В старинном помещичьем доме с четырьмя полуколоннами по фасаду, где сразу после гражданской войны размещался санаторий для пролетариев, которых было зазорно пускать на Черноморское побережье, потом, недолгое время, правление ТОЗ "Красный пахарь", во время Великой Отечественной - штаб ваффэн СС, а после Победы и до нашего времени - Дом культуры и краеведческий музей, стоял рояль. Древний рояль знаменитой марки "Стейнвей и сыновья", оставшийся от прежних хозяев, дворян Еникеевых. Он удивительно хорошо сохранился, потеряв разве что часть слоновой кости с клавиш, её утащил в свою каморку руководитель пионерской секции "Умелые руки" для реставрации бильярдных шаров. Иногда за рояль садилась городская девочка Наташа, её на целое лето отправляли в деревню к бабушке с дедушкой, а порой и на зимние каникулы. К седьмому классу она могла сыграть "Лунный свет" Дебюсси так, что суровый кочегар Селивёрстыч, сгрызший на спор "маленковский" стакан, ронял скупую мужскую слезу и молча махал рукой, чтобы не грели и наливали по-новой.
Кто-то заметил, что когда Наташа играет, из-под потолка спускается большой паук-крестовик и поднимается, когда девочка уходит.
- Ты смотри, животина, а всё понимает, - шмыгал носом Селивёрстыч, недрогнувшей рукой опрокидывал внутрь двести грамм казённой и продолжал на выдохе: "Нечеловеческая музыка."
Конечно, паук не мог ничего слышать. Пауки вообще не имеют органов слуха, какая-то струна вызывала резонанс паутины и крестовику казалось, что в его сети влетел целый десяток жирных мух и бьётся, пытаясь вырваться на свободу.
Паук был очень стар, призовое место среди пауков-долгожителей ему было обеспечено, он помнил, как на месте девочки сидел хмурый мужчина в чёрной форме с серебряными черепом и костями и, налив в рюмку резко пахнувшую жидкость из пузатой тёмно-зелёной, почти чёрной, бутылки, наигрывал что-то нежное, выпивал, а потом пел партию графа из "Лоэнгрина" красивым баритоном. О том, что это баритон и красивый, паук не мог и догадываться, но паутина тогда тоже вибрировала. Эти воспоминания и сыграли впоследствии свою роль. Или, может быть, старому крестовику просто осточертело мотаться туда-сюда по паутине, он дождался, когда Наташа перестанет играть, и шлёпнулся сверху на её причёску под мальчика. Вечером, переживая заново тот ужас, когда хелицеры паука раз за разом погружались в кожу на виске, Наташа готова была поклясться, что из дыхалец на головогруди злой твари вместе со свистом воздуха вырывалось еле слышное "Шайзе! Ферфлюхтен руссише швайнехундэ!". А потом крестовика сбросил в банку прибежавший на крик девочки директор ДК и понёс в мастерскую, залить эпоксидкой и подарить библиотекарше Лене. Не забыв перед этим направить Наташу в медпункт...
Шли годы. Наташа закончила школу, спортивный институт... Однажды она, вытянувшись в струнку так, что того гляди завибрирует и сведёт с ума пауков в целом городском квартале, стояла перед длинным столом и слушала, что ей говорит седой мужчина с орденской планкой на светло-сером пиджаке, пошитом уж если не в Париже, то точно в Бердичеве:
- Младший лейтенант Романова, как отличник боевой и политической подготовки, вы награждаетесь Почётной грамотой и премией в размере месячного оклада денежного содержания. Явитесь после двухнедельного отпуска к месту службы, указанному в документах. Кстати, Романова, вы уже выбрали позывной для своего первого самостоятельного задания?
Наташа улыбнулась какой-то своей мысли и звонко ответила: