"- Подлец! - скрежетал зубами Лапкин. - Как мал, и какой уже большой подлец! Что же из него дальше будет?!" (с)
А.П. Чехов "Злой мальчик"
ВСТУПЛЕНИЕ:
Не спалось. Я зажёг очередную сигарету и решительно открыл ноутбук. Строчки пришли сами собой...
Наша дворовая шайка - "Крысёныши", как нас ласково окрестили ребята постарше. Так вот, мы были самой мерзопакостной бандой в округе. Я был предводителем. Мне было полных одиннадцать лет. Шкету - девять. Серому - семь. А самому мелкому из нас, Подгузнику - было уже пять с половиной. Мы были грязными в прямом смысле этого слова. Не мылись порой месяцами. Помнится, в моде, была ядовито-чёрная, смоляная жвачка. Это была уличная жвачка. Если ты не жуёшь такую жвачку и презрительно не сплёвываешь в сторону тех, кого презираешь, то значит ты - лох. А тот, кто лох, того не уважают. А кого не уважают, того бьют.
Логика и законы уличных малолеток. Кто царапал матерки на дорогих иномарках, ночью под вой сигнализаций, лай собак, и такой же лай владельцев авто? Конечно мы! Кто избивал лохматую, грязную псину? Да она кусалась, но никому в голову не приходило дать ей лакомство. Самим вечно хотелось есть. Голод помноженный на голову без мозгов делал из нас детей - маленьких, невыносимых чудовищ. А День Ивана Купалы?
О, в этот дивный день было принято обливать друг друга водой, а если по чесноку то всех, кто проходил или проезжал мимо нас. Это был день беспредела! И сотни, тысячи дьяволят словно вырвались чёртиками из табакерок! Носились с кишками, с вёдрами, и мочили всё и вся. Молодая девушка, красиво накрашенная и одетая в свадебное платье - пофиг. На!! И жених с матами летит за гурьбой улепётывающей ватаги шкетов. А иногда находились и такие, которые могли и на покойника вылить ушат, с криками: "Просыпайся, придурок!"
Но, я бы хотел рассказать вам о том, как мы изводили одну женщину, у которой была маленькая ручная обезьянка. Женщина была похожа на бабу-ягу, у ней был синего цвета парик, обгорелое лицо, худенькое тельце на костях которого болтался от случайного ветра вечно грязный сарафан. Она всюду ходила со своей обезьянкой. В магазины. В парк. Целовала её, как мать целует младенца.
Нам это казалось гадким! Чудовище целует такое же гадкое лупоглазое животное, и разговаривает с ней, и ласково шепчет ей что-то на ухо, как будто эта тварь может понимать человеческую речь? Мы её окрестили - Дама с обезьянкой. Ну, знаете у Чехова есть рассказ "Дама с собачкой", вот мы и позаимствовали. Хотя в жизни на тот момент не читали ни самого Чехова, ни его Даму с собачкой. И по сей день её образ как призрак. Но иногда по ночам я вспоминаю три дня, которые изменили моё сознание и навсегда врезались в душу. Как острая опилка в глаз. Вроде не ослеп. А больно. И если бы я только мог заплакать...стало бы значительно легче.
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ.
У нас с ребятами созрел в голове план как бы украсть обезьянку. Зачем спросите вы? А фиг его знает, зачем? Просто так. Позабавиться. Было дождливое утро. Но солнце уверенно разгоняло тучи. А к полудню стояло прекрасное лето. Которое сыпалось с деревьев на нас огромными каплями росы. Наши родители вечно работали. Что бы хоть как-то прокормить меня и мою младшую сестру. Ей было шесть лет. И она как для любого пацана, у которого было ощущение что его вечно донимает глупая девчонка, была занозой в пятке.
То есть от неё можно было убежать, но не далеко. Она всегда догонит. Она была из тех девочек, которая всех догоняла, доводила, сводила. Сейчас ей 16-ть лет, и на вопросы о личной жизни она загадочно отмалчивается. И если я, как работающий человек, не дам ей денег на карманные расходы, то она всем своим видом показывала, что с братом ей не повезло. Она это очень умело показывала. Так как начала тренироваться с лет пяти, как побольнее бы извести меня на тот свет. Но вернёмся на десять лет назад. Мне 11-ть. Ей 6-ть.
Я вечный трудный ребёнок. Она же милая и очаровательная девочка, для окружающих её мамы, тёти, дяди а самое главное - отца. Папа меня редко замечал. А если замечал, то его взгляд был виноватым. И я уходил от этого взгляда. И сейчас ухожу. Потому что я всю жизнь ждал взгляда восхищения и одобрения. Но я его не дождался в те годы. А сейчас, он мне по правде, уже и не нужен.
Так вот мы решили со Шкетом, Серым и Подгузником провернуть важное мероприятие. Когда я разговаривал на рынке с местным продавцом фруктов и овощей, дядей Гоги - беседа шла о том, какие гранаты поспели, а в это же время Серый воровал бананы и засовывал их себе в штаны. Скоро он превратился в маленького мальчика с огромным мужским достоинством. И это конечно же заметил продавец. И тут, я сделал отвлекающий манёвр! Бросил Гоги в лицо гранат, с такой силой, что тот пошатнулся и упал.
Мы ринулись бежать! Мы бежали великолепно! Дай бог всем воришкам так бежать! Мы как тараканы нырнули в закоулок, втиснулись через дырявый сетчатый забор, и почти убежали с территории рынка. Осталось лишь лечь на спину и протиснуться в щель под бетонной стеной.
Серый влезал последним, щель была слишком узкая, и без того не тощий, а с набитыми в штанах бананами, Серый протискивался очень тяжело. Мы его тянули за руки, и от потуги Серый побагровел. Мы потянули его ещё и ещё, изо всех сил, но усилия были тщетны.
Он застрял!
Мешало банановое достоинство и крепкий кожаный ремень фиксирующий намертво его брюшко и ту кашу что была в его штанах. Вдруг он заорал. Его тянул за ноги дядя Гоги, который догнал нас без труда. Мы тоже тянули. Дядя Гоги тянул. Мы тянули. Серый верещал как резанный, больше от страха. Ведь Гоги мог убить. Или сделать такое, о чём потом никому не расскажешь. В воздухе витал отборный мат аромат бананов. Слава богу бананы оказались переспелыми, и с хрустом мы вытянули Серого на свободу.
Серый спасён!!
Под щелью забора показалось лицо продавца багровое, злое, с золотыми зубами. Ни знаю что на меня нашло. Наверное то, что вся страна голодает, а этот носит золотые зубы. Я ринулся и со всего маху ударил твёрдым, грязным ботинком по району челюсти. Лицо пропало. И лишь дикий крик "Порешу, убью!! Всю семью вырежу!" И далее маты на грузинском. Слава Богу, что я не знал о чем он кричал.
Хотя примерно догадывался.
Мы убегали пока в селезёнке не закололо от боли у всех. Мы присели у края ямы, глубиной метров десять, где внизу были забиты сваи которые как пики торчали из месива грязи.
Мы срезали ремень с дрожащего Серого, и достали его из брюк. Разрезали ножиком - выкидухой его парусиновые штаны и стали выгребать из неё банановую мякоть. Нас всех трясло, но мы храбрились и отпускали шуточки типа:
"Ну ты и за-асрааанец"
"А что вы жрёте тогда"?
"Ты уникальный засранец"
"Говноеды"
"Ага, а ты бананосранец"
"Я тоже хочу, это бананасрань была в моих штанах"
"Теперь у тебя нет штанов"
И я заржал, мы ржали все, это был не обычный смех, это был истерический хохот, мы изрыгали гоготанье и визг, и наверняка со стороны казались кучей чокнутых отморозков. Способных изнасиловать, ограбить, убить и всё в таком духе. Но знаете, что я вам скажу, лучше вот так ржать, чем плакать. И думать, что завтра с тобой сотворит дядя Гоги. Мы вытравливали из своих душ своим гоготом и визгом - страх, липкий и тошнотворный, как липкое банановое месиво которое как не слизывай, остаётся под ногтями и между пальцами. А у Серого конкретно в заднице. Мы вылизали его парусиновые штаны до цвета мокрой волны, и оставили горстку мякоти для обезьяны. Ведь мы ради обезьяны своровали бананы. Эти чёртовы бананы.
ДЕНЬ ВТОРОЙ
Мы стояли у входа её квартиры. Квартиры "Дамы с обезьянкой". Мы знали что она сейчас пошла в больницу. С обезьяной туда не пускают. Значит животное дома. Мы долго скребли замок разными ключами, ключей было штук сорок. Да, всего сорок. Шкет только начал пополнять свою коллекцию. Пока ему фартило. Наконец Шкет не выдержал. Вытащил изо рта чёрно-ядовитую смолу, ту смолу с помощью которой укладывают асфальт. Эта была уличная жвачка, той эпохи. Когда "Орбит" и "Джуси фрут" - были магическими словами. Так вот. Он вытащил изо рта жвачку. Залепил глазок двери напротив, где жила глухая но очень зрячая старушенция. И с окриком: "Разойдись братва!!" - дал мощный удар по замку. Его шиповидные бутсы лишь со скрежетом сползи по металлической двери. И ничего. Где-то залаяла псина. Мы замерли. Тишина. Псина прекратила лаять. Подгузник прошипел: "Дулаки, давай все вместе саданём"
И мы как дураки, стали лупить по двери все вместе. Дверь с виду такая хлюпкая, но никак не желала поддаться трём с половиной отчаянных бананоедов. У нас болела поясница, почки и все внутренности. "Мдаа - протянул Шкет - а дверца то как у полковника КГБ, хер сломишь." Мы опустились и закурили. Курили мы цигарки, окурки, а если повезёт то какой нибудь жирдяй обронит и пару хороших, красивых, чистеньких сигарет. Я до сих пор ловлю себя на мысли что хочу поднять чистую и целую сигарету с лестничных ступенек.
Мне жалко что такое добро пропадает, а потом думаю, какого чёрта, я уже взрослый, и эта сигаретка кому та нужнее, и с тёплой радостью достаю свою пачку "Phil Morrison" и нюхаю её как ребёнок нюхает цветок. Ну вот опять отвлёкся. Короче сидим мы и тупо курим. Без малейшего понятия как открыть эту долбаную дверь. Подгузник сплюнул, встал и дёрнул ручку двери в бок... и дверь поддалась. Мы тихо взвизгнули. Встали и начали тащить дверь влево, как в поезде. Не веря своим ошалелым глазам. Наконец то мы отодвинули достаточный проём и бросили туда коробок зажжённых спичек. Ведь там было темно. А заходить было страшно, а вдруг у этой чокнутой "Дамы" там псина или ещё какая тварь. Кстати экзотическая обезьянка тоже может укусить и мало не покажется.
Но коробок спичек быстро затух, так и не осветив пространство. Мы бросили ещё, и ещё, пока наконец что-то не вспыхнуло. Комната из проёма осветилась. Да так ярко будто свет кто врубил. Похоже горели шторы и рулоны с обоями.
"Пожар... валим поцы!!"
И мои друзья побежали, вниз, срывая перила, я же стоял и всё никак не хотел поверить в то что вижу. Я же хотел просто посмотреть обезьянку. Я достал ватной рукой пакет с банановой кашей и стал звать её. Девочка..кис-кис. Но из проёма повалил дым и затем гарь. Я закашлялся. И побежал оттуда со слезами на глазах. Мне было жалко и стыдно что я напакостил! В голове путались мысли. "А что если обезьянка сдохла? И нас наверняка видели соседи и теперь посадят в тюрьму. И мне вкатают срок по полной, как самому старшему. И все подарки, что были приготовленные на моё 12-летие отдадут несносной сестре. И этот взгляд отца..взгляд прохожего который наблюдает как жалкую псину рвут голодные псы..та тявкает и молит у каждого встречного о помощи, но все проходят мимо, опуская глаза. Господи!! Как мне плохо!! Лучше бы я подох при рождении!" Я вышел из подъезда, когда звук сирен только начал слышаться вдалеке, но мои мысли заглушали все сирены мира.
Я погиб.
ДЕНЬ ТРЕТИЙ.
Сегодня мне исполнилось 12-ть лет. Куча пирожных, пирожков с мясом и повидлом. А главное мамин торт. С белой глазурью и поверх шоколадной надписью "Моему сыночке - 12!"
Сестру отправили к бабушке в деревню. Ведь было лето. А рядом с бабушкиным домом пролегал бескрайний зелёный луг где паслись козы, овцы и две коровы Зорька и Звезда. В нескольких километрах вдоль луга находилось небольшое чистое озеро. С камышами, лилиями и лягушками. Квокот и цокот кузнечиков порой оглушал по ночам. Я искренне хотел туда. Подальше от города. Отец подарил мне часы. С электронным циферблатом и с дюжиной различных мелодий. Как сейчас помню американские часы "Montana". Первый завоз. Потом пошли корейские, затем китайские. А у меня американские. С эмблемой ЦРУ на тыловой части. Первые часы, эта как первый поцелуй с девочкой. Помниться всегда. Можно забыть имя первой девочки, но забыть первые часы невозможно.
Всё!
Я точно достопримечательность нашего массива. Такие часы тока у Ленька-Черепа. Он сидел год на реальной зоне. За воровство.И после как отмотал срок, стал местным авторитетом. Его правда зарежут в пьяной драке через два года после моего дня рождения, но тогда Ленька-Череп был как нынче говорят популярная личность. Звезда на районе. Так вот, ещё до Гоши Куценко, Лёнька_Череп открыл моду на "бритость".
Он сам брил себе лысину. Имидж - это всё, ну или почти всё. Ух, я бы тоже побрился, плюс часы "Montana" - и я новая звезда района. Но мысль о том, что меня могут побрить не по своей воле, и возможно это произойдёт очень скоро, за поджёг чужой квартиры - эта мысль вселяла в меня горечь. Которую не запить вкусной Кока-колой, и не заесть самым сладким тортом.
Но к вечеру я узнал, что всё в норме. Хата не сгорела, никто не пострадал, кроме...в каком-то обгоревшем ящике, нашли золочёную клетку, как рассказал Серый - то была Клетка дивная. Клетка, всем клеткам - клетка. Такую в кино можно увидеть, у султанов такие тока. Но суть в том, что в этой клетке была обезьянка. Серый говорил, что когда выносили клетку, в ней лежала та самая обезьянка, похожая на спящую плюшевую игрушку. Она была мертва. Так же я узнал что соседи никого не видели. И пришли в общему мнению, что это были наверняка воры. И причём гастролёры. Ведь все в округе знали, даже дети, что в квартире у больной женщины красть нечего.
После я услышал историю жизни этой бабы-яги, или как мы её называли между собой "Дама с обезьянкой". Когда-то она служила стюардессой. И была единственной кто выжила из экипажа. В тот день она вместе с очень немногочисленным экипажем совершала частный полёт из Багдада в Москву. Управление Ту - 134 взял на себя абсолютно трезвый на тот момент - пилот. Перелёт заказали "новые русские" бизнесмены, они сняли целый Ту-134 и заплатили нехилые бабосы и лётчикам и админам двух аэропортов: Москва Внуково - Багдад. Погода была совсем не лётная. И многие в тот день отказались из основного экипажа сопровождать казалось бы "выгодный" рейс, и остались ждать возвращение Ту-134 в одном из терминалов Багдадского аэропорта Ал Матана. Управление взял на себя молодой капитан-лейтенант, ветеран Афганской войны, тело которого так и не смогли опознать под обломками Туполева, с ним полетела лишь одна храбрая стюардесса - его супруга. Она была беременна. Им обоим очень нужны были деньги. А за один рейс они могли разом обеспечить себя на многие годы вперёд и родить в престижной клинике Москвы. Стюардессу нашли среди обломков, на ней не было верхней одежды, почти 70% тканей лица и тела были обожжены.
Не выжил никто, кроме неё и детёныша экзотической мартышки которая чудом уцелела в багажном отсеке, даже клетка почти не деформировалась. Обезьянка оказалась такой живучей, что ей хватило воздуха и она не задохнулась от гари топлива и прочего смердящего дыма. Но сейчас обезьянке не повезло. Спустя много лет. Судьба её настигла в той же клетке. В квартире той же самой стюардессы. Женщина обожала это маленькое лохматое животное, единственное существо которое напоминало ей о муже, о не родившемся ребёнке и о её былой красоте.
В школе она была первой красавицей, затем прошла конкурс мисс Москва, мисс Европа-1991 и далее её наверняка бы ждала удивительная судьба. У ней было многое для того, что бы стать счастливой. Престижная работа. Удачный брак. Желанный ребёнок. Всё кончилось в один миг. После реанимации и долгого возвращения к подвижной жизни, обезьянка была единственной ниточкой, что связывало осиротевшую и обезображенную девушку, с этим миром. Миром который не простил ей того что она выжила.
Через пару дней, после пожара и смерти обезьянки, женщина тихо и мирно скончалась в своей постели, приняв огромную дозу снотворного. Возможно она начала полёт заново. Шасси оторвались. Муж за штурвалом. Она развозит на тележке закуски, соки, вино, и вежливо интересуется самочувствием пассажиров. Выпившие русские и багдадские бизнесмены одаривают её пышными комплиментами, один мужчина из Каира дарит ей клетку с детёнышем королевской мартышки. И через пьяного переводчика с радостью сообщает, что этот подарок для самой красивой женщины, будущей мамы - несомненно удачливого сына, который будет баловаться с этой обезьянкой как юный принц Персии. Все смеются. Из динамиков доносится восточная мелодия, а самолёт всё летит и летит вперёд. Ночь. Не видно посадочных огней. Лишь из иллюминатора видны редкие вспышки молнии, приближающейся грозы. И этот самолёт словно "Летучий голландец" рассекает небесные волны навстречу вечности. Хотя вскоре ночь рассеивается, но вокруг по прежнему не видно посадочных полос. Лишь белый, плотный туман окутал борт корабля. Я даже представил растерянное лицо стюардессы, сиротливо глядящее из иллюминатора в поисках неба и земли. Вскоре туман окончательно поглотил одинокий борт Ту - 134 и растерянное лицо стюардессы, и восточную музыку,и пьяный смех бизнесменов. Наступил день. Высоко над головой распростёрлось бесконечное летнее небо. По небесно-морской глади скользили прозрачные перистые облака, слепило яркое солнце. Такое чистое. И к горлу незаметно подступил ком.
ЭПИЛОГ:
"Он думал об ней. Он вспомнил, как он постоянно ее мучил и терзал ее сердце; вспомнил ее бедное, худенькое личико, но его почти и не мучили теперь эти воспоминания: он знал, какою бесконечною любовью искупит он теперь все ее страдания..." (с)
Ф.М. Достоевский "Преступление и наказание"
Ночь растворялась в багровом восходе. Наступало очередное утро. Я начал собираться на работу. Прыгал на одной пятке по комнате, в поисках левого носка. Телефон беспрестанно принимал смс. Краем глаза я глянул на монитор, где мерцал мой полуночный бред о мемуарах детства и грустно ухмыльнулся. Возможно я начисто выдумал всю эту историю, дабы совесть побольней жрала меня. А возможно всё было именно так. Кто знает? В любом случае с тех пор я не могу слышать ни слова, об Антоне Павловиче.
Хотя работа моя связана, по злой иронии судьбы, с преподаванием литературы, в МГУ на кафедре классической филологии. И сегодня состоится международная конференция "Чехов - глазами XXI Века". Будут непременные чтения, дискуссии, где только ленивый, не затронет рассказ "Дама с обез..". Черт, при мыслях о Чехове стало нестерпимо жарко, вдруг откуда не возьмись запахло гарью. Запах был настолько отвратителен, что начало тошнить. Голова закружилась и я чуть не прилетел головой о косяк стола. Попутно натягивая носок.
Было полное ощущение что где-то гнили овощи. Наверное с кухни? Вдруг задрожали стёкла, и стакан на столе с остывшим кофе предательски расплескался, в любом случае, перепонки заложило от гудения приближающегося трамвая? Хотя нет, такой звук мог издавать только самолёт. Самолёта?! Можно было даже не открывать полностью шторы, сквозь небольшую щель я уже точно видел очертания приближающейся машины. Жаркая гарь в вперемешку с гниющей вонью становилась всё нестерпимей. Откуда здесь, в центре города, аэродром?! Может учения? И вдруг меня как поразило молнией.
Я сел, и начал редактировать рассказ, судорожно колотя по клавишам: " Простите меня, Дама с Обезьянкой... Прости меня, мама.. Простите меня, сестрёнка !! Простите меня! Простите меня все!! Простите меня все!!!!" И нажав на Enter - зажмурился. Секунда. Две. Я ждал оглушающего взрыва, но его не последовало. Гарь незаметно улетучилась, из окна запахло ароматной жаренной картошкой. Соседи как всегда питались раньше и лучше меня. Я захлопнул ноутбук, и безвольно обхватил волосы потными ладонями. Впервые за много лет я дал волю эмоциям и расплакался. Слёзы лились солёным градом по лицу, и невероятное облегчение охватило всю мою душу. Это был долгожданный катарсис. В этот день я наконец-то простил главного человека в своей жизни - самого себя. И тень Дамы с обезьянкой более не была немым укором. Словно и она меня,тоже смогла простить. И если у меня когда-нибудь родится дочка, я обязательно буду ее баловать, и тем самым искуплю свои ошибки совершённые по отношению к девушкам которых я нарочно обидел, не до любил...убил? Морально убил. Нет, вы не подумайте, это не значит, что я стал святым. Просто навсего, на душе тяжко, ибо устал я ненавидеть! Устал просить прощения! Устал быть виноватым! Я устал быть злым мальчиком.