Фришманн : другие произведения.

Последнее танго

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


"Последнее Танго"

   21 апреля 1999 г.
   "К чертям, всё к чертям! Какое дело... ему... всем...?! Неважно, уже ничего стало неважно, ведь, правда?" - спрашивала я сама у себя, вышагивая по переулку широким армейским шагом, топая десятисантиметровыми каблуками по мостовой, точно слон. "И пусть он засунет свой виноград и мандарины из Абхазии себе...", - я хотела, было, продолжить мысль, но тут же её прогнала, ибо она была ужасно неприличной.
  
   Я остановилась на мосту и подняла глаза к небу. Небо сегодня было совершенно не расположено к долгой философской беседе на вечные темы. Оно смотрело на меня сурово, грозившись обругать меня ливнем; оно было очень серым и очень серьёзным, а облака были тяжёлыми, и казалось, что вот-вот упадут прямо на мою дурную голову. Я потрясла своей смоляной шевелюрой и натянуто улыбнулась небу. Потом опустила голову и потопала дальше. Я могла бы спуститься в метро, проехать семь остановок, потом ещё три на автобусе, и через полчаса быть дома, но не в этот раз. Не сейчас. Я была слишком в бешенстве, чтобы сидеть в метро, уткнувшись в книжку, даже очень хорошую. Улица меня всегда успокаивала.
  
   Находясь в пятидесяти шагах от дома, я вдруг остановилась посреди дороги в раздумье. Повертела головой в разные стороны, посмотрела на прохожих. Внутренний голос подсказывал мне, что надо бы идти дальше, ведь я совсем недалеко от дома... Я даже видела его, свой дом, свою родную девятиэтажку в скверике, окружённую деревьями... Но ноги повели меня совершенно в другую сторону... Я уходила всё дальше и дальше от своего, такого милого сердцу, серого кирпичного дома в сторону ближайшего питейного заведения, элитного, между прочим. "Да, всё, что мне нужно сейчас - это хорошенько напиться и забыться", - подумалось мне.
  
   Я вошла в тёплое помещение, присела за столик в углу возле искусственного камина и огромного телевизора, скинула куртку, шёлковый шейный платок цвета апельсина, пахнущий, кажется Yoji Yamamoto, и жестом хозяйки жизни подозвала официантку.
  
   - Что желаете, mademoiselle? - спросила девушка, у которой на бейджике было написано "Марина", с милой и очень доброй улыбкой. Я закашлялась.
   - Мне бы, девушка, "Мартини"...
   - Что-нибудь ещё?
   - Да... салатик какой-нибудь... овощной... знаете, чтобы не нагружать желудок.
   - Хорошо, - она улыбалась уже, будто механически, неестественно, и мне сразу стало зябко. Минуту постояв возле моего столика, она убежала отдавать заказ.
   "Нет, ну надо же было додуматься - закусывать "Мартини" салатом!" - подумала я, и из груди у меня вырвался сдавленный смешок. Тем временем Марина принесла мне салат и "Мартини". "Ну и скорость!" - подумала я.
   - Девушка, а у вас курить можно? - я заглянула в её карие глаза, чтобы придать речи весомость и не остаться проигнорированной.
   - Можно. Вам пепельницу принести, да?
   - Уж будьте так любезны...
   Когда пепельница была подана и Марина ускакала принимать заказ у вошедшей парочки, я залпом выпила "Мартини", достала сигареты и с чувством выполненного долга закурила.
   Мысли текли меланхоличным потоком в моей голове, обгоняя друг друга и приземляясь где-то в глубинах моего сознания. Спокойствие, только спокойствие. Мой разум уже был немного растоплен небольшим количеством алкоголя, и я, как ни странно, могла трезво смотреть на вещи.
   Заказав себе ещё стаканчик всё того же "Мартини", я принялась рассматривать посетителей. Взгляд мой упал на ту самую парочку, которая вошла ровно через пять минут после меня. Они сидели, тесно прижавшись друг к другу, и видно было, что либо их роман находится на букетно-конфетной стадии, либо это у них уже всерьёз и надолго. "Вы бы ещё на один стул сели, голубки", - подумала я. Юноша был невероятно хорош собой - смуглый кареглазый брюнет с фигурой Аполлона, при этом ничуть не смазлив, но и элементов "мачо" в нём не было. Одним словом, "золотая середина". На вид ему было лет двадцать пять, и был он явно состоятелен и самодостаточен. Девушка же была ему совершенно не под стать - крашеная блондинка с "химическими" кудряшками, с неумело накрашенным дешёвой косметикой смазливым личиком, к тому же безвкусно одета. Даже мой апельсиновый шарф в сравнение не шёл. Она была очень молода - лет пятнадцать, не больше, и беспрестанно хихикала. Молодёжь пила шампанское, отчего девочка, видимо, и хихикала - что там говорить, молодой организм, пьянеет быстро. Я же пьянела медленно, хотя тоже была не стара, однако четвёртый бокал "Мартини" результатов не принёс, и тогда я заказала себе ликёр "Бейлис". Уж он-то должен дать нужный эффект.
  
   Видимо, я слишком откровенно уставилась на парочку, потому что они как-то странно на меня посмотрели, зашушукались и поспешили покинуть кафе. "Что ж, - подумала я, - совет вам да любовь!" - и стала медленно потягивать ликёр.
  
   На третьей рюмке ликёра ко мне подсел молодой человек. Он, видимо, спросил, можно ли ко мне присоединиться, но я, к сожалению, не расслышала его вопроса, поэтому он не стал церемониться и плюхнулся на стул напротив меня.
   - Не желаете ли выпить, юная леди? Я угощаю.
   Я улыбнулась ему подмазанной алкоголем ухмылкой.
   - Не откажу себе в удовольствии. Как насчёт парочки коктейлей? - я знала, что такие вещи нельзя смешивать, но мне необходима была разрядка. Он заказал мне "Маргариту", а себе... а, впрочем, я не помню...
   - Как вас зовут, юная леди?
   - Бэла. Но меня назвали не в честь героини "Героя нашего времени", не волнуйтесь. Просто я родом с Кавказа, хотя мои родители русские.
   - Замечательно! А меня зовут Антон. Очень приятно, - он расплылся в улыбке. Я слегка тряхнула головой, чтобы у меня была возможность лучше его рассмотреть - "Мартини", ликёр и "Маргарита" совсем затмили мне глаза. "Так-с... Хорош, нечего сказать, - думала я, изучая моего нового знакомого, - нечего сказать... Высокий, худощавый. Кожа бледная... я даже вижу тоненькие красные ниточки сосудов на его фарфоровой коже... коротко стриженый шатен... даже "пепельный шатен"... щетину он, видимо, подстригает, но не сбривает... наверное, чтобы сосуды и капилляры не были слишком заметны. Глаза... голубые, нет... зелёные. Точно - зелёные! Тонкие, аристократические черты лица, красивые руки, длинные пальцы... наверное, музыкант..."
   Он вывел меня из состояния лёгкого транса.
   - Что вы делаете здесь одна, Бэла?
   Что я ему ответила, я уже не помню...
  
   22 апреля, 1999 г.
   Как добралась до дома, я тоже помню смутно...
  
   Я проснулась около одиннадцати утра, одетая, на диване в гостиной, заботливо укрытая пледом. На кресле рядом аккуратно висели моя куртка и апельсиновый шарф. Я встала с трудом и отправилась на кухню. Ужасно хотелось пить - такое впечатление, что во рту у меня была Сахара. Вам знакомо это чувство? Голова кружилась, но не болела. Я налила себе холодного сока и устроилась на ковре под кухонным столом.
   "Так... что я делала вчера?" - спросила я себя, почесав затылок. Помню, что ужасно разозлилась на шефа, который меня уволил из-за того, что я отказалась с ним переспать ради повышения должности. Потом пошла домой, но не дошла, завернула в кафе. Это было где-то в семь вечера. Познакомилась там с кем-то... и всё... полный провал в памяти...
  
   Я встала с пола, потянулась, словно кошка, греющаяся на солнышке, и отправилась обратно в гостиную, попутно почитав записку от мамы: "После работы поеду с Галей и Надей на дачу. Буду в воскресенье". Вот зараза, развлекается! А я тут сиди и вспоминай, чем занималась днём ранее!
  
   Я взяла свою куртку и стала рыться в карманах. Ключи на месте, кошелёк на месте, деньги в нём тоже целы, проездной... только вот ещё какая-то бумажка... Я взяла маленький белый листочек, сложенный вчетверо, развернула его. На ней красивым почерком очень аккуратно было выведено: "Жду звонка. Антон" и написан номер телефона - очень отчётливо, так, чтобы я не ошиблась ни в одной цифре, набирая его. "Ну что ж, - подумала я, - раз телефон есть, значит, по нему надо звонить". Я взяла трубку, набрала семь цифр...
   - Алло, - послышался тёплый, но немного заспанный баритон.
   - Антон?
   - Да, это я.
   - Антон, это Бэла. Ты меня помнишь?
   - Конечно! - видимо, он обрадовался.
   - Антон... а... я хочу задать тебе вопрос... только не знаю, как начать...
   - Начни как-нибудь.
   - Мне самой смешно... Антон, что мы с тобой делали вчера вечером, и как я добралась до дома?
   Антон рассмеялся.
   - Мы с тобой вчера перебрали немного, вернее, это ты напилась, а я тебя потом отвёл домой, открыл дверь твоим ключом и уложил спать.
   - И всё?
   - И всё.
   - Боже мой, я так испугалась...
   - Может быть мы...
   - Нет, Антошка, думаю, что встретиться я сегодня буду не в состоянии.
   - Жаль... Тогда, может быть, я приеду к тебе?
   - Не надо. Знаешь что, давай встретимся завтра у "гостинки", там, где автобусная остановка?
   - Давай!
   - В пять устроит?
   - Вполне.
   - Тогда до завтра?
   - До завтра.
   Я положила трубку с чувством выполненного долга.
   Если честно, мне уже совершенно не хотелось идти на эту встречу. Как обычно, мой разум посещает меня слишком поздно, и этого времени мне как раз хватает на то, чтобы совершить какую-нибудь глупость. Зачем мне эта проблема на голову? Мне бы работу найти...
  
   Я взяла свой апельсиновый шарф и прижала его к лицу. Он пах экзотическими цветами и травами, а ещё морем. Эти духи подарил мне мой брат на позапрошлый день рождения... А потом он уехал. Сказал, что на заработки, а сам пропал. Кажется, я даже плакала...
   А полгода назад он прислал мне письмо - мятый конверт без обратного адреса, только с именем и фамилией: "А. Рабиев", и всё. А в самом письме было несколько строк:
  
   "Дорогая Белочка!
   Я в порядке. Подтянулся, разбогател. Очень скучаю. Милая Белочка, как только у тебя будет что-то не в порядке, я узнаю и обязательно тебя найду.
   Целую,
   А.Р."
   Я тогда ещё разозлилась жутко, подумала "Да как он вообще может так легкомысленно ко мне относиться! Его, значит, где-то носит уже целый год, будто пропал без вести, как в воду канул! И всего несколько строк в мятом конвертике непонятно откуда!", обиделась на него. Но постепенно обида прошла, остался только неприятный тревожный осадок, как будто выпила кислую микстуру от кашля, хотя болела воспалением лёгких. И сейчас я сидела на ковре в гостиной, прижимая к лицу свой шарф, и мне было так гадко на душе, так гадко... Я чувствовала, что что-то должно случиться. Ведь я была не в порядке. А ведь он так и написал: "...как только у тебя будет что-то не в порядке...".
  
   Веки мои тяжелели, в глазах забегали "мушки", голову будто обхватило железным обручем и стянуло. А от обруча тянулась толстая цепь, которая потянула мою голову вниз. Веки мои опустились, и я уснула.
  
   23 апреля, 1999 г.
   Я вскочила с пола в холодном поту. Взглянула на часы - было 15.30. Первая мысль, которая пришла мне в голову: "Мама дорогая! Это ж надо столько спать!"
  
   Совершив непродолжительную экскурсию в туалет и ванную, я встала возле шкафа в глубоком раздумье, почёсывая подбородок с извечным вопросом "что надеть?" в голове. Надо сказать, думала я не так уж и долго - обычно на это уходило гораздо больше времени. Вместо того чтобы разряжаться в пух и прах, я напялила старые тёртые-перетёртые джинсы и чёрную водолазку, обернула вокруг шеи свой апельсиновый шарф, и в таком виде отправилась на встречу с Антоном.
  
   До "Гостиного двора" мне надо было ехать три остановки на автобусе, а потом ещё семь на метро. Это время я потратила частично на раздумья, частично на "наведение марафета" (как будто не могла этого дома сделать!). Выйдя из метро и пройдя насколько шагов пешком (шла я очень медленно, чтобы оттянуть "момент истины", и создавалось такое впечатление, что меня что-то тянуло назад), я на минуту остановилась метрах в пяти от места встречи, собираясь с духом. Антон стоял ко мне спиной и то и дело смотрел на часы. Если честно, эта антонова спина уже вызывала во мне неприязнь, но назад дороги не было. Я вдохнула, выдохнула, потом подошла сзади и замогильным голосом пропела ему в ухо: "Здравствуй, Антошка!".
  
   Антон вздрогнул.
   - Привет, Белочка! - от "Белочки" меня передёрнуло. Он, видимо, это заметил, потому что вовремя спохватился. - Ой, прости, ничего, если я буду так называть тебя периодически?
   - Ничего, - у меня во рту пересохло, настроение упало окончательно. - Всё замечательно. Как дела? Да, и прости меня за то, что я напилась тогда.
  
   Вот так всё и началось... Нет, не мой роман с Антоном, а моя история. То, что я рассказала до этого, было предысторией. Просто мне нужно было об этом рассказать. Наверное, это важно. Скорее всего, это важно. Но я сейчас не об этом.
  
   Антон тогда мне не показался таким уж небесным созданием, каким я увидела его в день нашего знакомства; по всей видимости, количество выпитого затмило мне глаза, растопило мой мозг, развязало язык и подмазало улыбку, поскольку Антон был полностью уверен, что я от него без ума. Хотя он даже цветов не принёс. Он показался мне странным, по меньшей мере. Он то говорил без остановки, хорошо и, самое главное, к месту шутил, то замолкал и становился похожим на тень. Он постоянно озирался по сторонам, смотрел на часы, вертел в руках свой мобильный. Создавалось такое впечатление, что он не просто куда-то спешит, а просто старается от меня избавиться. А я, как могла, пыталась разрядить обстановку.
  
   Антон купил мне баночку газировки, мы шли по проспекту, и я решила просто болтать о чём-нибудь отвлечённом.
   - Представляешь, меня в тот день уволили!
   - Как?
   - Вот так. Я отказалась спать с шефом, даже за деньги и подарки, он устроил скандал мирового масштаба, назвал меня дешёвой шлюхой и выгнал на все четыре стороны, представляешь? Кошмар какой...
   - А кем ты работала?
   - Вообще у меня актёрско-хореографическое образование. Я работала хореографом в танцевальной студии.
   - Танцуешь, значит?
   - Вроде того, а что? Тебя это каким-то образом волнует? - съязвила я.
   Антон замялся, посмотрел на часы.
   - Я бы мог предложить тебе работу.
   - Да?
   - Не пойми предвзято...
   - Так, - протянула я в ожидании грома среди ясного неба.
   - А в каком стиле ты танцуешь?
   - В разных.
   - Например?
   - Восточные, латиноамериканские танцы, джаз-танцы, которые используются в мюзиклах.
   - Отлично! - Антон набрал какой-то номер телефона, отошёл в сторону, о чём-то поговорил и вернулся. Я стояла посреди тротуара в шоке.
   - Антон, в чём дело?!
   - У меня есть для тебя предложение. Одна моя знакомая владеет элитным клубом, и сейчас они набирают танцевальную труппу, чтобы несколько раз в неделю представлять тематические программы.
   - Ты что, предлагаешь мне быть танцовщицей? Стриптизёршей?!
   - Нет, ты не так меня поняла, Белка! Им нужны именно танцевальные, хореографические номера. Стриптиза им и так хватает.
   - А зарплата?
   - Первое время 300 долларов в неделю. Возможна перспектива карьерного роста, - Антон улыбнулся змеиной улыбкой. Я мысленно прикинула, сколько получится в месяц и в год, и посчитала, что при таком раскладе я смогу съездить летом в круиз по Европе, а зимой - по Скандинавии и поменять квартиру.
   - Я попробую.
   - Замечательно! Умница, Белка. Завтра вечером тебе позвонит Фарида и скажет, когда тебе нужно приехать в клуб на просмотр.
  
   На том мы, собственно, и расстались. Антон как-то странно со мной попрощался - пожал руку, а потом погладил по голове с неприятным выражением лица. Я поспешила отвернуться от него, поэтому пошла в противоположную сторону, хотя это было не совсем в направлении моего дома.
  

* * *

   - Алё! Алё, Витёк? Это я, я! Рыбка клюнула, братишка! Да. Завтра всё решится. Тимофеев со своей делегацией явится через две недели, как раз наша рыбка успеет обжиться в новом аквариуме. Слушай, Витёк, не одолжишь баксов двести до следующих выходных? Очень надо. Ага, спасибо! Ты мой личный Иисус Христос! Ну, всё, до связи.
  

* * *

  
   Вечером мне позвонила Аля. Аля - это моя бывшая однокурсница, бредившая танцами. Но так случилось, что по окончании института Алька не выдержала и вышла замуж за начинающего тогда, а теперь преуспевающего программиста Семёна Будько, и посвятила всецело себя мужу и дому. Теперь она ведёт богемную жизнь, тратит мужнины деньги, и лишь изредка даёт частные уроки танцев - так, для собственного удовольствия. Также Альбина Будько известна как начинающая писательница - "шлёпает" приторно-слезливые любовные романы для разочаровавшихся в жизни дурочек, которым уже не во что верить, кроме книжных сказочных сюжетов. А ещё Аля - просто очень хороший человек.
  
   - Бэла! Белочка моя! Как жизнь? - завизжала в трубку взбесившаяся от радости Аля.
   - Что ж ты так кричишь, Алька! - я расхохоталась. - Нормально у меня всё, как всегда.
   - Нормально, - Аля обиделась. - А должно быть хорошо.
   - Как будто у тебя всё радужно...
   Далее последовал длительный Алин монолог, из которого я узнала, что:
   а) Аля продала уже три свои книги;
   б) Сеня уехал в командировку в Катманду;
   в) Сеня за три года заработал столько, что они скоро могут купить трёхэтажный коттедж в Сестрорецке (интересно, кого же они там поселят?);
   г) Сеня ждёт ребёнка.
   - Тьфу ты! - вовремя поправилась Аля. - Это я жду ребёнка! А Сенька вместе со мной, за компанию. Ну, он же тоже принимал в этом участие! - Аля заразительно засмеялась, а у меня покраснели уши. Нет, я не была ханжой, просто мне давно уже хотелось родить ребёночка, воспитывать его, только не было подходящей кандидатуры. Все мужики рассуждали так: раз ребёнка от меня собралась рожать, значит выходи замуж. А я не хотела замуж ни за одного из "претендентов".
   - Давно ждёте? - лениво спросила я. - И кого ждёте?
   Алька крепко задумалась минут на десять.
   - Четыре месяца уже. Мальчика ждём.
   Я подскочила в кресле.
   - Четыре?! И ты только сейчас мне об этом сообщаешь?! Вот зараза!
   - Я книгу писала. Ну, ты же меня понимаешь, подруга?
   - Да ну тебя...
   Я ей, конечно же, всё рассказала. Мы, девочки, любим "чесать языками". И про шефа, и про то, как я напилась до беспамятства, и про Антона. Аля послушно выслушала мою тираду, потом изрекла:
   - Ты не находишь эти обстоятельства странными?
   - Ещё бы, - недовольно хмыкнула я. - Но надо попробовать, я чувствую. Тем более меня подстёгивает любопытство и желание заработать. Понимаешь, мне просто нужно чем-то заниматься, а я не умею ничего, только танцевать и играть на сцене. Даже ты нашла себе занятие. А я не могу жить на мамину зарплату.
   - Почему?
   - Глупая ты! Мне совесть не позволяет. Я уже взрослая женщина, и я должна сама себя обеспечивать. Между прочим, я уже в пятнадцать лет сама себе на жизнь зарабатывала!
   - Да?! Как это?
   - Когда умер мой папа, я пошла работать за прилавком. Тогда ещё, помнишь, только-только стали открываться магазины и ларьки с косметикой и бытовой химией? Вот так и работала.
   - А брат?
   - Ты что? - я возмутилась, и внезапно мне стало грустно. - Он тогда уже на втором курсе учился, понимаешь?
   - Ну, да.
  
   Я уже не могла ни о чём думать - вспоминала брата. Он был необыкновенным. Он был похож на маму - такой же беленький, с зелёно-голубыми глазами, высокий. Нас даже принимали за парочку, когда мы шли вместе по улице, потому что мы были лишь отдалённо похожи друг на друга. Я пошла в отца - невысокая, черноволосая, зеленоглазая, с оливковой кожей. Единственное, что было в нас схоже - это изящные, аристократические черты лица, тонкие пальцы рук и взгляд - грустный, потерянный. Бывают такие люди, у которых постоянно грустный взгляд, как бы счастливы они не были. Просто анатомия такая.
  
   Он выбрал профессию историка - пошёл на истфак, а я пошла по отцовским стопам - он всю жизнь проработал в театре, даже умер на сцене от сердечного приступа. А Алик бредил историей, особенно зарубежной, постоянно писал какие-то работы, научные труды, всё время сидел с книжками. На улицу его было вытащить крайне сложно, он практически нигде не появлялся, а всё сидел дома с книгами. Он не был "книжным червём", нет. Просто он выбрал путь интеллектуала, а я выбрала творческий путь, предполагающий всяческие выходы "в свет", различные поездки, конкурсы. Поэтому так получилось, что мы с Аликом виделись в лучшем случае пару раз в неделю, а разговаривали по душам и того меньше. Даже праздники редко встречали вместе, хотя очень любили. А полтора года назад он уехал, по его словам, "на заработки" в Восточную Европу. Куда конкретно - он не сказал. Теперь я знаю только, что ему двадцать шесть лет и у него всё хорошо.
  
   Заснула я в первом часу ночи, в слезах.
  
   24 апреля, 1999г.
   В восемь утра раздался телефонный звонок. Я не сразу проснулась, поэтому человеку на том конце провода пришлось, наверное, изрядно понервничать.
   - Алло? - я была ужасно сонной, и голос у меня был глухой и безжизненный.
   - Бэла? Это Бэла Рабиева? - спросило меня бархатное контральто, в котором я тут же предпочла утонуть.
   - Да, это я.
   - Здравствуйте, это Фарида. От Антона, я по поводу работы, - контральто стало сухим и деловым, отчего я сразу же проснулась.
   - Я слушаю Вас, Фарида... Простите, не знаю Вашего отчества.
   - Фарида Равильевна, - она добродушно рассмеялась. Вот странная женщина - не может поддерживать одну интонацию при разговоре.
   - Отлично. Так, что Вы решили со мной делать?
   - Приезжайте, пожалуйста, к станции метро "Ладожская", я вас там встречу, и мы прогуляемся до моего клуба, где на вас посмотрят наши хореографы, ну и я, разумеется, - она снова мягко рассмеялась. - В три часа вас устроит?
   - Вполне. Значит, к "Ладожской"? А как я Вас узнаю?
   - Узнаете, дорогая, - меня передёрнуло. Я терпеть не могу, когда ко мне так обращаются, тем более это напомнило мне моего бывшего шефа. - Думаю, я буду единственной дамой в красном и с тёмным лаком на ногтях!
   Я, сказав "Хорошо", повесила трубку и тут же уснула, едва положив голову на подушку.
  
   На "Ладожскую" я опоздала на 15 минут. Но, правда, Фариду узнала сразу и, честно говоря, не узнать её было трудно: она была высокой, статной женщиной лет тридцати-тридцати пяти, с приятным лицом, смуглой кожей и "влажными" карими глазами. На ней был красный в белую полоску брючный костюм, чёрная велюровая кофточка, а на голове - красная шляпка "а-ля 30-е", перевязанная атласной лентой цвета фуксии. Маникюр её был чёрного цвета, видимо, под цвет её чёрных волос. Меня это даже немного "укололо", так как я считала, что натуральный чёрный цвет (как у меня) - редкость. Рядом с этой элегантной и наверняка состоятельной женщиной я, вероятно, смотрелась слишком просто, однако она не подала вида.
  
   Фарида взяла меня под руку и повела куда-то вглубь проспекта, без умолку болтая и расспрашивая обо мне.
   - Значит, вы по образованию артист мюзикла? Интересно, - сказала она, закуривая. - А вы случайно не дочь того самого...
   - Да, я дочь Рабиева, - я устала слышать постоянно этот вопрос от театралов и просто людей, знающих наших актёров. - Решила пойти по папиным стопам.
   - Как интересно. А живёте вы...
   - С мамой, - я на секунду задумалась. - И с братом.
   Я заметила, как она ухмыльнулась, и мне это не понравилось. Крайне не понравилось.
  
   Мы подошли к красиво отреставрированному зданию. Оно было нежно-голубого цвета, под окнами были видны неоновые подсветки.
   - Вот мы и пришли. Это мой клуб. Вообще-то это не совсем клуб, в вашем понимании, на первом этаже у нас бар-ресторан и бильярдная, на втором - зал со сценой, оборудованный по последнему слову техники, а на третьем - нечто вроде казино. В общем, заведение дорогое, элитное, доступно не всем, поэтому и зарплата ваша соответствующая, - она улыбнулась.
   Мы вошли со служебного входа, прошли по коридору и оказались возле большой двери из красного дерева.
   - Подожди секундочку, - мне не понравилось, что она так быстро перешла на "ты", но виду я не подала. Фарида зашла в комнату, пробыла там пару минут, потом приоткрыла дверь, жестом приглашая меня войти. Я вошла и оказалась в большом светлом помещении с двумя окнами. Оглянулась. Стены были окрашены в нежно-сиреневый цвет, на окнах висели строгие белые жалюзи, напротив стоял стол, несколько стульев, у стены стояла тумба с музыкальным центром. За столом сидели трое - две женщины и мужчина. Фарида стояла рядом.
   - Познакомься, Бэла, - сказала она. - Это Мария и Анатолий - наши хореографы. А это, - она показала на другую женщину, самую молодую из них. - Оленька, наш организатор мероприятий, менеджер и ангел-хранитель.
   Я кивнула.
   - Как вас зовут? - спросила меня Мария, женщина средних лет, одетая в строгий костюм цвета красного вина. У них красный и его оттенки что, фетиш?
   - Рабиева Бэла Максимовна, - ответила я. Они переглянулись.
   - Хорошо, что вы пришли в юбке, Бэла, - сказал Анатолий. - Снимите, пожалуйста, курточку и джемпер, не пугайтесь, это для того, чтобы посмотреть, как вы двигаетесь.
   Я послушно выполнила его указания, сложив одежду на стул.
   - И обувь тоже снимите, будете танцевать босиком.
   "Не вопрос!" - подумала я, ухмыльнувшись про себя. Оля, девушка лет двадцати пяти, поставила диск.
   - Сейчас мы попросим вас станцевать джаз, потом латиноамериканский танец, потом восточный, и в конце - произвольные движения под музыку, - сказала Ольга.
   Она нажала "play", и я забыла обо всём. Я слилась с ритмом, с музыкой, подчиняя своё тело ей. Я не видела никого, кроме образов, возникающих перед моими глазами, не слышала ничего, кроме звуков музыки. Я не хотела показать себя, я двигалась естественно, так, как привыкла, как меня учили. Я поняла, что такое свобода творчества, ведь до этого мне приходилось учить несформировавшихся 12-13 летних девочек и мальчиков с амбициями, а теперь я танцевала в своё удовольствие.
  
   Когда музыка закончилась, и мне снова пришлось вернуться в реальность, все - даже Фарида - были в состоянии лёгкого шока. Они зааплодировали мне, но мне это было не очень-то и нужно, я и так была счастлива.
   - Вы приняты, Бэла Максимовна, - полушёпотом сказал Анатолий. Я мигом оделась и выскочила из комнаты, я просто не знала, куда себя деть. За мной выбежала Фарида.
   - Постой, Бэла! Это ты от радости, понимаю. Вот что, сейчас мы пойдём к секретарю, и ты подпишешь договор. Танцевать будешь три раза в неделю, зарплата, как и обещал Антон, 300 в неделю. Костюмы мы выдаём, но если придёшь со своим - будет отлично. Пару раз в месяц будешь готовить с Машей сольные номера. Следи за собой, не полней, не расслабляйся.
   Она ещё что-то говорила, но я уже её не слышала. Вот она - свобода творчества...
  

* * *

   - Ну, как?
   - Ты знаешь, она талантливая.
   - Я не об этом. Взяли?
   - Конечно! Я ж тебе говорю - талант!
   - Какая же ты глупая! Тебе сейчас не о таланте думать надо, а о деньгах!
   - Я знаю.
   - Пойдём завтра вечером в ресторан?
   - В какой?
   - В итальянский.
   - А она?
   - Она пока что в эйфории находится, я ей потом позвоню.
   - Тимофеев когда приезжает?
   - Скоро, через неделю. Так мы идём ужинать в ресторан или нет?
   - Пойдём...
  

* * *

  
   27 апреля, 1999 г.
   Начала работать. Мама в восторге. Антон звонил, сказал, что на выходные поедем в Норвегию. Просто так. Какая галантность!
  
   2 мая, 1999 г.
   Мне дали два выходных по случаю праздника Весны и Труда. Пока всё идёт прекрасно. По крайней мере, я уже могла вздохнуть свободно, а не держать всё на учёте от нищеты, как это было при моей работе в студии хореографии. Плюс щедрые чаевые и премиальные, которые мне обещала Фарида. Она уже попросила Марию подготовить меня к сольной программе для 12 числа. Говорят, нас должна посетить какая-то шишка из Москвы, какой-то Тимофеев, я точно не помню, поэтому они хотят выпустить меня на сцену с восточным танцем. Желательно со сложными элементами вроде сабли или подсвечника на голове.
  
   Придя домой вечером после репетиции, я обнаружила возле своей парадной Антона. Он стоял под козырьком, покуривая "самокрутку" (трава?) и, увидев меня, очень обрадовался.
   - Белка! Привет! - он бросился ко мне и обнял. От него пахло чем-то кисло-сладким (точно трава), выглядел он чрезвычайно довольным.
   - Здравствуй, Антошка, - я потрепала его по голове. - Давно ждёшь?
   - Минут десять.
   - Пойдём, чаю попьём.
   И мы пошли ко мне. Я относилась к Антону, как к брату, да и он, кажется, не питал ко мне каких-то особенных чувств. Просто он помог мне, вот теперь и дружим.
   - Мама! Иди, познакомься с Антошкой!
   Мама вышла из кухни.
   - Здравствуйте, Антон, - сказала она, улыбнувшись. Я горжусь своей гостеприимной мамочкой.
   - Мамуль, сделай нам чаю с мятой или с мелиссой. Антош, ты печенье любишь?
   - Ага, - отозвался Антон.
   - Иди в комнату. По коридору прямо, потом налево, - сказала я по дороге в ванную.
  
   Мы сидели в моей комнате, пили чай, курили, слушали англичанку PJ Harvey, болтали.
   - Нравится работа? - спросил Антон, затягиваясь моим "Парламентом".
   - Да. Полная свобода творчества, не то, что учить малолетних оболтусов.
   Антон расхохотался.
   - А что там у тебя за сольная программа?
   - Да вот, приезжает какой-то Тимофеев, то ли бизнесмен, то ли ещё кто, и надо нашему клубу перед ним выпендриться.
   - Знаю я этого Тимофеева...
   - Откуда?
   - Неважно. Знаю, и всё.
   - И кто он?
   - Владелец нескольких клубов, мюзик-холла и театра экспериментальной пьесы в Москве. Большой человек, знаешь ли, - Антон улыбнулся собственным мыслям.
   - Деньгами, наверное, большими крутит, - вздохнула я.
   - Ещё какими!
   - А у нас-то он что делает?
   - Хочет сотрудничать с клубом Фариды и сотворить такой же в Москве.
   - Надо же! А ты с ним хорошо знаком?
   - Не очень. С ним больше Фарида общается и её приближённые, а я так - посредник.
  
   4 мая, 1999 г.
   На репетиции я поругалась с одной из девочек из моей подтанцовки, Дашей. Даже не знаю, что на меня нашло, просто она меня взбесила.
   - Бэла, Даша! - крикнула Мария, наш хореограф. - Замолчите, наконец!
   - Белка достала! - капризно надула губки Даша - милая блондинка с округлыми формами и ярко выраженной славянской внешностью.
   - Баранова, что у тебя за претензии к Рабиевой? - спросила Оля, всё это время тихо наблюдавшая за нашей перепалкой.
   - А что? Что она, лучше всех танцует? Поставьте меня на её место, и посмотрите!
   - Да куда ты лезешь, Дашка, со своей рязанской мордой?! - уже совсем вышла из себя Мария. - Бэла подходит по внешности и пластике!
   - Ну и что? - не унималась Баранова.
   - Так, Дарья, выйди вон, пожалуйста, - Маша не хотела тратить время. Дашка стояла и смотрела на неё исподлобья.
   - Ладно тебе, Маша. Извини меня, - протянула она.
   Мария махнула рукой, и мы продолжили репетировать.
  
   - Она что, правда, так ей и сказала? - Антон сложился пополам на моём ковре от хохота.
   - Да! Так и сказала, что у неё рязанская морда!
   - Знаешь, так ей и надо, этой Барановой, - сказал Антон, закуривая сигаретку с "травкой". - Почему?
   - Дура она, вот и всё. Молоденькая провинциалка с амбициями. Я тебе честно признаюсь, я ей помог точно так же, как и тебе, но только из-за того, что мы с ней в одной школе учились. Пришлось встречаться с ней, цветы дарить, зажимать по парадным, - Антон рассмеялся. - А она даже "спасибо" не сказала, сразу прыгнула в постель к Анатолию.
   Я чуть не подавилась тортом.
   - Да ты что?! Дашка с Анатолием?
   - Да. Только теперь между ними нет ничего, когда он её из разряда стриптизёрши перевёл в разряд приличной танцовщицы.
   - Ну, Дарья! Теперь понятно, почему она так себя вела. Вот зараза!
   - Будешь? - Антон протянул мне сигарету. Я отшатнулась.
   - Нет. Я траву не курю, - я поспешила заткнуть себе рот куском торта.
   - Да ладно тебе! Это не смертельно, - Антон внимательно смотрел мне в глаза, будто гипнотизируя.
   - Нет.
   - Ну, ладно, - Антон затянулся. - Как захочешь - только попроси, всё сделаю.
   - Нет уж, спасибо.
  

* * *

   - Она отказывается, понимаешь?
   - Ты что, убедить её не можешь?!
   - Она не дура!
   - Нет, дура, раз согласилась...
   - Хорошо, я ещё попробую пару раз. Но на иглу сажать её не буду, боязно мне.
   - Да ну тебя...
  

* * *

   Я сидела на лавочке в Летнем и думала. Я заметила, что, когда я выпью немного, меня так и тянет на раздумья. "Надо бросить пить. Вообще. Всё равно придётся, когда рожать соберусь, так лучше сразу подготовиться..." - думала я. Мимо меня бегали детишки, за ними бегали их мамаши, а папаши сидели и пили пиво, или ещё чего покрепче.
  
   Я пришла домой в двенадцатом часу ночи. Мама выглянула из своей комнаты.
   - Ты поздно сегодня...
   - Да. Я гуляла, - я шмыгнула носом.
   - Ты плакала?
   - Нет. Нет, что ты!
   - Там, в холодильнике, салат. Я сделала для тебя. Ты же диету соблюдаешь?
   - Плевать. Мам, не надо так обо мне заботиться, мне не пять лет.
   - Ты мне грубишь?
   - Ни минуты. Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое, мам, - с этими словами я ушла к себе, громко хлопнув дверью. Я знаю, я обидела её... Но и она меня обидела, когда не уберегла Алика и папу.
   Я лежала на своём протёртом диване, на боку, поджав под себя колени, и дрожала от бешенства. Она не уберегла папу и Алика! Папу потому, что не любила, Алика потому, что он ей мешал - всё время был дома и мешал приводить ей домой мужиков.
   Обыкновенная семья, средний класс. Мама, папа, сын, дочь. Мама - заведующая кафедрой французского языка в университете, папа актёр, сын - студент истфака, дочь тоже будущая артистка... Что ей мешало?
  
   Горячие слёзы текли по моим щекам, и я с ужасом осознала, что мне не хватает той сигареты, которую заботливо пытался впихнуть мне Антон...
  
   7 мая, 1999 г.
   15:20 Мы с Антоном сидели спинами к стенам друг напротив друга, слушали "Сплин" и курили. Молча.
   16:00 Антон предложил выйти на улицу. Я долго думала, что бы мне надеть.
   16:30 Мы вышли из парадной, весело смеясь. О чём-то болтали, не помню. Вдруг я увидела, что на улице светит солнце. Оно раскинуло свои лучи по земле и лизало мне щёки, шею, плечи. Небо было таким голубым, таким, что резало глаза от его яркости. И всё зелёное, сочное, яркое. Весна была в самом разгаре, а я уже два дня не выходила из квартиры, всё сидела с Антоном, пила чай с мятой, слушала музыку и курила траву. Думала о папе, об Алике, о маме, о танцах, о том самом Тимофееве. Думала не всегда хорошее, мне мерещились какие-то лица, я придумывала несуществующие факты, накручивала себя. Рассказывала всё Антону, а он ещё больше усугублял. Хорошо, что мамы не было дома - она уехала в командировку, а то бы я в таком состоянии её, не ровен час, убила бы. И хорошо, что хватило ума не выносить вещи из дома - я ещё не дошла до той стадии, когда обворовываешь саму себя.
   Меня трясло. Я вдохнула свежий воздух, и у меня закружилась голова, к горлу подступил комок, и меня вывернуло наизнанку прямо рядом с парадной. Я с трудом поднялась с асфальта.
   - Антошка, иди домой.
   - Что? Может, тебе помочь?
   - Нет, иди домой! Я сказала, иди домой! Я справлюсь.
   - Но...
   - Иди!!! - заорала я. Антон испугался, и потрусил в направлении автобусной остановки.
   16:45 Я поднялась домой, с трудом вставила ключ в замок, вошла в квартиру. Огляделась по сторонам, вошла к себе в комнату, и ужаснулась: в комнате стоял сигаретный дым, окно было наглухо закрыто, вещи разбросаны, на полу стояла немытая посуда и пепельница, набитая окурками. Я разозлилась. Открыла окна во всей квартире, выволокла к мусоропроводу прожжённый ковёр из своей комнаты, перемыла посуду, убрала постель, вымыла пол. Себя тоже привела в порядок.
   "Никогда, никогда я больше не буду этого делать! Клянусь, никогда!" - думала я.
   Зазвонил телефон.
   - Я слушаю, - я сама испугалась своего голоса - он был сырым, жёстким.
   - Алё, Бэла? Это ты? - спросил меня мягкий девичий голос.
   - А, Валечка, это ты...
   - Что-то случилось?
   - Совсем нет. Не пугайся моего голоса, я сама пугаюсь. Просто мне не по себе.
   - Маша с Анатолием в бешенстве. Сегодня репетиция должна была быть в три, а ты не пришла. Её перенесли на завтра из-за тебя.
   - Простите...
   - Ничего, я их успокоила. Давай встретимся в кофейне, в нашей любимой? Поболтаем?
   - Ага...
   Через полчаса я уже сидела в кофейне, пила шоколадный капуччино и любовалась Валечкой. Тоненькая, как тростиночка, с фарфоровой кожей, русыми кудряшками (натуральными!), курносым носиком и большими голубыми глазами. "Куколка! Право слово, куколка!" - говорил про неё Анатолий, когда она танцевала. Я же называла её "маленьким божеством".
   - Почему не ангелом? - спросила меня как-то Мария.
   - Потому что ангелы так не танцуют. Так танцуют только богини. Но она такая маленькая..., - отвечала я.
   И сейчас я сидела и любовалась Валечкиной хрупкостью. Она работала танцовщицей в клубе, чтобы содержать себя и младшую сестрёнку. Они остались сиротами, когда Вале было 12, а Ане - её сестре - всего 2 годика. Родственники отказались от них. Не сложись так обстоятельства, Валечка бы сейчас блистала в "Лебедином озере".
   - Ну что случилось, расскажи, - просила она. Только я Валечке ничего не рассказывала. Она была хрупкой маленькой красавицей, так зачем же портить её чужими проблемами? У неё и своих хватает. Пусть лучше остаётся маленьким божеством, радующим глаз, умиротворяющим одним своим видом, заставляющим таять от одного её прикосновения.
   Мы попили кофе, и возле кофейни я чмокнула её в губы на прощание. Она улыбнулась и обняла меня совсем не по-дружески. "Что за фамильярности! Я совсем не то имела в виду", - подумала я. Я ничего не сказала, улыбнулась, послала ей воздушный поцелуй и ушла домой.
  
   11мая, 1999 г.
   Сегодня была последняя репетиция. Маша посоветовала нам всем хорошенько выспаться и привести себя в порядок перед сложным выступлением. Особенно это касалось меня.
   - Бэла, ты сама понимаешь, что тебя ожидает, - вкрадчивым голосом говорила мне Фарида.
   - Понимаю, Фарочка, - съязвила я, но, видимо, она не заметила моего сарказма, либо уже привыкла.
   - Отдохни сегодня, - она погладила меня по голове, отчего мне стало холодно. - Прими ванну, выспись. Желательно перед таким выступлением не курить, не пить алкоголя и кофе, чтобы не перегружать сердце. Займись йогой. В общем, ты сама всё прекрасно знаешь.
  
   Я вернулась домой около девяти вечера. В квартире было холодно и темно - свет не горел нигде, и это показалось мне очень странным. Я зашла в кухню - там, на столе стояла пустая бутылка из-под шампанского, два бокала, коробка конфет и пепельница с окурками. Витал знакомый кисло-сладкий запах, отчего мне тут же стало плохо. Я прошла к себе - у меня было чисто, тихо. Я решила войти к маме, чего никогда раньше не делала - совесть не позволяла, да и нечего было мне там делать.
   Сначала я постучала.
   - Мам?
   Молчание.
   - Мам, ты спишь?
   Тишина. Только какие-то странные звуки доносились из-за двери. Первая мысль, пронёсшаяся у меня в голове: "Маму убили?" Нет, такого просто не могло быть.
   Я открыла дверь и еле удержалась, чтобы не рассмеяться - на маминой постели лежали моя драгоценная мамулечка и Антон. Хорошо, что всё так обернулось, а то я уже не знала, что и думать. Всё-таки я засмеялась, отчего эти двое проснулись. Мама включила торшер и села на кровати, виновато смотря на меня влажными глазами. Антон предпочёл отвести взгляд. Я же хохотала, как безумная.
   - Дочь, я не хотела, поверь, - начала мама. - Он пришёл с шампанским, конфетами... к тебе! - от этих слов Антон подскочил на кровати (видимо, всё-таки не ко мне), а у меня и вовсе началась истерика.
   - Мамочка, не переживай. Хорошо, что всё этим кончилась, а то я думала, что тебя убили.
   - Что?!
   - Просто, когда я вошла в квартиру, было темно и тихо, я и подумала невесть что! Ладно тебе, мамуль, я уже привыкла, что ты водишь домой, кого попало. Просто раньше это было гораздо громче! - я саркастически захихикала, потом развернулась и ушла спать. Антон крикнул мне вдогонку: "Это я-то кто попало?!", но я его уже не слышала.
  
   - Антош, прости, тебе надо уйти.
   - Я понял.
   - Не сердись на неё.
   - Ни минуты.
   - Она хорошая, - она погладила его по спине.
   - Я знаю. Отстань, - он убрал её руку, быстро собрался и ушёл прочь.
  
   Я слышала ночью, как мама плакала. Но я уже не маленькая Белочка, и не побегу её утешать.
  
   Утром, перед тем, как уйти на работу, мама бросила мне:
   - Ты эгоистка, Белка, - она называла меня Белкой только тогда, когда была огорчена.
   - Я Бэла, а не Белка, - пробурчала я себе под нос. Я специально старалась не смотреть на неё, но чувствовала на себе её жгучий взгляд, смотрящий на меня с болью и укоризной. Ничего, справится.
  
   12 мая, 1999 г.
   Я лежала в ванной и болтала по телефону с Алей. Несмотря на её визг и периодическую истерику (видимо, беременность сказывается, неужели и я такая же буду?), разговоры с ней меня успокаивали. Аля вещала:
   - Представляешь, Belle, он уже двигается! Сенька так рад! Звонил из Катманду, просил, чтобы я трубку к животу приложила - послушать, как он дерётся! Такой смешной!
   - Кто?
   - Как кто? Сеня!
   - А...
   В этот день я много гуляла, смотрела на весеннюю природу. Думала об этом Тимофееве - кто он такой? Действительно ли он такой, каким мне его описывали?
   - Он очень любит деньги. Он готов ради них на всё, - говорила мне Фарида.
   - Он не считается с другими, объявил войну всему миру, только чтобы быть "впереди планеты всей". Он готов даже убить, - это были слова Антона.
   Мне он представлялся высоким мужчиной средних лет, обрюзгшим, разведённым или с женой и детьми, очень неприятным типом. Меня даже передёрнуло от этих мыслей, но потом я рассмеялась.
  

* * *

   - Ну что, она готова?
   - Абсолютно.
   - Тимофеев придёт сегодня со своими партнёрами.
   - Кто они?
   - Один какой-то банкир, ещё продюсер и PR-менеджер. Но они чистые, серые мыши, пешки в его игре.
   - Надеюсь, рыбка сделает своё дело.
  

* * *

   Я приехала ровно в шесть вечера. Шоу начиналось в девять. До этого времени мы должны были размяться, ещё раз "прогнать" номер, одеться и накраситься.
  
   Я ужасно нервничала. Ко мне подошла Валя, схватила меня за руку и потащила к кулисе. Отодвинув её, она показала на столик, стоящий вплотную к сцене и сидящих за ним мужчин.
   - Видишь того, кто сидит слева?
   - Вижу.
   - Это и есть Тимофеев.
   - Серьёзно? - я не верила своим ушам.
   - Да, я его видела, когда они только приехали, и их встречали Фарида и Антон.
   - Антон-то здесь при чём?
   - Как это? Он же промоутер.
   - Ах, вот как..., - я не верила своим глазам: за столиком сидел молодой мужчина, вероятно, не намного старше меня, крепкий, подтянутый, темноволосый.
  
   - На выход! - крикнула Маша, потом обратилась ко мне. - Бэла, покажи себя. Ты можешь!
  
   Я не чувствовала ног. Но нужно было идти. Голова моя была покрыта чёрным прозрачным платком, отчего обзор был ещё более призрачным. Я должна была, подойдя к краю сцены, скинуть его с себя и набросить на сидящих за тем самым столиком прямо возле сцены.
  
   Заиграла музыка, и я снова растворилась в пространстве. Моё тело полностью подчинилось ритму, я чувствовала себя куском пластилина или расплавленным металлом, растекающимся и извивающимся. Я улыбалась и смотрела на мужчин за "первым" столиком. Потом я поймала Его взгляд, и уже танцевала только для Него. Мне было так хорошо, как никогда раньше.
   Я сбросила платок и запрыгнула на их стол. Я танцевала для них. Мужчины аплодировали мне, смеялись, перешёптывались о чём-то друг с другом, а я чувствовала, как в меня вливаются силы. И почему-то меня на минуту охватила злоба. Непонятно откуда взявшаяся злоба и ненависть растеклись по моему сознанию, и я уже танцевала не ради удовольствия, а назло. Назло Антону, Фариде, всем, кто стоит за ними, назло этим мужчинам за столиком, смотревшим на меня в костюме одалиски похотливым, осоловевшим взглядом, в котором прыгали чёртики. Назло всем, кроме Него. Я не понимала, почему меня упорно заставляли сделать ему приятное, танцевать для него, не понимала до этого, а теперь мне всё стало ясно. И я не могла не доставить ему визуальное удовольствие.
  
   Мне внезапно стало смешно от собственных мыслей, ушла куда-то злоба (ненадолго, скорее всего), и мне снова стало легко и приятно, я снова танцевала с удовольствием, а не под конвоем. Я расхохоталась.
  
   Видимо, мужик, сидящий по центру, подумал, что мой смех - это часть программы, и принял это как руководство к действию. Он схватил меня за лодыжку, его лопатообразная ладонь поползла вверх по моей беззащитной ноге, потом он привстал и попытался стянуть меня со стола и усадить к себе на колени. Я сначала испугалась и принялась беспомощно озираться по сторонам, наткнулась взглядом на стоящую за кулисами Фариду, которая, видимо, тоже не ожидала подобного рода действий. Я посмотрела на неё вопросительно-умоляющим взглядом, но та лишь пожала плечами. В это время мужик перешёл к более решительным действиям - грубо облапал мою, пардон, пятую точку и потащил меня вниз. Это меня взбесило окончательно. С воплем "Я вам не уличная девка!" я ударила его по лицу, в бешенстве спрыгнула со стола и убежала за кулисы. Меня трясло, по щекам текли слёзы обиды и злости. На минуту я задержалась возле кулис, обернулась - Тимофеев смотрел мне вслед, в его глазах была жалость. Я возненавидела и его, потому что я не нуждалась в жалости, она меня убивала. Я пулей пролетела мимо ничего не понимающей Фариды в гримёрную, на сцене конферансье удачно уладил "технические неполадки". Одно меня обрадовало - по распоряжению Фариды к этому нахалу подошли наши вышибалы и вывели его на "серьёзный разговор".
  
  
   - Слышь, мужик, у нас тут не бордель, так дела не делаются!
   Видимо, мужчина был уже изрядно "под мухой". Он ухмыльнулся:
   - А вам, ребятки, эта кошечка будто не нравится!
   Последовал мощный удар в челюсть.
   - Мужик, она танцует! Услуги у нас оказывают другие девочки по средам и пятницам, понятно? А она танцует!
  
   Я сидела в гримёрке в костюме, меня всё ещё трясло. Прибежали Мария, Валечка, Дашка и Фарида.
   - Вот скотина! - хором заголосили Валюша и Дашка. - Ты жива? Успокойся, выпей, - Дашка протянула мне стакан коньяка, который я тут же залпом выпила. Валя дала мне платок, смоченный в холодной воде. Маша качала головой, Фарида заметно нервничала.
   - Вот что, девочки, оставьте нас, нам надо пошушукаться с Бэлой, - сказала она. Мария, Даша и Валечка послушно вышли. Фарида села на стул напротив меня, погладила меня по голове, вздохнула.
   - Ты поступила, бесспорно, правильно, - она говорила спокойно, умиротворённо, хотя её голос немного дрожал. - Но тебе нужно было вернуться на сцену и больше не танцевать у них на столе. В крайнем случае, пройтись по залу. Но бить по лицу...
   - Я испугалась!
   - Понимаю. Ладно...
   - Вы меня уволите? - с надеждой спросила я.
   - Нет. Послушай, иди-ка домой, выспись, я тебе даю один выходной, хорошо? Приведи мысли в порядок, - она снова погладила меня по голове. Потом, вздохнув, вышла. Секунд двадцать я ещё тупо смотрела в стену напротив, потом нехотя стала одеваться. На душе было гадко, и это уже нельзя было исправить.
  

* * *

   - Вот это да! Не ожидал такого поворота событий!
   - По-моему, этого козла надо убрать, он будет нам мешать.
   - Пусть Витька этим займётся, прикажи.
   - А с рыбкой что делать будем? А с Тимофеевым?
   - Тимофеева будем добивать.
   - Как?
   - Рыбкой.
   - У тебя есть идеи на её счёт?
   - Прорвёмся!
   - Я боюсь.
   - Глупая! Рыбка - самый надёжный человек. Всё будет в ажуре, дорогая...
  

* * *

   Домой я добралась в полночь, потому что шла пешком. Я не рассчитала свои силы, и мои ноги невероятно гудели.
   Войдя в дом, я снова увидела мою мамочку с Антоном, на этот раз они сидели на кухне, пили чай и курили. Мама, увидев меня, затушила сигарету и вскочила. Я прошла в кухню.
   - Привет, - сказала я, плюхнувшись на стул. - Мам, налей чаю, - я вырвала сигарету из рук Антона и со сладострастием затянулась. Сигарета была с травой, как я и ожидала. Я закашлялась, Антон ухмыльнулся.
   - Как себя чувствуешь? - спросил он.
   - Паршиво.
   - Вот скотина этот их финансовый директор, или кто он там...
   - Постой, а ты откуда знаешь?
   - Работа у меня такая, Белочка! Не переживай, всё будет нормально.
   - Да я и не особо...
  
   13 мая, 1999 г.
   Утро. Раннее утро. Мы с Антоном сидели на полу в ванной и курили. Мама ушла на работу, и мы весело проводили время - я, Антон и сигареты. Музыка гремела на всю квартиру, но мы её не слышали.
   - А ты Тимофеева видела?
   - Видела. Симпатичный мужик, - после этих слов Антон заржал, потом на минуту задумался.
   - Эй, ты что, умер? - я потрепала его по голове.
   - Нет. Не умер, но что-то вроде того, - на его губах появилась блаженная улыбка. Внезапно он выбросил свою сигарету в унитаз и пулей выскочил из квартиры. Я лишь пожала плечами, удобней устроившись на кафельном полу в своей ванной и с наслаждением затягиваясь. "Rows of houses are bearing down on me, I can feel their blue hands touching me...", - пел своим неповторимым голосом Том Йорк из колонок моего магнитофона, а я сидела в полном ступоре и разглядывала стены в ванной. Ванная была "моим" местом, мне нравилось проводить здесь время, особенно после того, как мы, по моей же инициативе, сделали здесь ремонт полгода назад. На полу - чёрный кафель, на стенах - синий, красивая белая ванна с хромированными кранами и смесителем, шкафчики и полочки из толстого матового стекла, круглое зеркало, вокруг которого находились лампочки-подсветки - единственное освещение, отчего в ванной всегда царил приятный расслабляющий полумрак. Сейчас же в ванной горели свечи, отчего на стенах танцевали тени, извиваясь и покачиваясь. Я сидела и рассматривала эти тени, попутно плавно двигая руками в такт музыке, пытаясь подражать их танцам. Мне было весело, легко и интересно, я была счастлива. Тут вернулся Антон, и я ужасно на него разозлилась, потому что он помешал мне. А мне так хотелось сейчас танцевать, двигаться. Я выбросила недокуренный план в унитаз, смыла и пошла на кухню, варить кофе, толкнув Антона в коридоре.
   - Эй, ты чего? Я тут ещё принёс.
   - Не буду, - буркнула я.
   - Белка, ты чего? - не понял он.
   - Ничего. Просто мне надоело.
   - А, травка не вставляет? Тогда я сейчас за марочками сбегаю, - оживился Антон.
   - Нет, ты не понял, - я посмотрела на него исподлобья. - Мне надоело, что ты меня пичкаешь наркотиками.
   - Ну, прости. Не буду больше, - он, кажется, испугался моего взгляда.
   - Куда ты ходил? Кофе будешь? - я насыпала столовую ложку "арабики" в турку, добавила чайную ложку сахара, щепотку корицы, залила водой и поставила на огонь. Антон прошёл в кухню и сел на стул.
   - Буду. Ходил за сигаретами, а оказалось, не надо. Знаешь, у меня тут идея появилась. На счёт Тимофеева. Ну, ты меня понимаешь, - он лукаво ухмыльнулся. Я расхохоталась.
   - Что за идея?
   - Ты говоришь, он тебе понравился, да?
   Я задумалась.
   - Да.
   - Ты знаешь, как я к нему отношусь.
   - О, да! Ты его ненавидишь! Только непонятно за что, - я усмехнулась.
   - Он мне кое-что должен, - Антон побарабанил пальцами по столу.
   - А я при чём?
   Я сняла турку с огня и разлила кофе по чашкам, потом поставила их на стол.
   - Печенье будешь? Шоколадное...
   - Буду, - Антон облизнулся. - Так вот, давай ты его соблазнишь, потом выведешь на меня. Мне с ним побеседовать надо.
   - А что, ты сам не можешь на него выйти? - я была в недоумении. - Или вывести больше некому? А?
   - Так будет эффектнее, понимаешь?
   - Понимаю, - я вздохнула.
   - Ну, так что?
   - Знаешь, я бы и так его соблазнила. Но раз тебе так нужно...
   Антон повеселел.
   - Ты - чудо! - он чмокнул меня в щёку.
   - Отстань!
  

* * *

   - Она клюнула! Даже уговаривать не пришлось!
   - Молодец. А сколько времени на это уйдёт?
   - Немного. Неделю, не больше. А там уж его и грохнем.
   - Гениально...
  

* * *

   Я сидела на подоконнике и смотрела, как капли дождя лижут стекло, а редкие разряды молнии режут небо на куски. "Люблю грозу в начале мая...", - как сказал один поэт. Я действительно любила грозу, и не только в начале мая. Я любила дождь, тяжёлые серые облака на небе и холодные капли, облизывающие моё лицо, любила пузырящиеся лужи и упрямое солнце, которое выглядывает иногда во время дождя. Любила каналы и реки, которых дождь пронизывал и скрывался за их поверхностью, любила мокрый асфальт, по которому иногда ходила босиком. Я открыла окно и высунула ноги наружу - я всегда делаю так во время дождя. Я расслабилась, слушала, как нежно мурлычет дождь, как шумят по лужам редкие машины, как шелестит листва деревьев, как недовольно урчит гром - все эти звуки заполнили мою голову и перемешались там, едва ли не усыпляя меня. Я думала о том, какой я нехороший человек - собираюсь использовать любовь в корыстных целях. Может быть, и не любовь, но хотя бы симпатию, вообще человеческие чувства. Зачем?
  
   15 мая, 1999 г.
   В семь утра меня разбудил телефонный звонок. Я вынула руку из-под одеяла, протащила трубку к своему уху и сонным голосом прохрипела:
   - Да?
   - Белка! - орала в трубку Аля. - Белка! Ты меня слышишь?
   - Слышу, не ори, - пробурчала я. - Чего тебе?
   - Belle, Сенька из Катманду сегодня прилетает, надо его встретить.
   - И что?
   - Как что? Разве ты мне не поможешь?
   - Зачем?
   - Ты что? - обиделась подруга. - Я же не смогу одна. В общем, так: собирайся, ноги в руки - и в Пулково, я тебя там буду ждать в восемь прямо у входа в аэропорт. Сенькин рейс прибывает в половине девятого. Давай, - и Аля тут же отключилась. Пришлось, чертыхаясь, вылезать из тёплой постельки и ехать через весь город в аэропорт. И она думает, что я за час всё успею?!
  
   В Пулково я приехала в 8:15, выслушала трёхэтажный Алин мат, выпила противный растворимый кофе и вместе с Алей побежала встречать Сенькин рейс.
  
   Сеня появился неожиданно и совсем не с той стороны, с какой мы ожидали - сзади. Я сразу узнала этот неподражаемый Сенькин бас с хохлятским акцентом, прогремевший у меня над ухом:
   - Здорово, девчонки! - Семён заржал. Аля тут же бросилась к нему на шею с воплями, дав мне возможность оглядеть Сеньку, которого я не видела уже почти полтора года. Надо сказать, это уже был не тот Сенька Будько лет двадцати - молодой, поджарый, с огоньком в глазах. Это уже был статный мужчина, недавно справивший свой тридцатник, чуть-чуть облысевший, с пивным брюшком, но не обрюзгший, самодовольный, но без нагловатого осоловевшего взгляда. Семён хорошо сохранился. Оторвав от себя Алю, он повернулся ко мне и крепко сжал меня в объятьях.
   - Ну, здорово, Белюха! - Семён опять заржал. Я чуть не задохнулась.
   - Здравствуй, Сеня. Как поживаешь?
   - Та нормально! Командировка ета только надоела уже, замотался увесь, - Сенькин акцент даже Катманду не изменит.
   - Ох, Сеня...
   - А ты как, Бэлочка?
   - Хорошо, - от этого слова меня чуть не стошнило, потому что на самом деле всё было плохо.
   - Ну, ладно, дивчины, поедемте к нам, чай будем пить!
   Сеня с Алей были так счастливы, я завидовала им белой завистью. У них дома, на вылизанной домработницей кухне я пила из жёлтой керамической чашки ароматный фруктовый чай, ела непонятно откуда взявшиеся у Али датские кнедлики и слушала неторопливый Сенькин рассказ о Непале, перемежающийся Алиными нежными вздохами. Я забыла про дождь, про Антона, про Тимофеева (боже мой, я даже не знаю, как его зовут), я просто восхищалась этой гармоничной украинско-русской семьёй.
  
   Домой я пришла глубоко под вечер, и снова обнаружила у нас Антона.
   - Антош, ты, может, у нас пропишешься? - съязвила я. Мама и Антон переглянулись.
   - Пойдём, поговорим, - Антон взял меня за руку и повёл ко мне в комнату.
   - Антон, ты чего? - я немножко испугалась. Антон, не говоря ни слова, вытащил из внутреннего кармана пиджака пачку валюты в долларах и бросил её мне. Я едва успела поймать её.
   - Что это? - я была в недоумении.
   - Здесь две с половиной тысячи.
   - Зачем они мне?
   - Сядь и послушай меня, - я послушно села. - Восемнадцатого числа в "Манилове" будет вечеринка в честь наших "дорогих гостей" из Москвы.
   - Где это?
   - Метро "Фрунзенская". Я потом тебе объясню, где конкретно находится это место.
   Я кивнула.
   - Там будет человек пятьдесят-сто, не больше. Твоя задача - прийти туда просто так, развлечься, вместе с Фаридой за компанию, а между делом склонить Тимофеева к милому флирту. Ну, потанцевать там, поболтать. Да ты сама прекрасно всё знаешь!
   - Я поняла, а деньги-то зачем?
   - А вот зачем: завтра у тебя, насколько я знаю, day-off, да?
   - Последний.
   - Так вот, сходишь в дорогой бутик модной женской одежды, купишь себе красивое вечернее платье, лучше парочку, туфли, какую-нибудь бижутерию, аксессуары. Чулки с подвязками, - Антон ухмыльнулся, у меня из груди вырвался смешок.
   - Дальше что?
   - Косметику, духи. Какие-нибудь приятные, цветочные.
   - Думаю, двух тут не хватит, - протянула я.
   Антон вздохнул, пошарил в карманах.
   - Вот тебе ещё три.
   Я присвистнула.
   - Ого!
   - Если что останется - вернёшь.
   - Ага, - меня веселило всё происходящее. - Антон, а откуда у тебя такие деньжищи?
   - Работа такая, Бельчонок, - Антон рассмеялся. - Ладно, я побежал. Созвонимся, ага?
   Антон чмокнул меня в лоб и удалился. Я чувствовала себя хозяйкой жизни.
  
   - Сенечка, меня беспокоит Бэла с этих пор.
   Семён сидел, крепко задумавшись.
   - Сеня, ты знаешь, кто такой этот Антон?
   - Не знаю, но это будет нетрудно выяснить.
   - Постарайся, пожалуйста, Сень...
   - Ага. Не волнуйся, рыба моя.
  
   16 мая, 1999 г.
   Весь день я провела, шатаясь по магазинам и бутикам. Занятие это изматывающее, но приятное. Поклялась себе, что обязательно разбогатею, и буду совершать такие "рейды" каждую неделю, а потом пить кофе с коньяком и шоколадно-вишнёвым тортом, как сегодня.
  
   Купила всё, как советовал Антон - никакой самодеятельности, иначе бы он меня убил. Два платья: одно "маленькое чёрное", из ткани с набивным рисунком - мелким цветами - длиной "за колено", на тоненьких двойных бретельках, чуть присборенное на груди. Мне оно жутко понравилось. Второе - коктейльное, тёмно-зелёного цвета из тонкого шифона, на подкладке. Туфли купила - одну пару. Набор бижутерии - тоненькую цепочку с кулоном в виде капли, серьги и кольцо. Духи "Coco Mademoiselle" от Шанель. Чулки с подвязками. Косметику. Сумочку.
  
   "Просадила" я почти все антоновы деньги, так что я решила не возвращать остатки ему, а использовать в личных целях (мало ли что ещё может понадобиться), наврав Антону, что всё это стоило ужасно дорого, и я потратила все деньги.
  
  
   Антон позвонил мне вечером.
   - Ну что, Белка, отоварилась?
   - Ага. Ещё как! Ну что, как мне до "Манилова" доехать?
   - В общем, так. Арт-кафе "Манилов" находится рядом с метро "Фрунзенская". До него тебя и Фариду довезу я. Я заеду за вами в девять на красивой серебристой машине.
   - Дорогой?
   - Ага.
   - Где ж ты такую возьмёшь?
   - Арендую.
   - Ну-ну...
   Мы с Антоном знакомы всего-то почти месяц, но я почему-то ему верила. Загипнотизировал он меня, что ли?
  

* * *

   - Ну, как?
   - Всё в порядке. Рыбка распустила плавнички.
   - В данном случае Тимофеев - рыбка, а она - наживка.
   - Какая разница! Сделаем дело, и смотаемся.
   - Побыстрее бы...
  

* * *

  
   Я лежала в ванной, и мне было не по себе. Я уснула, и мне снились странные сны. Я уснула в ванной.
  
   18 мая, 1999 г.
   Я проснулась около шести утра от жуткого голода. Желудок как будто плёнкой стянуло - я знала, что это нервное. Я на цыпочках прокралась на кухню - мама ещё спала - и принялась сотворять гигантский бутерброд с сыром, колбасой, помидорами и зеленью. Вернувшись к себе в постель, я крепко уснула до полудня.
  
   С полудня до двух часов я тупо ходила по квартире и думала о предстоящей экзекуции в "Манилове". Хотя кто сказал, что это экзекуция? Хотя, да. Ведь я делаю это не по своей воле.
  
   Потом я вышла на улицу проветриться. Шлёпая старыми кедами по почти высохшему асфальту, я представляла себе, как я буду выглядеть "при параде" - в вечернем платье и на каблуках, ведь я никогда не носила такую одежду в жизни, только на сцене. В жизни я предпочитала штаны и простые кофточки, рубашки, маечки и юбки в пол, кеды и туфли без каблука. Я улыбалась собственным мыслям и солнечным лучам, упрямо вылезавшим из-за маленьких светло-серых тучек.
  
   С шести часов я наводила марафет. Волновалась, как малолетняя дурочка перед первым свиданием. Взяла у мамы урок хождения на каблуках и, надо сказать, я оказалась вполне способной ученицей. По крайней мере, часам к восьми я вполне сносно и даже грациозно ходила и танцевала. Мне было весело. Я посмотрела в зеркало - на меня оттуда смотрела не я, и от этого мне стало грустно. Хотелось переодеться. Неприятно было чувствовать себя "не собой", быть "не в своей шкуре". Пусть на один вечер, но это была не я. Я - это низенькая девушка в вечных джинсах и кедах, которую постоянно принимают за школьницу, несмотря на её почти двадцать четыре. А на меня смотрела высокая красавица с блестящими волосами и "влажными" зелёными глазами, собравшаяся на светский раут. Это не я. И Тимофееву понравлюсь не я, а моё отражение в зеркале. Мне хотелось бросить в это зеркало вазу, но я не стала этого делать и портить предстоящий вечер, хотя на душе уже было гадко.
  
   Антон заехал, как и обещал, в девять. Я накинула кашемировое пальто, не застегнув его, и спустилась вниз. Антон стоял у машины, Фарида сидела на переднем сиденье. Увидев меня, Антон расплылся в улыбке.
   - Шикарно! Бэла, ты шикарно выглядишь сегодня!
   Я вздохнула и, проигнорировав "джентльменскую" помощь Антона, сама открыла дверь и плюхнулась на заднее сиденье.
   - Привет, Бэла! - насмешливо сказала Фарида, посмотрев на меня через зеркало. Я зло и молча посмотрела на неё, и охота разговаривать со мной у неё отпала. Тем лучше для неё.
  
   Мы ехали молча. Антон умело избежал пробок, и мы доехали до места за полчаса - на метро я бы угробила целый час. Какая экономия времени!
  
   "Манилов" оказался милым местечком с приятной музыкой и уютной атмосферой. Скинув пальто на Антона и перекинув сумочку через плечо, я отправилась на прогулку по помещению. Из знакомых лиц я встретила только Валечку, Дашку, Марию, Анатолия и ещё парочку наших танцоров и, конечно же, не считая Антона и Фариду. Заметила я и Тимофеева со свитой, уже хотела к ним подойти, как меня подхватил под руки Антон и повёл к столику. Мне пришлось сидеть вместе с ним, Фаридой, Анатолием и Машей.
  
   Началась "официальная часть". Ведущий - молодой парень моего возраста вещал о нашем клубе, о танцах, о партнёрах и спонсорах, поэтому я предпочла его не слушать. Вместо этого я задумчиво потягивала шампанское, разглядывала зал, и периодически кивая, когда кто-то ко мне обращался. Основную часть моего внимания, безусловно, занимал Тимофеев.
  
   Официальная часть закончилась через полчаса. Заиграла ритмичная латиноамериканская музыка, и все бросились танцевать, только я осталась сидеть в одиночестве за столиком. Даже шампанского не было, а так хотелось. И танцевать тоже хотелось. Я встала и решила сходить в "дамскую комнату".
  
   В туалете я снова посмотрела на себя в зеркало, и снова меня передёрнуло от моего вида. Я решила, что нужно срочно что-то менять. Идея! Мои волосы были собраны в "ракушку", и я решила их распустить, прикрепив сбоку на прядь декоративную заколку из стразов в виде цветка. Теперь отражение в зеркале отдалённо напоминало мне меня. Я улыбнулась и вернулась за столик, попутно захватив бокал шампанского.
  
   Я сидела и смотрела на танцующих. Они совершенно не умели танцевать. Я встала, нашла Ваську, одного из наших танцоров, и предложила ему показать им "мастер-класс" по румбе. Васька не отказал. Вместе мы отлично станцевали страстный бразильский танец. Я хохотала, как безумная, а Васька раздулся как индюк от гордости, что ему аплодировали. Меня он в счёт не брал.
  
   Я снова вернулась за столик, чтобы отдышаться. Вдруг я услышала приятный баритон у себя над ухом:
   - Девушка, вы танцуете?
   Если честно, мне хотелось ответить на этот вопрос фразой из известного анекдота: "Танцую, пою, вышиваю крестиком", но, обернувшись, я увидела Тимофеева, и я сдавленно прошептала:
   - Танцую...
   Тимофеев подал мне руку, и мы пошли танцевать танго.
   - Как вас зовут? - спросил он меня.
   - Бэла.
   - Очаровательно! А меня Илья.
   - Очень приятно. Безумно приятно! - я, наверное, выглядела глупо в тот момент, но меня это нисколько не волновало. Надо сказать, Тимофеев, теперь уже Илья, вблизи выглядел ещё лучше, чем издали. Я снова мысленно его оценила: "Так... Высокий, подтянутый... Но не "гора мускулов", и это хорошо... Правильные, симметричные черты лица. Карие глаза, тёмно-русые волосы, красиво уложенные. Ухожен, пахнет смесью дорогих сигарет и дорогого парфюма... Скорее всего, Kenzo. Хотя, я могу ошибаться. В костюме, но без галстука. Неформально и оригинально. Мне нравится!" Мне тогда хотелось, чтобы танго не кончалось. Но оно сменилось спокойным, умиротворённым блюзом, под который тоже можно было отлично потанцевать вдвоём, и я мысленно поблагодарила ансамбль, который играл на этой вечеринке. Мы с Ильёй мило беседовали во время танца.
   - Ты извини Петьку, он тогда перебрал, вот и принялся тебя за коленки хватать.
   Я рассмеялась.
   - Забыли! Но я всё-таки держу на него большой кулак за пазухой!
   Илья развернул меня так, чтобы я потом упала ему на руки.
   - Когда мы сможем встретиться наедине? - этот вопрос поставил меня в тупик.
   - Завтра в восемь, после моей репетиции.
   - Где?
   - В каком-нибудь милом местечке...
   - Конкретно?
   - Погуляем в Летнем?
   - Давай сначала сходим в "Театр Дождей", а потом погуляем.
   - Отлично!
   - Я заеду за тобой в клуб, - Илья прижал меня к себе, и мне почему-то стало плохо.
   - Извини, у меня что-то кружится голова... Я, пожалуй, пойду, - и я пулей вылетела из зала.
  
   Я снова шла домой пешком. Но на этот раз я почти всю дорогу смеялась, как ненормальная. Меня одолела эйфория, я даже танцевала от радости, прыгала, кружилась, и всё хохотала...
   Я не спала почти всю ночь, вернее, остаток ночи.
   Я никогда не была так счастлива, как сейчас.
   Я никому не позволю...
  

* * *

   - По-моему, он клюнул.
   - По-моему, тоже.
   (злобный смех)
   - Ещё немного, и всё будет отлично.
   - Терпи.
   - Ради такого зрелища стоит потерпеть.
  

* * *

  
   19 мая, 1999 г.
   Прямо на репетиции у меня зазвонил мобильный. Я чертыхнулась, но Маша разрешила мне ответить.
   - Алё! - прорычала я в трубку.
   - Не кричи, Бэла, ты меня пугаешь.
   - Антон?!
   - Да, - довольно промурлыкал он.
   - Ты же знаешь, что у меня репетиция! Почему ты мне мешаешь?
   - Тихо, тихо. Я знаю. Я просто хотел спросить, сможем ли мы сегодня с тобой встретиться?
   - Нет. Когда угодно, только не сегодня. Кстати, когда тебе будет нужен Илья Тимофеев?
   - Позже.
   - Сволочь ты, Антоша! - я со злостью бросила трубку.
   - Так, так, девочки! Поехали! - скомандовала Мария, и я благополучно забыла про Антона.
  
   Илья оказался чрезвычайно пунктуальным - приехал ровно в восемь. Это я задержалась. Мы, как и договорились, сходили в "Театр дождей" на экспериментальную пьесу, которая нам, кстати, очень понравилась. Потом он кормил меня мороженым и тортиками в кафе. Потом мы гуляли по городу, смеялись и танцевали прямо на тротуарах. Мы вели себя, как дети, вырвавшиеся из-под родительского контроля.
   - Ты сумасшедшая!
   - Ты тоже, знаешь ли!
   Это были наши комплименты друг другу. И чем он не угодил Антону?
   - Знаешь, 22-го будет ещё одна вечеринка в "Манилове", давай пойдём туда вместе?
   - Нет. Я должна идти с Фаридой и Антоном.
   - Почему?
   - Так надо, - отрезала я.
   - Тогда приедем по отдельности.
   - Ага, - я чувствовала, как к горлу подступает комок, и попросилась домой. Он, как джентльмен, конечно же, согласился меня проводить. Дома я напилась коньяку, выкурила пачку сигарет и легла спать с чувством выполненного долга.
  
   21 мая, 1999 г.
   Мы с Антоном снова сидели в ванной, на полу, и курили. Несмотря на мою расслабленность и размягчённый от травы мозг, у меня хватило ума не рассказывать подробностей о моём флирте с Ильёй.
   - Когда тебе он будет нужен, а? - спросила я.
   - Не знаю. У меня сейчас проблемы небольшие...
   - С наркотиками?
   Антон вздрогнул.
   - И с ними тоже. Денег нет.
   - А эта партия откуда? - я показала на сигарету.
   - Про запас держал, - ухмыльнулся Антон. - Последняя.
   - Вот как...
   Мне стало противно. В который раз мне стало противно от того, что я делаю. В который раз стены плыли у меня перед глазами, и хотелось выброситься из окна. В который раз к горлу подкатывала тошнота...но на этот раз меня вывернуло наизнанку. Антон испугался.
   - Ты чего, Белка?
   - Ничего, - хрипела я. - Просто мне противно.
   - Может, тебе водки дать?
   - Нет, - я лежала на полу, не в силах двигаться.
   - А что тогда?
   - Уходи. Просто уйди.
   Антон ушёл, оставив меня лежать на холодном полу в собственной ванной. Зазвонил телефон. Я с трудом поднялась с пола и доползла до трубки.
   - Алло, - прошептала я.
   - Belle? Это Альбина! Ты дома?
   - Глупый вопрос...
   - Почему такой странный голос? Тебе плохо?
   - Очень...
   - Я приеду, милая! Я сейчас же приеду!
   - Не надо, Аля...
   - Всё, всё, уже еду! - Аля бросила трубку, а я так и осталась лежать в коридоре, тяжело дыша.
  
   Алька приехала через пятнадцать минут, но эти минуты показались мне вечностью. Она сначала позвонила, потом стала стучать.
   - Алька-а!!! Открыто! - прокричала я изо всех сил. Аля влетела в квартиру, как фурия.
   - Бэла, в чём дело?
   - Плохо, очень плохо. Помоги мне.
   Аля потянула носом, и на её лице проступил ужас.
   - Belle, ты куришь травку?
   Я хрипела.
   - Это всё он...
   - Антон?!
   - Да. Он принёс..., - я сглотнула слюну. - Давно ещё, давно. Я периодически... клянусь, я не хотела, мне противно!
   Аля церемониться не стала, подняла меня и потащила в ванную. Там она набрала в раковину холодной воды, и опустила туда мою голову. Потом она посадила меня на пол, ушла на кухню и вернулась с раствором марганцовки. Заставила меня выпить. Ровно через минуту меня вывернуло прямо на пол. Жуткое ощущение, как будто все внутренности выходят через рот, голова, как чугун. Потом Аля снова сунула меня в холодную воду, вытерла и усадила на кухне. Аля убрала в ванной, открыла все окна и стала отпаивать меня крепким кофе, предварительно сунув мне под язык таблетку глицина.
   - Зачем ты так? Тебе о ребёнке заботиться надо, - я уже обрела способность нормально мыслить и говорить.
   - Глупая! Ты бы видела себя тогда, на полу. Бледная, почти не дышишь, только хрипишь...
   - Не напоминай.
   - Ты мне только скажи, зачем ты этим занималась?
   - Заставил. Он меня заставил. Если бы ты знала, как мне на себя смотреть после этого противно. Так всё хорошо, а потом он приходит, и мы здесь на два дня застреваем.
   - Тебя же скоро с работы выкинут из-за этого!
   - Нет. Больше не буду.
   - А больше уже и не надо...
  
   Гаже я себя не чувствовала никогда...
  
   22 мая, 1999 г.
   Я вышла из дома в половине седьмого утра погулять. На улице было сухо, прохладно и безветренно. Я шла мимо многоэтажек и круглосуточных магазинов, смотря прямо, изредка поглядывая на деревья и ярко-голубое небо. Нигде нет неба красивее нашего, нигде. Только оно имеет характер и настроение. Только оно может улыбаться и плакать одновременно. Только оно может менять цвет. Только оно может по-разному вести себя в разных районах города.
  
   Я вошла в метро. Я люблю запах метро и спускаться-подниматься на эскалаторе, рассматривая людей, едущих в противоположном направлении. Три минуты, но какой "ассортимент" лиц! Все такие разные, красивые.
  
   Я доехала до "Гостинки" и вышла на улицу. Вдохнула утренний воздух и пошла вперёд, бесцельно, в никуда. Мне нечем было поднять себе настроение, поэтому я гуляла. Не хотелось ничего, кроме воздуха и улицы перед глазами. В голове у меня играла музыка, глаза насыщались красотой. Нет города красивее нашего. Нет души страшнее моей.
  

* * *

   - Слушай, она отказывается.
   - Что?!
   - Больше не хочет. Не знаю, что и делать.
   - Пусти на самотёк. Она придёт сегодня?
   - Да, кажется.
   - Ты заедешь?
   - Само собой.
   - Убийственно...
  

* * *

   Я пришла домой с прогулки в десять утра и снова легла спать. Я видела цветной сон. Во сне я видела себя в крови. В белой рубашке и в нижнем белье. И в крови. Всё в крови: лицо, руки, рубашка. Потом я сняла рубашку и нижнее бельё, а тело всё равно в крови. Я кричала. Проснулась в холодном поту от телефонного звонка. Звонил Антон.
   - Чего тебе? - огрызнулась я.
   - Я сегодня заеду за тобой в девять и отвезу тебя на вечеринку.
   - В девять так в девять, - хмыкнула я и бросила трубку.
  
   Я быстро собралась. На этот раз я надела своё чёрное платье поверх голубых джинсов - это был мой вызов. Вышла из дома я в половине девятого и поехала на метро - это тоже был мой вызов.
  
   Когда я добралась до места, Антон был уже там. Он был в бешенстве.
   - Ты уехала! - кричал он.
   - Не ори на меня, ненормальный!
   - Ты уехала!!!
   На моё счастье, появился Илья и увёл меня танцевать.
   - Что он хотел от тебя?
   - Он хотел за мной заехать в девять, а уехала в половине на метро.
   Илья расхохотался.
   - Плюнь на него, всё хорошо!
   - Я знаю..., - вздохнула я.
   Антон о чём-то шептался с Фаридой, в то время как я выделывала сложные па с Ильёй. Мне было неприятно смотреть на них, а особенно неприятно мне было ощущать на себе злой антонов взгляд. Я отстранилась от Ильи.
   - В чём дело? - не понял Илья.
   - Мне нехорошо...
   - Проводить тебя?
   - Не надо. Сама дойду, - я круто развернулась на каблуках и выскочила из клуба. Хотелось сделать что-нибудь очень нехорошее. Я оглянулась по сторонам, посмотрела под ноги - прямо передо мной лежал камень. Я подняла его с пола и стала искать глазами машину, которую арендовал Антон. У меня было помутнение рассудка. Я прошла мимо его машины, попутно царапая её камнем. Я сделала это с обеих сторон, а потом разбила зеркало заднего вида.
  
   Пошёл дождь. Я медленно шла в сторону метро, и уже на подходе меня догнал Илья. Он развернул меня к себе и посмотрел умоляющим взглядом прямо в глаза, прямо в серединки зрачков.
   - Ты что делаешь, а?
   - А что?
   - Что ты делаешь?!
   - Не кричи. Я боюсь.
   - Кого?
   - Тебя...
   - Да ты что, ты что? Почему ты меня боишься?
   - Ты страшный человек, Илья...
   Он обнял меня.
   - Глупая ты...
   - Нет, просто мне с каждым днём страшнее жить становится...
   - Любишь?
   - Люблю...
   - Тогда не бойся.
   - Не буду. Я пойду?
   - Я провожу тебя.
   - Не надо. Иди, ты там нужен.
   - А тебе?
   - И мне тоже нужен. Но там тебя сейчас хватятся, и всё свалят на меня потом. А нам ведь гласности не надо?
   - Не надо.
   Никогда, никогда моим губам не было так тепло, как сейчас.
  
   Домой меня ноги не несли...
   "А зачем мне домой?", - я диву давалась своему разуму. Дождь хлестал меня по щекам, пробирался бесстыдными руками под одежду, облизывал тело и колол своими холодными потоками. Я, дрожа, забежала в ближайший магазин с изначальной целью погреться, и стала изучать содержимое полок с алкогольной продукцией. Мой мозг явно отказал мне в любви и сотрудничестве сегодня - я купила бутылку французского коньяка, вышла на улицу, села на тротуаре и стала его пить прямо из горлышка бутылки.
  
   Вопреки расхожему мнению, у алкоголя отсутствует функция обогревателя. То есть хорошо-то от него становится, но тепло - нет. Я чувствовала невероятный букет ощущений - холодную влагу на теле и обжигающий жар внутри, отчего казалось, что у меня температура сорок. Меня сильно трясло. Я смотрела в одну точку и пила огромными глотками коньяк.
  
   Передо мной была стена дома. Дождь бил её, и мне казалось, что он вытачивает скульптуру, а стене больно. "Сердце - не камень" - вспомнилось мне. В данном случае камень мне казался живым существом, женщиной, которую бьют, пытаясь сделать из неё то, чего никогда не может получиться, и она рыдает, пытается освободиться, а холодные руки продолжают истязать её...
  
   "Ну, всё, глюки пошли", - подумала я, делая очередной глоток, обжёгший мне всю глотку, паровозиком проехавшийся по кишкам и приземлившийся атомной бомбой в желудке. "Я алкоголичка. Ну, надо же! Танцовщица-алкоголичка!", - я истерически расхохоталась, и эхо от моего хохота разошлось по всему кварталу, отчего мне стало жутко. Испугалась - вдруг кто-то услышит?..
  
   Допив коньяк и разбив бутылку о ту самую стену, я принялась размышлять о смысле жизни. "Что я сделала такого хорошего? А что плохого? А я могу прямо сейчас пойти туда, схватить его в охапку и увезти, чтобы никто, никто-никто, кроме меня, не мог к нему прикасаться? А я могу сейчас залезть на крышу и спрыгнуть? И если могу, то зачем я буду это делать? А если сделаю... Он заплачет? Он заплачет, если я умру? А я? Как же..."
  
   Дождь почти прекратился. Я посмотрела наверх - полная глазастая луна смотрела на меня и подмигивала (опять глюки!), а на асфальте она оставляла серебристую дорожку света. Снежная Королева. Она молчала, хотя я много раз её спрашивала, интересовалась. "А как бывает, если человек, корчась от боли, ползёт к своей цели, а когда достигает её, умирает у неё на руках?" Я знала, кто мне даст ответ на этот вопрос. Ну, если и не даст, то хотя бы нальёт стакан водки. Я встала и пошла к метро.
  
   Я ехала на "Гражданку", там, на проспекте Луначарского жил мой бывший однокурсник и по совместительству бывший наркоман Димка Курицын. Димка всегда тянулся к прекрасному - к острым иглам, округлым формам, ярким краскам, поэтому и пошёл в актёры. А потом он плюнул на актёрский и ударился в кришнаитство. Страдал бессонницей и аллергической астмой, отчего и нуждался в лекарствах, а потом и совсем перестал видеть жизнь без них.
  
   Димка жил в типичном "спальном районе", в однокомнатной квартире с огромной кухней и маленькой ванной, на первом этаже. Я подняла руку, чтобы позвонить, но увидела, что звонка нет. "Продал, идиот", - подумалось мне, и я уже приготовилась увидеть голые стены и заблёванные углы.
  
   Я постучала. Дверь открылась сначала сантиметров на десять, и я увидела блестящее пятнышко - Димкин глаз.
   - Димка, - осторожно прошептала я. - Открой, я по делу.
   Димка высунул голову.
   - А-а, - протянул он и расплылся в улыбке. - Белка, заходи.
   Он втянул меня за рукав в квартиру. Я осмотрелась. Было достаточно чисто для наркомана. Посредине комнаты стояла огромная кровать с пожелтевшим постельным бельём, на которой лежала обнажённая блондинка. Она-то и вызвала у меня удивление, и Димка заметил это по моему лицу, излучающему лёгкий шок.
   - Чего? - спросил он. Я указала на блондинку. Дима улыбнулся. - Это Леночка, - он подошёл к ней и повернул лицом ко мне. Леночка не подала никаких признаков жизни.
   - Она чего... мёртвая? - с опаской спросила я.
   - Нет, что ты! Она спит. Понимаешь, чего, - Димка подошёл ко мне. - Ведь всё я для неё делал. Цветы дарил, барбитуратами кормил, кокаин не разбодяженный приносил, дорожки сам раскатывал, секс безопасный, понимаешь? А она по рукам... пошла... сама пошла, стерва! - Димка зашёлся в истеричном наркоманском плаче и уткнулся в моё плечо. Я погладила его по голове.
   - Не переживай, она одумается, - только и могла сказать я. Димка выпрямился.
   - Давай, двигай на кухню, - подтолкнул он меня.
   Я села в позе лотоса на подоконнике. На кухне было тепло от сигаретного дыма и гораздо чище, видимо потому, что ею редко пользовались.
   - Ну, чего тебе? Марку?
   - Да нет, Дим, мне бы посоветоваться...
   - Вот как...
   Я заметила бутылку красного вина в углу.
   - Можно?
   Димка дал мне бутылку.
   - Прям из горла пей, - Димка смотрел, как я жадно пила из бутылки. - Всё понятно с тобой, Белка.
   - Что тебе понятно?
   - Алкашка ты, Бэла...
   - Нет! - я отрицательно помотала головой.
   - Как нет? От тебя уже пахло спиртным, когда ты вошла, а ты говоришь - нет, - Димка ухмыльнулся. Мне стало не по себе, и я отставила бутылку в сторону. Стыдно? Нет. Просто неловко. И немного неприятно. Стыдно будет потом. Но пить мне уже было противно. Я выразительно посмотрела на Диму, сглотнув при этом слюну от нетерпения. Димка вздохнул, потянулся, сел напротив меня и тоже посмотрел внимательно мне в глаза.
   - Сейчас, подожди, - он скрутил себе косячок и со сладострастием затянулся. Минуты казались мне вечностью.
   - Ты скоро, Дим?
   - Ага, сейчас. Чаю будешь?
   - Твой мухоморный напиток? Нет уж, спасибо, - Димка делал настойки из коричневых мухоморов и позиционировал их, как чай. Только от этого чая галлюцинации хуже, чем от левого коньяка из ближайшего ларька.
   - Не хочешь - как хочешь, - пожал плечами Дима. - Давай, говори.
   - Димка, я много пью, курю, неправильно думаю...
   - И?..
   - Димка, я люблю. Оказывается, я не только танцевать умею.
   - И что?
   - Дим, вот только я не знаю... человек, находясь в эйфории, может чувствовать боль?
   - Это, смотря под каким кайфом, Белка, - Дима почесал затылок.
   - Под любым, неважно. Мне очень надо знать.
   - Теоретически может, ведь человек под кайфом только с виду неуязвим, так? И боль он тоже может чувствовать. Под видом боли может также приниматься психологическая давка, оскорбления, унижения. А если эти унижения ещё вперемешку с физическим ущемлением...
   - То что?
   - Это уже полное изнасилование личности.
   - Понятно...
   На минуту я задумалась. Мне снова вспомнилась лунная дорожка на мокром асфальте. Мне тогда казалось, что, пройдя по этой дорожке, я попаду в такое место, где нет места боли. Абсолютно никакой боли.
   - Дим, как ты думаешь... по мне можно плакать?
   - То есть?
   - Ну, если я умру?
   - Ты что, дурёха, помирать собралась? - рассмеялся Димка.
   - Нет, мне надо знать, понимаешь?
   - По тебе...
   - Скажи честно.
   - Нет. Ты слишком бесцветна, чтобы по тебе плакать. И не любишь ты...
   - А что тогда?
   - Не знаю. Сама подумай. Хватит с тебя на сегодня вопросов.
   Я заплакала. Тут в комнате раздался грохот и отборный мат. В комнату вошла та самая Лена, блондинка, завёрнутая в простыню и держащая на весу правую руку с кровоточащим большим пальцем. Взгляд у неё был бешеный, волосы растрёпаны.
   - Димка, сука, ты какого лешего шприцы на кровати оставляешь, а?! - её голос был похож на пожарную сирену, я невольно поморщилась. - А если б я ещё чем напоролась и сдохла?!
   Димка вскочил со стула и бросился к ней в ноги, стал целовать ей колени.
   - Леночка, милая, не кричи, я сейчас... перевяжу... я больше не буду...
   Димка ползал по кухне, залезая во все ящики, видимо, ища бинты или вату. Лена подняла на меня глаза, откинула со лба волосы и, сев на край стола, закурила. Повернув Димку ногой ко мне, она спросила:
   - Это кто, Димуль?
   - Это... Бэла. Мы с ней вместе учились. За советом пришла.
   Блондинка повеселела.
   - Привет! А я Лена, - она протянула мне руку, но я не пожала её.
   - Извините, мне пора, - сдавленно прошептала я и ушла. Через окно. Этаж-то первый...
   23 мая, 1999 г.
   Я не спала почти всю ночь, особенно если учесть, что от Димки я вернулась в половине третьего. Я вернулась домой мокрая, пьяная и накуренная. У меня даже совести не хватило посмотреться в зеркало - было страшно. Я знала, что разобью это чёртово стекло, потому что мне будет противно и стыдно смотреть на то, что со мной стало.
  
   Мне снилась луна, стена и дождь. Мне снился туннель, в одном конце которого стояла я, в другом - Илья. Я бежала к нему, а когда до него оставалось меньше метра, он исчезал, и я кричала: "Не умирай, я буду плакать!" А потом проваливалась под землю...
  
   Разбудил меня телефонный звонок. Я уже привыкла просыпаться от звонков, за последнее время их стало невероятно много.
   - Алло, - я хрипела.
   - Бэла? - я без труда узнала этот баритон, теперь уже с оттенком волнения и беспокойства.
   - Илья, это ты...
   - Где ж тебя носило всю ночь? Я никак дозвониться не мог.
   - Послушай, приезжай, а? Я всё тебе расскажу. Приезжай?
   И он приехал. С цветами, сладостями. Приехал...
  
   Я сидела на кухонном столе и ела конфеты прямо из коробки. Илья сидел на стуле, положив голову мне на колени. Вот так бы и сидела с ним... разговаривала...
   - Белочка, что ж ты с собой делаешь?
   - Я не знаю, - вздохнула я. - Мне очень страшно. Страшно жить.
   - Почему?
   - Не знаю. Такое чувство, что что-то должно случиться.
   Я гладила его свободной рукой по голове, и заметила маленькую ссадину на виске.
   - Что это у тебя?
   - А, это мы с этим Антоном подрались вчера...
   - Что?! С Антоном?
   - Да, он напился, начал нести всякую чушь, полез на меня...
   - И ты поддержал...
   - А что я мог сделать? Побил его немножко...
   - Почему он тебя так ненавидит?
   - Разве? - он удивился. - По-моему, он был просто сильно пьян, вот и всё. А почему тебя это так волнует? У тебя с ним что-то есть?
   Я подавилась орехом.
   - Ты что говоришь? Просто...
   - Что просто?
   - Антон мне говорил, что ты ему что-то должен, гадости про тебя всякие... тоже...
   - Гадости? - усмехнулся Илья. - Про меня все говорят гадости. Только ты одна молчишь...
   Я сглотнула слюну, открыла рот, но смолчала.
  
   Потом я лежала у него на руках, когда мы сидели на крыше моего дома, и он гладил меня по волосам, а по моим щекам хлестал ветер. Я то закрывала, то открывала глаза, щурилась и следила за белым солнцем, то исчезающим, то появляющимся из-за маленького зазора туч. Я целовала его руки, когда он, задумавшись, проводил ладонью по моему лицу, и смеялась, когда он, возвращаясь из собственных мыслей, отдёргивал её. Мне тогда хотелось тихо умереть у него на коленях, чтобы не чувствовать боли, если он умрёт раньше меня, а я чувствовала, что так и будет - он умрёт, а я останусь. Пустая, окровавленная, никому не нужная. Я не чувствовала себя такой подавленной с тех пор, как умер мой папа.
   Папа умер, когда мне было четырнадцать лет. Нам позвонили из театра и сказали, что он скончался от сердечного приступа после того, как разругался с режиссёром, и они чуть не подрались. Я носила траур сорок дней, долго ходила в депрессии - ведь это папа привёл меня в театр - и вышла из этого состояния только к двадцати годам...
   Если я сейчас потеряю ещё одного близкого, любимого человека, я просто сгорю. Мама и брат не в счёт - их я уже потеряла.
  
   Илья стал напевать какую-то песню, и для меня она была колыбельной.
   - Я не хочу уснуть...
   - Почему?
   - А вдруг я усну, а ты уйдёшь? И что я буду делать тогда?
   Илья сгрёб меня в охапку.
   - Глупая ты, глупая! На кого ж я тебя брошу, а?
   - Илья, как ты думаешь... умирать - это как? Сложно?
   - Зачем тебе?
   - Нужно...
   - Наверное, легко. Это же - раз! - и всё. Ни боли, ничего...
   - А по мне можно плакать? Вот если бы я умерла, ты бы заплакал?
   - Что за вопросы?! - он разозлился. - Прекрати, мне жутко от твоих слов.
   - Не заплачешь...
   Я снова легла на его колени и тихо всхлипывала, а он гладил и гладил меня по волосам, рукам, лицу, вытирал рукавом слёзы.
   - Ты знаешь, - вдруг начал он. - Есть вещи на свете, которые нельзя понять до конца. Есть вещи, до которых нам есть дело, есть такие, которые мы стараемся не замечать, но они есть. Это как раз смерть и прочее... А есть вещи, которые внутри нас. Мы носим их под сердцем, лелеем, растим. И с каждым разом они всё крепче и крепче, понимаешь? Эти вещи и есть наше богатство...
   - Что за вещи?
   - Любовь. Жизнь. Они неразрывны. Ты ищешь смысл в жизни?
   - Не пробовала никогда...
   Он замолчал. Так мы и сидели на крыше. Молча.
  
   А потом он ушёл. Просто встал и ушёл, чмокнув на прощание меня в нос, как маленького глупого ребёнка. А потом ушёл...
   А я спустилась к себе, распахнула окно в своей комнате и села на подоконник, свесив ноги наружу - я прежде никогда так не делала в сухую погоду, только в дождь, потому что любила, когда потоки дождя стекают по моим ногам.
   Я сидела и смотрела на серое тяжёлое небо, бесконечное, бескрайнее небо, которое лежало над моей головой и смотрело на меня так осуждающе-нервно. Я вообще люблю смотреть на небо. Нет неба красивее нашего...
  
   А прохожие, обыкновенные люди, не отягощённые душевными терзаниями, ходили там, внизу, смотрели на меня и перешёптывались, округляя глаза и прикрывая рты руками в ужасе. Я даже могла читать по их губам: "Безумная, безумная! Что она делает?" И я знала, что если бы я и впрямь собралась выпрыгивать из окна, ни один из них не пришёл бы мне на помощь, даже не вызвал бы "скорую помощь". А всё потому, что они считают, что у них полно проблем и забот. На самом же деле они не представляют, как хорошо живут, потому что у них не болит и не жжёт внутри, не горит вся внутренность, не печёт в желудке и не ноет под сердцем. И голова у них пустая, пусть даже и умная, и с рассудком у них всё в порядке. Но лучше уж быть сумасшедшей, чем бесчувственной.
  
   Я всё для себя решила. Всё.
   30 мая, 1999 г.
   Вот уже несколько дней я ходила "чистой". Антон не приезжал, я даже забыла, как он выглядит, зато я стала чаще встречаться с Ильёй и проводить с ним всё больше и больше времени.
  
   Мы много гуляли, проходили пешком километры, а потом сидели в кафе и пили кофе с коньяком. Между нами была не телесная любовь, не то обыденное и глупое чувство, когда главноё целью является удовлетворение физическое - своё или партнёра. Мы срослись душами, сердцами, мыслями. Такое впечатление, что наши сердца просто сшили, грубо, по-живому, большой иглой с красной ниткой, каждый стежок отдавался невыносимой болью, но я знала, что когда всё будет готово, ничего уже не будет - ни боли, ни страданий... И хотя физическое желание появлялось периодически, я понимала, что надо сначала научиться ждать, а потом осуществлять свои желания.
  
   Мы с Ильёй часто и помногу разговаривали во время прогулок. Его было интересно слушать. Он объяснял мне многие вещи, о которых я не задумывалась, рассказывал о своём опыте, об ошибках, которые совершают люди. Я восхищалась его живым умом и мудростью, хотела быть такой же, как он, но понимала, что мне никогда не быть такой. Просто потому, что я другой человек...
   - Я другой человек, - вздохнула я.
   - В этом и есть вся прелесть! - его улыбка казалась мне светом. Хотелось сказать: "Спрячь её на чёрный день для меня, пожалуйста".
   - В чём?
   - Понимаешь, твой опыт тоже важен.
   - Для кого?
   - Для тебя. Для меня. Для твоих будущих детей, - он сказал "твоих", не "наших". От этого мне стало грустно.
   - Но ведь опыт - это признак старости, или как?
   - Нет. Совсем нет. Свой опыт есть и у совсем молодых, и у пожилых. Всё зависит от того, как ты проживаешь свою жизнь, что делаешь и для кого делаешь, о чём думаешь, что читаешь. Даже мелочи играют здесь очень большую роль.
   - Ты так хорошо говоришь...
   - Так и есть на самом деле.
  
   И снова я сидела на подоконнике, свесив ноги наружу. Опять не было дождя, и я очень сильно волновалась, я очень хотела, чтобы пошёл дождь, потому что так мне было бы спокойнее. Гораздо спокойнее.
   Мне не хотелось ничего, абсолютно ничего. Все желания, потребности и инстинкты притупились, почти исчезли, я чувствовала, что я призрак или ангел, или что-то ещё в этом роде, только не человек. Я поняла, что, раз уж я ангел, то могу позволить себе дать волю собственным мыслям...
  
   Я очень хотела детей. Может быть, не кучу детишек, но одного-то уж точно. Для меня слово "мама" было чем-то божественно-прекрасным, святым. Может быть, потому, что я сама не успела попробовать материнскую любовь на вкус...
  
   Мне никогда не хотелось стать маленькой девочкой, как многим взрослым, которые не насладились в детстве материнской любовью. А вот если бы у меня был свой маленький... Я бы бросила тогда всё, я бы посвятила всю себя, отдала бы всё, что у меня есть и всё, чего нет. Я бы увезла его подальше отсюда, куда-нибудь к морю. Там бы светило солнце, всегда бы было плююсь двадцать, а то и больше, а под окнами нашего домика цвели бы цветы и фруктовые деревья. Сиреневый воздух пах бы акациями, лимоном и морем, и не было бы лучше и красивее места для него, чтобы он рос таким же красивым и ярким, как южное солнце... Нет. Я бы осталась здесь. Потому что нет города красивее нашего, и нет яснее и огромнее неба, нет полнее и ярче жизни. Я бы водила его по историческим местам, показывала бы памятники архитектуры и рассказывала интересные истории. Я бы показала ему камни и пещеры в Саблине и фонтаны в Петродворце. Я бы показала ему дворцы и бескрайний залив с парящими над водой толстыми сытыми чайками. Я бы научила его выживать в этом городе, в этом красивом и сильном городе, и он бы ни за что не сделал тех ошибок, которые наляпала я. Я бы так его любила, так любила, моего маленького, и никто, никто не посмел бы его у меня отнять.
  
   "Боже мой, как же это трудно - жить. Скажи мне, как всё сделать правильно? Как изменить всё? Как не делать больно? Как не дать ему умереть? Я не хочу, я боюсь. Я даже боюсь самолётов, хотя никогда ими не пользовалась. А знаешь, почему? Самолёт ведь может разбиться, и его не станет. Понимаешь? Мне будет так больно оттого, что я всё сделала неправильно, что он не выжил из-за меня. И мне ведь ничего, совсем ничего не останется. Помоги мне, я хочу жить. Хочу, чтобы он жил. Как всё сделать правильно?"
   Но небо мне не отвечало...
  
   Как это глупо - прыгать из окна, резать себе вены, стреляться и вешаться! Я никогда не хотела этого делать, и сейчас не хочу.
  
   Меня вывел из состояния транса телефонный звонок. Я нехотя слезла с подоконника, вышла в коридор, сняла с базы трубку и села на пол.
   - Я слушаю, - мой голос шёл, будто с того света.
   - Бэла? Здравствуй, - этот ехидный накуренный голос я узнаю из тысячи - голос Антона.
   - Чего тебе?
   - Нам бы встретиться...
   - Зачем? Я не горю желанием видеть тебя, не хочу даже разговаривать с тобой. Ты навеваешь тоску. На всех.
   Антон расхохотался, и мне стало не по себе.
   - Белочка, нам, правда, очень нужно увидеться. Тебе нужно, понимаешь?
   - Сомневаюсь. Ну, где? Когда?
   - Через полтора часа в Екатерининском сквере.
   - Я приду, - я со всей силы швырнула трубку на кресло. Я никогда ещё не испытывала такой жгучей ненависти к человеку. Она переполняла меня всю изнутри - от глотки до кончиков пальцев, я не могла от неё избавиться, он душила меня.
  
   Я собралась со скоростью звука, накинула старый кожаный плащ, сунула руки в карманы и побежала к метро. Вообще расстояние от моего дома до ближайшей станции метро я обычно преодолевала на автобусе, но сейчас я решила пробежаться, чтобы отогнать злобу и ненависть.
  
   Сидя в метро, я немного успокоилась. Запахи и звуки метрополитена обволакивали меня невидимой оболочкой, которая защищала меня от всего, я едва ли не засыпала. Не в прямом смысле, конечно, я никогда не сплю в метро. Просто мой разум отключался, и сознание плавало и переливалось всеми цветами радуги. Я никогда не чувствовала себя лучше, чище и спокойнее. Только в метро, именно в нашем родном метро, самом красивом метро в самом лучшем городе на планете.
  
   Я покачивалась в такт движению поезда и думала о том, что я совершенно ничего не умею в этой жизни. Не только в физическом плане - я знала, что кроме как танцевать и играть, я ничего не могу делать - но и в плане духа, сознания. Я не умела ни-че-го. Я не умела чувствовать. Я не могла следить за поведением и чувствовать человека во время разговора, не умела смотреть ему в глаза и держать нить повествования, следить за каждым жестом, наблюдать, улавливать вибрации и перемены в настроении. Я не умела вести себя с людьми, я не знала, когда нужно скрывать свои эмоции. Я не умела любить, ненавидеть - всегда было что-то среднее. Хотя, нет. Любить я, наверное, уже научилась. Впрочем, я не знала, как это нужно делать, я не знала, что такое любовь. Именно поэтому сейчас я думала, что люблю. Я думала, что моя боязнь за него, дрожание рук, мокрые поцелуи, напряжённый слух и стремление познать его душу - это и есть любовь...
  
   Я закуталась в плащ и вышла из метро. Я шла к скверу быстрым спортивным шагом - я хотела, чтобы эта встреча прошла как можно быстрее. Наверное, потому, что я очень боялась сорваться и снова предать саму себя.
  
   Антон со спины выглядел намного лучше, чем с "фасада". По крайней мере, меня не пугала его болезненная бледность, нарочитая небритость и огромные глаза. Он был приятным молодым человеком, но он загубил сам себя, поэтому так выглядел. Он мне очень кого-то напоминал, вот только кого?..
  
   Я подошла к нему со спины и осторожно дотронулась до него кончиками пальцев. Антон вздрогнул, обернулся и, увидев меня, слабо улыбнулся больной улыбкой. В его глазах была мольба и нежность. Я понимала, что это всё напускное, но мне стало очень жаль его.
   - Привет, Белочка, - сказал он. - Слушай, у тебя сигаретки не будет? Весь день не курил.
   Я протянула ему сигарету и спички. Антон со сладострастием закурил.
   - Что тебе, Антон? - я была раздражена.
   - Понимаешь, - Антон замялся. - Как у тебя дела с Ильёй?
   - Давно его не видела.
   - Мне нужно, чтобы вы увиделись.
   - Тебе нужно?! Зачем?
   - Я...
   - Ты что-то замышляешь? Ты имеешь что-то против? - я нервничала.
   - Не горячись, я...
   - Ответь, Антон, что тебе от нас нужно? Не мучай меня, пожалуйста.
   Антон бросил окурок на землю, потом взял моё лицо в свои руки.
   - Сестрёнка, - мне стало не по себе. - Он мне мешает, он нам не нужен.
   - Кому? - я дрожала.
   - Тебе и мне. Нам нужно избавиться от него...
   Я вырвалась из его объятий.
   - Ты хочешь убить его?! - из моих глаз фонтаном брызнули слёзы.
   - Идиотка! - закричал Антон и бросился бежать. Я дрожала, и внезапно на меня нахлынула какая-то необъяснимая волна, я потеряла контроль над собой. Я побежала за ним, бросилась ему в ноги, упала на колени, стала умолять не уходить.
   - Антошка, прости меня, я совсем не хотела! Прости меня! Расскажи, зачем ты это делаешь? Я всё прощу, всё пойму, всё для тебя сделаю... Пожалуйста!
   Антон смотрел на меня сверху таким ненавидящим взглядом, что, казалось, один только взгляд его убьёт меня. Я сидела, обхватив руками его левую ногу, на коленях на асфальте, и смотрела на него взглядом затравленной собаки. Я дрожала всем телом, из глаз моих потоком текли слёзы истерики, голова моя кружилась; во мне будто бились два человека, один говорил мне: "Отпусти его, что ты делаешь?", а второй убеждал: "Сделай это, раз он так просит, значит так надо".
   - Антон, не мучай меня, расскажи, зачем тебе понадобилось убивать его?! Антон! - я срывалась на крик. Антон испуганно озирался по сторонам - на нас поглядывали искоса люди.
   - Замолчи, - прошипел он. - Вставай, пойдём со мной.
   Антон поднял меня с колен, схватил и потащил в сторону ближайшей кафешки. Там он посадил меня, всё ещё дрожащую, за столик, заказал мне горячего чая и протянул косячок. Я закурила и попыталась отдышаться. Антон смотрел на меня рыбьим взглядом - мутным, пустым, бесчувственным.
   - Белочка, - он погладил меня по руке, глядя в глаза - прямо в серединки зрачков. Я почти успокоилась. Он снова загипнотизировал меня и убедил в том, что он прав.
   - Антошка, расскажи мне всё. Я обещаю, что помогу тебе, - сказала я тихим умоляющим голосом.
   - Хорошо, слушай. Пару лет назад у нас с Тимофеевым был общий бизнес в Мюнхене.
   Меня крайне удивила такая информация.
   - Чем вы там занимались?
   - Мы..., - Антон замялся. Я стукнула ладонью по столу.
   - Отвечай, Антон. Мне надо знать всё!
   - Оружие. Мы занимались продажей оружия. Нелегально, разумеется. Закупали у кавказцев, а в Германии перепродавали, прибыль делили пополам, всё вроде бы по-честному. Но потом я узнал от одного из наших поставщиков о том, что Илья закупал товар ещё и для себя, а потом переправлял, кажется, в Италию, тем самым, получая двойную прибыль, - Антон остановился, чтобы перевести дух. Я же не верила своим ушам.
   - И что же?
   - Он обманывал меня, понимаешь? А за обман в таком бизнесе надо платить, - Антон зло ухмыльнулся.
   - Когда это было? - я почувствовала, что что-то здесь не так.
   - Говорю же тебе, пару лет назад.
   - Говори точно, вплоть до чисел и часов! - взорвалась я.
   - С ноября 96-го по декабрь 98-го. Потом он уехал из Германии, скрылся. Я узнал через свои источники, что сначала он скрывался в Испании, потом в Люксембурге. А потом он вернулся в Москву, где возобновил работу с клубами. Я решил его найти и отмстить ему.
   - Зачем? Поговори с ним, рассчитайся деньгами, чем-то ещё, я не знаю. Зачем убивать?
   - Это бизнес, сестрёнка, - меня передёрнуло.
   - Как ты намерен его убивать?
   - Оружием. Огнестрельным оружием. У меня есть план.
   Внезапно у меня затрезвонил мобильный телефон.
   - Алло?
   Это был он. Я проглотила комок, вставший поперёк горла.
   - Бэла? Здравствуй, любимая! - его голос был таким жизнерадостным.
   - Привет, - я старалась говорить максимально сухо, чтобы не вызвать подозрений.
   - Почему ты грустишь?
   - Не знаю.
   - Я хочу, чтобы ты была счастлива, Бэла.
   - Послушай, перезвони мне через полчаса, пожалуйста. Я немного занята, - я отключилась.
   Сунув телефон в карман, я выразительно посмотрела на Антона. Он пускал в потолок дымные кольца и улыбался собственным мыслям. Он всё понял. Он всё про меня знал. Он видел меня насквозь. И я ничего не могла с этим поделать.
   - Это он звонил?
   - Да. Я, пожалуй, пойду, - я сорвалась с места.
   - Я позвоню тебе домой. Ты согласна?
   - Да, - сдавленно прошептала я, пряча мокрые, красные, как у белой крысы, глаза.
  

* * *

  
   - Всё отлично, она согласилась.
   - Умница, Альберти! Когда?
   - Очень скоро. Завтра я введу её в курс дела, ещё пара дней на подготовку, и всё будет кончено.
   - И мы будем вместе?
   - Да.
   - До гроба?
   - И после гроба.
   - Обещаешь?
   - Верь мне.
  

* * *

   Я сидела на кухне и пила коньяк вперемешку с отчаянием и собственными слезами. Он звонил мне такой жизнерадостный, строил планы, обещал что-то. Но я знала, что его обещанием не суждено сбыться, потому что всё случится так, как я предсказывала...
  
   2 июня, 1999 г.
   Приехала мама из командировки. Она приехала рано утром, когда небо было ещё не совсем голубым, оно было ещё сине-фиолетовым с розовыми облачками. Я давно уже не измеряю время суток по часам. Я смотрю на небо и понимаю, сколько сейчас времени.
   И, несмотря на то, что мама приехала очень рано, я уже ждала её в коридоре. Она была немного удивлена тому, что я встречаю её, но это было не от большой любви к ней, а скорее от большой нужды.
   - Бэла?
   - Здравствуй, мама. Как съездила?
   - Хорошо. А почему ты не спишь?
   - Мне нужно кое-что узнать у тебя, а застать тебя можно только утром.
   Мама поставила сумки, сняла куртку и направилась в кухню. Я пошла за ней. Мама поставила чайник, вытащила чашки, варенье.
   - Что-то случилось? - она была немного встревожена.
   - Мам, когда Алик от нас уехал?
   Мама вздрогнула.
   - Зачем тебе?
   - Не задавай лишних вопросов.
   - В октябре 96-го, а что?
   - Просто мне нужно знать. А куда он уехал?
   - В Европу. Он не сказал, куда точно поедет.
   Я взвилась.
   - Он всё сказал тебе! Я знаю прекрасно, что вас с ним связывало! - я ушла к себе, громко хлопнув дверью кухни, быстро собралась и выбежала на улицу.
  
   Я бежала к нему. Мне нужно было видеть его, это как глоток кислорода после долгого пребывания под водой. Я даже не стала спускаться в метро, я бежала, что есть сил, я боялась опоздать из-за транспорта.
   Попутно я смотрела на небо. Оно было уже почти голубым, но по нему всё так же плыли витиеватые розовые облачка, маленькие утренние облачка.
  
   "Помоги, помоги ему. Я не прошу помочь мне, но помоги хотя бы ему. Помоги!"
   Небо меня не слышало. Или не хотело слушать.
  
   Я появилась на пороге квартиры Ильи, когда небо уже было кристально чистым, но предвещало утреннюю грозу, потому что я видела, как с юго-запада надвигались тучи.
  
   Илья стоял заспанный, мокрый и счастливый. Он тут же втащил меня в квартиру и сгрёб в охапку.
   - Бэла! Как хорошо, что ты приехала! - он поднял меня на руки и закружил. Мне было не по себе, моё состояние было на грани паники, и он это почувствовал, потому что тут же отпустил меня и посмотрел в глаза.
   - Что с тобой? Что-то случилось?
   - Нет. Просто я опять боюсь.
   - Чего ты боишься? - он обнял меня и стал гладить по голове.
   - Смерти. Безысходности. Помнишь, я рассказывала тебе про туннель и каменную стену?
   Илья вздрогнул.
   - Помню. Но лучше нам это забыть поскорее.
   Он провёл меня в гостиную и усадил на диван.
   - Илья, я боюсь. Я боюсь всего, я даже на улицу выходить боюсь, понимаешь?
   - Не паникуй, я рядом.
   - А ты чего-нибудь боишься?
   - Боюсь. Тебя оставлять одну боюсь.
  

* * *

   - Сейчас я ей звоню, и всё решится.
   - Хорошо.
   - Не переживай за меня. Я вернусь живым.
   - А она?
   - Я не могу её убить. Я отпущу её.
  

* * *

   - Сенечка, - Аля погладила мужа по спине. - Ты сделал то, что я просила?
   - Да, лапочка. Вот тебе папка, почитай. Потом позвони Бэле, и всё ей расскажи.
   - Спасибо тебе большое, Сеня!
  

* * *

   Я проснулась от звука мобильного телефона. Чтобы добраться до него, мне нужно было открыть глаза, принять вертикальное положение, перелезть через Илью, выйти в коридор, и вытащить его из кармана куртки. Проделав это, я уселась на пол.
   - Антон? - спросила я удивлённо громким шёпотом.
   - Да, сестрёнка, это я. Ты где?
   - У подружки дома, у Али. А что? Чего тебе надо?
   - Нужно встретиться, объяснить ситуацию, рассказать, что будем делать.
   Я проглотила слюну.
   - Хорошо. Через полчаса в Летнем, - я отключилась.
  
   Я осторожно оделась, чтобы не потревожить его сон, чмокнула его в щёку и неслышно вышла из квартиры. Спустилась в метро. Там было очень холодно, и людей было очень много, невероятно много, и в вагоне было тепло от дыхания горожан. Мне не хотелось уже ничего, даже не было сил плакать. Я понимала, что совершаю преступление, но у меня в голове уже зрел план, и я была почему-то уверена в том, что у меня всё получится, и все останутся живы, по крайней мере, он останется жив.
  
   Я перелезла через забор - я никогда не входила в Летний через парадные ворота. Антон сидел на корточках у озера и смотрел на лебедей. Я подошла к нему сзади, слегка толкнула коленом в спину. Он вздрогнул.
   - Привет, моя дорогая!
   - Давай, говори, что будем делать, - сухо ответила я на его наигранно-дружелюбное приветствие.
   Мы прошли к ближайшей лавочке, укрытой деревьями и кустарниками, стоящей в окружении статуй.
   - Говори, - приказала я.
   - Тебе нужно условиться встретиться с ним во дворах на улице Комиссара Смирнова, это где метро "Площадь Ленина", там, рядом ДК "Выборгский". Разберёшься, в общем.
   Я кивнула.
   - Мы будем на крыше одного из домов. В нашем распоряжении снайперская винтовка, "Маузер" и "Макаров".
   - Негусто, - ухмыльнулась я.
   - Я очень мало зарабатываю. В общем, так. Когда он подойдёт, ты стреляешь в него с крыши из винтовки, потом мы убегаем.
   - Я?! Ты предлагаешь мне его убивать?!
   Антон расплылся в улыбке.
   - А кому же ещё?
   - Боже мой, - я схватилась за голову.
   - Не переживай, всё будет нормально, мы выйдем чистыми. Деньги поделим пополам.
   - Сколько денег?
   - 50 000 американских тугриков.
   - Ладно. Когда?
   - Пятого июня. Согласна?
   Я немного подумала. Я понимала, что я совершаю, но я совершенно не владела собой в тот момент. Я понимала, между чем и чем я делаю выбор, но моя слабость перевесила мою душу, прогнившую и заросшую паутиной. Я слабая. Вместо того чтобы очистить и залатать свою душу, я облила её грязью. Я слабая. Поэтому я согласилась.
   - На, держи, - Антон протянул мне пять сигарет с травой, в пакетике. - Это для храбрости. Только пользуйся экономно! - он улыбнулся и, насвистывая песенку, ушёл прочь. Я опустилась на землю, чувствуя себя полным ничтожеством.
  
   5 июня, 1999 г.
   Утро.
   6:00 Я лежала на полу в маминой комнате, мокрая, в нижнем белье и со стаканом холодной минеральной воды в руке. На кухне суетилась Аля - готовила для меня зелёный чай с мятой и мелиссой и что-то поесть, при этом бормоча себе под нос ругательства в мой адрес. Часом ранее она откачивала меня, потому что я выкурила одним махом все пять сигарет, которые дал мне Антон второго июня вечером, и выпила две бутылки коньяка, отчего мне стало дурно. Я с трудом добралась до телефона, набрала Алин номер и прохрипела только одно слово: "помоги", после чего потеряла сознание. Что было дальше, я помню смутно, кажется, Аля делала мне какие-то уколы и искусственное дыхание, потом поила меня раствором марганцовки, потом меня вывернуло наизнанку прямо на мою кровать, потом Аля потащила меня в душ. И теперь я лежу на полу и пью маленькими глотками холодную минеральную воду.
   6:30 Аля вошла, посмотрела на меня и покачала головой. Хотя у меня перед глазами было темно, я заметила, как округлился её животик, какое взволнованное и красное у неё было лицо, и подумала, что я всё-таки не достойна жить, потому что я мучаю этого святого человека, носящего под сердцем такое же святое существо.
  
   Аля подошла ко мне и присела рядом со мной на корточки. Я взяла её за руку, по моим щекам потекли слёзы, мутные слёзы больного человека.
   - Аля, прости, то всё он. Это всё Антон, это не я. Он меня заставил, - виновато прошептала я.
   - Нет, Belle, это не он виноват, это ты такая слабая и беззащитная, что не можешь ему отказать.
   - А что я могу поделать?
   - Слушать себя, своё сердце, того, кого ты любишь. Я знаю, ты любишь его больше всего на свете, что ты боишься за него, хочешь защитить.
   - Разве это и есть любовь? Разве любовь это всего лишь страх? - я боялась оказаться правой.
   - Нет, не только, - Аля немного помолчала. - Поднимайся. Пойдём, выпьем чаю, и я тебе всё расскажу.
  
   Аля помогла мне подняться, укутала меня в халат и повела на кухню. Там она усадила меня на стул рядом с окном, налила чаю и поставила передо мной тарелку с едой.
   - Что это? - переспросила я, потому что у меня всё сливалось перед глазами.
   - Яичница с помидорами и сыром, - улыбнулась Аля. - Ешь, тебе нужно поесть, иначе ты совсем завянешь.
  
   Пару минут мы пили чай молча. Аля подождала, пока я доем, потянулась, погладила свой живот и внимательно посмотрела на меня своими огромными синими глазами.
   - Скоро родишь? - спросила я.
   - Да, - Аля улыбнулась. - Скорее всего, уже через пару недель.
   - Как ты себя чувствуешь?
   - Неплохо.
   - Прости меня, Аль, что заставила тебя нервничать. Я знаю, я должна была умереть сегодня, но я почему-то не совладала с собой и попросила тебя помочь мне.
   Аля вздрогнула и покачала головой.
   - Нет, тебе не нужно умирать. Живи! Ты создана для этого. Живи, потому что ты любишь.
   - Люблю? Разве?
   - Вот скажи мне, - Аля вертела в руках серебряную ложечку. - Что ты чувствуешь рядом с ним?
   Я глубоко задумалась минут на семь. Потом вздохнула и отпила немного уже остывшего чая из чашки.
   - Чувствую, что...его душа лечит и латает мою, бедную, дрожащую, покрытую паутиной, душу. Своими словами, жестами, взглядом, голосом. Я готова отдать небу всё, чтобы он жил, я хочу сама подпитывать его жизнью. Я даже сама хочу умереть, только чтобы он жил, чтобы я смотрела на него с неба, и радовалась...
   - А ты не думала, что, если ты умрёшь, ему не будет радостно, что он не будет счастлив?
   - Будет..., - я вздохнула и грустно улыбнулась, к горлу подступил комок, но в глазах было сухо - я знала, что это наркотики, что эта жажда от них.
   - Почему?
   - Он не будет плакать, если я умру. Потому что по мне нельзя плакать...
   - Это он так сказал?
   - Нет. Это я знаю, - я посмотрела в окно. Лето. Начало лета. Небо было ярко-голубым, в него хотелось окунуться. По нему плыли маленькие белые облачка, которые соревновались друг с другом - кто быстрее закроет солнце? А солнце... было какое-то серое, блёклое, как будто бы виноватое.
  
   Аля постучала пальцами по столу, потом встала, собрала и помыла посуду и приказала:
   - Иди и поспи.
   - Зачем? - спросила я, не отрывая глаз от неба.
   - Тебе нужно поспать. Просто нужно выспаться, понимаешь?
   Я кивнула.
  
   8:00 Я покорно дала довести себя до кровати в маминой комнате, снять с себя халат и укрыть одеялом. Аля присела на край кровати, погладила меня по голове, улыбнулась.
   - Спи, моя радость, усни...
   - Я постараюсь крепко заснуть.
   - Больше не позволяй себе быть слабой маленькой девочкой, никогда.
   - Никогда...
   - Думай о себе и о нём. И о том, что у вас может быть.
   - Буду думать... А какое сегодня число?
   - Пятое.
   - Ах, пятое....
   Я благополучно уснула.
  
   Сон
   Мне впервые снился цветной сон. Мне снился дом, старый-престарый, покрытый светло-зелёной краской, крыша этого дома, а на крыше стою я. Я смотрю вниз - совсем невысоко! Я понимаю, что хочу спрыгнуть, ведь это же так весело! И тут я услышала голос Неба...
   "Не делай этого, ты нужна ему. Ты должна подарить ему жизнь, он будет тебе очень благодарен, твой возлюбленный, когда окажется здесь. Просто не прыгай, и всё! Он будет счастлив, ты будешь счастлива. Береги себя, только береги себя! Не делай глупости, думай о себе! Храни то, что у тебя внутри - в душе и под сердцем! У тебя есть душа - красивая, просто ты неумело ей распоряжаешься. Учись быть сильнее обстоятельств. Учись любить. Любовь изначально в каждом человеке. Бог дал людям любовь, как величайшее благо, как свободу. Но, к сожалению, большинство похоронило её... Не делай этого. Береги то, что у тебя есть".
   Я помню, как я заплакала. И небо тоже заплакало. Оно роняло на меня капли, потом обливало ливнем, будто смывая с меня что-то такое, что скрывало моё настоящее лицо, я не могла этому препятствовать, да и не нужно было. Я просто поняла, для чего я здесь...
  
   День.
   13:00 Я проснулась в слезах и с сознанием того, что я что-то важное не успела сказать самому дорогому человеку на этой планете. Быстро одевшись, я вышла из парадной и хотела уже побежать, но тут меня что-то кольнуло. Я поняла, что мне не следует бегать, лучше взять такси.
  
   13:45 Мы с Ильёй сидели на лестнице Театра Дождей и ели заварные пирожные. Он опять говорил мне о чём-то, а я смотрела на него и запоминала, каждый его жест, каждую мелкую морщинку, мимику, будто в последний раз. Я точно знала, что сегодня что-то должно было случиться, вот только что?
  
   14:15 Мы шли по какому-то проспекту в неизвестном направлении, разговаривали. Я уже всё вспомнила к этому времени. Я даже вспомнила свой план, по которому он не должен был умереть...
   - Понимаешь, смерть это же - раз! - и всё, - Илья улыбнулся. - Понимаешь? Только ты не бойся. С нами ничего не может случиться, потому что мы связаны.
   - Как это?
   - Связаны, и всё, этим всё сказано. Мы всегда будем одним целым, и если умрёт один из нас, то должен умереть и другой.
   - Не говори об этом, мне надоела эта тема, - я раздражённо дёрнула плечами.
   Мы ещё долго гуляли, пока я не собралась с духом и не запустила механизм.
   - Илья...,- тихонько вырвала я его из мыслей.
   - Что, Белочка?
   - Давай сегодня встретимся недалеко от ДК "Выборгский"?
   - Зачем? Это же почти на краю города!
   - Мне там нужно кое-что показать тебе, - я натянуто улыбнулась. - Кое-что специально для тебя, а там нас никто не увидит и не найдёт. В половине восьмого, хорошо?
   - Ну, хорошо, - рассмеялся он. - Ты меня заинтриговала, Белка!
   - А теперь мне нужно идти...
   - До встречи!
  
   Дальнейшие мои действия напоминали перемещение слайдов...
  
   15:25 У меня совершенно не было денег. Я пришла домой, собрала все золотые и серебряные украшения, дорогую посуду, мех и заложила в ломбард.
  
   16:10 - Девушка, два билета до Сухуми на сегодня, срочно!
   - Эконом-класс?
   - Да. Скорее!
   Два билета у меня в кармане. Хорошо, что у моей мамы хватило ума не продавать наш дом вместе с садом. Так что мы там не пропадём...
  
   17:30 Позвонила Антону. Сказала, что всё в полном порядке, что морально я готова, что ни о чём не буду жалеть.
  
   18:40 Сидела на берегу залива и отдыхала. Я клялась себе, что он останется жив, мы будем счастливы, я сделаю всё для этого. Никому не придётся платить по счетам, никто не останется выброшенным из этого мира, никто, кого я люблю.
  
   Я клялась себе, что буду сильной. Сила моя в моём сердце, я не могу позволить себе быть слабой в этом мире, потому что мне отведен роль защитницы.
  
   Я крикнула небу: "Спасибо!" и пошла на автобусную остановку.
  
   19:15 Антон уже стоял на крыше и ждал моего появления. Он уже приготовил всё, всё просчитал до мелочей, мне оставалось только подчиниться ему, но я не хотела подчиняться, я хотела, чтобы всё получилось так, как я хочу.
   - Готова, сестрёнка?
   - Готова.
   Я подошла к самому краю крыши. Я знала, что он уже едет сюда. Меня трясло, поднялась температура. Я топнула ногой, отбежала в сторону, села и зарыдала. Антон впал в ступор.
   - В чём дело?! - недоумевал он.
   - Прошу тебя, Антон...
   - Что?!
   - Умоляю, если...тебе хочется...сам...убей сам, не проси меня, не проси!
   - Ты что, совсем умом тронулась?! - Антон ударил меня по лицу.
   - Нет, я в порядке. Я не могу...убить его вот этими руками! - я схватила его руками за шею.
   - Ненормальная..., - прошипел он.
   - Убей сам, своей рукой, не давай этого делать мне!
   - Почему?!
   - Я люблю его..., - в этот момент я казалась себе такой крошечной, словно песчинка.
   - Что за глупости, сестрёнка? - он подвёл меня к винтовке. - Вот, смотри: одну руку кладёшь сюда, другую на спусковой крючок. Так...
   - Умоляю, не надо...
   - Молчи. Глазик смотрит сюда..., - он издевался надо мной. - Как только твой Ромео появится, жмёшь на курок, и всё! Это просто! Ну, в конце концов, представь, что он - это я...
   Антон расхохотался. Я сначала попыталась привыкнуть к винтовке, но потом вскочила и отбежала от неё, стукнув предварительно её об пол.
   - Ты ничего не понимаешь! - кричала я. - Я люблю! А ты не знаешь, что это такое! Я не могу убить его! Убей сам, если тебе это нужно!
   Антон взял моё лицо в свои руки.
   - Успокойся, сестрёнка. Хорошо, если ты не хочешь мучиться угрызениями совести, я убью его сам, - он чмокнул меня в нос и пошёл восстанавливать винтовку. Тем временем я отошла на безопасное расстояние, набрала номер Ильи...
   - Илья, солнце, не приходи, пожалуйста.
   - Почему? Ты передумала? - голос его был таким живым, счастливым, ярким.
   - Нет. Тебя хотят убить.
   - Боже мой, кто?
   - Я не шучу. Не приезжай!
   - Но я уже почти здесь!
   - Уезжай скорее! Тебя убьют!
   - Не говори глупостей, дорогая. Меня никто не убьёт. Мы с тобой уедем на юг, к морю. Вот только я закончу здесь все свои дела, и мы сразу же уедем отсюда! Нарожаем кучу красивых детишек...
   - Прости меня..., - я не могла больше это слушать.
  
   19:32 Я сбросила мобильный телефон с крыши. Обернулась - довольный Антон уже держал моего Илью на прицеле.
   - Вот он, твой Ромео! - веселился он. - С цветами!
   Я вытащила у него из сумки "Маузер" и приставила дулом к своему животу. Раз умирать, то только вместе, никак иначе.
   - Ну, держись, тварь, - Антон был зол на весь мир. - Ты отнял у меня право на жизнь, но я не позволю тебе отнимать у меня сестру!
   А я тем временем вспомнила свой сон. "Береги то, что у тебя есть".
   Я слышала, как раздались два выстрела. Один, а следом и второй, с разрывом в двадцать секунд, наверное. Потом ещё один, контрольный. Тело Антона лежало рядом с винтовкой. "Маузер" я спустила с крыши. Я знала, я всё поняла. Я предсказывала, что так будет. Он умрёт, а я останусь. Но я останусь, чтобы он был счастлив, смотря на нас с неба.
  
   21:00 Я села на самолёт до Сухуми. Поживу там пару месяцев, пока всё не уляжется. Надо, чтобы всё успокоилось. Так нужно.
  
   Я понимала, что убили с моего согласия любимого мною человека, самого дорогого существа на этой планете, с которым я провела так мало минут. Но любовь мою не убили. Меня простят.
  
   Прошло некоторое время.
  
   5 декабря, 1999 г.
   Всё закончилось почти хорошо. В Сухуми я провела всё лето, в Петербург вернулась в середине сентября. Тело Антона нашли через сутки после того, как всё произошло, а тело Ильи гораздо раньше. Илья тогда принёс мне мои любимые белые гвоздики...
   Я убила своего брата, я знаю об этом, я давно догадалась. Ещё до того, как он поставил меня перед выбором: либо мы убьём Илью, либо умру я. Алик-Антон действительно тогда, в 96-м уехал в Германию, где занимался с Ильёй продажей оружия. Но я не жалею, что Алик мёртв. Он это заслужил.
  
   Маму я не видела. Узнав, что Алика убили, она продала квартиру и уехала в неизвестном направлении.
  
   Аля родила мальчика, которого назвали Ярославом, и которому я стала крёстной.
  
   Всё вроде бы хорошо...
  
   Я помню всё, и всегда буду помнить. Слова, мимику, жесты, самые мелкие морщинки. Всё, как в последний раз. Я не убила его, я не убила то, чему я теперь знаю определение. Я убила время, ведь он всегда останется таким, каким был. Я помню его главные слова. Нет, не те банальные три слова, другие.
  
   "Есть вещи на свете, которые нельзя понять до конца. Есть вещи, до которых нам есть дело, есть такие, которые мы не замечаем, но они есть... А есть вещи, которые внутри нас. Мы носим их под сердцем, лелеем, растим. Эти вещи и есть наше богатство".
  
   Когда мой сын вырастет, я всё ему расскажу. Он поймёт. Это и есть моё богатство. Я не стала продавать домик в Сухуми, чтобы иногда возить его туда, купать в море, кормить фруктами, греть на солнце. Но жить я останусь здесь. Потому что нет города красивее нашего. И нет на свете неба огромнее и прекраснее нашего. Оно - наше всё. Спасибо тебе, небо!..
  
  
  
  
  
   22.04.2005 - 26.05.2005
  
   (с) Екатерина Фришманн
  
  
  
   - 43 -
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"