Я так любила, как он смеялся, каким красивым становился в эти минуты, что порою нарочно старалась рассмешить, лишь бы опять увидеть... Да он и сам всегда готов был пошутить, с его-то чувством юмора - милейшей смесью лукавства и сарказма. Не брезговал и солеными анекдотами, но к месту, в меру.

  Вообще, он единственный в моей жизни человек, настолько знавший меру - во всём. От еды и того, как её готовить, и до... Порою мне казалось - идёт по видимой одному ему грани, от которой волос вправо или влево - уже беда. Подвижнее прочих, случалось, черпал он этих бед с лихвой - за тебя и за меня тоже - и собою, в себе изживал, гасил, словно саркофаг над останками четвёртого блока Чернобыльской АЭС.

  Познакомились мы внезапно и весело: в переполненной весенней электричке. Медленно меня пережёвывая, толпа замерла с раскрытым ртом от молодецки задорного:

  - Девушка, а садитесь ко мне на колени!

  До сих пор слышу, как звенит этот оклик в старом вагоне с деревянными жёсткими скамьями, чувствую их особенный лаковый запах и под ладонью холодок металлической петли на спинке сиденья. Я вцепилась в эту петлю, ошеломлённо разглядывая неожиданного кавалера.

   Видеть не глазами, а чем-то неподкупным и настоящим я уже тогда умела, и помню своё изумление: от парня, от его умного и ясного лица шло мягкое серебристое сияние. Ни смрадных щупалец похоти, ни вычурных зигзагов самолюбования в зеркале моих глаз, ни сбивчивых завихрений дурного хмеля - ничто не пятнало ровного сияния чистой радости, доброты и какой-то детской доверчивости.

  Сама русская душа смотрела на меня, та самая душа, что умеет жаворонком взлетать в поднебесье и петь безоглядно, греть последней снятой с себя ниткой того, кто замёрз, кашу из топора варить и даже умерев, драться за своё святое.

  И я поняла, что очень хорошего человека обижу, если откажусь - хотя и собиралась в первый миг.

  Под любопытными взглядами толпы осторожно опустилась к нему на колени. Садиться-то, если толково, надо глубоко, но кто я ему? Да и не худышка всё-таки... Потому присела именно на колени, изо всех сил стараясь не задеть костями таза болевых точек на его бёдрах. Так и просидела без малого десять минут до своей станции. Каюсь, неровный ход электрички мешал мне держать основную часть веса на ногах, чтобы не очень давить парня, но как-то мы с ним это выдержали. Он даже вполне легко поднялся после и пошёл провожать. Я не перечила, но тихо-тихо радовалась.

  С тех пор и остались вместе.

  А как невозможно нравилось мне обниматься с ним, всем телом прижимаясь и ощущая постоянный, похожий на солнечный, жар от его паха и живота. Печечка моя, надёга... вот бы мне, хоть когда-нибудь, дано было подарить тебе хотя бы капельку того покоя, который знала с тобою!

  Жаль, я умерла в одночасье и не успела ещё разочек сказать ему