Аннотация: Глава 9. Картинки буков (теперь с иллюстрациями)
Глава 9 Картинки буков
Да, па, легко тебе говорить. Время-то другое сейчас. И для того, чтобы потрахаться, вовсе не обязательно сразу после первого поцелуя предложение делать. Ну, не в том смысле, что у нас все только на этом завязано. Но работа настолько поглощает нас, что иногда кажется, что видимся мы с ней исключительно для этого. Ну конечно, нет, говорю я себе. Ведь я, вон, вообще для себя понял, что люблю ее, говорю себе, когда везу нас с ней поздно вечером домой. Но... именно из-за ее этих косяков с совместной квартирой еще далек от того, чтобы сказать ей об этом. И еще... Там, па, увы, не так все просто, как кажется. Да знал бы ты, когда я впервые с ней об этом заговорил...
Прошло недели две после нашей первой ночи, и мы, конечно, давным-давно просекли, что эти постоянные бега "ко мне - к тебе" - ненужно, напряжно и необоснованно. То есть, это мне так показалось, что мы оба поняли.
Снова долгожданные выходные. Сентябрь выдался в этом году на редкость солнечный, но по утрам уже жуткий дубак. Она голышом наблюдает в закрытую дверь на балкон, как в громадном каштане у меня в саду бесятся белки, а сама давится, корчится от смеха и моих щекоток. Я - где-то там, внизу, у ее ног.
- Зайка, тебе не холодно? - спрашиваю ее в промежутках между оральными ласками, пока она перебирает мои волосы, откинувшись назад. Но не слишком, иначе белок не будет видно. Это она вообще-то их подошла посмотреть, а я, увидев ее такой голенькой там, у балкона, не выдержал просто... Чего пропадать добру...
- Не-е-е-ет, - хихикает она, - люблю смотреть у тебя из окошка. У меня такого ржача не увидишь... о-о-о-о... - это я решил больше не отвлекаться на разговоры... - Ан-дрюшень-ка-а-а-... милый... - более того, я твердо решил, что обскачу белок и, кажется, мне это удается, и моя маленькая бесстыдница откидывает назад свою головку, закрывает глазки и нежно стонет, будучи уже более не в силах стоять на ножках. Почему и подхватываю ее на руки, сажаю на себя и люблю стоя.
Она прижимается щекой к моему лбу, закрывает глазки, приоткрывает ротик и шепчет мне:
- Да... да... хороший мой... солнышко... о-о-о...
Один - ноль. Белки лажают.
Мы все же решаем одеться и посидеть на балконе, попить чай с ее сдобными булочками с корицей. Кроме того, нам обоим еще нужно работать. Она притащила с собой ноут прямо из офиса. А работать лучше обоим одновременно, чтобы один был слишком занят, чтобы мешать другому своими домоганиями.
- Слушай, сколько мы еще будем вот это... ну... - начинаю я вроде спокойно, сильно не переживая. Для меня-то вопрос уже решенный.
- Что-о? - поет она мне, разливая чай.
- Ну, в смысле... Когда съедемся, а? Ко мне переезжай? - но моя уверенность покидает меня уже при этих словах, когда вижу ее лицо.
Оно спокойненькое такое и уверенное и еще на нем оттиснено красным штампом "отклонить". И я не ошибаюсь в своих опасениях. И не понимаю ничего.
- А зачем, Андрюш? Ведь хорошо же все, - продолжает "петь" она, усаживаясь мне на колени и кладя мне в рот кусочек булочки. Я их обожаю. Кажется, на севере их называют Franzbroetchen. Но сейчас они меня как-то не радуют.
- Ну, так будет еще лучше, - настаиваю. - В конце концов, напряжно туда-сюда лазить.
- А-а-ах, так тебе лень, значит... - тянет она шутливо.
- Оксан, перестань, ты же знаешь, что не в этом дело.
Вот е-же мое, да хохмы бы, если бы не так грустно было.
Можно подумать, это я на шею собираюсь ей сесть, как богатой невесте с пропиской, феноменом, здесь несуществующим, потому что прописку тут получить легко, а посему гоняются не за ней, а за голимой недвижимостью.
Нет... Смехотворность этого предположения заставляет меня откусить еще кусочек ее божественной булочки, закрыть глаза, блаженно улыбнуться и сказать ей почти с трепетом в голосе:
- Оксан, переезжай ко мне.
Для меня это - важный шаг. Конечно, я еще не сделал предложение, но... Ну, во-первых, мы еще даже месяца не встречаемся - да, я цепляюсь зачем-то за сроки. Во-вторых - куда спешить? Главное, что мы вместе... Только надо жить вместе...
С огорчением замечаю, что и этот момент она запарывает, обращая его в шутку:
- А-а-а, вот оно что! Я все поняла. Просто тебе нужен кто-то - тебя вкусненьким кормить...
- Оксан, не иронизируй, - уже почти умоляю я.
А сам ощущаю жгучее сожаление. И разочарование. А ведь я был уверен, что мы оба... уверены...
- А не лучше ли каждому сохранить за собой личное пространство... И так времени друг с другом мало проводим... А там все эти притирки... Андрюш, ну подумай сам, надо нам это? Да я ж тебя так задолбаю... Ведь хорошо сейчас, зачем все портить всякими там переездами...
Всякими там. Не всякими там, а переездом ко мне. Я ведь тебя тогда, в нашу первую ночь, можно сказать, через порог перенес, а ты теперь так тупишь? Я вдруг явственно ощущаю, что очень расстроен.
- Ну Оксаночка... А если не сейчас, то когда? Чего ждать?
- Ладно, я подумаю, - обещает она с беззаботной улыбкой.
Я вижу по ее шаловливым глазам, что у нее на языке вертится подкол: когда дэдлайн для ответа? Но она все же благоразумно молчит. На этом разговор окончен.
После первого разговора проходит еще несколько дней. Я решаю прокатиться с ней по берегу Нидды. Прогулка получается супер, и она поминутно восторгается самой Ниддой и всей прогулкой, а я млею от счастья. Вообще, она по-своему любит велосипед. В том виде, в каком способна сама на нем ездить. Прогулка наша завершается на городской набережной. В полдень не просто тепло, а нешуточно жарко, и мы обедаем на траве, а потом валяемся там весь день, подобно сотням других горожан, пытающихся урвать, каждый для себя, свой персональный кусочек бабьего лета.
Я кладу голову к ней на колени, пока она кормит меня виноградинками. А я смотрю в небо, сейчас оно какое-то особо необъятное, и говорю ей:
- Смотри, над нами дерево... Что за дерево?
Я заметил, что к деревьям она неравно дышит. Иногда, если мы гуляем с ней в парке, она начинает умничать про то, как какое называется, а я ее подкалываю.
- Бук, - не задумываясь, говорит она. - Смотри, какая красота. Вот просто так меня это дерево никогда не прикалывало. Листики не особо красивые и слишком тонкие и маленькие. Желтеют, засыхают быстро. И не засушишь - видеть нечего. Но есть одна особенность. Если посмотреть на солнце сквозь листья бука, то...
- ...они кажутся прозрачными? - спрашиваю я тихо, ошеломленно глядя на нее.
- Да, - смеется она. - Ты тоже это замечал? Как красиво смотрится на ярко-синем небе... От этих сочных красок даже голова начинает болеть. Надо нам с тобой в музей сходить... Во-о-он туда, на ту сторону... - отчего-то говорит она. А я в трансе.
- Оксан, - проговариваю я.
Это - не совпадение. Это не может быть совпадением. И мне надоело ходить вокруг да около и общаться друг с другом полуправдами. - Оксана, мы сейчас проезжали вдоль Нидды. Там был такой маленький тоннельчик...
- Да, я заметила, - перебивает она, но я этому рад. - Он напомнил мне... постой... был такой тоннельчик недалеко от общаги... Там, где мы раньше жили...
Я не даю ей договорить: - С год назад в этом тоннельчике, здесь, на Нидде я встретил... тебя...
И я рассказываю ей все. Как вдруг все в этом городе начало напоминать мне о ней. Да не просто так, а в хронологическом, мать его, порядке нашей с ней истории. Как вспоминал эту историю. Вспоминал о ней. Как поехал ее искать. Как искал ее здесь.
Теперь уже она лежит у меня на коленях и смотрит на меня во все глаза, а я глажу ее волосы, словно у маленькой девочки, моей девочки, и рассказываю, рассказываю... Мимо нас проплывают катера, теплоходы, гребет местный клуб, барж здесь почти нет, это вам не Рейн. Солнце, такое безудержное пополудни, уже давно успокоилось, незаметно холодает, пока послеполуденный день начинает тускнеть, готовясь к переходу в вечер.
Время бежит, а я все рассказываю. И она все слушает. Не перебивает. Она потрясена тем, что я говорю, хоть есть и вещи, о которых я умалчиваю.
- Оксан, теперь скажи мне... - требую в заключении, - ...ты знала, что я где-то здесь? Чувствовала меня? Ты звала меня, Оксан?
Она молчит, будто медлит с ответом. Да нет, конечно. Ну что за детство. Ты же взрослый мужик, а она тебя слишком... ты ей слишком дорог, поправляюсь я, она не хочет тебя расстраивать, поэтому не говорит сейчас тупо "нет".
- Андрей, знаешь, - начинает она задумчиво, - мне кажется, есть много такого в жизни, чего мы попросту не понимаем. Например, вот почему мы все это время с тобой не встречались? Никогда не пересекались?
- В большом городе... - начинаю я, но она с улыбкой качает головой, отмахивается рукой от меня, не давая договорить:
- Этот город - колхоз еще тот, постоянно встречаешь кого-нибудь. Нет... Вот к примеру, как мы недавно с тобой встретились? Я ведь... - она смеется, - ...я ведь никогда не покупаю купальники... В смысле... Новые. У меня есть несколько пар, а до того, как мы повстречались с тобой, я не думала никогда ходить в бассейн. Просто не понимаю такого времяпровождения. Да мы и с тобой, как придем, больше дорожки нарезаем, - я научил ее плавать по-настоящему, подныривая, и выдыхать под водой. - А в тот раз... Андрей, мне приснился сон.
Напрягаюсь, натягиваюсь, как струна.
- Мне приснился ты. Только я тогда не поняла, что это был ты. Лица особо видно не было, просто... я занималась с кем-то любовью в каком-то... старинном месте... там были такие каменные своды... - у меня уже давно лупит сердце, сейчас выпрыгнет на хрен из груди, - ...но это был не... в общем, когда мы с тобой повстречались, у меня... никого не было... и еще там, во сне было мокро... вода, кажется... Короче, просыпаюсь и пытаюсь понять, чего это мне снится вода... надо, думаю, пойти новый купальник, купить, что ли...
- Ты снилась мне, - перебиваю ее. - Много раз. Постоянно, - я взволнован, глажу ее лицо, а она с серьезным взглядом трется о мои пальцы, и от этого мне хочется схватить ее и сжать до боли. - В том числе...
Моя рука скользит вниз по ее шейке, легонечко проводит по ее грудкам, почти незаметным под ее темно-синей функциональной беговой футболкой с белым фирменным логотипом Бергхаузен Клее и эмблемой в виде четырехлистного клевера, потому что "клее" - это значит клевер. Футболка досталась ей по случаю участия в городском корпоративном забеге, а сегодня она надела ее для велопрогулки.
- В том числе мне постоянно снился сон, в котором мы с тобой занимались любовью в одной каменной галерее возле церкви... - на меня уже накатывает страстное желание, но девать его здесь пока некуда, поэтому я "паркую" ладонь на ее животике, - очень страстно занимались... - не могу сдержать себя и опять легонечко сжимаю ее грудь, она не одергивает меня, лишь смотрит ошеломленными глазами, - очень дерзко... почти на глазах у... - а, какого черта, говорить, так говорить, - моей девушки.
На ее лице именно такое выражение, какого и следовало ожидать - смутное. Смешанное. Она взволнована этой перекличкой снов между нами. Но не только. Она услышала о моей девушке. Ревнива ли она? Сейчас узнаем...
- Твоей девушки во сне, - уточняет она тихонько.
- Нет, в то время и в жизни тоже, - говорю ей беспощадно.
- Это та, что была в твоем смартфоне? Ана?
- Да.
Та, из-за которой ты с велосипеда грохнулась.
- Вы долго встречались?
О-о-ой, да ее колбасит. Дыхание задержала. А ведь это в прошлом уже... Не знаю, зачем я все это начал. Испытать ее решил, что ли? Так ее же лучше не испытывать.
- Шесть лет. Ну и что? - рублю я сразу, не давая ей даже опомниться. - Какая, на фиг, разница, если все эти шесть лет, Оксан, мне снилась только ты, трахал я в своих гребаных, мокрых от похоти мечтах только тебя, думал о тебе...
Ну, не постоянно, может быть, но... было дело.
- Тосковал по тебе... - настаиваю я. - До того, до Анушки, в смысле - тоже, Оксан... Долго... Как долго все это тянулось, е-мое, столько гребаных лет.
Не знаю, удовлетворила ли ее эта картинка моих по ней страданий, но переспрашивать она перестала, затихла, съежилась, а я целую ее лицо, губы, которые она робко мне подставляет, и продолжаю:
- Вон, в Шотландию из-за тебя упер, писал тебе тогда в Нью-Йорк... - по-моему, убедил я ее. - Кстати, теперь твоя очередь, - спрашиваю вскользь, - ты чего обрубила-то тогда все? Я же ждал каждого твоего письма, как ясного солнышка, а, поросенок ты? - хватаю ее за нос.
Она мягко высвобождается и встает у меня на руках, поводя плечиками. А на лице у нее смятение... И вдруг мне становится как-то не по себе, и меня бьет какое-то нехорошее предчувствие, коих у меня обычно не бывает.
- Андрей, в Нью-Йорке я встретила парня.
А, ну мало ли. С кем не бывает. Усилием воли пишу это изречение на своей конопатой роже и выставляю ей на прочтение. Мол, я не парюсь. Дело прошлое. А информации мне достаточно, спасибо.
Но она продолжает, вот же любитель подробностей:
- Стэн.
- Да ну, америкос? - не выдерживаю я со смехом.
Не ожидал почему-то. И почему, на хрен, глаза ее принимают такое задумчивое, мечтательное выражение, когда она произносит его имя?
- Вообще-то, его зовут Стас. Станислав.
Так, а почему "зовут"? Почему не "звали"? В прошедшем времени было бы как-то уместней.
- Там просто все под американское шифруются, вот он и стал Стэном. Он аудитор в нью-йоркском офисе Каннинг Уэст. Хотя, сейчас возможно уже занимается лоббизмом и переехал в их офис в Ди Си, чтоб с Белым Домом рядом.
Ей явно хочется повспоминать про этого конвертировавшего лоббиста-бухгалтеришку - а кто они еще, на хрен, такие, эти аудиторы, а мне - как бы это мягко выразиться? Не особо хочется слушать, потому что меня что-то жжет. Вот ей богу.
- Встречались с ним?
Она утвердительно кивает. Так, значит, и было тоже всеу них. Это она у него всему научилась? Хотя, чему - всему, мысленно одергиваю я себя. Она у меня просто такая сексуальная девочка, чувственная очень, а не акробат какой-то. Ей со мной хорошо, твержу. И похрену, кто там у нее был до меня.
- Разбежались до того, как мы встретились с тобой?
Задолго же?
- Да, разбежались. За неделю до того.
Чего? Так... это недавно все было? Так... она... не отошла что ли еще от этого... от него?
- Подожди, так он не в Штатах разве...
- Да, у нас были отношения на расстоянии. Он не хотел отпускать меня...
Да еще бы, мать его за ногу... Мне становится как-то тесно. Тесно в моей шкуре, что ли? И она тоже каким-то странным образом переживает. Мне вдруг вспоминается наш с ней разговор о Длинном сто лет назад, о том, как он кинул ее - а ведь на лице ее тогда не было даже доли этого смятения. Она не ждет приглашения, чтобы рассказать мне все, что я по ее мнению должен знать. А по мне - так пропади оно все пропадом...
- Мы познакомились с ним в Каннинг Уэст. Он тогда собирался жениться на девушке, но вскоре бросил свою невесту ради меня. Хотя я ему сразу сказала, что все это - зря... не имеет будущего. Что я не брошу родителей и не перееду жить к нему в Штаты. Что мое будущее - здесь, а не там, у них.
Бросил. Хотя. Без будущего. А я-то, тогда... Ладно, хрен с ним. Просто эти американцы там, у себя, думают, что в жизни все, как в Голливуде. Связь с реальностью потеряли.
Она рассказывает дальше, возможно, даже не делая сравнений. Или это мне так хочется.
- Когда мы начали встречаться, я из Уилстера переехала к нему, в его квартиру в Квинсе.
А ко мне не хочет переезжать... не хочет, жжет меня все то же непонятное нечто.
- Меня так мучила совесть, что разбила его свадьбу, но я все-таки жила с ним. Мне удалось продлить стажировку с трех месяцев до полугода. Родители были в абсолютной панике, думая, что теряют меня, что я уже мысленно осталась там навсегда. Мама постоянно звонила, плакала мне в трубку, - вот дай же бог здоровья тете Але, я ж по гроб жизни перед ней в неоплатном... - но это было и ненужно. Я чувствовала, что все равно там не останусь. Что все это - лишь отсрочка. Однажды я так и сказала ему, что, мол, уже давно сижу на чемоданах. Он взорвался, отпускать меня не хотел. Жестко не хотел. Говорил, что не сможет без меня. Когда я вернулась домой, мы, опять же по его инициативе, продолжали отношения на расстоянии. Ну, звонки эти постоянные...
И что, секс по телефону тоже был? По скайпу? Через веб-камеру? А то ей же постоянно надо, поучительно говорю кому-то уже в каком-то отчаянии. Да он, по ходу, и сам понял... Меня теперь не только жжет, меня уже душит что-то, но я мысленно прикалываюсь - над кем, не знаю толком. Над нами обоими - им и мной. Допер, чувак, что без нее нельзя. Быстро-то как допер, а? Это мне, дебилу, понадобились годы. Не, вот без базара, один - ноль в пользу бухгалтера.
А она продолжает. Да когда же это, на хрен, кончится...
- Он приезжал ко мне несколько раз. Когда мог - приезжал. У него были амбиции по поводу работы. До сих пор есть. Думаю, иначе он перевелся бы сюда... Здесь же много американцев - работал бы в том же Каннинг Уэст, только здесь...
И тогда они все еще были бы вместе. И тогда, возможно... Это его я видел в черешневом раюс ней и их детьми. Хренова моя преисподняя. Только хрена лысого я туда ее отпущу. Или позволю кому-либо или чему-либо вторгнуться в наш с ней мирок.
Я крепко держу ее за руки, не хочу, чтобы она теряла связь со мной, пока рассказывает мне про бухгалтера. А то она ведь впечатлительная. Еще углубится в эти свои переживания душонкой своей птичьей... А это дело прошлое, ясно же, как божий день. Да? - мысленно кричу ей в отчаянии.
- Наконец он не выдержал таких отношений, да и я уже давно говорила ему, что это не имеет смысла. В середине лета он приехал и предпринял последнюю попытку уговорить меня ехать к нему, сказал, что хочет семью. Но я не согласилась. И мы расстались. Мысленно я отпустила его уже давно, хотя... мне и было с ним хорошо.
Могла бы не пояснять. Хрен бы ты это терпела, если б было плохо.
В надежде, что она наконец все сказала, я решаюсь подать голос:
- Оксан, это все в прошлом, - гляжу ей при этом в глаза. Настойчиво. - А мы с тобой сегодня живем. Сегодняшним днем. И - черт, Оксан, мне он нравится... Нравится каждый день, проведенный с тобой... Мы ж теперь вместе. Может, недолго пока, но... все у нас с тобой будет еще... Сколько лет до этого прошло... Потеряли сколько, - она как-то странно содрогается при этих словах, но я крепко сжимаю ее, - а и пофигу. Мы - сейчас. И мы вместе, - повторяю, словно мантру. - Я вот... реально жизни себе не представляю больше без тебя... - целую ее, ощущая с наслаждением то, как она, дрожа от моих слов, отдается моему поцелую.
А... ты? Такая же фигня?
Боюсь ее ответа на мой незаданный вопрос и спешу предвосхитить его:
- Так что давай уже не терять времени больше. Давай жить вместе, а?
А там посмотрим. Заговаривать о чем-либо еще с ней, такой взбудораженной левыми воспоминаниями - это подождет.
Она мнется, кривится, словно ей сложно найти решение для какой-то проблемы. Закрыв глаза, будто соображает вслух:
- Та-а-ак... приарканить меня хочешь... - затем просит робко: - Дай мне еще немножечко времени... Привыкнуть к этому...
- Ладно. Привыкай! - приказываю я шутливо-властно, сжимая ее в своих объятиях.
Да просто не буду ее отпускать никуда из своей квартиры. Все, на фиг. После работы теперь только ко мне. Барахло ее к себе перетащу. Бабье же жить не может без своего барахла. Зузи надо будет что-нибудь про нее напи...деть, пусть вышвырнет ее на хрен. А я подберу. Бродяжку. Хе-хе. Пусть потом мне квартплату отрабатывает. Разогреваюсь от этих мыслей не на шутку, тиская ее попку. До дому бы как-нибудь добраться, пусть уже поскорей привыкание начнется.
Проходит еще несколько дней. А потом, однажды ночью, я узнаю еще кое-что. Вынужден узнать.
Мы отдыхаем после очень бурного секса. На этот раз мы вновь выбрали синий вариант, с добавочным освещением в виде лунного света. Она лежит на мне, съежившись, уткнувшись носом мне в грудь, а я, сжимая ее в блаженстве, потихоньку отъезжаю уже, когда слышу вдруг тихонький такой вздох.
- Чего? - спрашиваю у нее сонно.
- Так.
Нет. "Так" у нас не бывает, а то я не знаю.
- Колись, - тыкаю ее. - Случилось чего?
- Ничего такого... Болит просто... немного...
Понимаю, что болит там и удивленно таращусь на нее: - Почему?
Пока что в постели она не жаловалась. Ни разу. Ни на что. - Это... я сделал тебе больно? - судорожно перебираю уже в уме, в каких позах ее трахал, не входил ли в нее слишком грубо... вроде нет... не грубее обычного... она кончала... стонала... кричала... улетали оба... Ну, как обычно, в общем.
- Не совсем... В общем... есть у меня такая проблема... - я невольно вздрагиваю, до того невероятным и офигительно нереальным казался мне до сих пор наш с ней секс, что при слове "проблема" что-то неприятно дзынькает... будто разбивается...