Караваев обернулся. Перед ним стоял молодой мужчина в цветастой шёлковой рубашке и кожаных брюках в обтяжку. На шее у него была толстенная золотая цепь, а в ухе серьга с прозрачным камешком. Мужчина был бледен, гладкие чёрные волосы были стянуты на затылке в "хвостик".
"И здесь цыгане", - подумал Караваев раздражённо и залпом выпил водку.
Мужчина же, глядя на Караваева карими бездонными глазами и, и почему-то ещё больше бледнея, произнёс низким, сипловатым голосом:
- В вас, мужчина, есть что-то притягивающее, что-то демоническое. Эти ваши тёмные глаза, эти густые брови, сросшиеся на переносице, и этот мощный торс кентавра, говорящий о вашей недюжинной силе, этот чувственный рот...
Мужчина осторожно тронул двумя пальцами голый бицепс Караваева, произнеся восхищённо: "Wоw!". Караваев покраснел, а мужчина, внимательно глядя в глаза Караваева, улыбнулся и, поклонившись, сказал:
- Ах, да, разрешите представиться, Артур Месропович Гунявый - продюсер.
- Караваев Иван Тимофеевич, шахтёр, - ответил солидно Караваев.
- Я так и знал! - воскликнул радостно продюсер. - Я это почувствовал! Угадал, что вы не здешний. Откуда в нашем провонявшемся раю могут появиться такие колоритные фигуры? Только в далёкой глубинке ещё сохранилась чистые экземпляры, которых не коснулись грязные лапы, так называемой цивилизации.
Продюсер положил руку на плечо Караваева и сказал ласково:
- Ничего не могу с собой поделать! Смотрю на вас с восхищением. Мне ужасно хочется вам помочь, Иван Тимофеевич, вы меня вдохновили. Так вдохновили! Так вдохновили! Я как вас увидел - сразу решил, что обязан вам помочь... нет, не то, не то говорю! Я хочу, хочу вам помочь. Я могу вам помочь! Я обязан сделать из вас мега-звезду! Певца! Мы с вами всех переплюнем. Просто руки зачесались! Да, я сделаю из вас популярного певца! Хотите стать певцом, Иван Тимофеевич?
-Да какой из меня певец, - рассмеялся Караваев, - так, в компании иногда пою. У меня и голоса-то нет. Скажете тоже - певец!
Продюсер бледно и снисходительно улыбнулся:
- А голоса певцам как раз не так уж и нужны. Певцам нужны хорошие продюсеры, вроде меня. А голоса... голоса, Иван Тимофеевич, нужны депутатам всяким вонючим, таксистам, да спикерам. Это их хлеб насущный - голоса. Шутка. Я вас, Иван Тимофеевич, крутану в два счёта. У вас будет колоссальный успех! Охрана, личный автомобиль с водителем, счёт в банке, вилла, отдых на престижных курортах - это всё у вас будет. Мы создадим вам имидж настоящего мужика из рабочей среды, много повидавшего в жизни и уставшего немного от неё. Будете петь лирические песни о настоящем мужском труде, песни незамысловатые, немного грубоватые и грустные, о маленьких сексуальных радостях одинокого мужчины и ещё чего-нибудь, этакое, с перчиком. Вот только фамилию мы вам сменим, она хлебная какая-то у вас. Фамилию придётся сменить, да... Раз вы у нас шахтёр - сделаем вас Шахтиным. Шахтин ... звучит отлично. Шахтин - человек из преисподней! Шахтин! Коротко и запоминающе. Отлично звучит. Иван Шахтин - клёво! Такое имя уже успех! А группу сопровождения назовём, скажем... (продюсер щелкнул пальцами)... Назовём... "Штольня"! Ну, балетик ещё организуем, девочки, мальчики с фонариками на лбу, в а-ля спецовках от какого нибудь крутого модельера. Я заранее дрожу от волнения! Представляю, как выходите вы на сцену в рубашке с закатанными до локтей рукавами, в шёлковых брючках, заправленных в фирмовые сапожки, загадочный, седой, красивый, притягивающий... Вы берёте микрофон, и зал взрывается овациями! Вы поёте под восторженные крики фанатов. Восторг публики мы организуем заранее. Естественно сварганим видеоклип и погоняем его предварительно месячишко-другой по всем каналам и на радио вас запустим... Соглашайтесь, Иван Тимофеевич.
Караваев затосковал:
- Мне бы в 6393 номер, - сказал он, озираясь и ища глазами бородача, который исчез куда-то вместе с блондинкой.
- В любой номер, Ваня, в любой, какой ты захочешь, - быстро ответил продюсер и, погладив совсем засмущавшегося Караваева по спине, добавил:
- Соглашайся, Ваня. Всё будет "в шоколаде". Ты даже представить себе не можешь, как будет хорошо!
Продюсер стал белым, как мел, а Караваеву стало очень неуютно. Он искал глазами бородача, уповая на него, как на спасителя, и вдруг почувствовал, что рука продюсера, скользнула под резинку его спортивных брюк.
Караваев удивлённо посмотрел на продюсера, на лице которого застыла нелепая напряжённая улыбка, и онемел: рука продюсера, высунувшего от волнения кончик языка, подбиралась к его мужскому достоинству!
Караваева прошиб холодный пот, он закашлялся и спросил растеряно:
- Ты чего это?
- Тс-с-с, - зашипел продюсер, выкатив остекленевшие глаза, - сейчас, Ванюша, поднимемся ко мне в номер, и в деловой, конструктивной обстановке обсудим все условия взаимовыгодного контракта. У нас, Ваня, будет свой фестиваль. К чертям собачьим этот вонючий фестиваль, - мы свой организуем. И награды у нас свои будут, Ваня. У них "Золотой Янус", а у нас "Золотой Анус".
Продюсер коротко и нервно хохотнул и до Караваева, наконец, стал доходить истинный смысл происходящего.
Кровь ударила ему в голову, он резко оттолкнул продюсера и врезал ему в челюсть, вложив в удар груз всех обид, накопившихся за этот сумасшедший день.
Продюсер вскрикнув: "Ой, мамочки!", - упал на каменный пол. Немного полежав, он сел на пол и, ошалело глядя на Караваева, выплюнул на пол зубы. Зубы были неестественно белые, с бриллиантовыми вкраплениями. Продюсер стал на колени и стал суетливо собирать свои зубы, при этом он по-бабьи взвизгивал и истерично кричал:
- Правоохранительные органы! Правоохранительные органы! Вызовите ж ментов кто-нибудь, наконец!
Как из под земли появился пожилой милиционер с погонами полковника, вылитый милицейский начальник по прозвищу "Мухомор" из телевизионного сериала "Менты", а с ним рябоватый мужик, в котором нельзя было не узнать техасского рейнджера Уокера из телефильма "Крутой Уокер".
Рейнджер вежливо приподнял шикарную ковбойскую шляпу, сказав непрожёванное "Hi", а "Мухомор", быстро оглядев картину инцидента, строго спросил:
- Что здесь происходит, товарищи?
Продюсер встал, пошатываясь и, прикрывая рот ладонью, прошепелявил, тыча пальцем в Караваева:
- Арестуйте его! Распните этого ублюдка - плачу баксами. Деревня долбаная! Я к нему со всей душой, спродюссировать его хотел, а он - драться. Арестуйте этого вонючего бомжа. Он пьяный, кстати. Киньте его в камеру к голодным зекам, пусть попользуются. Он мне новенькие зубы выбил, командир. Мне одна работа встала в десять тысяч бакинских, а ещё бриллианты, я их только вчера вставил.
Выслушав продюсера, милиционер повернулся к Караваеву:
- Давайте разбираться. Вы, молодой человек, с какой руки ударили господина продюсера? С левой или с правой? - спросил он. - Только честно, не советую вам увиливать. Говорите, как дело было.
- С левой. Левша я, - пробормотал Караваев.
- С левой, - с удовлетворением отметил милиционер, потирая руки. Это обстоятельство существенно меняет суть дела. Вот если бы заехали этому, я извиняюсь, продюсеру с правой руки, тогда бы, мы, то есть правоохранительные органы, и разбирались бы. А поскольку, я опять извиняюсь, вы этому... продюсеру с левой заехали, - тут все карты в руки левоохранительным органам. Вот ведь какой компот получается, товарищи.
Крутой Уокер, внимательно слушавший "Мухомора", задумчиво постукивая здоровенным кулаком в перчатке по ладони, процедил сквозь зубы, коверкая русские слова на американский лад:
- Yes, my friend... Лэво-охрэ-ны-тэльные оргáны.
- Это мой напарник из Америки, - улыбнулся "Мухомор", - приехал опытом поделиться с нами и нашего опыта перенять в рамках, так сказать, взаимообмена. По-русски ещё не очень рубит.
- Это ещё что за дела? - взвизгнул продюсер, - Вы, что - прикалываетесь? Какие к чёрту левоохранительные органы. Что ты мне гонишь, полковник? Что за новости такие? Левоохранительные, правоохранительные. Вызывай тогда ваши левоохранительные органы. Пусть замочат этого вонючего урода, я приплачу за это...
Мухомор покачал головой:
- Не выйдет. Весь состав левоохранительных органов брошен срочно на борьбу с "левой" осетинской водкой, - и незаметно, дружески подмигнув опешившему Караваеву, тронул рейнджера за плечо:
- Пойдём, рейнджер. Это не наше дело. Сами пусть разбираются в своих семейных делах.
- Какого хрена! Слушай ты, представитель славных охренительных органов, тебе погоны сегодня снимут и разжалуют в рядовые. Давай, вяжи ублюдка шахтёрского, одень ему наручники!
- Не имею права, - козырнул продюсеру Мухомор. - Всего наилучшего. Прощайте, господин продюсер.
Продюсер побледнел и бросился на милиционера с занесённым для удара кулаком. Но ударить "Мухомора" ему не дал рейнджер. Крутнувшись на месте, он мощнейше фирменно лягнул продюсера в грудь ногой в ковбойском сапоге.
Продюсер взмыл в воздух, как лёгкая птица, пролетел метров десять над залом, и опустился спиной на один из столов. Стол сломался, ножки его подвернулись, раздался звон разбитой посуды. Продюсер затихнув, лежал на разломанном столе. В зале наступила зловещая тишина. Публика, молча, провожала взглядами неторопливо уходивших "Мухомора" и Уокера. Кто-то из гостей нервно хлопнул в ладоши, затем ещё и ещё. Кто-то поддержал его и через минуту уже весь зал провожал Уокера с Мухомором овациями.
"Надо бы смыться, быть беде, так просто это не может закончиться ", - нервничая и озираясь, подумал Караваев и тут увидел, что из другого конца зала к нему идут четверо гориллоподобных мужиков, все ростом под два метра, в одинаковых чёрных костюмах, с телефонами в руках.
"Недолго музыка играла", - тоскливо прошептал Караваев и стал тихо отступать к стене. Когда он упёрся в стену, то почувствовал, что та поддалась. Караваев повернулся - в стене была неприметная дверь, выкрашенная в цвет стены, и она была чуть приоткрыта. Караваев быстро юркнул в неё. Дверь за ним хлопнула, закрывшись сама.
***
Было темно. Караваев, ощупывая руками стену, пошёл вперёд вдоль стены. Через некоторое время рука его наткнулась на выключатель, и он нажал на него. Свет зажёгся не сразу. Вначале заиграл оркестр, потом послышались аплодисменты и затем вспыхнул яркий свет.
Караваев увидел небольшой уютный зал, сцену, а на ней ведущего, того самого вертлявого, с фестиваля звёзд. Только на этот раз он был одет в атласную африканскую тогу, на голове ведущего красовался высокий шёлковый тюрбан. Ведущий подскочил к Караваеву и заверещал:
- Ну, наконец-то! Ну, наконец-то! Ну, наконец-то! Куда же вы пропали, дорогой Иван Тимофеевич? Вам оставалось отгадать всего лишь одну мелодию, а вы вдруг куда-то испарились. Где вы бродите, Иван Тимофеевич? Мы вас ждём, ждём, ждём. У вас же, считай, уже в кармане крупный денежный приз. А рубль у нас сегодня, представьте себе, равен азербайджанскому манату. О-го-го! Ни какому-нибудь захудалому доллару или там стерлингу, а азербайджанскому манату. За дело, Иван Тимофеевич, за дело, за дело, за дело, за дело!
Ведущий подвёл Караваева к пульту с кнопкой и, отбежав от Караваева вприпрыжку, загундосил в микрофон, меняя тембр голоса и интонации. Он то хмурил брови и говорил грозным баском, то улыбался и заговаривал ласково:
- Сейчас, сейчас, сейчас, этот гигант мысли, этот Робинзон с какого-то необитаемого острова, в моднячих сланцах непременно отгадает мелодию! Мы все ждём этого чудесного мгновения. Наш будущий победитель сваливается нам, как снег на голову и нам становится холодно, бр-р-р, холодно, холодно, холодно от его ледяного спокойствия и его уверенности в победе.
Караваев ошалел от такой стремительной смены событий. Он никак не мог понять, откуда вертлявый знает его имя, и как этот тип умудряется быть ведущим одновременно в двух залах сразу. К тому же из слов ведущего выходило, будто он Караваев уже был здесь, потом исчез куда-то и вот теперь опять появился, чтобы продолжить участвовать в шоу.
Эти вопросы роились в голове растерявшегося Караваева, не знающего как ему быть, и как себя вести, но тут зазвучала мелодия, хорошо ему знакомая ещё с юности и он механически нажал на кнопку пульта.
Мелодия резко оборвалась и ведущий, заговорщицки подмигивая Караваеву, затараторил:
- Знает! Он знает! Я это чувствовал, я это предвижу, я это предрекаю! Он сейчас, сейчас, сейчас отгадает мелодию. Только прошу вас, Иван Тимофеевич, подумайте хорошенько, прежде чем ответить...
- А чего тут думать? - устало сказал Караваев и неожиданно довольно приятным баритоном запел:
- Там на ша-ахте у-угольной па-а-ренька приме-е-тили...
В зале зааплодировали, - ведущий в экстазе завертелся волчком, а Караваев, глядя мечтательно в потолок, продолжил самозабвенно:
- И в забой отправился, па-арень ма-ала-дой...
Ведущий прошёлся по залу на руках, сделал кульбит и двойное сальто, а Караваев, сделав эффектное замедление мелодии, набрал в лёгкие побольше воздуха и закончил мелодию, взяв последнюю ноту мелодии октавой выше, вызвав дикий восторг ведущего и овации зала.
- Вы победили, Иван Тимофеевич, и я это предрекал. Только один вопросик, я плохо расслышал, Вы спели "в забой отправился" или "в запой отправился"? - спросил ведущий, подбежав к Караваеву и щурясь лукаво.
- В забой, конечно, - засмущался Караваев.
- И это хорошо, что в забой, а не в запой отправляются наши славные шахтёры, - закричал ведущий и бросился обнимать Караваева, но Караваев, тут же вспомнив недавние развратные действия продюсера, отодвинул ведущего и тихо, но твёрдо сказал: "Руки убери, паскудник".
Ведущий отскочил от Караваева, как ужаленный и дежурно улыбаясь, взвопил:
- Вот он победитель! Вот он триумфатор! Идите, идите, идите, идите, Иван Тимофеевич, и получайте свои денежки. Вон в ту дверь, по коридору налево. Идите, идите, счастливчик вы наш!
Караваев быстро пошёл к двери и вышел в коридор. На первой встретившейся ему двери он увидел открытое окошко, а над ним надпись "КАССА".
Караваев потоптался немного, раздумывая, но потом всё же заглянул в окошко и тихо кашлянул. Молодая девушка с сигаретой во рту отложила в сторону журнал и, взглянув на Караваева, удивлённо спросила:
- Тебе чё, батя?
- Да я это, как его... того... выиграл одним словом. Меня этот, с чалмой на голове сюда послал за выигрышем, за деньгами, за манатами азербайджанскими, - смущаясь, ответил Караваев.
- И ты, дурак старый, поверил? - рассмеялась девушка. - Во, народ доверчивый пошёл какой!
- А чего не верить? Меня, говорю же, ведущий сюда прислал. Иди, сказал, получай деньги, - недоуменно ответил Караваев. - И чего ты обзываешься?
- Ну, ты и дурень, - опять засмеялась девушка. - Это же подколка, понимаешь? Какие манаты, кто их видел? Если всем каждый день деньги раздавать - обанкротишься. Песен, батя, у нас много, а денег мало. Шёл бы ты. Тебя ж по телевизору покажут, на всю страну прославишься. Это, что тебе не награда? А ты манаты, манаты... иди, батя.
Караваев дёрнулся:
- Хороши порядочки! Зачем гонять человека? Я не лошадь. Сказал бы сразу, что шутка это. Нет же, гусь лапчатый, ведущий этот ваш, весь извертелся на шарнирах, обниматься лез прилюдно, поздравлял с выигрышем и сюда направил. Что я, пацан сопливый, чтобы так меня за нос водить?
Поскучневшая кассирша закрыла окошко. Караваев пошёл назад. Дошёл до двери, из которой он только что выходил, но она оказалась замурованной кирпичом. Кладка была совершенно свежая, и от неё пахло цементным раствором. Караваев повернулся и пошёл обратно к кассе. Дверь, за которой находилась касса, тоже исчезла, а дверной проём был также замурован, свежей кладкой из кирпичей. Чуть дальше была ещё одна дверь. Караваев её решительно открыл и... оказался лицом к лицу с Леонидом Якубовичем, передачу которого он всегда смотрел по пятницам. Якубович стоял у игрового барабана, улыбался и поглаживал усы.
- Прошу любить и жаловать - наш финалист, Иван Тимофеевич Караваев, - сказал Якубович и зал взорвался овациями.
"Чудеса продолжаются", - с тоской подумал Караваев.
- Ну-с, любезный Иван Тимофеевич, задание у нас сегодня наипростецкое, - продолжил Якубович после того, как в зале стало тихо, - и хотя слово это, вернее сказать, даже не слово, а восклицание - весьма длинное, в нём целых десять букв, я надеюсь, что вы достойно справитесь с заданием. Что ещё? Я просто уверен, что вы хоть раз в жизни, но употребляли это восклицание, а уж в юные годы оно точно присутствовало в вашем лексиконе. Может быть, даже и сейчас вы балуетесь этим словечком. Подскажу вам немного. Словечко это одновременно выражает массу ощущений: удивление, восторг, отвращение, разочарование, досаду и ещё целую гамму разнообразных чувств. Кроме всего, оно настолько универсальное, что им легко можно заменить даже ругательства, и вы вполне смело можете произносить это даже при дамах, и они скорее рассмеются при этом, а не оскорбятся. Это чисто русское ноу-хау. Больше нигде в мире его не употребляют. А теперь, Иван Тимофеевич, крутите барабан.
Караваев крутанул барабан с силой, которая нужна для того, чтобы завести рукояткой двигатель грузовика. Барабан бешено завращался, - это вызвало оживление в зале, а Якубович восхищённо сказал:
- Есть ещё, есть ещё у нас богатыри. У вас, Иван Тимофеевич, пока вращается барабан, есть время рассказать нам какую-нибудь смешную историю из вашей жизни. Барабан, чувствую, ещё долго будет вращаться, так что рассказывайте - традиция у нас такая.
Караваев не стал отнекиваться и, не мигая, глядя заворожено на вращающийся барабан, стал рассказывать покорно:
- Как-то зимой гостил я у тёщи в Белоруссии. Она с мужем в деревне под Минском жила. Места отличные, лес, пруд, тишина. Рыбы в пруду немерено. Я рыбачил почти каждый день. Как-то выловил я щуку здоровенную, килограмма на четыре. Щука, я вам скажу, злобная попалась, как акула! Прыгала, всё схватить норовила, зубами клацала. Ну, я её слегка по башке пристукнул, оглоушил, одним словом - она и угомонилась. А мороз в тот день был градусов под двадцать, промёрз я до костей и решил домой идти, благо улов-то богатый. Щуку я в доме, в сенях бросил, выпросил у тёщи рюмочку для согрева и пошёл до жёнки. Жена моя спала ещё, а тёща по дому управлялась, она ни свет ни заря вставала...Только значит, я рядом с жёнкой пригрелся, слышу: тёща моя, как зарезанная заорала. Орёт, понимаешь, не переставая. Грохот какой-то в сенях, а тут ещё наседка заквохтала. Квохчет и квохчет, будто петуха соседского увидала. Какой тут сон?! Выхожу я в сени. Гляжу: щука моя висит у тёщи на подоле, тёща бегает, орёт благим матом. А вышло вот что: тёща с ночи корзину с наседкой в сени занесла, приспичило ей, наседке этой, среди зимы птенцов высиживать. Щука моя оглоушенная рядом лежит. Лежала, лежала и оклемалась, в себя пришла. Наседку заприметила и давай сигать к корзине - наседка орать стала. Тут тёща на шум в сени зашла, ну, щука на неё переключилась. Хвать её за юбку! Тёща с испугу ведро с молоком опрокинула, поскользнулась, упала, и давай, значит, орать со страху. Я, конечно, за топор... И по башке её, по башке её, по башке её! Вот смеху-то потом было!
- Якубович испуганно замахал руками:
- Стивен Кинг и Хичкок отдыхают! Это как же убивать и хохотать? Это знаете, у меня слов нет. Как же вы могли, Иван Тимофеевич?! Можно, конечно, не любить тёщу, многие их не любят, но что бы топором её за то, что спать не дала - это уже, знаете, слишком. Это знаете, ни в какие ворота...
Караваев недоуменно посмотрел на Якубовича, и, рассмеявшись, сказал:
- Скажете тоже, Леонид Аркадьевич, я же щуку, а не тёщу топором-то...
Зал застонал от хохота, а барабан остановился и Якубович сказал, утирая выкатившуюся слезу и пряча улыбку в усы:
- Разрешаю Вам, Иван Тимофеевич, открыть четыре, нет, пять букв. И учтите, ставка очень велика: в случае выигрыша Вы получите ключи от новенькой квартиры в нашем райском местечке.
Караваев обречённо вздохнув, попросил открыть первые пять букв. Длинноногая девица открыла буквы на табло - это были буквы Ё, К, Л, М, Н.
- Везунчик! - обрадовался Якубович. - Вам дать минуту на размышление или вы сразу слово назовёте?
Караваев топтался на месте, в зале разочарованно загудели, раздались крики: "Слово, слово, слово", - но Якубович поднял руку, и пошла томительная минута, отведённая на обдумывание.
В полной тишине Якубович гипнотически глядя на Караваева, периодически вставлял:
- Десять букв... это хохмочка такая... невинная... каламбурчик из народа... напрямую с алфавитом связано... с алфавитом, понимаешь... две буквы гласные, остальные - согласные...
Минута истекла, и Якубович привязался к Караваеву:
- Ну, ну? Слово, Иван Тимофеевич, слово. Подумайте, если Ё, К, Л, М, Н подходит, что дальше должно идти? Вы же знаете слово, знаете...
Караваев кашлянул в кулак и сказал:
- Может, я ошибаюсь, но скажу. Значит так: если первое - Ё, К, Л, М, Н, то дальше, как ни крути - О, П,Р, С, Т будет.
Караваев сказал и, испугавшись своей смелости, затих, а Якубович восхищённо закричал, да так громко, что у автомобиля, стоящего в студии в качестве приза, сама собой включилась аварийная сигнализация:
- Умница, ох вы и умница! Вот ведь гений из народа! Вы отгадали! Отгадали! И награда хороша: ключи от квартиры. Вот ваши ключи, Иван Тимофеевич, берите и владейте.
Караваев собрался с духом и, наклонившись к уху Якубовича, прошептал:
- А деньгами нельзя получить выигрыш?
Якубович выронил микрофон и изумлённо вытаращил глаза:
- Вы что - не хотите здесь жить? Я вас правильно понял?
Он достал из кармана телефон и, набрав номер, сказал:
- Клавдия Афанасьевна, сейчас к вам зайдёт победитель сегодняшней супер игры. Выдайте ему, пожалуйста, сто тысяч долларов. Да, от квартиры он отказывается. Человеку деньги нужны.
Якубович положил телефон в карман и дружелюбно сказал Караваеву:
- У нас всё солидно. Идите и получайте свои денежки, Ё К Л М Н! В кассу вас Наташа, наша красавица проводит,- О П Р С Т!
Длинноногая Наташа, обворожительно улыбаясь, взяла Караваева за руку и повела его к кассе. Они шли какими-то длинными коридорами. Караваев пытался освободить руку, но Наташа держала его ладонь крепко, вела его как маленького ребёнка. Караваев смирился и стал думать о том, как он распорядится свалившимся на него богатством.
" Первым делом, сегодня же, как деньги получу, - думал он, - еду на такси в магазин, одеваюсь и в аэропорт. Сразу лечу домой. Хавиру мою продам - сколько дадут, за столько и отдам. Шахту брошу. Хватит спину гнуть на чужого дядю. Уеду жить к морю, в Анапу или Геленджик. Куплю домик с садом и огородом. Буду свой век доживать. От Анапы до Севастополя рукой подать, буду с братом чаще видеться. У Никифорова машину куплю - "двойку" - она у него хоть и старенькая, зато в идеальном состоянии, гаражная машина. Говорят, машины тех лет очень надёжные и крепкие. И в эксплуатации дешёвые. Дочь поддержу: дам ей тысяч пятьдесят. С внуком будет ко мне на лето приезжать, здоровье поправлять. Остальные деньги в банк положу и буду на проценты жить..."
Эти сладкие мысли прервала Наташа, которая, сжав руку Караваева, спросила кокетливо:
- А вы женаты, мужчина?
Караваев искоса глянул на прямую, как стропила Наташу, и чтобы она отвязалась, съязвил:
- Нет, барышня, я замужем.
- Дурак! - обиделась Наташа и отпустила его ладонь.
Тут они подошли к кассе. Кассирша быстро взглянула на Караваева и, выложив на прилавок кассы, громко стуча пачками, десять колод долларов, равнодушно спросила:
- Пересчитывать будете? Здесь десять пачек по десять тысяч долларов в каждой...
- Да чего уж там, - сдавленно пробормотал Караваев и стал быстро запихивать пачки денег за пазуху под майку.
Когда он положил последнюю пачку и поднял глаза, то заметил, что кассирша и Наташа как-то странно на него смотрят. Немного помявшись, он достал из-за пазухи одну пачку и, разорвав упаковку, дал по сто долларов Наташе и кассирше.
Наташа, фыркнув, посмотрела на Караваева презрительно и, сунув деньги за вырез платья, удалилась, виляя бёдрами, а кассирша, сухо поблагодарив Караваева, сказала:
- Нельзя же так с деньгами, Иван Тимофеевич. Вот, возьмите пакет. Надо быть осмотрительнее.
Караваев взял пакет и переложил в него деньги. Немного подумав, он дал отзывчивой кассирше ещё сто долларов.
У кассирши зазвонил телефон. Она подняла трубку и, глядя на Караваева напряжённым, бегающим взглядом, стала отвечать кому-то негромко и односложно:
- Да... да... да... получил... нет ещё... сейчас пойдёт... увидимся вечером.
Положив трубку, она, наконец, улыбнулась:
- Ну, прощайте, Рокфеллер вы наш ненаглядный. Вперёд и с песней, как говорится. Сейчас идёте прямо по коридору до лифта. На лифте спускаетесь на первый этаж, выходите на улицу, - там стоянка такси, - и домой! Или вы сразу в Париж, расслабиться?
- Да бросьте вы - в Париж! В Красношахтёрск - домой! Ничего больше не хочу. Спасибо вам, - ответил, рассмеявшись, Караваев.
- Тогда привет Красношахтёрску, - усмехнулась кассирша и закрыла окошечко кассы.