Аннотация: Эстель переезжает в Париж из Руана. Работает в театре. Пишет картины. Хочет разобраться в себе... И пытается быть счастливой.
- Эстель, какого черта???
- В чем дело? Чем ты опять недовольна?
- Я просила тебя сделать эти декорации к четвергу. Может, мне пора тебя уволить?
- Делай, что хочешь. Мне все равно.
- Только не начинай. Сейчас ты скажешь, что тебе вовсе не нужна эта работа, что ты можешь просто писать свои картины...
- Да, именно это я и скажу. Но могу и промолчать. Выбирай, что тебе больше нравится, Адель.
- Как Доминик?
- Что? Какое отношение он имеет к работе?
- Я просто спросила. Он же твой парень. Вроде.
- Да, именно, вроде. Мы просто иногда видимся.
- Но ты ведь приехала в Париж ради него.
- Нет, это не так. Я хотела отдохнуть от Руана, вот и все.
- Да ладно, ты же обожаешь Руан. Это твой любимый город.
- Так и есть. И я обязательно туда вернусь.
У Эстель была тайная страсть - театральные декорации. Вот почему, приехав в Париж, она устроилась в театр Монмартр-Галабрю, где вот уже десять лет Адель трудилась администратором. Они возненавидели друг друга с первого взгляда. Беспринципная Адель ставила неукротимой Эстель жесткие сроки. Эта работа должна быть сделана к завтрашнему дню, иначе придется переносит дату премьеры, - настаивала Адель. Да, да, я поняла, - спокойно отвечала Эстель, нежно лелея упоительную ненависть к Адель.
Эстель ненавидела Адель, но искренне восхищалась ее удивительной способностью всегда стараться быть вежливой. Каждый день, она спрашивала ее о Доминике и при встрече улыбалась самой доброжелательной улыбкой, что было совершенно непостижимо для Эстель. Она никогда не пыталась быть вежливой с людьми, поскольку не видела в этом смысла. Нельзя сказать, что она была грубой, надменной или напыщенной - ни в коем случае - она просто всегда оставалась самой собой, и у нее славно получалось, что не давало покоя Адель. Вот почему она часто спрашивала Эстель о Доминике, зная, что та ненавидит вопросы личного характера и никогда и ничего не рассказывает о себе, и вовсе не из желания быть для всех книгой за семью печатями, а просто потому, что иначе она не может. Да, Эстель никогда и ни с кем не обсуждала свою жизнь, и более того - никак не могла взять в толк, с какой целью это делают все остальные, в том числе Адель. Мне неинтересно слушать про твою личную жизнь, - всякий раз говорила Эстель, лишь только Адель начинала долгий и утомительный рассказ о том, как она верит (или не верит) в силу любви, вступает (или же отказывается вступать) в романтичные отношения и как долго нужно держать тесто в холодильнике, прежде чем сделать из него настоящий киш лорен. Эстель искренне не понимала, к чему ей вся эта информация и старалась абстрагироваться от всего, что говорила Адель. Но та не уставала рассказывать бесконечно одинаковые истории о своей жизни.
Однажды, в самый обычный день, когда ничто не предвещало беды, Адель задала Эстель самый каверзный вопрос.
- Ты доверяешь Доминику? - спросила она.
- Тебя это не касается.
- Мне просто интересно.
- Опять пытаешься поддержать светскую беседу?
- Нет. Мне правда интересно.
- Нет. Я не доверяю Доминику, потому что наши отношения только здесь и сейчас, но мы никогда не думаем о будущем. Я вовсе не обязана доверять ему или, что еще хуже, испытывать к нему какие-то чувства.
- Ух ты. Круто. Но в глубине души ты ведь хочешь за него замуж?
- Вовсе нет. А что должна?
- Я не знаю, это же твой парень.
- Все, хватит. Считай, что у меня нет парня и прекрати задавать мне тупые вопросы.
- Тупые?
- Ну да. Что за бред... С чего бы мне доверять или не доверять Доминику?
- То есть тебе все равно?
- Ну если такой вариант тебя устроит, то да, мне все равно.
- Тогда почему ты до сих пор с ним?
- Потому что мне нравится проводить с ним время. Он очень интересный человек...
- Он любит тебя?
- Откуда мне знать?
- Ну... ты просто должна это чувствовать.
- В этом нет необходимости. Если позволишь, я продолжу заниматься декорациями. Как ты помнишь, я должна закончить работу к четвергу.
- А ты не можешь одновременно и работать и поддерживать беседу?
- Нет. Меня раздражают беседы.
- Ну ладно. Тогда просто слушай. Я расскажу тебе, как приготовить настоящий киш лорен.
- О нет...
- У тебя есть выбор: ты можешь поговорить со мной о Доминике.
- Это невыносимо. За что ты меня так ненавидишь?
- Я желаю тебе добра и хочу, чтобы ты не тратила время на бесполезные отношения.
- У нас с Домиником не бесполезные отношения. Мы наслаждаемся обществом друг друга, мы путешествуем.
- Не смеши меня. Ты же боишься путешествовать.
- Раньше боялась. Теперь не боюсь. Однажды, когда я еще жила в Руане, мы с Домиником поехали в Онфлер. По дороге заехала в Трувиль, он накормил меня устрицами. Все было очень романтично и, хотя я ненавижу романтику, в этот день мне было хорошо.
- Наконец. Хоть какой-то результат. Эстель заговорила! Теперь можно работать.
Эстель сделала вид, будто действительно хочет закончить работу к четвергу, хотя ее безумно тяготила мысль, что кто-то напоминает ей о сроках. Если бы не Адель и ее чертовы указания, административные упреки и вежливо-недовольное выражение лица, Эстель считала бы, что работа театральным художником - высшая форма блаженства. Но увы, эта унылая женщина была неотъемлемой частью театра Монмартр-Галабрю. И даже Эстель понимала, что без нее этот божественный храм, исполненный духом свободы и творчества и художественных символов, являющих миру истинную ценность искусства, был бы блеклым и неполноценным - и никто и никогда не решился бы ставить здесь лучшие спектакли Парижа. Да... Эстель было невыносимо трудно смириться с неизбежностью ежедневной катастрофы по имени Адель, и тем не менее, она понимала, что это необходимо.
Меж тем, ее безумно мучили бесконечные расспросы Адель. Она могла абстрагироваться от ее рассказов - но с каждым днем вопросы о частной жизни все глубже проникали в ее подсознание - и это представлялось ей неразрешимой проблемой. Каждый вечер, возвращаясь домой, она ловила себя на мысли, что ее волнует будущее и она не знает, почему до сих пор не разорвала отношения с Домиником и какого черта помогает ему с работой и в чем настоящая причина того, что вот уже несколько месяцев ее творческое эго не говорит ни слова. А ведь это ужасно - с тех пор как Эстель приехала в Париж, она не написала ни одной картины. В какие-то моменты она пыталась примириться с мыслью, что ее творчество осталось в прошлом и теперь она должна лишь служить театру, помогать Доминику и не тратить время зря. Но, если честно, эта мысль не то чтобы не уживалась в ее сознании - она казалась ей отвратительной и неприемлемой, не имеющей ни малейшего права на существование. И почему она должна отказываться от творчества ради Доминика? Ведь он, несмотря на свою циничность и грубость, упрямство и ветреность, единственный, кто ценит ее картины и готов принимать ее такой, какая она есть. Ведь именно он - тот самый человек, что не так давно на свои собственные деньги организовал выставку ее картин, и возможно теперь, в одном из домов Онфлера, типичная французская семья, наслаждаясь типичным французским ужином, обсуждает странные произведения странной, никому не известной художницы. Или это не так? Что если она ошиблась? Что если Доминику плевать на ее эксцентричную натуру, ее безумные устремления и необъяснимые, словно возникающие из ниоткуда желания? Что если ей лучше быть одной и не пытаться обрести счастье? Но ведь каждый имеет право быть счастливым. Ведь так? Ведь верно? Так почему же Эстель должна снова и снова быть не такой, как все? Неужто это ее судьба, ее единственное предназначение?
Да... все эти мысли успевали вселиться в голову Эстель по дороге домой и тут же испариться, улетучиться, кануть в небытие... Возвращаясь в милую облюбованную Домиником квартирку на улице Лепик, она всегда улыбалась и делала вид, что ее ничто не беспокоит и она готова пить вино, есть реблошон со свежим багетом, говорить о том, о сем, и, конечно, давать своему любимому мужчине дельные советы по работе.
Доминик очень любил свою работу. Он проводил экскурсии с истинной страстью - словно в этом была вся его жизнь и ничто на свете не могло доставить ему большее удовольствие. Он считал, что туристы должны уходить от него счастливыми - а иначе нет смысла быть гидом, иначе вся его затея была напрасной. Каждая экскурсия была для Доминика праздником. Она приходил домой и рассказывал Эстель, как очаровал очередных клиентов и как они были довольны прогулкой по Монмартру и как им понравился обед в Небе Парижа, что на вершине башни Монпарнас, откуда открывается изумительный вид на город.
Я тоже хочу в этот ресторан, - каждый день думала Эстель и однажды даже решилась озвучить свое запретное желание. Что ж... значит мы идем туда завтра, - спокойно ответил Доминик. Серьезно? - удивилась Эстель. Конечно... без проблем. Разве я тебе в чем-то отказывал? Нет. Никогда и ни чем. Это правда.
На самом деле, ужин во французском ресторане с прекрасным видом на Париж в свете ночных огней был заветной мечтой Эстель. Банально? Пожалуй. Она и сама была в ужасе от этой своей мечты. Но ведь каждый имеет право на счастье. Так почему-то бы Эстель не стать счастливой по крайней мере на один вечер...
Был обычный парижский вечер. Эстель не спеша спускалась к милой и уютной квартирке по таинственным закоулочкам Монмартра. Прежде чем открыть дверь, она, как обычно, прогнала от себя дурные мысли и настроилась на обычный вечер. Она была готова разогреть ужин, налить любимого шардоне, поговорить о работе и - в качестве самой престижной награды за трудный, но очень предсказуемый день, терпеливое выслушивание бесконечно одинаковых рассказов Адель и незаконченную работу накануне премьеры нового спектакля - заснуть в объятиях Доминика.
Ужин был на столе. Вино - разлито по бокалам. На журнальном столике красовался совершенно внезапный букет цветов.
- Привет.
- Ух ты. А ты, оказывается, романтик.
- Даже не надейся. Это сиюминутный порыв. Больше этого не повторится.
- Засранец.
- Как на работе?
- Этот вопрос тоже сиюминутный порыв?
- Почему?
- Ну ты ведь никогда не спрашиваешь меня о работе. Мы всегда говорим только о твоих делах.
- Хватит дуться. Садись за стол, будем ужинать.
- Ладно.
Эстель сняла манто и, максимально пытаясь расслабиться, поцеловала Доминика в щечку, что как правило, представлялось ей недопустимым, и села за стол.
- Спасибо за цветы.
- Пустяки.
- Да, да, я поняла. Сиюминутный порыв. И больше этого не повторится.
Эстель говорила с циничностью и сарказмом, что вызывало у Доминику неподдельную улыбку - ведь ему безумно нравилось, когда она пыталась ему подражать, и во имя ее экспериментальных фраз, шуток и поступков в этот чудный вечер он с любовью и страстью приготовил гратен дофинуа.
- В честь чего у нас сегодня твое любимое блюдо?
- Мое?
- Да, твое. Я ненавижу гратен дофинуа. Эти французы не знали, как извратиться, и решили делать из несчастной картошки жалкое подобие запеканки.
- Какая ты вредная. Ты же обожаешь это блюдо, признай.
- Вовсе нет.
- Ладно, можешь спорить, но я готовлю его только ради тебя.
- Что за бред! Я всегда ненавидела картошку.
- Возможно. Ненавидела. Но, когда попробовала гратен дофинуа, приготовленный по старинному лионскому рецепту, ты поняла, что мире нет ничего прекраснее этого незамысловатого крестьянского блюда. До чего же изобретательный народ эти французы, - подумала ты. Ведь, казалось бы, что может быть проще картошки... Но это безумно вкусно.
- И я полюбила картошку?
- Именно. Но ты никогда в этом не признаешься.
- Черт с тобой, я люблю картошку. И обожаю, когда ты готовишь гратен дофинуа. И я обожаю французов за их прекрасную кухню.
- Молодец. Тренируйся, тебе полезно время от времени признаваться себе в своих привязанностях.
- Пошел ты.
- Кстати знаешь, в чем секрет - нужно непременно добавить мускатный орех.
- Да что ты...
- Да, мускатный орех придает этому блюду пикантность и изысканность. Между прочим, французы, жить не могут без мускатного ореха. Ну и конечно, без сливочного масла.
- В этом я их понимаю.
Эстель с некоторой опаской попробовала маленький кусочек старинной картофельной запеканки. Да... растопленное сливочное масло, мускатный орех, прованские травы и изумительный вкус размякшей в сливках крахмалистой картошки - все это было просто божественно. Эстель никогда не пробовала ничего вкуснее. Хотя, как и обычно, боялась себе в этом признаться. Впервые Доминик приготовил гратен дофинуа, когда Эстель окончательно перебралась в Париж и любезно согласилась жить в его квартирке на улице Лепик и помогать ему по работе. Доминик предложил Эстель вести переписку с клиентами. Поддавшись воле необъяснимых эмоций, она ввязалась в эту безумную авантюру. Она считала, что помогать своему мужчине - ее святая обязанность. Она не имела права отказаться. Не раздумывая ни секунду, она сказала Доминику да. И поначалу ей было невыразимо приятно ощущать себя частичкой работы Доминика. Ведь это так важно, что он может доверить ей самое ценное, что есть в его жизни, - свою работу. Да... Эстель была польщена.
День за днем она безукоризненно выполняла свои обязательства, пока однажды не спросила себя, ради чего она все это делает. Увы, ответа не последовало. И этот вопрос терзал ее каждую минуту каждого дня. А ведь она не хотела мириться с мыслью, что ее труд не имеет значения и что для Доминика она лишь часть выстроенной им системы.
Конечно, Доминик и не догадывался о том, что Эстель сомневается в его искренности. Впрочем, он даже не пытался представить, о чем может думать Эстель. Однажды он решил для себя, что никогда не сможет ее понять, и просто стал наслаждаться каждой секундой, проведенной с этой странной и эмоционально нестабильной женщиной, из всех сил пытающейся быть счастливой, но, увы, не имеющей не малейшего понятия о работе над собой и стабилизации нервной системы.
- Когда мы идем в ресторан?
- Какой ресторан?
- Что значит какой? Небо Парижа, естественно.
- А зачем нам туда идти?
- Ты же обещал.
- Шучу. Когда хочешь. Можем пойти прямо сейчас.
- Сейчас? Но мы же съели гратен.
- Ну и черт с ним. Ты ведь хочешь в Небо Парижа?
- Ну да...
- Тогда собирайся.
- Ты серьезно?
- Конечно. Буду ждать тебя в машине.
Эстель улыбнулась, сделала вид, будто намерена собираться в ресторан не меньше часа (платье, макияж, прическа - в глубине души она была готова посвятить этому всю свою жизнь, если бы не чертова живопись, как вы помните, временно ею позабытая и заброшенная во имя поддержки Доминика) и блаженно упрекающим взглядом поблагодарила своего мужчину за то, что тот готов исполнять все ее желания, даже если это идет в разрез с его любимой работой. Ей очень хотелось верить в то, что Доминик согласился пойти в ресторан от чистого сердца - просто, чтобы сделать ей приятное. Впрочем, в тот момент это было не слишком важно, ведь Эстель предстояло выбрать самое красивое французское платье, припудрить носик искрящимися "метеоритами" от Guerlain, войти в облако туалетной воды от Givenchy (да, да, она знала, как душиться по французским правилам и канонам), заставить Доминика томиться в ожидании и, наконец, оказаться на вершине блаженства и почувствовать себя Женщиной... хотя бы на одно мгновение, ведь это невыразимо приятно.
Синее, красное, с глубоким вырезом, с молнией на спине... черт возьми, как же трудно выбрать подходящее платье. Эстель была в полной растерянности. Пожалуй, синее. Синее платье с глубоким вырезом и кожаной каймой. Она недавно купила его в магазине на улице Фран Буржуа, что в квартале Марэ. Это был столь неожиданный порыв, что она очень долго не могла решиться надеть волшебное, словно несущее в себе таинственные силы вселенной, стильное синее платье. И вот, кажется, оно дождалось своего часа. Да, сегодня прекрасная Эстель будет блистать в ресторане Небо Парижа в самом истинном французском одеянии.
Она надела синее платье и подошла к огромному овальному зеркалу, что висело у входа. Она была прекрасна.
Она нанесла серые тени для век и вошла в облако любимых духов и еще раз подошла к огромному овальному зеркалу и улыбнулась очаровательной француженке, чье отражение призывало ее провести этот вечер с удовольствием, забывши о месяцах безмолвия и жертвах во имя любви к Доминику и бесконечно бессодержательных разговоров Адель (а что если ей, в самом деле, небезразлична ее судьба и она задает свои вопросы не просто так, а искренне хочет помочь маленькой большой потерянной девочке?). Ты права! - сказала Эстель своему отражению. Ты права. Я не должна думать ни о прошлом, ни о будущем. Я должна наслаждаться тем, что так круто изменило мою жизнь. Я должна быть с Домиником... Это очень логично. Конечно, если не думать о причинах и следствиях нашей с ним связи.
Эстель надела серую накидку и вышла из дома.
Доминик ждал в машине. Он был абсолютно спокоен. Странно... он ведь должен спросить ее, почему так долго. Но он этого не делает. Он смотрит на Эстель с упоением и словно говорит ей: ты прекрасно выглядишь, чертовка.
Эстель села в машину.
- Почему нельзя сказать это вслух?
- Что сказать?
- Что я прекрасно выгляжу.
- А с чего ты решила, что я так думаю?
- Ты не меняешься.
- Молчи. Я и так исполняю твою мечту.
- Засранец.
- Вредина.
Доминик завел машину. Вечер счастья становился все ближе.
- Мне звонил сын.
- Который?
- Прости?
- Который из твоих сыновей?
- Ну разумеется, старший.
В голосе Доминика слышалось раздражение. И хотя Эстель давно научилась не реагировать на то, как он проявляет свои эмоции, в ее душе возникло чувство обездоленности и непонимания.
- Я же тебе все рассказал, Эстель.
- Я помню.
- Ты все знаешь про моих детей. Все, что должна знать.
- Да, конечно. Ты можешь не говорить об этом, если ты не хочешь.
- Да, нет... все нормально.
- У него все хорошо?
- У Бена? Да. Все хорошо.
- Он поступил в институт?
- Не знаю. Я не спросил.
- Можешь спросить - в этом нет ничего дурного. Ты имеешь полное право интересоваться его жизнью.
- Он все еще на меня злится.
- Ну и пусть. Дай ему время. Он ведь, наверняка, хороший и разумный мальчик.
- Кто его знает...
- Ты. Ты знаешь. И очень любишь его, я уверена.
Доминик молчал. Он всегда молчал, когда Эстель предпринимала скромные попытки говорить о чувствах, надеждах и планах на будущее. Он словно отрешался от действительности и делал вид, будто следит за дорогой, смотрит видеоролик, читает новую книгу о Париже и гастрономическом мире Бургундии, куда он непременно отвезет Эстель - ведь ей там очень понравится, не так ли? Она получит новые впечатления, и они прекрасно проведут время, наслаждаясь обществом друг друга, дегустируя выдержанное вино, исполненное ароматом спелых лесных ягод, удивительным образом дополняющее беф бургиньон. Поездки, работа, экскурсии и... Париж - вот темы, заменяющие Доминику любой нежелательный разговор.
- Ты помнишь, что на следующей неделе мы едем в Дижон?
- Нет.
- Что значит нет? Мы же договорились.
- Ты хочешь в Бургундию, а я хочу в Шампань. Поэтому на следующей неделе мы едем в Эперне.
- Ну почему, почему ты так упряма? В Бургундии ведь гораздо интереснее. К тому же мы уже были в Шампани.
- И что?
- Ладно, черт с тобой. Едем в Эперне. Да. Непременно.
- Отлично.
Ресторан Небо Парижа находился на самой вершине башни Монпарнас, откуда открывался восхитительный вид на Париж. Был вечер. Самый романтичный город на планете был освещен радостными огоньками, и Эйфелева башня посылала Эстель таинственные сигналы в виде светового шоу. Да, она светит только для нее. Ее не волнует ни та странная парочка, что сидит у подножия башни и провожает каждого прохожего равнодушно-неодобрительным взглядом, ни тот напыщенный месье, что уплетает за обе щеки магре де канар и, словно пытаясь казаться изысканным, потягивает терпкое шабли, ни та задумчивая дама, что садится за руль маленького красного ситроена.
Вид на вечерний Париж. Светящаяся Эйфелева башня. Предвкушение прекрасного ужина. Медленная романтичная музыка... Банально. Но это ли важно... Важно лишь то, что Доминик помогает Эстель осуществлять ее мечты. И делает это от чистого сердца.
- Ты забронировала столик на свою фамилию?
- Ну да.
- Значит, ты платишь?
- Еще чего.
- Это была шутка.
- Ну разумеется, я так и подумала.
Эстель и Доминик заняли столик у окна.
- Я буду фуа гра, магре де канар... и шампанское. А ты?
- Не знаю. Мне все равно.
Фуа гра... Эстель прекрасно знала, что это самый обычный паштет - нежный, изысканный, пикантный, но разве этим можно удивить человека, прожившего во Франции ни один год. И все же она давно мечтала попробовать фуа гра.
Ужин оказался божественным. Вид на вечерний Париж, французские деликатесы, море шампанского - все это позволило Эстель почувствовать себя счастливой.
- Спасибо, - прошептала она.
- Не за что. Это ведь и твои деньги.
Деньги... В самые романтичные моменты Доминик не мог не упомянуть о деньгах - наверное, так он возвращал Эстель на землю.
- Ты про что?
- Ну... мы же вместе работаем.
- Мы пришли сюда не как деловые партнеры, а как пара. Как мужчина и женщина, ищущие романтики.
Доминик усмехнулся - словно Эстель сказала что-то, что показалось ему крайне глупым и бессмысленным, словно ее слова не имели для него никакого значения, словно их отношения, их странные чувства были ничем в сравнении с его работой.
- Разве это смешно?
Доминик молчал. Он всегда молчал, когда Эстель говорила о том, о чем он так боялся подумать...
Жестокая реальность снова сыграла с Эстель злую шутку. Она так ждала этого вечера... Она так мечтала попасть в один из прекраснейших ресторанов Парижа и попробовать фуа гра. Она так надеялось, что все пройдет именно так, как она загадала... Нельзя сказать, что она была разочарована. Но циничность Доминика, его одержимость работой и бесконечные мысли о прошлом заставили Эстель снова задуматься о будущем и начать делать его наброски - смутные, пастельные наброски и - вот незадача - у нее ни черта не выходило. Она утеряла картину своей жизни. А может, дело в том, что это не ее жизнь?
- Все хорошо?
- Конечно. Все было замечательно. Я получила большое удовольствие.
Когда Доминик и Эстель вернулись домой, Париж уже утешался в объятиях ночи. Монмартр отдыхал от дневной суеты.
- Ты завтра работаешь?
- Тебе лучше знать. Ты же ведешь переписку.
- Точно. Тогда я просмотрю почту.
- Эстель, я ведь просил тебя давать мне информацию заранее.
- Скажи спасибо, что я вообще вспомнила о том, что, возможно, пообещала группе идиотов незабываемую экскурсию с лучшим гидом в Париже.
- Ты ужасный партнер.
- Тебя не устраивает, как я работаю?
- Ты так и не научилась понимать шутки.
- Нет, серьезно, если я такой ужасный партнер, то какого черта ты доверяешь мне самое дорогое, что есть в твоей жизни?
- Начинается...
- Ты знаешь, что я просто не люблю, когда ты так шутишь. Вот и все. Ведь твоя работа - одна из главных составляющих наших отношений. Понимаешь? Для нас это основа всех основ. Да... Вот такой вот у нас роман. Ты один из лучших гидов Парижа, и я это ценю. Ты очень обаятельный мужчина, и это здорово. Ты очень хорошо и трепетно ко мне относишься - словно к любимой младшей сестре. Ты готов мне отдать все, что у тебя есть, и мне это нравится. Ну а я в свою очередь - очень странная женщина, ненавидящая всех, кроме тебя... И испытывающая к тебе искреннюю привязанность. Ты точно наркотик. В общем я без тебя не могу. Хотя нет. Конечно, могу. Могу без тебя. Но хочу быть с тобой. С каждый секундой я все четче осознаю, что очень хочу быть с тобой.
Доминик слушал Эстель с внимательной улыбкой на лице - ему и впрямь было интересно, что она думает о нем, о его работе, об их отношениях. Но он был крайне осторожен в проявлении чувств. В глубине души он боялся, что Эстель однажды устанет от его сдержанности, циничности и своеобразных шуточек, и от его прошлого. Так бывает со всяким, кому хоть раз в жизни разбивали сердце.
Да... Доминик не любил проявлять свои чувства. Честно говоря, ему было гораздо удобнее, если бы он вообще разучился чувствовать, если бы он никогда и ни за что не переживал и не думал о будущем и о том, что отсутствие у него планов не совпадает с отсутствием планов у Эстель. Он боялся того, что в его жизнь пришла молодая, энергичная и... очень странная женщина, не ставящая перед собой цели, готовая помогать ему в любимой работе и ничего не требовать взамен. Впрочем, со временем он научился делать ей подарки, хотя это было ему абсолютно не свойственно. Доминик никогда и никому не делал подарков. Он считал это бессмысленным времяпрепровождением. Эстель долго не могла понять почему. И вот, когда она смирилась с тем, что ее мужчина скорее спрыгнет с Эйфелевой башни, чем торжественно преподнесет ей духи, коробку конфет или хотя бы футляр для очков, он невзначай поинтересовался: "Ты наверное, хочешь планшет? Я знаю, что хочешь". Через неделю Эстель стала счастливой обладательницей маленького симпатичного планшета. Скорее всего, она прожила бы и без него. Но ей было так приятно, что она не смогла сдержать слезы. И Доминику было искренне приятно, что он смог растрогать Эстель. Ведь, как вы помните, Эстель была крайне осторожна в проявлении чувств. И если ее глаза наполнялись слезами... что ж, значит, случилось нечто, пронзившее ее в самое сердце.
Да, Доминику было интересно знать, что она чувствует. Но увы, несмотря на внешнюю открытость и исключительную способность восхищаться Домиником, Эстель по-прежнему оставалась для него книгой за семью печатями.
И вот, когда речь снова зашла о работе и Эстель лишний раз убедилась в том, что помнит расписание Доминика гораздо лучше его самого, она достала свой волшебный ноутбук, открыла почту и проверила, не запланировано ли на завтра экскурсий.
- Черт...
- Что такое?
- У тебя завтра Монмартр. Прости, я совсем забыла.
- Будешь жестоко наказана.
- Да? Интересно, в связи с чем?
- С тем, что я рассчитывал на выходной.
- Да брось. Ты ведь не знал, есть ли у тебя завтра работа. Ты просто ждал, пока я об этом заговорю.
- Ладно, все нормально. Давай спать.
В ту ночь Эстель так и не смогла уснуть. Ее терзали мысли о будущем. Она не могла раскусить Доминика, узнать его истинные желания и потребности, понять, готов ли он начать новую жизнь и когда-нибудь, конечно, не сейчас, но может, через пару лет, когда его страсть к работе немного поутихнет и в его сердце освободится место для чего-то или кого-то другого - создать новую семью. Эстель не жаждала пускать корни и вовсе не стремилась к постоянству - напротив, ее безумно радовала мысль, что в ее жизни все еще нет определенности и что в любой момент она может изменить в ней абсолютно все, что пожелает - место жительство, партнера, работу, увлечения, гражданство, религию. Ее безумно радовал тот факт, что она понятия не имеет, как сложится ее судьба и какие приключения ждут ее в будущем. Состояние неопределенности и ожидание чуда - вот, что было для Эстель дороже всего на свете. Но в глубине души она понимала, что в один прекрасный день захочет чего-то иного - создать семью, стать владелицей движимого и недвижимого имущества, купить страховку, открыть счет в банке и начать откладывать деньги на старость. В глубине души Эстель страшно боялась на закате жизни остаться одна. И она нуждалась в соучастии Доминика. Она все ждала, когда он подаст ей знак - мол, не переживай, милая, я знаю, ты пока не готова к серьезным отношениям, но как только ты захочешь чего-то большего, я дам тебе все, что пожелаешь и никогда не оставлю тебя одну. Конечно, она вовсе не надеялась, что она произнесет эту фразу вслух... Но ведь есть множество других способов дать ей понять, что он ее мужчина и готов разделить с ней не только радости, но и боль, ненависть, страхи и переживания.
В ту ночь Эстель неожиданно для себя и всего мира стала строить планы. И вот незадача - она так и не смогла понять, кто исполняет одну из главных ролей в спектакле ее будущего - Доминик или же кто-то другой. Она визуализировала, мечтала и мысленно писала самые красочные картинки жизни.
Под утро Эстель все же удалось уснуть. Казалось, сквозь сон она почувствовала, как Доминик нежно поцеловал ее в щечку и едва уловимо погладил по волосам. Пять секунд спустя она услышала, как он закрывает дверь.
Она осталась одна в маленькой мансардной комнате, откуда открывался прекрасный вид на Монмартр, где можно было бы прожить долгую и счастливую жизнь, полную страсти, романтики, изумительных вечеров за бокалом бордо и разговоров о прекрасном - об узеньких парижских улочках, уводящих в безмерное пространство великой истории, и изумительном вкусе пирожного Bonne Maman, о катакомбах, что так любил Доминик, и парижском театре, вдохновляющим Эстель на создание нового, неведомого и бесподобного.
Долгая счастливая жизнь в парижской комнатке казалась Эстель такой реальной и такой пугающей... И увы, она так и не могла понять, что же ей нужно, хотя и была готова взять от жизни абсолютно все. Но что, черт возьми, сделает ее счастливой? Наступит ли тот день, когда она наконец сможет открыто заявить вселенной: "Я самая счастливая женщина" и поблагодарить ее за все предоставленные возможности: за знакомство с Домиником и талант художника, за стойкость и терпение и даже за неумение доводить задуманное до конца. Сможет ли она ощутить наполненность, удовлетворенность и уверенность в завтрашнем дне? Ах, если бы только ей предоставили инструкцию по распоряжению своей жизнью... Тогда бы она точно смогла стать счастливой. Но сегодня, оставшись в маленькой мансардной комнатке наедине со своими страхами, Эстель понятия не имела, стоит ли стучаться в закрытую дверь. Может, пора отступить? Отпустить свою жизнь на свободу? Дать волю чувствам, взглянуть в глаза своим опасениям и не бояться двигаться дальше.
Да уж... Эстель не знала, что ее ждет в будущем. Но точно знала, что неопределенность и готовность в любой момент начать все сначала - по-прежнему ее главные козыри.
Эстель провела целый день в маленькой мансардной комнатке, наблюдая за туристами, бесконечно снующими по Монмартру в поисках дома Ван-Гога и Стены любви, наслаждающимися духом богемного Парижа. Она не пошла в театр - ей так понравилось любоваться Парижем со стороны. Она наконец осознала: все, ради чего обычные люди оставляют работу, квартиру и размеренную жизнь, досталось ей просто так. Она может гулять по Маре и каждый вечер с упоением наблюдать за мерцающей Эйфелевой башней, и начинать утро с восхитительного кофе в одном из уютных бистро и наслаждаться вкусом свежего багета. Она может быть в Домиником - а ведь об этом мечтают многие женщины. И она может быть ему надежным партнером - а ведь раньше он никогда не доверял женщинам свою работу, а значит, так или иначе, она играет значительнейшую роль в его жизни. И если все может быть так прекрасно, какого черта ее пугают радужные перспективы и почему ей снова хочется отказаться от настоящего и начать новую главу своей жизни? Что, черт возьми, происходит в ее странной душе? И когда же, наконец, она научится быть счастливой? И что не дает ей хотя бы на секунду почувствовать себя свободной? Почему она вечно к чему-то стремится и почему не может довольствоваться тихой и романтичной жизнью в Париже, в одном из уютнейших уголков Монмартра и каждое утро пить кофе с Домиником и смотреть в его бездонные глаза и верить в то, что они - самая гармоничная пара во всей Франции? И почему бы ей не принять его любовь, в чью реальность ей так трудно поверить? И почему бы ей просто не расслабиться? Ведь если бы она допустила мысль, что не все в мире напрямую касается ее личности, ей бы стало намного легче. И, возможно, она бы обрела себя. Но нет. Если Эстель позволит себе впустить в свою жизнь настоящего друга, она больше не будет собой.
А ведь в мире немало хороших друзей - и среди них есть те, что готовы любить и поддерживать Эстель и, осознавая все ее недостатки, принимать в ее жизни участие, и те, что хотели бы сделать Эстель счастливой, но, кажется у них кончаются идеи, и они готовы сдастся и оставить ее в покое... И все же в мире есть один хороший друг - тот, что вовсе не намерен сдаваться. И он с радостью проводит экскурсии для неискушенных туристов и дарит им радость и вдохновение. И он бесконечно любит свою работу, и если бы любознательные приезжие были роботами и не нуждались в отдыхе и сне, он бы рассказывал им о похождениях Людовика XIV, архитектурной концепции Во-ле-Виконт и жизни Николя Фуке круглые сутки... И был бы счастлив обогащать их скудные знания снова и снова.
А Эстель была ба счастлива стать его верным помощником и спутником жизни... если бы забыла о том, что не умеет быть счастливой.
В то утро Эстель безумно захотелось уехать в Шампань. Да, да, именно в Шампань. Однажды она ездила туда с Домиником и влюбилась в этот регион. Их поездка была романтичной, страстной и незабываемой - словно брызги выдержанного мерсье. Тогда им было безумно хорошо. Казалось, Доминик забыл о работе, временно снял со своего сердца невыносимо тяжелый груз прошлого, по-прежнему остающегося для Эстель неразгаданной тайной. Впрочем, она вовсе не жаждала знать подробности. Ни тогда. Ни сейчас. Она не задавала Доминику лишних вопросов, потому что знала - он никогда не откроет ей душу, не поделиться с ней своими темными секретами, и она никогда узнает, что он за человек.
Я должнп уехать - думала Эстель. Тебе нужен перерыв - вторила ей милая и уютная комната, где могла бы быть счастлива любая женщина - любая, но только не Эстель.
Как же она ненавидела себя и мысли, что не давали ей покоя... Как же она ненавидела Доминика, что так страстно хотел сделать ее счастливой и так искренне желал ей добра ... Как же она ненавидела живопись... Как же она ненавидела Париж, что был готов стать ее лучшим другом.... Как же она ненавидела Адель - а она ведь так старалась отвлечь ее от дурных бессмысленными рассказами о собственной жизни.
Эстель достала саквояж - да, да, именно саквояж. Этот волшебный артефакт необъяснимым образом вмещал все ее вещи и был ее верным помощником в те дни, когда она решалась изменить свою жизнь, уехать в другой город и побыть наедине с собой.
Она оставила Доминику записку.
Мне срочно нужно в Шампань. Помнишь, нам ведь там очень понравилось? Я хочу еще раз прогуляться по Эперне и немного отдохнуть от Парижа. Ты же знаешь, я ненавижу туристов. Ну, разумеется, не твоих, а всех прочих. Тех, что мешают спокойно пройтись по Монмартру. Нашему Монмартру. Иными словами, мне нужно побыть одной. Может, на это уйдет всего один час и я даже не успею доехать до Реймса. А может, мне понадобится год. Если что , я всегда на связи.
Она перечитала свое сочинение, и была удивлена тому, насколько же ей трудно выражать свои мысли.
Она сложила вещи в саквояж, взяла этюдник и краски. И как назло, ей безумно захотелось написать вечерний Монмартр. И почему в ее жизни все происходит так не вовремя? Почему этот чертов творческий порыв не случился вчера или, скажем, неделю назад? Впрочем, это не слишком важно.
Эстель направилась в сторону вокзала. Она не знала, что делает. Но и вовсе не хотела этого знать.