Он открыл глаза, и его взору открылся знакомый до блевотины потолок, когда-то покрашенный алюминиевой пудрой. На всём протяжении потолка живописно выступали следы кислоты и ржавчины. Когда-нибудь это всё добро просто свалится ему на голову, похороня его больное тело под своими обломками, где он найдёт свой последний приют. Все части тела затекли и надсадно ныли. Давно немытое тело чесалось и дико вопило, чтобы его немедля помыли. Только бы было чем. Ведь вода была осквернена нечестивцами, и давно исчезла в неизвестном направлении. Трубопроводы питьевой воды давно пересохли, и, ударив по крану, можно было добиться лишь стакан ржавчины, который сразу высыпался. Он поднялся с деревянной лавки, потягиваясь, сопровождая всё дикими воплями, в надежде унять возгласы воспалённого тела. Эта грубо обработанная лавка из пары досок в последнее время заменила ему ложе для сна, а эта захолустная коморка - дом со всеми его прелестями.
Поковырявшись в носу, он выполз из своего логова и направился к аппарату на углу. Раньше они были предназначены для выдачи газводы, теперь же они были для более скромных нужд. Он поднёс к светящемуся глазку большой палец правой руки. Аппарат закряхтел и выплюнул в грязный стакан серое вещество, чем-то напоминающее воду. Утренняя пайка воды была получена. Он молча опрокинул стакан себе в глотку. Поморщился. Гадость ужасная, но пить можно.
За собой он услышал чьи-то шаги и ощутил чьё-то дыхание в шею. Не оборачиваясь, он знал, что там находится Матвей. Точнее та эфемерная оболочка, которая от него осталась после апокалипсиса. Матвей попал в зону взрыва, и его тело застряло где-то в астральной плоскости, а душа или дух, или черт его поймёшь что, блуждало здесь, вечно следуя по пятам, куда бы он не шёл.
-Матвей, ты когда-нибудь спишь? - спросил он, не надеясь даже на ответ.
Лишь тишина, да моргание освещения было ответом.
Пожав плечами, он двинулся далее, по пути сморкаясь, он разбрасывал свои сопли по сторонам, словно кот метя свою территорию. Навстречу ему попался Сашьян. Слегка пошатываясь и икая, он шёл к назначенной цели.
-Привет, Чингачгук. Долго спишь. Мы уже всё выпили. Но ты не задерживайся. Подтягивайся. Сейчас новая партия поспеет.
Они раскланялись и двинули каждый в своём направлении. Местная братва, удручённая отсутствием алкоголя, умудрилась его гнать в местных условиях, используя для этих целей экспериментальную установку, которая бесхозно пылилась несколько лет. Небольшие доработки и вот из молока получалось отменное пойло, по своим вкусовым и градусным нормам не уступало хорошей водке. Вот только цвет остался прежний. Но это никого не беспокоило. Молока было в избытке.
Его, еду, и прочее доставлялось на автономных поездах, управляемых автоматами. Лишь они могли пробить границу аномальной зоны. Неоднократно пытались провести воду, но каждый раз неудачно. То она испарялась, то она превращалось в такое дерьмо, что была совсем не пригодна. И пропускание через сотню фильтров не давали положительного результата. Дерьмо оставалось дерьмом. Ещё одна прелесть аномальной зоны было то, что её границы не могла пересечь ни одна живая душа. Смельчаки, конечно, находились, но впоследствии находили их обезображенные труппы, опознать которые можно было с большой натяжкой. Некоторые возвращались целыми и невредимыми, но это нельзя было сказать об их рассудке, который навсегда погрузился во тьму. Возвращенцы замыкались в себе, сидели молча в углу, уставившись на каком-то предмете.
Чингачгук добрался до главного пульта. Пьянка была в полном разгаре. Во всю гремела музыка. На столе бесновались обнажённые биксы, неизвестно каким ветром и откуда их предуло. Среди этой вакханалии в таком же непотребном виде зажигал Паха, размахивая в экстазе своей дубиной. Ещё мгновение и он тут всё ульёт своим соком. Чтоб не попасть под этот дождь, Чингачгук обошёл танцующих по безопасной траектории. В углу злорадно улыбаясь, распростёрся зелёный гоблин Вовикус. Раньше он не был красавцем, а теперь последние события его окончательно обезобразили. Кожа позеленела, даже волосы имели изумрудный оттенок. Зад заметно опустился, и начинался прямо за коленками. Живот обвис, полностью прикрывая его перед, создавая впечатление сгнившей груши. Грудь навсегда потеряло свою мужскую сущность, превратившись в непонятно что, издали, создавая впечатление двух чулок наполовину набитых гречкой. Из-за непропорциональной фигуры Вовикус теперь носил потрепанный халатик с женского плеча, который совсем не скрывал ужасы его тела. А ухмылялся он от предвкушений.
На днях должны были пригнать молодняк. Ещё одна из метаморфоз зоны. Несмотря на изолированность зоны, новые силы поступали регулярно. Каким они путём сюда доставлялись, не знал никто, даже сами пребывшие. Но Чингачгук надеялся, что в скором времени это узнает. Судьба вновь прибывших всегда была одинакова. Они попадали в рабство к Вовикусу. Немногие доживали до светлых времён, поднятия на вторую ступеньку. Тем, кому это удавалось, выходили из-под опеки гоблина, и во всю его чухали. Эта продажная девка империализма даже и не возражала.
Чингачгук взглянул на монитор, которые почему-то до сих пор работали. Увиденное ему мало понравилось. Он молча подошёл к гоблину и, взяв его за шкварник, потащил к монитору. Гоблин заныл, твердя, как плохой школьник, что он не виноват, что только что пришёл, и вообще я не я, и это не моя. На его мольбы никак не прореагировав, Чингачгук молча ткнул пальцем в монитор, указав на то, что ему не понравилось, и, отвесив пендаль, заставил его устранять. Тот быстро ретировался. Чингачгук уселся в кресло и погрузился в свои думы. Совсем не весёлые думы. Сознание неустанно возвращало его в день апокалипсиса. Можно было подумать, что он в силах что-то изменить. А что он мог изменить? Тогда, а тем более сейчас, когда всё изменилось до неузнаваемости.
* * *
Копец всегда приходит не во время, когда его не ждёшь. Вот и тогда он неожиданно подкрался на своих тонюсеньких ножках. То, что это был он, можно было не сомневаться ни капельки. Ведь он сообщил о своём прибытии на весь мир.
Это случилось как всегда в самый неподходящий момент. Была суббота. Тело и душа пела о предстоящем времени. Ведь начальства не будет, всего шесть часов, и вперёд за ворота домой. По дороге можно заглянуть в ларёк, взять пивка и расслабиться. Ведь завтра с утра будет время побыть в нирване, а потом тащится на работу после полудня.
Как раз было золотое время сдача и приёмка смены, когда предыдущая смена, в конец забив на всё, собирала свои манатки, готовясь по быстрому смыться домой, а принимающая сокрушалась о масштабах предстоящей работы по устранению косяков предшественников.
Чингачгук, Сашьян и Матвей стояли напротив первого двадцать первого, глядя на новшество, что ваяли целую неделю, и сегодня утром запустили. Какие-то новые космические технологии внедрили. С целью увеличения между регенерационного периода на первых корпусах решили применить так называемые плазматроны, установленные вокруг калача. Это три кольца с дикой скоростью крутились вокруг большой трубы, именуемой калачом. В зазоре между ними можно было визуально наблюдать хаотичное движение светящихся частиц, между которыми проскакивали молнии разных цветов и длины. Видение было завораживающее. И они уже как пять минут с раскрытыми ртами глазели на это чудо.
-Что-то у меня дурные предчувствия, - сказал Чингачгук. - Сегодня мне приснилось десять слоников. Не знаю к чему.
Сказка про десять слоников часто слетало с уст Чингачгука. Так что на это никто не обратил внимание. Тут это и произошло. Раздался звук лопнувшей струны. И сверху обрушился целый водопад раствора. Чингачгук с Сашьяном отпрыгнули в сторону, но Матвей продолжал стоять на месте, словно не замечал этого потопа, который лился ему на голову. Он всё ещё пялился на чудо техники. Раствор тоже вёл себя странно. Вместо того чтобы разливаться по бетонному полу, поглощался полом, словно там была губка, а не бетон. Сашьян хотел схватить Матвея за шкварник и вытащить на сухое место. Но эта попытка не увенчалась успехом. Он наткнулся на какую-то невидимую стену.
Счастливый Матвей повернулся к друзьям, что-то говоря. Но ничего не было слышно, словно кто-то выключил звук. Даже шум льющегося раствора не был слышен. Стояла такая тишина, словно ты не в цеху, а где-то в комнате с мощной звукоизоляцией. Тем временем тело Матвея охватило голубое пламя. И он полностью растворился в нём. Друзья лишь могли наблюдать эту сюрреалистическую картину, неспособные оказать хоть какую-то помощь. Когда пламя исчезло, то от Матвея ничего не осталось, даже кучки пепла.
Тут, словно кто-то включил звук. Появился обычный шум, свойственный для данной местности. Ожил селектор, спокойно голосом молодой красотки, сообщающий об остановке насосов. По порядку, словно кто-то шёл и сам останавливал насосы. Но насосы продолжали гудеть, а значит работать. Из плазмотрона, сопровождаясь снопами искр стали вылетать молнии, которые с жадностью маньяка стали лизать трубопроводы.
Дальше творилось несусветное, мало подающееся пониманию. Трубы стали таять, словно что-то со скоростью света разъедало. Но раствор сам двигался по тем направлениям, где когда-то залегали трубы. Но на этом изменения не завершились. Местами пол стал оседать, а местами вспучиваться. Из-за этого площадки стали местами завязаны в такие узлы, что порой казалось нереальность всех свершений. А если взглянуть под определенным углом в центр узла, то можно было увидеть тонкую щель, за которой раскинулся морской песчаный пляж с кокосовыми пальмами.
Поникшие Чингачгук с Сашьяном поплелись наверх в операторскую, чтоб дать просраться горячо любимой смене "А", а заодно решить что со всем этим делать. Тем более срочно надо было оформлять несчастный случай со смертельным исходом.
Оказавшись наверху, друзья застали ужасную картину. Смена "А" в полном составе носилась по операторской и галдела так, что нельзя было понять кто что говорит. А говорили все и громко. Все попытки узнать, что происходит, не увенчались успехом. Сашьян, долго не думая, достав из своих закромов самую большую кувалду и шандарахнул по железному столу. Хоть на столе и осталась ощутимая вмятина, но действие дало положительные результаты. Оглушённые ударом все сразу замолчали.
Открывались ужасные перспективы. Все попытки в связи с аварией остановить двадцать первую не удавались. Не смотря на то, что насосы остановились, и потребление пара пало, батарея по-прежнему выдавала продукцию. И судя по показателям на мониторе совсем неплохую. Можно даже было добавить питание, при чём ощутимо больше, чем в былое время.
Сашьян рявкнул на смену "А", чтоб те побыстрее сваливали и он их долго искал. Те сразу решили воспользоваться его предложением. Сам же Сашьян бухнулся на стул и с умным видом уставился в монитор, силясь за потоком цифр, что-то понять. Поскольку параметры показывали полную ахинею, при которой батарея полностью неработоспособна. Даже присевший рядом Чингачгук не мог врубится. Был бы Матвей! Впрочем он тоже поняток в эту белиберду бы не внёс. Но с умным видом они вглядывались в монитор, что б как-то собрать себя и отделаться от мандража после чудовищной смерти Матвея.
Дальнейшие события развивались со скоростью реактивного самолёта. Смена "А" нисколько не удручённая сданным дерьмом утопала в душевую. Но произошедшие там казусы опосля вспоминались дружным смехом.
Как обычно под тёплыми струями воды Харлиамус с чувством выполненного долга намывал свое тело. Надо было идти домой, там его ждала молодая жена и прочие прелести совместной жизни. Тут он почувствовал какое-то шевеление в районе низа спины, где она переходит в две выпуклости. И кто-то до них дотронулся. Харлиамус мигом развернулся на сто восемьдесят градусов. Там с остервенением намыливал своё тело Лейс-Удача, при этом он как-то двусмысленно ухмылялся, за что и получил по морде. Он удивлённо уставился на Харлиамуса, не в состоянии что-то сказать. Скандальчик привлёк внимания, и все воззрились на них. Что бы как-то снять с себя внимания, Харлиамус изрёк:
-А чего он за задницу хапает?
Все залились смехом, и инцидент был исчерпан, но домогания неизвестного до Харлиамуса на этом не закончились.
-Ай! - взвился опять Харлиамус.
Все опять уставились на него.
-Меня кто-то за задницу укусил.
Все опять заржали как табун жеребцов.
-Ведать ты ему понравился, - сказал кто-то, давясь от смеха. - Ты гляди, Леха. Так и девственности можно лишиться.
Душевая в очередной раз содрогнулась от смеха. Но тут Харлиамуса опять укусили, но больнее и дольше не отпускал кто-то свою хватку, и он успел поймать неуловимого домогателя на месте преступления.
-Мужики, меня кран укусил.
Но вместо сочувствия раздался хохот. Харлиамус плюнул на всё и пошёл на выход. По пути, когда он проходил мимо сливного стока, закрытым решёткой, его успела схватить за лодыжку та самая решётка, и чуть не утащила в слив. Но данное происшествие не было замечено, так как раздался вопль.
-Мужики, пиво.
В самой последней кабинки из крана пошло пиво. Самое натуральное и качественное пиво. Все устремились на зов, и в суматохе чуть не затоптали подавшего голос. Всем хотелось пива. В тот день помывка затянулась на целый час.
Хмельная, слегка пошатывающаяся, горланящая матерные песни братва устремилась к проходной. А на улице творилось невообразимое. Небо расцветало всеми цветами радуги. Сильный ветер, налетавший из неоткуда, подымал маленькие смерчи пыли и мелкого мусора. Между зданиями проскакивали молнии. Видимая впереди проходная постепенно погружалась в туман, и чем ближе они приближались к проходной, тем плотнее становился туман. А они всё шли и шли. Да сколько можно? По всем подсчётам они должны уже быть в районе площади, но они по-прежнему шли и не могли дойти. Пока конец пути не выразился по-другому. Они увидели совсем не то, что ожидали увидеть. Впереди нависала скала, малодоступная даже альпинистам. Ни с чем они повернули в обратную сторону.
А в это время на выпарке. С батареями творилось что-то неладное. В один миг они стали чертовски экономичны и производительны. Низкий расход пара при слишком высоком питании. В это никто не мог поверить. О гибели Матвея друзья шибко не распространялись, но высшее руководство было извещено и в полном составе было готово прибыть, как и представители фирмы-производителя плазмотрона. Руководство мчалось сюда, чтоб на месте разобраться со всеми происшествиями и принять одно правильное решение, которое никто другой принять не сможет.
Чингачгук сидел весь зеленый. Проявившиеся перспективы были слишком устрашающие и малопривлекательные. Сейчас наедут. Замордуют своими расследованиями и прочей чепухой, которая уже никак не поможет погибшему, лишь добавит лишних головников оставшимся в живых. И в первую очередь ему. Ему как главному на данный момент на вверенном объекте. В его практике ещё смертей не было, и он не знал, как могут повернуться события.
Но какое же было удивление было у всех когда смена "А" в полном составе вдрызг пьяная ввалилась в операторскую. Кто-то рассказывал несусветицу, кто-то просто катался на полу не в состоянии удержать свой смех, кто-то куда-то звонил что-то требуя. Лишь Сашьян и Чингачгук сидели, уставившись на монитор, там большими буквами красовалось "ПРИВЕТ!"...
* * *
Дикий вопль "Вода!!!!" вернул Чингачгука к действительности. В операторскую влетела ошарашенная Егоровна. Её алчный взгляд гулял сам по себе, а уста как заговорённые твердили одно. Вода. Вода. О сколько в этом звуке прекрасного сплелось.
-Что вода? - спросил Чингачгук.
-Воду нашли...
Повторять дважды не пришлось. Все, кто были и не были, рванули навстречу с долгожданной колыбелью человечества. К воде. Даже Паха, не став тратить драгоценное время на поиск своих портков, с диким улюканьем и песнями тибетских лам летел впереди всех, перепрыгивая через три ступеньки. Вода!
А там за участком, где после катаклизма осела почва, по форме напоминая гигантский отпечаток задней ноги гиппопотама, из центра бил гейзер. Вода поднималась в высоту на два метра и падала в низ, подымая кучу брызг. Не веря своим глазам, все столпились около этого чуда искривлённого пространства. Никто не решался бросится в воду, словно это был мираж...
Толпа топталась на месте, выжидая смельчака, который исследует на пригодность эту водную субстанцию. Смельчак нашёлся быстро. Паха со словами "а была, не была" рухнул в воду. Толпа застыла в ожидании. Время словно застыло на мете. Незримый властелин его остановил, и вдоволь наигравшись с ним, пустил его неугомонный бег.
Вода забурлила и Паха подобно Венере Милоской, рождённой из пены, поднялся из вод. Толпу охватил вопль ужаса, который их сковал по рукам и ногам. С Пахи нехотя сползала кожа, оголяя куски мяса, которые тоже не надолго задержались на прежнем месте и тоже покидали насиженное место. Всё исчезало в бурлящей пучине. Лишь похотливо улыбающийся скелет двигался на зрителей. Те с диким рёвом отшатнулись. Чингачгук от омерзения закрыл глаза. Господи...
Когда он их открыл, сюжет разворачивался совсем другой. Толпа воодушевленная такой халявой, брызгалась в мутных водах источника. Кто-то просто лежал в воде. Обнажённое Пахино тело, целое и невредимое, мелькало среди струи фонтана. Чингачгук чертыхнулся. Что с такой жизнью не привидится. Он растолкал гопоту, очистив место для себя любимого, и не раздеваясь, погрузился в воду. Тело, так истосковавшееся по воде, само впитывало недостающую влагу.
Всё было хорошо, но какие-то смутные нехорошие ощущения его не покидали. Человек, такое существо, которое во всём даже в самых благих началах ищет подвох. Бесплатный сыр бывает лишь в мышеловке. Но сейчас... Вода! И он полностью отдался неги.
Глава 2. Призрак.
Чингачгук в позе эмбриона спал на лавке. Его взмокшая чёлка кудрявилась. Часть волосинок прилипло ко лбу, образуя небольшой заборчик с прорехами, сквозь который проглядывала кожа.
Матвей подошёл к спящему. Щелкнул пальцами по носу. Но пальцы не найдя преграды, прошли насквозь. Матвей чертыхнулся, плюнул на пол, и уселся в углу на лавке.
Забодало. Сколько это может продолжаться. Как придурок бродишь тут, не поговорить, не дотронуться не до кого. Поговорить было можно через комп, но там всегда столько народу, что о чём-нибудь сокровенном не поговорить, не выставив свои слова на показ, чтоб каждый спокойно мог прочитать то, что предназначалось одному человеку. Вот и остаётся, что лишь ходить да своими шагами пугать влюблённые парочки, что жмутся по углам в поисках плотских утех. Правда есть не надо, пить тоже. Спать? Можно не спать. Сон ничего не меняет. Что ты неделю не спишь, это никак не сказывается на тебе и на твоём самочувствии. Да лучше испытывать жажду и голод, чем такое существование. Словно приведение, неприкаянный грешник, слоняешься без дела. Ты всех видишь, а они тебя нет. Бред. Лучшей себе участи придумать было нельзя. Лучше уж было умереть. А может и правда он уже мёртв. А где остальные покойники. Или из-за того, что его тело не придали земле, его душа бродит здесь в поисках виновных. А они есть?
* * *
В тот злосчастный день Матвей с замиранием сердца следил за хаотическим движением святящихся частиц загнанных в незримый контур. В этом бесконечном мелькании ему виделись пальмы на знойном берегу. Об берег лениво бились волны. Накатываясь не спеша, как бы нехотя, на прибрежный песок, какое-то время, подумав, стоит ли возвращаться назад, с проворностью старикана устремлялись назад, захватив с собой по пути мириады крупинок, которые в лучах полуденного солнца сверкали тысячами бриллиантов и изумрудов. Так хотелось сбросить с себя оковы бытия, эту уже очертевшую спецовку, нагишом ринуться в прохладные воды лагуны...
Но небольшое чувство Дежа вю не покидало его воспалённый мозг, а с каждым мигом всё нарастало. Словно когда-то, неизвестно когда, всё это уже происходило, то ли во сне, то ли наяву. И всё тогда кончилось плачевно. Он не знал как именно, но знал точно, что-то должно произойти, случиться, и обязательно плохое и ужасное.
Но в данный момент он наслаждался этой эфемерной завораживающей красотой. Ещё миг и это всё исчезнет. Ещё миг. А так хотелось, что бы он тянулся и тянулся.
Звук лопнувшей струны отвлек его от созерцания междупространственного чуда. Матвей сначала не поверил. Так отчётливо слышать этот звук на фоне всеобщей какофонии от шума работающих насосов. Но всё-таки он его слышал, и не мог его спутать ни с чем. Матвей почесал свой затылок. Да уж, Мати, стареешь. Уже галлюцинации тебя посещают. Это тебе уже не голоса в голове перед сном, это посерьёзнее. Пора уже в Психушку сдаваться, там давно уже тебе прогулы ставят. Хорошо хоть видений нет, а то гляди загремишь под фанфары.
Он обернулся к друзьям, по дороге громко выражая свой восторг от увиденного. Но перед ним была стена из льющегося раствора. Сквозь муть потока он видел, как Чингачгук с Сашьяном удручёно повесив носы, двинулись восвояси.
Матвей пожав плечами, двинулся следом. Дальше было как в страшном сне, который он видел в далёком детстве. Его никто не хотел замечать. Он приветствую коллег он протягивал руку, но они нахально его игнорировали, не удостоив даже взгляда, словно его не было. Они что с ума посходили в связи с этим потопом. Матвей плюнул в пол, сел в уголке, погрузившись в свои думки.
-А где Матвей? - спросил Вовикус.
Матвей аж от неожиданности свалился со стула. Падая, он пытался увернуться, так как летел прямо в операторский стол. Ожидая удар, он закрыл глаза. Но удара не последовало, словно преграды не было. Матвей открыл глаза. Он лежал на полу, а часть тела исчезала за закрытыми дверцами стола. Сверху накатился дикий ужас, словно в кошмарном сне, что захватывает тебя с головой.
-Он умер, - сказал Чингачгук.
-В смысле, - не унимался Вовикус.
-Смыло в том потоке.
Значит, я умер? Но это не может быть. Он же видит, слышит, и прочее, прочее. Нет, это всё как-то не вязалось с его ощущениями...
Это уже опосля он понял, что может общаться через компьютер, когда усилием воли смог вывести там слово "Привет!!!", и длинные письма что полностью скрывали показатели, и пока кто надо это не прочтёт, ничего нельзя было сделать. Понимание своей высшей предназначенности и прочие прелести потустороннего существования. А сейчас был ужас, сковывающий тело мертвецкой хваткой. Было такое ощущение, что сходишь с ума, и кто-то лоскут за лоскутом снимает с тебя кожу...
* * *
Чингачгук тупо пялился в монитор. Он мог туда и не глядеть. Но он всё равно со скрупулезностью святых отцов глядел в монитор, изучая графики, вычисляя тенденцию очередного апокалипсиса. Этим он пытался скрыть своё дурацкое настроение. С самого утра он находился в своих думках, наполненных чёрной меланхолией, куда посторонним вход был закрыт. Он и сам не мог объяснить причину своего состояния, толи встал с не той ноги, толи привиделось во сне что-то, толи ёщё какие-то на то были причины, но история их умалчивает.
В операторскую влетел ошарашенный Сашьян, что было очень странно. С диким воплем, на который был способен только он, он плюхнулся на стул рядом, по пути пытаясь заткнуть свой рот кулаком. Чингачгук повернулся к Сашьяну, заманчиво улыбаясь, с апломбом гуру, выдал прогноз.
-Через десять минут должна лопнуть задвижка, а минимум через полчаса должно разорвать насос. Пиксели сами за себя говорят.
-Да иди ты со своим насосом. Достал уже. Я тут Бога видел.
-???
-Понимаешь? Бога!!! Он парил над нашей Ниагарой.
Конечно, Сашьян был чрезмерным любителем алкогольной продукции, но белой горячкой не страдал. Толи Белая Жидкость стала давать галлюциногенный эффект, но Сашьян как никогда был трезв. Возможно, он слегка тронулся умом, но то же не было похоже. Тогда что?
-Ты случайно у Ромика грибочков не объелся?
-Какие грибочки? Опять ты со своей фигнёй. Я тебе говорю. Он парил. Весь в голубом, и сияние от него исходило синее переходящее в фиолетовое.
-Ты у врача давно был? - спросил Чингачгук.
-Я с тобой серьёзно, а ты опять со своими прикольчиками-закидончиками. Пошли, сам увидишь.
Сашьян запыхался и крикнул вдогонку стремительно удаляющегося Чингачгука:
-Я сказал, пошли, а не побежали!
Но Чингачгук его не слышал, он по своему обыкновению летел вперёд, не чуя ног, туда, где ждало чудо.
В районе первого двадцать первого по-прежнему сильным потоком лился раствор, жадно поглощаемый бетоном. Место с недавних времён окрестили Ниагарой. И местные аборигены любили вечерком посидеть и поглазеть на чудо природы. Кто заботливо поставил лавочку, чтоб было комфортнее коротать вечерние часы, созерцая поток раствора. За определённую плату пускали соседей. И теперь там па уровне четырёх метров парил человек в голубых джинсах и рубашке. Как и рассказывал Сашьян, от человека исходило сияние, переливающееся оттенками синего, что красиво контрастировало на фоне желто-красного потока раствора.
Глядя на это чудо, Чингачгук замер на пол пути. Правая нога была приподнята, в ожидании шага, и так, не дождавшись, осталась висеть в воздухе. Сзади по инерции, не успев затормозить, налетел Сашьян. Больно стукнувшись о затылок Чингачгука, промолвил:
-Ну, что видишь?
Вокруг постепенно собирался народ, глазея на парящего человека.
-Миссия нас посетил. Не всё так плохо. Есть выход отсюда.
-Какой это Миссия? Это Матвей, - промолвил Чингачгук, приходя постепенно в себя.
-Какой Матвей? Матвей давно погиб, превратился в призрак в этой самой Ниагаре. Теперь ходит постепенно по пятам. Даже нельзя присесть по известной надобности, чтоб не услышать его вздох. А это Ангел в его обличие проявился, чтоб указать нам путь к свободе.
Матвей парил над людьми, удивленно глядя вниз, где шушукалась толпа. Не иначе что-то случилось, подумал он. Не спроста же все они тут столпились. Возможность летать за собой он заметил совсем недавно. Просто ему надо было подняться наверх, но не хотелось шлёпать по ступенькам. Он тогда просто подумал, а что если так можно было устремиться наверх, невзирая не на какие преграды, вслед за мыслями. Он сам не сразу осознал, как это у него вышло. С той поры он не докучал себя нудными подъемами по лестницы. Да и преград как двери, стены и прочие предметы для него не существовали. Тем более были не страшны всякие эти растворы и прочая дрянь.
Вот и сегодня, экономя время, он пролетел сквозь Ниагару, но в последний момент задумался над очередной фигнёй, что всечасно терзало его мозг. Он сам не знал, о чём думает, просто мысли с офигенной скоростью наслаивались одна на другую, что Матвей не успевал отфильтровать весь мусор, чтоб задержаться на одной. Вот он сейчас висел в воздухе, тщетно пытаясь разобраться с мусором в голове, но, заметив толпу, он стал спускаться вниз, чтоб разузнать по какому поводу сборище.
Самое удивительное стало происходить, когда он спустился вниз. Толпа молча расступалась перед ним. Раньше такого не было. Когда он подошёл к Чингачгуку с Сашьяном, с ними стало твориться непонятное. Они стали его ощупывать. Матвей чувствовал холод и тепло рук. Неужели они меня видят, со скоростью реактивного самолёта пронеслось в мозгу, и освободившееся место заняли всякие мыслишки об окончании его мытарств. Они ещё долгое время обнимались и тискались, словно не виделись целую вечность, так и не проронив ни одного слова. К чему были нужны эти слова, поскольку их всё равно не хватило, чтоб передать всю ту гармонию чувств, что они испытывали в тот момент.
Глава 3. Грибочки и прочие радости.
Сашьян сидел в операторской за пультом, развалившись на стуле. Рядом на столешнице стоял на половину опорожнённый стакан с местным пойлом, ласково называемый мочой Исаакича. Погрузившись в свои думки, он курил свою любимую Балканскую звезду. Сигарета блуждала из одного угла рта в другой, совершая вращательные движения по своей оси.
Надо было что-то делать, но не хотелось... Что было совсем несвойственно его активной натуре, но чрезмерное употребление местной алкогольной продукции давало свои сдвиги в этом направлении. Очень хотелось смыться отсюда, ведь там, если верить руководству, на его счёте должна уже была быть круглая сумма в твёрдой валюте. Сто баксов за сутки. Это же можно упиться. Целый год пить и не просыхать, или укатить куда-нибудь и там снова пить и не просыхать, а потом вернуться и ещё столько же пить... Оставался лишь один вопрос. Как выбраться отсюда? Есть только вход и то не тот. Ладно, Чингачгук придёт, там и обмозгуем.
Он увидел вчерашнюю сводку анализов. И его короткие волосы стали дыбом. Анализ соды показывал невообразимое. Перечисление найденных элементов заняло три строки. Но найденные соединения совсем не вязались с его познаниями химизма выпарки. Он присвистнул от удивления.
После катаклизма стали происходить странные вещи. И самое странное то, что на фильтруемой соде стали расти грибы, по виду похожие на поганки. Только сода начинала контактировать с воздухом, как там сразу стали проклёвываться грибы, и к концу цикла можно было снимать урожай. Смысл этих грибов никто не понял.
Лишь одна незаурядная личность, прибывающая в нирване, по имени Ромик нашла этому применение, приносящее большой доход. В один прекрасный для него день, глядя в сводку анализов, он увидел интересную запись. В вашем глюконате сода не обнаружена. Для простого обывателя эти слова ничего не сказали, но для Ромика это значило много. Его глаза прояснились, и в зрачках заиграл дьявольский огонь.
Ромик устремился к себе, по пути танцуя лезгинку и издавая нечленораздельные звуки. Начался великий момент эксперимента. Грибы сушились, потом толклись и, забив ими попиры, курились. На их основе делались дикие настойки, которые усреднялись, выпаривались, разводились, дозировались другие ингредиенты. Потом это вводилось внутривенно. Результат превзошел все ожидания. Лучшей дури этот мир ещё не знал. Она превосходила своим качеством и эффектом воздействия всю известную дурь.
Небольшие махинации и потекли деньги, причём неплохие. Дурь широко распространялось по зоне, даже не ведомым путём просачивалась в запредельный мир.
* * *
Ромик развалившись в кресле, созерцал потоки соды из корыт. Надо бы было идти устранять перелив, но не хотелось. А точнее было по барабану, ведь к тому же переливались репульпаторы. И пусть всё льётся, главное ему хорошо, при чём чертовски хорошо. Его давно так не колбасило. Жизнь была прекрасна, ведь он единственный здесь имел реальные деньги, а не те мифические, что якобы копились на счетах остальных. Ведь ошиваясь на соде днями и ночами, без выходных и проходных, он снимал такие урожаи любимых грибочков, что позавидовал бы любой садовод-любитель. Теперь его потайные ящики ломились от денег, что доставлялись ему утренним поездом в обмен на его продукцию.
Пора бы в отпуск. Жаль, что из этой зоны не выбраться. Но надо устроить себе отдых, при чём на полную катушку, чтоб душа от восторга завернулась и развернулась. Податься что ли на шламовые поля? Поговаривают, что предприимчивые ребятишки из термички там устроили SPA-курорт. Сёрфинг, фристайл, сноуборд, да грязевые ванны. Вот где есть возможность дать отдых телу и душе. Он столько вкалывал, он заслужил. Он не эти тупни проводящие основное время в борьбе за точку. Что-то стало ноги жечь. Пора сваливать.
Содистая жижа уже заливалась в коморку. На ней вновь вырастали грибочки, которые смывались свежим потоком, но место не было пустым, там снова вырастали новые. Ромик по колено в дерьме побрёл к выходу. Выбравшись на улицу, он устремился в заданном направлении, где по его подсчётам должны были находиться шламовые поля. День сменял ночь, а Ромик всё шёл, он уже не мог не идти, поэтому он всё шёл и шёл...
* * *
Странное свойство есть у людей. Находясь в одном пространстве, они вдруг начинают замечать, что изначально, когда раздавали лучшие места, им достались самые отбросы и им урезали пайку, когда они были достойны большего. Так и возникают спорные территории.
Гоблины с первого в одно прекрасное утро, когда светило солнце и пели птицы, порешили, что вакуум охлаждение одиннадцатого находится на исконно их территории. Что когда-то до постройки данного здания там находилась лужайка, где они в обеденное время принимали кефирные ванны, играли в бадминтон и занимались прочими непотребностями. Поэтому в срочном порядке надо потребовать вернуть свои территории у узурпатора.
В своё время братва с одиннадцатого пыталась столкнуть этот никчёмный довесок бандерлогам с десятого. Так задарма, чтоб не весело это дерьмо бельмом на глазу. Те усилено упирались, и не в какую не хотели брать на себя такую обузу. Вы лучше уж сами. С образованием зоны, когда отношения между участками стали носить извращёно коммерческий характер, его неоднократно пытались банально продать, во всей красе описывая красоты данного места. Ведь там после катаклизма между аппаратами проросли пальмы, и доносился шум прибоя из работающих аппаратов. Но проблем с обслуживанием данного оборудования даже не снизилось, а наоборот добавилось. Так что братва с одиннадцатого с легкость на сердце была готова расстаться с этим райским уголком, при этом и слегка подзаработать.
Но подзаработать не получилось, просто гоблины пришли и потребовали. Местные даже и не сопротивлялись, молча уйдя за границу до восьмидесятого года. Предприимчивые гоблины развернулись там по полной программе. Расставили шезлонги, установили прожектора, и за определенную плату пускали любителей позагорать, приверженцев нудизма и прочих измов.
Этого им показалось мало. Тогда они в бывшей и сейчас пустующей операторской решили устроить лупанарий. Предлагая всем желающим резиновых женщин и мужиков, в зависимости от предпочтений и вкусов. Местные гоблинские умельцы, мастаки на все руки, сшили кукол из подручной резины, что раньше шла на прокладки. А этих чучел набили сальниковой набивкой, которой валялось вдоволь. Ничего страшного было, что куклы имели специфический запах и выделяли масло. Посетители давно уже привыкли к этому маслу и не обращали на него никакого внимания.
Особой популярностью пользовался суператтракцион - полёт на кран-балке. Клиента подвешивали крюком за шиворот, приподнимали на определённую высоту и двое верзил разгоняли кран-балку. И далее она катилась сама, набирая скорость, пока не ударялась об ограничители, и приверженец безпарашютного спорта вылетал в окно и зависал в свободном полёте. Пока не соприкасался с натянутым тентом. А там, словно на батуте его тело долго подлетало вверх, покуда местные вышибалы не вытаскивали обезумевших, но счастливых участников полёта. Аттракцион пользовался большой популярностью. От желающих не было отбоя. Суперэкстрималы приходили и по десятому разу. Так что дело гоблинов процветало и крепло. А те с завистью поглядывали на открывающие просторы новой выпарки.
* * *
Он всегда знал, что это когда-нибудь случиться, ведь всё хорошее не бывает долгим. Оно имеет тенденцию заканчиваться, и заканчиваться в самый неподходящий момент. Как говаривал в своё время Цой: "Я знал, что будет плохо, но не знал что скоро". Да никто и не предполагал, что это может случиться, но это случилось.
С десятой попытки Сашьян открыл свои глаза. Подобно гоголевскому Вию ему требовались помощники, чтобы поднимать его отяжелевшие веки. А вечеринка, по всей видимости, удалась. Но вот как они расходились, он не помнил. Всё до этого помнит. Как Харлиамуса душил, когда тот заныл, что Сашьян обделяет его в начисленном пойле. Как Матвей пытался разбить монитор об стену, а тот сволочь не хотел биться. Как Чингачгук пел свою единственную любимую песню про Марусеньку, что мыла свои белые ножки. Дальше, что случилось с Марусенькой, история умалчивала. То ли её съели злые волки, то ли надругались враги. Впрочем, Чингачгук и сам не знал. А далее как расходились, и как он оказался тут, он не помнил. Далее как ножом отрезало.
Чертовски хотелось пить. Не смотря на все прелести местного пойла, там отличного содержания алкоголя, легкости употребления, мягкости и приятного запаха, оно имело побочные эффекты, которые выражались в диком сушняке и жутком похмелье.
Сашьян вылез из-под лавки. Долго озираясь по сторонам, он пытался понять, где находится. Даже не пытаясь понять, каким ветром его занесло именно сюда, он двинул к питьевой точке. Но к его огромному удивлению воды не было. Как же такое могло случиться. Ведь в последнее время, после обнаружения источника, её было вдоволь и всегда. Почти все забыли, что такое запасаться впрок. Куда же делась вода? Возможно, кто-то проявил инициативу и решил, наконец, набить сальник на насосике, который раскачивал воду по отметкам. А то последнее время он наладом дышал и все гадали, когда же он разлетится к такой-то матери. А он всё работал и работал, словно вечный двигатель, запущенный один раз и крутящийся бесконечно. А может он и правда, приказал долго жить, тихо накрывшись медным тазом. По всей видимости, насосу подкрался копец, о котором все говорили, но никто как всегда не ждал. Придётся тащиться к источнику, чтоб попить водицы. А там надо будет найти Чингачгука, и сообща опохмелиться. Матвея можно не искать, он всё равно никогда не болеет. Но если он захочет присоединиться, то милости просим к нашему шалашу.
Сашьян не спеша, икая и переваливаясь с ноги на ногу как слонопотам, двигался в сторону источника. Он попытался попеть что-то наподобие джаги-джаги. Но поскольку пение не было его коньком, и это выходило коряво и противно, то вскоре он бросил это занятие. Дальше он шёл молча, обмозговывая чтобы сделать такого полезного бесполезного, чтоб занять себя и Ильича. Вот уже на протяжении трёх дней Сашьян придавался чрезмерному возлиянию, поэтому Ильич просто пылился в ящике, и каждый вечер канючил, чтоб ему дали что-нибудь поделать, что-то покрутить.
Две недели назад Ильич лишился ног. Тот день не задался с самого утра. Ильич как всегда воплощал свой основной тезис - главное ничего не делать, авось и пронесёт. В этот раз авось не пронёс, и Ильич хлебнул по полной и на свою беду он оказался не в том месте, где следовало быть.
В тот день молчаливый и тихий Матвей разошёлся не на шутку. Не смотря на своё постоянное спокойствие, он был способен укусить и при том сильно, до крови. В тот день его вывел из себя Зелёный Гоблин своим диким пристрастием к стихоплётству. Он рифмовал даже нерифмуемое. Возможно в другой обстановке он бы на данном поприще соискал бы славу. Но как обычно бывает у нас. Не то время, не та страна, не то стечение обстоятельств и прочий фарс мажор. Здесь он же был непризнанный гений-поэт. Лучшая похвала за его творчество был пинок, плевок или удар чем-то тяжёлым. В основном ему попадала от тех, кому он посвящал свои шедевры.
Только закончив своим писклявым голоском вещать о пристрастиях Матвея, Зелёный Гоблин кланялся публике в ожидании аплодисментов. Но так и не дождался, так как все взоры были прикованы к Матвею. За пару секунд его кожа сменилась всеми цветами радуги. Он весь засветился голубым сиянием, и дикий ураган-смерч устремился в направление к Зелёному Гоблину. Ураган за секунду смёл тело ничего не понимающего Зелёного Гоблина, и распял его как цыплёнка табака на близлежащей стенке. Далее ураган, потеряв направление и управления, стал шарахаться по площадкам, подымая кучи мусора.
В это время ничего неподозревающий Ильич плёлся наверх, с целью как всегда поплакаться, что его нещадно эксплуатирует Сашьян. На это уже никто не обращал внимания, но Ильич как профессиональная плакальщица каждый день приходил сетовать на тяжёлые условия работы и жизни. Ильич как, всегда не спеша, подымался наверх. Навстречу ему летело куча скопившегося дерьма, где всё сплелось воедино - стекло, бумага, старый сальник, гидрат и прочие нечистоты. В это время гнев Матвея стал утихать, а с ним и сила урагана. И при встрече с Ильичём окончательно стихло. Ничем не поддерживаемый мусор повалился ни в чём неповинного Ильича. Тот как мог уворачивался, но огромные осколки стекла успели укоротить его ноги в районе поясницы.
В последствие Ильича пытались склеить, но это плохо получалось. В результате через день он опять разделялся на две половинки. Тогда недолго думая его прицепили к небольшой тележке на колёсиках, на которой его и перемещали в нужных направлениях. Когда Ильич был не нужен, его просто клали в ящик, где он целыми днями ожидал, когда его опять вывезут на работу.
Сашьян топал к источнику все, думая, чем заняться. О! Насос! Вот Ильич разомнётся и повеселиться. Давно он насосики не менял. Надо восполнить этот пробел. Чингачгук, думаю будет тоже рад такому сложению обстоятельств.
Сашьян и сам не заметил, как приблизился к источнику. Глядя на источник, ему что-то не нравилось. Но что? Он не мог понять. Но потом до него дошло, что в этот раз вместо обычного пучка труб оттуда отходила одна и направлялась в сторону вакуумохлаждения.
-Вот... - выдавил из себя Сашьян. (Далее шла тирада, где только предлоги были понятны непосвященным людям).
* * *
Дикий вопль "Всё пропало" разбудил Матвея. Он открыл глаза и ничего не мог понять, в частности кто орал. Чингачгук (а это было его любимое выражение) сладко спал, свернувшись калачиком на угле стола. Матвей никак не мог понять, как он там умещается и в тоже время не падает, ведь основная масса тела находилась за пределами стола. Матвей пожал плечами и уже был готов опустить свою буйную голову на стол и снова задремать, но вопли из селектора могли поднять даже мёртвого. Матвей попытался узнать, что случилось, но из селектора лилась непереводимая игра слов на местном диалекте с применением демотических выражений. Смысл был прост. Что случилось, при чём очень страшное, а виновники находятся рядом, на вакуумохлаждении, и чтобы с ними разобраться, срочно нужна помощь.
Матвей попытался растолкать Чингачгука, но эта попытка у него не увенчалась успехом. Тогда он решил добраться до питьевой точки, чтоб горло промочить и сойти за человека. По дороге он захватил пластиковую бутылку. Чингачгуку требовался срочно душ, а то он просто не хотел приходить в себя.
Отсутствие воды для него было полным откровением.
-Какого чёрта, - вырвалось у Матвея.
Он вернулся обратно в операторскую. На пороге нарисовались Антонио и Пашек - молодой барашек. Антонио был всегда чисто выбрит. Матвей просто удивлялся, когда тот успевает бриться или борода у него не растёт. Антонио слыл этаким символом невозмутимости и лёгкой меланхолии. И даже вопрос Матвея об отсутствии воды, невозмутимо ответил:
-А сегодня я утром видел мужиков с резаками у источника. Я им говорю. Мужики, вы чего с ума посходили? В такую рань работать. Бухать надо и спать, а вы спозаранку работать. Разве так можно? Они ничего в ответ не сказали, но продолжали работать. Ну, я ради шутки и зафенделил в одного шестидюймовкой.
Тут операторская содрогнулась от новых воплей Сашьяна.
-Какого чёрта, вы не шевелитесь. Долго ещё будете друг другу интересные органы мять. Ещё немного и про воду совсем забудете.
Братва ринулась на подмогу. Чингачгук так и не очнулся. Матвей схватил за первую подвернувшуюся часть его тела и рванул его собой. Тело полетело вниз и стукнулось головой о пол. Удар о твёрдое прояснил мозги Чингачгука и он удивлённо глядел на Матвея.
-Полетели. Полный аллес капут.
Больших объяснений ему и не требовалось. Чингачгук стартанул и уже опережал братву на целый пролёт. Когда он на всех парусах влетел на вакуумохлаждение, его взору предстала жуткая картина. Сашьян без разбора цеплял на крюк кран-балки, как посетителей, так и обслуживающий персонал. В одно лицо разгонял кран-балку и отправлял свои жертвы в единственный незабываемый полёт. Скорость разгона он не рассчитывал, поэтому жертвы промахивались мимо тента и долетали до стены первого, а там сморчком стекали по стене на землю. При этом он пытался напивать какой-то бравурный марш. Но при всеобщей какофонии его пение тонуло в жутком визге и всеобщей неразберихи.
С диким улюлюканьем, подобно ораве полоумных аборигенов джунглей Амазонки, и воплями "Развели тут, понимаешь" Чингачгук ворвался в лупанарий. Он хватал манекены и, разгоняя зазевавшуюся публику, лупил, по чему попало. Куклы лопались, и подобно кишкам из них вываливалась сальниковая набивка. Отвратительное видение. Уже ни к чему ненужный манекен вылетал в окно под радостные вопли бандерлогов десятого, которые с видным интересом наблюдали за происходящим из здания напротив. Та же участь постигала последующую игрушку развращенцев.
Последний клиент никак не мог расстаться с манекеном. Всё творящееся вокруг для него как бы не существовало. Чингачгук не мог поверить своим глазам. Тогда недолго думая (а зачем думать, когда надо мясо делать), он схватил ненасытного клиента и швырнул на ближайшую стену. Тот неприятным студнем стёк стены, и уставившись невинными глазами на Чингачгука, промямлил:
-Я же заплатил.
-Это мало кого... - последовал лаконичный ответ Чингачгука, и манекен постигла участь всех предыдущих.
-Она обещала... - чуть не плача, сказал незадачливый клиент.
-Что обещала? - подобно неприступной скале над ним навис Чингачгук.
-Выйти за меня замуж. А ты - уже вовсю плача, продолжил тот.
-Что я? - грозно вопрошал Чингачгук. Сейчас здесь он был миссией, что в своё время очистил божий храм от прыщавых торговцев, что оскверняли своим присутствием святое место.
-Ты над ней надругался! - уже крича и бросаясь с кулаками на обидчика, закончил неудавшийся муж.
Чингачгук, не вдаваясь в подробности, просто пнул уже успевшего прилично надоесть горе-любовника. Тот головой открыл дверь и, ударившись о близлежащую балку, рухнул в проём, на прощанье, успев сосчитать количество пролетающих площадок.
Чингачгук был героем дня. Он очистил это место от скверны. В последствие оно будет освящено, и здесь во славу его создадут храм.
Матвей, Паша и Антон занялись скромным делом, зачисткой. Вооружившись обрезками пятьдесят седьмой трубы, они раскидывали шезлонги и мутузили ещё не успевших смотаться посетителей. По пути крушилось всё. И арочные фонтаны, и барные стойки с большим количеством первоклассного пойла в стеклянной посуде, и всё прочее, к чему была приложена рука ненавистных красных гоблинов.
Банда собралась вместе. Напившись вдоволь, свежей водицы, они двинулись к маленькой дверке, на которой витиеватыми буквами было выедено слово "Офис". Дверь оказалась запертой. Паха одним ударом ноги выбил замок. И дверь стала открываться туда сюда. Оттуда выволокли непонятное существо с безумным взглядом в каком-то непонятном одеянии.
Чингачгук внимательно приглядевшись, спросил:
-Чунга, это ты?
Перед ними собственной персоной был Чунга-Чанга. Его давно все потеряли и уже думали, что каким-то способом он выбрался из зоны. Все вокруг восторгались его мудрости и продвинутости, а тут... Вот он стоит перед ними с потухшим взглядом и опущенной ниже плинтуса головой. Вот он, не могущий ничего возразить против язвительных комментариев Чингачгука. А что ему оставалось делать? Только кивать головой. А Чингачгук не унимался.
-Что-то ты наш мудрец перемудрил. И за какие пряники и ватрушки ты продался этим плевкам цивилизации, осколкам унитаза, так называемым Красным Гоблинам. Тебе разве плохо спалось на твоей любимой плацкарте Каменск-Уральский - Марьянмарт. Разве плохо пилось и елось в нашей шумной компании. Тебя вроде никто не обижал. Ну, Паха там любя ломиком на твоей голове резьбу нарежет, да я шестидюймовку вдогонку брошу. Это же не из злости, а так любя, по-дружески. А ты... Ты, можно сказать, плюнул в лицо коллектива. Ты насрал на всех, при этом ты думал, что всё тебе просто сойдёт с рук.
-Они обещали, что примут в свой легион, и я буду полноправным Красным Гоблином, - пытался оправдываться Чунга.
-И что? - обращаясь к публике, вопрошал Чингачгук, театрально разводя руками. И уставившись в упор на Чунгу, продолжил. - Приняли?
-Пока нет, но завтра должны были точно.
-Но для этого ты не стрижешься, не бреешься и прочее. Превратил себя в Лох-Неское чудовище. Вымазать тебя красным, и будешь такой же Красный Гоблин. Такой же тупорылый абориген, как вся их когорта. А мы та думали, а мы гадали. Вот, Чунга выбрался на свободу, и нас туда вытащит. А он тут презервативы штопает.
Чунга с нескрываемой боязнью поглядывал на сурового Чингачгука и его молчаливое окружение. Он думал, то ли жалобно пустить слезу, то ли как в золотом детстве наделать в штанишки. Авось и простят, он же Чунга-Чанга, афромордвин в десятом поколении. Его же все знают, его же все любят. Его обязательно простят.
-А что со мною будет? - спросил он.
-По закону военного времени - сурово начал Чингачгук, но его прервал Матвей.
До этого стоя молча и как бы отрешенно, словно всё вокруг его не касается, он меланхолично поглядывал то на Чингачгука, то на Чунгу.
-Ну, изнасилуем тебя в суперизвращённой форме, потом ещё пара непристойностей. И отпустим тебя на все четыре стороны. Можешь смело идти к Красным Гоблинам. Ты прошёл испытание.
На лице Чунги был запечатлен страх переходящий в ужас. Про Матвея рассказывали многое, и каждый раз всё извращенней. Так что предсказания его вполне могли с лихвой воплотиться в жизнь. Тогда он начал ползать на брюхе, целовать грязные башмаки всех собравшихся, умоляя, чтоб его отпустили и всё простили. Но никто не хотел его прощать, но никто не хотел его убивать. Так слегка попинали, да побили трубками, да отпустили. Через пару дней он оклемался. И вовсю рассказывал как он в одну харю расправился с Красными Гоблинами. При этом он каждый раз оглядывался, нет ли поблизости свидетелей его позора. Впоследствии он и сам уверовал в то, про что рассказывал. И раз за разом он всё красочней это рассказывал.
Как он наступил на горло их главарю, и требовал вернуть воду. Как он разогнал весь тамошний притон, как его все благодарили и обещали назвать вакуумохлаждение именем Чунги, и создать там музей-храм, и каждый раз воздавать почести при виде его. Стоит отметить, что ему, конечно, воздавали почести. Так пару раз пнут под зад, и он летит на десять метров вперёд, и безумно счастлив.
Глава 4. Операция "Дихлофос".
Чингачгуку снился сон. Очень хороший сон. Такой, что даже во сне он понимал, что спит, и всё что он видит не наяву. Нет, ему уже не снились из прошлой жизни. О том, как он и все другие просто ходили на работу и после каждой смены уходили домой. У каждого был свой дом, своё имя. Сейчас даже имён не осталось. Лишь Матвей остался Матвеем, а у остальных лишь прозвища да подпольные кликухи. Имена остались глубоко в памяти, и казались чем-то далеким и отдалённым, как астрономические суммы у каждого на счету в банке, о росте которых регулярно сообщала администрация. Теперь вызывавшее лишь раздражение и кучу неприличных слов. Ведь эти сотни тысяч долларов и евро были там за забором, в другой жизни, в другой реальности, закрытой непроходимым периметром.
А сон был хорош. Отчётливо до мелочей снилось то благословенное время, когда между воротами старой выпарки и первым участком из земли ударил фонтан воды. Воды! Она даже была немного прохладной и не слишком грязной. Это была чистая радость и восторг, которые бывают лишь в детстве. Со всех концов зоны (так называли между собой здешние обитатели всю местность вокруг) собирался народ и не заморчивая себе мозги тупым вопросом, откуда здесь вода и невредна ли она, бросались жадно пить, чтоб так с запасом на будущее, черпать воду всем, что попадётся под руку, от вёдер из-под масла до снятых тут же с ног ботинок и сапог. Попытки отдельных личностей ещё и помыться были отброшены и заклеймены как волюнтаризм, разгильдяйство и нерациональное использование ценного ресурса, божественного блага. Любителей помыться тут же слегка пожурили. Ну что такое, в конце концов, лёгкий удар монтировкой по лбу, когда потом всё же дадут ещё раз подползти к бьющему фонтану, чтоб насладиться этой живительной влагой и встретить очередное пришествие Христа.
Романтические времена. Шедевр достойный руки Микиланжело или же этих чёртовых импрессионистов. Тогда все были добры друг к другу, не было вражды. Одним словом коммунизм в чистом виде, не опошленный политиками. Над всем главенствовала Вселенская любовь. Все были братьями и сёстрами, даже стали образовываться семьи.
Но! Это быстро прошло. Настали чёрные времена. Дотошные историки в своих скрижалях и летописях охарактеризовали это время как Эпохой Водяных битв. К вечеру того же дня, точно, когда уже никто не припомнит, на месте бьющего фонтана появился кран с отводками. Сначала на три ближайших участка. И воды ещё хватало. Народ воодушевленный такой халявой послал подальше работу, плюнув на оборудования. Их не волновали затрапезные сатураторы, которые выдавали пайку (такую мизерную) только когда заканчивалась смена, и, так или иначе, проводились манипуляции с оборудованием. Окончательно погрязнув в разгильдяйстве и распутстве, народ в неимоверных количествах потреблял Бэжэ (Белую жидкость - с легкой руки Матвея именовали алкогольный напиток производимый из бурдомаги, которую местное руководство гнало под видом молока). Много мозгов процедура получения алкоголя не требовало. Молоко просто прогоняли на экспериментальной установке новой выпарки, предназначенной совсем для других целей и продуктов.
Когда Владимир Иванович, которого по имени отчеству называли только в насмешку над его унизительным положением. На столько низком, что у его не было постоянного прозвища. Что считалось самой крайней степенью унижения. Ведь даже у Вовикуса Куфтиникуса было официальное имя Зелёный Гоблин. А это же чудо вызывали, запустив в него тем, что попадалось под руку и желательно потяжелее. И летели во Владимира Иваныча сапоги, башмаки, грязные трусы, бутылки и тарелки. Так вот, когда он заикнулся о нерациональности такого использования оборудования, его слегка попинав ногами, сбросили в бак оборотного. Никто даже не удивился, что он остался жив. Такое вещество не тонет. И в этом нет ничего сверхъестественного, хотя аномальных явлений было хоть пруд пруди, просто наш несгибаемый куратор Владимир Иванович всё-таки умудрился зацепиться за траверсу мешалки, и несколько дней кряду катался на ней как на карусели, оглашая всю округу пронзительным воем. Что-то среднее между воем генератора и динамо-машины. Это вызвало небывалый интерес, как среди местного населения, так и гостей. Даже приходили целые делегации с других участков, чтоб поглазеть на забавный аттракцион. Особо азартные делали ставки. Сколько же ещё продержится "полосатый"?
Да... Сколько было шуток, пьяного куража и прочего безобразия. Все ждали, когда же всё накроется медным тазом и наступит полный Алис капут. Сколько же ещё выдержит всё это оборудование без должного присмотра. Но горели движки, хрустели подшипники, вылетали смотровые стёкла и даже люка на оборудовании отлетали на сотни метров. Хотя никто даже не подошёл посмотреть, не говоря уже об устранении неисправностей, технологический процесс продолжался по заданной программе. Словно кто-то извне руководил процессом, направляя материальные потоки по нужному направлению в нужной консистенции. Только огоньки сатураторов свой зелёный цвет сменили на красный, запрещая выдачу дневной пайки, так как никто её уже сегодня не заслужил. Да и кому нужны эти жалкие подачки, когда была вода.
Это было время Большой Воды. Золотой Век. Краткий период между прошлым и будущим. Время повального пьянства, без страха реально сойти с ума от сушняка. Время весёлых, хотя и порой жестоких шуток. Но те над кем жестоко шутили, давно заслуживали. Ещё в прошлой жизни. Какое время! Расцвет алкогольного фольклора и искусств. Здесь передовиками были Чингачгук с Матвеем, порой сочиняя такую лабуду, что сами давились со смеху. Но пипл хавал. Паха с чувством распивал их частушки, не забывая добавить своё излюбленное "Ла-ла".
Начал развиваться спорт, в своем специфическом извращёно-прикольном виде. Чего стоила дисциплина по скоростному разбиванию радиоточек. Правда на следующий день они были целые и невредимые, словно на кануне никто не покушался на их жизнь и честь. Как говориться, совместить приятное с полезным: и выплеснуть отрицательные эмоции, и заткнуть эти постоянно талдычащие голоса с пафосным видом вещающие: "..Профсоюзный комитет и молодёжная организация поздравляет всех с очередным повышением зарплаты до тысяч долларов в день..." И музыку врубят такую, что хоть стой, хоть падай. Так и хочется повеситься на этой же радиоточке. А тут возьмёшь шандарахнишь кувалдометром по этому выкормышу системы, и на душе светло и приятно.
Немалую популярность приобрела дисциплина ISO-атлон. Всё до ужаса просто. Кто быстрее на участке сожжет всю документацию по ISO, которая опять же появлялась пару часов после аутодафе в полном объёме.
А потом наступил очередной апокалипсис. В трубу отходящею от точки (точкой называли единственный источник, дающий реально воду) врезались сразу восемь труб. И всё. Всё этим сказано. Чингачгук даже во сне почувствовал боль воспоминаний. Всё рухнуло в одночасье и началось война всех со всеми...
-...Ааааа!!! - раздался вопль, разбудивший Чингачгука. Ещё не открыв глаз, он сразу почувствовал, как пересохло в горле. Как обычно хотелось пить, жажда была постоянной. Почти всегда не хватало воды, даже когда захватывали точку, и перекручивали подачу себе, на участке был полный аврал. Все лихорадочно занимались запасом воды, пока точка не переходила в другие руки. Чаше всего она принадлежала красным гоблинам с первого участка, которые все меньше походили на людей. А потом наступал момент дикой экономии. Полный контроль выдачи каждодневной пайки с постепенной урезки до минимума сатураторов.
Чингачгук открыл глаза. Он лежал на столе, подложив под голову кипу каких-то бумаг. Первое, что он увидел, это был взгляд Матвея, не предвещающей ничего хорошего. Миссия предвещал лишь голод и разруху. Вокруг столов с компьютеров метался Сашьян.
-Японская женщина! Эти подонки из смены "А" просрали точку!
-Там же никого не было, - пытался возражать Харлам, который всё ещё топтался здесь, потерянно глядя по сторонам. - Красные ушли войной на вагонку.
Его взгляд всё блуждал, поминутно задерживаясь, то на матерившемся Сашьяне, то на вечно молчащем Матвее, то на проснувшемся Чингачгуке, который всё ещё возлежал на столе, как какой-то шейх забытого султаната.
-Но теперь там какие-то фраера с восьмого. Хотя их можно ногтем придавить, - наседал Сашьян, доставая как всегда измятую сигарету из растрепанной пачки (спит он на них что ли).
Чингачгук лениво сполз со стола, сладко потягиваясь, и выдал свою излюбленную тираду про какую-то силу, про интимные отношения с кружкой, и словосочетание которое потом не все могли повторить.
-Можно попробовать как обычно. Сразу выбить их, пока не закрепились. Это же не красные, - предложил Сашьян, погруженный в дым своих сигарет.
-Можно, - промямлил Харлам.
-Мона? Нуна! - подал голос Матвей. - Харлам давай иди спать. Сами разберёмся. Ещё раз повторится, сам изнасилую в извращённой форме.
Харлам нехотя уполз, а Чингачгук погрузился в думки. Одна другой страшнее. Его генеральский мозг с чудовищной скоростью разрабатывал план контрудара.
Да. Это не красные гоблины. Красных слишком много, а они сильны и свирепы, как стая голодных волков. Если нормальный мужик ещё сможет противостоять один на один, то Светка-Касячница или Поля... Глаза по полтиннику, писк на всю округу и тикать. Этих придурков с восьмого как-то Сашьян с Паханом в одиночку отгоняли лопатами, хотя те выслали группу захвата.
Матвей внимательно уставился в зелёные глаза Чингачгука, словно пытаясь проникнуть в его душу или что у него там, но, почему-то смутившись, сказал:
-Ну, чего молчишь, публика у твоих ног. Ты же у нас великий стратег! Так предлагай. Ты наш генералиссимус! Подчинённые ждут твоих приказов.
Чингачгук состроил физиономию, почесал всей пятерней голову (это всё говорило о работе его мозга с чудовищной скоростью)