Форш Александр : другие произведения.

Янтарный ангел

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Это задание сразу показалось Евгению странным: у некой дамы похищены деньги и драгоценности, но найти она просит лишь фигурку ангела, вырезанную из янтаря. Какой же секрет скрывает неказистая на вид безделушка, если за ней ведется настоящая охота? Сыщик запутался, тем более что и сам оказался неожиданно вовлечен в непростое дело янтарного ангела.
  Пролог
  
  Было у отца три сына...
  Их осталось двое: он и брат. С раннего детства отец готовил их к тому, что выживет только один. Тот, кому суждено прервать цепочку смертей, снять проклятье.
  Сразу после смерти среднего брата осознание собственной бесполезности легло на его хрупкие плечи. Он остался самым младшим, самым хилым, самым ничтожным.
  Отец даже не пытался скрывать своего пренебрежения, всегда выделял того другого, обещал передать ему знания и силу. А он оставался разменной монетой, пешкой, агнцем, возложенным на жертвенный камень. Иногда, засыпая, он представлял не свое будущее, как делали все нормальные люди, а собственную смерть.
  Интересно, какой она будет?
  Он умирал сотни и тысячи раз: горел в огне, падал с огромной высоты, однажды даже умер от старости. Это была его любимая версия смерти, самая желанная, такая недостижимая.
  Старший брат никогда не воспринимал его всерьез. Зачем любить щенка, который, ты точно знаешь, однажды исчезнет? Потенциальный покойник не заслуживает хорошего к себе отношения. Напрасная трата сил и времени.
  Шли годы. Каждое утро для него было подобно оплеухе, полученной от жизни. Он просыпался, смотрел в потолок, думая: сегодня - точно. И снова перед глазами проходила кинопленка с сотней и сотней вариантов, среди которых не было того, самого желанного. Бесчувственная рука монтажера вырезала главный кадр. Он был лишним и не вписывался в хронометраж.
  Проходил день, выключался кинопроектор, пленка заканчивалась и билась обрезанным хвостом о бобину. Еще один выторгованный у судьбы день.
  Его кино всегда было черно-белым и немым. Фигуры двигались, размахивали руками, открывали рты. Все это действо перемежалось короткими вставками текста, который он даже не всегда успевал читать. Но каждый раз все повторялось, и очень скоро он выучил сценарий собственной жизни наизусть: утро, приносящее ожидание - вот-вот, еще немного; бессмысленный день в окружении черно-белых статистов; ночь, в которой нет даже снов, только гулкое забытье.
  И когда в его безумном мире появилась рулетка, он даже не удивился. Вся его жизнь была такой же рулеткой, на которой он скакал точно стальной шарик, не зная в какую ячейку упадет.
  До сих пор ему везло, он всякий раз оказывался на 'зеро', обнуляя запущенный счетчик.
  Однажды он очнулся на больничной койке: избитый, перебинтованный, похожий на припорошенную снегом мумию. Это был вариант смерти номер семнадцать, не самый изящный и один из наиболее болезненных. Да, каждой нафантазированной смерти он давал номера, а за тридцать четыре года жизни запомнил каждый, мог без запинки перечислить их все.
  Когда-то давно он решил, что принесет себя в жертву ради спасения семьи. Если тот другой брат смог, значит, сможет и он.
  Нужно было лишь дождаться, какая цифра выпадет на его рулетке, когда случится миновать 'зеро'.
  
  Наши дни
  Евгений
  
  Евгений Краснов не знал, чем себя занять. Несколько раз он выглядывал в приемную, где из-за монитора торчала макушка его секретарши с рыжим ежиком волос. Слыша звук шагов босса, девушка поднимала от клавиатуры по-совиному круглые глаза и виновато пожимала плечиками, мол, пока никто не приходил и не звонил.
  В такие моменты он ненавидел себя, считал неудачником, который пошел не тем путем. Сразу же вспоминались слова матери о том, что он совершенно не умеет вести бизнес, а тем более такой шаткий, как частный сыск.
  - Что это вообще за профессия? - возмущалась женщина всякий раз, когда заходила речь о выборе сына. - Я бы поняла, если бы мы жили в веке девятнадцатом. Но ведь сегодня существует полиция, которая и занимается всеми этими расследованиями, погонями и слежками.
  - Дорогая, - пытался встать на сторону сына папа, - в девятнадцатом веке тоже существовала полиция и она исполняла те же самые функции, что и сегодня. Сыщики же используют другие методы в своей работе. Иногда не совсем законные.
  - Витюша, ты так легко говоришь о том, что твой сын нарушает закон, и не видишь в этом ничего страшного?
  - Нет, Галочка, я не вижу ничего страшного... Точнее вижу, но не считаю таким ужасным. Галочка, скажи, что я должен ответить, и я соглашусь с тобой. - Папа сдавался, и тема постепенно сходила на нет.
  Почему никто не понимает, что он сделал свой выбор и выбор это непоколебим. Ему уже тридцать два года и уж что-что, а принимать решения он может сам.
  На сегодня была назначена очередная головомойка, сиречь семейный ужин.
  Мысль о том, как бы избежать посиделок, заняла его еще на какое-то время, но перебрав все возможные варианты, тщательно проанализировав их и отклонив, как несостоятельные, Евгений понял, что выхода у него нет. Если сказаться больным, мама незамедлительно вызовет 'Скорую' и сама примчится к нему с мешком медикаментов. Сядет возле его постели, - в которую сама же его и загонит, - начнет причитать и охать о том, что родила такого слабенького ребенка. Надает советов и умчится, словно ураган, оставив сына совершенно разбитым и опустошенным. Придумать свидание с девушкой? Будет еще хуже. Уже несколько лет у мамы, которая вообще любила совать нос в жизнь сына, было маниакальное стремление 'увидеть внуков'. И все надежды в этом плане возлагались именно на Евгения, потому что сестра Катерина еще слишком мала. Девятнадцать лет по меркам мамы просто детский возраст.
  Нет, уж лучше он перетерпит пару часов, зато потом будет свободен на целый месяц, до следующего рецидива родительской опеки.
  Возможно, он эгоист и думает только о себе, но изменить себя Евгений не мог и не хотел. Одиночество всегда нравилось Краснову больше, нежели уютные вечера в кругу семьи. Его никогда не привлекали шумные уличные игры со сверстниками, в школе его считали изгоем, в институте просто ботаником и занудой. Он вообще тяжело сходился с людьми. Не потому что считал себя лучше или наоборот хуже других. Просто он был таким.
  Это не доставляло молодому человеку никакого дискомфорта.
  Если бы не мама.
  Она принялась сама знакомить Евгения сначала с мальчишками во дворе, чем вызывала только насмешки с их стороны и желание со стороны самого Евгения спрятаться в свою раковину подальше ото всех. Потом наступила юность, и в дом одна за другой зачастили кандидатки на руку и сердце жениха. Евгения усаживали за стол в отглаженной рубашке с душащим галстуком и заставляли улыбаться. Это была настоящая пытка.
  Когда из длинной вереницы 'невест' ни одна не задела душевных струн 'мальчика', мама всерьез испугалась за его предпочтения.
  Проблема, как это часто бывает, разрешилась сама собой. Евгений неожиданно влюбился в рыжеволосую, большеглазую Светлану. Их короткий роман ярко вспыхнул и стремительно угас.
  Не было скандалов и взаимных упреков. Любовь плавно перетекла в нежную дружбу, а затем и в деловые отношения.
  И только одна мысль не давала Евгению покоя: мама делает это не для него, а для себя. Она точно воплощала в жизнь рекомендации из учебника 'Как стать хорошими родителями'. Все ее действия носили механический характер, в них не было души. Его догадки подтвердились, как только молодой человек переступил порог совершеннолетия. Мать будто выдохнула и наконец, оставив его в покое, переключилась на сестру.
  - Жень, к тебе посетитель. - Голос Светланы вывел Евгения из задумчивости. - Дама вроде при деньгах, но странная какая-то. Сказала, что изложит свою проблему тебе лично, анкету заполнять отказалась. Звать?
  - Зови.
  Краснов сразу понял, что имела в виду Света, когда назвала потенциальную клиентку странной. Несмотря на жару, женщина была одета во все черное, точно выдерживала траур. На голове была маленькая круглая шляпка, лицо скрывала черная вуаль.
  Она не вошла, а внесла себя, цокая довольно высокими каблуками, на которых держалась безупречно. Натянутая струной спина, руки, затянутые в тонкие перчатки, идеальная укладка иссиня-черных волос с широкой серебристой полоской, небрежным штрихом улетающей от правого виска к затылку.
  Настоящая вдовствующая императрица. Наверняка над внешностью посетительницы поработали стилисты.
  Если бы Евгений был чуть более впечатлительным, то непременно бы вышел из-за стола и поцеловал даме ручку. И, кажется, что она ждала этого от него. Но сыщик лишь поздоровался и указал на стул.
  Даже не поднялся с места, когда она присаживалась.
  Имя у клиентки было соответствующим. Елизавета Петровна.
  Несколько бесконечных секунд женщина рассматривала кабинет Евгения, будто до сих пор решала, стоит ли ей иметь дело с этим детективом. И оставшись удовлетворенной своей короткой ревизией, заговорила:
  - Я хочу обратиться к вам с очень деликатной проблемой. - Голос у дамы был довольно приятным: низкий с едва заметной хрипотцой, но не прокуренный. Говорила она немного грассируя, что дополняло ее образ высокородной особы. - Однако у меня будет просьба, которую вы обязаны исполнить, иначе сотрудничество невозможно.
  Выгнать ее сразу Краснов не мог, все же существовали рамки приличия. Но и о том, что работать с данной особой не захочет уже он, было совершенно очевидно.
  - Я весь внимание.
  Дама на мгновение запнулась, но быстро взяла себя в руки и продолжила:
  - Так вот, молодой человек, я готова прибегнуть к вашим услугам с одной оговоркой. Пустяк, но для меня он важен.
  Евгений стремительно терял терпение, но пока держался. Перед ним сидела типичная престарелая стерва, живущая за счет богатенького мужа или детей. Иметь дело с такими экземплярами в принципе можно, тем более что в последнее время дела у него шли не очень и деньги за заказ будут нелишними. Вот только все как-то наложилось одно на другое: ужин с мамой и безграничное высокомерие потенциальной клиентки. Настроение было испорчено.
  Не успел он открыть рта, чтобы отказаться от выполнения каких бы то ни было условий, как дама его опередила:
  - Я готова заплатить любые деньги, но не хотела бы раскрывать некоторых личных подробностей своей истории.
  - Я не занимаюсь расследованием супружеских измен. На сайте имеется соответствующая информация. Мне очень жаль, но всего хорошего. Секретарь вас проводит.
  Дама, явно непривыкшая к такому обращению, издала горлом клокочущий звук и даже подняла вуаль.
  На Евгения смотрели глаза древней старухи, хотя лицо запросто могло принадлежать женщине 'едва за пятьдесят'. Евгений никогда не понимал стремление престарелых особ во что бы то ни стало удержать ускользающую молодость, превращая свое тело в плацдарм для испытания подчас сомнительных методов.
  - Видимо я ошиблась, принимая решение обратиться к вам за помощью. Но к моему большому сожалению, времени, чтобы искать другого специалиста, уже нет. Я, знаете ли, в определенном роде фаталистка и верю, что к некоторым людям и событиям нас приводит кто-то или что-то.
  Тогда Евгений еще не понимал, что именно хотела сказать женщина, все его мысли были заняты предстоящим ужином, и он испытывал жгучее желание как можно скорее избавиться от назойливой посетительницы. Не знал он и того, что жизнь его, подчиненная определенным алгоритмам, никогда не дававшим сбоев, вдруг перевернется с ног на голову. Ему придется подвергнуть жесточайшим сомнениям многие свои убеждения и устои.
  - И что же привело вас ко мне? - Евгений задавал вопросы на автомате, ему даже ответы не требовались. Но внутреннее чутье не позволяло прервать бесполезный диалог.
  - Вы не слушали меня? Это главная проблема современной молодежи, вы постоянно витаете в своих мыслях.
  'Интересно сколько ей на самом деле лет?' - подумал Евгений.
  Он любил разгадывать тайны, а сидящая перед ним особа была женщиной загадочной. Он мысленно представил себе стандартную анкету при приеме на работу, где в каждой графе соискатель сообщает какие-либо сведения о себе. Так ему было проще составить портрет человека, с которым приходится иметь дело. И если обычно ему хватало нескольких минут общения, чтобы заполнить воображаемую анкету процентов на семьдесят, то теперь не удалось продвинуться и до тридцати.
  - Почему же? Слушаю, но пока вы еще ничего толком не сообщили. Так что у вас за дело?
  - Меня обокрали. - Сказала и замолчала.
  - И?
  - Вы должны найти вора.
  - Логично. Но почему я? Обратитесь в полицию.
  - Это и есть тот деликатный момент, о котором я упоминала в самом начале нашей беседы. Полиция не поможет. Я готова платить, если вы не станете задавать лишних вопросов.
  - Уважаемая Елизавета Петровна, - сказал Краснов, сладко улыбаясь, - вы занимаете мое рабочее время, а значит и время моих клиентов. Если вам нечего рассказать по существу, я попрошу вас покинуть кабинет и поискать другого специалиста.
  - Воровка - моя внучка.
  Краснов не удивился. За время работы в полиции, откуда он и пришел в частный сыск, пришлось насмотреться и не такое. А женщина побледнела и полезла в сумочку. Евгений решил, что сейчас она начнет разыгрывать перед ним спектакль. В сумке наверняка лежит пузырек с лекарством, которое она демонстративно примет, потом, возможно, схватится за сердце, симулируя приступ. А учитывая манеры и внешность дамочки, может и в обморок хлопнуться. Надо во что бы то ни стало не допустить, но не успел он собраться с мыслями, как женщина выложила на стол белый конверт.
  Тощий и без надписей.
  - Что это?
  - Откройте и сами посмотрите.
  Внутри оказалось две фотографии. Одна ничем не примечательная, снятая на обычную мыльницу - качество изображения оставляло желать лучшего.
  В объектив смотрела совсем молодая девушка, на вид не старше восемнадцати лет, отдаленно напоминающая сидевшую напротив Краснова женщину. Наверное, та самая внучка-воровка. Тот же пронзительный взгляд льдисто-серых глаз, поджатые губы и надменно поднятая голова.
  Евгений отложил фото в сторону и взял вторую карточку.
  Про себя он именно так и подумал - 'карточка'. Потемневшая от времени, с обтрепанными краями и широкими заломом посередине, похожим на уродливый шрам. Он не сразу смог рассмотреть, что на ней изображено, а приглядевшись, понял, что это некая поделка, игрушка или сувенир из полупрозрачного материала. Стекло или что-то похожее.
  - Янтарь.
  Евгений вздрогнул и поднял глаза на даму.
  - Это фигурка ангела. Она из янтаря, - повторила женщина, точно не была уверена, что ее услышали. - Я хочу ее вернуть.
  - Вы хотите сказать, что обратились к частному детективу для того, чтобы он отыскал для вас какую-то безделушку? Может быть, проще купить новую? Мне кажется, я видел такую же в переходе.
  - Вот именно, что кажется! - дама разозлилась, сгребла со стола фотографии и сунула их обратно в конверт. - Мне нужен только этот ангел, и я готова заплатить... - Она взяла ручку и прямо на конверте вывела цифру. Длинным указательным пальцем придвинула конверт к Евгению. - Не смотрите на меня так, я не ошиблась и не впала в маразм. Найдете ангела, и эта сумма немедленно будет перечислена на любой указанный вами счет. Если нужен аванс, вы получите его в течение нескольких часов. Или предпочитаете наличные, господин частный сыщик?
  - Я не беру авансов за работу, которую не сделал. Но если вы мне не расскажете всего, что вам известно об этом деле, я с места не сдвинусь. А вам помогут покинуть помещение.
  Женщина несколько мгновений сверлила его взглядом и когда Евгений уже был готов отвести глаза, она вдруг выдохнула и сказала:
  - Хорошо, я расскажу вам все как есть. Но пообещайте, что выслушаете до конца и не будете перебивать. А потом честно скажете, возьметесь за дело или же нет.
  - Договорились, - кивнул Краснов. - Хотите чай или кофе?
  - Некогда мне чаи распивать. Слушайте.
  Когда рассказ был окончен, Евгений встал из-за стола и попросил даму уйти. Она не стала противиться и, вежливо попрощавшись, вышла из кабинета.
  Вот только конверт свой забыла. Точнее обронила, и теперь он лежал на полу возле стула.
  Евгений решил, что ничего страшного не случилось. Хотел оставить конверт у секретарши, но тут позвонила сестра: 'Ты помнишь про ужин?' (будто он мог забыть), и он машинально сунул его во внутренний карман пиджака.
  
  ______
  
  Мама, как обычно опоздала. Обычно она всегда являлась в тот момент, когда все гости уже собирались за столом. Всякий раз она смущенно улыбалась и придумывала какую-нибудь нелепую причину задержки.
  В этот раз было иначе. Да, она опоздала, но даже не попыталась хоть как-то себя оправдать, а молча прошла на кухню, откуда Катя носила салаты, мясные и колбасные нарезки.
  - Тебе помочь, доченька?
  Евгений курил в открытую форточку и едва не поперхнулся дымом, когда услышал ее елейный голосок.
  Когда это мама стала такой нежной и заботливой? Сколько он себя помнил, в доме всегда царила обстановка строгости и существовала некая субординация: старшие приказывают, младшие подчиняются. Живи они лет на пятьдесят раньше, так Женя и Катюша обращались бы к родителям не иначе как на 'вы'. Никогда ни он, ни сестра не получали в подарок милых плюшевых медвежат или машинок с пультом управления. Все игрушки в доме были исключительно полезными, развивающими. Евгений считать научился едва ли не раньше, чем говорить. А Катя тайком бегала к подругам, чтобы поиграть в дочки-матери с настоящими куклами.
  Звук бьющегося стекла прозвучал похоронным реквиемом по короткой семейной идиллии. Катерина выронила из мокрых рук чашку. Мамину любимую, привезенную из какой-то заграничной поездки.
  Скандала было не избежать, и Катя, ссутулившись, чтобы казаться меньше и незаметнее, потрусила за веником. Но случилось то, чего никто не ожидал.
  Мама ухватила дочку за локоток. Плотно сжатые губы расплылись в самой доброжелательной улыбке.
  - Это к счастью. Оставь, я сама уберу.
  Сестра посмотрела сначала на маму, потом на Евгения, мол, - ты тоже это слышал? Он кивнул и неуверенно улыбнулся, только сейчас понимая, что держит в руке сигарету, пепел с которой падает на пол.
  У себя дома он мог курить, где угодно, разбрасывать носки и оставлять рубашки на спинке стула. Но в родительской квартире царил идеальный порядок и совсем другие правила. Любая соринка подвергалась немедленному уничтожению, а того, кто принес ее в дом, ждал нагоняй.
  Катя много раз просилась переехать жить к брату, но он, как закоренелый холостяк и по сути социопат, не желал пускать в свою берлогу ни одну женщину, пусть даже эта женщина его собственная сестра.
  На звон разбитой посуды вышел папа, с зажатой под мышкой газетой. Он не признавал почти никаких современных электронных устройств и новости предпочитал узнавать исключительно из прессы.
  - Что за шум, а драки нет? - шутки у папы оставались все такими же архаичными, как и его взгляды на жизнь. - Галочка, ты уже пришла? А я что-то задремал и пропустил, когда ты появилась.
  - Витюша, иди в комнату, мы скоро к тебе присоединимся. - Мама снова улыбнулась, отчего папа едва не начал заикаться. Он понимал, что такое поведение не к добру, но спорить не стал.
  - Мам, у тебя все хорошо? - не выдержал Евгений. - Может, тебе прилечь?
  - Проявление любви и заботы к своим детям уже считается патологией? - женщина всплеснула руками и сделала вид, что обижена, даже оскорблена.
  - Ты прекрасно понимаешь, о чем я, - не поддавшись на ее провокацию, ответил Евгений.
  - Ошибаешься, сын. Не понимаю. Почему я не могу сказать своим детям, что люблю их? Когда мы вообще последний раз собирались всей семьей, чтобы просто поговорить, узнать как другу у друга дела?
  - Две недели назад. Правда тогда мы говорили в основном обо мне и о том, как плохо я планирую свою жизнь.
  - Хватит быть язвой, Евгений! - мама на миг стала прежней, но быстро вернула маску заботливой наседки. - Сегодня особенный день.
  - И что в нем особенного?
  - Не торопись. Давай сядем за стол, и я все расскажу. Все, идите, я пока соберу осколки.
  Евгению показалось, что голос матери дрогнул.
  Или не показалось? Не слишком ли много сюрпризов для одного дня?
  В любом случае выяснять этого он не хотел и вышел из кухни.
  
  Странности начались сразу же. Мама, которая не переносила даже запах алкоголя, а во время рекламы пива по телевизору отворачивалась от экрана, торжественно водрузила на стол бутылку белого вина.
  - Галочка, у нас кто-то умер? Или наоборот родился? - папа сглотнул слюну и нетерпеливо заерзал на месте.
  - Не юродствуй, Витюша, - почти ласково ответила мама. - Тебе все прекрасно известно, и я рада, что ты не проболтался детям раньше времени.
  Папа не обиделся. Он слишком сильно любил свою жену и прощал ей любые выходки, капризы и даже оскорбления. Евгений не понимал этого, но интуитивно опасался брака, потому что боялся повторить модель поведения отца в семейной жизни. - Дети, - мама встала и постучала вилкой по бутылке, - сегодня очень важный день, как для меня, так и для всей нашей семьи. Витюша, откупоривай бутылку, нечего сидеть с кислой миной.
  Пока отец ходил за штопором, потом возился с плотно сидящей пробкой, мама продолжала говорить, не обращая на него никакого внимания.
  - Наш дом это гнездо, где когда-то обитали всего две птицы. Но им было скучно жить вдвоем.
  Отец отвлекся от бутылки и как-то странно посмотрел на маму, но она даже не заметила.
  - И вот однажды в гнезде раздался новый крик, а точнее детский плач, который оповестил о рождении... твоем рождении, сынок.
  Евгений слушал в полуха, в голове у него закружились мысли, обрывки сегодняшнего разговора со странной дамой в вуали. Она тоже говорила что-то про детский плач, но детали разговора выветрились из головы молодого человека, как только за дамой закрылась дверь.
  Рука сама потянулась к карману и нащупала конверт. Странное дело: он был теплым! Он нагрелся, как маленькая электрическая грелка.
  - Сын, ты меня не слушаешь. - Мама не спрашивала, она констатировала факт. - Или уже радуешься тому, что меня не будет целых три года? Конечно, кому нужна обуза! Старики всегда будут обузой для молодых. Я понимаю тебя и не виню.
  Рука отца с зажатой в ней бутылкой зависла над бокалом. У края горлышка появилась золотистая капля, в которой отразился солнечный луч, и капля заиграла всеми оттенками янтаря.
  Конверт снова нагрелся, на этот раз даже сильнее.
  Катерина подозрительно посмотрела на брата. Причем взгляд ее застыл на уровне кармана, где лежал конверт.
  - Евгений! - Окрик мамы заставил его вздрогнуть. - Я хотела, чтобы мы хотя бы один раз провели время, как нормальная семья. И ты снова превратил все в фарс. Неужели сложно было меня послушать? Я не так уж многого прошу. Где ты постоянно витаешь? На твоей бесполезной работе попросили разыскать пропавшего кота? Видимо для тебя это важнее, чем родная мать. Мама взяла бокал с вином, осушила его одним махом и плюхнулась на стул.
  - За вас, дети. А теперь давайте есть.
  Отец украдкой толкнул Евгения в бок и заговорщицки подмигнул, выражая свою солидарность.
  'Спасибо, батя' - произнес Евгений одними губами и потянулся к салату из креветок.
  
  Смутная тревога поселилась в душе Евгения и не давала ему покоя.
  С трудом дождавшись окончания ужина, он вышел на балкон.
  Сентябрь еще не принес осенних холодов, серых долгих дождей, с которыми непременно приходила хандра, тоска по ушедшему лету. Большинство деревьев пока еще стояли зеленые, и можно было насладиться последними теплыми деньками.
  Бесшумно подкралась Катя, словно кошка на мягких лапах. Она прижалась к брату, как делала это в детстве, когда ей нужна была поддержка и забота, которую она недополучила от родителей.
  - Есть сигарета? - спросила она.
  - А не рановато тебе курить?
  - Ой, вот только не включай старшего брата. Надеюсь, ты не воспринял слова матери всерьез? Если так, то вспомни, мне уже давно не шестнадцать.
  - Ты о чем? - мысли Краснова были где-то далеко, он никак не мог взять в толк, о чем ему пытается сказать Катерина.
  - С ума сойти! - усмехнулась девушка и легонько толкнула его в бок. - Ты и в самом деле ничего не слышал? Научи меня этому трюку. А?
  - На работе проблемы, не обращай внимания. Так о чем ты говорила? - Евгений достал пачку и протянул сестре.
  - Не я, а мать. Завтра они с папаней улетают в Штаты, между прочим, на три года. Она получила какой-то гранд на свои исследования, хотела, чтобы мы с тобой за нее порадовались. Ты радовался?
  - А почему именно в Штаты? - невпопад вставил Евгений.
  - Мне откуда знать? Важно не это, а то, что маманя повесила заботу обо мне на тебя, братишка. Но не смогла удержаться от своего вечного ханжества и выразила беспокойство тем, что ты слишком беспутный, и страшно оставлять дитятко на такого шалопая.
  'Дитятко' чиркнуло спичкой и раскурило сигарету, выпуская дым через нос.
  - А ты что?
  - Уверила ее, что мы присмотрим друг за другом, и все будет отлично. Она, конечно, поважничала еще какое-то время, дала напутствия, но вроде как смирилась. Ты ведь знаешь, для нее физика - это все. Хорошо, что она не стала простой училкой в школе, а то не позавидовала бы я ее ученикам.
  Неожиданно поднявшийся ледяной ветер прогнал их с балкона.
  В квартире уже никого не было. Мать посчитала свой долг по опеке и воспитанию выполненным. Теперь наверняка потащила папаню к друзьям вызывать зависть у тех, 'кому повезло меньше'.
  - Кать, я, наверное, пойду.
  - А как же присматривать за сестренкой, менять ей подгузники и повязывать слюнявчик? - зашепелявила девушка, имитируя речь ребенка.
  - Думаю, сестренка справится и без меня. Или нет?
  - Справится, обязательно справится, - Катерина тут же изменила тактику поведения. - Можно вопрос?
  - Валяй. - Краснов зашнуровывал ботинки, и Катя разговаривала с его макушкой.
  - Что ты прячешь в кармане?
  - С чего ты взяла, что я прячу что-то?
  - Не пытайся меня обмануть, я вижу, если ты начинаешь юлить.
  - Опять твои шаманские штучки? - Краснов выпрямился во весь свой почти двухметровый рост. - Не особо этим увлекайся.
  - О да, я вижу, как колышется твоя аура, - зловещим голосом продекламировала девушка. - А если серьезно, то у тебя уши краснеют, когда ты не хочешь говорить правду.
  - И давно ты знаешь об этой моей... гм... особенности?
  - Не переводи тему. Что в кармане?
  Пришлось показать.
  Евгений протянул сестре обычный, белый конверт.
  Вот только Катерина не сразу взяла его, одернув в последний момент пальцы, словно обожглась.
  Фотография с девушкой ее совершенно не заинтересовала, и она лишь бросила на нее мимолетный взгляд, после чего вернула брату. Зато выцветшая карточка, сделанная черт знает сколько лет назад, вызвала бурную реакцию.
  - Я просто обязана показать это Магистру. - Катерина, разве что не подпрыгивала от нетерпения. Руки ее заметно подрагивали, зрачки расширились. - Откуда она у тебя? Только не говори, что в тебе тоже проснулись гены прабабки.
  - Я не ношу с собой колоду карт Таро и не рисую пентаграммы на кладбище, если ты об этом.
  - Братик, я ведь не называю тебя мусорщиком, копающимся в чужом грязном белье. Вот и ты будь любезен уважать мой выбор, - оскорбилась она.
  Катерина очень остро реагировала, если кто-то начинал сомневаться в нормальности ее увлечений.
  Несколько лет назад она откопала на чердаке дома, доставшемся отцу в наследство, дневники старухи, которая приходилась им с Евгением прабабкой. Несколько тетрадей, исписанных убористым почерком, повествовали о жизни деревенской ведуньи. Были там обряды и ритуалы со странными, а порой и страшными названиями, как например: 'Десять чертей на десять дел из пекла вызвать да удерж над ними иметь'.
  По рассказам деревенских, умирала бабуля тяжко. Мужикам пришлось разбирать крышу, дабы соблюсти какой-то древний ритуал и отпустить черную душу несчастной.
  Верить в это или нет, каждый решает сам.
  Катерина поверила.
  Более того, убедила себя в том, что дар от прабабки перешел именно к ней. Так ей внушил загадочный Магистр, с которым она познакомилась на одном из магических форумов - их теперь развелась тьма-тьмущая.
  - Можешь оставить мне эту фотку до завтра? Ты ведь не собираешься ехать утром в аэропорт, чтобы помахать матери ручкой? - Катя уже забыла, что собиралась обижаться. И, не дожидаясь ответа, затараторила:
  - Я так и думала. Уверена, что родительница не расстроится. Кстати, ты не рассказал, откуда у тебя это фото.
  Евгений и сам не заметил, как сестра стянула с него ветровку и усадила за столом на кухне.
  - Ты же не отстанешь, пока не расскажу?
  
  Щелчок вскипевшего чайника прозвучал, как выстрел. Евгений и Катя синхронно вздрогнули.
  Девушка разлила кипяток по чашкам и бросила в каждую заварочный пакетик.
  - Ну и как тебе история?
  - Ты точно ничего не выдумал? - недоверчиво переспросила Катерина.
  - Я думал, что ты веришь во всю эту чертовщину.
  - Подожди минутку. - Вместо ответа бросила она и вышла из кухни, вернувшись через минуту со стопкой распечаток. Выбрала несколько листов и протянула брату.
  - Вот, почитай.
  - Прямо сейчас? Я, если честно, спешу. - Краснову не нравился фанатичный блеск в глазах сестры. - Может в другой раз?
  - Возьми с собой, дома изучишь, - настаивала она. - И если ты не копался в моих вещах, а я знаю, что ты этого не делал, то все более чем странно. Можно мне еще раз взглянуть на второе фото?
  Молодой человек достал снимок и, прежде чем передать сестре, задержался на нем взглядом.
  Внимание его привлекла надпись, которой он не заметил раньше. Похоже, кто-то окунул палец в красную краску и неровными печатными буквами вывел: 'Ты не моя мама'.
  - Что означает надпись, я не знаю.
  - Какая надпись? - переспросила Катерина, рассматривая изображение. - Здесь ничего нет.
  - Ну вот же, - Евгений указал в то место, где секунду назад были буквы.
  Надпись исчезла!
  - Видимо показалось. Заработался.
  Катерина понимающе кивнула и вернула ему фотографию.
  
  Елизавета Петровна
  
  Она не любила яркого света, поэтому задергивала плотные шторы и часами просиживала в полумраке своей огромной, пустой квартиры. Никому не нужная старуха. Кто-то считал, что она давно спятила, а некоторые и вовсе были уверены - умерла.
  Иногда она сама начинала сомневаться в реальности собственного бытия.
  Вдруг все, что происходило когда-то, просто дурной сон? Или у нее уже начался маразм? Если верить умным книжкам и телепередачам о здоровье, так в ее возрасте можно забыть и собственное имя. На восьмом десятке - пора. Вот только память ее еще пока не подводила. Она бы и рада забыть кое-что из своего прошлого, да вот не забывается.
  Но если она все еще жива и относительно здорова, разве можно хоронить себя?
  Нет. Елизавета Старостина еще покоптит грешное небо.
  Не зря ей дан второй шанс. - Елизавета Петровна, - белокурая девушка сняла манжету тонометра с ее руки, - в вашем возрасте вредно так волноваться. Давление зашкаливает.
  - Во-первых, называй меня бабушка, я ведь просила. А во-вторых, в моем возрасте вредно абсолютно все и даже просто жить. Но поверь мне, дорогая, умирать очень не хочется.
  Она опустила рукав черного платья и с нежностью посмотрела на внучку. Ей хотелось верить, что она все сделала правильно. У нее был выбор: прожить всю жизнь в одиночестве и сгнить в этой клетке, либо...
  А был ли выбор на самом деле? Пожалуй, она впервые над этим задумалась только теперь. И по всему выходило, что она ничего не решала. Вот тут и поверишь в судьбу, когда она так сведет пути-дороги, что впору только удивляться: от чего всегда убегал, само тебя находит. Она прожила всю жизнь с уверенностью, что тогда поступила правильно, не было у нее другого выхода. Так неужели ошиблась? Тот человек обещал, что поможет ей. И она поверила. Жить без веры, значит не жить вовсе.
  Хватит с нее ошибок и неверных поступков. Слишком много она в своей жизни грешила. Может на старости лет наконец-то обретет долгожданный покой.
  Лишь бы не за чужой счет. Такого она себе не простит и даже на том свете будет каяться.
  Лишь бы не за чужой счет. Такого она себе не простит. - Елизавета... бабушка, - девушка смущалась, слово давалось ей с трудом. Ничего, привыкнет. - Я очень переживаю за Аню. Боюсь, что она снова могла спутаться с дурной компанией. От нее уже неделю нет никаких вестей.
  - Мариш, - морщинистая рука накрыла прохладную ладошку, - она обязательно найдется. Сегодня я была у одного человека, он обещал помочь.
  - Ты ходила в полицию? - Марина дернулась, как от пощечины. - Я же просила не делать этого! Аня не преступница, просто у нее возраст такой... сложный.
  - Ты тоже убегала из дома в семнадцать лет? Пойми, дорогая, нельзя оправдывать человека цифрами в паспорте. Возраст он вот здесь, - Елизавета Петровна постучала пальцем по виску. - И я не обращалась в полицию.
  Марина, кажется, выдохнула с облегчением и даже попыталась улыбнуться.
  - Спасибо, бабушка. Если я тебе сегодня не нужна, то я хотела бы прогуляться.
  - Снова будешь ее искать? И не пытайся меня обмануть, я прожила слишком долго на этом свете, чтобы не научиться распознавать ложь.
  - Она моя сестра.
  - И моя внучка. Не забывай об этом. Меньшее, что я могу сделать для вас, просто быть рядом.
  - Мы ценим это, но...
  - Что-то случилось? - Елизавета Петровна забеспокоилась, что Марина снова заговорит о том, что ей неудобно жить на чужой шее. - Если затянешь старую песню, я серьезно обижусь. Я, кажется, рассказывала, что от моей матери мне досталось неплохое наследство, которое получилось не просто сохранить, но и значительно приумножить. - Но это неправильно. Я же работаю. Да, без высшего образования на хорошую должность претендовать пока не получается, поэтому...
  - Именно поэтому, ты восстановишься в институте и получишь диплом. - Елизавета Петровна чувствовала и свою вину. Она понимала: силы были не равны, и когда у нее забирали дочь, она ничего не могла сделать. Но легче от этого не становилось. - Я хочу заботиться о вас с сестрой. - А тот человек, к которому ты обратилась, он точно поможет? - Марина пошла в деда, такая же упрямая и самостоятельная. Смотрит в глаза, взгляда не отводит.
  - Обязательно поможет. Ступай по своим делам и будь осторожна. Уже поздно, скоро стемнеет.
  Иногда приходится лгать, чтобы спастись. Сейчас ей нужно выиграть время, а потом она обязательно что-нибудь придумает.
  Больше никто из ее семьи не будет страдать.
  Она этого не допустит. Ей вдруг нестерпимо захотелось снова посмотреть на внучку. Елизавета Петровна отодвинула плотную штору и выглянула на улицу. Несмотря на возраст, зрение у нее до сих пор осталось острым, как у молодой девушки. Она видела, как Марина подняла голову, но выражение лица внучки было настороженным и немного раздраженным, поэтому она быстро задернула штору в надежде, что девушка не успела ее рассмотреть.
  Оставшись одна, Елизавета Петровна задремала. Ей снилось всегда одно и то же: ее прошлая и такая далекая жизнь.
  
  Много лет назад
  
  Юная Лиза Старостина наконец-то была счастлива. Она гордо шагала по улицам восстановленного практически из руин города и радовалась каждому прохожему, улыбалась, получая такую же светлую улыбку в ответ.
  Советский народ - самый лучший народ во всем мире - она принимала это, как догму, не подвергая даже малейшему сомнению. Теперь она дипломированный специалист, и перед ней открыт огромный мир, полный радужных перспектив, которые она непременно использует, чтобы трудиться на благо своей родины. Лиза снова и снова открывала диплом в благородной красной обложке, любовалась своими оценками и гордилась собой. Этот диплом был вознаграждением за ее трудолюбие и стремление к успеху.
  Лиза не знала тягот войны, но слушая рассказы мамы, она в своем воображении создавала яркие картинки. Это будто бы и не мама, а она сама была там, тащила под аккомпанемент стрельбы и разрывающихся снарядов раненых бойцов, веря, что делает большое дело.
  Лиза любила слушать маму. И не сразу заметила, когда та стала заговариваться, повторять одно и то же по многу раз. Мама надолго замолкала, а потом вдруг принималась говорить без остановки, почти не делая пауз.
  Несомненно, ее мама - настоящая героиня, о которых пишут книги и снимают фильмы. Именно поэтому государство теперь заботится о ней, содержит в хороших условиях, обеспечивает самое эффективное лечение. И мама обязательно поправится, больше не станет рассказывать страшные истории, которые она придумала. Современная медицина шагнула далеко вперед. Лиза Старостина, как молодой терапевт, знала об этом не понаслышке.
  Теперь она ждала распределения. В тайне девушка мечтала попасть в какой-нибудь захудалый регион, где ее присутствие будет нужнее всего. Только дураки хотят отправиться в Москву, Санкт-Петербург и прочие крупные города. Там и без них все давно налажено. Куда интереснее решать сложные задачи, противостоять трудностям и лишениям.
  Романтический настрой Лизы возносил ее к самым облакам. А как гласит известная поговорка: чем выше взлетишь, тем больнее падать. Вот и ей предстояло упасть. Но в тот солнечный летний день она верила в светлое будущее и не думала ни о чем плохом.
  
  Кто-то скажет, что Лизе повезло. Ее оставили работать в родном городе. Она попала в интернатуру к доктору Соломатину, о котором не только внутри больницы, но и далеко за ее пределами слагали легенды. Все девушки сходили по нему с ума, но он ни одна не удостоилась его внимания.
  Лиза стала исключением.
  Она не воспринимала его как мужчину. Для нее он был маяком в непроглядной тьме, скрывавшей дорогу к заветной, самой желанной цели. Она стремилась стать на него похожей, она хотела повторить его блестящую карьеру. Не каждый в его возрасте добился таких высот. Ему едва за тридцать, а он руководитель целого отделения и на хорошем счету у начальства.
  Лиза ловила каждое слово из его уст, запоминала и пыталась копировать его манеру речи, его поведение с больными. В конце концов слепое обожание учителя превратилось в банальную девичью влюбленность.
  Куда-то сразу ушло стремление вырасти в медицинской среде, стать высококлассным специалистом и помогать людям. Кому она может помогать, если не способна справиться с собственными чувствами? Владимир Соломатин очень быстро заметил изменения в поведении девушки. Вовсе не потому, что выделял ее из прочих: каждый интерн в его отделении был для него открытой книгой. Просто тихая, серая мышка Лиза всегда казалась иной. Она не ходила на шумные вечеринки в честь дня рождения коллег, обходясь скупыми поздравлениями именинников; не старалась сблизиться со своим руководителем и не забрасывала его любовными записками, думая, что ее не рассекретят. Внутри отделения Соломатин знал все обо всех. И даже то, какие чувства и эмоции вызывает у собственных подопечных.
  - Лиза, что-то случилось? - спросил он как-то, столкнувшись с ней в больничном коридоре. - Что-то с мамой?
  Об этом он тоже знал. Корпус психиатрии находился в отдалении от основных корпусов больницы, рядом с онкологическим отделением, и вход туда интернам вход был заказан. Их вотчина - терапия. Дальше - ни шагу.
  - Нет, Владимир Алексеевич, с мамой все хорошо, спасибо.
  - Тогда может у тебя что-то болит?
  Она хотела сказать, что - да, душа у нее болит, только лекарства от ее болезни не изобрели, да и существование самой души не доказано. Как медик, Лиза никогда, даже в мыслях не говорила о любви, как о трепете сердца. Сердце она видела на уроках анатомии, оно не может любить, а только качать кровь.
  - Пойдем-ка со мной, - не спрашивая, а точно приказывая, сказал он, и Лиза пошла, даже не думая возражать.
  В кабинете Соломатин предложил девушке присесть, а сам прошел в смежную комнату, которая использовалась для стерилизации и хранения инструментов.
  Лиза слышала металлический звон, словно доктор искал нужный для работы прибор. Но она ошиблась. Вернулся он с бутылкой конька и двумя гранеными стаканами.
  - Извини, Лизавета, другой посуды у меня нет. Но ты ведь не брезгливая?
  Не дожидаясь ее согласия, Соломатин разлил спиртное по стаканам и один протянул ей. Она машинально взяла его, но пить не спешила. До этого дня она никогда не пробовала ничего крепче кваса из уличных бочек. А тут сразу коньяк.
  - Интерн Старостина, у вас рука болит?
  - Н-нет. - От волнения Лиза начала заикаться. - Почему вы так решили?
  - Так вы стакан держите, будто не можете до рта донести. Вот я и подумал.
  Его усталое, покрытое трехдневной щетиной лицо осветила широкая улыбка. Лиза, сразу позабыв о своих страхах и сомнениях, одним глотком опрокинула в себя янтарную жидкость.
  В тот же миг она дала себе обещание, что больше никогда не будет пить. Горло, а затем и пищевод, обожгло огнем. Из глаз брызнули слезы, а несчастный стакан выпал из руки и покатился по плиточному полу с громким стуком.
  Она закашлялась, прикрыв рот ладошкой, и с трудом сдержала рвотный позыв.
  - Вы как в первый раз, честное слово, - пожурил ее руководитель. - Нате вот, закусите.
  Не глядя Лиза взяла угощение, сунула в рот и чуть не разревелась.
  Соломатин видимо решил пошутить, и дал ей в качестве закуски дольку лимона.
  - На самом деле что ли в первый раз выпиваете? Почему раньше не сказали?
  Лизе было стыдно и приятно одновременно. Сам Соломатин о ней заботится. Почему она приняла его слова за заботу, Лиза и сама бы теперь не ответила. Тошнота понемногу прошла, по телу разлилось приятное тепло. Мысли стали вязкими и липкими, захотелось спать.
  - Э, как вас развело, голубушка. Ну ничего, посидите немного, скоро пройдет.
  - Я вас люблю, - неожиданно даже для себя выдала Лиза и икнула.
  - Знаю. Меня все интерны любят. Вот только не пойму за что, ведь я настоящий тиран. Эй, Старостина, а ну не спать.
  Сильные руки обняли ее за плечи, разбудив новую волну жара в теле. Но это была другая волна, не та, что вызвана алкоголем. Лиза еще не знала, что так ее женский организм реагирует на близость мужчины.
  - Ничего, вы не знаете! - обиделась Лиза. - Я по-настоящему люблю, не как все остальные.
  - А как это по-настоящему?
  Его глаза смеялись, но губы оставались серьезными. Лиза боролась с собой, но в итоге сдалась.
  Она потянулась и поцеловала этого взрослого, притягательного мужчину.
  Мир взорвался тысячей осколков и потонул в кромешной тьме.
  ...В себя Лиза пришла на больничной койке. В палате было темно, и она находилась в ней совершенно одна. Так ей показалось в начале.
  Когда глаза привыкли к темноте, рядом с собой она увидела Соломатина. Он смотрел на нее пристально, почти не моргая. Лиза хотела извиниться за свое поведение. Не успела. Горячие губы накрыли ее рот, и яркая вспышка снова заставила мир исчезнуть.
  
  Уже через неделю ее перевели в другое отделение. Кто из сотрудников сдал их с Соломатиным, так и осталось загадкой. Хотели уволить, только он не позволил. Сказал, что девушка не должна страдать из-за чужих слабостей. Пригрозил, что уйдет вслед за ней, а потерять специалиста его уровня приравнивалось к катастрофе.
  Скандал был грандиозным. Лизу пришлось прятать в психиатрическом корпусе, куда простым смертным вход был категорически запрещен. Жена Соломатина кричала, грозилась уничтожить соперницу и написать на нее донос, как на женщину, разрушившую советскую семью.
  Только через три месяца Лиза смогла спокойно выходить из дома, не озираясь по сторонам, и не вздрагивать от каждого звонка в дверь.
  Казалось бы, все устаканилось, и можно продолжать жить, но у Лизы начались приступы тошноты и головокружения, которые она сначала списала на переутомление, даже попросила два дня отгула.
  Ситуация не изменилась.
  Вскоре выяснилось, что она беременна. Узнав правду, девушка очень испугалась. Как она будет рожать без мужа? Да и о каком ребенке может идти речь, когда она сама не встала на ноги, а мама до сих пор находится на лечении.
  Всеми правдами и неправдами Лиза уговорила заведующего психиатрическим корпусом пустить ее ненадолго в палату к матери.
  - Уверена, что хочешь этого? Она сейчас несколько не в форме, - пытался отговорить девушку заведующий.
  - Абсолютно. Она же моя мама.
  - Ты медик, Старостина, и должна понимать некоторые вещи. Не каждую болезнь можно вылечить. Я все устрою, только под твою ответственность. Поняла?
  Лиза кивала, хотя и не понимала, чего страшного могло произойти с мамой под наблюдением врачей.
  Когда ее провели в палату, дополнительных объяснений не потребовалось.
  С тех самых пор, как мама попала сюда, Лиза ни разу ее не навещала. Нельзя было.
  И теперь в лежащей на казенной койке женщине она с трудом узнала свою мать. Правда, женщиной ее тоже можно было назвать едва ли - скелет, обтянутый кожей с абсолютно седыми волосами, в беспорядке рассыпанными по подушке. Маму зачем-то пристегнули к койке широкими ремнями. Неужели боялись, что она может встать и уйти? В таком-то состоянии! В палате стоял тяжелый запах испражнений, захотелось открыть настежь окно, но оно было забрано тяжелой решеткой, а механизм, отпирающий створки, спилен. В таких условиях совершенно невозможно выздороветь.
  Лиза посмотрела на заведующего, тот кивнул: мол, можешь к ней подойти. Сам он скрылся за дверью, предупредив, что вернется через десять минут.
  - Мамочка, - осторожно позвала Лиза, - ты слышишь меня?
  Она сделала несколько шагов и остановилась, прислушавшись.
  - Мама, это я - Лиза.
  - Ты снова пришел меня мучить? Уходи, прошу тебя.
  Девушка бросилась к койке и упала на колени.
  - Кто тебя мучает? Мамочка, скажи мне.
  - Он. Стоит у тебя за спиной и смотрит.
  Лиза резко обернулась, но никого не увидела.
  - Здесь никого нет, - она погладила женщину по голове. - Мы тут одни. А заведующий за дверью.
  - За твоей спиной. Стоит и улыбается. Я его боюсь, - отрывисто повторила мама.
  Лизе стало страшно. Она никогда не видела мать в таком состоянии. Когда ее забирали на лечение, женщина говорила о каких-то спрятанных драгоценностях, которые не успела продать. И постоянно повторяла, что боится его.
  - Лиза? - взгляд матери вдруг стал почти осмысленным. - Доченька, он не тронет тебя! Я не позволю. Забери мои драгоценности, там много.
  - Мама! Нет никаких драгоценностей! - разозлилась Лиза. - Мы живем в коммунальной квартире. А если бы и были, ты обязана сдать их в соответствующие органы.
  Взгляд матери заволокло туманом. Уголки губ задрожали, по щекам потекли слезы. Она дернулась, но тугие ремни не позволили шевелиться.
  - Уходи! - Крик раздался неожиданно.
  Лиза, испугавшись, отскочила в сторону. В палату забежал доктор, схватил пациентку за подбородок, покрутил голову из стороны в сторону и велел Лизе бежать за медсестрой.
  - Скажите, чтобы он не брал мою дочь за руку!
  Лиза не хотела слушать, как бредит мама. Последнее, что она увидела, прежде чем выбежать из палаты, как иссушенное болезнью тело, сотрясается в эпилептическом припадке. Она бежала по длинному коридору, пока не оказалась у поста медсестры. Там она передала слова заведующего и выскочила на свежий воздух.
  Сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот выскочит из груди.
  Лиза почувствовала, как ее покидают последние силы, и она осела на землю.
  В нос ударил резкий запах нашатыря, а потом знакомый и такой родной голос прошептал:
  - Я с тобой, ничего не бойся.
  И где-то на задворках угасающего сознания затихал детский плач.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"