Фирсов Сергей Юрьевич : другие произведения.

Чёрно-белая радуга

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Эта маленькая повесть - почти реальная история о мальчике по имени Ромка, о его первом серьезном разочаровании и, как следствие, - о неизбежном взрослении. Кроме того, это, пожалуй, начальные подступы к построению тороидальной Вселенной. Пока писал, на героя у меня были большие планы. Которые со временем никуда не делись.
  ЧЁРНО-БЕЛАЯ РАДУГА
  
  
  
  Родители - это люди, стоящие между человеком и смертью. Когда они уходят, он оказывается перед ней один на один.
  
  Андрей Кнышев
  
  Если бы в нас было достаточно любви к тем, кого мы любим, мы помешали бы им умереть.
  
  Альбер Камю
  
  
  
  На этот раз трель судейского свистка была более чем настойчива - урок физ-культуры во 2-ом 'Б' подошёл к концу. Впрочем, итоговый счёт 'два-два' никого не устраивал, и футбольное побоище решено было возобновить сразу после занятий.
  Обгоняя друг друга, второклассники с гиканьем ринулись в раздевалку.
  Ромка немного замешкался у края поля. Вытряхивал из кеда завалившийся камешек и потому до облупленной двери 'чёрного' входа добежал последним. Во дворе к этому времени не осталось ни души. Даже Болячка сегодня против обыкновения ушла первой, с девочками, - унося под мышкой обтерханный пыльный мяч.
  Тяжёлая дверь протяжно скрипнула, разматывая и вновь собирая воедино толстую рыхлую пружину, и Ромка очутился в точке стыка двух лестничных пролётов. Один из них стремительно убегал вниз, в тускло освещённый гулкий подвал, второй возносился к коридорам верхних этажей. Направо была двустворчатая застеклённая дверь - первый этаж: кабинет директора, библиотека, актовый зал и в самом конце - малый спортивный зал, с раздевалкой.
  Близилась большая перемена. Через минуту-другую грянет звонок, опустеют классы, тишина растреплется разноголосыми криками и смехом. Школа, содрогнувшись от основания до черепицы, наполнится топотом и толкотнёй. Дворовое пространство зацветёт многочисленными пятнышками синеньких форменных курточек...
  Приходилось, однако, поторапливаться, даже большая перемена - это всего лишь несчастные пятнадцать минут, а успеть надо столько, что - о-го-го!
  И тут оказалось, что его ждут.
  Их было трое, и действовали они на удивление слаженно. Ромка даже не успел как следует испугаться. Копол и Репей отработанно ухватили его за руки и притиснули к холодной шершавой стене, а Шманёв медленно подошёл и остановился впритирку - грудь в грудь.
  Все трое учились с Ромкой в одном классе, но, несмотря на это, были абсолютно чужие. Отношения с ними у него не заладились с самого первого дня, когда Анна Матвеевна предложила мальчикам самостоятельно выбрать, с какой девочкой каждый из них хотел бы сидеть за одной партой. Ромка захотел сидеть с Викой Изотовой, но с нею же захотел сидеть и Шманёв. Анна Матвеевна сказала, что теперь, по всем правилам, должна выбирать Вика, и та, не долго думая, улыбнулась Ромке. Шманёв заимел на Ромку зуб и, собрав своих оруженосцев, посоветовал мусье Пухальскому не попадаться ему, Игорю Шманёву, лишний раз на глаза, иначе он, Игорь Шманёв, за себя не ручается, понятно?.. Ромка хмыкнул в ответ, но, не желая обострять отношения, целый год потом старался обходить самовлюблённого индюка Шманёва стороной. Вряд ли это можно было назвать страхом, скорее - разумной предосторожностью. А сегодня ему выпало по жребию играть с этой троицей в одной команде.
  Шманёв сразу же взял инициативу в свои руки и поставил в створ ворот конопатого Сашку Гусарова. Борька и Алик Ушичи получили приказ прикрывать 'этого хлюпика', а всем остальным было велено идти в нападение. Остальные - это был сам Шманёв, две его тени - Репей и Копол, Андрей Киричук и он, Ромка. Всего, значит, пятеро. А если считать защиту и вратаря, то восемь. В команде соперников было на одного человека больше.
  Сначала игра не клеилась. Испуганный Гусаров один за другим пропустил два мяча, но потом Ушичи с грехом пополам наладили оборону. Да и Ромка с Андреем старались вовсю. Они носились по полю как угорелые и, в общем-то, почти всегда оказывались в нужный момент в нужном месте. Наконец Андрей красиво прострелил чуть пониже 'девятки'. Второе очко принёс команде Репей. Буквально вломившись в штрафную площадку соперников, он пропихнул мячик между штангой и ногой Славика Немцова. А незадолго до финального свистка выпал шанс отличиться и Ромке.
  И вот тут-то он сплоховал. Перед ним оказались абсолютно пустые ворота, стоило лишь сделать шаг к мячику и хотя бы слегка катнуть его, и они бы, конечно, выиграли. Но Ромка не сумел сделать этот шаг. На него вдруг словно нашло какое-то затмение. Исчезли ворота, исчез кусок поля перед воротами, исчезло всё, что находилось позади ворот: красное здание школы с двумя рядами высоченных тополей, недавно заасфальтированная площадка для бадминтона, железные столы для пинг-понга и спешащая в их сторону Болячка с болтающимся на груди белым свистком. Ничего этого вдруг не стало - будто корова языком слизнула.
  Он стоял у обрыва, почти на самом краю, густо поросшем сочной изумрудной травой. В лицо ему мягко, как слепой щенок, тыкался тёплый сладковатый ветер, а там, внизу, далеко-далеко, серебристой лентой извивалась полусонная река, и над ней, как коромысло, упираясь рогами в плоские берега, вздымалась в поднебесье крутобокая радуга, семь разноцветных полос; откуда-то снизу наплывал отчётливый перестук железнодорожных колёс - бежали по своим неотложным делам невидимые глазу поезда, а над головой было широченное ярко-синее небо, и оно казалось промытым насквозь и звонким, как хрусталь. У Ромки захватило дух, так это было здорово. Он оглянулся и увидел приближающихся к нему ребят. Первым мчался Шманёв и, потрясая над головой испачканными в чернилах кулаками, орал, как сумасшедший:
  - Бей! Да бей же, придурок! Бей!
  А Ромка уже не понимал, чего от него хотят. Он стоял и смотрел, боясь шевельнуться, потревожить, спугнуть этот миг. Кто-то сзади дал ему пинка и с разбегу проскочил сквозь необычную картинку, не заметив ни обрыва, ни неба, ни радуги. И тотчас всё исчезло. Вернулось привычное - поле, ворота, откровенно смеющиеся одноклассники, Болячка с мячом в руках и недобрые огоньки в глазах Шманёва и Копола.
  Ромка попытался вырваться, но его держали крепко - на совесть.
  - Профукал матч! - сказал Шманёв злобно. - В пустые ворота!.. В пустые!.. Это же... я не знаю!
  - Если бы хоть не попал, тогда ещё ладно, - заметил сбоку угрюмый Копол. - А то ведь вообще бить не стал. Слюнтяй!
  - Разве я виноват? - Ромка повёл плечами, ему было неудобно так стоять.
  - Я, наверное, виноват, - сказал Шманёв, весомо ударяя по первому слову. - Смотри, Пухальский, если после уроков не выиграем, плохо тебе будет. Я обещаю! Кровью будешь смывать! Понял?
  Ромка не ответил. Они же ничего не видели. Они не знают, что там был обрыв. Рассказать? Но разве они поверят? Он вспомнил: в первый раз это случилось с ним летом, в конце августа, он тогда ещё чуть не утонул. Правда, тогда всё было совсем по-другому, и рядом с ним были папа и мама, но и они лишь покачали головами в ответ на его объяснения, а папа провёл ладонью по мокрым Ромкиным волосам и спросил, понимает ли он, как он их с мамой напугал. Ромка сказал, что ещё бы, конечно, понимает, он и сам испугался, когда со всех сторон внезапно хлынула вода. Вот видишь, сказал папа, теперь ты убедился, что иногда не мешает вести себя поосторожнее. Но я же не знал, сказал Ромка жалобно, там же был мостик, такой с виду прочный, из досточек. Выдумщик, сказал папа, какой же ты у нас, оказывается, выдумщик, и снова коснулся Ромкиных волос... Ну и пожалуйста! Если им хочется считать, что он всё сочинил, он больше не станет с ними спорить, не станет никому ничего доказывать. Очень нужно! Выдумщик! А если он вовсе и не выдумывал? А просто взял да и рассказал о том, что с ним произошло. А ему почему-то не поверили.
  - Ты долго будешь молчать? - Шманёв ухватил его двумя пальцами за нос. - Ща-ас я тебе...
  Беседа явно приобретала 'плодово-ягодный' оттенок. Вот только возможность получить 'сливу' в подарок совсем не радовала. Впрочем, ему опять подфартило. Неожиданная помощь подоспела в лице технички бабы Гали.
  - Ах, ироды! Ах, проклятые! Вот я вас! - Баба Галя спешила вниз по лестнице и, похоже, сразу легко разобралась в ситуации.
  Троица, не сговариваясь, бросилась в подвал.
  - Ишь, пристали к человеку, - сочувственно приговаривала баба Галя, подходя к Ромке. - Чего им от тебя, хулиганам, надо-то?
  Ромка молча покачал головой.
  - Дак ить я видела, - голос спасительницы зазвучал менее уверенно. - Нешто сослепу показалось?
  - Показалось, - кивнул Ромка. Как бы там ни было, а предателем он становиться не собирался.
  - Чего ж тогда бежали?
  - А я знаю?
  Баба Галя недоверчиво пожевала губами.
  - А ты не брешешь?
  - Нет.
  - Смотри-и! - Она погрозила узловатым натруженным пальцем и вдруг спохватилась. - Чтой-то ты... как будто не в форме?
  - Да у нас же физкультура была, - сказал Ромка. - Лариса Павловна ведёт.
  - Ишь ты... Лариса Павловна... Ну беги тогда, переодевайся, - и она принялась накидывать на дверь тяжёлый металлический засов.
  Ромка ещё некоторое время постоял, переминаясь с ноги на ногу, затем вкрадчиво позвал:
  - Баб Галь!
  - А?
  - А зачем вы дверь закрываете?
  - Дак ить центральный вход имеется. Неча тут лишнюю грязь по паркету мотать.
  - Баб Галь, - Ромка просительно посмотрел на неё снизу вверх. - Можно я через первый этаж пройду? А то через подвал - это ж какой круг! Не успею.
  - А не напачкаешь?
  - Не-е, я аккуратненько, на цыпочках.
  - Ну что с тобой прикажешь делать? Ладно уж, беги, пока никого нет. Только не очень шустро, а то нос расшибёшь.
  Её последние слова повисли в пустоте.
  ...Анна Матвеевна записывала на доске в столбик примеры для решения. Мел под рукой крошился и сыпался на пол. Ромка бойко водил ручкой в зелёной тетрадке. Условие. И сразу ответ. Опять условие. И опять ответ. Подумаешь, невидаль какая! Сейчас все по очереди начнут выходить к доске и нудить, нудить... До конца урока канитель, никак не меньше. А он - вот, пожалуйста, уже почти всё сделал. Сначала выполняются действия в скобках, это любому дураку известно. Умножить, разделить, а сложение и вычитание - в последнюю очередь. Чего же тут долго думать? Главное - хорошо помнить таблицу умножения. Так он, если хотите знать, её ещё в июне выучил, в самом начале летних каникул. Зато теперь легко. Вон какими глазами Вика смотрит. Конечно, ей за ним не угнаться. Потому что он в этом деле - ас. Ну вот и всё. Точка. Стоп, машина! Можно отдохнуть. И разрешить Вике придвинуть его тетрадку к себе поближе. Пусть сверяет на здоровье. Ему нисколечко не жалко. Как можно жалеть такую ерунду для такой клёвой девчонки, как Вика? Она же, если по правде, гораздо лучше любого пацана, всё-всё понимает, и с ней даже можно поделиться самым сокровенным.
  Ромка подождал, пока Вика допишет последний пример, и шёпотом, чтобы ни-кто больше не услышал, спросил:
  - Вика, ты в чудеса веришь?
  - Не знаю.
  - А я верю.
  Васильковые глазки широко распахнулись ему навстречу.
  - Ром, а разве они бывают, чудеса? Это ведь только в сказках...
  - При чём тут сказки? Их и вокруг сколько угодно.
  - Правда? А они... какие?
  - Ну, какие... Разные. Так сразу и не скажешь. От них в груди замирает и по коже мурашки.
  Вика на мгновение задумалась.
  - Знаешь, у меня такое было, когда мы с мамой к зубному врачу ходили. У него машинка такая есть, сверлительная. От неё мало что мурашки, даже в пятках холод.
  - Какое же это чудо? - оторопел Ромка. - Зубы драть - это, наверно, страх как больно.
  - И совсем не больно. И не обязательно драть. Мне пломбу поставили. Вот, смотри, - Вика открыла рот и пальцем ткнула куда-то внутрь, за правую щёку. Ромка не нашёлся что ответить, только заглянул и помычал уважительно, дескать, пломба - эт-то, конечно, да-а!
  - А ты что, много чудес видел? - спросила Вика, помолчав.
  Ромка вздохнул.
  - По правде говоря - нет. Один раз только - летом, в августе. И ещё сегодня, когда в футбол играли. Я даже из-за этого по пустым воротам бить не стал. Да там и ворот-то никаких не было.
  - Где это - там?
  - Ну, там, куда я попал. Это как бы совсем другое место было. Обрыв, речка, небо над головой. Радуга! И так красиво всё. Как в сказке. Ты только не смейся, пожалуйста, я не придумываю.
  - Вот ещё глупости, стану я смеяться! Ты дальше рассказывай.
  Ромка пятернёй поскрёб затылок.
  - Дальше... А никакого дальше и не было. Я и оглянуться не успел, как всё пропало. И опять появился наш школьный двор. И, по-моему, никто ничего не заметил. Как будто так и надо.
  - Вот это да! - восхищённо прошептала Вика. - Вот это я понимаю! А со мной ничего такого почему-то не случается.
  - Что же, что не случается... Не горюй! Просто тебе пока не везло. Зато ты на море уже три раза была, а я всего лишь раз.
  - Пухальский!
  Ромка вздрогнул. Само собой, такое общение не проходит бесследно. Почти никогда. Вот и на этот раз Анна Матвеевна увидела, что они шепчутся с Викой, сейчас будет ругаться.
  - Пухальский, - сказала Анна Матвеевна, - ты, я вижу, уже всё сделал? Все примеры решил?
  - Все, - подтвердил Ромка.
  - Давай-ка, я посмотрю. И заодно дневничок прихвати, я туда кое-что напишу для родителей.
  Ромка взял тетрадку и дневник и побрёл к учительскому столу. У доски безнадёжно плавал Славик Немцов. Уши и щёки у него были багровые, как свекла. Он сильно сутулился, что-то еле слышно бормотал себе под нос и сосредоточенно загибал пальцы на левой руке.
  - Ну-с, - сказала Анна Матвеевна, раскрывая Ромкину тетрадь, - показывай свои художества. Так... так... Что ж, всё правильно, молодец! Но болтать на уроках всё равно не следует. Я уже не раз говорила тебе. Ты мешаешь своим товарищам. Придётся, видимо, принять меры.
  Услыхав про меры, Немцов в испуге уронил кусок мела, и Анна Матвеевна обернулась на шум. Посмотрела, огорчённо покачала головой и сказала Славику, чтобы он, горе луковое, шёл на место. Ромкин дневник, как птица, затрепетал у неё в руках, и она что-то написала туда красной пастой.
  - Покажешь маме! И не забудь свою тетрадку.
  Неуверенно пробубнил запоздалый звонок. Ну что бы ему стоило проснуться двумя минутами раньше?..
  Анна Матвеевна строгим взглядом обвела ряды учеников.
  - На дом остаются недорешённые примеры. А тем, кто всё сделал в классе, ещё раз хорошенько повторить таблицу умножения. Имейте в виду, завтра буду спрашивать. Всех! На этом урок окончен. До свидания!
  По партам прогулялся небольшой самум, и второклассников выдуло в коридор.
  
  
  
  * * *
  
  
  Вот только настоящего доигрывания не получилось. Так, к сожалению, бывает довольно часто. Сначала кажется, нет ничего важнее, чем выяснить - кто кого? А потом выходит, что момент упущен, или возникает какая-то глупая помеха, и все планы летят кувырком! Девчонки, те сразу же разбежались по домам, а ребята, наоборот, собрались все до единого. И очень долго ждали, сидя на приступках перед входом в школу. Первая же трудность поставила их в тупик - не было мяча. То есть мяч, конечно, был - тот мяч, которым они играли на уроке, но это был так называемый 'спортивный инвентарь'. И всеми правами на него обладала Болячка, Лариса Павловна Шеманская, учительница физкультуры, ведущая уроки в младших классах. Идти к ней с просьбами не хотелось никому. Боялись отказа.
  - Бесполезняк! - сказал Борька Ушич авторитетно. - Ни за что не даст. Я как-то видел, как у неё Мишка Ляхов из пятого 'Б' просил... Она его даже не дослушала.
  - Ну и что же, что не дослушала, - сказал Андрей Киричук. - У пятых классов физру Борис Максимович ведёт. Надо было к нему... А у Болячки надо - чтобы сразу несколько человек просили... Трое. А ещё лучше - пятеро. Вместе - проще.
  Стали тянуть на спичках, кому идти. Обозначились 'счастливцы'. Ромку сия чаша миновала. Ему выпало ждать.
  Группа просителей была сформирована, получила указания и напутствия и ринулась на поиски Болячки.
  И вот эта самая группа вернулась много времени спустя, без мяча, до глубины души потрясённая несправедливым устройством мира; оказалось, что взрослые, призванные сеять среди них разумное, доброе, вечное, готовы были делать это лишь до одиннадцати тридцати. Учёба на сегодня закончилась, а вместе с ней закончилось и доброе отношение Ларисы Павловны.
  - Эх! - сказал на это Славка Немцов. - Болячка, она и есть Болячка. Её не надо расчёсывать. От этого никакой пользы. Ведь сколько времени зря потеряли! Погодите-ка, я быстро...
  Он подхватил портфель под мышку и рысью припустил через дорогу. Вскоре он вернулся с настоящим футбольным мячом в руках, запыхавшийся, но явно довольный собой. Сообщил:
  - Вот, у брата взял. Надо было сразу... Айда на поле!
  Но тут выяснилось, что часть игроков уже расползлась по домам, и что осталось всего ничего - восемь человек на две команды, причём из Ромкиной команды остались Шманёв со своими вперёдсмотрящими и он, Ромка. Тёплая такая компашка. Ну а противники, соответственно, - сам Славик Немцов и троица, игравшая у него в защите. Они с полчаса попинали ниппельное яблоко раздора и, поскольку общий энтузиазм тихо испарился, решили бить пенальти.
  Шманёв долго устанавливал мяч между двух кочек, потом, отбежав назад метра на три, щурил левый глаз, прицеливаясь, - демонстрировал профессионализм. Саданул 'пыром' по воробьям и недовольно перекривил физиономию. Копол угодил в правую штангу, Ромка попал прямо в руки вратарю. Зато Немцов забил два из трёх, и стоявший на воротах Репей ничего не смог поделать.
  Ребята стали разбирать сваленные в кучу портфели. Ромка потянул свой за ручку, но к нему, как назло, прицепилась сумка Шманёва. Он стал отцеплять, но тут подошёл и сам Шманёв.
  - Ну что, Пухальский, - сказал он, - вот и настал час расплаты.
  - Ещё чего? - сказал Ромка угрюмо. - Ты сам по воротам попасть не можешь.
  - Я хоть попробовал, а ты струсил.
  - Когда это я струсил? - удивился Ромка. - Я тоже бил. Просто Славка играет лучше.
  - Славки там и близко не было, - сказал Шманёв. - Когда ты на уроке дурака свалял.
  - Ах, ты об этом, - сказал Ромка и задумался. Он вспомнил обрыв и радугу. И удивительное прозрачное небо. Вспомнил и улыбнулся.
  - Игоряша, - сказал вдруг Копол. - Гляди, он улыбается. Ему морду бить собрались, а он улыбается.
  - Да он, наверно, дурачок, - вставил Репей. - Пошли, ребята, а? На него времени жалко.
  - Ну-у, нет! - сказал Шманёв. - Так не годится.
  - А как годится? - спросил Копол.
  - Он будет нашим рабом. До Нового года.
  - Как в 'Аладдине'?
  - Точно. Ты понял? - Шманёв повернулся к Ромке.
  - Ага, - сказал Ромка, усмехаясь. - Слушаю и повинуюсь, мой господин! Чего изволите?
  - Будешь каждый день давать сдуть домашние задания по русскому и математике. А завтра принесёшь дань. Рубль. Понял?
  - Перебьётесь!
  - А вот это видел? - спросил Репей, выразительно поднося к Ромкиному носу кулак. - Юшкой умоешься!
  - Сам ты умоешься, - сказал Ромка, отталкивая его. - А ну пусти!
  Он в сердцах маханул портфелем и, разорвав непрочный круг, пошёл прочь.
  - Смотри, тебя предупредили! - крикнул вслед Копол.
  - Завтра первый день рабства, - сказал Шманёв зловещим шёпотом.
  Ромка даже не обернулся. Зачем показывать, что ты боишься? А он вовсе и не боится, так только... немножко... лёгкая дрожь в коленях, всё-таки их трое, а он один. Но разве можно принимать их всерьез? Ну что они ему могут сделать? Не убьют же... Домашние задания им списывать хочется? Да на здоровье! Он и без всяких угроз никогда никому не отказывал. Не откажет и им. А вот что касается рубля... Ромка прекрасно помнил, как полгода назад, весной, заканчивая первый класс, увлёкся шахматами, и как ему захотелось вдруг купить себе маленькие походные шахматки на штырьках, стоившие всего-то девяносто две копейки. И скольких трудов ему стоило собрать эти девяносто две копейки, потому что и мама, и папа в один голос твердили, что ему это барахло совершенно ни к чему, и что у него есть нормальные большие шахматы, и раз уж тебе так нравится эта игра - хорошая игра и полезная, никто же с этим не спорит, - то, пожалуйста, и играй большими, и нечего выдумывать... Шахматы он тогда купил и какое-то время усердно прятал их от глаз родителей, затем они случайно подвернулись маме под руку, когда она вытирала пыль с Ромкиного секретера, и ему пришлось соврать, что это подарок Вики. Вику он предупредил на следующий день, но всё обошлось, проверять его слова никто не стал. Однако определённый урок из случившегося Ромка для себя извлёк. Он понял: мало того, что деньги даром не даются, нужно ещё и быть готовым к любым неожиданностям, если уж сумел обзавестись ими тайком. И теперь, когда ему было объявлено, что он должен принести дань, он остался элементарно глух к такому приказу. Он даже в мыслях не мог допустить, что кто-то ради собственного удовольствия станет требовать от него то, чего он, Ромка, не в силах ему дать. К тому же у него были и другие, куда более важные заботы, которые и не замедлили напомнить о себе, едва он, помахивая портфелем, отправился домой.
  Во-первых, это было его несостоявшееся путешествие в неведомый край, из-за которого, собственно, и разгорелся весь сыр-бор со Шманёвым. Тут всё было очень запутано, и объяснений не находилось ну просто никаких.
  И, во-вторых, сегодняшняя запись в дневнике - вот где притаилась настоящая обида. Ведь если спокойно разобраться, ну что он такого сделал? Разговаривал на уроке? Велика важность, все этим занимаются. И ещё побольше, чем он. А стоит только раскрыть рот ему, как тотчас - Пухальский, пожалте дневничок на стол. И ладно бы он действительно бездельничал, так ведь нет же, всё решил и правильно решил, между прочим... Ну где здесь, скажите, справедливость? Ромка спохватился, что ещё не удосужился посмотреть, что же такое Анна Матвеевна ему написала. Сначала вроде бы времени не было, звонок, конец урока, а дальше то одно, то другое - забыл, футбольные страсти его окончательно заморочили.
  Он тут же выволок дневник на свет божий и обнаружил в нём громадную пятёрку, а внизу, поперёк страницы, - длинную фразу, размашистую и гневную: 'Болтает на уроках, нет никакого сладу, повлияйте, пожалуйста, Зинаида Степановна!' Ромка горестно вздохнул. Нагоняй ему был обеспечен. Пятёрка не утешала ни капельки. Ромка слишком хорошо знал взгляды своих родителей: 'Учишься ты для себя, а вот поведение... будь добр... чтоб никаких нареканий от старших в твой адрес не поступало!' Интересно, что бы они сказали, если бы он начал таскать домой пару за парой, как Немцов?.. Вряд ли бы это их очень обрадовало. Скорее даже наоборот. Совсем наоборот.
  Он уныло волокся по бульвару и снова и снова думал о том, как бы это ему изловчиться и увильнуть от неизбежного наказания.
  
  
  
  * * *
  
  
  И хотя в целом было ясно, что пустяки, ничего особенно ужасного с ним не случится, на душе всё равно скребли кошки. Ну, повоспитывают немного, говорил себе Ромка, ну, запретят сегодня выходить из дома, ну, может быть, не разрешат смотреть очередную серию 'Четырёх танкистов', что там ещё?.. Ременно-телесные наказания у них в семье не в ходу. Папа обычно так и говорит: 'Мы - интеллигентные люди, а интеллигентные люди улаживают возникшие конфликты полюбовно, мирным путём. Они предпочитают воздействовать на разум ребёнка, а не на его 'пятую точку''. Правда, мама иногда возражает в том смысле, что 'пятая точка' с разумом имеет очень много общего, во всяком случае, зависимость между ними явно прямая. Ромка в такие минуты, как правило, отмалчивается - слушает и мотает на ус, а там - глядишь: знакомое до мелочей разбирательство, то да сё, его вина уже и подрассосалась.
  Взлетев по лестнице на второй этаж, уже перед дверью в квартиру он неожиданно придумал хитрый ход. Глупо было бы им не воспользоваться, вдруг повезёт? Тогда и танкистов удастся посмотреть и настроение никому портить не придётся.
  А придумал он вот что. Пока мамы нет дома, можно попробовать отмолчаться. Или сказать про пятёрку по математике, не упоминая гадостную запись. На крайний случай, если хитрость его каким-либо образом раскроется, можно будет сыграть под дурачка - замечание-то адресовано маме, а она - какая жалость! - на работе и придёт только вечером, а он что, что ли, обязан расхлёбывать неприятности дважды, сначала днём, а потом ещё и за ужином, на семейном совете? Разумеется, Ромка прекрасно понимал, что такое поведение - это авантюра чистейшей воды, но остановиться уже не мог. Ведь если всё пройдёт удачно и про дневник никто не вспомнит, состоится ежевечерняя встреча с экипажем 'Рудого', а после, перед сном, можно будет и признаться - поворчат немного, и вина сойдет с рук в лучшем виде. Поэтому сейчас правильнее всего будет быстренько пообедать и сразу засесть за уроки.
  Но планам его, столь молниеносно и блестяще разработанным, не суждено было осуществиться. Едва он вошёл, папа спросил, где это он шляется так долго, неужели дорога от школы до дома со вчерашнего дня выросла настолько, что теперь занимает два с половиной часа? Ромка объяснил, что они с ребятами после уроков немного погоняли в футбол, только и всего.
  - Вон оно что... - сказал папа. - А я уж думал, тебя без обеда оставили.
  - Да нет же, - сказал Ромка, - никто меня не оставлял. Мы сами так решили. У нас же сегодня физкультура. Мы играли в футбол. И сыграли вничью. Ну и надо было выяснить, кто же всё-таки победитель?
  - Выяснили?
  - Ага.
  - Можно поздравить с победой?
  - Не-е, проиграли, - Ромка бухнул портфель с книжками рядом с секретером и пошёл мыть руки.
  - Ты вот что, - сказал папа, когда он вернулся в комнату, - ты дуй сейчас скоренько в магазин, купи булку хлеба. Перерыв уже закончился. А я пока суп разогрею. Придёшь, и будем обедать. Вот, держи, - он дал Ромке сорок копеек: две пятнашки и десюлик. - Да смотри там не задерживайся, мухой туда и обратно, одна нога здесь, другая тоже здесь.
  Ромка вздохнул и поплёлся обуваться. Если честно, в магазин ему идти совсем не хотелось. Ну что стоило, например, сказать ему про хлеб утром? Он бы по дороге домой зашёл и купил. А теперь двигай поршнями два квартала в одну сторону и два в другую по такому солнцепёку. Почему это взрослые никогда не могут вовремя разобраться со своими поручениями? Им как будто удовольствие доставляет не позволять детям заниматься собственными делами. Ромка с завистью подумал о ребятах, которые целый день предоставлены сами себе. Никто их лишний раз не дёргает, не мешает им жить. Сделал уроки и гуляй себе на все четыре стороны. А некоторым даже и на уроки наплевать, хотя бы тому же Славке Немцову, у него дома только старая бабка, а родители с утра до вечера на работе, кто ему хоть слово скажет? А у него, у Ромки, всегда дома папа - и утром, и днём, и вечером. А всё потому, что он инвалид и получает пенсию. Три года назад он заболел язвой желудка, и ему в больнице сделали операцию. Теперь у него через весь живот тянется ветвистый сиреневый шрам, и ему нельзя есть жареную картошку и разные острые приправы. Но хуже всего то, что после операции он стал более раздражительным и резким и, хотя по-прежнему говорит, что все конфликты надо разрешать полюбовно, сам иногда срывается на крик и начинает громко сожалеть, что он слишком добросердечен. Последние полтора года он занимается переплётным делом, реставрирует старые книжки знакомым книголюбам и переплетает кипы повестей и рассказов, вырванных из разных журналов. Мама часто говорит, что если бы не папа, они с Ромкой уже давно пошли бы по миру. И хотя Ромка плохо представляет себе, что это значит, он всегда соглашается. А иногда он помогает папе, когда у того много работы, - готовит ему слизуры или каптал для корешков. Или аккуратно промазывает белым клеем ПВА толстые картонки для книжных обложек.
  Ромка взял с лотка большую круглую булку и отдал полной тётеньке за кассой потные монетки. Всю дорогу он крепко сжимал их в кулаке, и они от этого стали немножко липкими.
  Хлеб был мягкий и горячий - видимо, только что привезли. Ромка кинул его в матерчатую 'хлебную' сумочку и вприпрыжку поскакал домой. В животе у него урчало, как в раковине-мойке, когда из неё уходит по трубам вода. На секунду он остановился, выволок из сумочки воздушный каравай, зажмурился и с наслаждением впился зубами в румяную корочку. Было вкусно, сказочно вкусно. Самое лучшее в хлебе - это горбушка, подумал Ромка и от всей души грызанул ещё раз.
  Суп давно согрелся, и кастрюлька стояла на столе, на круглой деревянной под-ставке. Ромка достал из посудного шкафчика тарелки, ложки и половник. Лихо взгромоздился на стул.
  Папа глянул на него исподлобья.
  - Руки мыл?
  - Я же после школы...
  - Марш без разговоров!
  Пришлось опять идти к умывальнику. В коридоре Ромка столкнулся с Полиной Семёновной. Глядя мимо него, она молча проследовала на кухню. Постоянно она была не в духе - такой человек. Вызвать у неё улыбку было почти невозможно. Дядя Витя как-то сказал, что это нечто из области фантастики. И ещё у Полины Семёновны был крайне неприятный взгляд. На всех она смотрела как бы чуть свысока, при этом скорбно поджимала тонкие губы и непроизвольно закидывала вверх маленький остренький подбородок. Мама перед ней частенько заискивала, а Ромка её откровенно побаивался. Ему почему-то казалось, что от неё веет подвальным холодом, словно она всегда держит за пазухой кусок льда.
  Супу отдали должное, и Ромка радостно принялся за второе. Блинчики с мясом он всегда поглощал с удовольствием. Правда ведь, вкуснотища! Особенно если полить их сверху сметаной из холодильника. Язык можно проглотить - ммм-а!..
  Папа тем временем налил себе чаю, кинул в стакан кусочек лимона, старательно подавил его ложечкой - чай посветлел, лимонная кислота съедала заварку.
  - Ты, может, тоже чай будешь? - спросил он Ромку.
  - Не, я компот...
  - Наливай тогда сам.
  Ромка плеснул в чашку из двухлитрового баллона.
  - А теперь выкладывай, - сказал вдруг папа.
  Ромка едва не поперхнулся.
  - Ш-што выкладывать?
  - О чём ты сегодня болтал на уроках?
  - Ни о чём.
  - Как же ни о чём, когда запись в дневнике во всю страницу?
  - Но ведь... - Ромка озадаченно оглянулся на портфель. Портфель стоял на своём законном месте, там, где он его и поставил, у секретера, и замок на его крышке выглядел вполне надёжно.
  Папа вдруг усмехнулся и сказал:
  - Ну что, герой, в самую точку попал? Да не смотрел я в твой дневник, не смотрел... Твоя физиономия лучше всякого дневника... сама за себя говорит. Так что же всё-таки случилось?
  Ромка длинно и жалобно вздохнул. Теперь отпираться было бессмысленно.
  - Анна Матвеевна замечание написала, - сказал он тихо.
  - А ты был, конечно, ни в чём не виноват?
  - Конечно!
  - Почему же в таком случае ей приглянулся именно твой дневник, а не чей-нибудь ещё?
  - Наверное, потому, что я уже решил все примеры, а она ещё нет.
  - Кто это - она?
  - Анна Матвеевна.
  - Ну ты даешь! - Папа по-мальчишески присвистнул. - Значит, ты уже решаешь примеры быстрее своей учительницы? Так, что ли, выходит?
  Ромка молчал.
  - Нет, - сказал папа. - Тут что-то не так. В моё время учителя не писали замечаний за то, что кто-то быстрее всех решает примеры. За это, наоборот, ставили отличные отметки и говорили, что на таких учеников нужно равняться.
  - А она и поставила, - совсем тихо сказал Ромка. - Эту... ну... отличную отметку.
  - И потом написала замечание?
  - Ну да.
  - Так не бывает, - авторитетно заявил папа. - Учителя или пишут замечания, или ставят пятёрки, одно из двух, в зависимости от того, кто и что заслужил.
  - Как же - не бывает, - у Ромки в глазах стали закипать слёзы. Он вскочил со своего места и бросился к портфелю. Расстегнул замок и выцарапал из общего хаоса злосчастный дневник. Положил его на скатерть и снова уселся на стул, мгновенно превратившись в надутого воробья.
  - Ну давай посмотрим, - благодушно сказал папа и раскрыл дневник на нужной странице.
  Ромка напряжённо следил за его губами. Они еле заметно шевелились, пока папа читал.
  - М-н-да, - наконец сказал он и отложил дневник в сторону. - Что же получается? Мой сын решает примеры быстрее всех в классе и получает за это пятёрку. И одновременно вовсю точит лясы. Со своей соседкой по парте, надо полагать? Скажи на милость, как это ты везде успеваешь?
  - Я Вике только одно слово сказал, - буркнул Ромка недовольно. - Одно только слово, а она услышала.
  - Анна Матвеевна услышала или Вика?
  - Анна Матвеевна. Ну, и Вика, конечно, тоже.
  - А сколько слов тебе сказала Вика, ты посчитал?
  - Она вообще ничего не говорила.
  - Слушала, значит, - папа понимающе кивнул. - Ну ладно. Ты пообедал? Иди садись за уроки, вечером мама придёт, посмотрим, что она скажет.
  А что она скажет? Известно, что. Ах-ах-ах! Да как же это? Да что ж это из тебя получится, если ты уже в восемь лет приносишь столько хлопот... Нет, так дальше нельзя. С этим надо что-то делать... А что тут поделаешь, если я не могу молчать целых сорок пять минут подряд, тем более, когда справа сидит Вика. Короче, накрылись танкисты, не выполнили очередного задания, полный хамбец. Ромка слушал, как за спиной папа сосредоточенно шуршит свежей газетой, и медленно-медленно раскладывал перед собой тетрадки и учебники. Нет, лучше бы его наказали сейчас. Как в тот раз, когда папа усадил его за журнальный столик прямо посреди комнаты и поставил перед ним будильник: вот, будешь сидеть, пока не зазвонит, считай, что ты на уроке, посмотрим, как ты умеешь молчать. Время тогда ползло так медленно, минутная стрелка совсем не двигалась, и Ромка успел изучить все трещины на потолке, все узоры на ковре и обоях, успел в тысячный раз рассмотреть книжные полки, правда, на расстоянии и, честно отмаявшись положенный срок, был великодушно прощён. А сейчас... Сиди и мучайся аж до самого вечера, до маминого прихода. Как будто с её приходом наступит счастье. Хорошо хоть, по математике ничего не задали. Русский - это ерунда, два пустячных упражнения - на двадцать минут. И ещё чтение! Ромка недоумевающе похлопал ресницами. Перед ним лежали две 'Родные Речи'. Ой-ёй-ёй, это что же, выходит, я случайно прихватил с собой Викин учебник? Как такое могло получиться? И что теперь делать? Теперь она из-за него, из-за Ромки, не приготовит домашнее задание, а если Анна Матвеевна возьмёт и завтра её спросит?.. Надо срочно отнести учебник!
  Ромка крутнулся вокруг собственной оси.
  - Пап, у меня чепэ.
  - Как, ещё одно? - Газета слегка отодвинулась вбок и перегнулась пополам.
  - Да нет, не то чтобы у меня... а вообще... Я Викин учебник случайно к себе в портфель затащил.
  - Ну, не страшно. Завтра вернёшь.
  - Пап, ну как же ты не понимаешь!.. - В Ромкином голосе зазвенело отчаяние. - Ей же надо уроки делать, назавтра же надо прочесть, а ей не по чем. Я отнесу?
  - Вечером отнесёшь, - попранное газетное равновесие было тщательно восстановлено.
  - Но она же не успеет!
  Папа с интересом посмотрел на Ромку.
  - А почему бы ей самой не прийти за ним? Я хоть посмотрю, что за Вика такая, с кем ты там на уроках ля-ля разводишь.
  Жгучая обида заслонила собой всё. Ромке вдруг показалось, что за окном стало темнее, словно солнце, вспучившись в одно мгновенье, лопнуло как мыльный пузырь и погасло. Несправедливость! Несправедливость! Почему везде, куда ни ткнись, ему приходится что-то объяснять, упрашивать кого-то, и почему этот кто-то даже не пытается, абсолютно не пытается его понять? Даже самый близкий человек разговаривает с ним только тогда, когда хочет этого сам, а если такая надобность возникает у него, у Ромки, между ними мгновенно вырастает непреодолимый барьер, толстенная глухая стена - вот такая вот стена в виде дневника или газеты...
  Он раскрыл 'Родную Речь' и принялся читать - сначала, с самой первой строчки. Щипало веки. Буквы гадко дрожали и, туманясь, разъезжались в разные стороны.
  
  
  
  * * *
  
  
  Приход мамы с работы подтвердил худшие опасения - Ромка узнал, что кино ему посмотреть и правда не суждено, предчувствия его не обманули.
  Мама была чем-то сильно расстроена. Она даже не стала особенно вдаваться в подробности его злоключений, сказала только: 'Когда же ты повзрослеешь?' и чужим голосом объявила о наказании.
  Ромка продемонстрировал ей Викин учебник, и она, смягчаясь, согласилась, что да, его, конечно, надо бы отнести. Было ещё не очень поздно, и Ромка несказанно этому обрадовался. Странно только было, что Вика сама до сих пор не пришла. Хотя откуда ей знать, что учебник у Ромки? Она, наверное, решила, что забыла его в парте. Может быть, даже возвращалась в школу, искала...
  - Мам, так я отнесу?.. - спросил Ромка, искательно заглядывая ей в глаза.
  - До темноты чтобы вернулся, - сказала мама. - Чтобы я тебя по улицам не искала.
  - Когда это было, чтобы ты меня искала! - возмутился Ромка. - И вообще я с собой фонарик возьму. На всякий случай.
  - Никаких случаев, слышишь?
  - Да ты не волнуйся, мам, - сказал Ромка, подлизываясь. - Это же только так говорится: на всякий случай. А на самом деле я, конечно, понимаю... Я быстренько...
  Боясь, что мама вдруг возьмёт и передумает, он поспешно рванул в коридор, впрыгнул в старенькие сандалии и, едва не сбив с ног некстати вынырнувшую из своей комнаты Полину Семёновну, выскочил за дверь.
  Он замедлил свой бег только перед домом Вики, у самого подъезда. И даже не просто замедлил, а остановился на пару минут, чтобы отдышаться. Ещё чего доброго подумает, что он так соскучился, что бежал всю дорогу. А он и правда соскучился... Но проще, наверное, было бы умереть, чем признаться ей в этом.
  Вика, как и он, жила на втором этаже, в квартире номер десять.
  На звонок открыла Викина бабушка - Марьяна Тимофеевна.
  - Ромик! - всплеснула она руками. - Ты что такой красный? Бежал, что ли?
  - Здрасьте, Марьяна Тимофеевна, - выпалил Ромка. - Я это... а Вика дома?
  - Викочка только вернулась. Да ты проходи, проходи. - Она посторонилась, давая Ромке возможность переступить порог, позвала громко: - Викуля, встречай кавалера! - и заторопилась на кухню, откуда мощной волной плыл сладкий запах сдобы.
  - Ой, Ромка! - Вика выскочила ему навстречу, схватила за руки, закружила по комнате. - Какой ты молодец! Как хорошо, что ты сейчас пришёл! А то мы с мамой на вокзал ходили, папу в Москву провожать, только вернулись. Если бы ты чуть раньше... мы бы, наверно, не встретились...
  - Я бы подождал, - сказал Ромка смущённо. - Я вот... твою 'Родную Речь' принёс. - Он вытянул из-за пояса книжку. - Уволок сегодня случайно. Даже сам не знаю как...
  - Ну и ерунда! Зря беспокоился. У меня ещё одна такая же есть. Мог бы и завтра отдать. Ой... то есть, я ужасно рада, что ты пришёл... Просто из-за книжки не стоило... Ты так приходи, когда захочешь. Ага?
  - Ага, - сказал он, даже не успев расстроиться.
  - Пойдём, я тебе что-то покажу, - она потянула его к себе в комнату.
  На стене над кроватью висел фанерный львёнок из мультика про львёнка и черепаху. Смешной такой львёнок с оранжевой гривой, жёлтыми оттопыренными ушами, розовыми ладошками, чёрными коготками и разноцветной кисточкой на хвосте. Он был совершенно плоский, но всё равно как настоящий.
  Вика взобралась на кровать и потянула львёнка за хвост. У того в радостном приветствии взлетели все четыре лапы - две влево, две вправо.
  - Клёво! - восхитился Ромка. Таких игрушек он никогда раньше не видел. Да и у Вики, кажется, подобного раньше не было. Он бы запомнил.
  - Нравится? - спросила Вика. - Это мне папа подарил. Он его сам сделал. Из фанеры лобзиком. А потом раскрасил, как в мультике. Похоже, правда?
  - Ещё бы! - сказал Ромка. - Твой папа молодец! - и вздохнул. - А я от своего сегодня взбучку получил.
  - За замечание?
  - Ага. А потом мама пришла, сказала, чтоб не смел сегодня танкистов смотреть. В наказание.
  - Ром, - Вика осторожно села на кровати. - А ты посмотри у меня. Они и не узнают.
  Предложение было соблазнительным. Даже очень.
  - Нет, - грустно сказал Ромка. - Это же ещё не скоро. А пока закончится, на улице вообще стемнеет, мне тогда так попадёт... Мама сказала, чтоб я недолго, чтоб только книжку тебе отнёс и сразу назад... Я вообще удивляюсь, как она меня отпустила...
  - Ну, ты сильно не расстраивайся. Я тебе завтра расскажу, что там было. А может, тебе ещё и разрешат. Сам посмотришь.
  - Хорошо бы, конечно.
  Она смешно наморщила носик.
  - А ты пирожки с курагой любишь? У меня бабушка пирожки печёт. Пойдём, пробу снимем?
  - Да мне домой надо, Вика.
  - Идём, идём. Мы её слегка ограбим, она только рада будет. А потом я тебя провожу.
  - Это ещё зачем?
  - Да ты не бойся, я же не до дома, просто немного пройдусь. Или нельзя?
  - Вот ещё! - сказал Ромка. - Можно, конечно. Просто не люблю, когда меня опекают.
  - Я вовсе и не опекаю! - фыркнула Вика. - Я просто хотела тебя ещё кое о чём спросить.
  Ромка кивнул.
  - Тогда ладно.
  Марьяна Тимофеевна свернула им из газеты небольшой кулёк и положила туда несколько свежевыпеченных пирожков. Вика объяснила, что пойдёт проводит Ромку и сразу вернётся. Ромка думал, что её не пустят, всё-таки уже вечер, но Викина бабушка оказалась на удивление сговорчивой, сказала, правда, чтобы Вика не ходила очень далеко, максимум до уголка. А то Ромке потом придётся провожать её обратно. 'Ну что вы, Марьян Тимофевна, я её и сам дальше угла не пущу, - сказал Ромка. - Я же понимаю...' Вика еле слышно хмыкнула и ничего не сказала.
  С аппетитом жуя горячие ещё, обалденно вкусные пирожки, они пересекли Викин двор, обогнули детскую площадку с песочницей, миновали вереницу разноцветных железных гаражей и вышли на Черкесский бульвар. Начинало смеркаться - как будто небо посыпали толчёным графитом и после растёрли этот графит резкими движениями ватного тампона. Тополя уютно шелестели постаревшей осенней листвой.
  - Ром, - Вика остановилась. - Я дальше, наверно, не пойду.
  - Правильно. Мы и так уже за пределы двора вышли. А Марьяна Тимофеевна говорила, что только до угла...
  - Ром, я вот что хотела спросить. А ты ещё раз попробуешь попасть на тот обрыв?..
  Ромка покачал головой.
  - Я не знаю, Вика. Оно же само как-то получилось... Я и не делал ничего. Просто в футбол играл.
  - Но ты же говорил, что ещё и летом, в августе...
  - Да. Но тогда было по-другому. И не здесь, а на море... Я даже не уверен, что мне это не показалось. Ведь никто кроме меня этого не видел.
  - Ром, а вдруг это дверь в сказку? Ну помнишь, как в 'Королевстве кривых зеркал'? Только там сквозь зеркало надо было проходить. В мир отражений.
  - Я не знаю. Я никаких отражений там не увидел. В первый раз вообще всё за одну секунду закончилось. Я и понять ничего не успел... А сегодня... Ну, просто другое место... Ты правильно говоришь, я словно в открытую дверь заглянул. И испугался.
  - Разве? Ты же говорил, там радуга...
  - Да, радуга. Здоровская! Я раньше такой никогда не видел. Я уже потом понял, что испугался. Ведь не шагнул же вперёд. Страшно стало, что упаду. С обрыва. Из-за этого и по пустым воротам не ударил. А ведь был бы верный гол... А так - проиграли...
  - Знаешь, - грустно сказала Вика, - а я радугу вообще только на картинках видела. Вот бы на настоящую посмотреть...
  - Ага.
  - А ты, если ещё раз туда попадёшь, меня возьмёшь с собой?
  - Если получится.
  - Знаешь, я всё-таки ужасно рада, что ты не сделал этот дурацкий шаг вперёд. На твоём месте любой бы испугался. Я, например, высоты жутко боюсь. А тут вдруг ни с того, ни с сего - раз, и пропасть. Бр-р-р! Падаешь и летишь долго-долго. Пока не разобьёшься. Разве нет?
  - Не знаю. Может, и удержался бы за что-нибудь.
  - Если бы не один был, точно бы удержался. Я бы тебе помогла.
  - Спасибо, Вика! Ты настоящий друг!
  Они не заметили, как кончились бабушкины пирожки. И теперь Вика мяла в руках пустой кулёк.
  - Ну что, Ром, до завтра?
  - До завтра, - сказал он. - Давай, я газету по дороге выброшу. - Она протянула ему хрустящий ком. - И передай своей бабушке, что пирожки были очень вкусные.
  - Она других и не делает, - рассмеялась Вика. - Я передам, конечно. Пока!
  Ромка мчался домой быстрее ветра. Душа его пела и неслась где-то рядом. Ему казалось, ещё секунда, и он оторвётся от земли и взмоет в поднебесье. И там продолжит свой стремительный полёт.
  На лестнице он догнал дядю Витю.
  - Привет, орёл! - сказал дядя Витя, вытаскивая из кармана ключи от входной двери. - Откуда это ты летишь в такую пору?
  - Дела, - пояснил Ромка важно. - Я у Вики был, у соседки по парте. Учебник относил.
  - А-а, - понимающе протянул дядя Витя. - Нужные дела, ничего не скажешь. Ну, давай, заходи.
  Он пропустил Ромку вперёд.
  Тот скользнул в коридор, но, не доходя до своей двери, оглянулся и, понизив голос до таинственного шёпота, спросил:
  - Дядь Вить, а ты про танкистов кино будешь смотреть?
  - А как же, - улыбнулся сосед. - Буду. Непременно.
  - А можно я у тебя посмотрю? У нас что-то первая программа барахлит.
  - Само собой, можно. - Дядя Витя царским жестом распахнул дверь в свою комнату. - Милости прошу!
  Ромка торопливо скинул сандалии и от греха подальше, пока родители не увидели, двинул в холостяцкую берлогу гостеприимного дяди Вити. Потом за этот шаг придётся расплачиваться, но сейчас это было совсем не главным. Он не мог допустить, чтобы экипаж героического 'Рудого' участвовал в дальнейших приключениях без него, без Ромки. К тому же серия по времени не очень длинная, может, мама с папой и не заметят, что он уже вернулся. Он даже сжал на счастье пальцы правой руки в кулак.
  Дядя Витя включил старенький телевизор и принялся снимать пиджак.
  По экрану уже ползли начальные титры.
  Ромка прыгнул в кресло, и окружающий мир для него исчез. Эх, вот бы ему туда, к Янеку и Гуслику! Он бы себя показал, проклятые фашисты живо бы узнали, что зря затеяли свою дурацкую войну...
  - Чаю хочешь? - спросил дядя Витя, когда на экране появилось неизбежное слово 'конец'.
  Ромка кивнул и вспомнил мамины слова о том, что две минуты ничего не решают. Зато кроме вкуснейшего индийского чая, по приготовлению которого дядя Витя слыл признанным специалистом, он получит ещё и возможность на этот самый чай сослаться. Без всякого обмана. Мама ему: 'Ты где это, голубчик, шляешься до сих пор?' А он ей: 'Меня дядя Витя чаем угощал'. Красота!
  - Садись к столу.
  Дядя Витя достал из маленького шкафчика две чашки и два блюдца. Разлил тёмно-коричневую заварку и добавил кипятка из синенького чайника. Оказывается, пока Ромка смотрел кино, он выходил из комнаты, а Ромка, надо же, и не услышал. Ещё на столе появилась распечатанная пачка печенья 'Привет' и сахарница, из которой Ромка зачерпнул две ложечки сахара-песка. Дядя Витя всегда пил чай без сахара, и Ромка удивлялся этому ничуть не меньше, чем замечательной способности дяди Вити читать чужие мысли.
  Вот и сейчас он отхлебнул из своей чашечки, прищурился, разглядывая Ромку, словно видел его первый раз в жизни, затем тихо произнес:
  - Что ж, теперь ты можешь с полным правом сказать дома, что пил у меня чай, а совсем не смотрел кино.
  Ромка понял, что краснеет, и уткнулся носом в чашку.
  Ему было стыдно.
  Но как? Откуда он узнал?
  Дядя Витя засмеялся, хотя смешного тут, на Ромкин взгляд, ничего не было. По сути, его уличили во вранье, а это, как ни крути, вовсе не приятно. Даже если тебя уличает такой человек, как дядя Витя. Особенно, если тебя уличает такой человек, как дядя Витя. Прямо хоть сквозь землю провались.
  - Ничего, - сказал дядя Витя, - бывает. Я тебе признаюсь, хоть это и считается непедагогичным. Я, когда был маленьким, тоже частенько врал. И мне это тоже не всегда сходило с рук. Но, с другой стороны, как бы я иначе понял, что враньё унижает того, кто врёт, а?
  - Почему... унижает? - спросил Ромка, с трудом проглатывая мерзкий комок в горле.
  - Потому что люди чаще всего врут от беспомощности или когда не правы, - сказал дядя Витя. - И думают при этом, что враньём своим поднимают себя ввысь, а на самом деле низвергают ещё дальше, во мрак, в глубину, в пучину. Вот как ты, когда сказал мне, что у вас телевизор барахлит...
  - Я не хотел врать. Просто...
  - Просто очень хотелось посмотреть любимое кино?..
  - Да.
  - А что, собственно, у тебя произошло? Раз уж я тебя расшифровал, может, ты мне расскажешь?
  Ромка, кряхтя и потея от натуги, стал рассказывать.
  - Да-а, - сказал дядя Витя, покачав головой. - Случай, конечно, тяжёлый. Но не смертельный. В древности жил такой римский император Гай Юлий Цезарь. Так вот он умудрялся одновременно делать несколько дел. Ты, похоже, мог бы составить ему достойную конкуренцию. И болтаешь на уроках, и задачи решаешь, и списывать даёшь... Одновременно получаешь нагоняй и похвалу. - Он задумался, наморщив залысый лоб. - Бывают, конечно, ситуации, когда молчание смерти подобно и перемены ну никак не дождаться. Это была именно такая ситуация?
  - Такая, - подтвердил Ромка.
  - Уверен?
  Ромка молча кивнул.
  - Ну, твои мама с папой, видимо, просто не разобрались. Что-то им, видимо, помешало. Ты как думаешь? Впрочем, я знаю, как ты думаешь... Ничего. Мы это исправим.
  - Ой, не надо! - испуганно дёрнулся Ромка. - Так только хуже будет.
  - Почему хуже? - удивился дядя Витя. - Ты разве мне не всё рассказал?
  - Всё.
  - Может, наврал опять?
  - Да нет же!
  - А почему тогда должно быть хуже?
  - Ну, - Ромка опустил голову, - получается же, что я их обманул. Они ведь думали, что я учебник понёс, а я у тебя кино смотрел.
  - Но ты же отнёс учебник?
  - Да.
  - Так чего же ты боишься?
  - Я не боюсь... просто...
  - Э-э нет, братец, за правду нужно бороться до конца. Твои мама и папа такие же люди, как ты, только старше. Нужно сызмальства учиться находить общий язык. А то, что же получается: если ты им объяснить ситуацию не умеешь, а ну как придётся посторонним каким-нибудь что-то объяснять...
  - Каким посторонним? - еле слышно произнес Ромка.
  - Мало ли каким... Жизнь штука сложная. И довольно длинная. Сколько у тебя этих объяснений ещё будет. - Дядя Витя встал из-за стола. - Допивай и догоняй меня. - Он вышел в коридор, и Ромка услышал его удаляющиеся шаги.
  Ну, всё. Сейчас грянет буря. Он слез с табуретки и медленно побрёл вслед дяде Вите. И тут взгляд его упал вправо, на тумбочку, где у дяди Вити стопкой сложены были старые газеты и журналы. Рядом с ними лежали тёмные солнцезащитные очки, мелкозубая красно-коричневая расчёска, а между очками и расчёской - металлический рубль. Ух ты! Такого Ромка ещё не видел ни разу. Он взял рубль двумя пальцами, положил его на ладошку и стал рассматривать. На рубле был изображён совсем не привычный Ленин и даже не солдат, втаптывающий ногой в землю громадную фашистскую свастику, а были изображены там пять олимпийских колец и маленький кремль. У Ромки аж дух захватило. Позабыв обо всём, он разглядывал необычную денежку.
  Голос мамы, долетевший до его слуха, заставил его вздрогнуть. Он судорожно сжал кулак и сунул его в карман.
  - Ты чего здесь? Прижился? - спросила мама, заглядывая в раскрытую дверь. - Давай-ка на выход.
  - И вовсе я не прижился, - сказал Ромка дрожащим голосом. - Меня дядя Витя чаем угощал.
  - Это правда, - подтвердил дядя Витя, неслышно вырастая за маминым плечом.
  - Не знала, что ты у меня такой герой, - сказала мама. - Мы его с папой ждём, волнуемся, а он дружину собирает. Дяде Вите нажаловался.
  - И вовсе я не жаловался!
  - Ладно, ладно, не жаловался, по-мужски поделился.
  - Ага, - сказал Ромка. - А что, разве честно? Вас двое, а я один.
  Он был обижен и готов уже зареветь во весь голос, но дядя Витя строго сказал:
  - Чего это ты надумал? Ты мужик или кисейная барышня? У мамы на работе тоже неприятности, должен понимать.
  - Какие ещё неприятности? - спросил Ромка, глотая прорывающиеся наружу слёзы.
  - Прощайся с дядей Витей, - сказала мама. - Спать давно пора.
  - Спокойной ночи, дядя Витя, - сказал Ромка. - Спасибо за чай! 'И за кино', - добавил он мысленно.
  - Спокойной ночи, Ромка, - ответил дядя Витя. - Забегай ещё.
  Уже лёжа в кровати, Ромка всё никак не мог заснуть, всё ворочался с боку на бок, всё крутился под одеялом, устраиваясь поудобнее, а сна по-прежнему не было. Мама с папой о чём-то негромко разговаривали в соседней комнате. А он лежал и думал о том, что рубль как-то неожиданно остался у него. Вот он, под подушкой: протяни руку и можно дотронуться... А вдруг дядя Витя обнаружит, что он исчез? И подумает на Ромку? А он вовсе и не хотел его брать, хотел только посмотреть, а тут - мама, и всё как-то слишком уж быстро получилось. И теперь непонятно, что делать дальше. То есть рубль, конечно, нужно вернуть. Но вот как? Выходит ведь, что он опять соврал, потому что взял без спроса, взял то, что ему не принадлежит. Вряд ли дядя Витя обидится, Ромка вообще не помнит, чтобы он когда-нибудь на что-нибудь обижался, но всё равно получается, будто он украл...
  Голоса за стенкой тем временем окрепли, сделались громче. Мама и папа решили, видимо, что он давно уснул, и перестали говорить полушёпотом.
  - ... и вот представляешь, - рассказывала мама, - полезла я в сумку, а кулёчка нет на месте. И главное, никого кроме неё в отделе не было. Я чуть с ума не сошла. Это ж такие деньги! Варьке рассказала, а та в слёзы. Я ей: ты-то чего плачешь? А она, жалко тебя, говорит...
  - Сколько там было? - спросил папа.
  - Да вся касса взаимопомощи, четыреста пятнадцать рублей.
  Ромка слушал, затаив дыхание.
  - Я вам удивляюсь, - говорил папа. - Сколько она вам гадостей наделала за эти годы, сколько крови попила, а теперь ещё и такое. Взяли бы, переписали несколько купюр, кинули ей в сумку и устроили показательные выступления.
  - Ну что ты, Миша, как можно! Это же всё догадки. А вдруг это не она?
  - Ну а кто? Сама же говоришь, никого больше не было...
  - Это верно, а всё же - вдруг не она?
  - Да, подарочек на сон грядущий. А чего ты сразу-то не рассказала?
  - При Ромке не хотела. И, кроме того, я же знаю наше сегодняшнее положение...
  - Как будто к ночи оно поправилось.
  - Нет. Но я с Виктором поговорила, он обещал помочь. Перезанять.
  - Как всё же некстати, тут очередь на холодильник подходит, и такое... - Папа вздохнул. - Хорошо хоть такие люди как Виктор есть...
  - Да, с соседями нам повезло. По крайней мере, наполовину.
  - Это точно. Наполовину.
  - Знаешь, а её ведь тоже можно понять. Она, по сути, несчастный человек. И очень одинокий.
  - Настолько несчастный и одинокий, что даже родная дочь с ней жить не хочет.
  - Что - дочь. Дочь давно выросла, своя семья в Саратове. Она кстати скоро приезжает.
  - Инга? Ты откуда знаешь?
  - Полина хвастала. С Гошей приезжает. Ему уже, наверно, года три...
  - Надо же... время летит...
  - Ты чего морщишься?
  - Да поясница... ломит что-то...
  - Где болит? Здесь?.. здесь?..
  - Ай! Фффф. Вот тут больше всего.
  - Давай-ка я тебя разотру, Миша. Что-то мне это не нравится.
  - Это меня во вторник продуло на перекличке. Суров и извилист путь к холодильнику.
  - Скажешь тоже...
  Ромка лежал ни жив, ни мёртв. Вот они, оказывается, какие - неприятности... Похоже, все неприятности в этом мире так или иначе связаны с деньгами. Вот у мамы кто-то украл деньги, и что теперь будет?.. А дядя Витя взялся помочь. А он, Ромка, получается, украл рубль у дяди Вити. Да нет же, не украл, не украл. Я завтра верну! Только вот дядя Витя с утра на работу уйдёт, а Ромке надо в школу, но вечером... вечером обязательно... Я не хочу быть вором, я не хочу врать, повторял он снова и снова и при этом чувствовал себя униженным и беспомощным, как никогда, быстро и неотвратимо погружающимся в чёрную вязкую болотную жижу, в точности как одна из героинь в кинофильме 'А зори здесь тихие'.
  
  
  
  * * *
  
  
  Вернуть рубль не получилось ни с утра, ни вечером, ни на следующий день.
  Собираясь утром в школу, Ромка засунул его поглубже в карман штанов, пусть будет рядом, тяжесть невеликая, а так почему-то спокойнее.
  Анна Матвеевна сдержала слово и устроила поголовную проверку знания таблицы умножения. Ромка, когда до него дошёл черёд, без труда протараторил 'умножение на шесть' и получил свою законную пятёрку. Вика тоже ответила без единой запиночки. Потом Анна Матвеевна собрала на проверку дневники и тетрадки и сказала, что завтра, в субботу, после уроков, состоится родительское собрание, и чтобы они все передали это своим папам и мамам, поскольку конец четверти, и будут розданы табели с отметками.
  На уроке чтения они составили расписание мероприятий на каникулы. Пред-стояли два коллективных похода: один в цирк, один в кино, и ещё в школу должен был приехать кукольный театр с представлением под названием 'Дюлюм - золотая рыбка'. Анна Матвеевна показала голубые лоскуты билетов и поинтересовалась, есть ли среди второклассников желающие посмотреть замечательный кукольный спектакль в последний день осенних каникул. Желающих было немного. Ромка подумал, что идти в школу на каникулах, пусть даже и в последний день, для того, чтобы посмотреть какую-то там Дюлюм, дело малопривлекательное. А вот цирк - это да! Это он с удовольствием.
  - Вика, ты в цирк пойдешь? - спросил он с надеждой.
  - Ага. Там Кио приехал. Фокусы всякие. Интересно!
  - Анна Матвевна! - Ромка вскинул руку. - А билеты в цирк вы раздавать не будете?
  - В цирк пойдём всем классом. Или кто-то не хочет идти? - По рядам пробе-жал нестройный гул - хотели все. - Вот и прекрасно! - сказала Анна Матвеевна. - Значит, билеты побудут пока у меня. Пятого ноября встретимся в школе в двенадцать часов и организованно пойдем смотреть Кио. Всем ясно?.. А завтра на уроке русского языка напишем контрольный диктант, так что хорошенько повторите правила, которые мы учили в течение четверти.
  После уроков, когда Ромка пересекал школьный двор, его окружила компания Шманёва. Только сегодня их было четверо. С ними был ещё один парень, Виталик из шестого класса. Ромка знал, кто это. У этого Виталика была кличка Копчёный, которую он получил за желтовато-коричневый цвет лица. Он частенько сидел возле турников в углу школьного двора и курил. Непонятно было, ходит он вообще на уроки или нет. Ему ничего не стоило отобрать, например, у малышей игрушку или медяки, которые родители давали им на буфет. Виталик был почти на голову выше Ромки. Говорили, что его побаиваются даже старшеклассники. Но сейчас он находился как бы несколько в стороне. Стоял и задумчиво грыз спичку.
  - Не спеши, Пухальский! - мелко улыбаясь, произнёс Шманёв. - Ещё не все дела на сегодня сделаны.
  - У меня с вами никаких дел нет, - сказал Ромка, косясь на Копола и Репея, которые стали заходить ему за спину.
  - Как это нет? - удивился Шманёв. - Ты что, забыл, что ты теперь мой раб?
  - Тебе, наверное, приснилось, - сказал Ромка.
  - А вот и не приснилось, - сказал Шманёв и сделал глазами какое-то непонятное движение. Ромку сразу же ухватили за руки. - Ты же вчера обещал кое-что принести. Тоже забыл?
  - Ничего я тебе не обещал! - закричал Ромка. - А ну пустите!
  Он рванулся, и те, сзади, не удержали его.
  - Виталя, - обиженно сказал Шманёв. - Он брыкается.
  - Фу, какой грубый мальчик! - сказал Копчёный свистящим шёпотом, медленно, словно нехотя приближаясь и выплёвывая изжёванную спичку. - Тебя родители разве не научили держать данное слово?
  - Я не давал никакого слова, - сказал Ромка, и голос его при этом предательски дрогнул.
  - Надо же, - Копчёный протянул руку и указательным пальцем слегка приподнял Ромкин подбородок. - Смотри в глаза, когда разговариваешь со старшими.
  Ромку словно парализовало. Он смотрел в сощуренные глаза Копчёного и видел в них лишь безжалостную бесцветную пустоту. Сейчас его никто не держал, но всё тело у него стало будто бы чужое. Он не чувствовал ни рук, ни ног, только палец, грязный чужой палец у себя под подбородком.
  - Деньги есть? - спросил Копчёный ласково.
  - Н-не... - попробовал было сказать Ромка, но слово застряло где-то на полпути, прилипнув к гортани.
  По-прежнему придерживая Ромку пальцем под подбородок, Копчёный левой рукой огладил его по карманам. Нащупал рубль. Нахально полез всей пятернёй.
  - Во! - сказал он удовлетворённо. - Целковый! Олимпийский! Ты смотри!.. А говоришь, нет. Нехорошо-о! - Он вдруг быстро сжал рубль в кулаке и этим же кулаком, описав в воздухе широкую дугу, сильно ударил Ромку в 'солнечное сплетение'. Ромка рухнул как подкошенный. Из глаз у него брызнули слёзы, остановилось дыхание. - Живи пока, - сказал Копчёный. - Я нынче добрый, - и, развернувшись, стал медленно удаляться.
  - Ты подыши, - посоветовал слева Репей. - А ещё лучше - поприседай. Так быстрее пройдёт.
  Все трое как приклеенные потянулись следом за уходящим Копчёным.
  Дыхание постепенно восстановилось. Ромка поднялся и стал зло и упрямо отряхивать брюки. Ничего он не мог им противопоставить, ничего... Он был слабым и беспомощным. И он был один. Гадство! Ну почему таких подонков всегда орава, а он всегда один? Что же я теперь скажу дяде Вите? Жаловаться противно. Объяснять, как сначала случайно взял, а потом как случайно потерял - смешно. Да и врать снова... нетушки, ни за что. Придётся, видимо, рассказать всё, как было. Может, дядя Витя ещё и посоветует что-нибудь... поможет... Он посмотрел им в спины и мысленно погрозил кулаком. Пока только мысленно.
  Надо было идти домой. Ничего другого не оставалось.
  Ромка ковырнул входной замок ключом и, скинув в коридоре сандалии, прошёл в комнату.
  Папа лежал на диване с 'Литературной газетой' в руках. Поясница у него была накрепко перемотана большим пуховым платком. Ромка сочувственно спросил:
  - Па, ты чего, а? Заболел?
  - Радикулит, Ромка, скверная штука.
  - Давай пообедаем, - предложил Ромка. - Чтоб не на пустой желудок болеть.
  - Ты кушай сам. Я что-то не хочу.
  На секунду у Ромки возникло желание рассказать обо всём папе. И он чуть было не поддался этому желанию, но вовремя остановил себя. Ведь если рассказывать, то рассказывать придётся действительно всё, с самого начала. Про рубль и про то, как он к нему попал... Папа, конечно, огорчится. Ещё неизвестно, поверит ли. Начнёт искать всякие-разные стороны во вчерашнем Ромкином поступке, потом обязательно скажет, что просто так никого не бьют, наверное, он заслужил. Ещё чего доброго не пустит больше к дяде Вите. В любом случае, будет волноваться, а ему, раз он заболел, нужен покой, это Ромка хорошо знает. Нет, пусть уж лучше читает свои газеты. Они его не разволнуют... К тому же, неизвестно, что там завтра Анна Матвеевна на собрании наговорит. Тоже наверняка появится повод для хорошей нахлобучки. Да, вот про собрание как раз надо бы сказать...
  - Па, - позвал Ромка, чуть помедлив. - Анна Матвеевна просила передать, что завтра родительское собрание после уроков.
  - Надеюсь, это не маленькое собрание? - спросил папа с усмешкой.
  - Как это - маленькое?
  - Ну, ты, Анна Матвеевна и я. Или мама.
  - Не-ет, - Ромка замотал головой. - Это общее. Конец же четверти. Анна Матвеевна табели будет раздавать. Ты сходишь?
  - Мама сходит. Я, к сожалению, временно стал нетранспортабельным.
  Ромка вздохнул: мама так мама. Даже и не знаешь, что лучше. Одна надежда, что перед праздниками Анна Матвеевна портить настроение родителям не станет.
  - А с какого числа у вас каникулы? - спросил папа.
  - С первого, наверное. Анна Матвеевна сказала, что во вторник в школу ещё приходить, но, скорее всего, учиться уже не будем. Будем класс убирать, парты там мыть и всё такое.
  - А снова на учёбу когда? Сразу после праздников?
  - Да, девятого.
  - На каникулах идёте куда-нибудь с классом?
  - В цирк.
  - Львов смотреть?
  - Там Кио будет выступать.
  - А-а, Кио - это интересно. Маг, волшебник и прочая-прочая...
  - У него, знаешь, какие чудеса! - сказал Ромка.
  - Нет. Какие?
  - Он тётенек распиливает пополам, а они потом ногами и руками шевелят как ни в чём не бывало. Как они на это соглашаются? Я бы, например, ни за что не согласился.
  - Для того, Ромка, чтобы тётенек пилить, особого волшебства не требуется. Они, тётеньки эти, если хочешь знать, даже сами рады, когда их пилят. Это же как конструктор. Из двух-трёх не очень красивых тётенек можно одну Василису Прекрасную собрать.
  - Ну да!.. - усомнился Ромка.
  - Не веришь? - Папа смотрел на него странно блестящими глазами, и Ромка никак не мог понять - шутит он или говорит серьёзно. - Спроси у дяди Вити. Он по этим делам большой спец.
  - А я думал, он по чаю спец, - сказал Ромка.
  - Одно другому не помеха, - сказал папа и снова взялся за 'Литературку'.
  Но дядю Витю Ромка в этот день так и не увидел. Он ждал его весь вечер, ждал даже когда смотрел очередную серию 'Танкистов', ждал, пока не пришло время ложиться спать. Умывшись и почистив перед сном зубы, он напоследок дёрнул ещё раз дверь его комнаты, но та была заперта.
  - Мам, - спросил он, залезая под одеяло, - а ты дядю Витю сегодня не видела?
  - Нет, - сказала мама. - Ты поменьше к нему приставай. Дядя Витя тебе не сверстник. В приятели не годится.
  - Почему это? - удивился Ромка. - А разве дружить можно только со сверстниками?
  - Желательно.
  - Кому желательно?
  - Всем. Спи! - Мама погасила свет.
  - А всё-таки, - никак не мог угомониться Ромка. - Почему его до сих пор нет?
  - Ох, Ромка, ну мало ли какие дела могут быть у взрослого человека! Может, он в командировку уехал.
  Об этом Ромка как-то не подумал. В командировку... Значит, он может появиться даже не завтра, а, скажем, послезавтра или в понедельник. Или к концу каникул. На сколько обычно ездят в командировку?.. На день-два? Или больше? Ну что за невезуха в самом деле! Невезуха, камнем в ухо...
  Ромка увидел дядю Витю только в воскресенье утром. Сразу после 'Будильника'. Сидя посреди коридора на маленькой скамеечке, он натирал чёрным кремом свои выходные туфли и вид при этом имел весьма и весьма задумчивый.
  - Ой, дядь Витя! - обрадовался Ромка. - Доброе утро! А я тебя ждал. А ты в командировке был?
  Дядя Витя рассеянно кивнул.
  - Доброе утро, Ромка! Это ты верно сказал. В командировке. Именно в командировке. Лучше и не скажешь, пожалуй.
  - Так ты уже вернулся?
  - Вернулся, - Дядя Витя поставил одну сверкающую туфлю под вешалку и взялся за вторую. - Самое главное - это вовремя вернуться, - сказал он непонятно.
  - А я тебя ждал-ждал, - сказал Ромка. - Аж соскучился весь!
  Дядя Витя наконец оторвал взгляд от туфли и посмотрел на Ромку. Словно только сейчас его заметил.
  - А ты приходи ко мне сегодня вечером, - вдруг сказал он. - Танкистов посмотрим. Там какая серия нынче? Тринадцатая?
  - Четырнадцатая, - сказал Ромка.
  - Видишь, как здорово - уже четырнадцатая. Придёшь?
  - Ага, приду, - пообещал Ромка.
  - Куда это ты, дружок, собрался? - из комнаты вышла мама. - Опять в гости напросился? Витя, гони ты его! Он же тебе покоя не даст совсем.
  - Ну зачем же я буду его гнать, Зина? - Дядя Витя критически оглядел задник второй туфли и, явно удовлетворённый делом рук своих, отправил её под вешалку, на полочку для обуви. - Напротив, пусть приходит. Я с удовольствием предоставлю в его распоряжение любое из кресел. Он парень взрослый, рассудительный, мне с ним бывает очень даже интересно.
  - Видишь, мамочка, рассудительный... - немедленно подхватил Ромка.
  Мама покачала головой.
  - Бесстыдник ты, а не рассудительный. Вести себя совсем не умеешь. Вон и в школе вчера опять Анна Матвеевна на тебя жаловалась. И поведение в табеле удовлетворительное...
  - Вовсе и не жаловалась, а, наоборот, хвалила. Говорила, что так только я один во всём классе умею - на уроках болтать, а когда ни спроси, всё знаю.
  - Что-то ты расхвастался сверх всякой меры, Роман Михайлович, - с улыбкой сказал дядя Витя. - К лицу ли это взрослому и рассудительному парню?
  - Я же ещё не совсем взрослый, - сказал Ромка. - Я понимаю. Это ты просто чтобы мне польстить...
  - Ух ты! - сказал дядя Витя. - Слова какие знаешь - польстить!..
  - Видали, умник растёт, - сказала мама, впрочем, совсем не сердито. - Слова разные изрекает... А вот сколько раз я тебе говорила, чтобы ты дядю Витю называл 'на вы', а?
  - Ну, это уж совсем не обязательно, - воспротивился дядя Витя. - Мы вроде люди не чужие. Так что 'на вы' не надо.
  - Конечно, мамочка, 'на вы' это ещё где-нибудь - на работе, в школе или там в очереди... А мы же с дядей Витей давно знакомы. Правда ведь?
  - Правда, Ромка, - подтвердил дядя Витя.
  Мама опять покачала головой.
  - Если хочешь вечером в гости, марш наводить порядок в секретере. Крышку закрыть невозможно.
  - А вот это справедливо, - дядя Витя встал и направился к умывальнику - мыть руки после возни с обувью. На ходу обернулся и сказал. - В личном имуществе, старик, должен наблюдаться железный порядок. Думаю, тебе это по силам. Постарайся меня не разочаровать. Вечером жду в гости. Как договорились.
  Казалось, вечер никогда не наступит.
  Когда до начала фильма осталось пятнадцать минут, Ромка нетерпеливо постучал в дверь дяди Вити и получил приглашение входить.
  Дядя Витя был какой-то непривычно-пасмурный. Совсем не улыбался, смотрел как бы вглубь себя и поминутно покусывал потемневшие губы.
  Ромке стало неуютно.
  Он огляделся и увидел, что на столе уже стоят нарядные чайные чашки, пузатенькие, с цветочками по бокам, а между ними, в центре стола, на большом блюде лежат разнообразные пирожные: корзиночки, трубочки, заварные, буше; и поднимается тонкой струйкой пар из носика заварного чайничка, маленького такого, славного, будто игрушечного, и салфетки, голубоватые, с выдавленной в уголке розочкой (такие есть только у дяди Вити) аккуратно подложены под блюдца.
  Ромка понял, что если сейчас, с ходу во всём не признается, дальше это будет сделать весьма затруднительно, может быть, невозможно.
  - Дядя Витя, - сказал он обречённо, - я должен тебе сказать...
  Дядя Витя поднял на него серые глаза, и Ромке вдруг показалось, что он уже всё знает, что он опять сумел прочитать его, Ромкины, мысли по одному ему известным неуловимым признакам, и что именно поэтому он выглядит таким мрачным и расстроенным...
  - Тут такое дело, - сказал Ромка умирающим голосом. Начать было дьявольски трудно. Нужные слова никак не хотели находиться. - В общем... - Он опустил голову. - В общем... я - вор.
  Ромка оглох от собственного признания и даже не сразу почувствовал, что в комнате что-то переменилось, словно разрядилось невидимое глазу напряжение. Он осторожно, исподлобья посмотрел на дядю Витю и увидел, что тот еле заметно улыбается, что лицо его просветлело, и губы свои он оставил в покое, а в глазах его заиграли так хорошо знакомые Ромке солнечные зайчики.
  - Так, - сказал дядя Витя. - Вор, значит. И кого же ты обокрал, позволь полюбопытствовать?
  - Тебя.
  Дядя Витя сел на табурет, указал Ромке на табурет напротив, после чего сделал ладонью приглашающий жест.
  - Рассказывай.
  Ромка набрал в грудь побольше воздуха и начал. Он рассказал обо всём, включая свой непонятный перенос на край обрыва во время урока физкультуры. Он говорил, спеша и сбиваясь, глотая слова, и боялся, до ужаса боялся, что дядя Витя ударит сейчас ладонью по столу и скажет раздражённо: 'Хватит врать!' или что-нибудь ещё в этом роде.
  Но Дядя Витя слушал не перебивая.
  - И что же теперь? - спросил он, когда Ромка дошёл в своём рассказе до места, в котором Виталик забрал у него злополучный рубль.
  - Теперь у меня нет твоего рубля, - сказал Ромка с тяжёлым вздохом.
  - Бог с ним с рублём! Я спрашиваю, что ты собираешься делать дальше? Тебя, похоже, подцепили на крючок. И просто так в покое не оставят. Будешь драться?
  - Если бы один на один, - сказал Ромка уныло. - А то они толпой всегда пристают. А теперь ещё этот Виталик. Такая верста коломенская.
  - Боишься? Только честно...
  - Немножко, - неохотно признался Ромка.
  - Что ж, - сказал дядя Витя. - Есть несколько путей решения конфликта. Первый - пойти и пожаловаться старшим: учительнице, родителям, ещё кому-то...
  - Дяде Вите... - сказал Ромка. - Получается, я уже пожаловался...
  - Путь второй, - словно не замечая Ромкиных слов, продолжал дядя Витя. - Собрать своих друзей, посвятить их в тонкости дела и устроить битву. И, наконец, путь третий. Самостоятельно разобраться в ситуации и без посторонней помощи найти выход. Ты что предпочитаешь?
  - Я ведь уже пожаловался.
  - Пока ты только поделился. Ввёл меня, так сказать, в курс дела. Но я не собираюсь принимать участие в твоих конфликтах без твоего желания. Поэтому будем считать, что ты спросил совета у старшего товарища. - Дядя Витя взглянул на часы. - Ой, мы с тобой так кино совсем пропустим. - Он встал и включил телевизор. - Гляди-ка, уже началось.
  Ромке было всё равно. Удивительное равнодушие к происходящему на экране овладело им. Всё это придумано, не по-настоящему. И война эта невзаправду, и Шарик - обычный пёс, который не может быть таким умным, а польских актёров, наверное, специально учили ездить на танке... Или нет? Он украдкой взглянул на дядю Витю. Тот, казалось, сейчас был полностью там, на пыльной военной дороге, по которой бесконечной вереницей двигалась танковая колонна. И ведь он совсем не рассердился из-за того, что Ромка прикарманил его рубль. И не стал читать нравоучения, а вместе с ним попробовал разобраться, как быть дальше. Только вот осталось совершенно непонятно - как? Одно ясно - ябедничать я не пойду, никогда не ходил раньше, и в этот раз не пойду тоже. Друзей собрать?.. Где они, эти друзья? В классе со Шманёвым и, тем более, с Виталиком никто связываться не захочет. Не Вику же просить помочь, в самом деле. А других друзей у него почти и не осталось. Есть, правда, ещё Аркашка Асадов, с которым они вместе выросли в одном дворе, но он с этого года учится в другой школе, потому что его родители разменяли квартиру и переехали в центр города. Не будет же он ходить всё время рядом, чтобы к Ромке больше никто не приставал... Получается, что и выбирать-то нечего. Самому придётся расхлёбывать... Эх, отловить бы их по одному...
  - Об чём задумался, товарыщч? - спросил дядя Витя, кладя ему ладонь на плечо.
  Кино уже закончилось, и Ромка, как ни странно, был этому даже рад.
  - Давай-ка, придвигайся к столу, а то пирожные посохнут, что с ними тогда делать?
  Ромка заёрзал вместе с табуреткой.
  - Дядь Вить, а пирожные... Сегодня что, праздник какой-то?
  - Ну, как тебе сказать... Вчера у меня был день рождения.
  - Ой, правда? - огорчился Ромка. - А я и не знал. Вместо подарка с проблемами... да ещё и рубль...
  - Да забудь ты про этот несчастный рубль, - дядя Витя досадливо махнул рукой. - Тоже мне, трагедия. Тебе сейчас не о рубле думать надо...
  - А я уже всё придумал, - сказал Ромка.
  - Правда? - Дядя Витя налил в чашки чаю.
  - Ага.
  - И что же ты придумал?
  - А я их победю... то есть побежу... побежду...
  - Каким образом?
  - А по одному. Кроме того, у нас каникулы начинаются, может, ещё всё само собой прекратится. Может, они забудут...
  - Сомнительно что-то...
  - Ну что же мне их теперь всю жизнь бояться?
  - Нет. Бояться как раз не следует. Кто напуган, тот наполовину побеждён!
  - Вот видишь... Надоело мне о них думать. В праздник надо думать о весёлом. О приятном. Это же день рождения! - Из всех пирожных Ромка выбрал любимое буше и, прицелившись, с удовольствием слизнул с него фигурную полоску крема. - Дядь Вить, - спросил он, - а сколько тебе стукнуло?
  - Тридцать три, Ромка. Возраст Христа, - сказал дядя Витя задумчиво. - Ты знаешь, кто такой был Христос?
  - Бог, - Ромка отхлебнул из своей чашки. - Только нам Анна Матвеевна говорила, что его по-всамделишному никогда не было.
  - Почему не было?
  Ромка пожал плечами.
  - Ну, бог же... Поэтому и не было.
  - А кто такой бог, по-твоему?
  Ромка задумался.
  - Это как дед Мороз. Он всем делал только добро.
  Дядя Витя улыбнулся.
  - Видишь ли, это не совсем так. То есть добро он, конечно, делал. Но вот толь-ко... дед Мороз... это же сказка, для маленьких. Ты в это веришь?
  - Конечно. А иначе откуда берутся подарки под ёлкой на Новый год?
  Дядя Витя с интересом посмотрел на Ромку.
  - Действительно. О подарках, старик, я как-то не подумал...
  - Ну вот видишь! А то, что я чуть с обрыва не свалился, это тоже, выходит, сказка?
  - Может, тебе показалось?..
  - Ну да, показалось... И радуга показалась? И ветер в лицо? Я про это только Вике рассказал и тебе. Вика, та сразу поверила.
  Дядя Витя молчал.
  - Знаешь, - наконец сказал он, - сказка - это такая штука, что чем старше ты становишься, тем труднее в неё верить. У каждого детства свои сказки. В моём детстве, например, тоже существовала сказка про радугу. Я точно знал, если дотронуться до радуги рукой, исполнится любое, даже самое невыполнимое желание...
  - И... ты дотронулся? - замирая сердцем, спросил Ромка.
  - Увы. Не нашлось подходящей радуги. Хотя желаний, помнится, было хоть отбавляй. Так моя сказка и закончилась ничем.
  - А это правда?
  - Что желание исполняется? Не знаю. В детстве проверить не довелось, а теперь уже поздно.
  - Почему же - поздно?
  - Потому что всё нужно делать вовремя, Ромка.
  - Дядь Вить, а почему взрослые в сказки не верят?
  - Не знаю, Ромка. Наверное, потому что у взрослых желания обычно такие, которые никакая сказка не вытянет. Они просто исполняются или нет. И ничего тут не поделать.
  - А у тебя исполняются?
  - Когда как. Вчера, например, не исполнилось.
  Ромка изо всех сил упёрся кулаками в подбородок.
  - А какое... желание?
  - Взрослое, Ромка. - Дядя Витя зачем-то поболтал ложечкой в своей чашке. - Понимаешь, есть одна девушка... Очень славная. Я назначил ей свидание, а она на него не пришла.
  - В твой день рождения и не пришла?
  - Она не знала, что у меня день рождения.
  - Ты ей не сказал?
  - Нет.
  - Так может, у неё что-то случилось, и она не смогла?
  - Может, конечно. Хотя вряд ли.
  - А она тебя любит?
  Дядя Витя пожал плечами.
  - Это сложный вопрос, Ромка.
  - Что же тут сложного? Ты, наверно, просто не в её вкусе... Вот если ей, например, нравятся волосатые грузины... а ты на грузина и не похож... Ты же русский. Лысый. И щёки у тебя розовые.
  - Оч-чень может быть... оч-чень может быть... - согласился дядя Витя. - Вкус - это дело такое... не подстроишься.
  - Да ты не расстраивайся, дядь Вить! Ну, подумаешь, лысый... Мне, например, нравится. Я, если хочешь знать, когда совсем маленьким был, как-то с мамой по городу шёл и впервые увидел лысого. Так я удивился и закричал: 'Мама! Мама! Смотри, какая причёска у дяди! Я тоже хочу такую'.
  - Это когда же ты был таким маленьким? - улыбнулся дядя Витя.
  - А, - Ромка от важности надул щёки. - Давно. В писюнном возрасте.
  - Ну и память! - восторженно сказал дядя Витя.
  - Не, - признался Ромка. - Если по правде, то я этого совсем не помню. Это мне мама рассказывала...
  - Ну, раз мама рассказывала, значит, так оно и было, - сказал дядя Витя серьёзно.
  
  
  
  * * *
  
  
  В понедельник утром мама насыпала Ромке в полиэтиленовый пакет из-под молока немного стирального порошка и дала две пёстрые тряпки. И ещё дала фартук и нарукавники, которые Ромка обычно брал с собой на уроки труда, чтобы не измазаться. Он сложил всё это хозяйство в кулёк с надписью 'Летайте самолётами 'Аэрофлота', а портфель с наслаждением запихнул в угол, за секретер.
  Настроение было хоть куда.
  Каникулы!
  В коридорах школы стоял весёлый гомон. Большинство второклассников, как и Ромка, явились без портфелей. Немцов даже умудрился забыть сменку.
  Предстояла уборка класса. Анна Матвеевна, усадив их на места, потребовала вести себя прилично, не вопить, не бегать и вообще производить поменьше шума, поскольку уроки в школе закончились пока не для всех и старшеклассники ещё занимаются.
  Техничка баба Галя набрала им три ведра тёплой воды, и уборка началась. Девчонки мыли панели, плинтусы и подоконники, а ребята взялись за парты.
  Анна Матвеевна проверяла результаты работы и, если вымыто было недостаточно чисто, заставляла переделывать. На крышке Ромкиной парты, изнутри она обнаружила загадочную надпись: 'Р+В=Л', сделанную шариковой ручкой. Ромка готов был поклясться, что в субботу её тут не было. Но Анна Матвеевна не стала слушать его объяснения, а, покачав головой, сказала:
  - Пухальский, все свои художества стирай! Чтоб чистота была идеальная.
  Ромка покраснел, буркнув под нос, что это не его художества, и ожесточённо заработал влажной тряпкой. На месте букв тотчас образовалось сизое чернильное пятно, и тогда Ромка, обильно посыпав его порошком, стал добиваться идеальной чистоты.
  Надпись была явно свежая, сделанная либо сегодня утром, либо в субботу после собрания. Хорошо ещё хоть Вика не видела. А то можно было бы сгореть от стыда. Но кто же это написал? Может, Шманёв?
  Ромка глянул в угол класса. Шманёв драил свою парту как ни в чём не бывало. Оруженосцы его тоже вовсю орудовали тряпками. Эх, да разве теперь узнаешь, кто это был! Может, и они. С них станется. Прилипалы! Вот попасть бы снова туда, где радуга, дотронуться до неё и загадать желание - стать самым сильным, чтобы при случае накостылять по шее тому, кто этого заслуживает, чтобы все эти Шманёвы и Виталики летели кувырком и даже думать забыли приставать к нему и другим малышам.
  Ромка вздохнул. Он не знал, как осуществить свою мечту. Он вообще уже начал понемногу сомневаться, а не привиделась ли ему эта радуга? Не приснилась ли? Вон и дядя Витя не очень-то ему поверил. А ещё сказал, что всё нужно делать вовремя. Но он же тогда, на футбольном поле, ещё не знал, что так получится, что Шманёв полезет. А если бы знал? Испугался бы или шагнул бы вперёд?.. Вот то-то и оно. Попробуй теперь ответь.
  Баба Галя исправно давала звонки, но второклассники на перемену не выходили, теперь эти звонки были не для них. В результате примерно к середине третьего урока уборка подошла к концу. Анна Матвеевна осуществляла окончательную приёмку рабочих мест и после этого отпускала счастливцев домой. При этом напоминала каждому, что второго ноября состоится коллективный поход в кино на детский сеанс, а пятого они все организованно идут в цирк смотреть Кио.
  Ромка шёл домой и чувствовал во всём теле сказочную, уже основательно под-забытую лёгкость, которая возникает только с приходом каникул, с уверенностью, что завтра тебе не нужно идти с утра в школу, не нужно в обязательном порядке делать уроки и сдерживаться тогда, когда хочется, набрав в грудь побольше воздуха, беспричинно закричать во всё горло. Зато можно смотреть все без исключения фильмы в рубрике 'Кино - детям', читать любимые книжки про мушкетёров, допоздна бегать по улицам, запускать воздушного змея, благо дни стоят подходящие, а если пойдёт дождь, можно, напялив на ноги высокие отцовские сапоги, заняться измерением глубины неистребимой лужи на углу улиц Кулагина и Володарского. В общем, столько всего можно успеть сделать, если разумно и с толком использовать свободное время, которого теперь стало неохватно много.
  И ещё было здорово, что каникулы начались досрочно. Должны были с первого, со среды, а среда это аж послезавтра, и есть ещё целый день, завтрашний вторник. Мама с другими мамами пойдёт в школу - красить окна. Анна Матвеевна сказала, что это работа для родителей, а он, Ромка, постарается с утра улизнуть на пустырь, что начинается за домами в конце квартала, и опробует там бумажного змея, которого он не запускал аж с августа. Вика тоже обещала прийти, она даже сделала для змея разноцветный длиннющий хвост из тряпочных лоскутков, и теперь мечтает посмотреть, как этот хвост будет извиваться на фоне октябрьских облаков.
  Но назавтра с утра зарядил тянучий осенний дождь, и эксперименты со змеем пришлось отложить. Ромка выволок из секретера оба свои кляссера и целый день провозился с марками, раскладывая их по темам. В результате фауна и космос уместились в большой синий кляссер, а живопись, флора и всякая прочая мелочь - в чёрный маленький. Пока он священнодействовал, вернулась из школы мама. Увидев Ромку, сидящего на паласе посреди комнаты, она всплеснула руками.
  - Ромка, ну почему на полу-то? Сядь за стол!
  - Там неудобно.
  - Как раз удобно.
  - Да пусть сидит, раз ему нравится, - сказал папа, выглядывая из другой комнаты. - Он у нас сегодня домашний.
  - Ничего не поделаешь, - сказала мама. - Погода.
  - А вы уже в школе всё сделали? - спросил Ромка. - Все окна покрасили?
  - Все, - сказала мама. - Измучились прямо с этим дождём.
  - Да, - сказал папа. - Не самое удачное время. А перенести нельзя было?
  - Ну что ты, Миша... Куда перенести? Я же и на работе отпросилась.
  - Так ты сегодня уже никуда не пойдёшь? - спросил Ромка.
  - Никуда, - сказала мама. - Буду вам борщ готовить.
  Ромка поморщился.
  - Только капусты поменьше...
  - Это исключено, - сказал папа. - Какой же борщ без капусты? В ней весь смысл.
  - Ну и сами будете есть свою капусту, - буркнул Ромка, но так, чтоб мама не дай бог не услышала.
  Ночью дождь перестал, и утро случилось ясное и солнечное. Правда, асфальт просыхал неохотно, стояли безнадёжные чёрные лужи, а там, где асфальт заканчивался и начиналась жирная земля, грязь выглядела совершенно непролазной. И вдобавок ко всему было тихо. Ни ветерка. Ромка расстроенно натянул резиновые сапожки и взял под мышку змея-несчастливца.
  - И куда ты намылился? - спросил папа, с интересом следивший за его сборами. - Не глупи. Подожди, пока высохнет.
  - Если всё время ждать, можно никогда не дождаться, - сказал Ромка упрямо. - А вдруг?.. Бывают же на свете чудеса.
  - Только в самую грязь не лезь, - сказал папа.
  Ромка пообещал не лезть и ринулся в сторону пустыря.
  На этот раз чудеса обошли его стороной. Ветра действительно не было, а без ветра - какой змей?.. Но зато он встретил Вику. Она тоже пришла к пустырю, переполненная смутной надеждой на чудо. И принесла с собой змеиный хвост.
  Ромка страшно обрадовался. Во-первых, он был не один такой ненормальный, которому не хотелось верить своим глазам, а во-вторых, компанию ему составил не кто-нибудь посторонний, а Вика. И это было самое замечательное.
  - А я знала, что ты придёшь, - сказала Вика, наклонив голову.
  - Откуда? - спросил Ромка.
  - Знала и всё. Дома скучно. Я вчера чуть от тоски не умерла. Всё никак не могла найти себе занятие.
  - А я вчера марки разбирал, - сказал Ромка. - Знаешь, как интересно?
  - Правда? Ты мне покажешь?
  - Ну конечно. Когда захочешь.
  - А давай завтра. После кино.
  - Давай, - согласился Ромка. Это была замечательная идея. После кино отправиться к нему домой, поговорить о фильме, вместе покопаться в его сокровищах, напоить Вику чаем...
  - А ты давно марки собираешь? - спросила Вика.
  - Нет. Не очень. У меня папа в юности собирал, а потом мне отдал. Ну и я немножко к его коллекции добавил. Менялся с пацанами. С Аркашкой, другом своим. Как-то дядя Витя мне одну серию кошек подарил. Это сосед наш, дядя Витя, - пояснил он.
  - Ясненько. Ром, а со змеем, наверное, сегодня всё-таки ничего не выйдет, - сказала Вика, подумав.
  - Похоже на то, - вздохнул Ромка. - Ветра нет. Да и грязь. Вывозимся по уши.
  - Я тебе хвост отдам, - сказала Вика. - А то, что же я зря его, что ли, делала? Дома прицепишь.
  - Завтра вместе и прицепим, - сказал Ромка, пряча в карман скатанные в клубочек разноцветные ленты. - Может, ещё лужи высохнут, и ветерок дунет, тогда ка-ак запустим... Высоко-высоко. У меня нитка на катушке, знаешь, какая длинная?.. Метров сто. Или даже двести. Будет как точка в небе.
  - Клёво! - сказала Вика.
  - Ну ещё бы!
  Они медленно пошли вдоль пустыря в сторону Викиного дома. Было здорово вот так идти вместе и чувствовать, что их связывает нечто большее, чем учёба в одном классе. Змей, которому сегодня не суждено было взмыть в поднебесье, интерес к маркам, Викин львёнок, которого Ромка удостоился чести подёргать за хвост, и главное - Ромкина тайна о загадочном месте, где раскинулась на полнебосвода волшебная радуга. С Викой было удивительно легко. Можно было болтать на самые разные темы, можно было не говорить ни о чём, молчание не становилось тягостным. Они бродили по знакомым улицам, обходя неохватные лужищи, перепрыгивая через маленькие лужицы, радуясь началу каникул и рассказывая друг другу о желаниях, которые они загадали бы, случись им дотронуться до радуги.
  Ромка был по-настоящему счастлив.
  Вот только время...
  Время вдруг словно сорвалось с цепи. Буквально несколько дней назад оно ещё тянулось, как жевательная резинка, нехотя поворачивая стрелки часов, а теперь эти стрелки носились по циферблату как сумасшедшие. Только что было утро, а уже вечер, за ним ночь, и надо ложиться спать, чтобы поскорее настало новое утро. И опять всё сначала, и каникулы, казавшиеся такими длинными, укорачиваются с каждым новым днём. И за радостью, большой и искрящейся, начинает вдруг просвечивать непонятная кисловатая грустинка, а вечером неожиданно приходит в голову мысль, как было бы здорово, если бы прошедший день можно было прожить ещё раз. С самого начала. И это, конечно, глупо и недостойно, но вдруг - ни с того, ни с сего - предательски намокают глаза, и невозможно понять, чего это он разнюнился, точно девчонка...
  Второго ноября был поход в кино. Фильм назывался 'Питер и летающий автобус'. Про мальчишку, который научился летать. Сначала сам, потом с друзьями, а потом началась такая чехарда, что Ромке даже стало неинтересно. Оказалось, что достаточно солнечному лучу попасть на обычный леденец округлой формы, и можешь раскидывать руки и взлетать ввысь. Вика тоже сказала, что фильм чепуховый, если бы такое возможно было на самом деле, она уже давно кувыркалась бы среди облаков.
  Прямо из кинотеатра Ромка привёл Вику к себе домой. Папы дома не было, он ушёл в больницу - подлечить поясницу от радикулита, и Ромка успел до его возвращения показать Вике все свои сокровища, начиная с марок и заканчивая морскими камешками и ракушками, привезёнными летом из Горного Воздуха. Вике понравилась одна ракушечка, и Ромка её с удовольствием ей подарил. Они привязали змею новый хвост, поиграли в шашки, посмотрели семейные фотографии, выпили компоту с булочками, немного послушали музыку, и Вика засобиралась домой. Ромка вызвался проводить.
  Когда он вернулся, папа был уже дома. Он рассказал, что в больнице ему выписали направление на УЗИ, но кабинет не работал, будет работать шестого числа. И ещё сказал, что у него накопилась целая пачка старых книг для реставрации, и не мог бы Ромка ему помочь? Ромка взялся за работу с удовольствием. Он мазал клеем картонки, а папа превращал их в обложки. Книг было действительно много, и они не успели всё доделать до прихода мамы. Пришлось отложить назавтра. Тем более что одновременно с мамой в квартиру вошла тётя Инга, только что приехавшая с вокзала. А вместе с тётей Ингой в коридоре нарисовался маленький трёхгодовалый человечек по имени Гоша. Полина Семёновна, выскочившая навстречу, мгновенно оттаяв лицом, подхватила Гошу на руки и радостно заквохтала как курица-наседка.
  Ромке стало смешно, так разительно отличалась эта Полина Семёновна от той, которую он привык видеть ежедневно.
  Тётя Инга была румяной, светловолосой и слегка полноватой. Движения её были чуть замедленны, голос слегка плаксивый, и слова она выговаривала, непривычно для слуха налегая на букву 'а'. Пожалуй, за исключением цвета волос в ней больше ничто не напоминало Полину Семёновну. А вот в Гоше, наоборот, не было никакой замедленности, скорее уж он был похож на электровеник, запущенный на самые высокие обороты. Он ни секунды не стоял на месте, словно ему огнём жгло пятки, он вился вьюном вокруг 'мамоцки Инги и бабуски Поли' и щебетал без умолку, перекрывая своим щебетом восторженные охи и ахи окружавших его взрослых.
  Все были незамедлительно приглашены на чай с пирогом в комнату Полины Семёновны, и вечер утонул в рассказах тети Инги о городе Саратове, о том, каким сообразительным и непослушным растёт Гоша, и о том, что Николай, муж тёти Инги и отец Гоши, уже не может сладить с подрастающим поколением. На вопрос Полины Семёновны, чего ж, дескать, зятёк любимый в гости не приехал, тётя Инга невнятно отмахнулась, сославшись на занятость.
  Ромка цедил обжигающе горячий чай из огромной жёлтой чашки и лениво отбивался от напрыгивающего Гоши. Тот его довольно быстро утомил. Ромка уже соорудил ему из бумаги пароход, курочку и веер, но Гоше всё это было малоинтересно. Тогда Ромка взял новый лист, сложил из него чёртика и показал, куда нужно дуть, чтоб у того надувалась мордочка. Гоша быстрее прежнего замелькал по комнате и, старательно пуская слюни в быстро раскисающий бумажный затылок чёртика, сам приобрёл с ним некоторое сходство.
  Тётя Инга время от времени вскидывала на него томный взгляд и нараспев произносила:
  - Гошенька-а-а, па-атише, пожалуста-а...
  Полина Семёновна с засахаренной улыбкой наблюдала за внуком, изредка отвлекаясь на то, чтобы подлить кому-нибудь чаю или подложить очередной кусок пирога с яблоками. При этом рот её практически не закрывался.
  Папа весьма скоро откланялся и ушёл, сославшись на общее недомогание. А Ромка вынужден был просидеть ещё около получаса, выслушивая женские разговоры и стоически выдержав, между прочим, утомительный допрос об успехах в школе, о том, чем он занимается 'на ка-аникула-ах' и есть ли у него друзья во дворе. Одним словом, пить чай с тётей Ингой и Полиной Семёновной было совсем не то же самое, что пить чай с дядей Витей.
  
  
  
  * * *
  
  
  Долгожданный поход в цирк стал, наконец, реальностью и принёс с собой ещё одну нечаянную радость. Ромка встретился с Аркашкой Асадовым, давним своим приятелем. Дело было так.
  Пятого ноября, когда Ромка в назначенный час явился в школу, на школьном дворе ждал новенький 'Икарус'. Это папа Дениса Горелова договорился у себя на работе, и второклассникам в качестве шефской помощи выделили мощное транспортное средство. Денис был страшно горд, как будто это его собственный автобус, и он сейчас сядет за руль и повезёт их всех прямиком в цирк.
  Анна Матвеевна провела перекличку и, убедившись, что все на лицо, велела занимать места в автобусе. С визгами и криком второклассники полезли внутрь. Седой водитель с вислыми пушистыми усами завёл двигатель, придирчиво оглядел салон через зеркало заднего вида, затем пальцем поманил Анну Матвеевну и что-то неслышно сказал ей почти в самое ухо. Анна Матвеевна смущённо порозовела, а шофёр, хохотнув, закрыл двери и стал выруливать на проезжую часть.
  Пока ехали, было довольно шумно. Нетерпение, охватившее всех, незримо переплавилось в радостный галдёж.
  Примерно через двадцать минут автобус припарковался у громадного жёлтого дома с колоннами. На стенах между колонн висели две яркие афиши, на которых был нарисован человек в чёрной маске. На левой афише он стоял, грациозно опершись на тросточку с загнутым верхним концом, таким же как и у папиного зонтика, а на правой сидел на огромной надписи 'КИО', по-турецки скрестив ноги в клетчатых малиновых штанах.
  Через высокие двустворчатые двери второклассники проследовали в вестибюль. В вестибюле Анна Матвеевна ещё раз пересчитала всех по головам и повела в нужный сектор.
  Ромка крутил в руках купленную у тётеньки в зелёной униформе программку. До запланированного чуда оставались считанные шаги.
  Места были расположены идеально - не на самой верхотуре, откуда всё кажется крошечным, но и не внизу, где на происходящее можно смотреть лишь сбоку, под определённым углом. Они сидели примерно в середине сектора, и вся арена была перед ними как на ладони.
  Над входом в кулисы неспешно размещался сверкающий медными трубами оркестр, а справа и слева от оркестра и даже за ним тоже были места, и Ромка с ужасом подумал, что сидящим там зрителям, наверное, вообще ничего не видно, а когда оркестр грохнет литаврами и оживёт самый большой барабан, удовольствие и подавно будет ниже среднего.
  Он сказал об этом Вике, и та согласилась.
  И тут погас свет. И сразу же вспыхнули четыре прожектора - крест-накрест - в противоположных концах зала. На манеже возникли четыре белых световых кружка и стали быстро смещаться к центру, пока не слились в один. И тогда в пересечении лучей возник ведущий в чёрном фраке с бабочкой у подбородка, а проснувшийся оркестр выдал феерическое вступление, от которого мгновенно заложило уши.
  Когда грохот утих, ведущий бодро поздоровался и хорошо поставленным голосом высказал одобрение всем пришедшим сюда в этот день. Пообещал множество интересностей и чудес и заверил, что ни один из зрителей сегодня не вернётся домой разочарованным.
  Первое отделение пролетело как одна минута. Под куполом кувыркались серебристые гимнасты, жонглёры бросали вверх и друг другу кипы тарелок и негаснущих факелов, два клоуна с одной маленькой собачкой заполняли паузы между номерами, да так, что весь зал покатывался со смеху. Номер с хищниками - львами и тиграми - был перед самым антрактом, и для него на арене выстроили металлические заграждения. Хищники прыгали с тумбы на тумбу и через объятый пламенем обруч, ладненько, рядком, возлежали на опилках, а отважный дрессировщик в галифе, тонких хромовых сапогах и алой рубахе-разлетайке укладывался прямо поперёк них, словно это были не тигры, а диван у него в гостиной. В заключение он под барабанную дробь рискнул засунуть голову в пасть одному из львов, и Ромка, не удержавшись, шепнул Вике: 'Гляди, сейчас откусит!', но всё обошлось.
  А потом в центр арены опять вышел ведущий во фраке. Он вскинул голову, вы-держал длиннющую паузу и гнусно прокричал:
  - Во втором отделении нашей программы вы сможете посмотреть новейший аттракцион 'Человек-невидимка'! А сейчас - энтракт!
  Оркестр сымитировал небольшой камнепад, под куполом вспыхнули разом десятки ламп, и все вокруг зашевелились.
  Ромка потянул Вику к выходу. Нужно было успеть купить мороженое, потому что - что же это за цирк такой - без мороженого?
  Они выскочили в коридор, загибающийся по кругу всё время влево и влево. Здесь уже было довольно много народу. Большинство слонялось без дела, обсуждая представление и рассматривая многочисленные фотографии артистов, которыми были увешаны стены. Ромка заприметил лоток с мороженым и бросился к нему, на ходу доставая из кармашка брючек мелочь, которую ему дала с собой мама. Впереди стоял парень, увидев которого, Ромка радостно завопил.
  Парень обернулся и завопил тоже.
  - Аркашка!
  - Ромка!
  Они принялись восторженно тузить друг дружку.
  - Вы будете покупать, мальчики? - спросила их продавщица в белом переднике и такой же белой косынке.
  - Ага, - выдохнул Ромка. - Три пломбира.
  Продавщица выдала им три вафельных стаканчика с бумажными этикетками сверху, и Ромка протянул один Аркашке, другой - Вике, а третий, сорвав этикетку, принялся облизывать сам.
  - Ты здесь с кем? - спросил он Аркашку.
  - Я с классом, - ответил Аркашка, отгрызая от своего стаканчика приличный кусок.
  - Вот здорово! - восхитился Ромка. - И мы тоже с классом. Вот, познакомься, это - Вика, моя лучшая подружка и соседка по парте. А это - Аркашка, - повернулся он к Вике. - Мы с ним раньше в одном дворе жили, а потом он с родителями переехал.
  - Приятно познакомиться, - сказала Вика.
  - Мне тоже, - ответил Аркашка.
  - Ну как тебе? Нравится представление? - спросил его Ромка.
  - Угу, - сказал Аркашка с набитым ртом. - Только видно не очень. У нас места фиговые.
  - А ты давай к нам, - предложил Ромка. - У нас как раз рядом свободный стул есть. Видно обалденно.
  - А где вы сидите? - спросил Аркашка.
  - Да здесь, недалеко, - сказал Ромка. - Вон, видишь дверь с портьерой? Это вход в наш сектор. И как войдешь, нужно сразу направо и вверх. Двадцатый ряд.
  - Я тогда схожу, предупрежу своих, а то можно схлопотать за такие дела.
  - Иди, мы тебя подождём. Посмотрим пока, что тут ещё продают. Вон там лоток, сходим, Вика?
  - Давай сходим, - сказала она. - Только ты побыстрее, - попросила она Аркашку, а то скоро уже звонки будут давать.
  - Ничего, я мигом, - сказал Аркашка и дунул по коридору.
  Вслед ему прозвенел первый звонок.
  Лоток оказался книжно-журнальным. Впрочем, книг что-то видно не было, а из журналов были только 'Огонёк' и 'Смена'. Зато в большом ассортименте - открытки, конверты, почтовые карточки, календари. Один из календарей привлёк Ромкино внимание. Календарь был большой, настенный, на новый, 1979-й год. На нём был изображен мускулистый, по пояс обнажённый мужчина с огромным удавом, обвивающим его торс. И под фотографией была загадочная подпись - 'Сергей и Татьяна Тамировы'.
  - Как ты думаешь, - спросил Ромка у Вики, - кто здесь Сергей, а кто Татьяна?
  - Кто Сергей - и дураку понятно, - сказала Вика. - А вот Татьяны я что-то не вижу. Он, наверное, змее свою фамилию дал.
  - Ага. Это он на ней женился, - сказал Ромка. - Как на Царевне-лягушке. И теперь уговаривает кожу сбросить.
  Вика засмеялась.
  - Слушай, а Аркашке сколько лет? - спросила она.
  - Десять, - сказал Ромка. - Он на два года меня старше.
  - Так он уже в четвёртом классе учится?
  - Ну да, в четвёртом.
  - Надо же! - сказала Вика. - А совсем не воображает.
  - А чего ему воображать? - удивился Ромка. - Мы же с ним друзья.
  - Пухальский!
  Ромка обернулся на голос. Перед ним стоял Репей.
  - Виталя просил тебе передать, чтоб ты завтра опять рубль принёс.
  - Олимпийский? - спросил Ромка, едко прищуриваясь.
  - Смотри. Моё дело - передать, - сказал Репей и пошёл в сторону перехваченной тесёмками портьеры.
  - О чём это он, Рома? - спросила Вика недоумённо.
  Ромка покрутил пальцем у виска.
  - Шизик.
  - Не связывайся ты с ним, пожалуйста.
  - А я и не связываюсь.
  - Ага, я вон видела, он у тебя деньги требовал.
  - Так это он со мной связывается, а не я с ним, - сказал Ромка. Всё это сейчас представлялось ему абсолютно несерьёзным.
  - Всё равно, - сказала Вика. - Вон Аркашка твой несётся.
  Снова зазвенел звонок.
  - Ну, быстро я? - спросил Аркашка, подбегая.
  - Тут, пока тебя не было, у Ромки один деньги требовал, - сказала Вика.
  - Де-еньги? - спросил Аркашка, и лицо его приобрело забавное выражение, словно ему сообщили об отмене второго действия. - И что, ты дал?
  - Ещё чего! - сказал Ромка. - Пошли давай! Сейчас уже третий звонок будет.
  - Рассказывай! - потребовал Аркашка.
  - Потом, - отмахнулся Ромка. - Мы же в цирк пришли. Идём, а то места наши кто-нибудь займёт.
  - Попробуй только не рассказать, - процедил Аркашка тоном, не предвещающим ничего хорошего, но тут грянул последний звонок, и они все втроём опрометью понеслись смотреть человека-невидимку.
  Они увидели увлекательную историю, в которой главному герою не дают покоя разные телерепортёры и журналисты из-за его способности быть невидимым. На арене был выстроен дом человека-невидимки, и в этом доме был самооткрывающийся холодильник, телефонная трубка, делающая стойку на телефонном шнуре, ручка, которая вдруг поднималась над листом бумаги и принималась что-то быстро записывать, фотоаппарат, летающий по комнатам, и много других предметов, живущих как бы своей самостоятельной жизнью. На самом деле все они приводились в движение их хозяином, человеком-невидимкой, который хотел лишь одного, чтобы его оставили в покое.
  Все фокусы были сделаны просто первоклассно. Ромка был потрясён. Он даже почти решил, что, когда вырастет, обязательно станет фокусником и будет выступать в цирке, а зрители, которых он наверняка очарует своим искусством, будут смотреть на его фокусы и гадать, может, он никакой и не фокусник вовсе, а самый настоящий волшебник?..
  Вика и Аркашка тоже были в восторге от увиденного. У Вики глаза стали большие-пребольшие, а на щеках заиграл яркий румянец, а Аркашка, когда всё закончилось, сказал, что тоже знает несколько классных фокусов, и восьмого он придёт к Ромке в гости и обязательно их ему покажет, лады?
  - Лады! - обрадовался Ромка. - Я буду тебя ждать.
  Они попрощались, и Аркашка убежал к своим, а Анна Матвеевна сказала, что автобус уже ждёт и надо поторапливаться. И все заспешили занимать места.
  Ромка чувствовал себя переполненным. В нём даже зашевелилась отчётливая боязнь расплескать свои впечатления, не донеся их до дома.
  И на протяжении всего вечера из него потом сыпались рассказы об увиденном. Он пытался передать своё восхищение всем - маме, папе, дяде Вите, тёте Инге, даже Полине Семёновне, даже маленькому несмышлёнышу Гоше.
  Вот это был день! Вот бы побольше таких дней! И таких чудес! А?..
  А назавтра ему пришлось остаться дома одному, потому что папа с мамой пошли вместе в больницу и проходили там почти до самого вечера - очереди, предпраздничный день, - и он сначала читал любимого Карлссона, а потом играл с Гошей, а потом, уже совсем вечером, вдруг случайно услышал такое... такое...
  Мама что-то делала на кухне, папа лежал на диване, обмотавшись тёплым платком, а Ромка пошёл узнать, скоро ли будет ужин, и остолбенел, когда до двери, откуда плыли аппетитные запахи, осталось несколько шагов. Мама плакала, негромко, но как-то совсем уж безутешно. Тётя Инга, Ромка узнал её интонации, что-то неразборчиво выговаривала ей. А потом мама вдруг перестала плакать и каким-то неживым, стеклянным голосом стала говорить:
  - Метастазы, Инга. Метастазы пошли, поясница, лёгкие. Ему сказали, подозрение на доброкачественную опухоль. Да какое там... Химиотерапию назначили, даже лучевую, говорят, невозможно применить... А это ж яд... Боже мой, значит, скоро конец! Пять лет назад, когда это случилось и нужна была срочная операция, я ещё во что-то верила. Да и Ромке было всего три годика, как твоему Гоше сейчас. Я знала: не может всё так закончиться. Просто не должно. А теперь... да что говорить... И Ромку вырастить не успели. Ничего не успели...
  Тётя Инга что-то зашептала в ответ - быстро и неразборчиво, а Ромка, основательно напуганный этим непонятным разговором и непонятными слезами, потихоньку вернулся в комнату, залез на стул и стал смотреть в окно. В голове у него царапалось незнакомое слово 'метастазы', холодное и обдирающе-колючее. Ромка не знал, что оно означает, но помимо колючести чувствовал от него какое-то недоброе мощное веяние.
  Стоило ли удивляться, что и праздник в этот раз выдался непохожим на другие праздники. Папа в основном лежал на диване, смотрел телевизор или читал газеты, а мама то присаживалась с ним рядом, то вдруг выходила из комнаты, словно вспомнив, что у неё что-то стоит на плите. Ромка не находил себе места. Идти никуда не хотелось, он пробовал читать книжки - не читалось, на его вопросы папа и мама отвечали односложно, мультики все как на подбор были про Великий Октябрь, и смотреть их было абсолютно неинтересно. Вечером, правда, заглянул дядя Витя и предложил сгонять партию в шашки. Ромка с радостью согласился, и часа полтора они с дядей Витей мерялись силами на деревянной клетчатой доске.
  На следующий день в гости заявился Аркашка, а следом пришла и Вика.
  Папа, покряхтев чуть-чуть, спустился во двор - подышать свежим воздухом, мама развесила на балконе выстиранное бельё и тоже куда-то исчезла, а они сидели посреди комнаты, прямо на паласе, и болтали без передышки. Потом Аркашка попросил у Ромки бумагу и карандаши и стал рисовать своих фирменных гномиков, и ещё волка и зайца из 'Ну, погоди!', и Винни-Пуха, и американского мышонка Микки-Мауса, и его друга утёнка Дональда, таких же, как на вкладышах из жвачек. Здорово он рисовал. Прямо как настоящий художник. А Вика каждый раз, когда на листе появлялось что-нибудь новенькое, хлопала в ладоши и просила: 'Ещё, ещё!..' Потом вернулась мама и сказала:
  - Молодёжь, ну чего вы дома сидите? Пошли бы погуляли! Последние ведь денёчки стоят. Ноябрь. Скоро солнышка совсем не останется.
  - А и правда... - сказал Аркашка. - Айда на улицу! А то завтра в школу уже. Подышим напоследок воздухом свободы!
  - Гошу возьмите с собой, - сказала мама.
  - Это ещё зачем?! - возмутился Ромка. - Он же ещё малявка!
  - Вот как раз и присмотрите за ним. И далеко не уводите, а то тётя Инга будет беспокоиться.
  - Да она его с нами и не отпустит, - сказал Ромка.
  - Отпустит, - сказала мама. - Она меня только что сама просила.
  Ромка вопросительно посмотрел на Аркашку, затем на Вику.
  - Конечно, возьмём, - сказала Вика. - Я всегда хотела братика. Ему сколько?
  - Почти три с половиной, - сказала мама. - Вика, я тебя прошу, ты девочка... Только во дворе. Никаких походов через дорогу.
  - Не волнуйтесь, тетя Зина, всё будет нормально, - сказала Вика.
  Но они всё-таки ушли со двора в сторону школы. Дорогу здесь нигде переходить было не нужно, так что совесть у всех троих оставалась чиста. Гоша очаровал Вику и, похоже, очаровался сам. Прилип, что называется, намертво. У них сразу наладился тесный контакт, она его о чём-то спрашивала, он ей охотно отвечал, потом сам задавал какие-то вопросы, и Вика с удовольствием в них копалась. Ромка особенно не вслушивался в их болтовню. Тем более рядом шагал Аркашка, общаться с которым было уж никак не менее интересно, чем с малолетним Гошей.
  За разговорами они не заметили, как добрели до школьного двора, и остановились лишь, когда из-за пушистых кустов сирени навстречу им выдвинулся Шманёв. Он приблизился развинченной походочкой - руки в карманах брюк, на лице снисходительно-брезгливое выражение.
  Вика прижала Гошу к себе, а Шманёв, не обращая внимания на остальных, подошёл к Ромке и сказал одно единственное слово:
  - Принёс?
  Ромка попятился, и вдруг оказалось, что он стоит плечом к плечу с Аркашкой. Аркашка стоял уверенно, даже нагло, выставив левую ногу вперёд, а в руках у него была резиновая прыгалка, смотанная в тугой клубок.
  - Чего надо? - спросил он угрюмо.
  - У меня с ним разговор, - сказал Шманёв.
  - У тебя со мной разговор, - сказал Аркашка устало и тряхнул прыгалкой, распуская клубок.
  Из-за кустов вышли ещё трое: Копол, Репей и Копчёный.
  - Так, - сказал Аркашка. - Милые у тебя, Ромка, друзья. Похоже, они не знают, чем себя занять.
  - Ты чё гонишь? - сказал Копченый. - Ты вообще кто такой?
  Аркашка наклонился к Ромке и прошептал ему на ухо:
  - Нам с тобой повезло. Я же эту гниду знаю. Сейчас ты увидишь трюк не хуже тех, что показывал Кио. - Затем он перевел суровый взгляд на Копчёного, сказал громко: - Познакомиться хочешь? Сейчас познакомимся. Впрочем, твоё имя меня вообще не интересует. А вот тебе мою фамилию запомнить будет нелишне. Так вот, моя фамилия - Асадов. А Константин Асадов - это мой старший брат. И если кто не знает, он боксёр. Перворазрядник. Хочешь себе нос, свёрнутый набок профессиональным ударом? Он будет здорово смотреться на твоей роже. Ну, скажи, что понял! Или будет продолжение.
  Аркашка хлестнул прыгалкой, и она щёлкнула по асфальту в каком-нибудь сантиметре от ноги Шманёва. Тот поспешно отпрянул.
  - Дурак, что ли? - сказал Шманёв неуверенно.
  - Ладно, ладно, - сказал Копчёный. - Это мы ещё посмотрим, у кого нос будет набок...
  - Копчё-оный! - произнес нараспев Аркашка. - Чтоб ты знал, Ромка мой лучший друг, а Костя в нём просто души не чает. Так что шутки шутить не советую.
  - А пошли вы вместе со своим боксом! - сказал Копчёный, демонстрируя показное равнодушие. - Тоже мне, чемпионы! - В последние слова он попытался вложить как можно больше презрения, но Аркашка в ответ только рассмеялся.
  - Не всем же быть такими недоносками, как твоё кодло, - легко сказал он. - Пошли отсюда! - Он взял Гошу за руку и кивнул в обратную сторону. - Нам туда.
  Ромка и Вика на подкашивающихся ногах последовали за ним.
  - Вот и всё, Ром, - сказал Аркашка, когда они отошли шагов на двадцать. - Больше они тебя не тронут. Копчёному Костя один раз уже навалял по ушам, он теперь его боится. А остальные там вообще шваль.
  - Они с нами в одном классе учатся, - сказал Ромка.
  - Ну и что? Они теперь сами тебя станут стороной обходить. Не обращай внимания и всё.
  Ромка вздохнул с лёгким оттенком зависти.
  - Хорошо иметь старшего брата-боксёра!
  - Хорошо, когда друзья вовремя оказываются рядом, - сказал Аркашка. - А бокс дело десятое. Да будет тебе известно, уроды вроде этого Копчёного только силу и уважают.
  И всё-таки на душе у Ромки остался какой-то неприятный осадок. Он снова чувствовал себя униженным и беспомощным. И даже понимание, что рядом находится настоящий друг Аркашка, помогало не очень. Скорее даже мешало.
  
  
  
  * * *
  
  
  С началом новой учебной четверти пришли и новые заботы, со школой никак не связанные.
  Папа, вместо того чтобы поправляться, с каждым днём чувствовал себя всё хуже и хуже. Он сильно похудел, осунулся, щёки у него ввалились, приобрели желтоватый оттенок. Глаза были тусклые и безжизненные. Он почти не вставал с постели и есть стал только жидкое. Пища вызывала у него тошноту.
  Мама взяла отпуск за свой счёт, бегала по аптекам, доставая какие-то лекарства с непроизносимыми названиями. Домой возвращалась уставшая, с серым безрадостным лицом.
  Тётя Инга вскоре отбыла вместе с Гошей назад в Саратов, дядя Витя целыми днями пропадал по службе, и Ромке было ужасно тоскливо и больно существовать в атмосфере уныния и царствующей болезни.
  Правда, чудеса внимания стала вдруг проявлять Полина Семёновна. Преисполнившись сочувствия, она готовила питательные бульончики и кормила ими Ромку, а когда удавалось уговорить, то и папу тоже. Постоянно давала маме какие-то дельные советы, которые мама выслушивала терпеливо и молча.
  Дважды в неделю по вечерам приходила участковая врач Вера Антоновна. Всегда в один и тот же час, когда мама была уже дома и готовилась кормить своих мужчин ужином. Мама предлагала ей сесть за стол, и Вера Антоновна никогда не отказывалась. Съедая полную тарелку густого наваристого борща или супа, заправленного фирменными мамиными клёцками, она шумно нахваливала мастерство хозяйки, клялась, что ничего подобного до сих пор не едала, плакалась, что на готовку совсем не хватает времени, записывая, тем не менее, с маминых слов рецепты мясных пирогов или торта со смешным названием 'Муравьиная куча'... Поужинав и тщательно вымыв руки, Вера Антоновна шла в спальню к отцу, осматривала его, слушала, поминутно приговаривая: 'Так. Хорошо, Михаил Степанович. Очень хорошо. Дело явно идет на поправку'. Затем она уходила, и Ромка облегчённо вздыхал. Ему была крайне неприятна эта толстая румяная тетка с неухоженными рыжеватыми волосами, небрежно собранными на затылке в рыхлую рассыпающуюся гулю. Почему-то не верилось, что она чем-нибудь может помочь папе. Её неторопливая, масляная, насквозь фальшивая речь раздражала мальчика. А хищный тонкий нос и хитрые маленькие глазки наталкивали на разные сравнения.
  - Она похожа на лису Алису, - говорил он маме. - Всё время притворяется.
  Мама удручённо кивала и беспомощно разводила руками.
  - Что делать, Ромка? Что делать... Может быть, она хоть чем-то поможет нашему папе...
  - Ничего она не поможет, - говорил Ромка. - Она к нам поесть ходит. Разве нет?
  Мама не отвечала, и Ромка начинал дуться на весь белый свет. Ему было предельно ясно, что никакая Вера Антоновна, никакие лекарства в будущем не принесут радости, если уж они не сделали этого сразу. То, что творилось с папой, было страшно и необъяснимо. Было невозможно, но вместе с тем и непреодолимо. Но почему? Почему это происходит именно с ним? А что, если он умрёт, думал Ромка. Совсем умрёт? И мы с мамой останемся одни. Нет! Такого не может быть! Ведь это же мой папа, и он не может, не должен умереть!
  Но эта острая мысль, однажды пришедшая Ромке в голову, уже не оставляла его ни на день, ни на час, ни на минуту. Она прочно засела в его сознании, и избавиться от неё не удавалось никакими силами.
  Ромка стал рассеянным. На уроках Анна Матвеевна его поминутно одёргивала - то он смотрит в окно, то не слушает и витает в облаках. 'Пухальский! Да что с тобой происходит, в конце-то концов?' Даже Вика, почувствовав перемену в его состоянии, озадаченно притихла. Болтовня их перестала носить повсеместно-затяжной характер, на уроках они теперь почти не разговаривали, а на переменах Ромка старался поскорее уйти куда-нибудь в укромный уголок, чтобы побыть в одиночестве.
  Теперь он постоянно думал о радуге.
  Увидеть! Дотянуться! И, прикоснувшись, загадать желание!
  Он точно знал, что он должен загадать.
  'Всё нужно делать вовремя!'
  Я сделаю. И папа поправится. И жизнь наладится. И снова будет лето - после зимы и весны всегда бывает лето. Мы опять поедем к морю - мама, папа и я. И будут утра - розовые от света восходящего солнца. И вечера на берегу, наполненные щедрым треском цикад. И лунная дорожка на море, упирающаяся в горизонт. И мерный шум волн... баюкающий... неспешный... И 'блинчики' на воде - на спор, кто больше? И игра в футбол на предгорных полянках. И вкуснющие шашлыки, пожаренные папой на костре. Да мало ли... Для всего найдется время и место. Только надо отыскать этот чёртов путь к обрыву! Во что бы то ни стало - надо отыскать! Там - радуга!
  Вдруг резко пришла зима: завьюжило, заметелело, люди надели шубы и шапки. Окна в домах разукрасились витиеватыми серебристыми узорами.
  По ночам, лёжа в своей кровати, Ромка слышал сухой надрывный кашель, твёрдыми горошинами бьющий по стёклам. Кашель пробирался под одеяло, хлёстко стегал по ушам, и Ромке хотелось поглубже зарыться в подушку, чтобы не дай бог не расплакаться.
  Однажды, поздно вечером, маме пришлось вызвать скорую помощь, потому что папа кашлял-кашлял, а потом начал задыхаться. Скорая приехала минут через сорок, но, пока её ждали, мама сходила к дяде Вите и попросила его приютить Ромку на эту ночь.
  Стыдно сказать, но Ромка был этому даже рад.
  Дядя Витя постелил ему на диване, а сам стал устраиваться в кресле.
  Над столом у дяди Вити Ромка увидел большой лист ватмана, приколотый к стене кнопками. На листе чёрными строгими буквами тушью было написано всего два слова: 'Эх ты!' И ещё он увидел на столе, прямо под листом, фотографию красивой светловолосой девушки, которая чему-то заразительно смеялась.
  Ромка залез на приготовленную для него постель, немного повозился, устраиваясь, а потом спросил, качнув головой в сторону фотографии:
  - Это она сказала тебе 'эх ты!', дядя Витя?
  - Она, Ромка.
  - Вот дура!
  - Ну что ты, Ромка, ты же её совсем не знаешь...
  - А чего там знать... если она такая...
  - Она не такая, Ромка. Она просто требовательная. А я безответственный.
  - Вот ещё!
  Дядя Витя приоткрыл дверь и на секунду вышел в коридор.
  - Скорая приехала, - сообщил он, вернувшись.
  - Папе помогут? - спросил Ромка.
  Дядя Витя вздохнул.
  - Врачи, - сказал он непонятно. Потом сел в кресло и внимательно посмотрел на Ромку. - Ты бы спал, а? Поздно уже.
  - Не хочется что-то.
  - Мало ли что не хочется, - сказал дядя Витя. - Все твои друзья уже десятый сон видят.
  - У меня друзей мало, - сказал Ромка. - Только Аркашка. И ты. Зато есть подружка.
  - Это которая как-то к тебе приходила?.. Славная девочка.
  - Вовсе она и не славная, - буркнул Ромка. - Её Викой зовут.
  - Конечно, славная, - сказал дядя Витя, невольно улыбнувшись. - Хоть её и зовут Викой. Да и имя-то у неё неплохое. Ты знаешь, что оно означает? Вика - это победа.
  - Ну да?! - не поверил Ромка.
  - Точно тебе говорю. Вика! Виктория! Звучит, а?!
  - Звучит, - сказал Ромка шёпотом.
  - То-то же! А ещё я тебе, братец, должен сказать... Раз уж мы с тобой об этом заговорили... Если тебе нравится девочка, будь уверен, ничего постыдного в этом нет. Девочки вырастают во взрослых замечательных женщин, а мальчики становятся настоящими мужчинами. Такими, как твои мама и папа. И они любят друг друга сильно-сильно. И у них рождаются дети.
  - Такие как я?
  - Такие как ты. И такие как Вика. И другие... И это, старик, замечательно...
  Ромка посопел напряжённо, затем снова позвал:
  - Дядь Витя...
  - А?
  - А я уже сейчас люблю Вику сильно-сильно. Я, когда вырасту, наверно, женюсь на ней.
  - Ну что ж, когда-нибудь, наверное, ты так и сделаешь. Дай тебе бог!
  - Дядь Вить.
  - Мм?
  - А почему люди говорят: 'Дай тебе бог!', а не 'Дай тебе Исус Христос!'?
  Дядя Витя задумчиво потёр подбородок.
  - Видишь ли, Ромка... Иисус Христос - это имя. Бог один, а имён у него много.
  - Правда, что ли?
  - Правда.
  - И все называют его по-разному?
  - Ну не все. Многие.
  - Так это, наверное, чтоб никому не было обидно, да?
  - Вроде того.
  Ромка ещё помолчал, поворочался, а потом сказал совсем тихо:
  - Что-то врачи долго не уходят.
  - Они работают, - сказал дядя Витя. - Не волнуйся. Всё будет хорошо.
  - Так ты думаешь, они помогут папе?
  - Будем надеяться.
  - Дядя Витя, а хочешь один секрет?
  - Валяй.
  - Я, когда совсем маленьким был, думал, что у мамы и папы были одни родители, что когда они тоже были маленькие, они были брат и сестра. Смешно, правда? Это потому что у них одинаковые отчества... Вот ведь какой я был глупый...
  - Ну, не суди себя слишком строго, - сказал дядя Витя. - Ты же тогда был в писюнном возрасте.
  - Точно, - подтвердил Ромка.
  Он не заметил, как заснул.
  Утром выяснилось, что врачи сделали папе уколы, ввели катетер в мочевой пузырь и порекомендовали использовать кислородные подушки. Ромка вошёл в комнату, где лежал папа. На журнальном столике в хрустальной пепельнице образовалась горка пустых ампул вперемешку с клочками использованной ваты. Рядом лежала вскрытая коробка с новокаином. В воздухе был щедро разлит неприятный кислый запах. Папа спал. Рядом с ним поверх одеяла валялась сдутая кислородная подушка, больше всего напоминающая один из сегментов надувного матраца, только с длинным резиновым шлангом, заканчивающимся пластмассовым раструбом наподобие небольшой овальной лейки.
  Потом мама покормила его завтраком. И попросила сходить в аптеку за кислородом. Сказала, что напишет Анне Матвеевне записку, чтоб она не думала, что Ромка прогулял первый урок.
  - Вот тебе деньги, - сказала мама, протягивая ему три рубля. - Купишь ещё одну кислородную подушку и обе наполнишь кислородом.
  - А я донесу две? - забеспокоился Ромка.
  - Донесёшь. Они не тяжёлые.
  Ромка стал одеваться.
  - А в какую аптеку идти, мам? - спросил он, натянув свитер.
  - Иди в ту, что рядом с гастрономом, - сказала мама. - Она поближе.
  Ромка скатал валиком использованную подушку и пошёл обуваться.
  В аптеке он купил ещё одну, точно такую же, но вот кислорода у них почему-то не было.
  - Закончился, - сказала пожилая аптекарша грустно. - После обеда новые баллоны привезут.
  - Что же мне делать? - растерялся Ромка.
  - А тебе кислород для кого нужен? - спросила аптекарша. - Дедушке небось?
  - Нет, - сказал Ромка. - Это для папы.
  - Для папы... - Аптекарша покачала головой. - Ты бы в двадцатую съездил... Там наверняка есть.
  - А где это - двадцатая? - спросил Ромка.
  - Сейчас за углом сядешь на троллейбус, восьмёрку, - стала объяснять аптекарша. - Проедешь пять остановок. Выйдешь, перейдёшь через дорогу... Только смотри аккуратно переходи, там движение большое...
  - Да что я, маленький, что ли? - обиделся Ромка.
  Аптекарша оценивающе посмотрела на него.
  - Нет, - сказала она серьёзно. - По-моему, ты уже почти взрослый... Значит, как дорогу перейдёшь, на той стороне в одной из свечек, прямо на первом этаже... Не заблудишься. Там новостройки. В крайнем случае спросишь у кого-нибудь, тебе подскажут.
  Ромка поблагодарил участливую аптекаршу и пошёл дожидаться нужного троллейбуса.
  Он легко нашёл и новостройки, и аптеку на первом этаже. Из большого синего баллона ему накачали обе подушки, и он, крепко обхватив их поперёк, заторопился домой. Подушки, наполненные кислородом, были удивительно лёгкие, но вот нести их оказалось крайне неудобно. То одна, то другая выскальзывала из рук: он никак не мог приспособиться. А ещё в транспорте с ними ехать... когда кругом люди.
  Он специально дождался полупустого троллейбуса и на задней площадке забился в самый угол, уткнувшись носом в замороженное стекло. Только бы остановку не проехать, подумал он и стал потихоньку дышать на стекло - всё время в одно и то же место, протаивая своим дыханием пятнышко в густо переплетающихся морозных узорах. Ему удалось освободить от наледи крохотный пятачок, и он жадно приник к нему глазом. Вслед троллейбусу ползли по заснеженному асфальту машины, машины... убегали в никуда жилые дома слева и справа от дороги, а провода, поросшие белым декабрьским пухом, лениво покачивались в вышине. Ромка представил себе, что заглядывает сквозь замочную скважину в тот мир, где была радуга, где вполне могли исполниться любые его желания или, по крайней мере, одно желание... Самое сильное. Мир, куда он так и не смог попасть - ни тогда, ни теперь. Он до того замечтался, что действительно чуть не проехал свою остановку. Спохватился, когда троллейбус затормозил и распахнул двери-гармошки. Тогда он стал отчаянно выдираться со своими подушками, прижимая их к груди и при этом яростно топорща локти.
  В школу он попал только к четвёртому уроку. Это была физкультура, и никто не поинтересовался, где он околачивался с самого утра. Никто, кроме Вики. Но и ей он не сумел рассказать о том, что творится у него дома. Сказал только, что снова пробует отыскать дверь в тот мир, где видел радугу. И что у него ничего, ну совсем ничего не получается...
  Вика сочувственно повздыхала, а потом спросила, знает ли он, что на стадионе 'Труд' залили каток.
  - Нет, - сказал Ромка. - Откуда мне знать? Да я и на коньках-то катаюсь так себе. Как корова на льду.
  - А ты приходи сегодня, я тебя научу, - сказала Вика. - Придёшь?
  - Посмотрим, - сказал Ромка. - Если других дел не будет.
  Коварное время снова, как и месяц назад, совершило пугающий кульбит. Только тогда, в ноябре, оно резко ускорило свой бег, а теперь, наоборот, стало густым и тягучим, вязким, как кисель, и Ромка забуксовал, прилип, в его жизни не происходило почти ничего нового: дома его ждала мама, превратившаяся за последние недели в сиделку, а за пределами дома были аптеки... аптеки... в которых его уже легко узнавали, в которых ему улыбались, и в которых его обслуживали вне очереди; и ещё была школа, где он отсыпался на последних уроках, и по вечерам - не очень поздно - каток на стадионе, в электрическом свете мощных прожекторов.
  У папы начались боли, и мама сама стала делать ему уколы, после которых он сразу же засыпал, а просыпаясь, громко стонал и просил сделать ещё один укол. Ромке было страшно и, глядя на то, как мама, вскипятив шприц, наполняет его из ампулы с надписью 'Promedolum', он неожиданно для себя вдруг однажды подумал о том, как хорошо было бы, чтобы всё поскорее закончилось, раз уж всё равно этого не избежать, и тут же испугался своих мыслей.
  Вера Антоновна больше не приходила, зато мама как-то взяла такси и привезла для консультации светило медицины профессора Шульмана, сухонького седого старичка с аккуратной мушкетёрской бородкой. Тот внимательно осмотрел папу, повторяя слова Веры Антоновны: 'Так, хорошо, хорошо, Михаил Степанович...', прослушал его своим стетоскопом, посчитал пульс, заглянул зачем-то в горло, потом выписал длинный рецепт, принял от мамы конверт с деньгами и уехал восвояси. Так Ромка и не понял, был ли какой-то толк от этого визита или нет, потому что мама, усадив профессора Шульмана в такси, украдкой смахнула с глаз предательскую слезинку и снова пошла на кухню - кипятить шприц.
  Ромка стал бояться вечеров, потому что, укладываясь спать, он точно знал, завтра всё останется по-прежнему, и новое утро, незаметно просочившись сквозь оконные стёкла, приведёт его опять к такому же точно вечеру, как накануне, - глухому, холодному и безразличному, не несущему в себе ничего кроме бессилия изменить хоть что-то в судьбе самого дорогого для них с мамой человека.
  В один из таких вечеров, когда декабрь уже перевалил за середину, Ромка, сидя на лавочке рядом со стадионным катком, зашнуровывал на ногах выстуженные ботинки. Вики сегодня не было, и у него быстро пропало всякое желание кружить по ледяному полю. Под шнурки набился снег, и они никак не хотели слушаться, перекрутившись немыслимым жёстким узлом. Ромка дёрнул непослушный узел и почувствовал, как теряет опору. В следующий миг он уже катился по косогору, цепляясь за жухлую, основательно повыгоревшую на солнце траву.
  Каким-то чудом ему удалось всё же остановиться. Он поднялся на ноги.
  Получилось! У него получилось! Он сумел войти в эту дверь. Сумел, хотя и не понимал - как именно.
  Ромка огляделся. В этот раз точка соприкосновения миров пришлась не на край обрыва. Он стоял на склоне холма, и перед ним, чуть внизу и справа, виден был изгиб всё той же реки, а слева, поодаль от реки, виднелись черепичные крыши домов, и соломенные крыши домов, и деревянные срубы колодцев, которые он до этого видел лишь в кино да на картинках, и при всём при этом нигде не было никакого снега, это вообще не было похоже на зиму, зато кругом, насколько хватал глаз, росла трава, не изумрудная, как тогда, а выгоревшая и жёсткая, но среди неё там и тут мелькали синими искорками неизвестные цветы, и было очень-очень жарко. Ромка задрал голову и посмотрел в небо. Оно по-прежнему было промыто до белизны, но сейчас в нём висел огромный круг палящего багрового солнца, на которое невозможно было смотреть не щурясь. Но вот что самое главное - это то, что в небе не было радуги. Совсем. Словно она ему приснилась.
  Ромка снял шубку, а ботинки с предательски запутавшимися шнурками решил пока не снимать - идти босиком по такой траве будет не слишком приятно. Как он попал сюда и попадёт ли обратно? Сумеет ли вернуться в свой родной город, отворив невидимую дверь, или останется тут навсегда?.. Да пóлно! Радуга... Радуга, способная исполнять желания, наверняка отправит его назад, если только он сумеет отыскать её и дотронуться до разноцветных полос.
  В стороне от посёлка, у большого серого камня он заметил одинокую человеческую фигурку. Человек был занят каким-то странным делом, но на таком расстоянии невозможно было разобрать - каким. Кажется, в руках у него была лопата или что-то, что издалека напоминало лопату. Ромка взял решительный курс на незнакомца. Надо было как можно скорее спросить про радугу...
  Несколько минут спустя Ромка уже свободно смог разобрать, что первый, кого он увидел в этом сказочном мире, был мальчишка. Почти такой же, как и он сам, только немного постарше. Ромка обрадовался, считая это настоящим везением.
  Мальчишке было лет двенадцать. У него была огненно-рыжая шевелюра. Одет он был в серые холщовые штаны и такую же серую, обтрёпанную рубаху с косым воротом. Когда Ромка подошёл, мальчишка сидел на корточках и пальцами сосредоточенно копался в комьях вывороченной земли. Лопата лежала рядом. Мальчишка выбирал из земли тонких розовых червей и складывал их в стеклянную банку.
  - Привет! - сказал Ромка, останавливаясь на безопасном расстоянии.
  Мальчишка поднял голову, и Ромка увидел, что брови у него тоже рыжие, правда, значительно светлее волос, а всё лицо усыпано мелкими конопушками.
  - Ты чей? - спросил он сиплым ломающимся голосом. - Я тебя не знаю.
  - Ты и не можешь меня знать, - сказал Ромка. - Я приехал издалека.
  - Приехал... - с сомнением повторил мальчишка. - На чём это ты приехал?
  - Ты не поверишь, - сказал Ромка. - Да это и не важно... Важно то, что мне нужна помощь.
  - Вон что, - сказал мальчишка и стал вытирать пальцы, перепачканные землёй, об штаны. - Ты, стало быть, путник, сбившийся с дороги... А может, ты родственник учителя Эшке?..
  - Нет, - сказал Ромка. - Я не родственник. Я здесь никого не знаю. Я и тебя случайно встретил. Тебя как зовут?
  - Меня зовут Сван, - сказал мальчишка. - А вот ты, я смотрю, чего-то темнишь... Отвести, что ли, тебя к старосте?..
  - К какому ещё старосте? - спросил Ромка, чувствуя в животе лёгкий холодок.
  - Известно, к какому, - сказал Сван. - К поселковому.
  - А зачем мне к нему? - удивился Ромка.
  - На предмет установления личности, - сказал Сван, прищуриваясь. - Да ладно, не боись, я пошутил... На кой ты ему сдался?!. - И добавил: - Вообще-то староста - это мой отец. Так что сам понимаешь...
  Ромка поспешно кивнул, хотя ровным счётом ничего не понимал.
  - Как тебя хоть звать-величать, путничек? - спросил Сван, явно усматривая в создавшейся ситуации какой-то скрытый юмор.
  Ромка назвался.
  - И имя у тебя странное. Ни разу ничего подобного не слыхал. И какой же помощи ты от меня ждёшь?
  - Мне нужна радуга в небе, - выпалил Ромка.
  - Ага. И только-то? А звёзды в карманах тебе не нужны?
  - Нет, правда, - сказал Ромка. - Мне очень нужно увидеть радугу. Я специально за этим пришёл.
  Сван засмеялся.
  - А мне нужно побольше червей накопать, - сказал он. - Сечёшь?
  - Зачем? Ты на рыбалку собрался?
  - Рыбалка будет позже, - сказал Сван. - Весной. А их я всю зиму дрессировать буду, приучать к боли. Зато весной вся рыба моей будет.
  - А разве так бывает? - спросил Ромка неуверенно. - Ну, чтоб к боли приучать...
  - А разве бывает, чтоб человеку до зарезу нужна была радуга? - спросил в свою очередь Сван.
  - Конечно, - Ромка кивнул. - Я же хочу желание загадать. А иначе оно и не исполнится.
  Сван посмотрел на него изучающе, потом в глазах его что-то промелькнуло.
  - А-а, - сказал он. - Так этот способ давным-давно устарел. Да и с радугой напряжёнка, сам видишь. Если хочешь, чтоб несбыточное желание исполнилось, надо под поезд лечь.
  - Как это - лечь? - спросил Ромка.
  - Очень просто. Ложишься на шпалы между рельсов и ждёшь, пока он над тобой проедет. Если не струсишь, желание исполнится.
  - Не может быть! - опешил Ромка.
  - Точно тебе говорю. Проверено.
  - А... а какой поезд?
  - А у нас тут один поезд ходит, - сказал Сван. - 'Л-Л'. Скорый 'Логри-Линн'.
  - Так это надо на станцию идти?
  - На какую станцию? Нет у нас тут никакой станции. Скорый и не останавливается никогда. Просто мимо проходит. Так что, если хочешь, чтоб желание твоё исполнилось, давай решайся. Он, кстати, уже скоро пройдёт. Ну, что скажешь?..
  - А вдруг это средство не подействует? - спросил Ромка.
  - Ты что, смеёшься?.. - Сван презрительно скривил губы. - Если это не подействует, то какое вообще подействует?..
  - Радуга, - сказал Ромка тихо.
  - Ну и ищи свою радугу, - сказал Сван и снова взялся за лопату.
  Ромка растерялся. С одной стороны, с радугой его постигла полная неудача. А с другой, вот же оно, верное средство, прямо под носом. Нужно только решиться. Это, наверное, непросто - лечь под поезд. Он представил себе, как из тумана выныривает огромный паровоз, тянущий за собой вереницу вагонов, и, гудя и грохоча колёсами, несётся прямо на него, а он лежит у этого паровоза на пути, и через секунду его разрежет на тысячу кусочков... Страшно? Ещё бы не страшно! Только нет у него другого пути к папиному выздоровлению и к собственному возврату домой.
  - Сван! - позвал Ромка. - Я согласен.
  - Да? - Сван с сомнением посмотрел на него. - А ты хорошо подумал?
  - Подумал, - сказал Ромка.
  - И готов лечь под поезд?
  - Готов, - сказал Ромка.
  - Ну, смотри, - сказал Сван. - Я тебя не принуждал... Ты сам...
  - Пошли, а?.. - попросил Ромка. - Чтобы уж поскорее...
  - Всё нужно делать вовремя! - сказал Сван назидательно, и Ромка вздрогнул, и понял, что всё правильно, он на правильном пути, главное теперь - не свернуть, не испугаться в последний момент, довести начатое дело до конца.
  Они спустились в низину, а потом поднялись на соседний холм и увидели железнодорожную насыпь, утрамбованную крупной щебёнкой. Шпалы были деревянные и смолистые, от них шёл стойкий въедливый запах, но лежали они почему-то на разном расстоянии друг от друга, и Ромка удивился этому обстоятельству, а Сван сказал, что это специально так придумано, чтобы разные придурки по шпалам не ходили. Пока они шли, он всё приставал к Ромке, пытаясь выяснить, какое у него желание, но тот стоически молчал - о заветном желании до момента его исполнения нельзя говорить вслух.
  - Всё, - сказал наконец Сван и остановился. - Здесь самое подходящее место. Поезд выгибается на повороте и замедляет ход, а дальше полотно идёт под уклон к мосту. Вот здесь ложись и проникайся величием момента. Уже скоро.
  - А ты? - спросил Ромка.
  - У меня уже все желания исполнились, - хохотнул Сван. - Надо сперва новые придумать. Так что я лучше со стороны посмотрю. Да, ты б штаны снял, а то ещё обделаешься...
  Ромка промолчал.
  Он облюбовал шпалы, на которых было поменьше смолы, расстелил поверх свою шубку и лёг на спину строго посередине - меж стальных рельсов. Потянулись минуты ожидания. Сван, посмеиваясь, походил вокруг, заботливо подоткнул торчащие рукава шубки, сказал, что Ромка лежит как цыплёнок на блюдце, и не хватает только гарнира... Потом куда-то исчез.
  Ромка смотрел в небо и думал о том, как вернётся домой, как бегом поднимется на второй этаж и отопрёт входную дверь своим ключом. Как улыбнётся мама, увидев его, а потом, заметив измазанную смолой шубку, всплеснёт руками и будет вполголоса ворчать, какой он, оказывается, неряха, и как скажет, что у них радость и папины дела пошли на поправку. Если только это возможно, пусть это случится, а мне больше ничего и не нужно... ничего... ничего... Дрожала земля и гудели рельсы. И весь окружающий мир, напружинясь, слегка подрагивал, донося до него нечёткое ду-дух... ду-дух... Ромка поднял голову и увидел тупое рыло почерневшего от копоти паровоза, стремительно приближающегося, загораживающего небо. Он в испуге прижал ладони к глазам и спиной постарался как можно плотнее влипнуть в собственную шубку, в шпалы, в землю...
  Его накрыло. Стоял неимоверный грохот, как будто он оказался внутри камнедробильной машины, и сейчас его начнёт крутить и вертеть, разрывая на кусочки, растирая по стенам, превращая в пыль, в труху, в едва различимые брызги. Но он всё лежал, а кручение всё не начиналось, и только грохот и летящие со всех сторон непонятные ошмётки свидетельствовали, что рядом происходит нечто страшное, запредельное... А потом вдруг стало тихо. И Ромка открыл глаза, и моргнул, потому что ему вдруг показалось, что он ослеп. Он снова был дома. Светил электрическим светом единственный стадионный прожектор. И пляска теней на трибунах выглядела до крайности нелепо.
  Ромка вскочил. Его выкинуло назад с тыльной стороны стадиона. Слева был серый кирпичный корпус, в котором ежедневно занимались гимнасты. Справа нависала громада велотрека. Было холодно. Шубка осталась в том мире, под колёсами скорого поезда 'Л-Л'. Ромка побежал к лавочке, туда, где переобувался, когда случился прокол пространства. Здесь было безлюдно. И его коньки-канадки одиноко торчали в сугробе. Он подхватил их на бегу зябнущими ладонями и, не снижая скорости, повернул к дому.
  Вот и подъезд, гулкий и тёмный. Лестница, отзывающаяся на его лихорадочный топот каждой своей ступенькой. Сердце колотится так, что того и гляди выпрыгнет. Дверь, распахнутая настежь...
  Какие-то незнакомые люди в коридоре. Полина Семёновна в чёрном платке, наброшенном на голову. Заплаканная мама говорит что-то дяде Вите, который нервно курит в кулак. Что она там говорит? Наверное, Ромка оглох. Он не слышит ни звука извне, только кровь тяжёлым барабаном пульсирует в висках, только сбившееся дыхание с шумом рвётся из лёгких. Как же так? Ведь всё получилось! Мама! Мамочка!..
  - А тут ещё Ромка куда-то пропал... - говорит мама, не видя его.
  - Я не пропал, мама! - кричит Ромка. - Я не пропал! Я вот он! - и кидается к маме, обнимает её, прижимается всем телом и, уже не в силах сдержать напирающие из горла слезы, начинает рыдать в полный голос. Мама ещё крепче прижимает его к себе и баюкает, баюкает, а дядя Витя стоит рядом, гладит ревущего Ромку по голове и бесцветно повторяет: 'Вот как оно бывает, Ромик, вот как оно бывает...'.
  Истерика наконец пошла на убыль, и Ромка оторвался от мамы. В душе его кружил чёрный пепел. Он снова, уже в который раз за последние два месяца, чувствовал себя униженным и беспомощным. Он никого больше не обманывал, наоборот, обманули его, сказка оказалась недосягаемой выдумкой, неспособной помочь в исполнении его желания, но всё равно ему почему-то казалось, что соврал именно он, и, соврав, каким-то непостижимым образом умудрился обмануть целый мир... огромный разноцветный мир, который, обидевшись, незамедлительно рухнул под тяжестью этого обмана. И придавил его, Ромку.
  Он посмотрел на дядю Витю сквозь мутную пелену слёз и увидел, как тот берёт маму за локоть, и услышал, как он мягко говорит ей:
  - Надо жить, Зина. Надо жить. Это ещё не конец. Всегда бывает завтрашний день.
  Всегда бывает завтрашний день, повторил про себя Ромка. А потом повторил ещё раз - чтобы запомнить получше.
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"