Фридман Франц Альбертович : другие произведения.

Мое гений безумства

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

ФРАНЦ ФРИДМАН.

  
  

0x01 graphic

  

" ВЫМЫСЛЫ СУМАШЕДШЕГО ФРАНЦА"

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Содержания:

  
  
  -- Манекен.
  -- Небу.
  -- К О Л О Д Е Ц,,,..!"
  -- Т И Ш И Н А.
  -- М Й ДОМ.
  -- Час.
  -- ТЕЛО.
  -- Я.
  -- 30 СЕКУНД ТИШИНЫ И ПОКОЯ.
  
  
  
  
  
   М А Н Е К Е Н.
  
   Весна...Ветер...Широко открытые глаза. Окна превратились в целлофан и пытались устоять перед теплыми волнами набегающего молодого ветра. В этой дикой атаке густых солнечных дней все превращалось в подобие мягкой ваты, в которую хочется зарыться с головой и, раскинув руки щуриться от щекотания в ноздрях. Внутри все клокотало, витрины магазинов и уютных кафе то и дело пытались, совратить меня своими белоснежными улыбками. Ноги летели над сухой щетиной асфальта, руки недовольно бормотали отяжеленные двумя новыми книгами. Им тоже натерпелось станцевать с встречным ветром свой сумасбродный танец. Мимо моих глаз с визгом проносились ярко намазанные маски женских лиц, испуская выхлопные газы туалетной воды, от этих ароматов мне казалось, что я какой то большой вульгарно оформленный букет полевых цветов. Из ближайшего поворота выплыло грузное тело старой усадьбы, и двинулось на меня с каким то дворянским спокойствием. Я каждый день встречал ее у поворота, порой останавливался и, жмурясь от солнца, любовался лепниной на балконах и обрамлением вокруг окон. И всегда передо мной возникали образы ее былой жизни, топот копыт, потрескивание брички, запах гарнира из кухни собиравший вокруг дубового стола всех постояльцев. Что-то всегда останавливало меня возле этой заброшенной старухи наверно голос прошлой жизни, вырываясь наружу, спешил поприветствовать свою первую и юную любовь..... Удар в плечо выбил из носа запах древних образов и заставил меня оглянуться вокруг. Я стоял посреди улицы, молоденькие студентки, одарив мои глаза своими недвусмысленными взглядами, с гоготом исчезли в одной из витрин. Я закурил и приготовился к атаке, вот дверь тихонько открывается, и в весенний воздух входят их тела и направляются ко мне, я отвернул голову от двери, а когда, резко повернувшись, еле сдержал возмущенный крик. Вместо молодых тел я увидел грузные и грязные туши грузчиков, выносящих в этот благоуханный мир пластмассовые манекены в человеческий рост с объедками одежды на бутафорских телах. Книги выпали из рук и позволили листам расплескаться на ветру, ноги рванули вперед, твердо встав перед лицом одного из манекенов, я судорожно поднял холодное тело и, прижав его к себе, рванул в первый переулок. Крики комбинезонов, плачь оставленных мной книг, стук сердца и порывы ветра понесли мое тело со скоростью пули к старой усадьбе с лепниной на окнах.
   Я вбежал на чердак и только тогда перевел дыхание, луч солнца проникал сквозь щели крыши и силился, успокоит мое возбужденное тело. Я сел на пол, поджав ноги под себя, и улыбнулся пластмассовому лицу. В ответ оно ответило безразличием, тогда я постучал по пластиковой голове и услышал пустые хлопки. Я встал, отряхнулся, и направился на улицу, улыбнувшись на прощанье гримасе тела. Вечер поглощал огоньки магазинов, и глаза престарелых дам. Я превратился в красный окурок сигареты и погас только поздно ночью. Во сне я танцевал танго, крепко прижав к себе твое сердце.
   Весна...Ветер...Широко открытые глаза. Окна превратились в целлофан и пытались устоять перед теплыми волнами набегающего молодого ветра. В этой дикой атаке густых солнечных дней все превращалось в подобие мягкой ваты, в которую хочется зарыться с головой и, раскинув руки щуриться от щекотания в ноздрях. Внутри все клокотало. Ноги летели над сухой щетиной асфальта, руки недовольно бормотали отяжеленные двумя новыми книгами. Им тоже натерпелось станцевать с встречным ветром свой сумасбродный танец. Мимо моих глаз с визгом проносились ярко намазанные маски женских лиц, испуская выхлопные газы туалетной воды, от этих ароматов мне казалось, что я какой то большой вульгарно оформленный букет полевых цветов. Голова постоянно в мыслях и ноги несут меня к старой усадьбе, где храниться мое спасение. Темнота окутывает мои глаза, я снимаю с плеч холодную пустую голову, приделываю ее к манекену и, отряхивая грязь, с моих волос спускаюсь вниз. На улице в голову прилетают стаи мыслей, и я понимаю, что завтра не уйти от встречи с холодной пустотой манекена. И снова придет пустота, пустота.
  
  
  
  
  
  

Н Е Б У.

  
  
   ГЛОТОК ВОЗДУХА.
   Прыжок.
  
   Ты стоишь в самой середине сизого облака повисшего над твоим домом, ощущаешь, как твои ноги околдовывает гнилая вуаль тумана. Ты смотришь вниз на свое тело, валяющееся где-то там внизу и похожее на маленькую черную крошку. Поправляя прозрачные крылья, чувствуешь жар солнечных собак, кусающих твою спину, их острые клыки погружаются в твою кожу, оставляя шрамы загара. Воздух наполовину состоит из дурмана, он заполняет своим дыханием нервные клетки, высасывает из тебя запах ночного города и вынуждает твои глаза захлебываться слезами. Сверху ты совсем другой, больше похож на смятую бумагу, чем на человека. Твои руки прижаты к груди, ты эмбрион. На соседнем облаке стоит маленькая фигурка мальчика, его глаза смотрят сквозь твое тело, они всматриваются тебе за спину, где высятся лимонные фонари и сочные фигуры твоих друзей, их взгляды пронизывают тебя, заставляя ощущать легкий морозец на коже. Глаза маленького мальчика наполнены вакуумом, они едят твои кровеносные сосуды, образуя глухие звуки в пустых венах.
   А воздух здесь чище, скорее напоминает белый пух, также стремительно затыкает глаза, уши, нос и рот и не позволяет нормально функционировать жабрам легочных органов. Но Я позволяю тебе, отводит глаза под назойливым взором мальчика, зачем мастерить тебе боль, когда ты сам являешься куском чумного наслаждения. Позади тебя оболочка карих, голубых, лютых, безумно-сиротливых, с розоватым оттенком ГЛАЗ. Да именно эти глаза, выбрасывая из своих остовов ржавые пружины, вынуждают тебя скалиться, страдать, отпускать шуточки и сооружать из себя физиологический орган, некую коробку из которой под воздействием ситуаций и обстоятельств ты достаешь ту или иную картонку, на которой налипли чувства и прочая слизь.
   И ты делаешь свой первый
   Прыжок,,,,,,,
   , , , , ,,,,,,,,,,,,,,, ,,,,,,,,,,,,, ГЛОТОК ВОЗДУХА,,,,,,,ТОЧКА закрепления тела уцепилась за крюк в точке закрепления воздуха
   СОННОЕ ТЕЛО,,,,, Крыши домов............ .
   ..........................................................Горячий, обманутый солнцем тротуар,,,,
   .........................,.,.,.,..,.,.,.,.,..,.,., Треск оконной рамы ,,,,,,Резкая боль с ожогом волосяного покрова брови и невесомый стон, капризно-алых губ.......Переворот на живот,,, порванные нитки зашитого сна, мешочек вскрывается, и на пол падают жетоны моих глаз,,,, ТВОИ РЕСНИЦЫ отлипают, руки потянулись в сладком зевке, ,,,,,,,,,,,,,, ЗРАЧКИ ВЫРОСЛИ НА 2 см и ПРИБАВИЛИ 5 кг, таковы мои параметры исходя из величин твоей жизни,,,,.
  
  
  
  
   Огромное Н Е Б О лежало на голове города и ломало молотком капризную грозовую тучу, крохотные куски время от времени отпадали и выжигали на коре железобетонных конструкций круги и квадраты. Небо уже порядком отбила себе пальцы, от чего под ногтями набухли сизые облака, а в волосах появилась звездная перхоть. На одном волоске помещалось по три звездных облака, которые с успехом держали в белом плену, маленького мальчика, корку лимона с плесенью и ЕГО. Вокруг НЕБА летало множество таких отработок пищеварения, как нестранно эти остатки с легкостью удерживались по вертикали трех облаков. НО ИНОГДА В ЭТОМ СЛАЖЕННОМ ОРГАНИЗМЕ ПРОИСХОДИЛИ ЗБОИ:
   Прыжок,,,,,,,
   , , , , ,,,,,,,,,,,,,,, ,,,,,,,,,,,,, ГЛОТОК ВО,,о,о,,,,
   ТОЧКА закрепления тела уцепилась за крюк в точке закрепления воздуха,,,,,,, ЕЕ СОННОЕ ТЕЛО,,,,, Крыши домов............ .
   ..........................................................Горячий, обманутый солнцем тротуар,,,,
   .....................Треск оконной рамы,, боль с ожогом волосяного покрова брови и невесомый стон, капризно-алых губ.......Переворот на живот,,, порванные нитки зашитого сна, мешочек открывается, и на пол падают жетоны моих глаз, РЕСНИЦЫ отлипают, руки потянулись в сладком зевке,,,,,,,,,,,,,,, ЗРАЧКИ уменьшились НА 2 см и убавили 5 кг, таковы мои ГАБАРИТЫ.

МЫ ВСЕ ГАБАРИТЫ ЗЕМЛИ,.,.,.,.,.,.!

  
  
   *********************************************
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

К О Л О Д Е Ц

,,,..!";%:?*()___+//.

   .........12 ЧАСОВ. Томное и грузное тело мрака вышагивало по улицам и переулкам, заползало всей своей массой в темные углы и пугала бродячих собак. Куски полночного теста заляпали столешницы площадей, расплылись на сковородках подземных переходов и тонкими струйками стекали по карнизам домов. Летняя ночь как обычно показывала далеким звездам свое, израненное целлюлитом, тело. Только в новых районах на краю города она представлялась жителям как молодая особа в радужном одеянии неоновых огней, но некая мистификация не могла, запудрит голову ее старой подруге Садовому кольцу. Именно в ее пределах юные чары, сводившие с ума головы новоселам, были бессильны. Но не только граница кольца была спутницей московской ночи, был у нее еще один маленький и горячо любимый друг, об их дружбе знали только она, звезды и его чугунное сердце, мирно лежащее на пыльной плоскости одной из центральных улочек города. Ее друга часто бранили прохожие, за его неуклюжие бока и татуировку по середине МОСКАНАЛТЕЦ - АИ235.Судьба этого существа проходила под колесами автолюбителей, грязными подошвами сапог, туфель, шпилек и разносолом из китайских пород обуви. Его полное имя было написано расплывчатыми чернилами в толстой регистрационной книге, Московского департамента по канализациям и водоснабжению, и значилось  1284 “ Люк канализационный АИ235”. Родился он на свет 5 июля 1956 года и тут же был закатан под рукава горячего асфальта. В детстве он любил играть с газетными листами, фантиками из-под конфет, окурками беломора и радоваться теплым дождям проливавшими на его голову струйки углекислой воды. Особенное впечатление на его канализационное сердце производил монтер ЖКУ лечащий его тело от ржавой скарлатины в трубах и надоедливых хвостов крыс, которые уже успели основательно поднадоесть его мирному сну. Монтер нравился ему всем, сапогами с претензией на кирзу, гаечными ключами в старой, истрепанной заплатками, сумке. Перегаром вечно залитых глаз, от которого его взгляд походил на заплаканное лицо луны. Обычно дети не любят своих докторов, но такой прекрасный лекарь понравился бы каждому. Он его любил. Он всегда старался выглядеть чистым и опрятным в дни посещения доктора, подолгу вычесывал из своих железных волос терпкий запах чужих ног, поправлял ободки вокруг своей талии, выдувал пыль и полоскал горло своих многочисленных трубочек ароматом просыпающегося города. ЛЮБОВЬ. Однако сначала она являлась неким механическим процессом, сначала поправлялись гайки и болты, составляющие основу грудной клетки, затем происходило щекотание кожаных кабелей металлической щеткой и, наконец, что особенно ему нравилось, согревание холодных и поросших рассыпчатым мхом стенок его каменного организма, маленьким карманным фонариком. Он купался в безликом океане желтого свечения, ощущал грани бесконечного электрического потока. Тогда Он был Счастлив. СЧАСТЛИВ.
   Все произошло неожиданно. Стремительно и пугающе. Притопало утро, на ходу поправляя ворох кучевых волос, прошипел суетой московский воздух, погружая лики людей в частицы тумана. Клубы газетного пара залепили окна вагонов метро, унося своих читателей к свечению мраморных станций. Вроде все было обычно. Но только не у него. Сон никак не хотел, уходит, пугая размерами крысиных хвостов, трубочки и шланги с трудом вдыхали капли воздуха, а крышка головы постоянно подвергалась нападению со стороны стоптанных ботинок посетителей улочки. Цинкованная жестью грудь чувствовала воспаление от скрипа гаек и болтов. Сырость проникала в подземные пещеры его молодого тела. Температура засчитывалась количеством мурашек на каменной коже. Стук проходящих по голове ног усиливался с каждой минутой, терзая канализационное сердце. Доктор был не в силах прийти на помощь по причине пищевого инфаркта, вызванного дешевизной алкогольной продукции, а инструменты по оздоровлению канализационных органов, купались в кучках пыли, под его кроватью. Медицина была бессильна, а не в лучшем состоянии, как это было всегда. Вот и пришла болезнь, злорадно ухмыляясь жалкому состоянию АИ235, да и всей Московской канализации с ее язвами посреди разрытых улиц и автомобильных дорог. Хворь пришла и притащила за собой пустоту кухонных кранов и ругань домохозяек на грязную посуду. Он дрожал всем телом, тихо бормоча гадости проходящей по его голове обуви,“Госп.....можно....попро...сть......поко...я..я..я..я...иУБРАТььь...эти..хх..людише....к.....с....м...ня....Тру....о......дыш...аЬ”, но это мало помогало ему в борьбе с чумным состоянием водянистых клеток. Его речь стала обладателем бессвязности звуковых потоков и букв, находясь на финишной прямой к безумию. Стало трудно дышать, железная шайба головы давила на горло. “Вот...и...воздух.......про...пи...та.н...сли...зь...ю....А...я..назы..вал..это...Люб....ю....А ОН ...вот.....значит со мной....НЕТ...Он не ...Може..т ..Он пр..идет....обязательно......Прид...ет..и..спа..еть.....меня. МРААААК. Туман, вооружившись ведром галлюцинаций, втискивался в сознание его болотных мыслей и, словно искал в болезни свое лекарство. “Хоть ту..ман..чем..ожидание..любви....Нет..ну где..этот доктор..г.де...А..мо.жет наша любо..вь..насто.лько..силь..на..что..он ..тоже..подв..ер.жен.болез..ни..Воз.можно..мое..сос.тояние..переда.лось..его..телу....И...ВОТ..Он..пытаясь..поломаать..фанеру..слабости...кидает..свое..тело..в..суматоху..человеческогопото..ка..и идет..к.о..мне..чуть..шатаясь..идет..выпримляя спину..и..взмахом..руки.”
   Крышка головного люка открылась, от легкого бриза перегара стало легче дышать, болезнь, собрав свои чемоданы, уезжала к более мирному больному. Капли пота сочились обжигающим светом с небритого лица доктора, они ослепляли слабое тело АИ235, но от этого света исходила волна прохлады, разбивающая болезнь в куски аспирина тщательно уложенные эскулапом на раны канализации. Трубы постепенно завоевывали безмятежность дыхания, чихали мокротой в глубину своей температуры и согревали теплом рабочий халат своего спасителя. Болты прогоняли ветхую сонливость и мигали сверкающим гайкам. Голова мирно валялась на асфальте, чванливо поглядывая на своего спасителя, ей так захотелось быть на его могучих сапогах, что она не стерпела и любовно наступила на гуталинные мысы. Хрустящий звук, кривляющийся кости наградил ее амурное желание, а стон избавителя резанул по кабельным ушам оставив бездонному эху крик падающего в глубины организма тела. Куски комбинезонной материи зацепились за лезвия проводов, но нити срезались и упали в безмерность на встречу со своим владельцем. Температура больше не приводила в смятение молодое тело, которое чувствовало на своем шероховатом дне ЛЮБОВЬ, чувствовало хрипучее дыхания своей пассии, от которого жгучая волна самолюбия проходила по каждой клеточке. ЛЮБОВЬ заворачивалась в фольгу обоюдного желания. Созвучия любящих друг друга сердец. ОН стал счастливым обладателем ЛЮБВИ. Любви, которая теперь будет чавкать своими кирзовыми сапогами по лужам его безбрежного тела.
   Теперь все издыхало в огромной ротовой дыре. Свет фонарей, огоньки спичек и зажигалок, огрызки яблок и абзацы журналов, изорванные тельца обувных шнурков и немалое количество людского сора. Залетали щепотки крошек и грязные, давно немытые знаниями слова, влетала, руган и воркотня носовых перегородок Он теперь упивался своей свободой, заметал все, что возникало вблизи с его чугунной головой, он всасывал утренний морозец своими глазными трубками и перепонками, рождал в своих каменоломнях диковинные стоны и всхлипы. Теперь он ЛЮБИЛ. Любил и ненавидел, ненавидел людскую мерзость, лож и проплывающие над ним фальцеты дамских голосов, ненавидел шерсть мелких странствующих тварей за то, что она, то и дело залетала ему в решетку грудной клетки, от чего было невмоготу тянуть цигарку пыльной улицы. Он скалил зубы злорадной тенью, приглашая любопытных прохожих посетить его инвалидное тело, и стоило притронуться взглядом его вакуумных туннелей, как тут же направление взгляда погружала своего владельца в слизистую сетку заржавелого желудка.
   Ночь прокатывалось по его голове звездным катком, он лежал и тяжело двигал своим, наполненным людскими кусками жизней, животом. Его тело подвергалось укусам изжоги, органы уже долгое время находились в плену рваных ран и тухнувших остатков пищи, клапаны ребер лопались под воздействием переедания. Теперь он ненавидел себя и любил ночную прохладу. Ночные всхлипы давно присосались к его огромным глазам и часто затапливали длинные, темные коридоры организма, проникая холодными каплями в многочисленные комнатки его сердца. Он лежал и смотрел на звезды, точнее на одну блестящую принцессу, он любил ее, любил всегда, он просто мало задирал свою голову наверх, но с тех пор как он потерял свою крепкую головную каску к нему в душу пробирался тончайший свет этой звезды. Свет впивался в поры, бросая в пластмассу, трубчатых вен лунный порошок. Слезы заливали его глаза, оставляя пьяным метлам лужи грязной воды. Он плакал. Рыдал, выгибался всем телом, пытаясь достать луну. Луна посыпала его глаза звездным тальком, ресницы склеивались безымянным светом и, упав в перину сна, засыпали. Он спал и любил.... А Луна любила тайком проникать в его сны.
  
  
  
  

Т И Ш И Н А.

  
   ................Упал. Ногти процарапали по паркету, от боли он вздулся и принялся катать мое тело по своим немытым барханам. Надо попытаться встать или хотя бы перевернуться на живот. Удалось. Так вроде лучше. Всему виной эта прогулка под крышкой ночного неба. Мрак съедал мое голое тело, хотелось рвануть с места и укрыться в золотых слитках фонарей.
   Скорей бы пришло утро и, пробив прозрачность окон, вырвало меня в гудки человеческих слов. Ощущение чистоты всегда кладет на тебя кусок пластилиновой слабости, ты хочешь бежать от собственной белизны, тебе тяжко. Трудно быть, чистым. Опасно смотреть на себя сверху и понимать, что белизна листа подобна вечности, легче облить себя грязной водой, окунуть свои ноги в серое месиво банальных мыслей, чем осознавать, что ты способен думать.
   Всегда становиться трудно, отвезти глаза от бескрайнего потока соблазнов в особенности, если эти соблазны придуманы твоими фантазиями................
  
   Черные буквы немного подпрыгивали, пытаясь исчезнуть в пасти урн. Газетный клочок вырвало из рук спасительным ветром и стало легко. Легко и свободно. Глаза растерянно зацепились за черную точку, плюнули через плечо и, скинув с себя папирус информации, улыбнулись твоим ресницам. Ты стояла рядом, пытаясь разгадать смысл моего взгляда. Иногда брала меня за руку, внимательно смотрела мне в душу, словно хотела сорвать с нее бархатный занавес. Порой тебе казалось, что вот еще немного, и ты сможешь распутать узлы державшие декорации на сцене моего внутреннего мира. Мне было жаль смотреть на твои попытки и тогда, я брался за узел и тихонько его распутывал, но от этого он становился еще прочней. Мы завернули за угол, и вышли на старую, увешанную солнечными лучами, улицу. Ты стянула с шеи шарф, я обернул голову в панаму, поднял тебя на руки. В туже секунду, упругое и ловкое, тело одной из нитей вцепившись в чашу твоих глаз, поглотила их содержимое. От радости я принялся задорно подбрасывать тебя вверх, поглядывая на дребезжащий свет в обновленных глазах. Вдруг свечение стало меркнуть, и я опустил тебя на землю. Мы сплели перья своих пальцев и, наслаждаясь хлюпаньем булыжника под ногами, пустились в пляс. Отражения лучей в окнах домов, описывая цирковые дуги, прыгнули к нам под ноги. Мы закружились в ритуальном танце глаз, размышлений, губ. Тут я увидел, как в мою голову проникает прозрачная дымка твоих мыслей, описав пару кругов вокруг моего тела и раздвинув ворох волос, она быстро впиталась в поры. “Прочитай мне что-нибудь еще”. Я отпустил тебя и, сделав нить из своих пальцев, запустил их в ушко кармана. Там было тепло и сухо. Разгребая щепки мелочи и зацепив кусок картона, я выудил его наружу........
  
   Огни в окнах домов постепенно гасли, погружая своих хозяев в чашу снов. Люди говорили друг другу пожелания и оставляли отпечатки губ на щеках. Матери прижимались к сердцам детей, а отцы, выключив электробритвы, шаркали к кроватям. Кто допивал чай, кто выкуривал сигарету, а кто-то опустошал холодильник в тайне от своей собственной диеты. Город покрывался мурашками, закутывался в одеяла и, упав на подушки, забывался сном. Все глуше становились слова и храпы. Наступая на звезды и шурша ночным плащом, приходила тишина. ТИШИНА. Фонари редких машин улыбались пыльной дороге и своему одиночеству. Хлопали двери, заглушались моторы, тротуары, ощетинившись от нагрузок дня, тихонько катили людей к своим подъездам, в душе ругая 41,42,43 размеры. Но с трепетом подносили к домам цокающие каблучки и крохотные сандалики. Скоро их трудовой час подойдет к концу и наступит тишина. ТИШИНА. Фосфорные стрелки указывали на цифру 2, он поправил лямки рюкзака, проверил кольцо и, взмахнув руками, зарылся в полет. ТИШИН А А А А А. Холодные капельки пота обдали его лицо. Волосы превратились в кактус и кололи затылок. Щетина собирала обметки воздуха, глаза заполнили горячие слезы. Полет проходил хорошо, правда немного мешало кольцо, то и дело напоминая о себе тонким скрежетом, о грудь. Ему хотелось закрыть уши руками, чтобы не слышать трение этого маленького железного существа. Стук сердца сливался с секундной стрелкой, она показала, что свободное время полета истекло. Пальцы начали перебирать складки, на груди, пытаясь нащупать бронзовое кольцо, ногти цеплялись за ткань, но морщины одежды оставляли на коже запах отчаянья. Улыбка скользнула по его лицу и растворилась в тишине,е,е,е.
   День принес людям новые хлопанья дверей, поцелуи и слезы. Только где-то там, в тишине, поправляя шрамы на простынях, рождалась новая звезда. На ее груди переливалось бронзовое кольцо..........................................
  
   Ты взяла из моих рук картонку, перебрала содержимое текста глазами, на мостовую полетели ай, б, у, уф, бы, в, а, оп, р., о, л, де, ж, эй, к, ха, аз, щи, кш, г, н, де, к, затем полетели точки, запятые и ТИШИНА. “К чему ты так?” подумал я. Ты поймала глазами мою улыбку, свернула ее вчетверо и, открыв кошелек своих губ, положила содержимое в отделение для мелочи. Твои острые мысли снова въелись мне в кожу “ После этого ей будет уютней, поцелуй меня”. Губы наполнились сахаром, прикоснулись к обжигающем кипятком, я растаял. Ты опустила в этот напиток ложку кофе, от которого мое сердце принялось выбивать барабанную дробь. А по прошествии пяти минут, на дне нашего поцелуя я почувствовал вкус бронзы.
   Язык прикоснулся к кольцеобразному предмету и подцепил его. Я взял твою ладонь, прижал ее к губам и окрасил бронзовым светом безымянный палец. Твои мысли коснулись моих глаз “Я согласна”. Мы спускались вниз по улице, чувствуя как в ушах, грохочет тишина.
   Только где-то там, в тишине, поправляя шрамы на простынях, рождалась новая звезда.
  

М Й ДОМ.

   Пьяный воздух вихляющей походкой заглянул в рот, задел холмистую поверхность десен и зародил в порах запах фиалок, стоящих у меня на подоконнике. Носовые перегородки, заскрипев петлями, оглушительно чихнули. Утро, горланило мартовскими котами, стучалось в пыльную обивку окон, а струйки нагретого воздуха прочертили на стенах комнаты иероглифы солнечных зайцев. Зайцы подпрыгивали, делали куль биты и тройное сальто, заскакивали мне под одеяло и щекотали морщинистые пятки. Листы на письменном столе раскрыли черно-белый хвост нового рассказа, огрызок карандаша с рвением вычесывал из ряда букв, лишние запятые и засохшие крошки грамматических ошибок, которые в последнее время превратились в кочевые племена и бродили по бескрайним полям моих слов. Ветер раздувал каждое перышко рассказа, от чего он переливался каким то бирюзовым свечением. Веревки моих рук распустили свои нити в сладкой истоме и почесали худые чашечки колен. "ЭЙ, ты еще долго будешь валяться"- гаркнул мне на ухо железный каркас будильника - "давай расталкивай свое тело, а то оно превратиться в камень и перебьет все стекла в квартире, ну давай поднимайся, а то у меня гланды тоже нежелезныыыыыыыыеееееее!!!". От удара, что-то глухо простонало, железные колесики простучали по паркету, обрызгав обои бесполыми числами, вылетевшими из циферблата. "Знатное Утро,,,трооотро-о-о-о"- так, надо немного убавить эхо и можно шагать на свидание с душем, а то он терпеть не может когда я глоссирую ему на ухо. Усваивая тропинки коридора, я улыбаюсь своему обнаженному телу в светокопии зеркала. За спиной комочек эха бьется об углы комнаты, падает на ковер и, отпрыгнув немного вправо, разбивает кофейный сервис, стоящий на пыльной полке серванта. Странное оно у меня это ЭХО..ОО..О. вот опять дурит, ну ладно ребенок все таки, но странный. Вообще у меня все странное. ВСЕ.
   Мой дом больше похож на стеклянную банку, чем на кирпичный фундамент. Банка сквозная, жирная, с откусанным горлышком. В ней роются лошади, понуро опустив свои гордые головы и, напрягая шейные мышцы, тащат ржавый каркас обгоревшего трамвая, спутанного грязными бинтами бесформенных человеческих тел стоящих на задних платформах и фанерной крыше. Трамвай пахнет туманом и серой, он протискивается сквозь шелест птичьих крыльев, голоса маленьких детей запускающих в голубое небо серебристые хвосты воздушных змеев. Он плетется по диагонали огромной площади накрытой пленкой старого булыжника, с каждым его шагом люди стоящие на платформах задирают носы, к небу, принюхиваясь к запаху палящего кофе долетавшего из открытых окон маленьких уютных кафе набросанных по краям площади. Окна наполовину затянуты розовыми занавесками, в другой половине маячит уютный глянец свечи и звон хрустальных бокалов. Сквозь игристое шампанское, друг другу на встречу смотрят глаза маленькой девочки, с огромным красными бантами, туго приклеенными к ее косичкам, и лопоухого мальчика с неимоверно большими губами на веснушчатом лице. Утомясь швырять летучих змеев они накрылись этим кафе, которое, как и сотни других обтягивает своими ртами великое множество таких мальчиков и девочек, похожих друг на друга как две капли воды. Вообще на этой площади все предметы одинаковы, кроме живых цветов, расшвырявших свое жгучее пламя на крышах соседних домов. Хмельные пожарные с раннего утра пытались затушить цветочный огонь, закутывая его в цветочные корзины и шершавую фольгу. В самом низу, на линии подвала к сплетению корзин тянулись скрученные старостью руки и с юношеской прозорливостью ставили цветы на пыльные полки придорожных прилавков. Тем временем рыжий трамвайный таракан, доползая до середины площади, вдруг задергал усами и развалился на железные листы, по которым тут же застучала масса человеческих ног, лошади заржали и, похоронив в водосточных трубах, дробь долгожданной свободы, поскакали, есть траву на зеленое поле, которое с каждым мазком кисти становилось еще сочнее.
   Морщина на большом пальце исколесила выпуклость холста, очертила каштановую зону, символизирующую лошадиный хвост. В черном куске огромного берета стоял бородатый мужчина. Одна половина лица отливалась бодрым холодком ВАН ГОГА, другая напоминала зимний лес, седой и железный. Сквозь обширность штанов хорошо просвечивалась худая, белая, с сапфировыми волосами, кость ноги. Удерживая на обруче плеча легкий плащ, он окунал огромную кисть в глубину разноцветных красок, усыпавших его клоунские ботинки. На грубом полотне, купаясь в морских водорослях и глотая желтую пену, резвились кофейные лошади, то и дело кропя водой сюртук мастера. Ему оставалось только улыбаться и отряхивать, свежим номером газеты, то капли шейного пота то выемку мокрого кармашка, в середине сюртука. Один из эфирных змеев, обгрызивая на лету толстую веревку, упал под ноги мастера, замурлыкал и потерся о мысы ботинок. В тот же миг по гладкой плоскости площади, с визгом туберкулезной подошвы и растяжением сердечной мышцы, пронесся лопоухий мальчик, санкционируя ветру щекотать худые ребра. Усиленно работая локтевыми суставами и создавая нарост пота в подмышечной зоне, он продирался сквозь толпу, ходящих за своей тенью людей. Его глаза размашисто вскрылись, выставив наружу кровеносную сетку, которая с каждым рывком его тоненьких ног еще сильнее въедалась в зеленые крылья прозрачного змия. Разодранные руки крушили толстую стену воздуха, художник продолжал забрасывать холст солнечными лучами, а тощий змей втирался в ширину штанов. Тени людей ползли под ногами мальчика, создавая суету среди своих хозяев страшащихся лишиться личного обаяния, брезентовая рука художника выхватила, изможденное бегом тело и поставило перед собой. “Еще несколько минут, и ты тоже ходил бы за своей тенью как они. Что? Ах, ты еще мал, чтобы иметь тень, хотя она у тебя никогда не появиться. Но это конечно дело первого слоя, а не как не,,,,,,,”. Плотный кусок краски упал на детское лицо, рукав рубашки провел по веснушкам уже успевшим растянуть кожу лица в улыбке. “Опять эти слои! Знаешь, а я думал ты другой, ну ты обычно приходишь сюда прозрачный как воздух, я изучаю здесь, хожу слепым и чувствую тепло твоих холстов. А ты, как и они, слои, тени,,,,,,тени,,,слои,,,тени,,,бррр,,,,,,,,,, хватит, довольно стоят на моем змее. Он и так у меня тощий, хрящи хлипкие. Отпусти его, слышишь?”. “А для чего?” рассеянно шваркнул художник. “ДА ЧТОБ ОН ЛЕТАЛ!”- глаза мальчика вылупились еще сильнее от подобной глупости. Грубая рука застопорила кисть в вертикальном положении, и вызывающе метнувшись вниз, к лицу мальчугана, мазанула объемной тенью с красным отливом, краска смазала морщинку переносицы, пошла ниже и установила жирную точку в середине подбородка. ”Да хватит меня цветом пачкать, я не хочу иметь пленку на лице”. “Все равно она появиться, рано или поздно, так уж назначено и ничего с этим не поделаешь”. Лицо юнца обрела яростный оттенок, который хорошо сочетался с полосой на лице. “А кем назначено,,,,установленно,,,выполненно,,,прописанно,,,,КЕМ?”.
   К,,,,,Е Е...
   М,,,М..ММ..М.МММ...,,,,,,,,,А? Дикий крик уперся в облака, люди остановились и начали паясничать, закрывая уши руками и втягивая куски собственного пота, змеи с визгом падали вниз на головы детей, воздух затрещал. Картонный змей лежащий у ног художника рассыпался на кусочки, и, поднявшиеся клубы пыли заволокли площадь.
  
   Только что рожденный луч солнца упираясь ногами и руками в стенки воздуха, опускался в сонную артерию утреннего города. Он замедлил свое движение лишь тогда когда упал на нагретый обувью тротуар. "Удивительно на этой площади всегда было много людского сору, а теперь все чисто, наверно все ушли за очередным слоем, странные они люди вечно спешат, толкаются, создают себе слои и пленки на лице и теле. Увидят новый слиток из абсурдных событий и накладывают на лица пленки, из которых вылетают улыбки, слезы, а самое смешное, что они не понимают для чего? Они считают, чем больше слоев наложишь, тем сильнее и крепче будешь. Только перед кем, перед таким же куском слоя! СМЕШНЫЕ ОНИ!". Лежа в пыли, болтая руками и ногами забрасывая площадь монетами веснушек, солнечный луч не заметил тонкую тень за спиной. За одной тенью вздымалась вторая, третья и затем, собравшись в густой черный кусок, сумрак, скакнул на шею неопытному посланнику солнца. Площадь превратилась в брызги сварочного аппарата и в тот самый момент, когда темнота уже накрыла мостовую, в самой середине площади раздался, оглушительный плачь младенца, безмятежно спавшего под шум войны. Темнота, испугавшись этого маленького существа, впрыгнула в тело луча и затаила дыхание. Луч же напротив, пошел на визг младенческих связок, и чтобы успокоить малыша обернул его в рыжие волосы и разноцветные связки золотой кожи. Веснушки поцеловали лицо, а комки темноты прыгнули в глаза, закрепляя за собой будущее скитание по людским взглядам. Малыш перестал плакать и сладостным зевком уложил город спать.
  
   “И почему я такой беспокойный, вечно спорю и злюсь. Ведь можно спокойно смотреть на этих людей, на художника, на слои и пленки человеческих душ. Но что-то мне мешает, сам не знаю что, наверно я слишком критично к ним отношусь или просто такой же и не хочу их участи”. Слезы падали под ноги, ударялись о гладкую крышу и скатывались, вниз попадая за шиворот прохожим. Худое тело кинуло себя в промежуток между чердачным окном и мокрым бельем, закрепленным за грязную трубу. Рыжие волосы упали на жестяной плед, черные глаза моргнули и вонзились в глубину пушистых облаков. В тонких ворсинках неба ползали отражения человеческих слов, закручиваясь вокруг облаков льняными сухожилиями.
  
   Ну а ты ему????,,,,,,
   НАДОЕЛО,,,,,,
   00090909090909096354234262 Таков мой долг перед банком у меня совещание,,,,,,,,,,,, , , , , , , , ,Алле Сема, да послушай меня наконец,, молока и хлеба, нет сока не надо, хотя купи тыквенный тетя Маша его любит,ПОКА,,,,,,
   645352763738347565785857,,,Боже как мне расплатиться!
   ,,,,,,,,, Наверное так будет лутьше,,,,,,Следущая станция По требованию,,,,,,,,,,,,,,....ю..юю.ю.ю.ю.ю.........Давно в городе а никак не прописались,,,
   ,,,,,,,,,,,"""200 рулей, А ваши документы -МОИ Я временно недоступен,,,,, ,, , , , ,
   ,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,Я Его ЛЮБЛЮ Понимаешь,,,,,,,,,,, Г О ОРИТ,,,рвл
   ,,,,, ,,,,,,,Да на даче сейчас хорошо птички поют,,, концептуальном мире много пережитков,,,,,,, Будь свободней,,
  
   “Даже небо захватили своей продукцией из фабрики, прозябающей жизни. Сильней, больше, вам ведь мало своих слизких слоев, формируйте пленку вашей жизни,,,,,Проживайте!!! Только без меня, мне дано ЖИТЬ”.
   В гневе руки схватили длинную палку, которой обычно прочищали трубы, и начали скидывать со стекловаты облаков человеческий сор. Некоторые части мусора падали обратно в мозг людей, другие пытались зацепиться за сквозные черные дыры в атмосфере. Рыжая грива подпрыгивала на ветру, веснушки толкались и радостно кричали во славу свежему и немного влажному небу. Черные глаза с улыбкой провели по шраму чистого поднебесья. Обветренные ураганами губы улыбнулись и безмолвно прошептали “А Я БУДУ ЖИТЬ. БУДУ!”. Влажное небо моргнуло и расплакалось.
   Вообще у меня все странное. ВСЕ. И даже то что, находясь в полной темноте и постепенно ослепляя от недостатка света, я отчетливо слышу внутри себя голос

“А Я БУДУ ЖИТЬ. БУДУ!”.

  
   ЧАС.
  
   Холодно, клетки ног каменеют, заклеивая царапины и не чувствуя изменчивой температуры, отмирают. Клокоча вьюгами боли, подходит запах мускуса. Только после этого можно спокойно дышать, грубым и поджигающим грудную клетку, воздухом. Мятые глаза, слой серебреной краски прикрыл волосы. Позади спины растянуто полотно грязной стены, кровь нагревает спиной мозг.
   И тогда замочная скважина ночи зашуршала ключами и со скрипом открыла кладовую дня.
   УТРО. Шахматная доска многочисленных лестниц и перил постепенно заполняется пешками, королями и шлюховатого вида королевами. Груда рваных тряпок протягивает руку в этот людской конвейер. Звуки бисером рассыпаются из открытых динамиков ртов, завораживая обитателя времени то диким лаем пробитых ветром губ, то блестящими остатками прожитых обид. Но сладкая хлябь звуков исчезает в складках индифферентных одежд или падает, синим дождем, на тенты бумажных зонтов. Редкий треск монет, пригибая голову слепит глаза сверканием капитала.
   Расписание трудового дня поднимает людей над землей и бросает в окна рабочих кабинетов. Сухое солнце воспроизводит грубый ствол древнего фонаря в глянцевой проекции суетных трамваев. Резкие свистки полосатых тростей берут взятки с нового дня, прокалывая дыроколом похмельную ночь. Московское время, выпивая крепкий кофе и затягиваясь дымом автострад, выносит на съедение жителям приторный вкус повседневного дня. Картонные лепестки крыш раскрываются, голубое сияние взмывает, подтягивая к небу тоненькую веревку детских голосов. Длинные скелеты антенн, хрустя костями, впитывают сигналы утренних программ. А изящные ножки, зарытые в пушистые тапочки, забрасывают в фритюрницы желтые стрелы картофеля. Раскаленные круги плиток обливают квартиры тяжелым дымом геркулесовых каш. Детские улыбки, смешиваясь с зелеными огнями светофоров, улыбаются своим отцам, быстро переходящим дорогу, спрессованную раскаленной резиной. Вот подопытный день, подопытного гражданина.
  
   Скрюченные ногти прячут нищенские крохи в карман. Рука выстреливает перекрестным огнем распятья, рот негромко читает молитву сумасшедшему Богу.
  
   Ну а мы принимаемся за свой день, пригибанием голов, опускаясь вслед за резким стуком монеты к земле и отмораживая ухо, слушаем ее поскрипывающие дыхание и так до самого вечера, пока равновесие между вдохами рассвета и выдохами заката не выровняется, образовав сгусток синего тумана обволакивающий клетки уставшего головного мозга. И только лишь тогда мы крепко засыпаем, на жестком дне своей старенькой алюминиевой кружки, прикрывшись от дождя мятой поддельной купюрой достоинством в нашу жизнь.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

ТЕЛО.

  
  
   Беззлобный, теплый рассвет осенял сквозную субстанцию кожи. Невесомая ладонь с чуткими, изящными пальцами отображала лучи бренчащего солнца. Птицы лепетали вторую симфонию Брамса. Легкие капли испарины укрывали тыльный край радужного тела. Время возлежало в гамаке пространства, раскинув в разные стороны ноги дней и руки ночей. Глаза времени пошловато горели безграничностью черных отверстий. Беспардонно бормотал дождь, расплескивая на божественную часть оркестр остро-напряженных игл.
   Рука постаралась втянуть жгучий воздух, скрипучий вдох расщепил тонкую корку легких. Пальцы затрепыхались, обнажив скрываемое сходство с вибрацией ангельских крыльев. Жизнь завораживала оторванную часть тела. Одиночество руки отражалось в злобной оскалине сумасшедшей луны, власть которой ворвется в головы людей лишь далеко заполночь. Слезы одиночества превратились в кровообращение дающее жизнь. Пальцы вонзились в горизонтальную поверхность, пересеклись в движении и сделали легкое Па и, не удержав равновесие, с грохотом упали на пыльную плоскость. Дождь стал не только колким, но и горько-соленым. Итак, рука дернулась, подозрительно прищурилась в разные стороны, ища оторванные куски остальной плоти.
   А плоть угрожающе хранило молчание.........
  
   Грязно-красный закат яростно обмахивался веером из прохлады кучевых облаков. Бурлящая мякоть кроваво-красного оттенка кувыркалась в пред жизненной агонии. Стук протыкал тишину, нежа непорочные волокна не возникнувших нот. Сердцебиение обострилось, раскатами грома проехалось по пространству и в конец, обнаглев, застучало бравурным маршем, но на какой-то момент заглушилось необъяснимым гулом, видимо стуком полетевшего тела. Леска горизонта угрожающе натянулась, и шваркнуло железное сердце к пальцам прозрачной ладони. Вселенная заголосила радостным воплем долгожданной встречи. Тонкие пальцы вгрызлись в чугунную плоть, сердце размякло, обрызгав небо каплями живительной крови. Закат стал угрожающе красным, словно губы фривольной девицы. И греховным поцелуем взялся усеивать поверхность планеты в надежде соприкоснуться с расшвырянными частями тела. Тело было изъеденное огромными дырами между своими конечностями, но уже подавало первые признаки жизни. Ладонь в объятьях сердца уже не глотало угрожающий воздух безмолвия плоти.
  
   Квадраты лепились штампами на черномазый лист набухающего бутона ночи. Квадраты были жирны, краснощеки и имели одинаковость во внешности, только один из них барахтался с живота на спину и будоража дружную семейку. Иногда он вскакивал, переворачивался на бок и спорами на кожи ускоренно вдыхал задавленный пылью воздух. Квадрат носил имя ТЕЛО 777, и в семье геометрических фигур являлся подкидышем, он даже не смахивал на остальных, имея малопонятный окрас кожи и вечно потрясенное положение мышц, словно они чего-то лишились. Желудок осуществлял функцию мозга, скрупулезно смакуя желудочным соком, где его руки и ноги, на что братья и сестры усмехались и зло подсмеивались над злополучным подкидышем. Но у данного тела было неопровержимая вера в существование прочих частей и когда никто не лицезрел он привставал и выполнял небольшую джигу, словно шаман, обращаясь к потерянному божеству. Увы, божок в виде рук и ног было глухим, и не слышал священных ритмов шаманского бубна. Один раз его живот, осуществлявший роль тамтама, был до такой степени малосодержателен и невесом, что не смог выплеснуть из себя хоть малые крупинки ударов, и прямо в этот миг он почувствовал, как его, куда то уносит и, раскусывая пустоту воздуха он поднялся в небо, бросая взору точки своих лжи сестер и братьев.
   Он взвихрился на столько высоко, что не мог вкусить поверхность земли и в это мгновение он с немыслимой силой бахнулся на что-то кроткое и скользкое, и почувствовал внутри себя комок стучащих мышц, а его бока ощутили тяжесть рук и ладоней. Бог откликнулся на призывы и стал покровителем юродивого. Вера приобретала престиж, ширясь и размножаясь по яркому свету летнего дня. Разобранная плоть негодовала, и выкинула из рук щит молчания. Немая тишина расколола землю на два полушария, разделив добро и зло экватором. Грешные люди часто пересекали эту линию, оставаясь легкими в выборе свободы ада и оков рая. Осталось отрыть немногое, дабы приобрести паритетность и ретроградность на жизнь.
  
   Выносливые ноги часов с икрами короткой стрелки душевнобольно тикали оглушая сон человека громыханием маятника. 70 лет своего существования стрелки заводились морщинистыми руками, вручая человеку твердость в интимной связи со временем. Вены разбухли и затрудняли движение стрелок, но нестерпимый темп швырял на ягодицы ожог плети, и жалость пропадала под подошвами минут и часов. Человеку приходилось по нюху чуять стук подошв времени, если быть откровенным ему было не так одиноко, и мысли его проваливались за поворот памяти о его черно-белом детстве. Но железо быстротечно и один раз старику сделалось так сиротливо, что сердце замкнулось в кольце небытия и скомкало его сердечные мышцы под прессом внезапной смерти. Стрелки часов застопорились, заплелись в дыхании, отсчитали время назад и с криком разошлись по зрительному залу пространства.
   Туловище с руками испытало плавность почвы и стремительность бега. Голова зияла пустотой.
   Плоть изрыгала проклятья, заведомо чувствуя будущую смерть, и нескончаемо долго билась в танце молчания, в конце которого осталась одна. Молчание обернулось в пыль под ногами Плоти. Ветки веника убрали нечистоту.
  
  
   Грандиозное чрево глаза взирало на Мир. Картина, которого, сквернословила амбициями Войны, тщедушностью Людей и безрассудству Культуры. Глаза набухли от сора бессмысленного движения людей и плакали наводнениями на Югах грешной России. Волосы трепыхались соломой на огромном черепе, уши забились пылью слов, рот подергивался в шизофренической улыбке, кадык заржавел и парафиновым куском валялся в горле. Голова находилась в стадии транса, немного мыча цинично подшучивая над медитацией. Воздух вокруг был изгажен химическими элементами. В маленьком мозжечке рождалась адская боль. И когда грани острой боли набрали силу и ширясь в плотных рядах авангарда зажали кольцо окружения вокруг веском, голова не выдержала и подвесив себя за мыльную веревку воздуха повесилась на крюке галактики. И только случай помог ей обрести связь с сформировавшимся телом и в этот момент грани бытия сомкнулись в точки пульсации жизни, благоуханно окружив божественный организм АДСКОРАЙСКИМ ароматом. Вселенная расплылась в улыбки и дала жителям земли еще один кредит в надежде на их человечность и совесть. Но она (Вселенная) не знало о том что люди давно забыли что Это такое и жадными ртами кровоточили Голубую планету, разглаживая катками дел человечность и разрезая на полосы совесть жизни. Человечество было грешно, молясь сладостью Плоти и принося жертвоприношение Молчанию. ГАЛАКТИКА пустовала по людям, а люди крепко спали, заткнув уши ватой собственной смерти, которая дышала им в затылок. Дыхание дряхлой красавицы учащалось и становилось органно-хриплым. НО ОРКЕСТР ПРОДОЛЖАЕТ ИГРАТЬ. АПЛОДИСМЕНТЫ.
  
  
   В темном, маленьком зале еле слышно звучит завороженное детское дыхание. Хрупкие силуэты детских головок повернуты в сторону сцены. Глаза искрятся любовью к маленькому существу с огромной голой пляшущему и кувыркающемуся в свете прожекторов. В зале тепло и тихо, слышен только тихохонький стук детских сердечек.
   Нитки дергают куклу за ручки и ножки, лески приподнимают огромные ангельские глаза и завораживают своей небесной красотой. Тело куклы ГНЕТЬСЯ в поклоне и зал заполняется шелестом аплодисментов, крохотные ладошки ударясь о друг дружку набивают искры радости и счастья. Сердца детей добры и на несколько граммов стали тяжелее. Кукла плачет. Зал опустел.
  

Кукольник аккуратно забирает свое дитя со сцены, несет его за кулисы. Сажает перед собой и крепко-накрепко пришивает к туловищу руки, ноги, голову. А то вдруг все опят исчезнет. Тогда театр прихлопнут, но ведь детям нужно всего ничего, капля добра и везения. Так что арлекин пляши, танцуй и кланяйся, а дети тебя не забудут. Ты им нужен. Дети становятся счастливыми после третьего театрального звонка.

Дети будут счастливы.

Я.

  

МНЕ ПОРА.

ПРОЩАЙТЕ.

   Я погружаюсь в темный, слизкий туннель, в конце которого вьется язык света.
   Я теряю темное чрево матери.
   Я чувствую острую боль во всем теле.
   Я делаю первый вдох и обоюдно первый выдох.
   Я лежу, с длинной кровавой пуповиной и ору до острой рези в горле, воздух попадает в легкие, и я чувствую его приторный и пережеванный сотней людей вкус.
   Я чувствую резкую боль в эпицентре вздутия живота, вижу, как в сторону отползает змеевидное тело пуповины, боль прибавляет громкость, затем резко стихает.

Я, ЗЕМЛЯ.

Я, ГЛУБОКИЙ ОКЕАН.

Я, ГИГАНСТКИЙ ГЛАЗ НЕБА.

  
  
   Я еще не свыкся с тонким, словно лезвие бритвы воздухом от чего немного щурюсь, страша врачей жесткими раскосыми глазами, меня переполняют эмоции от чрезмерного сосредоточения предметов в операционной, слишком много сложных для восприятия деталей. Предметы в комнате кажутся мне великими в своей глупости, внутри предметы Пусты.
   Я вкушаю свое пребывание на Земле.
   Я первый день.
   Я первый стук сердца, первое клокотание крови в венах.
   Я новый человек на планете.
   Я наполнен ядом счастья.
   Я счастлив, счастлив, счастлив.
   Я пытаюсь вырваться из грубых пахнущих просроченной водкой рук врача, он омерзителен, он человечек с слишком сильно испорченным механизмом, противно находиться в его власти и воли. Кусаю губы, кусаю воздух, но постепенно смиряюсь, вставая гордо на колени перед этим Гиппократом.
   Я казнен им.
   Я плыву по воздуху, пролетаю коридор, повсюду множество предметом, для меня это слишком сильный удар. Он могуч для моих сил.
   Я удивлен, исковеркан, скомкан и размят, Я не один, куда ни глянь множество грудных младенцев, мое самолюбие оскорблено.
   Я вижу, как мне в лицо летит огромная голова слишком худого младенца, его кожа тверда в синеве, и отдает жаром холода, за углом раздаются женские крики, в воздухе пахнет валерьяной, все очень трагично он возвратился в великую вечность.
   Я прошу вас, встретьте его в той точке, где я с вами попрощался.
   Я немного испугался, увидев за поворотом кучерявую голову, волосы которой седеют на глазах.
   Я проследил, как в истерике оседает женское тело, сливаясь со стенкой.
   Я еще раз прощу, встретьте ЕГО там, неназванного и великого, он скажет вам ЗДРАСТВУЙТЕ и расплывется в улыбке.
   Я видел горе людей, я смотрел на тайну смерти.
   Я плакал сквозь смех.
   Я сумасшедший смех на его губах.
   Я впервые четко подумал, видимо кто-то, должен уйти, чтобы я появился в этом пугающем мире.
   Я пришел, а он уходит, встретившись, мы даже не поздоровались, да и незачем, словно оба знали, что будет впереди.
   Я БЕЗМОЛСТВУЯ СМОТРЮ ЕМУ В ГЛАЗА, УЦЕПЛЯЮСЬ В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ ВЗГЛЯДОМ В ЕГО ИСПОРЧЕННЫЕ СЛЕДЫ И УТЕРАЮ СЛЕЗЫ.
  
   Я радуюсь, я освобожден от плена ржавого механизма лекаря.
   Я в палате. Это мука, да еще какая, вокруг меня столпились крики и вои мне подобных, это ужасно и невыносимо больно.
   Я махонькими, легкими ручонками тру свои глаза, растирая силуэты плоскости на обугленном потолке.
   Я уже успел устать, это меня удивило.
   Я, засыпаю и, гремя ключами, открываю кладовую сна.
   Я сном помогу себе позабыть этих жутких горлопанов.
   Я единица сна.
   Я есть Сон.
   Я СОН.

МОЙ ПЕРВЫЙ СОН: Тонкий шелест бумажных крыльев схватил меня в сильные руки сна и уносит в глубину. Сквозь гладь, ее я вижу свое астральное отражение. Перед глазами резко появляется картинка, ее границы расплывчаты, предметы, образы, запахи неточны, возможно, это крепость. Шершавые стены, кипящая тарелка солнца, шуршащие море травы у стен. Толщина неразрушимая, ищу вход в крепость. Оборачиваюсь по сторонам, взгляд скользить по бесконечности вьющихся стен. Где-то вдалеке из стены выплыл силуэт человека, скорее даже костный каркас, а не человек, но нет, это человек. К моему сожалению ЧЕЛОВЕК. Иду в его сторону, во время ходьбы палкой отрубаю головы колючкам. Я белок и желток своего тела, растапливаемый южным солнцем. Мне легко и хорошо, чайки охотятся за рыбой у самого берега, море спокойно и изъедено железными ртами кораблей. А, я иду себе потихонечку, спешить некуда, если честно моя беспечность стимулирована нежеланием, встречаться с ЭТИМ ЧЕЛОВЕКОМ. Мне, очень радостно быть одному, пальцы ног заливаются смехом, трава иссушенными старушечьими пальцами щекочет ноги и это прекрасно. Все в округи первозданно и грандиозно. Подхожу к входу, толстые оббитые жестью ворота, слезы масла капают из петель, стучусь, молчание, стучусь, молчание, стучусь и кричу, молчание и тишина. Опускаюсь на землю, сажусь под перев под спину ворота, сморенный голодом, жаждой и зноем, засыпаю.

   МИР заглатывает мой сон окулярами своего бинокля, я смотрю в увеличительное стекло и аккуратно пинцетом исправляю ошибки БОГА. Я делаю ремонт в комнатах мира, сейчас я кладу паркет из красной доски и засыпаю древесину комками земли. Авоська рыхлой земли наполняется черноземом, в воздухе раздаются три оружейных залпа. А затем тишина воздуха с пустотой почвенного покроя жмут на прощанье руки и уходят, оставив на память от встречи холмик рыже-красной земли, к которому с космической скоростью приближается отряд черных муравьев, которые находились в поисках муравейника, их бывший дом был размыт весенним дождем с сокрушительной силой. С такое же силой размывается образы моего сна и, вкручивая шурупы крупных капель реальности, превращают панораму предсонья в картины сюрреалистов.
   В этих картинах я остаюсь по ныне, разрезая холст на квадраты, и тщательно изучаю содержание каждого, заметки в ношу в блокнот, который затем захлопываю с такой силой, что остатки сна вынуждены тоже закрывать свою сокровищницу подсознания. И я остаюсь один. Как я люблю быть один.
   В СВОЕМ СНЕ. Я ОДИН.
   Я ОДИН.
   Я, проснулся и зевнул, первый зевок, соединяющий в судороге рта мое рождение и нынешнее состояние семилетнего мальчика.
   Я немного свыкся с Миром и нашел в нем величайшую мудрость, это Книги который с пяти лет окружали меня, поглощая мои мозги и глаза.
   Я любил забраться под стол, предварительно накрыв его одеялом и установив на полочке для ног настольную лампу, в свою пещеру я клал одеяла и подушку, забирался в свое убежище, включал лампу и в искусственном уюте погружался в медитацию чтения.
   Я вкушал блюда Джека Лондона и Жуль Верна, Братья Грим тоже были моими волшебниками и обучали меня искусству видеть в предметах сказочное свечение, а мир соединять добром и злом, на самых интересных моментах я накрывался испаринами и муравки носились у меня по коже.
   Я мало бывал на улице в плохую погоду и есть истина, что я ждал ее, чтобы опять соприкоснуться с миром прекрасного, под всхлипывание дождя я смеялся над остроумием автора и предавался сладостью шока от доблести главных героев. Мне нравилось хватать нитку сюжетной линии и, ломая голову, руки, ноги, туловище, глаза, рот, нос, уши и прочие части тела бежать за клубком развития, синтеза ситуаций и положений произведения.
   Я учился узнавать истины, истины учились узнавать мой глаз.
   Я читал книгу своей души.
   Я читал библиотеку окружавших меня людей.
   Я читал, читал, читал, до тех пор, пока глаза не докатывались до книги моего Я, тогда я затихал и бережно охранял свое нутро.
   Я нутро своих книг.
   Я глубина гениальных черных пространств моей головы.
   Я знак запятой в книге.
   Я искусанная и обсосанная буква.
   Я буква в названии, я железный переплет.
   Я пленник книжной тюрьмы.
   Я книги и Мир.
   Я МИР.
   Я БОГ.
   Я грехи Бога, его признания и исповеди, его победы и разгромы.
   Я простреленное знамя его Я.
   Я и ОН многолики, Он жесток, а я добр. Он жив, а я мертвец в его ЖИЗНИ.
   Я тот свет, уместившийся в окраску заката.
   Я спектральный блик светового дня.
   Я тихий и опасный сгусток сумрака, окруживший планету в распятье заката.
   Я Христос заката и рассвета.
   Я грань дня и ночи.
   Я вкус Ночи, и сон людей.
   Я те мысли и слова, которые только будут сказаны.
   Я тот, кого нет.
   Я нет в слове ДА.
   Я ДА в слове Жизнь.
   Я живу, не являясь живым.
   Я просто семилетний мальчуган с кишащей от мыслей головой.
   Я голова размером с земной шар.
   Я чрево земного шара.
   Я воздух в голубом шарике земли.
   Я 70% воды на земле.
   Я 80% добра.
   Я % добра во зле.
   Я Зло во имя Добра.
   Я добро.
   Я зло, хотя нет, я ДОБРО.
   Я округлая и упругая поверхность мяча.
   Я душа округлых предметов.
   Я бесконечность круга.
   Я замкнутость тупиков.
   Я бермудская иллюзия людей.
   Я их глупость и ум.
   Я ум людей и смех весенних дождей.
   Я тела детей под теплым, летним ливнем.
   Я их кожа, запах, блеск глаз и удары ног по лужам.
   Я огромная лужа, загорающая на солнце.
   Я Солнце и Луна.
   Я точно их Затмение, в глубине лужи.
   Я тот которого Нет.
   Я тот которого Нет через призму ДА.
   Я тот, кого никогда не будет.
   Я еще не родился и все это описание лишь моей мечты.
   Я неприкасаемость к мечте.
   Я прощаюсь с вами.
   Я ВАС ЛЮБИЛ, ЛЮБЛЮ, и БУДУ ЛЮБИТЬ, Я ВАША ЛЮБОВЬ.
   МНЕ ПОРА.
   ПРОЩАЙТЕ, КРИЧАТ МОИ ГЛАЗА. ПРОЩАЙТЕ.
  
  
  
  

30 СЕКУНД ПОКОЯ И ТИШИНЫ.

  
  
   Неосознаваемое и неведомое сожрало меня, не ясное по привкусу и запаху, но достаточно аппетитное и, не смотря на всю фривольность условия, я от Тишины отбил еще один сосательный кусок и, допустив его в рот, я вмонтировал в уши ноты Моцарта.
   Перепонки взорвались, и Ноты бешеным потоком хлынули в голову, затопляя парадные подъезды мыслей и наводняя своей протяжной массой, тротуары умозаключений и в конец, не дав мне глотнуть воздуха, утопили меня, полностью, включая каждую клетку организма.
   Грандиозно и гениально я захлебывался в море классики и любви. Я любил мир, Мир бесстыже улыбался, расплачиваясь взаимностью.
   *************************
  
   Расколю земной шар, где увижу правду времени.

Правда !?!?.

   Две квадратные сферы притыкались по обе сторонки от меня. Я, можно изречь, был раздавлен ими, и не в силах глотнуть и шевельнуться казнился в плену их дисков. Этот лагерь рабства назывался Время, и я был ему подневолен, радовало лишь одно, все остальные люди находились тоже в стальной хватке этого не мирского существа. Я завязнул, между пространством и временем и стал тянуть, короткими вдохами воздух, сохраняя себе хоть немного жизни. Я корплю спаянный по глазам и губам и безмолвствую.

ПОКОЙ И ВЛАСТЬ.

ПОКА ЕЩЕ ЖИВ!!!

ЖИВ.

   30 секунд тишины, 1/32 суток и 1800 дицесекунд полнейшей нетронутости воздуха, не звука, не писка глухо и темно как в гробу. Занимательно то что, урываясь в гроб человек, испытывает соседство Пространства и Времени, итак я валяюсь в деревянном ящике и пожираю данное мне соседство. Связи с соседями напялены так словно не глаженый свитер дождливого неба, и Я в огромной одесской коммуналке силюсь что-то подогреть в кастрюльке, повсеместно грязно и везде ферментируют армии тараканов, зло, поглядывая на меня. А я покоюсь в своей сумасшедшей тишине и давлюсь подгоревшей яичницей своего самолюбия.
   30 секунд тишины, это словно тебе заржавленным в зное трамваем откромсало уши и ты обтекающий кровью и ухватившийся за окровавленные точки у висков, стоишь на площади и, шатаясь, глядишь на людей, их лица испещрены гримасами шока, и воронками глаз заполняют равнину городской арены. Ноги слабеют и, опускаясь на колени, ты только начинаешь вкушать великолепие безмолвия, словно сели батарейки в твоей голове и ты понимаешь, что все рождает тишина. Все пробуждается из тишины и отправляется в это безбрежное море покоя. Якоря на корабле моем нет, остановок нет, и берег в промозглом сизом тумане лишь на краю кусает пространство морской тишины. ТУМАН И МОРЕ.
  

ГДЕ.......?!

ВСЕ РОЖДАЕТ ТИШИНА.

  
   Пальцы рук скукожились и онемели, словно руки больного дерева или ветки чумного человека. Я постучал по поверхности досок и, услышав удаляющиеся хлопки, зевнул.
   Мысли раскачивались так сильно, что напоминали конфетный фантик в лапах кошки. Воздуха хватало на 30 секунд, а дальше я проломав крышку, выберусь наружу где не успев глотнуть отравленного воздуха умру и проснусь уже ТАМ в ящике с божественным табу, где седовласые Гуру поют песни, а младенцы ловят рыбу и жарят ее на раскаленных прибрежных камнях, так и я раскаляюсь от узкого пространства и широчайшего времени размером в 1800 дицесекунд и 1/32 часа.
   У большинства землян жизненный круг обертывается в 70, а то и в 120 лет. У меня же жизнь равна 30 секундам, но зато эти секунды покоя они (люди) должны собирать всю жизнь, словно марки, чтоб в конце жизни налепить к себе скотчем все эти жалкие остатки, чтобы составит пластиковую мину с осколочным действием и, нажав на кнопку расколоть Небо в миллиарды секунд небытия. У меня во власти полные и цельные 30 секунд, что делает меня громадным и колоссальным в руках мира.
   Я МОГУ ЖИТЬ ЗА  30 в списке минут в часе и часов в дне, дней в году и годов в ЖИЗНИ. Я могу создавать арии, оперы, цирковые и театральные представления, могу появляться в джазовой трубе в момент обворожительного соло. Я 30 секундный дух, затеявшейся войны, расщепивший мир на два лагеря, оголив проводку мироздания в сердце добра и зла. За  30 стоить начало всех начал. Этот  многолик и неоднозначен в резкости мысли.
   1/32 суток в жизни параноидального актера сражающегося каждый день в 19 часов в своей пьесе, где он безмолвно плачет, кричит и расползается в улыбки, своим дыханием пленяя сизый и серо-пустой зрительный зал. На поблекших дверях у входа в театр реет табличка "Ремонт на 10 лет".

"РЕМОНТ НА 10 ЛЕТ"

   Тело белого прожектора пропетляв по сцене и не найдя никого кого можно застрелит в своем свете бесшумно затормозило на середине сцены, глухо и печально осветив старое тело письменного стола и угрожающе цинично вставило свои прозрачные молекулы в охру горячего чая. Итак, сцена в молчании, невидимые глаза несуществующих зрителей широко открыты, слышаться шаркающие шаги и на аванс сцену, щурясь от резкого света и прихрамывая, выходит пожилой человек, в колющем грудь халате и рваных носках. Потупившись в зал и придав лицу маску  12 , примечательную тоской в глазах и аристократично выделяющею тонкие губы. Он останавливается в огромной решимости, гробовая пауза, где-то кто-то кашлянул, сплюнул, в зрительном зале родились немногочисленные аплодисменты, кто-то зачем-то закурил, то-то и то-то переглянулись, смущенно потушив сигареты. У человека набеленное гримом лицо с красными разводами у глаз, некий неопрятный Мефистофель, спрятанный между мирами. Он пришаркивает к столу, с болевым остеохандрозным шоком садиться на мягкий стул, закуривает, отламывая от сигареты фильтр и отхлебнув карего чая, начинает свой рассказ, сначала в голос попадают опилки хриплости, потом неожиданно приобретается мягкость баритона. Он смазывает губы языком и устремляется словами в черный рот зала, словно птица, кормящая больных птенцов, он кормит, зал баритоном расказнен и мыслей.
  
   Первая притча.
   В чистом воздухе старой Вены летали голуби, уцепившись клювами за точки в пространстве Западной Европы. Крылья пропускали весенние лучи солнца, даря в замен жителям отголосок радушных огней. Ясный день, солнечные улицы и площади, старый лай собак, радушный крик мальца с утренними газетами, запах кофея и близость студенческих поцелуев. По улице напичканной кафетериями и ресторанчиками, словно пачка сигарет, идет маленькая девочка в синем платьице и красных чулках в руках у нее зеленая сумочка с претензией на моду, рядом идет красный шарпей Орлианской породы. В ее глазах беспредельность небесных облаков, в крови несется голубая кровь давнопрошедших графских кровей, в которой болтается туловище черного ядовитого микроба. Девочка больна СПИДом, чумой 20 столетия и слезами слепых родителей, несмотря на всю трагичность ситуации, она весела и легковесна. Очень воздушна и прозрачна.
   За ее плечами развивается крылья буро красного света, символ смерти или жизни, решать ей. Она распространяется плавно в пространстве, дотрагиваясь до каменной маски улицы, она идет умирать еще, не зная об этом и поэтому движение ее легки. Свобода или смерть вопят голоса водосточных труб, свобода или смерть ревут ее светофоры, свободу мурлычет небо, и земля эхом предает шепот ледяной смерти.
   Скоро конец, тишина и холод.
   Выдался дождь, словно слезы нищей старухи на площади, вонючий и колкий дождь заливал глаза прохожих, витрины магазинов и алюминиевые столы кафе. Девочка раскрыла оранжевый зонт и, шлепая по лужам, отправилась на свидание с Вечной тайной мироздания, тайна, точившая нож, зло усмехнулась и закрыла глаза от наслаждения. Гром разодрал тишину и метнул шар для гольфа в лунку города. Город набил себе шишку на голове и растворил ноты грома в каждой нитке своей ткани.
   Девочка ступала, и что-то напивала себе под нос, нос еле чуял подгорелые симфонии Моцарта, в связи, с чем недовольно чихнул. Тело девочки перемещалось с быстротой мысли и удалялось на встречу с Господом, который ее скоро увидит и улыбнется в ответ на смущенное рукопожатие. Дорога ее вела к Храму.
   Жить ей осталось 10 минут, на следующем повороте ее вомнет в себя грузовик, не дав ей погрузиться в смерть от диагноза врача. 10 минут между жизнью, смертью, разбитыми фарами грузовичка по иронии перевозившего гробы, 10 минут между Богом.
   И чуточку жизненных моментов покоя.
  
   Ровно 30 секунд покоя.......
   5 секунд в аромат цветов............
   10 в жар улыбки, остальные кусочки тишины на корм людям.
   Я вполне сгожусь на корм людям.
   Я корм в ротовой полости человека.
   Старик кашлянул, сморкнулся и устало смастерил глоток чая, помолчав немного словно у могилы и продолжил свой монолог. Он рассказывал истории из своей жизни, Его жизнь распирала во все уголки зрительного зала, упираясь своей массой в 60 зрительных мест, в 121 глаз и черную повязку одноглазого.
   Девочка шла, дождь миновал и на тело неба выскользнул смазливый лик солнца.
   Протекло 5 минут, поворот был в радиусе фикции, грузовичок, кряхтя и задыхаясь, выезжал на улочку, гробы, скрипнув о кузов, угрожающе хлопнули крышками, один из них был тяжел и оббит красной тканью.
   Рот водителя раздавливал сигарету, никотин капал на язык, солнце склеило голубые и внимательные глаза. Радиус его фикции сузился. Голубое платьице возникло на перекрестки, прошло еще немного, наверно шага 3, ноги съехали с плоскости проезжей части и залепились в глотку грузовика, забив щели между колес останками растерзанной плоти.
   Так умерла моя дочь в мае 1924 года, в 11 часов по девственно чистому Венскому времени.
   Она умерла, оставив нам муки жизни.
   Бог с ней и ее головой, но ее нет. Возможна, она обратилась в розовый лепесток японской вишни, распустившийся над гладью равнины в Хоккайдо. Я любил ее, и после смерти, мне оторвало руку, последнюю и столь необходимую. Вот и конец.
   Конец.
  
   Старик вскочил, в истерике обрушив на пол стул, и кинулся закрывать, тяжелый занавес.
   "Убирайтесь, слышите, Убирайтесь."
   В полночной тишине все 59 с половиной человека встали( один был одноног) и прискорбно сняли шляпы, затем хлопнули три раза в такт скрежета занавеса и шурша 118 ногами удалились.
   Действительно конец и зал пуст.
   Играет туш и слезы как роса покрывают травушку ресниц.
   Мой сосуд с притчами иссяк и стал пуст как головы людей.
   Мне кажется одной легенды достаточно, она итак слишком правдива и жестока. Я буду молчать, охраняя свои 30 секунд. Буду молчать, заглядывая в пропасть в пустыне моей головы, где я, подметаю веником крупинки песка, и вижу миражи. 30 секунд миража и тишины, в безмолвии тридцати актового покоя. Но я знаю, я могу жить.
   И живу, ломая ветки веника подметая миражи.
   Живу в миражах.
  
   Я МОГУ ОБИТАТЬ, ПРОЛАМЫВАЯ СВОИМ СУЩЕСТВОВАНИЕМ 30 СЕКУНД БЕЗМЯТЕЖНОСТИ.
   Я ЗЛОЙ ПРАВИТЕЛЬ В УЗОСТИ МИРА.
   СВИРЕПЫЙ ГЕНИЙ ЗА 30 СЕКУНД.
   ЗА 30 СЕКУНД МОЛЧАНИЯ РОЖДАЮТЬСЯ МИЛИАРДЫ СЛОВ.
   НО Я МОЛЧУ.
   МОЛЧУ И ВОТ ЧТО Я СЛЫШУ В 30 СЕКУНДАХ ПОКОЯ.
   ЗДАВЛЕНЫЙ СУХОЖИЛИЯМИ ГОЛОС ГОРТАННО ШЕПЧЕТ МНЕ В УХО:
   "МОЛЧИ....
   МОЛЧИ....
   Молча набери в рот воды и в затишье учуй, как правда шепчется с ложью.
   Две неразлучных сестры в Мире 30 секундной тишины безразличия.
   Правда и ложь проживают до наших дней вместе.
   А индифферентность людей давно превратила мир в поле битвы на карте идиотских амбиций.
   Так милее, правда и лож, чем люди и их боевые тамтамы.
   Правда пахнет ложью, ото лжи веет правдой.
   А люди нечисты в деяниях, разит от них поддельной туалетной водой, и они трусливо стучат в свои тамтамы.
   Тук-тук тук.
   Бум.
   Стучите и кайтесь, вы грешны.
   Как и Ты.
   Бум".
   И больше ни слова, мне ужасно нужен покой.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

СЛЕПОЙ.

  
   Тончайшие лучи солнца дырявили прореху в окне.
   Я отворил свои глаза, удлинился в зевке по кровати, вобрал, выдохнул, снова вобрал воздух и ощутил привкус ЖИЗНИ в новоиспеченном дне.
   Комната заполнилась ядовито-лимонным светом, и тонула в пышности солнца.
   Я обширней отворил глаза, оглянулся по углам палаты и увидел сгорбленное тело, корпящее в кресло качалке посреди моего покоя.
   Кресло скрипело под гнетом пожилого человека, на нем был, натянут пиджак в либеральную клетку, брюки индигового света и голова с громадным париком сивых волос.
   Он сидел ко мне хребтом, стискивая палку, которую обычно таскают с собой слепцы.
   Пальцы рук изящны и тривиальны, словно не руки, а лозы виноградника изъеденные венами.
   Я встал с кровати, дрожа всем телом, прошел пару шагов.
   Моя память сканировала минувший вечер.
   Вместился в пространство личной квартиры.
   Безысходный в дурмане, от встречи с друзьями.
   Захлопнул ДВЕРЬ, положил ключи в кувшинчик на полочке в прихожей, разоблачился, свалился в постель, пробовал читать и на восьмой строчке отошел ко сну.
   ПОТОМ водворилось УТРО.
   Баста!!!
   Не смея сразу приблизиться к старцу, пробрался мимо него, как бы его не заметив, и переместился на кухню, варит кофею, внутри все бушевало и негодовало.
   Кто ОН?
   Кто Я?
   Откуда ОН прибыл и куда отходит?
   Ступать ли мне за ним?
   Ступать!
   Но тогда куда?
   А главное к чему?
   Ангельский баритон вломился ко мне в уши фразой
   "Заделай-ка мне тоже кофею, только покрепче и послаще".
   Я чуть не подавился булочкой, которую вбивал к себе в желудок.
   Хорошо, что он заговорил первым, я был не в силах приступить к диалогу главнейшим.
   Кофею, так кофею, жаль, нет мышьяку, а то я был в таком состоянии, что присоединил бы его для привкуса к нему в чашку.
   Странно кофе получился на редкость удачным, каким-то волшебным, первый раз я словно колдун изготовил тончайший в аромате кофе.
   Дрожащими руками я отнес его старцу сел напротив него на стул и принялся разглядывать его лицо.
   ЛИЦО:
   Брови словно углем смазаны, уста явно были хозяевами не одной сотни дамских плотий клюв Античного бога, глаза свободно отворены в их чреве голубизна оцепеневшего ВРЕМЕНИ.
   " Кто ВЫ?".
   Мой голос завязнул в воздухе, нотой подвергнутого наказанию мальчика.
   Он рассмеялся моему вопросу, да так дерзостно, что я немного от него отпрянул, он допил кофею, изящными лозами пятерни извлек из кармана пиджака сигарилу, чиркнул зажигалкой и прочно заглотнул дым.
   "Я тот, кого сделал ТЫ!".
  
  
   Мои колени вибрировали от дрожи, сердце саднило в тревоге, глаза хохотали от дыма.
   " Я создал ВАС?. А, следовательно, Вы результат моего болезненного воображения, недурно, пошутили, и достаточно, убирайтесь!"
   Наконец то я завязал свои нервные узлы и смог штурмовать этого незрячего самозванца.
   Похоже, мой штурм его никак не тронул, и он также мирно покуривал свою клубящуюся палочку, немного, правда, ухмыльнулся и больше ничего в ответ. Ничего, представьте, что к вам в дом явился, абсолютна вам неведомый человек, нахально курит, потягивает кофею и безмолвствует на ваше негодование.
   " Я не могу убраться, Вы юный человек чересчур жутко меня сочинили, настолько ужасно, что ваша фантазия обратилась в реалию. Но не тревожьтесь, так до чрезвычайности я в недалеком ВРЕМЕНИ вас оставлю, мне лишь потребно вам кое-что вручить".
   " Вручайте, неотступно вас запрашиваю оставить мою комнату, вы бесстыжий самозванец"!
   " Молодое, юное дитя своего поколения не грубите старшим, в мое время за эту резкость многие приобретали пулю во лбу, на дуэли, разумеется. Я разбудил Вас по проблеме отдать вам оказию, а если быть точнее не оказию, а дешифровку Вашей Кармы. Вот она, Я заделал что хотел, до скорой встречи в вашей голове. До скорой!"
   С этими обещаниями он взлетел, приблизился к окну, уставился в Небо, так точно он был его творцом, положил на подоконник рдяный конверт, явно не нашего века, дальше распахнул окно, зацепил тело за крюк в весеннем воздухе и, взвихрившись в высь, вонзился в грозовую тучу над городом.
   Словом испарился так же таинственно, как и возникнул.
   " До встречи", прошептали мои губы.
   Я нервно подошел к окну, хотел сначала его захлопнуть, но потом передумал, пусть оно будет мемуарами нашей встречи.
   Взял в руки конверт, отворил его, вытянул пожелтевший лист бумаги и вперся глазами в шифровку моего подсознания.
   Черные буквы сначала были мне невразумительны, а потом раскрыли мне ТАИНСТВО МОЕЙ КАРМЫ В ПОЛНОЙ МЕРЕ.
   И ВОТ ЧТО ПРИНЕС МНЕ СТАРЫЙ, СЛЕПОЙ ЧЕЛОВЕК:
  
   ЭТО,,,,,,,,,,,,,,,,,ВСЕ,,,,,ТЕБЕ,,,
  
   бытийному   бунтарю      
                                                                                                        ...все произошло неожиданно.
                                    стремительно и пугающе...
   немного странно.
    
    Вообще у меня все странное.
                                                                       ВСЕ.
    
    И даже то, что в
                             повседневной суете московских банальных будней,  в объятиях моих
                                                                                                                                            рук оказалась  "пауза во времени"
                                                               неизвестного мне автора. 
               М й доМ.                                                                                               Попав в твои "квадраты      колец"                                                                         ,                                                                                                    погружаюсь в атмосферу  легкости и свободы .
      '' Вымыслы сумасшедшего Франца ''
                                                         гипнотически притянули мою
                                                                                                   беспокойную душу и робко терзали ее ...
                     Все мое существо сжималось,
                                                         трепетало и
                                                                      корчилось в конвульсиях...и в итоге
                                                                                                          потеряло точку сборки...  
                                                                                  ГДЕ Я ?  ЧТО Я ?
                      Что ведет меня к финалу безумия ?
                                                                                      Или КТО ? 
                                                                      Кто тот ''высокомерный странник  мысли'' ? 
                                              В каких интеллектуальных джунглях путешествует этот
                                                                                                                                  странник мостовых ?
                В какой клумбе
                                      страус утопил свою голову ?
                                                                           В каком
                                                                                бассейне плещутся бегемоты ??????????????..............................
   ............Прости за некоторую остроту,
                                                            фривольность
                                                                                  глупых ноток,
                                                                 но   
                                                                       но  
                                                                              но                                               но
                            не часто
                                              приходится
                                                                выступать в роли критика
                                                                                                        такой  
                                                                                                                    такой  
                                 такой
                                                     ассоциативной,
                                                                              психоделической,
                                                                                                             сюрреалистической
                                                                                                                                         поэзии
                                                                     со
                                                                           со 
                                                                                 со
                                                                                        со смещенным центром. 
    
                          ''Трудно отвести
                                                        глаза
                                                                      от
                                                                            бескрайнего   его
                                                                                                       ого
                                                                                                              ого
                                                                                                                       ого
                                                                                                                                  потока соблазнов,
                               в особенности,  если
                                                                эти  соблазны
                                                                                               придуманы  твоими
                                                                                                                                     фантазиями ...'
    
                                         Мираж
                                                      Мираж
                                                                      Я - Мираж
                                                                                           со Сходни
                                                                                                             одни
                                                                                                                       дни   
   Архангелу   из     колена
                                                              Гавриилова,        презревшего     Бога        
    
                                                             
    
    
                                                                                               от    Жанны    неразгаданной  
                                                                                                                                                из   ребра   Князя  толпы
    
    
                                         ТЫ       И     ТЫ
    
                           ты     чувствуешь   людей              букашками
                                                          
                                                                                                            ты   ненавидишь         презираешь     их
    
    
                                                                                       любить    Великого     несложно
    
                                                                                                              Дрянь    полюбить   
                                                                                                                                                 прорыв       в   '' НЕ - Я '' !              
    
    
   ,
           ты            пестовал                       сжиганье      слогом
    
         
    
    но      
                     неосторожная              попытка             сорвать            
    
                                                                                                   вуаль   таинственности          
    
                                                                                                                                          затупила     сияние     
                                                                                                                                                                          миража
                                                                                                                                              
                                                                                               утопило      жемчужину
                                                                                                                                       не тривиальности                                     
    
                                                                                  ВИНЬЕТКУ  -      неприкосаемость   к   мечте...
    
        твоя     поэзия  -   безумное    движение   мысли,
                                                                                       
                                                          отчетливая     краска    повседневности,
    
                                                                                    тишина   грохочущего   города...
    
                                                            
          зачем               в    банальности       ты       хочешь            растворить    
                                  
                                                      магические              волны            подсознания  ?!     
    
    
        " Как   огни   сгорают    люди   
                                                           и     
                                                      ничего           от   них     не    остается,
                                                                                                         только    пепел    печали "  
    
                                                                                                                                               USTA 
    
        P. S.        луна        уснула            в         мотыльке    
                                                                                      
    
    
                                                                        инсталяция     ожидания          волшебных    сновидений .............. 
    
    
    
    
    
   ... грусть закатного шепота вечеров
    
                                                                   солнце   в  утробе  ночи  . . .
    
                 
    
                                                          Москва  с ее  бесконечным снегом.      
    
                            сквозь  призму  хандры  снег   видится   в  пяти   обличиях.   или шести ?..
    
    
    
    
     ОН   как  волокна   света.   пробивающиеся  сквозь    давящую  темноту   туннеля  . . .
    
    
    
                                                                      ОН  замораживает   все   вокруг ... ОН    пытается   проникнуть  в  мое    
                                                                                                                                                                                       нутро
    
                                                                                                                                        и  вдохнуть  сотни  ледяных  осколков
                                                                                                                                                           в  сознание  моей  кожи
    
                       
                    
   ОН  не  владеет  собой   . . .             
                   время     снимает   с него    рубашки   
    
                        
    
                                       Лучики   поскальзываются    и     грохочут   костями - ледышками
                                                                                                                                               в  мириадах  его     зрачков    
    
    
       Моя   МЕЧТА  хочет   вскрыть   вены   зимы             
                                                                                и       и       и       и      и      и
                                                                                                                               унестись  по  ручьям
                                                                                                         
                      в      неисповедимые  дали     материков  . . . . . . . .
    
       
    
                               ОН   -  мягкий  пух.     Покрывающий   ресницы   густой   белой   тушью 
    
                                                                                           ... ресницы.  В  которых  спит   печаль
    
                                    
      сухая  фортепьяно- скрипичная  музыка  утраченных   иллюзий    . . .   Я   В  ЗНАКЕ   БЕСКОНЕЧНОСТЬ
    
    
                                                               сплошные   муки  преодоления
    
                                                                                       ощущаю  гулкую  пустоту  в  своих  недрах...
    
    
    
       УВЫ-Ы-Ы ! . . счастье  измеряется  секундами.       оно   как  солнечная  вспышка
                                                                                    его   можно  ощущать  только  в прошедшем  времени,
                                                                                                         
                                                                    на     р  а с с т о я н и  и . . . 
    
            есть   такая  тоска -  по  тому,  что  ненавидишь   в  самом  себе
    
                                                               тайный    изящный   и  сладкий   ПОРОК
    
    
    
    
     . . .    зеленый  чай  согревает   тело     . . .
                                                                           жасмин  наполняет  благоуханием      ОСТРОВОК  моего  ночного  бытия
    
                                                                                            погружая  мысли  в  магму  воспоминаний . . .
    
                                       Наша    встреча !?        
    
   Была        ли          это        ИГРА    кармических  сил ?
    
                                     ИЛИ   это   провидение  ПОЭЗИИ ?
    
    
                                                                                               поэзии  Вселенной,  твоей  поэзии ?!..
    
    
           Твои   стихи,      словно       стая   светлячков  кружатся   в   фантастическом    танце,
                                                                                   
                                                растворяясь      в      страницах  нирваны
    
    
    
         а  как   же   я ?
    
    
    
          снежный  порошок   шампанского      и   -    и   -    и    шелест   весны        в     птичьих    голосах
    
    
                                                                    отзываются   игом    в    моей     душе . . .
    
    
    
    
    
                                                                                   СОЛЬ .
    
    

12 мая 1845года. Проходит весна в округе кружат мотыльки.

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   100
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"