Дом спал, проснулась только кошка, и то, открыла один глаз, огляделась, потянулась и свернулась калачиком. В окне послышался тихий свист. " Пора!", - вскинулась я, натянула белые брюки, майку, сунула ноги в кроссовки, и выбежала навстречу приключениям. Вчера мальчишки нашли на старом еврейском кладбище странный предмет, очень похожий на старинный ларец. Я его еще не видела, и любопытство меня раздирало.
При этом эпохальном событии я не присутствовала, а всё потому, что мой братец Ванечка умудрился застрять на своей "Тойоте" где-то за городом, и мы всей семьей поехали его выручать. Семья - это я, папа, мама и младший братец - хитрец и проныра Лука. Ванечка застрял капитально. Передние колеса были не видны, задние - чуть ли не болтались в воздухе. Мы забились на заднее сиденье и кое-как уравновесили машину.
Вернулись мы к полуночи. В двери торчала записка: "Тика! Аврал! Мы нашли ларец! Сбор завтра, в 7 часов!!!".
Всю ночь я промучилась: вертелась, крутилась, ела, пила чай и, как водится, заснула в пять часов утра. Сон мне приснился странный и страшный. Кто-то гонялся за мной, бестелесный и большой, крича властным голосом: "Не открывай!".
В семье у нас все с фантазией. Возьмите хотя бы наши имена. Да, я забыла представиться, меня зовут Тинатин, такое "простое" русское имя, о которое все ломают язык. Для красоты и краткости, его сократили до Тины. Папочка в молодости занимался древней литературой и был поклонником грузинского эпоса "Витязь в тигровой шкуре" Руставели. Лет до десяти я боролась со своим именем. Мне хотелось быть просто Таней, просто Машей, но потом привыкла, а сейчас я не представляю себе, чтобы меня звали как-то по-другому. Тем более, в двенадцать лет я осилила "Витязя", и обрадовалась, вторую-то главную героиню звали Дареджан. Хороша бы я была - Дареджан Петровна Панова.
На дворе было по-утреннему свежо, хотя солнце уже поднялось. Наш приморский город красив в любое время года. Но в июне он замечателен. Нет этой изнуряющей жары, а тепло как летом. Я пожалела, что не взяла толстовку. Но возвращаться было лень, да и мама могла проснуться и испортить утро своими вопросами и уточнениями.
Команда была в сборе. Петька переминался с ноги на ногу и, дико жестикулируя, что-то объяснял Толику, Димке и Резико. Его огненный чуб мотался из стороны в сторону, макушка торчала, веснушки горели. Наша команда создалась ещё в раннем детстве и, хотя мы учились в разных школах, время после них было - наше время.
Неделю назад в наш город приехал профессор - археолог Чиковани. Знаменитый до ужаса, интересный до восхищения, он прочёл 3-х часовую лекцию об истории нашего города. По горящим глазам ребят я поняла: всё, попались. В нашей жизни начинается новая эпоха - эпоха великих археологических открытий. Мы были готовы перерыть весь город и все его окрестности. Нам показалось, что три тысячи лет для нашего городка маловато. Не солидно как-то. Вот хотя бы четыре тысячи - это да!
Мы - истинные патриоты и энтузиасты, и принятое решение решили притворять в жизнь незамедлительно. План был таков: надо было обследовать все церкви и все кладбища. Церкви отпали через день. Во-первых, их у нас в городе старинных, не разрушенных, было всего три, а во-вторых, все они были построены в 19 веке. Самое старое церковное надгробие было датировано 18 веком и тоже интереса не представляло.
Три дня ушло на обследование кладбищ, благо их в городе несколько. Ушедших в мир иной у нас уважали. Но там тоже не было ничего интересного. И вот бабушка Резико, замученная нашими расспросами, вспомнила о заброшенном кладбище на подъезде к городу.
Первый день ничего не принёс, всё было покрыто заросшим диким шиповником и диким виноградом. Было жарко, душно и ничего непонятно. Надписи были на древнееврейском языке, и даже даты. Списав с некоторых из них, показавшихся нам наиболее старыми и интересными, мы помчались в город. Ноги оставляли жалкое впечатление, как, впрочем, и брюки. Все поцарапанные, в порванных штанах, мы представляли собой славное зрелище.
Вот только, кто нам прочтёт то, что мы переписали? Каждый предлагал свою кандидатуру. Метод ора ни к чему не привёл, и мы решили перейти к тайному голосованию. В Димкину бейсболку были брошены пять записок с именами. Победила Руфь Соломоновна Берштейн. Она вела в моей школе музыку, занималась йогой, зимой плавала в море, и знала около десятка языков, в том числе: латинский, древнегреческий, иврит и турецкий. Как попала она в наш город, никто не знал. Но её гордая походка, прямая спина и смоляные навыкате глаза вызывали уважение. А наш директор и вовсе её боялся: "Да, госпожа Берштейн, конечно, госпожа Берштейн".
Встретила она нас невозмутимо, как будто к ней каждый день вваливалась толпа оборванных, грязных, с горящими глазами, подростков.
- Господа, здравствуйте! Чем могу быть полезна?
- Руфь Соломоновна! Мы тут! Мы там! Мы с кладбища! - в четыре голоса завопили мы. Резико мужественно молчал.
- Снимайте обувь, мойте руки, и милости прошу к столу.
В ванную рванули все сразу и не уместились. Мне, как даме, дали право войти первой. Через пять минут мы уже сидели за столом. На накрахмаленной скатерти стояло шесть чашек севрского фарфора, хрустальная ваза с фруктами и вазочка с безе. Посмотрев на наши голодные лица, Руфь Соломоновна достала копченую колбасу и голландский сыр. Голод боролся с интересом. Интерес победил, чашки были отодвинуты, а на стол, положены наши каракули. При взгляде на список, лицо Руфи Бернштейн немного изменилось. В глазах застыл вопрос. Ещё семь минут ушло на наш сбивчивый и нестройный рассказ.
- Я сейчас! - остановила нас Руфь Соломоновна, и вышла из столовой.
А мы накинулись на бутерброды и уже остывший чай.
Через несколько минут Руфь Соломоновна внесла какую-то огромную старинную книгу с блестящими медными застёжками. Для неё пришлось сдвинуть со стола практически всё. В раскрытом виде она достигала где-то метра. Подобного мы не видели никогда. Губы Руфи затряслись, когда на сто сорок шестой странице, она увидела такую же надпись, что и на листе, который перерисовал Толик. Он у нас учится в художественной школе, и мы думали, что его рисунок был лучшим. Но все оказалось более интересным.
- "От большого дерева вправо три шага и налево семь. Там..." Здесь надпись обрывается, остальное, наверное, на другом надгробии. А рисунок - это символ духа времени. Но здесь только половина. Видите?
Мы уткнулись в книгу.
- Ну, Толик, молодец. И мы ещё не хотели его перерисовывать! Надгробье казалось не таким уж старым, - каждый из нас поддержал друга.
- Ребята, будьте осторожны. Эта тайна не нашего времени, - и глаза Руфи пытливо посмотрели на нас.
Это было как бензин в огонь. Мы пообещали быть умными и благоразумными, поблагодарили и откланялись.
Было два часа дня. Мы успевали подняться на кладбище сегодня же.
Оно встретило нас тишиной и покоем. Надгробье исчезло. Мы облазили всё, но оно будто в воду кануло.
- Не паниковать, наверное, перегрелись. Будем искать большое дерево.
- Вон дуб.
- Вон вяз.
- Вот драцена. Драцена должна была быть самой старой.- Так как ориентир исчез, мы очертили вокруг драцены круг. Облазив половину круга притомились, и перенесли поиски на завтра.
Назавтра с утра у меня не получилось. А после обеда я была занята, и вот:
- Тика!- Петька схватил меня за плечо. - Ну, наконец- то!
- Смотри!
- Пошли!
- Привет!
Поздоровавшись, мне вручили маленький сандаловый ларец. На нём была вторая половина знака, симметричная вчерашней, но с небольшой разницей. С левого края была выёмка в два миллиметра. Знак был на металлической пластине, впаянной в дерево. Никаких других отверстий, щелей или утолщений не наблюдалось.
- Что будем делать?
- Давай к Руфи!
- Нет, к Чиковани в гостиницу!
- Да он вчера улетел!
- Просто, вскроем по этой полоске, - сказал глазастый Толик.
- Вы что, ребята? Такую вещь нельзя ломать.
- Тогда к Руфи!
- Рано, ещё только восемь. Удобнее, наверное, в девять.
- Хорошо, тогда, айда на море. У Руслана кафе открывается в восемь. У кого есть деньги?
Мы собрали вполне приличную сумму, и отправились на набережную. Минералка и хачапури нас взбодрили. Ровно в девять часов мы были у дверей Руфи Соломоновны. На звонки никто не отвечал. Мы пришли в двенадцать. Ответом было молчание, то же самое было и в три, и в семь. Мы были в растерянности.
Решили разойтись. Подумать в тишине и одиночестве. Отсутствие Руфи навевало тяжёлые мысли.
Ларец доверили мне. Спрятав под майку, я скромно зашла домой. Получив вечерний поцелуй от папы, дневную порцию взбучки от мамы, смешливый взгляд от Ванечки, я удалилась в свою комнату. Нигде не было видно только Луки. Когда я переоделась, и взглянула на ларец, я чуть не села. Ларца не было. Дверь была закрыта. Окно тоже. На форточке была плотная противокомариная сетка.
- Чудеса. Ребята меня съедят. Если я, конечно, не убегу.
Подошла к двери. Нет, всё-таки заперто. Под кроватью тихо пискнуло.
- Анфиска, ты?
Молчание.
Я переворошила бельё и нагнулась. В темноте светлело лицо.
- Лука, выходи сейчас же. И отдай то, что взял.
- Ладно, не ворчи. Я не скажу маме, что ты была на кладбище, а ты мне расскажешь, что это такое.
- Не знаю, - честно ответила я.
Лицо Луки вытянулось. Сестра для него была непререкаемым авторитетом. После бабушки Элен. Элен читала лекции в Сорбонне. Так что увидеть её ожидали только на папин день рождения - 2 августа, потому что после экзаменов у неё начинались раскопки в Тунисе. Хотя, что там копать?
- Ты знаешь, в одной французской книге, про тамплиеров, я видел этот ларец. Только надо знать какую-то страшную клятву, или дать... Я уже не помню, перезвони Элен.
Лука знал французский, единственный из нас, потому что в детстве постоянно был с бабушкой, её последним мужем - французом Жюлем и нашими младшими дядей и тетей - близняшками Полем и Софи-Элен. Жил с ними в Марселе и вернулся, когда надо было идти в школу. Читал он свободно, писал коряво и безграмотно, но был славным малым.(перенести за Элен)
- Это мысль, - и я бросилась к телефону.
- Алло!
- Бабуля! Элен!
- Да, Тина! Что-то случилось?
- Да нет, откуда ты взяла?
- Потому что просто так, ты переписываешься по "аське". Говори!
- Понимаешь, мы с Димкой, Толиком, Резико и Петькой нашли небольшую вещицу, а Лука говорит, что видел её у тебя в какой-то книге.
Лука начал рвать трубку.
- Бонжур, Элен! Это та книга, которую Жюль подарил тебе, летом, прошлым. Которую ты мне не разрешала трогать! Про тамплиеров!
- Я тебя люблю, - вдогонку крикнул Лука и отдал трубку.
- Я тебя тоже, любимый.
- Бабуля!
- Теперь толком и по порядку. Не хитри. Слушаю.
- Бабуля, у нас был профессор Чиковани. И мы решили заняться археологическими раскопками на старом кладбище. И ребята откопали под западной стеной ларец. А на нём знаки духа времени.
- Откуда ты знаешь?
- Мы отнесли его Руфи Берштейн. И она, по какой то стариной книге вычитала. Как, впрочем, и то где находится ларец. Ведь мы вначале нашли надгробье. Перерисовали все буквы и рисунки, а потом отнесли ей. Но ларец не успели, её почему-то нет дома.
- Несите сейчас же Важико. Мы с ним учились у Лекруа, скажешь от меня. И слышишь, ничего не трогайте.
- Он уже уехал!
- Я подумаю и через полчаса перезвоню, никуда не ходи и ничего не трогай. Дай слово?!
- Бабуля! Ну ....
- Нет, дай слово. Я тебя знаю.
- Хорошо. Честное слово, я не трону этот ларец, и не дам тронуть моим друзьям.
- Хорошо! Жди, звонка.
Не успела я положить трубку, как:
- Слушай, Тин! Давай откроем?!
- Лука, ты же слышал!
- Но я же слово не давал.
- Не провоцируй. Поставь ларец на стол, и иди к себе.
- Ладно, - подозрительно легко согласился Лука, и умчался.
Наступил вечер. Свет я не зажигала, и лунный свет освещал ларец. Знак таинственно мерцал. Любопытство душило.
Зазвонил телефон.
- Бабуля!
- Сама ты бабуля! Своих не узнаёшь!
- Петька, что-нибудь придумал?
- Честно? Ничего! Мы сходили сейчас к Руфи, у нее окна не горят. Ничего не понимаю.
- Ладно, до связи, жду звонка от Элен.
- А она знает?
-Хотела без объяснений кое-что выяснить, но не получилось. Пришлось рассказать, она велела ничего не трогать, и послала к Чиковани.
Тина, я тогда, когда мама хочет сказать, что я легкомысленная девчонка, которая не понимает человеческого языка. Чувство голода возобладало над гордостью, и я спустилась вниз.
- Вареники, ура! - заорала я, и бросилась к своей чудесной, великолепной маме на шею.
- А руки? - я показала руки и чинно села за стол. Ужин в нашей семье это - святое. Папа во главе и всё семейство в сборе.
Не было только Луки, а на старом дедушкином ковре не хватало небольшого кинжала. В молодости бабушка возила папу с собой в летние экспедиции и однажды, в Египте, в долине мёртвых, он спас мальчишку - араба. Водитель автобуса не заметил мальчишку, и столкновение было неизбежным. Папа дернул его за полу халата, потом схлопотал от него по носу. Но когда всё прояснилось, отец-араб благословил спасителя и его мать. А через три дня принёс завёрнутый в тряпицу кинжал и сказал, что это очень старинная вещь, и реликвия рода, и подарил его отцу.
С тех пор кинжал повесили рядом с другим оружием на ковёр, и никто его не трогал.
- Лука, сколько можно ждать. Всё остынет, - закричала мама.
Через две минуты, с абсолютно честными глазами, появился Лука. Из его кармана, что-то торчало. Рукоятка.
Он заговорщицки подмигнул, и показал большой палец.
Ужин пролетел быстро. Кекс нас не заинтересовал, а бабушкиного звонка так и не было.
- Пошли, поиграем, - попросил Лука. И мы пошли ко мне.
Ларец стоял на столе открытый и пустой.
- Там ничего не было. Тиночка, честное слово.
- А что мы скажем бабушке?
- Так и скажем, что ничего не было.
- А как ты смог его вскрыть?
- Просто, смотри. Берёшь папин кинжал, уголок вставляешь в эту выемку, давишь вперёд, потом вниз и влево.
Мы закрыли ларец, и Лука всё продемонстрировал снова. Ларец заклинило, и он не открывался.
Я скрестила пальцы на руках, мысленно попросила прощения у бабушки и попробовала сама. Раздался телефонный звонок. От неожиданности рука поехала вправо, и ларец открылся. На дне лежал ключ. Зачарованные, мы тупо смотрели на него. Телефон разрывался. Собравшись с духом, я подняла трубку.
- Тика, это Элен. Слушай внимательно. Я проконсультировалась. У вас в руках интересная, но опасная вещь. Завтра же я вылетаю в Москву. Будь умницей, и позови папу. Надо чтобы кто-то привёз ларец мне. Ты не знаешь - он не занят?
- Бабушка, миленькая, - заныла я. - Прошу тебя, можно я привезу, ты же меня знаешь. Я буду очень осторожна. И Маримури меня встретит.
Про ключ я благоразумно промолчала.
- Зови папу, я подумаю.
Пока они переговаривались, я молила об одном, только бы меня отпустили. Меня, меня, меня!
Элен у нас молодец, уговорит любого. У папы именно завтра было неотложное совещание в министерстве, плюс иностранные гости. Итак, заручившись всякими обещаниями и заверениями, меня стали собирать в Москву. Встретить меня должна была Маримури, это папина сестра, самая благоразумная из нашей весёлой семейки. Хотя как посмотреть! Следователь по особо важным делам - дело достаточно опасное. Я её обожаю. Она была смешливая, неугомонная и потрясающе красивая. Никто не верил, что она, в свои двадцать семь, капитан милиции.
Оставалось как-то сообщить новость ребятам. Но как? Через пятнадцать минут телефонных переговоров, мы решили собраться у Резико. У него было спокойно, бабушка спала, родителей не было.
- Тебя нельзя отпускать одну.
- Почему?
- Если Элен так занервничала, значит, это правда не шутки.
- И что ты предлагаешь? Ехать всем вместе? - иронично поинтересовалась я.
- Ты права. Я - без проблем, - завёлся Петька. - А остальные пусть подождут здесь.
- Ни фига себе! - взорвался Толик. - Если бы не я, мы бы вообще сейчас играли в бадминтон.
- Тебя не пустят! - сказал Димка.
- А тебя?
- Что сказать предкам? - и все уставились на меня.
Возражать против их поездки было бессмысленно. Вся компания отличалась завидным упорством, просто по-разному выражаемым. Резико был упрям тихо и ненавязчиво, переубедить его было невозможно. Он молчал, кивал и делал, так, как решил, хорошо ещё, что решения он принимал спокойно, и подумав. Петька решал стоять на своем, ещё даже не решив, что и как. Толик и Димка были разумны. Они были сводными братьями по отцу, а похожи как близнецы. Только один ботаник, а другой художник. И оба были чертовски красивы. Девчонки сохли по ним, а они этого и не замечали. А Димка искал свою "Агапе". "Агапе" с древнегреческого означало - любовь, которая отдает себя, ничего не ожидая взамен.
Молчание затянулось. Метод голосования был ни к чему. Маримури ребята знали с детства, и любили, и уважали, что было делом совсем непростым. Ее кандидатуру одобрили все, но решали, насколько посвящать её в тайну. Вариантов было два: говорить всю правду, или совсем её не говорить. Остановились на первом. Ни по-домашнему, ни по-служебному телефонам, её отловить не удалось, пришлось звонить ей на мобильный. На третьей попытке она взяла трубку. Разговор был на мне. Мы договорились о прилёте.
Глава 2
Закрыв дверь за ребятами Руфь, несколько минут постояла у окна. Когда они скрылись за поворотом, вернулась на кухню, убралась. Затянула шторы, вытащила сигарету из перламутровой шкатулки и прикурила. Глядя на её лицо, невозможно было предположить, сколько ей лет: ей можно было дать и двадцать, и восемьдесят. Лицо переливалось и менялось, сейчас это было видно особенно. На людях она сокращала диапазон от двадцати пяти до тридцати пяти. И только играя на рояле, она всегда была совсем юна и прекрасна.
- Нашли, - произнесла она вслух. Руфь вытащила из шкафа старинный сундук. Откинула крышку и стала доставать: зелёную парчовую, вышитую волнами, ткань. Она искрилась и, как будто, жила отдельной жизнью. Затем голубой тонкого шёлка, расписанный какими-то знаками, палантин. И белое многослойное газовое платье. Оно было самым странным и необычным из них. Оно меняло цвет на все цвета радуги, и в то же время казалось белым.
Зелёная ткань была разложена на полу, в середину вступила Руфь. Она была в светящемся белом платье, на волосы накинута голубая шелковая ткань, концы которой свисали со спины и рук практически до пола. Она присела, положила раскрытые ладони на разные рисунки старинной книги, произнесла заклятье и через минуту квартира по улице Прямикова, дом 6 квартира 13, была пуста.
Глава 3
"Моё последнее утро", - подумала Агапе. Силы оставляли её. Она не могла даже поправить волосы. Жаркое, июньское солнце заливало всю комнату. Запах благовоний тяжелил то и дело, срывающееся дыхание. Бедная мать её стояла на коленях перед домашним алтарём, и молилась. Но рок приближался.
- Мама, открой окно, мне трудно дышать.
Мать встала и подошла к окну, настежь его распахнула и задумалась, глядя в сад. Мир жил, переливался всеми красками, а её девочка уходила в мрачную страну мёртвых.
- Нет, - вырвался стон из её груди. - Нет, ещё день, ещё хотя бы чуть-чуть. Она подошла к Агапе, взяла её на руки, так невесома и хрупка, стала её девочка, поднесла к окну и запела.
Глава 4
В Домодедово было полно народа. Аэропорт напоминал огромный муравейник. Маримури мы увидели сразу же.
- Ребята, я тут! - крикнула она.
- Маримурчик, любовь моя, - первый ей на шею бросился Петька.
- Отойди, это моя тётка! - толкнула я его в спину.
Толик и Димка чинно пожали ей руку и вежливо поцеловали в щечку.
- Багаж с вами или надо что-то ждать?
- Нет, всё у нас в рюкзаках.
- Тогда быстрее. Машина нас ждёт на выходе.
На улице мы никого не увидели, машин было не протолкнуться. Маримури набрала телефон, сориентировалась, где ждёт нас шофер, и сразу же перезвонила Элен.
- Мама, она здесь, всё нормально. О кей! Ты уже прилетела? Может, мы подъедем за тобой? Пробки! Хорошо, поняла. Встречаемся на Арбате.
- Что она сказала?
- Сказала, что её уже встретил профессор Вяземский, и они вместе подъедут на Арбат.
- Отлично, я так по ней соскучилась!
Пробки оказались чудовищными. После нашего города всё было огромным.
Мы приехали, и через минуту в дверь раздался звонок.
Глава 5
Клео жила на краю города. Мать Агапе пришла к ней с последней надеждой. Клео открыла дверь, впустила женщину, и оставила её одну. Алкэна прошла и огляделась. Она здесь никогда не была. Комната была большой и полупустой, посередине стоял круглый стол из тёмного дерева, три скамьи, и несколько амфор вдоль стен. На окне не было занавесок, а на стенах держателей факелов.
Через несколько минут вошла Клео. У неё в руках был светильник, красная материя и шкатулка. Она расстелила материю на стол, на его край поставила светильник, потом шкатулку из слоновой кости и, открыв ее, достала священные бобы - три чёрных, три белых, и три пёстрых.
Алкэна молчала, Клео тоже. Они сели за стол. Провидица внимательно посмотрела на мать. Взгляд был тёплый, но отстраненный. Правой рукой она подержала руку Алкэны. Закрыла глаза, и взялась за бобы. Она сбрасывала их по одному, после последнего, она открыла глаза и посмотрела на рисунок. Лицо её напряглось, губы что-то зашептали. Шёпот становился громче, пока не перешёл в полный голос:
- Твоя дочь больна. Больна смертельно. Она - проводник любви. Такой сделало её имя, и её прошлая жизнь. Она обещала родиться и любить, но кто-то предал её. И это бы не помешало, но где-то в будущем открыли ход времени. По-другому его называют "ход мёртвых", и её жизнь утекает через него. Только любовь может это остановить.
- Но я люблю её больше жизни.
- Ты - мать, и любить - твоя главная обязанность. Но здесь идёт речь о другой любви. Молчи. Я вижу её спасение. Оно придёт из другого мира, от юноши, имени которого я не могу прочитать. Молись и верь. А сейчас иди, я устала. Не благодари меня, каждый делает то, что может.
Как только дверь за Алкэной закрылась, Клео вышла в заднюю комнату, открыла сундук, и достала зелёную парчовую ткань, вышитую золотыми крыльями, голубой шелковый палантин и белое, переливающее всеми цветами радуги, платье. Потом принесла восковые таблички и нарисовала какие-то таинственные знаки. Потом быстро переоделась в белое платье, накинула голубой палантин, стала в центр ткани, положил ладони на таблички, произнесла заклинание и исчезла.
Глава 6
На острове было пустынно. Ветер гнал волны и швырял их о скалы, брызги летели и ложились на прибрежный песок. Вдруг к острову приблизились облака. Одно было серым, а другое - ослепительно белым.
Они зависли над островом. И с них сошли уже известные нам - Руфь Соломоновна Берштейн и Клео.
- Ты?!
- Здравствуй!
- Я обещала отцу вернуть то, что принадлежит ему.
- И я обещала его духу успокоиться!
- Споришь?!
- Нет! Вспомни, что нам пришлось пережить.
- О чем ты?
- О смерти отца, о Виссиане, о...
- Не напоминай, всё это была романтическая чушь.
- Откуда ты взяла? Ты ничего не знаешь.
- Я видела, как он поцеловал тебя! О, как я ненавижу и тебя, и его, и всех. - Руфь повернулась в пол оборота.
- Ты помнишь, как он пел? - медленно начала Клео.
- Не напоминай, иначе я убью тебя!
- Ты же знаешь, мы не можем убить друг друга, мы сестры! Вспомни, пожалуйста, как он пел!
- Ненавижу!
- В тот день он спросил, как ты к нему относишься, и я ответил ему, что ты любишь его. И он от радости поцеловал меня. Вот и всё. Я даже не знала, почему ты изменилась, думала, что это чары злого духа. Я искала тебя.
- Повтори, что ты сказала!
- Я искала тебя
- Нет, что ты сказала о нем?
- Он сказал, что любит тебя, и готов за тебя отдать жизнь. И что боится сказать тебе об этом. А я сказала, что ты тоже любишь его. И всё.
- Поклянись, что ты не лжешь!
- Клянусь кольцом нашего отца.
Глава 7
Магистр Труа сидел задумавшись. Комнату освещал масляный светильник. На столе лежали слитки золота и серебра. Пятьсот лет как он расстался с учителем, чтобы открыть философский камень. Ртуть, сера и albedo в нужных пропорциях, нужной температуры - и вот богатство на столе. А что дальше? К чему бессмертие, к чему богатство, к чему власть, если в душе пустота. "Учитель чего-то не договорил. А может, и сам не знал самого важного".
- Мсье, к вам посланник от короля, - слуга бесшумно появился на пороге.
- Проси, - обречённо произнёс магистр.
Посланник появился весь в чёрном, должно быть король предупредил о том, что никто не должен знать о его визите.
- Мсье Труа, его высочество ждёт вас сегодня вечером у себя. Напишите список необходимого. Со дня на день начинается война с северным соседом, нужно золото.
Возражать было бессмысленно. И бессмысленно было объяснять, что столько золота сделать быстро невозможно. Albedo хватило бы на двадцать - двадцать пять слитков, не больше. И то, собрать его удалось за последние сто лет. Раскрыть тайну топлива, субстанции соединяющей, не удалось. Правда, в старых книгах имелись сведения, что существует какая то бесконечная энергия. Она проявляется в людях в момент настоящего духовного восторга, вызванного самым светлым и чистым чувством - любовью, в редком ее проявлении, без претензий, без страха, без ревности. Но не найден и не создан механизм по ее сбору. Всё это уходило в светлые миры. Откуда приходила - туда и уходила.
Глава 8
Агапе еле дышала. Не видно даже было, как вздымается тоненькая материя рубашки на груди. Громадные чёрные ресницы затеняли половину лица. Она лежала белая и холодная, как мраморные колоны ее любимого храма. Алкэна, почерневшая от горя, смотрела в окно. Солнце медленно закатывалось за горы. Вот краешек только остался, а вот и его не стало. Наступила, как упала с неба, тёмная южная ночь. Небо было усыпано звёздами. Они ярко светились.
- Кому молиться? Как просить? - руки Алкэны сцепились.
- Свет, - прошептала Агапе. Алкэна метнулась к светильнику, руки её дрожали, огонь никак не зажигался. Из глаз матери потекли слёзы. Вдруг в комнате появились светлячки. Они появились прямо из воздуха, не из окна, не из двери, материализовывались из ночи. Их пламя было так красиво и необычно, что завораживало. Стало слышно, как их полёт сопровождается чудесной, неземной музыкой. Алкэна заслушалась и загляделась. Покрывало упало с её волос на плечи, а она сама присела на скамью. Сколько времени прошло, она не заметила, но почувствовала себя лучше и увереннее. Близился рассвет, значит, так она провела всю ночь. Хотела испугаться, но сердце билось спокойно. Она подошла к кровати и увидела, что ее девочка дышит ровно и спокойно, а светлячки сидят на сердце маленьким светящим комочком.
За окном занималась заря.
Глава 9
Шаги гулко раздавались в пустынных коридорах дворца. Подковки цокали о каменный пол. Тени причудливо отражались на стенах и в переходах.
Его величество повернулся лицом. Магистр наклонился в почтительном поклоне.
- Мсье Труа, в прошлый раз вы нам очень помогли, но дела государства, - на этом слове его величество сделал ударение, - требуют денег. Нам согласны ссудить, но под большие проценты. На это мы пойти не можем. Конечно, можно разогнать орден, кого на костер, кого, в мешок, и в воду, - глаза его величества хищно блеснули. - Но это не к спеху. Пока у северного соседа неразбериха с престолонаследием, надо пользоваться моментом.
- Да, ваше величество, все, что в моих силах, я сделаю, но я не всесилен.
- На сколько я могу рассчитывать?
- На двадцать- двадцать пять слитков. Это тот максимум, который у меня есть.
- Если война не затянется, и южане не выступят с ними в союзе, этого должно хватить на два года активных боевых действий. А потом мы окажем вам всемерную помощь.
- Благодарю, ваше величество. На изготовление золота уйдет три недели.
- Срок вполне разумный. Я рассчитывал начать военную компанию через неделю после Пасхи. Посмотрите, правильный ли момент мы выбрали. Жду гороскоп. Когда будут готовы расчеты?
- Завтра вечером.
Король подал руку, давая понять об окончании аудиенции.