Вежливое предупреждение от автора:

Не верьте!

Здесь всё безудержное враньё и выдумка: от первого - до последнего слова. И не говорите потом, что вас не предупреждали!

Данный текст не несет никаких политических, религиозных, экологических, гендерных или любых иных морально-этических убеждений. Также не является антирелигиозной или религиозной пропагандой. Времена НЭПа, простой быт людей верующих и атеистов, противостояния полярных мировоззрений - в данном тексте всё это следует рассматривать лишь как фон и экспозицию к самой истории. Автор рекомендует воспринимать роман "Агитбригада" исключительно как развлекательное чтиво.

Очень небольшое вступление, но без него никак

Это случилось за год до начала первой пятилетки.

В жаркий августовский полдень в славном городе N повесился счетовод акционерного общества "Южрудмонторг" Сидор Герасимович Капустин.

От него осталась только предсмертная записка, комната в коммуналке на улице Дизельной (двадцать кв. метров, окно с видом на набережную) и великовозрастный сын Генка, пятнадцати лет от роду.

В найденной рядом записке были лишь следующие строчки:

"Простите меня, товарищи!

Совесть вконец замучила. Всё. Не могу так больше. Я много злоупотреблял и растратил. Но концов не ищите, ведь я самый хитрожопый (зачёркнуто) лучший счетовод в СССР".

Подпись, дата.

Тем не менее срочно создали комиссию и принялась искать. Искали долго. Но, кроме гигантских счетов из модного столичного магазина "Мамбуринъ и сыновъя" за фильдеперсовые чулки, лифчики и прочее дамское непотребство, больше не нашли ничего.

Затем в городе N произошли и другие, не менее важные и масштабные события - так, супруга директора N-ской птицефабрики, женщина почтенная и возрасте, внезапно сбежала с фотографом Прошкой. Говорили, куда-то чуть ли не в Кисловодск, но это не точно. Или вот ещё хуже - старшая дочка председателя народного суда Авдотьина, внезапно остриглась и подалась в стенографистки. В это же время в реке Шайтанке нашли труп. Опознать утопленника не удалось. Ходили слухи, что это негодяй Прошка таки удрал от престарелой супруги директора N-ской птицефабрики, вернулся обратно в город и от невыносимых мук совести, утопился. Но более всего общество потряс последний случай, когда управляющий картонажной спичечной артелью "Дятел" Савва Илларионович Чванкин, придя поздно вечером из профсоюзного собрания, взял револьвер и застрелил сожительницу. На допросе вину свою товарищ Чванкин категорически не признавал, лишь хохотал зловещим голосом, да язвительно кукарекал.

Все эти события затмили нелепое происшествие с Капустиным, а потом и оно подзабылось. В коммунальную комнату на улице Дизельной сразу же заселили многодетного стахановца Заляпина, со слабоумной тёщей в придачу. А великовозрастного оболтуса Генку определили в трудовую школу при рабфаке от Наркомтяжпрома, обучаться рабочей специальности:

- Чтобы, значит, не болтался без дела, - сурово нахмурив бледный лоб, сказал ответственный сотрудник соцгорнаробраза и ловко тиснул печать в личное дело. - Будем воспитывать, как и полагается при соцвосе.

Здесь следует отметить, что в славном городе N к воспитанию нового трудового человека относились со всей серьёзностью и пролетарским энтузиазмом, согласно директиве Ленина, выдвинутой им ещё на Одиннадцатом съезде ВКП(б). Поэтому "против гнилого культурничания и штанов навыпуск" рабочих курсов понаоткрывали столь много, что необученного юношества из народных масс уже явно не хватало.

Но трудовая школа имени 5-го Декабря среди них была, можно сказать, самой легендарной. Туда набирали всякий жуликоватый и прочий несознательный сброд, чтобы путём трудового воспитания получить из бывших хулиганов нового человека, годного для борьбы за правое дело.

- Отныне твоя судьба в надёжных руках, - криво ухмыльнулся Генке мордатый привратник и со скрежетом отпер окованные металлом массивные ворота.

Генка шмыгнул носом, переложил в другую руку тощий узелок с барахлишком и понуро шагнул вперёд. Ворота с лязгом захлопнулись, и у Генки началась новая жизнь.

Находилась трудовая школа в пяти верстах от города N, у деревни Батюшкино, переименованной нынче в Красный Коммунар, в бывшем имении помещика Никифорова, улизнувшего в одних подштанниках ещё в семнадцатом куда-то, по слухам, аж в Цюрих.

Само Батюшкино представляло собой типичный образец русской деревни - с утопающими в пене яблоневых садов деревянными домишками, колосящимися вокруг тучными колхозными нивами, и раскудрявыми берёзками в тех местах, где чернозём ещё пока коллективно не распахали.

К трудовой деятельности Генка оказался малопригоден. Был он ленив и безынициативен. Поэтому работы по его перевоспитанию предстояло много. В трудовой школе имени 5-го Декабря, как водится, его сперва определили в литейный цех, однако через три дня пришлось перевести в столярный, а ещё через день - в сборочный. В результате, пройдя малярный, жестяной, гончарный и фасовочный цеха (как любил шутить товарищ С.С. Вареник, заведующий трудовой школой, - "семь кругов производственного ада"), Генка оказался в помощниках у Савелия Михайловича, или просто - Михалыча, вечно поддатого механика, который был когда-то знатным мастером, а нынче спился и в старом сарае ремонтировал моторы, дизель-генераторы, швейные машинки "Зингерс", старые примусы, керосиновые лампы и к ним горелки, дужки от очков и прочий ширпотреб.

Здесь, в обязанности Генки вменялось вовремя подавать Михалычу нужный инструмент, изредка мести мусор, по утрам в обязательном порядке бегать за чекушкой к хмурой кладовщице Никифоровне, и главное - не болтаться под ногами.

Так, в трудах и заботах прошло аж две недели, Генка вполне приноровился к такой жизни, когда однажды Михалычу притащили починить замысловатый буржуйский верстак.

Михалыч походил вокруг, почесал лохматый затылок, поскрёб заросший щетиной подбородок и выдал вердикт:

- Эх, была-не-была! Починим! Чего уж там.

После этого он полдня священнодействовал над агрегатом, время от времени экспрессивно разражаясь на великом могучем. Генка в такие моменты старался не отсвечивать, а попросту говоря, бессовестно дрых на куче старых тюфяков, сваленных под навесом рядом (здесь главное было не попасться на глаза совету трудовых командиров, сокращённо - СТК).

Уже под вечер Михалыч, ароматизируя всё вокруг многодневным перегаром, беспардонно растолкал Генку:

- Пойдём-ка, подержишь! - хмуро буркнул он.

Генка вздохнул и нехотя поплёлся следом. Ему дали держать верстак, пока Михалыч, помогая себе тихим матерком, ковырялся внутри. И тут Генка совершил ту самую роковую ошибку, из-за которой и закрутилась вся эта история, когда вдруг сказал:

- Михалыч, гля, оно искрит!

- Да не должно!

- Да, точно искрит!

- Вот ведь холера какая! Искрит! Генка, держи крепче, я сейчас! - с этими словами Михалыч бросился к распределительному щитку и повернул рычаг. Тотчас же раздался треск, жуткий генкин крик и от новенького верстака посыпались искры.

- Твою ж мать! - ахнул Михалыч, - гамбец верстаку!

Он бросился к агрегату и попытался приподнять крышку, откуда валил густой едкий дым. Кашляя, отплёвываясь и поминая чью-то мать, он даже не обратил внимания, что Генка лежит замертво.

Через миг набежал народ, начались ахи, охи. И никто не заметил, как из странного агрегата сквозь дым вылетел синий такой светлячок и, немного покружив, залетел Генке прямо в голову. Буквально через миг из отдушины в сарае вылетел ещё один клочок света, только уже белый, и залетел Генке в грудь.

А потом Генку выгнуло дугой, затрясло, он пару раз тяжко вздохнул и раскрыл глаза.

Глава 1

- Генка, паразит, чего развалился?! Давай-ка лучше подержи!

С некоторым трудом я открыл глаза и попытался сфокусироваться - передо мной расплывалась хмурая небритая рожа в ореоле едкого дыма пополам с таким перегаром, что я аж закашлялся.

Глюк, что ли? Или сон?

- Генка, ипиегомать, вставай говорю! - потребовал глюк, и я закрыл глаза.

Авось дурацкий сон закончится.

Не нравится мне что-то такая пробудка. К тому же меня здорово мутило. И сердце кололо так, что и аж дышать было трудно. Или это от вонючего дыма так мерзко, не пойму.

Я опять закашлялся. Что-то странный какой-то сон, очень уж реалистичный.

- Да что за холера! - меня потрясли за плечо с такой силой, что глаза поневоле сами раскрылись. - Ты меня не случаешь, что ли! На держи!

Мне в руки сунули какой-то то ли кабель, то ли шланг. Я машинально ухватился.

- А теперь тяни, Генка! - заверещал глюк.

Так как глюк явно меня с кем-то спутал - я не Генка, а Олег, так что шланг я бросил. Послышался треск и ругань.

- Вот алеганская халява! Не удержал, адиот! Давай еще разок тяни!

Всё. Мне этот странный сон надоел до чёртиков.

Но глюк продолжал нудеть. Чем окончательно меня задолбал.

- Да отвяжись ты от меня! - не выдержал я: тут и так голова разрывается, ещё и глюк этот.

Вот интересно, что это со мной? Неужели я так напился? Или сошел с ума и сейчас меня колют каким-нибудь галоперидолом в дурке?

Когда-то ещё моя покойная бабка Лукерья говорила, что, если заблудился в лесу и водит тебя там по кругу, нужно лишь вспомнить, какого числа был чистый четверг - и сразу отпустит. В подобное народное творчество я не верил, но методика была триггером, поэтому я решил воспользоваться и вспомнить, кто я. Авось дурацкий сон пройдёт.

Не без труда, напрягая память, сквозь мутную головную боль, я начал вспоминать.

Итак, зовут меня Олег Борисович Ермаков. Мне сорок три года. Живу в Астрахани, но это в последние годы. Так-то судьба меня по всей стране помотала. Да и за её пределами доводилось частенько бывать.

По образованию я учитель химии. По первому образованию. Одиннадцать лет после педына добросовестно отработал в средней школе в одном небольшом городке Пермского края. Ушел оттуда, чему несказанно рад: педагогов постоянно не хватало, приходилось порой и по два классных руководства тащить, и заболевших учителей всех подряд подменять. Руководство считало так: раз ты, Ермаков не женат (я тогда уже был в разводе), значит время у тебя свободное есть, вот и подмени, что ты, не человек, что ли? Оттуда я ушел по двум причинам: после того, как на протяжении полугода пришлось регулярно подменять повадившегося уходить в запой учителя пения, и когда пошло новое поколение избалованных детишек, родители которых смотрели на учителей, как на аниматоров.

"Хватит!", - сказал я себе и написал заявление. О чём до сих пор не жалею.

Затем лет шесть был какой-то адский круговорот, я и аниматором в турецком отеле успел поработать, и частным репетитором, и охранником в строительной фирме, и даже креативным директором в одном московском издательстве. В последние годы подвязался на онлайн коучинг - хлебная работа, если ты в теме...

- Генка, сукин сын! - опять заверещал глюк, - что же ты кровь мою пьешь, мироед! Вот я на тебя в СТК* пожалуюсь! Там они тебя быстро на повестку поставят! Будешь ответ держать и враз шелковым станешь, как миленький!

Он еще что-то долго и угрожающе бубнил, и под этот бубнёж я с трудом встал на ноги и сделал первые пару шагов. При этом меня повело в сторону, и я чуть не запнулся о корыто с грязной водой. Бросив взгляд вниз, я увидел своё отражение на водной поверхности и мне стало совсем дурно: оттуда на меня хмуро пялился невысокий остроносый подросток, примерно лет четырнадцати-пятнадцати, скуластый и вихрастый, с нескладными руками и ногами.

Ещё один глюк? Или всё это было правдой?

Я ущипнул себя за руку так сильно, что слёзы чуть не брызнули из глаз - нет, это точно не сон. И не глюк. Стопроцентно.

А, значит, это правда. Значит, я действительно умер в моём времени и возродился здесь, как и сказал мне тот... похожий на Николая-Чудотворца, вредный дедок в балахоне и ботаническом веночке.

От воспоминаний меня отвлек шум - в сарай заглянула чумазая голова пацана в спецовке.

- Уйди кибениматери отседова! - заверещал глюк и угрожающе замахал руками.

- Так горит же что-то у вас. А Васька сказал проверить, может, помощь нужна, - растерянно ответила чумазая голова.

- Это у тебя, мироеда, мозги горят! И у Васьки твоего, простигосподи! Не видишь, исперимента у нас! Уйди с глаз моих, холера, а то шлангом щас перетяну!

Голова исчезла.

- Еле поразгонял их всех! Понабежали, адиёты! Вишь, любопытно им! - проворчал глюк и принялся ковыряться в обгорелом агрегате.

А я, морщась от головной боли, попытался вспомнить, что со мной произошло.

Сперва шло туго, но потом вспомнил, как летел на самолете (только забыл, куда? И зачем?), по проходу прошла стюардесса проверить, пристёгнуты ли ремни перед взлётом и всё остальное. В соседнем ряду бизнес-класса, через проход от меня и чуть по диагонали, сидел толстый мужик в дорогом костюме и очках в золотой оправе и тыкал пальцами в экран планшета. Стюардесса подошла к нему и сделала замечание. В ответ он её послал. Буквально. Грубо. Громко. Завязалась перепалка. Голос стюардессы зазвенел от обиды. В ответ мужик на неё замахнулся. Вокруг сидело много народу, в основном мужики, однако не вступился никто, более того, все достали смартфоны и начали снимать. Растерянная стюардесса продолжала тонким голосом уговаривать придурка. Тот вскочил и швырнул ей в лицо журналы и ещё какую-то макулатуру, которой вечно набиты карманы впередистоящих сидений. Затем схватил её за руку и потянул. Я встал и подошел к мужику, пытаясь привести его в чувство. Он был хорошо бухой. Я оторвал его руки от стюардессы и толкнул обратно на сидение. Дальше - тупой удар по голове сзади, боль - и темнота.

Следующая "картинка", когда я стою в каком-то помещении. Напротив меня ехидно ухмыляется странный дедок, в балахоне. Я уже упоминал о его сходстве с Николаем-Чудотворцем, только на иконах у Николая вид мудрый и серьёзный, а вредный дедок постоянно ржал как конь, да и вообще вид у него был диковатый и чудной. Особенно из-за тщедушного веночка на голове, который, казалось, сплели из остатков школьного гербария. Естественно, дедок ржал с меня.

- Ну это ж надо! Умудрился скопытиться в бизнес-классе самолёта! - захохотал он. - Вот чего тебе спокойно не сиделось, а Ермаков?

- Кто вы и откуда меня знаете? - спросил я.

- Неправильный вопрос, - надулся дедок и так мотнул головой, что чудом держащийся на его плешивой голове веночек чуть не слетел. - У тебя ещё две попытки.

- Где я?

- Осталась последняя попытка! - важно заявил дедок, но потом не выдержал и прыснул со смеху, - просрёшь её, как просрал свою прошлую жизнь - отправлю на утилизацию!

Я хотел спросить, что происходит, почему он утверждает, что я умер, на каком основании он так веселится и насмехается надо мной, но потом глянул на свои руки (есть у меня такая привычка, в моменты задумчивости смотреть на кисти рук) и внезапно обнаружил, что рук как таковых у меня нету! Точнее вместо рук какая-то газообразная субстанция. Ног и остального, кстати, тоже не было. Меня аж перемкнуло.

- Вооот, начинаешь уже соображать, - довольно заржал дедок, наблюдая мою реакцию. - Так я жду вопрос, Ермаков. Который когда-то был Олегом Борисовичем. А теперь просто Ермаков. Но и это ненадолго. Так что задавай свой вопрос поскорее и проваливай. Некогда мне тут каждому сопли подтирать. Вон ещё их сколько!

Он махнул рукой по направлению куда-то мне за спину.

Я обернулся - сзади меня клубились тени. Много-много теней.

И я задал вопрос:

- Что со мной будет дальше?

- О! Растём над собой! - развеселился дедок и поддёрнул балахон. - Что ж, так и быть, отвечу, раз вопрос правильный.

- Буду признателен, - вежливо ответил я, хоть и раздражал он меня жутко.

- У тебя есть три варианта, - прищурился дедок. - И от твоего выбора зависит моё решение. Итак, вариант "раз" - ты возвращаешься обратно в самолет, в самого себя. Проживёшь долгую жизнь. Вот только отросток позвоночника у тебя переломан в кашу в результате неудачного падения. Так что будешь сильно ограничен в движениях. Как кабачок.

Он опять мерзко захохотал над собственной шуткой.

- Кто лежит такой пузатый и в рубашке полосатой? Это вам не пустячок, это чудо-кабачок! - процитировал он известные детские стихи и ехидно растянул рот до ушей.

- А другие варианты? - спросил я. Странно, но ужаса, шока, паники и других подобных эмоций не было. Только раздражение, но и оно шло больше фоном, как-то слабо.

- Не торопи меня! - возмутился дедок.

Вот гад, только что сам торопил меня, а теперь...

- Что позволено Юпитеру, не позволено быку! - нравоучительно заявил дедок и пошамкал губами. - Так вот о чём я? А-а-а, вспомнил. Вариант "два" - ты возвращаешься обратно в самолёт и вселяешься в тело Прокофьева.

- Кто такой этот Прокофьев? - невежливо перебил дедка я.

- А это тот хмырь, чей охранник тебя так неудачно вырубил, - хихикнул дедок, - очень обеспеченный человек, счета в швейцарском банке, вилла на Мальте и всё такое. Вот только немного посидеть в местах, не столь отдалённых, придётся. Из-за тебя, между прочим.

Я поморщился, а дедок продолжал веселиться:

- А знаешь, выбирай второй вариант, Ермаков! Такого ещё у нас не было - отсидеть за собственное убийство.

- А третий вариант? - сквозь зубы спросил я.

- Да зачем тебе третий вариант, а, Ермаков? - осклабился дедок, - ну подумаешь, отсидишь... там недолго, года полтора получится, потом всё равно ведь выпустят под залог, или как там оно у вас называется. И будешь, зато, потом жить на Мальте, представь себе! Заведешь двух сисястых мулаток и станешь прожигать кровные накопления Прокофьева. А уж поверь мне, их у него немало и прожигать там есть что. Можно будет мулаток менять ежегодно. И даже ежеквартально.

- Озвучьте третий вариант, - упёрся я.

- Ну как знаешь, - фыркнул дедок, как мне показалось, несколько уязвлённо, - ты попадёшь в начало всей этой истории, в ребенка или подростка, и сможешь прожить всю жизнь, считай, заново. Вот только там условие будет, небольшое, да и уровень жизни, я тебе прямо скажу, так себе.

- Какое условие?

- Ой, не начинай, - замахал руками дедок, - давай делай выбор, а остальное потом объясню!

Я задумался.

- Так что, выбираешь Прокофьева? - хитро подмигнул мне дедок, сделал неприличный жест и молодцевато крякнул.

- Третий вариант, - неожиданно даже для себя, сказал я.

- Да ладно! - изумлённо вытаращился на меня дедок, - ты же шутишь, Ермаков, да? А ведь я серьёзно спрашиваю.

- Третий вариант, - подтвердил я.

- Слушай, - нагнувшись ко мне, нервно зашептал дедок, - у нас, конечно, так не принято, но спишем на то, что у тебя посттравматический синдром и стресс. На дебила ты, вроде, не похож. Значит, стопроцентно - шок у тебя. Так что давай ещё раз выбирай, заново, пока я добрый.

- Третий вариант, - упрямо сказал я и вокруг всё засверкало и что-то громко бамбамкнуло.

- Ой, дураааак! - опечаленно вздохнул дедок. - Но как знаешь. Назад возврата теперь нет. Время пошло...

- А какое условие? - напомнил я.

- Условие? - поморщился дедок, - условие, Ермаков, тебе вряд ли понравится. Но ты сам выбрал.

Он вредно захохотал.

- Время пошло, вы сказали, - поторопил его я.

- А, ну да, - оглянулся на уплотнившийся вокруг туман дедок, - условие простое, как яйца кота. Ты должен изменить ход истории, Ермаков.

- В смысле? - не понял я, - а можно поконкретнее?

- Ну ты же учитель истории, Ермаков, - сказал дедок, - вспомни школьный материал и действуй.

- Я вообще-то учитель химии, - возразил я.

- Странно, - нахмурился дедок, - у меня здесь отмечено, что истории. Врёшь, небось?

- Историю я немного во второй четверти в девятом "А" и десятом "В" заменял, когда Инна Викторовна болела, - сказал я, - но это так...

- Вот видишь, - обрадовался дедок, - что-то же знать, значит, должен. Про Ассирийское и Вавилонское царства слышал же?

Я неуверенно кивнул.

- Вся остальная история человечества во многом на них схожа. Запомнил? Вот и действуй. Спасешь семь леодров с осьмушкой душ человечьих и условия сделки будут выполнены.

- Да вы с ума сошли! - возмутился я, хоть и не представлял, сколько это в перерасчёте на нашу метрическую систему, но в любом случае, спасать души не входило в мои планы, да и не умел я. - Как вы себе это представляете?!

- Я вообще не представляю, как это возможно, даже теоретически, - заржал вредный дедок, - но ты сам себе этот путь выбрал, Ермаков. Сам! Вот и займись теперь. А не выполнишь - твоя душа отправится туда, куда лучше не надо. На утилизацию!

Он хлопнул в ладоши и, подняв голову вверх, крикнул:

- Сделка! Первый пошёл!

Вдалеке что-то опять бабахнуло, аж стены задрожали. Меня начало быстро всасывать куда-то вниз.

- Постойте! - закричал я, - а подарок?

- Какой ещё подарок, Ермаков? - изумился дедок, - радуйся, что хоть жить будешь. Вот тебе и весь подарок. Хотя ну её нахрен, такую жизнь. Что ж ты, дурень, не выбрал Прокофьева?

- Если есть условие - должен быть подарок! - упрямо продолжил гнуть свою линию я. - Тем более, что условие настолько сложное!

- Ай, ладно, уговорил, шельмец, будет тебе подарок, - вредно хихикнул дедок. - Только потом не жалуйся!

- Так что за подарок? - потребовал я, чувствуя, что засасывает всё больше и больше.

- Ты сможешь видеть... - важно начал изрекать дедок, но тут меня окончательно засосало куда-то в трубу, и я так и не услышал, что я там смогу увидеть.

Очнулся в дыму в каком-то сарае.

- Ты почему мне не отвечаешь, ипиегомать? - орал тем временем надо мной глюк.

Оказывается, пока я предавался воспоминаниям, этот чёртов глюк что-то мне говорил, но вот что - не знаю.

Поэтому всё, до чего я додумался - просто пожал плечами. Чем, видимо, выбесил глюка окончательно.

- Всё! Эй, Кузька! Кузька, холера, где тебя носит?!

В сарай тотчас же просунулось веснушчатое курносое лицо пацана лет десяти:

- Чего кричите, дядя Савелий? Туточки я.

- Вон, забирай этого мироеда и веди на СТК! - велел глюк, которого, оказывается, звали дядя Савелий.

- Так а чегой он натворил такого, что сразу на СТК? - удивился Кузька. - Дядь Савелий, может вы сами всё порешаете? Ну накажите его сами как-то. Зачем же сразу на СТК? Не по-людски поступаете...

- Поговори мне тут! - прикрикнул глюк, - У меня сердце, конечно, доброе, что я и сам не рад! Вот вы и пользуетесь, гады!

- Какая тут доброта, чуть что - на СТК сразу, - продолжал ворчать Кузька.

- А я вот расскажу, какая. Давеча, значит, шел я такой по дороге, гляжу - гусеница лежит, большущая такая, с рогами. Так я взял прутик и отнес её в лес, чтобы колёсами не раздавили. Вот я какой добрый. А ты говоришь... Но этот оглоед даже меня выбесил! Так что веди его на СТК и точка.

- Есть! - упавшим голосом пискнул Кузька и кивнул мне, - айда!

Я встал и вышел за ним.

Мой сопровождающий был одет в темную бесформенную одежду, а на правой руке у него красовалась красная повязка.

Мы вышли из полумрака сарая на улицу, и я аж зажмурился от обилия света. Передо мной, на противоположной стороне широкого двора, тянулось двухэтажное здание пустотелого бетона под черепичной крышей, весь двор пересекали аккуратно посыпанные песком или мелкой сероватой дресвой дорожки. Между ними были разбиты огромные клумбы. И хотя ассортимент декоративных растений был крайне скуден, но левкои, ромашки, бархатцы и петунии содержались исправно - нигде ни сорняка, все растения высажены ровно по линеечке и политы.

Где-то вдалеке, в деревушке за медленной рекой, прокричал петух. Со стороны складских помещений потянуло живицей и сосновой стружкой - там явно были деревообрабатывающие мастерские.

- Сам виноват, Генка, - вдруг тихо сказал мне Кузька, воровато оглянувшись вокруг, - зачем споришься с ним, когда он трезвый? Вот теперь пожалуй на СТК.

- И что мне будет? - спросил я, так как совершенно не представлял, что такое СТК и что мне там будут делать. Надеюсь, смертная казнь за бросание шланга в этом мире не предусмотрена.

- Да откуда же я знаю? - раздраженно пожал плечами Кузька, - ты главное, когда на перед СТК выйдешь, стой ровно, смотри в глаза Виктору и не спорь. Понял?

Я кивнул.

- Тогда пошли быстрее, - поторопил меня Кузька и мы зашагали по одной из дорожек.

По дороге на СТК встречались люди. Мимо нас прошли две девушки, судя по вполне развитым формам - примерно лет семнадцати, они кивнули моему сопровождающему и посмотрели на меня заинтересованными взглядами. Я улыбнулся им, но ответной реакции не последовало: девушки фыркнули и отвернулись. Они были одеты в одинаково некрасивые мешковатые блузы из какой-то дешевой ткани, и грубоватые юбки ниже колена, которые сильно укорачивали и без того коротковатые ноги. Но, похоже, девушек это совершенно не смущало. Затем нас обогнал какой-то пацан, он был в такой же грубоватой, словно с чужого плеча, блузе, в бесформенных шортах и босой. Следом мы встретили ещё несколько человек и все они были одеты примерно также.

Мы направились прямо к зданию.

- Вытри ноги, - велел мне Кузька и я замешкался, сперва не поняв, чего он от меня хочет. Но затем я увидел перед входом, на крыльце, большую мокрую тряпку.

Я дисциплинированно пошаркал по ней ногами. Кузька, очевидно, удовлетворился, потому что велел:

- Ну сколько можно? Чегой ты возишься!

Я не стал акцентировать внимание на том, что это сам Кузька спровоцировал санитарную остановку и покорно вошел внутрь.

Неожиданно, внутреннее убранство здания оказалось более нарядным, чем снаружи - огромная, покрытая бордовым ковром, мраморная лестница вела на второй этаж. По бокам от лестницы стояли по большой напольной вазе с живыми цветами и камышом, по две псевдоантичные гипсовые статуи львов и быков, и по два фикуса в кадках. На выбеленных стенах висели дешевые портреты Карла Маркса, Ленина, Сталина и ещё каких-то деятелей (я их всех не знал даже). От лестницы в стороны отходило два коридора, но что там было дальше, я не развидел.

Мы поднялись наверх и очутились перед двустворчатой, крашенной белой краской, дверью, на которой висела картонажная табличка с лаконичной надписью "зал".

- Стой здесь, - велел мне Кузька, вздохнул и открыл дверь.

По ушам ударил шум от многих голосов. Судя по звонкости, там спорили дети. Дверь захлопнулась и о чем они спорили, я так и не понял.

Я недолго проторчал под дверью, когда она распахнулась и другой пацан, уже не Кузька, строго велел мне:

- Заходи!

Я вошел.

- Иди сразу вон туда, где стол, и стой смирно!

Я окинул взглядом помещение, которое действительно оказалось большим залом (скорее всего, раньше в этом помещении когда-то был бальный зал) и подошел к единственному столу.

В зале, на длинных крашеных диванчиках (или это были такие лавки, но со спинкой), сидели пацаны (девочек было всего трое). В центре, под красным флагом и большим портретом Сталина, стоял накрытый красной скатертью, письменный стол, за которым сидели два пацана постарше и двое взрослых, судя по всему - воспитатели. Все они строго уставились на меня.

- Капустин! - сказал тот пацан, что постарше, на голове его вилась чёлка с пробором, а над губой темнели усики. - Ты опять? Да сколько можно!

Я не знал, что я опять, поэтому промолчал, по совету Кузьки глядя парню в глаза.

- Что ты натворил? - спросил второй парень, пониже и поплотнее, волосы у него были рыжими, а лицо покрывали веснушки и прыщи.

Так как я не особо понял, что натворил, мне оставалось лишь промолчать. Что я благополучно и сделал.

- Кузька! - не дождавшись от меня ответа, позвал моего сопровождающего парень с усиками.

- Да я не знаю! - подпрыгнул Кузька, - я дежурил, а потом дядька Савелий меня кликнул и велел вот его на СТК отвести. Ну я и отвёл.

- Ну сколько раз тебе можно говорить, Кузька, не дядя Савелий, а Савелий Михайлович. Или товарищ Гук, - попенял парень с усиками. - Что за мещанское у вас воспитание - какие-то дяди, тёти? Пора уже привыкать, что у нас есть только товарищи!

- Извини, Виктор, вырвалось, - покаялся Кузька, у которого от смущения аж уши покраснели.

- И что товарищ Гук сказал?

- Да ничего, - пожал плечами Кузька, - мироедом его назвал. Ругался сильно. И всё вроде.

- Так, Никитин, - повернул голову Виктор к мелкому шкету, который сидел на ступеньке, - быстро ноги в руки и спроси у Михалыча, что Капустин в этот раз натворил!

- Слушаюсь! - пискнул Никитин и выбежал из зала.

В рядах пацанов зашумели.

- Так, тихо! - нахмурился второй парень, - у кого есть что сказать, поднимайте руку и говорите по очереди, как вызову.

Один из мальчишек тотчас же вскинул руку.

- Чуня, говори, - разрешили ему.

Пацан по фамилии (или кличке?) Чуня вскочил и возбуждённо затараторил:

- Этот Капустин ведёт себя как буржуй! Никогда не поможет дежурить, вчера в столовой хлеб раскрошил и не убрал за собой. А когда Наташа сказала убрать, он не послушался, а такую канитель развёл! И у Михалыча он постоянно дрыхнет под навесом, а не работает!

- Ты это видел? - нахмурился Виктор.

- Я сам не видел. А вот Колька видел и Ванька рассказывал.

- Что скажешь, Капустин? - строго взглянул на меня Виктор.

Я опустил глаза, чтобы не рассмеяться - паркет на полу был тщательно отполирован, но одна плашка немного раскололась и забугрилась, видимо сотни провинившихся ног, которые стояли здесь до меня, растоптали её.

- Ты гля, он даже говорить не хочет!

- Вот гад!

- Наглый какой! - раздались возбуждённые и возмущённые голоса пацанов.

Шум нарастал и уже начал приобретать угрожающие нотки. Но тут в зал вернулся Никитин.

- Там это... - попытался отдышаться он, - дядя Савелий говорит, что он трос уронил и верстак сломался.

- Что за верстак? - переспросил рыжий.

- Ну тот... буржуйский который, - пискнул Никитин.

Новость ошеломила присутствующих, так что Никитину даже не стали делать замечание, что он по-мещански неправильно назвал товарища Гука "дядей". Я тоже восхитился выдумкой дяденьки Савелия, видимо, станок у него уже был сломан, и он не нашел ничего лучше, чем обвинить во всём меня. Я помнил, как очнулся в едком дыму, как глюк ковырялся в недрах этого агрегата и матерился, и меня грызли смутные сомнения - вряд ли это Генка его сломал. А, судя по многодневному перегару от "мастера", он вполне мог сам напутать что-то с пьяных глаз.

- Ты зачем станок сломал? - обратился ко мне ранее молчавший воспитатель, в тёмно-синей блузе и пенсне.

- Я не ломал, - ответил я, чтобы не молчать.

- Ты гляди, он ещё и врёт! - послышались возмущённые голоса.

- Говори правду, - сурово потребовал воспитатель.

- Я говорю правду, - продолжал настаивать на своём я, - станок я не ломал.

- По-твоему, выходит, это Савелий Михайлович врёт? - задал провокационный вопрос рыжий парень.

- Я не знаю, - пожал плечами я, - спросите у него сами.

- Мы сейчас тебя спрашиваем! - завёлся Виктор, - ты, Капустин, форменный тунеядец! Ты нигде не хочешь работать! Уже во всех цехах побывал, а толку нету! Товарищ Гук согласился взять тебя в помощники, так ты и там нагадить успел! И в школе учёбой манкируешь! Вот что с тобой делать?

- В карцер его! На десять суток! - предложил рыжий и посмотрел на воспитателя.

- Да нет, Кривошеин, в карцер посадить - последнее дело, - не согласился воспитатель, - нам же нужно воспитывать его, сделать из него советского человека, а то он так все станки в нашей стране переломает.

Все сдержанно посмеялись над немудрёной шуткой.

- Станок стоит денег, - подал вдруг голос ранее молчавший второй воспитатель. - Вы лучше подумайте, товарищи, как Капустин будет финансовый убыток возмещать?

- А как он будет возмещать, если он работать не хочет? - вскинулся Кривошеин.

Все опять загалдели.

- Значит убыток будет возмещать его бригада. Раз не можете научить товарища работать. - Равнодушно пожал плечами второй воспитатель. - В какой он бригаде?

- В пятой, со мной, - мрачно сказал Виктор и с ненавистью глянул на меня, совсем не как на товарища.

В зале поднялся такой шум, что не было почти ничего не слышно. Особенно возмущённо кричали, как я понял, члены пятой бригады.

Шум становился всё громче, так что воспитателю пришлось даже постучать карандашиком по графинчику с водой.

Наконец, страсти поутихли и заседание продолжилось.

- Ну, значит, будете месяца два без полдников работать и по выходным всей пятой бригадой, - продолжил накалять обстановку воспитатель.

Концентрация ненависти ко мне в зале достигла предела.

Если бы взгляды умели сжигать, от меня уже остались бы одни головёшки.

- Да что ж это такое, Александр Степанович! - чуть ли не со слезами в голосе воскликнул тощий парень в очечках на длинном носу, - этот гад Капустин поломал ценный станок, а отрабатывать должны за него мы? А он тогда что будет делать?

Вопрос оказался крайне интересным и повис в воздухе.

- Полагаю, он будет цветочки на клумбе нюхать, - тихо съязвил какой-то мелкий шкет, но его услышали и весь зал грохнул от смеха.

- Тебе хорошо говорить, Сиволапов, ты в третьей бригаде! - крикнул другой шкет, - а мы из-за этого дармоеда вместо полдников получили дополнительную работу!

- Да, Сиволапов, вот иди к нам в бригаду, поработай вместо Капустина и тогда мы посмотрим, как ты шутить будешь! - поддержал шкета другой пацан.

Завязалась небольшая словесная перепалка, так что воспитателю опять пришлось стучать карандашиком по графинчику, чтобы утихомирить возбуждённую такой социальной несправедливостью толпу.

Я же тихо стоял и недоумевал - зачем воспитатели сеют вражду? Ведь после того, как пятая бригада отработает вместо Генки (я всё ещё не привык, что Генка - это я, слишком мало времени прошло и слишком много всего случилось, так что я не успевал реагировать). Так вот, после отработки ребята или изобьют Генку, или сделают его вечным изгоем в коллективе. Неужели этого результата добивается воспитатель? Точнее воспитатели, потому что странное предложение первого второй воспитатель не опроверг, а значит поддержал.

Между тем спор не утихал и непонятно в какие дебри рисковал уйти, как вдруг руку подняла одна из девочек, точнее уже девушка, на вид ей было лет шестнадцать.

- Наташа? - удивился Виктор и кивнул, мол, говори.

Шум к зале стих, всем интересно было, что она скажет. Видно было, что Наташа не частый оратор на подобных заседаниях, но авторитетом пользуется немалым.

- Товарищи! - сказала она, нервно откашлявшись, - мы тут с вами совсем не о том говорим. Нам нужно не о том говорить, как парням нашим заместо Капустина работать. А о том, где работать Капустину, чтобы отработать станок.

Зал загудел:

- Так он не будет работать!

- Ха! Нашла дурака! Будет он тебе работать!

- Капустин - тот ещё работничек! Приклеили горбатого до стены!

- Тихо, товарищи! Дайте же Наташе сказать! - гаркнул Виктор и все притихли.

- И я вот что считаю, - продолжила Наташа, - мы тут первый вопрос так и не смогли до конца решить - кому из воспитанников идти на эту агитбригаду, раз никто не хочет. А тут у нас второй вопрос возник - Капустин работать не желает, а отработать испорченный станок должен. Правильно?

- Да! - закричали со всех концов зала.

- Правильно!

Ребята слушали Наташу с интересом, многие вытянули шеи, чтобы лучше слышать. Кто-то переспросил у соседа не расслышанное слово.

- И вот что я подумала, дорогие мои товарищи! - Наташа лукаво взглянула на всех юркими чёрными глазами и внезапно прыснула от смеха, - а давайте эти два вопроса объединим? Капустина отправим в агитбригаду?

Зал грохнул от смеха и зааплодировал. Минут пять стоял такой хохот, шум и крики, что понять было решительно ничего невозможно.

Наконец, все прохохотались и Виктор, весело блестя глазами, подвёл итог:

- Итак, СТК и общим собранием коллектива постановили:

Первое - Геннадия Капустина отправляем на агитбригаду к товарищу Гудкову. Звания воспитанника трудовой школы имени 5-го Декабря Капустина не лишаем.

Второе - всю получку Капустина культпросвет будет напрямую перечислять в кассу трудовой школы имени 5-го Декабря.

Третье - по истечению срока отработки, когда штраф за испорченный верстак будет погашен, Капустина принять обратно.

Зал зааплодировал.

- Все согласны? - растянув рот до ушей, лукаво спросил Виктор.

Зал радостно зашумел, засмеялся.

- Тогда ставлю на голосование. Кто "за"?

Следует ли говорить, что голосовали все единогласно?

- - - - - - - - - - - -- - - - - - -- - -----

*СТК - совет трудовых командиров