Гаан Лилия Николаевна : другие произведения.

Развесистая клюква по-шведски

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 8.33*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Крым, Украина, майдан, санкции, вторжение на территорию сопредельного государства! Надоела истерия в интернете! Да и не суть, что именно "Незалежная" - причина ненависти всей Европы к "путинскому режиму". История этой неприязни давняя, да ещё старательно лелеемая западными СМИ. Было время, когда я считала, что слухи о нелюбви европейцев к русским сильно преувеличены, а то и вообще существуют только в головах наших идеологов. Да что там - была твёрдо уверена, что это вздор до тех пор, пока старинная подруга моей матери Марьяна Павловна не побывала в гостях в обычной шведской семье.
   Развесистая клюква по-шведски.
  
  Крым, Украина, майдан, санкции, вторжение на территорию сопредельного государства... Надоела истерия в интернете! Да и не суть, что именно "Незалежная" - причина ненависти всей Европы к "путинскому режиму". История этой неприязни давняя, да ещё старательно лелеемая западными СМИ. Было время, когда я считала, что слухи о нелюбви европейцев к русским сильно преувеличены, а то и, вообще, существуют только в головах наших идеологов. Да что там - была твёрдо уверена, что это вздор до тех пор, пока старинная подруга моей матери Марьяна Павловна не побывала в гостях в обычной шведской семье.
  Сколько я себя помню, тетя Мара всегда была элегантной, знающей себе цену женщиной. Сейчас ей около восьмидесяти, но глядя на её гордо вздернутую голову с подкрашенными в фиолетовый цвет и тщательно подвитыми кудрями, как-то не поворачивается язык назвать эту леди бабкой или старушкой.
  А между тем, Марьяна Павловна Климкина прожила не совсем обычную жизнь.
  Родилась она в маленьком городке на юге России. После окончания школы с золотой медалью, девушка приехала в Москву, где со второй попытки всё-таки поступила на биофак МГУ. Её интересовало всё, что касается растений.
  Шла обычная студенческая жизнь - лекции, семинары, сессии, студенческое общежитие, диспуты и танцы, прогулки по ВДНХ и парку Горького. Да мало ли, чем может заниматься в большом столичном городе юная и энергичная девушка! Марочка и санитаркой подрабатывала, и полы мыла - её семья была небогатой, и родители изо всех сил тянулись, чтобы дать дочке высшее образование.
  Её соседкой по комнате в общежитии была девочка с филологического факультета, увлекающаяся скандинавскими языками. И, как-то затащив Мару на кружок, сумела заинтересовать изучением финского языка. Девушка аккуратно посещала занятия, и вскоре довольно сносно заговорила по-фински.
  Учеба давалась ей легко, и она могла рассчитывать после окончания университета на вполне приличное распределение. Короче, всё сулило нашей героине прекрасное будущее, но... в 1957 году жизнь юной Мары навсегда изменил VI Всемирный фестиваль молодёжи и студентов.
  Преподаватель финского включил Марьяну в списки, и её вместе со студентками иняза приставили к группе молодежи из Финляндии. И хотя финны говорили по-русски неплохо, Марьяне с подругами строго приказали прислушиваться, о чём толкуют северные соседи. Ведь Финляндия и намёков не подавала на социалистический путь развития, упорствуя в махровом империализме! Мало ли, а вдруг эти молодые парни - студенты Хельсинского университета, что-то замышляют против страны Советов? Как говорится, дружба дружбой, но фестиваль-то рано или поздно закончится!
  Да, это было весёлое время! На целых две недели зажатая в идеологические тиски Москва действительно поверила в "хрущевскую оттепель". Город волшебно преобразился, в нечто похожее на карнавальный Рио-де-Жанейро! Громкая музыка, песни и танцы до утра, яркие флаги, конфетти - сказка! А главное - общая атмосфера весёлого и беззаботного куража, когда, казалось, можно абсолютно всё!
  Тогда многие русские девушки сошлись с иностранцами, и через девять месяцев в Москве появилось немало "фестивальных" детей с шоколадным цветом кожи и ярко выраженными негроидными чертами лица. Одни знали своих отцов, другие - нет, но, собственно, какая разница?
  А вот Марьяшу ждало кое-что другое. Ей было любопытно практиковаться в финском с подопечными иностранцами, но особенно охотно с ней общался один из них - белокурый и высокий паренек Матте Линдквист. Парень оказался студентом факультета "Лесное хозяйство" Хельсинского университета.
  После того, как в 1948 году Д. Лысенко, пользуясь поддержкой И. В. Сталина, объявил генетику лженаукой, в Советском союзе начались на неё гонения, получившие позже название "лысенковщины". На факультете Мары, понятно, все преподаватели тогда придерживались точки зрения "народного академика" и активно морочили голову студентам всякой "ветвистой пшеницей" и другими не менее экзотическими растениями.
   Можно только представить, как вся эта чушь забавляла Матте. Он, не скрываясь, высмеивал Лысенко и его школу (а чего ему было бояться?!) к восторженному ужасу внимающей его речам озадаченной Мары. Про генетику она, конечно же, слышала, но не знала, что на Западе ей привержены все, кто сколько-нибудь причастен к биологии.
  Вот говорят, что финны медлительны и невозмутимы. Возможно, но только не когда перед ними находится понравившаяся девушка. Очарованный Матте развил буквально бешеную прыть, ухаживая за русской красавицей - и цветы дарил, и песни пел, и стихи сочинял, но Марьяша была воспитана в русской провинции, а там нравы в 50-х годах были ещё те!
  Девушка охотно принимала знаки внимания от иностранца - гуляла с ним по набережной Москвы-реки, показывала ему столицу, училась танцевать западные танцы, и всё! Все поползновения к более интимным отношениям, Мара немедля и категорично пресекала. И эта веками проверенная тактика дала вполне предсказуемые результаты!
   Линдквист влюбился по уши! Уехав после окончания фестиваля домой, он не долго оставался вдали от любимой девушки. И вскоре, воспользовавшись какой-то оказией, вернулся в СССР с предложением руки и сердца.
  Любовь - штука тонкая. Может, такая преданность ухажера, а может, и его синие красивые глаза, всё-таки растопили сердце Марьяны, и она дала согласие на брак.
  Надо сказать, что в ту пору согласия девушки для заключения брака с иностранцем было недостаточно. Матте пришлось пройти через все круги советского бюрократического ада, чтобы в назначенный день Мара в скромном свадебном платье пересекла порог Финского посольства.
  Но на этом торжественном событии сказка, образно говоря, закончилась, и началась коммунистическая реальность.
  Марьяну из страны не выпустили, без объяснения причин. Нет и всё!
  Тогда Матте попытался получить советское гражданство - ему отказали! Но здесь соизволили хотя бы предъявить претензии. Мол, Матте не коммунист, и даже не сочувствующий, мало того, Линдквист оказался бароном!
  - Ты барон, Матте? - горько удивилась теперь уже баронесса Марьяна фон Линдквист.
  - Да! А что здесь такого? - не понял тот её разочарования.
  Действительно! Признаться в СССР 50-х, что ты барон, всё равно, что поведать при визите в Израиль, что ты член нацисткой партии. Мара чуть не расплакалась от разочарования, хотя любопытство и взяло своё.
  - У тебя есть замок? Ты богат?
  Матте рассмеялся.
  - Нет! Да и не был никогда! Мои родители живут на небольшой мызе, и сами доят коров и ухаживают за свиньями! Баронство мы получили в 17 веке за военные заслуги. Оно тогда давало закрепление привилегий на владение землей и освобождало от налогов. Но наш земля - это нагромождение камней! На ней ничего не растёт, кроме сосен!
  Мара охотно ему поверила, но доказать, что Матте достоин советского гражданства соответствующим органам в бюрократическом аппарате МВД было невозможно. Молодые люди оказались в невыносимой ситуации.
   Какое-то время Линдквист посещал СССР, чтобы встретиться с женой и маленькой дочкой Ингер, но потом произошло неизбежное.
  С блеском защитившую красный диплом молодую специалистку Марьяну Линдквист отправили не куда-нибудь, а в район Копетдага. Ей предложили место учителя в затерянном в горах ауле, где и по-русски никто не говорил.
  - У вас такой талант к языкам! - язвительно пояснили ей на комиссии по распределению,- вы быстро выучитесь говорить по-туркменски! Государство потратило на ваше обучение столько денег, что пришло время принести пользу родной стране, а не грезить другими, да ещё и капиталистическими странами.
  Возражать и упрямиться было бесполезно, да и опасно! Наше государство умело жёстко усмирять непокорных.
  Участь их брака оказалась предрешенной. Матте ещё что-то пытался предпринять, но Марьяна уже поняла, что надежды нет.
  - Я ему так и сказала,- грустно рассказывала она моей матери впоследствии,- забудь ты про нас! Начни всё сначала! Иначе сделаешь только хуже - кто его знает, куда нас пошлют, чтобы от тебя отдалить? Могут и в Магадан! Он закричал, руками замахал, но...
  Понятно, что последовало дальше. Туркмения далеко от Финляндии! Письма приходили крайне редко, да и те пропадали чаще, чем достигали адресата.
  Копетдаг - часть Туркмено-Хорасанских гор. Угрюмые и холодные хребты, чередующиеся долинами рек Атрек и Сумбар. Здесь часто бывали землетрясения, а крутые склоны желто-серых гор украшала всего лишь полупустынная скудная растительность.
  Но на территории хребта расположился Копетдагский заповедник, и Мара было воспрянула духом, попросившись туда на работу - она ведь так мечтала посвятить свою жизнь науке! Просьбу отклонили, грубо указав, что её место в начальной школе.
  - Партии лучше знать, где вы нужнее - в заповеднике или в советской школе! Стыдно, товарищ Линдквист, искать легких путей! Вы же комсомолка!
  И Марьяне стало не до любви! По-туркменски она действительно заговорила очень быстро ещё и потому, что никто в её окружении ни слова не понимал по-русски. Ни родители, ни ученики! Учебников не было, тетрадей и карандашей так же не хватало, девочек родители в школу не пускали, мальчики вели себя странно, а их папы ещё диковиннее! Дело кончилось тем, что в аул приехал участковый и лично зашёл в каждый дом, после чего отношение к учительнице сменилось с пренебрежительного на настороженное. Матте и Финляндия из пропахшего овцами и кизяком пыльного аула, казались не реальнее венерианских пейзажей.
  Как-то Марьяна договорилась с ближайшей погранзаставой о шефском концерте. Дети спели пару песен и станцевали туркменский национальный танец - Куштдепди, а взамен получили две пачки тетрадок в клетку и в линейку, и портреты Ленина и Хрущева в алых рамках. А затем в аул с ответным визитом заехал капитан погранвойск Виталий Климкин. Он привез несколько книг для школьной библиотеки, и даже проигрыватель с пластинками.
  Виталий был красавец, да ещё и за словом в карман не лез. Не будем осуждать Марьяну слишком строго, но она влюбилась.
  - Ох, - позже отмахивалась она,- что я там соображала, когда в Финляндию собиралась? Девчонка совсем! А Виталий - это уже было всерьёз! Он ведь меня буквально спас из того дикого аула!
  Развод ей оформили быстро, и началась полная скитаний и бытовых неудобств жизнь жены советского офицера.
  - Куда нас только не заносило!- вспоминала тетя Мара,- вот не было такой гиблой точки на карте СССР, где бы ни побывал мой Климкин! На редкость, везучим оказался! Звёздочки, правда, не скупились, давали, но люди не коньяк, от звёздочек крепче не становятся!
  И на всех этих оторванных от мира заставах Марьяна старательно устраивала быт своей семьи (вскоре после свадьбы у Климкиных родился сын - Серёжа), и немедля устраивалась в ближайшую школу учительницей.
  - Иногда по пять километров горных дорог преодолевала! Как-то со стаей волков встретилась, едва спаслась, и чудом камнепада избежала, но с работой и не думала расставаться, хотя мой Климкин настаивал, чтобы я дома сидела! А что мне было на заставе делать? Сплетни собирать, да с ума сходить от скуки?
  И пусть проработала выпускница МГУ всю жизнь учительницей младших классов, работу свою она любила и уважала.
  - Вот только Ингер и Серёженьку пришлось к свекрови отправить! В тех местах редко бывали средние школы, а в интернаты отправлять не хотелось! При живых-то родителях!
  К моменту выхода в отставку Климкин дослужился до полковника. Ещё немного поскитавшись по Средней Азии, супруги вернулись в родной город Виталия Игоревича - Ленинград. Там им удалось прописаться в коммуналке бабушки Климкина. Небольшая комната на втором этаже старинного особнячка выходила окнами на канал Грибоедова вблизи Каменного моста, и там - в самом центре Питера, Марьяна Павловна проживает и по сегодняшний день.
  Вот такая судьба! Ничего особенного в её жизни больше бы и не случилось, если бы не рухнул, наконец-то, "железный занавес"!
  К тому времени Марьяна Павловна овдовела. Виталий Игоревич умер скоропостижно от инсульта прямо на улице в одной из бесконечных очередей то ли за луком, то ли за маслом. Вначале 90-х в Питере не было ни того, ни другого. И вообще, мало что тогда продавалось в магазинах! Только и было видно через стеклянные витрины, как без дела бродящие в пустых торговых залах продавщицы протирают до блеска пустые прилавки.
  Может, именно поэтому Ингер тогда вспомнила о своём финском происхождении? Надо сказать, что жизнь дочери Марьяны Павловны не особо удалась. Закончив иняз, она преподавала английский в каком-то ПТУ, брак оказался неудачным, и Ингер в одиночку воспитывала маленькую дочь Марту. Зарплата была маленькой, да и ту не выплачивали по три месяца. Их небольшая семья едва сводила концы с концами. Тогда в Питере многие так жили, но последней каплей, истощившей терпение Ингер, стал пакет продуктов, которые притащила из школы её дочь.
  Вначале 90-х некоторые западные страны, немало сделавшие для экономической катастрофы в нашей стране, милостиво оказывали нам гуманитарную помощь. Питерским детям раздавали продовольственные наборы, состоящие из различных консервов. Подробности я помню плохо, но вот маринованная свекла с истекшим сроком годности врезалась в память надолго. Ели бы лучше её сами, а у нас даже бомжи на помойках эти "дары" брезгливо в сторону откидывали!
  А в наборе, принесённом Мартой, значились консервированные сосиски. Но когда Ингер прочитала, что было написано на английской этикетке, то выяснилось, что консервы эти произведены для собак, а не для детей! Впрочем, их пёс Пуфик этот "деликатес" также потреблять отказался, как и моя кошка Мурка, которой сосиски дали в целях эксперимента.
   - Почему бы не попытаться связаться с отцом? - тогда в отчаянии предложила матери Ингер,- я не хочу, чтобы моя дочь питалась сосисками, которые даже кошки не едят!
  Марьяна Павловна почувствовала себя неловко. Что ни говори, но она в своё время сама подала на развод, и как бы предала их любовь.
  - Вот ещё, - нервно возразила она,- столько лет не вспоминали, а тут вдруг решили родниться! У Матте, наверное, другая семья, и кто знает, как он воспримет твоё появление?!
  - Можно подумать, что я незаконнорожденная или отец не знает о моем существовании! Как он может ещё меня воспринять?
  - Ничего страшного не происходит,- упорствовала тётя Мара,- после войны было ещё хуже - ничего, выжили! Хлеб есть, остальное и по карточкам можно купить!
  Но дочь её аргументы не убедили, и она настояла на своём, вскоре через финское консульство связавшись со своими заграничными родственниками.
   Увы, Матте к тому времени уже умер - тоже инсульт (хотя тот вряд ли знал, что такое очередь за продуктами)! Но Ингер ответила её бабушка, и пораженная тётя Мара узнала от экс-свекрови, что её первому мужу советская судебная система так и не сообщила об их разводе. До конца жизни Линдквист был уверен, что у него где-то в России проживает законная жена, поэтому и не женился второй раз.
  - Дважды вдова, да ещё и двоемужница! - одновременно плакала и смеялась в те дни глубоко опечаленная Марьяна Павловна,- Матте, милый Матте! Право слово, я не достойна такой любви и преданности! Я загубила ему жизнь, даже не подозревая об этом!
  - Это он тебе жизнь загубил, уговорив на брак, - утешала подругу моя мама,- он-то блаженствовал в своей сытой Финляндии, а тебе пришлось выживать в диких горах в компании басмачей! И если бы не покойный Климкин, так бы и сгинула ни за грош!
  Аргументы для утешения, конечно, слабоваты, но других слов моя родительница тогда не подобрала.
  По гостевой визе тетя Мара и Ингер с Мартой уехали в Финляндию, а назад она вернулась уже одна.
  - Фрау Анна встретила нас прекрасно, - рассказывала Марьяна Павловна о финских родственниках,- на её мызе собралась на встречу с нами вся семья. Их там много, но все были рады и Ингер, и Марте, и предложили им навсегда остаться в Финляндии. Дочь согласилась! Теперь столько хлопот, столько хлопот...
  Тетя Мара аккуратно промокнула выступившие на глазах слезинки, и тут же взяла себя в руки:
  - Свекровь угощала нас собственноручно выпеченным хлебом - очень вкусно! Хочешь, дам рецепт - попробуй! Хотя у них, наверняка, другая мука! Фрау Марта - необыкновенно бодрая старушка - сама доит семь коров, сбивает масло, варит сыр! А руки гладкие, как у молодой женщины!
  - Это потому, что она никогда при стирке не пользовалась 60% хозяйственным мылом, да и вряд ли когда стирала руками! - пробурчала я, принимая рецепт.
  Сразу скажу, что ничего путного у меня не получилось, и содержимое противня пришлось снести на помойку. Видимо, финский хлеб предпочитает пекарей-финнов!
  Прошли годы. Бывая в гостях у тёти Мары, я часто слышала рассказы про то, как прекрасно живётся Ингер за границей.
  Она очень быстро вышла замуж за Оскара Карлсена и уехала в Швецию. В новом браке у четы Карлсенов родилось ещё двое детей. Там - в Швеции, по рассказам Марьяны Павловны, Ингер жила в поместье, окруженном гектарами леса, и вообще устроилась очень хорошо, работая в местной школе учительницей домоводства.
  Ну, хорошо и хорошо, оставалось только порадоваться за неё! Мы слушали рассказы о шведском житье-бытье, представляя себе сказочный домик в глубине леса, и разглядывали фотографии синеглазых внуков и зятя тети Мары с весьма умеренным интересом.
  Наша жизнь тоже к тому времени выровнялась, и количество желающих уехать на ПМЖ за границу резко уменьшилось.
  Тот же сын Марьяны Павловны - Сергей Климкин - получил в своё время профессию ландшафтного дизайнера и устроился садовником к какому-то особо крутому "новому русскому". Мы с ним всегда были более дружны, чем с Ингер, поэтому иногда перезваниваемся, и я в курсе его дел.
  Сергей, вполне прилично зарабатывая, объехал, наверное, уже полмира. Летом он всегда занят, но только наступают холода, и его укутанные в укрываемые материалы питомцы впадают в зимний сон, настает время путешествий.
  Семья Сергея уже давно смирилась, что папа то на Гоа, то в Австралии, а то и в Перу. Даже у меня хранится целая полка сувениров, привезенных им из экзотических стран, что уж говорить о его квартире! Там шагу не сделаешь, не наткнувшись на какого-нибудь ритуального уродца!
  Но когда он, в конце концов, собрался в гости к сестре в Швецию, то вернулся удивительно быстро - дня через три от запланированной недели.
  - А,- отмахнулся Сергей от расспросов матери,- у них там своя жизнь!
  - Да ты хотя бы на Швецию посмотрел, чего так рано вернулся?!
  - Посмотрю..., в другой раз!
  И больше не поехал! В Норвегии был, в Дании, даже в Финляндии как-то со всей семьёй Новый год праздновал, а вот Швецию старательно избегал.
  Тетя Мара заподозрила, что-то неладное, но сестра с братом по-прежнему перезванивались, передавали приветы и подарки, и она со временем успокоилась.
  Второй раз её неприятно удивила настойчивость дочери в вопросе о её комнате в коммуналке.
  - Мама,- как-то позвонила Ингер,- надеюсь, ты учтёшь при составлении завещания, что Сергею и так досталась квартира родителей Виталия Игоревича, а в твоей комнате были прописаны мы с Мартой!
  Тетя Мара растерялась.
  - Не понимаю, Людочка, - поделилась она с моей мамой,- почему Ингер затеяла этот разговор? Во-первых, я ещё жива, и завещания составлять не собиралась! Мне казалось, что и так ясно - комната принадлежит Сергею. Ведь это его прабабушка прописала нас с Виталием на свою жилплощадь, а не моя. Да и зачем мои "хоромы" Ингер? Она живёт в достатке - поместье, лес...
  Та только рассмеялась в ответ.
  - Мара, сколько стоит комната в центре Питера? Это весьма хорошие деньги даже для состоятельной шведской семьи! Хорошо, что Ингер тебя во время предупредила - иди, пиши завещание, а то она потом с заграничными адвокатами Серёжу по судам затаскает.
  - Не может быть! Ингер никогда не будет судиться с братом!
  Этого Марьяна Павловна допустить не могла.
  Питерские пенсионерки живут неплохо - и пенсии у них повыше, чем в среднем по России, да и социальные службы о них заботятся - бесплатные билеты в театры и музеи, льготы на проезд. Но всё равно, Сергей постоянно помогал матери - платил за квартиру, привозил продукты, оплачивал услуги частных клиник, когда у неё появлялась потребность подлечиться, короче, взял на себя весь уход за родительницей. И всё же, до поры до времени тётя Мара тянула с завещанием - она никого не хотела обижать, и намеревалась при личной встрече с дочерью разрешить все возникшие недоразумения.
  И вот настал тот день, когда Марьяна Павловна, наконец-то, скопила достаточно денег на поездку в Швецию - купила подарки, обновила гардероб, вставила новые зубы и заказала билеты на паром.
  - Не хочу ударить в грязь лицом перед шведскими сватами.
  - Пусть знают наших! - поддакнула и моя мама, втайне гордящаяся подругой.
  У неё были для этого основания - всё-таки выезд за рубеж для семидесятипятилетней женщины, с неизбежными в её возрасте болячками, равен подвигу.
  Провожали её всем миром, как на войну. По крайней мере, Сергей нервничал так, что жалко было смотреть.
  - Главное,- твердил он матери,- относись ко всему спокойно и не спорь!
  - Да я и не собираюсь, - самонадеянно пообещала тетя Мара,- понимаю ведь, что это другая страна, другой менталитет...
  - Ты у меня, вообще, умница!
  Вернулась тетя Мара через две недели, и мы все (я, моя мама, и ещё две её соседки по дому - приятельницы соответствующего возраста) сбежались к Климкиной в предвкушении красочных рассказов о Швеции. Но почему-то наша путешественница была немногословна, как-то смущенно и неохотно отвечая на многочисленные вопросы.
  Наконец, моя мама поинтересовалась, что ей подарила дочь.
  - Подарки? Да вот...
  Надо было видеть наши лица! Я в недоумении пялилась на розовенький школьный рюкзачок, украшенный аппликацией из клетчатой ткани в виде трёх цветков. Ярко и броско? Не спорю! Моя внучка была бы в восторге. Но что с ним делать даме на восьмом десятке?
  - Ингер это сделала собственными руками,- начала горячо оправдывать дочь тётя Мара,- это сувенир.
  Да кто бы сомневался?! Не возможно было даже представить элегантную, предпочитавшую классический стиль в одежде Марьяну Павловну рядом с этим розовым обитателем комикса для дошкольников. И что делать с подобным сувениром? Повесить на гвоздик в кладовой?
  Как позже выяснилось, это было ещё не всё. Когда после чая с заграничным печеньем мы все удалились, тётя Мара печально поведала моей матери подробности визита к шведским родственникам.
  Встретили её очень хорошо и были искренне рады приезду, но когда Марьяну Павловну привезли в дом Карлсенов, то выяснилось, что это вовсе не поместье, как ей восторженно описывала дочь, а обыкновенный, хотя и удобный дом. Подобных сейчас немало в любом поселении России, разве что со шведским антуражем в оформлении.
  - Дом твоей Елены на Валдае, и то больше, - пояснила она маме.
  Гектары леса оказались узкой длинной полосой, где отдельные сосны чередовались с гранитными валунами и заросшими травой пустошами, ничего кроме хлопот хозяевам не причинявшими. Домики соседей теснились в непосредственной близости, и за каждым неряшливым хвостом располагались всё те же сосны, валуны, и бесплодная земля. Скудные клумбочки, и ни одного фруктового дерева.
  К тому же этот дом принадлежал родителям Оскара. Сами же старики Карлсены постоянно проживали на территории санатория для пенсионеров, деньги на который они копили всю жизнь.
  Мало того, вся мебель в доме ещё при жизни владельцев была скрупулёзно поделена между отдельными родственниками, что и нашло отражение в завещании престарелой четы Карлсенов.
  - Смотрю, кушетка стоит посреди комнаты! Вроде бы ничего, крепкая, но какая-то вся облезлая, потертая,- удивленно рассказывала тетя Мара,- говорю Ингер, мол, почему кушетку не обтянете новой тканью, раз уж выбрасывать не хотите?
  И дочь ответила, что кушетка здесь находится временно, пока живы родители Оскара, поэтому ни привести в порядок, ни выкинуть невозможно, поскольку она завещана некой кузине Грете.
  - Медная каминная утварь принадлежит кузену Густаву, тарелки сестре Астрид, и так далее, вплоть до коврика в прихожей. Вот мы с тобой, дорогая, люди далеко не богатые, но смогли бы жить среди вещей, никакого отношения к нам не имеющих?
  - А нельзя сразу им всё раздать, не дожидаясь смерти родителей Оскара? - поразилась моя мама.
  - Оказывается - нет. Не принято!
  Дальше - больше! На обед подали жиденький молочный супчик с двумя малюсенькими рыбками.
  - Я - пожилая женщина, мне достаточно, хотя это поразительно невкусная еда, но теперь я понимаю, почему Сергей продержался всего лишь трое суток. Он за раз съедает больше, чем вся семья Карлсенов за день.
  Оказывается, розовый рюкзачок был не единственным подарком, просто тётя Мара постеснялась их всем показывать.
  Сразу же по приезде ей подарили два старых ношенных пальто. Все её уверения, что она не нуждается в этом тряпье, невозмутимо игнорировались.
  - Мы понимаем,- вежливо сказали ей, - что вы отказываетесь из деликатности! Но всей Швеции известно, в какой жуткой нищете живут русские.
  Тётя Мара пыталась возражать, но её упорно не слушали. От одного пальто ей как-то удалось отделаться, но другое она была вынуждена привезти, и теперь показывала собеседнице нечто далеко не новое и опушенное искусственным мехом.
  - Кому бы отдать?
  - Давай мне,- свернула пальто моя мама,- я соседке отдам, она на даче в нём работать будет! Листья там сгребать, снег чистить...
  Разговор с Ингер на счёт комнаты Марьяны Павловны не оправдал надежд последней на великодушие дочери.
  - Мама, - возмутилась дочь,- что ты такое говоришь?! Сергей ведёт себя слишком неразумно, чтобы распоряжаться твоим имуществом! Он тратит деньги, мотаясь по всей планете, а вот мои шведские родственники (люди гораздо более состоятельные!) ездят отдыхать на курорты Прибалтики. Там и дёшево, и сервис подходящий. Не вижу причин для отказа от своей части наследства! Ну и что, что комната принадлежала Климкиным, я им тоже не чужая - падчерица Виталия Игоревича.
  Можно только представить, как сникла Марьяна Павловна, услышав возмущенное заявление Ингер, но апофеозом поездки всё-таки стал приём, который устроили Карлсены в честь отъезда русской гостьи.
  До этого дня, за исключением вышеперечисленного, всё было прекрасно. Внуки свозили русскую бабушку в Стокгольм, походили с ней по музеям и выставкам, и тетя Мара искренне наслаждалась поездкой и общением с родственниками, решив не обращать внимания на некоторые несуразности шведского быта и образа мышления.
  Но за два дня до её отъезда в доме Карлсенов собралась вся шведская родня Оскара и Ингер, в том числе и кузен Густав Валгрем, считавшийся в семье непревзойденным авторитетом в области международной политики.
  Сухощавый мужчина лет пятидесяти в больших очках в черной оправе работал журналистом в местной газетёнке и вёл рубрику "Швеция и мир". В связи с подобным родом деятельности он смотрел все передачи известного ведущего шведского телевидения политолога Ларса Стенбека.
  - Стенбек! - поучительно произнёс он (вся родня прекрасно говорила по-фински) - корифей в вопросах политики стран Восточной Европы. И лучше его никто не разбирается в том, что происходит в России. Ах, фру Мара, я вам сочувствую от всего сердца - жить в столь убогой и беспросветно дикой стране!
   Марьяна Павловна несколько опешила.
  - Да, в общем-то, я живу неплохо, - в замешательстве пробормотала она.
  - И вы это называете "неплохо"? Трупы расстрелянных детей на улицах, вся вина которых заключалась лишь в том, что они хотели хлеба?
  Тетя Мара подавилась кофе.
  - Трупы детей?!
  - Только не говорите, что вы не знаете! Ларс Стенбек лично сделал фотографии на улицах вашего Санкт-Петербурга несчастных детей, расстрелянных КГБ!
  Русская гостья беспомощно покосилась на Ингер, ожидая, что дочь сама опровергнет столь странные утверждения, но та почему-то промолчала.
  Надо сказать, что Марьяна Павловна не была открытой диссиденткой (сложновато придерживаться антикоммунистических воззрений в условиях глухих застав Среднеазиатского военного округа!), но любила покритиковать и советскую, и постсоветскую власть. Солженицина читала ещё в "самиздате", и вообще, считала себя либерально настроенной дамой.
  И вдруг такое услышать! Но недаром тетя Мара всю жизнь проработала в школе, а учителей, как известно, бывших не бывает. Устремив на болтающего чушь шведа ледяной взгляд, когда-то приводивший в чувство даже самых озорных шалунов, она холодно заметила:
  - За всю свою жизнь я ни разу не видела на улице ни одного расстрелянного человека, не говоря уж о детях! И даже не слышала о таком варварстве! Не знаю, откуда господин Стенбек взял свои фотографии.
  - Вы просто боитесь КГБ, - моментально "догадался" Густав,- говорят, что русские страшатся откровенно разговаривать даже во сне!
  - КГБ давно уже не существует, как организация,- отрезала разозлившаяся тётя Мара,- а у ФСБ и других дел по горло, кроме как подслушивать, о чём болтают во сне пенсионерки!
  Неизвестно почему, но её странный собеседник обрадовано захихикал:
  - Ларс правильно утверждает, что все русские упрямые и не желают осознать, что их страна мрачный заповедник бесправия и произвола! Россия - позор для всей Европы!
  - Чем же мы так опозорили Европу? - мрачно полюбопытствовала тетя Мара,- туалетной бумагой пользуемся, зубы чистим...
  - Вы попираете главный общеевропейский принцип - толерантность! В вашей стране игнорируются права секс-меньшинств!
  Вот не было такого вопроса, который бы интересовал Марьяну Павловну меньше, чем права "секс-меньшинств"! Можно сказать, что горы на Марсе и то ей были ближе!
  - А что с их правами, - недоуменно осведомилась она,- вроде бы никто, даже КГБ и ФСБ в одном лице не лезет к ним... как бы поделикатнее сказать, под одеяло? Накануне отъезда шла по Михайловскому парку, так их представители все деревья опутали разноцветными лентами и своими флагами, и никто им не мешал! И что не так? Чем мы опять Европе не угодили?
  - Ваше правительство запрещает проведение "гей-парадов"!
  - А зачем им парады?
  - Чтобы выразить свою гражданскую позицию!
  - Да мало ли, какие меньшинства есть в любом обществе, не только ведь "геи", и они без парадов находят возможность сказать о своих нуждах общественности! И, честно говоря, не понимаю, зачем, чтобы выразить "гражданскую позицию" этим людям нужно трясти под музыку на потеху толпе обнаженными попами и грудями?!
  Густав даже заурчал от удовольствия, всем видом показав, что ему не свойственна обычная для скандинавов невозмутимость.
  - Вы, фру Мара, типичный продукт советской системы! Вот и Ларс предупреждает, что все русские - демагоги, охотно дающие себя дурачить кремлёвским плутократам!
  Терпение тёти Мары лопнуло.
  - Вот что, молодой человек,- подчёркнуто громко поставила она кофейную чашку на столик,- я прожила долгую, и, смею вас уверить, счастливую жизнь! Встречалась с разными людьми и видела мир не только из окна офиса или с балкона отеля в Прибалтике! И ни разу, ни от кого не услышала ни одного плохого слова о Швеции или шведах! Мало того, триста лет назад наши страны воевали, и под Полтавой поставлен памятник отважным шведским войнам, сложившим голову в той войне. Так кто из нас более терпим?
  - Да-да,- довольно затрясла головами вся шведская "тусовка", - Швеция - великая страна, и мы здесь все очень хорошо живём! Даже русские это понимают!
  Марьяна Павловна опешила - она, вообще-то, имела в виду вовсе не это.
  - Да и мы в России не бедствуем, но нам хотя бы хватает такта не хулить другие страны!
  - А что можно сказать плохого о Швеции? - возмутился Валгрем,- мы - красноречивый пример нового европейского мироустройства! А Россия вечно тянула руки к нашей стране - ваши цари отобрали у нас Финляндию!
  - Ну да, Полтава-то расположена севернее Выборга!
  Марьяне Павловне надоел этот самовлюбленный зануда, но больше всего её потрясло и обидело молчаливое согласие с этими обвинениями Ингер. Неужели это всё, что дочь сохранила в памяти о своей родине? Бедной тете Маре срочно понадобились сердечные капли, но прежде чем отправиться за ними, она всё-таки горько добавила:
  - Истинная толерантность - это уважение к чужому образу жизни! Вам не приходит в голову, что вы не правы?
  - Нет!
  - Мне вас искренне жаль! Такая узость мышления характерна только для демагога..., хотя вы и не русский!
  И что вы думаете, нашей питерской леди удалось пристыдить шведского "борзописца"? Нет! Густав ещё долго вещал, ссылаясь на всё на того же Ларса Стенбека, что Россия строит планы нового завоевания Прибалтики, что в Эстонии люди боятся раздеваться на ночь, опасаясь "русского вторжения", что Путин воссоздает "казачьи карательные отряды", чтобы подавлять выступления недовольных в городах, и прочее, в таком же духе.
   Но тетя Мара к тому времени уже напилась своих любимых капель, и уже мирно покачивала головой в такт его словам.
  - Да, да... и медведи с балалайками по улицам ходят!
  Всё впечатление о поездке из-за неуемного языка придурка Густава оказалось испорченным. Тетя Мара уезжала из Швеции в плохом настроении.
  - Мама,- расцеловала её на прощание так же расстроенная Ингер,- я понимаю, что тебе не понравились слова кузена Густава, но ты же помнишь, как Марте дали в школе собачьи сосиски!
  Кто дал-то?! Но Марьяна Павловна устала выяснять отношения.
  - У вас с Оскаром прекрасная семья, девочка моя! И если тебе нравится в Швеции, то я рада за тебя и Марточку! Жду вас в гости, а сама... ты прости, но у меня уже не то здоровье, чтобы задаваться далеко идущими планами!
  По рассказам моей матери, это горькое повествование удрученная Марьяна Павловна обильно запивала сердечными каплями.
  - Обидно,- сказала она напоследок,- "за державу обидно"!
  Немного отдохнув с дороги, Климкина отправилась к нотариусу.
  - Кому же ты завещала свой комод? - полюбопытствовала моя мама.
  - Городской помойке! По-моему глубокому убеждению, там самое место всей рухляди шведского или русского происхождения!
  Прошло несколько лет. Прошлым летом Ингер и Марта со своими близнецами были в гостях у Марьяны Павловны. Бродили по Питеру, приезжали и в мой дом на Валдае.
  Я угостила заморских гостей моим "фирменным" борщом и блинами с топленым в русской печи молоком.
  - Бог мой, как вкусно! - блаженствовала довольная Ингер,- только у нас в России можно отведать такую вкуснятину!
  Я, конечно, ей ничего не сказала, но, вспомнив поездку тети Мары, не могла не удивиться этому "у нас".
  Наверное, Ингер просто боялась сказать хорошее слово о России в окружении убежденных шведских русофобов! Вот и оставила Марьяну Павловну биться с "варягами" в одиночку.
  Могу только представить, какие разговоры о России ведет Густав Валгрем в её гостиной сейчас, после воссоединения с Крымом!
  И Ингер вновь молчит...
  
  
  
  
  
Оценка: 8.33*5  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"