Трещины рассвета... Скользящее шипение: жалюзи. Вместо щелей - колыхающийся стронций в зеркалах залива, изливающиеся полусумерки... Все было описано, учтено: звук подавался вовремя. Новый бессмысленный поворот листа на дереве - и мироздание лопается, как несовершенная лампа. Сколько уже попыток? Но крыло неба удерживается - идиотская шляпа, которую невозможно снять... они, наконец, доберутся до меня - серьезные ребятки с гладкими глазами, спокойные денечки. Fuck...
Интеллектуальное безумие: никак не могу выйти из двойного смысла этого междометия и все время возвращаюсь к стеклу - наверное, потому, что за ним все меняется. В этом моя неизменность: постоянно ощущать разлагающийся труп действительности, тем не менее, всегда остающийся свежим.
Стоны капель из боли крана.
Раздавленные ковры, с бордовыми улыбками. Бессонница стояла в углах времени, ожидая...
Сидел, ссутулившись в кресле, зеленый как ирландская вечеринка. Триллер-меморандум... Щелкая зажигалкой - машинально, бессмысленно. Скапливание капель - на дне ванны - превращалось в количество страха, прислушивающегося к возможности умертвления звука. Вид на убийство. Тьма...
"У тебя слишком негативное воображение" - сказала она как-то.
Сочетает объем и диапазон частот видеопамяти с динамической доступностью. Обеспечивая оптимальную работу системы. Только не в этот раз...
Затихнувшие тени. Зоб маятника клокал в глубине... солнечный луч мучительно вытягивается к столу - и разбаюканная мертвость рассвета начинает шевелиться ветерком, на распухших подошвах извратившихся за ночь газет и белых туфельках колыхающихся объявлений. Это не осень, хотя лужи набухают розовой язвой поднимающейся из их глубин зари: город обнажался, подставляя её глазам свое тело, вскрытое удалившейся ночью. Оставленное её санитарам: нагревающийся труп ночи
...спам в сознании, буква "З" страшная как щупальца клеща -
одна из горящей рекламной надписи "Магазин...":
мысли высохли - на жестком диске не осталось
места
Ныл зуб.
Сквозило свободой небо... телефонный
звонок, накрывающий прямым попаданием!
Раз, другой...
ну, наконец-то.
- Да...
Белый шар слепящий небо
Распахнутая дверца машины:
розовый шарф зари прозрачно тонул в медленных водах рассвета, в стирающемся взмахе бледнеющего конца сливаясь со стихающим звуком трубы ухнувшего теплохода. Песок поблескивал на сгибе руки, штанинах, соскальзывал крупинками под мягким языком ветра, гоняющегося за убегающими бумажками - неслышно скачущими на одном месте в ленивости полузакрытого века, в боковом зрении.
Жара:
шар солнца переплывает в уснувшую голову
Коричневость каждодневного пребывания в том же самом кафе...
- Один "эспрессо".
Развалившись. Расслабившись. В кисловатом сумраке дальнего столика.
Ну, что: поиграем в ножички. В кондитеров и полицейских. Кто здесь кондитер - вопрос не стоит.
Кода-то давно - в детстве - парень, из соседнего двора, ловко подкидывал в воздух свой хулиганский ножик - и тот вонзался в траву: четко, как оловянный солдатик. С трех пальцев. С двух. С одного... И в финале приходилось доставать зубами из земли спичку, вбитую в нее по самую головку. Губы всегда мешали - измазанные травой и затхлой тиной земли. Так что можешь выкинуть свой пугач, болтающийся в сумке: все равно не поможет.
Сдвинул блюдце, помусолил салфетку в пальцах...
Вот теперь это действительно - по настоящему. "Как в Брайтоне!". Только вся эта подростковая эйфория - побоку. Ты попал. В полное дерьмо, б...
- Еще один, будьте добры...
Потолок раздумывает мухой, словно гадая по И-Цзин... несколько оболваненный сквозняк: нечто подходит, спрашивает о чем-то - слова удлиняются... мировая заварушка и жесты сумасшедшей обезьяны, признавшей своего сообщника. Чувствуешь себя пророком превращенным в собаку, культовой лексикой... поза - заебись не придумаешь... вечеру и планам конец, время - единственный наркотик, которым обладаешь... работал коллектором... в отключке, на полу - ни нацарапал ни строчки...
Призрачные сигареты, фильтрующие мироздание. Сознание в гаснущем прибое кафе - ментоловый запах жжет воздух, смуглые тени аллей
Указательный палец улицы утыкан автомобилями. Утро блестит на солнце, играя во что-то фиолетовое с ласточками и верхними мечтами домов. Облака напоминают ужас, вынесенный из операционной ночи. Нагота, обнаженность: чувствуешь, как каждая пушинка летит!
Захлопнул дверцу, потянулся за сигаретами. Тонированное стекло пригасило фасад кафе. Пьянчужка пытается протиснуться в заведение, его отпихивают на тротуар - равнодушно удаляется, прихрамывая. Со слезящимися глазами...
Несколько мысленных точек на горизонте стены, несущей свет отраженного облака - вот и определил себя. Место мира. Напрасно лаяла собака во дворе, в детстве... Ум коброй пополз наружу: сюрреалистический пейзаж растянут кислотностью Фриппа. Деревья - памятники, растворяемые будущим: листья сворачиваются, ржавеют и мыло солнца не в силах их отстирать - никогда...
Играющие в сквере дети - безмолвные, невозможные в этом настоящем: невесомые мыльные пузыри напоминали снег - немало нот молчало, складывая тишину, заполняя ее, приклеиваясь к космосу - звездами: номера мыслей светились на их поверхностях - мыльные пузыри, звезды... воображение
Что дальше? Начало было положено - не было продолжения. Надо было молиться - что бы оно состоялось.
Немногим лучше было плыть по параллельному океану: накалывать бабочку намерений, не имея времени именно от зависимости его - времени - присутствия. Был наклон пола, скользивший к своему краю, касательной линией слишком далеко выдаваясь в зеркало. И пройденное расстояние ничего не меняло, только сближало неблагополучие отсчетной точки: мерно качаемый корабль на топливно-энергетической массе моря. Подобно подошве - шаркая, шаркая, стирая несуществующие звезды - не существующе стирая. Вновь проявлялись из осколков себя, следуя навстречу идущему времени - в прошлое: там, где есть, были - и будут...
- Да?
- Ну, ты где ходишь? Тебе уже обзвонились тут!
прикосновение пальцев в тишине безумно и ярко - непостижимо, когда все так обречено, реально
- Кто?
- Кто-кто? Клиента ты вчера разводил?
матрица суживалась, трещала - кости осмысливали поверхность своей конечности. Осталось лишь оглянуться, с последней площадки - встал: Номер согнулся
- ...свалил куда-то. Ты мне прекращай так работать...
прыгнул... по мере падения увеличиваясь
- ...в задницу, понял? Комиссия падает - результата нет...
увеличиваясь, у в е л и - нет числа этому!
- Из какой конторы?
- Не представились.
Угу. А чего ты, собственно ждал? Ангелы невидимы. Даже для себя.
- Слушай, я - ни при чем. У них генеральный в бегах. Сам же знаешь...
из этого возвращение к числу - все еще считающему себя: пытаясь осмыслить, охватить, увидеть себя самое - отступающему для этого на шаг - от себя, самого
- Так дави, нах!..
и на шаг увеличиваясь, увеличиваясь - Номер Состоящий Из Единиц.
- Давай, не отпускай их. Если что - связывайся. Ладно, мне некогда...
Вызов завершен.
Работенка: за что не возьмешься, все... Блядь, ну почему я!?
Ощущения застыли наплывами прикольного настенного граффити - обозначающего смотрящего на него.
Алкаши, легавые, бродяги.
Джанковая цыпочка потягивает "спрайт" из банки, напротив фонтана. Солнечное масло на коже обеих Америк, загородный мотивчик в голове. Малярийная сыпь воздуха... Псы живут в этих жарких, растекающихся телах. Черные звезды в глубине чувств.
Звонок в никуда с обочины...
- Привет. Ты сильно занят? Я тут влез в одну херню, надо поговорить. Не по телефону.
Реальность - сгустившаяся как смог. Пахнущая нефтью, разлитой по дорогам. По улицам городов без единого дома: "нас не догонят..."
- Давай в центре. Ты...
...ты по локти в дерьме. По горло в пене.
- Ладно. Где?
День першит в горле.
Танковая жара разлеглась на шоссе: марево полыни в воздухе. Сделали клинику из существования: теперь жизнь это болезнь - когда-нибудь она выйдет из нас.
Сменить номер, сим-карту... отсутствие следов и возможности быть настигнутым.
Зной.
Голое солнце над дорогой, ограбленное бродягами: мстит за свое поражение. Лепестки яхт разнесло по заливу... солоноватый прикус моря дразнит собаку и фигурку девочки прилепившуюся к ней.
Дурь, стукачи, наркота на вторичном рынке: в любой момент помогут - обыскать, обласкать...
Рассохшиеся, разбитые ящики из-под тары. Апельсиновая яркость середины мостовой и латунные жетоны игровых автоматов... двигать отсюда...
Летящие обрывки каленой ленты асфальта имитировали лаковую выпуклость автомобилей. Гарднер, Гарднер! - малиновой декой виолончели расплывшийся, в духоте молчания: ни поездов, ни самолетов... забили стрелку, встретились в "Леоне" и - бах! ты попал, парень: 'У вас клевые образы, цепляют. Только... не знаю, похоже на разгадывание коанов: как мастер короткого промаха...'. Моя любовь замочила меня, на мотивчик Red Elvis. Легкая как лань... Нет, не так я забавлялся с этой линейкой, опущенной в череп ночи - скупракт медленно очеловечивал всех, превращая абсурд в бытие: знамена мысленно сопротивлялись настоящему - МОНЬ...
(юмор: при мысли о смерти, портреты роняют свои рамы прямо в руки изображенным)
легкий выстрел луча, вырвавшийся из голубой нирваны разорвавшегося облака
Толкнул стеклянную дверь.
Бесшумное дыхание вентиляторов, стойка.
- Могу я чем-то помочь?
Хрупкая как соломинка...
- Да, крошка, - растягивая в гримасе выбора щеку и скобля ногтями щетину, - можешь.
- Да?
- Один федеральный, пожалуйста.
Пение мобильников. Настоявшиеся в витринной духоте астры. Глянцевитые, маслянистые листья: картины дня пропихивают раскрошенные световые края.
- На кого будем оформлять?
- На кого хочешь детка. Все равно звонить не буду.
- ?
- Подарю знакомой девушке... у?
Да - легко быть самим собой, когда по жопе водят шилом. Раньше казалось - гораздо легче бы жилось, если б кто-нибудь сообщил мне дату моей смерти. Только не так быстро. Не повезло... Зато отрезвляет. Как объективная музыка: повышает восприятие. Даже у посторонних: камера наезжает - тянем паузу, хорошо... приглаживаем волосы, достаем бумажник... на мониторе скучающего охранника. Парадокс зрителей ломает представления об искусстве как о сцене лишенной актеров? ломкие спички, игра с отступившей опасностью - словно будущее пятилось, не видя за спиной обрыва...
- Какой тариф?
- Ночной если можно. Мой телефон ты теперь знаешь.
Блеск кафельного пола. Витрина, улица: душный ветер вырывает кусок плоти из воздуха - гонит, швыряет в пыли... Можно сойти с ума от медлительности песка, или от взгляда, брошенного в чужую бесконечность. Раскачиваемые ветром афиши будут заполнять полуявь своим плавным временем - и брошенная горсть песка ломает... сводит с ума от покоя, заключенного в его полете! Конец смысла как вырванный язык у мертвеца - неподвижный и немой: не мой
- Заходите еще...
Тополиный пух под летними столиками просился на язык словом "лаос".
Хлебные физиономии продавцов. Туловище спорта разлеглось стадионом. Пятились вывески, освобождая проходы толпе и жадному лицу жары. Самолет прозвенел в небе - мелко, кузнечиком. Дышло пыли укладывалось на плечи горожан, вокруг витало что-то вьючное
...шаги распрямляются в приближающуюся фигуру, и сердце готово взорваться как накопивший вечность будильник: останови это!
Простебем: адвайта ползала, кололась и резала вены не замечая своей невредимой тени, но не ощущала тоже самое, прячась в таком разделении от алгебры круга. Настоящий герой был выставлен вне - в его центр - и принимался окружностью за пугало собственного воображения. Назывался "время", но гарантий и обещаний никому не давал. В этом пытливом к себе умирании проявлялся постоянно сосредоточенный на самом себе дубль - являвшийся себе всегда одним и тем же, считающим свои эманации как и все остальное - но не знающий иных проявлений математики кроме себя сущего воедино, постоянно попадая счетом в себя как в некую точку, являющуюся всем, и в цифровом значении постоянно выпадал один одинаковый знак - ноль - и дни не считались, и смерть выходила невозможностью, хотя, что же являлось противоположностью в ее отсутствии? Разницы не было и невозможность обоих концов отсутствий - рождения и смерти - называла себя "ВСЕ".
(каштановый рай освежает дорожку и несколько пустых скамеек...)
Самое время расслабиться.
"Водянова стала женщиной в 14 лет". "Авраам Руссо не дает ни цента...". Какая только херня не валяется в бардачке... ветровое стекло: на хуй! Комета обложки, асфальт... смерть.
Пыльные деревья. Облака. Зной. Небо медленно разгибается в будущее, озирая свою обреченность. Улицы на границе спокойствия... тротуар: туповатый воздух шевелится, вяло перелистывая страницы реальности... загружая приложения, виртуальную память: система зависла ...скоблились переулки звуками, плющ вился, ползли тени скрюченные - плавилось солнце на оспенной пустоте неба: сигаретные коробки смотрели с рекламных щитов в искаженность оттенка - бирюзово и неясно... Жалость, подкравшаяся к горлу. Хочется всему доверять, словно ты снова в детстве: мальчик, стоящий на границе фантазии и жизни - среди стеллажей, миражей... забытые глаза голубовато пылятся на книжных полках, окна во всех страницах книг: налетающий на них - изнутри - бриз распахивает рамы в комнате, где я нахожусь. Шелестит страницами, словно я сам пребываю внутри описания книги. Пытаюсь отворить окно - и открываю бесконечные створки с живым, повторяющимся пейзажем: марево предгорий над овалом залива, открыточная мягкость пространства
Магнитола. Цифровая пустота радиостанций... что, хочется классики? Не откладывай удовольствие, если есть Мамонов, Земфира. И пусть весь мир заебется! (Ну и св. Чинаски естественно).
Вставил флэшку, ткнул пальцем в дисплей: Gene Vincent... желтоватый тик луча мягко рябит на капоте... потерян из виду в горячем аду города, одиночества несущего прохладу...
Нет существительных согласующихся с прилагательным "потерян". Именно то слово. Именно те люди. Живые. Пьяные. Братья по разуму. Менты, вышибалы... Вырубил свет, память... насмотрелся на ночь - в гибком воздухе мягкие метелки ветра, в обжигающей тишине. Восковые волны. Терракотовый свет. Здесь надо руками бросать воду вверх! Не только для "Плейбоя", но и за большие деньги. Последний девственник Америки: быть тенью это терпение. Юлил, притворялся калекой... Вскоре уже снимаешься в клипе "Целочка"... ну, успокойся, успокойся: что бы добиться того, что имеешь, будешь юродствовать еще круче.
Шуршание берега. Распятая ткань металась на флагштоке...
Сопровождение глухотой грома - прислушивающегося к себе...
Не катит, последняя леди. Американский флаг масла на булке. Русская теория чувств. Через некоторое время все это начинает напрягать: коп осторожно ползущий по полу, джанковая политика государств... ну, успокойся, успокойся моя дорогая...
Порхающая моль в мыслях.
Пыльная марафонская тишина кварталов.
...хотел поговорить с ней, привел в кафе, еще пустое в это время.
Мучительный сон: кафе не наполнялось...
Бензиновая жара. Шоссе.
Гевеи, помнящие о напалме. Планета ума прокручивается в голове...
ты помнишь, это был побег - ноги полные
золотистых пчел! дом молчал, глядя на нас, грезящих -
в его комнатах, на песке... мне кажется мы уже
Страдающие, как все цели. Обреченные как птицы, летающие в пустоте, лишенные боли столкновений. Как собственный дух - высшая цель, преследуемая демонами зрачков: боль разъединения - в ком она существует? Отсутствующая часть не испытывает боли. Кто здесь отсутствует!
...снова объятия, снова глаза и плоть... деревья разъяты мягкостью ветра, торопят пространство в катастрофу, и ты возвращаешься - вся мокрая, как утонувшая лилия...
Фотонное безмолвие моря: мир в бутылке - в одиночном плавании
Рыбьи глаза витрин. Лепет деревьев - и нет безвыходности пространству, окружающему это ничто.
Что-нибудь придумать. Закурить... не дергаться...
Глухота салона. Дым, поплывший под лобовое стекло: затуманивший улицу, фигуры прохожих. Сознание множеств, переодетое в состояния смысла, не теряет надежды, держась за нить, проложенную у них в головах и называющуюся "жизнь". Сливающиеся с полусном звуки рояля заставляли срастаться людей и верблюдов, нить плела сама себя, нанизывая их головы: сдавшиеся, словно испросившие казнь. Никто не спешил указывать выход.
Самое смешное, что страх пространства никак не связан был с временем. Невозможно было войти в ничто между ними. Переносилось всегда нечто внешнее - пропадая в одном, возникая в соседнем - без всякой естественной связи. Молекулярностью настоящего. Лишенные повода промежутки - ящерицы с отрубленными хвостами. И все это снилось, снилось самому себе, словно невозможно было выжать глаз - как воду из тряпки пространства. Приходилось озирать его, пытаясь найти смысл бесконечности - бесконечности глаза... Ничего яркого. Ничего смешного. Словно руки собирались, собирались в ненужную им дорогу - и все откладывали, откладывали начало, как бесполезные вещи в сторону...
Асфальт. Палящий узор солнца. Не строящий рояль выл, захватывая в октавы грозу - асфальт безмолвствовал. Остановившаяся пыль ждала дождя. Призрак отчаяния стоял, прислонившись к пустоте, под навесом звучания уносящегося обезумевшим носорогом и оскалившегося на крошево облаков рояля.
"Солнце вяло ковыряется в песочнице, позади дома. Застревает в окнах, валится вниз как легкий стог сена... Целый день - пустой, незанятый - слонялся по улицам, избегая дел и случайных знакомых. Целый день встревал между домами и гниющими пятнами солнца - на асфальте, на пустырях, куда заносило мои подошвы - и выветрившиеся позы деревьев царапали небо и бессмертие, словно обороняясь от посторонних заглянувших в их настоящее
Загаженное солнце плавает в лужах. День пропах пустырями и окно на фасаде - единственное и распахнутое - содержалось в этих записях...".
Сунул ручку в сумку, пролистнул блокнот:
"Кровотечение времени. Руки Бога в гостиной -
в тишине ночей и в горном хрустале.
В черной реке пыли соприкоснулись
наши позолоченные лица "
Малиновые шаги вырвались из-за поворота дорожки в туфлях того же цвета. Рассеянный взгляд... Высунувший было свою белую руку автобус, почти испуганно исчез, нырнув в рукав поворота. Мечущиеся слюни фонтана - теплые. Молчащие мостовые - и медленно мокнущие камни начавшегося дождя...
"Человек - треснувшая мера счастья
Стремимся себя уничтожить в огне любви
...устрицы улиц с макаронинами манекенщиц на борту,
время заканчивается - жизнь растет в цене
неон впитывает ночные тела цифровыми глазами
и мусульманка-смерть метет асфальт
в пустых аллеях города "
Выбил из пачки сигарету. Щелкнул зажигалкой, закурил.
Жизнь бестолковая как воспоминания. Как Анита Палленберг. Дрочил в физиологии комнат. Зажигалки-подруги - сколько вас было у меня... Причуды, трип, эмбиэнт - на Лубянку летели птицы и русский гимн. Молитвы как столбики. На губах узелки. Молчание до востребования. До колик. Ну, успокойся, успокойся моя дорогая - моя кровь. Теперь она на твоем платье, Невеста.
Заставленный столиками тротуар причудливо толкается своими зонтами и завсегдатаями - потными затылками, сползающими на самые глаза одутловатой кофейной реальности. Пиво желтовато киснет в своих бокалах. Приобщиться, под шумок...
Кафе пахнет тюрбаном. Лилипуты мелочи, высыпавшиеся в блюдце. Восприятие приходило в норму и тонкие ощущения пиявили воздух, сумасшедше таращась на свет.
Звонок велосипедиста растягивает свое свечение над дорогой, превращая гонщика в полыхающую груду тряпья
образы блуждают в витринах всеобщей памяти, выставленные на распродажу (никто не замечает подмены): тускнеющая смерть в глазах
Липкий стол... Забытая связка ключей тускло слюдянится на солнце. Мечтательность антенн вводит звуки в тела, в вены:
соберем рисунки с тротуаров, светофоры цедят инфракрасную память, уснув на обочинах
солнечная лапша на домах... купались на распродаже радужных чувств!
никотин каникул, когда все дозволено:
радиостанции разматывают ароматы в сексуальную оргию мира!
обезьяны изъясняются жестами, и мы их понимаем
египетские губы неба
Ну: куда теперь, мой избранник!
Сколько не откладывай, сколько не замечай... женщину, живущую в твоем доме. В карантине летнего зноя катаешь ее на машине по улицам - молчаливое золото, изумрудные слитки деревьев - город медуз, проституток... Притормаживаешь на красный. Сандаловая палочка дымит в салоне. Капли пота, сквозняк радиостанций -
и тут она просто выходит наружу -
из тебя
Дейл Шеннон, трахающийся в городах моей плоти
Какое теперь имя у короля? Красная Шапочка...
со смертью в узелке.
Жаркий вокзал. Арки...
Деньги сосчитаны, и сухие деревья копошатся в аллергии ума от нечего делать: эквалайзер восприятия нарезает мясо вселенной
На углу, в ожидании случая. Время улетучивается наружу...
птицы, уволенные в божественный отпуск - в рай
Затылок распят воображением солнца. Вялое сознание в пустом времени воздуха.
Меланхолия вкралась в мозг. Непродуманные ходы, движения. Словно высящийся собор, распахнуты двери небес: бездонные площадки в геометрии намерений рушатся там, заполняя здешние отношения протянувшимся временем - своими останками, останками неба.
Длящаяся незавершенность этого положения, иллюзий - ничего, кроме отражения собственных костей в их черных озерах. Доисторическая фантазия выдумала лишь окна. Попытка превратить все неровности в зеркала. Зеркала, неизменно рождающие звезды: планета, отшлифованная таким образом, переставала быть видимой. Но продолжала быть - зеркальный, рождающий тебя шар: черная дыра пространства. Забывающая две вещи: откуда ты пришел и где ты родился (Кто ты? - об этом не дано знать никому).
Нашарил блокнот, авторучку:
"Проблема расстояния между любой отраженной точкой этого черного зеркала и точкой дальнего источника отражения и была искомой проблемой: бытия - не бытия.
Вопрос лишь в самом процессе сближения - отражения и источника. Расширения и сжатия: соприкосновения Я с его отпечатком - и кажущиеся черными объемы Космоса рассыпали в прах заключенные в них траектории смысла и зыбящиеся на белом фоне бумаги двоякие буквы, линии - внутри которых и содержался коридор мыслимого безумия, безначально обрывающийся первым и последним слогОм".
В машине Бога. В мышеловке. В холостяцком пригороде... Заебали - выборы, блоги. YouTube и полеты в космос по ночам: не смешно, но верится. Что-то гнал на тусовке. Не помню... Дал интервью газете. На полу, в туалете (не воды, не попить). Приехал фотограф на "бэхе". Снимал пустоту, цифры. Было в кайф посмеяться, послать
не беги, усталый наездник - успеваешь на поезд, торопишь отправление...
а слепая все наматывает на веретено.
Солнечный зной как мертвый связной.
Тонированный полдень лимузина: город плавно обтекал, лоснился
в стеклах - в пустой жаре. Время было наживкой, ловушкой. Фразы выстраиваются за спиной, целятся в затылок: добиваешь дни, лежащие в усталости.
Ленивые щупальца чувств. Лишние вещи. Как лишние сны - осталось только самому улечься на пол, завернуться в мотив одеяла и отдаться этой цепенеющей мысли. Свиные ножки дивана перед глазами. Пространство - тупорыло и пыльно. Пахнет светом, полом: доски грубо уносятся своими измерениями за пределы взгляда и рушатся там, в безмолвном хаосе... Остается лишь пыльный отсвет и отрицательная часть обаяния, входящая в план стены.
Сто кошек орало на лестнице. Клетка служила им разумом. Стол встал на ноги как бульдог. Но двери молчали, запертые: угрозой. Хоровод предметов подчеркивался пустыми стульями, сгрудившимися в углу. Ввысь возносилось окно - в небо! Море бутылок давно пересохло: золотые пески жались к монастырской избе - пытаясь либо стереться, либо стать чем-то общим. Как и происхождение жажды, наглухо задушенной в кране: ни капли воды, ни времени... Кухонная кора. Новости нолей опущенных в воду: сопутствующие им отражения прятали реальность неизвестно где. Пол двигался. Кальян не имел зыбкости и содержал во рту глубокое "О" умножений...
...шершавый звук прокручиваемых колес. Приехали, мать твою...
Болезненный бок стадиона. Безвыходность... Видеоряд деревьев: колышется кисея воздуха, и страх понемногу осваивает пространство, словно боясь напугать. Колесо болтается в солнечных цепях как символ, спущенный в небо. Как колыбель
...давай, давай, ну... вот так, дорогая...
несуществующий аспект аберраций дыма, мчащегося со скоростью тополей, в заднем ряду облаков - мишень, вызывающая огонь на себя.
Был полдень. Ничто не мешало безумию.
"Old Friend. Old Friend...". Словно нечеткие контуры старых фотографий, где мы по-прежнему переписываем с винила "роллингов". Хотя мне больше нравились "Kinks".
"Old Friend...". Системные флэта: лето, тепло воздуха смешанного с телами. Путешествия стопом, хипповые подружки... неуклюжая попытка догнать, присвоить чужое волшебство! разъехавшееся по благополучным странам. "The End".
Теперь ты пуст. Сентиментален... вот, пьяненькое солнце заглядывает в окна, выманивает на улицу: где-то здесь молились Кэсс и Мишель - еще вчера музыка жгла кожу
Вышел из машины, захлопнул дверцу:
школа детства стояла, разрушаясь звуками смолкнувших войн - кусающих губы и прячущихся от случайного взгляда будущего. Остатки стен еще хранят начерченные стрелы и западни, когда-то спрятавшихся в засадах стрелков - караулящих вечность и на время вышедших в отсутствие теперь. Двери открыты: в поисках следов ушедшие не вернутся - они нагибались, рассматривая то, чего еще не совершили, шли вперед, пренебрегая временем - и время их не сохранило... Ложась вровень с прошлым и прицеливаясь, я мог быть - но убить себя, появляющегося вслед за следами, приводящими к этой позиции, уже не мог. И стены грядущего молчали за моей спиной, рушились и зарастали крапивой, пока воин сидел в секрете - карауля смерть и никуда не выходя - из себя.
Old Friend: глушит двигатель, одутловато выбирается из машины. Слегка постарел...
Был полдень. Была...
а теперь - клоуны, одетые в гуманитарные тряпки. Отходняк в ожидании вечеринки или похорон. Лишь бы алкоголь пролился сияющим дождем в выходные! не думать о заработке, мятых добрых долларах позволяющих вернуться
- ...заказали. У нас два дня. Деньги перевели...
Пьяницы уже в раю. Неудачники, вроде тебя, еще слоняются - вокруг да около - пялясь на пятна солнца, пролитые на мостовые, на банановую кожуру... балдея от этого кокаина
- ...дальше я не слышал - прикрыли дверь...
мятые деньги, сломанные сигареты, время
- ...все в кабинете пришлось оставить: визитку с телефонами, адрес конторы...
Никотин. Кошечки, мающиеся в дверях баров... В наших сердцах, дорогах по траве. В бессмысленности закончившихся вечеринок на холодном свету утр, когда каждый знает что все мы
- А что заказали: шлюх? ресторан? билеты на самолет? два дня на подписание контракта - ?
Логично. Безнадежно.
Ногтем по поверхности стола, рассеянно: проще растерять друзей, чем найти миллион.
Полумрак. Бухой Галилей за стойкой. Сальные, немытые волосы... фисташковая шелуха под ботинками, на полу. Пахнет спреем, Интернетом - мировой мусор...
- ...а ничего. Повесили трубку.
- И ты как Бонд, по пожарной лестнице...
- Именно - на чердак. Помнишь наш чердак?
- Помню.
Жизнь. Комната смеха...
манекен приткнулся к стеклу в уходящем троллейбусе, на задней площадке
Время - синтетический наркотик в чужом кармане
- ...федеральный уровень. Без вашей конторы не обошлось.
- У тебя слишком развитое воображение. Еще со школы.