'Звонят в дверь, - подумала Майве. - Эрне, он такой милый. Никогда не опаздывает'.
Дверь заговорщически скрипнула.
- Ты почему в темноте? - раздался хрипловатый с мягкими интонациями мужской голос.
- Т-с-с! Ничего не говори! Эрне, сегодня хочу, чтобы всё было по-другому. Это сюрприз!
- Я принёс кое-что для тебя, - смущённо произнёс Эрне, топчась по-прежнему на пороге.
Майве, лёгкая как мотылёк, пересекла комнату и, обвив одной рукой шею молодого человека, другой приняла невидимый подарок в заманчиво шуршащей обёртке.
- Угадай, в чём я? - игриво спросила она и тотчас же прижала пальчик к губам гостя. Её ладонь медленно заскользила вниз от шеи до пояса мужчины. Расстегивая снизу вверх пуговицы его одежды, попутно прищипывая ноготками кожу, она так же медленно, растягивая слова, жарко зашептала:
- Я в розовом корсете... розовый и много-много всяких белоснежных рюшей... молчи, я сама... розовый с белыми кружевами корсет и чёрная шнуровка, не забудь развязать её... подожди... не сейчас... а-ах, Эрне, нетерпеливый, ты не дождался самого главного... Розовые чулки... такие красивые, с гипюровой подвязкой... Она такая широкая... И тоже розовая-розовая... Помнишь, однажды мы видели закат, он был таким чудесным, так вот эти чулки гораздо... гораздо красивее... Ой!..
- Так скользко, я чуть не грохнулся!
- Шёлковые простыни всегда гладкие и прохладные...
- Да, у тебя холодно...
- Не останавливайся, Эр!
...
- Ты такая выдумщица, - довольно выдохнул Эрне, - Мне нравится с тобой. Ты необыкновенная! С той девчонкой из соседнего...
- Соседнего дома, ты хотел сказать, - перебила Майве и, как кошечка, сладко выгнулась под горячей ладонью мужчины. В мыслях ей нравилось называть его 'моя детка', Эрне, дурашка, конечно, не догадывался. Он о многом не догадывался, но никогда и не мешал ей фантазировать, это было его лучшее качество.
- Да, соседнего... дома. Так вот, та малолетка ужасно скучная. А ты такая!..
- Какая? Скажи!
- Такая... С тобой не соскучишься!
...
- Ну, ты заводная! Как у тебя получается? Всю ночь спать не даёшь, и всё мало!
- Это всё мои чулки... И... ты чувствуешь, как пахнут розы? - голос девушки вдруг потерял свою тягучую слащавость, зазвенел тонкой струной, отражаясь от высокого потолка.
- Розы?
- Да, розы принесённые тобой... На бархате лепестков в лучах рассвета сверкают слёзы ночи...
- Зачем ты говоришь так непонятно?
- Это стихи... И нежный аромат цветов отчего-то тревожен, и сердце готово вырваться из плена груди...
- Твоя грудь, девочка моя, - это что-то!
- Что-то восхитительное, ты хотел сказать?
- Д-да... Я такой неловкий, у меня не получается говорить так хорошо как ты... А знаешь, мы вчера начали разбирать девятнадцатую ветку метро, скоро можно будет разбивать её на боксы... Столько народищу туда поместится!
- Эрне! - с укоризной воскликнула девушка, - Давай не будем об этом!
- Ты странная! Тебя не интересует происходящее вокруг. Это потому что живёшь одна! Если б ты жила с нами в метро... Может быть, всё-таки передумаешь? - загораясь надеждой, воскликнул Эрне и порывисто схватил девушку за руки, - Я бы подобрал тебе бокс поближе к туалету! Получала бы паёк, кипяток каждый день, тебе нашлась бы работа, чем ты так...
- Замолчи, - вскрикнула Майве, - Сто раз говорила, чтобы ты снимал штаны, когда ложишься в мою постель. Идиот!
- Да что случилось? - недоумённо воскликнул Эрне, вновь придвигаясь к девушке.
- Твои дурацкие замки! Порвал чулок! Говорила же тебе, осторожней! Убери руки! Такую дорогую вещь испортил, дурак! - Майве ящеркой ускользнула от жаждущих рук, уселась в изголовье ложа, поджав ноги к подбородку. Она всхлипнула раз, другой, быстро вытерла щёки ладонью и вдруг, закрыв лицо руками, разрыдалась в голос. Слёзы проникали сквозь пальцы, падали на голые коленки и стекали к щиколоткам.
Эрне, испуганно глядя на горько плачущую подружку, хотел пожалеть, приласкать, но, протянув нерешительно руку, уронил её. Кутаясь в безразмерную куртку, быстро покинул комнату...
Майве рыдала, содрогаясь от холода, - худенькая обнажённая девушка на постели из книг, газет и журналов. На колченогом столике, стоявшем у старинной, на бронзовых львиных лапах ванны с битой эмалью лежал принесённый ночным гостем свёрток - низка сушёной рыбы.
За крошечным подвальным окном, медленно продираясь сквозь завесу облаков над руинами давно погибшего города, рождался рассвет. Худосочные лучи его нехотя освещали бетонную серость каморки, где ютилась Майве. Над её постелью, обрамлённый пушистой желтоватой плесенью, висел лист давно потерявшей лоск бумаги. Фото из гламурного издания. Юная красотка в розовом корсете и чулках, картинно изогнувшись, посылала воздушный поцелуй своей правнучке из двадцать второго века...