ПАДЕНИЕ ХРИСТА.

Он художник, что рисует кистью
На холсте рождая сою мысль,
В красках воплощая свое бремя
Всем свое признание дарить.

Он из тех, кто рисовал Христа,
Обнаженного, в позорном одеянье,
На кресте прибитого слепца
Верившего в мира покаянье.

Он, писавший свой портрет с лица,
В муках искалеченных сознаньем,
Написал великие слова
Под картиной под названьем "Имя бога".

Болью пропитал он полотно,
В каждой строчке заложив безумье
Страшно разжигающих твердыню,
Ту, которой так хотел коснуться.

Он, прошедший с Ним его дорогой, 
Ставший его правою рукой,
А потом предавший ради веры,
Что вложил Иисус в глаза его.

Что бы смог он донести до мира,
Все слова, рожденные в душе,
Ставшие до боли справедливы,
Ставшие до боли мне близки.


***

Поэты душу пачкают ногами,
И в грязь свое испачкали лицо.
Поэты слишком много потеряли,
Когда дарили радостную боль.

Поэты своей жизнью слишком много
Поставили на кон цветов и слез.
Поэты слишком много потеряли.
Когда в стихи заковывали боль.

Им в душу наплевали черным пеплом,
Их кровь покрыта желочи слезой,
А на рассвете, кто-то откровенно,
Наступит на цветы босой ногой.

Кто благодарен им за строки неба.
Кто взял так много, что не смог отдать.
Любовь им стала вечною подругой,
А злую боль теперь зовут женой.


Они теряли все, за право ветра,
За право жить, за право умирать.
Поэт не волен, в этой жизни быть счастливым,
Поэт, увы, не в праве умирать.


 * * * 
Поэт босоног в любви,
По стеклам шагая смело,
По струнам души нелепо
Стучит первозданный дождь.

Поэты идут по миру.
Нелепо роняя слезы,
На эти печальные розы,
Что стали для вас близки.

Они сочиняют рифы,
В душе переживши бурю.
А в мире опять смеются
Над строчками их идей.

Не слишком ли много света.
В глазах, где таится радость.
Но у поэта в доме
Тоска поселила грусть.

Где ангел его знамений,
Что часто гостил в его доме.
Теперь в этом доме радость
Стала не частый гость.

Поэт босоного по праву.
Поэт не готов умирать.
Его не простят за это
Его враги и друзья.

* * * 

ЗАКЛИНАНИЕ.

Грязное написать
стихотворение.
Много грубых слов
вставить в него.
И терзать его
до исступления.
Пока пальцы
могут еще сочинять.

Я ненавижу строчки
эти.
Они не мои
чужие.
Они рождают во мне
бессмертие.
Но забирают мою
душу.

К черту слова
странные,
Эти стихи
грустные.
Будут блестеть
яркие,
Звезды на небе
лунном.

Руки мои
судорогой,
В спинку кровати
впились.
И эти глаза,
безумные
Книги читали
великие.

Мысли мои
потеряны,
Сам я давно
состарился.
И на могиле 
времени
Стихи шептали
признание.

Новые строчки
выплеснут,
Шаги моего
величия.
Я потерял 
сознание,
От радости и
отупения.

* * *


Я хотел написать,
строчку, одну, красивую.
Слова одно,
только, чтобы с любовью.
А получилось,
одно сплошное обилие,
Пошлых фраз,
или потерянных рифм.

Строчки мои,
гадкие стали очень,
Больше не верят,
я их не достоин теперь.
Грязное небо,
обилием фраз померкло,
Небо вернулось,
что бы потом упасть.

Всю эту грязь,
я воплощу стихами.
С громом побед.
не созданных королевств.
Сколько пустых,
я напишу посланий.
Сколько  глухих,
будут читать стихи.

Больше не верю, 
я в правду больше не верю.
В то, что любовь,
это высокое чувство.
Я больше не верю, 
строчкам своим не верю.
Верю лишь лжи,
во всей ее красоте.




ЗЕРКАЛО.

Я в зеркало смотрю,
гадкое,
Отражение вижу,
подлое.
Предо мной человек 
с масками,
На лице искаженным.
злобою.

И глаза его.
очерствевшие,
Словно холодом,
обливали.
На меня он смотрит 
не с ненавистью.
Он меня за жизнь,
презирает.

Для него я словно,
ребенок.
Заблудившийся в этом,
теле.
В отраженье я вижу,
небо,
И предметов домашних,
тени.

И усмешка его,
играет,
На губах дерзновенным
ядом.
Каждый день он мне 
предлагает,
Стать убийцей с приставкой
"само".

И в глазах его,
огрубевших,
Больше старых картин,
не видно.
Каждый день я смотрю,
в зеркало,
И встречаюсь всегда.
с ними.

* * *

Пусть улыбаясь, терпит мое презрение.
Грязный город, своими пустыми улицами.
А знаете вы, какое у меня лицо,
Когда я один , когда я абсолютно спокоен.

Вы видели, как я улыбаюсь,
Когда меня воротит от скуки.
А кто скажет, как я смеюсь,
Когда мне действительно весело?

Я не поэт, не ваш, по крайней мере.
Ее для себя, меру не выбирают.
Я и не знал, что эта жизнь тяжелее,
Чем триста тонн, за раз оторвать от пола.

* * *

Если падают листья,
значит это кому-то нужно.
Значит кто-то придумал,
законов природы много.
Если звезды светят,
значит ребенку игрушку
Купит мамаша,
на свои последние деньги.

Если миром, боль правит, 
значит так надо,
Что бы матери,
сынов своих не дождались.
Если  я, 
мир за лож презираю, 
Значит и я, 
кому-то такой нужен.

Значит и мне, 
в мире найдется место.
Пусть на задворках,
загаженной, мертвой вселенной.
Если влюбляются, 
значит кому-то спокойно,
Что не в него, 
и его покой не нарушен.

А в городах,
с трибуны кто-то ораторствует.
И призывает, 
к гражданскому неповиновению.
А город заполонили, 
грязные, оборванные цыгане,
И выпрашивают у старушки, 
последний рубль.

И до безумия, 
толпа мне осточертела,
Она воняет, 
потом и перегаром.
Мне так хочется,
из города на волю вырваться,
Что бы узнать, 
что звезды все еще падают.

* * *

Кто я для вас? Жалкий поэтишка, небыль?
Может испорченный, юностью странный тип.
Я нацеплю, из шкафа возьму и одену,
Старую кофточку, сотканную из лжи.




И в своих заклинаньях вы шепчите.
На ухо свои мне признания.
Про себя я смеюсь над вами,
Но из жалости со всем соглашаюсь.

Своих тайн никому не доверите,
И хранить их до гроба будете.
А я всем расскажу, что у Саши,
Что-то с Леной вчера было.

И я топну ногой, по полу,
Что бы звон хрусталя слышали.
И для вас я больше ни кто-нибудь,
Я поэт ваш, презренно нищий.

И затем, через лет триста,
В оправданье свое перед богом,
Вы потащите меня за собою,
И скажите, смотрите, вот он.

И стихов моих пару строчек, 
Вы прихватите на закуску.
Чтоб ошалел он от правды, гордый, 
В суровом своем обличии.

Вымолив лишнюю сотню,
Помчитесь, галдя и ругаясь.
Оставив меня залогом,
Тому, кто вечно, что-то прощает.

И заплачет он над моею книжкою,
Презирая свое творение.
И униженный я буду смеяться,
Что и после смерти несу невезение.

* * *

Посмотрите в глаза, мне,
На стихов вековую печаль.
Что вы видите там, на дне,
Огрубевшей, но божьей твари?.

И в глазах, что предали свет,
Ради пары паршивых рифм,
Не найдется и пары строк, 
Что б любимой сказать "Ты".

И пусть бог заберет свой дар, 
Что мне проку от грязной бумаги, 
Что мне дела до чьих-то свадеб,
 Когда сам я давно погиб.

Пусть она заберет тот день, 
Когда небу плевать на слякоть, 
Когда птицам лететь к домам, 
За мечтой, звезды в небе печатать.

Заберите мои слова,
На меня, в глаза мне смотрите.
Посмотрите, гвоздями слов,
Я в бумаге чеканю рифмы.

Я распял свои руки льдом,
Одним словом, так гордо вечным.
А теперь пожинаю стон.
От ушибов, но не телесных.
* * *

Заберите от меня
руки,
Я не в силах смотреть,
в небо.
Мне не больно,
глаза режет,
Этот свет твоего,
детства.

Заберите мои,
страны.
Опостылела мне,
деревня.
Ненавижу я дней 
коротких,
И весенних ночей
росы.
Я живу одними
словами,
Языки у нас,
одинаковы.
Только я говорю
мечтами
А вы только
прилагательными.

Мне не страшно руки
обрезать,
О камыш, что растет
берегом.
И с обрыва потом 
прыгнуть
И до дна достать 
на мгновение.

И плевал я на ваши 
речи,
И стихи, что вы 
не читали.
Я всегда сочинял, 
много,
Но только, увы, 
бездарного.

* * *

Что это за женщина такая,
Что в след мне презренно фыркнула.
Не так я понимаешь одет,
Как она это по телевизору видела.

И мальчик еще сопливый,
А уже говорит по английски.
Сказал, что я неправильно живу.
С точки зрения мыслителя Ницше.

Я устал понимать непонятное,
Когда с плакатов читаешь строчками,
Что бунтуют шахтеры Кузбасса,
А правительство уперлось, точка.

И прохожий ко мне обращается, 
Как пройти на улицу Мира.
А я не помню такого слова,
Это слово мне больше не сниться.

Я читаю в газетных строчках,
Свое имя черными буквами.
Но ведь люди, я еще жив, 
Опечатка наверно вышла.

И ликуют собаки бездомные,
Когда кость им кидает дворник.
А на перекрестке опять пробка,
А утром не зазвонил будильник.

* * *

Заберите свои лица,
И бездарность свою тоже.
Так противно мне видеть ваше,
Изможденное в ласке ложе.
Ваши губы такие пресные.
Целовать увы не умеют.
А до страсти вам на коленях.
Это к богу, а он в изгнанье.
И суровость непостижимую,
Я выплескиваю стаканами.
А любовь, такую мне милую.
Обливаю свинцовым ядом.
И в оковы венчаю вечные,
Создаваемые приличия.
Мне так хочется все это вырвать,
Мне так хочется раствориться.

* * *
Что вы смотрите на меня, опустевшими,
От презренья, глазами выцветшими.
Я хочу упасть на колени,
Не пред богом, пред искусителем.


И кричать, что в груди есть мочи,
Чтобы в кровь перепонки рвались.
И что бы пальцы такие уставшие,
Эту землю, в глотку вбивали.

Я хочу услыхать как плачет,
Этот ветер весенним прибоем.
Мое сердце давно растрачено,
По борделям и по притонам.

Мое тело давно истерзано,
Их руками, тысячепалыми.
А лицо, давно посеревшее,
Не смеется больше от зависти.

И услышать хочу я робкий,
Но один на земле мне слышимый,
Чтоб ваш один, человечий крик,
Слился в тысячи птичьих криков.

Чтоб звенели и рвались вены,
Ненавидевшие, однообразие.
И могилы, такие свежие,
Чтобы мать покрыла цветами.

* * *

По улицам прохожу, сгорбленный,
Печаль на плечи воздвигнув.
А глаза, в прошлом такие гордые,
Покорились, черствости ненасытной.

Мои руки, нежными быть перестали,
Мои губы, ее целовать разучились.
И я бродил, одинокий в своем изгнании,
Словно влюбленный, под поезд бросивший душу.

И тоска, в глаза мне открыто смотрела,
Ей плевать, на жизни несовершенство.
Ей подавай, на чаще даров, невинность,
И непоруганность такого далекого детства.

Улицы принимали, тело мое в изгнании,
И завлекали, в шум кабаков, пьянящий.
Я растворился, в прозрачных бокальных бликах,
Чтобы на утро снова идти на работу.

Снова смотреть, в зеркало, в отраженье,
Не понимать, жизни этой убогость.
Чтобы воспеть, в стих их несовершенство,
Чтобы пред смертью, поэтом я стал великим.
* * *

Я хочу надругаться,
Жестоко над собственным телом.
Тело стало тлетворным,
Телу нужны перемены.

Мне все равно,
Что мир становиться хуже,
Пусть он закиснет,
Меня-то с вами не будет.

Мне безразлично,
Стремление стать лучше,
И с давних пор
Этот мир мне наскучил.


Пусть мне плевать,
На слезы девушки этой.
Я ей подарю
Огромных цветов букеты.

Брошу под ноги,
Прохожему пачку денег.
Пусть он от жадности,
В лужу руками лезет.

А я засмеюсь,
Пройду презрительно мимо.
Это фальшивки.
Вы только их заслужили.

* * *
В любви не признаются не любя,
Когда глаза так томно безразличны,
Когда слеза скользнет в хрусталь звеня.
И стаи птиц за горизонтом скрылись.

Что мне мои стихи, они молчат,
Когда я на весь мир кричу о вере.
В любви не сознаются не любя,
В любви живут, в любовь заветно верят.

И на проспекте, где торгуют небом,
Художник  всуе нарисует мой портрет.
Холодный, как зимою злое небо,
И так до неприличия пустой.


И вспомню я на миг твои ладони,
Как в голосе твоем цвела сирень,
И нарисую на холодном небе,
Луч солнца, что подарит мне любовь.

Любовь не обрекают на любовь.
Она не сможет вынести измены.
Любовь поют в стихах, забыв про боль,
И обрекают нежно в совершенство.

Мне не дано подняться до небес,
Жить вечно, быть немного скучным.
Но мне дано любви познать родник,
И нежно целовать твои ладони.

* * *