Юрий Александрович Голев был человеком выпивающим. Не пьющим, нет, но день, прошедший без единой рюмочки, был для него вычеркнутым из жизни. Поэтому он каждую получку делил на две части: большую отдавал жене, меньшую приберегал на столь необходимую потребность. А, поскольку зарплата не была рассчитана на такое роскошество, семейный бюджет Голевых чувствительно страдал от благородной привычки главы семейства - к вечеру обязательно быть слегка "подшофе". В конце концов, Галина Петровна была вынуждена принять крайние меры: написала заявление на работу мужа с просьбой зарплату Юрия Александровича выдавать только ей, лично. Профсоюз без проволочек рассмотрел заявление и поддержал просьбу. Юрий Александрович не возражал. Будучи джентльменом, он даже открыто посочувствовал жене и самокритично поругал своё пристрастие к бутылочке.
Но, как всегда бывает, одна проблема, разрешившись, породила другую. Привычка-то осталась. И требовала удовлетворения. И Юрий Александрович нашёл изящное решение. Накануне зарплаты он подходил к нескольким товарищам по работе и о чём-то коротко договаривался. И вот наступал ответственный момент: Галина Петровна выходила из бухгалтерии с зарплатой мужа. Юрий Александрович, в окружении тех, с кем договаривался вчера, уже поджидал в коридоре.
- Галочка, - смущённо обращался он к жене, - ты понимаешь, я несколько задолжал своим товарищам, - и Юрий Александрович обводил рукой стоящих, - надо бы вернуть долг, неудобно ведь.
- Юра, ну как же ты смеешь брать в долг?! - возмущалась Галина Петровна, - ты же обещал...
Плечи мужа виновато опускались, он отводил глаза и молчал.
- Ну что ж, говори, кому отдавать-то, - обречённо вздыхала женщина.
- Ивану Семёновичу - три рубля, Николаю Васильевичу - три рубля...
Галина Петровна раздавала долги мужа и, спрятав в сумочку остаток зарплаты, уходила. Юрий Александрович обходил товарищей по второму кругу, забирая деньги назад. Равновесие восстановлено.
- Ну, Юра, - удивлялись те, - другая послала бы нас всех, вместе с тобой, подальше и все дела.
- С другой и я придумал бы что-нибудь другое, - отвечал Юрий Александрович.
***
- Вы не представляете себе, до чего додумался мой благоверный! - возмущалась Валентина Ивановна Курилова, маленькая, энергичная женщина, придя в понедельник на работу, - сколько уже живу с ним, не перестаю удивляться.
Геологический отдел приготовился слушать.
- В субботу я ему заявила: "Ни капли, до того, как приготовлю обед, накрою на стол. Потом - пожалуйста, можно и по рюмочке". Для верности забрала бутылку на кухню, а Сашу закрыла на ключ в комнате. Но, на всякий случай, изредка заглядываю к нему. Сидит с какой-то книгой в руках, читает. Очки на носу, губами шевелит. На третий или четвёртый раз обратила внимание: книга раскрыта на той странице, с которой и начиналась. Глянула на Сашу - пьяный! Всю комнату обыскала - нет нигде ничего. Спрашиваю, где взял и куда спрятал - смеётся. Закрыла, ушла на кухню. Через пять минут возвращаюсь, а он ещё пьянее. Опять обыск устроила - ну нет ничего! На третий раз подкараулила: в серванте стоял хрустальный сервиз. Графинчик и двенадцать рюмочек. Так он разлил водку по рюмочкам, а бутылку выбросил в форточку. Я заглядываю в сервант, а полные-то рюмки от пустых и не отличишь. Только на последней рюмке и захватила.
- А бутылку-то где он взял?
- Так ведь первый этаж. Подкараулил первого прохожего, дал деньги, тот и принёс.
***
Съездили Куриловы в отпуск, на материк. По возвращении - новая история.
- Разведусь к чёртовой матери! Никакого терпения не хватит на его выдумки. Он же в Москве отказался от меня! Думала, с ума сойду.
- Что опять стряслось, Валентина Ивановна?
- Что, что... До сих пор колотит, когда вспоминаю. У нас в Москве пересадка. Народу в аэропорту тьма, мест нет, стоим посреди зала, ждём регистрации. Чемоданы рядом. Чувствую, Саше загорелось выпить. Уцепилась двумя руками, держу. А тут милицейский наряд мимо проходит. Вдруг Сашка подзывает милиционеров и говорит: "Товарищ сержант, у вас, в Москве что, все такие?" И на меня показывает. Я и не того... не врубилась, а он продолжает: "Я с Севера, в отпуск еду, к семье. А эта женщина пристала ко мне, куда-то приглашает. Боюсь я, заведёт и ограбит. Я же при деньгах, три года копил. Разберитесь, пожалуйста".
У меня челюсть отпала. Говорю: "Саша, ты что?! Я же твоя жена!" А он: "Вот видите, товарищ сержант, уже женой назвалась. Точно, ограбить хочет".
Ну, милиционер под козырёк: "Пройдёмте, гражданочка, разберёмся". Я совсем соображать перестала от растерянности. Пошла с ними в дежурку. Конечно, разобрались, только он, паразит, успел выпить. За рюмку от родной жены отказался!
***
Братья Кухаревы приехали на Колыму в трюме парохода. По комсомольским путёвкам. Больше десяти лет отработали без отпуска, вернее брали по несколько дней на охоту, да на рыбалку, но на материк не выезжали. Но пришло время и захотелось старшему, Дмитрию, слетать в родные места, повидаться с родными.
Захотелось - почему не слетать? Оформил отпуск, купил билет и в Магадан. На самолётах до этого не летал, только видел, поэтому немного опасался. В аэропорту купил бутылочку коньячку, немного приложился до посадки - мандраж поутих. Сел в самолёт, ещё добавил - совсем хорошо! Приосанился, стал шутить со стюардессами (не думал даже, что такие красавицы бывают, одичал немножко на прииске), потихоньку посасывал коньячок. Курить тогда на местах не разрешали, надо было выходить в проход, напротив туалета. Митя вытащил беломорину, прошёлся по салону небрежной походкой, закурил. И... облокотился на дверь туалета, принимая позу. Дверь сложилась и наш кавалер начал падать в туалет. А у ИЛ-18 туалет был холодный и шум моторов слышался в нём гораздо сильнее, чем в салоне. Митя решил, что он выпал из самолёта. И заорал соответственно.
Прекрасные стюардессы помогли Мите подняться и дойти до своего кресла. Трезвый, как стекло, смущённый золотодобытчик до самой Москвы не вставал с места и отворачивал голову, когда воздушные принцессы, лукаво улыбаясь, проходили мимо.