Ухайдокались мы от разговоров, продрыхли всю ночь и проспали завтрак. Сегодня просыпаемся поздно, нежность и страстная любовь бьют у меня теперь через край, вот и доказываю ей эту любовь и нежность очень рьяно. Так рьяно, что на голодный желудок упахиваюсь, и ей приходится все завершать самой. А после этого у нее, если натощак, обычно немного болит голова и наступают тошнота и слабость. В итоге время почти обеденное, и я решаю не заморачиваться с английским завтраком, французскими круассанами и тому подобной ерундой, а начать день с основного.
- И что ты притащил мне покушать, - поет она, вскакивая на кровати и потирая ручки. - О-о-о-ой, какие... - я заказал-таки огромный веник розовых роз, кругленьких, как те, что уже завяли на моем столике, как те, что были на клоузинг-диннере, и мне доставили их и вазон к ним. Смотрю, как она, голенькая, принимает букет, зарывается в них носиком, блаженно закрыв глазки, вдыхает их аромат, а я смотрю на ее растрепанные волосы, ее зардевшееся личико, и думаю, что оно гораздо прекраснее этих роз - каждой по отдельности и всех, вместе взятых.
А пока она возится с вазой, у меня уже просыпается желание уложить ее, голенькую, на кровать, провести розочкой по ее розочкам... по всем ее розочкам... а после раскрошить по кровати остальные розы и заняться с ней любовью прямо в лепестках. Но тут мой желудок сердито предрекает мне, что натощак довести сии планы до успешного завершения мне не светит, да и ее уже давно кормить пора.
Налюбовавшись вдоволь своими цветочками, она издает не менее восхищенный возглас при виде еды.
- Обязан поддерживать тебя в форме, - рапортую. - А что, ослабеешь совсем, и что мне тогда с тобой делать, - смачно чмокаю ее в губки. - И по назначению тогда не используешь... - она пытается дать мне под дых, но я ловлю ее за руку, ту, с моим кольцом, и целую. - Тем более, лопать мы всегда любили, а, - подначиваю, тыкая в бочок.
Не хочу напрямик напоминать ей про то, как много она ела на клоузинг-диннере и на свадьбе, хоть благодаря всем нашим разговорам вспоминать об этом времени стало как-то легче. Она все же на мгновение сникает, но потом веселеет опять, когда я старательно раскладываю перед ней в глубокой тарелке на подносике рисовую лапшу со всякой всячиной, включая морепродукты и орешки кэшью, а в чашку наливаю зеленый чай с жасмином:
- Прости, зай, не спросил рисовых палочек, а сами они чего-то не положили. Надеюсь, моей маленькой выпендрежнице все равно будет вкусно, - и подаю ей вилку.
- Блин, Андрюха, - ест и отхлебывает она, блаженно жмурясь. - А это, оказывается, заводит, когда ты так обхаживаешь.
- Неужели я такого ни разу не делал? И как ты меня только терпела?
Вооружившись вилкой, я тоже расположился рядом с ней и ем с ее подносика, из ее тарелки, мацая ее другой рукой. Она шутливо бьет меня по пальцам и той, и другой руки, но я и не думаю ставить себе отдельную тарелку или прекращать ее лапать.
- Вот ненавижу, когда у меня из-под носа таскают еду, - сердится она.
- Не боись, там еще есть, - с набитым ртом чмокаю ее в губки, а потом кладу добавку.
Кажется, мой проглотик потихоньку наедается, сладко потягивается, откинувшись на подушках, и смеется радостно.
- Чего? - спрашиваю.
- Да так... Подумала, ведь у нас это с тобой 'бед ин' получается. Чувствую себя, как Йоко Оно совсем.
- Да ну, какой там. Лапша-то тайская. Да и ты на японку никак не тянешь.
- Ты разочарован? - толкает меня.
- Ну-у-у... - делаю вид, что раздумываю, а она принимается молотить меня кулачками по ребрам. - А знаешь, ведь Макс Каннебеккер женат на японке и мне тоже намекал, что, мол, а если и мне... Блин, Оксанка, полегче, проперхнусь... А что, по мне не видно, насколько я разочарован? - смотрю на нее влюбленным взглядом, а она тогда обнимает меня уже и смотрит тоже нежно и влюбленно. - И вообще, если у нас тут с тобой бед ин, то мы слишком много трахаемся.
- Много трахаемся? Тебе надоело или ты обессилел? - она вскидывается, набычившись, по-смешному упирает руки в боки, а ее сиськи возмущенно прыгают мне навстречу.
- Я ж не говорил 'мне надоело', - пожимаю плечами, вытирая рот салфеткой. - Просто они там с Джоном Ленноном, кажется, в пижамах валялись. И трындели про 'миру - мир'. А ты тут такая голая бесстыдница, - тащу ее к себе и шлепаю по попке. - А в плане 'обессилел' - нет, наоборот, силы подкрепил и огурец, знаешь, какой... А тебя, хулиганка, - прыгаю на нее, валю на постель и: - м-м-м... - легонечко трогаю там губами и языком, - вообще щас накажу за наглый твой п...деж, - она стонет, а я вхожу в нее и люблю гораздо нежней и медленней, чем могла бы предположить моя произнесенная только что угроза.
На стенке теперь видно длинный, тянущийся вдаль павильон, оплетенный вьющимся зеленым балдахином. Это очень красиво, и Оксанка чуть ли не пищит об этом. И все-таки мы не расстаиваемся, что ни разу не гуляли вместе по Гайд-парку. Не смотрели вместе Лондон.
- Любимый, - произносит она мечтательно, пока я с закрытыми глазами отлеживаюсь у нее на животе, а она массирует мне голову, - а вот скажи, только честно, мы с тобой специально только что морепродукты хавали? Как афродизирующее? И ты поэтому так... только что...
- Любимая, - отвечаю в тон ей, - я не знаю, о чем ты. Ведь мое главное афродизирующее - я у него... у нее на животике сейчас лежу. Не давлю тебе? После еды?
- Ниче. То есть, ты хочешь сказать, что это я делаю из тебя секс-маньяка? А то ты же в курсе, что так много трахаться здоровья не у каждого хватит.
Она встает, на ходу еще раз нюхает розы, потом открывает дверь на балкон и, не выходя на него, подставляет свою сладенькую обнаженку сквознякам, развевающимся гардинам и моим похотливым взглядам. - Да уж, знала бы я тогда, с кем связываюсь... - она прищуривает свои бессовестные глазки и начинает хулиганить - у меня на глазах гладить себя такую, на ветру, в гардинах. И чего еще удивляется, что я так много могу? - Не ожидала, каким ты окажешься...
- Не мечтала, да? - поправляю ее, а сам встаю и подхожу уже к ней. Как будто я мечтал.
- Не мечтала, что мне, дуре, так повезет и меня будут так... м-м-м...
Я целую ее медленно, опускаю в кресло, а она гостеприимно раздвигает мне навстречу ножки. Опускаюсь перед ней на колени и люблю языком, пока она откидывается на спинку кресла, ерошит мои волосы и урчит, как кошечка. Он встал опять, и она принимает его с радостью и наслаждением, а я поддерживаю ее под попку и занимаюсь с ней любовью. Она гладит меня, гладит везде, где только достает. А и в самом деле, чего это мы все - кровать да кровать. Ну, в ванной еще.
- Ты чего такая, а? - спрашиваю ее, когда она кончает со мной внутри, кончает у меня в руках, теплая, розовая, с улыбкой, полузакрыв глаза. - Откуда? Откуда пришла такая ко мне, свалилась на меня, как...
- ...снег на голову? - стонет она, выгибается, смеется тихонько.
- Как лавина... лавина счастья, а? Я ж с тобой как виагру хаваю, детка... М-м-м, сладенькая, как мед... Ты ж знаешь меня... Это ж я с тобой только такой, солнышко... Да, да, давай, давай еще, кончай, кошка ты... кошечка моя е...ливая...
- А-а-а... - вместо ответа она делает, как я говорю. Ей не нужны никакие акробатические номера, там, менять позу по сто раз или еще чего-нибудь.
- Спорим, больше не кончишь? - шепчу ей. И все люблю ее, медленно, медленно. И проигрываю спор. И еще. И еще. Я самый кайфующий проигравший, которого только можно себе представить.
- Не могу больше... не смогу больше... - она молит почти, но в этот раз ошибается она.
- Что? Ты выдохлась? Я разочарован, - шепчу ей. И, главное, не верю нисколечко.
- Иди ко мне, любимый, - стонет она. Хитрюга.
- Приду, - обещаю.
Но сначала меня тянет попробовать кое-что. Пожалуй, на кровати будет лучше.
Переношу ее туда, шепчу:
- Потерпи... Сейчас будет продолжение...
Только продолжение несколько иное, чем думала она. Она не понимает, к чему это, а когда я массирую ее там все настойчивей, ей поначалу вообще неприятно. Она пытается вытолкнуть мою руку, оттолкнуть меня, убежать, только кто ж ее отпустит.
- Расслабься, - шепчу я.
- Не надо, я не хочу...
- Я хочу.
- Андрюш, я не умею... У меня не получится...
- Получится.
На самом деле я в этом абсолютно не уверен. Вряд ли получится с первого раза. Но с ней не следует делиться сомнениями, если хочешь добиться результата. А я хочу, вернее, мне интересно. И я продолжаю.
Не знаю, когда и как наступает переломный момент. Я читал когда-то об этом, но едва пытался с ней заговаривать, как она отказывалась напрочь. Глупенькая, это ж все предубеждения.
- Верь в свое тело, как верю в него я, - произношу, особо не задумываясь.
Тут ее то ли катализируют мои слова, то ли просто физика моих движений - в общем, она делает это. А я глазам своим не верю. Стоит ли говорить, как меня возбуждает, переполняет гордостью смотреть на то, как она извергается у меня на глазах, у меня в руках? И я шлепаю ее, а там у нее все плещется под моими шлепками, а сам целую ее со смехом, радостным и изумленным, ведь моя уму непостижимая девочка опять доказала мне, что для нее нет ничего невозможного.
Ее личико после этого расслабляется, она такая умиротворенная, что это даже непохоже на обычный оргазм. Ее тело теперь такое теплое-теплое, и лежит она себе тихонечко. Ушла в себя. Черт, надо будет порасспросить ее, что она чувствовала, настолько она выглядит необыкновенной и новой. Сейчас она, кажется, не в состоянии мне что-либо ответить.
Неужели это я с ней такое сделал? Вот крут я... Успокаиваю ее, когда она, немного придя в себя, наезжает, мол, какой я бессовестный, и ведь мы не дома, и ведь это неудобно как получилось и как мы теперь будем...
- Высушим все, - я уже просто ржу, - на батарее. А, блин, тут нету... Ну так найдем, где... А сами на полу будем трахаться. Или в кресле. М-м-м... красавица моя... съем, хулиганку... Кстати, я ж должен еще прийти к тебе... я обещал...
Я переношу ее опять в кресло и, то ли обалдев от ее извержения, то ли просто перезрев, кончаю достаточно шумно.
***
Пока все сушится, мы бросаем на кровать покрывало и я, жуя ее ушко, возвращаюсь к своему вопросу:
- Так ты объяснишь мне, откуда ты такая, а?
- С тобой такая, Андрюш. Просто я люблю и хочу тебя, вот и все.
- За что хочешь?
- Ты заводишь меня. И твое тело заводит. Красивый, сексуальный, - смеюсь недоверчиво. - Целуешься классно. Ласкаешь так, что голова кружится, улетаю... Трахаешься убойно. Правда. Хочешь меня. Желаешь меня. Прешься от меня. Даешь мне почувствовать себя желанной... почувствовать себя женщиной... и шлюхой... твоей шлюхой...
- М-м-м, красиво поёшь. Спой еще, - прошу. Какие черные ее глаза, когда говорит мне все это. Томные, нежные. Да она это не про меня совсем.
- Это только с тобой все. Это ты умеешь возбудить меня, сделать так, чтоб я захотела, вот и кажусь тебе черт знает кем. А так - обыкновенная, ленивая, физиологически неидеальная, ох, какая далекая от идеала. Закомплексованная и даже очень скучная.
- Не ска-жи-и-и. Я ведь все еще под впечатлением. Я ж так, наугад пробовал...
- Поросенок, - она смеется. - А как забабахал... Порнухи насмотрелся, что ли? И ведь все правильно сделал, как следует...
- Постой-постой... та-а-ак... - отрываюсь от ее ушка и вылупляюсь на нее. - Стоп. Еще раз, только помедленнее...
- Милый, ты шокирован? - она притворно огорчается. - Но ведь ты сам заметил - секс мне вообще-то типа нравится, так?
- Да, заметил.
- И мы с тобой только вчера выяснили, что у меня его не было... ну... долго.
- Выяснили.
- И что я должна была делать? Ты вероятно знаешь, что, блин, потрясения-потрясениями, а с физиологией бороться трудно.
- Заметил. Ни фига себе. И ты смотрела... порнуху?
- Да. А ты - нет?
- Ну так я-то... Нет, а ты потом - что... да?
- И потом - да. А что? Стыдно должно быть за это?
- Да н-нет...
- А было стыдно. Поначалу. Но все равно - и смотрела, и делала. И хотелось все равно.
- Да? Так... как тебе?
- А тебе - как?
- Так...
- И мне - так... Скучно. Я же, Андрюш... Ты же меня знаешь. Я же искусство люблю. Эрго я - киноман.
- Погодь, мы про порнуху сейчас говорим, радость моя.
- А ты не будь занудой. И ханжой. Порнуха - это тоже давным-давно уже киножанр. Ее еще грамотно снять надо.
- Не знал. Вернее, не задумывался. Вернее, я не за этим...
- Да я-то тоже не за этим. Напряжение снять больше. Но тут, как говорится - заходи, раз пришел. А раз пришла я, туфту смотреть не буду, даже если это порно. Потому что бывает такое, а бывает - такое.
- Эм-м-м, интересно... Ну?
- Гну. Вот что ценится мужиками? 'Пацаны, у них сиськи большие? Качать - не качать?' Это чувак в обсуждениях спрашивает.
- Тебя, по ходу, не интересует?
- Ты знаешь, вот не буду врать. Чисто посмотреть, как на мебель - мне тоже приятно, если у девушки все как надо. Но это ж статика. Я словно их, мужскими глазами в этот момент смотрю и до меня доходит, что - да, это их заводит. И никакой даже зависти, что у меня фигура не та. А вот когда доходим до динамики... Нет, не интересует.
- А интересует... какой мужик из себя... там... накачанный или... блин... какой... у него...
- В принципе тоже не особо. Если он не совсем реально страшный и у него не совсем реально...
- ...маленький?..
- ...некрасивый.
- А у меня... красивый?.. - спрашиваю совсем уже обескураженно.
- Красивый. Так, мы не о тебе сейчас. Или ты тех телок тоже постоянно со мной сравниваешь? Я ж проиграю по всем параметрам.
- Не срав... блин... так, не о тебе сейчас. Так что тебе нравится?
- Нравится, когда ей нравится. Причем - реально нравится. Поначалу, когда только начала во все это въезжать, меня бесило. Мне казалось, что мне там впаривают допотопную фигню, типа, она - шлюха, ее имеют, используют, унижают. Что секс - неизбежно унижение для женщины, это позапрошлый век и суть оскорбление моего интеллекта. И у меня на это...
- Че, не встает? - ржу я изумленно.
- Ну, хоть сия фраза и бессмысленна с физиологической точки зрения, но, образно говоря, да. А посему - вот этого четко не предлагать.
- А что предлагать?
- Я ж сказала - когда всем реально хорошо. Потому что это ж на любителя все снимается. Это я очень быстро поняла. Кому что нравится, тот то в поиск и задает. А снимают все, что нравится. Абсолютно все. Хочешь реализму - будет тебе реализм. Хочешь издевательств - будут тебе издевательства. Ты, главное, кликни. А в процессе съемок - там же все совсем не так происходит.
- Блин, малыш, в этом сегменте с таким туговато, чтоб и без унижений и подколов и все такое. И равноправие полов.
- Знаю. Но - положить на равноправие. Его в порно не может быть по определению. Потому что там выявляются физиологические моменты, на то оно и порно. А значит, все должно быть реально. А реально, это, котик, как? Правильно, в нее вставляют, а она принимает. Если кому и может быть во время секса больно, так это ей, а не ему. Значит, в более слабом и зависимом положении она, а не он. Но если все-таки предположить, что она опытная, натренированная, делает это добровольно, и ей нравятся ощущения - потому что секс - это ощущения - то тогда ее может и 'имеют', но ничего в этом постыдного, обидного нет и ей от этого не больно ни в прямом, ни в переносном. Вот тебе, например, что нравится?
- Э-э-э...
- Да ладно, не будь занудой, колись... Анал, я угадала?
- Слушай...
- Короче, с тобой еще работать надо... Но я не об этом. Это мне поначалу казалось, что порно - штука отсталая, одностороняя и только для мужиков. А потом я поняла, что все не так. Что это ох, как продвинуто, потому что снимают абсолютно всё, на любой вкус, пол, возраст и нет ничего, чего бы там не было. А потому что коммерциализуют, на спрос, то есть. А спрос есть, поэтому и снимают. А это, Андрюш, такая скука. Потому что, во-первых, мне скучно от коммерции и мейнстрима. А во-вторых, когда я чувствую, что пытаются угадать мои желания и подладиться под меня и предложить мне подходящую продукцию, скучно вдвойне. Ожидаемо. Предугадываемо. И искусства - ноль-ноль. Вот смотрю - и знаю, зачем они так или так сделали.
- Так что тебе надо?
- Реализм. То есть - все спонтанно, всем хорошо и никакого заказа. А значит, из того, что предлагается - ничего.
- Все-то ты знаешь. Сколько ж ты этого пересмотрела?
- Да не так много. Но достаточно. И вообще, если начать это смотреть, очень скоро пустота настает. Скукота. Потому что в один прекрасный момент въезжаешь, что ничего нового, но приемлемого для тебя тебе уже не покажут.
- Ну ты даешь.
Смотрю на нее как-то по-новому, а ведь не думал, что она преподнесет мне что-либо еще. Быстро разбираюсь, что меня и это заводит. Спрашиваю вкрадчиво:
- Оксан, а... как ты это делала? Делаешь?
- Тебе рассказать?
- Хочешь - покажи...
- Блин, дай передохнуть, бешеный.
- Ладно... Тогда, может, расскажешь?
- Ну... если дома, то ложусь после на кровать, там, снимаю трусики и...