Сразу хочу вас предупредить, эта история основана на весьма сумбурных записках участкового Порхомова Александра Васильевича, человека пьющего, но в этом нелегком деле знающего меру и во лжи ни разу не уличенного. Видимо, случайно...
И так, я постараюсь упорядочить все, что довелось мне прочитать, приукрасить то, что было опущено и остудить то, что было приукрашено.
История эта началась ранней осенью, когда темный, дождливый вечер дышал холодом через приоткрытую форточку. Ничего не предвещало беды, когда в дверь отчаянно заколотили.
Умница Клавдия - жена Порхомова, тянущая лямки хозяйки вот уже шестнадцать лет, освоившая ради мужа и самогоноварение, и штопку носков и ветеринарию - тут же прослезилась. Ясное дело, раз так настойчиво стучат, когда другим и на улицу выходить боязно, значит мужу идти в ночь.
Порхомов, кряхтя, встал, чиркнул спичкой, закуривая крепкую папиросу, и почесал голую, волосатую ляжку (Александр Васильевич уже приготовился ко сну и сидел в майке и трусах у стола, собираясь принять последнюю на сон грядущий). Открывать дверь он вовсе не торопилось. Признаться, участковому совершенно не хотелось впутываться во что-то явно сомнительное, но выхода не было. Работа есть работа.
Выпустив плотное облачко белого дыма, зажав папиросу в уголке рта, Порхомов накинул на плечи потрепанный ватник и вышел в сени. Зажег тусклую лампу, выхватившую узкое помещение с грубыми бревенчатыми стенами, забитыми паклей, и не выметенными пучками сена на полу, со сваленными в углу лопатами и вилами, каким-то древним хламом, на которой они с хозяйкой уже давно перестали обращать внимания. Там и колесо от велосипеда, вместе со старой цепью, зачем-то хранится прохудившееся ведро, прутья ржавой арматуры, выдернутой из соседского забора...
Разглядывать сени можно было при определенном стечении обстоятельств часами и Порхомов, решив не тянуть время, открыл дверь, куда тут же сунулось бледная, с подрагивающими губами и выпученными глазами рожа. Участковый не сразу узнал в ночном госте, с которого вода текла ручьями, сына председателя деревни Ильинское. Отходя в сторону, чтобы Никола мог войти, Порхомов мрачно подумал, что вот оно - точно. Беда пришла.
Черти рогатые! Эта деревня Ильинское у него на участке как заноза в заднице! Печенкой чувствовал, что рано или поздно там что-нибудь случится, да все гнал эти мысли прочь. Вот, дождался.
-Ну? - спросил участковый, глядя на трясущегося, окоченевшего парня. Никола все оглядывался на черный дверной проем, за которым приглушенно шумел лес, все пытался засунуть замерзшие пальцы подмышки. Головы он не поднимал, словно боясь смотреть на Порхомова.
-Убийство у нас, дядька! - наконец выдавил он и засопел, словно бы эти слова дались ему с большим трудом. - Труп под забором валяется.
При Клавдии Порхомов не стал задавать лишних вопросов, провел парня в избу, чтобы погрелся. Пока сборы да одевания, жена отпоила гонца горячим чаем с бальзамом.
Косясь на заулыбавшегося парня, участковый вяло думал о том, что вот принесла нелегкая его именно сегодня, когда уже пора спать. Наперекор своей работе, Порхомов был человеком консервативным, любил придерживаться распорядка и искренне злился, когда его обычный жизненный ход разрушали такие вот случайности.
Ладно, до дела дойдет, все решится.
Одев фирменную куртку и сложив дождевик (по закону подлости еще предстоит потоптаться под дождем возле трупа, пока протокол да улики), Порхомов вышел на улицу, отпер гараж, где стоял пятнадцатилетний УАЗик. С гордостью похлопав своего "Козла" по угловатому крылу, участковый быстро полез внутрь. Ему было чем гордиться, с любовью перебранный и не раз механизм хоть и пошел по кузову бурыми пятнами ржавчины, внутри был как новенький и работал исправно. Конечно, для наших УАЗов пятнадцать лет - не срок, но все же многое зависит от хозяина.
Выгнав машину из гаража, Порхомов усиленно забибикал, проследил, как торопливо сбегает по ступеням Никола и сам открыл ему дверь, улегшись боком на пассажирское сидение.
Деревня Ильинское всегда была не велика. С десяток домов и в соседнем лесочке - погост, состоявшийся исторически и никому, в общем-то, не мешавший. Дорога к деревне проезжая, лишь последние метров сто до домов раскисают от дождей и снега. Так об Ильинском рассказывали Пархомову старожилы. Теперь настали другие времена, дорогу до деревни внезапно заасфальтировали, кладбище получило официальное название и статус, было нанесено на карты. И, как это не удивительно, деревня с тех карт очень быстро исчезла. Согласно бумагам кладбище жило и расширялось, что не день, по трассе катились печальные кортежи с зашторенными черными занавесочками конами и яркими искусственными венками на бортах. Вскоре кресты и памятники вплотную подступили к дороги, на другой стороне которой высились дома. Жители, чтобы не становиться свидетелями каждых похорон, отстроились кто как мог - заборы повыше да поплотнее. Один из домов продали, да поделили между каким-то городскими, которые, напервой и по глупости, посчитали кладбище весомым аргументом разве что для получения скидки в цене.
Вот когда началось самое интересное. Настал момент, когда кладбище перешло в частные руки, и новый хозяин, не долго думая, огородил свои владения, закрыв на замок ворота, перекрывшие подъезд к домам.
Уж сколько люди судились, потрясая бумагами на собственность - все бес толку. Нет деревни Ильинское на картах, зато есть Ильинское кладбище. Теперь каждый, кто хотел попасть в гости к незадачливым ильинчсанам, должен был либо идти километр в обход, либо метров четыреста по кладбищу.
Так и шутили невесело: на погосте живем. Унылое это было место, пустынное, с приходом темноты жители из домов свои носы не казали, боялись выйти. Чудилась им за забором всякая чертовщина, на утро они рассказывали свои байки соседям и на следующую ночь чудилось уже всем и еще больше. Подогреваемые спиртным, эти странные рассказы о призраках, неупокоенных душах, убийцах и оборотнях росли и ширились, и вот уже ночной волчий вой кажется жутким и сулящим беду. Кто-то маялся бессонницей, часто в Ильинское выезжала скорая, все давление у стариков шалило.
Одни говорили, что видят за окнами огни, но это не НЛО, а покойнички глазами сверкают, другие рассказывали, что мертвец к ним в дом ходит, ночью молоко пьет и все скрипит. И шуршит, а один раз даже чашку разбил. Правда оказалось, что ежи это были, под крыльцом поселились и в дом наведывались за съестным. Их соседская собака откопала, та самая, которая часто выла по ночам. Ее хозяин - алкаш редкостный - плохо совсем тварь кормил, исхудала бедняга...
В общем, все эти предрассудки казались участковому детскими байками, которые не стыдно друзьям на ночь рассказать. Правда Пархомов был совершенно согласен с ильинчанами - жить на кладбище и пить воду из колонки, когда через дорогу сплошные захоронения - радости никакой. Чудно, что прошлой весной, когда пошли талые воды, на Ильинском кладбище не было вспышки дизентерии...
Машина остановилась перед широкими, забранными толстой цепью воротами с траурной надписью витиеватыми буквами: Ильинское Кладбище. Порхомов заглушил двигатель, замер на мгновение, вглядываясь в искры капель, застывшие в свете фар. Чтобы прогнать неприятный озноб, достал из внутреннего кармана железную фляжку с женушкиным самогоном, крепко приложился к ней, чувствуя, как разбегается по телу тепло.
Передал флягу Николе, потушил фары и вышел из машины, громко хлопнув дверцей.
Ладно, дело есть дело и надо идти.
Пархомов надел шуршащий дождевик, сунул руки поглубже в карманы и, дождавшись, когда к нему присоединится Никола, перешагнул порог калитки, ступив на кладбищенскую землю.
-Спасибо, дядька, возьми, - парень протянул участковому фляжку. -У меня фонарь есть, мне выдали, я посвечу?
Участковый приметил, как опасливо оглядывается Никола по сторонам, как жмется испуганно к нему и подрагивает. Не удивительно. Убийство, кладбище, ночь, что может быть глупее?
Отобрав у Николы фонарь, участковый неторопливо зашагал по устлавшей дорожки палой листве, налетевшей с оголенных дубов. Тусклое пятно фонаря скользило по мокрым надгробиям, выхватывало из темноты кресты и кованные оградки, облупившиеся памятники, скамейки, столы и проржавевшие таблички. Закисшие листья под ногами похлюпывали, ветра не было.
-Что, Никола, кого убили-то? -наконец спросил Пархомов, устав глазеть по сторонам. Свет фонарика лениво заплясал у самых ног участкового.
-Тозикова Диму, - коротко ответил парень.
-Это тот, что лысый такой, лет пятидесяти? Без бабы один живет? - уточнил участковый, внимательно вглядываясь в темноту между деревьями. Почудилось ему там какое-то движение, и Пархомов направил туда фонарь. Все то же самое: гранитные плиты, отблескивающие влагой, опалые желтые листья, заборчики.
-Вон уже, - Никола протянул руку в сторону домов. -Огонь видите, он самый, Димка лысый.
Пархомов повернулся и увидел бардовый отсвет и почему-то представился ему грешным делом страшный пожар, съедающий дома один за другим. Он как наяву увидел мечущиеся темные людские силуэты на фоне гигантских костров, выстреливающих в небо роями колких, оранжевых искр. Нет, участковый никогда не жаловался на свое воображение, но что бы так явственно видеть того, чего нет - это уже походило на умопомрачение.
Но тут дорога повернула, могилы по левую руку кончились, зато поднялись почти сразу же, через неглубокий ров, высокие сплошные заборы, за которыми были видны разве что козырьки крыш. Заплясал веселым светом костер на окраине, Пархомов увидел столпившихся вокруг него людей. Он прибавил шагу, не отдавая себе отчета, стремясь войти в круг живого огня, избавиться от этого неприятного, сосущего ощущения пустоты в животе. Нет, участковый никому бы не признался, но и ему было жутко ночью на кладбище. Жутко и стыдно, потому что эти люди живут здесь, и ничего, а он, трусишка, многое отдал бы, чтобы оказаться снова дому за столом в тепле и уюте.
-Кто?! - испуганно заорали от костра, приметив их.
До чего же пуганые люди, - усмехнулся в усы участковый, но смешок у него самого вышел нервным.
-Пархомов! - с надрывом крикнул Никола. -Я привел его! -Ну наконец-то, - с облегчением сказал кто-то.
Участковый подошел вплотную к людям и сразу же выругался. Во-первых, надо было показать, кто теперь тут главный, во-вторых, был и повод материться: костер разожгли совсем рядом с убитым. Натоптали вокруг так, что теперь о следах и уликах нечего было даже мечтать. Почти сразу выяснилось, что тело осматривали и некоторые вещи мертвеца уже себе прикарманили - зажигалку, например, уже крутил в руках один из соседей.
-Что вы тут вытворили?! - не понижая тона, грозно спросил Пархомов. -И это?! Это что такое?!...
В отдалении, в темноте у забора стояла девчушка лет четырнадцати. Сунув в рот палец, она так и замерла, толи в задумчивости, толи скованная страхом.
-А, это Катька Беляева, дура она, - подсказал кто-то из мужиков. -Тронутая немного. Она и нашла Тозьку дохлым...
-Уведите ее живо! - что есть сил заорал Пархомов. Все происходящее казалось ему диким дурным сном и он как мог, пытался вернуться все на свои места. -Детям не место у трупов! Балаган устроили тут, водкой греются! На труп глазеют!
-Да мы же для тебя тело караулили, вдруг что... - сказал кто-то обижено.
-Отставить! Где председатель, где Виталий Ильич?!
-С давлением мается, - робко сообщили ему. - Двести десять на сто сорок...
-Это серьезно, - согласился Пархомов, остывая. И что это он так разорался? -Так, все разошлись, - стал распоряжаться он. - Пусть останется кто-нибудь один, кто сможет мне изложить всю информацию в один голос. А завтра я ко всем по очереди приду, показания снимать буду значит.
Сказав это, участковый подошел к мертвецу, отстраненно вслушиваясь в то, как жаркий спор медленно перерастает в драку. Единственным, кто послушал его, был Никола, взявший за руку девочку.
-И слава Богу, - пробормотал Пархомов, глядя, как парень уводит ребенка за забор.
Достав из кармана крупную трубку спутникового телефона, он набрал номер: -К делу, господа. Пархомов. Участок 23, седьмой квадрат. Убийство. Пожилой мужчина без признаков насилия. Шлите мне гроб и вашего эксперта, на вид повреждений нет. Ильинское кладбище.
-Ну что? - обернувшись, спросил он. -Не определились? Ты! - он ткнул пальцем в крайнего мужика, который казался ему знаком. -Куличков, ты?
-Да, Саша, я, жена неудачно постригла, - засмеялся мужик.
Как они смеяться могут? - вяло подумал участковый. -Когда только что кто-то убил их соседа... Тьфу, да почему же все-таки убил?! Что это я заладил - убийство. Может, он от сердца скончался, какое убийство? Кто тут из них убивать может? Кому это вообще нужно?!
Только если хозяин кладбища решил всех здешних со света сжить... надо будет эту возможность из виду не упускать, ему ведь выгодно. А вообще, не похоже на убийство, нет никаких внешних повреждений.
-Все разошлись, Куличков остается. Паша, нервы нормально, иди сюда, помоги мне его повернуть? И фонарь на, свети...
Народ замолчал, но приказ представителя власти все же выполнил, ругаясь, разбрелся по домам, намереваясь еще несколько часов не спать, перетирая произошедшее.
Перевернули труп, осмотрели, положили обратно. Пархомов так и не нашел ни крови, ни синяков. Отойдя немного в сторону, он закурил, достал флягу и сделал еще один глоток самогонки.
-Ну, рассказывай все, что слышал, - попросил он, садясь на корточки. - Времени уйма, пока машину не подгонят.
-Туда глянь, Саша, - внезапно сказал Павел, указывая рукой в темноту по другую сторону от дороги. - Нет, я конечно не нервный, но валить отсюда надо к чертям собачьим...
Пархомов быстро встал, да так молча и застыл. Сначала ему показалось, что отсвет от костра плывет по сетчатке глаза. Но нет, то, что видел участковый, светилось вялым, голубоватым светом.
-Ты как хочешь, Саша, - хрипло сказал Куличков, - а меня с собой туда не зови, проверять, что это такое я не пойду. Плевать на все, куда труп денется, пошли уже в дом, там все и расскажу.
Куличков попятился.
-Далеко как-то, - пробормотал Пархомов, тщетно вглядываясь в темноту. - А теперь и вовсе пропал куда-то. Видишь его, Паша? -Нет больше, но и видеть не хочу!
-Ладно, хватит ломаться, успокойся, - резко сказал участковый. -Давай, рассказывай, что же тут все-таки произошло. И по сторонам не гляди, коли страшно, я за тебя посмотрю.
Куличков вздохнул, придвинулся к огню, опустив голову и глядя в угли, помолчал, видимо собираясь с мыслями, и рассказал все, что знал.
Слушая его, Пархомов внезапно встрепенулся и, нагнувшись, стал прощупывать мертвецу пульс. Сердцебиения, как и полагается, не было. На теле уже отмечались признаки трупного окоченения и участковый поморщился, глядя на заострившееся лицо с отвисшей челюстью. Только сейчас он понял, что насторожило его: лицо мертвеца было беловато-серым, с крупной сеткой полопавшихся сосудов на щеках и в глазах. А челюсть вовсе не открыта, она застыла в молчаливом крике страха, который явственно застыл в зрачках.
-Жуть какая, - Пархомов отшатнулся от мертвеца, снова приложился к фляге и стал дослушивать рассказ Куличкова.
-Ей Богу, от страха наш Тозик умер, точно не упокоенного увидел, небось, близко-близко. Бабка Люскька только давеча мне жаловалась, что видела, как кто-то по кладбищу ходит и светится. Уже три ночи подряд по третьей аллее. Из ее калитки хорошо видно.
-И чего эта бака у калитки ночью делала? - фыркнул Пархомов.
-А, кто ее знает, может, не спится бабусе. Да ты не сомневайся, она не врет...
-Ты что же, в призраков веришь, чучело огородное? -Удивился участковый. -Давай-ка мне лучше повтори, я запишу, кто нашел, кто хай поднял, кто первым выбежал, кто вообще тут толпился. Имена мне, время, чего видели, чего обсуждали.
-Я ж рассказал уже, а ты не слушал, да? Ну вот, Катька нашла его в одиннадцать с гаком, не могу сказать, во сколько точно, потом у ее мамки узнаешь. Она же и вопила как раненая. Приведение она синюшнее рядом с Тозей увидела, вроде как оно его есть собралось (труп то есть), но Катин крик приведение напугал и оно сбежало. Воон, туда, - по дороге. Мы на крик повыбегали, смотреть пошли. Все вместе. Костер разожгли, чтобы виднее было, Николу отловили - он хоть в сапогах был - послали его к тебе. А потом, как обычно. О приведениях, о ходячих трупах говорили. Жить на кладбище, знаешь ли, не шутка. Тут и в призраков недолго поверить. Говорят, десять дней назад у нас парня похоронили, вроде как пьяный за рулем разбился, и семью с собой прихватил - все погибли, кто в машине был. В кого-то он въехал, наверное, на встречку выехал. Может, с управлением не справился. И вроде батюшка, который его отпевал, велел нам калитку у могилы наперекор обычаям закрытой держать, ну, может, чтобы не выпустить его? А детвора играла, наверняка ведь пошла посмотреть на новый памятник. А ровно через десять дней - вот тебе еще жертва.
-Да брось ты, Паша, пить меньше надо, и не будет чудиться дурь всякая! Вам кошка дорогу перебежит, вы за голову хватаетесь...
-Кладбище, - невпопад отозвался Павел.
Послав по утру весточку жене все с тем же Николой (что все мол у него нормально и волноваться нет смысла, но он пробудет в Ильинском еще какое-то время, пока не опросит всех свидетелей - может день, а может два, ведь надо будет еще потом в город заскочить), Пархомов непосредственно приступил к своим прямым обязанностям. Весь день он пил то водку, то дешевый коньяк с мужиками, закусывая пряным чесночным салом и жесткой местной курятиной, записывал сбивчивые показания ильинчан, отмечая про себя, что они одно краше другого. Сначала ему казалось все это бредом воспаленного сознания, но с тем, как участковый наливался, слова начинали казаться ему не лишенными смысла. К вечеру уже получалось, что на Ильинское с кладбища наступает цела рать мертвецов, упырей и оборотней, из-за того, что детишки потревожили из посмертный сон. А несчастный храбрый Тозик, увидав такое, смело пошел защищать деревню, размахивая непочатой бутылкой паленой водки; орал что-то о восходе, пытаясь отпугнуть нечесть, и даже проклял их (хотя куда уж больше), и погиб от жестокого прикосновения чьего-то недремлющего духа. Переходя из дома в дом, видела Пархомов, как играют за забором дети, как бегают в догонялки между могильными оградами, как бросают мяч и смело открывают калитки, чтобы достать его, и было ему от этого совсем не по себе.
Ближе к ночи, совсем захмелевший и утомленный, с перепутанными мыслями и чувствами, задержался Пархомов на крыльце одного из домов, чтобы покурить да развеяться, сел устало на ступенечку, пропитанную влагой ночного дождя. Откуда не возьмись, появился рядом Паша, сел, нахохлившись, и жалостливо глянул на участкового:
-Жена - злыдня, выпить не дала, - посетовал он. -Вообще сегодня не грамма. Грозится, что никогда больше не даст.
-Что это твоя так завелась? - равнодушно спросил участковый, попыхивая папиросой.
-А, говорит, чтобы как Тозя не кончил. У тебя случайно того... нет?
-Есть, но оно на ночь, - строго сообщил Пархомов.
-А ночью что будет? - уточнил Куличков, облизав пересохшие губы. И так у него это с чувством получилось, что Пархомов чуть не заржал.
-Любопытный ты, Пашка, мочи нет. Наслушался я у вас тут баек, голова кругом идет от них. Не пойму, как они все еще живы. Сам ночью на кладбище останусь, посижу, послушаю, посмотрю, авось, что-то прояснится. Если у вас тут и правду все приведениями кишит, надо же совсем другие дела заводить, парапсихологов вызывать... Те еще шарлатаны, я так думаю, но кто знает...
Тихо запиликал телефон. Пархомов включил трубку, некоторое время слушал, потом, не прощаясь, отключился.
-Неужели уже из морга звонили? - удивленно спросил Павел, заглядывая участковому в лицо.
-Ну, да, - так же удивленно отозвался Пархомов. -Не припомню я, чтобы так быстро работали. У нас ведь, что ни день, то в поселке пьянь дерется, кому-то чем-то череп проломили... Чем стукнули - поди разберись, а экспертизы иногда по две недели ждешь. А тут... волшебство, честное слово!
-Чего сказали хоть?
-Да тоже, что и ты сказал. Очевидненькое и невероятное. От страха он умер. Сердце алкаша не выдержало.
Пархомов дал и некоторое время они курили молча, потом Паша спросил, возвращаясь к прерванному разговору: -Это ты что же, собрался ночевать на кладбище или я чего-то не понял?
-Собрался, - согласился участковый.
-И костер разжигать не будешь? -Ну да, а как же иначе. Караулить буду ваших призраков.
-Ну, ты зверь, Саша! А у меня есть капканы на волка, знаешь, хорошая штуковина, увесистая...
-И что? - не понял Пархомов.
-А то. Расставим несколько штук вокруг того места, где сидеть будешь. Тебе же безопаснее, спокойнее, а явится - отловим призрака!
-Во, ты сказанут! А ну постой-ка, откуда у тебя капканы?
-Ну, так... - смутился Куличков.
-Ах вот, какая зараза зимой...
-Нет, не я! Мамой клянусь, не я! Я свои капканы и не доставал года два уже! Честное слово, ну ты мне разве не веришь?
-Нет, не верю, - хмыкнул Пархомов.
Они снова помолчали.
-А хочешь, я с тобой покараулю? - вдруг предложил Павел. -вокруг капканов понаставим, выпьем для храбрости... У тебя много?
-Фляга самогона, бутылка водки - Олеговна дала, тоже мужа на сухую видимо сажает.
-Ну, так что, Саша, возьмешь меня с собой?
-А не боишься? - сощурился Пархомов.
-Чего же бояться, коли капканами обложимся? - удивился Павел.
-Того бояться, что призраки - они бесплотные, понял? Их капкан и не заметит даже...
-Тогда и нам вреда никакого, - рассудительно решил Куличков. Выпивки только маловато, надо бы еще поискать...
На том и решили.
Эко жажда страх стирает, - думал участковый, глядя, как уходит довольный мужик. Даже глаза заблестели, а пришел такой унылый, несчастный. Вот, еще один день проживет, греемый надеждой, а дальше - что-нибудь придумает. Ведь наш мужик нигде не пропадет. Что ему ночь под открытым небом, что ему призраки, о которых он еще вчера с трепетом говорил, что ему кладбище и риск, когда есть капкан, да бутылка!
А самому Пархомову даже так легче. Вдвоем безопаснее и не уснешь вернее, есть с кем лясы поточить, тем более, что сам участковый в призраков не верит. Ну, совершенно не верит!
-Никола, эй, Никола, поди ты сюда, присядь на минутку, - позвал Пархомов, приметив знакомую фигуру. -Я все тебя спросить хотел, ты ведь в Москве был недавно, так?
-Ну был, - заулыбался сын председателя. Только почему-то у парня внезапно левый глаз задергался и он стал усиленно тереть его кулаком.
-Устал бегать? - посочувствовал ему участковый.
-Ага. А мне в Москве понравилось очень, правда там народу много и все какие-то странные, столько там всего разного!...
-В каком смысле люди странные? - удивился Пархомов.
-Ну, дядя Саша, например им такое для жизни нужно, о чем мы с вами и не думаем даже. Мы и не знаем о таком. Я вообще по людям стал судить, глядя на ихние магазины.
-И что же выходит? - с любопытством переспросил участковый.
-Все они совершенно помешанные, тратят огромные деньги непонятно на что. Вот, к примеру, средство для чистки унитаза, целых шестьдесят рублей стоит. Вот, спрашивается, кому это надо?!
Или, сушилка для обуви, сунул в тапок, он высох, тока стоит оно пятьсот рублей, вы представляете? А у нас все просто - на печку положил, с утра все теплое и высохло. У них там все так. Они наверное обделенные, раз им все это надобно. Стиральные порошки там продают, зачем надо? Ведь мыло хозяйственное отлично стирает. А витринах у них бабы пластмассовые стоят - манекены - все в нижнем белье, красиво, не, не спорю. На моей Таньке хорошо бы смотрелось, все прозрачное, - Никола покраснел и заулыбался. -Тока тож мне совсем не по карману. А еще секс-шопы везде и странные такие магазины, никому совершенно ненужные. Например, фейерверки продают. Ну кто, скажите мне, в здравом уме, двести рублей за петарду отдаст? Вот тебе, дядя Саша, надо свои кровные тратить на "пшик и все"?
-Да нет конечно, - пожал плечами Пархомов, - но посмотреть-то любопытно. Самому что, не интересно что ли?
-Интересно конечно, - взгрустнул Никола. -Но я на ферме у Толстяка не для этого вкалываю.
-Ну а еще чего интересного? - подбодрил рассказчика участковый.
-А вот еще там смешной такой магазин розыгрышей. У этих городских столько времени свободного, им заняться нечем. Там продаются какашки пластмассовые...
-Что?!
-Ну, натурально, человеческое дерьмо, только пластмассовое, такое если подложить, никто сразу и не отличит...
Никола внезапно порылся в кармане и достал оттуда пластиковое изделии в виде фекалий, точь-в-точь настоящую, только без запаха.
-Бутафория, - прицокнул языком участковый. - Умеют же делать, черти!
Ночь выдалась тихая, безветренная, ощутимо тянуло холодом и сыростью, но Куличкову все было ни по чем. Сидя на примогильной деревянной скамеечке без спинки и кутаясь в телогрейку, он шепотом провозглашал один тост за другим и с хрустом закусывал пучком зеленого лука. Настроение у него было приподнятое, а вот Пархомов был не особенно рад провести ночь на улице. Хорошо хоть, что дождя нет. Плохо, что луна не родится.
Участковый пил сдержаннее, желая согреться, курил, прикрыв уголек широкой грубой ладонью и часто шикал на собеседника, пытаясь прислушиваться к случайным шорохам.
-Скажи мне, - спросил Пархомов внезапно, - а почему у вас в поселке собак почти нет? -Вот ты заметил, молодец. На соседскую дворнягу все жаловались, воет она. Со страху, конечно. Ее заставили заткнуться только в дом пустив. А остальные возиться не хотели, кто перестрелял, кто отпустил - так собаки убежали без оглядки, - Паша отмахнул большим ножом широкий кус серого хлеба, лежавший посередине столика на оборванном куске пакета. Подняв стакан, он доверительно сказал могиле: -Ну, за тебя, дорогой, чтобы спалось крепко и сладко.
Выпил, засопел, зажевал.
-У нас, Саша, и кошек нет, -Куличков отставил стакан и икнул. Все тоже разбежались, этих не удержишь ведь.
-А людям хоть бы хны, все живете...
-Да ладно тебе, Саша, нам как раз худо тут, вот потому и пьем. Глядя, как Куличков наливает себе очередную треть стакана, участковый подумал, что у этих людей во всяком случае есть шанс объяснить свое пьянство: дескать, живем на кладбище, почему бы не пить? А в других деревнях люди просто пьют и по-пьяни поколачивают друг друга, пишут заявления и забирают их, одумавшись и сосчитав синяки да ссадины. И все это как-то плавно течет и в его, Пархомова, голове называется буднями, а потом вдруг доходит до кражи, а потом до убийства, но будней это вовсе не меняет.
Раздумывая над своей однообразной жизнью, участковый полез было в карман за папиросой, но тут налетел порыв ветра и Пархомов, кутаясь в фирменную куртку, мельком глянул через левое плечо. Среди могил в отдалении ему почудился голубой отсвет.
Куличков тоже встал, тревожно схватив участкового за предплечье.
-Я видел, - шепотом сказал он, - как гнилушки светятся. Вот также, только зеленым. А этого синего цвета совсем в природе не бывает. Вот поверь мне, не бывает.
-Тссс, - Пархомов раздраженно глянул на Куличкова и шагнул вперед.
-Куда?! -охнул Паша. -Тут же везде капканы! А ну стой! -Ты что, дурак, все проходы закрыл? - обозлился участковый. -А как я этого ловить буду?! И где оно теперь? Пархомов подрагивающими руками достал фляжку и судорожно глотнул.
Спустя час напряженного ожидания, Куличков встал.
-Пойду, облегчусь что ли, - пробормотал он, покачиваясь.
-Не ходи никуда, - посоветовал Пархомов, -меня что ли стесняешься? -Саша, да нет тут никого. Байки это все, чтобы жить не скучно было. Мы же на кладбище, Саша, такая почва для придумки, - вяло сказал Куличков, пьяно махнул рукой. -А я ноги разомну, устал уже сидеть, честное слово.
Слова Куличкова показались Пархомову настолько трезвыми и рассудительными, что участковый кивнул и, облокотившись локтями о стол, уставился в одну точку. Так он сидел несколько минут, вслушиваясь в тихое шуршание листьев, как из темноты раздался звонкий щелчок и душераздирающий вопль.
Пархомов вскочил. В одно короткое мгновение он весь покрылся холодным потом, а сердце чуть не выскочило из груди.
-Куличков, дурак! - заорал он. -Говорил, не ходи!
И бросился по тому проходу, который Паша указал безопасным. Слева около дуба он увидел какое-то движение, прыгнул туда, заворачивая за корявый, покрытый морщинистой корой ствол, и нос к носу столкнулся с голубоватым, полупрозрачным существом, налетевшим на него с жутким, нечеловеческим оскалом...
Очнулся Пархомов, когда уже было светло. На лицо его падали скупые осенние лучи, ноги, руки замерзли и затекли. С кряхтением, участковый поднялся, думая о том, что он безвозвратно стар для подобного рода приключений. В горле пересохло, голова гудело и что-то тяжело щемило слева в груди.
Пархомов огляделся. Совсем рядом на ворохе палых листьев лежал сомкнутый волчий капкан со следами запекшейся крови на покрытых масляными разводами зубьях. Больше никого рядом не было.
-Паша! - хрипло позвал участковый и взглянул на часы. Без четверти девять.
Пронзительно каркнула ворона, возмущенно захлопала крыльями и сорвалась с ветки. Пархомов побродил вокруг капкана, потом побрел, ориентируясь по частым следам крови на листьях, в сторону Ильинского, с каким-то тоскливым страхом припоминая то, что случилось накануне. Куличков попал в свой же капкан, но это мелочи, раз ушел сам. В деревне ему помогут. А вот то существо, что напало на Пархомова, нечто ужасающее...
Паша сладко спал на краю кладбища, примостившись на широкой гранитной плите надгробия. Картина выглядела умилительно: в косых утренних лучах, подложив ладонь под щеку, и засунув вторую между поджатыми к груди коленями, Куличков улыбался чему-то одному ему ведомому. Может, хорошему сну, а может тому, что вчера удалось выпить. Никаких следов крови вокруг не было.
-Эй, Паша, - неуверенно позвал участковый. -Ты цел что ли? Куличков напряженно всхрапнул, пробурчал что-то, недовольно скривив губы.
Участковый помялся с минуту, потом взялся ощупывать мужика, но тот, недовольный фамильярностью, стал лягаться. Ноги у Куличкова были совершенно целы.
Но кто же тогда попал в капкан, и чья это кровь на листьях? Неужели, они нашли настоящего убийцу из плоти и крови? И постыдно упустили его?
Кто-то из местных! -решил Пархомов и забарабанил в калитку крайнего дома.
Преступника он нашел в доме председателя. Никола сказался хворым и на отрез отказался вставать с постели. Когда же Пархомов силой стянул с совершенно бледного "больного" одеяло, нашлась окровавленная повязка на левой голени. Ходить он, ясное дело, уже не мог. Нога отекла, Николу мучили жестокие боли. Пытать его не пришлось. Под громкий рев матери выяснилось, что парень, побывав в Москве, купил в магазине не только пластмассовую какашку, но и фосфоресцирующую краску. Он хотел попугать соседей и разыграть девушку, за которой увиливал последние два месяца. Парень клялся и божился, что напугать никого не успел, что краску эту у него кто-то упер.
Пархомову все было предельно ясно, но он промолчал. Сказывалась вчерашняя попойка и проведенная на улице ночь.
До вечера участковый расспрашивал домочадцев, потом снова ходил осматривать могилы на кладбище. Нашел на одном из старых камней неопределенные следы толи краски, толи птичьего помета. Он искал у соседей краску, то и дело вспоминая привидевшуюся ему давеча синюшную морду. Потом махнул на все рукой, велел проспавшемуся Куличкову снимать свои капканы и поехал домой.
То дело о смерти Тозимова удалось замять. Написали - сердечный приступ.