Конец августа выдался на редкость жарким. Солнце палило с безоблачных небес нещадно. И всем доставалось от его жара полной сторицей: и людям, и животным, и листьями с травами, только мухи, казалось, радовались пеклу, кружась жужжащими роями возле каждого крыльца. Некоторые из них, самые отчаянные, пробовали забраться в жилище человека да полакомиться там всяческими вкусностями, начиная с яблочного варенья и кончая людской кровью. Люди таким визитам, конечно же, противились, но удача их редко радовала. Две жирные мухи пролезли в канцелярию станового пристава и теперь отчаянно бились там головой о стекло.
Осип Сергеевич Загладин, так величали здешнего станового, поначалу присутствия жужжащих гостей и не заметил, другое сейчас было у него на уме. Загладин читал письмо и улыбался. А как не улыбаться, ежели сын любимый весточку прислал.
- А еще хвалил профессор мое сочинение о последних днях жизни Иоана Грозного, - еще раз перечитывал понравившуюся строчку Осип Сергеевич. - И сказал он, что у меня есть ростки дара...
Дальнейшее чтение письма постепенно стерло улыбку с лица счастливого отца. Дальше сын просил выслать ему еще пятьдесят рублей. Нельзя сказать, что отцу было жаль денег для любимого чада, нет, ему ничего для него не жаль, но сомнения грызли душу родителя, словно голодный червь наливное яблоко. Соблазнов теперь везде великое множество: рестораны и прочие заведения разные, подобно злым хищникам выслеживают юные да неоперившиеся души. Осип Сергеевич встал, подошел к окну, посмотрел на разморенную зноем улицу, потом обратил взор на беспокойную жирную муху и решил её раздавить. Он замер, плавно поднял руку повыше, дождался, когда муха заползет в угол рамы, нацелился большим пальцем на иссиня-черное тело насекомого и... И как раз в самый ответственный момент распахнулась дверь, впуская в канцелярию встревоженного молодого человека. Высокий русоволосый юноша, лет двадцати трех, казался крайне взволнованным, а руках он держал что-то большое и плоское, завернутое в тряпицу. Глаза молодого человека, переполненные испугом до самых краев, уставились на пустой стул станового пристава.
- С кем имею честь? - спросил Загладин, провожая взором, взмывшую к потолку муху.
- Я признаться пришел, - заговорил посетитель, сразу же положив свою ношу на стол. - Наваждение случилось со мной. Я - Алексей Пыльцин. Студент, а сейчас домашний учитель из-за жизненных обстоятельств, так сказать. Бес меня попутал. Я как увидел его, так сразу же обезумел: мысли в голове другой не осталось - только бы им завладеть. И я вчера вечером взял его...
- А ну говорите толком, - хлопнул по столу ладонью Осип Сергеевич, - кого взял?
Молодой человек замер на мгновение, распахнул шире свои серые глаза, обрамленные золотистыми ресницами, и прошептал с трагическим надрывом.
- Я вчера вечером украл образ Георгия Победоносца у вдовы генерала Шлемова.
Сказав это, молодой человек стал торопливо разворачивать тряпицу.
Когда тряпица была сдернута, взору Загладина предстала старинная икона - образ Георгия Победоносца в ярко красном плаще. Доска иконы уже почти угольно-черная, чуть изогнутая, с многочисленными белесыми трещинками, с неровными краями, а вот сам образ виден явственно, особенно алый плащ и зеленая рукоять меча. Становой перекрестился и так строго глянул на Пыльцина, что тот сразу же упал на колени да завопил во весь голос.
- Казните! Не могу больше терпеть!
Вопль этот оказался настолько громок, что тут же в кабинет пристава заглянул урядник Селиванов. Осип Сергеевич взмахом руки велел подчиненному зайти. Тот крепким широким шагом подошел столу, потом замер на мгновение и стал часто креститься.
- Откуда же это чудо такое? - бормотал Селиванов, не в силах оторвать глаз от иконы. - А плащ-то, будто горит...
Пока урядник дивился лежащему на столе образу, пристав Загладин смотрел на дрожавшего студента. Тот плакал и никак не хотел встать с коленей, а потому выглядел настолько жалко, что на душе Осипа Сергеевича кошки заскребли.
- Как же он с Мишенькой моим схож, - подумал становой, чуя в глазах прилив теплоты. - У него тоже, чай, отец есть... Про наваждение врёт, поди... Из-за денег взял, потом опомнился... Не со зла ведь так поступил, а только от бедности крайней... Помочь надо человеку...
Загладин силой усадил несчастного студента на стул и тут же велел уряднику сбегать к Шлемовым. Селиванов убежал, а студент рыдал, уронив голову на стол. Все попытки успокоить юношу оказались напрасными.
- Беда у Шлемовых, - спустя некоторое время докладывал запыхавшийся урядник. - Удар хватил генеральшу, с вечера лежит. Говорят, что...
О том, что говорят, урядник отрапортовать не успел: дверь распахнулась с жалобным визгом, и в канцелярию вбежал плешивый старик. Запыхавшийся старец, не промолвив ни единого вежливого слова, пал на колени и запричитал, крестясь да кланяясь столу, на котором лежала икона.
- Нашелся, слава тебе Господи!
Сотворив не меньше дюжины земных поклонов, управляющий генеральши Шлемовой Басов, а это был именно он, поднялся на ноги и ринулся на дрожащего студента, словно старый коршун на раненную дичь.
- Ты, подлец, барыню погубил! - негодовал управляющий. - Что же вам всем образ-то этот покоя не дает? Один барыню сдошил: подари да подари, теперь другой покусился!
Когда управляющего оттащили от жертвы, напоили водой, он стал рассказывать суть дела.
- Вчерась барыня поехали по делам-с, - ведал старик Басов, часто утирая рукой вспотевшую лысину, - а как вернулись, глянули на киот свой, так сразу их оторопь и взяла-с. Образа Святого Георгия на киоте не было-с. А образ-то фамильный! Барыня в крик сразу: "Ироды! В самое святое метят! Прости, Настя! Не уберегла!". Громко кричала, на весь дом, а потом упала и до сих пор в себя прийти не может. Сегодня утром доктор приходил и велел за батюшкой посылать. А всё и из-за него, из-за студента этого. Надо же додуматься - икону из дома украсть. Вот до чего учение человека довести способно: с виду он приличный, только в храм никогда не ходит. И не подумали бы на него, если б не соседский дворник Егор. Видел я, говорит, вроде бы, как студент из окна вашей барыни вылезал и чего-то пёр. Я поначалу шум побоялся поднимать, вдруг, померещилось чего дворнику, а тут Селиванов приходит и говорит, что вора с образом поймали. Вот я сюда и поспешил. Образ-то ценный очень, сам патриарх Никон устами к его левой рученьке прикладывались.
- А о какой Насте ты упоминал, - прервал гневное многословье Басова становой.
- Так, это, ваше высокоблагородие, воспитанница барыни. Кухарки дочка. Обещала её барыня на обучение в столицу послать. Смышленая девчонка. Привязалась Марья Петровна к ней очень, после того, как сына похоронила. Всё говорила ей: я помру, а ты в столицу учиться поедешь. Да, с деньгами-то в последнее время туго у Марьи Петровны, сами знаете, сынок-то её, царство небесное, сколько на распутства разные растратил да долгов насобирал-с. А барыня Насте всё равно на днях сказала, что нашла, дескать, способ, как деньги на обучение достать. А уж, почему барыня кричала так, не ведаю, в сердцах чего только в голову не придет. По себе знаю-с.
Выговорившись, управляющий взял под мышку икону и поспешил домой, намереваясь немедленно барыню обрадовать, авось она на радости и поправится, но... Вечером по городу прошел слух, что генеральша Шлемова отдала богу душу и виной тому студент из соседского дома. Многие по такому поводу негодовали. Осип Сергеевич, услышав всё это, передумал помогать студенту, и протокол написал строгий: пусть пострадает, раз наказание заслужил, а уж дальше, как бог даст.
После того случая прошло более года. Жизнь в городе шла своим чередом, то радуя, то печаля горожан редкими событиями. О краже иконы, будоражившей городок не меньше недели, поминали всё реже и реже, а имя студента скоро и вовсе почти забылось.
Наступил праздник Покрова Пресвятой Богородицы. Осип Сергеевич Загладин затеял по такому случаю праздничный обед и теперь, стоя у окна своего кабинета, томился в ожидании нужного часа и гостей. До приезда гостей оставалось еще часа два, делать было решительно нечего и Осип Сергеевич собрался уж подремать немного, но тут увидел, что к его крыльцу подъехала коляска с крытым верхом.
Через пару минут человек доложил.
- Петр Прохорович Соловьев к вам.
Имя Петра Соловьева, местного уроженца, в городке знали все, потому как очень споро забирался сей господин по карьерной лестнице в губернском граде.
- Говорят, что со дня на день губернатором станет, - не раз уж твердили знающие горожане, при упоминании имени знатного земляка.
Услышав имя визитера, Загладин поперхнулся : с чего это, вдруг, такая шишка да с визитом?
- Не к добру, - прошептал пристав, маскируя недоумение радостной улыбкой.
- А я к вам по делу, Осип Сергеевич, - сразу же без церемоний начал гость. - Не буду ходить вокруг да около. Некогда. Есть у меня большие подозрения, что не всё чисто в смерти моего брата Ивана.
- Как не всё чисто? - вытаращил глаза на важного чиновника пристав. - В своей постели Ивана Прохорович соизволили почить-с, так сказать-с. Чего ж тут не чистого?
- Я виделся с Иваном, буквально, за полгода до его кончины, - вздохнул Соловьёв, присаживаясь на стул. - Он был здоров и вообще ни на что не жаловался, а потом, вдруг... Меня как обухом по голове. Я сразу не смог приехать, но подозрения у меня появились. А потом еще кое-какие сведения получил.
- И кого ж вы изволите подозревать? - спросил Загладин.
- Бог с вами! - вскочил со стула пристав. - Софья Львовна - ангел в плоти! Как можно даже подумать такое?
- Вы еще не знаете этого "ангела", Осип Сергеевич, - усмехнулся гость. - А я вот знаю и потому почти уверен, что без ее прелестной ручки здесь не обошлось.
- Не может быть, - Загладин прошелся по кабинету. - Извините, Петр Прохорович, но это фантазии. Я понимаю боль от вашей утраты, но, чтоб Софья Львовна... Не верю-с.
- Может быть, - после некоторой паузы заговорил Соловьёв, - но эта мысль никак мне покоя не дает, поэтому я и приехал к вам. Официально, как вы понимаете, мне пока не хочется давать ход этому делу. Нет полной уверенности. Вот я и прошу вас: без лишнего шума разобраться в этом деле. Я сейчас еду в столицу и скоро обратно буду. Не сочтите за труд, Осип Сергеевич, проведите, так сказать, частное расследование, а уж я в свою очередь...
- Конечно, - не позволив гостю ничего пообещать, закивал головой пристав. - Всё узнаю, но, право слово, зря Вы так на Софью Львовну думаете. Ну, никак не могла она ничего плохого сделать.
- Посмотрим, - нахмурился Соловьев и стал прощаться.
- Как он мог такое о ней подумать? - терзала весь остаток дня ум пристава одна и та же мысль. - Уж я теперь обязательно постараюсь и докажу ему, что он никак не прав.
Утром следующего дня Осип Сергеевич поехал с визитом к Софье Львовне - вдове местного помещика Ивана Прохоровича Соловьева. Иван Прохорович, в отличие от своего братца, звезд с неба не хватал, и, немного послужив где-то, накрепко осел в унаследованном доме своего родителя. Слыл Иван Прохорович в городе за человека образованного, добропорядочного, набожного и очень любящего старину. Никто о нём плохого слова даже и подумать не мог. А когда умер он, сразу после Масленицы, так весь город вышел проводить его в последний путь. Софью Львовну Загладин не видел уже давно, с сороковин, ох, и рыдала она тогда: лицо бледное, глаза красные от слез, даже нос распух, как у уличной торговки пирогами в осеннюю пору. Потом она уехала из города и объявилась здесь дня три или четыре назад.
- Ой, Осип Сергеевич, - радостно всплеснула руками Софья Львовна, сама встречая Загладина в передней. - Как я вам рада. Я ведь только приехала, у меня сумбур тут кругом. Я даже прислуги не успела нанять. А вы ко мне по делу или...
- По делу, - склонил голову пристав. - Понимаете, даже не знаю, с чего начать-то... Тут такое дело... Короче, приезжал вчера ко Петр Прохорович, брат мужа вашего, царство ему небесное...
- Подлец! - вдруг, выкрикнула Софья Львовна, и весь её светлый образ помутился, словно луговой родничок, в котором помыли грязные сапоги.
- Кто подлец? - поперхнувшись от изумления, переспросил становой.
- Петр! - крепко сжала кулаки хозяйка. - Он же нам никогда покоя не давал и вам, поди, пакостей разных обо мне наговорил. Вы должны знать, Осип Сергеевич, что я когда-то отвергла его, и он теперь мстит мне. Понимаете? Мстит. И даже на сороковой день помина по Ване скандал здесь закатил. Ко всему прочему, он крохобор. Я дом этот хотела продать, потому как больно мне здесь, о Ванечке всё напоминает. А этот негодяй, натравил своих подручников, и они отыскали в завещании какую-то закавыку, по которой не имею я права ничего продавать. Понимаете? Ничего!
- Да вы не волнуйтесь так, - постарался Загладин успокоить хозяйку и пройти дальше передней, но Софья Львовна, как бы невзначай, оттеснила его к порогу. - Вы мне ответьте лишь на один вопрос: когда Иван Прохорович, царство ему небесное, помирал, вас же не было в городе?
А, я всё поняла! - сверкнула взором Софья Львовна. - Этот подлец сказал, что я отравила мужа и потому вы теперь здесь!
- Ну, что вы, - попробовал успокоить хозяйку Осип Сергеевич. - У меня мысли даже такой нет, а спросил я по долгу службы. И вы уж мне ответьте...
- Не было меня здесь, когда умирал Ваня, - всхлипнула Софья Львовна и на глазах её показались слезы. - В начале осени заболел наш сын, потом у меня грудь прихватило. Ваня настоял, что бы я с детьми немедленно ехала на воды. Знаете, Осип Сергеевич, в этом доме есть что-то тяжелое и страшное, поэтому я хочу поскорее продать его.
Глазами полными слёз, хозяйка посмотрела на Загладина, потом разрыдалась, закрыла лицо руками и убежала в другую комнату, громко захлопнув за собой дверью. А Осипу Сергеевичу оставалось лишь одно - следовать за порог.
На улице подморозило. Свежий ледок жалобно хрустел под тяжелой ногой пристава и тут же тонул в не замерзшей еще грязи. А вот для Осипа Сергеевича никакой грязи будто и не было, он шел прямо, не замечая ничего: ни вокруг, ни под ногами. Шел и думал.
- Как же я сразу-то не сказал Соловьёву, что не было тогда Софьи Львовны в городе, - радовался поначалу в душе своей пристав, - а, стало быть, никак она не могла быть причастной к смерти мужа. - Произведя радостное для себя заключение, Загладин обернулся, чтоб посмотреть еще раз на окна вдовы и очень удивился, когда заметил, как от одного из окон проворно отстранился какой-то силуэт. Силуэт этот никоим образом не походил на Софью Львовну, потому как был он мужским. Мужчину от женщины Осип Сергеевич всегда способен отличить, даже с пятидесяти сажен. Потом в том же окне показалась хозяйка и помахала приставу ручкой.
- А чего это она меня в передней держала? - маленьким червячком зашевелилась в душе станового обида. - Никакого уважения. Что я ей, мальчишка какой? И мужчина в окне, а мне сказала, что одна дома. Прислугу до сих пор не наняла. Видно, прячет кого-то у себя. Даже присесть на стул не предложила... Не было её..., а если сообщник? Может, и вправду, знает кошка чьё мясо...
Загладин остановился, протер пальцами лоб и свернул с центральной улицы в переулок к земской больнице. Доктор Иван Иванович Слепов слыл в уезде за крайне образованного человека, потому как выписывал себе журналы только на иностранном языке. Как раз за чтением одного из таких журналов и застал его становой пристав. Доктор тут же велел подать чаю, и уж за чаем Осип Сергеевич рассказал, предварительно попросив честного слова о неразглашении, про визит высокого гостя и о его подозрениях.
- Если говорить о диагнозе, Осип Сергеевич, - забарабанил пальцами Слепов, - то тут я определенно могу сказать, что Иван Прохорович Соловьев умер от воспаления легких, но..., - доктор встал из-за стола и прошелся по кабинету, - он долгое время болел не совсем понятной для меня болезнью...
- Какой болезнью? - переспросил Загладин, чуя, как с души его сваливается камень: раз человек помер от воспаления легких, так, значит, его и не отравили.
- Я затрудняюсь сказать определенно, - Слепов встал у окна и стал смотреть на улицу, - но был он, так сказать, немного не в себе. Да, что там немного! Я с ним пытался разговаривать недели за две до кончины, так вот он мне показался совершенно невменяемым. Я хотел его свезти в губернский город к психиатру, но Иван Прохорович заперся в своём кабинете и никого к себе не допускал. Еду ему дворник через окно подавал. И это в феврале. Вот отсюда и воспаление.
- Беда, - покачал головой пристав. - А что вы мне не сказали об этом?
- Понимаете, - доктор снова сел за стол, - я, как только заметил эти странности, так сразу же написал письмо его брату Петру. Мы же с ним еще с университета знакомы, вместе на медицинском начинали, а потом он решил на юридический перейти...
- Так значит, Петр Прохорович знал о болезни брата? - искренне удивился Осип Сергеевич.
- Знал, но просил меня до поры до времени особо по этому вопросу не распространяться. Сами понимаете, не хотел Петр Прохорович, чтобы все узнали о душевной болезни его брата. Положение у него такое. Обещал сам приехать, специалиста привезти, но не успел...
- А мне всё по-другому рассказывал, - потер Загладин рукой шею, - дескать, здоров был его брат. Странно
- Ничего странного, сами понимаете, такую болезнь не афишируют. Но самое интересное, что в этой истории есть некое продолжение... Недели две назад, обнаружил я похожие симптомы у купца Краюхина, у того, который кожевенную мастерскую содержит на городской окраине. Я опять написал Петру письмо, чтобы он все-таки привез специалиста, но он ничего не ответил. И в городе, как вы говорите, был, а ко мне не зашел. Всегда заходил, а тут нет. Странно. Мы ведь с ним дружны были. К слову сказать, английский оба на пари выучили. Дали слово, что три месяца только по-английски разговаривать будем. Вроде бы, идея не совсем серьезная, но язык выучили. Он мне здорово пригодился: английские медицинские журналы в подлиннике читаю. Вот сегодня очерк прочитал интересный о докторе Джоне Сноу, который в Лондоне смог найти "источник" холеры и спас город. Всё можно сделать, ежели с умом к делу подойти... И вот, что я сейчас подумал, Осип Сергеевич, может, и мне не ждать специалиста, а самому выяснить причину этой странной болезни. Разобраться для начала, что могло связывать Ивана Прохоровича и купца Краюхина. Таких точек соприкосновения не должно быть много. Разные люди, знаете ли. Потом проанализировать всё...
- Ищите, Иван Иванович! - обрадовался Загладин. И был повод у Осипа Сергеевича порадоваться: если доктор найдет причину таинственного заболевания, то с Софьи Львовны все подозрения тут же списаны будут, даже тени не останется. Разве может интеллигентный человек стать виновником заразной болезни?
На следующий день Осипу Сергеевичу урядник Селиванов доложил, что с утра господин Слепов был с визитом у вдовы Соловьева, а остальной весь день провел у купца Краюхина, потому как тот помереть соизволил.
Весть о том, что доктора Слепова убили, застала Осипа Сергеевича на следующий день за завтраком.
- В кустах за домом нашли его с проломленной головой, - докладывал урядник Селиванов, стоя навытяжку у порога столовой. - Подкрался какой-то мерзавец сзади и...
Исправник, следователь и становой пристав прибежали к больнице почти одновременно, что не удивительно для маленького городка: живут здесь все рядом и вести разносятся, как верховой лесной пожар в ветреную пору. Первым делом осмотрели кусты, где нашли тело убитого. Ничего особенного там обнаружить не удалось, только сырость и грязь. Пошли в комнаты доктора и занялись осмотром кабинета.
- Не думаю, что убивали с целью грабежа, - предположил следователь Артюхов, осматривая кабинет. - Была б такая цель, то сюда бы непременно забрались, а тут всё чисто. Фельдшер сказал, что ничего не пропало.
- А что ж тогда его, за здорово живешь, что ли? - недоумевал исправник, усаживаясь на стул. - У нас просто так никого не убивают. Разве что, по пьяному делу, но не похоже, в этом случае не стали бы труп в кустах прятать.. . Должна же быть какая-то причина, господа?
Исправнику никто не ответил. Загладин подошел к окну, а следователь взял со стола журнал и стал неторопливо его листать. Журнал был прошлогодний да на английском языке, а потому почерпнуть в нем каких-либо полезных для следствия сведений не представлялось возможным. Следователь уж хотел было положить журнал обратно на стол, тут из него выпал лист бумаги, на котором четкими буквами и по-русски было начертано: "безумный шляпник". После этой фразы стоял жирный вопросительный знак, а следом за ним три восклицательных.
- Господа, - поинтересовался Артюхов у своих приунывших сотоварищей, - а кто из вас знает, кто такой "безумный шляпник"?
И вновь, вместо ответа, молчание.
- А может, у Ивана Ивановича что-то амурное случилось? - пришла очередь задать свой вопрос и приставу. - Ревность, она, знаете ли...
- Тут дело не в ревности, ваше высокоблагородие, - неожиданно заговорил фельдшер Шамаев, осторожно переступая порог кабинета, - вчера Иван Иванович настоял на вскрытии купца Краюхина, царство ему небесное.
- И что с того? - подошел поближе к фельдшеру Осип Сергеевич.
- Семья очень против этого была, а сын купца даже грозился.
- Грозился?! - мгновенно бросил лист бумаги на стол следователь, почуяв первую правдоподобную версию преступления. - Так... Грозился, значит...
Сорокалетнего сына купца Краюхина привели минут через десять. Лицом сын был печален, глаза красные, а язык слегка заплетался.
- Чего? - скривился лицом купеческий сын. - Какому еще доктору?
- Хватит прикидываться! - прикрикнул на подозреваемого исправник. - Ты доктора убил?
- Чего? - подозреваемый так смутился от неожиданного вопроса, что ресницы его затрепетали, точно крылья испуганной бабочки. - Кого убил? Никого я не убивал? Кричать - кричал. Кому же понравится, когда почившего родителя ножом кромсать будут? Но, чтоб убивать... Я так не согласен...
- А твое согласие никому и не нужно! - топнул ногой пристав. - Где сегодня ночью был?
- Дома. Выпил малехо и спать на печи лёг. Любого спросите...
- Спросим! - сердито погрозил пальцем купеческому сыну Загладин. - Ох, смотри у меня, ежели что не так.
Спрашивать решили в доме Краюхиных, благо он рядом стоял. Саженей двести, не больше. В купеческих хоромах следствие поджидали: слезы по усопшему хозяину, всеобщее негодование на медицину и разочарование. Все свидетели в один голос твердили, что купеческий сын, как с раннего вечера улегся на печи, так до позднего утра и не просыпался. Даже девчонку семилетнюю попытали, но эта идея только еще больше подтвердила алиби подозреваемого.
- Дядя Глися, - бойко ответила большеглазая малютка, показывая ручонкой на широкую русскую печь, - вот туточки вчелась хлапел.
Когда следователи поняли, что первый просвет в деле оказался глухим тупиком, они пошли из купеческого дома прочь.
- Осип Сергеевич, - уже на пороге поймал пристава за рукав урядник Селиванов, - тут икона генеральши Шлемовой на киоте стоит. Ну, помните, студент её прошлым летом украл...
- Какая еще икона? - попробовал отмахнуться от заботы подчиненного Загладин. - Не до иконы сейчас...
- А если она сюда преступным путем попала? - опять гнул свою линию Селиванов. - С вас же потом и спросят, как всё откроется. Икона-то очень дорогая.
- Чего откроется?
- Воровство.
- Какое еще воровство?
- А как же икона сюда попала? - урядник повел пристава в перёд просторной избы. - Не могла же генеральша знаться с самым завалящим купцом нашего города да икону ему завещать. Вот. Никогда не зналась, а образ здесь. Странно?
- А может ты обознался, Селиванов? - посмотрел Осип Сергеевич с превеликой надеждой на подчиненного, но надежде той сбыться было не суждено.
- Она, - твердым голосом сказал урядник, - я её по правому углу признал. Изгрызли его словно. А еще...
Становой пристав отмахнулся от надоедливого урядника и подозвал к себе уже здорово воспрявшего купеческого сына Григория.
- Слышь, - Загладин небрежно показал ладонью в сторону старинного образа, - ваша икона?
- Наша, - вытирая рукавом нос, ответил Григорий.
- Откуда она взялась?
- Дык, - купеческий сын шумно вздохнул и поскреб пальцами широкую грудь, - по весне её Митька Хренов нашел и батюшке моему за десять рублёв отдал. Вот с той поры она и наша.
- А где он её нашел? - прищурился Осип Сергеевич, в голосе его послышались нотки служебного любопытства.
- Так вы его, ваше высокоблагородие, сами и спросите, - ткнул Григорий пальцем в сторону мужика, подошедшего к крыльцу с ворохом можжевеловых веток. - Вон он.
Митька Хренов быстро поведал, что икону эту темным дождливым вечером барышня выбросила в реку.
- Что за барышня? - строгим голосом переспросил Загладин.
- Видная, - хлюпнул носом Митька, сверля неподвижным взором пол. - Да вы её знаете, поди, ваше высокоблагородие. Дом у них старинный с колоннами за лавкой мефодьевской. И муж неё зимой помер...
- Софья Львовна эту икону в речку бросила?! - изумленно вытаращил глаза на рассказчика пристав.
- Точно, точно, - замотал головой Хренов. - Львовна. Как раз в этот день по её мужу сороковины были.
- Врешь, подлец!
- Ей богу. Я из гостей шел. Гляжу, барыня на бережок выбежала да что-то в речку бросила, но плохо у неё получилось, недалеко. Я палку взял, вот и выловил эту икону, а потом хозяину говорю...
- Ты уверен, что это Софья Львовна была?
- Как вас видел, я хоть и выпивши был, но в полном разумении, - развел руками Митька.
К крыльцу вернулись исправник со следователем.
- Осип Сергеевич, - с изрядной долей укоризны сказал следователь, - вы чего отстали? Ждем вас, ждем... Что у вас тут стряслось?
- Да..., - Загладин немного задумался, размышляя, надо ли говорить следователю об идее доктора, насчет странной болезни купца и решил, что пока рано, - Селиванов дело старое вспомнил. Помните, как студент прошлым летом икону украл...
- Не до старых дел сейчас, - махнул следователь рукой. - Я вот ума не приложу, за что же Ивана Ивановича жизни лишили. Знаете, Осип Сергеевич, шляпник мне этот не дает.
- Какой шляпник?
- Ну, записка-то в журнале, помните? Свежая, кстати, записка. А еще я фельдшера сейчас поспрашивал, так он сказал мне, что Иван Иванович пару раз поминал какого-то шляпника, когда вернулся после вскрытия купца. Дескать, и до нас этот шляпник добрался. Вот. Думаю завтра поутру всех портных в округе объехать, может, кто чего и подскажет... Вы со мной поедете?
- Нет, я не смогу, - покачал головой Загладин, - мне кое-что уточнить надо по другому делу.
Вечером Осипа Сергеевича неожиданно стала грызть совесть.
- Что же ты следователю сразу о странной болезни да об иконе не рассказал? - шипела она, не давая уснуть. - Если Хренов не врал, так эта икона и есть то общее, что объединяет умерших от странной болезни...
- Нельзя было говорить, - оправдывался, ворочаясь с боку на бок, Загладин. - Это ж на Софью Львовну тень страшная. Слухи пойдут, хотя эта икона, может быть, и ни причем вовсе... Сначала самому разобраться надо.
Осип Сергеевич долго думал, какой вред может нанести икона, но в голову лезла одна мистика. Уснул он уже под утро.
Софья Львовна опять встретила пристава у порога, но на этот раз на лице её не было и следа от былой приветливости. Смотрела теперь вдова на Загладина настороженно.
- А я опять к вам, Софья Львовна, - начал пристав, снимая фуражку. - Тут некоторые обстоятельства уточнить надо.
- Какие еще обстоятельства? - нервно вздрогнула вдова.
- Во-первых, вы уже, наверное, слышали, что доктора Слепова убили.
- Слышала. И что с того?
- А он к вам на днях не заходил?
- Заходил и всё о каких-то глупостях спрашивал.
- О каких таких глупостях? - насторожился Осип Сергеевич.
- Например, - вдова вздохнула, - какие общие интересы были у моего мужа и купца Краюхина. Представляете? У моего мужа должны быть какие-то общие интересы с кожемякой Краюхиным. Да к этому мужлану подойти страшно, от него воняет за версту. Фу!
- Кстати, о Краюхине, - нахмурился Загладин, - правда ли, что вы после сорокового дня бросили в реку икону Георгия Победоносца?
- Что?- вдова с таким презрением глянула пристава, что того в краску бросило.
После дальнейших объяснений Софья Львовна так обиделась, что вообще отказалась наотрез говорить. Пришлось Загладину идти восвояси. Зато дома его радость ждала: сын Миша приехал погостить. Все заботы пристава от такой радости улетучились. За разговорами время пролетело быстро, не заметили, как темнеть стало. Велел Осип Сергеевич ужин праздничный приготовить, но нарушил благостную атмосферу не особо желанный этим вечером гость. Явился следователь Артюхов и не один. Вместе со следователем в обитель семейного счастья пришел пожилой учитель естествознания Илья Ильич Бородин.
- А мы с Ильёй Ильичом нашли того шляпника! - прямо с порога радостно сообщил следователь. По лицу его было видно, что он очень доволен собой.
- И кто таков этот таинственный шляпник? - сразу же после того, как представил гостям сына, поинтересовался Загладин. - Где проживает?
- Где проживает, - усмехнулся Артюхов, усаживаясь к праздничному столу. - Тут не всё так просто. Я сегодня всех портных в округе объехал, но всё без толку, а потом подумал: а почему эта бумажка с надписью в журнале лежала? Нет ли в том журнале насчет неё каких-то указаний? Журнал медицинский да английский, вот я и попросил у Ильи Ильича помощи. Он же у нас в уезде известный дока по всяким там биологиям с медицинами и английский язык когда-то преподавал. Илья Ильич полистал журнал, и всё стало ясно. Оказывается, в Англии открыли болезнь, какую они называют болезнью "безумных шляпников"?
- Понимаете, Осип Сергеевич?
- Нет, - честно признался пристав.
- Вызывает эту болезнь ртуть, которую шляпники применяют для обработки фетра. Вот доктора аглицкие и заметили, что заболевают эти самые шляпники одной и той же странной болезнью. Безумие их одолевает. Мы быстро фельдшера допросили, он нам рассказал, как болел купец Краюхин и все признаки болезни этой в журнале один к одному. Теперь-то, понятно?
- Ничего не понятно, - опять недоуменно покачал головой Осип Сергеевич.
- Ну, как же! - всплеснул руками следователь. - Краюхина ртутью отравили! Иван Иванович понял, как его травили и... Я думаю, что из-за наследства всё случилось. Пойдемте сейчас же арестуем его сына, и теперь он от нас не отвертится.
Послали за урядником, а пока тот не явился, Загладин решился рассказать и о своей заботе.
- Значит, у Соловьева те же самые симптомы присутствовали? - удивленно округлил глаза следователь. - Его тоже, по-вашему, ртутью отравили? Подождите, а как же...
- А что-то вы насчет иконы упомянули, Сергей Осипович, - вежливо поинтересовался учитель Илья Ильич, не дав следователю достойно завершить мысль.
- Тут совсем история запутанная, - махнул рукой пристав. - Хренов говорит, что это вдова Соловьева икону в воду бросила, а та не сознается. Я поначалу подумал, что эта икона и есть единственное звено, которое связывало купца и помещика, но Софья Львовна не сознается.
- А красного цвета на той иконе много было? - задумчиво почесал висок учитель.
- Много, - встрял в разговор, явившийся урядник, - плащ такой алый были, что глаз слезился, правда, сейчас он потемнел.
- Потемнел? - переспросил Илья Ильич и тут же, получив утвердительный ответ, торопливо поднялся на ноги. - Пойдемте, господа, к Краюхиным, мне надо непременно видеть эту икону.
Быстрым шагом пошли к дому купца, увязался за следствием и сын пристава.
- Киноварь! - радостно закричал учитель, рассмотрев икону. - Сульфид ртути, её еще называют кровью дракона. Вот он источник ртути! А всё в голову не мог взять, как случилась "болезнь шляпника" у купца. Теперь всё ясно!
- Что вам ясно? - нахмурился пристав.
- Ясно, где таился источник болезни купца, - Илья Ильич указал на лампаду, потом осторожно понюхал икону. - При нагревании киновари из неё начинает выпотевать ртуть. Известное явление, а еще обратите внимание, господа, втерта во все трещинки измельченная мочевина. И это дает право думать, что кто-то, прочитав статью в английском медицинском, в том самом, который мне следователь показывал и подготовил икону, как средство отравления человека. Я не буду вам сейчас рассказывать обо всех химических реакциях, но поверьте мне на слово, убийца придумал страшное оружие. И рукоятка меча - зеленая, очень похоже на арсенит меди, а из этой краски и мышьяк выделяется.
Все замолчали и стали рассматривать икону, один следователь Артюхов неторопливо ходил из угла в угол.
- А ведь все факты указывают на вдову Соловьева, - неожиданно застыл на месте Артюхов и посмотрел на пристава. - Она всё это злодейство задумала...
- Какие еще факты?! - теперь пришла очередь Загладину метаться по купеческим хоромам.
- Во-первых, - загнул указательный палец левой руки следователь, - она, зная о вредном воздействии иконы, сразу же увезла детей из этого дома. Верно, ведь? Во-вторых, она, после смерти мужа, постаралась избавиться от иконы. Тоже - факт. В-третьих, она сейчас хочет продать дом. Об этом весь город говорит. Также факт не в её пользу.
- Ерунда! - топнул ногой пристав. - Не могла она выдумать такую хитроумную затею.
- Верно, - поддержал полицейского учитель. - Английский журнал, если так можно выразиться, лишь фитиль, который привел к взрыву заряда, а вот суть заряда этого состоит в знаниях химических наук. И при всем моем уважении к Софье Львовне, у неё таких знаний нет.
- Хорошо, - ущипнул пальцами губу Артюхов. - Согласен, но у неё мог быть в сообщниках тот самый студент, который украл икону. Она ему направление дала, а уж дальше он... Как его фамилия? Пальцев?
- Алексей Пыльцын? - неожиданно подал голос сын станового Миша, до сих пор молча сидевший в дальнем углу.
- А вы его знали? - переспросил следователь и теперь все взоры были обращены на изрядно покрасневшего студента.
- Конечно же, - здорово смутившись, кивнул головой Миша. - Он учился годом раньше меня, и мы вместе играли в любительском театре. Он был страшно талантлив и беден, а потому страдал . Прошлой же весной Алексей заявил нам, что скоро несказанно разбогатеет. И поможет ему в этом один влиятельный господин. Алексей ушел из университета, куда-то уехал, а потом мы узнали, что его посадили в тюрьму за воровство.
- Он изучал химию? - спросил Артюхов.
- Нет, что вы, - улыбнулся Алексей, - он был очень далек от естественных наук. Литература, театр - вот его главные увлечения.
- Вот видите, - облегченно вздохнул Загладин. - Не сходится у вас ничего насчет Софьи Львовны. И к тому же у нас нет сведений, а была ли вообще эта самая икона у Соловьевых. Её же тогда после кражи из участка управляющий генеральши Шлемовой забрал. А Хренов мне и набрехать мог, он же в прошлом каторжник... Кстати, пропал он.
Тут же послали урядника за Басовым, который продолжал служить управляющим, но уже у других хозяев дома.
- Как попала? - часто моргал Басов, недовольный тем, что урядник нарушил его сладкий сон. - То, что Соловьев безуспешно выпрашивал у неё этот образ, я знаю. Я не думал, не гадал, что добьется Соловьев своего, но когда барыня умерла, царство ей небесное, пришел с он ко мне с дарственной. Я поначалу не хотел образ отдавать, а потом мне разъяснили, что Соловьев денег дал на обучение Насти, а барыня ему взамен образ и отписала.
- А жена Соловьёва об этой дарственной знала? - никак не желал сойти со своей линии подозрения Артюхов.
- Это мне неведомо, - развел руками Басов. - У нотариуса спросите.
Нотариуса решили допрашивать утром.
- Как же мне не помнить это дело, - усмехнулся нотариус Левицкий, усаживаясь на табурете перед столом станового пристава. - Долго они торговались, а когда уж всё к подписанию подготовилось, Марья Петровна потребовала, чтобы ей аванс дали пять тысяч и непременно золотыми червонцами. У Ивана Прохоровича таких денег не было, в обороте у него капитал, и, если бы, не братец его, то всё бы расстроилось. Он привез червонцы.
- Так, Петр Прохорович знал о покупке братом иконы? - уточнил следователь Артюхов.
- Конечно, мне даже показалось, что он всячески способствовал этой сделке, - ответил Левицкий.
Следователь посмотрел сперва в окно, потом перевел взор на исправника, присоединившегося утром к следствию, и велел нотариусу выйти.
- Вы поняли господа, - шепотом сказал Артюхин, как только дверь за нотариусом закрылась, - кто был тем влиятельным господином, предложившим студенту Пыльцину подзаработать?
- Бог с вами, - также шепотом ответил исправник. - Я понял ваш намек, но попрошу...
- Какой же тут намек, когда всё сходится, - волновался следователь. - Корыстный интерес есть...
- Ради такого дома братьев не убивают, - махнул рукой исправник.
- Если б только дом, - вновь понизил голос Артюхов, - а о медно-латунном заводе, что скажете? Он тоже после смерти родителя Ивану достался. Отец их из фабрикантов и на редкость дельный человек: каждому сыну по заводу оставил, Петр свой продал, а Иван нет... А потом, господа, все же сходится: два года медицинского, английский знает, у Слепова гостил часто, стало быть и журнал мог прочитать. Хренов у нас появился, я уточнил, полтора года назад, а до этого в губернском городе жил и вполне мог там, в сети Петра угодить, как Пыльцин. Всё сходится, господа.
- Подождите, - хлопнул по столу пристав Загладин. - Всё это так, но почему он ко мне пришел, да туман насчет смерти брата стал напускать.
- Так здесь всё проще простого, - сказал следователь. - Кто всех громче о пожаре кричит? Поджигатель! Петр Федорович решил вас по ложному пути направить, чтоб об его участии в смерти брата, даже и мысли ни у кого не появилось.
- Неужто и вправду он решил со мной поиграться? - прохрипел пристав. - Вот лишь появится он здесь, так я ему сразу...
- Подождите, господа! - властным голосом сказал исправник. - Ничего скоропалительного нам сейчас делать нельзя. Не тот это человек, чтоб вот так запросто обвинить его!
Решили, для начала, не пороть горячку, подумать, как следует и все вместе пошли на похороны Слепова.
Когда Осип Сергеевич после панихиды выходил и храма, его тронули за плечо. Пристав обернулся и остолбенел. Перед ним стоял Петр Прохорович Соловьев.
- Вы что-то узнали новое, Осип Сергеевич? - шепнул Соловьев, когда они вышли на церковное крыльцо.
Если бы Загладин ожидал увидеть Соловьева, если бы он во время службы в храме он не думал постоянно, что использовал его знатный земляк, как петрушку в балагане, то никогда бы на такой резкий отпор не решился бы, но сейчас...
- Как вам не совестно, Петр Прохорович? Сами всю эту кашу злодейскую заварили да еще прикидываетесь передо мной!
- О чем вы, Осип Сергеевич? - слегка опешил Соловьев, никак не ожидавший подобного ответа.
И тут Загладин выложил всё, как на духу.
- Да вы что тут белены объелись? - гневно сверкнул очами Петр Прохорович, отводя пристава подальше от народа за угол церкви. - Как додуматься до такого могли?
- Могли вот! - дерзко ответил Заглалин, всё еще находившийся под впечатлением всей решительности. - Думали на мякине нас провести!
- Да, если б я имел такое намерение, - махнул рукой Соловьев, - да был бы таким злодеем, как вы меня тут представили, то убил бы Ивана Ивановича, царство ему небесное, как только получил его письмо о симптомах болезни Краюхина и больницу бы сжег, на всякий случай, чтоб все записи доктора уничтожить. И все следы бы тем самым замел... Как вы подумать такое могли?
- Могли вот, - буркнул пристав, теряя последние зерна недавней уверенности.
- И неужели вам никому не пришло в голову, что не может христианин такое с божьей иконой сотворить, на такое только бес способен. Ладно, не хотел говорить, но не до джентльмененства, раз такие страсти здесь кипят. Любовник у Софьи есть. Племянник бывшего вице-губернатора. Я Ивану об этом говорил, но только отмахивался от меня и обижался. Кстати, этот племянник окончил университет по химической кафедре. И ко всему прочему он нигилист, из тех, кто всё отрицаете: и бога, черта. Для такого вообще ничего святого нет. Одним словом - бес!
- А я ведь видел какого-то мужчину у Софьи Львовны, но никому об этом не говорил, не хотел компрометировать, - потер шею Загладин. - Надо послать урядника, чтоб проверил.
- А я бы не стал этого делать, спугнете, - сказал Соловьев, и они поспешили догнать похоронную процессию. - Подождите до утра.
Уже на кладбище Загладину сообщили, что нашелся Хренова. Оказывается, он уходил в соседнее село на крестины к племяннику, там и застрял немного. Загладин дождался, когда могилу засыпали да начали говорить речи, и тихонько с кладбища ушел. За оградой его ждал Селиванов. Они немного пошептались и разошлись в разные стороны. Пристав пошёл еще раз допрашивать Хренова, а куда побёг урядник неведомо.
Утром в дом вдовы явились становой пристав с урядником. В руках Селиванова была завернутая в мешковину икона.
- А что вы, Софья Львовна, на похороны Ивана Ивановича не приходили, - со скорбным лицом начал свою речь пристав.
- Я больна, - резко ответила вдова, показывая всем своим видом, что никаких разговоров она вести не желает. - Я прошу простить меня, но мне надо лечь.
- Конечно, конечно, - согласился Загладин, - мы на минутку, икону только отдадим и всё.
- Какую еще икону?
- Вот эту, - показал пристав на урядника, который тут же сдернул с иконы мешковину. - Она же ваша. Следствие разобралось
- Нет! - вдова попятилась и побледнела.
- Давайте мы сами её на место поставим, - сказал Осип Сергеевич, отстраняя хозяйку в сторону.
- Не пущу! - закричала та, но напрасно.
Загладин раньше бывал у Соловьевых, и знал, что иконы стояли в кабинете у Ивана Прохоровича, но сейчас стены там оказались пусты.
- А где иконы? - удивился Осип Сергеевич.
- Я их сожгла, - прошипела вдова. - Я не верю в бога, после того, как он забрал у меня Ваню.
- А я вам не верю, - усмехнулся пристав, - если б вы в господа не верили, то не побежали бы икону в реку бросать, а сожгли бы её. Кто-то другой появился в доме, кому иконы ненавистны.
- Ничего я не бросала!
- Опять врете. Хренов и при самом строгом спросе от слов своих не отказался и в присутствии священника поклялся. А сейчас мы еще одного свидетеля вам предъявим.
Вошел Петр Прохорович, а следом два стражника ввели бывшего студента Пыльцына. Пыльцын выглядел изможденным, бледным и еле-еле сдерживал зевоту.
- Вот, - пристав показал рукой на похитителя иконы, - рассказал он нам, кто нанял его. Сперва упирался, но потом ему рассказали, для чего нужно было похищение, он всё и рассказал. Не захотелось человеку на каторгу бессрочную. Показал ту избушку, где его ваш полюбовник ждал.
И тут раздался звон разбитого стекла из соседней комнаты, кто-то выпрыгнул оттуда в сад. А в саду беглеца ждала засада. В тот же день злодей признался и рассказал о своем хитроумном плане, но следствию всё уже было известно и до этого рассказа.