- Что есть Бог? - Спросил инквизитор строго.

- Бог, есть любовь. - Ответил тихо я. Ответить громче мне не хватало сил, да к тому же ужасно мешали разбитые губы. Представил картину, как я сейчас выгляжу, и улыбнулся. Вымученно, но все же.

Инквизитор стоял молча, но было заметно как его била мелкая дрожь. Уже не молодой святой отец стоял напротив меня. Был он полноватый, если честно то даже толстый. Низенького росточка. Одет он был не в серую хламиду, как другие священнослужители, а в роскошную тунику, которая была расписана цветными узорами с золотой тесьмой. На пальцах рук красовались перстни с дорогими камнями. Все это выглядело довольно непривычно. Лоск так и бросался в глаза. Выглядело все это как пир во время чумы. Одежда не для этого места, ему бы красоваться в ней на балу у ярла или минимум у барона, а никак не в пыточной камере.

Его лысая черепушка покрылась испариной. По лицу катились большие капли пота. Ноздри гневно раздувались от возмущения. Такой дерзости он не ожидал услышать от юнца.

Собрав всю свою волю в кулак, он начал успокаиваться. Поначалу я думал, он будет орать, обзывать меня, бить, как было в прошлый раз, когда я был на допросе. Закончилось все тем, что у нашего пастыря потекла пена изо рта. И меня спешно увели, так как стражникам показалась, что святой отец задушит меня голыми руками. На этот раз, священник смог контролировать себя. Собравшись с мыслями, после длительно текущих трёх минут молчания он произнес:

- Что ты сказал, сын мой? - спросил он нарочито приторно сладким, елейным голосом.

- Отец, я сказал, что Бог есть любовь - повторил я - разве я ошибаюсь в этом? - Вопросительно произнёс эти слова, изогнув при этом правую бровь.

- ЕРЕТИК!!! - Завопил священнослужитель.

Он затряс маленькими кулачками возле моего лица. Короткими ножками застучал по каменным плиткам пола, пыточной, где мы все находились сейчас. Кто это мы, спросите вы? Я, святой отец Петр, трое стражников, во главе с сержантом Рудольфом, и палач-дознаватель в одном лице. Помещение было не большим, буквально три метра на три, но все выше перечисленные люди как-то умещались в этом закутке-камере. В камере было не только тесно, но еще и душно, это создавалось за счет того, что отсутствовали окошки, да и маленькая жаровня приятно не холодила. Напротив, она была раскалена докрасна. Ну а как же еще пытать пленников калёным железом, ведь не холодными же прутьями?

Да совсем забыл сказать, что мои руки были прикованы кандалами к стене. А ноги просто связаны, так крепко, что пошевелить ими, я был не в состояние. Да и думать я об этом просто не мог. После пары дней пыток мне хотелось, только одного. Закрыть глаза. Отдохнуть. Уснуть. И больше не просыпаться. Не видеть не своего палача, которого все называли молчаливым Эдвардом, не сэра Ричарда, которого я видел всего лишь раз, когда меня только, что приволокли в пыточную, не епископа графства Суррей, доброго малого по имени Петр, да и вообще никого. Я устал. Силы меня покидали. Но дух мой не был до конца сломлен. Я ощущал за собой правду. Я верил в это. Хотел верить, в то, что говорю. И на сердце было легко. Как в тот самый первый раз, когда меня озарило свыше. Я улыбнулся во второй раз своим воспоминаниям.

Его сиятельство трясло от гнева. Стражники напряглись. У них был приказ, от барона сохранить мою жизнь, во что бы то ни стало. Сейчас стражники были готовы на все что бы выполнить поручение своего сеньора. Не выполнение приказа, означало для них верную смерть на плахе. А может быть и хворост, что гораздо страшнее. Всякий военный человек знал, что за ослушание сэр Ричард карал строго. Долго и мучительно. Поэтому они были готовы, даже на то что бы прогневать епископа, но выполнить приказ сэра Ричарда. Выбор не велик либо пеньковый галстук, в лучшем случае от сэра, либо розги и епиматия в виде строго поста и чтение молитвы в течение трех суток от епископа. Выбор был очевиден. Почему-то в тот момент все стражники выбрали второе.

Но моей охране не пришлось даже и этого сделать. Священник смачно плюнул мне под ноги, и изрек:

- БОГОХОЛЬНИК!!! Гореть тебе в гиене огненной нечестивец. Приспешники ада будут тебя жарить на костре до румяной корочки, переворачивая на вертеле. Узри же свое будущее глупец. - Величественно закончил свою тираду первосвященник.

- Они будут поступать так же как мой палач, несколько минут назад? А в скором времени и вы так поступите, когда я взойду на костер? Или я не пра.. - Не успел договорить, потому что в этот самый миг маленький кулачек святого отца, украшенный перстнями больно ударил меня в скулу.

Я замолчал. Ну что же за последние пару дней к побоям мне не привыкать подумал я.

Сержант, который стоял возле стены, глубоко вздохнул и произнес:

- Ваше сиятельство, барон приказал, оставить этого парня в живых, пока что, а вы так весь дух ему выбьете.

- Не твое собачье дело, твое дело охранять нас и все, а не давать мне советы. - Гневно смотря на сержанта, сказал проповедник, - Да и как же мне еще поступать с этим нерадивым еретиком?- Потирая костяшки пальцев другой рукой. - Будь моя воля, я бы сразу приказал, сжечь этого богохульника, уже одного этого достаточно, что бы очистительный огонь заполыхал.

- Для вас да, не спорю, святой отец - Хмыкнув, себе под нос сержант - Для меня важен приказ, отданный бароном сэром Ричардом, ваше преосвященство. - Чуть громче сказал он.

- Да ладно, все будет в порядке с этим богомерзким ублюдком. - Процедил священник, - пока, что, пока что.... - повторил он. - И станет зла на Земле меньше, и будет свет светить праведникам на этой грешной земле, так хочет Бог - повторил он некогда произнесенную фразу папы Банифация. Он любил цитировать, как ему казалось умных людей. Этим самым он возносился над этой жалкой чернью, которая его окружала. Это возвеличивало в глазах его мирских прихожан. Он перекрестился.

- Отец, вы считаете, действительно есть добро и зло? Вы считаете, что зло творят плохие люди, а добро хорошие? - прошептал я. Губа снова треснула, по шее стекала струйка крови.

- Я уверен в этом - Надменно произнес священник.

- А как же человек, который украл буханку хлеба, отец? Он совершил зло?

- Он нарушил заповедь, "не укради" и тем самым отдалился от Бога - чопорно сказал, епископ. Он чувствовал превосходство над этим жалким сопляком.

- А если он украл, что бы прокормить своих голодных детишек, которые ничего не ели? Да он совершил грех... Грех во благо, ведь как завещал Господь: "Прости и тебе простят, возлюби и тебя полюбят" Я не думаю, что на суде, Бог отвернется от него. Для некоторых он совершил зло, но для других он совершил добро. Знаете святой отец, дождь в равной степени льет как на грешников, так и на святых...Бог есть любовь и прощение.

- Грех во благо - Рассмеялся громко, священник - Мало того, что ты, говоришь как прислужник Сатаны, так ты еще и ставишь меня одного из самых преданных людей Господа Бога, в один ряд с этим ничтожеством? - Он вновь сжал кулаки, скрипнули скулы.

- А солнце? Ваше преподобие, оно добро? - Продолжал настаивать на своем.

- Солнце, есть добро, оно угодно Божьему делу - немного поостыв, ответил он.

- А если оно сожжет посевы крестьян, что тогда? Если им нечего будет есть?

- На все воля господа нашего Бога - Сложив руки вместе, и встав так, как будто собрался помолиться. - Это не от Бога, это от дьявола искусителя, знай нечестивец! Козни и проделки приспешников, таких как ты! Которые хотят втянуть честных и порядочных детей Господа нашего во грех! - слегка запоздало добавил он.

Я улыбнулся. А что мне оставалось? Не сегодня, так завтра меня уже не будет. "Не суди, да не судим, будешь". Все эти люди который здесь сейчас стояли, не понимали самых простых вещей. Они даже не старались этого понять. Ну, как им объяснить, что иногда приходится жертвовать малым, дабы сделать большое. Я не оправдываю это и не осуждаю, я просто понимаю. Понимаю и священника, который сейчас стоит передо мной, и который приговорит меня к сожжению как отступника и еретика. Понимаю церковь, которая крестила меня насильно, а потом еще и запугивала на протяжении всей моей недолгой жизни. Ведь если так послушать их проповеди, то зачем мне нужен их рай? Он же населен кошмарами. Разве этого хотел Бог, когда создавал нашу землю? Разве этого он хотел, когда создавал своих детей? Точно могу сказать, что "нет". Вряд ли он говорил: " - Поверь в меня, или мои верные псы сожгут тебя на костре". Нет, не могла так говорить любовь ко всему живому.

Да и нет таких понятий как "добро" и "зло". Что для одних может показаться добром, для других неизбежно окажется злом. Да и трактовать тот или иной поступок может каждый человек по-разному. Есть любовь, понимание и прощение. Им меня не понять.

- Порой в грешниках больше святого, чем в преподобных. Проповедники призывают к свершению поступков, - я выплюнул кровь изо рта, продолжая - не Бог, так хочет, а церковь, человек, ведь правда святой отец? - Спросил я его и с молчаливым укором посмотрел в глаза епископу. Он растерялся. Не из-за того, что я был прав а, скорее всего от моей дерзости. Зря. Наверное, не стоило такое говорить, но что мои слова могли изменить? Мне уже было не важно.

Последнее, что я запомнил, так то, что святой отец выхватил раскаленный прут у палача, и направил мне в грудь. Его взгляд был страшен, полон торжества. Я был для него еретик, опасный человек, и поэтому меня надо было уничтожить. Его дикий хохот заполонил камеру. Его руки все сильней сжимали прут, он не обращал внимания на стражей, которые в первые секунды растерялись, а теперь упорно пытались оттащить святого отца от меня. Несмотря на это, он все сильней вдавливал побелевший кончик прута в мою грудь.

Силы покидали меня. Я проваливался в пустоту. Дальше была чернота. Я не помню, что было дальше, так как потерял сознание. Да и какая разница, что было дальше? Я был уже мертв, мертв еще тогда, когда попал в лапы святой инквизиции. А сейчас своим обмороком я всего лишь оттянул время. Но смерть уже дышит в затылок. Я чувствовал на своих плечах ее хладные пальцы. Что было уже не важно, что будет дальше, не имеет смысла. Важно, лишь то, что происходило сейчас.

А сейчас я лежал без сознания на грязном полу своей пыточной. Частичка жизни едва теплилась в моем теле. Двое стражников держали за руки разбушевавшегося священника. А он плевался, проклинал всех, пытался вырваться. Сержант зло посмотрел на священнослужителя и подошел ко мне. Снял металлическую перчатку с руки. Положил ладонь на мою шею. Ощупав меня, он громко произнес:

- Еще бы чуть-чуть и вы бы его убили святой отец. - Рудольф вытер крупные капли пота со лба, - Но парень крепкий, выкарабкается. Жить будет, слава Богу.

А про себя подумал: "Ваше счастье святой отец, что паренек выживет, иначе бы я спустил бы с вас шкуру прямо здесь и плевать я хотел на все ваши богословские проповеди"

Но я этого уже не знал. Я устал. Это, было не важным. Отдых.

На востоке всходило солнце. Начинался новый день.