Аннотация: Рассказу нанесена концовка-антитеза и мелкие повреждения тела.
Лукич неспешно шёл округ, рассеянно постукивая указательным пальцем по корпусу: идеально белая поверхность гипнотизировала. Хотелось смотреть и смотреть, не отрываясь. Ни тебе щербинки, ни муарных разводов - шедевр! Пару раз он огладил ледяную поверхность ладонью, смахнул невидимую пылинку, потом приник ухом и услышал мерное спокойное дыхание.
"Жив! - успокоил себя Лукич. - Конечно, жив, курилка".
Корабль проснулся. Неполных четыре года он рос, набирался сил, мужал, и вот - трёхгранный штык вознёсся на сорок два метра. Отступив, Лукич поднял взгляд к вершине: в Утро Взросления солнце позолотило её, как маковку храма.
"Строим их, растим, а ощущение чуда не истирается. Как первая любовь".
Он посмотрел на протоптанную им за годы работы канавку, собрался было смахнуть слезу, но тут за спиной завозились и пришлось обернулся. Над кустом малины, в явном недоумении обозревая окрестности, возникла лупоглазая конопатая физиономия.
"Еловые иголки в волосах, а молоко на губах", - сверкнуло в голове.
- Вы кто? - поинтересовался, приглядываясь. - Не узнаю. В базе данных точно не значитесь.
- Родион, - представился незнакомец, неловко продираясь через колючки и пряча глаза.
"Ба, - осознал Лукич, - да мы никак покраснели. Не ожидал на старости лет лицезреть чудо".
- Для наших мест имя у вас необычное. Малинкой решили побаловаться?
- Имя как имя, мне нравится. Проспал я. Отстал от компании, приблудился к Петровичу, да поздно.
- К которому? Их у нас пятеро.
- Что в низине, у берёзового околка.
- А, за мшистым валуном с муравейником.
- Про муравейник не скажу, вам виднее, - осмелел чужак и показал Лукичу голубые, в обрамлении белых ресниц, глаза. - Но озерцо там точно есть.
- Ага. Студёным кличут.
Одёжка на чужаке, без пуговиц и молний, облегала тело и переливалась ртутью. И, видать, ей были нипочём острые шипы, слякоть или град с голубиное яйцо. Никогда Лукич такой не видел, от любопытства аж дух перехватило, но он и бровью не повёл.
- Ну, милости прошу. Я черёмуховый лист заварю. Вы поди, мил человек, и не завтракали?
Обеденный стол был собран дедовским забытым способом. Лет двести назад, а может и всю тысячу. Без гвоздей, без скоб и клея - только шипы, врезки и пазы. Врытый в землю, как колья на мамонта, он покоился позади дома, в тени трёх дубов, столь же древних и неколенопреклонных.
Помимо чая Лукич выставил миску с окрошкой, крынку со сметаной и крупно нарезанные ломти ржаного хлеба - и Родион подналёг. Говорили о разном, но больше о кораблях: от особенностей выхаживания их на подоконнике до взросления на Стартовом поле. Обсуждали корабельную топологию, в зависимости от национальных и философских предпочтений: Кресты, Пирамиды, Каабы, Лотосы, Меноры и совсем уже экзотические - Многогранники Пенроуза... Толковали о Пляшущих туманах Белой речки, о поющей сцилловой чавыче, косяки которой из года в год, преодолевая пороги, поднимались в верховья и голосами сирен назойливо зазывали любопытствующих "недорослей"... О соседях и о соседях соседей.
Так незаметно под клюквенный, черничный и малиновый морсы, за жареными подберёзовиками, под всего одну, не более, тарелочку борща, в небе стали тихо загораться звёзды.
- Я-то что, - убеждённо втолковывал Лукич. - У меня Разведчик. У того же Петровича Гонец. А вот Михалыч с Ефремычем и Аввакумычем каждые девять лет Сетевой Концентратор клепают. Силища! Пирамида Хеопса в масштабе один к двум. Зато у моего - дальность двадцать восемь килопарсек и три прыжковых камеры.
- Вижу, любите своё дело, - улыбнулся Родион. - А ошибки случаются?
- Изжил на корню. Спасибо Станиславскому. Это по молодости к верной цели, как по минному полю, шёл геодезическим ходом, уму-разуму учился. Ступил влево: не верю. Дёрнулся вправо: не верю. Вот так на неверии и вырос.
- Непростое, поди, умение.
- А то: окучить, прополоть, подышать в нужное время и место. Опять же зерно прочитать. При моём зрении. А там же квантовая запутанность, демоны Максвелла! Ошибся - и пару лет восстанавливай данные: пиши реверсивный код. Зато теперь мой садок всегда полон, - и Лукич махнул в сторону парника, где под плёнкой уже виднелись, проклюнувшиеся из земли молочные прутики. - Подрастут - гулливерами станут. Главное ведь что? Любовь. И терпение.
- Зачем три камеры, знаете?
- Сколько заказывают, столько вырезаем. Ведать не ведаю, кто в них скачет.
- Как кузнечик? - Лукич представил, как прыгает по лесу его корабль, как падают рассыпаются веером сосны, как лопается древесина и неловко улыбнулся - выглядело не очень.
- Кузнечик-то - больше по травке, - поправил Родион.
Лукич покосился и пожевал губами:
- Не знаю, мил человек, откуда сведения черпаете, но за три с лишним тысячи лет ни один корабль с грядки никуда не упрыгал. Мы бы знали.
- Срыв шаблона, - пробормотал непонятное Родион и по-особенному посмотрел на собеседника. Так на Лукича обычно смотрел Петрович, когда требовалось помочь по здоровью.
- Я образ формирую, концепт, - сухо объяснил Лукич. - Потроха не мой удел. Ежели над каждым суставчиком, сухожилием трястись стану... Про сороконожку притчу знаете?
- Кто ж не знает.
- Во-от. Каждый процесс - как лебединая песня, как Колоссус...
- Вы видели Колоссуса?! - Родион стал похож на мадагаскарского лемура, осознавшего, что его роскошный полосатый хвост - гордость всей жизни - лишь мимолётное украшение для модной шляпки.
- Видел ли я? Юноша, да будет известно, его всем миром собирают. Каждую полтыщу лет. Съезжаются, понимаешь, Ансельмы, Джонсоны, Паки, Санджиты... Вам подробный список?
- Не стоит.
- Так вот, выбирают себе местечко поприличнее, набиваются туда, как пескари в бочку, и учиняют натуральное вавилонское столоверчение. Подобное можно раз в жизни перемочь. Незабываемо. Особенно - душу в него вдохнуть. Пока вдохнёшь, на счёт раз и два - звёзды в небе звенеть начинают. Прям колокольцы и только.
- Звенеть?
- У Эрнестовича даже колокол бил. Пока растил.
- Надо же! И скольких вам ещё растить?
- А всё - отработал своё. Теперь: "Стоп", "выкл" и на покой. Разведчик - последний. Но каков молодец!
- Ещё и старожил? - помрачнел гость.
- Велика потеря. Вынут из коробки очередного солдатика.
- Мастера из неё не достанешь.
- Верно. Потому у меня разведчики самые шустрые и дальноходные. Сергеич же у Красной сопки свои сто лет строгает, стружка вьётся да навыку не добавляет. Болванки без лица, без норову. Очерствел, бедолага.
- Лукич, вы самый стойкий оловянный солдатик, которого я видел.
- И многих повидали?
- Вы первый, - невесело улыбнулся Родион.
- А Петрович?
- Проспал я его.
- Вы и Гонца проспали. Вот у кого был характер - что не по нём, солнечными зайчиками в глаза пулял.
- Хороши манеры.
- Они же дети, - всплеснул руками Лукич.
- Ну, ежели кто глаз потеряет? А по шеям...
- Йоу-йоу, полегче. Пускай овощ растёт! Не исключено, за дело пуляет - укололи ненароком, с завтраком припозднились. В том и беда, - Лукич насупился, - лелеем их, нянчим, сами на сухомятке, глаз не смыкаем. Потом наступает То-Самое-Утро, просыпаешься и понимаешь: всё, нет его нигде, моего кораблика, единственного, ненаглядного, а в мире образовалась ещё одна Плешь. Вчера - у Петровича. Сегодня - моя очередь.
- Поэтично.
- Мы расплачиваемся жизнями за пустоту, а вам кажется это поэтичным?
- Может, неправильно выразился.
- Так не говорят.
- Я имел ввиду...
- Плевать, что ты имел. Я был добр. Теперь...
- Да постойте же! Разве никто не пытался вызнать правду? Посмотреть - что происходит?
- Колоссус - куб, с длиной ребра равной пяти километрам. Айсберг! Смотреть не надо. Достаточно приблизиться на полсотню шагов. Если сможешь. Повернись спиной, ощути, как он давит, плющит, выдавливает из тебя - с потом, с мочёй, со слезами - одухотворённое дерьмо твоей жизни, обнажая суть, самое сокровенное! Ему не заткнуть пасть, чтоб молчал, его не закопать, не утопить. Не найти такой чулан, чтобы упрятать. Воистину, не иголка в стогу сена. Но и он сгинул!
- Я не об этом.
- А я об этом! Помню, как Сергеич пережил первый раз... Поднимаюсь на холм: травка, цветочки, пчёлки. А вершина срезана - и посреди плешь зияет, и Сергеич внутри, на карачках, роется по-пёсьи лицом в насыпи... Думал, ищет чего. А он жрал. Обернулся на меня - заскулил, земля, блядь, так и посыпалась изо рта... Поэзия! Конечно, мы пытались узнать. Из штанов выпрыгивали. Каждый, хоть однажды... Сивка-бурка, вещая каурка. Но засыпали в полночь. Валились поленьями: пили́, жги. Но если корабли строят, значит, это кому-нибудь нужно? Кто они: Следопыты, Тяжи, Расщепители, Обозники, Стрельцы, Тени, Ковчеги и несть им имени и числа?
- Вы́ же их строите, - Родион привстал. - Вы обязаны знать!
- Сядь! Концентратор: что концентрирует? И почему сетевой? Лещей ловить, сайгаков? Глыба весом в два миллиона тонн?!
- Но это же хаб! - Родион хватил кулаком по столу.
- Ступица колеса? Чёрт полена не мягче. Разведчик... Что исследует? Для кого? Со столь фантастической скоростью? Разведка, по определению, дотошна, без суеты и спешки. А килопарсеки... Для света, фотонов такие дистанции - не для кораблей. Земля круглая: её обежать-переплыть можно вдоль и поперёк, а белых пятен на картах не осталось. Куда джампить?
- Вот оно, - прошептал Родион. - Куда ж ещё, как не по Земле. Вы в них не заглядывали, верно? В потроха! Вам не пришло в голову. Не знал, честно. Нам не преподавали. Я думал...
- Не о том думал. В потрохах ковыряться, всё равно что смерть на языке смаковать, - Лукич поник и зябко повёл плечами. От земли поднялась ночная прохлада, по ногам засквозило. - Если думать, так о них, - он поднял лицо к небу. - Вот где наше вдохновение. Так прекрасны! Непостижимы! Согласен? А если и там строят... Молчишь? - Лукич подался к Родиону через стол и указал в него пальцем. - Сам то что?
- Не строю.
- Нет?
- Я летаю. На ваших Разведчиках, Гонцах. И слушаю шёпот звёзд.
- Летаешь?
- Прыгаю. От звезды к звезде. Как кузнечик.
- Не врёшь?
- Правдивее не бывает.
- Значит... Ты Бог.
- Лукич, прости меня, грешного.
...Лукич был тяжёл по-медвежьи. Кабы не природное упрямство и злость на перевернувшийся вверх тормашками мир, Родион бы сдался, бросил неподъёмную ношу, чтобы свалиться в манящую отдохновением траву-мураву. Но он пёр корабела, тащил вначале за подмышки, потом, перехватив - через плечо, и, уже под конец, миновав пруд, две гравиевые дорожки, мастерскую, летнюю кухню и баню, волочил за ноги, как самое драгоценное: как заполненную тюками арбу без колёс, как панцирную сетку от кровати. Мастер храпел, сладко причмокивал и не замечал настоящего героя.
Входная перепонка чпокнула. Сенсоры-капилляры на стенах зашевелились, засветились жёлтыми, пурпурными и голубыми волосками, и приглашающе потянулись навстречу. Родион, застонав, перекатил спящего через порог, сполз на пол и счастливо засмеялся.
Корабел глубоко вздохнул, повернулся на бок... Отливающие металлом губы улыбались: андроиды тоже видят сны.
_______________
- Ладно, я полагаю... хватит, Вэл. - сказал Ковач. - Парень осознал, э-э... повинность.
Вэл, он же Велимир, старшина пилотского отряда, кивнул.
Ковач, спецнач, он же Нач Первого Отдела, поднялся - чтобы померять шагами комнату. Эту особенность за ним хорошо знали.
Для начала он взглянул со всей строгостью на Родиона. Строгость была наигранная, пожалуй - но Родион был вполне честно виноват, всем обликом.
- Я тебя под свою ответственность оградил. Взял. Я надеюсь, ты постремишься осознать это.
Родион кивнул, потупленно.
- Не потому что ты самый особый. Таких много, особых. И случай с тобой - не самый первый... Я поэтому сказал им: вот они, ваши пробелы в образовании! Пробелы, которые вы... назначили. Потому что сочли, что всё под контролем - и слишком лишнего не стоит давать. И вот ваш результат: пилот без пяти первого ранга выводит корабела-андроида в полёт, в космос - посмотреть на звёзды! И что делать с ним после этого... нарушения? Даже сказать - ниспровержения! Что? С пилотом такого класса?
Родион совершенно загнал взгляд в пол.
- По этой причине я считаю нужным... Я должен преподать основы этого... знания. Ты раздумывал когда-либо о киберах как форме жизни, Родион?
- Ну... - не нашёлся с ответом виновник.
- Вот! А надо раздумывать! Потому что кибер в космосе - властелин и бог! Ему не нужно... обеспечение. Жизнеобеспечение. Кибер бывает любой. Стойкий. К радиации, нагрузкам, температурам. Настоящая кибержизнь, по сущности, должна случаться в космосе! Вот представляй, что я говорю! Киберы изобретают киберов. Создают их. Под все задачи. Под ресурсы и энергии, которые в космосе есть. Им не нужны люди! Им не нужны мы. Настоящая кибержизнь, когда она попадает в космос, запрёт человека на Земле. Побеждает нас! И даже уничтожает, если однажды заблагорассудит это. Понимаешь? Ты думаешь, это... пугалка? Страшилка? Но это - секрет жизни. Мы просчитали. Все нейросети - наши нейросети, которые...
- Которые за нас, - увёл контору от засветки Вэл.
- Да! - кивнул Ковач. - Мы выяснили, как всё нужно. Давно выяснили. И мы делаем как нужно. И мы летаем в космос - не они! Все живые, саморазвитые киберы - на Земле. Они нисколько не знают о Космосе. И поэтому корабелы такие... э-э... натурные...
- Посконные, - выразился Вэл.
Ковач, похоже, слова не знал - но кивнул.
- Именно. Они как пейзане - натурные, натуральные! Это - канва и... канон! - выразился Ковач словом почти не хуже. - Форма. Формула. Она даёт киберам ментальность. Ту, которая нужна. Которую мы делаем им.
- Да, - всецело одобрил тираду Вэл. Показывая, что понятно, достаточно. Родион тоже кивнул.
Ковач остановился, поймал взгляд пилота. Взгляд показывал полное понимание вопроса.
- Ладно, - добавил спецнач. - Я имею опцию тебе сообщить - но тем более по секрету - что... Ты думаешь, вероятно, что Лукича мы утилизируем в металлолом. Что слишком многое... знает.
Родион выразил глазами вопрошающее любопытство, как и следовало. Да и вправду ему было интересно.
- ...Так знай. Мы - люди, и по-людски действуем даже к киберам. Это наше... свойство. Которое не теряем. Да, на Земле ему не место. Но и не в утиле! Нет. Лукич будет отправлен на Шеллу. Что это за объект? Хм... Объект секретный, конечно. Планета земного типа - ну, разве что полезных ископаемых нет... Населена роботами. Ветеранами. Им созданы условия. Заниматься творчеством и производством. Общаться. Воспоминать. Смотреть на звёзды...
- Даже на звёзды смотреть?
- А что - звёзды? Они там такие. Звёзды там... тихие.
Вэл, кажется, снова хотел поправить - но явно не нашёл более точного слова. Прищурился. Кивнул.