Надо заметить. Что если твоя семья в Одессе и не является морской, то люди, связанные с морем, все равно тебя окружают, будучи или соседями или друзьями или просто знакомыми. В нашем доме, на втором этаже, было две семьи моряков, с которыми дружили мои родители, а я, естественно, был дружен с детьми из этих семей. Дядя Саша был капитаном. Это был красивый одесский грузин. Приходя из рейса, он организовывал веселые застолья. Нам, своим детям и мне, много рассказывал о море, далеких странах. Это было ужасно интересно.
Сейчас, в период бурного развития информационных технологий, средств массовой информации, транспорта, товарооборота, мир как бы значительно ужался. По телевизору мы смотрим прямые передачи из любой точки земного шара, мы постоянно можем наблюдать другую жизнь, мы пользуемся везде одними и теми же товарами. Современный транспорт быстро и с комфортом доставить тебя в любую точку земли. Поэтому срабатывает так называемый эффект присутствия, как будто любая страна недалеко, буквально за углом. А в прошлом другие земли и народы ощущались очень далекими, их жизнь была мало известна и подернута вуалью таинственности. Людей, бывавших за границей, было считанное количество, и моряки были, пожалуй, самой массовой прослойкой советского общества, допущенных к выезду. Поэтому все рассказы моряков несли ореол романтики, что для мальчишек всегда было привлекательно.
А, возвращаясь к капитану дяде Саше, продолжу, что, будучи в отпуске, он каждое утро выходил на Приморский бульвар и подолгу стоял на площадке над бывшим кафе у Потемкинской лестницы, откуда открывался широкий вид на море, порт. Вероятно, эта площадка была для него своего рода береговым капитанским мостиком, откуда он мог жадно вглядываться вдаль, втягивать в себя вольный морской воздух, распознавать стоящие в порту и на рейде суда и мыслями быть где-то в будущем, предстоящем плавании.
В их доме, по вещам, сувенирам было видно, что это морская семья. В то небогатое время моряки резко выделялись среди остальных жителей всем своим более свободным видом, более хорошей одеждой. В домах было много безделушек, приобретенных в заморских странах, которые и я периодически разглядывал, бывая там.
Любил я бывать и у другого соседа, дяди Ильи. У него были чертовски интересные вещи, привезенные из китобойной экспедиции: китовые усы, зубы кашалота, с выгравированными на них китобойными судами, китами, айсбергами и подобной тематикой.
Надо обязательно упомянуть о плавании китобоев. В то время уход в рейс и приход из него китобойной флотилии "Слава", а позднее "Советской Украины", были событиями воистину вселенского масштаба, ну, во всяком случае, для одесситов.
Особенно запомнилось, как обычно в мае, после девяти месяцев промысла в южной Атлантике, флотилия возвращалась в Одессу. Весь город встречал ее. Приморский бульвар и его склоны были усеяны жителями. Кому не хватало места, висели на деревьях. Самые счастливые занимали балконы зданий, выходящими фасадами к морю. И все вглядывались в море за маяком, куда один за другим начинали вплывать юркие китобойцы, впереди самой базы. Самыми первыми шли те, которые добыли больше китов. Они периодически пускали осветительные ракеты. Порт отвечал им непрерывными гудками стоявших в нем судов, советских и иностранных. Причал же, куда должны были пришвартоваться китобои, был забит встречающими родственниками, всякого рода начальниками и делегациями, гремел духовой оркестр. Эта масса людей просматривалась прямо с бульвара. Остальным же, в связи с режимностью порта, оставалось наблюдать сверху. Потом, в городе, было только и разговоров о прибывших моряках, их баснословных заработках, как они, не торгуясь, щедро платили таксистам, отвозивших их с чемоданами накупленных вещей по домам. В те же годы я впервые услыхал фамилию Соляника - многолетнего капитан-директора флотилии. Для многих одесситов это был небожитель! Как, кстати и многие капитаны Черноморского пароходства. Но о них чуточку позднее...
Довольно скоро и наша семья оказалась связанная с морем! Хотя и не непосредственно, но уже через приобщение к одной из специальностей обширной морской отрасли. Моя старшая сестра поступила в "водный" институт, как много лет называли Одесский институт инженеров морского флота (ныне Одесский национальный морской университет). Она стала учиться на факультете механизации портов. В те времена студенты "водного" могли носить такую же морскую форму, что и курсанты мореходки. Вот и у нас дома стали появляться, друзья, сокурсники сестры в шинелях и фуражках. Я, подросток, как завороженный смотрел на них!
А в первый раз мне повезло вступить на палубу судна на следующий год после приезда в Одессу. Тогда пассажирский флот состоял в основном из бывших немецких лайнеров, полученных по репарации в Германии после войны. И вот, мы всей семьей в компании со знакомыми впервые пошли на трех часовую прогулку по Одесскому заливу на теплоходе "Победа". Запомнился огромный белый корабль, палуба, запруженная людьми, свежий морской ветер. Капитан и штурманы на мостике стояли в белой форменной одежде, такие красивые и недоступные. И этот вид повышал их популярность в глазах мальчишек необыкновенно.
Надо сказать, что престиж профессии моряка была в те годы очень высок. А вершиной всему - капитан! Многие их фамилии были в городе на слуху. Тот статус, который они имели в те годы, ставил их высоко на социальной лестнице и, естественно, выносил наверх действительно незаурядных людей. А капитана знаменитого танкера "Туапсе" Калинина, захваченного на Тайване, вообще знала вся страна, а еще и благодаря художественному фильму, поставленному вскоре по этому событию.
Конечно, учитывая еще небольшой срок, прошедший после Великой Отечественной войны, были известны моряки, проявившие себя в эти годы. В частности, еще со службы на Севере, отец знал и дружил со знаменитым полярным капитаном Качаравой В. А., капитаном парохода "Сибиряков", героически сражавшимся в неравном бою с фашистским крейсером в Карском море. Позже, Качарава стал начальником Грузинского морского пароходства и я в юности и в зрелом возрасте, уже будучи, моряком, встречался с этим незаурядным человеком.
Мне также, в силу обстоятельств, посчастливилось с юности узнать и таких пассажирских капитанов, как Гогитидзе, Дондуа, Соловьев, Лукьяненко, Дашков, Таренков. А обстоятельства были такими, что с начала шестидесятых наш пассажирский флот начал быстро расти, кадры были нужны, а отец в то время попал под хрущевское сокращение и вскоре пошел плавать пассажирским администратором. Таким образом, я стал сыном моряка! И через отца я сам как бы вошел в это морское братство и морское бытие вошло и в наш дом. Суда стали для меня не только частью морского пейзажа, порта, но вдруг местом, куда я получил доступ, и не совсем уже как постороннее лицо!
Каким радостным, прямо сладким событием стали встречи в порту по приходу судна из рейса. Заходы были частыми и разлука не съедала сильно нашу семью. Когда судно, на котором плавал отец, бывало на знаменитой Крымско-Кавказской линии, он частенько брал меня с собой, и я с головой окунался в атмосферу морского теплохода. Конечно, для меня это был в первую очередь праздник, само понимание тяжелого морского труда пришло позже, с возрастом. А пока для меня были синее море, синее небо, моряки, разноликие и разноязыкие пассажиры, Крым, Кавказ, приморские города! Я знакомился с детьми моряков, также катающихся на судне. Появились новые друзья и знакомые. Со многими из перечисленных капитанов, другими моряками, мой отец имел добрые отношения, и я хорошо помню совместные посиделки, на которых и я присутствовал. Уже тогда я себя не мыслил иначе как моряком!
А вот непосредственно к самому морскому труду я приобщился, учась еще в средней школе. Но это тема для следующего рассказа.
РАССКАЗ ЧЕТВЕРТЫЙ. ПОРТОФЛОТ
В предыдущих повествованиях моё первое знакомство с морем и дальнейшее с ним общение имело, так сказать, бытовой, потребительский и, несомненно, романтический характер. Я его видел с берега, пляжился, а, если, и бывал на судне, то только как пассажир. Море для меня пока было только лишь явлением природы, захватывающим воображение, несущим сильные эмоции, видимое, если можно так выразиться, с его фасадной стороны. Что общение людей с морем - это, прежде всего, тяжкий, и во многом, опасный труд я, в силу моего малолетства, ещё не понимал, хотя и мог наблюдать труд портовиков в порту и моряков на судне. Но для мальчишки этот также было частью романтики моря и реально не осознавалось. Это естественно!
И все-таки с внутренней стороной взаимоотношений людей и моря я все-таки столкнулся ещё, будучи, в сущности, мальчишкой, то есть раньше, чем можно было бы думать.
Тебе, дорогой читатель, представляется вполне нормальным, что вовлечение в производственный труд, а на море особенно, должно обычно происходить как минимум при достижении совершеннолетия, хотя существование в прошлом юнг на судах общеизвестный факт. Но даже тогда их наличие было больше исключением, чем правилом. И было это принадлежностью прошлых времён, особенно в парусном флоте или в дни военных потрясений. В настоящее же время слово "юнга" ассоциируется только лишь с воспоминаниями о прочитанных в детстве книгах, таких, как "Пятнадцатилетний капитан", или, кто помнит, старый кинофильм о Максимке, юнге российского флота.
Однако уже в 14 лет я прикоснулся к морскому труду и получил первые уроки новой взрослой жизни, такой неожиданно суровой, строгой, порою грязной, но и одновременно манящей принадлежностью к взрослому миру, к которому сызмальства, увы, тянется любое детское сердце. Увы, потому, что только в зрелом возрасте начинаешь по-настоящему ценить детские годы, когда окружающий мир всеобъемлюще ярок и огромен, когда ощущаешь непреходящую радость бытия, когда в любой момент можешь укрыться в спасительную родительскую гавань и услышать такое нежное: "Сынок, не бойся, мы с тобой...", и начинаешь понимать краткость этого этапа в человеческой жизни гораздо позже, а воспоминания о детстве вызывает порою такое глубокое щемящее чувство невозвратной потери, что вставший в горле ком, навернувшаяся слеза, воспринимаются как некая очистительная гроза, смывающая грязь и жестокость времени настоящего, но одновременно обнажающую беспощадную правду будущего, его уже не такую далёкую конечность. Можно сказать, что воспоминания о детстве занятие не для слабонервных! Не так ли, читатель? Но я отвлёкся.
Итак, обычная школа, 8-й класс. В то уже далёкое время, во всех школах Советского Союза, в старших классах была внедрена система производственного обучения. Это было сделано государством с целью ознакомления детей с будущей производственной деятельностью и возможной трудовой ориентацией подрастающего поколения. Раза два в месяц тысячи мальчишек и девчонок по руководством выделенных для этой цели людей, приходили на фабрики, заводы, фермы, поля. Там они знакомились с основами соответствующего производства и допускались к выполнению простейших функций. Я не берусь судить об эффективности данной системы, в смысле приобретения трудовых навыков, да и не об этом сейчас идёт речь. Но то, что она дала миллионам детей, вскоре оканчивающих школу, возможность, хотя бы приблизительно узнать, что делают взрослые на производстве и сделать для себя некоторые выводы, годится ли для него, школьника, этот вид трудовой деятельности, идти ли ему учиться этому делу далее, в профессиональное техническое училище, техникум, высшее учебное заведение, или по окончании школы никогда уже к этому не возвращаться. То есть, в смысле трудовой ориентации, эта система имела решительно положительную сторону.
Так вот, в нашей школе производственная практика у мальчиков проходила на судах портового флота Одесского порта! Нас вели в порт, на одно из многочисленных, пришвартованных кормой к причалу или брекватеру, судов. Там мы садились в кают-компании, и работник портофлота читал нам азы устройства судна, двигателя, вспомогательных механизмов. Затем мы ходили по судну, заглядывали в машинное отделение. Также нас привлекали к простейшим судовым работах по обивке ржавчины, протирке механизмов, покраске. Но это сухое перечисление. А вот вам впечатления.
У меня до сих пор стоит в носу тот не передаваемый судовой запах состоящий из смеси запахов масла, топлива, угля, краски, железа, просмоленной пеньки, деревянных переборок, камбуза, промасленной рабочей одежды и ещё неизвестно чего. Но этот запах будоражит любого моряка, ибо он непередаваем и специфичен только для морского судна. Потом я много плавал, этим запахом был пропитан сам, но те первые впечатления, самые сильные. И до сих пор, изредка попадая в порт или даже бывая возле него начинаешь ощущать этот непередаваемый будоражащий аромат и что-то давнее и очень сладкое возникает в душе и заставляет сильнее биться сердце. Это запах молодости!
Конечно, нынче уже давно нет пеньковых канатов, один пропилен. Уже другие суда, другие грузы, но сердцевина портового запаха осталась. И это здорово!
Ну, а возвращаясь к описанию этой практики в порту, скажу, что она многое дала мне в осмыслении будущей трудовой деятельности. Этот серьезный морской труд не отвратил, а где-то и убедил в моих мечтах о будущей профессии. Даже морская качка не отвратила! А качало нас на прогулочных катерах, которые в летнее время ходили вдоль одесского побережья. Нас туда кинули однажды на две недели июня дублируя матроса-моториста. Как же одесситы и гости нашего города любили летом разъезжать на пляжи и возвращаться с них в порт! Как это было здорово всё организовано! Где оно, то время?...
Особенно запомнились два совершенно старых теплоходика "Прут" и "Капелла". Вот, как сейчас, перед глазами, швартуется на причале пляжа Ланжерон "Капелла". На крыле мостика стоит старый седой капитан, весь в ослепительно белом морском мундире, не по годам стройный и какой-то величественный, полный морского достоинства и негромко подаёт команды швартовщикам. И в этом человеке ярко проявлялась морская сущность, абсолютно не замечавшего, что судёнышко-то махонькое и швартуется он не где-нибудь в Буэнос-Айресе или там в Генуе, а всего лишь в портпункте одесского пляжа Ланжерон. Нет! Для него морская служба священна и не имеет понятия малозначимости! Море - везде море и служить ему надо с полной серьезностью. Это был конечно настоящий моряк! Я жаль не помню его фамилию. Но это и не важно. Важно, что он своим примером содействовал нарождению новых настоящих моряков из безусых юнцов. Преемственность поколений, однако!
Нынче уже давно нет этих пригородных морских сообщений, практически нет прогулочных катеров, уже нет и причалов вдоль одесского побережья. Увы, что-то не видно и подобных капитанов, неких маяков, дающих свет молодым мореплавателям и служившим примером для подражания. Вроде, моряков в городе много и сейчас, и многие продолжают плавать по всему миру и неплохо при этом зарабатывать. Но что-то их не видно публично, что-то не можем мы уже назвать хоть одну фамилию нынешнего капитана, который уже сейчас может служить неким примером для подражания. Мы и форму-то морскую в городе уже видим редко. И мальчишки в своей массе о море не мечтают и морских фильмов уже никто не помнит и не видел. А если кто и собирается нынче в мореходку, то разговор уже идет только о размерах заработка. Романтика незаметно улетучилась вместе с прошлой жизнью и приходом новых времен. Не берусь судить до конца, хорошо ли это или плохо - бег времени не остановить. Приходят новые отношения, люди... Но потерянного в чем-то жаль. И даже не ушедшей молодости, а почти исчезнувшей романтики, искренности и простодушного нестяжательства.
Но вернемся от лирического отступления к повествованию.
По окончании школы, вместе с аттестатом зрелости, нам, мальчишкам, вручили и свидетельства моториста 2 класса! Далеко не все из нас воспользовались этим документом в дальнейшем, и разлетелись мы из школьного гнезда по краям и весям огромной страны и приобрели впоследствии разные специальности. Но для меня уже все было решено и я в тот же год поступил в Одесское высшее инженерное морское училище, на судомеханический факультет! Направление я выдерживал четко и судьба решалась вполне определенно. В чем не раскаиваюсь и по сей день.