Улетая, Вигор забрал наши сомнительные подарки с собой, чтобы попытаться ещё раз разобраться с ними и, возможно, разузнать что-то о технологиях мирассцев, которыми они так кичились. Как сказал эскулап, лучше знать, с кем имеешь дело, и на что он может быть способен. Эдор попросил генетика не ломать приборчики, мотивируя это тем, что нам ещё на Мирассу возвращаться, - вдруг высочества потребуют предъявить, так сказать, свои дары. Вигор обещал быть максимально аккуратным.
Следом за викингом отбыл и стратег, как всегда, по макушку загруженный очередными проблемами, накопившимися за три дня его отсутствия. Лавиния тоже решила пойти прогуляться по лесу, предупредив, что вернётся неизвестно когда, может, вообще утром. Очень хотелось помочь ей, но златовласка сказала, что ей нужно побыть одной, всё ещё раз обдумать, взвесить, просчитать. От меня требовалось пока просто не мешать её мыслительному процессу.
Так и получилось, что, когда я собралась принять ванну, мы с лягушонком были одни в доме. Он сам отрегулировал температуру, сам принёс мою любимую пижаму, сам настроил освещение, чтобы казалось - в ванной горят свечи, а не электрические лампы. Потом сам, попросив разрешения, раздел меня, осторожно поворачивая, как драгоценную стеклянную вазу, сам опустил в пенную, пахнущую травами и цветами воду, и уселся рядом, не сводя глаз. От его взгляда у меня внутри начало всё пульсировать, будто кто-то выключал на секунду сердце, дыхание, слух, способность двигаться, а потом включал снова... И каждый раз мне казалось - Маугли тоже это чувствует, потому что его пальцы на бортике ванны сжимались сильнее.
Игра в "гляделки" затягивалась. Желание прикоснуться к кикиморышу становилось нестерпимым, но я сдерживалась, не торопясь получить сразу всё. Почему-то именно сегодня хотелось помучить его предвкушением.
Оказывается, в этом тоже была какая-то особенная сладость: словно замедлять время, отодвигая то, что неизбежно должно было случиться, останавливаться, вглядываясь в мелочи, ловить каждое движение, каждое мимолетно появляющееся выражение... Все чувства лягушонка были так откровенно написаны у него на лице, что не было нужды спрашивать его о чём-то. Конечно, он мог свести меня с ума ласками, заставив забыть все первоначальные намерения, но для этого ему было нужно моё разрешение. Неписанный кодекс Вайятху оставлял последнее слово за хозяином, в отличие от того же Проводника, который сам управлял и собой и хозяином.
Дождавшись момента, когда восхищение в глазах заморыша сменится мольбой, а полуоткрытые губы начнут непроизвольно подрагивать, я позволила ему и себе начать движение навстречу друг другу, которого мы так жаждали.
- Разденься... - шёпотом попросила я.
Он вздрогнул от этой просьбы и мгновенно расцвёл долгими сиреневыми всполохами. Я следила за тем, как он, слегка неуклюже, встаёт, как ловит пуговицы на рубашке, пытаясь их расстегнуть, а не оторвать, как торопливо освобождается от бледно-голубой ткани, как стаскивает брюки и узкие плавки. Как лиловые волны заливают всё его тело, красноречиво свидетельствующее о том, что он тоже умирает от желания.
- Погоди, постой вот так, - остановила я кикиморыша, шагнувшего к ванне. - Хочу насмотреться на тебя...
Три дня разлуки заставили меня по-новому увидеть его, словно в первый раз. Я скользила по нему взглядом, неторопливо изучая, вспоминая, сравнивая, и воочию убеждалась, что заморыш изменился, да ещё как!
Старания Вигора не прошли даром: вместо тщедушного подростка передо мной, несомненно, стоял юноша, гибкий и мускулистый. Плечи развернулись, подчёркивая узкие бёдра и длинные ноги, руки больше не напоминали палочки. Диспропорции практически ушли из его тела, единственным, что несколько портило фигуру, была излишняя худощавость, но это также обещало исчезнуть со временем. Теперь никто не назвал бы Маугли кузнечиком или проптом, - он обретал физическую красоту, которой когда-то славились его соплеменники. Лицо стало овальным, подбородок и скулы - "по-взрослому" чётко очерченными, глаза не казались огромными, а просто большими. Губы, как ни странно, приобрели пухлость, которой не хватало прежнему, "маленькому" кикиморышу. Да и вообще, кикиморышем его теперь можно было назвать только по старой памяти, - ничего лягушачьего или жабьего в облике Маугли не осталось. Он вырос, действительно вырос, - ещё не до конца, но достаточно, чтобы при одном взгляде на него, в груди у меня становилось тесно и жарко.
Вайятху, которого я так беззастенчиво рассматривала, переступил с ноги на ногу и прерывисто вздохнул. Его напряжённая поза, как и цветовая феерия в лилово-перламутровых тонах, выдавали с головой страсти, кипевшие в лягушонке, но он терпел, ожидая моего разрешения эти желание хотя бы пригасить, хотя бы на секунду, хотя бы прикосновением...
- Подойди сюда, - тихо сказала я, указывая на пол рядом с бортиком. - Присядь.
Один шаг, и он оказался совсем рядом, по-прежнему не смея коснуться меня. Всё, чего я желала, всё, что мне было нужно, находилось на расстоянии вытянутой руки, только протяни её и возьми... Думать о чём-то другом стало просто невозможно. И опять, будто почувствовав моё нетерпение, лягушонок не выдержал: дыхание у него участилось, зрачки нашали расширяться, и он прошептал:
- Сагите, можно я вас поцелую? Иначе у меня сердце разорвётся на кусочки...
- Можно, - тоже почему-то шёпотом ответила я, и первая потянулась к нему.
Дальше слов не было никаких, долго-долго, потому что, стоило мне коснуться губ Вайятху, как почти мгновенно, без перехода, меня стиснули железные объятья Проводника, этой ненасытной, вечно алчущей половины Вайятху, стремящейся достичь недостижимого для простых смертных четырнадцатого неба, дорогу к которому знает только он один...
На этот раз вторая ипостась Маугли не предупреждала о своих намерениях, ни вслух, ни мысленно. Он просто ласкал меня раскалёнными, как магма, ладонями, расплавляя и тело, и сознание, врываясь внутрь пустынным смерчем, который словно снова и снова сдирал с меня все признаки цивилизованности, оставляя один на один с инстинктами, требовавшими отдаться и быть взятой. Без рассуждений, без сожалений, без мыслей, немедленно, прямо сейчас, пока вокруг бушует пламя вулкана, пока в мире нет никого, кроме нас, пока не начала просыпаться коварная память...
Но почему-то в этот раз наслаждение было почти болезненным, как будто с меня, вместе с сознанием, содрали и кожу, оставив беспомощной и невыносимо чувствительной. Я смутно почувствовала, что Проводник вытаскивает меня из воды и несёт куда-то. Куда - выяснилось через несколько секунд, когда я ощутила под собой чуть шершавую ткань простыни. Предчувствие проникновения стало настолько острым, что я зажмурилась, но секунды текли одна за другой, а ничего не происходило.
Я обеспокоенно распахнула глаза и наткнулась на тяжёлый, пронизывающий взгляд Проводника, который навис надо мной, удерживаясь на вытянутых руках. Ритуальная маска, в которую превращалось подвижное лицо Вайятху с приходом его второй половины, расчёркиваемая быстрыми цветовыми вспышками, напоминала грозовую тучу.
- Что?.. - мысленно простонала я. Говорить вслух сил не было.
- Слабая... - тоже мысленно ответил он, продолжая сверлить меня взглядом. - Устала... уже... Не сможешь. Ухожу...
- Стой!
Я вцепилась в его руку мёртвой хваткой, откуда только взялись силы!
- Не смей бросать меня сейчас! Так... нечестно! Если уж ты пришёл, так доведи до конца то, что начал! Иначе... иначе я умру, - тихо закончила, начиная осознавать окружающее и себя в этом окружающем.
И, Вограны всё побери, мне стремительно становилось стыдно! Мало того, что забыла всё, включая самое себя, так ещё теперь выпрашивала секс, как... Ну, не будем об этом. Проблема оставалась в том, что тело, переполненное страстью, хотело продолжения... И продолжения именно с Проводником, потому что, будя воистину вулканические страсти, усмирял их потом тоже только он, этот негодяй, намеревавшийся сейчас просто смыться, оставив меня в самом глупом положении, какое только можно себе представить.
- Не уходи... - попросила я, осознав всю "прелесть" ситуации. - Пожалуйста...
Проводник снова придвинулся, уставился на меня своими мерцающими глазищами и мысленно сказал:
- Ты... не выдержишь... истощена.
Вограны побери этого новоявленного эскулапа! Нашёл время беспокоиться о моём состоянии! Лучше уж тогда бы раньше подумал об этом, до того, как тащить меня на своё четырнадцатое небо, чтоб его кто-нибудь обрушил!
- Ну, не надо обязательно туда... Может, есть у тебя небеса пониже, тринадцатое там... Или двенадцатое...
И тут случилось невозможная вещь: ритуальная маска треснула и осыпалась. Проводник улыбнулся! Честное слово, я не поверила сначала своим глазам, но так оно и было, губы растянулись в кривоватую усмешку!
- Забавная... ниже?.. Никто не просил... Хорошо... может быть...
Горячие губы коснулись моих, включая на полную мощность весь спектр ощущений, только что, вроде бы, пригасший. Я только застонала, - не знаю, вслух или мысленно, - снова погружаясь в пылающий костёр, куда меня уверенно сталкивал мой провожатый. Ласки возобновились с новой силой, заставляя уплывать, таять, кипеть, биться о собственное тело, которое вдруг стало тесным, как клетка хищнику...
Я уже не понимала, как можно дышать, как вообще можно выживать в этом огненном плену, который грозил сжечь меня дотла! Я уже не могла даже стонать, горло пересохло и, кажется, потрескалось. Перед зажмуренными глазами взрывались огненные же шары, усугубляя ощущение настоящего пекла.
И вдруг меня настиг шёпот Проводника:
- Сейчас... Не бойся... Будет хорошо...
Из той бездны, в которой я горела, было совершенно невозможно спросить, о чём он говорил, да я и не успела бы даже открыть рот, потому что тут же Проводник, наконец, вошёл в меня, заставив пересохшее горло издавать звуки. Я закричала. Или мне показалось, что закричала, потому что одновременно он накрыл мой рот губами и начал целовать так, что я на секунду потеряла сознание, а пришла в себя от того, что на меня словно хлынула прохладная вода. После той иссушающей пустыни, в которую превратился мир по воле Проводника, этот ливень доставил такое ни с чем несравнимое наслаждение, что я снова закричала, ласкаемая струями, бившими в меня изнутри. И если я только что собиралась умереть, то теперь, наоборот, - мне казалось, я могу свернуть горы, взлететь в воздух просто так, без крыльев, и буду парить там, наравне с птицами!
Это ощущение почти полёта опять-таки прервал он, таинственное второе "я" лягушонка. Проводник снова начал двигаться, каждым движением порождая молнии вокруг меня и землетрясения подо мной. Честное слово, я не удивилась бы, увидев, что вместе с нами на самом деле двигалось вообще всё, включая дом, сад и рощу... Я в первый раз столкнулась с такой способностью полностью менять восприятие окружающего мира. Не отпуская меня, он ухитрился перевернуться так, чтобы мы оказались лицом к лицу, теперь я снова видела над собой его горящие глаза. Несколько секунд он всматривался в меня, а потом опять принялся мучить невыразимым наслаждением прикосновений. Губами, руками, бёдрами, грудью, прядями волос, скользящими по коже... Но на этот раз ласки не казались иссушающими, а наоборот, наполняли желанием отвечать соблазнителю, и тоже свести его с ума.
- Ляг на спину, - попросила я. - Только не отпускай меня, сможешь?
Извернувшись, как ящерица, Проводник перекатился на спину, усадив меня сверху. Я торжествующе улыбнулась: ну всё, попался!
- А теперь лежи спокойно и не двигайся, - предупредила я повелителя четырнадцатого неба и потянулась к его губам.
Я, конечно, всего лишь сагите, которая может довести до какого-то там... десятого, что ли, уровня наслаждения, но уж доведёт, не сворачивая, будьте покойны... Обхватив ладонями лицо своего сладчайшего мучителя, я принялась исследовать степень его терпения, лаская поцелуями припухшие губы. С глубочайшим удовлетворением убедилась, что мои ласки тоже действуют на него, как сильнейший афродизиак, и продолжила собственные издевательства над телом Проводника, любуясь изысканнейшими переливами цветов, украсившими его. Надо отдать ему должное, - он держался дольше, чем я предполагала, целых пять минут, наверное, но, когда я добралась до сосков, он прорычал что-то непонятное - вслух! - и снова перекатился на живот, подмяв меня. Я хотела сострить насчёт несдержанности, но умолкла, увидев его глаза, затуманенные страстью так, что мгновенно расхотелось шутить, а внутри вспыхнуло уже знакомое пламя.
- Моя... - отчётливо выговорил вырвавшийся на свободу зверь, и начал двигаться, заставляя меня вскрикивать от каждого толчка.
Долго собиравшая гроза всё-таки пришла, смиряя, подчиняя, сминая глупую смертную, решившую поиграть с ней. Растворяясь в бушующей стихии, я только повторяла, как заклинание, всплывшее откуда-то из глубин подсознания старое имя Всевидящего:
- Господи... господи... о, Боже мой...
Когда мы вернулись, наконец, с сияющих четырнадцатых небес (да-да, мы всё-таки и туда добрались), Проводник, удовлетворённо вздохнув, спросил мысленно:
- Господи?..
- Ну, ты знаешь... после такого занятия любовью невозможно остаться атеистом.
В моей голове явственно прозвучал смешок. Не успела я поразиться этому, как он снова заговорил:
- Забавная... Ухожу.
- Нет-нет-нет! - заявила я, привставая и поворачивая его лицо к себе, чтобы видеть глаза. - Не смей никуда уходить, слышишь?! Я не отпускаю тебя!
Губы маски снова растянулись в кривой усмешке.
- Почему?.. - прозвучало у меня в голове.
- Потому что... потому что я хочу поговорить с тобой! Кто ты? Как и почему приходишь? И зачем уходишь потом?..
- Много... вопросов...
- Хорошо, хоть на один-то можешь ответить?
- Наверное....
- Тогда скажи, кто ты такой? Откуда ты взялся в лягушонке?
- Был... всегда... С самого начала...
- С момента, как его создали?
- Да...
- Но ты - не он? - уже выпалив это, я поморщилась. Дурацкая формулировка!
Однако Проводник ответил. Но тоже непонятно, под стать вопросу:
- И он, и не он...
- Как это? Ты - другая личность? Другой человек?
- Не... человек. Другой... да.
Опаньки... Выходит, в одно тело вложили два сознания, что ли? Или одно вложили, а второе - воспитали?
- Значит, ты не человек?
- Мы... оба.
Ага! Значит, вторая ипостась - тоже Вайятху... Уже неплохо, а то мне начало мерещиться Вограны знают что!
- Так кто ты?
- Не... знаю... Не помню...
- А что ты помнишь?
- Много... вопросов... Устал... Ты тоже... Пока.
И Проводник просто нагло испарился, можно сказать, пролился у меня между пальцев, потому что в этот самый момент я держала его за плечи! Но - одна секунда, и взгляд изменился, ритуальная маска ожила, на мои запястья легли ласковые горячие ладони, - передо мной снова был лягушонок.
- Маугли, он может вернуться? - стараясь не морщиться от разочарования, спросила я. - Твоя вторая половина?
- Нет, сагите, - после паузы ответил Вайятху. - Он устал... А вы разве нет?
- Ну, и я устала... - пришлось признаться мне. - Но я так много хотела спросить у него...
- Он почти никогда не разговаривает, - подумав, сообщил заморыш. - Только с вами.
- Да? Это хорошо. Глядишь, ему понравится общаться... А что он сделал, когда на меня будто дождь полился?
Лягушонок гордо улыбнулся и сказал:
- Он дал вам силу.
- А откуда он её взял?
- Отовсюду. Силы везде много.
Хм... Космос, что ли, напряг? Интересное дело...
- А ты тоже так можешь?
- Я - нет, только Проводник.
- Понятно...
Я попыталась представить себе, каким образом создатели Вайятху ухитрились заложить в него способность брать энергию из космоса, но знаний явно не хватало. Нет, давно известно, что в той или иной степени эта способность есть у всех, но чтобы получать направленный поток такой мощности, надо быть основательно подготовленным к этому. И, одно дело - менять и переставлять местами уже имеющиеся гены и возможности, но совсем другое - создавать новые. Хотя, о чём я говорю?! Все ГИО-изменённые, по сути, - подтверждение того, что генетики уже в далёком прошлом умели создавать нужные способности. Как-то я всё время опаздываю с восприятием создателей лягушонка, наверное, потому что опираюсь на знания о современной генетике, а она, похоже, отстала от тех же мирассцев на недостижимое расстояние.
Я ещё раз разочарованно вздохнула и поцеловала любимое лицо, ставшее смущённо-зелёным. Ладно, хорошенького понемножку. Главное, - лёд тронулся, и мистическая половина заморыша начала со мной общаться. Глядишь, мы и этого зверя приручим, дайте только время...
Лавиния, как и обещала, появилась утром, когда мы с Маугли завтракали на кухне. Златовласка появилась в своём фирменном стиле, внезапно и словно ниоткуда, что свидетельствовало о её глубокой задумчивости. Поздоровавшись, она налила себе сока и присела за стол, глядя в стакан с такой сосредоточенностью, будто пыталась рассмотреть в нём бактерий.
Я, в который раз, по-хорошему позавидовала подруге, которая после ночных скачек по лесу (а именно их северная дева понимала под словом "прогулки"), была прекрасна и свежа, в отличие от меня. Ночи с Проводником, как бы они ни были сногсшибательны, наутро сказывались ломотой во всё теле, и тёмными тенями под глазами. Сегодня, кстати, последствия были минимальными, видимо, в связи с выдачей мне "силы", способствующей достижению без особых потерь пресловутого четырнадцатого неба.
Доев тушёные овощи, кикиморыш сунул тарелку в посудомоечный шкаф, чмокнул меня на лету в щёку и умчался проведать свои растения.
- Лавиния, - позвала я подругу. - Ты где?
- Здесь, - слабо улыбнувшись, ответила она. - Прости...
- Это ты прости, что натравила на тебя братьев. Мне показалось, вам надо было поговорить.
- Нет-нет, всё в порядке, ты права, нам нужно было поговорить. Это всё моя трусость...
-Твоё... что?!
- Трусость, Тэш, трусость... Я - самая большая трусиха среди всех моих сестёр и братьев. Я всегда боялась ответственности. Когда Эдор вытащил меня с базы, он нашёл идеальное применение моему характеру: предложил помогать ему. Понимаешь? Я готова помогать тому, кто не боится решать, делать и отвечать за последствия своих действий. И всё это время я шла следом за кем-нибудь, а вот теперь... Теперь мне придётся идти впереди всех, и нести такой груз, к которому я не привыкла. Брат сказал правильно: сейчас от моего решения зависит чуть ли не всё, чего мы смогли добиться. Если я ошибусь и сделаю что-то неправильно, пострадает слишком много людей... Всевидящий знает, смогу ли я приспособиться к Наиму. А если нет?..
- Подожди, я не понимаю. Так он не понравился тебе? Совсем?
Лавиния тяжело вздохнула.
- Ах, Тэш... Ты всё время путаешь нас с людьми. Чтобы я была рядом с кем-то, ему необязательно мне нравиться. Важнее, чтобы он во мне нуждался.
- И? Наим в тебе не нуждается?
- Не знаю... В том-то и проблема! Он очень закрытый, просто невероятно закрытый от всех!
- Как это? - не поверила я. - У него же на лице всё было написано, крупными буквами! Даже я видела, хоть и не эмпат!
- Вот, в том-то и дело, что ты - не эмпат, Тэш... Только не обижайся! То, что было написано на лице у Наима - это эмоции, которые он хотел показать. А вот что он чувствовал на самом деле - вопрос...
Я постаралась представить себе такую двойственность. Получилось плохо. Ну, ладно ещё, говорить одно, а чувствовать другое. Но чувствовать что-то, и на уровне чувств же, показывать другое? Вограны знают, возможно ли это... С другой стороны, на планете эмпатов иметь возможность закрываться от них - хорошее подспорье для захватчиков. Может быть, когда-то те же ГИО-изменённые создали какие-нибудь приборы для защиты от местных туземцев, и императорский дом, так обожающий всякие древности, по старой памяти продолжает их использовать? Скажем, на всякий случай...
Я снова посмотрела на златовласку.
- То есть, ты его не понимаешь? Совсем?
- Практически, совсем.
- А Эдор об этом знает?
- Да. Он ведь и сам это чувствует.
- А что говорит?
- Ничего. Говорит, ориентируйся на внешние выражения, тон, мимику... В конце концов, все люди так общаются. А я не могу. Это всё равно, что тебе завязать глаза, заткнуть уши и предложить непринуждённо общаться, при этом не ошибаясь!
- Ну, так ты во мне сейчас глубокий комплекс неполноценности разовьёшь, - проворчала я.
- Извини, - Лавиния, в который раз, вздохнула. - Я не подумала...
- Да ладно, я почти привыкла, что среди вас являюсь самой отсталой. Дело в другом. Может, тебе, действительно, отказаться? Если всё так сложно?
- А кому я могу вручить наследника? Из тех, кто прилетели с базы, сейчас вообще свободна только я. Те, о ком говорил Эдор, даже не здесь, и они точно понятия не имеют, каково это - общаться с людьми. Так что, на самом деле, выбора у меня нет.
- Так не годится, Лавиния! Если для тебя этот подопечный уже проблема, то что будет потом? Мне кажется, лучше попросить о замене сейчас, чем мучиться с ним, неизвестно сколько времени.
- Ну, почему же неизвестно? Известно. Лет двадцать пять, как минимум... А лучше ещё больше.
Я с тревогой посмотрела на подругу, продолжающую изучать жидкость в своём стакане.
- Но, Лави... Это же вся жизнь!
- Да. Я в курсе.
- Но так нельзя!
- Возможно, так нельзя, но так нужно. А это важнее, Тэш. Поэтому я полечу на Мирассу и буду пытаться влиять на будущего императора так, как потребуется для семьи. Извини, я пойду прилягу.
Проговорив всё это, Лавиния встала, так и не пригубив сок, и выскользнула из кухни. Судя по решимости на её лице, возвращаться к этому разговору было бесполезно. Я покачала головой. Ещё неизвестно, кому больше следовало переживать, - Лавинии, вынужденной опекать человека-загадку, или наследнику, который получал в дамы сердца телохранителя-ниндзю (кажется, так называли воинов-теней в прошлом). И, что бы там златовласка не рассказывала о своём робком характере, надо было делать скидку на характер, возможности и представления ГИО-изменённых. У "трусливой" Лавинии смелости было столько, сколько хватило бы, наверное, целому взводу людей-солдат. Да и трусость эта, похоже, существовала только в её голове. Пожалуй, всё было не так трагично, как мне сначала показалось.
Придя к такому выводу, я со спокойной совестью присоединилась к роющемуся в земле лягушонку, который строил очередное препятствие для передвигающегося фикуса. Теперь это растение вымахало выше меня ростом и таскало за собой не горшок, а целый контейнер. Давалось это ему тяжелее, но характера цветку было не занимать, и он продолжал целеустремлённо ломать всё подряд на пути к вожделенному бассейну. Поскольку бегун происходил родом из жарких мест, на холодное время его снабдили ещё и персональным генератором защитного поля, так что он по-прежнему бодро носился по саду, ломая по пути другие, не столь подвижные растения. Мы пытались поселить его на другой стороне дома, там, где стояла беседка, но сообразительный фикус ухитрился обойти по стеночке все изыски нашего архитектурного шедевра, и прямиком влезть в бассейн, откуда его и выловили в очередной раз.
Я как-то заикнулась о том, что надо бы ему соорудить свой, отдельный прудик, но Вайятху заявил, что тогда мы лишим растение столь нужного ему моциона, и оно непременно заболеет! Я сдалась, и только шёпотом ругалась, видя, как несгибаемый цветок рушит очередную стенку.
Мы как раз заканчивали укреплять каменную кладку, пока "обездвиженный" антигравитационной переноской фикус в негодовании размахивал в воздухе ветками и корнями, когда Деона сообщила мне:
- Тэш, тебе звонит мама.
Я бросила каменюку и нахмурилась. Вообще-то, я звонила маме десять дней назад, как раз в тот день, на который мы договорились, и полагала себя свободной до двенадцатого числа следующего месяца. Вероятно, что-то случилось, раз мама нарушила ею же установленный график.
- Спасибо, Део, скажи ей, что я сейчас подойду.
Погладив по плечу вопросительно смотревшего лягушонка, я пошла в дом. Настроение заранее портилось.
Мама, как всегда, выглядела безупречно: гладко зачёсанные волосы, прекрасный цвет лица, серебристо-белый элегантный костюм, - и не скажешь, что это продукция фабрики вторичной переработки сырья.
- Здравствуй, Тэлларионеша, - отозвалась родительница, с неодобрением разглядывая меня. Ну да, я, не в пример ей, была в грязном рабочем садовом фартуке, с волосами, небрежно закрученными в узел. Не образец, ничуть. - Я оторвала тебя от работы?
- Ничего важного, мама. У вас что-то случилось?
- Нет. Мне кажется, что-то случилось у тебя.
- В смысле? - я нахмурилась.
- В прямом смысле. Почему я узнаю от совершенно посторонних людей, что ты уже окончила Университет? Почему ты скрыла это от нас?
Я сжала зубы. Плорад сожри того, кто информировал маму... Я так надеялась, что моё самоуправство останется для неё тайной!
- Мне показалось это неважным, мам.
- Неважным? - мама расширила ноздри, явный признак негодования. - Ты считаешь, что раз переехала на другую планету, то можешь не принимать нас больше в расчёт?
- Мама, пожалуйста... Мы уже обсуждали это. Давай не будем зря тратить время, ни твоё, ни моё.
Мама помолчала секунду, но как истинный последователь течения рационалистов, не могла проигнорировать такой аргумент.
- Хорошо. Могу я тогда узнать, каковы твои дальнейшие планы?
- Я собираюсь остаться пока здесь, на Второй.
- Но почему? Я ведь говорила тебе, что в управлении фирмы, где работает отец, собираются открыть небольшой детский сад, и туда как раз потребуется психолог...
- Мама. Я. Не. Вернусь. На. Первую. Точка.
Она поджала губы, явно борясь собой, чтобы не сказать что-то, что жгло ей язык.
- Тэлларионеша, скажи, пожалуйста, это всё из-за... того мужчины?
- Что - всё, мам?
- Твои взбрыкивания. Ты попала под его влияние? Опять, как с этой твоей ненормальной подругой?
- Мам, я не понимаю, зачем ты снова вспоминаешь Линну, и какая взаимосвязь между нею и Эдором?
- Неправда, прекрасно понимаешь. Ты использовала Скроссов, чтобы улететь с Первой и жить, как все эти развращённые обилием ресурсов транжиры. Теперь, насколько я понимаю, ты используешь для этого бизнесмена с сомнительной репутацией. Где предел, Тэш? Когда ты, наконец, поумнеешь и поймёшь, что это всё неподходящие для тебя люди?
- Мама, по законам Второй я давно уже самостоятельная гражданка. И мне не нужны руководители. И мне нравится моя жизнь. И я люблю Эдора. Он - вовсе не бизнесмен с сомнительной репутацией, он просто бизнесмен, причём успешный. Они сейчас вместе с отцом Линны собираются строить большой курорт на Мирассе, и это достижение с любой точки зрения...
- Что? Это он строит бордель на Мирассе, рекламой которого забиты все каналы?!
- Какой бордель, мама? - обескураженно проговорила я. - Это будет элитный курорт...
- Значит, элитный бордель, - припечатала родительница. - Постой... Так не у него ли ты собралась работать?
Я сглотнула.
- Это вполне возможно, мама. Я бы хотела переселиться на Мирассу. Не знаю, получится ли, но я попробую...
- На Мирассу? В заповедник психически неустроенных людей?! Тэлларионеша! Если мы что-то значим для тебя, ты немедленно порвёшь со всей этой компанией и вернёшься домой, к нам! Потому что до бесконечности ждать тебя мы не будем, так и знай. Есть предел всему, в том числе, и родительскому терпению! Подумай об этом на досуге, раз уж у тебя теперь его так много! Всего хорошего!
И экран погас.
- Я тоже люблю тебя, мама, - прошептала я, глотая слёзы.
Всё, как всегда, мой отъезд ничего не изменил, как ни странно. Прошло долгих шесть лет, а мама до сих пор пыталась руководить и наставлять, привив мне почти паническую боязнь любых отношений, в которых я выступала бы в роли опекаемой. Нет уж, пусть с ошибками, оступаясь, но я предпочитала идти по жизни сама. И возвращаться обратно не собиралась так долго, насколько это зависело от меня.