Марина.
   - А еще можно совершить что-нибудь нехорошее, сам того не желая, - вставила Аля, - у тебя это хорошо получается.
   Мне оставалось только развести руки.
   - А я-то тут причем, если это происходит не по моей воле?
   - При том, что надо быть более осторожным и по возможности спокойным в возникшем конфликте. Со временем научишься контролировать себя.
   - Надо понимать, что у тебя преимущество перед другим человеком. Что ты будешь отвечать за возможные последствия, - добавила Марина.
   - А если мне нож к горлу представят?
   - То на суде тебя оправдают, если это будет не сын какого-нибудь чиновника.
   - По этому вопросу в ближайшее время тебе можно не переживать, - обнадежил Паха.
   - Мне хватает только одного ножа, - сказал я, - остального я не просил.
   - А ты думал, что все будет так просто. Никто не хочет рождаться в бедной семье, иметь плохое здоровье и психические отклонения. У каждого свой крест, который надо нести только потому, что он есть.
   Нашу беседу прервал звонок моего сотового. На экране высветилось "Мент паганый".
   - Все тихо! - громко сказал я.
   - Он? - тихо спросила Аля.
   Я кивнул и нажал клавишу.
   - Привет, Серега, - послышался в трубке голос, который я был бы рад не слышать никогда в жизни. Наше приключение закончилось и должно оставаться в прошлом. Но почему-то оно постоянно напоминало о себе, намекая, что это еще далеко не конец. Что еще появится возможность и поплакать кровавыми слезами, и жрать землю, и пожалеть, что родились на свет.
   - Вы ошиблись номером, - бодро ответил я, - здесь таких нет.
   - Скоро точно не будет, - пообещал Тимофеев.
   - Где пропадал? Два месяца никаких новостей о тебе.
   - К тебе шел, шкура.
   - А не возникало желания оставить все, как есть, и удалиться из моей жизни? Кануть в безызвестность.
   - Нет, не возникало, - Тимофеев был честен, как никогда, - скажу больше - сплю и вижу нашу встречу.
   Друзья слушали, боясь пошевелиться и стараясь по моим репликам угадать весь наш разговор.
   - Тогда хочу напомнить, что все твои неприятности возникают только из-за тебя и твоих глупых поступков.
   - Например?
   - Если бы ты не срезал медь с тех двух тракторов и не продал ее Кузнечику, всего этого не было бы.
   - А ты, я вижу, в курсе всех событий.
   - Ты сам выбираешь эту дорогу, на которой постоянно спотыкаешься. Или я не прав?
   - Давай рассуждать дальше, - предложил Тимофеев, - если бы я не родился, ничего бы этого не произошло бы. Вообще ничего. Но это случилось, я выбрал свою дорогу, которая закончится смертью одного из нас.
   - Нет желания найти что-нибудь поровнее?
   - Благодаря твоим усилиям, меня ждет зона и нары.
   - Моим усилиям? - изумился я, - Славик, а не ты ли Ваську с детьми прикончил? Не вы ли с Васильевым спалили мой дом, ради каких-то своих амбиций?
   - Ваське надо было поменьше трепаться, был бы жив сейчас.
   Этот человек и на страшном суде не признает свою вину. И там у него будет Васька виноват.
   - Вы даже Степаныча догадались привлечь, чтобы с нами справиться. Ты же знаешь, что он больной на всю башку! Теперь он мертв!
   - Знаю. Кстати, вся эта заваруха началась именно со Степаныча. А мы просто вернули ему смысл жизни, в обмен на небольшую помощь.
   - Ты в курсе, что ты мразь?
   - В курсе. Но я решил облегчить свою душу перед Богом и избавить землю от колдуна, ведьмы и этого, из золотой молодежи. Тоже мракобес порядочный. Думаю, там оценят мой поступок.
   Я посмотрел на Паху и Алю, они тут же поняли, что речь идет о них.
   - А из твоей шкуры я пальто сошью на зиму, - добавил Тимофеев мечтательно, - кстати, как ты это делаешь?
   От уверенности и спокойствия, которые от него исходили, мне стало не по себе. Или он курит дурь, или настроен очень серьезно. Надеюсь, что курит.
   - Когда я лишил тебя глаза, случайно мозг не задел? - спросил я.
   - Нет, но внес заразу. Об этом мы поговорим при встрече, - отреагировал он хладнокровно, - теперь вы - мои лучшие друзья.
   - Ты же понимаешь, что мы будем защищаться всеми возможными способами?
   - Я даже надеюсь на это.
   - Тебя повяжут раньше.
   - Может быть, Серега. Может быть. Но скажи мне, только честно. Что мне еще остается делать, исходя из той ситуации, в которой я сейчас нахожусь?
   Что тут можно ответить? Просили же - честно.
   - Наверно делать то, что делаешь.
   - Ты прям, как Егорыч, - одобрил Тимофеев, - хороший мужик был. В волков не превращался, как некоторые.
   - У тебя неверная информация.
   - Да ну, - удивился Тимофеев, - вот уж не знал.
   - Он волков и лис отгонял от поселка.
   - Вот видишь, какой у тебя дядя молодец, и какое ты недоразумение.
   Меня охватила злая радость. Тимофеев родился под счастливой звездой, раз он был далеко отсюда. Я начал говорить медленно, но с выражением:
   - Это я-то недоразумение? Не мне нет входа в поселок. Не я в компании вооруженных друзей размахивал пистолетом перед двумя беззащитными подростками. Не я ходил по лесу в куртке, одетой на изнанку, как придурок. Не я упустил этих подростков, лишился глаза, друга и дома и все это за один день. И кто из нас недоразумение?
   - А знаешь, что я тебе скажу? - спросил Тимофеев все также спокойно.
   - Что?
   Секундное молчание в трубке.
   - Что ты прав, братишка. Что меня занесло на повороте, был через чур самоуверен. За что и поплатился.
   Было даже как-то странно слышать от него такие слова.
   - Но после того провала у меня кое-что осталось.
   - Опыт?
   - Опыт. Я уже знаю, на что ты способен, на что способна твоя ведьма. У твоего другана тоже козыри в рукаве найдутся, учитывая, чей он сын. Я много размышлял, пока шел к городу. И знаешь что?
   - Просвети.
   - Я уже не так самоуверен, как раньше.
   Паха зевнул. Аля отколупывала краску со стеллажа. Только Марина тревожно вслушивалась в каждое мое слово. Мне тоже начал надоедать этот разговор.
   - Так ты уже в городе?
   - Скажем так, твой мотоцикл гораздо круче старого мопеда. Ну и подарочки у вас, скажу я.
   Прежде чем до меня дошел смысл последней фразы, в трубке раздались короткие гудки. Несколько долгих секунд мне понадобилось, чтобы в моем мозгу загорелось "ОН ЗА НАМИ СЛЕДИТ!!!". Не важно, где он пропадал все это время, сейчас он здесь. Есть ли в этом мире что-нибудь страшнее людей, одержимых местью. Которым нечего терять? Только сейчас я заметил, что друзья с интересом смотрят на меня. Я убрал телефон в карман и попытался улыбнуться.
   - Поздравляю! У нас появился свой маньяк.
   - Это хорошо или плохо? - спросил Паха.
   - Он за нами наблюдает. По крайней мере, он в курсе про мотоцикл.
   - Я так и думала, - прошептала Марина.
   - Что ты думала? - Аля посмотрела на нее и вздрогнула.
   Марина побледнела. Ее глаза бегали, ни на чем конкретно не останавливаясь. Более растерянного человека мне видеть не доводилось.
   - Я вчера гадала на себя...
   Паха облегченно вздохнул:
   - Напугала.
   - ...и выпала смерть.
   - Ерунда, - добавил я.
   - Три раза подряд.
   - Да хоть семнадцать, - махнул рукой Паха.
   Однако Аля не поддержала наш оптимизм. Пока я общался с Тимофеевым, она была встревожена. Теперь она выглядела подавленной.
   - Это серьезно.
   Паха фыркнул.
   - Насколько серьезно? - спросил я.
   - Ну, попадание не стопроцентное, конечно. Это не предсказание смерти, а предупреждение. Это не должно обязательно случиться, но если ничего не предпринимать, все может закончиться плохо.
   - Так давайте предпримем что-нибудь, - предложил я.
   - Этим мы без вас займемся, - отмахнулась Аля, - кстати, у тебя СЛУЧАЙНО нет клочка его волос. Много не надо.
   Бывают такие вопросы, на которые не сразу и ответишь, даже если знаешь точный ответ.
   - Как-то не догадался прихватить с собой в тот раз.
   - Значит, мама придумает что-нибудь.
   Я посмотрел на Марину, и мне самому стало не по себе. Наверно так выглядят люди, которым врач сообщил о смертельной болезни.
   - Мы можем что-нибудь сделать? - спросил я Паху.
   - Так, что мы можем? - спросил он сам себя, - Мы можем предупредить охрану, можем позвонить некоторым людям, которые решают проблемы не так, как полиция. Да и в полицию можно обратиться.
   - Они могут его отследить по звонку, - добавил я.
   - Главное - родителей не привлекать.
   - Обратишься в полицию, родители узнают, - заметила Аля.
   - У меня тоже есть идея, - сказал я, - если он скрывается где-нибудь в лесу, я смогу его вычислить. И обезвредить.
   - Мне не нравиться обе ваших идеи, - вмешалась Аля.
   - Я буду с ним нежен.
   - Будем бить по всем направлениям, - не обращая на Алю внимания, подытожил Паха, - не думаю, что он может представлять для нас угрозу, но лучше просчитать все заранее и загнать его в угол.
   - Если не ходить по одиночке темными переулками, то бояться ничего не стоит, - добавил я.
   - А так как у нас скоро отработка, лучше вам сидеть дома.
   - У него был пистолет, - вспомнила Аля.
   - Навряд ли он вспомнил о нем, лишившись глаза, - решил я, - судя по всему, ему там было очень больно.
   - А после?
   - Ну вот я бы, например, не вспомнил.
   - У меня есть пистолет, - важно заявил Паха.
   Мы все знали, что у Пахи есть ствол, только он нам еще не показывал, потому что...
   - Он немного не зарегистрирован, но вполне работоспособный. Я как-то выезжал с охранником в лес и, по крайней мере, по банкам я стреляю хорошо. Так что, если мы его подкараулим...
   - А если он опять не один? - прервала его Аля, - Может тот мужик с автоматом где-то рядом?
   - Все может быть, - пробормотал я неуверенно, - но он попал в капкан в первый и последний раз.
   - Ты это видел?
   - Я это слышал, и поверь мне, он орал не от радости. А о смерти батюшка рассказал.
   - Все равно, мне от этого не легче.
   - Вся их компания потерпела поражение, в той или иной степени. Скорее всего, он один.
   Я хотел добавить, что Тимофеев должен быть морально подавлен, обессилен. Помощи ждать не приходится, средств к существованию нет, податься некуда. Его карта бита. Но судя по тому, с какой интонацией он говорил, Тимофеев полон сил и оптимизма. И у него есть цель. И это пугает.
   - Товарищи, - громко сказал Паха, - тут у нас сборище всяких магов и волшебников. Неужели мы не сможем справиться с одним инвалидом, который к тому же находится в розыске и на нашей территории?
   - Все мы сможем, - наконец-то подала голос Марина. Она хотела казаться бодрой и веселой, - с такими-то помощниками.
  

Долгожданная встреча

   Это день должен быть моим днем. Пока Аля и Марина под руководством Ольги Петровны жгут свечи, вглядываются в зеркала, шепчут защитные заклинания и просят духов о поддержке, я решил не терять времени даром. Главное, как всегда - все продумать.
   Тимофеев следил за нами, а значит, периодически объявлялся возле дома Тряскиных, скрываясь в лесу среди деревьев и кустарников. Очень удобное место для наблюдения. Правда, оттуда можно видеть только то, что происходит перед забором и открытый гараж. Так что, много полезной информации он не получил. Но с точки зрения маскировки, это место очень подходит для разведки. Лес большой, точка обзора может быть любой и с легкостью меняться на более подходящую для данного момента. Он видел меня, мотоцикл и Марину. Много ли надо ума, чтобы понять, что это за мотоцикл, и кто эта девушка рядом со мной. Думаю, для этого восьмилетнего образования Тимофеева хватит. А значит, надо переживать уже не за двоих, а за троих дорогих моему сердцу людей.
   В зависимости от того, как долго он находился в статусе наблюдателя, в лесу должен остаться его запах, указывающий, откуда Тимофеев пришел, и куда теперь направился. Может он и ночует где-нибудь среди берез и прячется под полиэтиленовой пленкой от дождя. А если это так, то я, в образе волка, мигом смогу его убедить, что он не прав. Лес, это моя стихия. Зрение у меня лучше, нюх острее. Только жалко, что лешего нет. С его тягой к играм мы бы враз разыграли Тимофеева.
   Я поделился своими мыслями с Пахой. Мы сидели у него в гараже на следующий день после объявления Тимофеева. Ворота мы закрыли, чтобы вечер и посторонние взгляды не проникали внутрь. Дельфин мирно спал на своем месте, рядом с автомобилем Тряскина-старшего. Мой, пока еще безымянный, мотоцикл стоял возле стены, в ожидании прогулки.
   - Ты это хочешь провернуть прямо сейчас? - спросил Паха.
   - Именно сейчас, - ответил я, - не теряя времени даром.
   - Эффект неожиданности? Как Суворов через Альпы? Где-то я уже об этом слышал.
   Подтверждая серьезность своего намерения, я достал из внутреннего кармана ветровки нож, аккуратно завернутый в полотенце.
   - А свою шкуру не хочешь попробовать? - Паха достал с верхней полки стеллажа рулон, привезенный нами из поселка и завернутый в пакет. Все забывал забрать его с собой.
   - Я еще не знаю, как она функционирует. Потом как-нибудь разберусь.
   Паха положил пакет обратно.
   - Хочешь произвести на Марину впечатление?
   - И на Марину, и на Тимофеева. Надо, хотя бы узнать, здесь ли он. Может уже поменял место дислокации.
   - Ночи дожидаться не будешь? Еще светло.
   - Хочу успеть выспаться, чтобы завтра не проспать.
   - Да уж, - согласился Паха, - за нами везде следят - и в институте, и тут. У всех мы на крючке.
   - И поэтому они думают, что мы беззащитны.
   Паха задумчиво покивал головой:
   - И ты хочешь доказать обратное?
   Я не стал отвечать на этот вопрос, и так все понятно.
   - Марине, судя по всему, угрожает опасность.
   - Ты тоже повелся на это? - поморщился Паха.
   - Хорошо, что не Але, - намекнул я.
   Паха смиренно склонил голову:
   - Я тебя понял, чувак.
   - И мне нужно от тебя кое-что.
   - Говори.
   Я приоткрыл ворота, и выглянул наружу. Солнце уже коснулось верхушек сосен. Лес молчал, срывая все свои тайны. По трассе перед лесом промчались два автомобиля. Ничего подозрительного я не увидел.
   Мы еще немного поговорили, я дал Пахе несколько инструкций и со словами...
   - Пожелай мне удачи.
   - Удачи!
   ... я перебежал трассу.
   Я не спеша направился к своему проверенному пню, внимательно вглядываясь в каждое дерево, в каждый куст, прислушиваясь к каждому звуку. Но вокруг стояла благословенная лесная тишина, которая бывает в лесу только вечером и в ясную погоду. Иногда я останавливался и просто стоял, прислушиваясь к своему внутреннему голосу. Но оба, и лес и голос, сегодня были немногословны. Да и на душе у меня было тихо и спокойно, как бывает всегда, когда город далеко, а его звуки становятся все тише и тише.
   Легкий ветер промчался мимо меня. Я попробовал принюхаться, в надежде почувствовать запах дыма, пороха, грязного тела. Но только запах смолы и поздних осенних цветов попытались убедить меня, что эти места безопасны для двух студентов и их подруг.
   Я подошел к своему знакомому осиннику, скрывающий мой пень для оборота. Уже один раз я использовал здесь свой нож, и все сработало нормально, кроме утренней прогулки Пахи. Ну да ладно. Для начала я воткнул нож в пень, снял ветровку и повесил на ближайшей осинке. Потом минут двадцать я походил вокруг да около, всматриваясь и прислушиваясь к окружающему пространству. Ни единого намека на опасность. Время пришло.
   Я быстро скинул одежду и не теряя ни секунды перепрыгнул через пень. Еще не успел приземлиться, а уже все преобразилось - звук, цвет, запах. Руки и ноги стали сильными и быстрыми, а спина избавилась от начинающегося остеохондроза. Здоровье, мощь и жизнелюбие наполнили мой организм. Очень захотелось побегать по полянам, погонять зайцев, покувыркаться в траве. Все то, что делала Аля, обернувшись волчицей.
   Но время беззаботного веселья на сегодня не намечалось. Я вскочил на лапы и кружась на одном месте стал принюхиваться к воздуху, выискивая запахи, способные оповестить об угрозе. Здесь было все чисто. Не зря интуиция, или что-то другое, указали мне на это место.
   В первую очередь надо было очень осторожно пробежаться вдоль края леса недалеко от дороги, чтобы найти то место, где Тимофеев мог наблюдать за нами, не опасаясь быть замеченным. Через десять секунд я был напротив гаража Тряскиных. Если бы ворота были открыты, то можно было легко разглядеть все, что находится внутри и мой мотоцикл в частности. И не надо никаких видеокамер и подслушивающих устройств. Все просто и надежно.
   А вот и запах самого Тимофеева. Запах одиночества, на пару с холодным расчетом. А также запах грязи и дешевых сигарет. Переходя с места на место, он истоптал тут все вокруг, но все же цепочка следов, ведущая в лес, отыскалась быстро. Я осторожно побрел по ней, одновременно держа след и оглядываясь по сторонам. Если Тимофеев живет где-то в лесу, то можно незаметно подкрасться к нему и сильно обрадовать его долгожданной встречей.
   Запах становился все насыщеннее. Цель приближалась.
   Где-то хрустнула ветка, где-то скрипнула сосна. Белка перепрыгнула с ветки на ветку. Над головой пролетел дрозд. Я на мгновенье замер, краешком сердца ощущая чье-то присутствие. Нет, все тихо. Мое сердце стучит громче, чем шумит весь лес. Я сделал шаг вперед, и тут мою лапу пронзила острая боль. Я взвизгнул и попытался отскочить в сторону, отчего боль стала еще сильней. Я упал на бок и, поскуливая, посмотрел на лапу. Запястье попало в петлю из тонкой стальной проволоки, аккуратно замаскированной в траве. Такую наши поселковые пацаны ставят на крупных птиц и зайцев. Я попал в силки и не мог скинуть петлю за неимением пальцев и когти здесь не помогут. Мне оставалось только лежать и не делать резких движений.
   В это время из ближайших кустов поднялся Тимофеев. Не торопясь, он потянулся, разминая затекшее тело. Его лицо освещала улыбка охотника, который долго преследовал добычу и наконец, загнал в тупик. Но где тот хулиган-красавец, которого я когда-то знал. Один глаз его был закрыт навсегда. На веке красовался страшный шрам. Сам худой, потрепанный, грязный, небритый. Достаточно неприятное зрелище, учитывая, что в его руке был нож. Не волшебный, но очень острый.
   - Око за око, так говорят? - спросил он, будто ожидая, что я ему отвечу человеческим голосом.
   Он немного посмотрел на меня и засмеялся:
   - А я реально думал, что ты говорить можешь. Напичкают же в детстве сказками...
  

История Тимофеева

   Боль была настолько сильная, что Тимофеев не слышал, как волк, взобравшись по склону, выбрался из оврага. Как истошно закричал Степаныч, погнавшийся с Калашниковым за своим зайцем. Как два автомобиля, один за другим, завели моторы и умчались, оставив его одного. Нет, ничего такого Тимофеев не слышал. Перед глазами стояло одно белое пятно, в котором прыгали маленькие разноцветные пятнышки, переливаясь и мерцая, словно кто-то связал новогоднюю гирлянду в один узел. Тимофеев катался по земле, прижимая руками левую часть лица, где только что был глаз. Он ревел, стонал, плакал, но боль так крепко засела в голове, будто внутри находилась раскаленная сковородка, на которой вместо картошки жарятся его мозги. И кто-то постоянно перемешивает и перемешивает их, и скребет ложкой по чугунному дну.
   Спасение было только в одном. Тимофеев начал искать пистолет. Он ползал по земле как змея, которую только что переехал автомобиль и дрожащей рукой шарил в зарослях иван-чая. Ствола нигде не было. Тимофеев взвыл от отчаянья. Если бы он потерял сознание от боли и пролежал в беспамятстве несколько часов, чтобы боль хоть немного отступила...
   Где-то послышался крик. Тимофеев замер. Это был Степаныч. С ним-то что случилось? Последнее что помнилось, это заяц, непонятно откуда взявшийся. Просто шлепнулся рядом с людьми и убежал. А у Степаныча к зайцам есть претензии, только ему, Степанычу, известные. Он помчался за длинноухим, но что-то произошло, и вот теперь он кричит. Наверно, нарвался на что-то. Давно пора.
   Если думать о чем-нибудь, то боль отступает. Пусть немного, пусть она также настойчиво пилит ржавой пилой нервы. Но есть возможность оттеснить ее на второй план. Нужно продержаться какое-то время - говорят, оно лечит. Надо привыкнуть к боли. Тимофеев начал думать, чего раньше бывало с ним не часто.
   Их план провалился. А провалился он благодаря Васильеву и Степанычу, которые не решились убить ведьму и сына мэра возле этого самого оврага. Видите ли будет шумно, в поселке могут услышать. Потом леший (в него Тимофеев не верил, но кто же еще?) заставил их сделать крюк и вернуться на это же место. После чего в поселке наверняка слышали стрельбу из автомата и нечеловеческие крики. Но пока никто не пришел к месту событий.
   Но существование леших и ведьм тускнело на фоне Сереги, который, при такой мощной поддержке, еще и оборотнем оказался. Это уже выходило за все рамки понимания. Как он смог превратиться в этого зверя, сильного и беспощадного? А ведь таким тихоней рос, мухи не обидит. Васильев даже предположил, что он до шестнадцати добровольно расстанется с жизнью. Но вместо этого бегает по полям и выкалывает людям глаза. Понятно, где заканчивается реальность и начинается сказка. Когда дядя колдун, есть, у кого научиться подобным премудростям. Но даже если все это возможно (а если верить глазам, еще как!), то одна деталь заинтересовала Тимофеева. До полнолуния еще далеко. Книг мы не читаем, но кино убеждает, что оборотни зависят от фазы Луны.
   Если Серега может превращаться в волка, когда ему заблагорассудится, то как он, Тимофеев, может этим воспользоваться. То, что потерю глаза никто никому прощать не собирается, это стало ясно сразу, после потери. Это должен понимать и сам Серега. Должен понимать и ходить по улицам своего города, трусливо оглядываясь по сторонам и вздрагивать от каждого резкого звука. Тимофеев представил себе эту картинку и улыбнулся. Встретимся еще, щенок.
   Где-то опять, но уже ближе, закричал Степаныч, долго и протяжно. Потом послышались хлюпающие звуки, кашель и стон, вначале громкий, потом стихающий и умолкнувший навсегда. Степаныча не стало.
   Нет. Серега не будет трястись от страха в углу. За последние сутки он показал себя достаточно матерым волком. Молодым и глупым, но бесстрашным. Иначе не приехал бы в поселок на разборки, доказать свою правоту. Иначе не накинулся бы на вооруженного Тимофеева. И что тут говорить - не каждый сможет выколоть человеку глаз. А Серега смог. Вырос наш мальчик людям на радость, врагам на посрамление. За свою шкуру он не будет бояться. А за своих друзей? В каждой цепи есть слабое звено. Тимофеев опять улыбнулся. Он даже попутался завести руки за голову и потянуться, но резкая боль тут же напомнила о себе.
   Кто-то бесцеремонно пробежался по его ногам. Какой-нибудь вконец обнаглевший бурундук или полевая мышь. Хватит валяться беспомощным мешком, пока есть еще хоть капля гордости. Тимофеев осторожно закрыл ладонью поврежденный глаз, и открыл здоровый. Смутно, очень расплывчато, он увидел темное небо, слегка подернутое розовым с одного края. Ночь прошла быстро, значит, большую часть провалялся в беспамятстве. Если зрение восстановиться, пусть даже и одного глаза - о лучшем и мечтать не стоит. Боль со временем пройдет, шрам зарубцуется. К отражению в зеркале можно привыкнуть. Но есть вещи, которые не забудутся никогда.
   Тимофеев резко перевернулся на живот и вскрикнул от боли. Начал часто-часто дышать, концентрируясь на процессе. Есть только воздух, больше ничего. Ничего, кроме воздуха. Там боль уходит на задний план.
   Через семь минут Тимофеев уже стоял на ногах. Все вокруг плыло и переливалось. Не последнюю роль в этом сыграли боль и слезы. Не в последнюю - усеченное изображение мира. То, что Серега оставил ему на память. И все это раздражало и изматывало. Но у него есть цель, а значит, есть причина жить.
   Он вытер рукавом глаз и посмотрел на этот новый мир, в который ему предстояло окунуться. Он вспомнил, что сутки назад у него была совсем другая жизнь. Разгильдяйская, развеселая, но вполне сносная. А теперь он калека, без друзей, без дома. Он все это вспомнил лишь на мгновенье, чтобы уже больше никогда не вспоминать. И не спеша побрел по дну оврага, намереваясь выйти из него, когда склон будет более пологим. Сейчас у него попросту не хватит сил вскарабкаться наверх. А когда он вышел на поверхность, то вдруг вспомнил, что пистолет остался далеко позади. Солнце всходит, глаз видит, и его можно было найти. Но возвращаться он не стал. Пусть лежит там же, где и его прошлая жизнь - в прошлом. Единственное, что его беспокоило в данный момент - не занес ли этот блохастый ублюдок какую-нибудь заразу. Помереть от заражения было бы очень унизительно, учесть, через что он прошел за последние несколько часов. В своем далеком детстве Тимофеев дважды прошел через заражение крови (не надо было залезать в чужой дом, где полным-полно ржавых гвоздей и не стоило дразнить бездомную собаку), и он ясно представлял, что это такое. Но в любом случае, это вскроется чуть позже. Пока есть время, нужно действовать.
   Еще через шесть часов он уже шел по объездной дороге, когда впереди показалось нечто массивное и безжизненное. Это был его автомобиль. Недалеко на обочине валялся Васильев. Это первое, что бросилось в глаза. Что же здесь произошло? Второе, при ближнем рассмотрении - куртка Васильева, вывернутая на изнанку. Тимофеев некоторое время изумленно смотрел на нее, пытаясь осознать причину столь странного ношения одежды. Ах да, проделки лешего, вспомнил. Он взглянул на себя и не смог удержаться от улыбки - его ветровка тоже была вывернута, а внутренняя часть испачкана землей. Степаныча тоже найдут странно одетого. Следователям будет, над чем задуматься.
   К тому времени боль из острой переросла в тупую, которую можно было не замечать. Но нельзя было не заметить, что тело друга без особой радости лежало под полуденным солнцем и жара делала свое дело. Плюс ко всему, некогда довольно симпатичное лицо было разбито, как догадался Тимофеев, об лобовое стекло изнутри салона. А подушки безопасности не было. Будто Кузнечик отомстил на прощанье.
   Автомобиль выглядел не лучше. Его передок был серьезно покорежен, чтобы надеяться на его способность пробежать две сотни километров до города. Потому что именно такое расстояние придется ему преодолеть, чтобы поговорить по душам с вероломной молодежью.
   Тимофеев оглянулся вокруг и заметил пистолет, лежащий возле передних колес. Он поднял его и внимательно осмотрел. Достигла ли хоть одна пуля своей цели? Тимофеев с тоской приложил дуло к виску и нажал курок. Ничего. Утро не задалось со вчерашнего дня, и глупо было ждать от судьбы даже маленького бонуса.
   За все это время, со времени аварии, здесь не проехала ни одна машина. Районному центру было не до маленького, не приносящего пользы, поселка. У поселковых не было дел в районе. Но это не значит, что вскоре не послышится шум мотора и Тимофеева с пистолетом не заметят возле трупа участкового. Он тщательно протер пистолет полой ветровки и бросил его на землю.
   Затаив дыхание и брезгливо морщась, Тимофеев быстро обшарил карманы мертвого друга (внутренние стали внешними и наоборот), достал мобильник и набрал районную прокуратуру. Не представляясь, быстро сообщил, что на проселочной объездной дороге до поселка лежит тело участкового Васильева и плавиться на солнце. После чего Тимофеев нажал "отбой" и в последний раз посмотрел на друга.
   - Что же мы натворили, братан?
   Васильев, даже если и хотел, не мог напомнить, что все началось с медной обмотки. Все ЭТО случилось из-за какой-то медной проволоки. Даже не золотой. А у кого руки зачесались? Кому эта медь не давала спать по ночам, в то время, когда Васильев просыпался от плача своей любимой дочки?
   И будто услышав немое обвинение в свой адрес, Тимофеев быстро, насколько позволяло состояние, направился от дороги в сторону леса, к той его части, которую не тронул недавний пожар.

Паха стреляет

  
   Тимофеев стоял впереди меня, настолько уверенный в себе, что даже лес испуганно замер, ожидая кровопролития.
   - А не можешь говорить, замолкни навсегда.
   Он выставил вперед руку с ножом и сделал шаг ко мне. Его оружие для меня не представляло бы реальной угрозы, но для полноценного боя мне недоставало одной лапы. А когда выбора нет, можно попробовать и меньшее количество. Главное, не думать о небольших неудобствах.
   Но тут в воздухе почувствовался запах нового персонажа. Я, стараясь не обращать внимания на боль в лапе, злорадно улыбнулся и завилял хвостом. План, наконец-то, сработал. Ловушка захлопнулась.
   И Тимофеев это заметил. Привыкший не ждать от жизни ничего хорошего, он молниеносно повернулся назад. В десяти метрах от него стоял Паха с пистолетом в руке. В данный момент он выглядел, как герой боевика, низкобюджетного, но снятого с огромной любовью к киноискусству. И на прицеле был Тимофеев. Чаша весов резко опустилась в нашу сторону, ибо зло должно понести наказание.
   - Руки вверх, гражданин, - скомандовал Паха.
   Но Тимофеев, предпочитавший скорее смерть, чем подчинение, рванул сквозь кусты. Паха поднял пистолет вверх, снял с предохранителя и произвел три выстрела в воздух. Потом залихватски свистнул и заорал на весь лес:
   - Ату его! Вперед, ребята, - и выстрелил еще дважды.
   Я с удивлением посмотрел вслед убегающему Тимофееву, потом на Паху. Какого черта он сделал? Он его практически отпустил, и тем самым, возможно, разворошил самый страшный осинник в нашей жизни. Один не стреляет в неприятеля, когда есть хорошая возможность. Другой позволяет себя поймать в силок, подобно глупому зайцу. Учитывая, какая опасность нависла над нами и нашими девушками. Что с нами не так? И когда мои планы начнут, наконец, срабатывать? Мы же в гараже все продумали!
   Как только хруст веток под ногами Тимофеева затих в лесу, а ветки кустов перестали качаться, Паха подбежал ко мне и опустился на колени.
   - Ну-ка, - он осмотрел мою лапу с взглядом опытного ветеринара, - погоди, сейчас мы это исправим.
   Он осторожно ослабил захват и я, поскуливая, вытащил лапу из петли.
   - Пустяки, небольшой порез, - убежденно заверил Паха, - вот я бы на его месте поставил волчий капкан, чтобы наверняка.
   Я попробовал встать на лапу. Сейчас самое время догнать и обезвредить Тимофеева. Как бы быстро он не бежал, я догоню его прежде, чем он успеет выдохнуться. Но я тут же понял, что на сегодня бега закончились. И я взвыл вслед убегающему врагу, в надежде, что инстинкт самосохранения посоветует ему оставить все попытки преследовать нас. По крайней мере, на Паху мой вой произвел впечатление.
   - Вот сейчас реально страшно было, - покачал он головой, - пойдем домой, что ли?
   Успокоившись и придя в себя, мы доковыляли до пня. Из него торжественно торчал нож, что меня очень порадовало. Если он потеряется во второй раз, я, наверно, покалечу похитителя, кем бы он ни был.
   Когда я упал на спину человеком, лес взбудоражили Пахины радостные вопли. Согласен, к этому трудно привыкнуть. Пока он успокаивался от увиденного, я успел одеться, стараясь не шевелить правой рукой, на запястье которой хорошо виднелась красная полоса на опухшей коже. Останется тонкий шрам, как напоминание. На плече уже был один, на память от Степаныча. Отряхиваясь от хвои и грязи левой рукой, я спросил громко, но стараясь не сорваться на крик:
   - Ты почему не подстрелил гаденыша?
   - Потому что эта вещь, - он продемонстрировал пистолет, - абсолютно "левая". Она даже не существует, как огнестрельная единица, и это учитывая, что у меня и лицензии нет.
   Я зло и обиженно смотрел на Паху, зная, что он поступил правильно. Но как же близко была развязка!
   - Если ствол всплывет, батиной карьере придет конец. Не думай, что в полиции работают идиоты. Все вычислят враз, и примут соответствующие меры. Мне опытные люди все объяснили по этому вопросу, до мелочей. Самое лучшее для меня, вообще к нему не прикасаться. Пусть себе лежит в укромном месте и ржавеет.
   Я взял у Пахи пистолет левой рукой, осмотрел со всех сторон, прицелился в сосну, потом в небо. Классная вещь! Тяжелая, громоздкая и абсолютно незаконная. Дремавший во мне хулиган чуть было не проснулся. Только благодаря здравому смыслу и силе воли я не нажал курок. Видя азарт в моих глазах, Паха забрал пистолет, засунул его за ремень и застегнул ветровку.
   - Мне ее дали только на случай вооруженного налета, шантажа или похищения.
   - А батя знает? - спросил я.
   - Батя как раз и придумал все это. Но мне будет спокойней, если ты не будешь об этом распространяться.
   - На допросе могу расколоться.
   Мы шли обратно к Пахиному дому. Лес окутали сумерки. Сентябрьские, они были еще теплые в этот поздний час, но в воздухе уже веяло прохладой. Брусника только начала поспевать, а на кустах голубицы висели перезрелые ягоды. Где-то в лесу сидит Тимофеев, обхватив голову руками. Такая ошибка могла стоить ему свободы, здоровья, а возможно - и жизни. И пришли бы мы потанцевать на его могиле. Я бы точно пришел.
   - Если бы Тимофеев ударил мою девушку, я бы ему хотя бы ногу прострелил, - сказал я.
   Паха не стал долго раздумывать:
   - Если бы твою девушку звали Альбиной, тебе бы пришлось выслушать несколько лекций на тему "мстить может только жалкий ничтожный человек" и "жажда справедливости - не самый лучший попутчик". Что-то в этом роде. Спокойный ум и холодный расчет, вот формула успеха в борьбе с маньяком.
   - Хорошо, что не я ее тогда встретил.
   - Поверь - если бы я его подстрелил, даже в ногу, ничего хорошего бы из этого не получилось. Деньгами не все можно купить. Конечно, хотелось устроить ему парочку огнестрельных по ногам. Можно было бы его даже грохнуть и закопать под сосной и каждый год искусственные цветы приносить, но мне одного трупа уже хватит. На том свете нас не поймут.
   - Ладно, - смирился я, - что будем делать дальше, снайпер хренов? У тебя там какие-то люди были.
   Паха задумался. Для жильцов близлежащих домов никаких событий не произошло. Даже если кто-то и услышал звук, похожий на выстрелы. Это район богатых людей, здесь все чудят по-своему. Никто и не поверит, что сегодня неподалеку чуть не схлестнулись между собой маньяк и оборотень. Что в лесу скрывается опасный преступник, готовый убивать жестоко и беспощадно. Никаких свидетельств, что тут хоть что-то произошло.
   - Эти люди не будут прочесывать лес вдоль и поперек, выискивая одноглазого беглеца. Они могут только проявить бдительность и выехать на подмогу по первому звонку.
   - Выходит, мы сделали все, что смогли?
   - На данный момент, да. Будем надеяться на девчонок. И на то, что твой Тимофеев захочет покинуть наши края.
   Мне вдруг пришла мысль, которая заставила меня остановиться. Паха вопросительно посмотрел на меня.
   - У Тимофеева есть сотовый, - сказал я.
   - И где-то он его заряжает, - добавил Паха.
   - Где?
   - Да где угодно. В каком-нибудь приюте для бездомных. Или наркоманском притоне. На даче можно спрятаться, если сезон закончился. Будет встреча, спроси. Он твой друг.
   Я решил, что этот вопрос лучше не оставлять без внимания.
  

К чему приводят отработки

   Наступила вторая пятница сентября. По утрам в городе уже достаточно темно, даже для сентября с его постоянно уменьшающимся световым днем. Небо заволокло тучами. А если учесть, что веселые грозы прошли вместе с летом, то нас ожидал мелкий продолжительный занудный дождь. В такие дни, лежа в теплой постели, я ненавидел первую лекцию больше, чем вторую и третью, вместе взятые.
   С недавнего времени я периодически стал просыпаться вместе с Мариной. Не так часто, как хотелось. Но надо было учитывать отношение ее родителей к совершенно постороннему человеку. И хотя они не высказывали вслух свое мнение в мой адрес, думаю, любой другой человек был бы для них менее посторонний, чем я. Я старался быть приветливым и воспитанным, но в ответ я получал только холодную вежливость и тайное призрение.
   - Ах да, вы же родились в поселке, - в наших редких беседах это была самая любимая фраза, надменно слетающая с их родительских губ. И завтрак, а общение у нас получается только по утрам, становится невкусным. Как так получается, что у снобов рождаются вполне приличные дети?
   В такие моменты Марина старалась перевести разговор в более нейтральное русло, например о себе самой.
   - Вчера мне выдали новый библиотечный формуляр, - похвасталась она, - старый уже закончился.
   Но родители не только не принимали меня, но и не понимали маниакальную склонность дочери к чтению.
   - Сергей, - обратилась ко мне мать, - а вы любите читать?
   Я несколько замешкался.
   - Вы имеете в виду, книги?
   - Да, книги. Вы их читаете?
   - Да я как-то... не очень, - пробормотал я, - мне кино больше по душе.
   Я ожидал их любимое "ах, да, вы же родились в поселке". Но - о, чудо. Родители впервые посмотрели на меня с некоторой теплотой.
   - Вот, Марина, бери пример с Сергея. Книги тебе не помогут в жизни, кроме развития фантазии. А она у тебя развита, дальше некуда.
   Марина бросила на меня взгляд, полный презрения, и демонстративно взглянула на часы.
   - Нам пора.
   - Спасибо, - сказал я, выходя из-за стола.
   В своей комнате Марина расплескивала свой негатив налево-направо.
   - Книги им мои не нравятся, - зло шипела она, закидывая в сумочку косметику, - и так всю жизнь. Кроме сберегательной книжки, других не признают.
   - Просто они невежи, - попробовал я оправдать родителей.
   - Невежи, - передразнила Марина, - еще один грамотей. Невежды! Если хочешь, чтобы звучало правильно. А ты чем лучше их, гопник?
   - Я с пониманием отношусь к твоему увлечению и не унижаю тебя при посторонних, - ответил я с достоинством.
   Марина подошла ко мне, обняла за шею и прижалась.
   - Прости, - сказала она тихо, - только ты меня и понимаешь, невежа.
   Я хотел сказать что-нибудь смешное, но зная, что у Марины совершенно другое чувство юмора, просто поцеловал ее в макушку.
   - Опаздываете, - крикнул отец.
   Мы выскочили в коридор.
   - Медальон взяла? - тихо спросил я.
   - Черт.
   Марина вернулась в комнату и вышла, застегивая сумочку.
   - Потом надену.
   Работа Марины находилась недалеко от дома. Это являлось основной причиной ее отказа ночевать у меня. Проводив ее до первого поворота, я отправился на свою остановку. Мой институт находился гораздо дальше.
   Повинность, которую назвали нейтральным словом "отработка", оказалась не такой страшной, как показалась вначале. Завсклада Саныча - жизнерадостного худого мужчину с вечным перегаром, никогда нельзя было застать на месте, так как его место - это все четыре этажа нашего института. Где он может быть, и не ушел ли уже домой, об этом мы не знали. Да и сами наши поиски особым рвением не отличались. Обычно мы ожидали его возле склада, ровно тридцать минут пялились в экраны смартфонов, после чего Дельфин отправлялся катать нас по городу.
   Иногда, правда, приходилось и поработать, но в процентном отношении это была малая доля от того количества часов, которые нам предстояло отработать. В такие моменты мы в основном переносили с места на место стройматериал, коробки, инструменты и прочие вещи. Это действие называлось сортировкой. Но благодаря нам склад становился просторней, даже на душе становилось приятнее. Моя поврежденная рука еще побаливала, но это было вполне терпимо. Тем более, что времени для отдыха у нас было навалом. Каждые полчаса завсклад звал нас пить чай, во время которого рассказывал нам историю своей жизни. Сам он пил кое-что покрепче.
   - ... а потом все эти коробки разом посыпались на меня, - так он закончил свой очередной рассказ и закатился громким смехом. И мы его поддержали, это действительно было смешно. В это время на склад заглянула завуч.
   - Я так понимаю, работа идет полным ходом? - поинтересовалась она.
   - Парни устали, отдыхают, - важно заявил Саныч.
   Завуч внимательно посмотрела в его сверкающие глаза и нахмурилась.
   - Я слышала, как они отдыхают.
   - Это издержки пятиминутного перерыва. Ребята работают, как надо. Претензий к ним не имею.
   - А не поздновато ли для работы? Полшестого уже.
   - За работой время летит незаметно, - сказал Паха.
   - Искупаем грехи, - добавил я.
   - Рада слышать, - кивнула завуч, - может, из вас выйдет вся блажь, и вы займетесь делом. И не разочаровывайте меня больше.
   - Не будем, - пообещали мы.
   - Будь моя воля, - продолжил Саныч, - я бы им заплатил.
   При слове "заплатил" завуч поморщилась, будто вспомнила что-то неприятное.
   - Для студентов предусмотрена стипендия, - сказала она холодно, - этого вполне достаточно.
   - Мы работаем за идею, а не за деньги, - сказал я.
   - Митрофанов, - устало проговорила завуч, - ну ты-то куда лезешь с этими шуточками? Я еще понимаю - Тряскин.
   - За деньги работают только лентяи и подонки, - дополнил Паха мою мысль.
   Завуч посмотрела на нас, как на больных.
   - Быстрей бы на пенсию, - пробормотала она.
   Как только дверь закрылась, Саныч сказал:
   - Завтра можете не приходить. Отдыхайте.
   - Так завтра суббота, - напомнил я, - у нас выходной.
   - А, точно, - кивнул завсклад, - тогда в понедельник не приходите. Думаю, у вас найдутся более полезные дела, чем здесь дышать пылью. Я вас прикрою.
   -Да, у нас много дел, - сказал я.
   - Тогда валите домой, - махнул рукой Саныч, - надеюсь, у вас зонтики при себе. На улице дождь. Мы сегодня и, правда, чуток подзадержались.
  
   Сидя в Дельфине, я позвонил Марине. Ответом были длинные гудки. Они тянулись откуда-то издалека, резко обрывались и начинались по новой.
   - Молчит? - спросил Паха, подъезжая к библиотеке.
   - Наверно, уже ушла.
   - А чего не позвонила? Катаемся тут, почем зря.
   Я взглянул на часы. 6:15.
   - Проверю на всякий случай.
   Я выскочил из машины и под проливным дождем побежал к крыльцу, перепрыгивая через лужи. В библиотеке стояла тишина, самая подходящая атмосфера для данного учреждения. Я прошелся по длинному коридору и остановился возле входа в читальный зал. В центре зала, за своим столом сидела библиотекарша. Оторвавшись от своих формуляров, она вопросительно посмотрела на меня.
   - Здрасте, - крикнул я, - а Черникова уже ушла?
   - Здравствуйте, - ответила Нина Николаевна, - что-то вы сегодня припоздали. Минут двадцать назад ушла.
   - До свидания.
   Я еще раз набрал номер Марины, но услышал только все те же длинные гудки.
   - Наверно из-за дождя не слышит, - предположил я, садясь в машину.
   - Позже позвони, - беззаботно сказал Паха, и Дельфин направился к моему дому.
   Марина вечером не ответила. Что-то неприятное зашевелилось у меня в груди. Тревога или ревность. Я позвонил Але, но у нее была такая же информация.
   - Может ей стало грустно, - предложил я, - сидит где-нибудь в ночном клубе.
   - Да нет, навряд ли, - Аля задумалась, - мне все вспоминаются карты.
   - Да ладно тебе, - постарался я сразу уйти от этой темы, - карты ничего не могут предсказать, кроме навязчивых мыслей.
   - Домовых тоже не существует, - резонно заметила Аля, - хоть ты с пеной у рта и утверждаешь обратное.
   - Да что ей может угрожать?
   - А Тимофеев?
   - Сдалась ему Марина, о которой он толком ничего не знает. Его цель - мы. И это только угрозы.
   - Ради этих угроз он добрался до города.
   - А что ему еще оставалось? И у него был отличный шанс, он упустил его. Увидел, что мы вооружены и с нами шутки плохи.
   - Он может вернуться.
   - А что ему еще делать? Сидеть в холодной землянке и заготавливать ягоды на зиму? Так сезон уже прошел. Наверное, бомжует сейчас где-нибудь на окраине, по помойкам шарится.
   - Значит, даже на минимальный риск ты не рассчитываешь?
   Я почесал затылок. Слова Али меня немного отрезвили. В этом мире может произойти все, что угодно. Особенно, если ты этого не ожидаешь.
   - Я не считаю, что Тимофеев причастен к тому, что Марина сейчас может находиться у какой-нибудь подруги.
   - Если завтра утром она не объявиться, поедем ее искать, - сказала Аля.
   - Договорились.
   Но уже утром родители Марины нас оповестили - ее нашли вечером в парке с перерезанным горлом.
  

Имя для мотоцикла

   После того, как Тряскины подарили мне мотоцикл, они также вручили запасные ключи от гаража с наказанием не делать глупостей. Это касалось вождения без прав и в нетрезвом состоянии. В остальном я был своим человеком с неограниченным запасом доверия. Гараж был большой, на два автомобиля и мой мотоцикл не занимал много места - скромно стоял возле стенки. Я сюда приходил, чтобы немного попрактиковаться в вождении (до перекрестка и обратно, иногда чуть дальше), и протереть пыль с блестящего корпуса. Я для этого даже специальный набор тряпок купил и очистил под них одну полку на стеллаже от хозяйских вещей. Теперь это была моя личная полка с тряпками, документами на мотоцикл и шкурой волка, которую никак не мог забрать с собой. Все руки не доходили.
   Утром мы все сидели в коридоре Центрально отдела полиции и ждали Ольгу Петровну. Когда она вышла из кабинета следователя, то была бледнее прежнего и вытирала платком красные глаза. Шанс на то, что беда окажется ложной, провалился.
   - Кошмар какой, - прошептала она и направилась к выходу.
   Потрясенные и растерянные, мы пошли следом.
   Ольгу Петровну и Алю мы отправили с шофером домой, а сами остались на улице, беспомощно оглядываясь по сторонам, будто пытаясь найти нужные слова. После вчерашнего дождя на улице было ясно, прохладно и свежо, как после влажной уборки.
   У Пахи зазвонил мобильник. Пару раз сказав невидимому собеседнику "хорошо", он нажал "отбой".
   - Аля сказала не делать глупостей без нее. Вечером все обсудим. Сейчас надо все организовать по-человечески. Я сейчас к бате наведаюсь. Он сказал тебя одного не оставлять. Со мной пойдешь?
   - Побуду один, поплачу над своей несчастной жизнью.
   - Не забудь пожаловаться на несправедливую судьбу.
   - Обязательно.
   Чувство юмора, даже такое специфическое, как у нас, наглядно показывает, что мы не сломлены и наши силы готовы активизироваться в любой момент.
   - Справишься? - он хлопнул меня по плечу.
   Я мрачно кивнул. В моей голове отсутствовали какие-либо мысли, была только пустота, но не легкая, а давящая и мрачная. Недолго я был чьим-то молодым человеком. Даже в Париже ни разу не побывали. Где-то в возможном будущем растворилась наша семейная жизнь, наши дети и совместная старость на скамейке под цветущей яблоней.
   Мы с Пахой разошлись в разные стороны. Он отправился в министерство к родителям, решать вопрос с похоронами. Я на маршрутке поехал к дому Тряскиных, посидеть в одиночестве в гараже.
   Если бы мы в тот раз обезвредили Тимофеева, уж не знаю каким способом, была бы сейчас жива Марина? Тимофеев ли ее убил, или другой человек, не имеющий к этой истории никакого отношения. Никаких прямых угроз в ее адрес не поступало. Были только гадальные карты, которые предсказали конечный результат, но детали оставили при себе.
   Сразу после того, как стало ясно о случившемся, я набрал номер Тимофеева, чтобы в праведном гневе высказать ему все, что думаю про него и пообещать такой мучительной смерти, какой не пожелает себе самый искушенный мазохист. Но в трубке я услышал только короткие гудки.
   А ведь я должен был встретить ее возле библиотеки, как делал всегда, каждый день. Но именно вчера отработка на складе затянулась. Будто кто-то специально подстроил это событие, долго и тщательно планируя детали и рассчитывая механизм поведения каждого из участников этого дня. Лично я никого в этом не обвинял. Ни завуча, за наказание - оно было справедливо. Ни Саныча - он выполнял указание свыше, а мы, как помощники, были ему не особо нужны. А вот что теперь скажут родители Марины, которые сразу ко мне отнеслись предвзято. Их тоже можно понять, единственная дочь достойна всего самого лучшего, нежели студента, без роду и племени. Но уж если взялся провожать девушку до дома, так доводи дело до конца. А отработка или я в больницу попал, это уже отговорки. Меня подобные претензии не смущали. Но все же, на душе было гадко.
   А я мог бы обернуть волком, чтобы разведать место преступления на предмет запахов. Тогда бы я наверняка знал о причастности Тимофеева. Это была моя очередная дельная мысль в этом году. И хоть все предыдущие и не оправдали себя в полной мере, я сам себе разрешил:
   - Действуй, Серега.
   Осталось только дождаться ночи, надеясь, что вчерашний дождь не смыл все запахи. Но как показывает практика, что-нибудь должно остаться.
   Я открыл ворота и выкатил мотоцикл на улицу. Он сам будто дрожал от нетерпения и рвался в дорогу. Закрыв гараж я, обошел свой подарок вокруг.
   - Как же мне тебя назвать? - спросил я его, - Негоже мотоциклу жить безымянным. Это незаконно. За это могут из страны выслать.
   В голове один за другим стали возникать варианты, но я их отметал из-за отсутствия должного эффекта. Пахин Дельфин должен блекнуть на фоне моего скакуна. Несколько десятков названий, одно лучше другого, пронеслось у меня в голове, со скоростью, с которой банкомат отсчитывает запрашиваемую сумму.
   Я повернул руль вправо и поехал к своей развилке, которая являлась для меня границей разрешенного дорожного отрезка. Кусок дороги длиной в три километра, знакомый мне со всеми неровностями, коттеджами по одну сторону и лесом по другую. Лесом, где возможно все еще скрывался Тимофеев. Я доехал до перекрестка, за которым дорога раздваивалась. Одна часть уходила на озера с базами отдыха и детскими лагерями. Другая в соседний город за семьсот километров. Вот где простор и свобода! Но для водителей без прав там стоял пост ГАИ. Я развернул мотоцикл и поехал в обратную сторону. И уже подъезжая к гаражу я понял - на сегодня моя поездка не окончена. Это будет неправильно, но это будет. Я достал свой сотовый и набрал Паху.
   - Я знаю, как назову свой мотоцикл.
   Паха был занят другими делами, поэтому сразу не сообразил, что я хочу сказать.
   - И как? - спросил он настороженным голосом, будто почуяв неладное.
   - Паук, - гордо ответил я.
   - Как-то нелогично, - заметил Паха, - не самое быстрое существо на земле. А почему именно Паук?
   - Потому что на всей Земле есть только один мотоцикл с таким именем, и он у меня.
   - Мне кажется, что ты задумал что-то нехорошее.
   - Я задумал покататься по городу.
   Паха нервно откашлялся.
   - Бате это не понравится.
   - Если он узнает об этом.
   - У тебя прав нет.
   - Права нужны трусам и подлецам, - бодро сообщил я.
   - Допустим, - тихо сказал Паха, - и шлема у тебя тоже нет.
   - У меня с сегодняшнего утра много чего нет, - пожаловался я, - не волнуйся, скоро вернусь.
   И нажал "отбой".
   Где-то в этом городе есть улицы, которые соскучились без меня.
  
   Паук катился по городу, доказывая ученым-биологам, что скорость знакома и членистоногим. По крайней мере тем, которые имеют два колеса. Не нарушая правил, не превышая скорость и не выезжая на главные улицы, мы гуляли по просторам, раньше доступные только Дельфину. Теперь этот город наш. Я проехал мимо Алиного дома. С болью в сердце, мимо Марининого. Загляну в свой двор. Я будто помечал свою территорию.
   Следующим местом моего визита, не понятно почему, стал институт. Я просто катался по городу без определенной цели, и вот интуиция или случайный выбор, привел меня сюда. Я оставил Паука на пустой стоянке, а сам направился внутрь просто потому, что ноги пошли именно туда. В здании было тихо. Лекции уже закончились, студенты разошлись по домам. Лишь кое-где в аудиториях происходила генеральная уборка, волей руководства намеченного на субботу. Я прогуливался по коридорам третьего этажа, как вдруг услышал за спиной:
   - Стоять!
   Ко мне подошел Саныч, сияющий от счастья.
   - Традиционный головной убор жителей Австралии, семь букв?
   Я растерянно пожал плечами.
   - Чего же ты тут шатаешься, если от тебя никакого толку? - улыбнулся Саныч.
   Я попытался что-нибудь сказать, но вдруг в груди что-то сжалось и перекрыло кислород. На глазах навернулись слезы, а сдерживать их и дышать одновременно не получалось. Саныч это сразу заметил.
   - Случилось чего? - с тревогой спросил он.
   И тут я разрыдался.
   Саныч быстро оглядел пустой коридор, потом схватил меня за локоть и потащил к своему складу. Пока я выплакивал свое горе, на тумбочке появилось два стакана, бутылка и баночка сайры. Завсклад, не спрашивая моего согласия, налил мне полстакана и скомандовал:
   - Залпом!
   Я неохотно взял стакан и оценивая объем водки, непроизвольно поморщился. Мы с Пахой иногда устраивали пиры в своей компании. Обычно мы сидели в подвале дома Тряскиных, где находится монитор видеонаблюдения. Туда никто не заглядывал, а мы были в курсе всего происходящего вокруг. Но таких доз, как в этом стакане, мы не употребляли.
   - Поверь мне, - сказал Саныч и для примера одним глотком опустошил стакан.
   Я вздохнул и, стараясь не уронить достоинства, последовал его примеру.
   - Закусывай, - он положил рядом вилку, - не уподобляйся мне, старому алкашу.
   Я проглотил кусок рыбы, и почувствовал себя немного легче. И дело даже не в опьянении, а в противном вкусе водке. Мои мысли сместились в сторону вкусовых рецепторов. Когда на языке противно, на душе легчает. Ай да Саныч, опытный целитель человеческих душ с циррозом печени.
   - Ключница водку делала, - он опрокинулся на стуле, всем видом показывая, что готов слушать, не перебивая, - а теперь рассказывай
   Я оглядел склад, ставший после нашего вмешательства с Пахой более чистым и просторным. Не было особой необходимости изливать душу малознакомому человеку, но больше никого не было.
   - Мою девушку убили.
   Саныч моментально помрачнел.
   - Так.
   - Горло перерезали, - я всхлипнул, - вчера вечером.
   Я не сказал, что опоздал проводить Марину из-за отработки. Еще будем выяснять, обвиняя самих себя, кто из нас больше повинен. Убили, да убили. Земля пухом, царствие Небесное. А кто точно виноват, это мы постараемся выяснить этой ночью. Главное, не оказаться первым пьяным волком в истории, что не исключено.
   Саныч налил еще.
   - Что думаешь делать? - спросил он, выпил свое и призывно кивнул в мою сторону.
   Я, уже более уверенно, опрокинул стакан и поковырялся вилкой в банке.
   - Не знаю. Найду убийцу - убью.
   - Детский лепет, - мрачно сказал Саныч.
   Я согласно кивнул. Тем более, что Саныч многого не знает обо мне.
   Где-то в углу за коробками с красками послышался шум, будто маленькие ножки пробежали. Если в доме живут домовые, подумал я, то кто живет в институте? Я внимательно посмотрел на коробки, но там, естественно, никого не было. Когда я повернулся к нашему импровизированному столу стаканы опять были на половину полные, или пустые. Я еще не разобрался.
   - Тогда не знаю, что делать, - признался я, - надо жить дальше. Как-нибудь.
   Саныч взял свой стакан и долго смотрел на него.
   - Могу предложить одну идею.
   - Давайте.
   - Я тоже за всю свою жизнь потерял немало близких людей. И с каждым годом их становится все больше и больше. Кто сам ушел, кому помогли. И вот есть у меня одно средство.
   Я внимательно смотрел на него.
   - Вот если бы тебе вчера перерезали горло... Просто представь. Что бы ты хотел сказать своей девушке, которая места себе не находит, плачет, хочет покарать убийц или даже отправиться за тобой?
   Я попытался представить себе эту ситуацию, но вышло как-то не естественно. Довольно сложно видеть себя лежащим на мокром асфальте в темном парке с перерезанным горлом.
   - Я бы ей сказал, чтобы не маялась дурью, а жила полной жизнью.
   - Аминь, - выдохнул Саныч и выпил.
   - И чтобы каждый день встречала с улыбкой, - добавил я и опустошил свой стакан.
   - Вот так и живи, - сказал Саныч, - не как-нибудь, а полной жизнью, и это... чего ты там еще сказал. Улыбайся больше. Именно этого она хочет от тебя.
   Язык Саныча стал заплетаться. Мой тоже несколько обмяк.
   - Я наверно пойду.
   - Давай, - кивнул Саныч, - и в понедельник, чтобы я вас обоих тут не видел.
   - В понедельник похороны.
   - Тем более.
   Саныч встал и протянул мне руку. Я ответил рукопожатием.
   - Спасибо вам за все.
   - И не забывай - они на нас смотрят и грустно качают головой, когда видят, что мы опускаем руки.
  
   Я сел на мотоцикл и прищурясь, посмотрел на дорогу. Не скажу, чтобы я был очень пьян, но мир вокруг был расплывчатым, а светофоры, "зебры" и дорожные знаки просто пропали с поля зрения. Все-таки, я был пьян. В моей голове что-то слабо пискнуло. Это был здравый смысл. Может, было бы разумнее позвонить Пахе и попросить, чтобы меня транспортировали до дома. Так было бы безопаснее. Если я причиню кому-нибудь вред в пьяном состоянии и без прав, это может плохо сказаться на всей моей жизни. Но с другой стороны... Всегда бывает какая-то другая сторона.
   Я поехал достаточно медленно, чтобы держать под контролем дорогу, но не так, чтобы привлекать к себе внимание и путаться под колесами следом идущих автомобилей. Аккуратно и внимательно, по переулкам и маленьким улочкам, избегая оживленных дорог, я добрался до загородной трассы, где располагался район финансово обеспеченных людей.
   Здесь я позволил себе увеличить скорость, чтобы у самого гаража резко затормозить. Да так, чтобы шины завизжали и пыль заклубилась вокруг. Я так уже делал на курсах вождения к некоторому неудовольствию инструктора. Это была бы хорошая идея, если бы ворота гаража были закрыты. Но кто-то их открыл.
   На тот момент я не знал, кто находится в гараже, но думаю, что от такого грохота он подскочил на месте. А я кувыркнулся через Паука, ударился об головой об створку ворот и упал на землю, как метеорит - быстро, красиво и незаметно для посторонних глаз.
  
   Очнулся я в травматологическом отделении городской больницы, среди перевязанных и загипсованных людей. У меня самого на голове была повязка, а перед глазами все плыло, или от сотрясения, или от остаточного воздействия алкоголя.
   Первая мысль, посетившая меня, была - что ж я наделал? И эта мысль была правильной, в отличие от той, что пришла ко мне вчера. Не время, ох не время сейчас разъезжать пьяным по улицам, а потом лежать в больнице. Марину еще не похоронили, место преступления я не обследовал, а запахи не будут меня долго ждать. Они выветриваются, смываются и исчезают под новыми запахами.
  

Пропажа медальона

  
   После обеда меня навестил Паха. Я думал, он будет как минимум, сердит, и даже отберет у меня Паука. Но Паха был тих и спокоен, будто ему не впервой терпеть мои выходки. Мы сели на скамейку в коридоре.
   - Твой Паук отделался легким испугом, в отличие от тебя. Только рама погнулась.
   - Кто гараж открыл?
   - Шофер машин ставил.
   - Я его не испугал?
   - Да нет, но он был очень удивлен. Хороший человек, кстати. Родителям сказал, что тебя немного занесло и ты свалился в кювет. Вызвал "скорую", мотоцикл поставил в гараж, и продолжил заниматься своими делами. Благодаря его спокойствию, родители ничего не заподозрили. Только поволновались слегка.
   - Аля что говорит?
   - Говорит - "я так и думала". И противным таким голосом.
   Я прислушивался к Пахе, пытаясь понять, какие эмоции он испытывает. Ведь я его подвел. Все могло окончиться гораздо хуже.
   - Что светила говорят? - поинтересовался Паха.
   - Говорят, книг не читать.
   - Правильно говорят, а то еще поумнеешь, не дай Бог.
   - Сделали рентген. Легкая форма черепно-мозговой травмы. Врач порекомендовал мне полежать дней пять, чтобы не допустить кровоизлияния в мозг, если такое случиться.
   - Так полежи.
   - А похороны?
   - Никто тебя не осудит.
   - Наверно, так лучше будет, - вздохнул я, - родители на меня волком смотрят.
   - Их можно понять. Кстати, с кем ты так наотмечался?
   - С Санычем.
   - Ну ты даешь, - грустно улыбнулся Паха.
   Я пожал плечами. Так получилось.
   - Тебе не кажется, - сказал Паха после небольшого раздумья, - что мы меняемся характерами.
   - В каком смысле? - спросил я.
   - Еще недавно в нашем тандеме именно я заведовал всеми безумными идеями, а ты играл роль умного и рассудительного товарища. Год назад я бы с легкостью сел пьяным за руль, а ты бы меня отговорил. А теперь-то...
   Он посмотрел на меня.
   - ...все наоборот.
   Я разглядывал кафельную плитку на белой стене.
   - И что это может значить?
   - Аля говорит, что хватить нам валять дурака и ввязываться в разные авантюры. Мы уже столько раз были на волоске от смерти, просто диву даешься. Вечно нам везти не будет. Каждый шаг в этом направлении может стать последним.
   - Думаешь, хватит гоняться за Тимофеевым?
   - Как раз наоборот, - вдруг радостно сказал Паха, - я думаю, надо дожать подлеца.
   Все тот же старый добрый Паха. Ничего не меняется.
   - Полдела же сделано. Мы его испугали, показали нашу силу, обратили в бегство. Он сейчас чувствует себя одиноким, никчемным человечишкой, которого надо добить.
   - Добить? - переспросил я.
   - Ну, необязательно до смерти. Но что-то практичное придумать надо.
   - Лишить его свободы?
   - И этот вариант нужно учесть.
   Мимо нас здоровенный медбрат прокатил тележку, на которой под одной простыней лежала девушка, либо спящая, либо без сознания. Ее оставили прямо в коридоре возле стены. Заметив наш удивленный взгляд, медбрат объяснил:
   - Машина сбила. А в реанимации мест нет.
   - Мы присмотрим за ней, - пообещал я.
   - Шутник, - улыбнулся санитар и пошел дальше по своим делам.
   Мы забыли про девушку и продолжили беседу.
   - На данный момент у нас нет ни одной зацепки.
   - Есть, - Паха многозначительно поднял указательный палец вверх, - телефон!
   - Что телефон? - не понял я.
   - Пока ты тут беззаботно валяешься на удобной больничной койке, я подумал о том, где Тимофеев мог бы заряжать свой сотовый, чтобы было для него безопасно и безболезненно.
   - И где? - напрягся я.
   - Не знаю, - развел руками Паха.
   - Да ну тебя, - крикнул я, - я уже обрадовался.
   - Все передумал, - продолжал Паха, - объездил все ближайшие районы, высматривал, где можно было бы укрыться.
   - И что?
   - Ничего. Но зацепка, это, все же, телефон. От него надо отталкиваться.
   - Я хотел проверить парк вчерашней ночью, - сказал я, - думаю, время упущено. Все позатоптали. Конечно, можно попробовать. Вдруг, что-нибудь учую.
   - Не советую, - возразил Паха, - последнее два дня парк вызывает у копов особый интерес. Это тебе не поножовщина пьяных молодых дебилов возле бара. Это хладнокровное убийство, заранее спланированное. Убийца не случайно взял с собой нож, и тем более, не спонтанно зашел со спины... Извини.
   - Продолжайте, товарищ следователь, - махнул я рукой.
   - И вот, значит. Патрули часто проезжают туда-сюда. Возможно, что и сотрудники в гражданском мониторят обстановку. Видеонаблюдение на ближайших перекрестках, опять же. Надеются, что убийца придет на место преступления.
   - Если он маньяк, то возможно. А если это единичный случай?
   - Тимофеев?
   Я развел руками:
   - Других кандидатов нет.
   Паха задумался.
   - Ну допустим, он подсматривал за нами из леса, как последний извращенец.
   Это определение мне очень понравилось.
   - Но с такого расстояния он вряд ли хорошо разглядел и запомнил лицо Марины. Да и как он разведал, где Марина живет, проводит свой досуг, и каким путем идет домой? Бежал следом за вами?
   Ответов у меня не было.
   - И еще, - Паха тяжело вздохнул, - медальона у нее не оказалось.
   - Медальон она положила в сумочку, - вспомнил я события того утра, - спешила.
   Паха покачал головой:
   - Сумочки тоже не было.
   Марина очень дорожила своим медальоном. Медальон придавал ей значимость в глазах подруг и вызывал у них же зависть. Надеюсь, что только белую. Но не горло же из-за него резать. У меня заболела голова. Зато у Пахи она работала на славу. Все новые и новые идеи посещали его.
   - Если вдруг, - он повторил, - вдруг, это был Тимофеев, то возможно он придет завтра на похороны. Не будет исключать и такой вариант. Если что, Аля его сцапает. Надо будет присмотреться к людям.
   - Я постараюсь тоже придти, - сказал я.
   - Если хочешь ощущать на себе осуждающие взгляды ее родителей, то пожалуйста. Кто-то же должен быть виноватым.
   - Если я не приду...
   - Скажу им, что ты попал в аварию, - перебил меня Паха, - чувак, лучше полечись хорошо, а потом мы все вместе обсудим. Или тебе это так необходимо?
   - Я не люблю похороны, - будто оправдываясь, мрачно поведал я.
   - Вот и ладненько, никто с тебя не спросит. Лежи и думай, где можно зарядить телефон бездомному одноглазому человеку, находящемуся в розыске. Ты же колдун, в конце концов.
   Он встал.
   - Хватит на сегодня добрых дел, надо и о себе подумать.
   - Але привет.
   - Ах да, совсем забыл. От Али тебе привет.
   - Спасибо.
   Когда мы попрощались, у меня на глазах навернулись слезы. В палате и коридоре было много людей, больных и навещающих. Я быстро направился в туалет, но и там было занято. Оставалось только встать у окна. Со стороны казалось, что я любуюсь парком возле больницы, только плечи у меня предательски тряслись.
   Это не имеет никакого отношения к нашему повествованию, но в это время в парке на скамейке сидел брат той девушки. И в руках он держал Маринин медальон.
  

Как можно зарядить сотовый телефон.

  
   Ночь выдалась неспокойной. Все снились кошмары, бредовые и непоследовательные. Может, это сказывалось этим местом, где людей режут, колют, заставляют пить таблетки. Где люди кричат от боли, а некоторые еще и умирают. Может сны являлись последствием переживаний и падением с мотоцикла. А может это говорило о том, что совесть моя неспокойна. В любом случае, утром я проснулся не в самой лучшей форме. Меня тошнило, руки тряслись. Еле поднявшись, я подошел к зеркалу и обомлел. Я был бледен, под глазами красовались мешки, на лбу наметились морщины. Будто моим лицом вымыли пол в двух палатах и захватили часть коридора. Вошла медсестра, взглянула на меня, сказала "ух ты!", и тут же вышла. Вернулась она уже вместе с лечащим врачом.
   - Тошнота, рвота? - спросил меня врач, уложив в постель.
   - Немного тошнит, - признался я.
   - Голова болит?
   Я прислушался к ощущениям.
   - Вроде, нет.
   - Кружится, пятна перед глазами мелькают?
   - Кружится немного - да, а пятен нет. А ночью кошмары снились.
   - Ну это лучше, чем бессонница. Как-то запоздало у вас синдромы проявились? - заметил врач.
   - Это хорошо, или плохо? - спросил я.
   - Там в коридоре девушка в коме лежит. Тоже, после аварии.
   - Я видел.
   - Так вот, у нее еще ничего не проявилось. И шансов у нее - никаких.
   Бедняга, подумал я. Постарше меня, но еще молодая.
   - Если голова начинает болеть в скором времени, значит, удар был малой силы. А вы ударились прилично.
   - И чем это грозит?
   - Да не пугайтесь вы так, - улыбнулся врач, - и не таких на ноги ставили. Через час вас отвезут на компьютерную томографию и, мы договорились, постельный режим и никаких резких движений.
   - И старайтесь поменьше думать, - подмигнула мне медсестра.
   - Это легко.
   Вот только думать мне придется очень много.
  
   Вечером мне позвонил Паха:
   - Что надумал?
   - Надумал, что у него есть несколько запасных аккумуляторов, и он повсюду их с собой таскает. Ограбил магазин сотовой связи, например. А может, бережет - включает только в редких случаях.
   - То есть, ничего не надумал?
   - Именно так.
   - Тогда остается одно. У него есть крыша над головой и розетка под боком.
   - Приютился где-то, - согласился я.
   - Завтра вечером загляну.
   Паха отключился. А я стал падать в бездну, где меня ждала новая порция кошмаров. Но это все равно лучше, чем бессонница.
   Но ночью я проснулся и тут же позвонил Пахе.
  
   Среднестатистический человек, при наличии еды, воды, и здоровья, может одолеть расстояние в 250 километров недели за две. Тимофеев в первые три дня одолел только десять. Большую часть времени он валялся где-нибудь в тенистом лесу, катаясь по земле от головной боли или просто лежа в полубессознательном состоянии. Когда боль отпускала, Тимофееву становилось легко и радостно на душе, он любил жизнь. Но она возвращалась снова, тяжелая, тупая и изматывающая. Вокруг столько деревьев, а повеситься не на чем, грустно думал Тимофеев. Вокруг не было ничего такого, чтобы помогло расстаться с жизнью раз и навсегда. И тогда он вставал, превозмогая себя и плелся дальше, иногда даже не понимая, в правильном ли направлении лежит его путь. Но даже такой скотине, как Тимофеев, Господь помогает. Иногда на пути попадались деревеньки, наспех оставленные жителями из-за угрозы недавнего пожара. Часть жителей вернулась, а вот большинство дворов еще дождались хозяев.
   Тимофеев вламываясь в пустые дома днем, чтобы не привлекать соседей светом, рискуя в любой момент быть обнаруженным. Первым делом он искал аптечку. В большинстве случаев, он находил только активированный уголь, зеленку и бинты. Но иногда попадался аспирин. Даже не от действия лекарства, а от его наличия, Тимофееву становилось легче. Затерянный в океане челнок будет рад любому попутному ветру. После он складывал имеющиеся запасы еды в припасенный заранее рюкзачок и, стараясь никому не попасться на глаза, возвращался в лес. От таких небольших подарков судьбы ему даже не приходило в голову вздернуться в чьем-нибудь сарае на первой же балке.
   И такая жизнь была Тимофееву по душе. Опасность, адреналин, противоправные действия, все это было у Тимофеева уже с детства. Если бы сейчас был жив Васильев, они бы развернулись на полную. Но и ему одному хватало веселья. Пока однажды он не наткнулся на одинокую старушку.
   Он заглянул в один гостеприимный домик, как казалось - пустой, на окраине очередного дачного кооператива, и уже выходил из кухни с полным рюкзаком, как увидел перед собой пожилую женщину. От неожиданности Тимофеев замер на месте. Некоторое время они молча смотрели друг на друга.
   - Что у тебя с глазом? - спросила бабушка, ничуть не испугавшись.
   - На сук напоролся, - ответил Тимофеев и пояснил, - в лесу.
   - Надо обработать, - сказала бабушка, - гниет.
   По щеке Тимофеева что-то потекло. Он вытер ладонью и вздрогнул от отвращения. Все-таки, Митрофанов занес ему заразу своим грязным когтем. Вот гаденыш.
   - Я сейчас, - бабушка вышла на улицу.
   Тимофеев выглянул в окно, готовясь выскочить из дома в любой момент. Бабушка подошла к одной из грядок и стала спокойно собирать траву, не особо тревожась, что в доме находится посторонний человек.
   Тимофеев в отчаянии закрутился на месте. Что делать? Если сейчас зайдут ее дети? И наверняка ее сын - здоровенный амбал. А этот гной, который мог грозить серьезными последствиями, что с ним делать? Никто не любит за секунду делать выбор, от которого зависит вся дальнейшая судьба. Будь, что будет. Тимофеев забежал на кухню и высыпал все продукты из рюкзака на стол и по памяти расставил все на свои места. После чего вернулся в комнату, сел на стул и отдался судьбе.
   - Ложись на кровать, - донеслось с веранды.
   Пока он снимал ветровку и кроссовки, бабушка, судя по звуку, что-то готовила в кастрюле. Тимофеев оглядел комнату: убранство скромное, немного самой необходимой мебели. На стенах ни фотографий, ни картин. Скорее всего, бабуся живет здесь летом, а дети приезжают на выходные. На старом секретере Тимофеев увидел гитару. Его пальцы сразу почувствовали вибрацию струн.
   Бабушка зашла в комнату с тазиком и полотенцем через плечо. Прямо, как Егорыч, светлая ему память.
   - Нужно время, чтобы хорошо заварилось, - она поставила тазик на стол рядом с кроватью, - одну примочку поставим сейчас - ждать нельзя, а вторую позже. Вторая поможет больше.
   Влажной тряпочкой она протерла Тимофееву гнойное место. Тот взвизгнул от боли. Погрузила полотенце в отвар, слегка отжала, свернула и положила Тимофееву на место бывшего глаза. Все это она проделала спокойно и уверенно, будто одноглазые проходимцы навещают ее каждый день.
   - Есть хочешь?
   - Хочу, - признался Тимофеев.
   - Терпи, - строго приказала бабушка и отправилась на кухню, - и сними одежду, постирать надо, и сам помоешься.
   Странная ему попалась бабушка, но той ночью Тимофеев засыпал не на холодной земле, при свете месяца и под крики совы, а в теплой кровати, чистый, сытый и счастливый. После бани он достал с секретера гитару, которая, судя по пыли, лежала здесь с давних пор. Бережно протер ее, настроил, вернул ей тягу к прекрасному. Пальцы пробежались по струнам. Он играл, пел романсы, а бабушка сидела на стуле у стены, закрыв глаза, и слушала.
   Все-таки есть на свете хорошие люди, подумал он, лежа в постели, которые не бросают других в беде. Не то, что некоторые. Ох, Серега. Когда я тебя найду, я убью твоих друзей у тебя на глазах. Потом выколю эти самые глаза. А потом уже выпущу тебе кишки. А после еще что-нибудь придумаю. Все это пронеслось в голове без капли негатива. Да и откуда ему было взяться? Точно выпущу, улыбался Тимофеев, плавно погружаясь в приятную теплую волну.
   Через три дня Тимофеев уже колол дрова, чинил старую теплицу и поглядывал на соседний участок, пустой, но полезный. Вчерашним днем он зашел к соседям под предлогом позаимствовать молоток, а по факту - заглянуть в гараж.
   Навесной замок на воротах легко слетел с помощью лома. А внутри стоял грузовичок, верный попутчик одиноких путешественников. То, что ключа в замке зажигания не было, это полбеды. Заводить автомобили без ключа Тимофеев умел. Но надо было еще открыть дверь кабины, и как можно быстрее, потому что дачники возвращаются на свои участки, как муж из командировки - нежданно. Недолго думая, Тимофеев выбил дверное стекло молотком, очистил кресло водителя от осколков и уселся за руль.
   Белая полоса, возникшая в его жизни, продолжалась, и надо было не пустить этот момент. Завтра вечером он отправится в город, к своей заветной, на данный момент, мечте. Бензин в баке есть, колеса накачены, окно будет якобы открыто. Главное - на подъезде к городу свернуть в лес, чтобы объехать пост ГИБДД. Есть миф, что гаишники обладают профессиональным чутьем, и нарушителю, а тем более, преступнику, было бы легкомысленно пытаться проехать через пост. И Тимофеев не хотел проверять правдоподобность этого мифа.
   На следующий день, ранним вечером, Тимофеев вышел с рюкзаком на крыльцо.
   - Уже уезжаешь? - спросила бабушка.
   - Спасибо за все, мать, - с некоторым сожалением ответил Тимофеев, - дела сами по себе не делаются.
   - И то верно, - согласилась бабушка, - подожди.
   Она прошла в дом, а вернувшись, сунула ему в карман некоторое количество денег.
   - Мать, не надо, - у Тимофеева тоже была совесть.
   - "Не надо" будешь говорить на суде, когда огласят срок.
   Тимофеев не понял, была ли это шутка, или бабушка видела его насквозь, как могут многие бабушки.
   Она протянула ему гитару.
   - Зять уже давно на ней не играет.
   Тимофеев этот подарок принял без выкаблучивания.
   - Спасибо, мать, за все, - он нежно обнял старушку.
   - Когда сделаешь все дела, возвращайся. Забор еще надо подправить.
   Если к тому времени соседи не объявятся, подумал Тимофеев, я вернусь и поставлю грузовичок обратно в гараж. Пусть даже без стекла. Он поймал себя на мысли, что и уезжать отсюда ему не хотелось.
  
   После долгого гудков, я услышал Паху, сонного и недовольного.
   - У Тимофеева есть машина, - шепотом сообщил я, укрывшись одеялом.
   - Какая машина?
   - Небольшой грузовик.
   - Он тебе сам это сказал?
   - Нет, я во сне это увидел.
   - Во сне, значит, - уточнил Паха с долей скепсиса в голосе.
   - Не забывай, что я колдун.
   Паха долго обрабатывал информацию.
   - Наверное, этот факт должен что-то прояснить. Я пока не врубаюсь.
   - Он может заряжать телефон от прикуривателя.
   - Точно, - обрадовался Паха, - и он мог проследить за вами и узнать где вы живете и многое другое.
   - Вот-вот, - согласился я.
   Паха убрал трубку от лица и сообщил Але - "у него грузовик".
   Он вернулся ко мне.
   - Вы за собой "хвоста" не замечали?
   - Это надо у шофера спросить, вдруг он что-нибудь видел.
   - Спрошу обязательно. Но... тогда может получиться, что убийца он.
   Я закрыл глаза. Наше с Тимофеевым противостояние могло перерасти в новую стадию - он мстит нам, мы будем мстить ему.
   - Все может быть.
   - Только давай не делать резких движений, - предостерег Паха, - наш план на завтра - ты лечишься, мы идем на похороны, оставляем от тебя букет и смотрим по сторонам. Ты меня слышишь? Алло, братан...
   Не попадайся у меня на дороге, Славик.
  

Полтергейст в больнице

   Понедельник выдался долгим и скучным. Настолько скучным, что я несколько раз подсчитал, сколько дней, из положенных пяти, я уже отлежал. Соседи по палате наперебой рассказывали друг другу, что на кого свалилось, с какой высоты и какой нанесен ущерб. Никогда не понимал, что тут может быть смешного, но от хохота пятерых мужиков дребезжали стекла.
   Я вышел прогуляться по коридору. Девушка, привезенная вчера, так и лежала, не приходя в сознание. И шансов у нее нет, как сказал врач. По вечерним рассказам в палате, которые приравнивались к слухам, девушку сбил автомобиль в субботу утром. Если это так, то за столь короткое время она очень сдала. Ее лицо было бледным, худым. Под глазами мешки. Но рядом стояла капельница, и по ее трубке в вены девушки по каплям проникала надежда.
   В этом году ушло из жизни восемь человек, которых я знал. Неплохой улов для смерти. А тут еще у меня на глазах уходит еще один, пусть даже и незнакомый. Надо будет поговорить с Алей насчет девушки. Может и Ольга Петровна что-нибудь посоветует. Сейчас бы очень помог Маринин медальон, но может и без него мы что-нибудь сможем. Я обернулся по сторонам - коридор был пуст, и перекрестил девушку. Хуже не будет.
   Потом каждый час я выглядывал в коридор. Пока все оставалось по-прежнему.
  
   До закрытия больницы оставалось сорок минут. Мы стояли в фойе, я с любопытством разглядывал Паху. Наш Павел был пьян, его штормило, и он глупо улыбался.
   - Как можно было так нажраться на поминках? - спрашивала его Аля, наверное, не первый раз за день, - позорище!
   - Он, хотя бы, не за рулем? - спросил я.
   - Как у тебя-то мозгов хватило пьяным разъезжать по городу? - переключилась Аля на меня. До этого момента у нее не было возможности отсчитать меня.
   - Это было спонтанно, - попытался оправдаться я, - и это было в прошлом.
   - Держи, - она протянула мне пакетик с апельсинами.
   Наконец-то обо мне вспомнили.
   - Давай, рассказывай про грузовик.
   Мы отошли от центрального входа и встали возле окон. Паха плюхнулся в кресло. На улице уже почти стемнело. Посетители расходились.
   - Тимофеев разжился грузовиком, небольшим таким. Я его во сне увидел.
   - Он не так прост, как кажется, - заметила она.
   - Он просто взял то, что плохо лежит, - возразил я, - и так - всю жизнь.
   - Каждому свое.
   - Его можно как-нибудь вычислить? - спросил я, - С помощью карт, например? Или маятника?
   - Попробуй GPS-навигатор, - предложила Аля, - верняк.
   Она уже сказала свое слово по этому поводу - хватит.
   - Там человек был какой-то, - подал голос Паха.
   - Какой человек?
   - Когда мы уезжали с кладбища, на могиле паренек остался, - поведала Аля, - наверно, тайный поклонник.
   Я был заинтригован.
   - Как он выглядел?
   - Так же как ты, - махнула рукой Аля, - молодой совсем. Вроде как в ту же библиотеку ходит. Библиотекарша его знает.
   - А он случайно не может быть убийцей?
   - Он может быть только книжным червем.
   - Подозрительный тип, - пробурчал Паха, - и морда знакомая.
   - Помолчи, пожалуйста. Родители Марины просили передать тебе привет, и чтоб быстрее поправлялся.
   - Спасибо.
   Я вспомнил о несчастной в коридоре.
   - Надо девушке одной помочь, - начал я, но закончить не смог.
   - Смотри, - сказала Аля, указав рукой.
   По фойе шел молодой человек, весь в крови. Куртка на левом плече была распорота, рука безжизненно болталась. Несмотря на внешний вид, он уверенно шел к главной лестнице, когда ему дорогу перегородили два охранника. Между ними произошел разговор, завязавшийся на столкновении противоположных интересов. Парень хотел подняться наверх, охранники, по долгу службы, не собирались его пропускать.
   Неожиданно мимо нас пронесся ветер. Ветер в закрытом помещении, это всегда неожиданно. Он сорвал шторы вместе с гардинами одни за другими. Те полетели вниз, следом посыпались крепежные детали и штукатурка. Одна штора накрыла Паху, рядом рухнули гардины. Мы с Алей отскочили в сторону. В фойе послышались крики. Часть людей прижалась к стенам, часть побежали к выходу. В дверях возникла давка.
   Ветер пронесся в другую сторону, опрокинув кадки с растениями и тележку с медицинскими инструментами. Стальные блестящие предметы, острые и холодные, рассыпались по мраморному полу.
   Вокруг царила суматоха. Паха пытался выбраться из-под штор, а Аля... смеялась, прыгала и хлопала в ладоши.
   - Знаешь, что это? - крикнула она.
   Я отрицательно помотал головой. Перекричать общий шум у меня вряд ли бы получилось.
   - Это уходящий!
   - Эй, люди! - крикнул Паха.
   Я снял с него штору.
   Ветер прекратился. Люди испуганно осматривались по сторонам. Охранники беспомощно ходили вокруг. Действия при подобном событии не описаны ни в одной инструкции. Я обратил внимание, что окровавленный парень исчез в коридоре. Это был отвлекающий маневр, подумал я.
   - Что произошло? - спросил Паха, оглядывая фойе.
   - Полтергейст, - радостно крикнула Аля, чтобы не объяснять терминологию потустороннего.
   - Парень исчез, - сказал я.
   - Я думаю, они действуют в паре, - возбужденно прошептала Аля, - класс! Такого не бывает!
   - Граждане посетители, - громко сказал одни из охранников, - больница закрывается. Кто пострадал в результате землетрясения, просьба подойти к пропускному пункту. Вас осмотрит врач.
   - Ладно, пойду маме расскажу, - заторопилась Аля, - поправляйся.
   Она чмокнула меня в щеку, схватила Паху за руку и потащила его к выходу.
   - Чувак, - крикнул Паха, - на лекции я всем скажу, что ты изгонял призраков!
   От всего этого у меня мурашки пробежались по спине. Я поднял оброненный мной пакет и оглядываясь, направился к лифту. Желающих было много, я поднялся с третьей группой. Зайдя на свой этаж, я обнаружил, что уходящий и здесь побывал. На сестринском посте были кругом раскиданы бумаги и бланки. Дежурная сестра рыдала, лежа на диване, санитар пытался ее успокоить. Вокруг ходили пациенты, спрашивая друг у друга "что произошло?". Единственный, кто знает ответ на этот вопрос, я направился в свою палату. Меня трясло от увиденного. Это было и зрелищно и страшно одновременно. Оказывается, я еще не все повидал в своей жизни. Это я еще не видел вернувшихся с того света. Точнее - вернувшуюся.
   Девушка, до этого бывшая в безвозвратной коме, лежала с открытыми глазами, испуганно оглядываясь вокруг. Забыв, что мне нельзя делать резкие движения, я подбежал к ней. При виде меня, она вздрогнула и вжалась в каталку.
   - С вами все в порядке? - спросил я.
   Девушка ничего не ответила, но умирать она явно не собиралась. Кризис миновал.
   - Врача! - крикнул я, чувствуя, как ликование переполняет меня.
   Получилось!
  

Возле библиотеки

   Девушку перевели в палату. Я готовился к выписке. Она уже стояла на ногах и передвигалась, держась за стену. Я отстал от учебного графика на четыре дня.
   Весь город обсуждал события, произошедшие в больнице в понедельник вечером. Запись с видеокамер, благодаря нечестным сотрудникам, попала в сеть, комментарии исчислялись тысячами. Количество очевидцев превышало вместительность больничного фойе в несколько раз.
   - Вот смотри, - Паха показал мне запись на смартфоне, - вот мы.
   И пересматривал много раз, и когда его в очередной раз накрывало шторами, он не мог удержаться от смеха.
   - Ничего не помню!
   - Много пропустил, - посочувствовал я.
   В четверг, после обеда я вышел из больницы. Я честно отлежал пять дней, мой руки были исколоты капельницами, а сам я пропах хлоркой и лекарствами. Дельфин радостно поприветствовал меня звуковым сигналом.
   Мы поколесили по городу, но домой меня не повезли. Вместо этого, мы притормозили возле библиотеки, один вид которой вызывал у меня боль и грусть.
   - Мадемуазель просила, - пояснил Паха.
   Аля вышла из автомобиля, мы последовали за ней. Уже на расстоянии было видно - здесь произошло что-то нехорошее. На двери висело объявление - "Библиотека закрыта по техническим причинам". На пороге лежали засохшие астры.
   - В понедельник вечером здесь были убиты библиотекарша и ее помощница.
   - Ух ты! - изумились мы с Пахой.
   - Точно не помню, но одной перерезали горло, другая попалась под руку. В общем, все в крови, кошмар и ужас.
   Я задумался.
   - Библиотекарша. Она же была на похоронах?
   - Была, - подтвердила Аля.
   - И что это значит? - спросил я.
   - Что убийца не Тимофеев, - догадался Паха.
   - Марину убила какая-то женщина из-за медальона, уж очень хотела его заполучить. Но на Марине медальона не оказалось.
   - Она утром положила его в свою сумку, - сказал я.
   - А сумку она забыла в гардеробе.
   Мы с Пахой попытались представить такой поворот судьбы.
   - А сумка до сих пор в гардеробе? - спросил Паха.
   - Нет, конечно.
   - Тогда зачем мы здесь? Я думал, мы хотим пробраться внутрь.
   - Мы здесь, чтобы у вас не возникли глупые вопросы, - Аля заговорила противным голосом, - "а точно она закрыта, а их вправду убили?".
   - Тогда, где медальон? - спросил Паха.
   - Наверное, в полиции, - предложил я.
   - Может, вы меня, все-таки, дослушаете? - рассердилась Аля.
   - Мадам, - Паха изобразил рукой приглашающий жест.
   - Медальон у кого-то в больнице. У хорошего человека и он у него и останется.
   - С какой это стати? - возмутился я.
   - Так распорядилась хозяйка.
   На улице было тихо, только редкие автомобили проносились мимо. Тишина стояла и в библиотеке и, видимо, обосновалась там надолго. Молчали и мы с Пахой.
   - Спиритический сеанс? - попробовал угадать я.
   - Марина мне сама сказала.
   - Я уже ничего не понимаю, - развел руками Паха.
   - Ветер в больнице, - сказала Аля.
   - Марина? - предложил я, - Она - уходящая?
   - Что-то у них там случилось, я не знаю, что. Они говорят в общих чертах, без подробностей. Но Марина помогла тому парню, в крови который.
   - А я ничего не помню, - посетовал Паха.
   - Тот товарищ, что остался на кладбище.
   - А-а. Лицо у него знакомое.
   - А вчера вечером Марина посетила меня. Сказала, что медальон в надежных руках, не переживайте. И что это не Тимофеев. Если вкратце.
   Вот почему девушка так быстро пошла на поправку. Я тут не причем. У нее оказался Маринин медальон. Я решил, что мое вмешательство тоже имело свой эффект, но сейчас меня беспокоило другое.
   - А почему она меня не посетила? - спросил я.
   - Дело в том, - Аля немного помолчала, - уходящие, это уже не те люди, что когда-то были с нами. У них другие планы, другая жизнь, промежуточная. Они не идет, не спят, а все человеческие проблемы для них - ерунда. Все земное для них не больше, чем пыль. Когда-то соска и погремушка в руках, это все, что нам было важным. Сейчас мы смотрим на это уже не так. Марина помогла тому парню в виде исключения, чтобы добро победило зло, в кои-то веки. Если она к тебе не приходит, значит уже сказала все, что хотела.
   Мне даже было немного обидно, что Марина обделила меня своим присутствием. Все-таки, я не последний человек в ее жизни. Видимо у них там, действительно, другие приоритеты.
   - И все же она попросила передать, что ты гопник.
   Я заморгал и глубоко задышал, чтобы плач не вырвался наружу.
   - Она это не грубо сказала, - поспешила пояснить Аля, - а нежно.
   - Знаю, - прошептал я.
   - А мне ничего не передали оттуда? - спросил Паха.
   - А ты обойдешься.
   - Если эта вся история, предлагая отправиться по домам, - предложил Паха.
   - Давайте по домам, - согласился я, - завтра на учебу.
   Так хотелось встать под душ и постоять там с полчасика. В больнице работают хорошие люди, но запах там не самый приятный.
   - Нас освободили от отработки, - поведал Паха, - завуч сказала "раз такое дело...".
   - А меня еще освободили от физкультуры на месяц, - похвастался я.
  

Неспетая песня

   Тимофеев сидел в лесу на голой земле, облокотившись на сосну, и играл на гитаре. Пел для леса, птиц и мелких зверушек, для всех, кто мог его слышать. Вначале в ход шли романсы, затем немного шансона, после - "битлы". Даже детские песенки, что он когда-то пел для дочки Васильева, пришлись ко двору. Приближался час расплаты, ждать больше не было смысла. Но Тимофеев тянул время. Кто знает, может это его последний вечер. А если хорошо подумать, то вечер будет действительно последним. Можно было только надеяться, что Митрофанов и его товарищи будут уничтожены, а сам он, Тимофеев, беспрепятственно вернется к бабушке, и будет спокойно жить в ее доме, даже с неодобрения ее детей.
   Дом мэра был обычным загородным домом богатых выпендрежников и слабо походил на хорошо оснащенную крепость. Да, везде были натыканы видеокамеры, но Тимофеев на сто процентов был уверен, что запись просто сохранялась на жестком диске, а по истечении определенного времени удалялась. Навряд ли охрана будет сутками разглядывать на мониторе изображения проезжающих автомобилей по дороге и внутреннего участка вокруг дома. А вот Тимофееву это может пригодиться, когда придет время. План, при наличии наглости и отсутствия сомнений, обещал быть выполненным. Все было разведано и обдуманно неоднократно. То, что не получилось в прошлый раз, сегодня должно сработать безукоризненно.
   Мэр с супругой поехали по области осматривать свои владения и раздавать направо-налево указания разным директорам и их замам. Работа у них такая. А вот сын со своей ведьмой остались одни, не считая сторожа в угловом домике на заднем дворе и одного охранника в комнате на первом этаже. В гараже может находиться водитель, но не обязательно. Экономка работает до пяти часов вечера. Надо просто перелезть через дальний забор, что не представляет особого труда благодаря густо растущим соснам. Вначале нужно заглянуть к сторожу, справиться о его здоровье. Потом застать врасплох охранника. На всякий случай наведаться в гараж. И, наконец, заняться молодыми, при этом, не смотря ведьме в глаза. Девушка наверняка помнит тот удар в голову, и поэтому захочет поквитаться. Надо быть осторожным, когда имеешь дело с обидчивыми экстрасенсами. На этом можно и остановиться, предварительно позвонив Митрофанову и отчитаться о проделанной работе, чтобы исчезнуть из его поля зрения навсегда. Но так хочется узнать, как он превращается в волка. Возможно, многие беды происходят от любопытства.
   Тимофеев пробежался пальцами по струнам, те ответили нежным звоном. Когда-то, будучи влюбленный в одноклассницу, будущую жену Васильева, он написал песню, которую так никому и не сыграл. Учитывая позднее время и удаленность от города, на слушателей не приходилось рассчитывать и сейчас.
  
   Вот солнца свет, тебе он не соперник.
   Вот легкий ветерок, но ты его нежней.
   Остановив на мне свой взгляд, наверное,
   Ты б поняла, что я тебе нужней.
  
   Коряво, по-детски, но когда Тимофеев писал эти строки бессонной ночью, он был как никогда искренен.
  
   Васильев-гад с тобой под ручку ходит,
   И скалиться, скотина, до ушей.
   А ты не знаешь... тра-ля-ля, пам-парам...
  
   Середина песни забылось, но кто бы знал, какое мужество проявил Тимофеев, крича на свадьбе "Горько! Горько!". И за все эти годы он ни разу не подкатывал к Васильевой, оставаясь другом семьи и верным товарищем. Если бы можно было все вернуть назад...
  
   Не сплю ночами, о тебе мечтаю,
   Желаю лишь тебя и потому
   Цветком ненужным молча увядаю
   Среди осколков вазы на полу.
  
   Последний куплет очень точно отражал всю жизнь Тимофеева. Ненужный цветок, скрывающий свои чувства, это про него. Тимофеев дернул нижнюю струну, и тихий звук, напоминающий слезу (именно так), возник и растворился в прохладе вечернего воздуха и аромате сосновой хвои.
   Если бы...
   Бурундук, забавный и в то же время наглый, подбежал к Тимофееву, встал передними лапами на его ногу и с интересом посмотрел на человека, как бы намекая, что опять нужно вставать и доводить начатое до конца.
   - Дело говоришь, - согласился Тимофеев и отложил гитару.
   Бурундук отбежал в сторону и принялся умываться.
   Тимофеев поставил гитару к сосне.
   - Посторожишь? - спросил он бурундука, - Я скоро вернусь.
   Тот не ответил, но в глазах читалось согласие.
   Грузовичок находился на подземной парковке в одном часе и двадцати двух минутах ходьбы. В двенадцать ночи она закроется, а упрашивать охранника открыть ворота Тимофееву не хотелось. Если все пройдет гладко, он успеет.
  

Тимофеев видит смерть

   - Сережа, у нас проблемы, - сказала Аля дрожащим голосом.
   - Какие? - спросил я тихо, надеясь, что у них прорвало канализацию.
   Я только что закончил последний день учебы вождения. Оставались экзамены. И меньше всего мне хотелось бы каких-нибудь проблем.
   - Тут Тимофеев.
   Свершилось, подумал я. Ходили вокруг да около, строили планы один лучше другого. А теперь все само встало на свои места. Я почувствовал, что мои руки задрожали.
   - Справиться с ним нельзя? - спросил я с надеждой.
   - Он хочет, чтобы ты пришел.
   - Пусть один приходит, - послышался голос Тимофеева, - полчаса, на все про все.
   - Но лучше не приходи, - быстро сказала Аля, - мы все покойники.
   Раздались короткие гудки, каждая из которых была точкой в многоточии.
   Я оглянулся в поиске чего-нибудь вразумительного, потому что в голове возник вакуум, не пускающий внутрь дельные мысли. Мне вдруг захотелось просто сесть на ближайшую скамейку и сидеть, ни о чем не думая, ожидая, когда все закончится без моего участия.
   Что я мог предпринять? Позвонить в полицию, позвонить шоферу Тряскиных, и остаться в живых. Или приди самому. В последнем варианте мы погибаем вместе, но хотя бы сможем посмотреть друг на друга в последний раз и не упрекнуть себя в трусости и предательстве. Наша жизнь была короткой, но яркой. И мне не было за нее стыдно.
   Единственной надеждой на спасение я видел вызов Тимофеева на рукопашный бой, как мужчина с мужчиной. Но и тут я на себя бы не поставил.
   Аля попросила меня не приходить. Но она точно знает, что я приду. Паха в этом даже сомневаться не будет. Это знал и Тимофеев.
   Если пойти за ножом и попробовать им воспользоваться, пройдет очень много времени. Тимофеев не будет ждать. Я направился к остановке.
  
   Конечная остановка маршрутного такси начиналась прямо перед загородными домами. Солнце село, и в сумерках я за пять минут дошел до дома Тряскиных, еще недавно гостеприимно встречающего меня в любое время суток. Первое, что бросилось в глаза - калитка была приоткрыта, будто приглашая зайти. Но я, во избежание ловушек, решил войти через гараж, благо ключи у меня были. Я вошел внутрь и тут же пожалел, что не воспользовался калиткой. Мой мотоцикл лежал на полу, поверженный и убитый. Не знаю, чем он так не понравился Тимофееву, но восстановлению на этот раз он не подлежал. Более мертвое тело трудно было представить. Но был и положительный момент - по крайней мере, я был уверен, что это не сон, не розыгрыш, а сама ситуация вышла из-под нашего контроля. На этот раз все в руках Тимофеева.
   Через боковую дверь гаража я вышел во двор. Пока шел по дорожке, внимательно осматривал дом. Он был тих, мрачен и, как мне казалось, напряжен. Все окна были погашены, кроме кухни на втором этаже. Где сейчас охранник и сторож, мне знать не хотелось. Но что-то подсказывало, что поздороваться с ними мне больше не придется.
   Я подошел к входной двери, над которой тускло светила маленькая лампочка и нажал звонок. На втором этаже открылось окно и послышался голос Тимофеева...
   - Серега, заходи!
   ... жизнерадостный и веселый, как в то время, когда наши отношения были более доброжелательными.
   Я открыл дверь и сразу направился к лестнице, стараясь не смотреть по сторонам, чтобы не увидеть трупов, призраков и прочих объектов, подталкивающих к панике.
   На втором этаже я прошелся по коридору и зашел на кухню. Сразу стало понятно, почему Аля не могла воздействовать на Тимофеева. Она сидела на стуле лицом к стене, опустив голову на грудь. Глаза ее были открыты, а руки сцеплены сзади розовыми наручниками. Откуда он их взял, подумал я.
   - Хорошие браслеты, - будто читая мои мысли, отозвался Тимофеев, - в секс-шопе приобрел.
   Он стоял возле окна, облокотившись на подоконник. Довольный собой. Я чуть было не засмеялся, наручники были мало что розовые, но еще и меховые, с виду игрушечные и совсем безобидные.
   - Я и для тебя взял.
   Он помахал в воздухе еще одним приспособлением.
   - Мужских не было, но и эти подойдут.
   Он положил ключик на подоконник, а сам взял пистолет. На меня смотрел Пахин ствол, тот самый. Тимофеев направился ко мне.
   - Предлагаю честный бой, - крикнул я.
   - Принимаю, - ответил Тимофеев.
   В воздухе мелькнул кулак и я упал на пол, как тряпичная кукла.
   - Бой закончен.
   Тимофеев поднял меня за шкирку и усадил на стул. Наручники оказались достаточно крепкими, это все, что я мог подумать.
   - Опять чуть не поймал меня врасплох, - поведал он.
   Я вопросительно взглянул на него.
   - У тебя были ключи от гаража, - пояснил он, - был бы гараж на заднем дворе, ты мог подойти незаметно.
   Говори, говори, мысленно подумал я. Я пытался придумать какой-нибудь выход, но голова гудела от боли.
   - Ты один пришел? - Тимофеев выглянул из окна.
   - Один, - прошептал я, стараясь, чтобы это звучало неестественно. Надо было, во что бы то ни стало, изобразить плохого лжеца.
   Солнце уже полностью село, месяц на небе был только для красоты, освещение во дворе никто не включал. Я мог бы притащить за собой роту солдат в маскхалатах, и никто бы их не заметил. И все-таки я умница, что проигнорировал калитку. Спасибо Пахе за подарок еще раз - мне выдали дубликат ключей от гаража. Если ситуация идет немного не так, как планировалась, вариантов финала становиться множество. Тимофеев занервничал.
   - Значит так, - он указал на меня пальцем, - ты остаешься за старшего. Если сейчас кого-нибудь замечу...
   - Тратишь время, - зловеще улыбнулся я. Левая часть лица опухла от удара, но я радовался.
   Тимофеев бросил на меня взгляд полный ненависти и выбежал в коридор.
   Мониторы видеонаблюдения находились в подвале в правой части дома, мы находились на втором этаже в левой части. Времени было мало.
   - Хозяин! - заорал я.
   Аля дернулась от испуга и повернула голову в мою сторону.
   - Ты чего?
   - Хозяин! - крикнул я опять и прислушался.
   Тишина.
   - Сережа, - устало сказала Аля, - домовых не существует. Оборони - да, но домовых...
   - Доигрался, серый, - послышался недовольный голос, - поделом тебе.
   - Твою мать, - прошептала Аля.
   - Хозяин, помоги, - взмолился я, - выручай.
   - Пусть тебе твоя ведьма помогает, - ответил домовой, - мое дело - сторона.
   Послышался топот убегающих ножек.
   - Где он, где? - вертела Аля головой.
   - Ушел.
   Мое сердце громко стучало и эхом отдавалось в моей голове. Время, время, твердил я.
   - Приплыли, - заплакала Аля.
   - Хозяйка, - закричал я, - смилуйся!
   Маленькие ножки побежали в моем направлении.
   - Не вздумай! - заорал домовой.
   Дверки кухонного шкафчика открылись, оттуда посыпались тарелки. Звон бьющегося фарфора заполнил всю кухню.
   - Тебя не спросила, - ответил женский голос.
   Домовой был в ярости. Холодильник медленно накренился, потом с грохотом упал на пол. Аля, не видя, что творится у нее за спиной, закричала.
   В коридоре послышался топот.
   У меня за спиной раздался щелчок и наручники упали на пол.
   - Спасибо, хозяйка, - в первую очередь сказал я, и только потом бросился к Але.
   Я развернул ее лицом к двери, в проеме которой возник запыхавшийся Тимофеев. Он удивленно посмотрел на осколки посуды, щедро усыпавшей пол. На опрокинутый холодильник. Потом перевел взгляд на меня. Потом на Алю. И замер.
   Можно было перевести дух. Теперь наш грозный враг был безопаснее манекена, даже при наличии в его руке пистолета. Колдовская магия дала о себе знать - воздух стал осязаем.
   Я устало вздохнул. Но тут же насторожился.
   Тимофеев поднимал пистолет. Очень медленно, но было понятно - скоро ствол упрется ему в висок.
   - Не надо, - сказал я Але.
   Она не ответила. Со стороны она казалась равнодушной, и только темно-зеленые зрачки говорили о ненависти и решимости убить Тимофеева. Я повернул стул с Алей к стене, но это уже не имело никакого значения.
   - Никому не дано права убивать человека, - напомнил я.
   Пистолет поднимался.
   Я закрыл ее глаза рукой и тут одернул - тысячи иголок впились в ладонь, словно я схватился за крапиву. Я наклонился к Але:
   - Использовать свой дар во зло - грех.
   У Тимофеева из единственного глаза стекла слеза.
  
   Тимофеев стоял возле пещеры в горах, темной, как ствол пистолета. А в этой темноте кто-то шел наружу. Кто-то очень неприятный и страшный. И нельзя пошевелится или закрыть глаза. Вот шорох камней под ногами стал громче и на свет вышел сам Тимофеев, со злой улыбкой и нехорошими намерениями. Их взгляды встретились.
  
   - Хватит! - заорал я, но Аля никак не отреагировала, будто и не слышала меня.
   Воздух, плотный и осязаемый, заполнил всю кухню. Ствол пистолета коснулся виска, Тимофеев издал тихий стон. Трудно было предположить, кто из нас двоих был в большем ужасе. Я взял стул, на котором сидел раньше и швырнул его в Тимофеева. Плотность воздуха могла помешать полету стула, и поэтому я вложил в этот бросок всю силу, которая оттолкнула соседа по парте. Силу, которую я мог использовать скорее интуитивно, нежели осознанно. И все сработало. Стул попал точно в цель, Тимофеев вылетел в коридор. Раздался выстрел. Пуля вошла в дверной косяк, чуть не задев Тимофеева. Воздух заколыхался, как вода в бочке. Нас с Алей качнуло вперед, потом назад. Я упал на спину, рядом опрокинулся стул с Алей. Шкафчики рухнули вниз. Оконное стекло разбилось, осколки посыпались вниз. Послышался звон стекла и все стихло.
   - Не слабо, - послышался в тишине голос домового.
   Я встал, пошатываясь подошел к выбитому окну и глубоко вздохнул, пытаясь привести мысли в порядок. Что-то случилось. Я впитывал воздух всем телом. Он превращался в энергию, будто я находился на своей поляне. Я чувствовал Алю за спиной. Чувствовал домовых. Даже Тимофеева, приходящего в себя в коридоре. Даже черепаху в гостиной. Головная боль исчезла, я ощущал, как проходит гематома на лице. Но не было времени копаться в себе и анализировать произошедшее. Надо было завершать эту историю.
   Я взял с подоконника ключ, чтобы освободить Алю. Наручники упали на пол, но она даже не пошевелилась, и только слезы текли по лицу. В коридоре послышался топот ног, Тимофеев пришел в себя и опять пустился в бегство.
   Я огляделся вокруг. На кухне царил полный хаос. Что мы теперь скажем родителям?
   - Паха где? - спросил я Алю.
   - В гостиной, - ответила она и зарыдала еще громче.
   Только теперь я понял, почему Пахи не было на кухне. Почему я его не чувствую. Родителям будет не до разгромленной кухни.
   Хлопнула входная дверь. Испуганный, но ненаказанный Тимофеев уже бежал в сторону леса.
   - Ну, - закричала Аля, - и где твоя справедливость теперь?..
   Как будто это я читал ей наставления о жизненных законах.
   - ...Опять будешь ждать, когда он появится?
   Из-за ее всхлипываний я еле разобрал эту фразу, но все было понятно и без слов.
   - Обещаю, - тихо сказал я, - через час он будет в полиции.
   - Ты его уже не догонишь, - нервно засмеялась Аля.
   Она взглянула на меня и замолчала, увидев мои глаза.
   - Все равно не догонишь, - прошептала она.
   Я сильно сжал ей плечо.
   - Я - нет.
  

Несимпатичный волк

   Тимофеев, оглушенный громом выстрела, бежал по лесу, рискуя в темноте лишиться второго глаза. Надвигающиеся деревья различались с трудом, а месяц сегодня был плохим осветителем. Но для Тимофеева это не играло особой разницы. Такого ужаса, как сейчас, он не испытывал никогда в своей жизни. Когда кто-то управляет твоим телом, и даже подносит пистолет к виску, против твоей воли, это всегда страшно до безумия. Когда смерть с твоим лицом идет к тебе на встречу - трудно окончательно не свихнуться. Если бы не Серега, золотой человек, он уже готовился бы отвечать за свои грехи. А грехов у него накопилось немало.
   Тимофеев споткнулся и рухнул на землю. Боль от падения еще раз доказала, что он жив. Но это не проблема. Только бы добраться до грузовика, и тогда он исчезнет навсегда. Пистолет все еще у него. Если его остановят на посту, он разрядит его, нисколько не колеблясь. Все полетело прахом, но, по крайней мере, программа минимум сделана - сынок мэра уже никогда не проснется. Он, забывший в самый ответственный момент снять пистолет с предохранителя, захлебнулся водой из аквариума и черепаха тому свидетель. Пусть Серега помучается на досуге. Тимофеев встал на ноги и отряхнулся.
   Вдруг мимо него в пяти метрах кто-то пронесся мимо. Кто-то большой. Кусты закачались, пожелтевшие листья осыпались вниз.
   - Кто здесь? - крикнул Тимофеев, уже догадываясь, кто преследует его в темном лесу.
   Он замер и выставил перед собой ствол, прислушиваясь ко всем, еле-еле различимым для него, звукам.
   Кто-то опять пролетел мимо. Раздался выстрел. Лес на мгновенье осветился, как от фотовспышки, и пропал в темноте. Сзади хрустнула ветка, Тимофеев повернулся и спустил курок. Он уже ничего не видел, кроме мельтешащих белых пятен. Где-то рядом раздался волчий вой, протяжный и жуткий. Тимофеев разрядил всю обойму, посылая пули в лес вместе с проклятиями.
   Эхо выстрелов растаяло вдали и Тимофеев замер, часто дыша. В воздухе чувствовался запах пороха. Бесполезный ствол выпал у него из рук.
   И тут из темноты вышел зверь.
   Тимофеев не слышал, как мягкие лапы наступали на хвою, как жалобно хрустели мелкие ветки. Не слышал, но видел. Волк подходил все ближе и ближе, становясь все более различимым за чехардой скачущих пятен. Но вот светопреставление угасало. Глаз видел лучше. Перед ним возникла волчья морда. Но на этот раз это был не тот статный серый красавец, что лишил его глаза. Шерсть этого зверя была старой и потертой, как заношенная шуба. Через проплешины виднелась розовая кожа. Такого урода Тимофеев не встречал даже в ночных кошмарах. Глаза без век, пасть без губ, будто молью - объеденные уши. Слюна, текущая между зубов. Словно гниющий труп животного вернулся к жизни и пришел с последним вопросом. И только взгляд оставался человеческими. В зубах волк держал какую-то вещь.
   Тимофеев закричал и начал пятиться назад. Волк подскочил к нему и ударил лапой по ногам. Потом наступил лежащему Тимофееву на грудь и открыл пасть. Что-то упало на Тимофеева. Это были меховые наручники.
  

Самоубийство Али

  
   Наверно следственному отделу было, над чем подумать. Еще недавно старушка зарезала трех женщин. А теперь какой-то маньяк проник в загородный дом мэра, убил сторожа, охранника и, самое главное, сына мэра. После чего явился в полицию в наручниках из секс-шопа.
   - Пришел с повинной, - сказал одноглазый человек дежурному.
   - С повинной в наручниках обычно не приходят, - заметил тот.
   Человек улыбнулся:
   - Так я же - псих.
  
   - Но он ни слова не сказал о волке, - поведала Аля после суда, - косил под дурачка, говорил о ненависти к властьимущим.
   Следователь имел со мной длительную беседу, как-никак мы с Тимофеевым были земляками, но на суде я не был заявлен как свидетель. Тем более, что на месте преступления меня, якобы, не было. Запись с видеокамер была стерта Тимофеевым, на случай успешного завершения дела. А вот Аля пришлось долго смотреть на убийцу ее жениха.
   - А кто бы ему поверил? - вслух подумал я.
   - Скорее всего, он просто устал от такой жизни и сказочных персонажей в наших лицах. Хочет, чтобы все побыстрей закончилось.
   - Раскаялся?
   - За Василия с детьми - да. За все про все получил 25 лет.
   - Неужели все закончилось?
   Мы сидели у меня на кухне. Перед нами стояли чашки, полные остывшим чаем.
   - Не знаю, как теперь жить без Паши, - шмыгнула носом Аля, - забрала вещи, уехала к маме. Хотя мне предлагали остаться.
   Я вспомнил слова Саныча.
   - А если бы ты умерла, чтобы ты пожелала Пахе?
   Аля махнула рукой.
   - Вот только не надо меня лечить, все эти уловки я знаю.
   Я выжидающе молчал, давая понять, что жду ответа. Аля вздохнула.
   - Наверное, чтобы он жил дальше и радовался жизни.
   - Если твоя версия насчет уходящих верна, то Паха с нами будет до сорока дней?
   - Вряд ли он выйдет на связь, я пробовала. У них другие заботы. А после сорока дней он перестанет быть Пахой.
   Я попробовал сам догадаться, что это значит, но нечего не вышло.
   - Представь каплю, летящую с неба в океан.
   Я представил, это было нетрудно.
   - В данный момент она живет как капля, думает как капля. Но попав в океан, она перестает быть каплей. Становиться частью океана и самим океаном. Вот этот полет и есть сорок дней. А потом и Паша, и Марина, и Васька-комбайнер, и твои родители, все становятся одним целым. А там имена уже не нужны.
   А вот представить эту картину было уже сложнее.
   Она пожала плечами:
   - По крайней мере, мы так видим тот мир. На истинность не претендуем.
   За все время, что прошло после той ночи, я ни разу не спросил у Али, как был убит Паха. Ясно было одно - его смерть видела черепаха в аквариуме. Эту же черепаху, как образ, Паха видел в своем видении, когда мы ехали в поселок на разборки. В гробу он лежал красивый и спокойный, будто спал, и мне этой информации вполне хватало. Я, в свою очередь, не рассказал, как пребывая в не понять в каком состоянии, накинул на себя шкуру волка, как она облегала мое тело, а ее края срослись между собой без швов. Как изменялись зубы, кости, кожа и ногти. Какую бы испытал боль, если бы не был сгустком энергии, которая действовала, как обезболивающее. Но какое было качество шкуры, такой и результат. Мало того, что не оборот, а превращение, было далеко не приятным делом. Взглянув на себя в зеркало, висевшее на стене гаража, я пришел в ужас от самого себя. Будто вылез из враждебного, для каждого верующего человека, мира. И не удивительно, что Тимофеев сам вызвался сдаться полиции, лишь бы я ушел обратно в ночную тень. А как он орал от страха, до сих пор отдается эхом в голове.
   - Хотела сказать спасибо, что пришел тогда, - сказала Аля.
   Я махнул рукой.
   - Я серьезно. Лично я готовилась к смерти, и надеялась, что ты будешь более благоразумен.
   - Я тебя разочаровал? - улыбнулся я.
   - Ты несносен, как всегда. И еще... Спасибо, что не дал мне убить его.
   Я вспомнил все то безумие, что творилось на кухне у Тряскиных, и невольно вздрогнул, как от холода.
   - Я столько раз твердила тебе об ответственности...
   - Четыре раза.
   - ... и сама чуть не сглупила.
   Она посмотрела в окно, за которым уже стемнело и глубоко вздохнула, будто что-то решила.
   - Ты настоящий друг и я хочу, чтобы ты всегда оставался таким, чтобы не произошло.
   Эта фраза меня насторожила. Я взглянул на Алю и встретил взгляд ее темно-зеленых глаз. Она смотрела на меня, не отрываясь. Воздух стал плотным, он дотронулся до моих рук, прикоснулся к лицу, пригладил волосы. Картинка в моих глазах сначала стала расплывчатой, а потом уплыла в сторону. Где-то над головой раздался крик, пробуждающий в сердце тоску. Я взглянул вверх. Надо мной стояла огромная сосна, а возле нее пролетела черная птица. Я сидел на пне, на лесной поляне. Солнце стояло высоко, по всему небу были разбросаны облака, как мягкие игрушки на полу в детской. И все тревоги, все переживания, все мысли исчезли. Я был один в этом огромном мире. Будто все люди ушли куда-то и там пропали без объяснения причин.
   А я остался.
  
   Очнулся я на своей кухне в четыре часа ночи. От долгого сидения тело затекло. Голова кружилась, я плохо понимал, что произошло и куда подевался лес, в котором было так хорошо. И как только сознание пришло в норму, я выдвинул ящик стола, где среди ложек и вилок лежал мой нож. В самом лучшем, для сокрытия предмета, месте. Учил меня дядя, не доверять ведьмам, с ним был солидарен и домовой. Ножа не было. Но я догадывался, где он может быть.
   Что же ты делаешь, пронеслось у меня в голове. Я даже не стал звонить ей на сотовый. Все было и так понятно.
  
   Целый час я бежал по лесу. Когда было совсем невмоготу, переходил на быстрый шаг. От холодного воздуха у меня заболели легкие. Будто ледяное пламя горело в груди. В начале шестого утра уже был на месте - недалеко от дома Тряскиных, возле известного мне пня. Думаю, Аля специально выбрала это место, чтобы я нашел свой нож, уже дважды ею "позаимствованный".
   Вокруг пня на сухой траве, покрытой инеем, была разбросана одежда, изорванная в лоскуты. Кроссовки превратились в пару изжеванных комков. Телефон был раскушен мощными челюстями. Аля не собиралась возвращаться к человеческой жизни. Об этом красноречиво свидетельствовали клочки паспорта. На этом месте она поставила точку и начала все заново.
   Не обращая внимания на утренних холод, я сбросил с себя одежду и перепрыгнул через пень. Запах предыдущей Альбины стоял вокруг пня, а новой Альбины, волчьей, уходил в лес, прочь от города. Я бросился вдогонку, надеясь, что мой опыт позволит ее догнать, пока она не забежала слишком далеко. Надо будет, верну ее силой.
   Но когда речка преградила мой путь, вся моя надежда вместе с запахом Альбины уплыла по холодному, еще незамерзшему течению. Все мои друзья исчезли, как исчезают деньги в расточительных семьях. Быстро, и в никуда. Я остался один. Утро набирало силу, лес просыпался. Все вокруг радовалось жизни. Я завыл так громко, как мог, перепугав всех лесных птиц, но ответа так и не получил.
  
   Когда я это рассказал Ольге Петровне, она, вытирая слезы, протянула мне листок бумаги.
   Аля писала записку в спешке, ее прежде красивый почерк напоминал перекосившийся забор.
   "Дорогой Сережа", писала Аля.
   "Наверно, я слишком слабая, если решилась на этот поступок, равносильный самоубийству, оставив маму одну. Но ты сильный и твой путь только начинается, твоя задача - помогать людям. Или вредить им, но ты же знаешь, чем это грозит. Хочешь этого, или нет, но ты уже стал колдуном, и не думай отнекиваться от этого. Это все равно, что отказываться взрослеть. Выбирай не плохую или хорошую дорогу, а ту, по которой уже идет твое сердце, но я в тебя верю.
   Прощай, мой блохастый друг и брат".
   P.S. Надеюсь, что утром, когда ты не сможешь меня догнать, я услышу твой вой на прощание.
   На следующее утро я лег в больницу с воспалением легких. От учебной программы я безнадежно отстал, курсы по вождению завершились без меня, а договариваться с инструкторами у меня не было желания. Все пошло прахом. Я уже и не помнил, какой была моя цель в жизни. В городе мне стало неуютно. И хотя Тряскины уговаривали меня остаться, а Ольга Петровна расплакалась от моего решения, я взял билет до поселка. Надеюсь, батюшка не будет против, если у него некоторое время поживет колдун.
  

Последняя глава

  
   Я стоял на своей поляне, возле березки. Босые ноги не чувствовали осеннего холода, зато энергия, идущая из глубины земли, наполнила меня всего, светилась, вибрировала и плескалась внутри.
   Я закрыл глаза и прошептал:
   - Пусть души моих друзей вернуться к Богу, а имена возьмет с собой ветер, бесконечно кружащий вокруг Земли. И в тот день, когда мне будет плохо, он напишет их имена огненными буквами на небе, напоминая, что я не один.
   - Гопник! - пронеслось возле меня.
   Я резко обернулся, но ветер уже скрылся в лесу.
   Завтра Марине будет сорок дней.
  
   С любовью к моим друзьям, живым и ушедшим
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"