Купив у лоточника пачку сигарет без фильтра, которые назывались "Ностальгия", (на пачке был изображён профиль Сталина), он пробился к забору и, прикурив, у молодого безногого парня на тележке, жадно закурил. Но насладиться курением ему не дал небритый тип в черной сетчатой тенниске и давно не стираных жёваных белых брюках.
Тип этот как-то вдруг возник перед Караваевым и, бегая глазами, попросил сигарету. Караваев дал ему сигарету, подумав, что перед ним ярко выраженный прощелыга, и надо быть готовым ко всяким неожиданностям.
Тип закурив, ловко выпустил изо рта несколько колец, дыма и, прищурив и без того узкие глаза, спросил у Караваева гундосо:
- Недавно здесь?
- Оно тебе надо? - грубовато ответил Караваев. - Что поговорить не с кем? Не до тебя мне, друг. Давай в другой раз, а?
Тип не обиделся.
- Нервишки шалят, это бывает, - сказал он спокойно. - Не кипятись, старик, а лучше выслушай. Есть хорошенькие девочки не старше двенадцати лет. Исполняют на самом высоком уровне. Лолитки - пальчики оближешь! Цены невысокие - договоримся. И мальчики есть от девяти лет. Не желаешь стариной тряхнуть, подмолодиться, хе-хе, так сказать?
Караваев поперхнулся дымом и закашлялся. Он ожидал от типа чего угодно, но не такой мерзости. Тип участливо и бесцеремонно хлопнул Караваева тяжёлой ладонью между лопаток и засмеялся:
- Исчезни с глаз моих, гад. Не то я тебе сейчас... (он поднёс кулак к носу ничуть не испугавшегося типа), так трахну вот этой стариной! Уйди, Иудина, видеть тебя не могу. Уйди. Я за себя не ручаюсь.
Тип пожал плечами:
- Нервный, я это сразу заметил. Крыша, ясный пень, у многих сейчас едет, но только чё так нервничать? Чё я такого сказал? Другие сами расспрашивают, что, да как, и почём. Да, с такими клиентами, вроде тебя, здоровья не наживёшь. Дай-ка мне ещё сигаретку, что-то и я занервничал.
Караваев быстро протянул ему пачку. Тип ухмыляясь, вытащил из пачки штук пять сигарет, сунул их в нагрудный карман тенниски и сказал в этот раз строго и назидательно:
- Ладно, живи, пока, новобранец. Да башкой-то крути поживей. И базар фильтруй. Нарвёшься на беспредельщиков - умоешься кровью. А я на сегодня тебя прощаю, потому что вижу, что дурак ты ярко обозначенный и лох. Пока, старче.
Тип развинченной походкой двинулся вдоль обочины, а Караваев вздохнув облегчённо, быстро ощупал карман брюк - паспорт был на месте. Подумав немного, он решил, что в этом людском водовороте нужно быть бдительнее и по возможности стараться не контактировать с подозрительными личностями, ну, а если вдруг придётся вступать в контакт, то лучше прикидываться "шлангом", глуховатым, несообразительным мужичком. Решил - и тут же обернулся на глубокий грудной женский голос, произнесший:
- К людям надо хорошо относиться, потому что, как вы к ним будете относиться, так и они к вам будут...
Стареющая статная женщина в длинном балахоне расшитом бисером и бусинками, с длинными распущенными волосами, перехваченными на лбу вязаной лентой, смотрела на него в упор, пронизывающим взглядом голубых, выразительных глаз. Поверх балахона, на груди женщины, висел большой деревянный крест.
"Ну, держись, Иван Тимофеевич", - внутренне поёжился Караваев, а вслух сказал вежливо:
- У меня всё есть. Извините, мне ничего не нужно.
- У вас нет самого главного: везения, - строго сказала женщина, - а нет у вас его потому, что порча на вас - порча страшенная, пристрашенная. Это пока ещё у вас нет только везения, но это уже звоночек, дальше зазвонят колокола, колокольный звон перерастёт в набат, и начнутся уже настоящие, большие неприятности. Не хочу вас травмировать, мужчина, но дела ваши очень и очень плохи...
Караваев усмехнулся, подумав: "Дураку за километр видно, какие у меня дела".
Женщина продолжила:
- Но ход событий можно переломить. Нужно быть готовым к грядущему и защищённым. Тогда можно направить свою судьбу в нужное русло реки жизни, где вас ожидает денежный успех, спокойствие и множество других приятных вещей. Разрешите, кстати, представиться - Касандриева Амалия Аристарховна, профессор прогрессивных эзотерических практик, почётный член Международной Ассоциации Медиумов Мальтийского и Стокгольмского Университетов. Суггестолог, медиум, харизматолог и ясновидящая. Коротко о том, что мне доступно. А доступно мне следующие: снятие порчи и родового проклятия, диагностика кармы, постановка якорей удачи, защита от суда, привороты, золотой обряд на деньги, зеркальная защита от колдовства, восстановление сексуальной энергии без препаратов, излечивание болезней, в том числе и неизлечимых, вхожу в любое ментальное поле, нахожу угнанные автомобили и украденные деньги, ценности и вещи, работаю с каузальными полями, а также многое, многое другое.
Караваев чуть не рассмеялся, подумав: "Профессор! На ведьму больше похожа, хотя и симпатичная, чёрт бы её побрал".
И тут к нему пришла шальная мысль: "Она сказала, что находит украденные вещи. Это хорошо. Вот сейчас и проверим, какой из неё профессор ясновидения", - и Караваев самым любезным тоном спросил у женщины:
- А вот вы тут сказали, что украденные вещи находите. У меня как раз такой случай. Чемодан у меня умыкнули. Есть и некоторые данные о похитителях. Это девушка, по виду цыганка. У неё ребёнок грудной (Караваев не стал говорить о превращениях ребёнка), а разъезжает она на чёрном джипе с номерным знаком 666 - буквы не запомнил. Водителя, кажется, Николаем зовут.
Ясновидящая изменилась в лице, будто уксуса хлебнула и, криво улыбнувшись, сказала:
- И это всё? Это всё, что вас волнует? Знаете, для специалиста с моим именем это как-то несерьёзно, такими пустяками заниматься. Чемоданами какими-то.
- Так вы ж сами говорили, что умеете находить украденные вещи, - не отставал Караваев, делая при этом наивное выражение лица.
- Нет, я, конечно, могу находить, но я имела в виду вещи, имеющие материальное обеспечение. А, что в чемоданчике вашем были какие-то ценности, раритеты, дорогие вашему сердцу реликвии и вы боитесь мне об этом сказать? Напрасно, я вам гарантирую полную конфиденциальность и быстрый поиск, - ответила ясновидящая и стала нервно крутить кольца и перстни на пухлых пальцах.
- Да какие там ценности! - махнул рукой Караваев.- Вещи там мои. Я на отдых сюда прибыл. Видите, в чём остался? Ну, так что, будем искать?
- Что мне с вами делать? - вздохнула ясновидящая и, достав из кармана многогранный хрустальный шар, блеснувший ярко в её руках, несколько мгновений смотрела на него, поворачивая в разные стороны, а затем изрекла:
- Так это же Наталка! И не цыганка она вовсе, а косит под цыганку. Хохлушка она приблудная, из-под Чернобыля, аферистка наглючая.
- Здорово! - восхитился Караваев.- И где же найти можно эту Наталку?
- Где, где, - здесь на аллее она и шустрит. Здесь её и ищите. И это всё, уважаемый, что вас интересует? - раздражённо сказала женщина. - На вас порча смертельная, а вы о каком-то чемоданчике! Страшной силы порча на вас, страшной силы! Чем дольше я с вами общаюсь, тем страшней мне за вас становится. Я, кажется, на несколько лет постарела от общения с вами: такая чёрная волна от вас исходит! А вы все о чемоданчике, - не бережёте вы себя, не бережёте, а ведь это не самая дорогая процедура - снятие порчи. Можно и скидочку организовать, процентов пять-семь.
- Да шут с ней, с порчей. Прорвёмся как-нибудь, - ответил Караваев, потирая руки. - Ну, Наташа, встретимся мы с тобой, поговорим по душам, а вам, уважаемая ясновидящая, огромное спасибо, от всего сердца спасибо.
- Спасибо в карман не положишь, тем более, если оно огромное, - сказала женщина, почему-то басом.
- Сколько? - спросил Караваев, краснея.
- Ну, за такие мелочи рублей пятьдесят достаточно будет, - ответила ясновидящая, закуривая длинную ароматную сигарету.
- У меня столько не наберётся, - признался Караваев, опуская голову.
- А вы кто по профессии?
- Горняк я.
- Ну, это в корне меняет дело. По тарифным расценкам скидка в пятьдесят процентов предоставляется горнякам, водолазам, подводникам, пожарным и космонавтам.
Караваев вынул паспорт, взял из него двадцать рублей, из другого кармана достал пятирублёвую монету, сдачу, оставшуюся от покупки сигарет, и протянул деньги ясновидящей, которая небрежно сунув деньги в карман, сказала:
- Ох, уж эти горняки - вечно у них кризис ликвидности. А вы о порче подумайте, подумайте всё-таки о порче.
Она выбросила сигарету и вдруг закрутилась на месте "волчком", убыстряя вращение. Вскоре она скрылась в перевёрнутом конусе пыли, вращающемся с огромной скоростью; что-то засвистело так, что Караваев отпрянул. Потом пыль стала оседать, а когда осела, то ясновидящей не стало.
- Ведьма! - пробормотал Караваев, повертев головой. - Что же это такое? Жвачки летают, самолёты падают, дети под землёй ползают, в людей стреляют, рикши вместо такси, гадалки куда-то исчезают? Попал ты, Тимофеевич в сказку, а до постельки гостиничной ещё добраться нужно, так, что держись, коли леших да вурдалаков встретишь. А вот Наталку было бы совсем неплохо встретить, совсем неплохо.
Он двинулся туда, куда двигался людской поток. Поток этот, как река, шевелясь, шумливо и медленно плыл по аллее, полого и неуклонно поднимающейся вверх.
Далеко на возвышенности, на самой её вершине, сияла зеркальными стёклами, отбрасывая лучи солнца, громадина отеля, на крыше которого, несмотря на день, горело ярко название отеля - HOTEL RОДИНА, сложенное из огромных расположенных далеко друг от друга букв. Почему-то слово HOTEL и первая буква названия отеля были латинскими, а остаток слова Родина - на кириллице.
Караваев шёл напрягшись. Здесь было огромное количество оборванцев обоего пола, сидевших или лежащих вдоль забора, закусывающих, пьющих, дерущихся, спящих. Рядами стояли попрошайки в рванье с разбитыми, испитыми лицами. Они тянули к Караваеву трясущиеся руки, но быстро теряли к нему интерес, сообразив, что здесь поживиться нечем.
Наглее вели себя проститутки, женщины не первой молодости, и шатающиеся пьянчуги. Эти привязывались, нахально хватали Караваева за майку, руки, шли за ним, настырно клянча деньги и мерзко ругаясь.
Одна женщина лет (ей было далеко за сорок), в потёртой кожаной мини юбке, из-под которой торчали худые ноги в лиловых, вздувшихся венозных узлах, в красной шёлковой кофте с глубоким вырезом на плоской груди и с искусственной алой розой в седых волосах, дольше других шла за Караваевым.
Она настырно, хриплым прокуренным голосом предлагала Караваеву свои услуги, вгоняя его в краску тем, что запросто называла всё, что предлагала своими именами. У неё было злобное выражение лица, она кривила ярко накрашенный рот, а когда говорила, было видно, что у неё не хватает нескольких верхних зубов.
Караваев, вздрагивая от "простоты" женщины, пытался оторваться от неё, но тщетно: женщина шла за ним, как привязанная. Плотность толпы возрастала, по мере продвижения женщина всё снижала и снижала тарифы на свои сомнительные услуги и отвязалась от Караваева лишь тогда, когда они упёрлись в молчаливый плотный круг людей, созерцающих что-то там в центре круга.
Задние ряды приподымались на носки, пытаясь заглянуть в центр. Более шустрые протискивались в центр, работая руками и локтями, а круг всё увеличивался за счёт всё новых и любопытствующих, в результате чего Караваев был зажат плотными рядами людей.
Женщина оставила Караваева. Она ловко вклинилась в толпу и "поливая" матом направо и налево, пробилась к центру. Но неожиданно толпа сама стала раскалываться. Послышался близкий вой автомобильных сирен - сюда медленно пробивались милицейский Уазик, а за ним медленно ползущий микроавтобус "скорой помощи".
Толпа стала расступаться, уступая дорогу машинам, и вскоре оголился "пятачок" вытоптанной земли, на котором лежал на спине неподвижный длинноволосый и бородатый мужчина. Глаза его были открыты и смотрели в небо, руки его лежали вдоль тела. Одет он был в старые джинсы и майку с изображением группы "The Beatles", переходящей через улицу по пешеходной дорожке (такой плакат с этим же изображением висел когда-то над рабочим столом дочери Караваева). На грудь мужчины поверх майки выпростался алюминиевый крестик на нитке, ноги мужчины со сбитыми ногтями были босы.
Караваев сам не зная почему, подошел поближе. Голубые застывшие глаза мужчины смотрели в небо, словно чем-то очень заинтересовались, будто нечто приковало его остановившийся взгляд к невидимому для других объекту. На лице его было покойное и умиротворённое выражение.
Из подъехавшего Уазика тяжело вылезли два милиционера: один молодой с румяным лицом и явно наметившимся брюшком, второй постарше, низкорослый, крепко сбитый с угрюмым выражением лица, обильно потеющий.
Проходя мимо Караваев, молодой милиционер явно намеренно больно саданул Караваева плечом. Милиционеры подошли к лежащему мужчине и остановились. Молодой ткнул лежащего мужчину ботинком в бок и, сдвинув фуражку на затылок, изрёк:
- Скорее бы все уже передохли бомжары вонючие, - сказал водитель и громко включил радио. Из кабины понеслось разухабистое: "Ты скажи мне скажи, чё те надо, чё те надо..."
Подъехала "скорая помощь" и из неё вышла хорошенькая девушка в белоснежном халате, подошла и стала рядом с милиционерами, глянув на покойника, скривилась:
- Опять? Жрут, что придётся.
- Ну, чё, Светка, давай, забирайте клиента. Дело ясное: морг ему - дом родной, - повернувшись к девушке, сказал молодой милиционер.
- Да подождать придётся немного. Санитар мой, Сашка, выскочил из машины джинсы сыну купить, раз такая оказия подвернулась. Сейчас подойдёт, - ответила девушка, закуривая.
- Щас! Вот ещё. У нас пять вызовов, - сказал тот, что постарше и, повертев головой, ткнул дубинкой в сторону застывшего Караваева.
- Эй, бомжара, давай сюда, да поживей, - прикрикнул он.
Караваев забыв, в каком он виде, изумлённо коснулся рукой груди, пробормотав растерянно:
- Это вы мне?
- Тебе, тебе, не придуряйся, клоун, - сказал милиционер и, выхватив в толпе цепким взглядом какого-то замешкавшегося оборванца, крикнул и тому:
- И ты сюда, отребье.
Оборванец, не мешкая, подбежал к милиционеру, и покорно стал недалеко от него.
- Ты чё не понял? Сюда давай, я сказал, - удивлённо закричал на мнущегося Караваева милиционер.
Караваев подошёл и обиженно сказал:
- Я не бомж, я...
- Ты у нас премьер-министр, - оборвал его милиционер,- что забыл вкус резиновой дубинки?
Оборванец незаметно толкнул локтем в бок Караваева. Караваев быстро глянул на услужливо-преданное лицо бродяги и не стал больше пререкаться с милиционером.
- Значит так, - сказал милиционер, - берёте в машине неотложки носилки и относите труп в машину, потом свободны.
- Ты не ввязывайся, - просветил оборванец Караваева по пути за носилками,- у мента этого погоняло "Пиночет". Зверюга! Подлечит дубинкой по почкам, будешь потом ссать кровью. Молчи и со всем соглашайся.
Они принесли носилки, положили их рядом с телом и немного замешкались.
- Вы чё, не пили сегодня? - заорал молодой милиционер. - Грузите, грузите - он уже вонять начал.
- Сейчас, сейчас, начальник, - засуетился оборванец. Он перекрестился, нагнулся и закрыл глаза покойнику.
- Ты бери за ноги - я за голову, - скомандовал бродяга.
Они погрузили тяжёлое, одеревеневшее тело на носилки, подняли их и тут старший милиционер, наблюдавший за ними, указав на Караваева дубинкой, сказал:
- А ты, премьер-министр, потом ко мне.
Караваев покорно кивнул головой милиционеру. Они с бродягой отнесли носилки с телом в кузов неотложки и бродяга, сорвав с шеи покойника крестик, сказал смущённо:
- Ему он уже не нужен. А теперь, брат, нам с тобой лучше смыться, пока Пиночет нас не видит.
Караваева не нужно было уговаривать. Они с бродягой бегом вклинились в толпу, быстро смешались с разномастной публикой и довольно скоро потеряли друг друга из вида.
Караваев пробился на обочину в надежде найти место поспокойнее и перекурить, но тут очередной оборванец с редкими волосенками, на лысом черепе прилипшими к подживающим коростам, со страшным лицом в кровоподтёках и безобразно проломленным носом, схватил Караваева за руку и, придвинувшись к нему близко, обдав запахом давно немытого тела и дичайшего перегара, прохрипел:
- Подай, браток, человеку на льдине, на пропой ещё живой души.
Караваев высвободил руку, отодвинулся от него недовольно и хотел сменить место, чтобы отделаться от попрошайки, но что-то его остановило. Он стал вглядываться в это обезображенное лицо, а бродяга опять стал говорить, глядя в лицо Караваева застывшим бессмысленным взглядом.
- Не пожалей, копеечки, браток, на пропой ещё живой души. Льдину оторвало - беда! Дрейфую теперь. До берега далеко, до людей ещё дальше. Страшно браток... холодно, голодно. Все погибли, а я дрейфую... дай на пропой живой души...
" Голос!"- Дошло до Караваева. Бродяга говорил голосом до боли ему знакомым. Голосом, который нельзя было спутать ни с каким другим - только хрипотцы и надломленности добавились в этот своеобразный голос. Это был голос Алексея Лысенко, соседа Караваева по лестничной площадке, с которым он много-много лет был в отличных дружеских отношениях.
"Такого и мать родная сейчас не узнала бы", - подумал Караваев, продолжая разглядывать бродягу и пытаясь найти в лице бродяги хоть какое-то сходство с Алексеем Лысенко. Единственное, что кроме голоса напоминало о соседе - это ещё крепкий, не потерявший формы торс бродяги.
Бродяга топтался на месте и бормотал монотонно. Он, кажется, позабыл о Караваеве, а обращался теперь к какому-то невидимому объекту. Бродяга был в рваной тельняшке, заправленной в красные спортивные штаны, ноги его были босы.
"Нет, это просто совпадение, - думал Караваев, разглядывая бродягу.- Бывают же голоса похожие. И, что Алексею здесь делать, да ещё в таком виде? Когда же я с ним виделся-то в последний раз? В 1992? Да, в девяносто втором. Мы его тогда проводили. Он в Ставропольский край уехал, в Будённовск. Провожали честь по чести, всем подъездом. Он писал нам из Будённовска регулярно. Писал, что устроился хорошо, работает тренером, жена - акушеркой в роддоме, купил дом. Правда, после лета девяносто пятого он уже не писал. И на наши письма не отвечал".
Тут Караваева осенило: у Алексея Лысенко на тыльной стороне ладони была татуировка - якорь, а под ним надпись "Североморск - 1967". Караваев взял бродягу за руку и глянул на его разбитую опухшую ладонь: на руке синела та самая наколка! Сомнений не могло быть - это был Алексей Петрович Лысенко, его бывший сосед, бывший мичман, боксёр, мастер спорта, неоднократный победитель различных первенств и добрейшей души человек...
- Алексей Петрович, - тихо сказал Караваев, тронув бродягу за плечо.
Бродяга вздрогнул и, словно очнувшись, задрожав, посмотрел на Караваева.
- Алексей Петрович, - повторил Караваев, и волна жалости прилила к его сердцу. - Это я, Иван Тимофеевич, сосед ваш. Вы не узнаёте меня? Вы в двадцатой жили, а я в двадцать второй квартире жил. Мы с вами в шахматы по выходным играли, вы почти всегда у меня выигрывали. Помните наш дом по улице Октябрьской? Сынишку моего Андрюшку помните? Вы всё чемпиона собирались из него сделать. Что случилось, Алексей Петрович? Вы же писали исправно, потом вдруг перестали, что с супругой вашей Прасковьей Ивановной, Паней, как мы её звали? Сынок Ваш Алёшка, где он? Да не молчите, пожалуйста. Рассказывайте, рассказывайте! Вот так встреча, вот так встреча!
Бродяга быстро затоптался на месте, руки его подрагивали. На мгновенье в его мёртвых глазах что-то ожило, вспыхнул живой свет, но тут же погас, и он, как заведённый, снова захрипел:
- Оторвало льдину, браток... сгинули товарищи... один я... один... дай... хоть рублик пропащей душе... не увидеть мне уже берега, не увидеть... сгину я... сгину... оторвало... дай... льдину... оторвало... далеко до земли... сгину...
Бродяга стал заговариваться. Караваев с горечью смотрел на несчастного, начиная понимать, что человек этот безумен, и бесполезно о чём-то его расспрашивать, да и засомневался он уже в том, что это Лысенко: мало ли моряков в 1967 году сделали себе такие татуировки во время службы в Североморске?
Караваев достал свою последнюю десятку, протянул её бродяге.
- Возьми. Больше у меня нет. Бери, бери. Было бы больше, дал бы больше. Не знаю я - сосед ты мой, не сосед. Да это и не важно. Что же жизнь с человеком сделать должна была, чтобы он вот так, как ты выглядел? Вот ведь беда! Бери, бери деньги, что ты застыл и дрожишь, бедолага? Бери, друг...
Бродяга непонимающе смотрел на Караваева. Потом он вдруг цепко схватил десятку. По грязной, изуродованной щеке потекла слеза. Он порывисто схватил руку Караваева и поцеловал её сухими, треснувшими губами. Смутившийся Караваев вырвал руку из рук бродяги. Бродяга поклонился Караваеву и, припадая на одну ногу, втиснулся в толпу, а затем исчез.
Караваев, забыв, что он хотел перекурить, тоже пошёл вверх по аллее. Он шёл и думал о горькой, печальной участи всех этих бездомных людей, которых здесь было так много. Людей, теряющих человеческий облик, бродящих как какие-то инопланетяне или мутанты из современного фантастического фильма, к которым все уже давно привыкли, как к бездомным кошкам и собакам, как к реальности, пусть и неприятной.
Караваев даже не понял, как это произошло. Какая-то девица с подбитым глазом сунула в руку Караваева игральные кубики и фальшивым голосом запричитала:
- Ну, наконец-то! Нашелся, наконец, счастливый клиент. Бросайте скорее кубики на стол: сто процентов, что вам повезёт. Сорвёте хороший куш и поправите превосходно своё финансовое положение. Ставка минимальная: сто рублей.
Расстроенный встречей с бродягой с голосом Алексея Лысенко и, находясь ещё под впечатлением этой встречи, пробудившей в нём воспоминания о жене, сыне, соседях, - той жизни, когда он был молод и счастлив, Караваев машинально взял кубики и уже было поднял руку, чтобы бросить их на столик, вокруг которого собрались хорошо одетые парни с подозрительно невинными лицами, но тут увидел "Цыганку", ту самую, обворовавшую его на пляже. Она гадала по руке симпатичной девушке в короткой маечке, из-под которой был виден живот. Девушка, выпучив глаза и приоткрыв рот, заворожено слушала "цыганку".
Караваев вернул кубики опешившей девице и, расталкивая людей, пробился к "цыганке". Схватив её за локоть, он издевательским голосом произнёс:
- Ну, здравствуй, чайоре, хохлацкого разлива. Сколько верёвочке не виться, а конец обязательно будет, говорят. Сам никогда не воровал и воров всегда не уважал. Где чемодан мой, Наталка-Полтавка? Вернее Чернобылка.
Он ещё хотел добавить, что сейчас милицию вызовет, но вспомнив свою недавнюю встречу с представителями правопорядка, передумал, и закончил свою тираду так:
- Начистил бы тебе морду твою воровскую, да женщин не приучен бить, так что давай чемодан и разойдёмся, как в море корабли. Хотя забыть, как ты со мной обошлась, Натулечка, я вряд ли быстро забуду.
Ребёнок на руке "цыганки" засмеялся и сказал:
- Привет, Тимофеич, опять встретились, значит. Рад тебя видеть без петли на шее.
Караваев с опаской глянул на ребёнка-крота и повторил, сжимая руку "цыганки".
- Чемодан, чернобровая, чемодан.
"Цыганка" вовсе не испугалась, она вроде даже обрадовалась встрече с Караваевым. Не отпуская руки девушки, которой она гадала, она весело сказала:
- О-ба-на! Объявился всё же, шахтёр. Удивляюсь я вам шахтёрам: хера вы лезете, всё время под землю: чертей булдачите, спать им не даёте? Ладно бы вам за это платили, так нет, вас за лохов держат, а вы всё прётесь и прётесь под землю. В чём тут прикол, шахтёр, с чего тащитесь? Ты руку, что - раздавить удумал бедной девушке? Да не дави же ты, дурак - синяки будут! (Караваев, засопев недовольно, ослабил нажим, но локоть не отпустил). Ох, и напужал ты меня, дядечка, ох, и напужал. Чемоданчик, значит, пропал у тебя, да? Тот, шо на полочке лежал? С трусами заштопанными?
Караваев покраснел. Вокруг них стал собираться любопытствующий народ.
- Ай-ай-ай! Беда-то, какая, горе, какое, а? - продолжила "цыганка". - С виду не старикашка ещё, а за такое старьё зубами цепляется. Да твоими тряпками, дядя, полы стыдно мыть. Хочешь я тебе сейчас дюжину турецких плавок одноразовых куплю, а то смотреть на тебя страшно, так ты распереживался? Тебя ж кондрашка сейчас хватит, дядя, успокойся, пожалуйста.
Цыганка подмигнула девушке, руку которой она так и не выпустила. Девушка икнула и растерянно хихикнула, а цыганка произнесла на этот раз напористо и зло:
- Отпусти руку, дурак. (Караваев почему-то в этот раз покорно отпустил руку). Вот так лучше будет. Свидетели у тебя есть, дядя? Врубаешься в ситуацию, недоумок? Я, да ты, да водитель, ещё ребёнок, но он не в счёт: он крот наполовину. Тут всё не в твою пользу, придурок. Понял? Так, шо, дёргай, давай. Противно на тебя смотреть, раздолбай. Уши не надо развешивать, искатель чемоданов. Ну, ты, шо - не понял? Не обламывай мне мой бизнес. Да, шо ж это такое, а? Упёрся, как баран! Свали поскорее с моих глаз!
Караваев задохнувшись от обиды и гнева смог только выдохнуть "Ах, ты...", но тут, как из-под земли появились два дюжих лысых амбала с очень грустными одинаковыми лицами. Они легко заломили руки Караваеву, и повели дёргающегося Караваева вверх по аллее, разбивая, как тараном, головой Караваева плотные ряды людей.
Через некоторое время они отпустили его и, Караваев, захлёбываясь от обиды, попытался объяснить верзилам, что с ним произошло, но один из амбалов остановил Караваева, сказав устало:
- Не лезь, батя. Можешь ненароком железа в организм схлопотать.
А второй добавил:
- Потерял - не плачь, нашёл - не радуйся.
Амбалы растворились в толпе, а Караваев остался стоять, чуть не плача, посреди шевелящейся аллеи, чувствуя себя абсолютным нулём.
Какая-то девчонка, действуя с наглым смешком, будто он и не человек вовсе, а червяк какой-то, которого можно просто раздавить, втоптать в грязь, унизила его и оскорбила второй раз за день, унизила, как презренное жалкое ничтожество, не имеющее вообще никакого права голоса.
Караваеву стало очень нехорошо. Никогда ещё за всю свою жизнь он не был так унижен и оплёван. Настроение и так не очень хорошее, упало до нулевой отметки. Ощущение безысходности, бессилия, бесправности охватило его и, как следствие возникла апатия, усталое равнодушие и усилившаяся внутренняя тревога.
Кто-то осторожно коснулся его плеча. Караваев повернулся. Перед ним стоял пожилой человек, гладко выбритый, в старом, но чистом костюме. На лацкане пиджака был прикручен красный институтский ромбик.
Погладив Караваева по плечу, мужчина участливо произнёс:
- Не надо расстраиваться, товарищ. Я всё видел. Моему возмущению и негодованию нет предела! Это полнейший беспредел, товарищ! Вот он - злобный оскал капитализма! Вот такие вот "господа", как эта гадалка, хамка и мерзавка мнят себя, понимаешь, хозяевами жизни, но они и не догадываются, что роют себе яму, которая их же и поглотит. Это время близится, товарищ! Мы их, когда время придёт, зароем в эту яму и катком прокатаем, чтобы памяти никакой о них не осталось! Владимир Ильич Ленин предупреждал нас, что угнетённый класс, который не стремится к тому, чтобы научиться владеть оружием, заслуживает того, чтобы с ним обращались как с рабами. Мы рабами быть не хотим, а час расплаты близится, товарищ. Всей этой сволочи мы скоро укажем их истинное место.
- Кто это - мы? - устало спросил Караваев, озираясь тоскливо.
- Мы - это НРСПСО или Народно-Революционный Союз Патриотических Сил Отчизны, - почему-то понизив голос и озираясь, ответил мужчина и, наклонившись к уху Караваева, добавил шёпотом:
- Вы можете прямо сейчас вступить в наши ряды. Вступительный взнос мизерный, чисто символический - всего десять рублей, так сказать, на мелкие организационные нужды партии, а я вам дам нашу программу и удостоверение выпишу. У нас скоро съезд будет, мы вас приглашаем.
Мужчина замер в ожидании ответа, пытливо вглядываясь в пасмурное лицо Караваева, а тот, взглянув на часы, вежливо отодвинул агитатора и двинулся вперёд.
Вскоре Караваев вступил в часть аллеи, где расположились торговцы. По обе стороны от забора и посреди аллеи на раскладушках, ящиках или просто на кусках плёнки лежали горы товаров: одежды, обуви, белья, игрушек, парфюмерии, продуктов, аппаратуры, сигарет, книг, напитков и других разнообразных товаров.
У этого товарного изобилия толпились покупатели. Они торговались, ругались, рассматривали товары, спорили. Набив огромные клетчатые сумки товарами, и, погрузив сумки на тележки, покупатели начинали медленно пробиваться вниз по аллее, против основного течения толпы, ползущей вверх. Эта часть аллеи показалась Караваеву необычайно длинной, казалось, что торговые ряды никогда не кончатся. Хотелось где-нибудь приткнуться, присесть, передохнуть, но это было сделать невозможно: все обочины были плотно заняты торгующими. Толпа напирала, несла Караваева в своём шумном и мутном потоке. Караваев вертел головой, таращил глаза и плыл в этом потоке, как щепка, плывущая по течению.
Когда торговые ряды, наконец, закончились, глазам Караваева предстало странное зрелище. Огромное количество пёстрого люда шевелилось в этой части аллеи, которая расширилась здесь почти вдвое. Караваев, удивлённо озираясь, глядел во все глаза по сторонам, пытаясь понять, что здесь происходит. Он пошёл помедленнее, впрочем, идти побыстрее и не получилось бы: плотность людской массы значительно возросла.
*****
Движение толп народа здесь было хаотичным. Часть людей здесь просто стояла, другие двигались в разных направлениях, третьи собирались в группы и кучки и все кричали, зазывали, что-то предлагали, просили, что-то делали. Самым распространённым видом информации здесь был кусок картона с надписью, плакат или транспарант. Много было типажей, которым не нужно было вовсе сообщать, что-то о себе и о роде своих занятий. Даже неискушённому взору становилось понятно, кто они и зачем они здесь. Кого только здесь не было в этом людском Вавилоне!
Караваев медленно прошёл мимо ряда молодых священников с фальшиво-скорбными лицами в новеньких чёрных сутанах. Из-под сутан у них были видны джинсы, модные остроносые туфли или кроссовки. У всех у них были ящики для сбора пожертвований. Караваев остановился, что бы прочитать, что написано на ящиках для пожертвований. Проходивший рядом старик, толкнув Караваева локтем, сказал: "Не вздумай денег им давать, они такие же попы, как я Китайский император, и перекрестись, если решишься дальше идти. Ещё и не таких святош встретишь. Завлекать будут - держись парень ".
Караваев вздрогнув, оглядываясь на "попов" двинулся дальше. Рядом с лже-священниками мирно соседствовали колдуны, ясновидцы, разные гадальщики, оккультисты, Иеговисты, миссионеры всех мастей, экстрасенсы, целители, блаженные, уродцы и калеки, шаманы и ведьмы; какие-то люди в белых одеждах с крестами на груди самозабвенно пели псалмы, а рядом с ними одетые в яркие восточные одежды молодые люди предлагали прохожим журналы, на земле сидели составители гороскопов, - к ним была очередь; очередь была и к предсказателям судьбы; чернобородый азиат продавал амулеты от сглаза, десяток раввинов, раскачиваясь в трансе, отрешённо читали толстые книги.
К Караваеву подошёл мужчина с беспокойными глазами в оранжевом балахоне до пят, обвешанный деревянными бусами. Он, озираясь по сторонам, спросил: "Махатьму не видел?". Караваев на всякий случай улыбнулся и отрицательно качнул головой. "А у тебя есть что-нибудь?", - опять спросил мужчина. "Откуда", - ответил, разведя руками Караваев. Мужчина, продолжая озираться смешался с толпой.
Молоденькие жеманные и женственные юноши кучковались, переговариваясь тихо. Рядом с ними стояла группа женоподобных, солидных людей не первой молодости, с холёными, бледными лицами, умело "подмоложенными" макияжем, одетых вызывающе, один из них подмигнул Караваеву, и призывно помахал рукой. У двух молодых людей из этой группы в руках были плакаты. На одном было написано: "Гомофобы - это новые фашисты!", на другом: " Любовь нельзя запретить!" Двигаясь дальше, Караваев встретил множество людей, подобных людям из этой группы. Много видел он и женщин, в которых больше было мужского, чем женского, несмотря на макияж, парики и броскую одежду. Выглядели они вульгарно, вели себя развязно и вызывающе.
Проститутки здесь были все молодые, статные, развязные, всех оттенков кожи. Даже для такой жары они были одеты чрезмерно "легко"; они не приставали, как опустившиеся женщины в начале аллеи, а просто стояли с вызывающим видом, потягивая пиво или джин из банок, покуривая и переговариваясь с товарками, в ожидании страждущих клиентов.
Группа совершенно голых мужчин стояла рядом с бригадой проституток, почитывая журналы. На шее у них были почему-то повязаны галстуки. Караваев остановился, как громом поражённый. Он закрыл глаза, потом открыл, и покраснел как рак. Старик с клюкой, оказавшийся рядом с Караваевым, ухмыльнувшись громко сказал ему: "Не веришь своим глазам?" Караваев, сглотнув слюну, ответил: "Так они же голые! Вот же люди приболевшие!" Старик ответил: " Приболевшие - это точно. А насчёт того, что они голые - тут ты ошибаешься. Не верь своим глазам". "Как это?", - недоуменно спросил Караваев. Старик, показав на голых мужчин клюкой, ответил: "Они в галстуках. А это значит, что они не голые. Закон такой здесь, если на человеке, что-то есть из одежды, считается, что он не голый, к примеру, если ты наголо разденешься и пройдёшься по аллее в одном носке, это будет считаться вполне приличным видом". "Шутишь!" - ошарашенно воскликнул Караваев. "Ни, ни, никогда не вру", - ответил старик. "Тьфу-ты!", - сказал Караваев и плюнул в сторону голых мужчин. Один из них опустил журнал и строго сказал: "В общественных местах, мужчина, нельзя плеваться". "Оденься, пень берёзовый!" - ответил Каравев и плюнув ещё раз быстро двинулся вперёд.
Большая группа людей продавала свои органы. Часть их, судя по виду, были люди явно опустившиеся. Причины для такого решения у людей были разные, о них сообщали картонки, которые они держали в руках. Караваев внимательно прочитал все сообщения, медленно проходя мимо этой группы людей. Одних душили долги, кому-то нужны были деньги на лечение близких людей, кому-то не на что было жить.
В ожидании заказов стоял длинный ряд суррогатных матерей. Пританцовывая, Караваева обогнала шеренга ярко одетых кришнаитов, обритых наголо. Они пели, дудели в дудочки и колотили в тамтамы. Дальше стояли матери разыскивающие своих детей, вид у них был изнурённый, лица печальны, в руках они держали фотографии своих детей. Их было много. К ним подходили люди, молча рассматривали фотографии и уходили.
Одиноко стоял грустный мужичок с плакатом "Верните мне корову репрессированного деда!". Рядом с ним примостились представители ГРИНПИС с плакатом "Нет ядерным взрывам в Пакистане" и ещё, чьи-то представители с плакатом: "Руки прочь от серых тараканов"! Рядом с ними чернокожий проповедник, вещал о скором неизбежном конце света, неистово и яростно матерясь через слово по-русски. И тут же мужчина продавал книги в ярких красочных обложках, разложив их на асфальте. Караваев остановился и стал рассматривать книги. Обложки книг были цветастыми с восточной символикой. " Вас что-то конкретное интересует?" - вкрадчивым голосом спросил продавец. Караваев не успел ответить: из-за его спины раздался грубый мужской голос:
- "Майн кампф" Гитлера есть?
Продавец, забыв о Караваеве, ответил таким же вкрадчивым голосом: "Нет, к сожалению пока нет. Но, могу вам предложить прекрасную книгу "Бхават Гита", вот отличное издание "Тайной доктрины", весь цикл "Агни Йоги", "Дианетика" есть..." Продавец не смог закончить, покупатель, накачанный мужчина с бычьей шеей, в майке без рукавов, руки которого по плечи были расписаны разноцветной татуировкой, обритый под бритву, перебил его, рявкнув: " Ты кому это говно втулить хочешь?". Он, матерясь, ногами раскидал книги и пошёл вразвалочку. Продавец, собирая разбросанные книги, нервно повторял: "Быдло, быдло, быдло, кругом одно быдло", когда он выпрямился он зло сказал Караваеву: "А ты, что уставился? Давай, давай, давай, ломай, круши! Быдло! Как с такими жить в этой стране?" Караваев повернулся и пошёл дальше.
Ему пришлось пробираться через невиданное количество скупщиков орденов, медалей, кортиков, монет, икон, марок, микроскопов, старинного оружия, биноклей, фотоаппаратов, военной атрибутики, книг, открыток, картин, и ещё невесть чего. Художники зазывали публику, обещая очень быстро сделать портрет за небольшую плату. За художниками стояла длиннющая шеренга мужчин разного возраста с табличками на груди "Муж на час". У одного на табличке было приписано: "Можно на ночь, будет стоить дороже".
Группами ходили любопытные азиаты, с видеокамерами и в респираторах. Были коротко стриженые молодчики в чёрном с нарукавными повязками с изображением свастики, было великое множество продавцов всевозможнейшей видео и печатной порнопродукции, были мастера татуировки и пирсинга, делающие своё дело прямо здесь, в этой толчее. Караваева чуть не сбил с ног лохматый человек с безумно вытаращенными глазами, несущийся напролом, сбивая людей. Он махал руками и кричал одну и ту же фразу: "Нибиру летит! Нибиру летит! Нибиру летит!" Какой-то парень с полным ртом металлических зубов, подставил бегущему ножку, и тот сходу распластался на земле. Металлозубый расхохотался: "Нибиру приземлился". Мужчина лёжа на земле плакал, продолжая говорить, как заведённый: "Нибиру летит, Нибиру летит, Нибиру летит!"
Длинная шеренга учителей требовала отмены ЕГЭ, и отставки министра Фурсенко, рядом с ними митинговали пенсионеры, за ними стояли матери жертвы ювенальщиков, а ещё дальше стояли люди с транспарантом "Свободу политзаключённым". С ними смыкалась шеренга хорошо одетых людей, с плакатами: "Свободу Ходорковскому! Два грустных паренька стояли с плакатом: "Люди добрые, помогите, кто, чем может. Очень нужны деньги на переделку пола!". Вдоль обочин сидели старухи с выводками кошек и собак, прося денег на прокорм животных. Цыганки, с детьми приставали к людям. Инвалиды в камуфляжной форме, среди которых были страшно изувеченные люди, просили милостыню. Через каждые сорок-пятьдесят метров, на складных столиках были разложены разноцветные фантики моментальных лотерей, у них толпились люди.
Дальше опять стояли нежные мальчики с серёжками в ушах. Они стояли парами, обнявшись, или держась за руки. У одного из них в руках была большая икона в золоченом окладе. Караваев подошёл поближе посмотреть на икону. В оклад иконы были вделаны светодиодные разноцветные лампочки, они мигали. Рассмотрев икону, Караваев удивился: на ней был изображён певец Элтон Джон в больших очках, похожий на старую жабу.
Тёмные личности сновали повсюду. Сближаясь с людьми, они тихо предлагали оружие, боеприпасы, оптом и в розницу, наркотики и сексуальные услуги, но больше всего было молодых бойких людей с приколотыми к рубашкам визитками.
Чаще всего на визитках значилось: "Меняю $ и €", но были и другие надписи, как-то: "Обналичу", "Регистрация", "Прописка", "Австралийский препарат "АнтиСПИД", "Гражданство", "Бросить курить!", "Кредит за час", "Освобождение от армии", "Липосакция", "Куплю старину", "Приворот на деньги", "Худей за три дня", "Дипломы", "Хочешь стать звездой?", "Таро. Снятие порчи", "Фитнес", "Ваша новая грудь - все упадутЪ!" "Полезная камасутра", "Санитарные книжки", "Гербалайф", "Куплю акции", "Сексуальные расстройства? Поможем!", "Б/у аккумуляторы, лом цветных металлов", "Куплю/продам б/у мобильные телефоны", "Покупаем волосы", "Конкуренты? Есть решение! И.Сталин", "Иммиграция", "Путь к Библии", "Работа", "Фотоссесии. Девушки,юноши", "Саентология. Путь к процветанию", "Возврат прав на любой стадии", "Высокооплачиваемая работа", "Замужество заграницей", "Сниму-сдам жильё", "Юрист без проблем", "Йога", "Девушки. Эскорт", "Сваха", "Отдохнуть?", "Избавление от алкогольной и наркотической зависимости 100% ", "Простатит, инфекции, рак? Излечим!" "Коррекция судьбы ", и другое. Были ещё улыбчивые люди с визитками, с такими надписями: "Ашрам Шамбалы. Всемирная Академия Счастья", "Братство Хранителей Пламени", "Брахма Кумарис", "Братство Майтрейи", "Партия ДруГГ", "Партия духовного ведического социализма", "Путь к Солнцу", "Сатьи Саи Баба" и с другими непонятными для Караваева надписями, они заговаривали с ним, пытались, что-то объяснить, но Караваев вежливо улыбаясь быстро от них уходил.
Вообще, было очень много молодежи. Все они бродили стайками с непременной банкой или бутылкой в руках. Половина из них был школьниками, и не все старших классов: за плечами у многих болтались ранцы и рюкзачки. Вели они себя нагловато, смеялись громко, плевали, ругались грязно, задирались с прохожими, громко обсуждали увиденное.
У вбитой в землю металлической трубы немолодая женщина исполняла стриптиз. Небольшой круг зрителей, мужчин кавказского вида, молча, наблюдал за этим незатейливым представлением. Рядом приткнулся квартет убогих старух в мужских пиджаках, на которых были орденские планки. Старухи пели военные и послевоенные песни. У одной через плечо висел автомат ППШ. Рядом со старушками стояла группа грустных готов в чёрных одеждах. Плотная толпа людей шевелилась чуть дальше. Оказалось, что все они выстроились на приём к прорицательнице из Болгарии, люди говорили, что она родная сестра бабки Ванги.
Потом Караваев остановился рядом с двумя молодыми ребятами с мегафонами в руках. Одеты они были в чистейшие белые джинсы и белоснежные майки с изображением осетра. Делали они следующее: первый парень начинал кричать в мегафон: "Осётр, друзья погибает, спасём осетра, друзья!", затем, вступал второй парень, громко крича: "Прекратим есть чёрную икру! Прекратим есть чёрную икру! Прекратим есть чёрную икру!". Потом они уже дуэтом кричали: "Вступайте в самую честную и справедливую партию страны "Спасители осетра ", - только мы с вами можем изменить мир к лучшему".
Караваеву стало смешно. Смешно было и небольшой группке людей стоящих рядом с ним. Люди ухмылялись, толкали друг друга в бока, один мужчина вообще не мог остановиться, он истерично хохотал, хватаясь за живот. Развязного вида парень ткнул хохочущего локтем в бок, сказав грубо: "Ты, чё грибов объелся? Закрой варежку, хохотун". Парень, утирая слёзы, (плечи его ещё дёргались конвульсивно), ответил ему сквозь смех: "Прикинь, братела, дурики агитируют икру не есть! Да я её в последний раз в пионерском лагере ел. Мне тогда двенадцать лет было".
-Пацаны, по колено писюны,- обратился он к агитаторам,- вы, чё, в натуре,- или прикалываетесь? Какая здесь фишка?
-Никакой фишки здесь нет, - серьёзным тоном ответил один из парней.- Всё именно так. Осетра нужно спасать жизнь этой популяции в наших руках, друзья. И для этого нужно сделать первый шаг - перестать есть чёрную икру.
Мужчина не сдержался и опять захохотал, периодически восклицая: " Прекратите есть икру, товарищи! Ой, не могу, умру сейчас, в жизни, к ней, противной, не притронусь ". - Когда он прекратил смеяться и, вытер кулаками глаза от слёз, то сказал агитаторам:
- Вы, пацаны, хрен знает, что городите, но я в вашу партию вступаю. Насмешили вы меня, давно я так не смеялся, а это тоже чего-то стоит. Где расписываться, показывайте.
Парень протянул мужчине лист бумаги и авторучку, сказав при этом строго:
-Только я вас, гражданин, предупреждаю, если вы начнёте есть икру, мы вас тут же исключим из партии.
Мужчина долго смотрел на парня и опять захохотал. Расписывался он, громко говоря:
- Уел ты меня, парень! А из партии вашей вы меня следующие несколько лет исключить никак не сможете. Я, пацаны, долго на свободе не пробуду,- мне зона дом родной, а там с икрой совсем туго. Щи да каша-пища наша, да чефирок на десерт. Ферштейн? Ну, проняли вы меня, пацаны, чувствую себя, как после русской баньки, так меня размяло. Ну, чё, граждане, поддержим пацанов спасателей осётров?- обратился он к собравшимся людям и несколько человек улыбаясь, подошли и расписались в каких-то листах. Караваев не стал расписываться, улыбаясь, он пошёл дальше, продолжая с удивлением вертеть головой.
Какой-то мужчина долго шёл за Караваевым, уверяя его, что он единственный мужчина в мире, родивший ребёнка. Уже знакомый Караваеву мужчина спросил у Караваева: "Махатьму не видел?". Не услышав ответа, он ушёл быстрым шагом. В одном месте Караваев задержался ненадолго, послушать стоящего на постаменте из деревянных ящиков старика в шортах и майке. На шее старика был повязан пионерский галстук, а на майке был приколот "Орден Ленина". Старик тихо пел "Интернационал", в глазах его стояли слёзы. Рядом морщинистый таджик или узбек, в рваном халате совершал намаз прямо на заплёванном асфальте, а чуть дальше старики-чеченцы с кинжалами на поясе гордо и упоительно вытанцовывали свой воинственный национальный танец.
Потом опять стояли пенсионеры - эти требовали вернуть им потерянные вклады, рядом лежали на раскладушках голодающие пайщики долевого строительства, оставшиеся без квартир и денег.
Было много группок мужчин кавказского вида, державшихся особняком. Молчаливо стояли многочисленные строители гастарбайтеры из Молдавии, Украины, Белоруссии, Таджикистана, Киргизии и Узбекистана у их ног в пыли лежали скатанные и связанные матрасы и ведра с мастерками и шпателями.
Несколько улыбчивых кандидатов в депутаты, вступивших в очередную предвыборную гонку, собирали подписи. Их сопровождали охрана из десятка крепких парней в тёмных костюмах и люди с мегафонами, призывающие голосовать за этих депутатов. Народ валом подписывал какие-то листки и немудрено: за депутатами шли люди в униформе с тачками и симпатичные девчушки в мини-юбках и коротких топиках. Девушки мило улыбаясь, раздавали супчики быстрого приготовления и чекушки водки: по две пачки супчиков и по чекушке водки за подпись.
Ноздри Караваева учуяли ароматный запах жарящего мяса, и за очередным рядом проституток он увидел ряд дымящихся мангалов, на которых жарились аппетитнейшие шашлыки, слюна стала заполнять рот Караваева, он судорожно сглотнул её. Тут же рядом с мангалами, двое черноволосых джигита управлялись со здоровенным бараном, они завалили его на бок и один из них, с ножом в руке, умело воткнул нож в сердце барана, и когда тот затих, стал отрезать ему голову. Отрезав голову, он встал, стал тряпкой оттирать с рук кровь, и заметив смотрящего на него Караваева весело оскалясь сказал: "Иди, Иван, голова резить буду, карашо будет!" "Да пошёл ты, - ответил Караваев, отходя от них. Джигиты захохотали, что-то говоря на своём языке.
Больше двух сотен людей разного возраста (Караваев их пересчитал), стояли с длиннющим транспарантом, на котором было написано: "Мы больны. У нас СПИД, но мы ещё люди".
Большая толпа собралась вокруг человека, который молился, стоя на коленях. Рядом с ним стояла пятилитровая канистра. Помолившись, мужчина встал, отвинтил крышку канистры, обильно себя полил - резко запахло бензином. В толпе зевак рядом с Караваевым стояли омоновцы, какие-то чиновники с кожаными папками в руках, молодые ребята с "Зенитовскими" и "Спартаковскими" шарфиками, пьяные пограничники, женщины и дети.
Караваев разволновался, когда увидел, что мужчина облил себя бензином, но посмотрев на заинтересованные лица зрителей, успокоился, подумав, что это, видимо, очередное представление.
Мужчина достал зажигалку и толпа, загудев, стала быстро отодвигаться от центра круга, отодвинув и Караваева. Раздался хлопок, за ним яркая вспышка огня, ужасный вопль. Захлопали, как большие крылья огненной птицы руки мужчины, потом затихающие стоны... Мужчина упал и затих. Запахло палёным мясом. Толпа, зашумев, заинтересованно стала сдвигаться к центру. Караваев, подавив приступ тошноты, быстро двинулся дальше, в который уже раз горько пожалев, что совершил такой необдуманный поступок, "купившись" на заманчивое бартерное предложение фирмы с чудесным названием ИНТЕРТУРСЕРВИС.
Он обошёл казака, как-то умудрявшегося в этой несусветной давке жонглировать шашкой на пляшущем, нервном коне. На казака никто не обращал внимания.
Большая группа ярко одетых и шумных молодых людей требовала узаконить однополые браки, в этой же группе стояли люди с плакатами, на которых значилось: " Даёшь Гей парад!". На некоторых плакатах это было написано по-английски. Целая орава телевизионщиков снимала эту группу, бойкие журналисты брали интервью у участников этой группы. Проходивший рядом казак ненароком ожёг нагайкой одного из компании протестующих. Тот взвизгнув, закричал: "Гомофобы проклятые- скоро вас НАТО всех высечет бомбами" "А мы вашу НАТу вами, пидорюгами, закидаем, - ответил казак и замахнулся нагайкой. Протестующего след простыл.
За этой группой стояла другая, не менее многочисленная группа бедно одетых людей разного возраста у каждого из них в руках был фанерный плакат на деревянной ручке. На каждом плакате, сверху, крупными буквами была выведена одинаковая надпись: "Люди! Прочитайте, запомните и поведайте другим". Ниже этой надписей шёл текст, выполненный более мелким шрифтом. Тексты на всех плакатах были разные. Караваев из любопытства подошёл ближе и стал читать.
На первом плакате, который он стал читать, было написано: "А кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше бы было, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его в глубине морской" от Матфея 18-6. Караваев перешёл правее. Здесь на плакате было написано: "Какая польза человеку, если он приобретёт весь мир, а душе своей повредит?" от Матфея 16-26. Караваев сделал шаг ещё правее, начал читать: " Горе вам, законникам, что вы взяли ключ разумения: сами не вошли и входящим воспрепятствовали... " Караваев не дочитал - его грубо ткнул в бок мужчина в костюме и галстуке, с портфелем в руке, начальственного вида.
-Читать учишься, лопух?- сказал мужчина.- Топай, давай, грамотей, пока не схлопотал по ушам.
Караваев хотел возмутиться, но глянув на злое лицо, передумал, и, сделав несколько шагов в сторону, остановился
Мужчина тем временем прошёлся пару раз рядом с людьми с плакатами, разглядывая плакаты. Наконец, остановившись, он громко сказал:
-Кто тут в вашей банде старший?
Мужчина с окладистой седой бородой опустил свой плакат, и спросил:
-А в чём собственно, дело? Мы, что-то нарушаем? И почему это у нас банда?
Мужчина с портфелем подошёл близко к бородатому, ткнул ему в лицо красной корочкой удостоверения:
-Председатель совета мэрии города по этике Фастфудов Гераклит. Разрешение на эту акцию у вас есть?
-Зачем разрешение? Что у всех стоящих здесь есть разрешение? Мы вроде ничего противоправного не совершаем и даже скорее делаем благое дело,- ответил с удивлением бородатый.
-Значит, разрешения нет,- констатировал председатель по этике удовлетворённо, доставая из портфеля листы бумаги.- Тогда ваше мероприятие можно считать не санкционированным, а это означает, что каждый из участников этой акции заплатит штраф в размере ста У.Е. Будем составлять протокол, всем участникам приготовить паспорта.
Люди с плакатами загудели обиженно, опустили свои плакаты, придвинулись к чиновнику, стали спорить. Бородатый, подняв руку, остановил людей. Когда люди замолчали, он сказал:
-Так в чём же конкретно наше нарушение? Мы, что-то античеловечное пропагандируем? Почему именно нам нужно брать какое-то разрешение?- Лицо бородатого стало красным, глаз подёргивался.
-Статья 666-я, постановления мэрии о толерантности в обществе и о порядке разрешительных и запретительных мер для участников манифестаций, шествий, лекций, собраний и других акций. Давайте паспорта: неподчинение властям совсем другими вам грозит санкциями,- начиная нервничать, ответил чиновник.
-И чем же мы попрали эту вашу пресловутую толерантность, хотел бы я знать?- Не успокоившись, спросил бородатый.
- Сначала штраф, - потом уже объяснения, через суд, господа, через суд,- ухмыльнулся чиновник.
- Нет уж, вы всё-таки объясните мне, пожалуйста, - упрямо сказал бородатый. Люди опять загудели, проходящие стали останавливаться, какой-то крепкий парень в спортивном костюме встрял в разговор. Подойдя к чиновнику, он плюнул ему в ноги, и сказал гнусаво:
-Ты, чё, гусь, делаешь, а? Ты, чё против честного русского народа буром прёшь? Зенки то открой, вокруг посмотри, чё здесь делается - какой беспредел вокруг. Тебе, что, жить надоело?
Бородатый успокаивающе тронул парня за плечо:
-Погодите, брат. Пусть он всё же объяснит нам про нашу не толерантность.
-Объясняй, зараза, чем мы хуже других,- согласился парень, немного успокаиваясь, и поворачиваясь лицом к чиновнику.
Тот, однако, это хорошо видно было по его поведению, совсем не струсил. Достав из кармана жвачку, он бросил в рот одну и сказал спокойно:
-Пропагандой своих идеалов, господа, вы наносите чувствительный урон психике людей других идеалов.
- А пидоры, которые здесь шастают, что не наносят нам урон? - толкнул чиновника в грудь парень в спортивном костюме.
Толпа буквально взорвалась возмущением. Раздались крики: не уйдём... братья, будем стоять на смерть... не сдадимся... не ведают, что творят....
Чиновник быстро достал из кармана телефон и спокойно сказал в него:
- Пятый на связи. Сектор одиннадцать - бунт. Срочные действия по программе "пипл не хавает".
И минуты не прошло, как над этим участком аллеи завис вертолёт и из него по верёвке заскользили люди в масках и камуфляже. Опустившись на землю, они стали густо поливать людей слезоточивым газом, дубинками укладывая их лицом вниз. Зеваки шарахнулись от места стычки, неудержимо потянув за собой и Караваева, протащив Караваева метров пятьдесят вверх по аллее, толпа поредела, рассыпавшись по сторонам.
Народа в этой части аллеи не убавилось, толпа гудела как осиный рой, двигаясь вверх и вниз. Среди этого разноплеменного многоязычного люда бродили оборванные, беспризорные дети, похожие на отощавших волчат, шныряли продавцы воды, пива, пирожков, кофе, чая, бутербродов, менеджеры по набору "персонала" в зарубежные бордели привязывались к молодым женщинам. Какой-то писатель бесплатно раздавал свои книги, несколько старух стояли кучкой и утверждали, что они великие княгини Анастасии. Две "княгини" выясняли отношения, вцепившись друг другу в седые волосы.
Человек со сквозным отверстием в лысой голове и с огрызком верёвочной петли на шее, с табличкой, гласившей "Дайте, наконец, умереть", плакал навзрыд. Доморощенных лекарей и целителей, для которых не существовало ни каких неизлечимых болезней, ни каких проблем связанных со здоровьем, было больше, чем проституток и гастарбайтеров вместе взятых.
Стадо клонированных баранов поедало леденцы "Минтон" из рук человека в очках и медицинском халате. Человек предлагал клонировать за плату любое животное по желанию заказчика. Тут же стояли врачи в белоснежных халатах с холёными, сытыми лицами. У одного из них на открытой волосатой груди висел невозможно большой золотой крест. По команде этого врача, остальные врачи периодически подносили мегафоны ко рту и скандировали:
- Мы - Европа, а не Азия.
Нашим людям нужна Эвтаназия!
Какой-то азиат в чалме и халате с печальным лицом, хватал людей за руки и заглядывая им в глаза спрашивал: "Аллах Акбар?". Люди улыбаясь отмахивались, шли дальше. Азиат схватил проходившего священника жалобно спросил у него: "Аллах Акбар?". Священник погладил его по голове, ответил ласково: "Воистину Акбар, брат" и пошёл перекрестившись дальше.
Рядом с абсолютно голой девицей, через роскошный бюст которой шла алая шёлковая лента, где золотом было выведено: "Мисс Усть-Уржанск - 2007, 100% -девственница. Дорого", устроилась Миссис из Англии, раздававшая гуманитарные консервы, изготовленные в 1941 году по заказу Королевских Военно-Морских сил, а рядом бойкая девчушка торговала эксклюзивными экземплярами использованных презервативов от звёзд Голливуда. Перед ними пьяные "братки" избивали ногами извивающегося под ударами их крепких ботинок, окровавленного мужчину. Немного поодаль за этим избиением наблюдала группа молодых милиционеров, лакомившихся мороженым. Чуть дальше группа молодых людей со спущенными брюками рукоблудствовала у расстеленного перед ними американского флага.
Караваева опять стало подташнивать. Он облизал пересохшие губы, и стал искать местечко для перекура. Пристроился он между бабулькой, торговавшей приворотным зельем и стариком, уверявшим, что он был лично знаком с Кагановичем. Караваев прикурил у человека похожего на Жириновского и присел на корточки.
Мимо шли и шли люди. Прошла живописнейшая группа арабов, похожих, как один на Бен Ладена, за ними прополз настоящий БТР, с развевающимся флагом СССР. У флага, на крыше бронетранспортёра танцевали две полуголые девушка. На номерном знаке БТРа значилось "Вован". Люди, ругаясь, неохотно уступали дорогу металлическому зверю.
Следом шла колонна бедно одетых людей с иконами и хоругвями, за этой колонной - ещё одна с портретами последнего царя и его семьи с транспарантом "Нас спасёт самодержавие".
Караваев закрыл глаза и несколько минут сидел, отключившись, а когда открыл глаза, то увидел, что рядом с ним сидит худой человек маленького росточка. Мужчина, дружелюбно улыбаясь, смотрел на Караваева. Ему было далеко за пятьдесят, загорелое лицо его было всё в глубоких морщинах, но щёчки были розовые с ярко обозначенными сиреневатыми капиллярами. Одет мужчина был в клетчатый потрепанный костюм, явно ему маловатый: из коротких рукавов пиджака торчали худые костлявые руки, под пиджаком была майка грязно серого цвета. На ногах его были стоптанные туфли,- носков на ногах не было.
" Ещё один фрукт,- мужичок с ноготок, блин. Скорей всего алкоголик. Сейчас небось тоже заведёт, какую нибудь гадость",- недружелюбно разглядывая мужчину, подумал Караваев, а мужчина, продолжая улыбаться, сказал, глядя прямо в глаза Караваева старческим тенорком:
- Милостивый государь, я вам буду безмерно благодарен, если вы, войдя в моё положение, соизволите угостить меня сигареткой.
Караваев невольно рассмеялся, и, протягивая пачку сигарет мужчине, сказал:
- Наговорил! Так бы и сказал, по человечески, что курить хочешь, без этих, знаешь, подходов со стихами, прибаутками. Или у вас здесь так принято?
Взяв дрожащей рукой сигарету из пачки, и, прикурив от сигареты Караваева, мужчина приложил руку к сердцу и сказал:
-Премного вам благодарен. За стиль простите. Привычка. Тридцать лет на сцене оставляют, какие - то следы.
-Артист что ли?
-Что-то в этом роде. А вы, по всему, из вновь поступивших в наши чудесные по своей лукавости и гнусности места?
-А, что, заметно? На лице у меня написано или одежда выдаёт?
-Глаза, сударь, глаза. Они у вас ещё не погасшие. Плёнкой равнодушия и безысходности не заросли еще. Есть в ваших глазах томление наивности и огонёк любви к жизни пока мерцает. Но если вы (он показал рукой на аллею), по этой Голгофе до конца дойдёте, есть большая вероятность, что они погаснут, раньше времени.
- Глаза, - пожал плечами Караваев.- Причём здесь глаза? Ты, что по глазам читаешь?
-Глаза - зеркало души,- серьёзно ответил мужчина.- Это у детей особенно заметно. Обращали вы внимание, какой в детских глазах небесный свет, когда они улыбаются или грустят? Или как они пытливо смотрят своими ясными глазами в глаза взрослых, будто хотят прочитать их мысли...
-Это я понимаю, про детей, это каждый человек замечал, - ответил Караваев, и, усмехнувшись, спросил,- А ты случайно не очередной суггестолог с харизматологом в одном флаконе?
Их глаза встретились, и Караваева, будто током ударило, такая тоска и боль застыла в глазах этого человека. Караваеву стало как-то неуютно и стыдно.
-Ну, что вы! Куда мне до таких вершин. Я человек из прошлого и без прошлого... теперь. Мне, кажется, что меня в машине времени закинули в это будущее, ставшее моим страшным настоящим. Одно только радует меня (как это ни абсурдно!), что время здесь бежит быстрее, чем там в моем прошлом. Вы, наверное, этого не замечаете, но это так: время убыстрило свой бег. Это меня радует, потому что жизнь моя идёт к концу, и чем быстрее она туда придёт, тем для меня лучше. Покончить счёты с жизнью я не могу: это грех, а я в жизни своей и так, ох, как много нагрешил, и ещё такое страшное на себя взять не могу, хотя мысли такие посещают, да, посещают. Но, знаете, (лицо мужчины оживилось), меня бы больше устроило, если бы меня закинули в глубокое прошлое, куда нибудь в Средние Века или ещё куда дальше. Я даже не возражал бы, если бы меня закинули, скажем, в 1936-ой год, скажем, в гитлеровскую Германию! Не очень весёлые времена, конечно, но там, у честного человека всё же был выбор: или ты с людьми или с антилюдьми. Я бы, конечно же, стал на сторону антифашистов. Пусть опасности, пусть смерть страшная,- зато борьба!- и цель великая: изничтожить изуверов и извергов восставших против всего человечества. За это и погибнуть дело святое! К сожалению, это не возможно,- доживать свою жалкую жизнь придётся здесь. И таких, извините за сравнение, "выкидышей" попавших в светлое будущее, в котором всё так лукаво, такое устроено хитросплетение из пустых слов, выдаваемых за здравые размышления, такая создана атмосфера разлада, непонимания корневых смыслов, целей, устремлений, действий, поступков - здесь великое множество. Вот они (он опять указал рукой на толпу на аллее), обречённые исчезнуть, как вид, вид слабый, уступающий место под солнцем виду новому, захватывающего жизненное пространство без всяких сантиментов, не знающих слов гуманизм и этика, Бог, мать, женщина, совесть, старик. Такой вот дарвинизм, коллега.
-Чего это ты меня в коллеги записываешь? У меня умирать поскорее, никакого желания нет, - раздражённо сказал Караваев.
Мужчина посмотрел на Караваева продолжительным грустным взглядом: