Извилистая горная тропа сегодня от души поиздевалась над моими многострадальными ногами, да и не только над ними. Я уж не раз проклинал себя за глупую доверчивость, а пожилого горбатого пастуха козьего стада за излишние познания здешней горной местности. Это ведь пастух сбил меня рано утром с торного пути.
- Ты молодой, - прохрипел седобородый старец. - Тебе по горной тропе идти надо. Я в твои годы только так и ходил. Ближе и не скучно.
Вот уж то, что не скучно мне будет по ближнему пути идти, так здесь старик меня точно не обманул. Эта подлая тропа почти каждую минуту подкидывала мне различные каверзы: то завал из острых камней, то поросший мхом валун, высотой аж по грудь, а то провал, глубиной по то же самое место. А скоро на помощь извилистой мучительнице подоспело жаркое солнце, и теперь они стали терзать меня вместе. Но я терпел. Я скажу без ложной скромности, что терпение - это самое выдающееся достоинство нашей семьи и его у меня всегда было в избытке. Я мог вытерпеть все, что подготовили гнусные каверзники моему телу. Но им моего тела показалось мало, и они стали покушаться на имущество. Перелезая через очередной валун, я наткнулся ногой на острый обломок скалы и порвал правый сапог. К любому другому ущербу в своей амуниции я бы отнесся философски, но сапоги.... Это был подарок моего отца. Когда я отправлялся в услужение к господину Дю Парк и уже почти переступил отчий порог навстречу новой жизни, отец вдруг ухватился за подол моей куртки. Он ловко оттащил меня от порога и поспешно снял с себя сапоги.
- Вот, - сказал мой родитель, смахивая с седой щетинистой щеки скупую слезу, - эти сапоги, пусть и не долго, но верно служили мне. А теперь для них настал черед сменить хозяина и послужить тебе, мой сын. Это самый щедрый дар, какой я могу преподнести тебе на прощание. При такой голове как у тебя, должны быть крепкие ноги, а на крепких ногах хорошие сапоги. И вот тебе мой родительский наказ: меньше думай, а больше передвигайся, и тогда может быть, птица удачи коснется тебя своим крылом. А может быть, и нет... А теперь иди, пусть Святая Дева Мария не оставит без участия твою новую жизнь и самое главное - не забывай каждый вечер смазывать сапоги свиным салом.
Я уже второй год свято чту наказ отца, отдавая ежемесячно по два су повару Жану, имевшему беспрепятственный доступ к погребу, где всегда хранятся в достатке свиные туши. Не было еще такого вечера, чтобы сапоги не почувствовали моей нежной, и можно сказать, братской заботы. Почему братской? Да потому что добытое у Жана сало я всегда делил между собой и ними, именно по-братски. Честно делил, так как и полагается старшему брату в нашей семье. И, наверное, за мою верность отцовскому завету да братскую любовь к обуви, богиня Фортуна, пусть и не одарила меня звонкой монетой из рога изобилия, но колесом своим слегка на мою судьбу накатила.
Где-то полгода назад удача, хотя и нехотя, а все-таки показала мне часть своего загадочного крыла. А случилось это после того, как кузен моей матушки - дядюшка Николя, протирая порог графской гостиной, споткнулся и сломал себе ногу. Ущерб в дядюшкином здоровье очень огорчил меня. Я люблю дядю Николя. Это ведь только по его протекции я был удостоен чести убираться в графской конюшне, а после своего увечья, дядя велел мне исполнять вместо него обязанности по поддержанию порядка в коридорах поместья славного рода Дю Парк. И именно в этих коридорах впервые услышал я легкое поскрипывание колеса щедрой Фортуны.
Впервые оно скрипнуло, когда граф где-то потерял свою любимую табакерку. Пока все чесали затылки, размышляя, где это могло произойти, я бегал по коридорам. Бегал долго, но пропажу нашел. Однако этого моего первого подвига никто не заметил. Но такое невнимание было для меня вовсе не огорчительным, потому как второй подвиг не заставил себя долго ждать. Граф был очень рассеян, а я скор на ногу. Правда, прежде чем мои достижения заметил граф, а за ним и все остальные, мне, как и славному Геркулесу, пришлось совершить ровно двенадцать подвигов. И вот после двенадцатой находки я почувствовал сладостный вкус, приятно кружащего голову вина славы. Кстати, тем, кто не знает, скажу, что у этого приятного вкуса часто встречается и на редкость горьковатый привкус. Вот именно из-за него, из-за этого привкуса, проклятый скальный обломок и порвал драгоценный отцовский дар. Но обо всем по порядку.
Дядя Николя был весьма почитаем в нашей семье не только за то высокое положение в обществе, которого он добился упорным трудом на холодных гранитных плитах графского жилища, но и за великую ученость. Об этой учености из уст матушки я слышал много разнообразных семейных преданий, но то, что я узрел своими глазами, этим преданиям ни в какие подметки не годилось. Дядюшка расставался с книгой, только во время исполнения своих обязанностей по коридору, а когда злой порог искалечил его ногу, тогда уж он не выпускал источника знаний из своих рук вообще. И даже во сне он всегда прижимал к худой груди пухлую книгу о приключениях древних олимпийских героев. Проживая рядом с таким человеком, никак нельзя увернуться от огромного потока разнообразных премудростей. Не смог уберечься от него и я. Этот поток был до того силен, что даже в моей крепкой голове произошли некоторые перемены. Я всё чаще стал, вопреки наставлениям своего отца, думать. И как я не сопротивлялся, стараясь обуздать сей порок, ничего у меня из этого не вышло.
Позавчера вечером дядюшка читал вслух мудрые мысли какого-то философа. Мыслей было на редкость много, но в паутине моего разума застряла только одна. Я никак не мог выгнать из своей головы размышления философа о том, что ничего не делается на этом свете без причины, а если что-то и делается без неё, то это только от скудности человеческого разума. Понять подобную ученое изречение я не мог всю ночь и первую половину следующего дня, которую провел в упорном труде в графских коридорах. Не прекратил я размышлений и на заслуженном отдыхе, лежа на стогу сена и любуясь издалека статной фигурой молочницы Лауры. Вот здесь меня вдруг и осенило. Вернее, прежде чем меня осенило, к Лауре подошел отставной солдат Жуль. Но, конечно же, не само появление солдата взбудоражило моё утомленное долгими размышлениями сознание. Конечно же, нет! Ключом к решению философской загадки послужили руки солдата.
- Вот она философия, - лихорадочно думал я, видя, как Жуль хлопает Лауру ниже спины. - Вот она причина, которая вызывает действие!
Действием я в ту минуту называл выход в предрассветной мгле из двери комнаты Лауры (которая была как раз напротив двери дядюшки Николя) мужчины. Я часто, подавляя завистливый вздох, видел эти выходы. Видел и завидовал. Мне нравилась Лаура, а потому я тоже страстно желал когда-нибудь вот так же выйти из её двери навстречу туманному утру. Каждый день, укрывшись в сенном стоге, я смотрел на румяную молочницу и мечтал.
- Теперь я знаю причину, по которой мои мечты завтра должны воплотиться в реальность! - громко воскликнул я, твердо решив сразу после обеда на следующий день подойти к Лауре и сотворить с ней ту же самую причину, которую только что сотворил солдат.
Я был уверен в успехе! Я ведь давно замечал, что стоит только какому-нибудь мужчине похлопать молочницу пониже спины, и он утром обязательно выходил из её дверей. Лишь слабое знание философских законов не позволяло мне раньше прочно связать действие и причину. Но теперь я знал всё!
Спокойно лежать в стоге сена после столь значительного открытия я уже не мог. Я спустился во двор и стал ходить там широкими кругами. И вот где-то на десятом круге, когда я обдумывал уже седьмой вариант завтрашнего воплощения задуманного мною опыта в жизнь, меня позвали к графу.
- Вот что Жак, - страдальчески вздохнул граф. - У моего друга виконта де Ла Фраса случилась беда. У виконта пропала жена, а так как я совсем недавно на охоте рассказывал ему о твоем исключительном даре отыскивать что угодно и где угодно, то он и попросил меня прислать тебя в помощь. Мне будет трудно без тебя Жак, но отказать другу я не могу. Поэтому сейчас же отправляйся в путь. И смотри, не опозорь меня там!
Меня тотчас же, вопреки всем моим грандиозным планам на завтрашний день, посадили в крытую повозку и, пропутешествовав в ней всю ночь, утром я очутился около ворот нужного города, где и встретился мне тот самый злополучный пастух козьего стада. Дальше конюх Базиль меня везти отказался, сославшись на пошатнувшееся в пути здоровье лошади и еще на кое-что из своего личного здоровья, но про это моя природная скромность предпочитает умолчать. Единственное, о чем я могу сказать, так только о том, что касалась эта подробность того места, на котором Базиль сидел.
Виконт проживал в горном замке. И вот о дороге именно туда, после проводов повозки со стонущим Базилем, я, на свою беду, стал расспрашивать старика.
Только теперь обо всем, что случилось, сожалеть уже поздно и хотя в одном сапоге, но мне надо продолжить путь к новым подвигам. Идти босым на одну ногу по горной тропе было так тяжело, что даже измученный Сизиф не променял бы своего камня на мою злую долю. Я уверен, что не променял бы. Страшной была та доля. Уж на что я терпелив, но и то чуть было не сплоховал. И только фамильная гордость позволила мне дотерпеть до стен замка виконта.
Вон они стоят, сложенные из желтовато-грязного камня, поросшего в изобилии темно-зеленым мхом и на славу удобренного птичьим пометом. Вот они мощно возвышаются из многочисленного кустарника среди горных вершин, изобилующих густыми травами да гнилыми пнями, от произраставших когда-то здесь вековых сосен.
Скрипя зубами, я кое-как доковылял до крепкой дубовой двери в каменной стене. Дверь была заперта. Я стал изо всех сил стучать по ней кулаками. Однако силы мои были уже на исходе, и на стук кулака никто не откликнулся. Пришлось взять камень. С камнем стук получился громче, но и на него не было никакого ответа. А самое обидное было в том, что жизнь-то где-то рядом была. Я ясно слышал скрип телеги, блеяние козы и чей-то смех. Но между этой музыкой жизни и мною была прочная и таинственная преграда. Когда я разуверился в могуществе камня, то стал биться в ворота головой. Если уж и это не поможет? Да, я еще забыл сказать, что крепость головы - это тоже фамильная гордость нашей семьи, особенно по линии отца. Он не раз рассказывал мне про своего деда, который на великое удивление любого мог ударом головы разбить дубовые доски стола, если тот любой ненароком попросит прадедушку сосчитать хотя бы до трех. Я же разбить ворот не успел. Стоило мне размахнуться для второго удара, как чья-то легкая рука хлопнула меня по плечу. Я резко обернулся.
Передо мною стоя противный старик, облаченный в черное линялое одеяние, отдаленно напоминающее монашескую сутану. Хотя, разве бывают монахи с такими дьявольскими чертами лица? Нет, не бывают. И потому я сразу же окрестил своего нового знакомца Посланцем Сатаны. Посланец Сатаны, кривя свое безобразное лицо в змеиной улыбке, ехидно спросил меня.
- А что это ты здесь шумишь, юноша?
- Мне надо к виконту! - вырвав свое плечо из костлявой лапы нечисти, закричал я и ударил ворота лбом еще раз.
- Ну, так иди, - продолжал издеваться надо мною Посланец. - Зачем же эти ворота ломать?
Я хотел тут же дать твердый отпор этому исчадию ада, но, проследив за движением его руки, указывающей в сторону редкого кустарника, передумал. Там, за кустарником, шагах в двадцати от меня, была широкая дорога, ведущая к открытым воротам замка.
Слуга нечистого подмигнул мне своим круглым безбровым глазом и взмахом всё той же костлявой руки пригласил следовать за собой к дороге, выясняя на ходу, кто я такой и откуда.
Когда мой новый знакомец услышал, что послан я сюда по воле графа Дю Парк, он остановился и стал разглядывать меня еще внимательнее, чем разглядывал до сих пор, и, как мне показалось, даже с некоторым уважением, хотя и не без усмешки. Случилось это как раз у раскрытых ворот замка. И именно вот здесь меня поджидала еще одна гнусная проделка дряхлых дочерей громовержца Зевса и второй его жены Фемиды. Эти злобные старухи Мойры подтащили к воротам, на только спряденном куске моей жизни, лохматого рыжего пса. Пес неторопливо пометил большой камень, а потом подошел ко мне и выхватил из руки разорванный сапог. Выхватил, и помчал куда-то с ним, радостно виляя хвостом! Я, конечно же, рванулся следом! Я бы наверняка догнал подлого воришку, но наступил на брошенные чьей-то нечестивой рукой грабли, получил весьма ощутимый удар в лицо, споткнулся и упал, больно стукнувшись обо что-то коленом. Когда боль в ноге позволила приоткрыть здоровый глаз, пса рядом не было. Вместе с ним исчез и мой сапог.
К виконту меня привели под руки. Хозяин замка долго читал письмо графа, часто вздыхал, почесывал лоб, и, постоянно корчил каким-то странным образом свое лицо, искоса поглядывая на меня. В чем-то он себя весьма сдерживал. Но как виконт не старался, а полностью сдержать своих искренних чувств он все же не смог, и стих его громкий хохот не сразу. Долго смеялся чему-то хозяин замка. Я знаю из рассказов дядюшки Николя, что иногда от великого горя люди начинают громко хохотать, словно сумасшедшие. Вот именно по этой причине, наверное, и виконт ржал, подобно взволнованному жеребцу. Я искренне вздохнул, сочувствуя большому горю друга моего хозяина, и попытался выразить свою скорбную мысль на словах. После моего соболезнования виконт стал смеяться еще громче. А потом, насмеявшись вдоволь, он утер рукавом красные глаза и спросил меня:
- Так это ты можешь найти что угодно и где угодно?
- Я, - пришлось согласиться мне с этим, пусть не совсем точным, утверждением графа Дю Парк.
- Я знал, что граф шутник, - опять зашелся в хохоте виконт, - но чтоб настолько!
Обсуждать своего хозяина с чужими, пусть и знатными людьми, считаю недостойным, и потому я гордо оставил это и все последующие замечания владельца горной цитадели без ответа. Немного успокоившись, виконт хлопнул в ладоши и явившийся из-за моей спины посланец Сатаны ухватился за мой рукав.
- Я никуда не пойду! - стал я решительно вырываться из лап дьявола. - Я должен сейчас же приступить к поискам жены виконта. Мне так велел граф!
- Торопиться не надо, - протяжным вздохом разрушил мой пламенный порыв виконт, и красноречивым взглядом велел мне убраться вон. - Завтра начнешь.
Посланец, натужно кряхтя, не проронив ни единого словечка, проводил меня в тесную комнатушку, где я в свете свечи узрел приличный ломоть хлеба, несколько кусков жареного мяса, сыр и кувшин с вином. Вино было хорошим, мясо сытным и потому я на поиски хозяйки замка в этот день больше не собирался.
2
Разбудил меня всё тот же подручник сатаны. Он нагло потряс моё плечо, и зловеще улыбаясь, кивнул в сторону стола. Там было всё так же, как и вчера, только вместо еды и вина лежали мои, истерзанные странствиями, штаны. Я гордо отстранил бледную сатанинскую руку от своего плеча и хотел решительно встать с лежанки навстречу явно предвещавшему очередные подвиги дню, но стоило мне только ступить на правую ногу, как дикая боль мгновенно всю мою решительность и прикончила. Когда боль немного утихла, я стал подумывать о том, а не отложить ли мне поиски жены виконта еще на денек, но штаны все-таки надеть смог. Однако Посланец Сатаны будто прочитал мои мысли. Он позвал с улицы дюжего лохматого парня, и они вдвоем куда-то меня потащили. Я хотел сразу же дать яростный отпор этому насилию, но, вспомнив, чем мне обошелся в прошлый раз подобный отпор графскому сапожнику Мишелю, решил сменить гнев на милость и ответить на наглую выходку злодеев гордым непротивлением злу. Мысленно попрощавшись со своими родными, я ждал от пособников дьявола самого худшего, но вместо этого очутился в спальне жены виконта. Сатанинский прихвостень усадил меня на мягкий стул и прогундосил еле слышно, всё с той же лукавой усмешкой:
- Хозяин велел тебе отсюда начинать свои поиски. Ищи.
Потом дьявольское отродье хрюкнуло и, позвав за собой лохматого бездельника удалилось. Я остался один. Этому подлецу было просто сказать "ищи". А мне каково быть? Все мои таланты были обращены в пыль больным коленом. Все до единого. Совершив еще одну тщетную попытку крепко стать на ноги, я обессиленный упал на стул, закрыл глаза и хотел задуматься о бренности человеческого бытия да сущей его несправедливости для некоторых достойнейших людей, но вместо этого вспомнил вдруг доброе лицо дядюшки Николя. Вот оно предо мной - словно живое. И губы дядюшки, как всегда неторопливо шевелятся.
- Вспомни героев, - услышал я, будто бы наяву, голос дяди.
Я, конечно же, вспомнил их. Да и как мне было их не вспомнить, если слышал я древние предания о героях из вечера в вечер и не один уже год. И вспомнил я, не просто абы какие предания, а именно те, которые смогли бы мне помочь в столь затруднительном положении. Словно живая предстала перед моим взором красавица Елена. Та самая жена спартанского царя Менелая.
- Сперва Тесей её из отчего дома похитил, - неожиданно ясно представил я вечерние рассказы дядюшки об этой настрадавшейся царице, - а потом, как она замуж вышла, так Парис тут как тут подоспел. Стоило Парису умереть, так сразу Деифоб на неё позарился, а потом опять Менелай. Вот так они друг за другом вокруг неё бедненькой и вертелись, да притом, каждый норовил похитить её непременно со всеми вытекающими последствиями. Страдалица!
И тут меня осенило. Да так крепко осенило, что испугался я до тьмы в глазах. Не того испугался, что мысль умная в голове созрела, а того, что это так часто случаться со мною стало. Второй раз за три дня. Тут поневоле пугливым станешь. Только мне сражаться с испугами не привыкать. Тяжело с ними биться, вредно для здоровья, но надо. Махнул я рукой на свое благополучие и принялся судорожно вспоминать, упорхнувшую вдруг куда-то умную мысль. Испугалась эта нежная тварь моего смятения и исчезла почти без следа. Да только не на того она напала. В моей голове особо не спрячешься. Ударил я себя по лбу раз пять и вот она - вновь явилась. Явилась и шепчет мне испуганным голоском:
- А ведь у виконта тоже какой-нибудь "парис" женушку из замка свести мог запросто.
Точно ведь! Всё в жизни повторяется. Эту мудрость я тоже от дяди Николя ни единожды слышал! Все, что было у древних, то есть и у настоящих! Вчера был Менелай, а сегодня вот виконт де Ла Фрас. А я тогда кто? И встал перед моими глазами строй героев троянской войны, виденный не раз на затертой до дыры странице дядюшкиной книги. Выбирай любого! Я крепко подумал и, немного смутившись, решил стать Улиссом. Стать кем-то другим мне опять же мешала больная нога.
- Сей муж был олицетворением практического ума, орлиной дальновидности, змеиной изворотливости и хитрости весьма подлого человека, - прошептал я внезапно пришедшую на ум характеристику, которой как-то одарил древнего героя дядюшка Николя.
Другой доли, при моей больной ноге, мне, конечно же, не сыскать. Так что придется терпеть некоторые недостатки сего древнего путешественника. И вот я уже представляю себя гордым героем, с хитрющим взором, который отважно отправился вызволять из плена несчастную жену виконта. Недолго осталось торжествовать злодею! Скоро я доберусь до тебя! Когда я уже твердо решил придумать способ, каким можно сейчас же отыскать первый след преступника, меня окликнули.
Я еще раз попытался встать, но окончательно понял, что встать мне сегодня вряд ли суждено, и потому оставалось только одно - страдать да думать.
- Сударь, найдите мою хозяйку, - упала передо мною на колени прекрасная девица, лет восемнадцати. - С нею случилась беда! Найдите её, а иначе завтра беда случится со мной!
- Чего случится? - недоуменно потряс я утомленной от долгих размышлений головой.
- Каспар убьет меня! - закатила глаза моя, хотя и крикливая, но все-таки достаточно прелестная гостья.
- Какой еще Каспар?
- Как Вы не знаете Каспара?! Так это садовник виконта. А силищи в нем столько, что на трех львов хватит да еще, пожалуй, и на осла останется! Так вот он обещал меня взять за ноги и разорвать не меньше чем на пять частей!
- На сколько?
- Не меньше чем на пять, а может и более того! Спасите меня сударь! А то он меня непременно убьет!
- Подожди, - припомнив, как ведут себя умные люди в затруднительных положениях, заскреб я затылок. - Как так убьет? Ты-то здесь причем?
- В том-то и дело, что не причем! - затряслась вдруг в рыдании, моя собеседница и упала на широкую кровать пропавшей хозяйки.
Я же, призвав на помощь всю свою недюжинную терпеливость, хватаясь за подручные предметы, стал медленно передвигаться в сторону кровати, намереваясь как-то успокоить плачущую девицу. Да только совершить задуманное, мне было не суждено. Чуть-чуть не дождавшись моего участия, служанка вдруг вскочила и с криком "Он идет сюда!", проворно юркнула под кровать. Юркнуть следом за ней у меня проворства не хватило, и потому уже через несколько мгновений я почти в упор разглядывал своего нового гостя. Это гость, живо напомнивший мне лицом молодого Пана, а торсом и статью могучего Атланта, самым грубейшим образом рявкнул в мою сторону.
- Где она?!
- Кто? - мужественно вступил я в словесную схватку с чудовищем.
- Где эта гадюка Жаклин?!
- Какая еще Жаклин? - продолжал я отстаивать свои позиции в битве с разгоряченным титаном. - Не знаю такой!
- Я тебе сейчас покажу "не знаю"! - взревел вдруг злющий пришелец и, ухватив меня за отвороты куртки, легко приподнял вверх. - Где?!
- Не знаю! - из последних сил пытался я отстаивать позиции в споре, судорожно дрыгая здоровой ногой и всё чаще обращая свой взор в сторону кровати.
Не знаю, сколько бы еще продержалась моя оборона, но тут Каспар (а это был именно он) внезапно отпустил меня. Удачно отпустил. Безболезненно. Пока я добирался до стула садовник тихо сопел и шептал что-то себе под нос. Шептал он тихо, да и мне не до шепотов его было, потому, наверное, и не понял я ничего из его шептаний, пока не достиг нужного места. И только здесь, на стуле, я смог разобрать, что это чудовище сипящим шепотом поминает какую-то "любимую". Несмотря на ужас своего положения, я все-таки не потерял присутствия духа и скоро смог вновь вступить в словесную перепалку со злодеем.
- Что тебе здесь надо? - нанес я первый укол противнику.
- А ты кто такой? - как-то нехотя парировал мой выпад соперник.
- Меня послал сюда граф Дю Парк! - гордо открылся я садовнику, предпочитая сражаться с ним при открытом забрале. - Я пришел сюда искать жену виконта!
И здесь случилось чудо. Я, подобно Давиду, метким словом сокрушил гиганта Голиафа. Каспар, упав передо мною на колени, запричитал частой скороговоркой.
- Так ты есть тот, который может найти что угодно и где угодно? Неужели ты тот самый? Они похитили её! О, моя любовь! Она давно догадывалась об опасности! Я тоже знал про это! Я не спускал с неё глаз! Я ночевал возле её порога, но в ночь перед похищением сильный ветер разбил крышу оранжереи, и пострадали розы! Я не смог охранять её в ту ночь! Я спасал их! Когда я пришел, её уже не было! Никого здесь не было! А это всё она! Это всё Жаклин! У, гадюка! Ведь только она оставалась с ней! Только она! Это она сообщница подлого злодея! Я пришел на рассвете, а дверь была открыта! И никого!
Садовник всхлипнул, словно малое дитя, и убежал прочь. Сразу же после бегства Каспара из-под кровати выползла Жаклин.
- Он всё врет, - отряхивая от паутины платье, резво затараторила служанка. - Он всё наговаривает на меня. Меня тоже в ту ночь не было рядом с госпожой. Я отпросилась и побежала в деревню. Там ведь приехал мой кузен Пети, и мы с ним всю ночь в копне за домом моего отца вспоминали былое. А когда я прибежала сюда, то здесь уже бесился Каспар. Он чуть было не убил меня сразу! Как я боюсь!
Девица вновь взгромоздилась на кровать, и плечи её опять затряслись. Мне опять захотелось успокоить её. Кривясь от боли, я вновь пополз. Однако и на этот раз утешить страдалицу мне не удалось. Когда я уже опять почти подобрался до цели, Жаклин встрепенулась, и теперь уже с криком "Ой!" нырнула еще раз под кровать. Эти действия служанки слегка озадачили меня до легкого оцепенения, но ни о чем существенном подумать я не успел. На пороге спальни стоял виконт.
- Как продвигаются поиски, мой друг? - неторопливо поинтересовался хозяин замка, усаживаясь на ставший мне уже почти родным стул. - Ты еще не нашел моей жены?
- Не нашел, - честно признался я, крепко вцепившись в спинку кровати.
- А почему? - вдруг строго нахмурил брови виконт.
- Да, я ..., - попробовал я объяснить, сам, пока не зная чего, но друг моего хозяина внезапно взревел громче иерихонских труб.
- Почему?!!!
И подпрыгнул от такого крика, но тут же помутилось сознание мое от пронзительной боли в нижней части тела.
3.
Первое, что я услышал после душераздирающего крика виконта, был ласковый голосок Жаклин.
- Что же ты сударь? - шептала она, поглаживая мой огненный лоб своей нежной рукой, прохладной, словно лепесток розы, орошенный утренней влагой. - Нельзя тебе так лежать. Тебе хозяйку найти надо. У нас ведь только на тебя вся надежда. Вставай милый, вставай.
Не смог я после таких слов на полу без дела валяться и потому стал медленно подниматься. Когда я с помощью Жаклин смог встать на четвереньки, подоспел Посланец Сатаны. Он помог нам со служанкой поставить меня на ноги, молча, сунул мне в руку крепкую клюку и удалился. Следом за ним удалилась и Жаклин, не промолвив мне даже словечка на прощание. Не успел я расспросить служанку о последних гостях замка, особенно тех, кто был мужского пола да приятной наружности. Этот расспрос был очень мне нужен для проверки догадки насчет новоявленного Париса. Нужен мне был этот спрос, весьма нужен, но за неимением спросить кого-либо, эта нужда так и осталась при мне. Также при мне осталась и клюка. Полезная, кстати сказать, штука. Особенно при больном колене. С клюкой я мог ходить. Пусть медленно, но мог. Я теперь точно найду жену виконта. Где бы её злодеи ни скрывали, я везде сумею разыскать её.
Когда мне удалось покинуть спальню похищенной дамы, я с удивлением обнаружил, что в замке обитает немало народа. Люди сновали то там, то тут, занимаясь разнообразными делами. Без дела в замке никто не сидел: все что-то несли, дергали или катили, а некоторые быстро шли куда-то по важным делам. К таким относился и я, но шел я сегодня отнюдь не быстро, и, честно говоря, не совсем осознавая, куда мне надо идти. Не осознавал, но шел куда-то до тех пор, пока не узрел возле угла одного из строений замка Жаклин. И тут я понял, что это она была мне сейчас особенно нужна. Должен же я, наконец, проверить свою догадку о присутствии подлого Париса в замке.
- Жаклин! - крикнул я и поспешил, насколько это было можно в моем положении за служанкой.
Но девица крика моего не услышала и быстро свернула за угол приземистого строения. Я рванулся туда, но опять увидел лишь спину Жаклин. За следующим углом всё повторилось в точности. Я гнался за служанкой вплоть до небольших полуразрушенных ворот в крепостной стене, через которые беглянка выскочила прочь из замка.
Последовав за служанкой, я очутился в высоком бурьяне, и торопливо заковылял по еле заметной тропе. Эта тропа, поднимаясь в достаточно крутую гору, привела меня к диким зарослям кустов. Я попытался найти продолжение тропы в кустарнике, а нашел совершенно другое. Прямо передо мною, на крошечной поляне, широко раскинув руки, лежала женщина в окровавленном платье, а из груди её торчал нож. Это зрелище столь озадачило меня, что я выронил клюку, поскользнулся и покатился вниз под гору. Причем покатился не по тропинке, а чуть в стороне от неё. И слава Пресвятой Деве, что я катился именно там. Катись я по тропинке, и тогда эту историю рассказать было бы некому. На тропинке бы мне в живых точно бы не остаться. Когда я катился вниз, вверх бежал разъяренный Каспар, а за ним следом поспешали еще три неизвестных мне человека. Я их заметил, когда уже скатился туда, куда скатиться мне было суждено. И скатился я на этот раз весьма удачно. Без помутнения рассудка. Встречаться с возбужденным садовником на плохо протоптанной тропе мне не хотелось, и потому я, укрывшись в куче прелой растительности, наблюдал за Каспаром издалека. К моему глубочайшему удивлению садовник окровавленной женщины не заметил. Точно не заметил, а иначе б, зачем ему бегать по зарослям. Не заметили тела с ножом в груди и люди, преследовавшие Каспара. Правда, они по кустарникам не бегали, а терпеливо ждали, когда по ним набегается рычащий садовник. И пусть не скоро удовлетворил свою страсть к кустарнику Каспар, но всему приходит своё время. Пришло время и этому чудовищу вернуться в замок. За ним ушли все остальные, исключая, конечно же, меня. Я пополз опять вверх по тропе. Да только пополз зря. Никаких трупов возле кустарника я не нашёл. Сколько я не ползал возле него, сколько не искал, но ничего, кроме очередного ущерба своей одежде там не нашел.
В замок я возвращался уже в сумерках и почти без сил. И, наверное, от своей слабости я заблудился в лабиринтах разнообразных построек замка. Вдоволь поплутав в сумерках меж холодных каменных углов, я присел отдохнуть. Наслаждался я сладостным покоем до тех самых пор, пока услышал где-то за стеной странный разговор. Разговаривали двое: мужчина и женщина.
- Как же я тебя все-таки люблю, - страстно признавался мужчина.
- И я тебя тоже, - отвечала на пылкое признание женщина.
- Как хорошо мне с тобой!
- И мне тоже!
- Как прекрасно, когда никого нет между нами.
- Эти пять дней, одни из лучших дней моей жизни.
- И моих тоже.
- Когда же это всё кончится?
- Скоро. Потерпи еще немного. Половину дела я уже сделал. Еще чуть-чуть.
- Хорошо, я, конечно же, потерплю. А теперь пойдем. Нельзя, чтобы нас здесь кто-нибудь увидел.
Они ушли, я же на малость остолбенел. Я узнал мужской голос. Это был голос виконта. Уж что-что, а голоса-то я умел распознавать. Это умение - также было достоинством нашей семьи, но здесь большей частью по линии матушки. Выходило, что у виконта есть зазноба на стороне. И мне тут же вспомнился сын Гермеса Кефал, который убил свою супругу Прокриду. И от такого воспоминания вползла змеёй идея о причастности виконта к пропаже своей жены. От таких идей не мудрено остолбенеть.
Вот именно остолбеневшим меня и нашла Жаклин. Передвигаясь с помощью служанки, я вдруг вспомнил Лауру. А вместе с образом молочницы закружились в моей голове и разные философские мысли. Эти мысли яростно толкали меня к познанию мира. И я решился. Жаклин была ничуть не хуже Лауры, да и ситуация складывалась для моих опытов как нельзя лучше. На первый мой робкий опыт служанка внимания практически не обратила, а лишь поправила немного юбку. После этого я осмелел и стал действовать решительнее. И как потом оказалось, хватил я своей решительностью малость через край. Жаклин, как только поняла основную суть моего опыта, громко стала ругаться совершенно непристойными словами и быстроногой ланью умчала от меня прочь. А на улице было уже темно. И был я неизвестно где до тех пор, пока ко мне не подкрался Посланец Сатаны. Как уж он меня нашел? Это только ему одному ведомо.
Ночевал я в ту ночь не один. Вместе со мной был Посланец Сатаны и его лохматый помощник. Жаклин же вновь исчезла без следа. Однако нет худа без добра! Стол, как и вчера почти ломился от яств, а Посланец Сатаны оказался неплохим парнем. И про его помощника после той ночи ничего плохого сказать не могу. Да что там плохого? Только хорошее. Это же он бегал два раза за вином, когда кувшин внезапно оказывался пустым.
4.
Утром, стоило мне с великим трудом разлепить глаза, то я сразу же пожалел о том, что мой отец когда-то встретился с моей матерью на сельском празднике. Лучше бы им тогда не встречаться. Не было бы той встречи, так и я бы уберегся от зверских мучений, свалившихся на меня после вчерашнего пиршества. Все смешалось у меня в голове: и боль, и шум, и клубок разнообразных обрывочных воспоминаний. Твердо я помнил только две вещи, что Посланца Сатаны звали ВиктОром, и то, что в замок часто приезжали гости, чтоб полюбоваться на какие-то розы. Остальные же воспоминания были под огромным сомнением. Нещадно хотелось пить, но кувшин был пуст, а добраться до другого источника у меня не было сил. И опять мне на помощь явилась Жаклин. Вот уж воистину добрый ангел. Она, вручив в мои дрожащие руки кувшин вина, мгновенно спасла меня. Дальше жить стало легче, и я вновь приступил к поискам. Только теперь я уже искал не Париса, а подлую незнакомку, заставившую виконта погубить жену. О другой причине преступления я сейчас и помыслить не мог. Теперь все сошлось воедино. У виконта была причина, и имя этой причине - любовь! А при этакой причине, совершить такое пустячное действие, как погубить жену, проще жареного каштана. Громовержец Зевс и тот проглотил со всеми потрохами свою первую жену Метиду, когда ненароком на Фемиду глаз положил. А уж простому смертному ножом жену ткнуть да закопать её бездыханное тело в дальнем уголке сада, так это вообще пустяковое дело. Жаклин в свое открытие я тоже пока решил не посвящать. И вместо рассказа о подлой сущности виконта, я спросил девицу о розах.
- Это всё мать хозяина, - махнула рукой служанка. - Это она на розах помешалась. Только о них и говорит. Правда, розы у нас хороши. Говорят, что лучше их только в Париже найти можно. Но мы все от этой красоты уж столько натерпелись, что глаза на неё смотреть отказываются. А другие едут и едут, смотрят и смотрят. Только Вам сударь сейчас не о розах думать надо. Вам надо хозяйку искать.
- Надо, - вздохнул я, тяжело опираясь на клюку, - только бы знать где? Куда вот её виконт спрятать мог? А?
- Как? - прикрыла ладошкой алый рот Жаклин. - Ты всё знаешь? Как ты догадался?
Ответить ей я не успел. Я только лишь хотел уточнить, чего это я знаю, а её уж и след простыл. Убежала куда-то егоза. Умчалась, а я стал бродить по своему скромному жилищу и размышлять. И пусть тяжело мне это давалось, но деваться было некуда.
- Если я открою всем правду, и пойду сейчас же обвинять виконта в злодействе, то мой хозяин не простит мне зла, причиненного его другу, - думал я, ковыляя между тесных углов. - Если же я не найду жены виконта, то получается, что граф Дю Парк лгун. Конечно же, лгун. Ведь это он похвалялся при многих, что я могу найти что угодно и где угодно. И я, получается, опозорю его? Ведь еще неизвестно что страшнее потерять друга или прослыть лгуном?
От такой мысли мне стало жарко, и я решил несмотря ни на что продолжить поиски жены виконта. Где её искать я теперь знал твердо. Мне надо следить за виконтом. Убийцу всегда тянет к месту преступления. Найду место, а дальше соображу и где труп искать. Придётся побегать, но это для меня дело привычное. Искать виконта я решил за пределами своего жилища и потому вышел на улицу. И вот здесь меня под руку подхватил ВиктОр. Он дружески подмигнул мне и предложил следовать за ним. А на вопрос о конечной точке наших странствий, мой новый друг ответил кратко:
- К виконту!
Судьба явно знала, чего мне надо!
Шли мы недолго и, молча. И вот оно пристанище злодея! Виктор указал мне на окованную железом дверь, и радушным жестом пригласил войти туда первым. Я так и сделал. Сделал и тут же пожалел. Не успел я осмотреться за новым порогом, а дверь за мной вдруг стремительно захлопнулась. Я попытался вырваться из внезапного заточения всеми имеющимися у меня средствами, но потуги мои были напрасны. И результатом оных, стала лишь кровоточащая ссадина на лбу. Не справившись с коварной дверью, я пошел куда-то на ощупь. Долго ли я так путешествовал, не долго ли? Не знаю. Но вот где-то впереди забрезжил свет. Я попытался прибавить шагу и скоро очутился в тесном склепе, тускло освещенном мерцающими свечами. Я присмотрелся, и ужас сковал моё естество. В центре склепа на каменном постаменте опять лежала женщина в окровавленном платье и с ножом в груди. Что делать?! Как быть?! Преодолевая оковы страха, я все-таки решился шагнуть к постаменту. И тут мощный поток света ударил в меня сбоку. Я мгновенно повернулся лицом к потоку! И узрел, как огромное существо с ревом летит на меня. Как уж я успел пригнуться? Не знаю. Успел! Не только пригнуться, но и присесть, позабыв от страха про свою больную ногу! Но она о себе быстро напомнила, ядовито жалящим укусом в колено. И так мне стало больно, что я, позабыв теперь про страх и отчаянно взвыв, выпрямился, мгновенно ощутив плечами своими неимоверную тяжесть. Ощутил я эту тяжесть и провалился вместе с ней в какую-то бездну!
Очнулся я под истошные людские крики, связанным по рукам и ногам. Прямо над моей головой стоял виконт, а какой-то тощий тип часто тыкал в меня пальцем и истошно орал:
- Вот он убийца!
Про кого он так орал, не знаю, но все смотрели почему-то на меня. Я хотел о чем-то спросить любопытную публику, но тут на меня коршуном налетела косматая старуха и стала меня душить своими костлявыми руками. Да так у неё это ловко получалось, что сознание моё опять погрузилось в кромешную тьму.
А на этот раз я пришел в себя на мерно поскрипывающей крестьянской телеге. Около меня сидел ВиктОр. Сидел и по-доброму улыбался.
Я хотел ответить ему чего-нибудь доброе для начала разговора, но ВиктОр опередил меня и сам затеял его.
- А ты молодец, - еще раз подмигнул он мне. - Виконт доволен тобой.
- Чем доволен? - не удержался я от вопроса.
- Как чем? - засмеялся мой приятель. - Это же ты вызволил его жену из заточения.
- Как вызволил?
- Смелостью и отвагой. Это Каспар похитил её и спрятал в подвале. Ты же явился туда, убил Каспара и освободил несчастную.
- Как убил?
- Ловкостью! Он бросился на тебя, а ты подсел ловко, а потом как выпрямишься! Молодец! Садовник такого маневра не ожидал, грохнулся лбом о камень да душу Господу нашему и отдал!
- Да ты что?! - вскочил я, часто захлопав глазами.
- Молодец, - ласково положил меня Виктор обратно на телегу. - Виконт тебе сапоги новые пожаловал и пять монет. Герой!
Было жарко. Солнце нещадно палило нас. Говорить при такой жаре даже о геройстве особо не хотелось, и мы стали оба думать. Не знаю, о чем думал ВиктОр, а я думал о своем малопонятном подвиге. Как это я вдруг Каспара одолел? Вот ведь он злодей какой! Как ловко всех вокруг пальца обвел! Прикидывался страдальцем, а сам! Виконт тоже хорош - вон как радость изображал по поводу того, что жена отыскалась, а я-то знаю, что он с другой амуры накручивает. Сам, поди, садовника подговорил женушку постылую похитить, да не срослась идея. Не думал он, что я догадаюсь об его подлости, а как узнал так сразу в лапы к садовнику меня и толкнул. Вот ещё одно доказательство их подлого сговорва. Порождения Ехидны!
Не знаю, какими бы я эпитетами наградил подлого виконта, не встань на нашем пути таверна. Сидеть в таверне было гораздо приятней, чем путешествовать по жаре. Отдав хозяину таверны одну монету, мы заняли небольшой стол. Хозяин, после щедрого дара, нам благоволил, а потому и еды и вина у нас на столе было вдоволь. И все у нас было хорошо до тех пор, пока в таверну не вошел еще один гость, судя по одежде, он был из знати, а потому и вел себя исключительно нагло. Почему-то больше всего от его наглости досталось ВиктОру. Наглец заставил его сбегать к карете и принести какую-то безделицу. ВиктОр, конечно же, сходил безропотно, а вот стоило наглецу уйти, так тут же досталось и ему лично и всей знати в целом.
- Ненавижу я их, - шипел мне на ухо мой захмелевший приятель. - Ненавижу за то, что они издеваются над простыми людьми. Над такими, как мы с тобой, Жак. А тебя я люблю, и потому открою тебе всю правду. Тебя использовали, Жак. Я ведь слышал, как твой хозяин говорил моему, что ты по своей сути дурак дураком, но дан тебе исключительный дар разыскивать всё, что угодно. Вот мой после этих слов и задумал комедию. Вернее, он задумал её давно, но ему главного героя не хватало. А тут ты подвернулся. Из-за Каспара вся эта канитель. Садовник-то не в своем уме ведь с детства был. Да ладно бы только не в своем уме, а то он ведь еще и жене виконта прохода не давал. Влюбился, видишь ли! И самое главное виконт ничего сделать ему не мог. Он своей мамаши пуще огня боялся. А мамаша любила розы. До безумства любила. И потому Каспара пальцем тронуть не разрешала. Он мастер был розы выращивать. Такого другого теперь не найти. Вот тогда виконт и задумал комедию. Он любого мог для главной роли выбрать, а выбрал тебя. И вот ведь чего он задумал! Он хотел, чтоб застал тебя этот придурок около, будто бы убитой жены, лежащей в окровавленном платье. И они думали, что Каспар тебя тогда точно убьет. Да он бы тебя и убил, окажись ты не таким расторопным! Они и трех приставов вызвали, чтоб убийцу сразу на месте арестовать. Против приставов даже мамаша виконта слаба. А не вышло по ихнему. Обвел ты их всех вокруг пальца. Герой! Давай выпьем с тобой по полному бокалу. За тебя выпьем!
Мы выпили и уснули за столом. Сладко уснули. И привиделась мне во сне волшебная птица удачи. Она мне улыбалась.