Зарядивший ещё с прошлой недели дождь шёл день и ночь. Не переставая. И этой ночью с чёрного неба лило как из ведра. Как из худого помойного ведра. Всё промокло вокруг. Ни одного сухого места, сплошная слякоть повсюду. Вода и грязь. Кому-то такая погода, как кость в горле, а нам в радость. Хотя и промокли мы до нитки, в грязи по уши, но всё равно это лучше, чем в ясную лунную погоду переползать через нейтральную полосу.
- Ну, давай, славяне, - шепнул нам в напутствие сапёр, пропуская нас в лаз заграждения из колючей проволоки. - Держитесь там...
Лица сапёра не разглядеть. Еле заметное пятно в кромешной тьме. Да и разглядывать нам некогда. Надо ползти по изрытой воронками грязной земле. Всё здесь перемешано: грязь, вывернутые корни поваленных взрывами деревьев, сгоревшие остова машин, какие-то железки, тряпки и растерзанные тела. Тел во тьме не видно, но руки иногда натыкаются на что-то холодное и скользкое.
Метров пятьдесят ползём прямо, потом надо забирать вправо. Там у подножия холма наши артиллеристы сегодня здорово покрошили передний край фрицев. И они еще не успели восстановить заграждений. На данный момент нет лучше места, чтоб просочиться во вражеский тыл. Сведения точные, а потому и верим мы в успех задуманного дела безоговорочно. Без веры в нашем деле никак нельзя, если будешь думать только о плохом, так оно непременно и случится. Не хочется о плохом, но... Третьего дня группа из нашей разведроты попала в засаду. Хотели передохнуть у подбитого на нейтралке танка, а там фрицы. То ли засада, то ли тоже разведгруппа, это уже не существенно, а вот пятерых наших они положили. Тот танк остался у нас с левой стороны.
Впереди ползёт наш командир - лейтенант Зинцов, за ним два сержанта: Хряпов и Мануйло, а я замыкаю нашу группу. Зинцов - орденоносец и вояка опытный, он всё наперёд знает, чутьё у него звериное, а потому ведёт нас точно по самому безопасному маршруту. Он для нас здесь и царь, и бог, и всё остальное прочее. Мы днём спали в блиндаже, а лейтенант всё высматривал что-то в бинокль. Только он сегодня не в духе. Как сходил в штаб, так будто ему там ведро помоев на голову вылили. Обычно объясняет всё о задании досконально, всю суть разъяснит до последней крайности, и всё с шутками да прибаутками, а сегодня только буркнул:
- За языками идём...
И никаких подробностей, лишь желваки под кожей судорожно задёргались. Видно, кого-то из высших офицеров велено нам притащить, а тут риск неимоверный. Вот и нервничает лейтенант.
Справа от нас зашипело, и небо озарилось бледным туманным светом. Фрицы осветительную ракету пустили. Я замер, а перед глазами у меня в полуметре из земли торчала рука. Серая, со сморщенной кожей на пальцах и, с ногтями синюшного цвета, окаймлённых траурной чернотой. Будто кто-то из-под земли просил о помощи. Но мне под землю никак не хочется. Как только свет в небе погас, я взял влево. Никак не хотелось в темноте наткнуться на мёртвую руку.
Зинцов повернул ещё правее. Не похоже, что ведёт он нас к разбитым артиллерией ограждениям. Что-то другое у него на уме. Он командир, ему и решать. Командир привёл нас к водной стремнине. Ещё вчера небольшая спокойная речка, от дождей разбухла, помутнела, и, будто расправив плечи, расширила русло метров на пятнадцать в каждую сторону. И здесь у кромки воды мы поняли замысел командира. Поплывём. Лейтенант первым скользнул в воду. Потом сержанты. Мануйло перед погружением как-то неудачно дёрнул ногой и чуть не угодил мне в лоб каблуком. Я, уворачиваясь от сапога своего боевого товарища, дернулся в сторону и угодил локтем во что-то скользкое и упругое. Видимо, ткнул я это упругое слишком крепко, оно порвалось, хлюпнуло, и пахнуло такой мерзкой вонью, что еле-еле мне удалось справиться с рвотным порывом. Судорожно сглотнул и поскорее в воду.
Плавать в полной боевой выкладке удовольствие не из приятных, но, на наше счастье, речка не очень глубокая и дно каменистое. К тому же течению с нами по пути. Обратно похуже будет да ещё языки брыкаться начнут. А сейчас ничего... Где-то мы плыли, где-то шли. А перед вражескими позициями пришлось нырнуть. Эти сволочи пустили ракету в самый неподходящий момент. Но обошлось...
Уже во вражеском тылу выбрались на берег, немного пробежали по лесу, разделись, выжали одежду, опять побежали, потом долго пошли скорым шагом. Бежать сил не было. Измотались так, что не заметили, как прекратился дождь. На рассвете Зинцов разрешил нам с полчаса отдохнуть. Отдохнули и опять пошли.
В нужное место лейтенант вывел нас уже ближе к полудню. Это была деревня, в которой расположилась какая-то часть противника, видимо, отведённая в ближний тыл на отдых. Солдат на отдыхе сразу видно. Дождь кончился, а потому все вылезли на улицу и гоготали, сидя на завалинке, о чем-то своём. На прогоне между двух изб дымила походная кухня.
- Видишь сортир? - шепотом инструктировал меня Зинцов.
- Вижу.
- Твоя задача выяснить - кто из фрицев чаще туда бегает.
- Чего? - переспросил я, заподозрив командира в дурацкой шутке, и глянул прямо ему в лицо: не смеётся ли?
- Выяснить, кто из фрицев чаще туда ходит, - на лице командира не было и намёка на весёлое настроение. - Повтори задачу.
- Выяснить: кто из фрицев чаще ходит в сортир, - выдавил я из себя, но не преминул и съязвить. - Требуется уточнение, товарищ командир.
- Какое?
- По большому ходят или по маленькому?
- Правильное уточнение, - вполне серьёзно ответил мне Зинцов. - По большому.
Лейтенант уполз в кусты, а я остался один на своём наблюдательном пункте.
"Он решил поиздеваться надо мной, - думал я, не в силах унять кипящую в душе обиду, но порученное задание при этом выполнял".
Я запоминал и считал. Скоро из общей массы отдыхающих воинов врага выделились два лидера в интересующем меня деле. Один рыжий, а другой длинный и тощий как жердь. Потом рыжий стал лидером неоспоримым. Об этом я доложил и Зинцову, когда тот приполз ко мне под вечер.
- Рыжий один сначала через полчаса бегал, - доложил я командиру, стараясь разглядеть в его лице тень подвоха, - а последнее время, через каждые десять минут... Вон он опять...
Рыжий, прижав ладонь к животу, трусцой бежал к чуть покосившейся будке. Командир кивнул и что-то шепнул лежащему рядом с ним Мануйло. Сержант прикрыл глаза в знак согласия, и они поползли к сортиру.
Рыжий прибежал к сортиру ещё раз минут через пятнадцать. Всё как обычно: ладонь на животе, сутулая спина, а на лице кислая гримаса. И дверь в нужное ему место привычно открыл, только когда выходил, вроде как, споткнулся. Больше я его у сортира не видел.
Зинцов с Мануйло притащили рыжего минут через десять. Завсегдатай местного отхожего заведения был мёртв. Ему сломали шею.
- Уходим, - махнул рукой Зинцов, и мы поползли в лес.
Мы с Мануйло следом за командиром волокли ещё теплого покойника. Волокли до тех пор, пока Зинцов не приказал спрятать добычу в куче валежника. Мы спрятали, потом, когда пошли обратно, я шепнул Мануйло.
- Чего это?
- Сам не знаю, - также тихо отозвался сержант. - Дурит чего-то лейтенант или комбинацию какую задумал. Ему виднее... Наше же дело солдатское...
Сначала бежали, потом долго ползли вслед за лейтенантом. Еле-еле успевали. Гораздый ползать наш командир. И при этом полз всегда туда - куда надо.
Хряпов сидел в зарослях ольхи. Наше приближение он заметил, а потому как-то неожиданно оказался за нашими спинами.
- Ну? - обернулся к Хряпову командир.
- Двоих притащили, - прошептал сержант, устраиваясь рядом с Зинцовым.
Лейтенант пополз к небольшому строению, контур которого еле-еле просматривалось во тьме. Строение оказалось покосившемся сараем, а в сарае том был погреб. Погреб основательный. Видно сразу крепкий хозяин приложил здесь свою умелую руку. Зинцов первым спускается по широким каменным ступеням. Идет командир неслышно, любая кошка позавидует. Мы идём, как говорится, след в след. Уже внизу лейтенант включает фонарь.
- Чёрт, - вырывается у меня.
Мануйло своей здоровенной рукой зажал мне рот, но я успел заметить в его глазах тоже что-то похожее на приступ ужаса или чего-то тому подобного. На полу погреба лежат трупы. Не меньше десятка.
- Которые? - оборачивается Зинцов к Хряпову, а лучом фонаря скользит по серым лицам мертвецов.
- Так тут и не разберёшь сразу, - шепчет сержант. - Все, вроде, одинаковые.
- Я тебя для чего здесь оставлял? - лейтенант шипит, словно гадюка готовая к атаке. - А? Проспал?
- Вот эти крайние, - Хряпов показывает на трупы, лежащие прямо у наших ног.
- Точно?
- Да...
- Берём, - командует нам Зинцов и первым хватает покойника за ноги.
Выбираемся из погреба, а на улице нас ждёт круглолицая луна. Вылезла сволочь из-за облаков и смотрит на нас. Лейтенант взмахом руки приказывает лечь и ползти. Конечно, желающих прогуливаться ночью возле мертвецкой, вряд ли найдётся в близлежащей округе, но бережёного бог бережёт. Тащим мертвецов за ноги. По двое на один труп. Поначалу всё путём было, а потом наш с Мануйло покойник заартачился. Остановился и ни в какую не поддаётся. Дёргали мы его, дергали - никак. Потом Мануйло разозлился да со всей дури рванул. И такой хруст случился, что Зинцов обернулся и нам кулаком погрозил. Все замерли. Пронесло, вроде... Мы с Мануйло глянули на нашего подопечного и вздохнули разом: был он теперь полуголый и очень тощий. Видимо, когда мы его волокли, он зацепился одеждой за пенёк, а как Мануйло дёрнул, так одежда на том пне и осталась.
Когда выбрались в лес, стало полегче. В полный рост идти, это не на брюхе грязь месить. Так и добрались до места, где припрятан был рыжий завсегдатай сортира. Передохнули и пошли дальше, теперь на наших плечах было три мертвеца. Именно на плечах. Мы хотели тащить их волоком, но Зинцов распорядился взять на плечи. Взяли. Ох, и мерзкое это дело, когда труп на шее. До тошноты мерзкое, но ничего не поделаешь - приказ есть приказ.
Лейтенант торопил нас, гнал, словно пастух послушное стадо. Очень хотелось ему ещё в темноте добраться до переднего края, но не сбылись командирские хотения. К нужному месту вышли мы уже на рассвете. О том, чтобы по-светлому переходить к своим не могло быть и речи. К тому же на берегу речки, по которой мы шли во вражеский тыл, суетились человек тридцать фрицев. Чего-то они там копали.
Зинцов приказал уйти в лес. Мы ушли. Нашли укромное место для отдыха и сбросили там с плеч свою ношу. Мертвецов отодвинули метров на десять, один из них вонять начал. Съели по банке тушёнки. Сделали подстилку из елового лапника и легли. Долгожданный отдых: трое спят, один на часах. Только благо долгим не бывает.
- Фрицы, - тормошит нас Хряпов. - В лес идут... С топорами. Сапёры, поди... Думаю, за брёвнами для моста... Как бы до нас не дошли.
Отползли мы дальше в лес. И трупы отволокли, а куда теперь без них. Залегли и ждём. А фрицы начали валить лес. Завизжала пила, застучали топоры.
- Нашли время, - прошептал Зинцов, оглядываясь по сторонам, будто ещё одну беду почуял. И шестое чувство не обмануло командира.
Громкий собачий лай раздался прямо за нашими спинами. Неужто всё? Такую ерунду проморгали... Как же о собаках не подумали? Первым опомнился Мануйло. Он проворно поднялся на корточки, замер на мгновение, напружинился и молнией метнулся в сторону лая. Лай оборвался. Собака сперва жалобно заскулила, потом захрипела, захлёбываясь своей кровью и всё...
А совсем недалеко от нас немцы на несколько голосов зовут пса. Видно, почуяли что-то...
- Уходим, - прошептал лейтенант, хватая за ноги рыжего мертвеца.
Мы с Хряповым поволокли двух других, а Мануйло, словно грудного ребёнка, прижимал к груди ещё бьющуюся в агонии окровавленную собаку. Нельзя такой след врагу оставлять. Скоро он бросил собаку в болотную грязь и стал помогать нам. Голоса фрицев слышались всё тише, видимо, они опасались далеко заходить в лес. Нам такое опасение на руку, но как бы сапёры не призвали бы на помощь взвод автоматчиков. От тех так просто не отделаешься, Поэтому мы отходили всё дальше и дальше. Когда в лесу стало совсем тихо, Зинцов дал команду на привал. Отдыхали часа два, потом Зинцов с Хряповым пошли разведать другие пути к линии фронта. Мы с Мануйло остались охранять нашу добычу. С одной стороны - кому они нужны такие, а с другой стороны... Да кто её знает, эту другую сторону?
Наши дозорные вернулись в сумерках.
- Есть одно место, где пройти можно, - тихо сказал Зинцов. - Только фрицев отвлечь надо будет. Мануйло, как стемнеет, пойдёшь к речке, где они мост собираются строить и организуешь им там маленький сабантуй. Сможешь?
- А чего ж не смочь? - улыбнулся Мануйло. - Давайте все ваши гранаты, и я им устрою праздничек. Будьте любезны господа хорошие повеселиться за милую душу... Это нам не впервой.
Стемнело. Сверили часы. Мы потащили на плечах мертвецов к месту предполагаемого прорыва, а Мануйло пошёл к реке.
Сабантуй Мануйло устроил знатный и точно в срок. Как только раздался первый взрыв, мы поползли по болотине к проволочному заграждению. В две минуты Хряпов проделал проход. И мы поволокли своих мертвецов к нашему переднему краю. Работёнка была ещё та, когда подползли к нашим окопам, я думал, что у меня сердце из груди выскочит. А Мануйло продолжал на той стороне творить свой лихой сабантуй. Красиво он там всё завернул, но никогда я больше сержанта Мануйло не видел.
А в траншее нас ждал начальник разведки полка майор Клименко.
- Сколько, Зинцов? - сразу же спросил майор.
- Трое. Всё, как приказывали.
- Молодцы, - кивнул Клименко и обернулся к пожилому военврачу. - Забирайте ваш материал, товарищ медицина.
Мы хотели идти к себе в расположение, но не тут-то было. Нас посадили в кузов машины и отравили в госпиталь, где мы сразу же попали в плен к медицинской братии.... Или сестрии? Не важно, только положили нас в отдельную палату и строго-настрого запретили оттуда выходить.
А на следующий день военврач первого ранга Беридзе докладывал начальнику штаба армии.
- Учёные провели исследование доставленных нам трупов. Данные о том, что у противника эпидемия холеры подтвердились. Из полученного биоматериала сейчас учёные готовят бактериофаг, который позволит нам избежать вспышки болезни при наступлении. Задачи, поставленные перед нами верховным командованием, будут выполнены.
- А как там разведчики? - спросил начштаба.
- Вылечим, товарищ генерал, - козырнул военврач. - Разрешите идти