(из путевых заметок)

   Финский залив. Неброская, очень сдержанная северная красота - нет ошеломительной пышности форм и цвета.

   По аллее прибрежного парка неторопливо прогуливается пара, говорят по-английски, но оба с акцентом. Женщине на вид лет под сорок, худенькая бледная петербурженка, одета в стиле благородной окружающей её скромности. Мужчина с холёным лицом как бы не младше спутницы, а по росту, комплекции и общему облику явно итальянец. Всё в нём если не ДольчеГаббана, то вполне себе Версаче, да и глядел бы даже Бонапартом, если бы не тщательно спрятанная полуприкрытыми веками скука.

   Ему, уроженцу мест, где море кричаще синее, а небо сияет золотой лазурью, где пышноголовые сосны выращивают шишки размером с мужской кулак - что ему туманно-серая акварель Балтики и девственная стеснительность её побережья? Ему ли восхититься жизнестойкостью деревьев, когтями корней вцепившихся в неверные пески дюн, ему ли ощутить тайну здешних гранитов и расслышать неторопливые сказания их жителей, если он стремителен и кипуч, словно магма в запертых глубинах Везувия?

   Он и не ощущает. На лице маска вежливости, в сцепленных скулах - задавленный зевок. А женщина всё ещё что-то пытается ему объяснить, рукою поводит то направо, то налево, хотя и говорит таким голосом, каким говорят не столько другому, сколько для себя... Но зачем-то всё же говорит...