Гаан Лилия Николаевна : другие произведения.

Страстные сказки Средневековья/ Книга вторая

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Продолжение приключений Стефании де ла Верда.
  КНИГА 2.
  
  ПАРИЖ.
  И опять всё складывалось неблагоприятно для папского посольства. Казалось, что оно застряло в Англии до скончания веков. По крайней мере, так думал дон Мигель, измученный никчемным ожиданием начала переговоров. Но кто может заранее сказать, что придет в голову чванливым англичанам?
  - От вечного тумана у них полный кавардак в голове, и британцы сами иногда не знают, чего хотят от своих королей. От влаги у всех разыгрывается подагра, и чтобы выместить на ком-нибудь плохое настроение, они воюют просто для того, чтобы развлечься! - часто брюзжал он, обращаясь к епископу.
  - Всё в руках Господа, сын мой, - терпению его преосвященства позавидовали бы даже скалы.
  О Братичелли, как волны об утёс разбивались все неприятности, оставляя епископа в непоколебимой уверенности, что всё как-нибудь образуется к вящей пользе папского престола. Увы, граф такой счастливой уверенности не разделял, и в какой-то мере оказывался прав.
  Занявшийся после реставрации неотложными делами Эдуард усиленно делал вид, что никакого посольства с предложением о перемирии в его столице попросту нет. Мало того, иногда король вёл себя настолько враждебно, что легаты всерьез опасались как бы война не вспыхнула вновь: Англию к этому безумству изо всех сил подталкивал Карл Смелый.
  Зато были новости у Гачека. Бывший вагант плотно засел за книги по демонологии. Днём и ночью вчитывался он в страницы, перегруженные настолько специфическими сведениями, что ему страшно было оставаться одному в комнате.
  Как-то Гачек забрел в один из кабачков, чтобы подумать и немного отвлечься от прочитанного кошмара. Он мирно сидел с кувшином вина, рассеяно прислушиваясь к пьяным разговорам посетителей и искренне завидуя их беззаботности, когда к нему подсел один из школяров, знакомых ещё по Медицинской школе.
  - О, Гачек, - панибратски стукнул он Славека по спине, - куда ты так неожиданно пропал?
  - Да так, - неопределенно протянул молодой человек, - дела!
  - А сестра тебя нашла?
  - Моя сестра? - удивился Гачек. - Но у меня никогда не было сестры.
  - Значит, это была какая-то твоя подружка, которая здорово заморочила голову профессору де Монтрею, - пьяно рассмеялся тот. - Ты же знаешь доктора: обвести его вокруг пальца ловкой девчонке ничего не стоит.
  У насторожившегося Гачека тревожно стукнуло сердце: никаких подружек у него в Париже не было, и искать его могли только две женщины - или графиня, или Хельга. Он прекрасно помнил доктора де Монтрея, когда-то посетил несколько лекций профессора и теперь, расспросив бывшего сокурсника о его месте жительства, кинулся в Латинский квартал.
  На счастье Гачека доктор оказался дома. Выглядел он неважно и принял гостя с заметным холодком. Поначалу на вопросы посетителя в основном отвечала необъятных размеров сварливая служанка. Что-то яростно мешая в подвешенном над очагом котле, она встретила Гачека весьма не приветливо.
  - Как же, жила здесь ваша сестра - криворукая неумеха! Ох и намучалась я с ней: ни постирать, ни приготовить, даже подмести пол и то не могла. Единственное только шить и умела. А ещё этот ваш братец - придурковатый урод. Вот ведь прожорливая и вредная утроба... В общем, не в обиду будет сказано, ещё та у вас семейка!
  Ошеломленный Славек почувствовал, что его ноги не держат: то ли от радости, что графиня все-таки жива, то ли от нового витка тревоги - ведь сейчас её здесь не было.
  - Где Стефания? - побледнел он, без приглашения опускаясь на лавку.
  - А черт её знает! Все было мирно, шли мы по рынку, когда она вдруг дала стрекоча, а потом и вовсе исчезла. Просыпаюсь утром, а Стефании нет: как сквозь землю провалилась! И уродец за ней уплелся.
  Гачек перевел вопросительный взгляд на доктора, но тот ответил многозначительным кивком, приглашая выйти из дома. Оказавшись на улице, они зашли в небольшой кабачок неподалеку.
  - Если вы действительно брат Стефании, - печально спросил де Монтрей, - скажите, от кого она все время пыталась убежать?
  - Донна Стефания не сестра мне, а всего лишь землячка, - не стал лгать Славек. - Она жена влиятельного и знатного испанского гранда - графа де ла Верды. Супруги повздорили, и графиня сбежала. Это произошло больше полугода назад, и с тех пор мы безуспешно ищем её по всей Франции. Уже одно то, что она появилась в вашем доме, делает меня счастливым. Но где графиня была всё это время? Она ничего не рассказывала?
  Мэтр Метье небрежно передёрнул плечами, устремив тоскливый взгляд в кружку с вином. Было очевидно, что разговаривает он через силу, и настроение у известного своей доброжелательностью доктора хуже некуда.
  - Кое-что говорила. Её держали пленницей в неизвестном замке, и она боялась преследования какого-то мужчины.
  - Где же графиня сейчас?
  И тут Гачек увидел, что де Монтрей скорбно прикусил губу.
  - Женщина исчезла.
  - Когда это произошло?
  - Три недели назад, - доктор тяжело вздохнул и вдруг торопливо заговорил,- всё было хорошо: Стефания безропотно переносила своё окружение, была мила и приветлива, хотя... - тут он задумчиво запнулся, - в последнюю встречу она мне показалась опечаленной: что-то её тревожило.
  Гачек недоуменно напрягся, заслышав особое ударение на слове "окружение".
  - А где скрывалась графиня? - не понял он.
  Профессор заметно смутился.
  - Стефания мне сказала, что её преследователь - знатный человек . Я подумал, что единственное место, где бы он её не стал искать, это публичный дом.
  - Бордель? - Гачек не поверил собственным ушам. - Вы отправили графиню в бордель?!
  - У меня есть связи среди содержательниц этих заведений, - принялся оправдываться лекарь, - и я знал, что её надежно спрячут. Стефания сидела в маленькой каморке и прилежно штопала девицам чулки. У неё настолько великодушное и доброе сердце, что женщина подружилась с обитательницами борделя, и там все расстроены из-за её пропажи.
  Гачек только глазами хлопал, пытаясь собрать воедино разбегающиеся мысли.
  - Графиня штопала чулки потаскухам? - шок оказался слишком силен, чтобы он смог как-то смириться с таким известием. - Может, это была не она? Донна Стефания редкостная красавица...
  - ... ласковая и нежная, - продолжил описание мэтр Метье, со вздохом облокачиваясь на грязный стол, - она - сама доброта. А таким не страшен бордель, они всех согревают теплом своей души. У Мами её прозвали Ангелочком!
  Славек посмотрел на его грустное лицо, печальные глаза и руки, бесцельно крутящие кружку, и всё понял. Он искренне посочувствовал этому человеку, но успокоить его ничем не мог.
  - Отведите меня в тот бордель: нужно поговорить с девицами. Может, донна Стефания с кем-нибудь поделилась планами очередного побега?
  Де Монтрей немного подумал, невидящими глазами глядя куда-то сквозь собеседника.
  - Стефания не могла просто так бросить меня, не сказав ни слова, - наконец произнес он, - мы любили друг друга. Я знаю, чувствую: случилось что-то страшное.
   Гачек недоуменно осмотрел невыразительную внешность этого мужчины.
  - Вы хотите сказать, что она была вашей любовницей?
  - Я слишком любил и уважал Стефанию, для того чтобы оскорбить, да ещё когда она пребывала в столь двусмысленной ситуации, - возмутился доктор, а потом уже тише добавил. - Эта женщина может сделать мужчину счастливым, просто находясь с ним рядом.
  Гачек задохнулся от удивления. Надо же, этот невзрачный человек довольно точно охарактеризовал и его отношение к графине.
  В бордель Мами они попали на следующий день ближе к обеду.
  Славек недоуменным взглядом окинул неказистое, провонявшее нищетой и кислым вином убежище порока. Дом терпимости был одним из самых дешёвых и непритязательных заведений подобного рода, и надо же, что именно здесь нашла пристанище графиня де ла Верда.
  Про себя Гачек возблагодарил Господа, что дон Мигель не видит этого убожества: можно представить, как болезненно ударило бы по фамильной гордости чванливого испанца подобное унижение жены.
  Хозяйка борделя неохотно дала разрешение увидеться с девицами, и если бы он не развязал кошелек, наверное, выставила его из заведения.
  - Ушла, - отмахнулась она от расспросов. - Куда? Кто же знает? Что я ей - сторож?
  Гачек с брезгливой жалостью осмотрел узкую лавку, на которой спала графиня, нищее убожество захламленной комнаты, и неожиданно наткнулся взглядом на стоящую на колченогом табурете чёрную коробочку из дорогого атласного дерева.
  - Это оставшиеся после неё притирания, - неохотно пояснила Мами,- выкинуть рука не поднялась, а пользоваться никто не хочет: уж больно неприятный запах. Такой мужчину не привлечет, а скорее отпугнет. Можете забрать себе, если хотите.
  Гачек осторожно прикоснулся к вещице: рука тут же запахла полынью.
  Беседа с девицами также мало, что прояснила в этой тёмной истории.
  - Ангелочек - настоящая милашка, и с ней приятно было иметь дело, - прозвучало единодушное мнение всех присутствующих при разговоре. - Никому слова плохого не сказала, всегда улыбалась и терпеливо латала любую рухлядь, которую ей подсовываешь.
  Толстуха Изабо даже прослезилась.
  - Ангел, светлый ангел, - пробормотала она, с шумом высморкавшись в большой платок, - не то что горбатый выродок - её братец!
  И вот только тут Гачек вспомнил про Тибо.
  - А шут-то куда делся?
  Девки только пожали плечами, недоуменно переглянувшись.
  - Тоже ушёл вместе с ней, - неуверенно протянула одна из них, - по крайней мере, мы его больше не видели. Надо спросить у его невесты: уж Мадлен-то точно знает, где её голубок.
  - Кто такая Мадлен?
  - Помощница парфюмерши Катрин Прель, - вежливо пояснили ему. - Ангелочек сосватала для вашего братца эту хитрую девицу. Впрочем, они с Тибо - два сапога пара!
  История любовных шашней шута с какой-то Мадлен, ваганта интересовала мало, так как ничего не давала для его поисков.
  - А бывал ли у сестры кто-нибудь кроме мэтра и вас, демуазель? - вежливо обратился он к переминающимся с ноги на ногу зевающим девицам.
  Женщины многозначительно переглянулись, немного помялись, и всё же отрицательно покачали головой, а мэтр Метье почему-то стыдливо отвел глаза.
  Гачек стразу же сообразил: тут что-то не так, и все они кого-то покрывают. Но кого?
  Однако делать нечего: пришлось убираться, не солоно нахлебавшись. Напоследок он на всякий случай закинул приманку:
  - За все сведения касательно моей сестры, я щедро заплачу. Если что-нибудь узнаете, то спросите на папском подворье секретаря графа де ла Верда Славека Гачека.
  Судя по заинтересованному выражению лиц некоторых из девиц, он понял, что кто-то из них располагал нужными сведениями.
  Расставшись неподалёку от Сите с мэтром Метье, Гачек пустился в неторопливую прогулку вдоль Сены: ему надо было подумать.
  Несмотря на холодный день на берегу Сены собрались прачки с вальками. Они ловко били ими по белью, разбрызгивая грязь во все стороны. И наблюдая за работой женщин, Гачек сообразил, что ему нужно делать.
  Поздно вечером он переступил порог заведения Мами-ля-Тибод, но ни с черного хода, а с парадного - в качестве клиента. Первой же кого он увидел на входе, была сама хозяйка заведения.
  - Решили вернуться к нам в качестве гостя? - расплылась она в нарочито гостеприимной улыбке. - Никак понравилась какая-то из моих птичек?
  - Не без этого, - Славек счёл нужным улыбнуться в ответ, - такая черноволосая, аппетитная девчонка с грустными глазками.
  - Амбруаза, - всплеснула руками Мами, - жаль, но она уже с клиентом. Может, выберите ещё кого-нибудь?
  - Нет, я подожду, - отрицательно покачал он головой и прошёл в большой зал, где стояли столы с лавками, за которыми веселились вместе с клиентами девицы.
  Некоторые сидели у мужчин на коленях, другие уже поднимались в обнимку наверх, а третьи ещё скромно ждали, когда их выберут на лавке у стены. Гачек заказал себе вина и стал ждать, когда появится Амбруаза: именно в её глазах он заметил вспыхнувший интерес при сообщении о вознаграждении, но видимо девица побоялась распускать язык при свидетелях.
  Время шло, а Амбруазы всё не было, и к нему подошла белокурая худая женщина с явными признаками грядущей чахотки на бескровном лице.
  - Зачем вам Амбруаза? - подсела она к Гачеку. - Пойдемте со мной: я сделаю всё не хуже, чем она. И если сговоримся на счёт платы, то кое-что расскажу по вашему делу.
  Нужно ли говорить, что Гачек сразу же последовал за этой потрепанной жизнью жрицей любви.
  - Что же от меня скрыли? - сразу же спросил он, стоило им остаться наедине.
  Но девица только вытянула ладонь. Гачек до тех пор отсчитывал монеты, пока она не кивнула согласно головой. Мужчина недовольно поморщился: получилась весьма кругленькая сумма. А ведь ещё неизвестно, что она расскажет: может ерунду какую-нибудь.
  - Итак, красавица?
  - У вашей сестры в гостях любил бывать Франсуа Вийон. Они постоянно о чём-то болтали, и он даже как-то помогал ей штопать юбку Изабо. Мэтр Метье тоже сидел вместе с ними, хотя ему не нравилось, что пройдоха крутится вокруг его девушки. Но доктор славный и мягкий человек, поэтому не гнал его прочь.
  - Кто такой Франсуа Вийон? - недоуменно спросил Славек.
   У него было смутное чувство, что он раньше слышал это имя.
  Девица же взглянула на него с таким презрением, что Гачеку моментально стало стыдно за свою неосведомленность.
  - Это поэт! - сухо пояснила она.
  - Но почему надо было скрывать, что Вийон бывал у моей сестры?
  - Решением капитула он изгнан из города, и ему грозит виселица, если кто-нибудь из власть имущих узнает, что Франсуа обретается в Париже. Все девицы в нашем борделе его жалеют (ведь он пишет о нас такие правдивые стихи), и понятно, что не хотят его выдавать.
  - А мэтр Метье?
  - Мэтр - святой человек. Он никому за всю жизнь не сделал ничего плохого, и всегда верил людям. А между тем, Ангелочек ушла именно с этим гулякой и бражником.
  - Ты уверена?- судорожно схватил её за руку взволнованный Гачек.
  Неужели после стольких неудач, он опять наткнулся на след графини?
  - Я их видела собственными глазами, - даже обиделась девица. - Оба мрачнее тучи, и было хорошо заметно, что недавно поссорились. Только не знаю, куда он её повел: у Франсуа ни кола, ни двора, а из имущества одни только драные штаны да потрепанный плащ.
  - Но ведь где-то же он ночует? - нахмурился Гачек.
  Задача усложнялась: попробуй, найди в Париже человека, у которого нет крыши над головой.
  - А где ночует ветер? Вийон - тот же ветерок, - усмехнулась та. - Сегодня он гостит в постели шлюхи, завтра во Дворе Чудес: Франсуа везде у себя дома.
  Про Двор Чудес Славек был наслышан, и с его обитателями сталкивался, несколько раз лишившись всей наличности после неприятных встреч. Понятно, что в эту парижскую клоаку Гачек соваться бы никогда не рискнул. Собственно, девица ему больше не была нужна, но всё-таки он с неожиданным интересом спросил:
  - Почему все молчали, а ты решила рассказать о Вийоне?
  - Он меня высмеял, сравнив с тощей смертью. Не всем же быть такими коровами, как Изабо?
  - Он не прав, - Гачек потрепал её за подбородок, - ты изящная, и стыдно поэту этого не понимать.
  Девка польщено хихикнула.
  - Может останешься: я недорого с тебя возьму?
  Гачек добавил осведомительнице ещё одну монету и откланялся.
  - Буду крайне благодарен, если ты сообщишь, когда появится поэт.
  Девушка согласно кивнула головой, быстро пряча монетку в извечный женский тайник за пазухой. Но известий от неё не поступило ни через день, ни через месяц.
  Может Вийон больше не посещал заведение Мами, а может девица забыла о его просьбе, уж не говоря о том, что она могла помириться с ветреным поэтом.
  И Гачек, в очередной раз тяжело вздохнув, сел за письмо к графу, чтобы ознакомить патрона с последними известиями о жене.
  
  
  АНГЛИЯ.
  Англия в очередной раз пылала костром из-за страстей и амбиций своих королей. Эдуард неимоверно раздражал графа своей непоследовательностью и чрезмерным честолюбием.
  - Выскочка! Все его интриги однажды закончатся огромным пшиком, который будет слышно даже на задворках Европы, - мрачно пророчил епископу дон Мигель, склоняясь над шахматами, - и нам опять придется начинать всё сначала, только в гораздо худших условиях.
  - Всё в руках Божьих, сын мой, - прелат в задумчивости сделал ход конем, - вам шах!
  Де ла Верда быстро устранил угрозу королю, защитив его королевой.
  - А вот в нашем случае, - рассеянно вздохнул он, - не та королева, чтобы защитить позиции короля. Елизавета Вудвилл - красотка каких мало, но надо было совсем не иметь ума, чтобы жениться на ней. И вот теперь многочисленный клан Вудвиллов мутит воду в грязной воде английской политики. Глаза мои их всех не видели бы! Интересно, сколько его святейшество нас будет здесь держать?
  - Покуда не выполним свою миссию, - епископ сосредоточил внимательный взгляд на шахматной доске. - Что-то вы сегодня плохо играете?
  - Мы в неравных условиях, ваше преосвященство, - нервно возразил дон Мигель, - вам всё равно, сколько здесь сидеть, потому что в случае удачного исхода переговоров вы получите кардинальскую шапку, а я окончательно потеряю свою жену.
  - Какие-то известия от вашего секретаря? - догадался собеседник.
  - Да! - и де ла Верда пересказал ему содержание письма Гачека.
  Епископ долго молился, закрыв глаза и благочестиво держась за нательный крест.
  - Я рад, что наше прелестное дитя всё-таки жива, - перекрестился он напоследок. - Честно говоря, всё время пока вы предавались размышлениям о бароне де Ла Роше, я был уверен, что бедной девочки нет в живых. А Стефания не просто жива, но и сохранила свой ангельский нрав. Меня умилила история со штопаньем чулок в борделе. Какое похвальное смирение!
  Графа даже затрясло от бешенства.
  - Ваше преосвященство, только уважение к сану удерживает меня от того, чтобы упрекнуть вас в потере рассудка. Неужели и вас охватила болезнь английского короля? Моя жена в борделе! Графиня де ла Верда под одной крышей с блудницами. Есть ли что-либо более унижающее мою фамильную честь? Что же вас может умилять в этом позоре?
  - Графиня сбежала от какого-то негодяя, предпочтя грязную тяжелую работу служанки разврату и похоти, - поучающее заметил епископ, - и моё пастырское сердце не может не радоваться за неё.
  - Разврату и похоти? - побледнел граф. - Святой отец, мне нужно срочно ехать во Францию. Всё равно переговоры застопорились: отпустите меня хотя бы на несколько недель!
   Братичелли долго молчал, размышляя над создавшейся ситуацией, взвешивая все 'за' и 'против'.
   - Графиня пропала почти два месяца назад,- наконец, задумчиво протянул он, перебирая четки, - скоро лето. Ходят упорные слухи, что король Эдуард при помощи Карла Смелого собрал достаточно большое войско и скоро начнет военные действия против Франции. Людовик, по вашим же таким изощренным методом добытым сведениям, даст в этом случае армию Маргарите. Начнутся полномасштабные военные действия...
   Он бросил укоризненный взгляд на собеседника.
  - ... во Франции война уже идет: её объявил герцог Бургундский Людовику. И вот при таких неблагоприятных обстоятельствах вы собрались пересекать оба королевства даже не в составе папского посольства, а как частное лицо. Это очень опасно для жизни, которая сейчас принадлежит не вам, а папе и его замыслам, во имя нашей великой матери-церкви. Я обещаю отпустить вас во Францию, как только чуть стабилизируется обстановка. Но не сейчас!
  Граф со стоном уронил голову на так и не доигранную шахматную партию.
  - Я понимаю ваше отчаяние, сын мой, - в голосе епископа прозвучало неподдельное участие, - но если вы задумаетесь над моими словами, то придёте к такому же выводу.
  Последующие события показали, насколько был прав поднаторевший в дипломатических интригах старый легат. Очевидно, выполняя данное Карлу Бургундскому обещание в обмен на поддержку во время решающей схватки с Ланкастерами, король начал спешно собирать войско для отправки в Кале. Он даже нагло потребовал у Людовика дабы принадлежавшую англичанам корону Франции. Столетняя война уже смело могла претендовать на звание "Бесконечной"!
  На папском подворье внимательно наблюдали за происходящим. И хотя события шли в разрез с целями, которые преследовало посольство, легаты отнюдь не собирались сидеть, сложа руки.
  - Вот сейчас, - подсказал епископ графу, - и образовался благоприятный момент, сын мой, для посещения Франции. Вам надлежит провести ряд переговоров с королем Людовиком о создавшейся ситуации. Может его величеству есть, что предложить Эдуарду взамен отказа от притязаний на французский трон? В конце концов, английская казна пуста, а Людовик умен! Я уверен, что он сможет просчитать, сколько стоит ключик к сердцу Йорка.
  Граф с надеждой взглянул на епископа.
  - Я могу уехать?
  - Да, - снисходительно перекрестил его прелат, - я вас отпускаю. Но в сентябре вы должны вернуться: вам предстоит заняться сестрой Йорка - Маргаритой.
  - Ещё одна Маргарита в этом деле, - вздохнул де ла Верда, но мыслями он был уже в Париже.
  
  
  ДВОР ЧУДЕС.
  Граф свалился на голову Гачеку, когда он меньше всего ожидал его приезда.
  Сам же Славек с головой ушел в толстые фолианты, изучая труды отцов церкви. Демонология - наука никогда его не увлекавшая, сейчас прочно занимала главенствующее место в мыслях молодого мужчины. Он читал: и верил, и не верил собственным глазам. Иногда всё прочитанное казалось ему чушью, а иногда заставляло задумываться.
   И вот в эти научные изыскания вклинился граф, сразу же положивший конец его терзаниям. В голове де ла Верды никогда не было места сомнениям его вечно мятущегося между верой и неверием секретаря.
  - Я хочу увидеть лекаря, давшего приют моей жене, - сразу же по приезде заявил он. - Затем меня интересует хозяйка борделя, а на закуску мы оставим непристойного рифмоплета. Ничего, у меня есть способ вытащить бродягу даже из такого укромного убежища, как Двор Чудес.
  И хотя в своё время кардинал Бурбонский вызвал недовольство короля, позволив развернуться в Париже сыску инквизиции, он и на этот раз принял графа радушно и помог ему своим влиянием. Надо сказать, что сам кардинал находился в тот момент в очень сложной ситуации: он был связан родственными узами и с Карлом Смелым, и с королем Людовиком.
  - Между молотом и наковальней! - пожаловался он каталонцу.
  Дон Мигель сочувственно кивал головой, но у него было достаточно и своих неприятностей, чтобы ещё забивать голову чужими проблемами.
  Де Монтрей был немало поражен, когда в один из дней июня застал у себя дома вельможу с гордым профилем аристократа. Граф не успел ещё рта раскрыть, а парижанин уже сообразил, кто перед ним:
  - Что вам нужно, монсеньор?
  Дон Мигель внимательно осмотрел лекаря. Гачек ничего не стал ему ни писать, ни говорить о чувствах, связывающих мэтра Метье и графиню, но дон Мигель и сам понимал, что его жена обычно вызывает у мужчин чувство большее, чем простая симпатия.
  - Прошлой зимой у вас жила донна Стефания, - сухо пояснил он свой визит, - и я ещё раз прошу вспомнить: что она говорила о мужчине, удерживающем её в заточении?
  - Не много, - устало вздохнул де Монтрей, - графиня призналась, что сбежала от него.
  - И как вам могла прийти в голову мысль укрыть мою жену в борделе? - дон Мигель до сих пор не мог смириться со столь унизительной ситуацией.
  Но мэтр Метье лишь равнодушно пожал плечами.
  - Укрепленных замков у меня нет.
  Профессор разговаривал с доном Мигелем холодно и лаконично, избегая встречаться взглядами. Де ла Верда прекрасно осознавал, насколько тот жаждет отделаться от его общества, но у него ещё оставались вопросы.
  - Какие отношения были между донной Стефанией и рифмоплетом Вийоном?
  И вот только тогда граф заметил, что доктор заметно смутился.
  - Зачем вам Франсуа? Он не имеет никакого отношения к её исчезновению, - растерянно пробормотал он, испуганно косясь на собеседника.
  - Очевидно, даже будучи в Англии, я знал об этом деле больше, чем вы, - зло усмехнулся граф.
  Де Монтрей поднял на него встревоженные глаза.
  - Что вы имеете в виду?
  - В тот день Стефания ушла вместе с поэтом: их видели.
  Похоже, графу удалось зацепить за живое флегматичного доктора. Де Монтрей нервно пробежался по комнате.
  - Я не понимаю, - наконец, озадаченно остановился он. - Куда и зачем Франсуа мог повести женщину? И почему впоследствии, когда мы с ним встречались, он ничего об этом не сказал?
  - Давно вы его видели?
  - Где-то недели три назад случайно встретились на улице. Вийон ещё спросил - нет ли каких-либо известий от Ангелочка? Так вашу жену прозвали в борделе.
  - Нам стало известно, что они, скорее всего, поссорились. Из-за чего это могло произойти?
  - Не знаю. На Вийона трудно сердиться, он такой ... непосредственный!
  - Где я могу его найти?
  Лекарь недоуменно пожал плечами.
  - Франсуа может быть, где угодно. Сейчас тепло, и любой навес для него дом: Вийона любят в Париже.
  - Необыкновенной души человек? - не поверил дон Мигель.
  - Негодяй, каких мало, - вздохнул доктор, - но... обаятельный!
  Почти тоже, правда другими словами, сказала графу и Мами.
  - Чертов прилипала, - проворчала она, пряча за корсаж деньги, - терпеть его не могу! Наглый попрошайка: всё время норовит воспользоваться девками бесплатно. Мало того, ещё и умудряется выклянчить у дурочек деньги. Сколько раз я ругалась с ними, угрожала, что выгоню, если обнаружу Вийона - всё без толку. Ничему их жизнь не учит! Мало того, иногда деньги этих идиоток безобразник тратит в другом заведении, расплачиваясь с какой-нибудь увлекшей его красоткой: он постоянно влюблен, разочарован и думает о женщинах хуже некуда.
  - Но почему шлюхи ему покровительствуют? - невольно заинтересовался таким феноменом дон Мигель. - Чем он так отличается от остальных мужчин?
  - Открытым хамством да зубоскальством. А потом потоки слёз!
  - Почему?
  - Последствия любви, - зло усмехнулась Мами. - Что же касается Ангелочка, право слово, никак не могу взять в толк: куда он мог её повести?
  - А где можно найти Вийона?
  - Да кто ж его знает? - рассмеялась сводня. - Может мы здесь о нём толкуем, а охальник тем временем валяется под одеялом у какой-нибудь девицы прямо у нас над головой. А может умчался за город: слушает пенье соловья. Это же ураган: куда хочет, туда и летит. Не зря уже несколько лет его не могут найти королевские бальи, чтобы повесить. Уж что-что, а веревку он заслужил!
  Оставалось только бессильно развести руками да отправиться на ужин во дворец к кардиналу Бурбонскому.
   - Поймать этого рифмоплета сложно, - подтвердил и кардинал, смакуя рыбу в специях. - Мы прекрасно знаем, что он нарушил приговор городского капитула и обретается в городе. Иногда мелькает то там, то тут... Я лично видел его несколько раз, но передать в руки властям у меня духу не хватает. Скажу по секрету: люблю стихи бездельника, хотя и считается дурным тоном их читать. Есть в строках его беспутных виршей нечто такое, что прощаешь ему любую выходку. Вийон по-настоящему талантлив. Правда, поэтический дар нападает на него только, когда он голоден или в минуту жесточайшей меланхолии. Как-то герцог Бурбонский показывал мне посвященные ему куплеты, в которых он просил денег с такой смесью наглости, цинизма и насмешки, что растерялся бы даже святой. Никакого уважения ни к власть имущим, ни к церкви у Вийона нет. Несомненно он - еретик, и хотя столько раз благополучно избегал веревки, благодаря заступничеству принца Карла Орлеанского, по-хорошему, его давно надо бы сжечь на костре.
  Дон Мигель удивленно слушал столь странный панегирик вору и опасному вольнодумцу.
  - Однако, - глубоко вздохнув, прелат со смаком обсосал рыбий хрящик, - хороший поэт, как и хороший повар требуют к себе снисхождения.
  - Ваш повар действительно хорош, - сдержано похвалил граф, и вернулся к более интересующей его теме. - Вот уже несколько дней я занимаюсь этим прохиндеем. Талантливый поэт, попрошайка и вор, ограбивший в свое время Наваррский колледж, да и вообще тянущий всё, что не прибито гвоздями. Может и есть в городе шлюха, которой он не обчистил карманы, так её можно выставлять на Гревской площади как достопримечательность. И все в один голос твердят, что Вийон нищий и даже не имеет приличной одежды, уж не говоря о крыше над головой. Чем он ещё занимается помимо воровства и сочинительства стихов?
  - О, на этот вопрос я могу ответить, - расхохотался дородный кардинал,- Франсуа всё проигрывает. Кости, карты, тараканьи бега - всё, что может предложить порок. Вийон - страстный игрок и шулер. Игра занимает все его мысли, отодвигая потребности нормального человека на последние места. Часто он проигрывался до нага, и постоянно всем должен.
  - Игрок? - де ла Верда почувствовал прилив надежды. - А где в этом городе играют?
  - Спросите что-нибудь полегче, - фыркнул кардинал. - Законом это запрещено, но играют во всех трактирах: достаточно что-нибудь положить в карман бальи, и они сразу же становятся глухими и слепыми. Есть у Вийона и излюбленные места, но как вы понимаете, мне он об этом не рассказывал.
  - Как же мне найти эту неуловимую тень?
  Кардинал тщательно вытер жирные губы салфеткой и в сомнении смерил глазами раздосадованное лицо гостя. Де ла Верда был ему нужен. Прелат пробивал у папского престола кардинальскую шапку для своего племянника, и во время замолвленное слово такого человека как дон Мигель в этом деле дорого стоило.
  - Есть у меня тоненькая ниточка во Двор Чудес, - неохотно признался он, - удивительно, но этот проклятый Богом и людьми сброд довольно благочестив. Вера - последнее прибежище в прижизненном аду. Есть неподалеку от Тампля одна церквушка, где служит кюре отец Антуан. Он пользуется определенным авторитетом среди отверженных. Представьте, - невесело хмыкнул прелат, - прежде чем отправить какого-нибудь бедолагу на тот свет или обчистить карманы, эти выродки приходят в храм и молят Бога, чтобы он им помог. Вот чудаки! Господь, в их понимании, прекрасный помощник в неблаговидных делах, если только вовремя попросить его о помощи.
  Дон Мигель встречался и не с таким извращенным понятием о вере, поэтому не удивился.
  - Отец Антуан может мне помочь?
  - Если вы его уговорите, - пожал плечами собеседник. - У этого сброда есть свой король, и даже собственные законы. Попасть в подобное место опасно для жизни, но если вам нужен Вийон, то только там вы сможете узнать, где он скрывается. Все отверженные Парижа - подданные короля Двора Чудес.
  На следующее утро граф, приодевшись в плащ небогатого горожанина и взяв с собой письмо от кардинала, направился в северную часть Парижа: рядом с аббатством Христовых невест виднелись развалины Двора Чудес. Неподалеку располагалась и небольшая церквушка Сен-Мартен, в которой служил отец Антуан.
  Небольшого роста, худощавый с кротким лицом кюре показался дону Мигелю молодым человеком. И только лишь седые волосы вокруг тонзуры давали представление о его настоящем возрасте. Чем-то неуловимо кюре напомнил графу мэтра Метье: может грустным и добрым выражением глаз? Внимательно ознакомившись с содержанием письма, священник благоговейно поцеловал оттиск кардинальского перстня и только после этого посмотрел на графа.
  - Зачем вам понадобился король Двора Чудес? Это опасное знакомство может стоить вам жизни, поэтому нужна серьезная причина, чтобы отважиться на такой безумный шаг, - тихо заметил он, пряча письмо в складки черной сутаны.
  Человеку с такими глазами не лгут.
  - Почти год назад у меня пропала жена - совсем юная женщина. В последний раз её видели на Пасху с Вийоном, и мне сказали, что только король нищих знает, где его искать.
   - Франсуа, - неожиданно тепло улыбнулся отец Антуан, - да, женщины любят его. Скептицизм Вийона показной: на самом деле у него ранимая, страдающая душа. А отыскать его действительно трудно, хотя король отверженных всегда контролирует своих подданных. Он точно знает сколько зарабатывает каждый из его подданных, и Вийон так же, как и все платит ему налоги. Его воровскому величеству не нужны для этого бальи: никто не осмелится его обмануть.
  Дон Мигель прикусил губу: с таким врагом ему ещё не приходилось сталкиваться. Но отец Антуан всё же решил ему помочь.
  - Ладно, - легко вздохнул он, - я проведу вас к этому чудовищу, но если женщина стала придворной дамой, то лучше с ней не встречаться. Это настолько пропащие, жалкие создания, что их место там, где они и находятся.
  У графа неприятно сжалось сердце: почему-то о такой опасности он не подумал. Неужели Вийон подарил его жену воровскому королю?
  - Даже находясь в самом жалком положении, донна Стефания всё равно остается дарованной Богом супругой. Я никогда её не оставлю, до какой бы степени она не пала, - заверил он кюре. - Для меня слова брачного обета священны!
  Отец Антуан благожелательно посмотрел на графа, быстро и от души его перекрестив.
  - Я помолюсь, чтобы столь благая цель увенчалась успехом. А вы приходите сюда ближе к вечеру. Сейчас все бродяги разбрелись по разным уголкам города и лишь только к ночи соберутся вместе: тогда-то мы и сможем увидеть короля.
  Узнав, куда собрался де ла Верда, Гачек в ужасе принялся отговаривать его от этого шага.
  - Это кровожадный и безжалостный народ. Они могут вас вздернуть просто ради удовольствия посмотреть, как вы дрыгаете ногами в воздухе.
  - А если там удерживают Стефанию? - ответил на все уговоры граф, снаряжаясь в дорогу. - У меня нет другого выхода: единственный след писаки Вийона уходит в это мерзкое место.
  Во Дворе Чудес они оказались в тот момент, когда над Парижем зажглись первые звезды.
  Отец Антуан легко миновал все препятствия, возникающие на пути, то и дело что-то шепча попадающимся по дороге бродягам, плотным потоком стекающимся в это странное место. Таких уродов да ещё в таком количестве граф никогда не видел. Вся эта грязная, безобразная, вонючая масса упрямо стремилась к своей цели, мало обращая внимания на затесавшихся чужаков.
  - Они угодны Богу, - тихо объяснял священник дону Мигелю, - не менее чем ткачи, плотники и кузнецы. Их профессия будить в душах милосердие, а это не простая задача, когда люди так очерствели. Это место называется Двором чудес, потому что здесь при помощи красок и кистей рисуют язвы, болячки и раны. Кого тут только нет: и воры, и разбойники, и нищие - отверженные, опустившиеся на самое дно жизни люди.
  Граф брезгливостью никогда не отличался, но на этот раз почувствовал тошноту и отвращение.
  - Как вы всё это выносите? - тихо поинтересовался он у отца Антуана. - Неужели не противно изо дня в день копаться в человеческих отбросах?
  - Они такие же люди, как и мы, только гораздо больше нуждаются в пастырском наставлении, чем более обеспеченные горожане. Вера - единственный светлый островок в их душах, призрачная тоненькая ниточка, связывающая с остальным миром, который эти бедняги так люто ненавидят. Моя задача - не дать погаснуть этой искре. Вспомните Священное писание: первым в Царствие небесное вошел не фарисей, а разбойник.
  Де ла Верда покосился на умиротворенное лицо кюре и промолчал. Он уже сталкивался с подобными ему подвижниками и знал, что они счастливы беззаветным служением пастве. Во все времена именно из этой породы людей выходили святые христианской церкви. Ими двигала, прежде всего, любовь к людям, независимо оттого, что они собой представляют.
  Увы, граф не мог похвастаться таким смирением. Фамильная гордость преобладала над христианскими добродетелями, и побороть в себе презрения к опустившимся людям он не мог. Наверное, поэтому Господь и не дал ему принять монашеский чин.
  Знаменитый и страшный Двор Чудес на самом деле представлял собой большой участок земли, окруженный развалинами самого неприглядного вида. После гражданской войны между арманьяками и бургиньонами, многие дома парижан оказались брошены из-за смерти или бегства своих хозяев. Под опустевшими кровлями стали селиться всяческого рода бродяги и попрошайки, которым было мало дела до целостности жилья. Всё рушилось, приходило в негодность. Остававшиеся на месте горожане вскоре убежали от такого страшного соседства и, в конце концов, этот квартал стал воровским царством.
  В вечерние часы он был плотно забит обитателями, черными тенями снующими вокруг ярко горящих костров. Мужские выкрики, женский визг и детский плач сливались в одну чудовищную какофонию. Воняло тухлятиной, прокисшим вином и едким запахом никогда не мытых тел. Здесь же у костров бродяги преображались в нормальных людей: отстегивали култышки от нормальных ног, смывали язвы и нарывы. Где-то кого-то били, где-то яростно ругались. На отца Антуана и его спутника, казалось, никто не обращал внимания.
  Священник неторопливо продвигался в нужном ему направлении и, наконец, вывел графа в ту часть площади, где на фундаменте разрушенного дома возвышался массивный стол. За ним сидело несколько человек угрожающего вида. Мужчины со смехом переговаривались и пили вино из огромных глиняных кружек. На краю неопрятной кучей валялись обглоданные кости, которые осторожно подкравшись, норовила стащить тощая собака.
  Именно к этой веселой компании и направился отец Антуан. Заметив его приближение, мужчины прервали разговор и недовольно уставились на непрошенных гостей.
  - Что тебе понадобилось в моих владениях, святой отец? - наконец, спросил один из них - уродливый толстяк средних лет.
  Граф окинул говорившего изучающим взглядом. На багровом, изъеденном оспой лице с тремя подбородками неожиданно умно блестели светлые глаза. Огромное пузо, казалось, начиналось прямо под подбородком и не вмещалось за столом. На голове страшилища красовалась облезлая меховая шапочка с серебряным аграфом в виде тощей собаки, наверное, призванная символизировать корону.
  Вокруг графа и священника мгновенно собралась галдящая орава, обступившая их плотным кольцом. Мелькали в толпе и лица молодых женщин в немыслимом рванье, даже отдаленно не похожем на платья. Возможно, это и были "придворные дамы", о которых говорил священник. Граф поневоле отвел глаза от безобразного толстяка и вгляделся в лица местных 'красоток', но ему хватило нескольких секунд, чтобы понять: под таким слоем грязи он бы никогда не узнал Стефании, даже встретившись с ней лицом к лицу. Чумазые, со свалявшимися в колтун волосами, обильно покрытые синяками и кровоподтеками, женщины представляли собой настолько страшное и отталкивающее зрелище, что граф быстро отвёл глаза.
  Между тем священник ответил на вопрос короля.
  - Я привел к вам человека и прошу оказать ему помощь.
  - Что же надо столь благородному шевалье от бандитов и убийц, коими он нас, не скрывая, считает?
  Огромные толстые губы короля усмехнулись мерзкой улыбкой, а глазки прищурились, с нескрываемой злобой взглянув на графа. Очевидно, в его словах заключалась какая-то острота, потому что все вокруг громко расхохотались.
  - Я ищу одного из твоих подданных, - по возможности спокойно ответил дон Мигель.
  И он сразу же почувствовал, что сейчас произойдёт нечто неприятное, настолько подозрительно весело засверкали глаза собравшейся толпы.
  - Кто же тебе понадобился, чужеземец?
  - Франсуа Вийон.
  Неожиданно вокруг повисла относительная тишина.
  - Зачем он тебе? - хмуро спросил один из собеседников толстяка.
  - Мне нужно получить от него ответ на один вопрос.
  Король стал мрачным. Его настроение тут же передалось толпе, которая и без того относилась к пришельцу откровенно неприязненно.
  - Вийон - наш брат. Почему мы должны отвлекать Франсуа от дел ради вопросов какого-то никому неведомого господина?
  Не успел дон Мигель раскрыть рот, как вдруг из толпы раздался дребезжащий голосок.
  - Этот господин нам хорошо известен, ваше величество. Он инквизитор: в прошлом году немало люда пропустил через дыбу, разыскивая какую-то ведьму!
  Граф побледнел. Он находился в смертельной опасности: можно только представить, как должны относиться окружающие люди к инквизиции.
  - Что понадобилось инквизиции от Вийона? - удивился глава этого мерзкого места. - Он никогда не знался с нечистой силой, да и еретиком никогда не был. Это весёлый человек, далекий от мерзких делишек монахов-доминиканцев.
  - Дело, по которому он мне нужен, никакого отношения к суду инквизиции не имеет,- твердо заверил окружающий сброд де ла Верда.
  - Ладно, пусть даже так ,- неожиданно согласился толстяк, - но я в отличие от Людовика справедливый король: если вздергиваешь людей на дыбу, повиси-ка на ней сам!
  Сразу несколько человек бросились к графу и быстро скрутили ему руки, подтащив к веревке, свисающей с крюка на стене. Де ла Верда даже не успел перевести дыхание, как оказался с выкрученными руками висеть над землей: адская боль пронзила плечи, выдавив слезы на глазах. Хрустнули хрящи рук, с громким треском порвалась платье. Но он, из последних сил сдержав крик, гордо вздернул голову и надменно глянул прямо в глаза жирной туше.
  - Инквизиция никого и никогда не вздергивает на дыбу развлечения ради! Как правило, от человека добиваются признания вины, а что вы хотите узнать от меня?
  - Зачем ты сюда явился, инквизитор? Что тебе нужно от Вийона?
  - Мне нужна женщина, которую в последний раз видели с ним! - боль становилась нестерпимой, но граф, покрывшись холодной испариной, старался выглядеть спокойным.
  - А какой мне интерес выдавать его убежище? - небрежно поинтересовался "король", отхлебывая из своей кружки.
  - Мне нужно задать поэту один вопрос, и я могу заплатить очень хорошие деньги, если мне дадут такую возможность.
  - Деньги? - толстяк моментально оживился. - Они у тебя с собой?
  - Нет, они спрятаны в ризнице отца Антуана, и если вы выполните мою просьбу, завтра утром он вам отдаст всю сумму! - едва ворочая языком, пояснил теряющий сознание граф.
  - Отпустите его! - распорядился хозяин.
  Веревку ослабили как раз вовремя: у де ла Верды окружающий мир плыл перед глазами в багровой пелене нестерпимой боли. Он ещё долго не мог пошевелить онемевшими руками, но постарался хотя бы устоять на ногах.
   - О какой сумме пойдет речь? - полюбопытствовал король.
   - Сто су.
   - Это хорошие деньги за один вопрос, - согласился толстяк, качнув тем, что заменяло ему шею, - видно тебе сильно нужна эта женщина, раз ты готов столько заплатить за неё. Любая из моих крошек может тебя обслужить и за сотую часть этой суммы.
  Окружающие их замарашки радостно загомонили, выкрикивая что-то непотребное. Некоторые из них даже задрали подолы, демонстрируя прелести, способные вогнать в дрожь ужаса нормального человека.
  - Красотки хороши, - миролюбиво согласился дон Мигель, - но мне нужна именно та женщина, а помочь может только Вийон.
  И граф безуспешно попытался пошевелить пальцами рук. 'Неужели переломы?' - прикусил он в опасении губу.
  - Где сейчас находится Вийон? - между тем обратился к толпе её повелитель.
  Все загудели, оживленно переговариваясь. Наконец вперед выступил горбатый с выпирающим клыком карлик.
  - Франсуа в кабаке "Бисетр" играет в кости. У него были деньги, которые он позаимствовал без её ведома у одной благочестивой вдовы с Ткацкой улицы. Вийону повезло в игре, и он сейчас при звонкой монете, если от него вновь не отвернулась удача! - прошепелявил он.
  - Отец Антуан, деньги действительно у вас? - толстяк повернул огромную голову к кюре.
  - Да, сын мой, - с достоинством качнул головой отец Антуан, - я отдам их завтра утром, но только после того, как состоится встреча дона Мигеля и Вийона.
  - Проводи испанца к Франсуа, - приказал карлику король, и с нескрываемой злобой окинул де ла Верду пристальным взглядом. - Запомни, это был твой первый и последний визит во Двор Чудес. Уж слишком ты мне не понравился! Если опять переступишь черту, отделяющую город от моих владений, я тебя водружу на кол как пугало в огороде. Ты меня понял?
  - Как не понять, - откликнулся дон Мигель. - Вы мне доходчиво объяснили.
  Они с отцом Антуаном пошли вслед за карликом. Тот удивительно быстро передвигался на коротких ножках, в отличие от запинающегося о камни мостовой потерявшего равновесие графа. Руки его по-прежнему не слушались, но он хотя бы стал их чувствовать. Впрочем, де ла Верда был настолько рад живым покинуть это адское место, что остальные неприятности были не в счёт.
  Только вырвавшись из владений короля воров, дон Мигель до конца осознал какой опасности только что избежал, и по его телу то и дело прокатывался озноб запоздалого ужаса.
  Известный всем отверженным притон находился в получасе ходьбы от Двора Чудес. И первым, кого они увидели в его закопченном зале, оказался де Монтрей, ссорившийся с разгоряченным спором и вином Вийоном.
  - Как ты мог? - услышали они гневный вопрос, подходя ближе.
  - Вы разрешите мне вмешаться в вашу беседу? - граф бесцеремонно подсел за их стол.
  Он так много слышал о поэте, что сейчас изумленно рассматривал его потрепанное жизнью лицо в неглубоких сухих морщинках, сухощавую мелкую фигурку в старом явно с чужого плеча хуке и беспокойные чёрные глаза. "Что в этом невзрачном замухрышке может привлекать женщин?"
  - Кто это? - недовольно отреагировал Вийон, недружелюбно глянув на испанца.
  - Это муж Ангелочка! - хмуро пояснил профессор.
  - Я ничего о ней не знаю! - отрезал поэт, пытаясь встать из-за стола.
  - Э, нет, приятель, - принужденно рассмеялся граф, поймав пройдоху моментально 'ожившими' руками и силком усаживая на место. - Встреча с тобой мне обошлась в сто су, да ещё пришлось повисеть на дыбе: так просто от меня не уйдешь!
  - Я же сказал, что ничего не знаю об Ангелочке, - огрызнулся Вийон. - Чем бросать деньги на ветер, лучше бы отдали их мне!
   - Дам, - заверил его дон Мигель, - если ты мне расскажешь, куда отвел мою жену из заведения Мами!
  - Сколько? - остро блеснул глазами поэт.
  - Тридцать су, - пообещал испанец,- но после обстоятельного рассказа. ' Не помню' и 'не знаю' - не подойдёт!
  Франсуа помолчал, сморщив от досады нос и, наконец, признался:
  - Я отвел её к Катрин Прель.
  Графу это имя показалось знакомым и, немного поднапрягшись, он вспомнил, что так зовут парфюмершу королевы. Но причем тут Стефания? Между тем, де Монтрей настолько красноречиво взглянул на поэта, что у того проснулась обычно крепко спящая совесть.
  - Она сама об этом попросила, - начал оправдываться Вийон, - даже пообещала мне свой золотой крестик, если я отведу её к ведьме!
  У потрясенного дона Мигеля сжались кулаки, неужели... но поэт сразу же рассеял его подозрения. Правда, едва ли де ла Верде от этого стало легче.
  - Ангелочек была от кого-то беременна и боялась, что ранит "золотое сердце", - очевидно Вийон передразнил Стефанию. - Малышка просто не хотела вас огорчать, мэтр. И хотя Катрин предупредила, что это может стоить ей жизни, даже ухом не повела и выпила дрянь, которую дала старуха.
  - И что же дальше?
  - Ангелочку стало плохо, и Катрин решила, что она умирает. Я вытащил её на монастырское кладбище, где женщина и испустила дух! - пробормотал Вийон, опуская глаза.
  И хотя сердце графа оледенело от такого известия, он почему-то ему не поверил.
  - Как назывался монастырь? Какого числа это было?
  - Монастырь аббатства Сен-Мартен, а число я не помню.
  - Зато я помню очень хорошо,- заметил де Монтрей, сурово глядя на поэта, - двадцать первое марта. Зачем ты лжешь, Франсуа? Я искал её на всех кладбищах: монахи записывают все погребения и потом в течение сорока дней отпевают даже бродяг. Так вот, в эти дни там не была захоронена ни одна неизвестная женщина.
  - Я ничего не знаю, - ушел в глухую оборону Вийон. - Говорю же вам: она умерла!
  - И ты спрашивал меня, не нашлась ли умершая женщина? - тяжело вздохнул доктор. - Хватит из нас делать дураков. Расскажи дону Мигелю, что случилось с его женой? Хоть раз в жизни поставь себя на место другого человека. А если граф, поверив в твою ложь, женится вторично, а потом выяснится, что его первая жена жива?
  - Пусть женится спокойно, - мрачно хмыкнул Вийон, - я даже видел, как за Ангелочком прилетел дьявол и забрал её, завернувши в свой плащ.
  - О чем это ты? - разозлился доктор. - Какой дьявол мог прилететь к этой чистой душой голубке? Ты слишком много выпил, если несешь подобный бред!
  - Вот так всегда, - обиженно фыркнул Франсуа, - скажешь правду и тебе никто не верит. А между тем я его видел, как сейчас вас и даже разговаривал!
  Де Монтрей только досадливо плюнул, а вот де ла Верду наоборот заинтересовало сказанное:
  - С чего ты взял, что это был дьявол? - вкрадчиво осведомился он. - Он что, представился? Хватит говорить намеками и догадками, расскажи подробно, что ты видел, иначе и не надейся на вознаграждение!
   - А что тут ещё рассказывать, - нахмурив брови, буркнул Вийон. - Я положил её на каменную плиту надгробья: Ангелочек умирала, и у меня не было сил смотреть, как она мучается, поэтому отошел в сторонку и ждал конца. Падал снег, никого вокруг не было, всё кладбище просматривалось как на ладони, как вдруг из ниоткуда появилась тёмная фигура в длинном плаще. Он нагнулся, поднял женщину и, закутав в плащ, вновь исчез. Кто же это, по-вашему, если не дьявол?
  Де Монтрей чуть слышно выругался.
  - Да кто угодно, - в сердцах сказал он, - причем здесь дьявол?
  - Правильно, профессор - умный и уважаемый человек, а я всего лишь беспутный поэт,- огрызнулся Франсуа,- поэтому всё, что говоришь ты, нужно слушать, раскрывши рот, а меня иначе, чем лгуном и считать нельзя. Однако Ангелочек сама мне говорила, что отец её ребенка - не человек.
  - И ты решил, что это дьявол, - скептически вздохнул мэтр Метье, - мне противно тебя слушать. Я не знаю, куда ты дел женщину, но твоя неуклюжая ложь не может обмануть даже слабоумного ребенка.
  Его слова неожиданно задели Вийона. Он даже побагровел от гнева.
  - Катрин тоже сказала, что у неё внутри нечеловеческий младенец, но объяснить, кто его отец отказалась.
  - Ты хочешь сказать, что моя жена не знала от кого забеременела? - сердце дона Мигеля так громко стучало от гнева, что отдавалось даже в ушах.
  'Убью! Вот только найду сначала...'
  - Такое бывает, - язвительно отозвался Вийон, - даже со знатными дамами.
  И пока де Монтрей с презрением смотрел на поэта, граф холодно осведомился:
  - Ты сказал, что незнакомец в плаще с тобой разговаривал. О чём?
  Тут Франсуа неожиданно смешался и замолчал.
  - Ну, - поторопил его де ла Верда, - что же ты умолк?
  - Ангелочек обещала мне свой крестик, а это вещь дорогая, - наконец, нехотя признался Вийон. - Я и подумал: зачем он дьяволу? В аду ведь крестик ни к чему! Только разве с дьяволом договоришься, он так сверкнул на меня глазами... а в том, что сказал для вас нет ничего интересного.
  Дон Мигель зло фыркнул. Он не сомневался, что этот наглец вывел бы из себя даже дьявола, только вряд ли нечистый стал бы связываться с Вийоном.
  За их столом воцарилось угнетённое молчание, хотя вокруг радостно гомонила толпа изрядно подвыпивших посетителей. Было здесь и несколько пьяных представительниц древнейшего ремесла, которые сидели за столами в обнимку с бражниками. Одна из них дебелая и рыжеволосая красотка развязано подсела к Вийону.
  - Что такое? - по-свойски обняла она его. - Где твоя улыбка, дружок? Ты ведь сегодня при деньгах и не пожалеешь на меня монетку?
  Поэт с ласковой, тут же преобразившей его лицо улыбкой, усадил толстуху на колени.
  - Ах ты, мой цветок, - его рука дерзко пробралась к ней за пазуху и вытащила на всеобщее обозрение пышную грудь, - я сегодня непременно тобой займусь, только ответь, моя аппетитная курочка, если у тебя возникают какие-то проблемы, к кому ты обращаешься за помощью? К священнику?
  - Помилуй, Франсуа,- весело рассмеялась шлюха и её белая грудь заколыхалась в его ладони, - ты хотя бы представляешь, какого рода у меня проблемы? С ними к священнику не сунешься!
  - Я кое-что знаю о тебе, голубка, и о твоих заботах тоже, - Вийон поцеловал женщину в плечо, - поделись с нами: кто в Париже может ответить на любой вопрос?
  - Смотря на какой? Как привадить клиента и обчистить его карманы?
  - Нет, солнышко, нас интересуют другие вещи. Допустим, кто-то пропал при очень неясных обстоятельствах, есть даже подозрения на нечистую силу.
  Девка задумалась, недоуменно выпятив толстую губу.
  - А почему бы вам ни сходить к придурковатой Мадлон? Правда, её с трудом можно понять, но я слышала, что она ясновидящая и знает много. Когда у одной из наших девиц украли ребенка цыгане, она четко указала, где находится фараоново племя, - посоветовала она.
  - Речь идет о юродивой, что постоянно сидит на ступеньках Нотр-Дам? - недоумённо приподнял брови профессор. - Да ведь это полная идиотка, с трудом понимающая, что происходит вокруг.
  Женщина лениво пожала плечами, ласково поглаживая Франсуа по голове.
  - Тем не менее, - весело хмыкнул тот, - это единственное, что я вам ещё могу посоветовать. Идите к Мадлон!
  Дон Мигель оторопело наблюдал за этой обнаглевшей парочкой.
  - Мы с моей киской тоже хотели бы уйти, - нагло добавил Вийон, поднимаясь из-за стола. - Где те пятьдесят су, которые вы мне задолжали?
  - Тридцать.
  И что оставалось делать графу? Только отсчитать обещанную сумму. С мэтром они весьма холодно расстались на выходе из заведения, уже не услышав последние слова Вийона, поднимающегося вслед за потаскухой по лестнице:
  - Надо же, всем нужен Ангелочек. По-настоящему "золотая" малышка!
  
  
  КОПФЛЕБЕНЦ.
  'Лоскутное одеяло' - довольно затасканное выражение, но с чем ещё можно сравнить Священную Римскую империю того времени?
  Курфюршества, герцогства, земли епископств - и это только самостоятельные имперские единицы, но помимо них существовала ещё и масса владений, которые формально вроде бы входили в состав этих земель, но обладали такими привилегиями и правами, отмеченными в различных установлениях и кутюмах, что разобраться в их статусе было практически невозможно.
  Ярким примером подобного лена был Копфлебенц - крупное сеньориальное владение в Трирском епископстве, принадлежащее баронам фон Валленбергам. Несколько столетий длился спор между капитулом епископства и баронами за выяснение статуса земель. Жалобами обеих сторон были завалены и поколения императоров, и Римские власти, но все без толку. Казалось бы, в этой ситуации правда была на стороне епископства, ведь Валленберги и не отрицали своего вассалитета, но...
  Вот это "но" и мешало императорам и папам поставить точку в многовековом споре. Валленберги были чудовищно, неправдоподобно богаты и бесконечными взятками на протяжении веков затыкали рот закону и правосудию. К тому же предки Валленбергов правили этими землями задолго до принятия христианства, и их замок возвышался на месте виллы римского наместника в землях треверов прокуратора Терция Валла, который и положил начало этой фамилии. Понятно, что за века правления авторитет рода стал непререкаем не только для населения Трира, но и для всей западной Германии.
  Из-за бесконечных тяжб с епископством фон Валленберги часто бывали в Италии и довольно быстро приобщились к итальянскому стилю жизни. Пока до их соседей постепенно доходило, что мир рыцарства меняется на мир "денежных мешков", фон Валленберги уже проводили смелые финансовые операции. Через своих представителей в той же Флоренции они вкладывали деньги в различные рискованные, но приносящие в случае успеха огромный доход предприятия.
  Но была и ещё и одна - секретная сторона жизни этой непростой семейки. О тайне знали немногие, но зато среди них были практически все монархи правящих династий Европы. Дело в том, что за Валленбергами из века в век тянулась мрачная слава виртуозных убийц и похитителей. Брались за дело они редко, брали дорого, но если все-таки соглашались, то осуществляли преступление безукоризненно.
  Валленберги выполняли заказ настолько чисто, что убийства выглядели стопроцентно несчастными случаями, в ином случае тела их жертв исчезали так же бесследно, как круги на воде.
  И как имперским властям трогать таких людей? Неизвестно, какие клопы скрываются в их тюфяках, если по них хорошо хлопнуть. Вот и опасались связываться, предпочитая делать вид, что не слышат жалоб епископов. Между тем святые отцы упрямо твердили, что Копфлебенц - настоящее еретическое и разбойничье гнездо, где живут по языческим богопротивным законам и диким кутюмам. Ну и как при таких условиях достигнуть компромисса?
  Мало кто мог похвастаться, что бывал гостем в неприступном замке баронов, хотя ходили смутные слухи о несметных богатствах, прячущихся за стенами Копфлебенца. Зато тот, кто нуждался в услугах фон Валленбергов, всегда находил дорогу в баронскую цитадель.
  Нынешний барон Гуго фон Валленберг мало отличался от своих грозных предков.
  От отца он унаследовал весьма примечательную внешность, ставшую уже фамильным признаком всех членов этого рода. Высоченный, крепкого телосложения мужчина отличался, мягко говоря, не привлекательной внешностью. Казалось, что его ваял работающий в дикой спешке скульптор, сумевший только чуть наметить черты будущего творения: грубо вырубленный подбородок, резкие дуги неровных густых бровей над маленькими светло-серыми глазками, тяжелый хищный нос. Белесые волосы и ресницы оттеняли кирпичный цвет неожиданно худых щек, и чтобы совсем уж устрашить врагов Валленбергов природа дала Гуго в придачу ещё и противный скрежещущий как железо голос.
  Но зато этот человек был одним из наиболее признанных авторитетов своего времени в области шахмат. Его слава шахматиста гремела далеко за пределами Трира, мало того, он был автором нашумевшего пособия, имеющего вполне заслуженный успех среди знатоков этой древней игры.
  Правда, стоящие сейчас перед бароном люди были далеки от шахматных баталий. Почтительно склонив украшенные перьями меховые шапки неместного покроя, они излагали дело, из-за которого приехали с другого конца Европы.
  - Слава о ваших способностях по розыску пропавших людей, - говорил предводитель, - достигла даже наших земель, и его высочество просит найти исчезнувшую даму.
  Валленберг выслушал прибывших, не перебивая. Он сидел на лавке во внутреннем дворе Копфлебенца и кормил сырым мясом из ведра свору толпящихся вокруг хозяина охотничьих собак. Если бы их не предупредили заранее, просители никогда бы не признали в этом человеке властительного барона. Его наряд был настолько скромен и непритязателен: простого серого сукна камзол с немудрящей полотняной рубахой, черные шерстяные шоссы. Даже простые горожане и то одеваются богаче. И только красующаяся на белых волосах чёрная бархатная шапочка расшитая жемчугом особо отличала господина от суетящихся вокруг слуг.
  По лицу барона трудно было угадать, как он относится к просьбе столь властительного лица. Его взгляд оставался отстраненным и, казалось, кормление любимцев занимало Валленберга гораздо больше, чем стоящие перед ним посланцы. Однако это оказалось обманчивым впечатлением.
  - Если дама жива, - наконец, кинул барон последний кусок псам, - то я её найду. Но ваш господин должен знать, что мои услуги стоят очень и очень дорого.
  - Он знает об этом, и велел вам передать задаток.
  Валленберг, вытерев окровавленные руки об одежду, открыл крышку на протянутом ларце. Тщательно завернутое в кусок бархата там лежало ожерелье из оправленных в золото рубинов. Внимательно осмотрев рубины, барон согласно кивнул головой.
  - Пусть ваш господин подождет. Это дело требует времени.
  Уже утром следующего дня отряд фон Валленберга выехал из ворот по направлению к Шампани. На развернутых стягах в три ряда куда-то бежали волки, да и сам закованный в латы хозяин тоже чем-то неуловимо напоминал этого хищника, хотя на его шлеме и растопырил крылья воинственный сокол.
  
  
  МАДЛОН.
  Во дворце кардинала Бурбонского дона Мигеля ждал сходящий с ума от беспокойства Гачек.
  Увидев оторванные рукава, испачканный костюм и побагровевшие распухшие руки, он только осуждающе покачал головой. Де ла Верда с наслаждением умылся и, усевшись за поздний ужин, рассказал секретарю о своих приключениях на парижском дне.
  - Вот и всё, что я узнал, чуть не потеряв жизнь, - устало вздохнул граф. - Оказывается, у меня есть два соперника: простой горожанин с весьма причудливым характером и невзрачной внешностью, которому она отдала своё сердце, и неизвестный, который графиню сделал матерью. Как видите, на мою долю уже ничего не осталось. Может, мне и искать её не стоит? Дьявол так дьявол: пусть остается с ним.
  В его голосе слышалась и горечь, и насмешка, и сдержанный гнев. Гачек с сочувствием посмотрел на испанца. Он хорошо представлял, как сейчас плохо графу, и как тот разочарован в супруге. Надо же, как ужасно складывалась супружеская жизнь этих, в сущности, неплохих людей. А кто виноват? Кто угодно, но только не графиня: в обратном Славека никто бы не убедил. Но и к графу он тоже стал относиться значительно лучше, чем в начале их знакомства.
  - Графиня могла не знать о беременности до определенного времени, - попытался он утешить оскорбленного супруга, озабоченно ощупывая его распухшие после пытки плечи. - Наверняка, она стала жертвой насилия.
  Однако прикусивший от боли губу де ла Верда не нуждался в утешениях.
  - Наряду с рубинами в моей графской короне теперь красуются ещё и рога. А уж насильно их водрузили или по согласию моей безголовой жены, честно говоря, никакого значения не имеет.
  Дон Мигель немного подумал.
  - Право слово, - печально пожаловался он секретарю, - не знаю, что мне делать дальше? Соваться к Катрин Прель бесполезно: вряд ли она расскажет что-то новое, кроме того, что мы уже услышали от беспутного Вийона. А ссориться с Людовиком вновь да еще подводить кардинала, гостеприимно давшего нам приют, мне совсем не хочется.
  Гачек согласно качнул головой, втирая в плечи дона Мигеля обезболивающую мазь из своих запасов. Мазь остро и неприятно воняла, камин уже прогорел, и в комнате стало холодно, плечи же зверски болели - всё как нарочно было в эту ночь против и без того пострадавшего графа.
  - Как можно успешно бороться с ересью, когда короли, которые первыми должны охранять христианские души своих подданных, попустительствуют колдовству? - горько вздохнул он. - Я слышал, что Людовик вместе со своим цирюльником увлекается алхимией. Вместе они составляют какие-то странные гороскопы - вовсю пляшут под дудку дьявола. А потом удивляются гневу Божьему, обрушивающемуся на их королевство. Вот увидишь: несмотря на свой изворотливый ум, этот король плохо кончит.
  Гачек снисходительно слушал его брюзжание. Он был настроен не столь пессимистично, но понимал, что вызвало у дона Мигеля такой приступ хандры. С недавних пор Славек грустно сознавал, что его собственное мировоззрение необратимо меняется, и взгляды графа становятся ему гораздо ближе, чем идеи знаменитых гуманистов. Увы, мир далеко не таков, каким он кажется даже лучшим умам человечества!
  - А почему бы нам действительно не обратиться к юродивой Мадлон, - неожиданно предложил он,- а вдруг она действительно поможет? Господь любит таких людей.
  Де ла Верда взглянул на советчика с точно таким же выражением лица, с каким на Вийона час назад смотрел парижский лекарь.
  - Этот плут и его шлюха, не скрываясь, издевались надо мной! Мэтр сказал, что женщина, полностью лишена разума.
  Но, как говорится, 'утопающий хватается за соломинку': утро следующего дня граф и его секретарь встретили на паперти собора Нотр-Дам.
  У входа в величественное как будто созданное из каменного кружева здание собора располагалась обширнейшая паперть - место обитания многочисленных нищих. Сегодня в храме служил сам кардинал Бурбонский, и наиболее именитые парижане почтили своим присутствием шедевр поздней готики. Милостыня ожидалась богатая, поэтому пространство перед храмом было плотно забито массой нищих, покрытых фантастически жуткими язвами и болячками. Найти в этой зловонной и грязной толпе какую-то Мадлон было непросто. И всё же, поборов брезгливость, граф и Гачек взялись за поиски.
  Вскоре их труд увенчался успехом: они увидели де Монтрея возле невероятно грязной женщины, сидящей на паперти. Оборванная тряпка, служившая ей юбкой, не скрывала покрытых язвами ног. Бессмысленный взгляд пустых почти белых глаз, открытый толстогубый рот, из которого струилась бесконечная слюна, подсказали де ла Верде, что доктор обнаружил юродивую. С трудом протиснувшись к нищенке, они смогли услышать только отрывок разговора, который мэтр Метье вёл с соседкой Мадлон, тоже грязной и оборванной, но судя по всему, далеко не глупой женщиной.
  - Да, может отыскать! Только это стоит тридцать денье и нужна вещь, принадлежавшая пропавшей.
  Доктор растерялся: деньги у него были, а вот где взять вещи Стефании? Вот тут и пришёл ему на помощь дон Мигель.
  - Это подойдет? - он снял с шеи памятное жемчужное ожерелье.
  Де Монтрей, посторонившись, пропустил де ла Верду вперед.
  С округлившимися от изумления глазами нищенка трясущимися руками взяла украшение и протянула его юродивой.
  - Вот, Мадлон, - обратилась она к товарке, - посмотри, какие знатные господа к тебе обращаются. Скажи им: куда делась пропавшая демуазель?
  Юродивая даже не повернула головы в их сторону. Всё так же глядя в одну точку, грязными в коросте руками она начала перебирать жемчужины, чутко поглаживая перлы пальцами. Внезапно голова её запрокинулась, тело забилось в судорогах, изо рта пошла пена, и женщина пропела неожиданно тонким и спокойным голосом:
   Там зеленея, волнуется лес,
   Там башни замка торчат до небес,
   Та, что носила твои жемчуга,
   Пленница эльфа теперь на века!
  Вокруг корчившейся в припадке юродивой столпились зеваки. После её слов все недоуменно загалдели, возбужденно передавая её слова стоящим сзади. Де Монтрей с нескрываемой досадой выругался и скрылся в толпе.
  И пока Гачек вырывал из судорожно сжатых пальцев юродивой нить ожерелья, дон Мигель остолбенело смотрел на корчи несчастной женщины. Он напряженно вспоминал, когда в последний раз слышал об эльфах. Что-то об этом мифическом народце говорила одна из придворных дам королевы Маргариты.
  В тот вечер на приеме у её величества зашла речь об английских и валлийских легендах. Дама рассказывала о Томасе Мэлори, два года назад написавшем книгу о короле бриттов Артуре. Его труд она читала в рукописи, и там что-то было и об эльфах. Правда, это были даже не былины или легенды, а скорее волшебные сказки. Но граф уже давно относился к этим историям с большой осторожностью. Он прекрасно знал: доказать, что их нет - самая успешная уловка тех, кто хочет скрыть своё существование. Чем больше лжи, тем больше шансов затеряться.
  Юродивая изогнулась дугой, встав практически на лопатки, и из скрюченных пальцев, наконец-то, удалось с большим трудом освободить ожерелье.
  - На неё накатил Святой дух! - зашептались все вокруг.
  А вот дон Мигель считал, что если Святой дух и посещает человеческое тело, то не заставляет его страдать в ужасающих корчах, превращая в сгусток боли и скверны.
  - Я бы сказал, - тихо заметил граф Гачеку, - что женщина бесноватая, и мне очень не понравился этот тонкий голосок: он явно не принадлежит несчастной. В Мадлон, наверняка, сидит очень сильный, невероятно мучающий беднягу бес. Её нужно провести через процедуру изгнания дьявола.
  - Вы хотите отдать её инквизиции, - помрачнел Гачек, - это ведь просто больная, несчастная женщина!
  Дон Мигель моментально взвился до небес, как и всегда, когда при нём пытались извратить сущность его любимого детища - трибунала инквизиции.
  - У вас неверное понятие о целях этой организации! - на повышенных тонах пояснил он секретарю. - Инквизиция призвана, в первую очередь, не уничтожать одержимых, а помогать им! Костер - это уже последнее средство, когда душа окончательно загублена, и только очистительное пламя способно дать ей шанс на спасение. Процедуру же изгнания может провести даже простой сельский кюре, при условии, что у него хватит сил для столь тяжелой и опасной работы.
  Гачек давно уже устал спорить на эту тему с упрямым испанцем. Что поделать, но иногда и умные люди, вбив себе в голову сомнительные догмы, упорно пытаются спасти человечество, наивно полагая, что придумали панацею от всех несчастий. Вот и дон Мигель был искренне уверен, что именно инквизиция спасет мир от грехов.
  Осторожно, стараясь по возможности не прикасаться к завшивевшим телам, спутники выбрались на берег Сены. Возвращаясь ко дворцу кардинала узкими извилистыми улочками Сите, граф и секретарь обсуждали слова Мадлон.
   - Эльфы? - удивлялся Гачек. - Какая глупость, бред больного ума. Это маленькие, крылатые существа из сказок, порхающие с цветка на цветок. У меня на родине их считают домовыми, живущими в горшках или под метлами.
  - Интересно рассуждают люди, - усмехнулся в ответ дон Мигель, - если они ничего подобного не видели, значит, этого нет? Ну а в сказках-то откуда появились эльфы? Фантазии и видения не появляются на пустом месте. Всему есть своё объяснение.
  - Вас послушаешь, - улыбнулся Гачек, - так и драконы когда-то существовали?
  Но де ла Верда не принял насмешки.
  - В этом нет никаких сомнений, - сухо подтвердил он, - останки этих гигантских змей иногда случайно находят в земле крестьяне. Ничтожному человеку никогда не постичь всего великолепия грандиозного замысла Создателя, сотворившего эту землю с таким разнообразными формами жизни.
  Собеседники долго молчали, каждый по своему переваривая сказанное юродивой.
  - Всё это, конечно, очень интересно, - наконец, тяжело вздохнул дон Мигель,- но даже на полшага не приближает нас к месту пребывания моей жены. Представляете, что произойдёт, если я заявлю королю, что его барон - эльф, и он прячет в заколдованном замке мою жену.
  - Его величество пожалуется папе, что у его посланника не всё ладно с головой.
  - Так оно, пожалуй, и будет. Что же, когда вернусь в Англию, начну поиски Томаса Мэлори. А когда найду, поинтересуюсь, где он брал материалы для своей книги.
  Семейные дела де ла Верды окончательно запутались. Но помимо поисков жены у дона Мигеля были ещё дела во Франции: вскоре он вновь предстал перед монархом.
  Людовик предпочитал шумному Парижу аббатство Виктория на Луаре. Король почему-то не любил свою столицу, появлялся там крайне редко, да и то только по необходимости.
  На этот раз встреча его величества и испанца носила иной характер. Государь встретил папского посланника радушно, словно позабыв, как круто разговаривал с ним осенью. Но де ла Верду не обманула эта показанная благосклонность: он знал истинную причину внезапного благоволения Людовика.
   Король Эдуард собрал в Англии огромное войско и угрожал Людовику высадиться в Кале. Как и все его предшественники, англичанин не стал изобретать ничего нового, а тупо повторил те же претензии, что и два столетия назад предъявил французской короне его прадед Эдуард III. В письме к Валуа Йорк нагло потребовал вернуть ему корону Капеттингов, которая якобы принадлежит ему по праву наследования дочери Филиппа Красивого Изабеллы Французской - прапрабабки короля.
  В общем, обстановка была не таковой, чтобы показывать дурной нрав человеку, пытающемуся помочь королю Франции выбраться из смертельной ловушки.
  Людовик восседал на неудобном стуле с высокой резной спинкой, и горько жаловался на свою судьбу папскому посланнику, и вид у него при этом был как у обиженного сироты.
  - Я хочу, чтобы вы довели до сведения папы, что я шёл на все, чтобы заключить мир с Англией. Увы, мои старания всегда разбивались о нежелание Йорка прислушаться к голосу благоразумия, - грустно вещал Людовик, рассеянно гладя притулившуюся у ноги собаку.
  - Вспомните покойного графа Уорвика с его проектом женитьбы Эдуарда на моей свояченице Боне Савойской? Всё было обговорено, согласовано, спорные вопросы решены, и вдруг наш ветреник заявляет английскому парламенту, что женат на распутнице Елизавете Вудвилл - вдове с двумя детьми. Тогда все были ошеломлены: так поддаться слабости сердца! Мало ему метресс, которых было предостаточно, так он решил посадить на трон противницу собственной династии (ведь её первый муж был предан Ланкастерам душой и телом). Эта Иезавель тут же на все важнейшие посты в государстве посадила своих родственников и поссорила его с графом Уорвиком. Дальнейшее вам известно. Мальчишка! Он даже не осознает, что для короля нет ничего важнее интересов его подданных.
   Граф благодушно и сочувственно выслушал жалобы короля. Ему не хотелось напоминать Людовику обстоятельства его собственной женитьбы на Шарлоте Савойской, которую он совершил вопреки воле своего отца и даже вынужден был бежать от его гнева под крыло герцога Бургундского Филиппа Доброго. Говорят, в изгнании Людовик был дружен со своим сегодняшним соперником Карлом Смелым. Зато покойный король Карл VII так боялся своего сыночка, что по слухам умер с голоду, опасаясь яда, который ему подошлет наследник.
  Однако королям не напоминают об ошибках юности, а уважительно выслушивают всё, что они желают сообщить, как бы далеко это не было от истины.
  - Пока Эдуард не высадился в Кале, - счел нужным заметить дон Мигель, - есть возможность предотвратить катастрофу. Он, конечно, хорошо тряхнул карманы своих подданных, чтобы снарядить эту экспедицию, но военное счастье изменчиво. Вполне возможно, что Йорк не получит от войны такого дохода, на который рассчитывает. Неплохая компенсация затрат, считает его святейшество, могла бы остановить грозящую бойню. А залогом стабильности перемирия послужил бы новый проект брака: на этот раз дофина и старшей дочери Эдуарда Елизаветы.
  Наживка была брошена. Но как же тяжело соразмерить непомерные аппетиты одного государя с ограниченными возможностями другого!
  - Сколько же он хочет? - хмуро осведомился Людовик.
  - Пока Эдуард жаждет только воевать, но имея от вас предложение какой-либо определенной суммы, мы могли бы начать переговоры, - тяжело вздохнув, пояснил граф. - Дело это нелегкое, хлопотливое. Естественно, вы будете стремиться дать как можно меньше, а Эдуард попытается выжать из вас как можно больше. Но папский престол будет неустанно бороться даже за малейшую надежду предотвратить кровопролитие: спорить ведь можно до скончания века. Главное, не допустить высадки англичан в Кале и повторения кровавых событий начала века. Папа скорбит о вражде между вашими королевствами, и всеми силами хочет остановить войну между верными католиками.
  Они ещё не раз обсуждали с королем сложившуюся ситуацию, и в результате многочисленных консультаций графу пришлось покинуть Францию гораздо раньше, чем он предполагал.
  - Слишком много жизней зависит от того, насколько удачно я исполню свою миссию, - пояснял он Гачеку, собираясь в дорогу. - Человек - лишь маленький винтик в сложном механизме истории, но иногда этот винтик останавливает работу всей машины или наоборот спасает всё от разрушения. Просто необходимо быть там, где ты больше всего нужен. А Стефания... пока подождет.
   Гачек плохо представлял суть миссии де ла Верды: граф держал содержание переговоров в тайне даже от собственного секретаря, но он понимал, что только чрезвычайные обстоятельства могли помешать дону Мигелю продолжать поиски жены.
  
  
  АНГЛИЯ.
  Де ла Верда был потомком старинного королевского рода, и поэтому к самому принципу монаршей власти относился с чувством глубокого благоговения, слепо веря в постулат божественного предопределения. Но именно сейчас власть имущие как будто сговорились показать ему самые неприглядные стороны единоличного правления. И своим самодурством, непоследовательностью и взбалмошностью как будто испытывали терпение папского посланника.
  Вот, например, Эдуард Йорк. Весьма красивый молодой человек, любящий роскошь и развлечения, сибарит, любитель флирта и женщин, покровитель искусств, при котором в Англии было построено множество соборов. Казалось бы, в противовес мужиковатому Людовику он должен был вызывать у графа симпатию? Отнюдь! Дона Мигеля неимоверно раздражала легкомысленность и эмоциональность короля. Лично обаятельный Эдуард легко привлекал к себе сердца людей, а вот внушить преданность и желание служить беззаветно ему удавалось с трудом.
  В свое время графу довелось вести дела с графом Уорвиком, и это был нелегкий труд, но теперь приходилось только сожалеть об этом умном и вдумчивом человеке. Как неприятно ощущалось сейчас отсутствие мудрого советчика при взбалмошном молодом человеке. Разумеется, Йорк встретил в штыки все предложения, которые дон Мигель привез от Людовика, потребовав гораздо больше и денег, и уступок - неприемлемо больше!
  Впрочем, епископ был вполне доволен тем, как продвигались дела.
  - Народы не выбирают себе королей, сын мой, - спокойно заметил он графу, возмущенному поведением Эдуарда, - они их получают от Бога по заслугам. Конечно, было великолепно, если бы все правители сочетали в себе добродетели души и ума. На земле тогда воцарился бы тот самый Золотой век, о котором нам без устали твердят философы. Увы, зачастую помазанники Божьи далеки от совершенства, и приходится с этим считаться. Главное, что Йорк вместо высадки армии во Франции, выдвинул пусть и неприемлемые, но все же встречные предложения. Нужно изо всех сил тянуть время: спорить о каждом экю, ссылаться то на то, то на это, постоянно посылать для согласования гонцов к Людовику, по возможности принять посольство от французов, и так далее. Каждый день мира стоит самых невероятных усилий, потому что спасает жизни десятков, а то и сотен добрых христиан.
  И всё, как в кошмарном сне, началось сначала.
  Епископ уселся за стол переговоров, олицетворяя собой третейского судью в этом мучительном процессе, а дон Мигель по обыкновению крутился среди прекрасных дам: флиртовал, развлекал королеву рассказами о дальних странствиях, исподволь внушая, что было нужно на данном этапе переговоров. Красивого, обаятельного и остроумного испанца признавали при английском дворе: он умел внести нотку куртуазного остроумия даже в самую скучную компанию. Но зато в личных делах дон Мигель с горечью был вынужден констатировать фиаско. Не раньше и не позже, а перед его приездом из Франции Томас Мэлори скончался.
  Как-то в солнечный осенний денек королю взбрело в голову поохотиться, и граф тоже получил приглашение присоединиться к его свите.
  Затесавшись в кучку нарядных придворных дам, которым больше хотелось прогуляться по лесу, чем загнать зверя, де ла Верда развлекал их охотничьими байками с немного непристойным оттенком: беспроигрышный путь вызвать игривый блеск в глазах и настроить на легкомысленный лад, так необходимый для начала флирта. Как и ожидалось, дамы кокетливо улыбались, некоторые открыто смеялись и, заболтавшись на фривольные темы, всадники солидно оторвались от охоты. И хотя в отдалении слышались звуки серебряного рога, лай собак и ржание лошадей, определить нужное направление оказалось сложно. Звук шёл одновременно с противоположных сторон.
  - Куда поскачем, милые леди, - улыбнулся дон Мигель, - на юг или на север? Здесь такое эхо, что поневоле заплутаешь.
  - Это не эхо, - кокетливо усмехнулась графиня Арунделл - маленькая смешливая толстушка, - эльфы морочат голову: для них нет большего удовольствия, чем подшутить над людьми.
  Дон Мигель вздрогнул от мгновенно охватившего его озноба. Неужели...
  - Эльфы, - деланно удивился он,- это такие маленькие сказочные существа с крылышками, перелетающие с цветка на цветок?
  Дамы снисходительно фыркнули.
  - Это ваши испанские эльфы похожи на стрекоз, - подтрунила над испанцем баронесса Квинси, - наши же выглядят совсем по-другому. Красивые молодые люди с белокурыми локонами и высокими статными фигурами. Говорят, они следят за лесом.
  - Вот как, - до Мигель сделал вид, что удивлен, - разве их кто-нибудь видел?
  Женщины дружно рассмеялись, словно он сказал невесть что забавное.
  - А то нет, - хихикнула одна из них, - некоторые красотки даже жалуются, что забеременели от них. И если их отцы совсем дураки, то верят распутницам. Но я слышала от своей кормилицы, что существует день в году, когда их может увидеть любой. Это канун Дня всех святых - 31 октября, когда королева эльфов вместе со свитой выезжает из их мира и объезжает подвластные ей леса.
  Дона Мигеля передернуло от презрения к этим глупым курицам. Шутить такими серьезными вещами! Уж ему-то как никому другому из этой компании была известна эта дата. Как часто её называли на допросах несчастные, для которых она стала роковой.
  - Ах, милые леди, - инквизиторски холодно улыбнулся он, - я обожаю слушать всякие легенды и сказания. Меня всегда интересовали старинные небывальщины. Нет ли среди англичан известных собирателей и знатоков занимательных историй об эльфах, гномах, троллях и прочих сказочных существах?
  Его спутниц не удивила любознательность испанца.
  - О, мужчины до старости остаются детьми, любящими страшные сказки, - покровительственно рассмеялась баронесса Квинси. - Во владениях моего отца барона Монкфора живет один эсквайр - Том Телфорд. Говорят, что он имел с эльфами дело и что-то про них знает. Правда это или нет ответить не берусь. Может, он опился эля и ему что-то привиделось?
  Дамы возбужденно загомонили о приведениях, но эта тема испанца интересовала мало, и он искусно перевел разговор в плоскость любовных историй, в том числе рассказав несколько новелл из "Декамерона".
  Женщины громко смеялись, и их разноцветные вуали развевались в порывах прохладного ветерка. Чуть тронутый роскошными красками увядания и покрытый крупными каплями тумана лес золотился в лучах неяркого осеннего солнца. Лошади всадниц осторожно переступали по мокрой, чуть ли не по-весеннему густой и зеленой траве, а в распадках между холмами ещё держалось плотное облако утреннего молочного тумана.
  Мир вокруг был прекрасен, но у графа вдруг появилось странное ощущение, что за ним кто-то наблюдает недоброжелательным и пристальным взглядом. Незаметно от своих веселых спутниц он перекрестился и уверенно поскакал на юг. Вскоре их маленький отряд воссоединился с королевской охотой.
  Выбраться во владения Монкфора граф смог только к концу октября. Специально он не подгадывал: это получилось само собой. Де ла Верда был по делам в Эссексе, и заехал на обратном пути в окруженный лиственным лесом замок барона.
  Сам хозяин оказался пожилым одиноким человеком. Когда-то барона тяжело ранили в одном из походов во Фландрию, и его правая рука была практически беспомощна. С тех пор он редко выезжал за пределы своей суровой крепости. Гостю Монкфор был не то, что бы ни рад, а просто никак не мог сообразить, чем обязан визиту испанского гранда. Пожалуй, эльфы ему и то были ближе, чем папский посланник, настолько барон не интересовался высокой политикой.
  - Том Телфорд? - удивился он, принимая приезжего гостя за поздним ужином в огромном зале с чудовищными сквозняками. - Зачем вам этот бездельник?
  Действительно, зачем? При других обстоятельствах дон Мигель охотнее бы дал отрезать себе язык, чем испоганить его эльфами, но что поделать: видения одержимой бесами Мадлон неожиданно стали путеводной нитью его жизни.
  - Ваша дочь как-то рассказывала мне, что Том имел дело с эльфами, - вежливо пояснил он, с большим трудом расправляясь с пересушенным плохой кухаркой жестким мясом. - Папский легат - епископ Братичелли поручил мне расспросить об этих существах, а также узнать: не вредят ли они христианским душам?
  Барон глядел на него широко распахнутыми глазами, в которых плескалось насмешливое недоумение. У графа даже шея втянулась в плечи, когда он представил, насколько нелепо выглядит со своими дурацкими расспросами. Однако вскоре выяснилось, что удивление хозяина было вызвано несколько другими причинами.
  - Вред от эльфов, - мрачно хмыкнул Монкфор, - это всё равно, что вред от звёзд. Им до людей нет никакого дела. Разве только какой-нибудь простушке заморочат голову, да и то таких случаев уже не припоминают даже старожилы: то ли эльфы стали привередливее, то ли девчонки умнее. Кроме деревьев их ничего не интересует.
  - Вы верите в их существование? - опешил граф.
  - Помилуйте, да как не верить? Ведь это любимая тема всех нянюшек округи. В детстве я даже сбегал из дома в ночь на 31 октября: всё старался увидеть их прекрасную королеву, но мне не везло. Видимо, её путь пролегал вдали от замка Монкфор.
  - Неужели эльфов действительно можно встретить?
  - Я с ними никогда не сталкивался, - после недолгого молчания неохотно ответил барон, - но мир существует не только в пределах моей видимости. Дело в том, что эльфы живут в каком-то ином мироздании, но право слово, я ничего об этом не знаю. Зато могу вас уверить, что вреда от них людям нет.
  - А что же Том Телфорд? Эльфы, насколько я понял, забрали его к себе?
  - Эльфы любят чем-то выдающихся талантливых людей, а Том с детства музыкант. Отец немало розог об него изломал, пытаясь заставить работать. У них все-таки небольшой, но собственный надел земли. Эсквайр мечтал, что сын станет ему помощником, а тот только дудел в свой рожок. Причем за какую бы свистульку или бренчалку не возьмется, сразу же начинает на ней наигрывать песенки, как будто нет ничего проще. Вот эльфы его и заприметили: как-то юноша ушёл в лес и вернулся только через месяц, когда за него уже все заупокойные молитвы прочитали. Ничего толком Том никому не объяснил, только сказал, что был в гостях у эльфов и ушёл в самую чащу леса. Говорят, он построил там хижину и живет подобно лесному зверю, питаясь только тем, что дает земля. Сначала шли разговоры о том, что он колдун, знается с нечистой силой, но Том ни во что не вмешивается, мало с кем общается, и постепенно о нём забыли. Даже собственная семья махнула на отшельника рукой.
  - А чей это лес?
  - Мой, - вздохнул барон, - но я приказал его не трогать. Пусть живёт как хочет.
  - А в церкви он бывает? - сразу же заинтересовался дон Мигель, не в силах преодолеть инквизиторские привычки.
  - Бывает, - твёрдо отмел его подозрения Монкфор, - и усердно молится.
  Даже если это было не так, барон дал чётко понять: вмешательства чужих в столь деликатные дела в этих краях не потерпят. Гость прикусил губу, умеряя религиозное рвение, и вежливо осведомился:
  - Как же мне его найти?
  - Том ни от кого не прячется. Я прикажу слуге, и он вас выведет к его хижине.
  Ожидавший сопротивления и отговорок со стороны хозяина дон Мигель был ошеломлен столь быстрым согласием. Он даже подозрительно покосился на собеседника, но лицо барона выражало лишь спокойное равнодушие. Похоже, Монкфор действительно не увидел в его просьбе ничего странного.
  На этом закончились и разговор, и ужин.
  Всю ночь дон Мигель не мог заснуть от волнения и холода: он предчувствовал, что близок к цели. Промозглую сырость гостевой комнаты не смог просушить даже большой камин, в котором полыхали огромные бревна. Каменные стены жилища были покрыты каплями влаги, пропитавшей всё вокруг: и постель, и украшавшие стены столетия назад выцветшие гобелены. Какой уж тут отдых, когда от одного вида подобной спальни, у южанина испанца сразу же начался приступ ревматизма.
  Наутро не выспавшийся и чувствующий себя разбитым, да ещё в одежде, пропитанной затхлой влагой граф устремился в путь. Его проводник сразу предупредил, что идти придётся пешком.
  Поначалу их дорога пролегала через редкий лес с высокими деревьями и приятно пружинящей под ногами прелой листвой. Затем пошёл заросший кустарником бурелом, и хотя листва частично облетела, он всё же был густым и колючим, да ещё пропитанным влагой. Иногда де ла Верде приходилось прорубать себе дорогу, хотя тропинка чётко проглядывала сквозь нагромождения валежника.
  Хижина Тома стояла на берегу полноводного ручья в самом отдаленном от человеческого жилья уголке леса. Путники подошли к ней уже на исходе короткого осеннего дня.
  - Вот, - показал на хижину провожатый, - а я пошел назад. Том потом проводит вас обратно.
  И не успел граф выразить свое недовольство таким решением, как он исчез в кустарнике, из которого они только что вышли.
  Делать нечего: тяжело вздохнувший де ла Верда обратил взор на сложенную из грубо обтесанных бревен лачугу. Вокруг располагались несколько ульев. Из сложенной из обломков камня трубы в небо вился тоненький дымок, говорящий, что хозяин дома. Граф осторожно поскребся в обтянутую шкурами дверь.
  - Войдите! - раздался неожиданно звонкий и молодой голос.
  Дон Мигель опасливо толкнул жалобно заскрипевшую створку и очутился в освященном пламенем очага жилище. Стены были увешаны связками сушеных грибов и ягод, пучками трав, и на гостя неожиданно пахнуло запахом цветущего луга.
   Промокший и продрогший испанец оказался в сухом и жарком тепле. В котелке над очагом булькая варилось что-то съестное, а невысокий молодой человек в ветхом, но аккуратно зачиненном платье осторожно помешивал варево.
  Почему-то граф представлял Тома пожилым человеком, и теперь с удивлением разглядывал юное синеглазое лицо. На вид ему нельзя было дать более двадцати лет.
  Хозяин хижины недоуменно воззрился на незваного гостя. Графу стало не по себе от его пристального изучающего взгляда. Но это длилось буквально мгновение, а потом Том вновь занялся своим котелком.
  - Здравствуйте! - напомнил о себе де ла Верда спустя некоторое время, сообразив, что хозяин хижины может так и не открыть рта.
  - Подождите немного: сейчас я доварю ужин, и мы поговорим, - Телфорд кивнул головой на скамью у очага, - погрейтесь и обсушите одежду. Торопиться, право слово, некуда.
  В последних словах юноши скрывалась едва заметная насмешка. Дон Мигель насторожился в предчувствии неприятностей, но покорно уселся рядом с жарко и весело полыхающим огнем. Вскоре он облегченно почувствовал, что начинает согреваться.
  - Конечно, уроженцу жарких земель зябко и неуютно в стране дождей и туманов, -посочувствовал ему Том, ловко подхватывая котелок со свисающего с потолка крюка.
  Он накрыл стол, поставив две глиняные миски. Проголодавшийся дон Мигель с удовольствием съел горячую похлёбку. Привкус показался ему странным, он мудро не стал задавать вопросов. Тем более, что выпив горячий отвар остро пахнущих трав, испанец почувствовал, как отступает усталость и яснеет голова. И вот когда всё было съедено и выпито, молодой человек вновь сосредоточил на нём изучающий взгляд.
  - Такого человека не могло привести ко мне простое любопытство, и вы не будете задавать глупых вопросов, - сделал он вывод, - но что понадобилось в наших лесах чужестранцу?
  - Мне нужны эльфы.
  Телфорд заметно удивился, неприязненно взглянув на сидящего напротив мужчину.
  - Зачем?
   - Один из них похитил мою жену и силой её удерживает, - хмуро пояснил граф и смущенно добавил, - по крайней мере, так считает одна бесноватая, собирающая милостыню на ступеньках Нотр-дам-де-Пари. Глупо, но именно эта призрачная нить привела меня сюда.
  Молодой человек задумчиво покрутил в руках прутик. Следование указаниям бесноватой его не поразило, зато вызвали возражения другие слова.
  - Это невозможно, - хмуро сказал он, - природа чувств эльфов такова, что насилие для них неприемлемо. Это холодные и бесстрастные существа, но если влюбляются, то раз и навсегда.
  Откуда дону Мигелю было знать, каким образом ему украсили лоб рогами - по пылкому влечению или обливаясь слезами? Честно говоря, его это волновало мало. Факт есть факт - Стефания спала в чужой постели. Остальное несущественные детали. И всё-таки у графа нашлись слова для возражения:
  - По моим сведениям, жена сбежала от похитителя, пряталась и даже хотела избавиться от нежеланного плода, но ...
  И дон Мигель подробно, ничего не пропуская, рассказал отшельнику о событиях годовалой давности, и об их с Гачеком догадках, и о пророчестве безумной Мадлон. Том слушал гостя, не перебивая.
  - Вы очень любите свою жену?
  Де ла Верда растерялся. Какое это имело значение?
  - Стефания - моя жена! - раздраженно напомнил он.
  - В том-то и дело, - вздохнул молодой человек. - Вряд ли после встречи с эльфом из вашей супружеской жизни получится хоть какой-то толк. После общения с ними люди меняются.
  - Это моя проблема, - нахмурился дон Мигель, - и я сам как-нибудь её решу. Лучше расскажите мне об эльфах: неужели они спокойно живут среди людей, и никто не подозревает об этом?
  - Всё далеко не так, - покровительственно рассмеялся Том, - вам невероятно повезло, что сумели встретиться с одним из них.
  Граф возмущенно дёрнулся, услышав такое заявление.
  - Я бы предпочел избегнуть такого везения, - сухо заметил он, - у него есть законная жена - тоже красивая женщина, так зачем ему понадобилась Стефания?
  - Вы не правильно ставите вопрос, - вздохнул Телфорд. - Баронесса ему понадобилась именно потому, что он влюбился в чужую жену. Наследника Рауль ждёт именно от леди Стефании, а ребёнка от супруги, скорее всего, убьёт при подмене младенцев.
  Услышав подобное, дон Мигель только лишний раз убедился в необходимости работы инквизиции для очистки общества от таких бессердечных тварей.
  - Неужели не пожалеет собственную плоть и кровь?
  - Этот младенец ему чужд, - попытался объяснить Том, - представьте на секунду, что ваша жена рожает волчонка: что вы сделаете?
  - Разве это одно и то же?
  С какими только мерзавцами не имел дела де ла Верда за годы сотрудничества с орденом доминиканцев: еретиками всех мастей, ворами и разбойниками. Были среди них и детоубийцы, но те хотя бы точно знали, что их деяния преступны, а здесь... Не иначе как совсем обезумевший Телфорд изо всех сил пытался доказать собеседнику, что ничего особенного в подобном злодеянии нет.
  - Так уж сложилось, не знаю по каким законам природы, но только сыновья от таких союзов рождаются эльфами и наследуют породу отца, девочки же рождаются обыкновенными женщинами и ничего эльфийского в себе не несут так же, как и дети от нелюбимых жен. Только от эльфини может появиться эльфийка, но это уже совсем другая история.
  Дон Мигель окончательно запутался в хитросплетениях размножения богопротивных тварей.
  - Но зачем Раулю понадобилась женщина? Почему бы ни взять в подруги себе подобную? Такая простая идея ему не приходила в голову?
  Том тяжело вздохнул, немного подумал, глядя куда-то в угол, а только потом начал говорить, опустив глаза на сложенные на столе руки. Огонь уже потух, и красноватые уголья едва освещали его задумчивое и печальное лицо.
  - Всё не так-то просто, как кажется с первого взгляда: на то есть масса причин. И первая кроется в самой истории эльфов. Как и люди, они не догадываются, зачем создал их Создатель, но землю эльфы заселили гораздо раньше нас и пережили всё то же самое: войны, мор, голод, бесконечные грехи и пороки. К тому моменту, когда появились первые люди, их цивилизация уже клонилась к закату. В результате тяжелых испытаний эльфы, наконец-то, набрались мудрости, но за эти знания им пришлось сурово расплатиться. Они начали вымирать.
  С точки зрения дона Мигеля эта история была полной ересью, потому что он твердо знал: именно человек, и никто другой, был венцом творения, но всё же граф поинтересовался:
  - Эльфы - дети Адама и Евы?
  - Смотря кем были Адам и Ева, - уклончиво ответил собеседник, - если родоначальниками всего живого на земле, то да!
  Ответ не устроил поднаторевшего в допросах еретиков испанца: он знал, как изворотлив сатана, когда хочет внушить заблудшим всякую опасную чертовщину.
  - Но они - христиане?
  Том слабо улыбнулся.
  - Как они могут быть христианами, когда покинули землю задолго до рождения Христа? Они верят в могущество Создателя Вселенной, Отца звёзд и света.
  Лицо графа окаменело, но он мудро воздержался от резких оценок услышанного. Не хватало только забравшись в такую глухомань, внимать ереси катаров. До чего же живучи заблуждения, если они, как утверждает этот малахольный затворник, существовали ещё до рождения человечества!
  - Так что же дальше? - сухо осведомился он, - Почему начали вымирать эльфы? Гнев Господень?
  - В какой-то степени. Эльфы всегда контролировали рождаемость: умели выбирать пол ребенка и время зачатия, поэтому их женщины случайно не рожали. Срок жизни у них огромен. Эльфы живут и триста, и пятьсот лет, да и тогда уходят из жизни больше по собственному желанию, потому что устают существовать. Так какой смысл производить на свет много детей? Вырастить маленького эльфа для родителей очень сложно: дети все знания о своей породе получают в первые годы жизни, поэтому нужно постоянно находиться возле них. И Господь покарал эльфов за нежелание причинять себе лишние хлопоты: всё больше и больше их женщин становились бесплодными. Рождаемость падала по мере роста знаний. Попытка искусственного воссоздания особей привела к появлению болезненного и нежизнеспособного потомства, и от неё пришлось отказаться. А тут ещё наседали невежественные, зато плодящиеся словно кролики люди. Они вырубали самое святое для эльфов - леса, распахивали заповедные луга и засоряли землю. Можно было уничтожить наглых пришельцев (у них имелась такая возможность), но эльфы сделали по-другому.
   Том сдержанно перевел дыхание, пошевелив затухающие угли в очаге. К ночи становилось холодно, и вовремя подкинутые дрова были как нельзя кстати.
  - Умение мгновенно перемещаться из одной точки пространства в другую, у эльфов было всегда, а лошадей они разводили ради удовольствия проехаться. А тут их ученые открыли возможность перемещения не только внутри пространства, но и во времени, и тогда эльфы смогли проникнуть в другие миры. Я не могу вам объяснить, каким образом это произошло, но эльфы ушли в своеобразное Зазеркалье. Они создали там свой Авалон и живут, как считают нужным. Понастроили прекрасных дворцов, везде, где только можно посадили деревья и цветы, и занимаются только тем, что приносит им радость.
  Он мечтательно и грустно улыбнулся, видимо углубившись в воспоминания об этом странном месте. Этим сразу же воспользовался дон Мигель. Он сразу нашёл несколько несоответствий в этой сказочной истории.
  - Рауль де Ла Рош совсем не похож на описываемых вами эльфов. Конечно, если он один из них.
  - На тот момент, когда эльфы собрались покинуть землю, среди них не было единства, - пояснил Телфорд, - некоторые предпочли остаться среди людей. Их натуре была противна праздная жизнь: они не захотели оставлять свои леса без присмотра, да и с людьми иногда контактировали, поэтому не презирали их до такой степени, чтобы отказаться жить с ними рядом.
  Томас сделал паузу: вышел из хижины за дровами, а когда вернулся, то продолжил свой рассказа:
  - Лес у них в крови, деревья эльфам дороже всего на свете. В древности они были известны, как друиды - смотрители леса. Несмотря на все усилия, с людьми ужиться им практически не удалось. Многие, разочаровавшись, ушли вслед за остальными в Авалон, другие погибли по тем или иным причинам. Но некоторые - самые стойкие и упорные всё-таки выжили. Потеряв в борьбе за выживание много качеств истинных эльфов, они сумели обрести шанс на бессмертие, открыв возможность продолжать свой род при помощи человеческих женщин. Их дети мужского пола наследуют только отцовские черты и являются полноценными эльфами. Женщина в данном случае предоставляет своё тело для развития и выращивания чуждого ей плода, ничего не передавая ему от своей природы. Казалось бы, нашёлся ключик к воссозданию эльфийского мира, но и тут всё не просто. Выяснилось, что эльфам нужны особенные женщины, чтобы разжечь их остывающую кровь. В основном они их ищут возле колдовских костров. Конечно, встречается там и всякая дрянь, но есть среди поданных его величества Дьявола дамы, обладающие необходимыми качествами. Надо сказать, что отношения между адептами Князя мира сего и эльфами из-за этого крайне напряженные. Они люто ненавидят друг друга.
  Том нервно потер предплечья руками и виновато улыбнулся, глядя на угрюмо насупившегося гостя.
  - Вот такая грустная история. Я советую вам забыть про жену и оставить всё как есть. Леди Стефания никогда не выберется из плена, поэтому смело объявляйте её умершей и женитесь на другой.
  Едва переварив эту невероятную историю, граф смерил мрачным взглядом ополоумевшего Телфорда. Похоже, что общение с эльфами действительно повлияло на его мозги, раз он перестал понимать элементарные вещи.
  - Конечно, можно обмануть людей, но мне никогда не обмануть Бога, - резко заметил он. - Донна Стефания - моя супруга и должна вернуться в семью. Я точно знаю, что она пыталась сбежать из плена, значит, её не устраивает подобная жизнь.
  - Женщина привыкнет к неволе.
  Дон Мигель долго рассматривал сидящего перед ним человека и вдруг сообразил, что его моложавость неестественна. По выражению глаз, по какой-то затаенной горечи таящейся в складке губ, стало ясно, что Том гораздо старше, чем кажется.
  - Телфорд, - прямо спросил он, - а сколько вам лет?
  - Скоро будет сорок пять, - вздохнул тот и тихо добавил, - все, кто побывал в Авалоне, долго сохраняют молодость.
  - А зачем вы им понадобились? Разве среди эльфов нет хороших музыкантов?
  Том прямо на глазах осунулся и потемнел глазами: очевидно, сам того не желая, граф попал в больное место.
  - Затем же, что и ваша жена, - тихо прошептал он, - в их мире у меня растет дочь. Она - юная девушка и такая же красивая, как её мать. Они иногда у меня появляются, но редко.
  Дон Мигель поперхнулся, с брезгливым ужасом взглянув на мужчину, позволившему себе взять в любовницы неведомую тварь. Впрочем, на что только не пускаются пособники сатаны, на какие только грехи не отваживаются!
  - А почему вас не оставили в Авалоне? Там нельзя находиться людям?
  Телфорд поднял на него тяжелый взгляд, и графу стало не по себе от странного выражения его глаз: то ли презрение к чужаку скользило в них, то ли ещё что-то.
  - Авалон - рай для эльфов, а я человек. Для них существо низшей расы, неравное, чуждое, призванное решить некую проблему, но не более того.
  - И что же, любовница вас не любила?
  Том равнодушно пожал плечами.
  - По своему... я также люблю свой лес и пчел. Кто я для неё? Мимолетный эпизод в блестящей, полной наслаждений жизни, призванный только для одной миссии и успешно её выполнивший.
  Но его деланно безразличный тон не обманул собеседника: он отчетливо услышал в нём нотки бессильной горечи.
  - Вы любили её?
  - А вы смогли бы полюбить женщину, рядом с которой чувствовали себя жалким червём?
  Ответить на этот вопрос дон Мигель затруднился. Червём рядом с женщиной? Чего-чего, а подобного не было никогда. Он даже к королевам и то относился с ноткой снисходительного презрения. Да и как иначе? Но Том толковал о каких-то странных отношениях, может потому, что был простолюдином? Телфорд видимо догадался, что собеседник его не понимает.
  - У меня тоже есть чувство собственного достоинства, - сдержанно пояснил он. - Когда я понял, что происходит, то потребовал, чтобы меня вернули домой, а силой в Авалоне никого не удерживают. Но и жить как раньше я тоже не смог, поэтому ушёл в лес. Вот так и получилось: и там не прижился, и здесь теперь чужой.
  Вот только после этих слов до графа со всей очевидностью дошло, какую трагедию переживает Телфорд и почему он стал отшельником.
  - Авалон - прекрасный, невероятно чудесный и прельстительный мир, - продолжал пояснять Том, - но он чужд нам, потому что не для людей был создан и им там делать нечего.
  Пусть даже так: графа мало интересовала какая-то эльфийская твердыня. Подумаешь, земля обетованная! Вот Иерусалим - другое дело. Де ла Верда всегда грезил крестовыми походами, точно зная, что нашел бы на святой земле ответы на все волнующие его вопросы, а тут... какой-то странный мир вырождавшихся тварей. Да они сами по себе скоро передохнут: туда им и дорога.
  - Но как мне вернуть Стефанию? - угрюмо осведомился дон Мигель. - Думаете, ей сейчас лучше, чем было вам?
  - Леди Стефания - женщина, а они быстрее привыкают к неволе, - сухо пробормотал хозяин и вдруг, резко встав из-за стола, вышел из хижины.
  Граф растерянно посмотрел ему вслед: он не ожидал, что беседа так внезапно прервется.
  Но время шло, хозяин не возвращался, и после долгого бесполезного ожидания дон Мигель устало вытянулся на лавке у очага, задумчиво глядя на огонь. Пламя весело плясало, освещая нехитрый скарб отшельника, но не разгоняя воцарившейся тьмы у него на душе. Зачем ему масса с таким трудом полученной информации, если от неё не было никакого прока? Стоило ли забираться в такую глушь, чтобы выслушать кучу то ли сказок, то ли фантазий полусумасшедшего отшельника?
  По крыше хижины вновь застучали капли дождя. Англия! Прокисший от влаги проклятый Богом остров: здесь круглый год дожди и туманы, а уж в конце октября...
  Озарившая мысль пронзила его подобно молнии, заставив подпрыгнуть на месте. Конец октября! Дон Мигель судорожно подсчитал даты. Ну, конечно же, через два дня 31 октября - тот самый день, когда открывается лазейка между мирами и когда эльфов можно встретить на лесных тропах. Если это так, то... они здесь появятся. Не могут не появиться!
  Придя к такому выводу, де ла Верда вновь устроился на жесткой лежанке и погрузился в наполненный странными видениями сон. Ему снились лёгкие, узорчатые, выглядывающие из зелени деревьев беседки и дворцы, синие озера, по прозрачной глади которых скользили прекрасные белые лебеди, море цветов. Что это - Авалон или христианский рай?
  Утро следующего дня выдалось дождливым: лило как из ведра. Неизвестно откуда воротившийся Том уселся перед очагом и плёл корзину из прутьев, даже не поинтересовавшись, почему гость не собирается убираться восвояси. Для графа де ла Верды такая работа была не по рангу, поэтому он просто сидел рядом, наблюдая за движениями умелых пальцев, и размышлял об услышанном вчера. Они провели так несколько часов, когда дон Мигель, внимательно оглядев стены, задумчиво спросил:
  - Мне рассказывали, что вы талантливый музыкант, а где же ваши инструменты?
  - Я больше не играю, - сухо ответил хозяин, - не чувствую желания.
  Да, общение с эльфами отнюдь не сделало этого человека счастливым.
  - Однако ты - страшный гордец!
  - Допустим, - не стал спорить Том,- но это касается только меня, не так ли?
  Де ла Верда не нашёлся, что возразить. Больше в тот день они не разговаривали: так в молчании и улеглись спать. Утром, вновь просмотревший серию снов о каких-то невероятно красивых дворцах, дон Мигель оказался в одиночестве: дождь кончился и хозяин убрёл по своим делам.
  Граф выбрался из тесноты хижины и осмотрелся.
  Когда они с проводником пришли сюда, у него не было ни времени, ни желания особенно вглядываться в окрестности, зато теперь де ла Верда рассмотрел полноводный, быстро текущий ручей, густой лес по обоим берегам и огромный гранитный валун, возвышающийся над хижиной.
  Дон Мигель, скользя сапогами по мокрым крутым склонам, влез на его вершину и огляделся. Жилье Тома окружали раскидистые кроны огромных дубов. Деревья были настолько старые и кряжистые, что наверное помнили ещё те времена, когда на земле властвовали эльфы. На севере дубовая роща плавно переходила в сосновый, с вкраплениями елей лес. Дул сильный, напоенный запахом леса ветер, и его порывы что-то пробуждали в душе дона Мигеля: какую-то неясную, щемящую, и всё-таки светлую грусть.
  Вскоре граф заметил Тома: отшельник вниз по течению ловил рыбу. Рассеянно наблюдая за его уверенными и неторопливыми движениями человека, которому некуда спешить, дон Мигель внезапно замер от острого чувства зависти к этому неприхотливому образу жизни, когда безразлично как поведет себя король Людовик, что скажет Йорк, будет ли доволен им избранный в прошлом году папа Сикст. Новый понтифик, правда, тоже разделял его убеждения о более суровых методах борьбы с ведовством, но всё-таки такого глубокого взаимопонимания как с его предшественником у графа не было.
  С внезапной силой дона Мигеля вдруг потянуло оставить службу и уехать на родину в свой фамильный замок в Каталонии. 'Хотя... - тут он глубоко вздохнул, - прежде нужно выполнить папское поручение в этой зеленой и мокрой стране'
   - Всё суета сует, - тихо пробормотал де ла Верда, глядя на море бурых дубовых листьев, - жизнь проходит в странствиях по дальним странам, в решении чужих вопросов и проблем! А ведь мне скоро сорок, я же ничего ещё не сделал лично для себя. Любил урывками посторонних женщин, а на свою супругу не хватило времени. Детей так и не завёл. Всю жизнь боролся с нечистью, а сейчас не знаю, как вырвать из рук нелюдей собственную жену. Всё я делал как-то не так, но времени на исправление Господь может мне и не дать.
  Он вновь вгляделся в мужчину, променявшего из-за любви к какой-то твари мир людей на убогость отшельничества.
  - Но как жить правильно? Вернуться в свой замок, управлять подвластными людьми, мирно в покое и тишине провожать день за днем? А как же долг вассала перед королем, почтительного сына церкви перед его святейшеством? Как же борьба с ересями? Всё бросить?
  В первый раз в жизни дон Мигель задавал себе такие вопросы, и не находил на них ответа.
  Почему эта история должна была случиться именно с его женой? Чем он так прогневал Всевышнего? Или это были козни лукавого? Де ла Верда с надеждой прочитал охраняющие молитвы. Сам того не заметив, он в задумчивости простоял на камне почти до ранних осенних сумерек, едва поспев к ужину.
  Том сварил уху и они, поужинав, ещё немного посидели в молчании у очага, прежде чем отправиться спать.
  А когда утром дон Мигель открыл глаза, то увидел, склонившуюся над ним юную девушку изумительной красоты. Черные волосы, заплетенные в две перевитые жемчужными нитями толстые косы, располагались на голове так, что выставляли на всеобщее обозрение больше обычного заостренные уши, украшенные драгоценными камнями. Чуть удлиненные к вискам раскосые голубые глаза, с длинными загнутыми ресницами, аккуратный прямой носик и нежные розовые - образец никогда не виденного им ранее совершенства. Она была неправдоподобна прекрасна! Но особенно заворожил графа откровенно любопытствующий взгляд, которым эта крошка уставилась в его лицо.
  Никогда столь бесцеремонно не разглядывали графа девушки, и тот почувствовал себя весьма неловко, когда понял истинный смысл этого интереса. Он был для незнакомки диковинным непонятным существом, а не привлекательным мужчиной - что-то наподобие забавного зверька!
  Можно только представить, как разозлила эта мысль высокомерного испанца, больно щёлкнув по самолюбию. Да как она смеет смотреть столь бесстыдным взглядом на испанского гранда! У дона Мигеля гневом загорелись щеки.
  - Где твои отец и мать? - хмуро спросил он.
  - Гуляют вдоль ручья! - её губы беспечно улыбались.
  Так... значит, это была дочь Тома.
  - Как тебя зовут?
  - Лиин.
  Дон Мигель уселся на лавке, лихорадочно размышляя, что полезного можно извлечь из этой внезапной встречи.
  - Ты пришла навестить отца?
  Её глаза были безмятежными, а повадка спокойной и уверенной. Подобного поведения у женщин дон Мигель ещё ни разу не наблюдал. "Ей вообще не ведом страх, - догадался он, - она не знает, что это такое!" А значит... эта девица даже не подозревает, насколько опасно для неё такое прямое разглядывание мужчины. Наивная, деревенская простушка, даже если её деревня и носит гордое название - Авалон!
  - Лиин, - дон Мигель растянул губы в самой обольстительной изо всех своих улыбок, - тебе тут нравится?
  Девушка чуть повела плечами.
  - Здесь так интересно, - неопределенно протянула она, - но так странно.
  - В Авалоне лучше?
  И вновь непонятная реакция.
  - Там всё по-другому, но если люди любят такие неудобные жилища...
  Де ла Верда действовал по наитию, подсознательно чувствуя: если он сейчас упустит свой шанс, другого не будет никогда. В конце концов, все неприятности девчонок, к какой бы расе они не принадлежали, всегда начинаются с простого любопытства. И уж если он умудрялся морочить голову прожженным шлюхам из королевского окружения, которым сам чёрт не брат, то уж обольстить малышку из эльфийского захолустья дон Мигель посчитал делом принципа. Раз один из злокозненных эльфов украсил его лоб рогами, то пусть за это ответит ясноглазая девчонка.
  - Но так живет только Том, - мягко возразил он, - в основном люди обитают в больших прекрасных городах или величественных замках. Это очень красивые сооружения, и жизнь в них приятна и удобна.
  - Я ничего не слышала об этом, - наивно округлила глаза Лиин.
  - А почему бы вам самой в этом не убедиться? И пока ваша матушка гуляет с отцом, мы могли бы совершить небольшое путешествие и быстро вернуться назад. Я бы вам показал все чудеса этого мира!
  - Но, - девчонка растерялась, - надо бы спросить матушку.
  Де ла Верда в досаде прикусил губу. Матушка в данном случае была явно лишней.
  - Зачем им мешать? - укоризненно покачал он головой. - Ваши родители давно не виделись: им есть о чем поговорить друг с другом. А мы быстро обернемся. Вы же умеете мгновенно перемещаться?
  - Да, - озадаченно согласилась она, - а вы сами не умеете?
  - Нет, - дону Мигелю стоило особых усилий выдержать взятую роль до конца (мыслимое ли дело, участвовать в колдовском шабаше!), - но надеюсь: вы мне покажете, как это сделать?
  Девушка взволнованно потеребила кончик своей косы: видимо, какое-то оставшееся от далеких предков чувство осторожности всё-таки пробилось через чрезмерное благодушие безопасного существования в Авалоне.
  - Чего вы боитесь, дорогая? - приободрил её улыбкой дон Мигель.
  - Я не боюсь, - замялась эльфийка, - но...
  - Вы не доверяете мне, - граф сделал вид, что обижен. - Наверное, я не приглянулся?
  Похоже, Лиин удивилась, но не смутилась.
  - Вы такой... - рассмеялась она, - необыкновенный! У вас глаза как бархат, по которому рассыпали угли: они так красиво мерцают.
  Что же, всё понятно - бархат, уголь... Дон Мигель благодарно поднес её руку к губам. Кожа у девицы была нежной и тонкой, приятно пахнущей юностью, фиалками и невинностью.
  - Лиин, - он вкрадчиво опалил дыханием руку глупышке, - ты самая красивая девушка из виденных мною до сегодняшнего дня. Как обидно: мы только что встретились, и сразу же придется расстаться.
  - Обидно, - беспечно согласилась та, - вы мне тоже кажетесь самым красивым.
  - Вот мне и хочется перед расставанием показать тебе мир, в котором живу. чтобы ты лучше Так как насчёт путешествия? Уверяю, что это останется только нашей тайной.
  Эльфийка доверчиво улыбнулась.
  - Хорошо, если это ненадолго. Прижмитесь ко мне всем телом, лоб прислоните к моему лбу, и представьте себе во всех подробностях место, куда хотите попасть.
  - И всё?
  - Всё!
  От спешки дон Мигель едва не вывихнул себе руки, натягивая камзол, плащ и дорожный мешок. Только бы им не помешали, только бы не появился Том со своей эльфийской дамой! Он изо всех сил прижал к себе гибкую тонкую фигурку, прислонившись к её лбу своим лбом, и представил подъемный мост замка Монкфор.
  Что-то невообразимо тяжелое резко надавило на уши, чуть не выскочили из орбит глаза, обессилили руки и ноги, противно закружилась голова. Графу показалось, что его сейчас расплющит, сдавит, но когда он вновь открыл глаза, то увидел покрытые мхом и лишайником сходни, ведущие к воротам замка.
  Он обернулся к спутнице и увидел ошеломленное лицо, разочарованно взирающее на уродливо грозное сооружение Монкфора.
  - Это и есть красивое здание? - с сомнением спросила она.
  - О, нет, - бодро разуверил её дон Мигель, затягивая в густой кустарник, - здесь нам придется только остановиться.
  Только сейчас до него дошло, что нельзя вести в замок Лиин в таком виде. Граф быстро растрепал изумленной его действиями эльфийке косы и закрыл черными прядями уши, накинув на плечи ещё собственный плащ с капюшоном.
  - Так надо! - пояснил он, и девушка безропотно всё выдержала.
  В конце концов, если мужчина действует твёрдо и уверенно, то женщина обычно подчиняется ему беспрекословно, не стал исключением и этот случай. Лиин пошла за ним как овечка за пастухом по подъемному мосту в малопривлекательное баронское жилище.
  - Бог мой, граф, наконец-то, - встретил его Монкфор в парадной зале замка, - вы прямо к обеду. Я уже хотел объявить розыск, решив, что вы сгинули в лесу вместе с сумасшедшим Телфордом и его эльфами.
  И тут он обратил внимание на тонкую фигурку, прячущуюся позади гостя.
  - Кто это? - ошеломленно спросил старик. - Неужели вы нашли эту красавицу в лесу? И зачем привели в мой замок?
  - Это Линда, - кратко пояснил дон Мигель.
  Барон круглыми от изумления глазами смотрел, как Лиин откидывает капюшон и с удивлением осматривает закопчённые тёмные стены.
  - Это и есть замок? - разочарованно пролепетала она, зябко ежась. - Как тут неуютно и сыро.
  - Дорогая, - дон Мигель уже начал разбираться в ходе мыслей девицы, - перед вами хозяин этого места, и замок Монкфор - его родной дом.
  Эльфийка смутилась и виновато улыбнулась ошеломленному барону. По его изумленному взгляду граф сообразил, что тот начинает догадываться кто его гостья.
  - Линда замёрзла, - с нажимом довел он до сведения барона, - надо бы растопить камин в моей комнате.
  - Да, да! - растерянно пробормотал тот, и отлучился.
  - Пойдемте, дорогая, я вам кое-что покажу: уверен, этого вы ещё не видели в Авалоне.
  Дон Мигель сам ещё толком не знал, как ему затащить девицу в постель, и даже не был уверен, что справится с подобным делом. С другой стороны: подумаешь, какая-то эльфийка, если вспомнить, с кем иногда для пользы дела приходилось ему делить постель. Остается только удивляться, сколь грязные постаскухи держат в своих цепких ручонках судьбы целых государств. Эта малышка, по крайней мере, пахла хорошо, и собой была красотка, ну а остальное... уж если Том нашел у её матушки место, из которого появляются дети, то и он как-нибудь справится!
  Лиин, судорожно вцепившись в его ладонь, с трепетным ужасом разглядывала осклизлые каменные стены коридоров и лестничных переходов.
  - А здесь не холодно жить? - доверчиво жалась она к провожатому. - Это вода на стенах?
  Дон Мигель с облегчением почувствовал хорошо знакомое ему волнение, когда она в очередной раз коснулась грудью его руки, и сразу же повеселел.
  - Было бы холодно, - с загадочной улыбкой пояснил он, - если бы люди не изобрели отличный способ греться.
  - Огонь? - с сомнением спросила девушка.
  - Да, - хмыкнув, подтвердил провожатый, - огонь... но разжигают его довольно интересным способом.
  Дон Мигель так до конца жизни и не узнал, где и как спят эльфы, но при виде сооружения в его спальне Лиин окаменела от удивления.
  - Что это? - ужаснулась она. - Зачем здесь болтаются грязные тряпки, и почему навалена такая куча меха? А что так мерзко воняет?
  Граф удивленно принюхался. Пахло как обычно: плесенью, шерстью, мехами, мышами, дымом камина, который на скорую руку растапливал действительно не самый опрятный на земле слуга. Ну и что? Но у Лиин было такое выражение лица... Может, она унюхала запах ночной вазы?
  - Это кровать, дорогая, - терпеливо пояснил дон Мигель. - Тряпки - занавески, за которыми прячутся от сквозняков и холода. Меховые одеяла нужны по той же причине. Давай-ка, я тебе покажу как всем этим пользоваться!
  И он, с силой ухватив за локоть, увлек опешившую эльфийку на возвышающееся на пяти ступеньках ложе.
  - Залезай... вот так, прямо с ногами. А теперь мы задернем полог... чувствуешь, сразу стало теплее.
  Попав в уединение алькова, стоящая на четвереньках девица изумленно оглядывалась на колыхающиеся суконные занавеси кровати и на снимающего сапоги мужчину.
  - И вы тут прячетесь от холода? - изумленно спросила она. - Но здесь темно, чтобы что-то делать.
  Дон Мигель едва удержался от смеха, наконец-то, избавившись от сапог и плаща.
  - Нет, дорогая, для наших дел света вполне достаточно! - он удовлетворенно оглядел её оттопыренный зад. - Сначала нужно снять плащ: в нём будет неудобно.
  - Но я замерзну! - испуганно возразила девчонка.
  - Ручаюсь, что нет, - дон Мигель уверенно развязал завязки плаща, - тебе будет жарко.
  Неизвестно по какому принципу строились отношения между полами в сказочном Авалоне, но судя по поведению Лиин, их девушки не боялись оставаться с мужчинами наедине. Зато когда дон Мигель привлек её к себе, Лиин неожиданно насторожилась и уставилась на соблазнителя недоуменным взглядом:
  - Что вы собираетесь делать?
  - Всего лишь согреть тебя, - уверил её мужчина, - все люди согреваются именно таким способом.
  На мгновение графу стало стыдно за свою ложь столь наивному созданию, но с другой стороны, разве у него был выбор?
  Дону Мигелю хватило нескольких минут, чтобы убедиться: кем бы ни были эльфы, их женщины все-таки являлись дочерями Евы. Ошеломленная Лиин сначала покорно принимала его ласки, а потом робко, неумело, но всё же ответила на них.
  Когда после они лежали, тесно прижавшись друг к другу, дон Мигель с горечью осознал, что совсем потерял ориентиры в жизни. Всё, что казалось незыблемым, вдруг рухнуло: разум спорил с сердцем, чувство долга с совестью, вера с пристрастием. Он что-то сделал не так, судя по тому как странно и болезненно заныло сердце.
  - Вам плохо? - неожиданно сочувственно осведомилась малютка, ласково обводя пальцами его подбородок.
  - Немного, - вынужден был признаться дон Мигель, рассеянно целуя её ладонь.
  - Вы не хотите со мной расставаться?
  Де ла Верда удивленно покосился на эльфийку. Вообще-то, он мучительно соображал, как её удержать возле себя. За редким исключением, мужчины охотно расстаются с обесчещенными девицами, чтобы не слушать упреков и не взирать на слезы сожаления о случившемся. Но в этот раз ему требовалось обратное, и пока дон Мигель соображал, как обвести вокруг пальца доверчивую возлюбленную, она сама как бабочка в огонь влетела в приготовленную ловушку.
  - Не хочу, - признался он, прижимая к себе податливое тело. - Ты останешься со мной?
  И она, просияв счастливыми глазами, открыто и безо всякого жеманства ответила:
  - Да!
  Уже в тот момент дон Мигель почувствовал, как что-то подозрительное оцарапало его душу при мысли, насколько легко эта девочка отказалась от счастливого и беззаботного мира эльфов ради сомнительного удовольствия находится рядом с ним. А ведь они были едва знакомы. Если бы тогда он прислушался к голосу разума, то поспешил расстаться с ней навсегда, но... проблемы Стефании занимали его без остатка.
  Спустя некоторое время граф всё-таки решил тщательно рассмотреть свою новую любовницу, раздев её до нага. Чем же эльфы отличаются от людей, если даже в интимном плане у них было всё одинаковое? Лиин не стала капризничать и жаловаться на холод, терпеливо дожидаясь конца осмотра. Без одежды она выглядела самой обычной, только очень красивой и соблазнительной девушкой. Никаких пятен, родинок или ещё каких-нибудь меток, по которым дон Мигель определял печати дьявола. Однако она была тварью-полукровкой. Осмотр закончился тем, что к ужину он вышел, едва переставляя ноги от изнеможения, а Лиин отключилась от усталости прямо в его объятиях. Ведь это был её первый день любви, и она проявила себя способной и отзывчивой ученицей.
  Есть дону Мигелю хотелось зверски, поэтому преодолев усталость, он всё-таки поплелся в обеденную залу в поисках хоть какого-то пропитания. Барон с понимающей улыбкой посмотрел на утомленного гостя, сразу сообразив, отчего тот еле ноги таскает.
  - А что же юная леди?
  - Она так утомлена, что я не стал её будить.
  - Вы узнали, что хотели от Тома Телфорда?
  - Да, это оказалась на редкость результативная прогулка!
  - И что же эльфы?
  Дон Мигель недовольно покосился на барона. Так он ему и сказал!
  - Я не нашел ни одного доказательства того, что они - не сказка. А Том - добрый малый, только малость не в себе. Но кто от этого может пострадать, кроме пчёл? Пусть себе живет, как хочет.
  Это пояснение не удовлетворило собеседника.
  - А юная леди?
  Выдумывать приходилось на ходу.
  - Она сирота: мачеха выгнала её из дома, и Линда долго скиталась по лесу. Том нашел её почти без сознания и выходил. Но крошке было тоскливо среди ёлок в лесу, вот она и подарила своё сердце мне.
  Монкфор подозрительно покосился на гостя.
  - Вы заберете её с собой?
  - Да.
  - Но зачем вам в Лондоне лесная девушка? Это всё равно, что нести шишки в лес. Оставьте её мне!
  Дон Мигель настороженно взглянул на хозяина.
  - Девушка находится со мной по собственному желанию, и я не могу ни к чему её принудить.
  - Тогда завтра же покиньте мой замок, - попросил обеспокоенный Монкфор. - Мне не след ссориться с теми, кто придет за ней следом. Поймите правильно: вы уедете, а мне и дальше оставаться в этом лесу.
  - Понимаю, - граф устало вздохнул,- прикажите приготовить наших лошадей: мы уедем на рассвете.
  Утром отрядом папского посланника тронулся в путь. Поглядывая на свою спутницу, дон Мигель всё пытался сообразить: к какому классу демонов её причислить, и обескуражено признавал свое бессилие. Не было в Лиин даже намека на коварство или злобность: на окружающий мир она взирала доверчиво и открыто.
  А это совсем не сочеталось с тем, что он усвоил в университете.
  Как-то юный Мигель спросил отца Диего - доминиканца ведущего курс демонологии для особо интересующихся студентов.
  - Как отличить демона от человека, святой отец?
  - Зло, источаемое ими, - кратко ответил тот, - смятение и страх души подскажут, что перед вами посланцы ада.
  А здесь? Де ла Верда, по меньшей мере, мог точно сформулировать одно: его душа не боялась девушки, она отдыхала рядом с ней.
  Эльфийка была в прекрасном настроении: её светящиеся беспечные глаза с живейшим интересом рассматривали окружающие пейзажи и попадающиеся по пути деревни. Все у неё вызывало удивление и простодушное любопытство. Дон Мигель в меру своих возможностей давал необходимые пояснения, хотя иногда это становилось весьма утомительным. Благо ещё, что его испанцы плохо понимали английский: можно только представить, как бы удивило их наличие в отряде девушки, не знающей, что такое солома. Но однажды он все-таки не нашел слов для объяснения.
  - Что это? - Лиин указала пальцем на болтающегося на одной из рыночных площадей висельника.
  Выглядел труп, прямо скажем, отталкивающе: над ним поработали и дожди, и вороны.
  - Мертвец, - вздохнул дон Мигель.
  И обреченно понял, что это слово ей ни о чем не говорит, но ничего растолковывать не стал. Если девушке неведомо само понятие смерти, то бесполезно что-то объяснять.
  Но эльфийка не успокоилась.
  - А зачем этих мертвецов вешают? Для украшения? Людям нравятся такие странные куклы?
  - Скорее, для устрашения, и они мало кому по сердцу, - неопределенно заметил дон Мигель и поспешно обратил её внимание на пасущееся вдоль дороги стадо коров.
  Лиин была честна и открыта, и никогда ещё в постели искушенного женскими объятиями графа не было столь откровенной и страстной девушки. За наслаждение, которое она дарила ему ночами, он охотно прощал ей докуку вопросов днем, к тому же дону Мигелю с Лиин было спокойно и легко.
  - Расскажи мне о своей жизни в Авалоне? - как-то попросил граф, устав объяснять, почему встречный нищий одет в отличие от него в лохмотья.
  - О, - сдержанно улыбнулась она, - там все по-иному. Всегда знаешь, что сказать, и как тебе на это ответят, что делать и куда идти. Не бывает никаких неожиданностей, ведь нами правят мудрецы, а им не свойственно ошибаться. Вам бы в Авалоне стало скучно.
  - А как вы находите себе пару?
  В первый раз за историю их знакомства Лиин неловко отвела глаза.
  - У меня есть жених, - она понуро опустила голову, - мы с Тео обручены с детства. Но разве я виновата, что в моем сердце только вы? У вас такие глаза! Они как черный бархат звездного неба. А стук вашего сердца в моих объятиях так волнует кровь, что превращает её в бушующий поток, уплывая по которому я поднимаюсь прямо к отливающему золотом небу.
  Дон Мигель слегка опешил. Он был немного огорчен тем, что девушка оказалась тривиальной предательницей, нарушившей клятву верности, но слова, в которые Лиин обрекла свое признание, растопили его сердце и заставили отнестись к ней со снисхождением. В конце концов, он соблазнил не ведавшую коварства девушку: что с неё взять?
  Стояли обычные для дождливой Англии пасмурные дни. Всадники неспешно пробирались по раскисшей дороге, и более неподходящего места для объяснения в любви найти было невозможно. Но только сейчас до графа дошло: эльфийка не делает ему никаких комплиментов, а просто описывает, что испытывает каждый раз в его объятиях. Дон Мигель сентиментальным никогда не был. Мало того, даже среди людей того беспощадного времени, он слыл человеком жестоким, но эта малышка шаг за шагом завоевывала его недоверчивое и очерствевшее сердце какими-то неведомыми, но от этого не менее действенными средствами.
  Де ла Верда боялся признаться в этом даже самому себе, упрямо отказываясь видеть очевидное: это означало бы крах всего, что составляло смысл жизни графа.
  Ко всем бедам добавилась ещё одна: Лиин практически ничего не ела. Про мясо она вообще не знала, а когда ей объяснили, что это, пришла в ужас. Немного молока, чуть хлеба и меда - вот и всё, что девушка могла съесть, каждый раз виновато отодвигая предлагаемые ей яства. Озабоченный граф разослал людей по всей округе, и только после того как ей привезли яблок, он впервые увидел, с каким аппетитом она ест. Из неизвестных материй платье Лиин хоть и было красивым, но плохо защищало от холода, поэтому эльфийка постоянно мерзла и согревалась, только прижимаясь к нему в постели. И всё равно в её сверкающих глазах было столько счастья, что у де ла Верды сжималось сердце и перехватывало дыхание и от радости, и от предчувствия грядущей боли.
  Тео появился в их спальне в первую же ночь приезда в Лондон.
  Лиин спала, крепко обхватив любовника за шею, а граф мучился бессонницей, размышляя, что он завтра скажет епископу о появлении в своей жизни полукровки, которую по здравом размышлении нужно было бы уничтожить. Как его преосвященство отнесется к такому блуду? Напишет ли он об этом невероятном событии папе? Как на это отреагирует святейший отец? А может, лучше ничего не рассказывать его преосвященству: в конце концов, он не монах и может иметь любовницу, даже если она и немного странно себя ведет? Но дон Мигель был здравомыслящим человеком и не тешил себя иллюзиями: в тесном мирке папского посольства что-либо скрыть не представлялось возможным.
  Эльф соткался из воздуха у кровати: с той стороны, где спала Лиин. Приподнявшийся на локте граф оглядел высокого молодого человека, сразу же уловив его несомненное сходство с Раулем де Ла Рош: что-то такое в телосложении, чертах лица и выражении глаз. Все эти дни он ожидал прихода соплеменников Лиин, знал, что рано или поздно их найдут, но где-то в глубине души желал, чтобы это произошло как можно позднее, поэтому расстроился, увидев посланца.
  - Как она? - первым делом спросил эльф. - Не больна?
  - Вы Тео? - дон Мигель постарался, чтобы в его голосе не прозвучала ревность. - Её жених?
  - Да, - рассеянно выдохнул тот, обеспокоенно вглядываясь в черты спящей девушки, - мы поняли, что произошло, только когда Том рассказал совету о вашей жене.
  Тео не стал упрекать похитителя за обман, взывать к порядочности и милосердию, а перешел прямо к делу.
  - Поймите, граф, Авалон не отвечает за поступки Рауля. Это эльф-одиночка и не подчиняется нам. К тому же у него независимый и жестокий характер. Ваша жена, по сути дела, ему супруга больше чем вам: она родила сына и опять беременна. Рауля вызвали на Совет, и он привел массу доводов в свою защиту. Во-первых, Рауль взял её под свою опеку, когда Стефания с риском для жизни в одиночку скиталась по дорогам Европы. Во-вторых, женщина не желает к вам возвращаться.
  - Она моя жена, - от ярости графа даже затрясло, - не невеста, не возлюбленная, а жена! И меня мало интересует, что она желает или не желает делать. Мне искренне жаль, Тео, я понимаю, что вторгся в вашу жизнь и многое в ней испортил, но и вы поймите: у меня нет оружия против Рауля, и я не знаю, как вернуть свою жену. А у эльфов оно есть, не может не быть: должны же вы как-то справляться с непокорными в своих рядах. Лиин останется со мной до тех пор, пока её не сменит Стефания.
  - Но Лиин может не выдержать жизни в столь неподходящих условиях. Вы не понимаете всей опасности её пребывания вне Авалона: это и беззащитность перед болезнями, и неподходящая пища.
  - Для вас это только лишний повод поторопиться.
  Тяжело вздохнувший Тео ласково погладил Лиин по черным разметавшимся волосам, и тут же исчез. Дон Мигель вздрогнул от неожиданности и быстроты этого маневра.
  'Господи,- подумал он, - как хорошо, что люди не обладают таким свойством. Попробуй, поймай такую ведьму: она растает в руках палача!'
  Итак, эльфы вышли на него: значит, де ла Верда достиг своей цели, но почему тогда при виде безмятежно спящей девушки у него становится столь горько на душе?
  Под утро он всё-таки сомкнул глаза, но на рассвете его разбудили. Тео опять стоял возле кровати и обеспокоенно смотрел на Лиин.
  - Вы принесли какие-нибудь новости? - тихо спросил граф, осторожно высвобождаясь из рук любовницы.
  - Да, - тяжело перевел дыхание эльф, - Совет заседал всю ночь, и ему удалось принудить Рауля отпустить вашу жену, но возникла проблема. Донна Стефания не одна, с ней её приемная дочь, служанка Хельга с ребенком, шут Тибо с женой Мадлен. Она чувствует себя ответственной за этих людей и требует от вас гарантий их безопасности. Для встречи с женщиной придется поехать во Францию: Рауль сам отвезет вас к жене. Но когда вы сможете выехать из Англии?
  - Понятия не имею, - растерянно пожал плечами дон Мигель.
  Всё сказанное Тео неприятно поразило его. Интересно, что о нём думает собственная жена, если поставила подобные условия своего возвращения в мир людей? Но у эльфа был свой интерес в этой истории.
  - Но тогда и возвращение Лиин домой откладывается на неопределенное время, - в его голосе послышалось нескрываемое отчаяние, - неужели вы до сих пор не поняли, что она не может жить в мире людей?
  - Почему же, понял.
  Дон Мигель грустно и ласково погладил спящую девушку по голове.
  - Я согласен отпустить Лиин домой, - он растерянно посмотрел на эльфа, - но не знаю, как ей об этом сказать.
  - Вы - люди вообще редко думаете о последствиях ваших поступков, - горько укорил его эльф, - нельзя играть сердцами девушек для достижения своих целей. Будите Лиин. Я постараюсь её убедить вернуться в Авалон, а вы помогайте: иначе ничего не получится.
  Де ла Верда с тоскливо сжавшимся сердцем легонько потряс Лиин за плечо. Девушка распахнула свои удивительные глаза и с такой любовью посмотрела на него, что слезы вскипели на ресницах даже у жестокосердного испанца. Эльфийка сразу же встревожилась:
  - Что с тобой, любовь моя? Ты плачешь?
  - Мы должны расстаться, - горько улыбнулся дон Мигель.
  - Нет, - в ответ расплакалась она, - я не смогу без тебя жить! Я умру без тебя!
  - Но рядом со мной ты умрешь ещё быстрее, - прошептал он, вытирая слезы с её щек,- ты практически ничего не ешь, согреваешься только в моих объятиях. А ведь люди не эльфы: они не могут постоянно находиться возле своих возлюбленных. Я вынужден буду отлучаться от тебя по делам, и мы не будем видеться дни, недели, месяцы...
  - В таких условиях ты и сама погибнешь, и что самое главное - загубишь своего ребенка, - это вмешался в разговор Тео.
   Лиин обернулась на звук его голоса.
  - Тео? - виновато опустила она плечи. - Ты нашел меня?
  Но дона Мигеля заинтересовало совсем другое.
  - Беременна, - ошеломленно протянул он, - почему вы так считаете?
  Эльф так взглянул на него, что дальнейшие расспросы стали ненужными, зато затеплилась надежда.
  - Но если так, - он торопливо прижал к себе тело любовницы, - Лиин останется здесь.
  - Это невозможно! - категорично отверг такое предложение Тео.
  - Но почему? - это уже взмолилась сама Лиин. - Ведь их женщины как-то производят на свет детей?
  - Да, но при этом не мёрзнут, полноценно питаются, адаптированы к болезням, которые не ведомы эльфам и которые тебе не перенести. Если не послушаешься меня и останешься здесь, то твой возлюбленный увидит, как ты чахнешь день ото дня. В конце концов, погибнешь сама, и умрет ваш ребенок. У него нет ни одного шанса появиться на свет в таких чудовищных условиях.
  И это он о хорошо протопленной и удобной комнате на папском подворье! Дон Мигель может и обиделся, если бы не залившаяся слезами на его груди прелестная девушка.
  - Я умру без твоей любви! - Лиин прижалась к груди Мигеля, судорожно обхватив его обеими руками.
  У де ла Верды дыхание перехватило от боли при виде отчаяния возлюбленной. В тот момент он прекрасно осознавал, что проживи ещё хоть сотню лет, никто не будет любить его так искренне и безоглядно. Однако меньше всего на свете дону Мигелю хотелось подвергать опасности жизнь Лиин, да ещё и младенца в её чреве.
  - Дорогая, - покрыл он жаркими поцелуями её черноволосую головку, - но ведь в Авалон ты вернёшься ни одна: с тобой будет наше дитя. Нужно сделать всё, чтобы сохранить самое дорогое, что я смог тебе дать - новую жизнь.
  - Мне удалось убедить Совет, что ты не виновата в происшедшем, - уговаривал плачущую девушку и Тео, опускаясь рядом с ней на кровать. - Все согласились, что в создавшейся ситуации виноват только Рауль. Ты не представляешь, сколько мне пришлось за эти дни пережить: улаживать споры и конфликты, выдвигать и отвергать обвинения, но главного я добился - ты можешь вернуться домой. Твоя дочь получит те же права, что и все остальные дети, рожденные от людей.
  Голос Тео обладал успокаивающей и уверенной силой. Прижавшаяся к груди любовника Лиин внимательно слушала эльфа, хотя по её лицу по-прежнему бежали слезы.
  - Приди в себя, дорогая, - Тео простёр к ней руки и мягко потянул за талию к себе. - И дон Мигель, и я хотим тебе только добра. Пойми, если ты умрешь у него на глазах, человеческое сердце может не выдержать. Во имя всех: и тебя, и его, и вашего ребенка - нам пора уходить!
  Де ла Верда с ужасом наблюдал, как эльф отстраняет Лиин от него, крепко прижимая к себе. В безумном порыве возлюбленная рванулась назад, но Тео держал её крепко.
  - Итак, дорогая, пожелай графу всего хорошего и уйдем!
  Несмотря на весь драматизм ситуации, дон Мигель удивился, заслышав в голосе эльфа опасный металл. И только тут до него дошло, в каком отчаянии и тревоге находился Тео все эти дни, какая снедала его ревность и боль.
  - Я хочу его поцеловать, - поникла в руках жениха раздавленная горем девушка.
  - Это лишнее...
  Лиин с невыразимой тоской посмотрела на возлюбленного. Дон Мигель почувствовал, как у него мутнеет в глазах от желания вырвать её из чужих рук: он даже протянул к ней ладони, увы, они нашли только пустоту.
  Невыносимая тоска заполонила сердце: де ла Верде показалось, что ему в этом мире также нечего делать, если рядом не будет любимых глаз, тепла и света, который излучала Лиин. Дон Мигель не плакал так даже в детстве. Он бил кулаками по хранившей тепло возлюбленной подушке и рычал от боли.
  Только сейчас он осознал, почему Том ушел от мира и почему предлагал ему оставить всё как есть. Наверное, англичанин постоянно носил в себе эту страшную боль. Почему он тогда не послушался его, почему был столь упрям? Ах да, всё дело в Стефании.
  Дон Мигель перестал бесноваться и мрачно задумался. Зачем ему жена, ставшая совершенно чужой женщиной? Почему он с таким упрямством пытается её вернуть? Их ничего не соединяло, кроме нескольких дней в Конствальце да ещё вот этих жемчугов. Граф схватил снятое на ночь и лежащее у изголовья ожерелье. Крупные жемчужины чётками перекатывались под его пальцами, принося горькое отупение.
  Жена изменила ему всеми доступными способами. Стефания сбежала от него, когда он вполне заслуженно пожурил её, быстро нашла себе любовника и уже родила от него ребенка. Она блуждала Парижу, заведя шашни с французским лекарем, жила в притоне, путалась с настоящим отрепьем, опустившись на самое дно жизни. И из-за такой женщины он должен лишиться самой нежной и любящей девушки в обоих мирах - своей нежной Лиин? Какая неравноценная замена. Дон Мигель вновь в отчаянии ударил рукой по постели. Ожерелье, описав круг в воздухе и свернувшись как змея, упало рядом.
  - Ну, Стефания, - с ненавистью проскрежетал он зубами,- дай мне только до тебя добраться!
  Утро принесло некоторое успокоение: теперь отпала надобность объясняться с епископом.
  - Вы что-то узнали? - заботливо осведомился Братичелли.
  - Да, - честно ответил де ла Верда, - Телфорд действительно имел дело с эльфами: от этого немного спятил и ушёл от людей. Он мне рассказал немало такого, из-за чего любой сказочник искусает локти от зависти. Что правда, а что ложь сказать не берусь, но кое-что меня заинтересовало. Надеюсь, эти сведения помогут мне сладить с бароном. Когда я смогу посетить Францию?
  - Не могу сказать точно, сын мой, - тяжело вздохнул Братичелли, - переговоры сейчас находятся на такой стадии развития, что ваше присутствие необходимо. Нужно узнать: что затевает Эдуард, каковы его планы и на какие уступки он сможет пойти?
  Епископ, конечно, не указал прямо, что требуется от графа, но дон Мигель и сам это прекрасно знал. Но испанец даже не подозревал, насколько тяжелыми ему теперь покажутся интриги с дамами. Дамы, которых он находил не далее как две недели назад привлекательными, теперь ему казались сущими уродинами, манерными жеманницами и вызвали отвращение. Вновь оказавшись в постели, которую ещё прошлой ночью делил с Лиин, граф испытал изматывающую боль одиночества. Ему не хватало девушки: он тосковал по её телу, глазам, любви, которую она столь щедро ему дарила. Когда же малышка успела влезть ему в душу, ведь поначалу кроме отстраненного любопытства он ничего не испытывал?
  Пережив мучительно бессонную ночь, на следующий день граф решил разделить постель с дамой, которая ранее уже была его любовницей. Не сказать, чтобы женщина его особо устраивала, но время они проводили неплохо. Теперь же дон Мигель едва её выдержал, изо всех сил пытаясь скрыть, насколько она ему неприятна. Де ла Верда как будто другими глазами взглянул на женщину, увидев её пустоту, похотливость, неискренность. Ему стало настолько противно, что душу охватил брезгливый протест. Промучившись таким образом несколько дней, дон Мигель пошёл в церковь, долго молился, а потом твердо себе сказал:
  - Так дальше продолжаться не может. Не было Лиин в моей жизни, не было и всё! Отчаяние - удел слабых, а я себя никогда к таковым не причислял. Лиин - настоящий демон, если жизнь без неё потеряла для меня смысл. Нужно относиться к произошедшему, как к заблуждению, болезни, какому-то особому колдовству. Иначе я не выдержу и умру от тоски.
  Единственным выходом из невыносимого положения ему виделось полное погружение в работу, и дон Мигель с головой ушёл в обсуждение статей грядущего дипломатического договора, работая с документами и кутюмами, да и... с дамами тоже.
  Всё постепенно вернулось на круги своя. Усилием воли граф заставил себя больше не думать о Лиин, и только горечь в душе напоминала о возлюбленной, да по ночам снились её прекрасные глаза.
  К счастью, тогда дон Мигель не подозревал, что его отношение к женщинам изменилось навсегда: отныне он ничего не будет испытывать к противоположному полу, кроме брезгливой снисходительности. Так человек, вкусивший когда-то хорошего вина, не будет удовлетворен вкусом прокисшего пива.
  Выехать во Францию удалось только накануне Великого поста, который приходился в том году на середину февраля. Помолившись и взяв благословение у епископа, граф во главе небольшого отряда пересек Ла-Манш. На душе у него было относительно спокойно, и только иногда накатывала тоска и горечь, но над всеми чувствами преобладало мстительное желание увидеть неверную супругу и наказать за то, что ему пришлось по её вине пережить.
  
  ФРАНЦИЯ.
  Неизвестно, каким образом хотел обустроить свое любовное гнездышко де Сантрэ, но вряд ли он думал, что оно превратится в жилище такого количества совершенно ненужного ему люда.
  Когда Стефка окончательно пришла в себя, то с удивлением обнаружила, что помимо Хельги в её покоях толкутся Тибо со своей невестой Мадлен, да ещё откуда-то появилась ведьма, втянувшая её в эту неприятную историю. Марго окружала больную всяческой заботой и вниманием.
  - Я понимаю тебя, дорогая, - гладила она по голове едва живую от слабости женщину, - но что поделаешь: нами правит судьба. Надо смириться.
  Можно подумать, что пленница этого не знала, и от подобных сентенций ей не становилось легче. Дальнейшая жизнь представлялась Стефке чередой унылых дней в заточении очередного замка. На этот раз вокруг крутилось много народа, создавая иллюзию, что она хозяйка дома, но графиня ни на миг не забывала, что это тюрьма, как бы обманчиво широко не были распахнуты двери. И если юная женщина с трудом приходила в себя, пребывая в постоянной меланхолии и тоске, её окружение тем временем развлекалось как могло.
  Надо сказать, что Хельга и Мадлен возненавидели друг друга сразу же и бесповоротно и, не желая терять даже мгновения, немедля приступили к изощрённым военным действиям. Враждующие стороны мало смущало, что если парижанка ещё так сяк изъяснялась на лотарингском диалекте, то уж немка ни слова не понимала по-французски. Можно только представить, на какой тарабарщине вопили они друг на друга, не выискивая даже повода для ссоры
  Тибо важно поддерживал свою подругу, а Хельге вторил разъяренный младенец Фредерик.
  Ор стоял, какой бывает, если в курятник запустили чужого петуха к имеющимся в наличии двум завсегдатаям. И все бежали жаловаться к больной хозяйке, вываливая ей на голову ворох дурацких обид и нелепых обвинений.
  - Как они здесь все оказались? - обреченно спросила Стефка у Марго, едва справляясь с головной болью. - Зачем Раулю понадобился Тибо?
  Ведьма только хмыкнула, философски покачав огромным чепцом.
  - Плата за службу! Именно от Мадлен и Тибо он узнавал о твоей жизни в борделе Мами.
  Стефания не удивилась и не расстроилась: от своего шута она могла ожидать чего угодно. А тому подходил любой господин, который смог бы прокормить его и Мадлен. Де ла Верда был далеко, вот шут и сделал выбор в пользу Рауля. По-своему Тибо был прав: кормили здесь отменно, работой не перегружали, если не считать неустанной заботы, чтобы их госпоже жизнь мёдом не казалась. Чего же ещё надо? Тепло, хорошо, сытно, а что их донна чахла от тоски, эту братию не особенно волновало.
  В отличие от остального склочного окружения, Марго здесь была сугубо потому, что Стефании нездоровилось: её постоянно лихорадило, часто бросало в жар, мучили боли во всем теле. Ведьма старательно отпаивала беременную женщину целебными отварами, обтирала тело, кормила овощными бульонами. Неизвестно, когда она отдыхала, но стоило больной приоткрыть глаза даже глубокой ночью, она сразу натыкалась взглядом на черные банты накрахмаленного чепца.
  - Что вы здесь делаете? - как-то вяло поинтересовалась Стефка. - Где бы ни было это место, я уверена, что оно вдалеке от леса близ Шамбуаза.
  Дама искоса стрельнула глазами.
  - Я крестная мать барона де Ла Роша: его ближайшая родственница. Рауль попросил меня присмотреть за тобой.
  Стефка тяжело вздохнула. Всё понятно: эта нечисть - одна семейка. Только вот почему они выбрали для своих забав именно её из огромного количества странниц, блуждающих по дорогам Франции?
  - Рауль сердится на меня, - холодно поинтересовалась она, - или ему и это чувство недоступно?
  Похоже Марго удивилась, по крайней мере, в её вишневых глазах сверкнули непонятные искры.
  - Отчего же, Рауль подвержен эмоциям как и любой человек, только он хорошо умеет держать себя в руках. Что же касается тебя, понятно, почему он зол. Ребенок для существ его породы - главная ценность на земле, а ты хотела его уничтожить.
  - А какова его порода?
  Собеседница таинственно усмехнулась, заботливо поправив одеяло подопечной.
  - Пусть он об этом расскажет сам.
  Да уж, дождешься от Рауля откровенности. Скорее заговорят камни! Зато Хельга оказалась более разговорчивой.
  - Ох, и страху я натерпелась, когда господин обнаружил ваш побег, - плакалась она перед госпожой, когда по счастливому стечению обстоятельств они оказались наедине, - думала, что уже всё - не быть мне живой! Он меня убил бы, если бы не надеялся вернуть вас назад, поэтому я все это время молила пресвятую Деву, чтобы мессир Рауль вас нашёл.
  Служанка откровенно радовалась, что её госпожа вновь попала в заточение, но графиня не осуждала Хельгу, понимая, что она находилась в смертельной опасности.
  - Зато теперь всё будет хорошо, - ликовала немка, - вы рядом с нами.
  - Что же хорошего? В заточении ты лишена возможности полюбить, создать семью.
  - Зато я всегда сыта и не загружена работой, - не согласилась служанка, - а любовь - вещь по-своему замечательная, но нельзя же иметь всё сразу: так не бывает.
  Надо же, даже далеко не самая умная Хельга и то стала философом.
  - Да,- тяжело вздохнула Стефка, - не бывает!
  Со временем она поделилась с Хельгой воспоминаниями о парижских приключениях. Немка только возмущенно охала и вздыхала.
  - Донна, но это же уму непостижимо! А я-то думаю, что это сталось с вашими руками, что они так загрубели? Работать служанкой, штопать чулки шлюхам, отправиться к ведьме, чтобы скинуть плод, - осуждающе всплеснула она ладонями,- немудрено, что господин здесь не появляется уже три недели. Могу представить как он сердит: они с госпожой Маргаритой едва вытянули вас с того света. Ведьма ругала эту Катрин на чём свет стоит, и грозила ей всевозможными карами. Господин в основном молчал: он практически не отрывал рук от вашего живота.
  Стефка с холодностью отнеслась к этой информации.
  - Я не хочу этого ребенка! - мрачно призналась она.
  Хельга беспечно пожала плечами.
  - Если бы можно было грешить, не рожая, люди давно перевелись. Конечно, кому же хочется корчиться в родах, но такова уж наша женская судьба. Зато малыши такие забавные... Возьмем хотя бы моего Фреда - ангелочек да и только. Да вы сами взгляните!
  С трудом поднявшись с постели Стефка при помощи служанки побрела смотреть на спящего младенца. Марго в своё время их не обманула: кто именно из графского отряда был отцом мальчика неизвестно, но за испанское происхождение говорили и смуглая кожа малыша, и черные вьющиеся волосики.
  - Красавец! - охотно согласилась графиня, с улыбкой разглядывая сопящего Фреда.
  И тут её вдруг прорезала болезненная мысль, что их ребенок с Мигелем, скорее всего, тоже был бы черноволосым и смуглым, и сейчас бы они вместе радовались, глядя на него.
  Какая же она была дура, если вообразила, что сможет практически в одиночку (ну не считать же подмогой Хельгу и Тибо!) добраться до Моравии. Ах, если бы все начать сначала...
  Любовника она не ждала, видеть его не хотела и при одной мысли, что вряд ли удастся этого избежать, у Стефки неизменно портилось настроение. За недели, проведенные в постели, её талия солидно раздалась и вся она заметно отяжелела. Теперь ни у кого не возникло бы сомнения в её беременности.
  Рауль появился как-то под вечер, чтобы иметь возможность лицезреть следующую картину.
  Все женщины во главе с Марго сидели за пошивом детского приданого. Но если Стефания и ведьма молчаливо втыкали иглы в ткань, то Хельга и Мадлен самозабвенно вполголоса грызлись.
  - Не тебе меня шпынять, - злилась француженка,- посмотри сначала на себя. Только такая глупая корова как ты могла родить младенца неизвестно от кого да ещё задирать нос перед порядочными людьми!
  Хельга к "порядочным" себя не причисляла, но и обиду сносить была не намеренна.
  - Все мои мужчины, - фыркнула она так громко, что у графини чуть не вывалилось шитье из рук, - были хотя бы нормальными и здоровыми парнями, а твой-то недомерок.... Лучше уж грешить с красавцами, чем всю жизнь спать с такими горбатыми обрубками!
  - Мой Тибо может и не красавчик, - обиделась Мадлен, - но с головой у него всё в порядке. А у тебя вместо мозгов вчерашняя каша, если ты не понимаешь, что ум важнее даже самой распрекрасной внешности!
  - Это только говорится, что ночью все кошки серы, - не осталась в долгу немка, - а на самом деле, и ночью прекрасно видно, кто на что способен. Так вот твой Тибо...
  - Уже сделал свое дело, - внезапно громко встряла в разговор хмыкнувшая Марго, - Мадлен беременна девочкой!
  Стефка угрюмо сморщилась, с осуждением посмотрев на ведьму: неужели у Марго так мало ума, что она не сообразила промолчать? Конечно же, после этого скандал разразился с новой силой.
  - Называет меня шлюхой, а сама-то, - завопила возмущенная Хельга, - блудница!
  - Тибо женится на мне, - огрызалась Мадлен, - как только появится господин и он испросит у него разрешения
  Графиня с холодным интересом оглядела разгневанное лицо парижанки.
  - А кого Тибо считает своим господином? - сдержанно поинтересовалась она.
  - Кого же, - смутилась Мадлен, неловко отводя глаза от тяжелого взгляда хозяйки, - как не мессира Рауля!
  - И когда же он перешел к нему на службу?
  Подружка Тибо покраснела, потому что прекрасно поняла подоплеку вопроса, но неожиданно ей пришли на помощь.
  - Вместе с вами, милая!
  Стефанию даже мороз пробрал, когда она услышала характерные интонации глухого голоса Рауля. 'Только не сегодня!' - мелькнула в голове глупая мысль, как будто был в календаре такой день, когда бы она обрадовалась его визиту.
  Между тем, служанок как ветром сдуло: были и нет! Даже Марго и то живо засобиралась восвояси, укладывая клубки с шерстью в корзинку для рукоделия.
  - Дорогая, я рад видеть вас здоровой.
  Стефка даже сама не поняла, что буркнула в ответ: то ли приветствие, то ли вообще что-то нечленораздельное. От неприятного напряжения у неё занемели плечи и шея, но женщина так и не смогла заставить себя взглянуть на нежданного гостя, угрюмо наблюдая за его ступающими ногами в сапогах из кордовской кожи. Краем глаза она заметила, как мелькнула юбка уходящей Марго. На её место опустился Рауль, и установилась многозначительная тишина.
  Де Сантрэ явно ожидал каких-то слов от своей пленницы, а Стефка упорно молчала, всячески демонстрируя занятость шитьем. И этому была уважительная причина: ей нечего было сказать! Неизвестно, сколько понадобилось времени Раулю, чтобы это понять, но реакция не замедлила:
  - Любовь моя ,- подошел он к ней и поцеловал руку, - нам будет гораздо легче объясниться, если вы мне на деле докажите вашу добрую волю быть со мной.
  А чего бы она хотела? Чтобы он довольствовался ролью истукана?
  Трясущимися от гнева руками Стефания расшнуровывала блио, чувствуя спиной заинтересованный взгляд мужчины. Неужели она обречена до конца дней терпеть его объятия?
   - Как же я соскучился по тебе, любовь моя, - прошептал он, покрывая поцелуями её затылок, - я с ума сходил от тоски, когда был разлучен с тобой. Как ты могла покинуть меня? Что случилось? Разве я мало любил тебя, мало ласкал?
  Но задавая все эти вопросы, Рауль вовсе не желала слушать ответы, по крайней мере, он не дал ей даже раскрыть рта, стремительно утянув на простыни кровати.
  - Почему ты ушла? Кто тебе даст больше, чем я?
  Действительно - кто? Кто будет задавать бесконечные, риторические вопросы доведенной до изнеможения изнурительной и продолжительной любовной схваткой женщине на солидном сроке беременности? Рауль мог бы дать ей возможность перевести дыхание, потому что от напряжения дрожали мелкой внутренней дрожью руки и ноги, раскалывалась от боли голова.
  Но сегодня он был далек от того, чтобы щадить свою любовницу. Мало того, изумленная Стефка вдруг увидела, как искажается озлоблением его обычно бесстрастное лицо, темнеют грозой светлые глаза. И буря разразилась, навсегда похоронив убеждение, что Рауля вообще невозможно вывести из себя. В негодовании он больно схватил её за плечи и жестко прижал к постели.
   - Как можно было так поступить с бесценным даром, который я доверил вам? Как поднялась рука убить нашего ребенка? Ненасытная, бесстыжая блудница, которая только и думает о наслаждениях, не задумываясь о последствиях! Разве страсть существует только для разврата? Её венец и высшее предназначение - дарить новую жизнь!
   Это было второе серьезное оскорбление, полученное Стефкой от мужчины, причем сделанное практически теми же словами и по тому же поводу. Сердце сразу же резко сжалось от воспоминаний о прошлой обиде, да и нынешняя была не легче. Но если тогда она от боли потеряла сознание и лишилась ребенка, то теперь повела себя совершенно иначе, решительно вставив своё слово в обвинительную речь.
   - Я не хотела рожать вашего ребенка - это правда! - гневно заявила она. - Да, я виновата, что пошла на смертный грех, решив лишить его жизни. Но разве вам самому нечем упрекнуть себя в этой истории? Вспомните про ваш обман!
  Рауль разжал руки, которыми только что как тисками сжимал её плечи, и откинулся на подушки постели. Странно, но он молчал и, ободренная его безмолвием, Стефка бросилась в наступление.
  - С первого же дня нашего знакомства вы постоянно навязывали мне своё общество, прекрасно зная, что я не хочу вас. Наши отношения - череда лжи и обмана!
  - Вы не всегда не хотите меня, - глухо заметил де Сантрэ.
  Краска гнева и смущения окрасила щеки Стефании. Вот все мужчины такие: имеют наглость упрекать женщину в её же природе.
  - Только, когда не владею собой
  - Разве этого мало? - невозмутимо осведомился Рауль. - Если я могу вас довести до такого состояния, то что же ещё нужно, чтобы стать счастливой?
   - Много! - гневно тряхнула она головой. - Хотите, чтобы мы стали близки, объяснитесь: кто вы такой?
  Рауль немного помолчал, а потом всё-таки ответил:
  - Эльф.
  Стефка фыркнула, с иронией глядя на разлегшегося рядом шутника.
  - Тогда вам лучше найти себе в подруги фею!
  - Возможно, - не стал спорить де Сантрэ, - но я не люблю фей. Конечно, ты тоже не мёд, любовь моя, но всё-таки более удобоварима, чем эти суетливые и навязчивые персоны.
  Всё! Даже самому бесконечному терпению может прийти конец.
  - Я с вами серьезно, а вы... - злая Стефка подскочила на постели, - рассказывайте свои сказки кому-нибудь другому!
  Рауль рассмеялся, перекатившись на живот.
  - А почему я не могу быть эльфом? - весело спросил он, дернув её за край рубашки.
  - А почему я не могу быть коровой? - отрезала женщина, нервно выдергивая подол из его цепких пальцев. - Не знаю, какого вы мнения о моём разуме, но это уже чересчур. Не хотите, не говорите, только не надо очередной порции чуши: я от неё устала!
  И она отправилась разыскивать ночной горшок, а когда вернулась, де Сантрэ уже не было.
  Стефания оглядела смятые простыни кровати и зло фыркнула: ну надо же такое придумать - эльф, он бы себя ещё мотыльком назвал!
  
  
  ПАРИЖ.
  Мами-ля-Тибод пересчитывала деньги за конторкой, когда в её комнату заглянула Амбруаза. Девчонка выглядела хитрой и довольной, и содержательница борделя сразу же догадалась, что та опять умудрилась где-то подзаработать на стороне, лишив её комиссионных.
  - С вами тут хочет поговорить один кавалер, - глупо хихикнула Амбруаза, - об Ангелочке.
  У Мами округлились глаза. Опять кого-то заинтересовал Ангелочек? Надо же, девчонка месяц проштопала чулки в чулане, и теперь один за другим приходят состоятельные господа, готовые солидно заплатить за информацию об этом.
  Вошедший вслед за Амбруазой в комнату мужчина вызвал у хозяйки заведения легкую оторопь, тут же сменившуюся почтительным опасением. Как и все представительницы её профессии Мами прекрасно разбиралась в людях. Этот огромный словно медведь, малоприятный мужчина одним лишь взглядом дал ей понять: чем откровенней она будет, тем больше шансов останется выйти невредимой из этой истории.
  - Ангелочек? - подобострастно забормотала она. - Девчонки говорят, что умерла от аборта. Я не думаю, что это правда... Кто любовник? Не знаю. Нет, не мэтр Матье. Да что я любовников не распознаю? Дружила с висельником де Вийоном. Да ещё братец у неё был - урод Тибо. Он спал со служанкой Катрин Прель - Мадлен. Исчез вместе с Ангелочком. Характер? Ни рыба, ни мясо, безвредная и спокойная. Хорошенькая как цветок, только что толку... Нет, умом не блистала: доверчивая простушка.
  Когда посетитель, наконец-то, покинул бордель, Мами размашисто перекрестилась перед статуэткой Мадонны, и приказала собрать всех девок на кухне.
  - Вот, что, - грозно нахмурилась она, - зарубите себе на носу: хватит трепать языками об Ангелочке. Не было её у нас, и всё! И чтобы больше вы никого не приводили с расспросами об Ангелочке. Ничего не знаете, не слышали, не видели. Поняли?
  Девки недоуменно помялись, а потом Изабо ошеломленно осведомилась.
  - А что случилось-то? Чего ты так взбеленилась, Мами?
  - Ничего не случилось, - огрызнулась та и уже тише добавила, - ходят тут всякие... дьяволы!
  Раздался довольный смешок Амбруазы.
  - А у одного из людей этого дьявола,- пискнула та, - в штанах есть кое-что дьявольское.
  И она руками показала нечто похожее на средних размеров дубину. Её товарки рассмеялись, а Мами брезгливо поморщилась: подобные шутки не вызывали у карлицы смеха. Содержательница борделя уже давно потеряла всяческие иллюзии о представителях противоположного пола, презирая и мужчин, и их потребности, если только те не внушали ей такого страха, как сегодняшний визитер.
  - Хорошо смеется тот, кто смеется последний, - угрюмо заметила она.
  И хотя тогда её замечание девицы списали на плохое настроение, им стало не до смеха, когда месяц спустя выяснилось, что Амбруаза вновь беременна. И хотя точно в подобных обстоятельствах никто знать не мог, когда несчастная умерла в результате очередного аборта, то близлежащие вокруг заведения облетела страшная весть: Ангелочка разыскивает сам дьявол, и кто идет на сделку с ним погибает.
  Дошли эти сведения и до мэтра Метье.
  - Интересно, - нахмурился тот, после того как вскрыл нарыв на ноге одной их забежавших к нему потаскух, сообщившей по секрету эту новость, - кто же опять охотится на Стефанию, и главное: каким образом узнали о заведении Мами?
  Поливавшая ему на руки воду Жервеза строптиво вздернула подбородок. Подумаешь, тайна! И если находятся сумасшедшие согласные хорошо заплатить за сведения о косорукой неумехе, то она не священник, чтобы хранить молчание.
  
  
  СТЕФАНИЯ.
  Роды пришлись на один из дождливых дней июля.
  - Наверное, сегодня, - Марго задумчиво ощупала вздутый живот подопечной, - плод уже опустился. Нужно звать отца!
  Стефка уже месяц с трудом передвигалась из-за болезненных отеков во всем теле, недоверчиво покосилась на самозваную повитуху.
  - А что, он где-то недалече? - осторожно поинтересовалась она.
  Они с Раулем не виделись довольно давно, и её не особо обижала такая невнимательность. Ничего не поделаешь, но сложившиеся между любовниками отношения были далеки от нежных.
  И вот теперь женщина расстроилась даже не в предвкушении предстоящего испытания, а от того, что вновь будет вынуждена встретиться с де Сантрэ.
  - Относительно тех, кого любит, - уклончиво ответила Марго, - Рауль всегда рядом. Достаточно просто позвать.
  Стефания болезненно скривилась. Звать своего таинственного любовника она не собиралась.
  Впрочем, он вскоре появился сам - оживленный, сияющий, потирающий руки от нетерпения.
  - Любовь моя, - поцеловал он руку морщащейся от боли роженице, - не бойтесь: я буду всё время рядом.
  Успокоил! Впрочем, последующие события лавиной боли затопили молодую женщину, и перед лицом такого испытания всё остальное потеряло всяческий смысл. Схватки терзали Стефанию немилосердно: ребенок явно не собирался облегчить матери своё появление на свет. Вокруг метались и Хельга, и Мадлен, не отходили ни на шаг Марго и Рауль, увы, даже объединенными усилиями им едва ли удавалось хоть сколько-нибудь облегчить её положение.
  Боль настолько вымотала роженицу, что когда через несколько часов упрямый ребенок всё-таки надумал появиться на свет, она уже ничего не соображала в единственной мольбе, чтобы этот ужас поскорее закончился. В результате неимоверных усилий и потуг вроде бы кто-то пискнул на выходе из её тела, но напряжение было настолько велико, что едва почувствовавшая облегчение Стефка погрузилась в более похожий на обморок сон.
  - Где мой малыш? Покажите мне его, - едва открыв глаза, потребовала она.
  Сквозь мутное стекло слюдяного оконца едва пробивался свет, поэтому нельзя было точно определить раннее утро это или поздний вечер, но судя по осунувшемуся лицу Хельги, роженица пробыла в забытье довольно долго. Увидев, что госпожа пришла в себя, немка обрадовалась, но заслышав вопрос, виновато отвела глаза.
  - В чём дело? - встревожено уселась на кровати молодая мать. - Что-нибудь с малышом?
  - Нет-нет, что вы ,- заспешила её успокоить служанка, - только..., только его забрал отец.
  - Как забрал? - не поняла Стефания.- Куда?
  - Не знаю, - пожала плечами Хельга, - сразу же как младенец появился на свет, мессир завернул его в плащ и исчез.
  Сообщение показалось роженице чудовищным. Она так мучилась, вынашивая и рожая этого ребенка, а ей не дали на него даже взглянуть! Внезапно пробудившийся материнский инстинкт властно заявил о себе.
  - А где Марго? - начиная закипать, поинтересовалась она.
  Хельга робко потупилась.
  - Исчезла!
  Когда до Стефки дошло, что ей даже гнев излить не на кого, у неё началась истерика.
  Напрасно перепуганное этим непривычным зрелищем окружение металось вокруг обезумевшей от горя молодой матери, делая жалкие попытки хоть как-то успокоить свою хозяйку: все было напрасно. До тех пор, пока она не выплакалась, устало откинувшись на постели, слуги потерянно наблюдали за несчастной женщиной.
  - Что мне делать? - вытерев слезы, спросила их Стефка. - Кто ответит: что в этом случае можно сделать?
  Мадлен лишь сочувственно вздохнула, оберегающим жестом обхватив свое набухшее чрево, Хельга всплакнула за компанию с госпожой, и только Тибо в этой ситуации сохранил ясную голову.
  - Зачем так горько слезы лить сейчас, - пробормотал он, - виновника несчастья нет средь нас. Но думаю, мессир нас не заставит долго ждать, тогда и слезы надо лить, ругаться и кричать.
  Что же, по части хитрых уверток Тибо не было равных, и его советами не стоило пренебрегать. Но Рауль почему-то не спешил показываться на глаза разъяренной любовнице. Может, он пережидал, когда с неё схлынет гнев, а может, ему просто было наплевать на её чувства. И чем дальше, тем больше Стефка склонялась именно ко второму мнению.
  Каждый день она готовилась к встрече с негодяем, готовя гневные обвинения, но день сменяла ночь, а коварный де Сантрэ так и не появлялся.
  - Может, он вообще решил меня оставить, - как-то поделилась она с Хельгой, сидя за шитьем, - и я напрасно его дожидаюсь?
  Немка осторожно покосилась на угрюмую госпожу, но высказалась в свойственной ей манере.
  - А что ему сейчас около вас делать? Вот окрепнете, тогда не отобьетесь.
  Стефка нервно рассмеялась.
  - Ну-ну... пусть только рискнёт показаться мне на глаза!
  Правда, был во всем этом и положительный момент. Недели через две после родов, подскочившая спозаранку с постели Стефания унюхала восхитительный запах жареного мяса. Ещё толком не проснувшись, она как сомнамбула побрела на кухню, где уже вцепились зубами с жареного цыпленка её вечно голодные и прожорливые домочадцы. Под изумленными взорами своего окружения, женщина бесцеремонно вырвала из рук опешившего Тибо куриную ножку и жадно её обглодала.
  - По всему судя, - горестно ахнул тот, когда ему отдали кость, - теперь у бедного шута куска во рту не будет.
  - Не умрешь! - отмахнулась моментально опьяневшая от непривычной сытости госпожа. - На обед я хочу мясную похлебку и фаршированную утку.
  И впоследствии, давясь от жадности, всё это съела!
  - Так это младенец сделал из вас кролика, - догадалась даже отнюдь не самая умная Хельга, - ну и ну!
  Стефка же только облизнулась, наверстывая упущенное за месяцы вынужденного поста. Она покажет этому бессовестному Раулю! Вскоре женщина с довольной улыбкой любовалась в зеркало приятно округлившимися формами.
  Стоит ли удивляться, что когда месяц спустя де Сантрэ, наконец-то, появился в покоях любовницы, его ждали неприятные сюрпризы.
  - Не смейте прикасаться ко мне, - яростно взревела любовница, когда тот попытался поцеловать ей руку, - это и есть та самая любовь, в которой вы мне то и дело клянетесь? Сначала чуть голодом не уморили, а теперь и вовсе...
  - Ангел мой, что с вами? - Рауль был поражён в самое сердце.- Вы как будто поправились?
  Его глаза остановились на пышной груди женщины с таким брезгливым недоумением, словно у неё по меньшей мере вырос горб. У Стефки рот перекосило от злости.
  - А что с вами, мой быстро исчезающий друг?
  Она в гневе бросила на пол осточертевшее рукоделие.
  - Отобрали у меня ребенка, а теперь заявляетесь как ни в чем не бывало?
  Рауль нахмурился.
  - По-моему, вы не желали младенца, - сдержанно напомнил он, - даже хотели его убить.
  Мало ли кто и что когда-то хотел? Ведь не убила же! И вообще - разве можно такими доводами успокоить взбешенную женщину?
  - Я, - стукнула она себя кулаком в грудь, - его выносила, хотя видит Бог, как мне было трудно это сделать! Питалась одним капустным листом в день, и чуть не умерла, производя малыша на свет, и вы ещё осмеливаетесь мне намекать на какие-то гадости? Где мой сын? Верните мне его!
  - Но дорогая...
  - Я не желаю ничего слушать, - упрямо топнула ногой Стефка, - или вы возвращаете мне ребенка, или ищите себе другую женщину для постельных утех. Пусть та грызет с вами за компанию морковку!
   Рауль смотрел на разозлившуюся любовницу, и по его лицу расплывалось явственное недоумение.
  - Дорогая,- наконец, с нажимом повторил он, - с чего вы взяли, что это был мальчик?
  Стефка растерялась. Она не могла точно сказать, почему пришла к такому выводу, но была убеждена, что родила именно сына.
  - А разве это была девочка?
  - Да, - спокойно ответил де Сантрэ, - у нас с вами родилась дочь. И если бы я знал, что вам так дорог этот ребенок, никогда бы вас не разлучил. Но если вы настаиваете...
  - Да, настаиваю, - в запале крикнула Стефка, - иначе я вас не желаю знать!
  - Хорошо, - неожиданно быстро сдался Рауль, - вы получите своего ребенка. Ну а сейчас...
  И он попытался её обнять, но Стефка только презрительно фыркнула.
  - Я же сказала вам, сударь: сначала ребенок. И не смейте ко мне приближаться! Если на то пошло, хороший кусок мяса - достойная замена вашим объятиям! И берегитесь, как бы я окончательно не пришла к выводу, что первое мне нужнее, чем второе!
  Надо было видеть, каким гневом блеснули обычно маловыразительные глаза де Сантрэ. Но Стефке было наплевать на его недовольство: она прекрасно осознавала силу своей красоты. Как бы ни дулся Рауль, при взгляде на обнаженную любовницу он ей тут же прощал любые выходки. Как и всякая неглупая женщина, она умело этим пользовалась. Вот и сейчас в неукротимом стремлении к желанному телу Рауль не мог не исполнить её приказания.
  Так-то оно так, но когда через три дня Марго принесла ей завернутую в одеяло малюсенькую, чуть живую от слабости девочку, женщина испытала невольное разочарование.
  - Это моя дочь? - недоверчиво спросила она, испуганно отшатываясь от протянутого свертка.
  - Она самая, - невозмутимо подтвердила ведьма, - будете брать или мне её отнести обратно к отцу?
  Растерянная Стефка взяла малышку на руки, но потом, когда осталась только в окружении слуг, они внимательно разглядели младенца.
  - Это не ваш ребенок, - наконец, вынесла окончательный вердикт Хельга, - вы родили месяц назад, а этой девочке от силы неделя от роду. Вся ещё красненькая, глазки мутные, и пуповина не отпала!
  Немке приходилось верить: среди трех женщин, столпившихся вокруг новорожденной, она была наиболее сведущей в младенцах. Жизнерадостно гукающий Фред был тому красноречивым подтверждением. Так или иначе, но ребенок нуждался в уходе, и как не была зла Стефка на своего коварного любовника, полчаса спустя Хельга приложила к груди сразу же двух младенцев.
  Марго, кстати, больше не появилась: то ли слишком куда-то торопилась, то ли решила избежать скандала. Кто знает, что на уме у ведьм? Зато Рауль получил свое сполна.
  - Я не понимаю, что вас не устраивает? - занял он глухую оборону. - Хотели ребенка, вы его получили.
  Любовники встретились в очередной раз, когда прошло уже две недели, и новая жительница замка вполне обжилась в покоях пленницы. К ней у Стефании не было претензий, но этому бессовестному лгуну хотелось расцарапать физиономию.
  - По-вашему я дурочка? - кричала женщина на невозмутимо наблюдающего за ней любовника. - Полная идиотка? Не отличу новорожденного младенца от того, которому больше месяца?
  - Я рад, что у вас есть такого рода познания, - сдержанно признал он её превосходство. - Разница в три недели так важна для вас?
  У Стефки дух перехватило от возмущения.
  - Причем здесь это? - взвилась она.- Мне нужен мой ребенок!
  - Зачем? - холодно осведомился Рауль. - Какая разница?
  - Как это - какая разница? - опешила женщина.
  - Вот именно,- пошел в наступление де Сантрэ, - зачем вам младенец? Если просто, чтобы любить и ухаживать за ним, то вот он! Делайте с этой девочкой, что хотите, хоть выбросите на помойку. А наш сын сейчас спит в отеле баронов де Ла Рош: я добился, чтобы его крестил сам король, и он признан моим наследником вместо этой еле живой немощи, которую произвела на свет моя жена.
  Стефка так и села, с открытым ртом взирая на его бесстрастное лицо.
  - Как... каким образом, - растерянно выдавила она из себя, - ваша жена? У вас есть жена?
  - У вас тоже есть муж, я же не закатываю истерики по этому поводу, - сухо заметил Рауль.
  Женщина смотрела на своего странного любовника округлившимися глазами: она его не понимала.
  - Но почему? - наконец, тихо прошептала она. - Почему?
  - Что "почему"?
  Рауль устало ослабил ворот рубахи, подойдя к открытому окну. В комнате к вечеру стало душно: за окном собиралась гроза, и мрачные тучи, носясь по небу в порывах раскаленного ветра, не приносили прохлады. А тут ещё столь неприятный разговор.
  - Почему вашей жене самой не родить сына? Зачем вам я?
  - Я люблю вас! - и его глаза сверкнули в полусумраке комнаты грозным блеском. - И поверьте, это далеко не пустое признание, хотя моё чувство столь безответно.
   Стефка в замешательстве опустила голову. Упрёк достиг цели, и она почему-то почувствовала себя виноватой.
   - Но...
  Увы, сказать больше ей было нечего и, сообразивший, что гроза миновала Рауль мягко, одним прыжком пересек комнату.
  - Милая, - нежно обнял он, напрягшуюся от прикосновения любовницу, - зачем эти глупые перепалки и споры? Жизнь так быстротечна и скупа на любовь: нужно ловить восхитительные моменты, когда мы можем быть вместе.
  Понятно, что ни один мужчина в мире не променяет возможность заключить любовницу в объятия на выяснение отношений, тогда как женщины придерживаются диаметрально противоположного мнения. Потому что первым важнее всего наслаждение, а вторым - уверенность в тех, кто это наслаждение с ними делит.
  Впрочем, де Сантрэ был так убедителен в своем стремлении разделить с ней страсть, что тяжело вздохнувшая Стефка покорно дала увлечь себя на простыни кровати, а потом отстраненно наблюдала, как чернеют его глаза при виде обнаженной груди, как подрагивают чуткие пальцы, благоговейно прикасаясь к её телу.
  'Может, он и вправду меня любит?', - отстраненно подумала она, машинально приспосабливаясь к уже привычному ритму его движений. 'Любит, как может!'
  Впрочем, они провели неплохую ночь, если бы...
  - Ой, - женщина брезгливо отодвинула от себя тушеное мясо, - дайте что-нибудь... ну хотя бы яблоко, а то меня сейчас стошнит!
  Прислуга уныло переглянулась, оторвавшись от кормушек.
  - Быстро это у вас, донна, - как всегда, не подумав, ляпнула Хельга, - не успел любовник даже штаны приспустить, а вы уже с начинкой.
  Стефка запустила в немку тарелкой с содержимым, а потом, забравшись с ногами на постель и даваясь слезами, уныло грызла одно за другим яблоки, пока её не вырвало.
  - Я беременна? - холодно поинтересовалась она у появившегося в тот же день любовника. - Опять беременна?
  Рауль, виновато встав на колени, покрыл поцелуями её ноги.
  - Так получилось, - мягко прошептал он, - прости...
  Вот только его извинений ей и не хватало! Конечно, "прости" полностью искупает последующие месяцы страданий и дикой диеты из капустных листьев и моркови.
  - Вы не любите меня! - Стефка вполне предсказуемо пришла к подобному выводу.
  - Люблю, моё сердечко!
  Только она уже не верила ни одному его слову, мрачно отвернувшись к стене.
  - Уходите.
  Но Рауль не ушёл. Мало того, провел неразлучно с любовницей две недели, лаская и всячески заверяя расстроенную женщину в своих чувствах. Он довольно часто навещал её и после, нередко целыми днями гостя в замке. А вот когда чрево солидно округлилось, сократил визиты до минимума. Зато рядом появилась Марго, и Стефка стала угрюмо готовиться к новым родам.
  Но тут кое-что произошло, навсегда изменившее это унылое, лишенное радостей существование. Однажды, поздним осенним вечером Рауль явился к ней не один. Он был сам не свой, впрочем, мужчина рядом выглядел ещё мрачнее.
  - Вам придется вернуться к своему мужу, - прямо сказал незнакомец, не тратя время на всяческие бесполезные слова и объяснения, - иначе он не вернет заложницу.
  Давно уже смирившаяся с тем, что до конца жизни будет находиться в плену, Стефка опешила.
  - Ничего не понимаю: какая заложница?
  - Заложницей стала одна из наших девушек: она навещала своего отца и оказалась за пределами Авалона.
  - И зачем она понадобилась графу?
  - Ваш муж уже много лет упорно ищет вас. Неизвестно, как он узнал, что к вашему похищению приложили руку эльфы, но граф оказался в нужном месте и в нужный ему час
  Схватившаяся за чрево женщина с трудом нащупала табурет, с ужасом глядя на незнакомца. Эльфы? Она незаметно сошла с ума? Или ослышалась? Тяжело вздохнувший Рауль уставился в заливаемое дождём окно, всем видом показывая, что от него она объяснений не дождётся.
  - Муж ищет меня? - Стефка бросила растерянный взгляд на спину любовника.
  - Я бы сказал, что он приложил немалые усилия, чтобы дознаться, где вы, - подтвердил гость,- вы вновь беременны, но другого выхода у нас нет: иначе граф погубит Лиин.
  Стефка задумалась: томилась она в плену, тяготилась любовью Рауля, но вот парадокс, когда ей представилась возможность избавиться от него, сердце вдруг яростно запротестовало. В конце концов, де Сантрэ любил её, холил, ни в чём не отказывал, берёг, а вот что сделает с неверной супругой дон Мигель? Мороз нехороших предчувствий прошёл по телу испуганной женщины. Неизвестно, что у графа в голове: он вполне может искать её, чтобы убить или заключить под стражу в каком-нибудь монастыре. А что будет с Хельгой, Тибо, Мадлен, с детьми?
  - Конечно, муж имеет на меня все права, - подвела она итог переговорам, - но без гарантий безопасности с его стороны я не вернусь. Мне жалко неведомую Лиин, но я в ответе за моих слуг и детей: пока граф не даст обещания, что они не пострадают, не сдвинусь с места.
  По лицу незнакомца прошла судорога то ли гнева, то ли раздражения.
  - Неужели вы сами с ним не договоритесь?
  - Нет, мы не сможем договориться, - горько усмехнулась графиня.
  В комнате повисло тяжелое молчание.
  - Я передам ему ваши условия, - наконец, нехотя согласился гость.
  Если Рауль всегда деликатно обставлял свои исчезновения, то его гость не посчитал нужным это делать. Изумлённая Стефка увидела, как тот растворился в воздухе: вот он был, и его уже нет!
  Зато в комнате появилась всё это время неизвестно по какой причине прятавшаяся Марго.
  - Что же теперь будет? - с ужасом спросила она крестника. - Как нам быть? Стефании не родить ребенка без твоей поддержки.
  Рауль в смятении оглядел бледную любовницу.
  - Я знаю, - упавшим голосом произнес он, - но на совете мне пообещали помощь взамен разлуки. В ином случае передо мной закроется дверь в Авалон. Ты сама знаешь, насколько это опасно.
  Стефке мало понравилось, что они обсуждают её судьбу, словно в комнате больше никого нет.
  - Где этот Авалон, - раздраженно спросила она, - и почему для вас он важнее моей любви?
  - Авалон, - тяжело перевел дыхание Рауль, подходя к любовнице, - это земля обетованная. Место, где всегда можно укрыться от неприятностей в случае острой необходимости. А у нас сын, скоро родится второй: мы не имеем права рисковать детьми даже ради величайшего счастья быть вместе. Впрочем, когда дон Мигель уйдет в мир иной, ты вернешься ко мне.
  Стефка недовольно поморщилась, когда его руки сомкнулись на её талии в утешающих объятиях.
  - У моего мужа крепкое здоровье, - кисло заметила она, - и все шансы пережить нас обоих.
  Марго и Рауль многозначительно переглянулись.
  - Это вряд ли, - мягко заметила ведьма, - ты, милая, просто должна какое-то время перетерпеть.
  Перетерпеть?
  - А если он решит меня убить за адюльтер? - возмутилась Стефка. - Такая мысль вам не приходила в голову?
  И она горько расплакалась на плече расстроенного Рауля.
  - Всё будет хорошо, - гладил он её по голове,- вот увидишь.
  Но они оба понимали: чтобы не ждало Стефанию дальше, её пути теперь будут проходить вдали от этого замка и его обитателей. Когда посетители удалились, графиня рассеянно подошла к зеркалу и застыла в изумлении: рыжина исчезла из волос, и зеленоватые глаза вновь приняли свой обычный синий оттенок. Пожалуй, это изменение убедительнее всех слов объяснило женщине, что в её судьбе вновь обозначился поворот, и из неё теперь навсегда исчезнут колдовство и магия.
  
  
  ДЕ ЛА ВЕРДА.
  Дон Мигель спешил во Францию: ему не терпелось заполучить назад неверную супругу.
  Трудно описать, какие чувства кипели в его груди. Здесь была и уязвленная гордость, и взывающая об отмщении честь, и желание посмотреть изменнице в глаза - такой букет эмоций, что иногда графу казалось, что внутри яростно пылает огонь.
  В Париже на папском подворье он встретился с Гачеком и, наконец-то, отвёл душу, честно поделившись с секретарем наболевшим. Славек только руками развел, огорченно глядя на осунувшегося от переживаний графа.
   - Как вы могли так поступить с невинной девушкой? - укорил он его. - Лиин доверилась вам.
  Де ла Верда и сам знал, что вёл себя не лучшим образом: незачем было тыкать его носом в собственные грехи.
  - А что мне оставалось делать? - вспылил он. - Эльфы палец о палец не ударили бы, чтобы мне помочь!
  - Но ваша плоть и кровь в чреве этой девушки.
  - Всё это глупости, - холодно отмахнулся дон Мигель. - Главное, что мы приблизились к концу наших поисков. Теперь нам нужен барон де Ла Рош.
  - А вдруг он откажется выдать донну, - высказал сомнение Гачек, - может эльфы вас обманули?
  - Нет, - хмыкнул де ла Верда, - не обманули.
  Почему он в этом был так уверен? Наверное потому, что подспудно приписывал способность нагло и бесцеремонно лгать только людям.
  Собеседники помолчали, озадаченно глядя друг на друга. Такое бывает: иногда человек долго, с напряжением всех сил идёт к намеченной цели, и когда до финиша остается всего лишь пара шагов, он вдруг замирает. Ему внезапно приходит в голову, что его труды несоизмеримы с полученным результатом. Да собственно и мало ему нужны: слишком много потерь, слишком велика горечь. Догадавшись о терзаниях графа, Гачек решил на свой лад отвлечь его от мрачных мыслей:
  - Эльфы - демоны?
  Дон Мигель долго думал, прежде чем открыть рот. К сожалению, истина - труднодостижимая вещь именно потому, что человек в силу своей природы не может быть объективным. Казалось, чего уж проще дать характеристику богопротивным тварям, но у де ла Верды язык не поворачивался назвать нежную и простодушную Лиин исчадьем ада.
  - Дьявол изобретателен, - в конце концов, уклончиво заметил он. - И в стремлении искусить христианина в вере, может принять любые обличия. В таких случаях легко ошибиться!
  Вот до чего дошло: де ла Верда кривил душой даже перед самим собой и прекрасно это осознавал. Понятно, почему его настроение ещё больше омрачилось.
  Гачек покосился на расстроенное лицо патрона, и благоразумно замолчал.
  Барона в парижском отеле не оказалось, и графу пришлось отложить свидание из-за визита к Людовику. Король по своему обыкновению торчал в аббатстве Виктория в окружении приближенных. Толпилось здесь много и прочего народа, казалось бы весьма далекого от королевского двора.
  Скучая в ожидании аудиенции, дон Мигель с брезгливым недоумением разглядывал снующих людишек явно низкого происхождения, но ведущих себя неимоверно вольготно. Зачем Людовику понадобились эти дворняжки? Неужели мало верных слуг? Впрочем, французский король славился своей странной привязанностью к простолюдинам.
  - Ах, граф, - разглагольствовал Людовик во время встречи, с таким видом поглаживая охотничью собаку, словно не де ла Верда, а она кисла от дождей в промозглой Англии, чтобы этот уникально неблагодарный король выиграл хотя бы несколько месяцев мира, - удивительно, что именно вы - испанский гранд встреваете в дела между англичанами и французами.
  Исходя из серьезности момента, уместней было бы не играть пустопорожними фразами, но раз того хотел государь... Дон Мигель и сам мог, не замолкая, часами болтать о всякой ерунде.
  - Испанцы, французы, англичане - какая разница, ваше величество? Все мы лишь слуги нашей матери церкви и все мы - дети Господни, поэтому интересы самого захудалого француза-христианина мне не менее дороги, чем подвластного вассала-каталонца.
  - Удивительная широта взглядов для подданного арагонского короля, - усмехнулся король. - Я слышал, что папа Римский учредил в Севилье трибунал инквизиции с чрезвычайными полномочиями?
  - Мудрость папы не имеет границ, - охотно согласился дон Мигель. - Если бы все правители Европы были столь же богобоязненны как севильский капитул, то с мерзкими язвами колдовства было бы покончено навсегда, и Господь перестал гневаться на детей своих.
  Король долго смотрел на графа с заметно преувеличенным интересом.
  - Знаете пословицу: "Кесарю кесарево..."?
  - Знаю, ваше величество, но перед Богом все едины: и кесари, и простолюдины. А жизнь так быстротечна.
  - Вы слишком ещё достаточно молоды, чтобы судить об этом, - сухо заметил Людовик и, наконец-то, перешел от философии к непосредственным делам. - Вы мне нравитесь, де ла Верда, хотя вам и свойственно совать свой нос, куда не следует. Я слышал, что папа собирается прислать вам замену?
  Дон Мигель едва сдержал облегченный вздох. Это была единственная радостная новость за последнее время, которую даже лишний раз озвучить и то приятно.
  - Да, мы в пути почти четыре года, и порядком устали. Особенно его преосвященство: всё-таки он в годах. Впрочем, уезжая из Англии, мы отправляемся опять-таки по делам папского престола в Испанию. Видите ли, Севилья - это только первая ласточка в благородном деле борьбы против ересей, а мы с его преосвященством считаемся знатоками в этом вопросе.
  Людовик недовольно поморщился: сегодня он почему-то был настроен корчить из себя невесть кого, словно в его подвалах десятилетиями не сидели в тесных клетках люди, а в любимцах не ходил палач - Тристан Пустынник.
  - К лицу ли знатному гранду присутствовать на допросах, видеть страдания замучиваемых, слышать крики и проклятия? Неужели благородная кровь ваших предков не зовёт вас взяться за оружие и победить противника в честном бою?
  Короля на поединок не вызовешь, а то бы...
  - Ваше величество правы, - холодно согласился дон Мигель, - нестись на горячем скакуне с копьем наперевес на противника гораздо приятнее, чем вдыхать в себя ужас и мерзость камеры пыток. Но разве наш долг перед Господом не велит отринуть соблазны мирской жизни, огнём и мечом выжигая уродливые язвы на теле общества?
  Очевидно, осознав тщетность попыток вывести из себя высокомерного испанца, Людовик прекратил недостойные насмешки и заговорил о другом.
  - У меня к вам личная просьба, - доверительно попросил он, - похлопочите перед Эдуардом об освобождении свергнутой королевы Маргариты и высылке её из страны. Судьба кузины меня волнует: после смерти сына и мужа она в жутком состоянии. Пусть ей хотя бы умереть дадут на родине.
  Де ла Верда удивился, услышав в голосе короля сострадательные нотки.
  - Жаль королеву. Удивительно красивая женщина, но всё время ставила не на тех мужчин,- охотно согласился дон Мигель. - Обидно, что Ланкастеры проиграли, но я бы ни сказал, что власть Йорков так уж сильна, как им сейчас кажется.
  - Почему? - живо заинтересовался Людовик. - Вы - лицо незаинтересованное, и можете заметить то, что не видно нам.
  - Король очень легкомыслен в вопросах брака, - поделился сомнениями дон Мигель. - Его женитьба на Елизавете Вудвилл не может считаться образцом государственной мудрости. А ранее он дал слово леди Элеоноре Батлер. В Англии, где огромную роль играет парламент, обожающий ставить королей на место, это может плохо кончиться для наследников Эдуарда. При известной ловкости его же собственные братья могут объявить сыновей незаконнорожденными, а это чревато новой гражданской войной теперь уже внутри клана Йорков. И как знать, не победят ли вновь Ланкастеры?
  Людовик мрачно фыркнул.
  - Почему всегда так? - задумчиво пробормотал он. - После сильного короля приходят слабые драчливые наследники и разрушают в мановение ока всё, что с таким трудом было создано предшественниками. Что в Англии, что во Франции - везде одинаково!
  Для дона Мигеля как раз ответ был ясен.
  - Такова воля Господа, ваше величество!
  Собеседники немного помолчали. Король вновь нагнулся к борзой и почесал её за ушами. Умный пес преданно смотрел на хозяина, виляя прутом хвоста.
  - Никого на свете нет преданнее собак, - заметил Людовик.
  - Это потому, что они зависят только от своего хозяина, - тонко улыбнулся граф, - нет ничего проще службы одному сеньору.
  Людовик внезапно сухо улыбнулся, искоса взглянув на собеседника.
  - Не могли бы вы удовлетворить моё любопытство в одном весьма щекотливом вопросе?
  - Всё, что угодно вашему Величеству, - любезно склонил голову дон Мигель, напряженно гадая, что от него сейчас потребуют.
  - Вы допрашивали многих еретиков. Среди них бывали алхимики?
  - О, сколько угодно, - пренебрежительно пожал плечами де Ла Верда, - эти помешанные настолько поглощены своими вздорными идеями, что зачастую попадают в руки Дьявола. Плоды дерева познания зачастую отравлены.
  Людовик вроде бы согласно кивнул головой, но прикусив губу, начал нервно барабанить пальцами о подлокотники кресла.
  - А признавался ли кто-нибудь из них, что пытался создать философский камень?
  Дон Мигель едва удержался от снисходительной улыбки: надо же, а он считал Людовика гораздо умнее. Но надо было отвечать:
  - О, ваше величество, каждый второй, если не чаще. И все хотят обогатиться и делать золото из мусора.
  - В ваших словах мне слышится ирония? - нахмурился монарх.
  - Мне жаль, если у вашего величества сложилось такое впечатление. Я как никогда серьезен. Золото - вещь очень хорошая и для правителей необходимая, - терпеливо пояснил ему граф,- но представьте на мгновение, что будет с вашей казной, если его начнут делать все, кому не лень даже из булыжников под ногами?
  - Вы как-то странно смотрите на мечту алхимиков всех времен и народов, - сухо заметил венценосный собеседник, задетый его пренебрежительным отношением к столь серьезной теме.
  - Я просто верю в разумность Божьего промысла, который счёл нужным позволять добывать этот благородный металл небольшими дозами. Иначе, чтобы стало с казной всех христианских стран?
  - Но ведь у философского камня есть ещё одно свойство: с его помощью можно делать эликсир жизни.
  Ах, вон оно что! Брови де ла Верды надменно взмыли вверх.
  - Хотите жить вечно, ваше величество?
  - А вы нет?
  - Зачем? - искренне удивился граф. - Что настолько хорошего в этой жизни, что надо за неё цепляться? Болезни, изнурительная забота о подвластных людях и борьба с собственными грехами. Есть, конечно, и удовольствия, но за них приходится дорого платить. Нет, наша земная жизнь - всего лишь миг, и чем раньше Господь призовёт нас к себе, тем меньше мы нагрешим.
  - У вас образ мыслей монаха.
  - А я и готовился к принятию сана, когда умер мой старший брат.
  - А вот я думаю совсем о другом, - доверительно признался король, - я так много работаю, не сплю ночами, заботясь о благе Франции. Много уже сделано и многое ещё предстоит сделать, и что же? Придут наследники и всё разорят, разрушат, выпустят вассалов из рук.
  - Вашему сыну всего три года: неужели есть основания считать его плохим наследником?
  - В том-то и дело, что он мал. Одна гадалка предсказала, что на сыне закончится моя династия.
  - Зря вы слушаете всяких шарлатанов, ваше величество, - укоризненно покачал головой дон Мигель, - все эти предсказатели и гадалки просятся на плаху. Внимать им не следует: это либо наглые мошенники, либо люди, одержимые сатаной. А какой добрый совет правителю государства может дать нечистый?
  Странным был этот разговор. Язвительный и циничный король открылся графу с иной стороны, и дон Мигель увидел тревогу, обуревавшую этого незаурядного правителя. Удивляло только, что именно он был почтен доверием самого недоверчивого человека за всю историю Франции.
  - Как вы думаете: существует ли секрет вечной жизни? Что на эту тему говорят ваши подопечные? - тихо спросил Людовик, откинувшись на неудобном кресле.
  Де Ла Верда решительно разбил иллюзии своего собеседника:
  - О, когда перед их носом щёлкает пыточным инструментом палач, они очень разговорчивы, но я бы не особенно им верил. Вот, например, один из рецептов: хотите получить дар ясновидения? Поймайте сорок черных кошек, живьем сожгите их на медленном огне, а потом из их останков сварите бульон и съешьте лопаточную часть,- хмуро усмехнулся он.
  Людовик наблюдал за ним с каменным лицом, и граф, тяжело вздохнув, устало пояснил:
  - Чем обедать таким блюдом, я бы предпочел оставаться в неведении относительно будущего. А вот другой способ: чтобы сохранить красоту и молодость, нужно купаться в крови, мучительно убиваемых девственниц.
  Граф брезгливо поморщился, осторожно покосившись на внимательно слушающего короля. Уж не собирался ли Людовик сам заняться подобной мерзостью? Кто знает, что скрывается в этой хитроумной, не обремененной излишней нравственностью голове?
  - Возьмите протоколы допроса бывшего сподвижника Орлеанской девы - маршала Жиля де Реца и прочитайте, что он вытворял для получения философского камня, - намекнул граф на длинные руки суда инквизиции. - Уж на что у меня крепкие нервы и то замутило на сороковой странице.
  - Неужели всё настолько гадко и по-другому нельзя? - видимо, эта речь не особо убедила короля.
  - Помилуйте, дьявол на то и дьявол, чтобы заставлять человека делать гадости.
  По отстраненному лицу Людовика де ла Верда сделал неутешительный вывод, что того мерзости не особо пугают, а вот идея философского камня прочно сидит в голове.
  - Часто люди боятся смерти не потому, что хотят жить вечно, а потому что боятся предстать перед Всевышним и понести ответ за то, что натворили в земной жизни, - сделал он ещё одну попытку изменить мнение короля, но опять не дождался желаемой реакции.
  Что же, дон Мигель вынужден был констатировать, что его величество плотно погряз в грехах. До него и раньше доходили туманные слухи о страшных делах его приспешников - Оливье и Тристана Пустынника. Людовик открыто увлекался астрологией и был невероятно суеверен. А к суеверным людям дон Мигель относился с недоверием, подозревая их в язычестве.
  - Когда вы собираетесь вернуться в Англию?
  - Как только покончу с ещё одним деликатным делом, приведшим меня во Францию. Мне нужно поговорить с вашим главным смотрителем охоты - бароном де Ла Рошем.
  Король вскинул на него остро блеснувшие глаза.
  - Что же натворил мой вассал, раз им заинтересовалась инквизиция? Барон - один из немногих людей из моего окружения, который мне дорог, и я буду очень недоволен, если после встречи с вами у него начнутся неприятности, - в голосе Людовика послышалась нескрываемая угроза.
  Граф раздраженно чертыхнулся про себя: опять всё пошло не так, как он задумывал. Ему до боли, до внутренней дрожи не терпелось даже не столько отнять жену у барона, сколько вызвав на поединок, мучительно и долго убивать. Он страстно мечтал увидеть цвет крови соперника, и вдруг такая отповедь короля!
  - Мне нужен де Ла Рош по делу, касающемуся одной дамы. Барон знает, где её найти. Даю вам слово, что инквизиция не имеет к этому никакого отношения.
  Король долго молчал, пристально вглядываясь в легата.
  - Мне собственно всё равно, но предупреждаю: если с Раулем что-нибудь случится, вы навсегда потеряете мою благосклонность.
  'И жизнь', - обреченно закончил про себя дон Мигель.
  Видимо, время откровений прошло: король встал, свистнул собакам и пошёл к выходу из комнаты.
  - Даже короли имеют право на сердечную привязанность,- бросил он через плечо и добавил уже на пороге, раскланивающемуся вслед графу: - Я прикажу передать ему вашу просьбу.
  Вечером к прогуливающемуся по монастырскому саду аббатства Виктория дону Мигелю подошел барон де Ла Рош. При взгляде на ясное лицо эльфа волна дикой ненависти захлестнула графа. Он не смог вымолвить ни слова, чувствуя, как багровая пелена гнева заполняет его разум, а рука поневоле сжимает эфес меча.
  - Его величество передал мне, что вы ищите встречи? - невозмутимо осведомился барон, как будто не подозревая, о чём пойдет речь.
  Ну и наглец! У дона Мигеля судорогой бешенства свело рот.
  - Да, - колко ответил он, - мне хотелось с вами увидеться. И неужели у вас хватит дерзости сказать, что не знаете, зачем мне понадобились?
  - Когда вы хотите увидеть Стефанию? - вопросом на вопрос ответил Рауль, также как бы невзначай сжав рукоять оружия. - Или поначалу назначим место и время нашей встречи?
  Взгляды соперников встретились. Несмотря на ярость, дон Мигель не мог не отметить, что де Ла Рош взбешен даже сильнее, чем он: лёд его глаз говорил об опасности красноречивее угроз.
  - Да я бы с радостью, - шутовски раскланялся перед обидчиком граф, - но король заставил меня едва ли не поклясться, что ни один волос не упадет с вашей головы. Вы ему внушаете невероятную, я бы даже сказал подозрительную симпатию.
  В ответ на язвительное замечание Рауль только сухо кивнул головой.
  - Завтра утром на рассвете я буду вас ждать под стенами аббатства.
  - Нас будет двое! - крикнул вслед уходящей фигуре дон Мигель, но соперник исчез настолько быстро, что было не понятно: услышал он его или нет.
  Всю ночь граф не мог уснуть, раздраженно пересекая из угла в угол свою келью. Разделивший с ним бессонницу Славек тоже волновался перед встречей с графиней.
  Барон дожидался их во главе небольшого отряда. Кавалькада устремилась на север по направлению к герцогству Валуа. Сообразив, что донна Стефания всё это время находилась в нескольких часах быстрой скачки от Парижа, Гачек горестно вздохнул. Кто бы смог догадаться, что барон прячет пленницу во владениях своего погибшего странной смертью сюзерена?
  Чего они ждали: неприступной крепости, заколдованного замка? А это оказалась обыкновенная, правда неплохо укрепленная усадьба с каменным домом да обветшалой сторожевой башней. Казалось, уйти отсюда проще простого: каменный акведук через узкую речушку вёл к простым деревянным воротам, около которых сидел, утонувший в слишком тяжелых латах старик-караульный, и важно шествовали к воде груженные корзинами с бельем прачки.
  На обширном дворе толпились немногочисленные слуги, настороженно поглядывающие на хозяйских гостей.
   Спешившись с коня, Рауль знаком показал гостям следовать за ним. Троица поднялась по крутой скрипучей лестнице к крытой галерее, опоясывающей дом с юга, и вскоре оказалась в небольшой зале с узкими створчатыми окнами. На деревянном резном диване посреди комнаты сидела с младенцем на коленях какая-то красивая дама в синем шёлковом платье. Её волосы были заправлены под плотную белую вуаль, края которой обрамляли нежное прекрасное лицо. Она вскинула на вошедших мужчин встревоженные тёмно-синие глаза, и только тут дон Мигель с Гачеком поняли, что перед ними графиня.
  Де ла Верда слегка опешил. У него было странное чувство, что его каким-то образом обманули.
  Дон Мигель запомнил жену хрупкой нежной девочкой с детским лицом ангела, обрамленного двумя тяжелыми золотистыми косами. Теперь же перед ним предстала сформировавшаяся женщина с соблазнительными формами, которые не портила даже беременность. Красивое лицо пленяло самоуверенным покоем: подобное выражение появляется только у дам избалованных обожанием мужчин. Стефания ничуть не смутилась при виде мужа, словно не было ничего естественнее, чем принимать его в доме любовника, нянча прижитого в блуде ребенка.
  Неизвестно, сколько времени в изумлении простояли бы де ла Верда и Гачек на пороге, если бы не шелест испуганных голосов неподалеку. Внимание графа поневоле привлек этот шум, и он отвел взгляд от жены, чтобы увидеть подобострастно кланяющегося шута, за горбатой спиной которого делали безнадежную попытку укрыться две отнюдь не щуплые женские фигуры. Одну толстуху он знал - это была шлюха из Ульма, а вот вторая....
   Кто бы ни была эта рыжая дебелая деваха, дон Мигель при виде её плутовской физиономии наконец-то смог прийти в себя настолько, чтобы вспомнить, зачем он здесь:
  - Собирайтесь, сударыня, я приехал за вами.
  Стефания упрямо сжала губы, и не подумав подчиниться.
  - Может, вначале поговорим, - и она указала рукой на стоящий неподалеку стул.
  За два года у неё изменился даже голос. Дону Мигелю очень хотелось сбить с жены столь неуместную спесь, но осторожность взяла верх. Неизвестно, что мог вытворить де Ла Рош при виде унижения любимой женщины. А эльфы при желании могли быть очень опасны многое - в этом граф не сомневался.
  - О чём же мы будем разговаривать?
  - Зачем я вам? - в голосе Стефании прозвучала усталость. - Вы вечно в заботах об интересах коронованных особ всей Европы: откуда же взяться времени на жену?
  Интересно, уж не шлюхи ли из борделя Мами научили её так разговаривать с мужчинами? У дона Мигеля потемнело в глазах от гнева. Ладно, когда изощряется в язвительном остроумии Людовик: он - король и имеет на это право. Но неужели его будет тыкать носом в преданность Риму собственная жена?
   - Это неженские дела, мадам, - холодно отрезал де ла Верда, - ваш долг повиноваться своему мужу, не задавая глупых вопросов.
  Желание схватить неверную супругу за волосы и волоком вытащить из эльфийского гнезда стало нестерпимым, но пришлось, скрипя зубами, сдержать свой порыв.
  - Думаю, мы обсудим это позже.
  Стефания вопрошающе повернула голову к Раулю, и только лишь после его согласного кивка поднялась с места. Положив руки на выпуклое чрево, она величаво удалилась в свои покои. За ней стремительно выскочили Хельга, Мадлен и Тибо. Мужчины остались в комнате одни. Барон по-прежнему что-то напряженно разглядывал во дворе, и дон Мигель с ненавистью и злорадством смотрел на его поникшие плечи. Он догадывался, какие чувства обуревают сейчас соперника, но по понятным причинам, сочувствия не испытывал. Пусть побывает в его шкуре!
  Поманив за собой Гачека, граф вышел из дома, решив дождаться супругу снаружи. Де ла Верда, был уверен, что графиня не будет испытывать его терпение и соберётся быстро.
   Вскоре слуги вывели из конюшни лошадей, запрягли их в повозку. С крыльца спустилась с двумя детьми Хельга. Девочку она несла на руках, а мальчик, робко держась за материнскую юбку, спускался самостоятельно.
  Следом, держа на руках младенца, спустилась в сопровождении хмурого Тибо рыжая молодуха, очевидно, ранее упомянутая Мадлен. Последней шествие замыкала, поддерживаемая под руки двумя хмурого вида служанками, закутанная в неизвестные меха графиня. Но села она не в повозку, а подсаженная дворовыми людьми, взгромоздилась на лошадь.
  - Я готова следовать за вами, мессир.
  И Стефания, как ни в чем ни бывало натянула поводья.
  Несколько обескураженные Гачек с графом последовали её примеру, и отряд выехал из ворот замка.
  Странное это было путешествие. Супруги нет-нет, да с любопытством поглядывали друг на друга, но делали это тайком, чтобы не выдать неуместной в данном случае заинтересованности. Надменное суровое молчание казалось им лучшим стилем поведения, а вот сердце противоречило разуму.
  Что ожидал увидеть дон Мигель, выручая свою супругу из плена? Ведь он знал, что она сбегала от барона, пыталась вытравить плод, скрывалась в злачных местах Парижа, поэтому, несмотря на досадные нюансы, всё-таки ощущал себя рыцарем-освободителем томящейся в плену дамы.
  Но Стефания совсем не походила на измученное создание: такую холёную, искрящуюся красотой и несокрушимым здоровьем женщину надо было ещё поискать среди красавиц Европы. Вместо прежней очаровательной робости у неё появилась дико раздражающая супруга уверенная повадка знающей себе цену красавицы. Даже в столь незавидной ситуации Стефания жизнерадостно оглядывала окружающий мир, и на губах её то и дело вспыхивала столь неуместная в данных обстоятельствах счастливая улыбка. И ни раскаяния, ни страха не заметил дон Мигель в своей нагрешившей супруге. По мере приближения к Парижу, он становился всё мрачнее и мрачнее.
   А Стефания действительно была счастлива. Счастлива, что наконец-то отделалась от Рауля и от заточения в странном и по-своему страшном месте. Не может построить нормальную жизнь обыкновенная женщина непонятно с кем... пусть даже с эльфом. Им место в сказках, побасенках старых нянюшек, рассказываемых долгими зимними вечерами у уютного камелька, а не в постели рядом. И пусть дон Мигель не самая приятная личность на свете, но он был ей гораздо ближе, чем сдувающий с любовницы пылинки Рауль. Конечно, супруг дулся и хмуро морщил лоб, но если он прошёл через столько испытаний и, подобно сказочным героям, вызволил жену чуть ли не из-за Зазеркалья, значит, она ему была по-прежнему дорога. Так, по крайней мере, считала Стефания.
  В Париж кавалькада попала к вечеру. С трудом пробираясь по забитым людьми узким улицам Сите, они добрались до дворца кардинала Бурбонского. Стефания тоскливо глянула в сторону Латинского квартала: многое бы она дала, чтобы сейчас очутиться в доме мэтра Метье, но графине де ла Верда лучше бы забыть о существовании практикующего в нищих кварталах доктора - альтруиста.
  Спрыгнув с лошади, после некоторого замешательства граф всё-таки предложил руку жене. Также чуть помедлив, она облокотилась на подставленное плечо и опустила ногу на его колено. Даже будучи на сносях, графиня двигалась легко и изящно. К сожалению, это не вызвало в её муже тёплых чувств.
  Всю дорогу граф напряженно размышлял, что теперь делать с вновь обретенной половиной. По-хорошему надо бы заточить неверную супругу в монастырь: пусть она в молитве и покаянии проведёт время, которое ему понадобится, чтобы закончить дипломатическую миссию. Но де ла Верда боялся оставить Стефанию без присмотра: он не доверял жене, и уж тем более её любовнику. Из французского монастыря барон смог бы извлечь её с легкостью, и потом очень тяжело будет доказать королю, что графиня вновь в плену у де Ла Роша.
   Но и тащить жену с собой через пролив в Англию, у графа не было ни малейшей охоты. Дерзко выпяченный живот Стефании раздражал де ла Верду неимоверно. Он так и не надумал, что делать с ублюдками супруги: вернуть их отцу, пристроить в какой-нибудь монастырь?
  Не успела супружеская пара перешагнуть порог, как их предупредили, что его преосвященство хочет видеть графа. Дон Мигель тяжело вздохнул, на секунду задумался, но потом решительно подал руку супруге:
  - Пойдемте, донна, я представлю вас кардиналу Бурбонскому.
  Кардинал почему-то нервничал, но едва завидев графиню замер, изумленно воззрившись на гостью. Однако потом сработал инстинкт известного всему Парижу волокиты и, вместо того, чтобы покровительственно протянуть ей пастырский перстень, он расплылся в слащавой улыбке:
  - Откуда такая восхитительная красавица в моём доме?
  Граф сделал огромное усилие, чтобы растянуть губы в ответ.
  - Это моя жена, ваше преосвященство.
  И только после этого кардинал благословил коленопреклоненную женщину. Ещё немного полюбовавшись синими глазами гостьи, он вспомнил о делах:
  - Вас срочно вызывает к себе король. И что особенно удивляет - не одного, а именно с супругой. Вам надлежит прибыть в аббатство не позднее, завтрашнего дня.
  - С женой? - не понял граф.
  - Сам поражен, - разделил его недоумение кардинал, не спуская блестящих глаз с красивой гостьи. - Я всегда думал, что ваша супруга в Испании.
  - Нет, она гостила у хороших знакомых в герцогстве Валуа, - невозмутимо пояснил дон Мигель, - а теперь пожелала присоединиться к моему отряду.
  Весь остаток вечера де ла Верда с завидным терпением наблюдал, как кардинал мастерки ухаживает за его женой, развлекая забавными историями о своём короле и пастве. Тёмные глаза его преосвященства ласково поблескивали, рот елейно улыбался: прелат настолько хотел понравиться своей гостье, что невольно пренебрёг её супругом. Но к удивлению дона Мигеля, мрачно взирающего на интриги распутника, Стефания вела себя безупречно. Отстраненно улыбаясь, она слушала пренебрегающего целибатом священника, не забывая изредка вставлять ничего не значащие фразы. И всё-таки было заметно, что ей приятен и собеседник, и его ухаживания. Наверное, это легкое поощрение и вдохновляло красноречие кардинала.
   И буквально ничего в Стефании не осталось от нежной девочки, которую он когда-то в Конствальце сделал своей супругой. Это была незнакомая женщина по какой-то странной прихоти судьбы принявшая облик его исчезнувшей жены.
  'Интересно, что она узнала, находясь рядом с эльфом?' - уныло размышлял дон Мигель. - 'Стефания и раньше задавала массу неудобных вопросов, от которых отдавало ересью. Что же у неё в голове теперь?'
  Его мысли перекинулись на королевское приглашение. 'Откуда король узнал, что я воссоединился с женой? Ответ ясен: только от де Ла Роша. Но зачем Рауль рассказал об этом Людовику? Неужели задумал ещё какую-нибудь каверзу?'
  Поздним вечером, расставшись с гостеприимным хозяином, дон Мигель заглянул в отведенные жене покои.
  Хельга и Мадлен моментально попрятались, едва завидев на пороге хозяина,
  Стефания уже в ночной рубашке готовилась ко сну, расчесывая волосы перед зеркалом. Она вспыхнула от смущения, завидев мужа, и торопливо накинула на плечи косынку. Графа даже позабавила эта демонстрация стыдливости столь уронившей себя распутницы.
  Он подошёл к супруге и задумчиво пропустил сквозь пальцы теплые пряди её золотистых волос. Только завидев это переливающееся золотое руно, де ла Верда утвердился в мысли, что это именно его жена, а не подсунутый коварным эльфом призрачный фантом.
  - Ваши волосы по-прежнему напоминают золото, дорогая.
  Но вздрогнувшая под его рукой юная женщина не оценила этого жеста примирения, опасливо отшатнувшись. Её реакция была расценена графом как новый акт неповиновения, став последней каплей, истощившей терпение дона Мигеля.
  - Вы так самоуверенны, так спокойны! - взревел он, отдергивая руку. - Неужели не боитесь гнева Господня? Было более уместным, если бы я застал вас кающейся на коленях и с опущенной головой, но похоже, что вас не мучают угрызения совести. Это неуважение ко мне как к супругу или диковинное упорство в грехе?
  Стефания испуганно втянула голову в плечи, инстинктивно обхватив руками чрево.
  - Вам хочется увидеть меня на коленях? Извольте!
  И прежде чем граф успел что-либо сказать в ответ, покаянно согнув голову, она встала перед ним на колени. Жена сделала, как он хотел, но эта нарочитая покорность взбесила дона Мигеля сильнее открытого неповиновения. Сжав зубы, он грубо обмотал навсегда погубившие его жизнь пряди волос вокруг запястья и подтянул голову блудницы к своему лицу. Глаза супругов скрестились в молчаливом поединке: чёрные уголья насквозь прожигали испуганную синеву.
  - Нет, - зло протянул де ла Верда, - это не раскаяние, это вызов! Откуда же в вас такая люциферова гордыня? Почему не желаете признать всей глубины своего падения? Неужели мне придется предпринять чрезвычайные меры, чтобы вы осознали всю мерзость своего греха?
  От такой угрозы у женщины гулко забилось сердце.
  - Что вы хотите от меня? Как я должна выразить раскаяние? Начать себя бичевать? Но я жду ребенка!
  Как ни странно, но упоминание об этом обстоятельстве привело в себя разошедшегося супруга.
  - Не обязательно напоминать о том, чего я и так не в состоянии забыть, - он резко оттолкнул её от себя.
  Дон Мигель пошёл к выходу, и уже на пороге глухо заявил:
  - Завтра вы предстанете перед королем Людовиком. А потом я поставлю вас в известность относительно нашего совместного будущего.
  Граф прекрасно осознавал, что больше всего ему хотелось придушить непокорную распутницу. И возможно это было лучшим выходом из положения. Но завтрашняя аудиенция у Людовика связала ему руки, не дав воли обуревавшему его бешенству. И всё же де ла Верда не смог удалиться на покой, пока не выплеснул гнев хотя бы на голову уже спавшего секретаря. Тайком зевающий Гачек устало наблюдал за мечущимся по его спальне невменяемым от злости графом.
  - Я женился на наглой и бесстыжей шлюхе! - кричал он на клюющего носом Славека, - Неужели вы опять кинетесь её защищать?
  Но секретарь и в мыслях этого не держал, благоразумно помалкивая, хотя де ла Верда не нуждался в его репликах. Ему было достаточно собственного гнева.
  - Стефания не имеет даже представления о женской стыдливости, верности мужу и преданности своему сеньору. Грязная, распутная тварь! Блудница!
  Прокричав ещё десятка три оскорблений, он выскочил из спальни секретаря, оставив Славека обеспокоенным за судьбу и без того достаточно настрадавшейся женщины.
  'Что же ему теперь придёт в голову?' - всю ночь проворочался с боку на бок Гачек. - 'Как мне защитить донну Стефанию и помирить графа с женой?'
  Однако утро принесло графской чете такие сюрпризы, что все их претензии друг к другу показались не стоящими внимания мелочами.
  
  
  АББАТСТВО ВИКТОРИЯ.
  Кардинал Бурбонский любезно вызвался сопровождать супругов до резиденции короля. Это было весьма любезно с его стороны, но прелат слишком много внимания уделял графине. Не доверяющий святости этого клира пастырей, дон Мигель насторожился: не хватало только к одной паре рогов прибавить вторую! Впрочем, наверное у него разыгралось воображение: вряд ли у кардинала было настолько плохо с головой, чтобы он взялся соблазнять жену в присутствии супруга.
  Здорово действовала на нервы и сама Стефания. Она выглядела возмутительно прекрасной, особенно для женщины, которую муж уличил в преступном прелюбодеянии. Графу было невдомек, что когда он ушёл, жена горько расплакалась, а из углов повылезала спрятавшаяся от господского гнева прислуга.
  - Полноте, - расстроено гладила госпожу по сотрясающимся плечам Хельга, - всё обойдется!
  Мадлен была более деловита.
  - Граф - всего лишь мужчина, и все неприятности кончатся, когда вы ему об этом напомните,- убежденно заявила она. - Так уж устроен мир, что соблазнительным женщинам они прощают всё. Нужно только приложить усилия.
  - Нет смысла испытывать страх - как все мужчины, граф носит сердце в штанах, - охотно подтвердил и высунувшийся из-под полога кровати Тибо.
  Большую часть ночи графиня провела в руках своих опытных служанок, изо всех сил старавшихся сделать свою госпожу более привлекательной для мужа, и не их вина, что на эту приманку вместо графа клюнул кардинал. Зато неуместное внимание последнего свело к нулю все шансы Стефки помириться с мужем. Как говорится, благими намерениями услана дорога в ад.
  И как будто им было мало неприятностей: в аббатстве супругов ждали новые сюрпризы.
  По прибытии дону Мигелю приказали ждать в преддверие большого зала приемов, пока заседающий со своими советниками король не пожелает увидеть графскую чету. Де ла Верда насторожился в предчувствии каких-то каверз: сама процедура ожидания весьма напоминала вызов на королевский суд, но он никак не мог сообразить - по какому поводу? Разве что де Ла Рош пожаловался сюзерену, что у него отняли любовницу?
  Супруги прождали в тёмной и тесной приемной больше часа, прежде чем распорядители пригласили графа в зал заседаний, велев его супруге подождать своей очереди.
  Когда де ла Верда вошёл в зал, то с мрачной покорностью судьбе увидел окруженного прелатами короля на тронном возвышении. Значит, он всё-таки попал на заседание королевского суда.
  Кстати, за спиной Людовика маячил и кардинал Бурбонский. Выделялась из толпы также фиолетовая ряса постоянного папского легата при дворе - епископа Алессандро Фрачелло. Дон Мигель быстро обменялся с прелатом многозначительными взглядами: его преосвященство чуть кивнул головой, подтверждая, что на него можно рассчитывать. Здесь же толпились советники короля, его маршалы и коннетабль. Среди кучки придворных граф разглядел и скромно притулившегося у стены Рауля де Ла Роша. Но не успел де ла Верда толком осмотреться, как раздался громкий голос королевского бальи:
  - Граф Мигель Хуан де ла Верда де Сегорбе дель Кампо дель Арто. Вы вызваны на королевский суд в связи с жалобой вассала Генриха Моравского - графа Ярослава Палацкого.
  И только после этих слов граф разглядел сидящего слева от королевского трона разодетого в узорчатую парчу Генриха, за спиной которого маячил бывший жених его дражайшей супруги.
  Всякое видел в своей жизни де ла Верда, но сейчас оторопел, не в силах понять: каким образом эти люди появились на его жизненном пути именно в тот момент, когда нашлась Стефания? Почему не предъявляли своих претензий раньше? Казалось, ответ был ясен, и всё-таки дону Мигелю было невдомек, каким же образом вездесущий нехристь Рауль науськал на него и короля, и Генриха Моравского, и бывшего женишка супруги?
  'Всемогущий Боже, да если бы я мог хоть на миг представить, что меня ждёт в браке со Стефанией, не только не стал бы отбирать невесту у Палацкого, а на руках оттащил её к жениху!'
  - В чём же меня обвиняет граф Палацкий? - мрачно осведомился дон Мигель.
  - Граф обвиняет вас в похищении его невесты, в клятвопреступлении, и требует Божьего суда!
  Де ла Верда встретился взглядом с темными глазами Генриха, потом устало покосился на яростно взирающего на него Палацкого. Этим людям было невдомек, что брак с этой бабой - уже Господне наказание, безо всякого суда! И вот, пожалуйста, предстояло ещё и с оружием в руках защищать право, от которого бы с превеликим удовольствием избавился.
  - Действительно, я похитил почти три года назад невесту у графа, - сдержанно признал де ла Верда очевидное. - Оправданием мне может послужить лишь страсть, которую я испытывал к своей будущей жене. Но причем здесь клятвопреступление?
  Бальи торжественно пояснил:
  - Граф и его сюзерен - принц Генрих утверждают, что вы солгали, поклявшись, что вступили со своей будущей супругой в брак и сумели завершить его. Тогда как венчание состоялось в присутствии большого числа свидетелей на территории епископства Страсбургского только пять месяцев спустя.
  Дон Мигель в досаде прикусил губу, вспомнив о Конствальце. Ему тогда захотелось порадовать Стефанию: ведь свадьба для любой женщины главное событие в жизни. Сентиментальный дурак! Для этой шлюхи каждый придорожный куст - алтарь.
  - Граф Палацкий, у вас имеются свидетели этого утверждения? - между тем, тихо осведомился король.
  - Да, ваше величество, - поклонился Ярослав,- я шаг за шагом проделал путь папского посольства и выяснил, что брак был заключен в замке Конствальц. Барон фон Гугенштейн согласен подтвердить это.
  - Барон фон Гугенштейн!
  Перед собранием оказался высоченный толстяк. Дон Мигель его едва помнил, но он точно был среди гостей на его свадьбе: такую курьезную физиономию захочешь, и то не забудешь!
  - Барон, - обратился бальи к толстяку, - вы можете подтвердить, что были свидетелем венчания графа де ла Верда и девицы Стефании Лукаши?
  Гугенштейн напыжился от важности и так гаркнул в ответ, что присутствующие поморщились.
   - Клянусь святыми мощами великомученицы Катерины, что присутствовал при венчании графа с дамой Стефанией. О завершении брака именно в ту ночь красноречиво поведала простынь новобрачной, ради которой его светлость велел спустить свой собственный штандарт. Она развевалась над округой все дни, которые граф провел с молодой женой в своем замке.
  В зале раздался ропот возмущенных голосов. Над головой де ла Верды собиралась нешуточная гроза: наказанием за клятвопреступление в ту далекую эпоху могла стать и смерть.
  - Прошу тишины, - прикрикнул король на подданных, и с ласковостью поймавшего мышь кота взглянул на побледневшего дона Мигеля. - Что вы можете сказать в своё оправдание, граф?
  Дон Мигель хмуро хмыкнул. Что он может сказать в оправдание? Весьма много. Не переслушаете!
  - Это было повторное венчание, - сухо заявил он, - мне хотелось повторить обряд без спешки и в более торжественной обстановке.
  - Может, и девицу вы лишили невинности повторно, - не выдержав, съязвил принц Генрих, - есть ли у вас свидетели, могущие подтвердить, что имело место первое венчание?
  Дон Мигель раздражённо перевел дыхание. Всё это было так некстати!
  - Свидетелем является епископ Братичелли, но его здесь нет: его преосвященство в Англии.
  Лицо Генриха исказилось нескрываемым злорадством.
  - Значит, у вас нет свидетелей?
  Де ла Верда смерил напыщенного мальчишку презрительным взглядом: принцу всегда не хватало выдержки.
  - Подтвердить мои слова может находящаяся здесь графиня де ла Верда.
  - Пригласите сюда графиню, - приказал король, поудобнее устраиваясь на троне.
  Дон Мигель с горечью отметил, что эта история развлекает Людовика. Трудно понять, что двигало королем, когда он решил вынести столь деликатный и частный вопрос на всеобщее обсуждение, но граф догадывался, что всему виной философский камень, о котором его величество расспрашивал несколько дней тому назад. Очевидно, король затаил обиду за его дерзкие ответы.
  Между тем, в зале появилась графиня. Вот где пригодились ночные труды служанок, и Стефка смогла предстать перед столь значительным собранием во всем блеске своей красоты.
  На женщине было синее шелковое платье-роб, расшитое по подолу золотом и отороченное по моде того времени мехом куницы, оно подчеркивало её беременность особыми складками под грудью. Голова была закутана в тончайшую, пропущенную под подбородком белую вуаль, придерживаемую двойным валиком из светло-розового шелка. Это обрамление искусно подчеркивало её изысканно утонченную и светлую красоту, делая синие глаза прозрачными, а кожу лица особенно нежной. Ангел, да и только! По залу, заполненному сплошь мужчинами, прокатился всеобщий восторженный вздох, сменившийся рокотом восхищенных голосов.
  - Да,- задумчиво потеребил подбородок Людовик, внимательно рассмотрев женщину, - вы, граф, повторили участь Париса, укравшего Елену Прекрасную.
   'И неприятностей собрал на свою голову не меньше человека, загубившего целое государство ради сомнительного удовольствия стать прелюбодеем!' Сравнение де ла Верде отнюдь не польстило.
  - Царь Менелай был мужем украденной дамы, а граф Палацкий только женихом! - счёл нужным заметить дон Мигель.
  Тем временем два пажа поставили для беременной графини итальянское кресло, на которое она и опустилась, одарив присутствующих безмятежной улыбкой. Но когда её глаза выделили из толпы придворных Генриха и Ярека, Стефка засветилась радостным волнением. Это были люди из её прошлого - такого незамутненного, что оно не могло не вызвать ностальгии даже по бабке Анельке. В конце концов, жизнь показала, что суровая пани Лукаши была во многом права. И если бы внучка внимательнее прислушивалась к словам старухи, может и не оказалась бы замешана в столь дикую историю.
  - Дама Стефания, графиня де ла Верда, - между тем вопрошал бальи, - можете ли вы подтвердить, что в замке Конствальц над вами был проведен повторный обряд венчания?
  - Да, - удивилась вопросу женщина. - В первый раз нас обвенчали в ту ночь, когда меня выкрали из дома барона Збирайды, а во второй - в замке Конствальц пять месяцев спустя.
  - Вот видите, - вступил в разбирательство папский легат, - по всем законам нашей матери церкви донна Стефания является настоящей женой достойного гранда. И в этом месте обвинение в клятвопреступлении является необоснованным.
  - А как же насчет завершения брака? - возразил принц Генрих, и тотчас мягко обратился к женщине. - Пани Стефания, когда был завершён ваш брак?
  Графиня смущённо поникла под перекрестным огнём мужских глаз. Есть ли совесть у этих людей? Мало того, что её простынь когда-то развевалась над всей округой Конствальца, так теперь ещё вопрос об этом прозвучал на все французское королевство.
  На защиту женской стыдливости вновь выступил папский легат.
  - Этот вопрос неуместен, - упрекнул он принца, - так как оскорбляет женскую стыдливость высокочтимой донны.
  - Пани уже два года живет супружеской жизнью, беременна: так что же постыдного в вопросе о том, когда это случилось в первый раз? - живо возразил Генрих. - Мы же не заставляем её рассказывать о подробностях брачной ночи: пусть просто назовет дату и место.
  Дон Мигель обреченно кивнул головой супруге.
  - Я не припомню точно число, но это произошло во время остановки в Конствальце! - послушно ответила Стефка.
  И тут раздался разъяренный крик. Покрасневший, с бешено сверкающими глазами граф Палацкий вышел на середину зала и бросил к ногам де ла Верды свою перчатку.
  - Вы, сударь, бесчестный человек, насильник и похититель чужих невест! Я вызываю вас на поединок чести! - громко крикнул он, обращаясь к дону Мигелю.
  Но граф не особо отреагировал на выходки наивного мальчишки: его больше интересовал подпирающий стену Рауль. Некрасиво решать свои проблемы чужими руками! Впрочем, что взять с эльфа? Теперь граф твёрдо уверился: они - сатанинские отродья! Но нужно было ответить на вызов недоумка Палацкого:
  - Да будет так! - поднял перчатку дон Мигель.
  - Что же, - сухо согласился Людовик, - если вы решили спор о прекрасной даме предоставить Божьему суду, я не буду препятствовать вашему желанию при помощи оружия доказать свою правоту.
  Дон Мигель усмехнулся про себя. Он знал, с каким презрением относится король к рыцарским поединкам. Ему рассказывали, как однажды Людовик в издёвку прислал на ристалище переодетого мясника и громко ему аплодировал, когда тот побивал рыцарей. Но сегодня король почему-то счёл нужным изобразить из себя покровителя рыцарских доблестей.
  - Спешу заметить, - к счастью, упорно гнул свою линию епископ Алессандро Фрачелло, - что независимо от исхода поединка дама Стефания является законной супругой графа де ла Верда, со всеми вытекающими из этого последствиями. И граф Палацкий не имеет никаких прав на графиню лишь на том шатком основании, что когда-то давно был обручен с этой женщиной.
  Дон Мигель облегченно вздохнул. Хотя бы здесь он мог быть спокоен за свои тылы. Рим не дает своих клевретов в обиду.
  - Но... - попытался возразить Генрих, но его перебил кардинал Бурбонский.
  - Церковь их связала и теперь только смерть сможет разлучить.
  - Бесспорно вы правы, кардинал, - поставил точку в затянувшемся споре и король. - Поединок назначаю на завтра: вблизи аббатства есть турнирное поле.
  Казалось бы, все вопросы были исчерпаны, но неожиданно Генрих обратился к Людовику с просьбой:
  - Крестный отец и опекун пани Стефании барон Збирайда попросил меня задать своей крестнице несколько вопросов. Не окажет ли ваше величество милость, разрешив поговорить с графиней?
  Это ещё что за интриги? У дона Мигеля сжались кулаки. Похоже, по мнению всех распутников Европы, его лоб - самое подходящее место для рогов. К его облегчению, король в этой ситуации оказался на высоте:
  - Мне жаль отказывать в просьбе, но у замужней женщины есть только один сеньор - её муж, и только он может разрешить или запретить ей встречу с вами.
  Головы присутствующих обернулись в сторону дона Мигеля. Конечно, он бы запретил опасную болтовню, но графу не хотелось показывать всему собранию, насколько не доверяет своей половине.
  - Я ничего не имею против беседы принца Моравского с моей женой в присутствии третьих лиц, - дал согласие граф, и тут же добавил,- но у меня, в свою очередь, есть вопрос к нему.
  Генрих высокомерно кивнул головой.
  - Прошло почти два года с того дня, как я похитил высокородную девицу. Почему именно сейчас вы сочли нужным предъявить свои претензии? - язвительно осведомился де ла Верда.
  Стефания внимательно наблюдала за происходящим, пытаясь понять, что происходит. С её места был хорошо заметен стоящий у стены Рауль, видела она и яростно нападавшего на мужа принца, и уж, конечно, багровое лицо разгневанного Ярека.
  Сейчас Стефка только недоумевала, чем же он так нравился ей когда-то: прошедшие годы почти стерли из души образ когда-то боготворимого жениха. Женщина больше тосковала по чувству, испытываемому к нему, чем по самому Ярославу.
  Трое мужчин занимавших немалое место в её жизни собрались сегодня в зале приемов, и каждому нужна была не столько она, сколько собственная гордость и уязвленные амбиции.
  А вот дона Мигеля больше всего бесила незаметная фигура эльфа у стены: своим вопросом он именно его хотел вытащить на всеобщее обозрение. Но только сообщники не собирались выдавать Рауля.
  - Всё это время мы не знали, где графиня, - пояснил принц,- почему-то вы не посчитали нужным представить свою жену ко двору ни в Англии, ни во Франции?
  А вот теперь он и пощекочет нервы бесцветному умнику, вообразившему себя хитрее всех.
  - Донна Стефания гостила в доме дамы Маргариты - крестной матери барона Рауля де Ла Роша, - громко заявил де ла Верда, и со злорадным удовлетворением увидел, как все присутствующие оборачиваются к эльфу.
  'Вот так-то, дружок, - ехидно улыбнулся он,- тебе не удастся отстояться в стороне, столкнув нас всех лбами. Я вытащу тебя из тени!'
  Но тут неожиданно насторожился Людовик: очевидно, и у него возникли какие-то подозрения:
  - Значит, графиня была в гостях у мадам Маргариты де Гатинэ?
  - Да, ваше величество!
  А что Рауль ещё мог сказать? Впрочем, короля вполне устроил и этот сверхлаконичный ответ.
  - Ладно,- произнес он, поднимаясь с трона, - это дело пора заканчивать! Граф, назначьте доверенное лицо, которое будет присутствовать при беседе вашей жены с принцем и разойдемся.
  - Его преосвященство Алессандро Фрачелло, - дон Мигель обменялся с епископом знаками.
  Разговор состоялся в саду аббатства. Генрих и Стефка неторопливо прогуливались по дорожке между покрытыми первой зеленью кустами. В двух шагах от них шествовал в своих фиолетовых одеяниях епископ. Он благочестиво перебирал в руках четки и, казалось, мыслями был очень далек от пары молодых людей.
  Стефка с неловкостью поглядывала на бывшего сюзерена. Генрих показался ей меньше ростом, чем в пору её пребывания при моравском дворе, да и менее привлекательным. Например, его тонкие ноги, которые придворные льстецы называли 'стройными', девицы из заведения Мами окрестили бы 'лягушачьими лапками'. К тому же, непонятно по какой причине, но его светлость прочно ассоциировался у неё с бабкой Анелькой. Соответственно о ней был и первый вопрос.
  - Могу ли я спросить вашу светлость о моей бабке - пани Анельке из Лукаши?
  Какая-то древняя старуха интересовала принца мало: он собственно даже не знал - жива ли она? Но посчитал, что не будет особенного греха, если он слегка приукрасит действительность.
  - Пани Анелька больше всего на свете желала бы прижать вас к своему сердцу.
  Стефания недоверчиво покосилась на Генриха. Анелька и объятия? Она ни разу не видела на её суровом лице даже тени улыбки. Между тем, принц продолжал сыпать комплиментами:
   - После того как вы покинули наш двор, маркграфство так и не оправилось от потери. Вы тоскуете по дому?
  Да, она тосковала по Лукаши и особенно по густым елям и солнечным полянам Чёрного леса, но никак не по Брно. Тем не менее, Стефка улыбнулась в ответ.
  - Нет места лучше Чёрного леса. У вас есть какие-нибудь известия о моём крестном, сестре и мачехе?
  - Пани Мария повторно вышла замуж за моего церемониймейстера. Вашу же сестру - пани Елену опекает барон Збирайда. На следующий год мы ждем её ко двору и надеемся, что она не обманет наших ожиданий. Кстати, именно о её будущем я хотел бы с вами поговорить.
  Стыдно признаться, но за всё время разлуки Стефка ни разу не вспомнила о сестре. Когда она покинула дом, Еленка была совсем маленькой, да и разница в положении не давала им особенно сблизиться. Пани Мария обожала свою дочь и не любила, когда к той приближалась падчерица. И вот теперь принц заговорил о Елене.
  - Но что я могу сделать для своей младшей сестры? - удивилась Стефания.
  - После смерти отца, вы как старшая дочь унаследовали Лукаши,- пояснил Генрих,- но обстоятельства вашего замужества не позволили обсудить вопрос о приданом. И хотя сейчас ваша сестра на иждивении пана Ирджиха, на следующий год у неё уже может появиться жених. Что вы дадите в приданое сестре: деньги или земли? Позаботиться о пани Елене - ваша обязанность старшей сестры.
  Стефка в растерянности поглядела на принца. Она, конечно, часто вспоминала старый замок и грустила по нему, но никогда не воспринимала Лукаши как свое ленное владение. Это было царство пани Анельки и, казалось, настолько неразрывно связано с ней, что после смерти бабки должно также опуститься в могилу.
  - Все имущество графини принадлежит её сеньору, - собеседники вздрогнули от внезапного напоминания, что они не одни, - и только дон Мигель может решить, как им необходимо распорядиться. Завтра после поединка и обсудите с ним этот вопрос.
  И его преосвященство решительно присоединился к собеседникам.
  Принц недовольно взглянул на епископа, но тот и бровью не повел, сунув под нос Генриху пастырский перстень. И Стефка, чопорно поклонившись бывшему сюзерену, покорно последовала за фиолетовой сутаной.
  - Принц проявляет к вам повышенное внимание, дочь моя, - недовольно проворчал прелат.
  Графиня удивилась: она не заметила со стороны Генриха особого интереса, но спорить не стала. Всё равно ничего не докажешь, ведь мужчины столь упрямы.
  По дороге в отведенную ей келью Стефка заметила в одном из внутренних двориков аббатства мужа, увлеченно рубящегося на мечах с Эстебаном. Дон Мигель, завидев епископа и жену, приостановил тренировку.
  - И что Генриху было надо? - тяжело дыша и смахивая пот со лба, спросил он.
  - Обратить на себя внимание, - буркнул легат.
  Де ла Верда согласно кивнул головой, подозрительно покосившись на супругу.
  - Ваше преосвященство, - попросил он, - если я буду завтра ранен или того хуже убит, сразу же возьмите под опеку святого престола и мою жену, и мои бумаги. Особенно те документы, что хранятся во дворце кардинала Бурбонского. Короля обуяла опасная блажь создать философский камень, и какой-то недруг вбил ему в голову, что я владею этой тайной. Людовик может сунуть нос в мой архив именно по этой причине, но наткнётся на документы, которые читать ему ни в коем случае нельзя.
  Епископ понимающе кивнул головой.
  - Так вот в чём дело, - проницательно протянул он, - а я всё недоумевал, зачем Людовик устроил этот балаган? А что нужно варварам из Моравии?
  Стефка обиделась за земляков, но озабоченных мужчин мало волновали её чувства. Они обсуждали свои дела, словно она была лишь набитым соломой чучелом для тренировок с мечом.
  - Очередная интрига Генриха, - раздраженно отмахнулся дон Мигель. - Он вбил себе в голову, что увлечен моей женой. Не надо позволять ему ввергать в грех и себя, и графиню.
  Алессандро Фрачелло иронично хмыкнул, покровительственно похлопав собеседника по плечу.
  - Сражайтесь смело, сын мой, и ни о чем не беспокойтесь. Я обо всем позабочусь.
  Дон Мигель с обнаженным мечом вернулся к Эстебану. Епископ же, цепко ухватив графиню за локоть, потащил за собой. Покорно семенящая за его сутаной Стефка услышала за спиной звон вновь скрестившегося оружия.
  - Завтра на протяжении всего поединка вы ни на шаг не отойдете от меня, чтобы не случилось, - между тем сурово поучал её прелат. - Ваш муж - умный человек и никогда не будет беспокоиться попусту.
  Его преосвященство был настолько властной натурой, что сразу стало понятно: ослушаться такого невозможно. Правда, Стефка не понимала: что ей может угрожать в резиденции самого короля? Какие опасности?
  Утро следующего дня выдалось не самым лучшим для поединка: сквозь палевую дымку хоть и пробивалось солнце, но земля пропиталась густой влажной росой. Трава ристалища была не только мокрой, но и окутанной рваным молочным туманом, над которым возвышались закованные в латы всадники.
  Турнирное поле в этот раз оказалось очищенным от обычно разделяющего его барьера. Пусты были и трибуны для дам, и ряды для простых болельщиков. Только на главной трибуне сидел сам король, а вокруг сюзерена скучились несколько человек из ближайшего окружения. По правую руку Людовика расположился Генрих Моравский со своей свитой, одетой в цвета моравского дома, за ними толпились ещё какие-то малозначимые зеваки. По другую руку короля в обществе епископа восседала и сама Стефания, плотно окруженная его людьми. Чувствовала она себя не лучшим образом, волнуясь неизвестно за кого - то ли за Мигеля, то ли за Ярека, а скорее всего, за обоих разом. Зачем вообще нужны эти поединки, какой в них смысл? Можно подумать, что ударом меча можно вернуть назад её любовь к Ярославу или переделать судьбу.
  Стефка огорченно разглядывала застывших на ристалище всадников, шепча про себя охранительные молитвы.
  - Как вы относитесь к этому противоборству, дочь моя? - неожиданно поинтересовался, нагнувшись к её уху, епископ.
  - Как к величайшей глупости! - откровенно ответила она. - Я не понимаю смысла происходящего. Допустим, Ярослав даже убьёт моего мужа, но я всё равно никогда не стану его женой.
  - Но он может этого не знать, - заметил собеседник.
  - Тогда прежде чем всё это затевать, надо было осведомиться о моих чувствах. Нельзя повернуть реки вспять.
  - Граф Палацкий должен отомстить за унижение и восстановить попранную честь.
  Стефка глубоко вздохнула. Конечно, честь для мужчин дороже жизни, и чтобы её удовлетворить, в порядке вещей заставить беременную женщину участвовать в кровавой расправе, пусть и в роли зрительницы.
  На ристалище были вывешены гербы и цвета сражающихся рыцарей - красный с чёрным испанца и палевый с белым Палацкого. Но на гребне шлема Ярослава развевались два голубых и одно белое страусовое перо - любимые цвета Стефки. Присутствующие на поединке люди знали язык рыцарской символики и понимали, что это демонстрация чувств к прекрасной графине, объявление себя её рыцарем и защитником. У Стефки и так-то были далеко не лучшие отношения с мужем, и она хорошо представляла, в какой ярости находится сейчас дон Мигель.
  Но вот герольды протрубили в трубы и судьи заняли свои места. Всадники разъехались на противоположные стороны поля и схватили протянутые оруженосцами тяжелые копья. Подчиняясь следующему резкому звуку труб, рыцари поскакали навстречу друг другу. Раздался треск: щит де ла Верды оказался разбитым, и он тяжелым железным кулем свалился с лошади. Пока Палацкий по инерции мчался на противоположный край поля, чтобы развернуться и вновь напасть на врага, ловкие оруженосцы быстро подняли своего господина с земли. И испанец, крепко расставив ноги, поднял двумя руками тяжелый меч в ожидании противника. Палацкий, увидев это, вынужден был также спешиться.
  Стефка задохнулась от волнения: ей моментально стало плохо. Неподалеку появился Рауль и с тревогой посмотрел на бледную женщину. Что же, по крайней мере, хотя бы одному из находящихся здесь мужчин было дело до её чувств, и Стефка, вымученно улыбнувшись, дала понять любовнику, что держит себя в руках.
  А на ристалище продолжался поединок: тяжёлые, неуклюжие в стальных латах соперники отчаянно рубились мечами с такой силой, что клинки высекали искры.
  Дон Мигель был искуснее противника, но Палацкий вёл бой гораздо напористее. И видимо всё в этот день было против испанца, потому что сделав неудачный выпад, де ла Верда поскользнулся на мокрой траве и, потеряв равновесие, неожиданно упал. Ликующе закричавший Ярослав поначалу рубанул его по инерции по плечу, а потом, высоко вздернув меч, приготовился пронзить грудь противника.
  Стефка от ужаса едва ли не взлетела над своим креслом.
  - Нет, - вырвался из её груди пронзительный крик, - Ярек, не убивай его!
  Палацкий повернул голову в сторону женщины, и ей даже показалось, что она видит как светятся его глаза в прорезях шлема. Прошло мгновение, показавшееся вечностью людям, замершим в ожидании исхода боя. Привстали со своих мест даже король с принцем.
  Но в воцарившейся тишине Ярослав покорно убрал меч от груди поверженного врага и преклонил колено перед трибуной своей дамы. В этот напряженный момент над ристалищем прогрохотала такая отборная ругань на неизвестном языке, что все изумленно повернули головы к Генриху, облегчавшему таким образом свою душу. Король Людовик хотя и не понял, что конкретно говорит его гость, но всё-таки успокаивающе похлопал его по плечу.
  - Выигравшим поединок чести объявляется граф Ярослав Палацкий, милостиво решивший оставить жизнь побежденному графу Мигелю Хуану де Ла Верда де Сегорбе дель Кампо дель Арто! - прокричал герольд, и только тут к лежащему на траве истекающему кровью испанцу кинулись его оруженосцы.
  Но это Стефка видела уже сквозь серую дымку: ей стало совсем плохо.
  - Ваше преосвященство, - прошептала она, одной рукой хватаясь за живот, а другой за рукав сиреневой сутаны, - помогите: мне дурно.
  - Ещё бы, дочь моя, ещё бы, - пробормотал тот, заботливо подхватывая клонящуюся к земле женщину. - Ваше положение не для таких зрелищ.
  - Он жив? - спросила Стефка, отчаянно борясь с тошнотой и наплывавшей черной мглой, но так и не дождавшись ответа, упала в обморок.
  Очнулась графиня от покачивания носилок, фиолетовый цвет которых указывал на принадлежность епископу. Голова кружилась, очень хотелось пить, но превозмогая слабость, она высунулась из-за занавесок. Вооруженный отряд всадников в нарамниках жёлтых папских цветов и под папским знаменем вез её по лесной дороге.
  - Куда меня везут? - спросила она сопровождающего носилки воина.
  - По приказанию его преосвященства в монастырь, ваша светлость! - почтительно склонил тот голову.
  Но это был не самый главный вопрос.
  - Чем закончился поединок для моего мужа?
  - Его светлость тяжело ранен в плечо, - ответил всадник, и заметив как она побледнела, торопливо добавил, - за ним хороший уход, не волнуйтесь, донна. Епископ решил, что вам будет спокойнее в обители среди сестёр-монахинь.
  Стефка с тяжелым вздохом откинулась на подушки сидения.
  Опять дорога. Но она хорошо помнила, что именно об этом шёл разговор между легатом и мужем накануне поединка. Очевидно, епископ просто выполнял договоренность с доном Мигелем, поэтому нужно успокоиться и ждать дальнейших распоряжений супруга.
  
  
  ДЕ-ЛЕР-ДОРАТ.
  Монастырь Де-Лер-Дорат располагался неподалеку от Реймса на живописном берегу Марны. Его нарядные белые башенки горделиво возвышались над округой, органично вписываясь в холмистый пейзаж. Хотя монахинь в обители оказалось немного - всего около двух десятков, но здесь ещё жили пятнадцать послушниц. Среди них выделялись четыре юные девицы на выданье. Их, чтобы поднабраться хороших манер до замужества, определили в обитель родители.
  Вот эти девушки и развлекали знатную гостью в её просторной келье. Жизнь в монастыре казалась им скучной, а для Стефки она мало отличалась от существования в замке Рауля. Молитвы, прогулки по саду, вышивание и шитье для монастырских нужд - привычная рутина, если бы не щебечущая юная стайка, пышущих здоровьем девиц.
  Стефке было приятно их присутствие. Ещё не постигшие разочарований в жизни девочки приятно скрашивали её досуг и отвлекали от мрачных мыслей.
  - Вы видели самого короля? - приставали они к ней с вопросами. - Какой же он?
  - Одно слово - 'король'! - улыбнулась графиня.
  - А он красивый?
  - Красивыми положено быть принцам, а не королям. Государь должен быть мудрым и мужественным - всего этого в достатке у Людовика.
  - А ваш муж красивый?
  - О, да, - здесь Стефка даже не покривила душой.
  Монастырь был местом уединенным, но даже до его высоких стен доходили слухи, волнующие эту глубокую провинцию не менее чем Париж.
  - Говорят, испанец похитил вас накануне свадьбы буквально из-под носа жениха? - сверкнула глазами одна из послушниц - рыжеволосая пышнотелая Аннет. - Как это романтично!
  - Я бы так не сказала,- тяжело вздохнула графиня, - представьте: вы всем сердцем любите шевалье, через день свадьба и вдруг какой-то незнакомец вас похищает. Это очень больно и неприятно.
  - Но рассказывают, что ваш жених отомстил графу за оскорбление, поразив его мечом на поединке, - заметила красавица Бланка - блондинка с карими глазами.
  - Право слово, и в этом мало приятного. Я беременна, и вдруг в моём присутствии пытаются убить супруга, - Стефка нервно сжала руки. - За два года я забыла бывшего жениха, и уже не испытываю к нему прежней любви.
  Девушки притихли. Они были совсем ещё наивными и не понимали, что чувства - самая непостижимая вещь на свете.
  - Эти сороки вам не надоели, мадам Стефания? - вошла в келью настоятельница - полная добродушная женщина средних лет. - Ну-ка, болтушки, помогите сестре Адель в саду!
  Опасавшиеся матушки-настоятельницы девушки быстро убежали.
  - Зря вы их прогнали, - грустно улыбнулась графиня, - пусть бы сидели. Мне так отрадно на них смотреть. Хорошо быть юными, у которых всё ещё впереди: и любовь, и разочарования.
  - Ваш муж обязательно поправится, - по-своему истолковала её печаль аббатиса, - мне прислали эстафету, что граф пришёл в себя и идёт на поправку.
  Стефка облегченно перевела дух. Отношения с мужем у них были весьма запутанные, но смерти она ему не желала.
  По приказу епископа в монастырь доставили её сундуки с платьями, и женщина получила разрешение находиться в обители в мирской одежде. Послушницы с наслаждением копались в нарядах, рассматривая изысканные узорчатые ткани любимых Стефанией синих и голубых оттенков, восхищались тонкими воздушными вуалями, драгоценностями из шкатулки. Всё это были вещи с любовью подобранные Раулем, и женщина иногда, перебирая диадемы и ожерелья, от скуки вспоминала, при каких обстоятельствах были сделаны подарки.
  Удивительно, но оказавшись в одиночестве, она начала скучать по дурацким выходкам Тибо, вечному скрытничанью Мадлен и глупости Хельги, по детям: ей не хватало лопотания малышки и сердитого топанья Фреда.
  Из четырех послушниц наиболее часто у неё бывали Аннет и Бланка. Бланку уже обручили с кавалером де Жермонтом, и она с нетерпением ждала, когда жених вернется с войны. Девушка его видела всего лишь раз и то давно, когда ещё была тщедушным подростком. Но Бланка любила поговорить о нареченном, расцвечивая фантазией недостаток сведений о будущем муже.
  - Он высокий, стройный и очень красивый!
  - Ясное дело, он показался тебе высоким, когда ты сама едва выглядывала из-за стола, - поддела её смешливая Аннет.
  Бланка с наигранным гневом ущипнула её, и они принялись шутливо толкаться. Стефка с удовольствием смеялась над их шалостями.
  В общем-то, в монастыре ей было достаточно комфортно, и она с грустью думала, что скоро граф оправится от ран и затребует к себе жену. А там неизвестно, какая очередная блажь придет ему в голову. Дон Мигель мог отправить её на покаяние в гораздо худшее место, где к виновной супруге будут относиться как к преступнице, не заслуживающей снисхождения грешнице.
  Прошли три недели безмятежного бытия.
  Приближался май. За стенами обители уже вовсю бушевала весна. Стефка и послушницы часто выходили на стену монастыря: взирали с высоты на голубеющие воды Марны, на зеленеющий вдали лес и вдыхали доносящиеся с лугов запахи весенних цветов. Мир был прекрасен, гармоничен и безмятежен.
  - Почему я всегда боялась монастырской жизни? - спрашивала себяСтефка, с умилением взирая на эту красоту. - Здесь тихо, спокойно и благодатно. Может мне стоит попросить у мужа разрешения уйти в обитель и прекратить запутанную жизнь, погрязшую в прелюбодеянии. В монастыре я бы замолила грехи с Раулем.
  Эти мысли чаще посещали её во время молитв, и женщина, сочтя это знаком небес, принялась сочинять мужу письмо с просьбой подобрать ей подходящую обитель. Но пока она, морща нос и пачкая чернилами пальцы, выводила непривычными руками вязь букв, нужные слова куда-то ускользали, и послание получалось скомканным и неубедительным. А ведь бумага стоила дорого, и каждый раз выдавая знатной гостье очередной лист, настоятельница с укором просила её быть внимательнее.
  Увы, очевидно дьявол не дремал, и ему не по вкусу пришлось такое решение, потому что всем благочестивым намерениям графини не суждено было осуществиться.
  В один из дней конца апреля земная благодать превратилась в адский кошмар.
  В тот злополучный вечер Стефка уже готовилась отойти ко сну. Её большой живот солидно затруднял процесс снятия и одевания одежд, поэтому разоблачиться будущей матери помогала Аннет. Но не успела послушница до конца распустить шнуровку на боках блио, как в келью вбежала запыхавшаяся Бланка. Девушка была бледна и дрожала.
  - О, мадам, - в ужасе закричала она, - у стен монастыря рыцари, и они требуют у настоятельницы вашей выдачи!
  - Пресвятая Дева, - сердце Стефки ухнуло вниз, - неужели Ярослав совсем лишился разума?
  Быстрыми шагами в келью вошла настоятельница. Лицо почтенной аббатисы вместо обычной благолепной невозмутимости выражало нешуточное волнение.
  - Право слово, не знаю, что и делать, - в растерянности заговорила она, - я не могу ослушаться воли епископа, и в тоже время наш монастырь не приспособлен для длительной обороны. Да и защищать его особо некому, кроме трёх стариков привратников вооруженных пиками, чтобы отгонять бродяг.
  - А чего они хотят? - обеспокоенная женщина схватилась за живот, в котором волчком закрутился младенец.
  - Говорят, что им нужна графиня де ла Верда, и если они вас не получат, то разграбят обитель.
  - Может, они согласятся на выкуп? - предложила практичная Аннет.
  Аббатиса замялась. Понятно, что ей не хотелось расплачиваться за свободу гостьи казной обители.
  - У меня есть драгоценности! - оживилась графиня, с готовностью показывая свою шкатулку.- Здесь жемчуга, сапфиры, бирюза и золото.
  Стефка была согласна снять последнюю рубашку, лишь бы снова не подвергать себя чудовищному унижению нового плена.
  Аббатиса осторожно заглянула в ларец.
  - Здесь целое состояние, - пораженно приподняла она брови. - Попробую договориться с этими святотатцами!
  И торопливо схватив шкатулку, удалилась из кельи.
  Беременная женщина в изнеможении опустилась на кровать, а испуганные девушки прижались к ней. Прошло, наверное, с полчаса напряженного ожидания, когда до их слуха донёсся страшный рёв и отчаянные крики. Стефка метнулась к окну и замерла от ужаса.
  Во дворе монастыря творилось что-то невообразимое: ворота были снесены и закованные в легкие латы воины рассыпались по площади перед часовней.
  Мгновенно вспыхнул пожар, и в его страшных сполохах грозно сверкали клинки рубящих без разбора мечей. Женский пронзительный визг и копошащиеся на земле фигуры латников и монахинь, заставили побледневшую от страха Стефка торопливо отодвинуть девушек от окна.
  - Не надо на это смотреть.
  Но предосторожность оказалась тщетной: по коридору к их келье приближались грохочущие шаги. Кто-то грязно ругался по-немецки, слышен был грохот выламываемых дверей, и едкий дым уже заполонил здание, когда на пороге показалась грозная фигура великана в сверкающих латах и с обнаженным мечом. Голову его скрывал шлем с закрытым забралом, в узкой щели которого жестко поблескивали стальные глаза.
  Девушки с отчаянным визгом спрятались за юбки графини, с силой обхватив её колени. И то, что послушницы искали у неё защиты, поневоле заставило дрожащую от страха женщину выпрямиться навстречу опасности.
  - Вы графиня де ла Верда?- проскрежетал рыцарь по-французски.
  У Стефки даже сердце зашлось от новой напасти. Кому же она ещё понадобилась?
  - Да, это я! Но кто вы и почему подвергли столь чудовищному надругательству мирную обитель?
  Однако легче, наверное, было смутить самого сатану, чем этого зверя в человеческом обличии.
  - Мадам, - грубо расхохотался он, - я совершил благодеяние, досрочно отправив в рай тех, кто к этому всю жизнь стремился. Собирайтесь, графиня, я приехал за вами! Где ваши вещи?
  Стефка попыталась небрежно указать на сундуки, но пальцы так дрожали, что она их была вынуждена сжать в кулак. Жест получился довольно странным.
  Презрительно фыркнувший рыцарь отошёл в сторону и дал протиснуться в келью двум мужчинам, которые вынесли сундуки за порог. Следом зашёл ещё один латник, с порога протягивая руки в железных ноговицах к прильнувшим к графине девушкам, но те так страшно закричали и судорожно вцепились в её юбку, что чуть не повалили Стефанию на пол.
  Впитанный с молоком кормилицы кодекс поведения высокородной пани не допускал двух толкований.
  - Даже если будут жечь калёным железом, - сурово внушала внучке Анелька, - прежде всего защита подвластных людей, и только потом самой себя. Иначе ты потеряешь честь шляхтенки, и имя Лукаши будет навеки опозорено. Холопы, что овцы, нуждаются в постоянной и неусыпной опеке. Если же стадо задрали волки, то виноваты не они, а пастух!
  Строго говоря, Анет и Бланка не относились к подвластным людям графини де ла Верда, но юные послушницы взывали о помощи, а это ко многому обязывало Стефанию.
  - Эти девушки под моей опекой, - нахмурилась графиня,- и я требую, чтобы их не трогали. Женщина моего положения не может обойтись без соответствующего окружения.
  Похоже, её слова привели в замешательство насильников, но после секундного раздумья, главарь всё-таки пошел на уступки.
  - Ладно, - нехотя качнул он шлемом, - раз вы настаиваете, возьмем их с собой. Идите за мной мадам.
  Это была страшная дорога.
  И если шокированная Стефка только испуганно крестилась, то сопровождающие девушки даже подвывали от ужаса, не столько помогая идти беременной женщине, сколько в полуобмороке обвиснув на её руках.
  Монастырь пылал. По двору бегали с награбленными пожитками вооруженные люди. На земле корчились от боли со вспоротыми животами монахини. При виде растекающихся по земле сгустков крови, внутренностей и мозгов потрясенная Стефка испытала такую тошноту, что рвотные спазмы подошли к самой глотке. Она не выдержала и, резко остановившись, выплеснула из себя всё содержимое желудка.
  - Для жены Молота ведьм вы слишком чувствительны, - прогрохотал за спиной уже знакомый мерзкий голос.
  Взмокшая от слабости и ужаса Стефка убыстрила шаг, стараясь не смотреть по сторонам. За снесенными с петель воротами пленниц затолкали в закрытую повозку, после чего на приличной скорости повезли прочь от обители. Но ещё долго, трясущиеся на ухабах женщины даже сквозь занавеси кибитки видели озарявший горизонт огонь. Это горели кровли крыш монастыря. От горечи, ужаса и страха они безутешно рыдали, прижавшись друг к другу.
  - Что с нами будет? - отчаянно всхлипывала Бланка. - Как же мой жених?
  - Какой жених, дурочка? - буркнула, также размазывающая слезы по щекам Аннет.- Благодари Бога, что не валяешься со вспоротым животом в горящей обители.
  Стефка прижала заплаканные лица подопечных к своей груди, но чем она ещё могла успокоить невинных девушек? Сказать, что скорее всего на первой же стоянке их изнасилуют? Нет, пусть уж надеются на лучшее, а там... как знать, может Пресвятая Дева смилуется над ними?
  Наконец, вдоволь наплакавшиеся девушки уснули под немилосердную болтанку несущейся на недопустимой скорости повозки, а вот графине было не до сна. Тяжкие мысли не давали покоя: кто её украл и зачем?
  Явно не Рауль. Ему был не нужен этот кровавый переполох: он мог похитить её без малейшего шума. Ярек? Но такая жестокость вовсе не сочеталась с бывшим возлюбленным, любящим порассуждать о гуманизме. Палацкий был по-настоящему благороден: недаром он не стал добивать де ла Верду на поединке.
  Но тогда кому она понадобилась? Не этому же закованному в латы чудовищу. Как не мимолетен был взгляд, брошенный на этого человека, Стефка было твердо уверена, что ранее никогда его не видела.
  Между тем пленниц везли на восток почти без остановок всю ночь и ещё два дня. На коротком привале их быстро сводили по нужде, скудно покормили хлебом с вином, и они опять тронулись в путь.
  И только к утру третьего дня, едва живая от усталости женщина заслышала резкие звуки рога.
  Пробудившаяся от тяжелой дремы Стефка, осторожно перегнувшись через крепко спящих спутниц, приоткрыла полог повозки.
  В предрассветной туманной дымке возвышался черным монолитом самый большой из ранее виденных замков. Его мощные высоченные стены, казалось, служили всего лишь обрамлением грозящего всей округе огромного, округлого донжона, на тонкий шпиль которого сейчас спешно поднимался штандарт.
  - Значит, это и есть логово кровожадного мерзавца, учинившего бесчинство в монастыре, - задумчиво проговорила она, обращаясь скорее к себе, чем к спящим спутницам. - Интересно, где же мы?
  - В землях Трира, мадам, - вышеупомянутый 'разбойник' внезапно откинул полог, взмахнув полотнищем перед лицом вздрогнувшей от испуга женщины. - А это мой замок Копфлебенц.
  Он снял шлем, и их взгляды встретились. Стефка даже попятилась от беспощадного блеска жёстких глаз. Губы насильника изогнулись в пренебрежительной ухмылке.
  - Не надо меня бояться, мадам. Я не причиню вам зла.
  Так она ему и поверила! Можно подумать, что он её похитил из монастыря, чтобы сказать парочку комплиментов и отпустить восвояси. В своё время она уже наслушалась уверений от Рауля, и чем все закончилось? Пленом, насилием, беременностями и тяжелыми родами.
  - Может, для начала вы представитесь, - сухо предложила графиня, - а потом будете заверять меня в добрых намерениях.
  Пшеничного цвета брови мужчины насмешливо задрались, и всё же он выполнил просьбу:
  - Барон Гуго фон Валленберг, мадам.
  С этими словами всадник отъехал, чтобы возглавить втягивающийся в ворота крепости обоз с награбленным добром.
  Вблизи Копфлебенц оказался окруженным глубоким и широким рвом, образованным из искусственно разделенной реки. Повозка с проснувшимися пленницами, прогрохотав по подъемному мосту, въехала в обширный двор замка. Спешившийся с коня фон Валленберг подошел к испуганно оглядывающимся женщинам.
  - Мадам, - подал он Стефке руку в железной рукавице, - рад приветствовать вас в моём доме!
  Графиня окинула обречённым взглядом глубокий каменный колодец высоченных стен и башен, кровли которых порозовели от лучей восходящего солнца.
  Новая тюрьма.
  
  
  КОПФЛЕБЕНЦ.
  Копфлебенц оказался многолюдным местом.
  Выглядывая из окна верхнего яруса донжона, Стефка видела большое количество сновавшего по двору крепости народа. Въезжали в ворота повозки с мешками и различной снедью, воздух звенел от гомона голосов: слышались и ругань, и смех. Днём и ночью дымились трубы пекарни, и воздух наполняли ароматы свежего хлеба и только что сваренного пива.
  Из башни были хорошо видны кровли конюшен с запасами сена и выгулами для жеребцов. Лошадей запрягали и распрягали, то мыли, то кормили, потому что без конца кто-то приезжал или наоборот уезжал. Поблизости от конюшен мычали в загонах коровы и толкались молочницы с ведрами, был слышен визг свиней, и часто тянуло крепкими запахами навоза. В общем, суета царила как на ярмарке.
  Зато часть крепости, в которой высился донжон и примыкающий к нему двухэтажный господский дом были отделены от бурлящего водоворота хозяйственного двора высокой каменной стеной. Здесь царила относительная тишина и было малолюдно: только изредка пробегали по своим делам слуги, а среди зеленеющих деревьев сада чинно гуляли нарядные дамы да играли в мяч на зеленой лужайке подростки в костюмах пажей и юные девушки.
  Кем были эти люди барону - родственниками или вассалами? Неизвестно.
  Впрочем, окна их этажа смотрели в сторону хозяйственного двора и леса, господскую же территорию можно было увидеть, только высунувшись по пояс из окна, да и то незначительный кусок. Стефка же в силу своего положения не могла толком довольствоваться даже этим, в основном выслушивая сообщения юрких девушек.
  Прожив неделю в просторном помещении донжона, пленницы ни разу не видели барона, лишь только нелюдимая прислуга дважды в день приносила еду и воду. Обширная, сработанная из грубо обработанного камня башня освещалась несколькими узкими слюдяными оконцами. В одном из углов находился нешуточных размеров камин, но хотя было довольно холодно и промозгло, его ни разу не затопили. Неподалеку от камина стоял массивный дубовый стол, вокруг него несколько стульев с высокими спинками. А вот посередине комнаты размещалась огромная кровать под шерстяным тяжелым пологом на витых ножках, где женщины и спали, прижимаясь друг к другу, чтобы хоть немного согреться: по ночам промозглые сквозняки продували башню насквозь.
  Одеяния послушниц сильно пострадали в страшную ночь разграбления обители, поэтому графиня распахнула свои сундуки и обрядила девушек в сине-голубые платья, которые им были явно не по фигуре: для Аннет маловаты, а для Бланки, наоборот, велики. В сундуках также нашлось незаконченное рукоделие, и вскоре истомившиеся в ожидании хоть каких-нибудь новостей пленницы принялись за привычное дело. Усевшись к самому освященному окну, они с покорностью судьбе втыкали иглы в заготовки для бархатной омоньерки.
  - Нас похитили, - рассуждала вслух графиня, привычно подбирая шелка для узора, - значит, барон промышляет этим ремеслом. Нужно ему сказать, что перед ним девицы из знатных семей, и если ваши семьи смогут заплатить выкуп, вы скоро окажитесь дома.
  От таких умозаключений девушки повеселели. Бланка облегченно вздохнула, и радость вспыхнула в её огромных карих глазах.
  - Значит, я ещё смогу благополучно выйти замуж?
  - Кто о чём, - раздраженно проворчала Аннет, - а она о женихе. Что ты так носишься с ним? Самое главное выбраться отсюда живыми, дуреха! Вот только почему-то барон не спешит нас навестить, а вдруг ему не нужен выкуп?
  - Деньги нужны всем и всегда!
  Стефка знала, о чём говорила. Краткий опыт пребывания в злачных местах Парижа многому её научил, да и практика умыкания людей с целью выкупа была в ту пору не такой уж редкостью.
  - Ох, - опять возразила рыжеволосая девица, - меня настораживает, что барон не скрыл от нас своего имени, названия замка и местности, в которой мы находимся. Так ведут себя только люди, уверенные в собственной безопасности Неужели наш хозяин рассчитывает, что вернувшись домой мы не расскажем, где были, и ему не придется отвечать за свои преступления?
  Аннет рассуждала логично, вот только сейчас её пессимизм был так некстати!
  - Он может заставить нас поклясться хранить молчание, - торопливо заметила графиня, увидев, как побледнела несчастная Бланка.
  - Что клятвы человеку, приказавшему разграбить монастырь и убить монахинь? - не утихомиривалась упрямая девушка.
  И конечно же, добилась своего: Бланка разревелась, смерив наперсницу неприязненным взглядом.
  - Ты всё видишь в чёрном цвете, потому что в твоей семье может и не найтись денег для выкупа. А я - единственная дочь своих родителей, и они ничего для меня не пожалеют.
  - Наверное, родственники устроили по тебе роскошную панихиду, - съязвила Аннет, с пренебрежением взглянув на зареванную подругу, - и чем это может помочь в нашем положении?
  Тут даже у Стефки не выдержали нервы.
  - Замолчи, Аннет, в тебя просто бес вселился! - одернула она девицу. - Вы обе забыли, что лучшим средством в критической ситуации является молитва. Молитесь деве Марии, и владычица спасет вас.
  Увы, но это было единственное средство не впасть в отчаяние и для самой графини.
  Отсутствие сведений о цели похищения изрядно действовало на нервы всем: и уже привыкшей к плену Стефке, и злоязычной Аннет, и добродушной простушке Бланке. Неопределенность - одна из самых изощренных пыток, придуманных человечеством, и барон достаточно долго третировал таким образом своих пленниц, но должно же было рано или поздно что-то разъясниться.
  Валленберг появился в зале донжона через три недели, когда пленницы окончательно истомились в заточении. И только теперь, когда он освободился от лат, Стефка получила возможность рассмотреть своего похитителя.
  Сегодня барон не показался ей настолько же страшным, как при первой встрече.
  Светлые, отливающие сталью маленькие глаза под бровями золотистого цвета, почти белые, коротко остриженные волосы, грубо высеченное, загорелое лицо с мощным подбородком и продольными линиями на щеках производили впечатление недюжинной силы. Красавцем его назвать было невозможно, но и особой уродливостью он не отличался. Возраст колебался от тридцати до сорока, хотя мужчины такой стати стареют поздно, поэтому ему могло быть и больше. Черные шоссы обтягивали как вторая кожа крепкие и стройные мускулистые ноги, а зеленый бархатный сюркот сидел как влитой на ладно скроенной широкоплечей фигуре. Но даже это несомненное достоинство необратимо портил грубый, скрежещущий, как железо голос.
  - Как вы устроились, мадам?
  - Спасибо, нас всё устраивает, - вежливо ответила графиня.
  Перепуганные девицы сразу же спрятались за её спиной.
  - Может, будут какие-то пожелания? - похоже, сегодня хозяин решил показать себя любезным кавалером.
  - Есть пожелание, мессир: здесь очень холодно!
  Валленберг излишне заинтересовано посмотрел на её живот.
  - Извините за любопытство, но когда вы ждёте родов?
  - В июле!
  - Через два месяца? - уточнил барон. - Да, меня ждет суровое испытание.
  - Вы говорите так, словно вам самому предстоит рожать, - удивилась женщина.
  Но барон не отреагировал на её замечание, продолжая пристально разглядывать её тело. Стефке стало не по себе от такого откровенного любопытства. Насколько она знала мужчин, эти заинтересованные огоньки в глазах не сулили ничего хорошего.
  - Что же, мадам,- вдруг улыбнувшись, церемонно поклонился фон Валленберг, - у вас есть повод для недовольства. Я плохо исполняю свой долг хозяина. Привёз в замок очаровательную даму и запер в башне донжона, совершенно забыв про неё. Но с сегодняшнего дня я исправлюсь и буду уделять вам больше внимания.
  Стефка поторопилась откреститься от такой сомнительной чести.
  - Не стоит беспокоиться о наших развлечениях, мессир. Когда у женщины есть вышивание, она не нуждается в других забавах.
  Но фон Валленберг, запрокинув голову, громко расхохотался.
  - Разве женщине может заменить мужчину игла и холст? Выпуклый живот говорит, что вы предпочитаете другое времяпровождение.
  Ну вот, началось! Всякие дурацкие фривольные шуточки, намёки, и прочий вздор в духе клиентов Мами. Наверное, он считает себя диковинно остроумным, не подозревая, что не дотягивает даже до плоских перлов Тибо! Ох уж эти мужчины...
  - Я замужняя женщина, барон, - сочла нужным одернуть нахала раздосадованная графиня, - но рядом со мной находятся две целомудренные девицы, которым не след слушать подобные разговоры
  Стальные глаза барона неожиданно сверкнули, разглядывая испуганно жавшихся к её юбкам девушек.
  - Целомудренные девицы, - странно хмыкнул барон, - ну и ну...
  И уже направляясь к двери, заявил:
  - Сегодня вечером я вас навещу.
  После обеда за пленницами пришли и впервые вывели их прогуляться на крепостную стену. Весенний ветер развевал три вуали, когда женщины с неприступной высоты башен озадаченно разглядывали округу. Стефке сразу же бросился в глаза лес. Он находился на севере, рядом с большой подвластной барону деревней. Отчетливо виднелись кирха с черным крестом, и расстилающаяся перед ней площадь, окруженная соломенными крышами домов. Все же остальное видимое пространство занимали распаханные поля и луга с пасущейся скотиной.
  Наверху же было царство не на шутку разгулявшегося в этот солнечный денек весеннего ветра. Стефка, закрыв глаза, встала между бойницами и подставила своё раздавшееся тело под его порывы. Ветер так настойчиво теребил рукава и подол её платья, что истомившейся в плену Стефке захотелось шагнуть вперед и вновь испытать ощущение полета. Тяга была настолько велика, но она испугалась, резко отпрянув и распахнув глаза.
  Растерянно взглянув вниз, Стефка заметила гарцующую по ту сторону рва теперь уже знакомого всадника. Барон даже на таком расстоянии умудрился заметить, что за ним наблюдают, и раскланялся, галантно прижав руку к груди.
  - Наш хозяин изображает куртуазного кавалера, - недовольно заметила Аннет. - С чего бы это?
  - Может он такой и есть? - нервно хихикнула Бланка.
  - У-гу, - язвительно буркнула Аннет, - особенно галантен Валленберг был по отношению к растерзанным монахиням.
  Стефка недовольно поморщилась. Девица, конечно же, была права, но изрядно бесила её своими неуместными напоминаниями. Зачем лишний раз нагнетать ужас?
  Вечером, когда солнце ещё не скрылось за горизонтом, хозяин навестил пленниц.
  На этот раз он переоделся и выглядел по-домашнему. Белая льняная рубаха выглядывала из-под низко вырезанной на груди котты, к которой даже не прикрепили рукава. Этот неподходящий для визита к дамам костюм увенчивала конусовидная черная бархатная шапочка без полей, сплошь расшитая жемчугом.
  Графиня по-прежнему сидела за вышивкой омоньерки, а её подопечные, тихонько взвизгнув от страха, вновь спрятались за патронессой. Впрочем, барон сделал вид, что не заметил их маневра, обращаясь исключительно к Стефке.
   - Мадам, - церемонно поклонился он, - позвольте отвлечь вас от занятий столь благочестивым делом.
   Женщина подняла на посетителя настороженные глаза. Наученная горьким опытом, она тщательно спрятала волосы под плотным чепцом да ещё целомудренно закуталась в вуаль по самые брови. Лучше не дразнить зверя! Бывали такие минуты, когда Стефка сожалела, что не родилась лысой и уродливой.
   Судя по насмешливо вздернутым бровям, барон понял её маневр.
  - Развлечений в замке маловато. Менестрелей я не держу, шутов не терплю: глупость меня скорее раздражает, чем развлекает. Однако я могу вам предложить сыграть в шахматы, - деловито предложил он.
   Если Валленберг хотел смутить пленницу, ему это удалось. Графиня неохотно оторвала взгляд от рукоделия. Шахматы? Вообще-то, редко какая дама в ту эпоху не играла в шахматы: это умение считалось обязательным для любой аристократки. Играли тогда везде - и при дворе, и в замках знати, и даже в бюргерских домах. Были среди дам и отличные игроки в шахматы. Но честно говоря, Стефка не сильно преуспела в этом искусстве. В своё время паненку пытался научить игре Вацлав, приложил к этому неблагодарному труду руку и Гачек. Но после пары весьма неудачных партий, Славек отнюдь не жаждал видеть её партнершей в игре.
  - Женщинам редко даются шахматы, - с доброй улыбкой вздохнул он, в очередной раз объявив ей 'мат', - когда-нибудь научитесь.
  Конечно, Гачек несколько покривил душой, но Стефка и сама осознавала, что не отличается особой сообразительностью. В конце концов, можно хорошо прожить жизнь и без шахмат.
  И вот тебе сюрприз: уж лучше бы фон Валленберг предложил ей бегать наперегонки.
  - Не знаю даже, что сказать, - озадаченно протянула она, - я не особо люблю играть.
  Однако барон лишь сухо улыбнулся в ответ и хлопнул в ладоши.
  В комнату вбежали с пяток нарядно одетых пажей в черно-белых дублетах. Они втащили инкрустированный черно-белыми клетками столик, быстро расставив на нем резные шахматные фигурки из драгоценных пород дерева. И пока прислуга торопливо растапливала камин, мальчики принесли ещё и два удобных кресла с сафьяновыми подушками.
  Стефка с трудом сдержала вздох раздражения, когда фон Валленберг, церемонно предложив ей руку, проводил к одному из подготовленных мест. Он бережно усадил беременную женщину и даже поправил подушки за её спиной. Давно уже не ожидавшая от мужского внимания ничего хорошего, графиня приняла столь лестные для неё знаки внимания с большой настороженностью. Ласково скользнувшие по её разбухшей талии руки, красноречивее всех слов поведали о бесчестных намерениях хозяина. Ещё один распутник на её пути!
  - Мадам, какие вы предпочитаете фигуры: белые или чёрные?
  Более дурацкого вопроса невозможно придумать. Причем здесь белые или черные фигуры, когда она меньше всего на свете хотела играть? Валленберг сел напротив, однако вблизи его лицо не стало более привлекательным.
  - Выбирайте сами, мессир.
  - Ваша уступчивость умиляет... ладно, пойду белыми.
  И он небрежно двинул пешку. Но уже через пару ходов фон Валленберг с легким вздохом откинулся в кресле:
  - Да, мадам, игрок вы неважный. Даже удивительно, о чём вы думали, делая подобный ход? Посмотрите... я забираю вашего коня.
  Стефка раздраженно оглядела шахматное поле: ей было наплевать на какого-то коня, да и на игру тоже. Другие вопросы занимали её гораздо больше никчемных фигур.
  - Может, я стала бы и более внимательной, если бы мои мысли не занимали другие проблемы.
  - У вас и проблемы? Какие же?
  - Для кого вы меня похитили?
  Барон холодно усмехнулся, не поднимая глаз от шахматной доски.
  - Не знаю. Был сделан заказ, причем почти два года назад. Я получил неплохой задаток, но вы как будто сквозь землю провалились. Даже интересно, где так можно скрываться?
  Вопрос Стефания решила проигнорировать, как к делу не относящийся.
  - Но ведь кто-то же дал задаток?
  - Это был всего лишь посредник. Но заплатить сумму, которую я потребую за вас, сможет только очень состоятельный вельможа.
  - Мой муж достаточно богат, чтобы внести выкуп.
  - Это исключено.
  - Но граф всё равно займётся поиском, и будьте уверены: найдет нас, как бы вы хорошо не заметали следы.
  Уж она-то могла многое рассказать о невероятном упорстве дона Мигеля, только охоты не имела. Однако эта угроза отнюдь не смутила её партнера.
  - Где он будет вас разыскивать? - презрительно фыркнул фон Валленберг. - Монастырь сожжен дотла, возможные свидетели похищения уничтожены: вас нет, мадам! Для всего мира вы мертвы.
  Нечто подобное уже предрекала Аннет, но одно дело - разбушевавшаяся фантазия мрачно настроенной девчонки, а другое - заявление барона. Стефка так и ахнула, испуганно схватившись за живот.
  - Мертва?
  - Вот именно: по невинно убиенной графине де ла Верда давно уже отслужили заупокойную службу, - фон Валленберг с лицемерным сочувствием сжал руку пленницы. - По сути дела, теперь вы принадлежите только мне. И честно говоря, рассмотрев вас хорошенько, у меня пропало желание расставаться со столь прекрасным трофеем.
  Может он рассчитывал таким образом ей польстить? Женщина брезгливо выдернула руку из хватких пальцев, смерив негодующим взглядом бесчестного убийцу.
  - Когда речь идёт о столь большой сумме, - съязвила она, - неразумно пренебрегать собственной выгодой. Кстати, может пострадать и ваша репутация похитителя.
  Барон сделал вид, что не замечает сарказма собеседницы.
  - А кто знает, что мне удалось похищение? - лениво протянул он, вольготно откидываясь на подушки. - Мои люди могли сплоховать и нечаянно убить вас. Кстати, на такую красавицу немудрено польститься и кому-то другому, имеющему опыт умыкания людей. Так что, сударыня, я вполне могу себе позволить обескуражено развести руками и с извинениями вернуть задаток.
  Графиня с досадой прикусила губу. Она знала, что дела её плохи, но не настолько же! Но возможно этот тип только пугает её, развлекаясь столь недостойным образом.
   В этот момент раздался судорожный всхлип, и Валленберг недовольно покосился в сторону жавшихся в сторонке девиц. Бледная Бланка ухватилась рукой за горло, пытаясь сдержать рвущийся наружу крик.
  - Демуазель? В чем дело?
  За перепуганных пленниц вступилась Стефка. Пусть её дела были хуже некуда, но почему должны пострадать ни в чем не повинные девушки?
  - Мессир, разрешите этим благородным девицам вернуться домой. Я уверена, что их близкие заплатят выкуп, - попросила она.
  - Вы же сказали мне, что не можете обойтись без сопровождения, - нахмурился барон, заинтересованно рассматривая съежившихся от страха Бланку и Аннет.
  - В тот момент, - замялась графиня, - я больше думала, как не допустить гибели послушниц, поэтому и ввела вас в заблуждение, но теперь...
  - Очень плохо, что вы солгали мне, - перебил её фон Валленберг. - Я этого терпеть не могу. Кто вы, демуазель, представьтесь!
  - Бланка дю Лаваль, дочь барона Армана дю Лаваля сеньора Гардэ, - лихорадочно поторопилась назвать себя Бланка. - Мои родители и жених заплатят выкуп, только позвольте им написать!
  - Кто же ваш жених, красавица?
  - Кавалер Оноре де Жермонт.
  Небольшие глазки барона насмешливо округлились и полыхнули весёлыми синими искрами.
  - Вассал герцога Орлеанского, юноша лет двадцати трех-четырех, но уже с объемистым брюшком?
  - Да, - растерялась Бланка.
  Конечно, про брюшко она не знала, но не говорить же об этом столь страшному человеку.
  - Выкиньте его из головы. Он никуда не годный любовник и задавит вас своим бурдюком на брачном ложе, - барон небрежно взмахнул рукой, улыбнувшись смутившейся девушке, - я предложу вам более подходящий вариант. Уверяю, что не останетесь в обиде.
  Растерянная Бланка покраснела и в смятении закрыла лицо руками.
  - Мессир, - сочла нужным вмешаться в разговор недовольная графиня, - вы говорите с невинными девушками: пощадите их стыдливость.
  Но, похоже, внимание фон Валленберга теперь прочно заняли юные пленницы. Замечание он подчеркнуто проигнорировал.
  - А вы, - обратился он к Аннет, - имеете жениха?
  Аннет, в отличие от Бланки, догадалась сделать низкий реверанс.
  - Нет, мессир!
  Барон помолчал, с интересом разглядывая стиснутую узким платьем пышную грудь, свежее чуть присыпанное веснушками лицо, пухлые губы и рыжие завитки волос.
  - Право слово, мадам, - задумчиво пробормотал он, - у вас превосходная свита. Девицы хороши... каждая на свой лад. Обидно, если бы их прирезали в монастыре за компанию со старыми святошами. Вы поступили правильно, защитив подопечных. Как вас зовут, демуазель?
  - Анна де Монро, дочь рыцаря Жешуа де Монро. Мой отец состоит в свите герцога Валуа. Предупреждаю сразу, мои родители не настолько состоятельны, чтобы заплатить большой выкуп.
  Стефка удивленно наблюдала за отчаянной девушкой: нужно было иметь немало мужества, чтобы вот так открыто признаться в несостоятельности своей семьи.
  - Думаю, - робко вставила она своё слово, - что вы могли бы снизить сумму выкупа, раз семья Аннет недостаточно богата.
  Барону не понравилось её вмешательство в разговор.
  - Не забивайте девушкам головы несбыточными надеждами: я не собираюсь требовать за них выкуп. Жизнь в замке достаточно скучна, чтобы пренебречь такой возможностью развлечься.
  - Развлечься?
  В понимании когда-то жившей в доме терпимости Стефки, это слово имело только одно значение - грядущее бесчестие девиц. У неё от негодования затряслись губы, но оказалось, что барон имеет в виду другое:
  - Ваша свита будет участвовать в наших играх, мадам.
  - В каких играх? - растерялась Стефка.
  - Игры делают жизнь людей более разнообразной и интересной, - счел нужным пояснить ей барон. - Лучшее средство от скуки... особенно когда долго нет войны.
  Да, объяснение хоть куда! Но Стефка мудро решила не уточнять его слова, чтобы не напороться на очередную грубость. Может, всё еще и обойдется, если не дразнить этого безумца? Передумал же он её продавать, может и передумать оставлять в плену.
  Между тем, фон Валленберг вновь обратил внимание на шахматную доску, о которой графиня благополучно забыла.
  - Теперь, после того как я ответил на все ваши вопросы, займемся игрой. Сегодня мы только разомнемся, чтобы вы вспомнили правила. А завтра будем играть уже на ставку.
  - У меня нет денег.
  Предложение очень не понравилось Стефке. Мужчины всегда плутуют, когда имеют дело с женщинами, как будто обмануть даму - доблесть сродни геройской.
  - Ставкой в игре будут не деньги, - фон Валленберг так ухмыльнулся, что у неё мерзко защемило сердце предчувствием надвигающейся беды.
  - А что же? - угрюмо осведомилась женщина.
  - Вот завтра и увидите! - его глаза блеснули откровенной издевкой.
  Надо ли говорить, что партию графиня с треском продула.
  - Да, мадам, не может одна женщина сочетать в себе сразу два качества: и ум, и красоту, - барон потянулся, хрустнув костями, и откровенно зевнул. - На сегодня я вас оставлю, а завтра покину ваше очаровательное общество не столь быстро.
  С этими словами он поднялся с места, церемонно поцеловал руку напрягшейся пленнице и покинул комнату. После его ухода столь долго сдерживаемые девушками эмоции прорвались наружу.
  - Что он задумал? - рыдала Бланка, заламывая руки. - Барон так на меня смотрел, как будто хотел съесть!
  - Тьфу, дура, - прикрикнула Аннет, с презрением глядя на вздрагивающие плечи плачущей подруги, - чего без толку рыдать? Понятно, на что он будет играть: не такой уж это секрет!
  Стефка с досадой взглянула на разошедшуюся девицу.
  - Может, пояснишь свою удивительную осведомленность?
  Щёки строптивицы покрылись неровными багровыми пятнами.
  - Моя сестра проиграла свою невинность принцу, и после этого отец заставил меня держать шахматы даже под подушкой, - ожесточенно призналась Аннет.
  Графиня вздрогнула от неожиданности: ничего подобного ей слышать не приходилось.
  - А что произошло с вашей сестрой?
  - Жанна провела с его высочеством ночь, а на следующий день её отправили в монастырь. Куда ещё девать обесчещенную знатную девицу, которая не сумела за одну ночь понравиться герцогу? Какое-то шахматное проклятие над нашей семьей, не иначе.
  - Герцогу? - растерялась Стефка. - Какому же это?
  - Моей сестре не было никакой разницы, каким герцогством он владеет, - голос Аннет был полон горечи, - хотя его светлость снизошёл до особой милости: внёс вклад в монастырь.
  Услышанное требовало переосмысления, а голова у бедной женщина и без того раскалывалась.
  - Почему ты думаешь, что такова будет ставка и у барона?
  - Если вы немного подумаете, придёте к такому же выводу.
  Стефания подумала, но несмотря на крайнее недоверие к мужчинам, её выводы не были столь категоричны: мало ли какие заскоки бывают у самодуров? Не всё в этом мире измеряется женскими телами.
   - Что же делать? - озадаченно спросила она ожесточённо сжавшую губы девицу. - Я не умею играть. Да и... - женщина многозначительно провела рукой по раздувшейся талии.
  Но Аннет пропустила эту информацию мимо ушей.
  - Так или иначе, нельзя сдаваться без борьбы. Вы должны научиться играть!
  - Я?
  Стефка не считала себя совсем уж тупой, хотя о своих способностях была невысокого мнения. Но за одну ночь научиться такой сложной игре? Наверное, Аннет заразилась безумием фон Валленберга.
  - Здесь нет ничего сложного, - между тем, подскочила девица к шахматной доске. - Ваша основная ошибка, донна Стефания, заключается в том, что вы пытаетесь избежать потерь и только защищаетесь. В шахматах же нужно просчитывать всё на несколько ходов вперед с тем, чтобы виртуозно нападать.
  Стефка подивилась столь упорной настойчивости со стороны шестнадцатилетней девицы, но спорить не стала, нехотя усевшись за игру. И что толку? Рассвет они встретили, склонившись над шахматной доской. У графини зверски болела голова, тряслись от усталости руки, и она с трудом сознавала, что именно от неё требуется: все эти пешки, епископы, викарии и кони вызывали у неё стойкое ощущение тошноты.
  Утром их недолгий сон потревожили незнакомые служанки в аккуратной и даже нарядной одежде, подтверждающей их высокий статус в сложной иерархии замковой прислуги. Они принесли два комплекта платьев-роб, камизы и корсажи белого и черного цвета, и тут же на месте стали их подгонять под фигуры зевающих девушек.
  - Приказ хозяина, - мрачно пояснила графине старшая прислуга. - Рыжей барышне - чёрное, а белокурой - белое платье.
  - Но я не хочу заранее обряжаться в траур, - попробовала возразить Аннет, недовольная таким поворотом дела. - Мне пока рано его носить.
  - Лучше не спорьте, - без особой почтительности угрюмо посоветовала ей другая служанка - дюжая девка лет двадцати. - У барона со всеми разговор короткий: привяжут к столбу и дадут плетей.
  У Аннет от возмущения искрами полыхнули зеленые глаза.
  - Разве я рабыня?
  Суетящиеся со шнурками и булавками вокруг неё служанки почему-то пренебрежительно рассмеялись, что совсем не понравилось графине. Какая на редкость наглая и распущенная прислуга!
  - Что смешного в вопросе демуазель? - холодно поинтересовалась она.
  - Так... потешно же вы говорите, - откровенно пояснила одна из них, хлопотавшая над расшитым бисером головным убором в виде рогатого чепца. - Его милость - рачительный хозяин и хорошую работницу никогда не покалечит. А что с вас, горемык, взять? Вы ему нужны только для забавы.
  Оскорбленная Аннет со слезами на глазах прикусила губу, пугливую же Бланку заколотило от ужаса. Замутило от тревоги и графиню, и она, схватившись за живот, вновь прилегла на постель, чтобы успокоить закрутившегося во чреве младенца.
  Вскоре Стефка увидела, как чудесно преобразились бывшие послушницы.
  Аннет облачили в чёрный, расшитый стеклярусом бархат, обнажавший в вырезах роба шелковую сборчатую камизу. Черная вуаль на энннене подчеркивала огненный цвет распущенных локонов и белоснежную кожу девушки. Бланку же по контрасту нарядили в белый шелк, облегающий изящную хрупкую фигурку и открывающий плечи. Головного убора ей не дали, распустив каскад золотистых локонов и украсив лоб жемчужной подвеской. Красота девушек от такого обрамления только выиграла, если бы не плещущийся в глазах страх.
  - Зачем нас так одели? - запаниковала Бланка. - Не опасно ли это для нашей чести?
  Аннет в сомнении покачала головой.
  - Барон не похож на обыкновенного сластолюбца. Нас так нарядили совсем с другим умыслом. Белое и черное... цвет шахматных фигур.
  Стефка снисходительно взглянула на мнящую себя умнее всех девицу. Впрочем, откуда бывшей послушнице знать, что мужчины при виде соблазнительных женщин становятся более похожими на взбесившихся жеребцов, чем на премудрых интриганов.
  Перед приходом хозяина сначала появились слуги.
  Они разожгли камин, поставили на стол поднос с вином и фруктами, весьма редкими в это время года. Среди румяных яблок и смокв графиня заметила апельсин. Его оранжевые бока разволновали её, словно она вновь встретилась с мэтром Метье, Амбруазой, Вийоном...
  Слегка потерев кожуру, Стефка поднесла его к носу. Тонкий нежный аромат поплыл по пропахшей затхлой сыростью комнате, и она, закрыв глаза, с наслаждением вдыхала этот запах. Где-то на периферии сознания всплыла мысль о духах Кетрин Прель: здесь бы они были кстати.
  Она вновь распахнула глаза, когда фон Валленберг прикоснулся поцелуем к её запястью. Его губы оказались твёрдыми до колючего, сухими и неприятными.
  - Мессир! - в панике отдёрнула она руку.
  Барон скупо улыбнулся.
  - Вам не терпится начать игру?
  - Я бы смогла прожить свою жизнь, и не играя.
  - Не думаю, что вам это удастся, - хмыкнул фон Валленберг, - но пора начинать нашу партию. Какими вы хотите играть - белыми или черными? Не отвечайте опрометчиво, подумайте!
  О чём тут думать? И что могут дать её раздумья? Стефка недоуменно передернула плечами.
  - Допустим, чёрными.
  - Хороший выбор, - покладисто согласился барон, наблюдая за движениями пажей, расставляющих фигуры.
  А потом он поманил пальцем жавшихся в сторонке Бланку и Аннет.
  - Обычно, рассказывая семейную хронику, только приблизительно называют время событий, но не в нашем случае, - неторопливо начал рассказ фон Валленберг, когда девушки подошли ближе. - Эта история началась осенью 1048 года: почти четыре с половиной столетия назад. Бароны фон Валленберги и на заре тысячелетия были могущественными сеньорами и сами олицетворяли закон на своих землях. Особенно, когда намечался весьма изрядный куш.
  Стефка быстро опустила глаза. Так вот что означал для фон Валленберга закон - свободу грабежа. Недалеко он ушёл от своих предков.
  - Неподалеку от наших земель продвигался во Францию пышный свадебный поезд: он вёз принцессу Анну Русскую к королю Генриху I. Зачем франкскому властителю понадобилась эта долговязая конопатая девица? Конечно, какой-то интерес преследовался, если её везли с другого конца Европы, как будто нельзя было найти принцесс поближе. Сопровождающий киевлянку обоз был воистину богатым: горы серебряной посуды, меха, драгоценные шелка Востока. Охранялось это всё плохо: отряд был измотан дальним переходом, поэтому отбить значительную часть богатства не составило особого труда. Но когда в Копфлебенце рассмотрели добычу, моего предка заинтересовала коробка с парными фигурами двух цветов и доска в клетку. Долго мой пращур рассматривал её, вертел и так, и этак, но никак не мог дать ума.
  Барон обвёл затаивших дыхание слушательниц придирчивым взглядом, как бы проверяя, достаточно ли прилежно они внимают его рассказу, и только потом продолжил излагать семейное предание:
  - Отряд вновь бросился в погоню и вскоре в замке оказался похожий на сарацина перепуганный бородатый человек. Как потом оказалось, это был греческий монах, обучающий принцессу различным наукам. Он пояснил, что все эти непонятные предметы - принадлежности для игры в шахматы. Жизнь в замке довольно скучна. Если днём можно охотиться и тренироваться с мечами, то в долгие зимние вечера занять себя особо нечем. Мой прапрадед с радостью ухватился за новое развлечение, и вскоре его нельзя было оторвать от шахмат.
  Графиня быстро переглянулась с недоумевающими подопечными. История оказалась обычной семейной легендой: таких немало в любой баронской семье. Пленниц больше насторожил тон рассказчика: тихий, размеренный, с ноткой страшноватой торжественности.
  - Целые поколения фон Валленбергов просиживали за шахматной доской, всё более и более совершенствуя своё умение. Вместе с виртуозностью изменялись и её правила.
  Он сделал длинную и зловещую паузу, полюбовавшись паникой на лицах слушательниц, и только потом неторопливо продолжил:
  - Времена тогда были неспокойные: вовсю полыхали междоусобные войны, и немало пленников собиралось во дворе крепости. Наиболее искусных и расторопных рабов применяли в хозяйстве, за господ получали выкуп, но иногда... - голос фон Валленберга понизился, - людей оказывалось больше, чем мог переварить Копфлебенц. Как-то одному из моих предков пришла в голову великолепная идея, как разнообразить любимую игру.
  Опасный блеск в глазах рассказчика заставил Стефку испуганно вжаться в подушки кресла.
  - Двор крепости выложили серым и чёрным камнем, сделав из него шахматное поле. Фигуры также изображали пленники соответственного достоинства, - барон холодно усмехнулся, - и как-то на клетках королей у нас даже стояли друг против друга маркиз и граф. Начиналась игра, всё как обычно... только выбывших здесь же убивали!
  Пленницы дружно ахнули. При виде искаженных страхом лиц, барон небрежно пояснил:
  - Мои предки были людьми доблестными, но жили во времена варварства, поэтому и вели себя соответственно. Сейчас, слава Пресвятой Деве, мы живем в более милосердную эпоху, но игра есть игра: став более гуманной, она зато приобрела изысканные формы.
  Он выбрал из вазы с фруктами большое яблоко и с хрустом его надкусил.
  - И что же это за формы? - не выдержали нервы у Стефании.
  - Игра будет идти сразу на двух досках, - пояснил фон Валленберг. - За одной будем играть я и вы. За другой наши королевы: белая - демуазель Бланка и чёрная - демуазель Аннет. В зависимости от того, какого цвета королева выйдет победительницей в нашей игре, она получит право одного хода. Ход будет определяться костями. Если выпадает 6 можно ходить королем, если 4 - ладьей, 3 - конем, 2 - слоном и 1 - пешкой. Если невозможно сделать ход выпавшей фигурой, он перейдет к другой королеве.
  Застывшие лица женщин показали фон Валленбергу, что они ничего не поняли из его объяснений.
  - Одна игра - один ход королев. Например, вы выбрали чёрную королеву, а я белую: при моём выигрыше белая королева имеет право первого хода на своей доске. Но определяется этот ход костями...
  Стефка растерянно наморщила лоб, но переспрашивать не стала: как-нибудь разберется по ходу игры.
  - Допустим, одна из королев проиграла. Что же дальше?
  - Если ваша, то её дальнейшая судьба в моих руках.
  Обтекаемо! Встревоженная графиня упорно продолжала спрашивать:
  - А если моя королева выиграет?
  Валленберг, прицелившись, бросил огрызок в жерло пылающего камина, удовлетворенно проследив за траекторией полета.
  - Тогда будете сами решать её судьбу.
  Гм... Здесь был какой-то подвох!
  - Значит ли это, что я могу отпустить девушку на свободу?
  Барон безразлично пожал плечами.
  - Разумеется... - и тут же вкрадчиво добавил, - но для этого необходимо выиграть.
  Графиня нахмурилась, покосившись на едва живую от страха Бланку.
  - А что произойдет с проигравшей вам девушкой? Хотелось бы разъяснений.
  - Их не будет, мадам, - как не странно, но отказ прозвучал весьма любезно, - но... начнем игру!
  Валленберг хлопнул в ладоши, и в комнату вошла следующая вереница пажей.
  Они внесли ещё один стол с шахматами и поставили чуть в стороне от основных игроков. Аннет и Бланка невольно отшатнулись от него, как от змеи.
  Стефка тяжело вздохнула, раздражённо взглянув на сидящего напротив безумца.
  И почему ей так везет на чокнутых придурков? Де ла Верда помешался на охоте за ведьмами, Рауль возомнил себя эльфом, и даже милейший мэтр Метье был святым подвижником. А у этого барона, видимо, вместо мозгов была шахматная доска. Интересно, ей когда-нибудь хотя бы в порядке исключения, попадется на жизненном пути нормальный мужчина?
  - О чём вы думаете, мадам?
  Так она ему и сказала!
  - Думаю, - хмуро призналась Стефания, - что не горжусь вам в партнеры. Наверное, такому выдающемуся шахматисту интереснее было бы сыграть с более сведущим противником?
  Валленберг неопределенно хмыкнул.
  - Уверяю, мадам, играть с вами доставит мне ни с чем несравнимое наслаждение.
  - Но мы с Бланкой имеем весьма смутное представление об этой игре.
  - Когда грозит смертельная опасность, люди учатся быстро.
  Может быть, но нельзя переделать собственные мозги. Уж что Господь дал при рождении, с тобой останется до самой смерти.
  Всего по шесть ходов с двух сторон и Бланка, озадаченно наморщив высокий лоб, склонилась над шахматной доской. Об игре она имела смутное представление: неловко бросив кость, она получила 1, но даже пешку и то двинула неправильно.
  - Дорогая, - мягко пожурил свою королеву барон, - будьте в следующий раз внимательнее и постарайтесь выучить хотя бы азы этой увлекательнейшей игры. Уверяю, в свете последующих событий это не будет лишним.
  Стефка и Аннет переглянулись: им стало ясно, что если даже барон постоянно будет выбирать белую королеву и выигрывать все партии, жениха несчастной Бланке всё равно никогда не увидеть.
  И только поздно ночью, когда после ужина и молитвы женщина расчесывала волосы, она неожиданно вспомнила про один момент:
  - Аннет, барон всё время говорил о королевах, но почему-то ничего не сказал об игроках. А что ждёт меня, если я проиграю?
  Уже напялившая на свои рыжие кудри ночной чепец девица только небрежно пожала плечами.
  - Не думаю, - язвительно откликнулась она, - чтобы что-то плохое... ведь недаром мессир так на вас смотрел.
  Стефка только вздохнула в ответ на этот выпад, а что тут скажешь? У каждой женщины своё оружие: у одних есть острый ум, а у других - синий взгляд с поволокой и лебединый изгиб шеи, и между прочим, последние чаще выигрывают битвы, в которых замешаны мужчины.
  
  
  ФАМИЛЬНАЯ ИГРА.
  Какой бы простушкой не была Бланка, но кое-что всё-таки сообразила.
  - Научи меня играть, - утром попросила она товарку, с ужасом покосившись на стоящий в углу столик с шахматами для королев.
  Аннет презрительно приподняла брови.
  - Зачем? Напрасная трата времени: ты всё равно ничего не поймёшь и не запомнишь.
  Понятно, что Бланка тотчас вскипела обидой.
  - Это ещё почему?
  - А потому, - откровенно пояснила 'чёрная королева', - что проигравшую будет ждать нечто страшное. Скажи на милость, зачем я буду тебя чему-нибудь учить и собственными руками рыть себе могилу?
  - Аннет, - происходящее не понравилось графине, - всё в руках Господних! Неужели ты не понимаешь, что ведешь себя, не как подобает истинной христианке?
  Это был глас вопиющего в пустыне: увы, времена праведников давно миновали. Аннет угрюмо отвернулась к окну, всем видом демонстрируя нежелание общаться с Бланкой.
  Сама Стефка тоже понимала, что несмотря на многократность применения, аргумент всё-таки слабоват, когда речь идёт о жизни и смерти. Она поманила Бланку к доске и в силу своего разумения пояснила, что происходит на шахматном поле. Наверное, у неё получилось не очень-то хорошо, потому что графиня улавливала скептическую усмешку Аннет, а как-то даже за спиной прозвучал тихий, но обидный смешок.
  И всё же Стефка тогда ещё не сделала далеко идущих выводов, хотя атмосфера в донжоне стремительно ухудшалась.
  Вечером барон не появился, но никто не обиделся на него за такое невнимание. Напряженно прождав несколько часов, женщины облегченно перевели дыхание и легли спать.
  Надо сказать, что фон Валленберг не приходил целую неделю, держа своих пленниц в состоянии непрерывного напряженного ожидания, но едва они слегка успокоились, барон появился вновь.
  - Мадам, - фон Валленберг был подчеркнуто вежлив, - вы очаровательны.
  И вслед за ним вновь проследовала вереница пажей с креслами для сюзерена и его партнёрши, столиком с шахматами, вазами с фруктами и вином, запылало пламя камина. Машинально схватившись за чрево, графиня тревожно наблюдала за этими приготовлениями. Между тем, барон пристально рассматривал её напряженное лицо, расположившись напротив.
  - Итак, мадам, - неторопливо начал он беседу, - как ваше самочувствие?
  - Всё хорошо, - женщина собралась с силами, чтобы поддержать разговор. - Мы думали вы в отъезде.
  - Уехать из дома, когда у меня гостит такая красавица? Это было бы глупостью с моей стороны. А вы скучали?
  - У меня есть чем развлечься.
  Стефка понимала, что перед смертью не надышишься, но всё равно отчаянно пыталась оттянуть начало игры.
  - Наверное, мессир часто бывает при дворе французского короля?
  Пожалуй, фон Валленберг удивился.
  - У меня есть ленное владение в Шампани, по которому я являюсь вассалом французской короны, - сдержанно пояснил он, - но какое это имеет отношение к нашей игре?
  - В свою бытность в Париже я слышала, что при дворе часто устраиваются шахматные турниры.
  Собеседник недоуменно вздернул брови.
  - Не сказать, чтобы часто, хотя Людовик любит шахматы. А вот при бургундском дворе отдают должное этой игре, и устраивают настоящие баталии.
  Стефка лихорадочно искала тему для продолжения беседы. Какая жалость, что раньше у неё не было надобности в блистании красноречием. Обычно её улыбка была достойной заменой каскаду острословия.
  - Говорят, что будучи принцем, его величество брал уроки у великого мастера. А кто учил играть в шахматы вас?
  - Мой отец!
  - Я не покажусь слишком назойливой, если поинтересуюсь: а какова ваша семья?
  Валленберг хмыкнул.
  - Не покажитесь, хотя особенно рассказывать не о ком. Валленбергов только двое - я и мой брат Вальтер.
  Интересно, а кто же тогда дамы и рыцари, которых иногда удавалось увидеть из окна?
  - Вы удовлетворили своё любопытство или хотите ещё о чем-нибудь спросить?
  Она была бы рада болтать, не умолкая, но о чём? Что интересует этого человека?
  - Вы не хотите играть? - прямо спросил барон.
  Как будто могло быть иначе.
  - Не хочу.
  Рука фон Валленберга решительно потянулась за очередным яблоком. По всей видимости, барон испытывал к ним особое пристрастие.
  - Хорошо, - с хрустом откусил он солидный кусок, - но чем вы тогда сможете меня развлечь?
  Стефка озадаченно округлила глаза. Развлечь?
  - Да, - ответил на невысказанный вопрос барон, - развлечь. Я пришел сюда, чтобы отдохнуть. Пойте, рассказывайте занимательные истории, можете сыграть на каком-нибудь музыкальном инструменте: вам принесут любой. В общем, я - само внимание!
  Женщина густо покраснела: увы, петь она не могла по причине полного отсутствия слуха. Баллады, конечно, знала, но вот повторить не осмеливалась, сомневаясь, что сможет их внятно изложить. Музыкальные инструменты? Когда-то в детстве Стефка довольно удачно пугала поселившихся в замке ворон трещоткой, но вряд ли барон именно это имел в виду, говоря о музыке.
  - Я могу исполнить рыцарскую балладу, - испуганно пискнула Бланка.
  Зная об ужасе, одолевавшем несчастную девушку в присутствии барона, Стефка приятно удивилась, но отважный шаг не смог оценить сам фон Валленберг.
  - Вы, демуазель, - указал он, - всего лишь шахматная фигура. А они, помимо движения по клеткам, лишены права хоть как-то влиять на игру.
  Оглядев три недоумевающих лица, барон мягко пояснил.
  - Пока я в этой комнате, только вы, мадам, находитесь со мной на равном положении игрока. Итак, насколько я понял, ни петь, ни музицировать вы не умеете? Но, может, расскажите нам какую-нибудь занимательную историю?
  Занимательную историю? Стефания озадаченно наморщила лоб. Выбор был, мягко говоря, невелик!
  - Я знаю историю о богопротивном отступнике Яне Жижке.
  Валленберг досадливо отмахнулся.
  - Только избавьте меня от сентенций о еретиках, ведьмах и колдунах. Охотно верю, что это любимая тема разговоров в окружение вашего супруга, но меня подобные истории ничуть не занимают. Из уст столь прелестной дамы я бы охотно выслушал какую-нибудь историю о страсти, любви и нежности. Сейчас при французском дворе в безумной моде Боккаччо. Вы читали 'Декамерон'?
  Графиня смутилась: откуда ей было знать, что сейчас модно при дворе? Однако безобразник Вийон немало поупражнялся на эту тему в один из особо унылых вечеров в заведении Мами.
  - Вот все говорят, Вийон - распутник, игрок, пьяница! А что в моих стихах особо развратного? Что вижу, о том и пишу. А вот Боккаччо описывал настоящие оргии: его издают, хвалят, им зачитываются. Я собственными ушами слышал, как один каноник отзывался о флорентийце, как о муже кристального благочестия. Ну, есть ли в этом мире хоть какая-то справедливость? И почему если я свой любовный инструмент называю 'тараном', а он 'молотком', то ему место в раю, а мне сразу в пекле?
  Да, сейчас женщина многое дала, чтобы вновь оказаться в заполненной хламом каморке рядом с озорником Вийоном.
  - Не читала, - осторожно пробормотала Стефка, - но кое-что слышала. Один знакомый поэт возмущался незаслуженной славой автора, упрекая его в распущенности.
  - Если творения Боккаччо выдержали такое испытания временем, не думаю, что их слава не заслужена, - лениво заметил собеседник. - Едва ли о вашем знакомом поэте будут вспоминать два века спустя. Кстати, как его имя?
  - Вийон, Франсуа Вийон!
  Почему так странно устроена человеческая голова? Сначала язык выбалтывает слова и лишь после этого в дело вступают возмущенные мозги, объясняя, что в данном случае умнее было бы промолчать. Это какой же дурочкой надо быть, чтобы выболтать про своё знакомство со скандальным поэтом? Опальный воришка Вийон - плохая компания графине де ла Верда.
  Вытянувшееся лицо изумленного фон Валленберга подтвердило Стефке, что он точно такого же мнения.
  - Вийон, мадам? Где же вы могли встретиться?
  Ну не рассказывать же ему о заведении Мами!
  - В одном месте... это была случайная встреча...
  - Если вы встретились, поймав его за кражей кошелька, это могло произойти случайно. Но каким образом вы в тот момент умудрились обменяться замечаниями по поводу Джованни Боккаччо?
  Стефка занервничала. Как, как! Вот попробуй сходу что-нибудь придумать.
  - Я была немного знакома с дамой, питающей к Вийону особую благосклонность, - наконец промямлила она.
  А что она могла ещё сказать, даже если слово 'дама' не особенно подходило толстухе Изабо и к роду её занятий? Громкое фырканье барона только подтвердило несуразность её объяснения.
  - Вы что-то скрываете, мадам, - заявил Валленштейн, со смаком догрызая яблоко, - и если вы нам сейчас поведаете историю знакомства с поэтом, то... я отменю игру.
  Графиня тоскливо вздохнула. Конечно, Бланка и Аннет умоляющими глазами просили её раскрыть тайну, но не могла же она рассказывать в присутствии двух невинных созданий, как штопала юбки блудницам?
  - Я, - растерянно пробормотала она, лихорадочно соображая, чтобы соврать, - ... в общем, он приходил к моей кухарке...
  - Насколько мне известно,- проявил необычную осведомленность фон Валленберг, - до появления в аббатстве Виктория вы гостили в замке крестной матери барона де Ла Рош где-то на задворках королевства. Вийону в таких местах делать нечего. Простите, но вы лжете... и я начинаю игру.
  Барон снял со своей головы расшитую жемчугом бархатную шапочку, бросил в неё пешки двух цветов, перемешал и протянул красной от стыда женщине.
  - Выбирайте, графиня.
  Стефка быстро прочла краткую молитву и, зажмурив глаза, быстро вытянула фигуру.
  Облегчённый вздох Аннет подсказал ей, что она вытянула белую королеву.
  - Прекрасный выбор, мадам... ваш ход.
  Как будто для неё имело хоть какое-то значение, чей будет ход.
  Она робко двинула первую попавшуюся пешку.
  Игра началась.
  Бедная Стефка взмокла, пытаясь вникнуть в происходящее на шахматном поле. Она считала ходы, думала, стараясь не торопиться, и часто, уже поставив фигуру, убирала её обратно, несмотря на издевательское фырканье соперника. Женщина отлично сознавала, что её дела плохи, но упорно что-то пыталась изменить, и вот когда она окончательно пала духом... неожиданно выиграла! Перед её конем неизвестно откуда взялась черная королева. Уничтожить беззащитного короля смог бы даже младенец.
  Это было настолько невероятно, что Стефка долго пялилась на шахматную доску, отказываясь верить собственным глазам, но особо потрясенной выглядела Аннет. Она так побледнела, что веснушки на её носу приобрели коричневый оттенок, а обескураженная Бланка наоборот покраснела, вновь беспомощно остановившись возле шахматной доски королев.
  - Ваши фигуры белые, демуазель, - любезно напомнил барон, с насмешливым любопытством глядя, как она растерянно мнется, не зная, что ей делать дальше, - бросайте кости!
  'Белая королева' нервно дёрнулась, бросила кости и... оказалась лишенной хода. Бланка отскочила от шахматной доски под пренебрежительным взглядом заменившей её Аннет.
  - Всё бывает, - философски развел руки фон Валленберг. - Вот видите, мадам, оказывается, при определенных обстоятельствах от нас зависит мало.
  Он неторопливо встал, подошёл к доске королев, посмотрел на ходы Бланки и Аннет и, неизвестно чему улыбаясь, покинул комнату.
  Измученная Бланка, пошатываясь, подошла к графине и, упав на колени, с облегченным вздохом уткнулась разгоряченным лицом в её юбку. А вот Аннет почему-то не выразила радости, замкнувшись в угрюмом молчании.
  Изматывающе напряжение царило среди женщин весь последующий день. В ожидании третьей партии практически никто не разговаривал, ничего не ладилось и всё валилось из рук.
  Как только зашло солнце, и сумерки окутали громаду замка, его хозяин появился в башне донжона. На этот раз он был не расположен вести длительные беседы и изощряться в куртуазном остроумии: немедля сняв шапочку, протянул её партнёрше. Поймав его мрачный взгляд, Стефка торопливо вложила туда две пешки.
  Барон был явно не в настроении. Резко протянув руку, он достал белую фигуру. Графиня так и не поняла, кто едва слышно взвыл за её спиной - Аннет от досады или Бланка от страха?
  И, конечно же, вновь выиграла белая королева. Не церемонясь, барон беспощадно подавил робкие попытки партнерши сопротивляться его натиску.
  Растерянность охватила пленниц башни.
  - Почему он хочет, чтобы всё время играла я? - удивилась Бланка. - Ведь мне не удается не даже толком запомнить, каким образом ходят фигуры.
  - И всё же, - жёстко заявила Аннет, пылая гневными глазами, - ты сможешь вывести меня из игры, бездумно расстраивая все задуманные мною комбинации. Мадам, это не справедливо! В следующий раз в зависимости от того, какого цвета фигуру вытяните, вы или сами сдадите партию, или выиграете её!
  Стефка с жалостью посмотрела на возмущенную подопечную. Выгнув затекшую от сидения спину, женщина с измученной гримасой потирала разболевшуюся поясницу.
  - Дорогая, - мягко укорила она девушку, - ты сама-то хоть понимаешь, о чём просишь? Это всё равно, что направить вооруженного хворостиной пастушка против закованного в латы рыцаря. Как я смогу выиграть, если соображаю в сто раз медленнее противника?
  - Так подыграйте ему, если...
  Неизвестно, что она хотела предложить, но разговор не понравился насупившейся Бланке.
  - Стойте, - решительно возразила она, - я не хочу проигрывать. Одному Господу известно, как поступают здесь с выбывшими королевами: может, сбрасывают с крепостной стены! А вы предлагаете безучастно слушать, как сговариваетесь погубить меня?
  - Но ведь ты всё равно ничего не смыслишь в игре, - огрызнулась Аннет, - так почему же должна выигрывать?
  Бланка дерзко вздёрнула подбородок.
  - Зато кое-что смыслю в другой игре, если мессир хочет, чтобы я оставалась в выигрыше.
  Стефка так и застыла с открытым ртом. И дело было даже не в бесстыдности заявления, а в том что оно исходило от девушки, которую она считала робкой и недалекой простушкой.
  Увидев, что Аннет уже готова вцепиться в волосы подруги, графиня поспешила вмешаться.
  - Время позднее, - изобразила она зевок, - все устали... уже сами не соображаем, что говорим. Давайте спать, а завтрашнее утро всё расставит по своим местам.
  Но утро ничего не изменило, как и последующие дни. Какую бы из королев не вытаскивала Стефания, выигрывала всё равно белая. Иногда Бланка делала ход, иногда нет, но и Аннет тоже не могла разыграть своих комбинаций.
  Атмосфера в башне накалилась до предела! Девушки то угрюмо молчали, то наоборот осыпали друг друга такими оскорблениями, что все призывы графини успокоиться были просто не слышны. И обе 'королевы' были в обиде на патронессу: каждая считала, что графиня должна принять именно её сторону в конфликте.
  Напрасно Стефка толковала глупым девчонкам, что в ссорах нет никакого прока, Бланка и Аннет тотчас отвергали её аргументы, выдвигая свои:
  - Но если я уступлю ей, то непременно проиграю. И только Господу известно, через какие испытания придется мне пройти.
  Между тем, какой бы несведущей в игре ни была Бланка, чёрные фигуры на доске начали таять быстрее белых.
  Весну сменил зной жаркого июня.
  В башне воцарилась нестерпимая духота. Можно было открыть окна, но из тех тянуло запахами нечистот со скотного двора и приходилось, либо пережидать перемены ветра, либо сидеть, задыхаясь от жары.
  Стефка с большим трудом штурмовала крутые ступеньки крепостной стены, но она мужественно преодолевала их, чтобы только вдохнуть свежего воздуха, хотя жара лишала радости даже эти прогулки.
  Что же говорить о вечерах?
  Барон не слишком-то баловал своих пленниц визитами, по-видимому, предпочитая более приятное времяпрепровождение, но всегда появлялся, когда его меньше всего ждали.
  И вот в один из таких душных вечеров Аннет не выдержала и вмешалась в игру.
  - Мессир,- дерзко обратилась она к хозяину, обреченно увидев, как графиня вытаскивает черную королеву, - игра только тогда имеет смысл, когда перед тобой достойный противник. Неужели вам интересно из вечера в вечер навязывать донне Стефании очередное поражение, в какой бы форме оно не выражалось?
  Глаза фон Валленберга заинтересованно блеснули.
  - И... - насмешливо протянул он, - в какой же форме оно выражается?
  - Вы практически обездвижили одну из королев, тогда как по правилам даже пешка имеет право хода.
  Валленберг раздраженно вытер расшитым полотенцем мокрый лоб (у Стефании от резкого запаха его пота тошнотворно сжимало желудок).
  - Ваш упрек мне понятен, демуазель, - неожиданно согласился он,- хотя... от вас я ожидал других слов. Что же, чтобы меня не обвинили в неуважении к фамильной игре, я согласен сдать эту партию мадам Стефании, как говорится, без боя. Вы согласны?
  Графиня настолько поспешно качнула головой, что вызвала пренебрежительную усмешку на его губах, зато Аннет молнией метнулась к стоящей у стены доске. Уж как там она походила, Стефания не знала, только услышала довольный смешок барона.
  - Ваша подопечная, мадам, удачно воспользовалась своим шансом. Зато у нас сегодня появилась возможность пообщаться без столь нелюбимых вами шахматных фигур.
  Стефка посмотрела на него с опаской. Пообщаться? О чем?
  Валленберг понял её взгляд на свой лад.
  - Женщины в вашем положении не особенно благосклонно относятся к ухаживаниям мужчин, но уверяю, даже несмотря на чрево, вы мне кажетесь прекраснейшей из когда-либо существовавших на земле дам.
  - Право слово, вы преувеличиваете мои скромные достоинства! - настороженно пробормотала женщина, гадая, во что выльются для неё эти цветистые комплименты.
  - История знает немало примеров пылкой страсти, воссоединившей прекрасных дам и пленивших их сеньоров. По-вашему, есть ли у нас шанс явить миру ещё один образчик истинной любви?
  То ли от жары, то ли из-за плохого самочувствия, но Стефка сегодня соображала плохо, поэтому недоуменно воззрилась на собеседника. Любовь?
  - Я уверен, что смогу стать для вас прекрасным возлюбленным, - пояснил ухмыляющийся Валленберг, опять протягивая руку за очередным яблоком, - или я недостаточно хорош для этого?
  Стефка замялась, не зная, как вывернуться из столь щекотливого положения. Барон между тем с раздражающим треском грыз очередное яблоко и ждал её ответа.
  - Я замужем, - в конце концов, пробормотала она, - и мне ни пристало думать о других мужчинах.
  - Да, дон Мигель красив, ничего не скажешь, - охотно согласился фон Валлеберг, - но вряд ли он будет долго горевать о погибшей жене и быстро утешится в объятиях других, не менее прекрасных дам. Вы знаете историю Агнесс Сорель?
  Об Агнесс Сорель графиня что-то слышала, но от кого, когда и по какому поводу вспомнить не смогла, поэтому виновато улыбнулась.
  - Я знаю, - неожиданно влезла в разговор Аннет.
  Барон смерил надменным взглядом отважную девушку, но сегодня он был в хорошем настроении, поэтому милостиво кивнул головой.
  - Агнесс Сорель, - размеренно начала свой рассказ Аннет, - была самой красивой дамой Франции. Говорят, что все кто имел честь увидеть девушку, влюблялись, сраженные её необыкновенной прелестью, приятным обхождением и острым умом. Отец нынешнего короля Франции Карл VII увидел Агнесс и влюбился. Он долго добивался любви прекрасной демуазель, и когда она ответила ему взаимностью, не было человека счастливее его величества. Несколько лет пара жила душа в душу, пока Агнесс не умерла во время родов их четвертой дочери, и все это время она была достойной подругой короля. Рассказывают, что Карл VII не торопился изгонять англичан с французских территорий, и тогда его возлюбленная заявила, что если король Англии более смел, тогда она отправляется к нему. Карл испугался угрозы потерять Агнесс и разгромил англичан.
  Стефка внимательно выслушала рассказ своей подопечной, безуспешно силясь понять, почему к истории именно этой дамы барон решил привлечь её внимание.
  Вообще-то в ту эпоху участь королевской фаворитки считалась завидной. Как правило, к ней прилагались земли, титулы, зависть окружающих, а иногда и огромная под стать королевской власть, но Стефка не особенно обольщалась относительно выгод подобного положения. Собственный, весьма неудачный опыт супружеской жизни показал, насколько изменчивы вкусы мужчин. Кстати, согласно всеобщему мнению покойный король, мягко говоря, был весьма посредственной личностью.
  - Как вам эта история, мадам? - поинтересовался барон.
  Стефка недоуменно пожала плечами.
  - Обыкновенная история любви подданной и её господина.
  - Нет, - криво усмехнулся барон, - не совсем обычная, потому что сама Агнесс Сорель была необыкновенной. Наша чёрная королева вкратце поведала нам о красоте фаворитки, но не смогла полностью описать ангельскую прелесть этой дамы. Мне довелось видеть Агнесс, и хотя в ту пору я был зелёным юнцом, до сих пор помню, как у меня замерло сердце при виде бирюзовой синевы её глаз. Король обожал любовницу, носился с ней как с редкостным алмазом: осыпал золотом, поместьями, позволял ей решительно всё - даже появляться на придворных раутах с обнаженной грудью...
  Графиня недоверчиво вздернула брови, но потом всё-таки решила, что барон не лжет. Скорее всего, эта Агнесс, если и была в чём-то уникальной, так это в непомерном бесстыдстве!
  - ... и что же, - продолжал свой рассказ фон Валленберг, - после смерти Агнесс, казалось, что горю короля нет границ: уж так он убивался, так убивался! Обвинил в её отравлении государственного казначея Жака Кера, хотя если тот и был виноват, так это в попытках спасти от алчной фаворитки королевские деньги. Толковали даже, что её погубил дофин Людовик: мол, он тоже притязал на любовь прекрасной дамы, но был отвергнут и пустил в ход яд. Честно говоря, я в это не особо верю. Так вот, очевидцы рассказывали, что Карл был не в себе от горя, и придворные боялись, что он либо руки на себя наложит, либо отречется от престола и примет постриг.
  - Грустная история, - вздохнула Стефания, мгновенно посочувствовав несчастному королю.
  Барон со странной улыбкой покосился на её опечаленное лицо.
  - Я бы так не сказал.
  И его рука вновь потянулась к очередному яблоку в вазе. Женщина со смешанным чувством брезгливости и недоумения глядела, как его крепкие зубы с хрустом вонзаются в краснобокий плод. Иногда ей казалось, что у Валленберга во рту зубов раза в три больше, чем у нормального человека, и было неясно, почему он всегда выбирает только яблоки, да ещё так подчеркнуто вызывающе их грызет.
  - Вам эта история не кажется трагичной? - холодно удивилась она.
  - Нет, не кажется! Когда спустя несколько недель Агнесс в постели сюзерена сменила её кузина, все удивились, хотя и облегченно вздохнули, что король нашёл утешение в объятиях родственницы Сорель. 'Он ищет в ней черты потерянной возлюбленной!' - шептались между собой особо глупые придворные. Чувствительных придурков земля всегда рождает в большем количестве, чем здравомыслящих людей! Между тем, девица оказалась весьма бойкой, и быстро поняла, что к чему. Вскоре двор в изумлении лицезрел, как вокруг короля, словно пчелы вокруг сот с медом, вьются постоянно меняющиеся прелестницы. Говорят, что иногда в постели его величества ночевало до пяти девушек разом!
  У Стефки от стыда покраснели щёки и шокировано округлились глаза. Сказанное настолько не укладывалось в её голове, что она необдуманно брякнула:
  - Зачем... зачем его величеству столько девушек в постели?
  Валленберг коротко хохотнул и подозрительно заблестевшими глазами смерил полыхающее лицо растерянной собеседницы.
  - Мадам, - укоризненно протянул он, - право слово, вы смутили меня таким вопросом. Наверное, король знал, что с ними делать: иначе, зачем было созывать столь очаровательный королевский совет?
  Стефка нервно покосилась на округлившиеся глаза своих подопечных: эти разговоры были явно не для ушей невинных дев.
  - Мессир, - укоризненно призвала она к порядку охальника, - вряд ли вы бывали в той опочивальне, а верить в различные грязные измышления да ещё делиться ими в столь неподходящей к компании...
  Недоговорив, она вздрогнула от резкого хруста очередного яблока: Валленберг их грыз, словно кролик.
  - Мадам, - удивленно вздернул он брови, - вы считаете меня грязным сплетником?
  Несмотря на жару, женщина покрылась холодным потом.
  - Что вы, - лихорадочно поспешила она оправдаться, - нет! Просто иногда... ну...
  Валленберг вдруг резко нагнулся к ней, щелчком отправив недоеденное яблоко куда-то в угол.
  - Так выбирайте выражения, мадам, - его глаза блеснули льдом. - Помните, что вы будущая мать, а у женщин от потрясений бывают и преждевременные роды.
  Угроза в устах этого человека прозвучала настолько устрашающе, что ребенок в чреве тревожно закрутился, и Стефания испуганно схватилась за живот.
  - Ну-ну, - тотчас смягчился барон, - не надо так пугаться. Я не монстр, чтобы вот так - за одно неосторожное слово отправить беременную женщину к палачу, хотя... - он сделал многозначительную паузу, - слова тоже бывают разными. Иногда несвоевременно сказанная фраза губит целые королевства.
  Он сделал паузу, проверяя, усвоили ли присутствующие урок? Установившееся в башне испуганное молчание, было красноречивее всяких слов.
  - Так вот, - как ни в чем не бывало продолжил он, - вернемся к Агнесс Сорель. По мере того, как проходило время, женщин вокруг короля становилось всё больше и больше: остывающая и пресыщенная кровь монарха требовала более изощренных форм распутства от фавориток, и только что-то из рук вон выходящее могло его расшевелить. К концу своей жизни он превратился... - тут барон посмотрел на собеседницу, как бы предлагая ей продолжить фразу.
   - ... в грязную свинью! - с чувством закончила графиня, имея в виду явно не покойного короля.
  Валленберг сухо ухмыльнулся: наверное, всё-таки понял, что реплика относится к нему.
  - Свиньи тут, конечно, не причем. Но выглядел король в глазах своих подданных малопривлекательно. Так вот, к чему я веду этот разговор...
  Действительно, к чему было столь длинное вступление?
  - Агнесс - дивное и чудное создание. Красавица, из тех, кто рождается раз в столетие. Не просто женщина - богиня! И что же? Она положила свою жизнь на алтарь служения человеку не стоящему её мизинца, и который даже не сумел быть достойным памяти такой красавицы.
  Стефка удивилась: ей и в голову не приходило взглянуть на эту историю под таким углом.
  - А чего эта дама была достойна? - осторожно поинтересовалась она.
  - Счастья, мадам, обыкновенного человеческого счастья, которое не смог ей дать этот ничтожный монарх. Так вот, мадам, в тот день на ристалище...
  Графиня пораженно взглянула на собеседника. Он был свидетелем поединка между доном Мигелем и Яреком?
  - .. я внимательно наблюдал за вами, и пришёл к выводу, что брак не принес вам счастья. Любящие женщины иначе ведут себя при опасности, грозящей их мужчинам. Вы же были холодны, утомлены, и поединок-то остановили по каким-то иным соображениям, очень далеким от сердечного трепета и волнения. Так стоит ли цепляться за никому ненужные узы? Зачем посвящать свою неповторимую жизнь человеку, который никогда не сделает вас счастливой? Не лучше ли воспользоваться оказией с похищением и ложной смертью, чтобы начать все сначала?
  Он был чересчур близок к истине, чтобы оставить равнодушной свою собеседницу. Кому понравится, когда у него в душе начинают копаться столь неприятные люди? Подобное редко прощается даже друзьям.
  - Я вас не понимаю, - резко отреагировала графиня, - уж не хотите ли вы сказать, что этот шахматный кошмар не что иное, как прелюдия к счастью?
  - Как знать, мадам, как знать...
  Валленберг встал со своего места и лениво потянулся, с насмешкой окинув её возмущенное лицо.
  - Подумайте над тем, что я сказал.
  И он покинул башню. Стоило двери закрыться, как по комнате раздался громкий облегченный вздох, вырвавшийся из груди её обитательниц, а Бланка ещё вдобавок и взвыла.
  - Я так больше не могу... я так больше не могу!
  Аннет со всего маха дала товарке пощечину.
  - Хватит ныть. Истеричка!
  Ответ не замедлил. Графиня оторопело наблюдала, как её подопечные вцепились друг в друга, а главное, не могла понять - почему?
  - Хватит! - закричала она, подскакивая с места. - С ума вы, что ли сошли?
  Девицы с перекошенными от ненависти лицами немедля обернулись к ней. В их глазах сквозила такая откровенная злоба, что Стефка в страхе попятилась.
  - Мадам, - первой накинулась на неё Аннет, - из-за вашего скудоумия я могу лишиться чего-то очень важного в своей жизни, но вам и дела до этого нет
  Графиня даже не нашлась, что сказать в ответ, зато живо отреагировала Бланка.
  - Влюбилась в барона, а он и знать о тебе не хочет!
  - Дура!
  Свару прекратили быстро и очень эффективно.
  Вбежали какие-то люди с ведрами воды и окатили обеих девиц.
  Испуганный визг, мельтешение, лужи, но всё это прошло мимо внимания Стефки, отстраненно наблюдающей за суетой. Ей вдруг пришло в голову, что далеко не самая умная Бланка смогла верно оценить происходящее: Аннет действительно влюбилась в их тюремщика. Тогда совсем плохо!
  Поздно ночью, когда успокоенная столь радикальными средствами Бланка мирно спала на своей стороне кровати, Стефка растолкала рыжую девицу.
  - Нам надо поговорить.
  Широко распахнув зеленые глаза, Аннет недоверчиво воззрилась на собеседницу.
  - Я думаю, - медленно протянула графиня, не спуская с неё испытывающих глаз,- что Бланка права, и ты действительно очарована нашим монстром.
  - Мессир - не монстр, - горячо кинулась на защиту своего кумира девица, - он очень умён, прекрасно разбирается в шахматах и весьма недурен.
  Стефка изумленно поперхнулась.
  - Дорогая, - вкрадчиво заметила она, - я знаю, что любовь слепа, но не до такой же степени? Разве ты никогда не видела мужчин? Барон не просто некрасив, он уродлив.
  - Ах, мадам, - резко возразила Аннет, - в мужчине красота отнюдь не главное!
  - Да ну, - иронично удивилась графиня, - и что же тогда главное?
  Аннет взглянула на неё, как на несмышленую глупышку.
  - Сила, мощь, ум... а как он играет в шахматы!
  Стон отчаянного бессилия вырвался из груди Стефки.
  - Шахматы? - взвыла она. - Да какое отношение имеют эти бездушные фигуры к женскому счастью? Сила? Легко быть сильным, измываясь над тремя беззащитными женщинами! А налёт на женский монастырь, кощунственное надругательство над кроткими сёстрами-монахинями - это его мощь? Валленберг - монстр, выродок, злой и жестокий как сам дьявол. Барон играет вовсе не в шахматы, он играет нами. Приглядись к барону внимательнее. Какое злое чародейство затмило твой разум? Это же тролль, нежить из сказок, зверь!
  Неожиданно Аннет в испуге отшатнулась от неё.
  - Вы не правы, мадам, - хмуро заявила она, и после некоторой паузы тихонько добавила,- давайте спать: у стен тоже иногда бывают уши.
  Какие 'уши' глубокой ночью в их Богом забытой темнице? Стефка только пренебрежительно отмахнулась.
  Ей снились какие-то страшные рыла, от которых она тщетно пыталась убежать, и на рассвете женщина окончательно очнулась, решив не дожидаться от очередного кошмара. За окном занимался серый рассвет, и чтобы не разбудить спящих девушек, она осторожно перелезла через Бланку и встала на утреннюю молитву. Шум за окном заставил её прерваться и выглянуть во двор.
  Шлем с распростершим крылья соколом она бы узнала из тысячи. Валленберг во главе небольшого отряда рыцарей собрался куда-то выезжать.
  - О, Пресвятая Дева, - горячо взмолилась Стефка, - сделай так, чтобы он никогда не вернулся!
  Наверное, это было чересчур греховное пожелание, потому что долгожданный покой неожиданно обернулся крупными неприятностями.
  Утро началось с того, что Бланка не смогла встать с постели. Чудовищной силы рвотные спазмы сотрясали её плечи, от жара пылало всё тело, и девушка, держась за горло, испуганно хрипела от боли.
  Стефка перепугалась не на шутку, не зная, как помочь несчастной.
  Но от неё ничего и не потребовалось. Вскоре в башне оказался серьезный молодой человек. Он склонился над Бланкой, пощупал пульс, посмотрел в глаза, покачал головой, и что-то приказал окружающим служанкам, после чего те быстро засуетились вокруг кровати, подтаскивая простыни, тазы с горячей водой и устанавливая курильницы.
  Стефания и Аннет внимательно наблюдали за его действиями.
  - Что с ней?
  Лекарь ответил не сразу: сначала дал выпить трясущейся в ознобе Бланке едко пахнущее питье.
  - Скорее всего, лихорадка. Но нельзя исключать, что это начало более страшного заболевания, поэтому будьте осторожнее: в вашем положении нельзя рисковать.
  Может, это и было рискованно, но повязки на голове несчастной девушки пришлось менять все-таки ей, как и давать приготовленное питье: Аннет подчеркнуто не желала помогать сопернице и всячески увиливала от обременительных обязанностей. Зато пленницам удалось ближе познакомиться с ещё одним обитателем Копфлебенца.
  Когда следующим утром лекарь вновь появился у постели больной, графиня решилась с ним заговорить.
  - Как вас зовут?
  - Вальтером, мадам.
  - Вальтер, а вы бы могли ответить на несколько вопросов?
  Молодой человек смерил её неожиданно надменным взглядом.
  - Я попросил бы обращаться ко мне соответственно моему званию.
  - А каково ваше звание? Разве вы не лекарь?
  - Что из того? - резко ответил тот. - Я - Вальтер фон Валленберг, и имею право распускать собственное знамя.
  Стефка перестала что-либо понимать.
  - Если вы - рыцарь, то почему занимаетесь больной?
  - Я закончил Сорбонну и имею степень магистра медицинских наук.
  - Пути Господни неисповедимы!
  А что она ещё могла сказать?
  Зато воспользовалась ситуацией торчавшая за спиной Аннет.
  - Где есть болезни, - почтительно заметила она, - там имеются и лекари. Лучше расскажите, мессир Вальтер, что здесь происходит? Что за странная игра, в какую мы вовлечены и чем это чревато для нас?
  Да, голова у Аннет работала лучше, чем у неё. Стефка лишний раз в этом убедилась. Вальтер так посмотрел на девушку, что та в смущении опустила голову.
  - Вопрос не по существу, демуазель. Что конкретно вас интересует?
  - Королевы. Зачем они нужны?
  - Что же за партия без королев? Играть интересно, когда на кону стоит судьба реального человека. Но стать королевой может далеко не каждая девушка. Во-первых, это должны быть девицы только из благородных семей: простолюдинки легко относятся к насилию. Во-вторых, их нужно подобрать так, чтобы рядом находился человек, который бы искренне переживали за их судьбу, иначе игра теряет всякий смысл.
  - А как долго служат королевы?
  - Увидите, - усмехнулся Вальтер.
  - А что с ними происходит после окончания игры? Надеюсь, их не убивают?
  - Нет!
  По комнате прокатился общий облегченный вздох. Каждая из присутствующих женщин втайне боялась, что единственная дорога из этой башни проходит через кладбище. Впрочем, Вальтер ещё не закончил.
  - За лесом находится монастырь, где бывшие королевы принимают постриг. После чего дают обет молчания, и до конца жизни отмаливают совершенные грехи.
  - Да какие же грехи могут быть у этих бедняжек? - удивилась графиня. - Что нужно отмаливать в таком строгом послушании?
  Губы молодого человека растянулись в неприятном оскале.
  - Не мне вам объяснять, мадам, какие грехи появляются у девушек, когда они имеют дело с мужчинами.
  Слушательницы замерли. Вообще-то каждая из них подозревала о чём-то подобном, но вот так прямо безо всяких экивоков услышать о грядущем бесчестии?
  Стефка растерянно оглядела подавленные лица своих подопечных.
  - А если они забеременеют? - едко поинтересовалась она. - При монастыре есть детский приют?
  Вальтер смерил её неодобрительным взглядом.
  - Такое происходит крайне редко. У нас таких бастардов называют детьми партии. Женщины в этом случае остаются в замке и имеют те же привилегии, что и члены баронской семьи.
  - А от законных жен дети рождаются чаще?
  - Нет. Дело дошло до того, что один из моих предков выправил у императора разрешение провозглашать своим наследником любого рожденного от него ребенка, которого в церкви окрестят именем Гуго.
  Дикость какая-то! Любой человек знает, что если у какой-то пары нет детей, значит, Бог решил искоренить его род. И зачем в таких случаях прибегать к таким бесовским ухищрениям? Только гневить Всевышнего. Впрочем, глядя на барона, никто бы не усомнился, что таким людям лучше не воспроизводить себе подобных.
  - Наш хозяин - бастард? - ядовито поинтересовалась она, с наслаждением выговаривая столь оскорбительное слово.
  И вновь колючий, враждебный взгляд собеседника.
  - Он, прежде всего, барон Гуго фон Валленберг. И потом, мой брат - дитя не партии, а любви.
  Сказанное заинтересовало даже Бланку.
  - Как это? - прохрипела она, держась за горло.
  - Он был по-иному зачат.
  Странное объяснение: неужели есть ещё какой-то способ кроме общеизвестного?
  - Кстати,- уже перед уходом заявил Вальтер, - пока белая королева не здорова, все партии откладываются. Думаю, что недели три вы можете спокойно спать, да и барона в замке нет: он уехал по делам.
  И хотя Стефку не раз предупреждали, чтобы держала язык за зубами, она не выдержала и облегченно пробормотала:
  - Господи, какое счастье.
  На этот раз молодчик не стал одаривать пленницу грозным взглядом, наоборот, он с заметным сожалением вздохнул:
  - Господь в своей неизмеримой милости даровал человеку свободу самому устраивать свою судьбу: всё, что происходит с людьми - только их рук дело.
  Логично, только что он имел в виду? Положительно, все Валленберги - дети любви или партии (безразлично!) были явно ненормальными людьми.
  
  
  ПОЗОРНЫЙ СТОЛБ.
  Отлучка барона действительно длилась почти три недели, и это было время неописуемого блаженства для всех обитательниц башни.
  Успокоившаяся в отсутствии постоянных встрясок Стефка даже смогла без внутренней дрожи сидеть рядом с Аннет за шахматами. Бланка также постепенно приходила в себя.
  Вальтер часто посещал башню. Всегда сдержанный и немногословный, он хорошо знал лекарское ремесло, хотя трудно было придумать более неподходящее занятие для знатного рыцаря. Разговоров по душам пленницы больше не затевали, да и брат барона не демонстрировал желания их вести.
   Жизнь вроде бы входила в нормальное русло, если такое можно сказать о заточении, но каждая из узниц знала, что скоро этому придет конец и напряженно отсчитывала дни.
  Как-то на рассвете женщин разбудили резкие звуки рога. Путаясь в рубахах, они испуганно подскочили с постели и кинулись к окну, чтобы обреченно лицезреть, как в ворота въезжает отряд рыцарей с предводителем в зеркальных латах и в шлеме с соколом на шишаке.
  - Ой, - жалобно пискнула Бланка, - ой!
  И надо сказать, что это было самое ёмкое обозначение того, что творилось на сердце и у толпящихся за её спиной пленниц.
  Весь день они подавленно молчали, старательно делая вид, что занимаются рукоделием и вздрагивали от каждого шороха за дверью, но барон не появился ни в тот день, ни на следующий.
  И это состояние непрерывного, подавляющего ужаса почему-то привело Стефку к неожиданному протесту против происходящего:
  - Почему мы его так боимся? - в один из вечеров задумчиво поделилась графиня с девушками. - Конечно, нам много чего здесь наговорили, но ведь не каждое произнесенное слово - правда. Мне кажется, эти люди получают воистину сатанинское наслаждение, запугивая и доводя нас до истерики!
  Аннет и Бланка недоверчиво покосились на женщину, но почему-то отмолчались, что было само по себе странным. Однако Стефка настолько завелась, что не вняла этому красноречивому предостережению.
  - Мы здесь уже почти три месяца,- пояснила она свою мысль, - и за это время не видели ничего, чтобы говорило о жестоком обращении с людьми в этой крепости.
  - Но позорный столб всё-таки есть, - тихо заметила Аннет.
  Из их окна был хорошо виден помост со зловеще торчащим позорным столбом.
  - Однако никто из нас не видел, чтобы кого-то наказали, - возразила графиня.
  - Возможно, не за что было наказывать.
  Стефка снисходительно взглянула на девицу. Сразу видно, что та плохо представляет, какова жизнь в столь многолюдном месте как Копфлебенц.
  - Плохие слуги имеются во всяком доме.
  На этот раз ей никто не возразил, но вряд ли это означало, что она кого-то убедила.
  И, конечно, этим же вечером на пороге их комнаты вновь появилась скандально раздетая фигура барона. Можно подумать, что его сундуки пусты, если он шляется по замку чуть ли не в одной камизе.
   Надо сказать, что Стефка и Аннет как раз сидели за шахматной доской, и не потому, что этого хотела первая! Просто игра была, чуть ли не единственным средством предотвратить очередную свару между девицами, неизменно затеваемую 'черной королевой'.
  - Вы скучали по мне, мадам? - фон Валленберг уселся напротив графини.
  Стефка досадливо поморщилась. Если бы она знала, что он появится, то соответственно оделась. Сейчас же на ней было затрапезное платье, а волосы упрятаны под плотный чепец. В подобном виде очень тяжело вести беседы, отвлекающие от набивших оскомину шахмат.
  - Я гораздо больше скучала по вашему обществу, если бы мы проводили время, забыв про эту опротивевшую мне игру.
  - Так в чем же дело? Давайте поговорим, - он лениво расслабился в кресле. - Вижу, ваше чрево за это время солидно округлилось. Как себя чувствуете?
  - Превосходно, - Стефка с усилием улыбнулась, лихорадочно ломая голову, о чём бы его ещё спросить, - а где были вы?
  - Мне так хотелось порадовать вас своим отсутствием, - ухмыльнулся в ответ барон, - что я проехался до Парижа.
  Графиня сделала вид, что не понимает сарказма.
  - Зачем же вы посещали Иль-де-Франс? Заказывали очередной комплект шахмат?
  - Покупал ткани, книги, притирания, украшения. Вам нужно пошить новое платье: старые становятся тесны, и мне не по душе. Хватит просиживать целые дни за шахматами: играть лучше чем сейчас, вы всё равно не сможете. А сейчас я бы хотел услышать про ваши парижские приключения: многое я уже выведал, но хотелось бы знать больше.
  Стефка вздернула брови:
  - 'Парижские приключения'?
  Губы фон Валленберга растянулись в неприятной ухмылке.
  - Может, напомнить вам про бордель Мами?
  У несчастной женщины похолодело внизу живота.
  - Как? Зачем... откуда... - ей стало настолько плохо при мысли, что он в курсе её тайн, что наступило удушье и сознание начало меркнуть, погружая окружающий мир в темноту.
  Когда спустя какое-то время Стефка пришла в себя, то увидела склонившееся над ней озабоченное лицо Вальтера. Он протягивал ей питьё.
  - Выпейте, мадам!
  - Спасибо, - простонала она, окончательно приходя в себя,- мне уже лучше.
  К сожалению, за это время никуда не исчез мерзкий Гуго. Он восседал на прежнем месте и с умеренным любопытством наблюдал за действиями брата.
  - Итак, графиня, - как ни в чем не бывало продолжил он допрос, - я знаю о вас практически всё, за исключением только одного - чей это ребёнок?
  Так она ему и рассказала!
  - Я не понимаю вас: к чему эти вопросы? Какое право вы имеете их задавать?
  Она даже не поняла, что случилось. Что-то сверкнуло перед глазами, на голову посыпались шахматные фигурки, и висок обожгла острая боль от удара шахматной доской. Пока потрясенная Стефка вытирала сочащуюся из рассеченного виска кровь, барон не терял времени даром.
  - Ваш муж слабохарактерный слюнтяй, мадам, если вы до сих пор живы, - вычитывал он, брезгливо искривив губы. - А граф ещё сражался за вас на ристалище! Воистину, самый жесткий мужчина становится размазней, когда над ним поработает женщина. Но я любую, даже самую хитроумную стерву всегда смогу поставить на место!
  У бедной Стефки от непонимания происходящего противно задрожали руки.
  - Пресвятая Дева, - пробормотала она, вытаращив в недоумении глаза на своего мучителя, - вы-то тут причем?
  - Ваша дерзость не имеет предела, - и без того не самое выразительное лицо барона окаменело.- Многократно я откровенно давал вам понять, насколько заинтересован в наших отношениях.
  Беда всех нормальных людей, пытающихся договариваться с безумцами в том, что они взывают к их логике, забывая, что тем она как раз и не подвластна. И объясняя, казалось бы, очевидные вещи, вместо того чтобы прийти к приемлемому соглашению, наоборот, вызывают их гнев.
  - Мессир, - ступила на эту зыбкую почву и Стефка, - даже если вы и заинтересованы в каких-то отношениях, это не значит, что у меня не должно быть секретов. До встречи с вами у меня была собственная жизнь, весьма далекая от Копфлебенца.
  Звук отодвигаемого кресла был настолько резок, что она опасливо втянула голову в плечи.
  Барон встал с места и теперь угрожающей массой навис над пленницей.
  - У вас нет больше 'собственной жизни': теперь она принадлежит мне! - резко заявил он.- И чтобы раз и навсегда отучить вас перечить, пожалуй, придется применить наказание!
  Женщина испуганно зажмурила глаза в ожидании неизвестной опасности, но изданный фон Валленбергом звук заставил её настороженно приоткрыть ресницы. Мрачно взирающий на съежившуюся пленницу барон дважды хлопнул в ладони.
  В комнату ввалились два стражника.
  - В подвал, - кратко распорядился барон, кивнув на строптивицу головой,- и с утра к позорному столбу.
  Вот уж воистину... дался же им с Аннет этот столб! Наверняка, их подслушивали.
  - Пройдемте, госпожа, - между тем почтительно поклонился один из стражников.
  Ах, так! Ударившаяся в амбиции и выведенная из себя нелепостью обвинений Стефка, гордо выпятив свой круто вздымающийся живот, с подчеркнутым презрением глянула на фон Валленберга и вышла.
  Узницу не стали выводить из донжона: оказывается башня уходила на несколько уровней под землю. По винтовой крутой лестнице стражники сопроводили пленницу в обширное помещение с затхлым провонявшим воздухом. Ослепленная горящим факелом она мало, что видела, только ужас охватывал её, когда из темноты выступали затянутые паутиной влажные и осклизлые стены. Раздался скрежет ключей, заскрипела ржавая дверь.
  - Сюда, госпожа! - стражник препроводил графиню в сводчатую, затянутую паутиной камеру, где под ногами расползалась зловонная и черная солома.
  Он осветил факелом это мерзкое место.
  - Пока мы не ушли, выбирайте место посуше и садитесь.
  Стефку передернуло от гадливости.
  - Я лучше постою, - брезгливо оглядела она черные островки гнилья.
  Стражник терпеливо вздохнул, но не двинулся с места.
  - От чистого сердца как будущей матери мы вам советуем присесть и постараться отдохнуть. Завтра целый день вам придется стоять привязанной к столбу на солнцепеке - это очень трудно выдержать. Подумайте о ребёнке.
  Что же, выбирать не приходилось. Стефка отчаянно зажмурилась и уселась на издающую невыносимую вонь солому.
  Стражники ушли, и женщина осталась в кромешной темноте одна. Такого темного дикого страха она не испытывала никогда: ей казалось, что окружающая темнота шевелится как живая и рядом слышится чье-то дыхание. Ребенок закрутился в животе волчком, и несчастную женщину затрясло крупной дрожью. Как много бы она дала хотя бы за один лучик света! Было промозгло и очень холодно.
  - Ничего, - в полузабытьи уговаривала она себя, - завтра я так прожарюсь на солнце, что буду с сожалением вспоминать об этом холоде. Надо потерпеть, надо потерпеть...
  Но тут что-то мохнатое пробежало прямо по рукам, и от страха Стефка завизжала что есть силы.
  В отдалении послышались голоса, и этот звук человеческого присутствия её немного успокоил.
  - Я же, наверное, здесь не одна, - сказала она себе, - и это была просто крыса. Хватит бояться... от этого нет никакого прока. Мне надо отвлечься, подумать, о чем-нибудь другом. Например, откуда барон узнал о борделе Мами?
  И хотя ей не приходило в голову ничего путного, эти мысли все-таки помогли женщине отвлечься, и она задремала.
  Перед ней расстилалась тьма черного бархатного неба с серпиком луны.
  Вновь тонкая как тростинка Стефка сидела на облаке и беспечно болтала ногами, а об её руку терся бархатной мордой белый барс.
  - Давно тебя не было, - заметила женщина, заглядывая в святящиеся изумрудные глаза, - правда, я не особенно скучала: наверное потому, что твоё наиболее мерзкое воплощение ждёт меня на земле.
  Изумруды жёстко сверкнули насмешкой.
  - Воплощение? Это ты о Гуго фон Валленберге? Смешно... и даже обидно. Да таких как он тысячи! У каждого из сыновей Адама свои странности: твой муж излишне увлекается охотой на ведьм, фон Валленберг шахматами!
  - По-вашему, это одно и то же?
  - А в чём разница? Всё рыцарство изо всех сил пытается придать хоть какой-то смысл своему существованию. Вот и бесятся от скуки!
  Почему-то сказанное белой кошкой зацепило Стефку.
  - А кто же будет воевать, защищать веру и подвластных людей, если не рыцарство?
  Никто не видел смеющуюся кошку, а вот графиня де ла Верда сподобилась лицезреть это зрелище: приятного в нём было мало. Алая пасть угрожающе оскалилась страшными зубами.
  - Защита веры? Умора! Вера живет в сердце человека и не нуждается в защите озверевших от крови вояк: она либо есть, либо её нет. И только сам человек способен разобраться в своей душе.
  - Но рыцари...
  - Вот уже четыре столетия как христианские ордена пытаются завоевать Святую землю! Зачем?
  - Гроб Господень, Земля обетованная...
  - Можно подумать, что из земли обетованной дорога прямиком ведет на небо. Перерезали кучу народу, попали в Иерусалим, а дальше сами не знали, что с ним делать. Люди... пыжатся, тужатся, рвут жилы, теряя в бесплодных усилиях жизнь, а сами даже не могут толком объяснить, чего хотят. Вот и фон Валленберг... ещё один из заблудившихся в холоде существования. Но если тебе надоел этот парень, я могу помочь!
  Но Стефка уже знала, что за подобные услуги рано или поздно придется заплатить тройную цену
  - Справлюсь как-нибудь сама.
  И вновь её ослепил яростный свет топазовых глаз.
  - Ну что же... люди, как известно, свободны в своем выборе!
  Барс резко отскочил в сторону и, распустив когти на могучих лапах, понёсся среди звезд.
  - Я буду тебя ждать, малышка! - ликованьем раздалось у неё в голове.
  Стефка, с тоскливым восторгом наблюдавшая за полетом, чуть было не взмолилась, чтобы он взял её с собой. И тут опять что-то коснулось руки пленницы.
  'Крыса!' - и она, отчаянно завизжав, проснулась.
  - Не бойтесь, госпожа, - оказывается, за ней пришли стражники.
  Дрожащая от холода и пережитого ужаса графиня с трудом разогнула онемевшее тело и поплелась за ними. Юбки за ночь настолько пропитались влагой и грязью, что от их прикосновения к ногам, женщину брезгливо передергивало.
  Стефку вывели на общий двор, на который пленницы обычно взирали только сверху. Сейчас всё выглядело несколько иначе; оказалось, что вокруг помоста находится довольно обширная мощенная камнем площадь до отказа забитая замковой обслугой. На помосте угрожающе возвышался могучий мужчина средних лет. Его обнаженный торс был прикрыт всего лишь кожаной курткой. Он почтительно склонил перед ней голову и подал руку, помогая взойти по крутой лестнице.
  'Палач' - поняла побледневшая от страха Стефка и быстро перекрестилась.
  Дальше произошло нечто странное: кат сорвал с её головы чепец, выставив на всеобщее обозрение уложенные вокруг головы косы.
  Под помостом волновалась дворня, с любопытством взирающая на происходящее.
  Стефке стало совсем не по себе от недружелюбных взглядов, да и стыдно было стоять на виду с непокрытой головой. Однако оказалось, что палач только начал свою работу.
  Резким движением он так рванул шнуровку на спине блио, что оно бесформенной грудой упало к ногам, оставив ошеломленную женщину в одной мокрой почти до пояса камизе. Графиня окаменела от стыда: такого она не ожидала даже от фон Валленберга! Но и это ещё был не конец: палач рванул рубаху на спине, и Стефка лишь руками сумела удержать ткань на груди. Впавшая в панику женщина не понимала, что происходит. Её вроде бы должны были привязать к столбу, но зачем тогда рвать на ней одежду?
  - Госпожа графиня, - между тем громко объявил палач, - вы присуждаетесь к трем ударам кнута и стоянию у позорного столба на весь день. Но наш господин милосерден, и если вы покаетесь за вчерашнее поведение, он отменит наказание кнутом.
  Услышав о кнуте, Стефка едва устояла на ногах. Да разве ей подобное выдержать?
  - Где он? - спросила она у палача.
   - Поднимите голову вверх.
  Женщина задрала подбородок и увидела, что на хозяйственный двор выходит открытая терраса господского дома. И сейчас на происходящее взирали, облокотившись на каменные перила, Гуго и Вальтер.
  Они встретились глазами, и всё изменилось!
  Почему Стефку так возмутило откровенное презрение фон Валленберга, как будто он не выказывал его и ранее? Но видимо существует грань - предел, дойдя до которого даже самая миролюбивая натура начинает поневоле сопротивляться. Такое неимоверно жестокое наказание за столь незначительный проступок подняло в Стефке такую волну возмущения, что она забыла обо всем: и об осторожности, и о страхе, и даже о том, что имеет дело с настоящим безумцем. Её охватила сумасшедшая, неизвестно откуда взявшаяся бравада.
  - Чтобы извиняться, - хмуро заявила она, - нужно хотя бы знать: за что именно?
  Этого оказалось достаточно: барон сделал знак палачу.
  - Обхватите столб руками, госпожа! - приказал тот.
  Сжавшаяся от ужаса Стефка уткнулась в тёплое дерево лбом, крепко обхватила его и зажмурилась в ожидании. Неужели это происходит с ней? Не может быть, это сон, всего лишь жуткий сон...
  - Три удара, - сказала она себе, - раз, два...
  Удар невыносимо болезненно обжег её, вырвав крик ужаса; второй превратил мир вокруг в ад; третий, казалось, разорвав кожу, перебил позвоночник. От боли Стефка погрузилась в похожий на смерть шок. Но это был ещё не конец: невообразимо пылающей, разорванной спиной её прижали к столбу и прикрутили веревками, немилосердно впившимися в тело. Даже сквозь терзающую боль Стефка почувствовала жар солнца на своем лице.
  - Пресвятая Дева, - простонала она,- за что?
  Но тут усилился ропот зрителей, превратившись в рёв возмущенных голосов, и из толпы в несчастную жертву полетела вонючая грязь. Удары смачно попадали в женщину и расползались по останкам рубашки, пока один комок не попал ей в лицо. От тошноты, брезгливости и боли у Стефки помутилось в голове и сознание милосердно покинуло её.
  Очнулась истерзанная женщина, лежа на боку в кровати. Увидев перед собой знакомые складки шерстяного полога, она озадаченно повернула голову и встретилась глазами с плачущей Бланкой.
  - О, мадам! - только и смогла всхлипнуть та.
  Зато нашла, что высказать Аннет.
  - Это настоящая глупость! Так рисковать своим здоровьем, ребёнком, вытерпеть унижение перед смердами только ради того, чтобы сказать мужчине несколько неприятных слов? Вы действительно считаете, что своим безумством что-то доказали? Какая нелепая и опасная бравада!
  Находящаяся в полубессознательном состоянии от боли женщина даже не обиделась, потому что понимала: девушки также пребывают в состоянии шока от страха.
  - Какой теперь толк кричать, - поморщилась она, - лучше скажи: когда меня отвязали?
  - Сразу же как вы потеряли сознание и обвисли на веревках. Уже четыре часа лежите без сознания: всех напугали.
  - Сколько сейчас времени?
  - Скоро вечер.
  Вот как? Стефка была милой и уступчивой женщиной: вовсе не героиней по характеру, но иногда и кротких людей можно довести до озверения, и тогда они чувствуют в себе яростную потребность в сопротивлении.
  - Мне нужно встать.
  Девицы недоуменно переглянулись, с жалостью глядя на истерзанную патронессу. Они решили, что у неё от боли помутился рассудок.
  - Встать, - озадаченно протянула Бланка,- но зачем?
  Впрочем, что глупые девственницы могли понимать в мужчинах, когда эти зловредные существа не раз ставили в тупик даже более опытную в таких делах графиню.
  - Именно сегодня, - со стоном сделала она попытку подняться, но тут же в бессильной испарине опустилась на место, - барон захочет узнать: сумел он меня сломить или нет? Иначе, какой смысл во всей этой дикости?
  - Но мессир уже был здесь, когда вы лежали без сознания, - с неожиданным раздражением произнесла Аннет. - Мадам похвалялась, что разбирается в мужчинах, однако его вы совсем не знаете: Валленберг не такой, как все!
  Застонавшая от боли Стефка утомленно покосилась на девицу.
  - Аннет, - мягко напомнила она - мы же уже говорили на эту тему. Ты слишком превозносишь нашего тюремщика, приписывая ему несуществующие достоинства.
  - Нет, мадам, - девица упрямо тряхнула рыжими кудряшками, - это вы слепы, если не хотите замечать очевидного!
  Когда человек едва жив от боли, а его пытаются убедить, что безумный палач - кроткий агнец, то поневоле начнёшь смотреть на мир как на чью-то идиотскую шутку. У Стефки не было сил спорить с глупой девицей.
  - Ладно, ты меня убедила: Валленберг - по ошибке забытый на земле ангел, - с неимоверным усилием женщина поднялась с постели, - помогите мне одеться.
  Нехитрая процедура превратилась в настоящую пытку, хотя её спина и была плотно стянута, пропитанным вонючей мазью полотном. Когда Бланка попыталась зашнуровать по бокам её блио, женщина закричала от боли:
  - Осторожнее, дорогая!
  Зато выдержав эту жуткую процедуру, Стефания почувствовала себя гораздо лучше. Всё-таки встречаться с врагом лучше во всеоружии, чем валяющейся беспомощно в постели.
  - Посадите меня в кресло, но сначала поставьте его спинкой к окну, - приказала она девицам.
  И хотя это было непросто, Стефка сумела взяться за рукоделие. Впрочем, она не столько шила, сколько изо всех сил боролась с тошнотой и головокружением.
  Девушки тоже находились в нервическом ожидании. И если Аннет тупо пялилась в окно, то Бланка уселась на подушку возле покровительницы и доверчиво уткнулась головой в её колени. Стефания ощущала сквозь ткань, как громко и беспокойно стучит сердечко девушки. Бедное дитя, но чем она могла ей помочь? Разве только нежно провести рукой по золотистым локонам.
  - Когда это всё закончится, меня отправят в монастырь? - грустно спросила девушка.
  - А разве там хуже, чем здесь?
  - Я так мечтала о любви, так ждала её, почему в моей жизни всё сложилось именно так? За что на меня разгневался Господь?
  - Не знаю, милая! Но Всевышний не покинет нас, где бы мы не находились и чтобы с нами не происходило. Наверное, он послал это страшное испытание, чтобы проверить нашу веру.
  - Но я хочу любви.
  - Самая совершенная любовь на свете, дитя моё, это любовь к Господу.
  Бланка чуть помолчала.
  - А страсть... любовь мужчины? - смущенно спросила она.
  Стефка угрюмо задумалась. Наверное, по вине фон Валленбергов, но весь мужской род сейчас предстал перед ней в самом неприглядном виде.
  - Я любила мужчин дважды, - горько призналась она, - отдавала им сердце без остатка. И оба раза меня предали. Только Господь, девочка моя, никогда не предаст и не отвергнет человека, не оставит его умирать от неразделенного чувства. Единственное, что остается у женщин после того, как по их жизни пройдется мужчина, это сожаление об утраченном ожидании счастья, в котором жила доверчивая душа в покое целомудренной юности.
  Аннет безучастно слушала их диалог, зябко обхватив плечи руками, но всё равно не оставалось сомнений, что она не согласна ни с одним словом патронессы.
  - Так почему бы не сохранить этот покой до конца жизни, удалившись в обитель? - закончила Стефка своё признание.
  Если бы внучку услышала бабка Анелька, её ликованию не было предела. К сожалению, слушатели не оценили мрачные сентенции измученной мужчинами графини. Ладно бы Аннет, но увлекшись горестными размышлениями, женщина не заметила прибытия своего злейшего врага.
  - Рад вас видеть не в постели, мадам, - прогрохотал его голос, - как вы себя чувствуете?
  У вздрогнувшей от неожиданности Стефки выпала из пальцев игла.
  - Вашими молитвами, мессир!
  И чего она ожидала от новой демонстрации непокорности?
  - Значит, вы готовы завтра вновь встать к позорному столбу?
  Такого вопиющего свинства женщина не ожидала даже от этого монстра, поэтому невольно в ужасе вжалась в спинку кресла, и тут же вскрикнула от пронзившей её боли. Слёзы брызнули из глаз.
  - Встать? Но почему на этот раз... чем я опять вам не угодила?
  Валленберг криво усмехнулся, холодно глядя на ошеломленную жертву:
  - Вы не продержались даже часа, сразу же потеряв сознание. А какой смысл в наказании, когда виновный его не ощущает?
  - Вы господин и судья в этом замке, - графиня титаническими усилиями пыталась справиться с текущими будто сами по себе слезами, - воля ваша. Но только я не понимаю, зачем обнажать меня перед смердами?
  - Чтобы унизить вас!
  - Ладно, - Стефка разъяренно проткнула иглой палец, но даже не почувствовала боли, - буду умирать от стыда. Пусть смотрят... но что будет позволено всем, того я не позволю вам.
  - А именно?
  - Видите ли, по истинно женской привычке я всё время пыталась понравиться вам: надевала красивые платья, придумывая, чем бы порадовать взгляд, но если моё тело теперь доступно для обозрения даже воронам, пожалуй, незачем стараться.
  - У палача есть свои привилегии: он может видеть, что сокрыто ото всех глаз. Для него не существует многих очаровательных секретов.
  Как же он ей надоел, до тошноты и зубовного скрежета.
  - Действительно, какие секреты могут быть у куска мяса?
  - Вы сами выбрали такой удел: попросите прощение.
  - Нет, - и Стефка нервно запустила осточертевшее шитье в угол комнаты, - я предпочитаю стоять голая и в грязи под палящим солнцем!
  С этими словами, в ярости забыв про боль, она сорвалась с места. Обогнув Валленберга словно мешающую вещь, женщина подошла к окну. В окутавших людской двор сумерках угрожающей черной пикой торчал позорный столб. Неужели завтра, как в кошмарном сне всё повторится сначала? Стефку забила крупная дрожь: она чувствовала себя настолько больной и измученной, что даже смерть сейчас восприняла бы как блаженное избавление от кошмара бытия.
  'Я больше не могу его видеть, не выдержу завтрашнего утра: больше нет сил!'
  Внезапно женщина почувствовала, как мужские руки с силой сдавливают ей плечи. Стефка раздраженно передернулась, но редко кто с иссеченной спиной может позволить себе такой жест. Застонав от резкой боли, она уже безропотно дала развернуть себя лицом к врагу. Никогда они ещё не находились в такой близости друг от друга.
  - Как насчет партии, мадам?
  Стефка измученно взглянула на его глумливое лицо, и едва удержалась, чтобы не плюнуть.
  - Нет!
  - А если мы сыграем на столб?
  Этот мерзавец был хорошим искусителем. Но узница мгновенно подавила вспыхнувшую было надежду: нет, так глупо он её не проведет. Можно только представить, как сложится эта игра: фон Валленберг будет играть партнершей словно кошка мышью. Даст выиграть в начале, а последним коварным ударом всё равно доведет до проигрыша и будет наслаждаться её отчаянием. Что же, раз наказания всё равно не избежать....
  - Мы не будем играть на столб, - твёрдо ответила она, - и вообще, я больше никогда не буду вашей партнёршей.
  Похоже, ей удалось его озадачить.
  - Что?
  Стефка взвыла от ненависти к этому человеку.
  - По-моему, я ясно высказалась - не буду больше играть. И что вы сможете ещё сделать? Убить?
  В комнате воцарилось потрясенное молчание. Затаившая дыхание женщина заворожено смотрела, как разгораются яростные синие искры в блеклых глазах барона.
  - Убить? - медленно протянул он. - Пожалуй, это хорошая идея!
  Жуткий страх заполонил сердце Стефки. Она готова была откусить собственный язык, но он испуганно продолжал говорить, будучи явно не в ладу с мозгами.
  - Куда мне идти, в подвал? Или сразу к позорному столбу? А может, вы засунете меня в яму со змеями?
  Ассоциация со змеями возникла, конечно же, при виде выражения лица, нависшего над ней мужчины. У женщины голова опасливо втянулась в плечи, но было уже поздно.
  - Нет, мадам, - голос разъяренного барона приобрел свистящий звук, - в этот раз мы вас угостим другим блюдом. Все с вами носились как с тухлым яйцом: выводили гулять на крепостные стены, выполняли все желания. Когда вы проговорились своим подругам, что хотите булочек с корицей, я посылал за пряностями в Амстердам. Но разве вы способны испытывать благодарность?
  Стефка растерянно моргнула. Булочки с корицей? Он окончательно свихнулся? Кормили пленниц скудно: сухой кашей и чёрствым хлебом. Возможность полакомиться появлялась только во время игры. Может, на стол и ставились булочки с корицей, но при виде шахмат у графини напрочь пропадал аппетит.
   В комнату зашли два знакомых стражника.
  - Пойдемте, госпожа, - учтиво поклонились они.
  Женщина на всякий случай накинула на платье плащ, вспоминая как ей было холодно в подвале и, не глядя на девушек, обреченно поникнув плечами, вышла из комнаты.
  На этот раз её повели наверх, а не вниз.
  На вершине донжона оказалась небольшая площадка, окруженная толстыми стенами с нишами. Рядом с одной их них валялся разбитый кирпич, и лежали аккуратно сложенные кучей кости и череп. Стефка в ужасе качнулась, испуганно схватившись за стену. Она поняла, что её ждет.
  - Обычно мы приковываем осужденных к стене, но вы слишком слабы, чтобы изнутри пробить кладку. Если пообещаете смирно стоять и не метаться, мы этого делать не будем, - эти люди собирались её подвергнуть чудовищной пытке, но были подобострастно вежливы.
  - Обещаю, - нервно улыбнулась Стефания и шагнула вглубь прогретой солнцем ниши.
  Стражники начали закладывать вход. Когда кирпичи дошли до груди пленницы, её поставили в известность о дальнейшей участи:
  - Чуть выше головы будет оставлен незаложенным один кирпич, но если вы не опомнитесь в течение установленного господином срока, мы замуруем вас окончательно.
  Узнать бы ещё, какой срок установил для испытания местный монстр, а то и без последнего кирпича ей может прийти конец. Первое что сделала Стефка, оставшись одна, это попробовала присесть. Ноги вытянуть она не смогла, но неудобно скорчившись, всё-таки присела. Не в пример подвалу здесь пахло раствором и раскаленным камнем. Если бы не адская боль в спине и не бьющийся в животе возмущенный младенец, худо-бедно можно было терпеть, но вскоре оказалось, что это было обманчивое впечатление.
  Ледяные мурашки пробежали по коже, когда она вдруг осознала, что здесь умирал в страшных муках человек. Острые углы камней впивались в истерзанное тело, не хватало воздуха: женщина тут же вспотела, а чуть погодя захотелось пить и по нужде.
  Для Стефки начался самый настоящий ад. Трудно пересказать, что она испытала за время заточения: несколько раз женщина погружалась в спасительный обморок, но выходя из блаженного забытья, по-прежнему видела перед собой каменные стены. Голод, жажда, боль от затекшего в неудобной позе тела, зловоние от испражнений так измучили её, что когда по истечению вторых суток у стены появился фон Валленберг, несчастная женщина уже была согласна на всё.
  - Мадам, вы живы? - раздался, приглушенный камнем, голос.
  Узница хотела ответить, но распухший и пересохший от жажды язык не повиновался ей.
  - Может, она без сознания? - послышался голос Вальтера.
  - Разбивайте стену!- приказал барон.
  Когда пленницу достали из-под обломков, фон Валленберг склонился над несчастной:
  - Урок пошёл на пользу? Если нет, то мы немедленно вернём вас на место.
  Единственное, что смогла сделать Стефка, это измученно сомкнуть ресницы.
  - Я рад, что хотя бы таким способом заставил вас стать благоразумной.
  Спустя час выкупанная и вдосталь напившаяся узница лежала на постели. На израненную спину была наложена новая повязка и мазь приятно холодила пылающую спину, но на душе не становилось легче. Тупое отчаянное бессилие вылилось в беспрестанно бегущие по лицу тихие безнадежные слезы. Возле кровати стояли барон с братом и, разглядывая осунувшееся серое лицо пленницы, тихо переговаривались.
  - Вот скажи мне, Вальтер, - обратился к брату фон Валленберг, - она - знатная и изнеженная дама, так почему же до сих пор не родила после таких передряг?
  - Несмотря на изящное сложение, дама Стефания крепкая и здоровая женщина.
  - И сколько мне ещё ждать?
  Согнувшись над больной, Вальтер откинул одеяло и внимательно осмотрел возвышающееся чрево.
  - Со дня на день, - уверил он брата, - плод немаленький. Нужно готовиться к трудным родам, поэтому женщине необходим покой. Пусть отлеживается да набирается сил перед грядущим испытанием.
  Разве это было непонятно с самого начала? Но, похоже, барона смогли убедить быть милосердным к будущей матери только слова брата.
  Валленберги ушли, и к скорбному ложу робко приблизились перепуганные девушки.
  - Где вы были, мадам? Что они с вами сделали? - всхлипывая, спросила Бланка.
  - Отправили в ад, дорогая! - язык по-прежнему плохо повиновался хозяйке.
  - Но вы же живы?
  Стефка с жалостью посмотрела на взволнованные лица своих подопечных.
  - Не уверена...
  
  
  РОДЫ.
  Время родов приближалось. Стефка это ощущала по некоторым изменениям в собственном теле: усилились отеки, появились слабые боли в пояснице.
  Она ещё не забыла ужаса появления первого ребёнка, поэтому прекрасно понимала, что не справится с грядущим испытанием без помощи Рауля. Но похоже другого выхода у неё не оставалось.
  Вальтер оказался хорошим диагностом.
  - Не позднее сегодняшней ночи, - заявил он во время очередного визита, и тут же распорядился, - девицам здесь делать нечего. Переждут в другом помещении.
  Вместо девушек в комнате обосновалась полная добродушная старушка с вязанием, оказавшаяся замковой акушеркой.
  - Всё будет хорошо, госпожа, - напевно заверяла она бледную роженицу, - уж я-то в таких делах разбираюсь. В Копфлебенце редко в какой день не появляется на свет новый младенец: уж скольких я приняла... со счёту сбилась.
  Графиня с умеренным интересом слушала эти утешения. Ей впервые пришло в голову, что она не знает, как выглядят эльфийские младенцы, и как бы её роды не оказались самыми скандальными в практике повитухи.
  Схватки начались на закате солнца. И всё повторилось, как в страшном сне. Напрасно, вокруг неё суетились повитуха и Вальтер: ничем облегчить страдания роженицы они не смогли. Боль не отпускала несчастную Стефку, заставляя час за часом корчиться в бесплодных схватках.
  Перед самым рассветом в комнате появился обеспокоенный барон. Оглядев измученную женщину, он тихо заговорил с братом. Несмотря на боль и собственные стоны, Стефка кое-что расслышала из этих переговоров.
  - Что происходит?
  - Не знаю.
  - Младенец жив?
  - Да, только у неё почему-то не хватает сил вытолкнуть его из себя.
  - Щипцы?
  Вальтер замолчал, раздумывая, и Стефка задохнулась от страха. В ту пору часто вставал вопрос: кому сохранить жизнь - матери или ребенку? И редко удавалось, применив щипцы, вытащить плод из чрева, не повредив его смертельно. Если же выбирали жизнь младенца, то мать умирала со вспоротым животом.
  К облегчению роженицы Вальтер отрицательно качнул головой.
  - Нет, ещё рано. Надо дать графине маковую настойку и пусть поспит. А после отдыха начнёт все сначала.
  Стефке дали питье, но прежде чем она провалилась в глубокий благодатный сон, схватка вновь немилосердно скрутила её. Боль оказалась настолько невыносимой, что она истерично закричала:
  - Проклятый Рауль, да что же это такое!
  И последнее, что увидела Стефка, оказались изумленные глаза младшего фон Валленберга.
  Очнулась женщина внезапно и удивленно оглянулась. Комнату уже заливал серый предрассветный свет. Лекаря не было, а у камина крепко спала акушерка, но кто-то стоял в её изголовье и мягко гладил по голове.
  - Сейчас, любимая, сейчас. Всё будет хорошо!
  - Рауль? - было вскрикнула Стефания, но ей молниеносно закрыла рот появившаяся из-за полога Марго.
  - Тихо, девочка моя, тихо. Мы пришли, чтобы помочь.
  Схватки возобновились, но их невозможно было сравнить по силе с предыдущими.
  После быстрых манипуляций Марго и Рауля ребёнок запросился на свет. Стефка искусала себе губы, чтобы не закричать и не разбудить акушерку, пока младенец не выскользнул из её чрева.
  - Кто? - тихо пробормотала она, обессилено впадая в облегченный транс. - Кто?
  Но Марго и Рауль почему-то ответили не сразу, потрясенно разглядывая младенца. Их молчание настолько встревожило Стефку, что с трудом стряхнув с себя оцепенение, она из последних сил осведомилась:
  - Почему вы молчите? С ребенком что-то не так?
  - Всё в порядке, - поспешила её заверить ошеломленно изучающая брыкающегося новорожденного Марго, - только... только это девочка!
  - И что? - не поняла мать.
  Возможно они бы что-то и объяснили, но в этот момент за окном яростно запели на птичнике петухи и, видимо, их кукареканье было каким-то знаком, потому что троица немедля растворилась в воздухе.
  Но от петушиного крика проснулась и акушерка. Протерев глаза, она подошла к постели.
  - Что, госпожа, отдохнули? А я тут...
  Неизвестно, что хотела сказать повитуха, но в этот момент она узрела залитую кровью постель.
  - Пресвятая дева, - испуганно перекрестилась старуха, - а где младенец? Госпожа, куда вы дели ребенка?
  Стефка с тяжелым вздохом откинулась на подушки: что отвечать на этот вопрос она не знала. Между тем привлеченная криками повитухи прислуга разбудила Валленбергов: спустя некоторое время, натягивая на ходу камзолы, братья ворвались в помещение и застыли возле кровати.
  Лежать под взглядами двух мужчин в заскорузлой от крови рубашке и в луже всяческих испражнений не очень-то приятно. Это когда тебя скручивают в узел схватки всё безразлично, но когда роды остаются позади... Женщина нервно потянула на себя одеяло.
  - Нет, нет, - запротестовал Вальтер, выдернув ткань из её слабых рук, - не надо! Гуго, что все это значит? Где младенец?
  - Может, она ещё не родила, и это кровотечение?
  - Да нет же: вот послед, да и чрево опало. Мадам Стефания, где ваш ребенок?
  И что она должна была ответить? Графиня лишь виновато пожала плечами.
  - Не знаю.
  И практически не солгала: откуда ей было знать, где Рауль спрячет их дочь?
  - То есть как это - 'не знаю'?
  - Я заснула, а когда открыла глаза... вот!
  - Но кто-то должен был перерезать пуповину, да и младенец не иголка, чтобы потерять его в складках простыней.
  И вновь Стефке пришлось недоуменно развести руками.
  - Не знаю.
  - Не сатана же похитил вашего младенца! За кого вы нас принимаете, мадам?
  Сатана? Интересно, а можно ли этим словом назвать Рауля? Правда, тот всегда считал себя эльфом. Впрочем, хрен редьки не слаще.
  - Марта?
  Шустрая старушка виновато подскочила к братьям.
  - Не выходила, мой господин, никуда не выходила, и всё время была здесь, - испуганно затараторила она. - Только когда госпожа уснула, тоже на мгновение сомкнула глаза. Проснулась, а здесь такое...
  - И ты ничего не слышала?
  - Только пение петуха, мой господин.
  - Стража!
  Но вбежавшие на зов барона воины клятвенно заверили, что не сомкнули глаз в эту ночь и ручаются бессмертной душой, что ни один человек не переступал порога башни донжона. Да и куда бы неизвестный похититель подался с младенцем, если ворота крепости оставались закрытыми ещё с вечера?
  Разъяренные братья вернулись к роженице.
  - Нам что, мадам, вновь подвергнуть вас пытке?
  С этих зверей станется! Стефка только тяжело вздохнула.
  - Не стоит хлопот: ещё немного, и если обо мне не позаботятся, я умру сама.
  Странно, но этот кроткий упрек неожиданно образумил Валленбергов.
  - Она права, - признал справедливость её слов Вальтер, - если мы не поторопимся, может начаться родовая горячка.
  По его сигналу вокруг облегченно вздохнувшей женщины заметалась прислуга с полотенцами и горячей водой. Они ещё до конца не устранили последствия родов, а графиня уже впала в крепкий и спасительный сон.
  Наступило время относительного затишья.
  Стефка занималась исключительно своим здоровьем: отлеживалась, мучилась горячкой из-за перетянутых полотном грудей, много спала.
  Надо сказать, что сама обстановка в башне ухудшилась. Весть о том, что ребенка пленницы похитила нечистая сила, быстро разнеслась по всему замку и, конечно же, достигла ушей двух девушек и прислуги, и теперь графиня то и дело натыкалась на подозрительные и испуганные взгляды своего окружения.
  Прервала молчание всё-таки Аннет, а не более привязавшаяся к графине Бланка.
  - Вы знаете, кто у вас родился?
  Стефка насмешливо покосилась на рыжую девицу. Понятно, что они умирали от любопытства. Что же, пусть узнают.
  - Господь в своей неизмеримой милости даровал мне дочь.
  Тут уже прорвало и трусишку Бланку.
  - Правда, что вашего младенца похитили ведьмы, чтобы сделав из неё мазь, летать по небу?
  Стефку передернуло даже от такого предположения.
  - Что за гадости ты говоришь, дитя моё?
  - Но зачем и кому тогда понадобился ваш малыш?
  Это уже заговорила Аннет, вопросительно глядя на возмущенную графиню.
  - В зачатии детей участвуют двое, значит и заинтересованы в их появлении на свет тоже два
  - Значит, - нахмурила лоб рыжая девица, - ваш младенец у отца?
  Отвечать на этот вопрос графиня не посчитала нужным: и так сказала слишком много.
  - Но кто он, если может просачиваться даже сквозь стены высокой башни? Ведь не Зевс же, который выпал на голову Данае в виде золотого дождя?
  О Зевсе и Данае Стефка не имела никакого представления, но раздраженно подумала: очевидно, она не первая, кто попадает в такие передряги по вине бессовестных эльфов. Вот и Рауль забрал дочь и был таков, а она теперь расхлебывает последствия, и кто знает: не придет ли в голову безумцу фон Валленбергу обвинить её в колдовстве и выдать инквизиции? И за меньшие прегрешения люди попадали на костер, а тут плотское сношение с нечистой силой.
  - Не говори глупостей, - мрачно одернула она девицу, - никто не сможет проникнуть сквозь камень.
  - Тогда как он попал сюда?
  - Через дверь, - буркнула Стефка, - и всё, оставьте меня в покое. Давайте займемся туалетами.
  Подобный призыв, как правило, не оставляет равнодушной ни одну женщину, и вскоре они втроём уже увлеченно рылись в сундуках, вытаскивая на поверхность платья, вуали и рубашки.
  Стефка, конечно, похудела после родов, но всё же не настолько, чтобы отказаться от блио в пользу модных платьев.
  - Я стала похожей на корову, - грустно констатировала она, после тщетной попытки затянуть на себе корсаж любимого бледно-голубого платья.
  И тут же заметила каким злорадным удовлетворением сверкнули глаза девиц.
  Это открытие расстроило графиню гораздо больше, чем все неприятности последних дней. Похоже, что с рождением ребенка и без того непростая атмосфера их мирка стала стремительно ухудшаться.
  
  ИГРА.
  В окно застучали осенние дожди. Как-то незаметно за всеми треволнениями минуло лето, но в положении пленниц башни мало что изменилось.
  Не прошло и двух недель после родов, как фон Валленберг возобновил игру. Его появление предварила вереница пажей с блюдами, шахматами и креслами для игроков.
  Стефка тяжело вздохнула и обреченно уселась за знакомый стол.
  Барон мало изменился со времени их последней встречи, разве только расхристанную рубаху прикрыл бархатный камзол, а сафьяновые туфли заменили мягкие замшевые сапоги.
  - Мадам, - фон Валленберг почтительно склонил голову, - вы великолепно выглядите.
  Графиня с усилием растянула губы в подобии улыбки.
  - Благодарю вас.
  Барон занял обычное место, но не торопился приступать к игре, изучающее разглядывая свою партнёршу.
  - Как вы себя чувствуете?
  - Неплохо.
  - Я слышал, вам стали малы платья?
  Действительно, у стен этой башни оказались длинные уши.
  - Думаю, скоро вновь войду в свою норму.
  - В этом нет необходимости. Незачем изображать бесплотного ангела: облик пышущей здоровьем Евы вам более к лицу.
  Стефка в сомнении посмотрела на собеседника. Это был самый конец эпохи преклоняющейся перед высшей небесной святостью, но дамы с пышными формами и жизнерадостными румяными лицами ещё не стали эталонами красоты. Так что фон Валленберг не разделял вкусы своих современников, можно сказать, опережая время.
  - Я рада, что сумела вам понравиться.
  Наученная горьким опытом женщина изо всех сил пыталась подбирать нужные слова, хотя видит Бог, ей это стоило немалых усилий. Зато фон Валленберг удовлетворенно хмыкнул.
  - Вы сегодня столь любезны, - ехидно заметил он,- и это требует награды. Завтра с утра вам принесут ткани для пошива новых платьев: выберите, какие вам придутся по душе.
  От такой невиданной щедрости Стефке стало совсем не по себе: 'бойтесь данайцев дары приносящих'.
  - Мне неловко доставлять вам столько хлопот.
  - Пустое!
  Похоже, обмен любезностями подошел к концу, потому что перед её носом вновь оказалась шапочка с двумя фигурами. Вздохнувшая женщина закрыла глаза и вытащила чёрную фигуру.
  - Угу... - барон сделал первый ход.
  Стефка так долго не прикасалась к шахматам, что многое подзабыла, но сегодня у фон Валленберга были свои резоны не загонять её в угол, потому что под огорченный вздох Бланки выиграла графиня. И пока радостная Аннет колдовала над своей шахматной доской, барон удалился восвояси.
  Всё прошло настолько спокойно, без обычного напряга и истерик, что обескураженная Стефка почувствовала себя одураченной.
  - Здесь что-то не так, - пробормотала она, вылезая из-за стола.
  И тут получила в ответ что-то невообразимое.
  - Вы специально раньше сдавали партии, чтобы дать этой рыжей возможность меня обыграть! - залившись слезами, выкрикнула Бланка.
  - Заткнись, дурочка, - не осталась в долгу Аннет, - просто мессир наконец-то понял, что твоя глупость не искупается хорошенькой мордочкой.
  - Сама дура!
  И Бланка, недолго думая, вцепилась в рыжие волосы соперницы. Опять вбежали слуги и растащили девиц по сторонам: истошный визг, ругань, слёзы!
  Стефка устало прилегла, отвернувшись от скандалисток. Нет, ничего не изменилось: Валленберг одним присутствием играючи сводил людей с ума.
  Утро принесло новые сюрпризы. Нарядные пажи внесли в комнату большое зеркало и несколько штук шелковых тканей ярких расцветок, с преобладанием фиолетовых и пурпурных оттенков. Это были прекрасные ткани: отличного качества, богато изукрашенные растительным орнаментом, но абсолютно неприемлемые для Стефки.
  - Это не мои цвета, - в сомнении развернула она рулоны, - слишком яркие, и едва ли будут мне к лицу.
  Но никто её слушал. Аннет и Бланка, с разгоревшимися от восторга глазами с упоением прикидывая ткани к себе, и вертелись перед зеркалом. Эйфория усилилась, когда те же пажи внесли ларцы с мотками тесьмы, кружевами и прочей отделкой. А вскоре появились и портнихи.
  - Что выбрали, мадам? Какой фасон желаете?
  Стефка оказалась перед трудным выбором. Она боялась отвергнуть дары Валленштейна, но женщина имеет право выбирать одежду, которая делает её привлекательней.
  - Эти ткани превосходны, но нет ли в кладовых мессира шёлка других оттенков? Мне к лицу синие или бледно-голубые цвета.
  Спорить с ней никто не стал. Портнихи удалились, а пажи унесли материю и ларцы с отделкой.
  - Ой, - тотчас озвучила опасения Аннет, - как бы не нажить вновь неприятностей. Ведь не лошадиную же попону вам предложили надеть, так что же вы упрямитесь?
  Стефка тоже застыла от нехороших предчувствий. Ничего особенного она не сказала, но с когда имеешь дело с безумцем, нужно ожидать чего угодно. Он запросто может приказать живьем закопать её в землю, если чихнет невпопад. Иногда графиня поражалась, как в Копфлебенце ещё умудряются жить люди и не бегут из него, словно из зачумленного места.
  А тут ещё после родов Стефка до умопомрачения захотела мяса.
  Когда перед очередной игрой пажи внесли в комнату подносы с едой, среди которой был жареный окорок, она вцепилась зубами в оленину как оголодавшая кошка.
  Появившийся в башне фон Валленберг застыл на пороге. Стефка поедала мясо, чуть ли не урча от жадности и удовольствия. Неизвестно, какое наказание ждало её за утреннее непослушание, если бы не этот кусок мяса.
  - Мадам, - изумился барон, - похоже, ваши вкусы изменились?
  - Такое бывает, - виновато улыбнулась женщина, торопливо облизывая жирные пальцы.
  Валленберг задумчиво хмыкнул.
  - Мои люди передали, что вам не понравились предложенные мною ткани? - перевёл он речь на утреннее происшествие.
  - Они великолепны, - поторопилась уверить его Стефка,- все дело в оттенках.
  - А что с оттенками?
  - Мои цвета синие или бледно-голубые.
  - Небесная чистота более пристала невинной юнице, а не женщине, у которой за душой секретов больше, чем у монахини четок, - уселся на своё место барон. - Фиолетовый, винный... багряный - вот цвета, говорящие о наличии такого количества тайн. Может, вы все-таки расскажите нам: кто отец ребенка и каким образом ему удалось выкрасть младенца из-под самого носа моей стражи?
  Стефка, разом потеряв аппетит, тревожно застыла под требовательным взглядом. Однако фон Валленберг не собирался акцентировать внимание на этом вопросе, потому что после небольшой паузы продолжил:
  - Уверяю, мадам, если бы я захотел узнать правду, то вы бы давно её рассказали...
  Графиня вжалась в кресло: уж она-то хорошо знала, что это отнюдь не пустые угрозы.
  - ... но мне не хочется причинять вам боль. Завтра вновь принесут ткани, и я рассчитываю, что когда мы будем разыгрывать следующую партию, вы порадуете мой взор новым платьем.
  Если фон Валленберг заявляет о своём желании, то только отчаянный безумец может ему противоречить.
  - Как вам будет угодно, мессир.
  И в этот раз выиграла чёрная королева, благо хоть чёрными играл сам фон Валленберг, и Бланка хоть и разрыдалась от обиды, но не обвинила графиню в попустительстве сопернице.
  А Аннет только злорадно сверкнула зелёными глазами в сторону заплаканной товарки.
  - Конец уже близок, - ехидно заявила она, - осталось немного фигур, и мы на пороге шаха!
  Стефка, никогда не обращавшая внимания, как складывалась партия между девушками, в этот раз подошла к шахматной доске. Внимательно оглядев позиции, она поняла, что Аннет права: каков бы ни был конец партии, он близок, но что потом?
  Пленники всегда боятся изменений в своей судьбе, особенно когда отлично осознают, что на свободу их всё равно не отпустят.
  Утром вновь явились пажи, но ткани в их руках уже были иные: фиолетовые и винные оттенки тесненного золотом и серебром венецианского бархата. Почему? Неизвестно.
  - Господин советует вам обратить внимание на этот бархат, - почтительно размотал перед ней штуку ткани один из пажей.
  Бледно-фиолетовый бархат был украшен серебряным тиснением в виде запутанного цветочного узора. Это была красивая ткань, хотя Стефка для себя её никогда не выбрала бы.
  Швеи начали работу сразу же, как она согласно кивнула головой. Девушки с разгоревшимися глазами тоже носились с мотками тесьмы, кружевами, прикидывая их то к лифу, то к сшиваемым полотнищам юбок модного роба. Сама же Стефка с помощью портних делала себе новый головной убор - причудливое сооружение из тончайшего беленого полотна, по моде того времени зрительно удлиняющего линию шеи ещё и за счёт глубокого треугольного выреза на спине.
  Три дня ушло на создание нового туалета. Зато когда по истечении этого срока женщина встала перед зеркалом во весь рост, то удивилась вкусу фон Валленберга: новый наряд ей был к лицу, придав глазам удивительный фиалковый оттенок.
  - Мадам, - радостно всплеснула руками недалекая Бланка, - какая же вы красавица!
  В тот же вечер барон вырос на пороге башни. При виде пленницы в новом платье его глаза удовлетворенно сверкнули.
  - Послушание, мадам, лучшая женская добродетель. Уверяю, если вы будете во всем подчиняться моим желаниям, то станете счастливейшей из женщин.
  В этот раз фон Валленберг играл чёрными, но выиграла графиня. Почему барону вздумалось именно так построить партию, знал только он, но надо было видеть с каким горделивым видом Бланка проследовала к шахматной доске. И Аннет не выдержала: ведь она была так близка к победе!
  - Мессир, - возмущенно сорвалась чёрная королева, - шахматы - игра умных и благородных! Она не терпит торжества пустоты и тщеславия!
  Так бывает: человек прекрасно понимает опасность своего положения, держится рассудительно и осторожно, но вечно преследующая род людской жажда справедливости заставляет терять голову даже самых благоразумных.
  Валленберг, надменно вздернув брови, так взглянул на Аннет, что у графини от страха тоскливо сжалось сердце.
  - Говоря о пустоте и тщеславии, вы имели в виду меня? - понизив голос, осведомился он.
  - И в мыслях не держала! - поспешила заверить его Аннет.
  - Но вы, демуазель, достаточно умны, чтобы понимать: выигрыш белой королевы - это мой выигрыш. Значит, оскорбление было нанесено лично мне?
  - Нет, мессир! Мне всего лишь обидно, что не имею возможности показать вам, как играю я.
  Рука фон Валленберга решительно потянулась за яблоком: у Стефки столь старательно оголенная шея от страха покрылась мурашками. Уж она-то на собственной шкуре испытала, что следствием его разыгравшегося аппетита на яблоки бывают самые дикие выходки. Знала это и Аннет, но как говорится, закусила удила.
  - Если бы вы, мессир, согласились сыграть со мной партию.
  Хруст яблока заставил пленниц испуганно вздрогнуть. Чем-то он напоминал треск, бьющей в смертельно опасной близости молнии.
  - Партию, демуазель? Почему бы и нет. Вы позволите, сударыня?
  Стефка с поспешной готовностью освободила свое место. Чёрная королева с раскрасневшимся от волнения лицом, тем не менее, торжествующе уселась напротив соперника. Похоже, смелая девушка решила поставить на кон свою судьбу!
  - Ну чёрной королеве и играть черными,- хмыкнул фон Валленберг, - так что выбирать не приходится. Но надо уточнить условия. Итак, демуазель, что вы хотите за выигрыш?
  Надо сказать, что возможный ответ его партнерши заставил замереть в выжидании не только фон Валленберга, но и Бланку со Стефанией. Обе понимали, что Аннет единственная из их компании реально могла выиграть партию, поэтому со стороны барона это был не праздный вопрос.
  'Свобода!' - билось в голове у них в голове.
  Но ответ Аннет заставил их опешить в недоуменном негодовании.
  - Я, - дерзко заявила чёрная королева, - в случае выигрыша хотела бы стать вашей возлюбленной.
  Неизвестно, что подумал о таком бесстыдстве сам фон Валленберг, потому что никаких эмоций не отразилось на его лице. Барон, может чуть внимательнее взглянул на сидящую напротив девушку и коротким кивком выразил свое согласие.
  Валленберг уже занёс руку с пешкой над облюбованной клеткой, когда его остановил тихий вопрос Аннет.
  - А чтобы вы хотели получить в случае моего проигрыша?
  Барон немного помолчал, а потом бесстрастно ответил:
  - Вы не будете моей возлюбленной.
  Оскорбительный смысл фразы достиг сознания пленниц отнюдь не одновременно.
  Первой осознала, конечно же, покрасневшая от унижения поникшая Аннет, потом дошло до графини, и уж самой последней всё поняла просиявшая злорадным удовольствием Бланка.
  - Вот, - зашипела она на ухо Стефке, - так и надо рыжей бесстыднице.
  Но графиня настороженно наблюдала за партией. Она недоверчиво отнеслась к отказу фон Валленберга, справедливо подозревая, что за оскорблением кроется что-то ещё более опасное. Женщина уже научилась распознавать приближающуюся грозу по некоторым малозаметным признакам в облике их тюремщика: по чуть задранному вверх правому уголку губ, особенному прищуру глаз и натянутой коже на скулах лица.
  - Ох, - нервно сжала она руку Бланки, - произойдет что-то страшное.
  Но девушка только недоуменно покосилась на бледную графиню.
  - Почему?
  Но Стефка только отмахнулась, продолжая следить за игрой.
  Да, эта партия отличалась от тех, что разыгрывались у них с бароном, как земля от неба.
  Во-первых, по манере: обычно фон Валленберг ставил фигуры, практически не глядя на доску, в основном развлекаясь беседой с партнершей. Сейчас же он всё внимание сосредоточил на доске. Стефка даже не могла понять смысла происходящего на шахматном поле, настолько диковинными были разыгрываемые комбинации. Во-вторых, её удивил темп игры: никто не торопился. Часы на башне давно уже пробили полночь - время, дольше которого барон никогда не задерживался. Однако партии, казалось, не будет конца.
  И если стоявшая за спинами игроков графиня от нервного напряжения не замечала ни усталости, ни времени, то Бланка сначала позевывала, а потом тихонечко притулившись на неудобном стуле, беспечно задремала.
  Между тем, партия складывалась не просто. И как не была Стефка несведуща в тонкостях шахматных баталий, тем не менее, она увидела, что поначалу со свойственной ей напористостью Аннет навязала барону свою линию игры, и он был вынужден уйти в глухую оборону. И всё же постепенно инициатива перешла в его руки.
  Графиня впервые наблюдала за сражением между мастерами этого дела, и в какой-то степени даже заинтересовалась происходящим, если бы не чувство леденящего ужаса, заставляющего её молиться, чтобы партия продолжалась до бесконечности. Пусть себе играют и играют, авось барон так устанет, что не сможет закончить партию, а там...
  Увы, графиня не смогла долго тешить себя подобными иллюзиями. Казалось, ничто не предвещало беды: на поле оставалось ещё множество фигур, когда фон Валленберг внезапно объявил шах. И пока озадаченная Стефка пыталась понять, от какой же фигуры исходит опасность королю, побледневшая Аннет с широко раскрытыми глазами попыталась вывести свою фигуру из-под огня, но барон то и дело монотонно повторяя: 'Вам шах, демуазель', пресекал все возможности маневров противника, пока не прозвучал 'Мат!'
  Аннет с растерянным видом откинулась на спинку итальянского кресла: она была подавлена и огорчена, но Стефку чувства 'чёрной королевы' интересовали мало. Затаив дыхание от волнения, она наблюдала за бароном.
  Валленберг между тем медленно теребил подбородок, задумчиво изучая рога чёрного эннена на поникшей голове побежденной партнерши.
  - Вы хотели, чтобы я стал вашим возлюбленным, - неопределенно протянул он. - Вполне понятное желание: каждая девушка мечтает о любви и мужчинах, и если она лишена выбора...
  Плечи Аннет возмущенно вздрогнули.
  - Вы не правы, - приглушенно возразила она,- я бы вас выделила даже из толпы мужчин.
  Стефка чуть не взвыла за спиной глупышки. Но кто бы мог поверить, что такая умница, как Аннет резко поглупеет, когда дело коснется любви. Такие мужчины, как фон Валленберг не считаются ни с чьими чувствами, кроме собственных.
  - Возможно, - безразлично пожал он плечами, - но, демуазель, чтобы стать возлюбленной, нужно воспламенить в мужчине страсть. Даже выигранной партии для этого недостаточно, а уж если она вдобавок ещё и проиграна...
  В комнате повисла многозначительная пауза, настолько тяжелая, что даже проснулась мирно сопящая Бланка.
  - Они закончили? - шепотом спросила она графиню, с усилием протирая глаза. - Уже можно лечь спать?
  Её шепот в грозной тишине комнаты прозвучал неожиданно громко, и видимо подтолкнул размышляющего барона, наконец-то, озвучить свою волю:
  - Я решил пойти на компромисс. Стать моей возлюбленной у вас не получится. Дело в том, что это место занято другой дамой. Однако вы так хорошо играли, так отчаянно пытались добиться своей нереальной цели и вообще... бывают обстоятельства, при которых настоящий мужчина никогда не скажет женщине 'нет'.
  Рука фон Валленберга потянулась за очередным яблоком. Стефка зажмурилась от страха, но вместо привычного хруста почему-то послышался смущенный голос Аннет:
  - Благодарю вас, мессир.
  Графиня удивленно распахнула глаза и увидела, что яблоко мужчина протянул Аннет, но это было ещё не всё.
  - Я лишу вас невинности, демуазель.
  Неизвестно, чего от фон Валленберга ожидала Аннет, замышляя свою отчаянную авантюру, но предложение ввело её в состояние ступора. Она явно не понимала, что происходит. Между тем, барон встал со своего места и подчеркивающим приглашение жестом указал в сторону кровати:
  - Прошу вас, демуазель.
  - Но...
  - Мессир, - это уже возмущенно взвилась, забывшая про осторожность, графиня. - Что вы делаете?
  Валленберг живо обернулся к ней, и его глаза опасно блеснули.
  - Почему я должен давать отчёт в своих поступках? Может в силу каких-то неизвестных мне обстоятельств вас саму заинтересовало место в моей постели?
  Стефка опешила: она не ожидала такого поворота дела.
  - Я не это имела в виду.
  - Жаль! Однако время позднее: давайте продолжим нашу беседу в следующую встречу. А сейчас позвольте всё-таки уделить внимание демуазель Аннет.
  Женщина разъяренно взглянула на наглеца и повернулась к нему спиной.
  В конце концов, Аннет сама виновата в создавшейся ситуации, пусть и расхлебывает. Но был невероятно оскорбителен сам факт, что фон Валленберг решил не стесняться их присутствием.
  - Бланка, - ледяным голосом приказала она вытаращившейся на происходящее девушке, - немедленно отвернись. Порядочной барышне зазорно смотреть на подобное бесстыдство!
  Бланка послушалась, но судя по её красному лицу и учащенному дыханию, уже увидела достаточно.
  - Ой, мадам ,- лихорадочно прошептала она ей на ухо, - там такое происходит...
  - Чтобы не происходило, - раздраженно одернула любопытную девицу графиня, - к тебе это не имеет отношения!
  Она развернула стул к окну и разгневанно уселась на него, указав Бланке на место рядом. Уставившись невидящим взглядом в черноту слюдяного окна, Стефка пыталась удерживать себя в руках. И всё же ухо невольно улавливало обрывки обращенных друг к другу фраз, красноречивый шорох срываемой одежды, скрип кровати, короткий болезненный вздох....
  - О, мадам, - дрожала рядом от возбуждения Бланка, - если Аннет и мессир... в общем, это самое... значит, они стали любовниками?
  Стефка нервно заглянула в лихорадочно горящие любопытством карие глаза девушки.
  - Пожалуй, - сухо согласилась она и после некоторой паузы добавила, - на сегодняшнюю ночь.
  Женщина пропустила момент, когда барон покинул башню, и не потому что заснула, а просто у неё было странное состояние: ни явь, ни сон. Может от усталости, а может от полного разочарования в жизни её охватили бездумная апатия и обреченность.
  - Мадам, - привела её в себя наоборот перевозбужденная Бланка, - мессир ушел. Мы можем подойти к Аннет?
  Подходить к Аннет Стефке не хотелось, но единственная кровать в комнате была занята девушкой, а сидеть и дальше на жестком неудобном стуле не было сил. Она медленно и неохотно подошла к постели.
  Увиденное её ничуть не удивило: зарывшись в подушку растрепанной рыжей головой Аннет заливалась молчаливыми слезами. Над постелью витал запах фон Валленберга - дыхание, ухватившего добычу зверя. Он был до тошноты неприятен и мерзок, но усталость этой ночи взяла своё: женщина как подкошенная рухнула на свой край постели, даже не сняв великолепный наряд.
  В бархате или в рубище - без разницы, положение пленниц было воистину печальным.
  
  
  ПРОГУЛКА.
  Поначалу Бланка с опасливым трепетом наблюдала за осунувшейся Аннет и благоразумно помалкивала. Да и обесчещенная девица вела себя спокойно, разве только печально хмурилась, молчаливо штопая прохудившийся чулок.
  И может эта подавленная тишина просуществовала бы долго, но переполнявших её эмоций не смогла удержать Бланка.
  Погруженная в собственные невеселые мысли бездумно терзающая канву графиня не уловила момента начала свары, а когда опомнилась, уже было бесполезно вмешиваться.
  - Ты предложила мессиру партию в шахматы, чтобы он согласился взять у тебя то, что обычно мужчины на коленях выпрашивают у женщин, - налетала Бланка на Аннет.
  - У тебя мозгов не больше, чем у кролика, - не осталась в долгу и 'чёрная королева', - если бы ты видела дальше своего носа хотя бы на пару шагов, то поняла, почему я это сделала.
  Девицы орали уже с полчаса, прежде чем дошли до этих слов, заинтересовавших и безразлично слушающую их перепалку Стефанию.
  - Аннет, - сухо вмешалась она, - я видимо, тоже не слишком умна, чтобы понять произошедшее вчера ночью. Не могла же ты всерьез рассчитывать, что выиграешь любовь барона?
  Девица смерила её надменным взглядом. По неясным причинам прошедшая ночь добавила Аннет совершенно неуместной в данной ситуации гордыни.
  - А вы уверены, что роль возлюбленной мессира по силам только вам?
  Стефка нахмурилась: поведение девицы было по любым меркам недопустимым. Графиня была гораздо выше дерзкой грубиянки по положению.
  - Ты не ответила на мой вопрос, - холодно напомнила она.
  - А был вопрос? - огрызнулась рыжая нахалка, но после небольшой паузы все-таки снисходительно пояснила. - Вы же обе были здесь, когда мессир Вальтер рассказывал, что забеременевшая королева остается в замке и имеет все привилегии члена баронской семьи.
  Стефка и Бланка озадаченно наморщили лбы: действительно нечто подобное тот вроде бы говорил, но...
  - А какое это отношение имеет к тебе? - не поняла наивная Бланка.
  Графиня же только пристально посмотрела в мятежные зеленые глаза.
  - Считаешь, что тебе повезет? Если это можно назвать везением.
  - В любом случае быть матерью баронского отпрыска лучше, чем сохнуть монахиней в постах и молитвах. Нужно было рискнуть: если выиграет Бланка, я лишусь даже этой призрачной надежды на будущее.
  Что же, Стефка нехотя, но согласилась, что есть определенный резон в словах Аннет. Правда, путь, по которому пошла отчаянная девица, мягко говоря, был сомнительным. Зато Бланку её соображения не убедили.
  - Ты вела себя, как жалкая потаскушка. Вот мессир и отнесся к тебе соответственно.
  - Бланка, - сурово призвала графиня к порядку разбушевавшуюся девицу, - Аннет повела себя недопустимо, но отнюдь не бессмысленно: пусть это останется на её совести, к каким бы последствиям не привело. И хватит ссор!
  На этот раз её призыв к тишине неожиданно имел успех потому, что им всем было о чём подумать.
  О чем же размышляла Стефка? Как ни странно, о словах фон Валленберга, что у него уже есть возлюбленная. Кого он имел в виду? Ясно, что не её. На счёт чувств барона к собственной персоне, она ничуть не обольщалась: он играл пленницей как кошка мышью, иногда так запуская когти, что это угрожало самому её существованию. Какая уж тут любовь!
  Но если эта неизвестная женщина все-таки существует, почему она допускает существование такой дикости как шахматные вакханалии? Или незнакомке неизвестны условия игры? Немного поразмышляв, Стефка пришла к выводу, что это невозможно. Уж слишком много слуг перебывало в их башне, а ей ли не знать, с какой скоростью распространяются слухи в тесном мирке захолустных замков.
  Женщина обвела тоскливым взглядом стены помещения. Теперь, когда на улице шли бесконечные дожди, пленницы лишились даже ежедневных прогулок по замковой стене, и их существование всё больше напоминало заточение в тюрьме. Стены давили на неё безысходностью существования и огромной накопившейся за полгода плена усталостью. А тут ещё лишившиеся рассудка девицы!
  Когда приход пажей с блюдами еды возвестил о скором визите их господина, Стефка угрюмо оглядела своё потрепанное платье, покосилась на висящий на крюке фиолетовый наряд, и даже пальцем не шевельнула, чтобы привести себя в порядок. Она была настолько зла на фон Валленберга, что это чувство победило даже животный страх перед этим человеком.
  Не подошла она и к столу с яствами, хотя это была единственная возможность сытно поесть.
  Барон оценил обстановку, едва появившись на пороге, поэтому он не прошел как обычно к шахматному столику, а поманил узницу к окну на задний двор. Жест был красноречивым, напоминающим об угрозе наказания за непослушание, но Стефка так устала, что не отреагировала в должной мере.
  - Мессир? - подошла она к фон Валленбергу.
  Прежде чем ответить барон долго изучал её лицо.
  И у него ещё хватает наглости спрашивать? Стефка решила вести разговор напрямую.
  - Как долго вы намереваетесь нас здесь держать?
  Валленберг ответил не сразу. Она нашел её руку и крепко сжал. Стефке было неприятно его прикосновение, но она стоически выдержала.
  - Скоро всё закончится.
  - И насколько скоро?
  Барон поднес её пальцы к губам.
  - Вы так бледны... Хотите, прогуляемся завтра по лесу?
  Лес? Запах мокрой коры и опавших листьев, свежий ветер. Наверное, её выдали восторженно блеснувшие глаза, потому что барон коротко и торжествующе хохотнул.
  - Вижу, вы не столь безразличны к радостям жизни, как пытаетесь показать. Сейчас я выйду из комнаты, а когда вернусь, вы встретите меня в другом платье.
  Графиня утомленно покосилась на фон Валленберга. Если бы он мог хоть на миг представить, как ей осточертел: с души воротило и от скрипучего голоса, и от пронзительного взгляда стальных безжалостных глаз, и от исходящего от него запаха, но разве можно спорить с опасным безумцем?
  - Всё, что только будет угодно мессиру.
  Барона не было довольно долго. Стефка успела не только переодеться, но и даже переброситься несколькими нелюбезными фразами с Аннет.
  - Вы, мадам, делаете всё, чтобы привлечь к себе излишнее внимание нашего хозяина. Это не сочетается с вашими словами о его непривлекательности.
  Графиня с досадой глянула на язвительную девицу.
  - Не надо придавать моим поступкам столь далекое от истины толкование,- сдержанно посоветовала она, - прежде всего потому, что ты обманываешься саму себя. У каждой из нас свои отношения с бароном.
  - У меня нет никаких отношений с мессиром, - вмешалась в их диалог Бланка, - хотя он всегда добр ко мне. Но я ведь ничего и не сделала, чтобы рассердить его.
  - Всё это так, дорогая, - покладисто согласилась Стефка, торопливо закрепляя на голове свой причудливый чепец, - ты ведешь себя мудро, стараясь не привлекая внимания мужчины.
  Аннет вновь ядовито хмыкнула.
  - Бланка и мудрость!
  Появившийся на пороге фон Валленберг прекратил эту перепалку. Он смерил одобрительным взглядом графиню и показал на кресло напротив себя... Аннет!
  - Демуазель, мадам Стефания плохо себя чувствует, поэтому предлагаю вам сыграть за неё.
  Напряжение моментально отпустило Стефку и, примостившись на стуле с рукоделием, она перестала обращать внимание на игроков. Пусть себе бьются: они на равных.
  Другие мысли сейчас занимали её голову. Обещанная прогулка разбудила нестерпимую тоску по родному дому: замку Лукаши, Чёрному лесу и даже по морщинистому лицу старой Анельки. Как же хорошо и безмятежно жилось ей тогда. И зачем взбрело в голову крестному отвезти её в Брно? Ведь с этого и начались все её злоключения. Ах, как же чудесно было дома! На уютной кухне горел жаркий огонь в очаге и Гутка готовила такие вкусные кнедлики...
  - Мадам, будьте готовы: мы выезжаем с утра!
  Стефка вздрогнула от звуков ненавистного голоса, как раз чтобы увидеть как барон покидает комнату, а Аннет с гордым видом шествует к шахматной доске.
  - Тебе 'шах', - презрительно бросила она Бланке.
  Но 'белая королева' почему-то не расстроилась, а совсем по-детски передразнила её смешной гримасой. Графиня даже удивилась подобному самообладанию, пока Бланка тихонько не буркнула себе под нос.
  - Как бы рыжая задавака не задирала нос, мессиру она не нужна.
  Да, есть вещи, в которых хорошенькие дурочки разбираются лучше самых умных девиц - это мужские желания. Природа, обделяя их разумом, зато одаривает безошибочным инстинктом.
  Утро следующего дня выдалось туманным и промозглым.
  Стефка в волнении выглядывала из окна донжона на утонувшие в молочной дымке башни крепости и тревожно гадала, состоится ли прогулка. Однако сразу же после завтрака за ней пришли. Лихорадочно кутаясь в подбитую мехом накидку, помнившую ещё заботливые руки Рауля, женщина стремительно сбежала по крутым ступенькам вниз, нервно покосившись в сторону спуска в подземелье.
  Барон и его свита уже оседлали коней. Её же дожидалась, грациозно переступающая кобылка.
  - Мадам, я рад видеть вас в полном здравии.
  - Благодарю вас, мессир! - натянуто улыбнулась Стефка, усаживаясь в седло.
  Наверное, потому что она волновалась, а может само присутствие барона сделало её неуклюжей, но давно доведенное до автоматизма движение получилось на редкость неловким, как будто у неё в подоле были сложены булыжники. Юбка скромными волнами должна была облегать её ноги, показывая присутствующим только башмаки и щиколотки, но при посадке она задралась до самых бёдер, открыв не только камизу, но и ноги выше подвязок.
  Уловив взгляд барона, уставившийся на её колено, густо покрасневшая Стефка судорожно поправила подол и, чтобы скрыть смущение, натянула поводья.
  Но это движение несколько запоздало, потому что мысли фон Валленберга уже не занимала прогулка. Их небольшой отряд ещё только пересекал подъемный мост, когда он повел беседу, весьма удручившую графиню.
  - У вас красивые ноги, мадам.
  Стефка тоскливо прикусила губу.
  - Прошу простить меня за неловкость.
  - Это была очаровательная неловкость, и совершенная к месту.
  - Вы умеете делать комплименты, превратив досадное недоразумение в тему куртуазной беседы.
   Последнюю фразу женщина выделила особо, намекая распутнику на желание прекратить бестактный и нелепый разговор. Увы!
  - Мне понравилось, как смотрятся на ваших чулках черные бархатные подвязки. Да и чулки... такой тонкий шелк - это весьма дорогая работа. У какого мастера вы их заказывали или это работа итальянских мастеров?
  Стефка открыла было рот... и тут же его закрыла. Откуда ей было знать, где продаются такие вещи. Рауль обряжал свою любовницу в самые красивые наряды, никогда не затрудняя её голову суммами затрат или именами мастеров.
  Между тем фон Валленберг терпеливо ждал ответа.
  - Этим занимался муж, - наконец, неохотно буркнула она.
  Барон громко и недоверчиво хмыкнул.
  - Вы отъявленная лгунья, мадам, - заявил он, - но... лгунья с очень красивыми ножками. А последнее обстоятельство имеет свою цену.
  Стефка хмуро покосилась на собеседника: комплимент показался ей сомнительным.
  - А если к соблазнительным ножкам ещё добавляется пышная грудь и кроткий взгляд прекрасных синих глаз, то такая чаровница может сделать с мужчиной всё, что захочет.
  Очень ей это помогло в замужестве с де ла Вердой!
  - Мне кажется, вы переоцениваете мои достоинства, - сухо отрезала Стефания. - Я не понимаю, какое отношение моя внешность имеет к разыгрываемым в донжоне шахматным баталиям?
  Валленберг чему-то улыбнулся.
  - И даже ваша поразительная недогадливость для меня является достоинством.
  - Вы делаете меня счастливой.
  - Нет, мадам, счастливой я вас сделаю несколько позже.
  Если это обычная куртуазная беседа, то она корова! Такие разговоры, каким бы образом не строились фразы, более приличествовали для борделя Мами чем для беседы барона и плененной им знатной дамы.
  Стефка подчеркнуто оскорбленно отвернулась от волокиты.
  Их отряд за это время проехал вдоль околицы большой деревни, миновал сжатые поля и приближался к лесу. Графиня заинтересованно вглядывалась в приближающуюся массу деревьев. Она так долго разглядывала его с крепостной стены, что теперь в нетерпении ждала встречи с соснами и елями, а вот присутствие при этом фон Валленберга казалось ей лишним.
  Выехав на опушку леса, барон отдал приказ спешиться, а сам поспешил к наезднице.
  Увидев затянутую в перчатку ладонь, Стефка тяжело вздохнула: стоило ей воспользоваться галантной поддержкой, как она тотчас оказалась в тисках объятий.
  - Стефания, - дыхание фон Валленберга обожгло ей висок, - неужели у меня нет никакой надежды?
  Он был невыносим.
  - Вы обещали мне прогулку по лесу, - сдержанно напомнила графиня и решительно высвободилась из нежеланных объятий.
  Удерживать её барон не стал, и Стефка медленно побрела по тропинке, ощущая затылком его неотступный тяжелый взгляд. Да, долгожданная прогулка получилась не столь приятной.
  А лес, между тем, ласкал взгляд всеми оттенками жёлтого, багряного и зеленого. Изумрудный мох вырывался ослепительными сполохами из путаницы уже завядшей травы. Среди охряных листьев мелькали ярко красные ягоды боярышника, хрустела под ногами опавшая хвоя, и горьковато пахло прелыми листьями.
  Заходя в лес, Стефка всегда чувствовала себя гостем, вторгающимся в желанную и загадочную страну, где бы она хотела остаться навсегда, но которая живет собственной жизнью, чуждой и недоступной человеку. Вот и сейчас лес встретил её непонятными звуками: таинственным шелестом листьев и скрипом раскачивающихся под порывами ветра деревьев, но они были приятны её слуху и взору, если бы не мужчина за спиной.
  - Не могли бы вы оставить меня одну? - наконец не выдержала она этой пытки. - Прошу вас! Уверяю, я никуда не убегу.
  Валленберг негромко рассмеялся.
  - Интересно, куда бы вы побежали? Здесь и медведи водятся, и волки, но обычно, когда красивая женщина просит, она сопровождает свою просьбу более весомым аргументом, чем слова.
  Это он таким неуклюжим способом намекал на поцелуй? Как бы ни так. Стефка одарила нахала презрительным взглядом.
  - Я вас не понимаю.
  - А по-моему прекрасно понимаете.
  Как же ей надоели его фривольные двусмысленности!
  - Нет, - возразила она, - не понимаю! Не понимаю, зачем вы ведёте эти разговоры? Что будет со мной после окончания игры? И до тех пор пока вы мне не ответите, я также не желаю отвечать на ваши заигрывания.
  Валленберг слушал её, небрежно теребя в руках ярко-жёлтый кленовый лист. Вопреки опасениям, он отнесся к её словам вполне спокойно.
  - Стефания, мне настолько приятно ваше общество, что я не могу удержаться от ухаживаний. Это так естественно, когда речь идет об отношениях кавалера и его прекрасной дамы. Чего я хочу? Того же, что хотят со времен Адама все мужчины от женщин - любви. Уверяю, игра скоро закончится, и тогда всё будет зависеть только от вас!
  - А если я не захочу вам уступить? Если моё сердце занято другим мужчиной?
  Валленберг небрежно пожал плечами.
  - Мне бы не хотелось думать о столь нереальном развитии событий.
  Возражать барону после такого заявления смог бы только человек с двумя головами. Настолько отважной Стефка не была, поэтому она пошла дальше по тропинке, собирая букет из наиболее привлекших её внимание ярких листьев.
  Прогулка оказалась не столь приятной, как мечталось, но все-таки возвращалась она в Копфлебенц, надышавшись свежим воздухом и хорошо отдохнув.
  - Надеюсь, я вам угодил? - спросил её барон.
  - Благодарю вас, - вполне искренне ответила Стефка, - я получила настоящее удовольствие.
  Валленберг хмыкнул, любуясь её разрумянившимся лицом.
  - Я рад что угодил вам, ведь скоро состоится последняя игра.
  Графиня ничего не стала говорить своим подопечным, вполне справедливо предположив, что это может вызвать лишний шквал негативных эмоций, а ей хотелось отдохнуть после прогулки. Перекусив зачерствевшей, оставшейся с обеда лепешкой, Стефания свалилась в постель и проспала до вечера.
  В этот раз она вытянула белую королеву. Валленберг улыбнулся, посмотрев на побледневшую Бланку.
  - А если сегодня мы изменим правила игры? - предложил он партнерше.
  Стефка настороженно вздернула брови.
  - Видите ли,- пояснил свою мысль барон, - мне хочется, чтобы наши королевы уравнялись в шансах. После того, как демуазель Аннет получить возможность зачать, её положение в игре несколько изменилось. Это не справедливо по отношению к вам, дитя моё!
  И его взгляд сосредоточился на Бланке. Девушка сменилась с лица. Вопреки своей беспечной недалекости, в этот раз она моментально догадалась, о чём идет речь.
  - О, мессир, - сильно покраснев, возразила она, - я вовсе не настаиваю на уравнивании нас в правах. Это был выбор Аннет: уж не знаю, правильный ли, но я на него не претендую.
  Но фон Валленберг властным жестом показал ей на место напротив.
  - Вы правы, - покладисто согласился он. - Мы изменим условия игры. Если вы выиграете, ангел мой, то я дам вам... приданое и жениха.
  Это было нечто новое, и пленницы невольно опешили, услышав столь щедрое предложение. Радостная Бланка засияла карими глазами, благодарно глядя на барона, но её тотчас спустила с небес на землю мрачная Аннет.
  - А если выиграете вы?
  Валленберг покосился на замершую в ожидании ответа взволнованную Стефку.
  - Значит, Бланка не выйдет замуж.
   - И всё?
  - А почему именно вы задаете мне эти вопросы? - холодно осведомился барон. - Разве в первую очередь, они не должны волновать саму демуазель?
  Бланка опять густо покраснела и, прижав руки к груди, испуганно взмолилась:
  - Вы же не обидите меня, ваша милость? Я всегда хорошо себя вела: не возражала вам и не упрямилась.
  - Конечно, дорогая, я не допущу, чтобы вы почувствовали себя несчастной.
  Весьма обтекаемое обещание. Но возражать или задавать вопросы далее не было никакого смысла, хотя и Стефания, и Аннет были твердо уверены, что ничем хорошим для Бланки эта игра не закончится. Разве у глупышки был хоть один шанс выиграть?
  Бланка играла в шахматы ещё хуже, чем графиня. Постоянно путалась в ходах фигур: ставила их куда попало, допускала чудовищные ошибки. Тем не менее фон Валленберг терпеливо поправлял партнершу, и ни разу не сказал ничего обидного. Пожалуй, к Бланке он относился лучше, чем к остальным пленницам.
  Стефка на мгновение даже почувствовала смутную зависть к белокурой девушке: она так устала от бесконечных оскорбительных намеков в свой адрес. Судя по хмурому виду надутой Аннет, она отчаянно ревновала.
  Казалось, исход игры был предопределен, но... Действительно, надо быть гениальным мастером, чтобы таким образом построить партию, что выиграет даже человек ничего в шахматах не смыслящий.
  Бланка не поверила собственным глазам, убедившись в своей победе.
  - Значит, я выйду замуж, - радостно ахнула она, - и вы дадите мне приданое?
  Валленберг вольготно откинулся на спинку итальянского кресла, скрестив перед собой пальцы рук. Стефка опасливо напряглась, заметив, как хищно сузились, блеснув сталью, его глаза, а уж когда рука потянулась за яблоком... у женщины мурашки пробежали по коже.
  - Конечно, - охотно подтвердил барон, - я непременно выполню своё обещание. Осталось только определить имя вашего жениха. Самый лучший из всех существующих на земле, это...
  - Жених Небесный! - злорадно договорила за него Аннет, моментально догадавшись, в чём смысл происходящего.
  И пока разочарованная Бланка менялась в лице, фон Валленберг, недовольно покосившись на 'чёрную королеву', продолжал объяснение:
  - Я вам дам приличное приданое, и в монастыре вы будете на хорошем положении. Это весьма достойная участь, о которой многим приходится только мечтать.
  Бланка расплакалась.
  - Но я, - навзрыд всхлипывала она, - мечтала выйти замуж, родить детей, любить!
  - Насколько я понял, честь для вас дороже? Но если вы все-таки хотите родить ребенка, то я могу вам дать шанс избежать обители, но с целомудрием тогда придётся расстаться.
  Стефка раздраженно взвыла, хотя с самого начала подозревала, что этим дело и закончится.
  Слова больше ни говоря и даже не дожидаясь решения Бланки, она уселась лицом к окну.
  - Хорошо, что сегодня днём я так долго проспала, - мрачно поздравила она себя.
  Между тем за спиной что-то беспомощно лепетала Бланка, гудел непреклонный голос фон Валленберга и слышались язвительные реплики Аннет. Стефка даже не прислушивалась, она точно знала: Бланка со своим незамысловатым умишком не сможет противостоять барону.
   Вскоре рядом с ней в гневе шлепнулась на стул разъяренная Аннет.
  - Однако наша наивная девочка умеет быстро раздеваться, - прошипела она на ухо графине, - и кто бы сказал, что она делает это без охоты?
  - Я, - отрезала не менее разозлившая графиня. - Оставь её в покое. Бланке сейчас не позавидуешь!
  - Да, она всосалась в него как пиявка!
  Стефка смерила неприязненным взглядом 'чёрную королеву'.
  - Негоже подглядывать за чужой страстью: они сами разберутся, что и как им делать. И всё, - прервала она возражения девицы, - на этом мы прекратим разговоры. Лучше попытаться уснуть.
  И графиня действительно уснула под красноречивые звуки растревоженной кровати и под всхлипывания, не могущей удержаться от слез обиды Аннет.
  Они ей все надоели и, по большому счету, Стефке было наплевать, кто из девушек стонет под бароном на их общей постели.
  
  КОНЕЦ ИГРЫ.
  Она проснулась от боли в затёкшем теле уже на рассвете. Рядом в такой же неудобной позе спала и заплаканная Аннет.
  С трудом распрямив стан, Стефка подошла к кровати, но едва бросив взгляд на постель, отскочила прочь. Бланка спала, доверчиво уткнувшись носом в плечо любовника.
  И пока она приходила в себя от неожиданности, фон Валленберг распахнул глаза. Их взгляды встретились.
  - Уже утро?
  - Можно сказать и так, - сухо ответила женщина, отходя от кровати.
  За спиной был слышен шорох натягиваемой одежды, скрип кровати, и наконец, она почувствовала, что распутник стоит за спиной.
  - Вы сердитесь?
  Он вновь умудрился болезненно унизить её. Не было сил находить обтекаемые фразы, да и не хотелось.
  - Да.
  - Почему?
  - Ваше поведение оскорбительно для любой женщины.
  Валленберг помолчал, а потом с силой сжал её плечи.
  - Это окончание игры, - прошептал он ей на ухо, - по крайней мере, для вас.
  И ушёл.
  Тогда Стефка ещё не знала, что это действительно был конец шахматных баталий. Правда, в других недостатка не ощущалось.
  Бланка проснулась утром совершенно счастливым человеком.
  - Солнце, - мечтательно протянула девушка, - как хорошо!
  Стефка невольно улыбнулась: Бланка лучилась светом, как солнечный зайчик.
  - Тебе понравилась страсть?
  - Да, - восхищенно призналась девушка, - это прекрасно.
  Можно только представить, как взбесили её слова Аннет.
  - Ещё неизвестно, - грозно заявила она, - кто победит в этой игре. Ведь мессир уже получил от тебя единственное, что ты вообще в состоянии дать.
  Поморщившаяся Стефка обреченно приготовилась к скандалу, но... Бланка зевнула прямо в лицо разъяренной сопернице.
  - Уймись, - лениво пробормотала она, уютно сворачиваясь в клубок под одеялом, - что будет, то и будет, а по мне - и так хорошо.
  Такая беспечность озадачила Стефку.
  - Бланка, - осторожно поинтересовалась она, - мессир тебе что-то пообещал?
  - Нет, но разве всегда нужны слова? Мне кажется, что иногда и так всё понятно.
  Вот так безоглядно поверить уже раз обманувшему тебя мужчине? Стефка грустно усмехнулась: разве она сама была умнее Бланки, когда поверила в чувства де ла Верды? Пусть пребывает в эйфории, наивное дитя, она мешать не станет. Даже если это состояние продлится хотя бы день, оно того стоит.
  - Дурочка, - презрительно фыркнула Аннет, - даже курица и то умней тебя!
  Но Бланка не стала огрызаться, а просто повернулась к ним спиной и безмятежно заснула.
  - Мадам, - возмущенно воззвала к ней за неимением лучшего слушателя рыжеволосая девица, - видели вы когда-нибудь большую глупышку? Что она себе вообразила?
  - Она счастлива, - устало возразила Стефка, - а быть счастливой вопреки царящему вокруг ужасу - не глупость, а беспредельное мужество. Оставь её в покое.
  Вечером они были готовы к новым испытаниям, но барон не появился.
  Не пришел он ни на следующий день, ни через неделю.
  - Барон в отъезде? - озадаченно допрашивала графиня прислугу, но женщины только неловко отводили взгляды.
  За окном разбушевалась осенняя непогода: в башне становилось всё холоднее и холоднее, и теперь бедные пленницы натягивали на себя всю имеющуюся одежду, чтобы согреться. Камин протапливали только с утра, и к вечеру чудовищные сквозняки выветривали всё тепло. Женщинам приходилось спать, тесно прижавшись друг к другу. Кормили всё также скудно, и состояние пленниц ухудшалось с каждым днем.
  Стефка поутру с философским спокойствием утягивала всё более утончающуюся талию корсажем. Если барон и любил дам с пышными формами, то на пленниц его благосклонность не распространялась, и похоже фон Валленберг потерял к ним всяческий интерес.
  Прошло два месяца. Стены донжона теперь покрывались поутру инеем, а вода в кувшине замерзала. Зимнее солнце освещало узилище редко, поэтому там обычно царили промозглые сумерки.
  Как-то утром на лестнице раздался шум от множества ног. Графиня и её подопечные в тот момент как раз сгрудились около недавно разожженного камина, чтобы хоть немного согреть закоченевшие руки, поэтому недоуменно обернулись к двери.
  Раскрасневшийся с мороза фон Валленберг в отороченном беличьем мехом плаще переступил порог комнаты.
  Пленницы насторожено вскинули глаза на барона в предчувствии грядущих неприятностей. И не ошиблись.
  - В игру входит новая королева, - громко объявил барон, - но вы знаете, что по правилам на шахматном поле не может быть трех королев, поэтому одной из вас придется нас покинуть. Демуазель Аннет, мать аббатиса ждёт вас за дверью.
  'Чёрная королева' дёрнулась как от удара, но не согнула головы.
  - Нет, - вдруг возразила та, - я не покину Копфлебенц.
  - Почему, - удивился барон, - разве демуазель не отдает себе отчет о последствиях отказа?
  - Во-первых, потому что я так и не проиграла партии белой королеве, - колко пояснила Аннет,- а во-вторых...
   Она выдержала торжествующую паузу.
  - ...может у меня и невелик опыт в подобных делах, но по-моему я ношу вашего ребенка.
  Вряд ли она рассчитывала на последовавшую реакцию. Барон с ледяным лицом смерил её неприязненным взглядом.
  - Если вы лжете, демуазель, я отрежу вам язык, - заявил он и тут же приказал сопровождающим людям,- позовите мессира Вальтера.
  Пока прислуга бегала за лекарем, в комнате царила зловещая тишина. Графине, несмотря на дурные предчувствия, было всё-таки интересно, чем закончится дело. Пришел Вальтер.
  - Она толкует о беременности, - мрачно сказал ему брат.
  Лекарь только развел руками, и огорченно кивнул головой.
  - Да, слуги мне доносили, что Анна не просила ветоши для естественных надобностей, - подтвердил он, - но окончательно сделать вывод можно будет только через месяц.
   Барон зло выругался.
  - Ладно, - неприязненно высказался он, - с этой минуты вы свободны в своих передвижениях. Вам будут оказываться почести как знатной даме, но вы больше никогда не снимете платья чёрных цветов.
  Аннет торжествующе смерила взглядом ошеломленных товарок. Барон повернулся к Бланке.
  - Моё нежно любимое дитя, придется из игры выводить тебя. Или ты тоже беременна?
  - Нет, мессир, - заплакала бедняжка, - хотя вы и сделали для меня больше, чем для Аннет.
  - Ну-ну, - успокаивающе похлопал её по плечу фон Валленберг, - видимо, Господу не угодна ваша мирская жизнь. В монастыре вам будет хорошо.
  - Но мессир, я не чувствую склонности к монашеской жизни, - в ужасе прошептала Бланка.
  Валленберг посуровел лицом.
  - Вы чувствуете склонность к греху?
  Девушка растерялась.
  - Может, кто-нибудь из ваших рыцарей захочет взять меня в жены? - робко предложила она.
  Губы барона вытянулись в нитку. И хотя Стефания сто раз давала себе слово не вмешиваться, ей настолько стало жалко несчастную Бланку, что она отважно бросилась в бой.
  - Вам она не нужна, но может кому-нибудь другому понадобится. Бланка так красива и нежна: неужели в расплату за то, что Аннет беременна, девушке придётся влачить оставшиеся дни в обители? Ведь ей всего шестнадцать лет!
  Барон издевательски хмыкнул.
  - Действительно, давайте предоставим ей выбор: в замке найдется немало мужчин, которые захотели бы взять её в жены. Они для меня одинаковы, поэтому пусть разбирается невеста.
  Его глаза свирепо блеснули.
  - Итак, осталось только провести сватовство.
  - Что вы задумали? - перепугалась графиня.
  Но фон Валленберг уже не обращал на неё никакого внимания.
  - Раздевайтесь, мадемуазель! - приказал барон Бланке.
  - Нет! - в ужасе закричала девушка, наконец, догадавшись, что её ждет.
  Но кто бы стал слушать несчастную. Вбежавшие в комнату дюжие служанки сорвали с неё одежду и распяли обнаженную и отчаянно вырывающуюся Бланку на кровати.
  Стефка закрыла глаза, борясь с позывами к рвоте, и отвернулась в стене, но когда Бланка закричала неестественно пронзительным голосом, она почувствовала, что её терпение исчерпано.
  Неведомая сила заставила женщину промчаться мимо ошеломлённого барона и выскочить в распахнутую дверь. Промчавшись мимо оторопевших слуг, подсматривающих за расправой над Бланкой, Стефка, перепрыгивая через ступеньки, взобралась на стену.
  Высота напугала, и она инстинктивно отпрянула назад.
  - Полетаем, - раздался рядом голос барса, - только взмахни руками, и ты помчишься среди облаков подобно легкому перышку. И больше не будет ни боли, ни отчаяния - ничего!
  И смятенная женщина вдруг почувствовала на своём лице манящий ветер звёздных странствий. Между тем приближался топот погони, и она, больше не раздумывая, спрыгнула со стены... но не улетела вверх как обещал барс, а камнем упала вниз.
  Стефка летела ко рву с ещё не замерзшей водой, и ветер свистел у неё в ушах. Со стены доносились крики, а вода приближалась с ошеломляющей скоростью и в тоже время странно медленно.
  - Обманщик... а чего ещё ожидать от дьявола?
  И гнев на коварного барса заставил её строптиво вытянуть руки вперед, меняя положение тела, как когда-то в детстве, когда она ныряла в речку вблизи Лукаши.
  Колючая и одновременно обжигающая льдом вода приняла женщину в свои чёрные тяжёлые объятия. Она пронзила её толщу и даже коснулась кончиками пальцев вязкого ила, но инстинктивно изогнулась и чудом избежала катастрофы встречи с дном. Чуть погодя, Стефка вынырнула из шипящей пузырьками грязной канавы на поверхность. Прошло всего несколько мгновений, а люди барона уже рассыпались по берегу и пока она, отфыркиваясь, в ужасе боролась с ледяной тяжестью намокших, влекущих её назад юбок, беглянку обнаружили.
  - Она всплыла, мой господин! - прокричал кто-то, и к Стефке направилась спущенная лодка.
  Но хотя челядь барона действовала быстро, женщина уже вновь пошла ко дну, когда кто-то поймал её за длинные оледеневшие волосы.
  - Она жива, мой господин, - ворвались в меркнущее сознание радостные крики, - Пресвятая Дева помогла ей уцелеть! Дама плавает и ныряет, как редко какая рыба.
  - Быстрее спасайте женщину, болваны, - раздался далекий голос фон Валленберга.
  Стефка обреченно расплакалась, когда её вытащили из воды. Побег в никуда не удался, и всё начиналось сначала.
  
  
  УЛЬРИКА.
  Пока Стефку несли в замок, она безвольно подчинялась, но попав во двор крепости и увидев чёрную иглу позорного столба, забилась в истерике.
  - Больше нет сил, - хрипела несчастная женщина, вырываясь из крепко держащих её рук. - Неужели, я настолько грешна, что от меня отказывается даже ад?
  - Успокойтесь, мадам, успокойтесь, - навстречу уже бежал Вальтер, настойчиво пытающийся прямо на ходу влить ей в рот какую-то гадость.
  Но зубы женщины клацали из холода, тело трясло в лихорадке, и напоить в таких условиях кого-либо было сложно, а тут ещё отчаянное сопротивление несостоявшейся утопленницы. И всё-таки при помощи чьих-то дюжих рук лекарю удалось дать ей лекарство. Подействовало оно мгновенно, и Стефка перешла в мир жутких сновидений - мерзких корчащихся рож и странных вращающихся сфер.
  Проснулась женщина внезапно. Подскочив на постели в бессильном поту, она силилась понять, где находится: уж не новое ли это продолжение кошмарного сна?
  Стефка увидела, что лежит на большой кровати среди хороших тонкого полотна простыней под легким, подбитым мехом одеялом, в жарко протопленных просторных апартаментах. Бархатный алый балдахин, узорчатые деревянные панели, полускрытые шелковыми драпировками и коврами, парчовые занавеси на окнах: так обставить свою спальню мог только очень состоятельный человек. К тому же вдоль стен стояли многочисленные, богато инкрустированные золотом и эмалью сундуки, черного резного дерева шкафы, а на самом видном месте красовалось начищенное до блеска оружие. И, конечно же, перед пылающим камином возвышался отделанный эмалью столик с начатой шахматной партией в окружении двух массивных кресел с многочисленными шелковыми подушечками. Каменные полы были устланы коврами и в беспорядке разбросанными маленькими тюфячками.
   Женщина потрясенно ахнула, с трудом приподнимаясь с подушек. Неужели она в спальне самого барона? Это герб фон Валленбергов красуется на колпаке камина, его книги сложены на большом столе у окна, а домашний алтарь барона украшает усыпанное драгоценными камнями золотое распятие. Едва это осознав, она услышала мерное дыхание. Испуганно покосившись, Стефка едва сдержала стон разочарования: на соседней подушке крепко спал фон Валленберг.
  Сюрприз оказался не из лучших. Тихонько взвыв, Стефка схватилась за раскалывающуюся от боли голову, пытаясь вспомнить, что произошло, и почему она оказалась в столь нежелательной компании. И сразу вспомнились: искаженное страданием лицо Бланки, хищный блеск в глазах фон Валленберга, ледяная вязкость колючей воды, поглощающей утопленницу...
  - Пресвятая Дева, - испуганно перекрестилась она, - прости меня за столь тяжкий грех!
  Конечно, первым её поползновением было желание немедленно покинуть кровать, но как ни приглядывалась к окружающим предметам Стефка, ничего похожего на одежду вокруг не было. Можно было в поисках какой-нибудь рубахи покопаться в сундуках: там, наверняка, хранилось платье фон Валленберга, но как бы тот не проснулся. Бегать же по комнате голой, навлекая на себя кучу новых неприятностей, женщина благоразумно не стала. Затаив дыхание она тихонько отползла на самый край кровати и, натянув одеяло до носа, постаралась дышать, как можно тише.
  Глубокий покой комнаты, нарушаемый лишь треском дров да мерным дыханием спящего рядом мужчины, подействовали на неё успокаивающе: несостоявшаяся утопленница вновь заснула.
  А потом было утро.
  - Вам надо вставать, господин ждёт!
  Стефку вырвали из сладкого утреннего сна. И пока она зябко ежилась и бестолково крутила головой по сторонам, несколько служанок торопливо приводили её в порядок. Протирали мокрыми полотенцами руки и лицо, натягивали блио и чулки, юбки и корсаж, привязывали рукава, укрепляли на голове чепец. Замороченная этими непонятными приготовлениями графиня вяло поворачивалась в их руках, устало отметив только бледно-лиловый цвет верхних юбок и корсажа.
  - Светает, - занервничала видимо старшая из служанок, - быстрее! Прогулка должна быть закончена к началу завтрака.
  И Стефка, ежась от недосыпа и холода, спустилась вслед за несущим факел слугой по темным и извилистым переходам незнакомого дома прямиком к конюшням. Барон уже восседал на коне в ожидании своей пленницы.
  - Как и все хорошенькие женщины, вы слишком долго возитесь, - мягко упрекнул он её.
  Стефка молчаливо взгромоздилась на предложенную кобылу. Она не могла побороть дрожи даже от звуков его голоса.
  - Я пригласил вас на прогулку, чтобы кое-что показать, - между тем, натянул поводья барон.
  Опустились противно заскрипевшие цепи. Всадники выехали за ворота Копфлебенца, но к удивлению Стефки остановились, едва миновав ров. Выпавший ночью снег занёс все следы ночного переполоха, и только чёрная вода канала зловеще поблескивала в обрамлении белоснежных берегов.
  - Посмотрите на эти стены, - барон кивнул на громаду крепости. - Их высота впечатляет даже самых упорных врагов, поэтому Копфлебенц ни разу не был взят. Не могу понять, как вы остались живы: спрашивал капеллана, какому святому обязан возносить молитвы за ваше спасение, но тот лишь удручающе развел руками, пояснив, что нельзя молиться за самоубийц. Нет на свете греха тяжелее этого! 'Но тогда каким же образом женщина спаслась, если даже святые отворачиваются от не желающих жить?' - полюбопытствовал я. И священник ответил, что никто не может постичь промысла Всевышнего, решившего оставить вас среди живых. Мадам, покушаясь на свою жизнь, вы, тем самым, выступаете против Бога! Но он милосерден к вам, так относитесь же к его воле с подобающим христианке смирением.
  Его вполне заслуженные упрёки заставили Стефку покраснеть от стыда, но это ещё было не всё. Барон развернул коня в сторону восходящего солнца.
  - Посмотрите, Стефания, какой сегодня красивый рассвет.
  Серую хмарь зимнего неба прорезала пронзительная алая полоса восхода. И сразу изменился мир вокруг: розовые блики оживили сугробы, заставив их засеребриться нежным цветом расцветающих яблонь. Радостно запели птицы, и даже морозный воздух вдруг запах весной.
  - Разве утро не прекрасно? - скупо улыбнулся фон Валленберг, машинально похлопывая своего коня по холке. - Есть ли что-нибудь более величественное, чем зарождение нового дня? Новой жизни...
  - Прекрасно, - с тяжелым вздохом согласилась Стефка.
  - Но на дне грязной канавы не видно солнца: там только холод и мерзость сточных ям. Вас вчера с большим трудом отмыли от дерьма. Неужели захотелось закончить свою жизнь, захлебнувшись в нечистотах?
  Красноречие было не чуждо барону: он сумел несколькими словами вызвать у Стефки стойкое омерзение к вчерашнему купанию. В те времена замки строили таким образом, что практически все нужники имели выход за крепостные стены. Графиня об этом знала, но вот прочувствовала все последствия безумного прыжка только сейчас. Благодаря настойке Вальтера она не помнила ни как оказалась в покоях барона, ни как ей купали, а вдруг...
  - Купание - это единственное, - подозрительно спросила она, - чего я не помню?
  Судя по тому, как насмешливо дернулись его губы, фон Валленберг понял её правильно.
  - Я бы никогда не позволил себе подобного.
  Неужели? Графиня недоверчиво покосилась на собеседника.
  - Вам не в чем меня упрекнуть, - сухо заверил он.
  Так уж и не в чем? Барон лукавил.
  - Ладно, Аннет, - язвительно согласилась она,- но вот Бланка...
  - Вы путаете две разные вещи - насилие и воспитание. 'Белая королева' понесла наказание за потакание бесстыдным желаниям. Я поступил подобным образом ради её же пользы.
  У Стефки от злости разве, что дым из ноздрей не пошёл. А фон Валленберг неожиданно добродушно рассмеялся.
  - Теперь я спокоен. Вы вернулись к жизни: щёки раскраснелись, глаза сверкают, руки сжались в кулаки. Можно возвращаться домой и приступать к завтраку.
  И этот невозможный человек развернул коня к раскрытым воротам. У Стефки появилось непреодолимое желание проучить самоуверенного наглеца, умчавшись в противоположном направлении. Интересно, чтобы он тогда стал делать? Приказал засунуть назад в зловонный ров?
  Испытывать судьбу она не стала и её кобылка покорно процокала вовнутрь крепостных стен.
  Господский дом Копфлебенца, судя по обустройству помещений, был построен совсем недавно. Провожая даму в обеденный зал, приставленный к ней паж в красно-черно-бело-желтом ми-парти провел её по открытым к доступу господским покоям. Стефка осмотрела уютные каминные залы, заставленные мебелью и увешанные парчовыми драпировками и коврами. Всё было новым, крепким и даже кичащимся роскошью и богатством отделки. Имелась в этом удивительном доме и библиотека, а также несколько малых столовых. И это исключая ещё крыла, в котором располагались спальни остальных членов семьи и гостевые комнаты.
  Стефке было неприятно осознавать, что такой бесчестный негодяй, убийца и святотатец как фон Валленберг имеет столь богатый и уютный дом. Была в этом какая-то высшая несправедливость!
  - Обстановка под стать королевской, - неохотно согласилась графиня. - Да и редко в каком дворце найдешь столько богатства. Неужели у барона так много денег?
  - Наш господин - состоятельный человек, - почтительно согласился подросток, - а ещё он рачительный хозяин!
  Стефка с горечью вспомнила, как скудно - на грани голода кормили пленниц. Рачительный? Да он настоящий скупердяй! Но каково же было её удивление, когда по бесконечным галереям и переходам, они добрались до старинных помещений замка, в которых семья жила до постройки нового дома. Графиня увидела огромнейших размеров парадный зал, потолок которого исчезал на высоте почти трехэтажного дома, а вдоль стен проходили две галереи и располагался балкон для музыкантов. Но даже не это поразило её (огромные залы не были редкостью в рыцарский век), а расположившееся здесь в ожидании утренней трапезы множество народа. Ей и в голову не приходило, что Копфлебенц настолько перенаселен.
   Зал отапливали два гигантских камина. На солидном возвышении под парчовым балдахином стоял господский стол, неподалеку от которого красовались дрессуары - шкафы с выставленной в них золотой и серебряной посудой для парадных и праздничных приемов. Уровнем ниже, образуя каре, параллельно стенам тянулись длинные столы, за которыми на крытых сукном скамьях в ожидании своего сеньора сидели его рыцари, вперемешку с наряженными в разноцветные платья дамами.
  За их спинами выстроились шкафы-креденцы, уставленные кувшинами, бутылками и чашами с вином. Посреди зала располагались два буфета - сооружения, на которых ставились принесенные из кухни блюда, резалось мясо, находилась перемена посуды.
  Для обычного баронского замка рыцарей было многовато, к тому же в пространстве каре металось множество слуг, виночерпиев и стольников с блюдами в руках. Ошеломленной Стефке показалось, что она попала во внутрь муравейника.
  Новенькую встретил солидного вида мажордом, виртуозно распоряжающийся столь непростым хозяйством.
  - Моя госпожа, - с поклоном приложил он к сердцу руку, - позвольте сопроводить вас.
  Стефка тяжело перевела дыхание: понятно, что в Копфлебенце, как и во всех значительных владениях существовала строгая иерархия мест. Интересно, куда её поместят? Наверное, на самую отдаленную от хозяйского места скамью.
   Край не край, но она заняла место где-то в середине, и была пятой по счету дамой от хозяйского стола. Женщин было всего девять, а вот рыцарей чуть ли не в три раза больше. Кстати, Аннет сидела на втором месте, уступая только величественной даме в белом.. Её соседки ничем особенным не выделялись, разве только приятной внешностью. Одна из них была беременна, но сидела ещё дальше от баронского места, чем Стефка. Обменявшись любопытными взглядами, дамы постно опустили взоры. Рыцари же, сидевшие с двух сторон от графини, на соседку не кинули даже взгляда.
  Заиграл призывающий к трапезе рог, и гудевший голосами, звоном посуды и прочими предшествующими поглощению пищи звуками зал затих, выказывая уважение к появившимся фон Валленбергам. После того, как барон, его брат и ещё какая-то юная девушка заняли свои места на хозяйском возвышении, вассалы встали и вслед за ними погрузились в чтение утренней молитвы. Замковый капеллан благословил еду, и все приступили к трапезе. Но сначала слуги принесли тазики и кувшины с водой для омовения рук, и лишь только потом на покрытых скатертями столах появились фрукты.
  Стефка получила миску со щедро сдобренной имбирём овощной похлебкой и с интересом осмотрелась. Очевидно, в Копфлебенце по старинному, уже мало где сохранившемуся обычаю, было принято завтракать основательно. Несмотря на пост, пищи было много: свежий хлеб, приправленная черносливом тушеная капуста, разваренный горох, несколько видов порезанных на куски каш, пироги. Центральным блюдом стала фаршированная рыба, источающая пряные запахи. Судя по цвету, на неё не пожалели безумно дорогого шафрана. Печеные яблоки, сушеные фиги, фруктовое желе и разных сортов пиво дополняли далеко не скудный рацион обитателей этого замка. Кстати, на столе у хозяина стояло те же блюда, что и у подданных.
  Машинально поедая горячую похлебку и подкармливая крутящихся вокруг остромордых собак кусочками каши, графиня то и дело поглядывала на господский стол. Неизвестная девушка сидела молчаливо, а вот фон Валленберг вёл оживленную беседу с братом, редко отвлекаясь на сидящих в зале, и ни разу его взгляд не остановился на ней.
  Трапеза продолжалась где-то в течение часа. И не успела Стефка встать из-за стола, как к ней подошёл приставленный паж.
  - Я вас провожу в каминную комнату мадам Ульрики.
  Что же, Стефка понимала, что столь прекрасно обустроенным домом должна командовать какая-то хозяйка, и неважно даже кто она барону - мать, сестра, тетка, жена. Впрочем, фон Валленберг неоднократно подчеркивал, что холост.
  Подросток привел её в одну из каминных комнат. С утра они здесь уже побывали, но тогда здесь царил холодный сумрак. Сейчас же в помещении ярко горел камин, а в большие слюдяные окна вливался яркий солнечный свет, золотивший сложный узор устилающих каменный пол восточных ковров. Здесь же, на расставленных вокруг камина итальянских легких креслах обосновалось несколько занятых рукоделием дам. Развлекая женщин, суетились забавно украшенные колокольчиками юные пажи в знакомых ми-парти. Двое наигрывали что-то грустное на мандолинах, примостившись на подушках возле ног одной из дам, и именно она сразу же привлекла внимание графини.
  На высоком кресле с резной спинкой, затененном бархатным балдахином величественно восседала красивая женщина лет тридцати пяти в белом наряде: белый бархат верхнего платья, белый мех отделки душегрейки и белые валики двурогого чепца. Из-под белоснежного кружева легкой вуали на новенькую взглянули удивительной прозрачности светло-голубые глаза, весьма уместные на утонченном надменном лице. Дама выглядела как вдовствующая королева, да и вела себя соответствующе.
  - Мы рады видеть вас, графиня, - холодно растянула она губы в улыбке. - Присоединяйтесь к нашему скромному кружку.
  И пока пажи поспешно подтаскивали поближе к камину новое кресло, чтобы с поклоном сопроводить на приготовленное место опешившую от такого церемонного приема Стефку, дама продолжала высокомерно пояснять:
  - Зимой мы обычно проводим время до обеда здесь: это самая тёплая каминная зала в доме. Ведь так приятно, собравшись у камелька, обсудить общие дела, поделиться наболевшим, и поведать друзьям что-то новое. Мы ведь будем друзьями?
  Вопрос прозвучал неожиданно, и устраивающаяся в своём месте Стефка не сразу нашлась с ответом.
  - Думаю, ничто не помешает этому, - после солидной паузы согласилась она.
  Остальные дамы почему-то насмешливо хмыкнули.
  - Вам очень идет этот оттенок лилового, - между тем продолжала говорить женщина. - У барона прекрасный вкус.
  Стефка согласно кивнула головой..
  - Но пора нам познакомиться. Меня зовут Ульрикой. А это Ингрид, жена рыцаря де Бове,- начала она представление присутствующих в комнате поочередно,- Хильда, жена рыцаря де Костанэ, а вот и самая юная в нашем кружке - Мария, жена рыцаря Валенски, Матильда фон Гогенлау, Берта Фламме, Анна Хальс, и наконец, - здесь Ульрика сделала торжественную паузу,- Эрика - любимая дочь нашего хозяина.
  Стефка с любопытством взглянула на девушку. Именно Эрика делила стол с отцом и дядей во время завтрака. Она была совсем юной, с кротким выражением миловидного лица. От отца она унаследовала только соломенный цвет ресниц и волос, да узкий разрез глаз. Эрика равнодушно посмотрела на вновь прибывшую даму и занялась шитьём.
  - Наша жизнь, конечно, не столь разнообразна и весела, как при дворах властительных особ, но в ней имеются свои прелести,- Ульрика говорила размеренно, спокойно и холодно. - Надеюсь, вы сможете оценить её по достоинству.
  - Я невзыскательна! - Стефка постаралась, чтобы голос не прозвучал слишком враждебно.
  - Ваша шкатулка, - ставший на колено паж протянул ей знакомый резной ящик с принадлежностями для шитья, проделавший со своей хозяйкой путешествие ещё из замка Рауля.
  Сказав ещё несколько малоприветливых фраз Ульрика, видимо, сочла достаточным общение с новенькой и переключила внимание на остальных дам.
  Стефка наконец-то смогла облегченно перевести дыхание и расслабиться. Между тем речь в гостиной шла о подготовке к Рождеству, и дамы не спеша обсуждали детали грядущего празднества, толкуя о вещах малоинтересных и весьма далеких от бывшей обитательницы донжона.
  Скрипнула дверь и на пороге появилась фигура фон Валленберга. Стефка инстинктивно сжалась, хотя ничего даже отдаленно напоминающего шахматы в каминном зале не было. Зато все остальные дамы радостно встрепенулись, сразу прекратив разговоры.
  Барон прошел к Ульрике и сел рядом. Графиня исподлобья покосилась на его мягкие сафьяновые сапожки. Ничего не поделаешь, но даже ноги фон Валленберга и то вызвали в ней приступ отвращения.
  Между тем, разговор между мадам Ульрикой и бароном заинтересовал бы любого современника графини.
  - Роже де Вильмон, - восторженно удивилась дама. - Любимый менестрель Карла Смелого? Что он делает в Трире? Неужели навещал епископа?
  - Нет, дорогая, де Вильмон направляется в Италию.
  - Но почему он выбрал столь извилистый путь? Разве нет более удобной и короткой дороги?
  - Во Франции война: Людовик и бургундский герцог сцепились в смертельной схватке. Само по себе это конечно плохо, зато у нас появилась возможность послушать несравненного певца.
  - О нём ходят легенды! Когда же де Вильмон прибудет?
  - Я послал за ним, но Роже капризен, как и все поэты.
  - О! - прокатился по комнате разочарованный вздох.
  Барон тонко улыбнулся.
  - Зато он передал, что обязательно заедет, чтобы поговорить о написанном мною пособии по игре в шахматы.
  Стефка о Роже де Вильмоне слышала в своё время от того же Вийона. Опальный поэт, мягко говоря, недолюбливал собрата по перу.
  - Нежноголосый кривляка. До того слащавый, что кишки склеивает, как от переизбытка меда. Но дамам нравится. А что хорошего? Его рифмы так плоски: де Вильмон рифмует любовь и морковь...
  Сама графиня не смогла бы зарифмовать даже розы и слёзы, поэтому отнеслась к жалобам Вийона скептически.
  - Если людям нравится его пение, значит всё не так уж плохо.
  Франсуа тогда обиделся на неё, но что возьмешь с поэта? И вот, пожалуйста, модный и известный всему христианскому миру менестрель посещает какой-то захолустный замок.
  - Такого гостя нужно достойно принять, - между тем, заметил барон, - надеюсь, Ульрика, вы возьмете подготовку к встрече на себя. Будет неприятно, если де Вильмон где-нибудь пренебрежительно отзовется о моём доме. Поэты столь не воздержанны на язык.
  - У него не будет повода выразить недовольство, - заверила его Ульрика.
  - Я знаю, что могу вам довериться.
  В комнате установилась тишина. У Стефки настолько противно заныл лоб, что она догадалась: взгляд фон Валленберга остановился на пленнице.
  - Графиня, а вы хотите послушать знаменитого певца?
  - Да, - оживленно встрепенулась женщина, - я много о нём слышала.
  - Только от вас будет зависеть исполнение этого желания.
  Интересно, что она должна будет сделать за возможность послушать пение?
  Между тем барон вернулся к разговору с дамой в белом.
  - Накануне Рождества я обычно направляю обоз с подарками в епископский дворец, и рассчитываю, что соблазнившись хорошей охраной и расчищенной дорогой, де Вильмон присоединится к нашему празднику.
  - Не сомневаюсь, - и Ульрика заговорила о другом. - Я слышала, к вам прибыл курьер от императора?
  - Да, - недовольно хмыкнул барон, - меня вызывают в Страсбург.
  - Думаете, речь пойдет о конфликте между Бургундией и Францией?
  - О чём же ещё? Вы же знаете, дорогая, что я вассал французской короны относительно владения Шон в Шампани, дарованном моему деду прадедом Людовика. Но вопрос Шампани - трудный вопрос после смерти его сюзерена Карла Французского: мне придётся быть очень и очень осторожным.
  - На чьей же стороне вы собираетесь выступить?
  - Сохраню нейтралитет, чтобы не советовал император и к чему бы ни призывал король. Из Страсбурга я сразу же выеду в паломничество в Рим: нужно навестить папский двор и утрясти некоторые вопросы относительно бенефиций. Затем заеду во Флоренцию: обговорю кое-что с Медичи.
  - Вас так долго не будет?
  Лица окружающих Стефку дам выразили огорчение, а Ульрика казалась особо удрученной. Неужели они не лукавят, а может лицемерие в Копфлебенце достигло таких ступеней искусства?
  - Мне жаль столь надолго оставлять вас, - тяжело вздохнул фон Валленберг,- но я сделаю всё, чтобы вернуться к Пасхе.
  Стефка подумала: пожалуй, в первый раз в жизни её не обрадует наступление весны.
   - Но к чему уныние, милые дамы, - неожиданно бодро подскочил с места барон, - давайте думать о предстоящем веселье, а не о разлуке.
  По комнате опять прокатилась волна восхищенных улыбок, провожая покидавшего столь преданных поклонниц мужчину. И только когда за ним закрылась дверь, Стефка смогла расправить затекшие от невероятного напряжения плечи и поднять голову. Ульрика окинула её пренебрежительным взглядом и попросила одного из пажей почитать "Роман о Розе" Гильома де Лориса.
  Стефка и раньше слышала о чудесном саде, и о водящих там хороводы Искренности, Любви, Целомудрии и прочих. Чудесная сказка, что и говорить, но в этом замке куртуазные строки звучали издевкой. Кстати, а где Аннет? Почему её не было среди праздно сплетничавших дам?
  'Чёрную королеву' ей удалось увидеть только на обеденной мессе. Она скромно стояла позади барона и его приближенных, углубленная в молитвы.
  К удивлению Стефки ей пришлось вернуться в баронские покои.
  - К чему такая честь? - буркнула женщина, увидев стоящие посереди комнаты знакомые сундуки. - Я бы могла удовольствоваться и более скромным жильем.
  - Приказ господина, - почтительно склонила голову служанка. - Вам надо разобрать свои вещи: необходимое сложить в резной сундук у стены, а остальное мы унесем.
  Не ценила Стефка страсть Рауля, тяготилась его вниманием, но поневоле взгрустнула, перебирая вуали и платья, столь тщательно подобранные любовником. После всех перипетий много пришло в негодность: истрепалось, испачкалось, да и просто слежалось, но некоторые вещи ещё можно было носить. Женщина задумалась, рассматривая отменного качества синий бархат. Какая красота! Но фон Валленберг определенно высказался, что не желает видеть её в синих платьях. Пришлось отдать бархат служанке.
  На дне сундука графиня обнаружила свой ларец с драгоценностями. Сапфиры, жемчуг, золото... Особую ностальгию вызвала искусно сделанная веточка ландыша: шедевр из жемчуга и золота, с вкраплениями алмазов - творение неизвестного ювелира.
  В общем-то, на этом и закончился первый день в господских покоях Копфлебенца.
  Вопреки опасениям барон не заглянул в свою спальню, и Стефка впервые за долгое время спокойно проспала до утра в теплой постели.
  Потянулись дни, похожие один на другой как звенья цепи.
   Мужчины охотились, занимались ещё какими-то делами, а на женской половине царила одуряющая скука. Дамы шили, сплетничали, слушали музыку и чтение романов. Разговоры в каминной комнате действовали на Стефку усыпляющее: она то и дело начинала клевать носом, испуганно вздрагивая, когда кто-то повышал голос. Впрочем, такое случалось редко: женщины в основном переговаривались полушепотом.
  К дамам ежедневно заглядывал барон, но так как фон Валленберг больше ей не докучал, Стефка со временем перестала бояться его визитов. С Ульрикой барон обсуждал в основном хозяйственные дела, спрашивал дочь, как продвигается пошив её приданого, остальным дамам дарил комплименты, и лишь только свою пленницу обходил красноречивым молчанием.
  Но однажды её покой оказался неприятно потревоженным, и Стефка осознала, как обманчиво это подчеркнутое безразличие.
  Ульрика всегда и всё хотела знать. Графине было невдомек, какое дело этой даме до козней австрийского герцога французскому королю, если круг её обязанностей исчерпывается надзором за работой управляющих Копфлебенцем. Хозяйство хлопотное и немалое, но отлично налаженное и не требующее напряженных усилий, и уж тем более знаний об интригах далеких от трирского захолустья королевских дворов.
  - Говорят, Йорк все-таки решил отпустить на родину непокорную королеву Маргариту Анжуйскую, - как-то сообщил ей фон Валленберг. - Весьма умный и дальновидный шаг.
  - Неужели он поверил в смирение столь дерзкой женщины?
  Барон пренебрежительно хмыкнул, пристально рассматривая заусеницу на пальце правой руки.
  - А какая польза английской короне держать её в заточении? Только тратиться на содержание. Муж королевы убит, сына по слухам казнили прямо в её присутствии!
  - Да, - печально кивнула рогатым чепцом Ульрика, - женщина без будущего. Чем она теперь может быть опасна?
  - Однако, - возразил фон Валленберг, потребовав ножницы у пажа, - побежденная королева не хотела возвращаться на родину, предпочитая темницу скудному прозябанию в безвестности. Она хотела бороться до конца, пусть не за корону, но за честное имя Ланкастеров, добровольно сделав из себя мученицу.
  - Вряд ли она достигла бы своей цели, - хмыкнула Ульрика. - Мученичество не в моде в наш жестокосердный век.
  Барон неопределенно пожал плечами.
  - Как сказать... у каждого из нас свои приоритеты в жизни: одним дорог покой, другим легче взойти на костер, чем смириться с неизбежным.
  - Для женщины очень важно умение смиряться с уготованной ей судьбой.
  Присутствующие дамы тихонько загомонили, соглашаясь с мнением своей предводительницы,
  - Вы - само благоразумие, мадам, - также похвалил её и сюзерен, - увы, далеко не все также наделены здравомыслием.
  Рассеянно слушающая их диалог Стефка насторожилась: женщине почему-то показалось, что последняя реплика была адресована ей.
  - Так вот, - продолжил барон, чуть повысив голос, - дело застопорилось, и тогда хитроумный лис Людовик поручил похлопотать об освобождении королевы незаменимому человеку, когда дело касается прекрасных дам - арагонскому гранду графу де ла Верда...
  Стрела достигла цели. Стефка едва ли не взвыла от обиды. Если бы муженька меньше беспокоили проблемы посторонних женщин, и он хотя бы раз направил усилия на помощь Богом данной жене, она не мучилась бы сейчас в бесчеловечном плену, не чесались бы шрамы на спине, и не вздрагивала бы графиня по ночам, вспоминая крики несчастной Бланки.
  Но дону Мигелю было дело до всех, кроме собственной супруги. Есть ли в этом мире справедливость?
   - ... он быстро вскружил бедной королеве голову, заморочив лживыми посулами. Впрочем, вряд ли это было столь уж неприятно: её величество - очень красивая женщина...
  'Можно подумать, что самому де ла Верде в жены досталась корявая уродка. Ах, эти коварные мужчины всегда предпочитают пастись на чужом лугу'.
   - ... говорят, у них закрутился роман, и тогда королева дала согласие переехать в замок, выделенный кузине французским королем.
  Стефка недобро поджала губы, пожелав барону прикусить язык за столь недостойные сплетни. Можно подумать, что королева лично посвятила его в свои альковные тайны. Между тем, в травлю с наслаждением вступила и Ульрика.
  - Я слышала, что граф - замечательно красивый мужчина, и обладает особо выдающимися способностями по части соблазнения женщин.
  - Припоминаю его, - неожиданно вмешалась в разговор белокурая Берта, - по поручению папы он когда-то бывал в замке моего отца: разбирался с бенефициями. У графа такие красивые глаза - бархатистые, чёрные.
  - О, человек с такими достоинствами, наверняка, хороший любовник. Не правда ли, графиня? - теперь уже Ульрика напрямую обратилась к сжавшейся в ожидании подвоха Стефке.
  - Де ла Верда - мой муж, - сухо отрезала графиня, - и я не намерена посвящать вас в свою семейную жизнь.
  - Здесь вы ошибаетесь, мадам, - вмешался в их разговор барон,- я должен знать всё о проживающих в моем доме людях. И меня интересует, почему вы в Нанте покинули мужа и куда подались потом?
  - Это не тема для обсуждения столь широким кругом участников!- отбилась занервничавшая женщина .
  - Хорошо, - покладисто согласился фон Валленберг, - когда я буду иметь честь выслушать вашу историю? Назовите мне день и час.
  - Сразу же после выступления Роже де Вильмона.
  Конечно, Стефка слукавила, сразу же сообразив, что наказанием за отказ может послужить лишение встречи со знаменитым менестрелем. Но кто бы её осудил за это?
  В обыденной жизни людей той эпохи, замкнутой высокими стенами деревенских крепостей, визит певца или поэта был событием равным по силе разве что посещению короля.
  Судя по растянувшей губы фон Валленберга ухмылке, он сразу же раскусил незамысловатую хитрость пленницы, но согласно качнул головой.
  - Хорошо, мадам. Только не забудьте: вы сами назначили дату и время.
  
  
  ГЕРДА.
  Накануне Сочельника Стефка внезапно проснулась среди ночи: ей показалось, что кто-то тяжело дышит в лицо. Напрягая взгляд, она сумела в неровном свете тлеющих в камине головёшек рассмотреть огромную пожилую женщину, склонившуюся над изголовьем кровати.
  - Кто ты? - подскочила графиня, всполошено закрываясь одеялом. - И что здесь делаешь?
  - Я? - старуха зашлась скрипучим глухим смехом и бесцеремонно плюхнулась на край кровати. - Я здесь своя. А вот ты, милочка, чужая!
  Стефка изумленно разглядывала незнакомку, пытаясь сообразить, кто перед ней. На женщине был наряд трирской крестьянки, но отвороты чепца украшала золотая тесьма, необъятных размеров корсаж отделан бархатом, а юбки хорошего качественного сукна стояли колом, шурша при каждом движении.
  - Возможно я и чужая, - со вздохом согласилась Стефка, - но в том нет моей вины. Я не набивалась барону в подруги.
  - Так уж и нет? - оглушающее фыркнула старуха. - Если у Гуго пошла от тебя кругом голова, наверное, неспроста.
  - Я ничего не сделала, чтобы понравиться барону, - графиня упрямо отвергла нелепое обвинение.
  - Не надо мне морочить голову, девонька: я и не таких мудрых на своём веку повидала. Если он тебе не люб, что ты делаешь в его кровати?
  - Сплю, - вышла из себя Стефка, - и как видишь, одна! Но я до сих пор так и не услышала: ты-то кто?
  Старуха поудобнее устроилась на одеяле, хозяйским жестом погладив лисий мех.
  - Все зовут меня Гердой, - добродушно ответила она, красноречиво хлопая себя по объемистой пазухе. - Я выкормила Гуго вот этой самой грудью, да и Вальтера тоже: так уж сложилось, что оба раза умудрилась подгадать с родами.
  Стефка облегченно откинулась на подушки. Как же она сразу не догадалась, кто перед ней? Так бесцеремонно себя вести позволялось только кормилице: в сложной иерархии замковой челяди она иногда занимала место даже более высокое, чем родная мать. Власть последней зачастую была формальной. А вот кормилица хоть и жила в людской, зато имела свободный доступ в хозяйские покои в любое время суток. И бывало так, что с властными простолюдинками не могли сладить даже бывшие питомцы. Эти женщины были твердо уверены в своём праве вмешиваться в их интимную жизнь. Очевидно, Герда была из той же породы.
  - И что ты делаешь у моей постели в столь поздний час? - сердито осведомилась Стефка.
  - Я? - удивилась старуха. - Смотрю на тебя. Вон, какая ты нежная и гладенькая, словно цыпленок, а умишком видимо Бог обделил.
  Вот только оскорблений от прислуги Стефке не доставало, но неспроста же сюда приперлась эта пожилая ведьма?
  - И чем лично тебя не устраивает мой ум?
  - Да по мне ты хоть слюной исходи, и прыгай задом наперед, - пренебрежительно хмыкнула Герда. - Я за Гуго волнуюсь. Но сердцу не прикажешь, и если он выбрал тебя, значит, чем-то ему полюбилась.
  - Прикажешь радоваться этому обстоятельству?
  - А то нет? Молодой, здоровый, сильный мужчина. Всё при нём: и в штанах, и на лице, и фигура как налитая. Так чего же тебе, кобылица, надо? Узды покрепче?
  - Между прочим, я замужем, - разозлилась Стефка, - или это для тебя пустой звук?
  - Ну замужем и замужем: значит не в девках подол задирать. Что об этом много говорить-то? Мужа твоего здесь нет.
  Графиня тихо застонала, сообразив, что перед ней второй экземпляр Хельги, только изрядно постаревший и покрытый морщинами.
  - Что ты от меня хочешь?
  - А разве не ясно? - бабка шумно высморкалась в расшитый передник. - Отдайся ему, покорись, смири гонор-то! Не к месту он, да и ни к чему. Не девочка ведь неразумная: должна понимать, что единственный способ успокоить мужчину, это дать чего он хочет. А то завели моду: в свою постель Гуго уложил тебя, а сам как блудливый кот таскается по всему замку, не зная на чьей подушке пристроить голову. Седой уже, а всё никак не уймется.
  Информация была Стефке чем-то неприятна.
  - Где же он спит? - угрюмо спросила она. - Вернее - с кем?
  Герда недовольно крякнула, с силой хлопнув по одеялу рукой.
  - С кем, с кем... с этой сукой Ульрикой. Вцепилась в него, как клещ в задницу.
  Вот теперь разговор по-настоящему заинтересовал графиню.
  - Мадам Ульрика, - осторожно полюбопытствовала она, - любовница барона?
  - А, - небрежно отмахнулась рукой старуха, - какая там любовь? Так безобразие и грех один, паскудство сплошное. Да что от королев ждать? Ни приплода хорошего, ни покоя для души.
  Теперь ошеломлённая Стефка обозвала себя нелицеприятным словом. Как же она сразу не догадалась? Этот подчеркнуто белый цвет одежд, неизменный высокий эннен: конечно же, Ульрика когда-то была белой королевой, по какой-то причине оставленной в замке.
  - Ульрика родила барону ребенка?
  - Было дело, - нехотя призналась бабка, - родила мальчонку, только тот представился вскоре. Да и... честно говоря, трудно сказать, кто был его отцом. С Ульрикой ещё покойный барон кувыркался.
  Герда о чем-то задумалась, а потом резко развернулась к собеседнице.
  - Было и было: к тебе никакого отношения не имеет. Ты можешь сделать Гуго счастливым. Подумаешь, забота - раздвинуть ноги.
  Стефка опешила от такого нажима.
  - Он мне не нравится, - хмуро призналась она.
  - Глупости, - отмахнулась невозможная старуха, - иногда мы делаем ещё более неприятные вещи, и ничего - живы. А здесь дело идет о такой малости... тьфу! А Гуго (скажу по секрету, что часто за ним подглядываю) в постели очень хорош: и вынослив, и ласков, и женщин понимает, и не торопится никогда. Чего же тебе ещё надо, дурища?
  - Но барон мне ничего не предлагает, - сухо заметила Стефка, - разве что самой на него прыгнуть?
  Закряхтев, старуха с трудом сползла с постели и, вытащив из складок полога внушительных размеров клюку, опёрлась на неё.
  - Прыгнуть - не прыгнуть, но любая женщина знает, что делать в таких обстоятельствах, - с досадой заявила она, - не надо тут корчить из себя девственницу. Намекни... не отобьешься!
  - Только не вашему воспитаннику: с ним ничего не знаешь наверняка.
  Герда пригорюнилась.
  - Мудреный он. Но отнюдь не бесчувственный чурбан, и если ты сама его попросишь...
  - Да пусть меня лучше разорвут собаки! - сплюнула Стефка.
  Но бабка только презрительно фыркнула и, громко стуча своей клюкой, скрылась в дверях, оставив выведенную из себя женщину ворочаться без сна, вновь и вновь обдумывая недавний разговор.
  Как не прикидывай, но она приходила к тому же самому выводу, что и грубиянка Герда: надо искать общий язык с фон Валленбергом. Старуха считала, что ей нужно, как можно быстрее залезть в его постель. Что же, дело нехитрое, но Стефка отнюдь не была уверена, что это изменит её жизнь к лучшему. Кто знает, что в голове у этого сумасшедшего шахматиста? Неужели он почти за сорок лет своего существования так и не нашел свою вторую половину? В это верилось с трудом. Допустим, та же Ульрика могла удовлетворить самый взыскательный вкус.
  Почему фон Валленберг должен был остановить свой выбор именно на ней? В своё время она не смогла удержать даже собственного супруга. С другой стороны кормилица была права: она спала в спальне барона, а это что-то да значило. По крайней мере, для него.
  
  
  РОЖЕ ДЕ ВИЛЬМОН.
  Если фон Валленберг что-то замышлял, то продумывал все детали до мелочей. Наверное, поэтому ему всё и удавалось.
  Роже де Вильмон прибыл в замок как раз перед праздничной вечерней мессой, и все обитатели замка смогли увидеть его щегольской бархатный наряд в часовне во время службы. Знаменитый менестрель удостоился чести стоять рядом с бароном и его братом.
  Можно только представить, как готовились к встрече Рождества все дамы Копфлебенца: из сундуков доставались лучшие платья, а из шкатулок заветные украшения. Одна лишь Стефка уныло разглядывала свои лиловые наряды: этот цвет навевал уныние. Однако, что поделаешь, если такова была причуда барона.
  А она сейчас больше всего на свете боялась вызвать его недовольство: Валленбергу ничего не стоило запретить ей выйти к гостю.
  Зато на счёт драгоценностей он не высказывал пожеланий, и женщина обвила шею сапфировым ожерельем, вдела такие же серьги, и прицепила к корсажу любимую веточку ландыша.
  Оглядев себя в зеркале, Стефка осталась вполне довольна своим видом.
  - Не забудь про наш разговор!
  В спальне вновь оказалась Герда. Откуда же вынесло эту надоедливую старуху? Вроде бы и передвигалась она с клюкой, казалось, еле переставляя ноги, но это обстоятельство не мешало ей внезапно появляться в самых неожиданных местах.
  - Ты долго будешь приставать ко мне со всяческими глупостями? - разозлилась Стефка. - Ни днём, ни ночью от тебя нет покоя.
  - И не надейся так быстро отделаться от меня! - гаркнула та в ответ. - Ладно, иди: он ждет. Вуаль не забудь, иначе тебя в зал не пустят.
  Вот ещё докука, так и не разглядишь-то толком ничего. И Стефка, аккуратно закрыв лицо полупрозрачной вуалью, направилась в центральный зал.
  Внешний вид помещения изменился. Козлы, на которых закрепляли доски столешниц, были убраны. Стоящие вдоль стен лавки в честь праздника покрыли коврами, а для хозяев поставили два золоченных кресла под парчовыми балдахинами. Своды залы украсили гирляндами из еловых и сосновых веток, перевитых лентами и украшенных фигурками святых и ангелов, трубящих в трубы. На возвышении, где обычно обедала баронская семья, устроили импровизированные ясли с деревянными ярко раскрашенными фигурами Марии, Иосифа и божественного младенца. На галерее настраивал инструменты небольшой оркестр музыкантов. Множество свечей из белого дорогущего воска дополняло картину, сменив в подставках масляные светильники.
  Всё выглядело празднично и светло, народу собралось - не протолкнуться.
  Внимание присутствующих было сосредоточенно на фон Валленберге. Под руку с Ульрикой, и в сопровождении молодого гостя барон прошёл к своему месту и снисходительно поприветствовал собравшихся вассалов.
  Ульрика в платье из тканной серебряной парчи выглядела великолепно, но вряд ли кто смог оценить по достоинству этот воистину королевский блеск, потому что все не сводили глаз с её спутника.
  Знаменитый менестрель оказался невысоким черноволосым мужчиной с приятным лицом. Он был несколько эксцентрично одет: белая кружевная рубашка выбивалась из многочисленных прорезей широкого бархатного сюрко алого цвета. Скандально короткое, оно обнажало не только стройные ноги в черных шоссах, но и плотно обтягивало бедра и ягодицы. На черных кудрях гостя был лихо заломлен квадратный шаперон, украшенный затейливой монограммой из золотых нитей. Мягкие сапоги с длинными носами дополняли картину.
  Стефка да и остальные дамы глядели на прославленного певца во все глаза. Так ждут подарков маленькие дети: с блаженно замирающим сердцем и ожиданием чуда. Де Вильмон казался им столь же необычным, как пришелец из другого мира.
  Между тем, Роже де Вильмон внимательно осмотрел находящихся перед ним разодетых женщин, и пока барон представлял собравшимся гостя, его карие весёлые глаза пристрастно изучили каждую из дам. Впрочем, представление было скорее данью этикету: любая судомойка знала, кто навестил их замок.
  Настало время заговорить и гостю.
  - Зал такой большой, барон, - заметил он глубоким и бархатистым голосом по-французски. - Я же привык видеть перед собой женские глаза, когда пою свои мадригалы. Не распорядитесь, чтобы дамы сели поближе и откинули с лиц вуали?
  Если барону и не понравилась просьба, он этого ничем не выразил, только многозначительно взглянув на мажордома. Прислуга осуществила перестановку в предельно короткий срок, и вскоре возле кресел фон Валленберга и Ульрики появился полукруг из сидящих дам.
  Но как не была заинтересована Стефка гостем, она не могла не отметить, что после просьбы менестреля некоторые дамы не только не откинули вуалей, но ещё и спрятались за спинами своих мужей.
   Видимо, им нельзя было показывать лиц заезжему певцу. К счастью, её фон Валленберг не счёл нужным прятать: наверное, был уверен, что они с певцом ранее не встречались.
  Между тем гость вальяжно расположился на раскладном итальянском кресле и, положив на колени лютню, начал долгожданное представление:
  - Если империя и может гордиться красавицами, то они собраны исключительно при вашем дворе, фон Валленберг.
  Он ещё раз окинул заинтересованным взглядом присутствующих женщин.
  - Это созвездие должно красоваться на небесах, затмевая даже самые яркие звезды пояса Ориона.
  - Дамы - жены моих рыцарей, - любезно пояснил фон Валленберг.
  Его голос прозвучал чуть суше, чем приличествовало моменту, но в тот момент никому не было дела до недовольства сюзерена, потому что все восхищенно внимали заезжему певцу.
  - Хотел бы я стать вашим рыцарем, барон, чтобы жениться на столь прекрасной женщине,
  И менестрель, неожиданно подскочив с места, встал на колено перед обрадованной столь лестным вниманием Стефкой.
  - Её лучезарная красота даже самую мрачную ночь превратит в сияющий солнцем полдень!
  - Вы чересчур красноречивы даже для поэта, - холодно заметила Ульрика.
  - Искусство менестрелей создано, чтобы прославлять женскую красоту, - возразил де Вильмон, не сводя изучающего взора с покрасневшей от удовольствия графини, - и только огонь страсти может зажечь его сердце и вырвать из груди мелодию любви.
  - Вы совсем смутили мадам Стефанию, - хмуро отреагировал на столь пылкое признание фон Валленберг. - Наши дамы не привыкли к столь пылкому изъявлению чувств.
  - К страсти невозможно привыкнуть: эти чувство каждый раз поражает сердце по-новому, - не смутился упреком поэт ,- и если ваш муж не против...
  - Не против,- поспешно уверила поэта Стефка, - его здесь нет. И он считает, что красивую женщину должно окружать преклонение.
  - Ваш муж, - уважительно склонил голову менестрель, - обладает широтой взглядов, свойственной лишь истинному рыцарю. Могу ли я узнать его имя?
  И пока растерянная Стефка лихорадочно соображала, что ответить, в разговор вновь вмешался недовольный фон Валленберг.
  - Разве для того, чтобы воспевать красоту дамы, нужно обязательно знать имя её мужа?
  Де Вильмон жил не первый день, поэтому быстро сообразил, что за недовольством хозяина скрывается не только желание поскорее услышать его пение. Сообразил, но... не принял к сведению.
  Менестрель взял в руки лютню и вновь опустился на колено перед избранной дамой. Его глаза восторженно взирали на женщину, широкая обаятельная улыбка также предназначалась только ей. А уж когда он запел, проникающим в душу прекрасным глуховато-бархатистым голосом, у Стефки стремительно забилось сердце. Наконец-то, хоть один мужчина подарил ей своим преклонением ничем незамутненную радость.
  О чём же пел знаменитый трубадур?
  
   Простой цветок тебе я подарю,
   В нем не найдешь изысков розы.
   Тебя я так давно люблю -
   Ты мне являлась с детства в грезах.
  
   Ты - та, которую люблю,
   Страсть, о которой я пою!
  
   Твои глаза как талисман
   Меня ведут через ненастье.
   Тебе не свойственен обман,
   Ты - воплотившееся счастье...
  
   Ты - та, которую люблю,
   Страсть, о которой я пою!
  
   Любимая - вот имя той,
   Что сердце навсегда сгубила,
   Я вечно буду только твой -
   Не разлучит нас и могила.
  
   Ты - та, которую люблю,
   Страсть, о которой я пою!
  
   И там, на горних небесах,
   Средь райских облаков и кущ,
   Твои прекрасные глаза
   Укажут путь мне, словно луч.
  
   Ты - та, которую люблю,
   Страсть, о которой я пою!
  
   Ты - синеглазый ангел мой,
   Я - красоты смиренный данник.
   Средь золота волос найдет покой,
   Возлюбленный тобой избранник.
  
   Ты - та, которую люблю,
   Страсть, о которой я пою!
  Только испытав множество бедствий и разочарований, можно по-настоящему оценить такие счастливые минуты.
  'Я красива, я желанна! Де Вильмон сразу же выделил меня из толпы дам, а ведь он избалован вниманием самых красивых женщин Европы. И эта песня... какая прекрасная песня!" - ликующе думала Стефка, не спуская с певца восхищенных глаз.
  Лютня взяла последние аккорды и стихла.
  - Вам понравилась моя песня, мадам Стефания? - голос менестреля прозвучал так проникновенно, словно они были одни в переполненном народом зале.
  - Я готова слушать бесконечно, - призналась графиня, благодарно склоняя голову, - ваше пение прекрасно, и какая же женщина не ощутит себя счастливой, услышав его?
  Их взгляды встретились, и что-то пробежало между ними - стремительное словно молния.
  - Вы верите в судьбу, мадам?
  Стефка только грустно улыбнулась. Если её жизнью командовала судьба, то уж очень она была изобретательна в каверзах, больше похожих на выходки напившегося буяна, чем на мудрый рок.
  - Я выехал из Брюгге почти месяц назад. При дворе герцога Бургундского мне встречалось много красавиц, но ни одна из них не смогла затронуть моего сердца. А когда у менестреля нет музы, его жизнь лишается смысла.
  Де Вильмон обескуражено развел руками и начал задумчиво перебирать струны лютни.
  - И тогда я решил странствовать по свету в поисках возлюбленной. 'Кто она? Где живет? Может, её уже давно нет на свете, и тьма веков разделяет нас? Или она сейчас плачет у груди кормилицы? А может, живет где-то на землях антиподов?"
  Менестрель легко перевел дыхание, взяв особо грустный аккорд.
  - Вокруг золотила листья осень, и природа плакала вместе со мной, омывая дождем тоску одинокого сердца. Дни шли за днями, осень сменила зима, холмы и равнины исчезали за горизонтом, чередовались замки с их скучными и унылыми как тюремные камни обитателями. И даже сегодня, завидев стены Копфлебенца, я подумал, что это очередная остановка на моем бесконечном пути к недостижимой мечте. И что же... падающий снег вдруг запах легким ароматом полыни таким летним и пронзительным, что у меня на миг закружилась голова. 'Что это, - подумал я, - счастливое предзнаменование или обман чувств?' Ведь в полыни, как и в любви сочетается изысканная горечь муки с всепоглощающей глубиной истинной страсти. И вот оказалось, что мне некого больше искать, некуда ехать: я нашёл даму своего сердца, которой отныне и навсегда будет служить мое сердце.
   Мороза хвойный аромат
   Меня пьянит сильней вина любого.
   Зимы изысканный наряд
   Украсит Рождество снегами снова.
  
   Любовь приходит к нам обычно по весне,
   Кровь зажигая солнца силой,
   А мне теперь зима в сто крат милей,
   Раз познакомила с любимой.
  
   Чудесный аромат изысканных цветов
   Присущ полыни даже горькой самой,
   И нет у трубадура больше слов,
   Чтоб описать возлюбленную даму...
  Стефка упивалась пением менестреля. Женщине казалось, что карие бархатистые глаза ласкают её: удивительно сладострастное и таинственное ощущение.
  Но его разделяли далеко не все.
  - Теперь мы понимаем, де Вильмон, почему за вами тянется громкая слава обольстителя женских сердец, - ворвался в мир её жарких грез ледяной голос Ульрики, моментально возвращая пленницу в опостылевшие будни. - Однако вы ставите мадам Стефанию в неловкое положение, уделяя ей одной столько внимания. Может вы ещё споете?
  Поэт лукаво улыбнулся хмурой даме в белом и согласно качнул головой.
  - Я принимаю ваш упрек. Даже влюбившись, менестрель не должен забывать и о других дамах.
  Его лёгкая рука вновь коснулась струн инструмента.
   Кокетки милой недовольный вздох
   Нас может уложить до срока в хладную могилу,
   Но без любви мне не хотелось б жить:
   Согласен умереть за губ изгиб любимый.
  
   Пока живу, тебя по-прежнему люблю,
   И пусть стучится смерть у нашего порога.
   Тот, кто ни разу в жизни не любил
   Не может принят быть и Богом!
  Дамы восхищенно зааплодировали.
  - Какая прелесть, - высказалась за всех пухленькая Мария, - только почему вы все врёмя пели о смерти?
  - Потому что смерть - оборотная сторона жизни, и часто за страсть приходится расплачиваться такой страшной ценой. Но если спросить влюбленного: согласен ли он за любовь своей дамы отдать жизнь? Он никогда не усомнится в выборе. Не так ли, мадам? - вновь обратился он к графине.
  Стефка вздрогнула от неожиданности. Она не задумывалась, о чём именно говорит или поёт менестрель, упиваясь его голосом и лестным вниманием как пьяница вином.
  Смерть за любовь? Разве такое бывает?
   Девицы Мами немало могли рассказать о неудачных абортах и коварных болезнях Венеры, но они умерли бы от смеха, если услышали, что кто-то сгинул от страданий раненного сердца. В своё время она тоже считала, что можно умереть из-за сердечных мук, и даже, помнится, хотела принять постриг, но теперь Стефке это всё казалось такой чушью! Хотя слушать рассуждения де Вильмона было приятно.
  - Для любящего сердца даже расставание с предметом страсти подобно смерти, - продолжал разглагольствовать де Вильмон. - Разлука убивает человека, изводя его словно коварный яд.
  У Стефки мгновенно оледенело сердце при мысли, что вскоре они расстанутся с менестрелем навсегда. Нет... она не будет об этом думать.
  - Шевалье, - раздался громкий голос фон Валленберга, - вы явили нам образчик куртуазных отношений, которой не видел свет со времен Марии Шампанской. И хотя я наслышан, что двор Великого герцога Запада провозгласил себя центром куртуазной любви, тем не менее, в своём выступлении вы превзошли всех: и уже давно ушедших, и ныне здравствующих певцов. Разрешите выразить вам наше восхищение!
  - Барон, - галантно раскланялся де Вильмон, - вы даете слишком высокую оценку моему таланту. Но будь я хоть трижды оделен музами, если бы перед глазами не было такого идеала красоты как дама Стефания, мой язык не связал даже пары строф. Всё в нашем мире мимолетно, и лишь красота остается в вечности, потому что запечатлевается в сердцах, песнях, музыке, а может просто растворяется в воздухе и мы, вздохнув поутру, радуемся жизни.
  - Обычно молва слишком преувеличивает, говоря о талантах, - сухо заметил фон Валленберг, - но не в вашем случае. Вы одарили мадам Стефанию столь лестным вниманием: думаю, что и ей в свою очередь нужно сделать вам подарок.
  Услышав эти слова, графиня принялась растерянно соображать: чем же ей одарить поэта?
  - Я не знаю, - смущенно пробормотала она, - что дарят в таких случаях?
  Де Вильмон жарко полыхнул тёмными глазами.
  - Что может подарить девушка влюбленному поэту? Поцелуй, цветок...
  Едва только заслышав первое предложение, у Стефки замерло предвкушением сердце, а глаза невольно остановились на хорошо очерченных чувственных губах поэта. Неужели вот так просто на глазах у всех можно к ним прикоснуться поцелуем?
  - Так что же вы подарите нашему гостю, мадам Стефания?- ворвался в её мысли холодный голос фон Валленберга. - Нехорошо заставлять ждать менестреля?
  Жёсткий голос словно ножом прорезал слух, сразу же вдребезги разбив все иллюзии. И Стефка бросила всполошенный взгляд на барона. Не надо было отличаться особой сообразительностью, чтобы понять, в каком бешенстве он находится. Моментально заныли шрамы на спине, а в ноздри вновь ударил жуткий смрад промозглого подземелья. Состояние эйфории исчезло без следа: оскорбленный пренебрежением фон Валленберг уничтожит её, обречёт на какую-нибудь особо изуверскую смерть.
  Но что же подарить менестрелю? Расстроенный взгляд наткнулся на веточку ландыша, украшавшую лиф платья. Подарок Рауля мерцал в рассеянном свете свечей таинственным блеском алмазов, как будто напоминая о заснеженной ночи зачатия их сына. Но сейчас она была не расположена вспоминать об оставленном любовнике: наоборот, радостно отцепила от лифа драгоценную веточку и протянула де Вильмону.
  - Вот вам цветок, шевалье, - раздвинула она губы в грустной улыбке. - Носите и вспоминайте обо мне. Вы правы: любовь и смерть всегда где-то рядом, но иногда гибелью могут обернуться даже грёзы о ней.
  - Человек всегда свободен в своих мыслях и мечтах, - возразил де Вильмон, изумленно разглядывая подарок, - какая редкостная работа.
  Менестрель невольно отвлекся на изучение поразившего его украшения, и рассеялось всё очарование, до этого мгновения словно облаком окутывающее Стефку. Она ошеломленно, как будто очнувшись ото сна, огляделась вокруг: на застывшие в осуждении лица дам, на хмурые брови Ульрики, и лишь только на фон Валленберга не осмелилась поднять глаз, опасаясь вновь увидеть его ярость.
  Женщина испуганно уткнула взгляд в сложенные на коленях руки и затаила дыхание в ожидании реакции фон Валленберга на свой поступок.
  - Мадам, вы - изысканная мечта, греза из мира старинных легенд! Спасибо за подарок, - де Вильмон любовно приколол веточку к сюрко, - но вас мне будет напоминать многое: небо, потому что оно похоже на ваши глаза, искрящийся снег, по белизне сравнимый разве только с вашей кожей, и все цветы на земле, потому что они столь же совершенны как и вы.
  Слова были как будто столь же прекрасными, но куда же делось пьянящее очарование, всего лишь несколько минут назад кружившее ей голову? Да, менестрель по-прежнему награждал её лестными комплементами, но они словно потеряли свою силу, превратившись в ничего незначащие слова. Стефка едва ли не взвыла с досады.
  - Мы благодарим за удовольствие, доставленное вашим искусством, - любезно улыбнулась со своего места Ульрика, - долгими зимними вечерами только и будем, что в тысячный раз пересказывать друг другу подробности этой встречи. Но какое же Рождество без бала? И если мадам Стефания провозглашена самым авторитетным ценителем прекрасного королевой красоты, то ей и открывать бал.
  Графиня растерянно улыбнулась, когда увидела спешащего к ней пажа с розой на подносе. Это был широко распространенный обычай: королева бала вручала избраннику розу.
  Роза была красной, едва распустившейся, и одному Богу известно, откуда она взялась в Копфлебенце посереди зимы, но вот кому она её вручит, у Стефки не было сомнений. Потанцевать с де Вильмоном, ещё раз услышать изысканные комплименты своей красоте - вполне понятная слабость для любой женщины, но тут как будто что-то стукнуло её по макушке, и она опасливо покосилась в сторону фон Валленберга.
  С силой вцепившись в ручки кресла, барон мрачно наблюдал за ней. В голове молнией промелькнула шальная мысль: плюнуть на всё и сделать как хочется, а там будь, что будет. Но прошедших испытаний для Стефки оказалось достаточно, чтобы научиться быть осторожной.
  У неё уже был красавец муж, который обманул дурочку жену, надругавшись над её чувствами. Так зачем же рисковать жизнью из-за красноречивого менестреля? И женщина нехотя подошла к месту, где восседали барон и Ульрика. В зале воцарилась странная тишина, когда она с церемонным поклоном протянула розу барону.
  Время странно замедлило бег: вот она протягивает розу, барон поднимается со своего места, спускается по ступенькам вниз и, низко поклонившись, забирает цветок.
  - Мадам Стефания, - его голос звучит ровно и бесстрастно, - вы польстили мне своим выбором.
  - Шевалье де Вильмон тоже польстил мне своим.
  Валленберг вывел её на середину зала, и распорядитель дал музыкантам знак играть. Стефка давно не танцевала, но помнила все до единого па, поэтому соединила свою ладонь с ладонью партнёра и медленно закружилась под заунывные звуки свирелей.
  - Не понимаю, - хмуро заговорил барон, - почему вы все-таки пригласили меня, а не этого слащавого рифмоплёта? Разве его мадригалы не свели вас с ума?
  - Я всего лишь женщина, - нервно улыбнулась Стефка, - и мне было приятно слушать комплементы.
  - Всего лишь приятно? - в голосе собеседника отчетливо слышалось ревнивое недоверие.
  - Не более того, - вежливо пояснила она, - но к чему эти вопросы? Разве не вы пригласили менестреля в Копфлебенц, чтобы он порадовал нас своим искусством? Вот де Вильмон и постарался, по чистой случайности выбрав меня своей дамой сердца, но смею уверить: если бы я отсутствовала, он точно также пел и для Марии, и для Ульрики, и для Берты.
  - Но эти дамы были в зале, когда де Вильмон выбрал вас.
  - Разве я виновата, что более красива, чем они?
  Барон недоверчиво хмыкнул, но фигура танца разъединила их, а когда они вновь сошлись, разговор уже пошел о другом.
  - Вы понравились Герде.
  Стефка едва не сбилась с ритма.
  - Ваша кормилица - упрямая старуха, - со вздохом заметила она. - Она считает вас своей собственностью, и ведёт себя соответственно. Вот только никогда не подумала бы, что смогу ей понравиться.
  - Герда умна, и если она сказала, что вы мне подходите, я не могу пропустить её слова мимо ушей.
  Графиня насмешливо фыркнула.
  - Она мне тоже дала несколько оригинальных советов.
  - Относительно чего?
  Фигура танца вновь развела их, но в этот раз ладонь Стефки соединилась с ладонью де Вильмона.
  - Шевалье, - сочла нужным поблагодарить женщина поэта, - ваше искусство поразило меня в самое сердце. И хотя вы преувеличили мои достоинства, я искренне благодарна за доставленное удовольствие.
  Менестрель таинственно улыбнулся.
  - Барон - ваш любовник? - прямо поинтересовался он.
  - Нет, - отрицательно качнула головой Стефка, - он...
  И прикусила губу, опасливо стрельнув глазами по сторонам. Нет, она не могла так рисковать. Этот молодой мужчина очень приятен на вид, но жизнь научила её быть недоверчивой.
  - Я гостья в Копфлебенце, - уклончиво пояснила она.
  И вновь фигура танца помогла ей избежать более подробного ответа, вернув в общество барона.
  - Вы не забыли, что обещали мне после встречи с де Вильмоном рассказать о ваших похождениях?
  Честно говоря, после событий последних дней обещание выскочило у Стефки из головы. И теперь она с большой неохотой растянула губы в согласной улыбке.
  - Поговорим после бала в каминной комнате.
  - Когда в замке столько гостей, для наших встреч вполне подойдет и моя собственная спальня.
  Стефку не смутили его слова: она знала, что Валленберг бывает в своих покоях в её отсутствии. Часто она натыкалась на слуг, убиравших платье в сундуки, а однажды в расположенной за камином маленькой мыльне застала кучу народу, сновавшего с ведрами воды и тряпками, подтирая натекшие после омовения лужи. Но как знать, что у него в голове?
  Между тем бал продолжался, и на второй танец Стефку пригласил де Вильмон.
  - Вы сказали, что гостья в этом доме, - вернулся он к прежнему разговору, - и как давно?
  Графиня неопределенно пожала плечами.
  - К чему эти вопросы?
  - Мне интересно всё, что касается вас!
  - Моя жизнь слишком скучна и однообразна, чтобы заинтересовать такого человека, как вы.
  Перемена партнеров привела к ней фон Валленберга.
  - Что ему от вас надо? - грубо спросилон, с силой сжимая её ладонь.
  - Нечего особенного...
  - Я запрещаю вам танцевать!
  Стефка растерялась.
  - И что мне делать?
  - Ничего, - отрезал фон Валленберг, - отправляйтесь в спальню и ждите меня там!
  - Но...
  - Вы желаете остаться?
  Женщина гневно взглянула на распоясавшегося мучителя и удалилась из залы. И надо сказать, что её взбесила даже не необходимость покинуть веселье, а этот безапелляционный приказ. Заставить её уйти посередине танца? Самодур! Трирский медведь!
  Зато в спальне женщину встретила Герда. Упрямая старуха, похоже, так и простояла всё это время у кровати, опираясь на костыль да вперив тяжелый взгляд в дверь.
  - Ну что, голубка моя? - жадно поинтересовалась она при виде взбешенной женщины. - Гуго придет?
  - Придет, - нервно заметалась по комнате Стефка, - я ему обещала кое-что рассказать.
  - Это ты умно придумала,- обрадовалась старуха и, выглянув в коридор, громко закричала, призывая прислугу, - Анхен, Труди, сюда, помогите госпоже раздеться!
  К такому повороту дела женщина была не готова.
  - Не надо, - возмутилась она, отталкивая руки набежавших неизвестно откуда незнакомых ей крепких девок, - я не это имела в виду! Говорю же вам: он придет поговорить!
  Но служанки, ловко увертываясь, упрямо продолжали расшнуровывать её платье, а кормилица тем временем миролюбиво гудела:
  - Запомни, глупышка: все разговоры с мужчиной нужно вести в постели. Только тогда от них бывает хоть какой-нибудь толк.
  - Какой толк? - выведенная из себя Стефка вновь попыталась вырваться из рук незваных помощниц. - Да вы с ума сошли, я не хочу с ним спать!
  - И не надо спать. Мыслимо дело, столько ночей провести в постели мужчины, и всё это время только спать. Хватит! Вы уже оба до такой глупости дошли, что дальше некуда. Все эти игры от сатаны! Мужчина и женщина должны не разговаривать, а дело делать, и тогда в Копфлебенце не стихнут крики новорожденных.
  - Меня тошнит даже при мысли об этом.
  - А не надо много думать, предоставь это дело тем, у кого голова варит лучше.
  Когда дюжие девки стянули с неё рубаху, бьющаяся в истерике от бессилия Стефка обреченно затихла среди нагретых простыней кровати. Но Герде показалось и этого мало: деловито сопя, она ощупала её ступни.
  - Этот сафьян не греет ноги, - осуждающе покачала нянька головой, - всё равно, что босой ходить. С завтрашнего дня будешь носить меховые сапожки. А сейчас... поставь сюда ножки.
  И эта невыносимая старуха на глазах у изумленной Стефки расстегнула на себе душегрейку, обнажив рубаху, с распирающей её гигантской обвисшей грудью.
  - Вот ещё, - брезгливо дернулась графиня, - зачем это?
  - Если обхватишь Гуго ледяными как у лягушки ногами, то у него может пропасть всякое желание иметь с тобой дело, и он вновь убежит к своим поганым шахматам. Женщина должна добиваться своего счастья не головой, а тем местом, которое для неё гораздо важнее. Не противься, птичка, поверь старой Герде: чем быстрее забеременеешь, тем лучше будет для всех, в том числе и для тебя.
  При виде умильного лица пожилой толстухи, Стефку разобрал истерический хохот.
  - Послушай, Герда, - отсмеявшись, она с усилием выдернула ступни из её цепких рук, - это дело касается только нас двоих. С чего ты решила, что Гуго обрадуется, застав меня обнаженной?
  - Если женщина молода и красива, то нет мужчины, которому бы это не понравилось. Если они, конечно, не слабосильные и не пособники сатаны. Но мой мальчик не таков: он настоящий рыцарь.
  - Но я не поле боя, - возразила Стефка, хотя было уже поздно что-то менять.
  Послышались голоса и звуки шагов. Несмотря на полноту, одышку и клюку, Герда моментально испарилась, оставив умирающую от стыда женщину дожидаться барона. Стефка едва успела натянуть на себя одеяло, когда фон Валленберг подошёл к кровати.
  - Дорогая, - раздвинул он полог, не скрывая удивления, - это лучшее из всего, что я мог ожидать, затевая эту встречу.
  - Да вот... - несчастная Стефка готова была расплакаться, комкая в руках край одеяла, - Герда...
  - Ты молодец, что послушалась моей няньки. Герда очень умна.
  Валленберг принялся неторопливо раздеваться, скинув отороченный мехом упелянд и расшнуровывая сюркот. Замершая от тоски женщина затаилась, наблюдая за подчеркнуто медлительными движениями его рук. Она понимала, что это своего рода испытание, последний шанс для неё пойти на попятную. Но женщине даже в голову не пришло им воспользоваться: уж если ты обнаженной встретила мужчину в постели, по меньшей мере глупо говорить ему, что не хотела заняться любовью.
  - Неужели песни менестреля разбудили в вас страсть?
  Стефка зажмурилась, с тоской прислушиваясь, как фон Валленберг усаживается на свою половину кровати, заканчивая раздеваться.
  - Нет, - все-таки нашла она в себе силы съязвить, - меня убедили доводы Герды, подкрепленные ещё и усилиями двух служанок.
  Барон на мгновение замер.
  - Может, мне лучше оставить вас?
  Стефка сжала в руки кулаки, чтобы унять сотрясающую её противную дрожь. Валленберг был не желаннее чесотки, но женщина понимала, что Герда действует не сама по себе, и отказ может превратить её жизнь в настоящий ад.
  - Я думаю, - уклончиво заявила она, - раз уж вы все-таки разделись, то не для того, чтобы обнаженным бродить по замку.
  - Вы очаровательны даже в лукавстве.
  Тяжелое тело придавило перину рядом, обдав её горячим теплом.
  - Мадам, - Валленберг склонился над невольно съежившейся Стефкой, - вы настолько застенчивы или ваша сдержанность - только моя вина?
  По мере того, как он всё теснее прижимался к ней, Стефка неосознанно пытаясь сохранить дистанцию, отодвигалась к краю кровати, лихорадочно возражая в ответ на его слова:
  - Я всегда чувствую себя счастливой, впуская в свою постель постороннего мужчину.
  - Разве я посторонний в этой кровати?
  - Нет, мессир, вы везде у себя дома.
  - Так поцелуйте же меня, дорогая.
  Его руки властно сжали её, пресекая трусливое бегство. Женщина испуганно закрыла глаза, прерывисто перевела дыхание и обреченно протянула губы для поцелуя.
  - Редко какая девственница ведет себя столь же целомудренно, как вы.
  Барон не воспользовался приглашением, упрямо дожидаясь поцелуя именно от неё. И Стефка покорно прижалась к его губам, с трудом преодолев внутренний протест всего тела. Валленберг обвил её руками и с жаром вернул поцелуй. На это раз его жесткие губы уже не принесли ей неприятных ощущений: наоборот каким-то чудом они стали нежными. Отрешившаяся от происходящего Стефка смиренно подчинилась требовательным движениям его тела, смутно отмечая, как он нежно ласкает её грудь, бедра, осыпает легкими поцелуями шею, живот, ноги. Это не было так уж неприятно, однако опасливое напряжение держало её по-прежнему в страхе перед ним, не давая увлечься, казалось бы, такими искусными ласками.
  - Что ты, ангел мой, что ты... - шептал ей на ухо задыхающийся голос, - всё будет так, как ты захочешь. Только ответь мне, только ответь...
  Стефка затаила дыхание, когда его пальцы коснулись треугольника волос в интимном месте и, резко вздрогнув, невольно отпрянула.
  И тут же всё прекратилось. Поначалу женщина не поняла, почему фон Валленберг отстранился от неё, но услышав, что он встает, удивленно распахнула глаза. Мужчина сидел к ней спиной, зло натягивая одежду. Ужас охватил Стефку, и она бросилась исправлять ситуацию. Инстинкт самосохранения иногда здорово подводил свою хозяйку, но в этот раз он живо проснулся.
  - Мессир, - тесно прижалась она грудью к обнаженной спине обиженного мужчины и покрыла умоляющими поцелуями его плечи, - я не хочу, чтобы вы уходили.
  - Разве я вам не мешаю отдыхать?
  Да, Гуго был по-настоящему зол, но каким бы монстром он ни был в душе, тело всё-таки принадлежало мужчине, и Стефка этим воспользовалась.
  Рауль не оставил у своей любовницы хороших воспоминаний, но кое в чём он все-таки был докой. Если правдой были слухи, что эльфы живут чуть ли не вечно, то за это время они в совершенствовании постигают науку наслаждения. В своё время любовник сильно утомлял её бесконечными изысками страсти: ведь когда в сердце нет любви, даже наслаждение может опротиветь. Зато теперь Стефка точно знала, как можно исправить ситуацию.
  Да, это прекрасно, когда женщина делит постель с мужчиной, к которому испытывает настоящую страсть, но любовь - довольно редкая гостья в их спальнях, а жить как-то надо.
  Её руки нежно пробежались по напряженному телу мужчины, слегка пощекотав бока и заросший волосом живот, и опустились вниз, губы же прокладывали жаркую дорожку из поцелуев между бугрящимися мышцами плеч вверх по позвоночнику к шее. Затем Стефка ласково прикусила мочку уха, и фон Валленберг не выдержал.
  Резко развернувшись, мужчина с глубоким рычащим стоном сжал её в жестких объятиях.
  - Ведьма!
  Дальше всё превратилось в беспорядочный и жаркий поединок изнуряющих ласк, скорее даже болезненных, чем приятных. Похоже, фон Валленберг мстил так долго мучившей его женщине шквалом грубоватых ласк, но когда их тела слились, он неожиданно успокоился и стал действовать осторожно.
  А Стефка? Она не смогла справиться со слезами. Опять чужой мужчина в её постели, опять запах незнакомого тела, опять...
  - Любовь моя, не плачь. Клянусь, тебе будет хорошо со мной.
  Странный народ мужчины. Почему-то они твердо уверенны, что уже сам факт обладания делает их партнерш счастливыми.
  Ничего из обещанного не получила Стефка в объятиях нового любовника. Стойкая тошнота, боль в интимном месте и невыносимая усталость - вот неполный набор испытываемых ощущений. И всё же она догадалась застонать, почувствовав, что дело движется к финалу.
  Впрочем, ей не удалось обмануть такого умудренного человека как Гуго: отдышавшись, он перевернулся на спину и уставился в глубину полога с трудно передаваемым выражением лица.
  - Я вас не понимаю, мадам, - зло высказался он, - совсем не понимаю!
  Стефка сжалась в опасливый комок. В животе похолодело: неужели всё напрасно, и зря она дала надругаться над своим телом? Наверное, на этом так бесславно и закончилось бы их связь, если в отношениях барона и пленницы не было заинтересовано ещё одно лицо.
  Полотно полога заколыхалось под негодующей рукой, и в образовавшуюся щель просунулась голова воинственно настроенной Герды.
  Несмотря на полноту и костыль, та коршуном кинулась к Стефке и сжала взвизгнувшую от неожиданности женщину в крепких объятиях.
  - Ох, Гуго, - с упреком зарокотала она густым басом, гладя Стефку по голове, - гореть тебе в аду, и даже мои молитвы не спасут от Гиены огненной. За что ты упрекаешь бедную горлинку? Ведь она не шлюха какая-нибудь, которой всё равно, кто у неё барахтается между ногами.
  - Герда, - зарычал барон, с гневом глядя на насупленную няньку, - не лезь, куда не просят. Сами разберемся!
  Но он явно переоценил свою власть. Бабка чуть ли не волком уставилась на питомца, по-прежнему удерживая обнаженную женщину.
  - Как же, разберетесь вы, - рявкнула она. - Чурбан ты неотесанный! Думаешь, легко женщине впустить в свою постель чужого мужчину? Она разделась, ноги согрела... всё, чтобы только тебе понравиться. А ты вместо того, чтобы пожалеть бедняжку, зубами скрежещешь. А у неё может уже дитё во чреве.
  - Уйди, старая ведьма, - взревел фон Валленберг. - Пошла вон!
  Но как не ругался барон, кормилица упорно стояла на своём.
  В вечном противостоянии между сеньорами и подвластными людьми крестьянская хитрость всегда побеждала господскую тиранию, только поэтому им и удавалось уживаться на протяжении тысячелетий в относительной гармонии. Вот и сейчас: даже Стефка понимала, что гнев мужчины пошёл на спад, и в голосе фон Валленберга звучал не столько приказ, сколько мольба оставить их в покое. И Герда моментально сообразила, что теперь можно и отступить.
  - С первого раза редко кто даже лоб правильно перекрестит, - заметила она, торопливо поднимаясь с постели, - а здесь такое дело... Притретесь телами-то, главное, дурь не показывать. Она - женщина крепкая: такие до любви всегда охочие. Попробуйте ещё раз!
  И исчезла за пологом. У Стефки повысилось настроение: всегда приятно узнать, что в откровенно враждебном окружении у тебя есть такой союзник.
  - Мессир, - робко прильнула она к плечу по-прежнему хмурого мужчины, - не будем огорчать Герду разногласиями. Ведь она так старается во славу вашего дома.
  Валленберг покосился на любовницу, и его губы внезапно дрогнули в скупой улыбке.
  - Однако, любимая, - обхватил он ладонями её лицо,- ты умеешь приобретать друзей. Даже адвокаты дьявола не бывают столь красноречивы как Герда, если дело касается женщин в моей постели. Она забраковывала стольких вполне подходящих девушек, а вот ты, моя радость, почему-то пришлась ей по вкусу!
  Есть высшая магия в любом обладании: несмотря ни на какие нюансы, оно делает людей гораздо ближе друг к другу. Вот и Стефка даже нашла в себе силы кокетливо улыбнуться:
  - А вам я не пришлась по вкусу?
  - Ты нежна, как взбитые сливки, - дыхание многообещающе обожгло висок, - только холодна, как снег. Такой прекрасный, сверкающий, белый снег... который так и хочется лизнуть.
  И Стефка сладко поежилась от прикосновений его щекочущего живот языка.
  Герда оказалась права. Второй шаг дался ей гораздо легче первого.
  - Спасибо, дорогой, - пробормотала уставшая Стефка, когда любовник разжал объятия, - теперь я знаю, что иногда общение с вами может быть очень приятным.
  Довольный смешок барона успокоил её, и она впервые заснула, не боясь очнуться в кошмаре шахматной комнаты донжона.
  
  
  ШАНС.
  Утро многое прояснило, хотя надо сказать, это не доставило Стефке радости.
   Барон поднимался за пару часов до утренней мессы и имел обыкновение перекусывать до официального завтрака в парадной зале замка горячим только что вытащенным из печи хлебом и солидной кружкой молока. А так как сегодня он ночевал в своей спальне, то и стол к завтраку накрыли здесь. Зевающую Стефку вытащили из теплой кровати и усадили напротив, воткнув в руки горячий кусок хлеба.
  Валленберг с легкой улыбкой осмотрел её полусонное лицо, и внезапно выдал такое, что с неё моментально слетела дремота.
  - Через пять дней, душа моя, - любезно пояснил он, намазывая тающее масло на хлеб, - отправляюсь в Рим. После того, как вы уснули, я немного подумал и решил дать вам шанс.
  Зябко кутающаяся в подбитую мехом душегрейку Стефка недовольно покосилась на любовника. Ей так хотелось спать, что она с трудом соображала, но по опыту знала: пренебрегать словами барона ни в коем случае не стоит.
  - Шанс?
  - Да, - кивнул головой фон Валленберг, - шанс. Пять ночей мы проведём вместе, и только от вас будет зависеть насколько плодотворно.
  Женщина недоуменно наморщила лоб, пытаясь вникнуть в смысл заявления. Валленберг любезно пришел ей на помощь.
  - Ешьте, дорогая, - подтолкнул он к ней кружку с молоком, - понадобится много сил, чтобы в результате моего особого благоволения понести младенца. Если всё получится, вы станете истинной госпожой Копфлебенца.
  - А если нет? - резко поинтересовалась моментально проснувшаяся Стефания.
  Валленберг небрежно пожал плечами.
  - Если вам окажется не по силам зачать ребенка, покинете мой дом. Но, - поспешил он сгладить угрожающий смысл последних слов, - уверен, что вы справитесь.
  Покинуть дом? И это наказание? Графиня многое дала, чтобы оно осуществилось прямо сейчас, но одному Богу известно, что вкладывает в слово 'окинуть' сумасшедший барон. Явно ничего хорошего, хотя, казалось, что может быть хуже замуровывания в стену?
  - Благодарю вас, мессир, - едко высказалась она, решительно отталкивая от себя еду.
  Какой уж тут аппетит после подобного ультиматума. Очень ей нужно становится матерью следующего монстра из рода фон Валленбергов!
  - Благодарите Герду, - с улыбкой парировал барон, - это была её идея.
  - Значит, именно этой старухе я обязана за единственную спокойную ночь в вашем доме? - вспылила Стефка. - Как-то неудобно напоминать вам, что такие дела не вершатся по заказу. Пять ночей! Жаль, что не пять минут!
  И кого она хотела смутить?
  - Деве Марии понадобилась всего одна встреча с голубем.
  - Не богохульничайте! Вы превращаете в нелепую игру даже будущее вашего рода. Пять ночей - это же надо такое придумать.
  Только потом Стефка с удивлением осознает, что они ссорятся как обычные влюбленные, а сейчас ей хотелось объяснить чокнутому любовнику, что верх наглости разбудить ни свет, ни заря уставшую женщину, чтобы мучить дурацкими идеями, да ещё подсовывать при этом еду.
  - Тихо, моя разбушевавшаяся любовь, - фон Валленберг всё-таки сумел воткнуть ей в руки многострадальную кружку с молоком, - выпейте и успокойтесь. Почему вас так возмутили пять ночей? Ведь к ним ещё будут прилагаться пять дней и вечеров, и даже... - он игриво хмыкнул,- пять таких же рассветов, как этот.
  - Что? - возмущенно вскинулась она. - И у вас хватит...
  - Я люблю предаваться страсти ранним утром, - едко перебил её барон,- после завтрака.
  Заниматься любовью перед утренней мессой? Да он еретик!
  - Не надо мне пяти ночей, - женщина в гневе подскочила со стула, - и одной хватит. За оставшееся время попробуйте осуществить ваши нелепые опыты с кем-нибудь другим. Как знать, может ей больше, чем мне!
  - Может быть, - покладисто согласился барон, вытирая руки о салфетку и поднимаясь с места, - но... я хочу именно вас. Особенно сейчас, когда от злости ваши глаза сияют как у кошки.
  Стефка решительно воспротивилась этим намерениям, но что она могла сделать? Несколько раз взвизгнуть, гневно укусить его за плечо, да бесцельно заерзать бедрами на столе в обреченной на неудачу попытке сопротивления. Валленберг только довольно хохотал в ответ, бесцеремонно задирая вверх юбки.
  - Что ты брыкаешься, кобылка? Может, угостить тебя плетью?
  В устах барона это была не пустая угроза, и поэтому она, несколько раз протестующе вскрикнув, уступила.
  В этот раз фон Валленберг оказался ей настолько доволен, что его хриплый голос даже смягчился от нежности, когда он отстранился от распростертой на столе любовницы.
  - Можете не ходить к мессе, душа моя, я помолюсь за нас обоих.
  Стефка едва нашла в себе силы доползти до кровати и рухнуть среди одеял.
  Будучи отменного здоровья Гуго был искренне уверен, что занятия любовью - это показательный марафон, где каждый должен выкладываться на пределе своих возможностей. Он загонял своих любовниц до бездыханного состояния в изнурительных по интенсивности любовных схватках. А ведь за редким исключением женщины ищут в мужских объятиях ласку и нежность. Увы, у фон Валленберга были свои представления о женских потребностях.
  - У тебя давно не было мужчины, - сделал он вывод при виде её осунувшегося лица, - вот ты и расслабилась. По всей видимости, твой муж умел разве что за ведьмами охотиться. Только понапрасну раздразнил тебя да испортил темперамент. Вот поэтому я предпочитаю девственниц: ножны нужно вытачивать под определенный меч.
  Стефка дико покосилась на приводящего себя в порядок любовника. Вытачивать? Что же, это слово вполне подходило, чтобы охарактеризовать его страсть.
  Когда барон ушёл, приплелась Герда и принялась долго и въедливо учить её правилам общения с нежеланными мужчинами.
  - Чего ты ревешь? Сама виновата. Только от женщины зависит: получит она удовольствие от мужчины или нет?
  - Что ты несёшь? - всхлипнула в подушку Стефка. - Разве можно наслаждаться насилием?
  Нянька хмуро хмыкнула, поудобнее устраиваясь на постели.
  - А вот ты послушай мою историю, - со вздохом предложила она. - Когда-то и я была молода и красива. Прямо скажем, первая красавица в деревне.
  Графиня недоверчиво покосилась на расползшуюся как квашня старуху. Даже на бывшую красавицу она походила мало, но кто знает, как уродует женщин коварное время?
  - Был у меня и дружок. Гейнцем звали, Царство ему небесное, - благочестиво перекрестилась Герда, - хороший был парень, работящий, сильный. Ох, и любила я его - сердце пылало. То да сё, решили мы честь по чести обвенчаться и жить вместе. И всё вроде бы шло хорошо, но когда стояли у алтаря, в церковь принесла нелёгкая барона.
   Герда прерывисто перевела дыхание: рассказ давался ей с трудом.
   - Вот уже столько лет прошло, а я всё помню, как будто это было вчера. Бароном тогда был дед нашего Гуго - суровый старик, не то что мой мальчик. Настоящий зверь! Только взглянул он на меня, и тут же затребовал на первую ночь. А когда Гейнц наутро пришел за мной к воротам замка, стража прогнала его прочь. Вот так я и оказалась прикована к этому месту. И что было делать? Каково это обменять любимого юношу на вздорного старика? Но я не стала дёргать на себе волосы, чахнуть, киснуть, лить понапрасну слезы. Что толку-то? Одна умная женщина в людской (была здесь такая) дала хороший совет. 'Человек, - сказала она,- не может выбрать себе жизнь - это не в его власти, но вот как прожить эту самую жизнь выбирать ему. Да, барон не принц из сказки, но кто мешает тебе вообразить его принцем?' Я приняла её совет к сведению, и никто из моей родной деревни не может похвастаться столь удачно сложившейся судьбой.
  Стефка недоуменно поморщилась.
  - Я не понимаю, - откровенно призналась она, - что ты предлагаешь?
  - Чего здесь непонятного, - отмахнулась Герда, - нужно искать хорошее в своем положении. Гуго молод, силён, недурён собой - разве это уже само по себе не счастье? Так радуйся этому обстоятельству и перестань лить слезы. Просто скажи себе: 'Всё могло бы быть гораздо хуже. Мне повезло, что моим любовником стал такой интересный мужчина!'
  - Думаешь, поможет?
  - Уверена. Только полные дурочки ждут, что судьба просто так преподнесет им и любовь, и счастье. Разумные же женщины сами обустраивают свою жизнь.
  Графиня в сомнении покачала головой.
  - Боюсь, я не вынесу таких изнуряющих гонок, - честно призналась она. - Я - обыкновенная женщина, а не шлюха из дома терпимости, у которой заработок напрямую зависит от её выносливости.
  - Это ещё выдержать можно, - не согласилась Герда, - гораздо хуже, если бы он оказался слабосильным, и ты мучилась бы, пытаясь заставить его делать мужскую работу. Вот, где непосильная работа - поднять то, что само по себе уже не встаёт. Я и через это прошла, когда покойный барон одряхлел, а тут дело поправимое...
  И Герда деловито дала ей несколько советов чисто практического свойства, оснащая речь такими натуралистическими подробностями, что у женщины загорелись от стыда щеки.
  - А вдруг мессиру это не понравится, - усомнилась она, вновь пряча нос в подушку, - как-то чересчур распутно.
  - В самый раз,- заверила её старуха, бесцеремонно хлопнув по заднице, - мужчины полностью лишены стыда. Им бы только получить своё, а там хоть трава не расти. Если женщина удовлетворяет мужчину в постели, то может смело вить из него верёвки. У тебя есть возможность за пять ночей так привязать его к себе, что Гуго будет легче вырвать себе сердце, чем расстаться. Ведь женщина для мужчины - это гостеприимно расправленная постель.
  - Не всегда, - нервно возразила Стефка, - мой муж совсем не такой.
  - Так он у тебя совсем спятил, - любезно пояснила бабка, - что с него взять? Инквизитор - разве это мужчина... недоразумение одно. Пытки и дознания - это дело либо палачей, либо монахов.
  Можно представить, как удивился бы де ла Верда, услышав такую характеристику, да ещё и из уст престарелой няньки трирского барона.
  - Ладно, - согласилась после некоторых раздумий Стефка, - попробую последовать твоему совету!
  А что ей ещё оставалось?
  
  ПЯТЬ ДНЕЙ.
  В день выезда баронского отряда погода была хуже некуда. Неизвестно откуда налетевшая оттепель сопровождалась сильнейшим ветром с ледяным дождем. Стефка выглянула во двор, где в предрассветной темноте собирался отряд, нашла взглядом шлем с распростершим крылья соколом, злорадно улыбнулась и удовлетворенно юркнула в теплый уют подушек с одеялом.
  Всё! Как бы то ни было, но она честно заработала свой покой. Удалось ей зачать или нет - вопрос отдельный, но вот, что её положение в Копфлебенце существенно изменилось, не оставляло сомнений.
  Во-первых, когда она появилась к обеду в общей зале, мажордом провёл её к новому дамскому месту: теперь мадам Ульрика сидела после Стефки, и окаменевшее в оскорбительном молчании лицо белой королевы служило хоть слабым, но утешением.
  Зато встреча с Вильмоном отнюдь не порадовала. Менестрель посетил дам в каминной зале и расположился было рядом с Ульрикой, но не успел и рта раскрыть, как в комнате появились братья Валленберги и ещё несколько рыцарей.
  Пажи забегали, расставляя скамьи и итальянские кресла для такого количества гостей. Все замешкались, и в этой толкучке поэт сумел обменяться несколькими словами со склонившейся над шитьем молчаливой графиней.
  - Вы обманули меня, - шепотом укорил он женщину, - сказав, что просто гостья в этом замке. Вы возлюбленная фон Валленберга!
  Стефка не сочла нужным оправдываться, только обреченно вздохнув: вот и у менестреля появились к ней претензии.
  Возможно, де Вильмон хотел ещё что-нибудь сказать, но не сулящий ничего хорошего взгляд барона заставил его замолчать и ретироваться к следующей даме.
  Зато к Стефании подошел Вальтер.
  - У вас круги под глазами. Как вы себя чувствуете, мадам, - склонился он в поклоне, - надеюсь, достаточно здоровы, чтобы выехать завтра на охоту?
  Сердце женщины радостно сжалось. Да, в словах Герды была определенная истина: в любой ситуации можно найти нечто хорошее. Что может быть лучше прогулки по заснеженному лесу, когда конь под тобой осторожно переступает, выискивая дорогу в сугробах, а лапник елей осыпает голову серебристой пудрой инея? Стефка страстно любила лес: даже мысль о деревьях повышала ей настроение.
  - Я вполне здорова, - поспешно заверила она Вальтера, - только плохо выспалась!
  - Это немудрено, - растянул тот губы в сухой улыбке, - и всё же оденьтесь потеплее. Я дам распоряжение Герде.
  Тогда она не обратила на эту фразу особого внимания, но потом....
  Разговор в гостиной крутился вокруг самых разнообразных тем. Де Вильмон довольно остроумно рассказывал о дворе Карла Смелого, дамы же ему зачарованно внимали. В свою очередь Валленберг расспрашивал поэта о новых фортификационных укреплениях крепостей его сюзерена. И только Стефку мало интересовал Великий герцог Запада: своих проблем хватало, чтобы заострять внимание на чужих.
  Она рассеянно втыкала иглу в канву и пропустила момент, когда разговор коснулся событий вчерашнего вечера.
  - Мы в восхищении!
  - Это было воистину великолепно!
  - Ваш дар божественен!
  Де Вильмон с благожелательной улыбкой принимал комплименты, но его глаза неотрывно следили за склоненной головкой графини.
  - А что скажет дама Стефания?
  Женщина растерянно встрепенулась, услышав своё имя.
  - Вы польстили мне, хотя я получила ни с чем несравнимое удовольствие.
  Поэт ответил ей не уместным в данной ситуации интимным и многозначительным взглядом.
  - Когда вы нас вчера так неожиданно покинули,- заявил он, - я был настолько огорчен, что сочинил новую песню.
  Стефка ошеломленно воззрилась на менестреля. Видимо в груди у Вильмона билось сердце смельчака, раз он не побоялся сказать такое в присутствии фон Валленберга. Впрочем, сегодня барон и виду не подал, что его задевает открытое ухаживание за любовницей.
  - Порадуйте нас своим талантом! - любезно попросил он гостя и дал знак пажу, чтобы тот принес инструмент.
   Де Вильмон тронул струны лютни и грустно запел:
   Скрылась с небосвода луна,
   Поглотила ночь боли мгла,
   Ведь сердце моё ты с собой забрала.
   Зачем ты ушла?
  
   Припев:
   Нет сна, нет покоя
   Влюбленному сердцу,
   От тяжкого горя
   Мне некуда деться!
  
   Ты мне улыбалась улыбкой мадонны,
   И глаз бирюза мне казалась бездонной.
   Я в них утопал, весь от счастья ликуя,
   Мечтал прикоснуться к тебе поцелуем!
  
   Припев.
  
   Но ты лишь мелькнула подобно виденью...
   Исчезла, пропала, и нет мне спасенья
   От страсти, что душу поэта сожгла.
   Зачем ты ушла, зачем ты ушла?
  
   Припев.
  
   И снова я вижу лик чистой мадонны,
   В твоих же глазах растворяюсь бездонных,
   Но ты далека и прекрасна как грезы
   О страсти взаимной, прекрасной как звёзды
  
   Припев.
  
   Молюсь и страдаю, вздыхаю влюбленный,
   От ревности страшной, от ревности черной.
   Неужто соперник над нами смеется?
   Он враг мне навеки, пока сердце бьётся!
  
   Припев.
  Аккорды лютни затихли в гробовой тишине. Стефка смотрела на менестреля, широко распахнув глаза, и не веря собственным ушам. Её отношение к нему вновь изменилось: сердце поневоле дрогнуло и перед волшебством завораживающего голоса, и перед мужеством слов последнего куплета. Не надо было иметь особого ума, чтобы расслышать в них открытый вызов фон Валленбергу.
  Это было прекрасно и жутко одновременно: де Вильмон не знал, что даже менее безобидные поступки заканчивались плачевно для тех, кто осмеливался задеть барона.
  Глаза Гуго превратились в искрящиеся льдом щели.
  - Соперник? - его голос приобрел шипящие интонации. - Разве у такого талантливого певца могут быть соперники в сердцах дам? В моем доме, по крайней мере, нет ни одного человека, который бы мог срифмовать хотя бы пару строк!
  Стефка облегченно перевела дыхание. Для фон Валленберга эти слова были верхом миролюбия. Теперь де Вильмону оставалось только отшутиться в ответ, и опасная ситуация к всеобщей радости могла бы мирно разрешиться. Но менестрель не пожелал принять оливковую ветвь.
  - Любовь - это не только слова удачного сонета, - холодно возразил он. - Песня всего лишь выражает заполняющие сердце чувства.
  У Стефки от ужаса пресеклось дыхание, да что там, побледнела даже невозмутимая Ульрика.
  - Дама Стефания, - поспешила вмешаться она, - несомненно, польщена вашими песнями. Но её сердце принадлежит...
  - Почему вы говорите за неё, - внезапно перебил женщину оживившийся барон, - пусть дама Стефания сама скажет, кто дорог её сердцу.
  Графиня натянуто улыбнулась: можно подумать, что она осмелилась бы дать правдивый ответ. Разве что у неё вместо одной было даже не две, а три головы!
  - Мадам Ульрика права, я предана моему сеньору.
  - Но вы же сами говорили,- с непонятным жаром возразил де Вильмон, - что ваш супруг не против, чтобы его жену окружало куртуазное преклонение!
  Все окружающие с недоумением воззрились на задиристого менестреля. Только он один при слове 'сеньор' почему-то решил, что речь идет о муже графини, все же остальные были твердо уверены, что это определение может относиться только к фон Валленбергу.
  - Гм-м, - настроение барона неизвестно почему улучшалась с каждой минутой, - значит, в борьбе за честь называть мадам Стефанию своей дамой сердца равны все мужчины в этом замке?
  - Выходит так, - дерзко вздернул подбородок менестрель.
  - Ну тогда давайте разрешим наш спор древним как мир способом.
  И прежде чем кто-нибудь сообразил, что он имеет в виду, Валленберг довольно хлопнул ладонью по подлокотнику кресла и встал с места.
  - Назначаю на завтра рыцарский турнир. Давно пора поразмять кости, да развлечь наших дам.
  - А как же охота?
  Невольно сорвавшись с губ, слова выдали разочарование графини. Она не считала равноценной замену прогулки по лесу зрелищем остервенело рубящихся мечами мужчин. И лишь потом до неё дошло, что такой сумасшедший ревнивец как Гуго мог под шумок и убить ни о чем не подозревающего де Вильмона.
  - Кому, мадам, вы подарите свою ленту? - поинтересовалась язвительно взирающая на неё Эрика.
  Удивительно, но это были практически первые слова, сорвавшиеся с уст единственной дочери фон Валленберга в присутствии Стефки. Девушка обычно была молчаливой и невозмутимой, а теперь оказалось, что внешность обманчива. Как говорится, яблоко от яблони...
  - Разве что мессиру Вальтеру?
  Удивленно вздернувший брови младший фон Валленберг, благодарно поклонился.
  - Я польщен вашим выбором, мадам!
  Его брат только улыбнулся при виде этой сцены, а умница Ульрика тотчас перевела разговор на другую тему, осведомившись у де Вильмона о дочери герцога Бургундского Марии.
  Зато вечером между бароном и его любовницей разгорелся очередной скандал.
  - Если даже менестрель и посчитал себя влюбленным, - с жаром защищалась от нападок Стефания, - я тут не причем! Не только вы один имеете глаза, по общему признанию, я довольно красивая женщина.
  - Вы сами спровоцировали де Вильмона на такое поведение, едва не выпрыгнув из платья прямо посереди забитой людьми залы!
  - Да, мне нравятся обходительные мужчины, которые не ставят условием своего расположения беременность. Да ещё при этом претендуют на главенство в моём сердце. И вообще... я так мечтала проехаться по лесу, а теперь вместо прогулки придется пялиться на идиотское сражение.
  - Я убью этого слащавого шута, выбью из него мозги и отрежу коварный язык в назидание всем, кто осмелится претендовать на мою женщину!
  - Да вы просто варвар! - женщина гневно взвилась со своего места. - Де Вильмон всего лишь сказал мне несколько изящных комплиментов. Я благодарна ему за это, но не более того.
  Надо сказать, что ругались любовники в уединении спальни. Графиню заботливая Герда приготовила к любовным играм, поэтому она спорила, приложив одеяло к обнаженной груди, а вот фон Валленберг похоже не собирался оставаться на ночь.
  - Ты все испортила.
  - А было что портить? - Стефка не собиралась сдавать позиции. - Моё сердце свободно, и если бы вы приложили хотя бы минимум усилий мне понравиться, то получили бы реальный шанс стать моим возлюбленным. Так нет: то дурацкое условие забеременеть за пять дней, то убийство пропевшего несколько милых сонетов поэта. Сколько можно? Чьё тут выдержит терпение?
  - Раз я настолько невыносим, не настаиваю на вашей благосклонности. А дерзкого певуна всё равно убью.
  - Вот как? - Стефка дерзко отбросила одеяло. - Кто не дорожит любовью, сам делает себя нищим, и де Вильмон здесь ни при чём.
  Валленберг озадаченно присел на край кровати, не сводя потемневшего взгляда с дерзко выпяченных сосков её груди.
  - Стефания - ты философ? Вот уж удивила, так удивила.
  Графиня решительно вернула одеяло на место. Хватит, он и так увидел достаточно.
  - Я обыкновенная женщина, мечтающая урвать хоть частичку счастья в жестоком мире, помешанных на своих амбициях мужчин, - горько заявила она. - Вы все время интересовались, почему я в свое время сбежала от мужа? Де ла Верда променял моё сердце на стопку дипломатических договоров: дела принцев его интересовали гораздо больше семейных. У него не хватало времени даже лечь с женой в постель, и вот теперь вы уверенно отбрасываете мои чувства в сторону ради блажи убить ветреного де Вильмона. Менестрели больше любят свои творения, чем вдохновительниц. На то они и поэты!
  - И чего же вы хотите, - заинтересованно осведомился Гуго, проводя рукой по её колену, - чтобы я отменил мною же назначенный турнир?
  Стефка довольно улыбнулась. Невероятно, но, кажется, она добилась своего.
  - Пусть дерутся, - вновь гостеприимно распахнула она одеяло, - но без нас.
  В первый раз на её памяти фон Валленберг растерялся.
  - Любовь моя, но... как это возможно?
  Стефка решительно взялась за его дублет, ловко распутывая хитросплетения шнуровки.
   - Мы откроем турнир, а после первого же боя тихонько удалимся.
  - Но это значит...
  - ... это значит, что вас на поединке будет представлять Вальтер, и бой будет длиться до тех пор пока де Вильмон не выбьет его из седла. После чего я назначу трубадура своим рыцарем, и пусть себе едет с этим званием куда только пожелает его душа. А вам, в свою очередь, достанется пусть менее почетная, но все же более привлекательная роль моего возлюбленного.
   - Гм-м... я кажется тебя недооценивал, моя любовь.
  После чего фон Валленберг уже покорно дал себя раздеть. Может, потому что Стефка впервые чувствовала себя победительницей в их спорах, но эта ночь неожиданно подарила ей наслаждение от объятий барона. А может она уже начала к нему привыкать?
  Но утром все пошло совсем не так, как она предполагала. Валленберг не был бы самим собой, если хоть раз в жизни послушался советов женщины.
  Стефка зябко поеживалась на наспех сооруженной трибуне от пронизывающего зимнего ветра. Здесь же толпились кутающие покрасневшие от холода носы в воротники и прочие дамы Копфлебенца. Перед выходом из дома она выдержала настоящий бой с Гердой, пытающейся натянуть на неё сразу три меховые шубы.
  - На трибуне будет дуть такой ветер, что ты превратишься в сосульку раньше, чем драчуны скрестят из-за тебя копья, - бурчала вредная старуха, перетряхивая сундуки.
  - Я стану похожа на стог сена, - графиня возмущенно вырывалась из рук всё тех же дюжих служанок, - а мы собралась ехать в лес.
  - Какой лес? - сердито пристукнула костылем Герда. - Выбрось из головы! После поединка все так умотаются, что с трудом доползут до стола. Для мужчин звук оружия милее ангельского пения. Слушай, что я тебе говорю, иначе обвешаешься соплями да будешь чихать, как иерихонская труба.
  Но оказавшись на улице, Стефка помянула упрямую бабку добрым словом. А когда на ристалище выехал закованный в латы фон Валленберг и остановился у трибун, у неё от злости клацнули зубы. Да, Герда знала своего воспитанника гораздо лучше её.
  - Двенадцатый барон Гуго фон Валленштейн, сеньор Копфлебенца, Дюзе, Мэйнца и земель Кэрра, вызывает на поединок в честь прекрасной дамы Стефании шевалье Роже де Вильмона! Бой будет производиться тупыми концами копий до тех пор, пока один из бойцов не вылетит из седла!
  Упрямый трирский болван!
  Стефка закуталась по самый нос в меховой воротник, угрюмо наблюдая за выездом на поле вооруженного копьем де Вильмона, и хотя забрало полностью скрывало лицо менестреля, она не сомневалась, что у него горят глаза такой же мстительностью, как и у её сумасшедшего любовника.
  Ох, уж эти мужчины! Милосердный Господь, даровав им силу, забыл или не захотел дать хоть чуточку здравого смысла. Разве можно завоевать любовь женщины, изо всех сил колошматя копьем своего соперника? Какой в этом толк? Если она любит, то поверженный ей покажется ещё милее, а если нет, так что даст вид измочаленного тела и без того отвергнутого поклонника?
  Конечно, физически фон Валленберг был намного сильнее менестреля, но он знал толк в развлечениях подобного рода. Да и глупо вытаскивать людей на мороз, строить трибуны, расчищать площадку, городить барьеры только лишь для того, чтобы в течение пары минут выбить врага из седла.
  И барон забавлялся от души, играючи отбивая сердитые наскоки де Вильмона.
  Раз за разом трубили в оледеневшие трубы герольды, выкрикивая охрипшими голосами девизы дерущихся сеньоров, а рыцари, завершив круг, сходились в поединке опять. Валленберг каждый раз показательно тыкал в соперника копьем, но достаточно слабо, давая ему возможность оставаться в седле и продолжать поединок. Стефка не могла не отметить, с каким искусством сражается всадник в украшенном изображением сокола шлеме, как ловко и грациозно он держится в седле, несмотря на тяжесть вооружения. Да, в бою фон Валленберг был таким же докой, как де Вильмон в пении, поэтому вдоволь поиздевавшись над противником, он небрежным движением выбил менестреля из седла.
  Стефка раздраженно привязала к его опущенному копью свою ленту и, холодно глянув на любовника, не стала слушать восхвалений герольдов, направившись в дом, но на пороге её остановил один из пажей.
  - Мой господин велел ждать его на конюшне: он хочет прогуляться с вами по лесу.
  Женщина направилась к конюшне, но не успела сделать и десяти шагов, как наткнулась на согбенных под тяжестью лат, копья и меча оруженосцев барона.
  - Мессир готов к выезду, мадам.
  С трудом шевелясь в трех шубах, Стефка продолжила путь, проклиная и неуемность барона, и назойливость Герды, и собственную дурость, потому что после часового стояния на пронизывающем ветру ей уже расхотелось куда-либо ехать, но как об этом сказать барону?
  Валленберг ждал её, уже сидя верхом.
  - Дорогая, - шутливо поклонился он, - вот видишь, я всё делаю, как обещал. Легкое столкновение: менестрель жив и здоров, а нас ждёт прогулка по лесу.
  Барон насмешливо покосился на закутанную любовницу.
  - Любовь моя, вы уверены, что нужно седло? Может, сами покатитесь подобно шару?
  - Это всё Герда, - скрипнула зубами Стефка, пытаясь избавиться хотя бы от одной шубы, - она кутает меня, как младенца.
  Валленберг коротко рассмеялся.
  - Оставьте всё как есть... у меня появилась неплохая идея.
  Если бы она догадалась, какая идея появилась у этого извращенца, то с места бы не сдвинулась.
  Лес Стефку не подвел. Здесь царила тишина, изредка нарушаемая щебетом птиц. Но их голоса не столько нарушали безмолвие укутанных снегом деревьев, сколько подчеркивали белоснежную таинственную глубину чащи.
  Барон со спутницей не спеша пробирались по узкой тропе.
  - Разве я не внимателен к тебе, моя радость?
  - Мессир - сама любезность.
  - В ваших словах слышится насмешка. Не можете простить унижения разлюбезного певуна?
  - Я не считаю, что он унижен!
  - Разве победа на ристалище не показала всем, на чьей стороне истина?
  - Для того чтобы победить менестреля, нужно применить его оружие.
  - Предлагаете биться лютнями?
  - Соревноваться в пении.
  - Туше!
  Изумленно покосившийся на собеседницу барон промолчал. Впрочем, рано она торжествовала победу в перепалке, потому что фон Валленберг тотчас отомстил... по-своему.
  - Дорогая, не спешиться ли нам? Так приятно прогуляться под этими елями...
  И когда они достаточно отошли от сопровождавших их людей, он заключил её в объятия.
  - В этих шубках, сердце моё, ты похожа на толстенького капуцина, который слишком злоупотреблял пивом. Но если одну из них подстелить....
  Не мудрено, что когда Стефка добралась до спальни, от усталости она уже едва шевелилась.
  - Да вы с ума сошли, - разбушевалась кормилица, услышав про их экстравагантные развлечения, - живо в постель, пока не заболела!
  Вечер Стефания провела под кучей одеял, потея и глотая какой-то 'чудодейственный' отвар под занудливые причитания разозленной старухи.
  - Всё не как у людей! Уж казалось бы, такое обыденное дело, так нет: как две бешеные белки под елью, в снегу... Тьфу!
  Гуго не появился, неизвестно где проведя эту ночь. И это не понравилось Стефке до такой степени, что она проворочалась в постели почти до рассвета, сердито гадая, на чью же подушку преклонил голову ветреный барон.
  - Он не может быть постоянным даже в течение пяти дней,- зло высказала она кормилице поутру, - как можно жить с таким человеком?
  - Это я ему сказала, чтобы не приходил, - бросилась Герда на защиту своего любимца.
  Но молодая женщина только мрачно покосилась на старуху, пока служанки укладывали ей волосы, не поверив ни одному слову.
  Впрочем, всё разъяснилось довольно быстро, неожиданно и странно.
  В каминной комнате мадам Ульрики в это утро собралась всё та же компания, что и третьего дня: барон с приближенными, де Вильмон, и дамы из кружка этой некоронованной королевы. Сидела на своем привычном месте и угрюмая Стефка. Уткнувшись по привычке в вышивку, она старательно отводила глаза от фон Валленберга.
  Между тем после обмена несколькими ничего не значащими фразами, барон обратил свой взор на болтающего с Эрикой менестреля.
  - Шевалье де Вильмон, вчера дама Стефания упрекнула меня, что я выбрал для поединка с вами неравное оружие.
  В комнате воцарилась тишина. Стефке стало не по себе от страха за менестреля: одному Богу известно: что ещё изобрел злокозненный ум барона, какую очередную пакость? И зачем только она вчера с ним спорила? А теперь по её вине пострадает ни в чем не повинный человек.
  Но де Вильмон и бровью не повел в ответ на очередной вызов. Наоборот, его глаза заинтересованно и опасно блеснули. Похоже, он жаждал реванша.
  - Почему неравное? Я так не считаю. Но если у вас есть желание сразиться со мной другим видом оружия...
  - Есть, - едко ухмыльнулся фон Валленберг, - я хочу сразиться на вашем поприще.
  Не было ни одного лица в их окружении, на котором бы не отразилось крайнее удивление.
  - На каком? - изумился и менестрель.
  - Поэтический турнир: состязание в написании мадригала в честь дамы Стефании. Я не хочу, чтобы она упрекала меня в нечестности.
  Губы де Вильмона исказила недобрая усмешка.
  - Если вы настаиваете... Я принимаю ваш вызов!
  Он чуть подумал, а потом осведомился:
  - Каковы же условия поединка?
  Валленберг небрежно развел руками.
  - Мадригал в ответ на мадригал... Вы гость: вам и начинать.
  Де Вильмон не заставил себя ждать. Уверенной рукой взяв несколько аккордов, он немного подумал и выдал следующее:
   Вечна дорога к заветной мечте,
   К мечте бесконечно трудной.
   Пусть прожита жизнь - это путь к тебе,
   К любимой моей безрассудной!
  
   Ты настолько прекрасна, что звезды порой
   Красотою лица затмеваешь,
   Отливают глаза бирюзы синевой,
   Ты улыбкой весь мир освещаешь!
  
   Ты возьми мое сердце в ладонь и сожми!
   Пусть умру, и прервется дыханье...
   Жизнь мою, как цветок ты нагнись и сорви,
   Но прими это в страсти признанье!
  
  Негромкие и опасливые аплодисменты больше отдавали вежливостью, чем искренним восхищением. Ведь соперником менестреля был сам хозяин замка, и понятно, что прежде чем выказывать ему восторг всем хотелось услышать самого барона.
  Никакие чудеса не смогли бы заставить фон Валленберга запеть, но он нашел выход из положения. Барон читал стихи под наигрыш гитары, а фоном его глухому голосу звучал тонкий серебристый тенор одного из пажей. Надо сказать, что получилось весьма неплохо. Только теперь до облегченно выдохнувшей Стефки дошло, чем занимался прошедшей ночью её любовник.
   Я подарю тебе, любимая, букет
   Из самых нежных снов,
   Что есть на этом свете.
   В них мы пойдем с тобой
   По Млечному пути,
   Танцуя и смеясь, как маленькие дети...
  
   Вплету в твою косу я песни и цветы,
   Фиалками затку я для любимой платье,
   Я разбужу рассвет, чтобы собрать росы,
   И напоить тебя в своих объятьях!
  
   Я славлю красоту озер любимых глаз,
   Готов я жизнь отдать лишь за улыбку милой,
   Тебя прислал Господь, чтоб показать мне рай
   В оправе нежных рук моей любимой!
  
   За счастье я почту служить тебе всегда,
   И не страшны мне времени препоны!
   Ты - звездной вечности мечта,
   Ты - древней сказки красота,
   Моей любви прекрасная мадонна!
  
  У Стефки изумленно округлились глаза. Неужели фон Валленберг приложил руку к этим прелестным строфам?
  Де Вильмон был профессиональным поэтом, поэтому слушать его песни было приятно, но откуда ей знать, скольким дамам он уже морочил голову? А вот Гуго был кем угодно, только не менестрелем, и женщину растрогала вполне удачная попытка превзойти знаменитого де Вильмона.
  Поэт и барон продолжали обмениваться мадригалами, но они не произвели на Стефку такого же впечатления, как самые первые, и хотя де Вильмон сочинил гораздо больше строф, и были среди них даже очевидные перлы, она без тени сомнений отдала свою ленту барону.
  - Была бы рада, - тихо прошептала она ему, - пробежаться с вами по Млечному пути.
  - Благодарю вас за прелестные песни, посвященные мне, - приветливо улыбнулась она менестрелю, - но... мне больше понравилось выступление барона!
  Де Вильмон укоризненно взглянул на женщину, очевидно, решив, что она смалодушничала, но Стефку была искренна. Почувствовав это, барон с победной улыбкой посмотрел на поэта.
  - Что же, - счёл нужным сухо поклониться менестрель, - вы победили на своём поле. Может статься, что мы встретимся на чужом, и опять попробуем наши силы.
  Таким образом, ко всеобщей радости, и закончилось противостояние между гостем и бароном.
  Поздним вечером, когда Стефка и фон Валленберг уже лежали в постели, эта поразительная история получила разъяснение.
  - Ах, дорогой, - улыбающаяся женщина уткнулась носом в плечо любовника, - ваши стихи прелестны. Никогда не подозревала в вас поэтического дара.
  - Ну... - уклончиво протянул Гуго, - когда я угощаю обедом соседа, то не рассказываю ему о своём поваре. Так и в этом случае...
  - Так это сочинили не вы? - возмутилась Стефка.
  - Почему же... только мне помог с рифмами Вальтер.
  Женщина подумала-подумала, и вновь умиротворенно вернулась в объятия фон Валленберга.
  - Всё равно, это было красиво.
  - Я рад, любимая, что вам понравилась моя песня. Если через девять месяцев вы одарите меня мальчиком, клянусь, я осыплю вас мадригалами собственного сочинения.
  Стефка прикусила в досаде губу. Рожать ей совсем не хотелось, но она уже начала приноравливаться к нелегкому нраву барона. И если Господь решит ей помочь на поприще, где терпели поражение все остальные женщины, то пусть так и будет.
  И вот эти дни напряженной работы остались позади: можно было отдохнуть от бессонных ночей и дать покой усталому телу, сплошь покрытому кровоподтеками из-за чрезмерных ласк любовника. Стефке казалось, что на ней места живого не осталось.
  Валлеберг был слишком жаден до любовных утех и не привык себя контролировать ни в чём. Он мало думал о женщинах под ним, непоколебимо уверенный, что они созданы, чтобы исполнять его прихоти.
  И вот, наконец, долгожданный покой: барон и менестрель уезжают. Дай им Бог счастливого пути, который бы уводил их всё дальше от замка, а она будет спать. Отдохнет душой и телом, а там видно будет как сложатся обстоятельства.
  Увы, Копфлебенц был таким местом, где покоя не было никому.
  В отсутствии барона управление замком было поделено между Вальтером и Ульрикой. Брат барона никогда не вникал в домашние дела, занимаясь сугубо управлением и охраной подвластных земель.
  Ульрика руководила жизнью господского дома, будучи всевластной в этом замкнутом мирке уже на протяжении ни одного десятка лет. Но в этот раз кое-что изменилось в привычном укладе жизни баронской семьи.
  Стефка ждала ребенка. Именно 'ждала', и это было отнюдь не легко. Сначала Герда её изводила по сто раз на дню расспросами о самочувствии, и в напряженном ожидании кудахтала над ней как наседка над цыпленком, выматывая нервы и доводя до истерики. А когда все сроки обычных женских недомоганий прошли, жизнь будущей матери вообще превратилась в кошмар из-за чрезмерной опеки свихнувшейся бабки.
  Была бы её воля, Герда уложила подопечную на девять месяцев под одеяла, и не дала носа высунуть из спальни. Однако гораздо страшнее оказалась обрушившаяся на Стефку ледяная ненависть Ульрики.
  - В отсутствии барона я управляю этим домом, - грозно заявила та, появившись в баронских покоях, - и вы должны подчиняться моим требованиям, а не слушать спятившую рабыню.
  Графине в тот день не моглось: тошнило, кружилась голова, и она, по настоянию Герды, не спустилась к завтраку. Выволочка последовала сразу же:
  - Беременность - не тяжелая болезнь, чтобы так распускать себя и игнорировать даже мессы. Каждое утро по удару колокола вы должны спускаться в часовню и молиться о здравии нашего господина.
  Стефка удивленно покосилась на брюзгливое лицо дамы.
  - Я постараюсь, - миролюбиво согласилась она, - но...
  - Если не хотите быть наказаны, никаких "но"!
  Возразить было нечего. Но когда на следующее утро, ежащаяся от озноба Стефка вылезла из-под меховых одеял в холод остывшей за ночь комнаты, Герда силком затолкала её обратно.
  - Не смей рисковать чревом, непутевая, - заорала тона, - думай, чей плод-то носишь!
  - Но мадам Ульрика...
  - Уж ей-то я хвост поприжму!
  Дело кончилось тем, что в их свару вынужден был вмешаться Вальтер.
  Герда так умудрилась настроить его против Ульрики, что он даже повысил голос, отчитывая даму в присутствии подчиненных.
  - Не смейте что-либо приказывать мадам Стефании! Она ждет ребенка и находится в этом доме на особом положении! Пусть спит, сколько хочет, ест, что хочет, и вообще... не забывайтесь.
  Его голос столь опасно понизился, что и без того бледное лицо женщины потеряло последние краски, превратившись в безжизненную маску. Такого публичного унижения она, конечно же, не заслуживала.
  Ослушаться Вальтера Ульрика не посмела, но и не смирилась, постоянно отпуская язвительные замечания в адрес Стефки и устраивая мелкие пакости: то оказывалась мокрой обшивка её кресла, то само собой распускалось шитье, спутывались нитки и рвалась канва. Казалось бы безобидные, но крепко достающие беременную женщину мелочи.
  Герде хода в каминную комнату не было, а дамы из кружка Ульрики во всем поддерживали свою предводительницу.
  Но однажды произошла история, показавшая Стефке, что трон правительницы Копфлебенца довольно шаткий.
  В тот день, когда она села на свое привычное место, ножка итальянского кресла неожиданно подломилась, и женщина упала бы, если бы не расторопность одного из пажей. Мальчишка молниеносно подхватил кресло и удержал женщину на весу, предотвратив неизбежный удар.
  Дамы вокруг заохали, но оправившаяся от потрясения Стефка заметила в их глазах плохо скрываемое злорадное удовлетворение.
  - Как же вы так неосторожно, милочка, - брезгливо изогнула губы Ульрика, - надо следить за собой, если вашего веса уже не выдерживает мебель.
  Стефка гневно сверкнула глазами в ответ на язвительную реплику и пересела в другое кресло. Надо сказать, что она ни словом не обмолвилась с Гердой о конфузе с креслом, но к её удивлению, пузырящаяся от злорадства старуха сама поделилась с ней новостями:
  - Вальтер выдрал плетью эту дрянь, блудливую суку, гадкую потаскушку!
  - За что?- удивилась Стефка.
  - Так ведь это она подстроила твое падение. А если бы ты лишилась младенца?
  Скатывающая перед сном чулок с ноги, женщина пораженно уставилась на няньку.
  - Причем здесь Ульрика? Мебель иногда ломается и без ведома хозяев.
  Герда неодобрительно поджала губы.
  - Ничего без причины не происходит. Будь моя воля, я бы её повесила за покушение на младенца.
  Хорошо, что никто не брал в расчёт желания кровожадной бабки, но кто же сообщил о происшествии Вальтеру? И почему он так разъярился, что схватился за плеть?
  Уму непостижимо, какая борьба шла в Копфлебенце за место под солнцем, сколько хитроумных интриг и страстей таилось за внешней рутиной обыденной жизни провинциального замка.
  На первый взгляд власть над женской половиной Копфлебенца уже давно присвоила себе Ульрика, и не было никаких причин сомневаться, что она не выпустит из рук бразды правления. Однако существовала серьезная оппозиция влиянию дамы и возглавляла её Герда. Под личиной старой нудной бабки скрывался недюжинный ум настоящего стратега, поэтому она не нападала на Ульрику открыто, действуя исподтишка и прячась до поры в комнатах воспитанника.
  Когда в замке появилась Стефка, Герда решила, что наступил её час. Воспользовавшись растерянностью бедной женщины, она подмяла пленницу под себя и сделала практически безвольной пешкой в своей игре против ненавистной Ульрики.
  Понятно, что женщины пылко ненавидели друг друга, но какова была в этом роль Вальтера? Почему он дал себя втянуть в домашнюю дрязгу?
  Однажды Стефка отважилась задать ему вопрос:
  - Мессир, откуда в замке появилась мадам Ульрика?
  Тот вечер выдался необычайно холодным. По коридорам Копфлебенца гуляли чудовищные сквозняки, и во все щели задувало снег из-за обрушившейся на замок метели.
  Прислуга сбилась с ног, таская вязанки хвороста для каминов, но нигде не было так жарко натоплено, как в баронской спальне. К Стефке заглянул младший фон Валленберг, чтобы осведомиться о здоровье будущей матери. Они сидели, смакуя горячее вино, у пылающего камина и неспешно разговаривали обо всяких мелочах. Правда, их уединение было иллюзорным. За складками полога притаилась Герда. Графиня знала, что в нише за изголовьем кровати стоит скамеечка, на которой кормилица иногда проводила ночи напролет, молясь и шпионя.
  - Когда вы с Гуго сливаетесь воедино, я читаю молитву о зачатии мальчика, - как-то призналась она Стефке, когда выведенная из себя непонятным бормотанием, женщина распахнула полог и заглянула за спинку кровати.
  - А нельзя это делать в другом месте? - гневно поинтересовалась она у Гуго, зная, что напрасно взывать к совести бесцеремонной бабки.
  Барон только обреченно отмахнулся, а Герда обиженно возразила.
  - Как де я узнаю, что он в тебе? А молитва действует только тогда.
  Но торчала кормилица в спальне постоянно, а когда её просили удалиться восвояси, упрямая старуха тотчас ретировалась в свое убежище.
  - Да я всё равно плохо слышу, - нагло лгала она, - тут немного посижу... дам отдых больным ногам. А вы не стесняйтесь... считайте, что меня здесь нет.
  Вот и сегодня, задав вопрос об Ульрике, она рассчитывала, что если даже откажется отвечать Пауль, может, развяжет язык Герда? До этого она почему-то больше отмалчивалась.
  К её удивлению Вальтер не стал увиливать от ответа.
  - Ульрика, - странно усмехнулся он, потягивая вино, - её история не совсем обычна. Было бы лучше, если вам рассказал о ней мой брат.
  Стефка пожала плечами. Им с Гуго было не до Ульрики: со своими бы делами разобраться.
  - Это вряд ли, - со вздохом заметила она.
   Но Вальтер её понял по-своему.
  - Да, - согласился он, - говорить вам про свою любовь к другой женщине - верх безрассудства, да и недостойно рыцаря.
  Сердце Стефки неприятно уколола игла неожиданной ревности.
  - Мессир любил мадам Ульрику?
  - Это была такая страсть, что мой бедный брат совсем потерял голову.
  Вальтер устроился поудобнее, налил себе ещё вина, и начал свой рассказ:
  - Когда я захотел изучать медицину, наш отец (Царствие ему Небесное!) отказался отпускать меня из дома одного. Старик заявил, что если я выбрал столь странное для дворянина образование, то мой старший брат должен меня поддержать и тоже записаться в Сорбонну. Но Гуго учеба интересовала мало: зачастую оставив меня разбираться с книжной премудростью, он устремлялся на поиски приключений. Париж их доставлял в избытке. Отец щедро снабжал нас деньгами, и мой брат весело и беззаботно проводил студенческие годы, пока на одном из праздников не увидел дочь графа де Вальбре - юную мадемуазель Ульрику.
  Стефка с удивлением заметила, как смягчаются строгие черты лица рассказчика и теплеет невыразительный голос:
  - Ей было тогда пятнадцать лет и, думаю, во всем королевстве не было девушки красивее юной де Вальбре. Говорят, сама Агнесс Сорель запретила появляться ей при французском дворе, когда Ульрика была ещё девочкой. Но к тому времени всемогущая фаворитка уже умерла, и никакая тень не омрачала торжества красоты мадемуазель Ульрики. Едва завидев девушку, брат тотчас потерял голову. Кто-то их представил друг другу, и юная кокетка отчетливо дала понять, что Гуго может надеяться на её благосклонность. Мой брат тогда был наивным и пылким юношей: не задумываясь ни о чём, он сразу же помчался домой, чтобы испросить у отца благословения.
  Вальтер задумчиво отхлебнул изрядный глоток вина.
  - Мой отец был человеком разумным, поэтому сомневался в благоприятном исходе сватовства. Хотя, по большому счету, не такая уж и важная шишка был этот граф. Да и приданного за девушкой давали мало (у неё было ещё пять сестер). Но как ни крути, Ульрика принадлежала к высшей знати, а мой брат - всего лишь бастард трирского барона. Пока Гуго с отцом взвешивали все плюсы и минусы предполагаемого союза, листали геральдические книги и просчитывали варианты развития событий, скорее удрученный, чем обрадованный влюбленностью брата, я решил познакомиться с будущей невесткой.
  И младший фон Валленберг взглянул на собеседницу странно загоревшимся взглядом.
  - Тогда, - доверительно признался он ей, - я был весьма недурен собой...
  
  УЛЬРИКА.
  Говоря, что двадцать лет назад был недурен собой, Вальтер нисколько не кривил душой. Мало того, его бледное с тонкими чертами лицо отличалось особой канонически светлой красотой юности, которую только подчеркивали белокурые локоны и спокойные серые глаза.
  - Херувимчик, - прозвали его злоязычные школяры, - Святой Себастьян, только стрелы в заднице не хватает... но всему своё время!
  Святым Вальтер не был, но от девушек держался на приличном расстоянии. Не то чтобы они его совсем не интересовали, но он обладал завидным хладнокровьем и не желал тратить бесценное время на глупые ухаживания, хихиканья и прочие глупости, тем более что за двоих успевал грешить старший брат.
  Гуго доставлял немало хлопот. Отлучку из дома старший брат воспринял, как отличный повод пуститься в настоящий загул. Это было триумфальное шествие дорвавшегося до запретных наслаждений провинциала по всем злачным местам Парижа. Откровенно некрасивый, но обаятельно веселый и физически выносливый Гуго вовсю наслаждался жизнью, пока его брат корпел над фолиантами, постигая азы тяжелой и таинственной науки. Рассуждал старший из братьев примерно так:
  - Всё равно умирать, когда будет на то Господня воля. Так зачем же корячиться, пытаясь вникнуть в непостижимое? Смешно... нельзя микстурой обмануть судьбу.
  Благодаря хорошим связям он был принят в отелях знати и получил доступ ко двору, где с удовольствием предавался любимой забаве той эпохи - сражениям на ристалище. Вот где его мощная стать находила достойное применение, вызывая неизменное восхищение и одобрение зрителей. Младший же брат на эти забавы смотрел с презрительным снисхождением.
  - Бои римских гладиаторов... только вместо рабов развлекают публику сеньоры!
  В общем, братья не разделяли увлечений друг друга, но это не мешало их крепкой привязанности. Валленберги настолько сильно любили друг друга, что не мыслили разлуки, привыкнув во всем доверять и разделять горе и радости. И вдруг какая-то Ульрика!
  - Вальтер, - в тот вечер Гуго был необычайно возбужден, хотя и абсолютно трезв, - она - ангел, по ошибке ниспосланный на землю. Если бы ты увидел Ульрику, то понял: только небеса могут породить такую божественную красоту.
  Красноречие не было сильной стороной Гуго, а тут он заговорил едва ли не мадригалами. Это само по себе насторожило Вальтера, а когда старший брат сообщил, что и девушка к нему не равнодушна, молодой человек не на шутку разволновался.
  Для младшего фон Валленберга не было лучше человека, чем его брат, но он всё-таки трезво оценивал его внешние данные, положение бастарда и отнюдь не самую громкую фамилию.
  И вдруг божественной красоты графская дочь. Чем мог привлечь в матримониальных целях эту девицу его простодушный брат?
  Вальтер не стал отговаривать Гуго от поездки домой и указывать тому на очевидные препятствия для брака. После его отъезда в Трир он отложил в сторону медицинские фолианты и, закинув за плечи лютню, пустился по указанному адресу.
  Вот когда нежелание появляться в отелях знати сослужило ему хорошую службу. И хотя Гуго ни от кого не скрывал, что живет в Латинском квартале вместе с братом, никто из его высокопоставленных знакомых ни разу не видел Вальтера в лицо.
  - Говорят, здесь живут юные и прекрасные мадемуазель, - открыто постучал он в двери отеля, где остановились граф и его дочери, - спросите, не хотят ли они послушать песни менестреля? Я не дорого возьму за воспевание их красоты.
  Привратник хотел прогнать надоедливого певуна от дверей, но неожиданно за него вступился подъехавший к дому щеголевато разряженный молодой человек.
  - Пропусти его, Гильом! - приказал он. - Хочу порадовать мадемуазель Ульрику пением, если ты действительно менестрель, а не наглый попрошайка.
  - Все зовут меня Карон, милостивый господин, - подобострастно поклонился Вальтер, цепко отмечая и драгоценные камни на нагрудной цепи незнакомца и его надменную повадку, - не волнуйтесь, я не разочарую... вашу сестру.
  Камень был брошен, и попал в цель.
  - Мадемуазель Ульрика почтила меня особой благосклонностью, согласившись стать моей женой, - гордо подбоченился вельможа, - и вообще, твоё дело петь: не лезь не в свои дела.
  В отличие от брата, получившего в детстве на тренировке удар по горлу, Вальтер имел приятный мягкий баритон. Он недурно пел после выучки в бытность пажом у герцогини Баварской - своей двоюродной тетки, поэтому смело поднялся в комнату, где за рукоделием и болтовней сидели шесть красивых девушек.
  И хотя одеты они были практически одинаково: в синие платья и парчовые эннены с белыми вуалями, Вальтер сразу же выделил среди них девицу, вскружившую голову его брату.
  И пока Ульрика сияющей улыбкой встречала мужчину, назвавшегося её женихом, он имел возможность внимательно её разглядеть.
  Она была настолько красива, что ошеломленный Вальтер почувствовал, как вспыхивает огнём его сердце, как приливает кровь к щекам и ему становится мучительно приятно видеть искрящиеся светло-голубые глаза, гладкую словно фарфор, таинственно светящуюся кожу лица, манящие губы...
  - Кто этот застенчивый юноша, мессир де Моле? - между тем обратились к гостю остальные девушки. - Посмотрите, какой он хорошенький - просто херувим!
  Кличка, которой дразнили Вальтера бесшабашные школяры в устах юных дев, конечно, прозвучала иначе, но отнюдь не обрадовала её обладателя. Но она помогла ему прийти в себя и стойко выдержать взгляд красавицы.
  - Кого вы к нам привели, сударь?
  Даже голос у девушки был томный и многообещающий.
  - Менестрель ломился к вам в дверь, толкуя, что здесь живут самые красивые девушки Парижа.
  - О, да, да... мы хотим послушать пение! - тотчас захлопали в ладоши девушки, и только Ульрика молчаливо улыбалась, с особым вниманием рассматривая молодого человека.
  Она была так невероятно, обворожительно прекрасна, что Вальтер тронул струны гитары и в первый и в последний раз экспромтом сочинил песню, которую и исполнил:
   Я подарю, любимая, тебе букет
   Из самых нежных снов,
   Что есть на этом свете
   В них мы с тобой пойдем по Млечному пути
   Танцуя и смеясь, как маленькие дети! ...
  Да, это была та самая песня, при помощи которой спустя двадцать лет Гуго победил де Вильмона в поэтическом поединке. Приписав себе авторство, он обманул Стефку, хотя туманно и намекнул, что Вальтер помог ему подобрать рифмы. Но никакое волшебство, никакая добрая фея не смогла бы сделать из старшего фон Валленберга поэта. Собственно и Вальтер им никогда не был, за исключением того краткого периода, когда единственный раз в жизни был настолько сильно влюблён.
  Он пел, а Ульрика не отрываясь смотрела на самозваного менестреля, и хотя в комнате была ещё куча народа, Вальтеру казалось, что они одни не только в этом доме, но и во всем мире. Песня лилась как будто без его вмешательства: легко и просто выражая чувства, переполнявшие сердце.
  Когда стихли последние аккорды, в комнате воцарилась тишина. Де Моле был в таком бешенстве, что сразу не смог найтись, что сказать.
  - Да как ты посмел, молокосос! - наконец взревел он.- Я сейчас вытрясу твою трусливую душонку!
  И пока перепуганная внезапным взрывом женская половина дома успокаивала вышедшего из себя жениха, растерянный Вальтер тихонечко ретировался.
  Он шёл по заполненным народом улицам вечернего Парижа в полном расстройстве чувств, ничего не замечая, пока чуть не попал под копыта коня. Разозлившийся всадник от души огрел ротозея плетью. Зато внезапная боль привела Вальтера в себя, и как раз вовремя, потому что его догнал паренёк в костюме пажа и, сунув записку, умчался восвояси. На листе надушенной бумаги было торопливо нацарапано: 'Завтра. 8 вечера. Тампль.'
  Вальтер долго невидящими глазами смотрел на записку. В его душе шла напряженная работа: он отказывался понимать эту сирену с лучистыми как алмазы глазами. Как теперь стало известно маркиз де Моле был её признанным женихом. Гуго уехал испрашивать разрешение на женитьбу, а ему она назначила свидание. И где гарантия, что девушка кружила головы только им троим, а не целому десятку таких же простофиль? Но зачем? Ведь выйти замуж она могла только за одного?
  Да, Вальтер был в первый раз в жизни влюблен, но отнюдь не потерял головы. Ему это было не свойственно. Не найдя ответов на вопросы, он решил узнать всё от самой прелестницы, и поэтому особо не мучаясь угрызениями совести, устремился на свидание.
   Места возле Тампля были укромные: там располагалось признанное место для свиданий парижан. Прогуливались, любуясь зажигающимися на майском небе звездами парочки, слышался женский смех, щекотали ноздри запахи травы и распускающихся почек. Как и положено капризной кокетке Ульрика опоздала, но терпеливо ждущий Вальтер сразу же заметил закутанную в плащ фигурку, стоило ей только вылезти из носилок. Девушку сопровождала служанка, но она почтительно остановилась в отдалении, когда её госпожа подошла к молодому человеку.
  - Мадемуазель, - низко поклонился Вальтер, - вы сделали меня счастливейшим из смертных, позволив ещё раз полюбоваться такой совершенной красотой.
  Глаза девушки насмешливо блеснули из тени капюшона.
  - Вы увидели больше, если бы я вам просто приснилась, - фыркнула она, - впрочем, у поэтов хорошее воображение.
  Итак, она ещё вдобавок была и остроумна.
  - Одно ваше присутствие делает меня счастливым, - вежливо не согласился он.
  Но красавицу уже не интересовал обмен вежливыми фразами.
  - Эта песня вчера, - взволнованно спросила она, - кто её автор?
  - Я, - признался Вальтер, - она вам пришлась по душе?
  Ульрика тихо рассмеялась.
  - Можно подумать, что найдется девушка, которую не заденет такое признание в любви. Но не понимаю... я вас не помню. Когда вы могли увидеть меня, чтобы посвятить столь прекрасный мадригал?
  Можно было сказать правду, и как знать, вдруг она поверила бы ему, но... зачем? Чтобы дать ей возможность нанизать ещё и его сердце в своё ожерелье влюбленных сердец?
  - Я впервые вас увидел на ристалище, - Вальтер лгал, но лгал по наитию, вдохновенно, - когда этот крупный парень - фон Валленберг положил к вашим ногам победу на поединке.
  Гуго ему ни о чем подобном не рассказывал, но младшему брату и не нужно было много знать, чтобы догадаться при каких обстоятельствах такая девица могла подарить надежду его брату. Выходило, что только на турнире - там, где Гуго не было равных.
  Ульрика звонко расхохоталась. И столько в её смехе было пренебрежения, что у младшего фон Валленберга тошнотворно сжалось сердце предчувствием неминуемой беды.
  - О, этот страшный медведь! Представьте себе, уродливый словно тролль, трирец вообразил себя влюбленным в меня. Разве не смешно?
  - Смешно,- согласился взбешенный Вальтер и, протянув бессердечной кокетке руку, предложил немного прогуляться, - вечер великолепный. Неужели его страсть оскорбляет вас?
  - Почему же? - удивилась Ульрика. - Пусть сражается на ристалище, прославляя мою красоту. Знаете, был некий Бернар дю Геклен...
  - Конечно, мне знакомо имя освободителя Франции, но причем здесь трирец?
  - Маршал тоже был уродливым, но всю жизнь преклонялся перед дамой Тоффаной.
  - Я слышал, что в конце концов они поженились?
  - О, это произошло очень нескоро. Дама Тофана к тому времени вышла из детородного возраста. Почему бы этому фон Валленбергу не служить мне также преданно, если он чувствует себя влюбленным?
   В общем-то, обычная история для рыцарских времен. Но подобные куртуазные выверты были не в чести у фон Валленбергов, фамильной чертой которых был хладнокровный прагматизм. Идеалы рыцарства, конечно, достойны уважения, но рисковать жизнью за внимание женщины, которая принадлежит другому, с точки зрения потомков этого рода, было вопиющей глупостью.
  - А вы тем временем выйдите замуж за маркиза де Моле?
  - Разумеется. Де Моле богаты и влиятельны, да и не выбрала бы я никогда в спутники жизни уродливого бастарда. Но любить и прославлять себя запретить не могу, - девушка победоносно вздернула хорошенький носик. - Думаю, что трирец должен быть счастлив: любовь ко мне может прославить его имя.
  - Надеюсь, вы не говорили ему об этом?
  - Ревнуете? - кокетка игриво ущипнула Вальтера за руку. - Не надо. Вы такой красавчик, что глупо ревновать. Но когда фон Валленберг заговорил со мной о любви, я не смогла его оттолкнуть. Ведь он почитает меня словно мадонну: его чувства чисты и возвышенны.
  Вот даже как! Вальтер прекрасно знал своего брата и был твёрдо уверен: единственное, чего Гуго хотел от этой девушки сейчас целомудренно прикрыто юбками.
  Но оставался невыясненным ещё один вопрос.
  - А я, - спросил он, после небольшой заминки, - могу рассчитывать на место в вашем сердце?
  Покосившись на Ульрику, Вальтер заметил, изогнувшую нежные губы лукавую улыбку.
  - Столь прекрасно поющий о любви менестрель всегда найдет уголок в сердце своей дамы.
  Итак, всё нашло свое объяснение: по задумке этой очаровательной крошки в её постели должен спать де Моле, а его брат как последний придурок будет махать мечом, прославляя её красоту. Самому же Вальтеру отведена роль нового Петрарки: петь о красоте платонической любви к замужней даме. Веселенькую жизнь им всем уготовила эта тщеславная помешавшаяся на собственной красоте вертихвостка.
  Холодное бешенство, забурлившее в груди молодого мужчины, не находя выхода, сделало единственное доброе дело - оно погасило огонь, пылающий в его душе. Вальтер влюбился в Ульрику за несколько мгновений, практически за такой же срок её и разлюбил.
  - Уже поздно,- продемонстрировал он нарочитую заботу, - как бы вас не хватились дома?
  - Не беспокойтесь, я периодически навещаю свою старую тетку. А у дамы настолько плохо с памятью, что она тотчас забывает обо мне, стоит пересечь порог её дома.
  - А не могли бы вы как-нибудь отправиться к ней ночевать?
  Вальтер шел наобум. Девушка укоризненно рассмеялась.
  - Однако... вы дерзкий менестрель!
  - Вы меня не правильно поняли, - фон Валленберг продемонстрировал испуганное смущение, - я хотел лишь без помех спеть песни, которые сочинял, грезя о вашей красоте. Разве я осмелился бы посягнуть на вашу честь? Она для меня священна. Но если вы мне не доверяете, то пусть единственной слушательницей моих мадригалов будет луна. Она не столь прекрасна как вы, но зато может пробыть со мной целую ночь.
  Такая приманка не могла не сработать. Тщеславная самовлюбленная девица была в таком восторге от себя, что не осталась равнодушной даже к столь грубой лести. Но видимо остатки здравого смысла все-таки восставали против подобного безрассудства, поэтому Ульрика колебалась.
  - Вы можете прихватить с собой служанку, и даже не одну.
  Последний аргумент убедил красавицу в чистоте его намерений.
  - Ладно, - улыбнулась она, - через два дня на этом же месте.
  - Я не сомкну глаза, пока снова не увижу вас. Вы - моя муза, моя песня и моё исстрадавшееся сердце!
  Глаз ему действительно сомкнуть за это время практически не пришлось: ведь так сложно организовать бесследное исчезновение девицы такого ранга. Надо всё предусмотреть и продумать до мелочей. А главное, нехватка нужных людей.
  Валленберги испокон веков занимались похищением людей, поэтому бароны натаскивали своих наследников охотиться на двуногую дичь едва ли не с пеленок. Это была целая наука: как правильно выследить нужного человека, как заманить его в ловушку, как ловко замести следы. Вальтер уже давно участвовал в вылазках отца и был свидетелем многих пленений, но впервые ему предстояло всё сделать самостоятельно.
  План операции в общих чертах ему уже был ясен, но когда Гуго отправился домой, он прихватил с собой большинство приставленных к ним людей, оставив Вальтеру только пару человек обслуги - личного слугу и повара. Вот с ними и предстояло отправиться на столь рискованное дело.
  Первое, что сделал фон Валленберг, это заявил о своем желании покинуть Париж и продолжить обучение в Падуе. Его преподаватель - доктор Жан Мель был очень огорчен, и уговаривал студента остаться хотя бы до конца семестра, но Вальтер, у которого и без того кошки на душе скребли, уклончиво отговорился семейными обстоятельствами. После чего он демонстративно со всеми попрощался и покинул Париж через ворота Сен-Дени, чтобы потом уже тайно вернуться, приплыв на лодке.
  В назначенный час все были на месте, и оставалось только сориентироваться по обстоятельствам сколько человек придется уничтожить.
  Как и рассчитывал Вальтер, Ульрика на свидание прибыла в наёмных носилках. Похвальная осмотрительность. Ей незачем было рисковать, доверяя тайну встреч с менестрелем лишним людям. Сопровождающая девушку служанка никакой опасности не представляла.
  - Мадемуазель, - Вальтер галантно подал руку Ульрике, - я так боялся, что вы не придете.
  - Я пришла, - улыбнулась она, и тут же с сожалением вздохнула, - увы, но наша встреча будет недолгой. Мне придется через час вернуться домой. Отец очень строго относится к моим отлучкам.
  А вот его тяжелый вздох не был притворным. Конечно, это досадное обстоятельство не могло помешать планам фон Валленберга, но солидно осложняло их исполнение. Всё-таки в темноте действовать гораздо сподручнее, чем в сумерках: вдруг какие-нибудь внезапные свидетели? Эти людишки вечно болтаются в неподходящих местах как будто им больше нечего делать.
  - Но я бы могла послушать ваше пение и здесь,- между тем, беспечно болтала девица. - В этом нет ничего дурного!
  - О, - Вальтер сделал вид, что колеблется,- конечно же, вы правы. Только здесь достаточно людно, и звуки лютни привлекут к нам ненужное внимание. Предлагаю, отправиться на прогулку по реке. И там, среди безмолвных волн, я смогу вам исполнить все свои песни, а затем высадить на пристани неподалеку от вашего дома. В сумерках Сена необычайно живописна.
  Ульрика заколебалась, но потом, видимо, решила, что в лодке она будет в большей безопасности, чем на берегу.
  - Надеюсь, в лодке хватит места и для Люсиль!
  Он не собирался оставлять в живых такую свидетельницу, но всё же для вида воспротивился.
  - При желании мы смогли бы разместить там всех ваших сестер, но... - Вальтер тонко улыбнулся, - зачем нам кто-то ещё, если мы сможем быть одни: я, вы, мои песни, вечер, река...
  Удивительно, как легко клюют на такую приманку даже самые рассудительные девушки: стремление романтично обставлять свои любовные похождения у них в крови.
  - И всё же Люсиль мы возьмём с собой.
  Переодетый лодочником слуга так разместил Ульрику, что она очутилась спиной к движению лодки, и даже не осознавала, что движутся они вдоль берегов предместья вовсе не по течению основного русла Сены, а в обратную сторону. Едва лодка отошла от берега, как Вальтер, отвлекая внимание женщин, тронул струны лютни, затянув первую пришедшую ему на память песню.
  Ульрика его слушала внимательно, хотя с каждым аккордом её недоумение возрастало.
  - Мне кажется, - в сомнении поделилась она, - что я уже слышала эту песню.
  Что же, вполне возможно.
  - Слова любви часто звучат одинаково, - заметил фон Валленберг, - но разнятся чувства, вложенные в них. Послушайте вот эту балладу...
  Это была старинная трирская, длиннющая баллада о любви и, конечно же, девушка никогда её не слышала, но и не поняла ни слова из того, что ей пел юноша с серьезным ликом херувима.
  - Это обо мне? - усомнилась она. - Но... я не понимаю ни слова.
  - Госпожа,- вдруг раздался взволнованный голос служанки, - не пора ли нам возвращаться? Мы уже слишком далеко отплыли от города!
  Дальше всё произошло очень быстро. Ульрика не успела толком отреагировать на сообщение своей Люсиль, как служанку, оглушив сильным ударом по голове, столкнули в воду.
  - Что это зн...
  Девушке не дали договорить, крепко зажав рот. Действовали мужчины слаженно, поэтому не прошло и нескольких минут как связанная по ногам и рукам женщина уже извивалась на дне лодки. Вскоре они пристали к берегу, где похитителей ожидал второй слуга с парой лошадей. Сумерки ещё только окутывали оставшийся позади город, а их небольшой отряд с запеленатой в плащ пленницей уже скакал по направлению к Триру. Чтобы лошади не выбивались из сил, Ульрику везли по переменке, и когда наступала очередь Вальтера, тому было крепко не по себе сжимать в невольных объятиях обманутую девушку. Но оскорбленные чувства брата взывали к мести, и кто-то должен был отплатить коварной кокетке за поруганную любовь Гуго.
   Передвигались всадники ночами и безлюдными дорогами, но без привалов было не обойтись: нужно было дать отдых лошадям, поесть, размять руки и ноги. Пленницу тоже приходилось развязывать, и что самое неприятное - освобождать ей рот.
  - За что, - хлынули слёзы из прекрасных глаз, когда он это сделал в первый раз, - за что?
  Ульрика не угрожала, не молила о пощаде, а только лишь спрашивала: чем заслужила такое отношение? И, в общем-то, это была правильная позиция.
  - Скоро вы всё узнаете, сударыня, - уклонился от выяснения отношений Вальтер, - потерпите, осталось уже недолго.
  Но она так и продолжала смотреть на своего мучителя широко распахнутыми, полными нестерпимой муки синими глазами.
  - Неужели это сделали вы - тот, кому я отдала свою любовь?
  Вальтера передёрнуло, и хотя в сердце заползла мерзкая змея сомнений в правильности поступка, он не дал ей там обосноваться, сурово напомнив о долге перед горячо любимым братом.
  - Вам не нужна моя любовь, - жёстко отрезал он, - и ничья либо другая! По-настоящему, вам нужно только преклонение, и кто-то должен был наказать вас за тщеславие и суетность.
  - Но что вы намерены сделать?
  - Увидите.
  На самом деле он не знал, что предпримет отец, но не сомневался, что тот будет возмущен таким пренебрежением к чувствам своего любимца. Все Валленберги к женщинам относились одинаково: как к созданиям намного ниже по природе, необходимым только для забав и продолжения рода. И если кто-то восставал из женского окружения, бунт подавлялся жесточайшим способом: милосердие было не в чести в Копфлебенце. Чтобы не решил отец, Ульрику ждало неминуемое наказание.
  Но действительность превзошла все его ожидания.
  Как не гнал лошадей Вальтер, ему всё равно не удалось предотвратить возвращение Гуго в Париж. Тот настолько спешил со сватовством, что не задержался дома даже на день, после того как уговорил отца дать согласие на брак.
  И когда младший брат пересек подъёмный мост Коплебенца со своей добычей, старший уже въезжал в Париж. К тому времени весть о пропаже дочери графа де Вальбре уже была у всех на слуху, и обомлевший от такого известия фон Валленберг не знал, что ему делать: либо подчиниться письму Вальтера и вернуться домой, либо кинуться на поиски исчезнувшей возлюбленной. Понятно, что младший брат не мог прямо написать о том, что произошло: он только убедительнейшим образом просил Гуго вернуться домой.
  Кто хоть немного знаком с психологией влюбленных, сразу же поймет, почему письмо Вальтера не было принято в расчёт. Гуго с головой ушёл в поиски любимой девушки.
  Надо сказать, что кроме него толком никто Ульрику не искал. Не дождавшись любимой дочери тем роковым вечером, переполошившийся граф поднял на ноги городскую стражу. Все сбились с ног, разыскивая девушку, отправившуюся навестить больную тетку, но служанки старой дамы категорически отрицали визит юной мадемуазель. Не нашлось и свидетелей, которые могли подсказать: куда же она направилась в таком случае? Выдвигалась и версия похищения, но когда к сваям Нового моста прибило тело Люсиль, то надежду увидеть Ульрику живой потеряли даже самые близкие.
  - Скорее всего, - объяснил начальник городской стражи безутешному отцу, - их ограбили, и чтобы скрыть следы преступления убили, а тела сбросили в Сену. Так часто делают: мы каждое утро вылавливаем более десятка изуродованных трупов, но ведь многие попадают на быстрину и проплывают через Париж ночью. Возможно, тело вашей дочери и прибьет где-нибудь по дороге в Руан, а может быть и нет.
  Гуго приехал как раз к панихиде по "невинно убиенной", и растерянно оглядел стройные ряды облаченных в траур многочисленных родственников, стоящих у алтаря. Для него происходящее было лишено смысла: если нет тела, то какая может быть панихида? Подумаешь, утопили какую-то девку, да он мог рассказать сотню случаев, когда... Но понятно, что тайн Копфлебенца Гуго никому выдавать не стал, зато провел собственное расследование.
  Это было непросто.
  Заливающиеся слезами сестры убитой были не расположены отвечать на вопросы об Ульрике, но к счастью их служанки не стали молчать, особенно когда перед их носом потрясли мешочком с деньгами.
  - Был некий менестрель, по которому мадемуазель тайно вздыхала, - поделилась одна из них,- он пел для неё такие красивые песни, что у покойницы дрогнуло сердце.
  У Гуго ревностью обожгло разум.
  - Менестрель, - холодно осведомился он,- кто такой? Откуда взялся?
  Сухощавая служанка лишь пожала костлявыми плечами.
  - Да кто ж его знает? Некто Карон, кажется. Его привел в дом жених мадемуазель - мессир де Моле.
  Ещё один неприятный сюрприз. У изумленного фон Валленберга вытянулось лицо.
  - Жених? У мадемуазель был жених?
  - А как же, - всплеснула руками женщина, - они были обручены, и время венчания назначено. Так вот, я слышала от покойницы Люсиль, что её госпожа не любит жениха, а вот этот менестрель ей чем-то запал в душу. И она даже как-то бегала к нему на свидание
  Это всё, что она знала, но фон Валленбергу было достаточно даже столь короткой ниточки, чтобы потянув, начать распутывать клубок тайн, окружающих исчезновение его возлюбленной.
  К самому де Моле он обращаться не стал, но тщательно опросил всех с кем тот общался в последнее время. Общие знакомые охотно поведали трирцу всё, что знали о постигшей маркиза утрате.
  Оказалось, что коварная девица действительно водила его за нос, и свадьба между ней и де Моле была делом решенным. Известие болезненное, неприятное и больно бьющее по самолюбию фон Валленберга. Теперь Гуго ещё сильнее захотелось найти Ульрику, чтобы посмотреть обманщице в глаза и поинтересоваться: с какой целью она морочила ему голову? А может девушка была и не виновата, и к нежеланному браку её принуждал отец?
  Так или иначе, но молодой человек больше всего на свете хотел найти пропавшую возлюбленную, и прежде всего его заинтересовал менестрель Карон. Валленберг стал расспрашивать об этом человеке всех, кто имел хоть какое-то отношение к музыке, но люди только недоуменно пожимали плечами.
  У пораженного трирца сложилось впечатление, что этот человек возник ниоткуда и моментально исчез прямо у порога графского отеля. Не выдержав неопределенности, он выбрал момент и подошел к облаченному в траур маркизу. Они были отдаленно знакомы, поэтому тот не мог отмахнуться от назойливого чужестранца.
  - Карон, - недоуменно вскинул тот брови, - менестрель?
  Было заметно, что подавленному де Моле не понятно странное любопытство фон Валленберга, да и ни к месту оно, но порывшись в памяти, маркиз всё-таки вспомнил.
  - Нагловатый смазливый щенок. Он вился возле дома графа и я, решив порадовать Ульрику пением, привёл менестреля к девушкам. Но Карон спел нечто настолько непотребное, что я его выгнал взашей. А зачем он вам?
  Уместный вопрос.
  - Похож по описанию на одного типа, который тоже пришел петь песни, а после его ухода не досчитались столового серебра. Такой чернявый парень с наглыми бегающими глазками?
  Де Моле пренебрежительно передернул плечами.
  - Нет, - он презрительно сморщил нос, - может, этот тоже воришка, но выглядел по-другому. Белобрысый и смазливый словно девка. Видом эдакий херувимчик, а на деле... такая дрянь!
  Херувимчик? Гуго как будто царапнуло чем-то смутно знакомым, но это было мимолетное чувство, и он не стал заострять на нём внимания, продолжив расследование.
  Понятно, что когда городская стража расспрашивала всех жителей прилегавших к отелю домов о графской дочке, то получила только отрицательный ответ. А кто захочет связываться с делом о пропаже и убийстве? Чтобы тебя, как единственного свидетеля заподозрили в преступлении и отдали палачу? А уж там ты признаешься, в чём угодно. Нет, таких дураков среди парижан не нашлось. Зато когда за дело взялся чужестранец, да ещё согласный щедро заплатить за любые сведения о пропавшей девице, языки довольно быстро развязались.
  - Они пошли в сторону Гревской площади. Мадемуазель куталась в синий плащ, но я всё равно её узнал по Люсиль - девушка без служанки и носа на улицу не высовывала, - первым заговорил нищий, денно и нощно дежуривший на паперти собора неподалёку.
  - Как же, как же, - это уже вспомнили попрошайки на Гревской площади.- Были такие, и одна в синем плаще. Знатная дама только фыркала, а её служанка - славная девушка дала нам по денье. Они наняли носилки у Гийома.
  - Да, - охотно подтвердил пресловутый Гийом, - дама в синем плаще. Очень красивая. Мои ребята оттащили их со служанкой к стенам Тампля, и она их сразу же отпустила.
  Далее путь фон Валленберга пролегал к стенам Тампля. Обитавшие здесь оборванцы моментально вспомнили и подходящего под описание молодчика.
  - Был такой. Прогуливался тут с дамой в синем плаще.
  - Да, пару раз.
  - Нет, лица дамы не было видно, она низко надвигала капюшон.
  - В последний раз они ещё со служанкой уплыли на лодке.
  - Когда это было?
  Двое замызганных нищих усиленно напрягли лбы, когда в разговор вступила молчащая до этого старуха.
  - Как раз накануне третьего дня после Вознесенья. Ещё народилась новая луна.
  Что же, всё совпадало. Осталось только найти таинственного Карона, и Гуго был полон решимости это сделать, когда из дома пришло письмо с категорическим приказом отца возвратиться в Копфлебенц.
  Послание был составлено в таких выражениях, что фон Валленберг не осмелился им пренебречь.
  Ах, как ему не хотел бросать дело, когда что-то начинало вырисовываться, но старый барон не терпел неповиновения даже от горячо любимых сыновей. И Гуго поспешил домой с твердым намерением как можно скорее вернуться назад, чтобы закончить своё расследование и вывести на чистую воду Карона, под какой личиной тот не скрывался бы.
  
  
  ДАРЫ ПОСВЯЩЕННЫХ.
  Отец был сильно удивлён, увидев Вальтера с его добычей.
  - Зачем ты умыкнул эту девицу? - нахмурился он. - Если понравилась, развлекся бы на месте: незачем тащить столь видную добычу домой. Это опасно.
  Действительно, несмотря на измученный вид и замызганное платье, красота Ульрики бросалась в глаза так же, как и её знатное происхождение.
  Вальтер знал, что его поступок вряд ли сразу же получит одобрение, поэтому терпеливо снес ворчание родителя, и лишь потом, когда пленница уже была размещена в пустующей башне донжона, рассказал барону об оскорблении чувств старшего отпрыска.
  Морщины на лице старшего фон Валленберга довольно разгладились, а лицо исказилось насмешкой.
  - Так это и есть полная всех добродетелей девица, согласие на брак с которой наш жених уговорил меня дать? - коротко хохотнул он. - Вот сюрприз, так сюрприз. Значит, пока Гуго грезил свадьбой, она время тоже зря не теряла: и жениха нашла, и любовника.
  - У меня и в мыслях такого не было!
  - Но не по её вине: девица сделала всё, чтобы потерять невинность до свадьбы.
  Больше всего на свете Вальтер опасался, что Гуго обидится на него за заигрывание с Ульрикой, поэтому болезненно отреагировал на подколки отца.
  - Для меня нет человека на земле дороже брата. За исключением вас, отец. Я бы никогда не покусился на его возлюбленную.
  Барон лишь фыркнул в ответ.
  - Теперь нам остается только убедить в этом нашего влюблённого болвана. Как бы юная распутница не вбила между вами клин.
  Старик хорошо знал жизнь, но даже он не догадывался, насколько крепкая дружба связывает его сыновей. Правда, когда прибывший в Копфлебенц Гуго узнал, как поступили с его возлюбленной, браться едва не стали врагами навсегда.
  - Так Карон - это ты? - зарычал он, схватив Вальтера за грудки. - К тебе Ульрика бегала на свидания? Какого черта! Зачем ты лезешь в мои дела?
  - Она посмеялась над тобой, - отчаянно защищался Вальтер, - и значит, должна за это ответить!
  - Я сам бы разобрался с Ульрикой!
  Отец довольно долго не вмешивался в свару сыновей, терпеливо дожидаясь, пока они закончат кричать и перестанут трясти друг друга. И только, когда старший сын окончательно выдохся, счёл нужным вмешаться.
  - Гуго, ты влюблен в эту девку? Она нужна тебе?
  Первенец озадаченно покосился на отца.
  - Конечно же, я люблю её, но...
  - Нет никаких 'но', мой мальчик. Пойди и возьми её. Я даю тебе неделю: делай с девчонкой, что хочешь, и никто из нас не будет мешать. А вот когда неделя пройдёт...
  - И что тогда? - настороженно поинтересовался Гуго, окончательно отворачиваясь от брата.
  Барон холодно растянул губы в подобие улыбки.
  - А потом красотка ответит за все свои выходки.
  - Отец, пожалуйста...
  - Это не обсуждается!
  Понятно, что угроза не понравилась Гуго: он волком смотрел на родителя, и уж тем более, на своевольного брата. Ужин прошел в такой напряженной обстановке, что вассалы в обеденном зале боялись стучать ложками.
  Вальтер чувствовал себя отвратительно: это была их первая серьезная размолвка со старшим братом, и его больно ранила откровенная враждебность Гуго. Он подозревал, что будет плохо, но ведь не настолько же.
  - Терпи, - сочувственно шепнул ему отец, - скоро всё встанет на свои места.
  После ужина в ожидании новостей они уселись за шахматы, а Гуго вызывающе удалился в свою комнату.
  - Он не выдержит, - твердо пообещал младшему сыну фон Валленберг, - вот увидишь.
  И оказался прав. Вскоре слуга сообщил, что принаряженный молодой человек направляется в шахматную комнату донжона. Несмотря на солидный возраст, барон живо покинул своё место.
  - Пойдем, - приказал он сыну, - посмотрим, что у них там происходит.
   Так Вальтер узнал, что в башне донжона имеется тайная каморка, из которой можно наблюдать за пленницей, оставаясь незамеченными. Всё дело было в мутном старом зеркале на стене: благодаря неизвестному мастеру, оно оставалось непроницаемым для обитателей шахматной комнаты.
  Они подоспели как раз вовремя, чтобы ничего не пропустить из развернувшейся перед их глазами мелодрамы.
  Пленница сидела у окна и о чём-то напряженно размышляла, и столько в её позе было усталой горечи, что опечалился бы даже камень.
  За три недели, что прошли с их последней встречи, Ульрика сильно изменилась. Вальтер с внезапно защемившим сердцем увидел, как исхудала девушка, каким бледным стало её прелестное лицо, и какая стойкая печаль поселилась в когда-то сияющих весельем глазах. Наверное, это бросилось в глаза и Гуго: ни слова не говоря, он быстро опустился на колени, да так и застыл в покаянной позе.
  - Вы? - пораженно вскинула глаза пленница. - Это вы?
  Но так как Гуго продолжал молчать, Ульрика нервно подскочила с места.
  - Я не понимаю...- в отчаянии прошептала она, - ничего не понимаю.
  Тайным свидетелям свидания, прежде всего, было интересно, как поведет себя Гуго: обвинит во всем брата или кинется оправдываться? Но юный фон Валленберг молчал.
  - Мессир, - голос девушки зазвенел гневом, - я желаю знать, почему оказалась в этом унизительном плену? Чего вы хотите от меня? Выкупа?
  Последнему предположению удивились даже Вальтер с бароном, хотя, конечно, ничего странного в нём не было. Но так низко оценить любовь одного из фон Валленбергов? Сразу стало ясно: девица не дала себе труда разобраться в характере молодого мужчины, хладнокровно заморочив ему голову, а этот глупец ещё хотел на ней жениться.
  Её слова оскорбили и Гуго. Изумленно вздернув брови, он укоризненно посмотрел в глаза своей мучительницы.
  - Я люблю вас.
  Девушка от ярости даже подпрыгнула на месте.
  - Да как вы смеете говорить мне о любви? Презренный вор и предатель!
  И Гуго вновь промолчал, виновато склонив голову перед юной фурией.
  Барон довольно хмыкнул, ткнув младшего сына кулаком в бок. Вальтер вежливо улыбнулся в ответ. Он понимал, чему радуется отец: пока Гуго вёл себя в этой щекотливой ситуации идеально.
  Но молчание молодого мужчины не устраивало разъяренную девушку. Со дня похищения копила она в себе бессильный гнев, и вот, наконец, появился мужчина, на которого его можно было излить, и Ульрика дала себе волю. О чём впоследствии сожалела всю жизнь.
  - Что молчите, как камень? - кричала она на неудачливого поклонника. - Думаете, в моей груди вспыхнут чувства, которых вы не смогли добиться иным способом? И не надейтесь! Неужели вы никогда не видели себя в зеркале? Или думаете, что ваше уродство стало красотой в окружении этих стен? Хоть на куски рвите, но вы по-прежнему вызываете во мне отвращение! Смешно даже представить нас рядом!
  Гуго знал, что некрасив, но у него было немало достоинств, которые заставляли окружающих забыть о его внешности. Глубоко оскорбленный словами Ульрики, он всё-таки сдержался, лишь укоризненно заметив.
  - Страсть не может быть смешной.
  Глаза девушки опасно сузились.
  - Страсть? Возможно... но никогда речь идёт о вас!
  Плечи Гуго надменно распрямились.
  - Вы выведены из себя, - ему всё ещё удавалось сохранять выдержку, - и вряд ли осознаёте, что говорите. Совсем недавно вы думали иначе.
  Ульрика уничижительно фыркнула.
  - Что вы себе вообразили? Если я похвалила вашу способность размахивать мечом, значит и сердце подарила? Ошибаетесь: я никогда вас не любила.
  Лицо Гуго окаменело. Девушка, ошибочно приняв его молчание за признание своей правоты, решила окончательно добить отвергнутого обожателя.
  - У меня есть жених - маркиз де Моле. Это обеспеченный человек, и он не пожалеет денег на выкуп. Обещаю не прибегать к помощи правосудия, если вы немедля вернёте меня домой!
  Гуго не отреагировал и на эти слова.
  - Возможно, - Ульрика снизошла даже до признания своей вины, - я неосторожно подала вам надежду, но уверяю: никогда не связывала своё будущее с вашим именем. Это досадное недоразумение, но ещё не поздно всё исправить.
  И вот тут Гуго, наконец-то, встал с колен и, хмуро оглядев воинственно ощетинившуюся пленницу, сухо заявил:
  - Поздно, мадемуазель. Вы отрезали для нас все пути к отступлению в тот день, когда заявили, что желаете, чтобы наши имена были навеки связаны - имя рыцаря и его дамы.
  - Но я имела в виду не наш брак! - возмутилась девушка.
  - А что же тогда?
  Бледные щеки Ульрики покрыли багровые пятна смущения.
  - Я думала это и так понятно. Согласно правилам куртуазности рыцарь должен преклоняться перед своей дамой, сохраняя чистоту их отношений, независимо от того, что испытывает к нему женщина. Превозносить имя возлюбленной можно не только на ристалище, но и в песнях, и в стихах. Вспомните хотя бы Петрарку и Лауру, Данте и Беатриче. Впрочем, возможно вы мало что знаете о Петрарке и Данте, но я могу рассказать о...
  Глаза Гуго опасно сверкнули.
  - Копфлебенц не на Луне расположен, мадемуазель, чтобы его бароны не имели представления о великих итальянских поэтах.
  Он презрительно изогнул губы, сделав несколько шагов к испуганно попятившейся девушке:
  - Мои чувства просты и незатейливы. Я полюбил вас и пожелал сделать своей женой, но стал жертвой каких-то извращенных идей.
  Ульрика растерялась.
  - Почему извращенных? Куртуазность отношений...
  - Я больше не желаю слышать о куртуазных отношениях, - мрачно оборвал её фон Валленберг, - нет ничего глупее. Идеальная любовь возможна только по отношению к Богу, но нелепо испытывать её к женщине. Я хочу вами обладать, и ради этого согласен убить любого, будь их хоть целая сотня. Но рисковать жизнью просто ради того, чтобы все считали меня вашим рыцарем? Извините, но я ещё не сошел с ума! Я реагировал на все ваши заигрывания как нормальный здоровый мужчина, а не как чокнувшийся на идеалах рыцарства идиот.
  Однако отважная девушка не собиралась сдаваться.
  - Ни один нормальный мужчина не добивается любви женщины, заключая её в узилище. Да ещё устраивая столь мерзкую ловушку, - в последних словах Ульрики прозвучала столь мучительная горечь, что Вальтеру стало совсем не по себе.
  'Вся эта история - история предательства. Ульрика предала Гуго, я предал её, кто-то предаст меня. Да, мой поступок низок, но не я сковал первое звено этой цепи, - с тоской подумал он, пытаясь успокоить противно ноющее сожалением сердце,- у нас не было другого выхода!'
  - Ловушку? О чём вы говорите, мадемуазель? - лицо Гуго исказилось гневом. - Вы, которая столь жарко грезит лаврами идеальной дамы, отдали свою руку маркизу де Моле, а сами затеяли любовную интрижку с едва знакомым менестрелем. Чему же вы удивляетесь? Плен - логичное завершение такого безрассудства.
  Теперь мужчина и девушка говорили на равных. Их эмоции были примерно одинаковы: оба чувствовали себя преданными и несчастными, а свою любовь считали поруганной.
  - Карон - ваш слуга? - тихо спросила вконец измученная Ульрика.
  Вальтер замер. Этот тихий вопрос, по сути дела, являлся признанием в любви. Как же на это отреагирует Гуго?
  Старший брат побледнел и резко отшатнулся от девушки, словно она дала ему пощёчину.
  - Никакого Карона не существует. Вас похитил мой брат - Вальтер фон Валленберг, потому что посчитал ваше поведение оскорбляющим мою честь!
  - Ваш брат? - ахнула Ульрика. - Но вы так непохожи!
   Глаза Гуго сузились презрительной ненавистью. У Вальтера даже от сердца отлегло, когда он понял, что этой девице не удалось разжечь между ними вражду. Слабое утешение, но хотя бы в этом ему повезло.
  - Вам ещё только предстоит узнать, мадемуазель, - злобно прошипел Гуго, - что мы очень с ним похожи. И если бы у вас в голове была хоть унция здравого смысла, давно бы поняли, что внешность зачастую обманчива. А теперь я оставляю вас до завтра. Думайте... и оттого, что надумаете, будет зависеть ваше будущее в этом замке.
  И он вышел из комнаты. Поднялся со своего места и отец, но Вальтер умоляющим жестом остановил его. Ему хотелось посмотреть, что девушка будет делать дальше.
  Оставшись одна, Ульрика несколько минут смотрела на закрывшуюся дверь, возможно ожидая, что Гуго вернется, а потом, бессильно опустившись на пол, горько расплакалась.
  - Потом она кинется молиться, - шепнул ему на ухо барон. - Уверяю, ничего интересного больше не будет. Пошли!
  Вальтер последовал было за ним, но перед выходом из тайника всё-таки оглянулся. Девушка выла, схватившись за живот и раскачиваясь из стороны в сторону.
  - Вальтер...- всхлипывала она, - Вальтер!
  Младшего фон Валленберга даже затрясло от этого зрелища, и тогда барон решительно вытащил отпрыска на лестницу.
  - Жизнь меня особо не радовала,- признался он, глядя в обезумевшее лицо сына, - единственное, чем щедро наградила, так это сыновьями. Горжусь тобой, Вальтер. Ты поступил правильно, а девки... девки ещё будут. Украду для тебя такую красавицу: эта вертихвостка Ульрика ей и в подметки не сгодится!
  - Спасибо, отец, но... не надо
  В тот миг он ничего не хотел. Мало того, предложи тогда кто-нибудь Вальтеру постричься в монахини и навсегда отречься от женщин, он бы с радостью согласился.
  Отец же только коротко хохотнул.
  - Именно эта в сердце запала? Так в чём проблема? Вот пройдет неделя, и делай с Ульрикой, что захочешь.
  - А как же Гуго?
  Они стояли на улице у донжона. Летний ветер овевал их разгоряченные в духоте потайной комнаты лица, и младшему Валленбергу показалось, что он просто не понял отца.
  - Я же дал ему несколько дней насладиться этой девкой, - ободряюще хлопнул отпрыска по плечу барон, - ну а дальше... всё решит шахматная доска.
  - Вы решили начать партию? - насторожился Вальтер.
  - А что? - мрачно фыркнул отец. - По-моему, самое удачное время... раз так уж так всё совпало.
  Надо сказать, что про шахматные партии живыми людьми Валленберги знали едва ли не с пеленок. И каждое новое поколение с замиранием сердца ожидало их начала, более страшась, чем желая подобных развлечений. Отцы тоже не особенно спешили приобщить своих отпрысков к фамильной забаве. Однако поколение сменяло поколение, и каждый раз происходило нечто такое, что появлялся повод начать игру. Потом Валленберги в неё втягивались, и уже не могли остановиться: как мощный наркотик партии порабощали игроков, отправляя все новых и новых жертв на алтарь ненасытного азарта.
  Вот и Вальтер фон Валленберг отнюдь не обрадовался известию об игре. Он рассеянно расстался с отцом и ушел к себе в забитую колбами и ретортами комнату, но сегодня его почему-то не успокаивала привычная обстановка . Присев на жесткую лежанку, Вальтер долго и бездумно смотрел в окно, а потом отправился в спальню брата.
  Покои Гуго были более просторными, но до такой степени забиты военной амуницией и охотничьими трофеями, что казались тесными. Зато кровать у него была большой и удобной, но Гуго также пренебрег пышной периной, растерянно сидя на краю табурета и уныло взирая куда-то в угол комнаты. На появление младшего брата он особо не отреагировал, вяло взглянув в его сторону, и опять отвернувшись.
  Вальтер осторожно присел рядом. У него вновь заболело сердце, но теперь от сострадания к отвергнутому брату. Таким образом, они просидели довольно долго, пока Вальтер не решился заговорить:
  - Отец, - тихо признался он, - решил начать партию.
  - Когда?
  - Думаю, через неделю.
  Гуго даже застонал от боли, схватившись за голову.
  - Я не хочу, чтобы отец раздавил её, - нехотя признался он. - Несмотря ни на что, я по-прежнему люблю Ульрику.
  Вальтер помолчал.
  - Тогда, - тяжело вздохнул он, - ты должен научиться хорошо играть. Другого выхода нет!
  На следующий день всё семейство фон Валленбергов было занято проверкой готовности рыцарского отряда к предстоящему походу. Куда именно и на какого врага, отец не посчитал нужным сообщить, но Копфлебенц постоянно находился в боевой готовности, более напоминая военный лагерь, чем обыкновенную захолустную крепость в центре мирного епископства.
   Понятно, что нарубившись мечами, братья устали до изнеможения, но после ужина мрачный Гуго все-таки направился в башню. По молчаливому разрешению отца последовал за ним на свой наблюдательный пункт и Вальтер. Ему было немного неудобно перед братом за подглядывание, но на подобное его благословил сам отец.
  Судя по напряженной позе, Ульрика ждала визита Гуго. Вальтер пропустил самое начало их разговора, но и того, что услышал, оказалось достаточным.
  - ... у вас было достаточно времени, чтобы всё обдумать, - услышал он обрывок речи Гуго.
  Девушка сильно покраснела и нервно сжала кулаки.
  - Да, - после довольно продолжительной паузы взволнованно ответила она, - я согласна.
  Пока старший брат недоуменно морщил лоб, Вальтер прикусил в досаде губу: он сразу же понял, на что дала согласие Ульрика.
  - Рад, что мы так быстро пришли к соглашению, - Гуго сделал несколько шагов по направлению к пленнице, но девушка в ужасе отшатнулась.
  Валленберг нахмурился.
  - Я не понял, сударыня, тогда с чем вы согласны?
  Ульрика судорожно перевела дыхание.
  - Я выйду за вас замуж, - прошептала она, схватившись за горло, словно эти слова доставили ей сильную боль.
  Такого горького и невеселого смеха Вальтеру ещё не приходилось слышать. Но быстро отсмеявшись, Гуго тяжело взглянул на сжавшуюся от неловкости девушку.
  - Зачем мне жена, избранником которой является мой собственный брат? Нет, дорогая, единственный выбор, который есть у вас: либо отдать мне себя добровольно, либо я возьму вас силой.
  Бедная Ульрика возмущенно задохнулась:
  - Да как вы смеете мне такое предлагать?
  - Я ничего не предлагаю, - жёстко отрезал Гуго, - я спрашиваю вас: достаточно ли вы благоразумны, чтобы вести себя покорно или мне применить насилие?
  Пауль даже за голову схватился, ожидая неизбежного отказа гордой девушки, но та неожиданно повела себя иначе. Она расплакалась и, закрыв лицо ладонями, в отчаянии опустилась на пол.
  - О, почему вы столь жестоки? - всхлипывала пленница, размазывая слезы по щекам. - Разве не сами клялись мне в любви: откуда же такая ненависть?
  - Вы обманули меня!
  Ульрика разрыдалась ещё громче.
   - Но разве вы дали мне время полюбить вас? Также нельзя! Я не против, но мне нужно привыкнуть к мысли о...
  Как не был разгневан на девушку фон Валленберг, но прежде всего, он был влюбленным мужчиной, и эта покаянная речь произвела на него должное впечатление.
  - Дорогая, - Гуго нежно обхватил сотрясающиеся в рыданиях плечи пленницы и помог подняться, - я тоже не хочу вас торопить, но вы должны меня понять.
  Он усадил её на стул и низко склонился над понурой головой плачущей девушки.
  - Я могу вам дать ещё день, - голос Гуго звучал глухо и тоскливо, - только один день.
  Ульрика продолжала всхлипывать, и он быстро покинул комнату.
  Зато Вальтер остался сидеть на месте, наблюдая за пленницей: ему было настолько её жаль, что самому хотелось плакать. Но едва на лестнице стихли шаги удаляющегося брата, как Ульрика немедля вытерла слезы, с такой ненавистью взглянув на дверь, что в её чувствах не приходилось сомневаться.
  Вальтер озадаченно осознал, что стал свидетелем какого-то хитроумного спектакля. Ему захотелось ещё понаблюдать за пленницей, но он сурово подавил в себе это желание.
  Старшего брата Вальтер увидел только на следующее утро. Со дня приезда в Копфлебенц Гуго всё время ходил понурым, но сегодняшняя ночь сделала из жизнерадостного крепкого парня угрюмого, едва волочащего ноги доходягу.
  - Не могу, - тоскливо признался он брату, - взять Ульрику силой. Всё во мне восстает против этого: я люблю её, чтобы она не совершила.
  У Вальтера обреченно поникла голова.
  - Она лжёт, - пробормотал он, особо не надеясь на успех,- это умная и находчивая девушка.
  Но Гуго только безразлично пожал плечами.
  - Мне всё равно: лжет она или нет.
  Как это было не похоже на прежние увлечения Гуго.
  - Ульрика - ведьма, она заколдовала тебя.
  Но старший брат только досадливо отмахнулся.
  - Не пори чушь... чтобы ты понимал в любви. У тебя вместо сердца сборник кутюмов рода Валленбергов.
  Вальтер растерянно уселся рядом с ним на прогретую солнцем скамью. Погода стояла чудесная: по небу плыли легкие облачка, и солнечные лучи задорно золотили хмурые крепостные стены, делая их удивительно нарядными. Радовался весь мир вокруг, и лишь в уединенном уголке небольшого сада царило непривычное уныние. Вот в таком виде и застал своих сыновей старый барон.
  - С похорон или на похороны? - презрительно фыркнул он, смерив отпрысков проницательным взглядом. - Вот уж не думал, что эта девчонка вас обоих поставит на колени. Что случилось?
  Братья быстро переглянулись, но промолчали, покаянно опустив головы. Ни одному из них не хватило смелости признаться отцу в обуревавших сомнениях: они точно знали, что старик взорвется гневом при виде такой слабохарактерности. Впрочем, барон достаточно хорошо знал своих сыновей, чтобы нуждаться в их объяснениях.
  - Гуго, - вкрадчиво осведомился он, - ты раскупорил девку? Прошло уже три дня из отпущенных тебе.
  Первенец только ещё ниже опустил подбородок.
  - Может, она тебя уже не прельщает? - продолжал допытываться фон Валленберг. - Тогда я найду других охотников покувыркаться с девчонкой.
  Отец знал, чем зацепить сына.
  - Я, - прерывистым голосом пообещал Гуго, - сделаю это сегодня.
  - Ну-ну, - недоверчиво протянул барон, - посмотрим, насколько крепко твое слово. Я тебя за язык не дергал.
  В сад высыпал жизнерадостный выводок кузин и воспитанниц, в большом количестве обитающих в ту пору в Копфлебенце. Шустрые и озорные девчонки принялись играть в мяч, втянув в свои забавы и вяло сопротивляющегося их нажиму Вальтера. Отбиваясь от игривых резвушек, он выпустил из внимания брата.
  - Ульрика что-то задумала, - все-таки счёл нужным сказать сын, когда они столкнулись с отцом после прогулки. - Как бы не натворила беды.
  Старый фон Валленберг с любопытством осмотрел своего младшего отпрыска.
  - Ты заварил эту кашу, - тихо заметил он, - так доведи дело до конца. Раз твоему брату совсем любовью мозги затмило, сам поставь хитроумную девку на подобающее место. Я не буду вмешиваться: посмотрю, как вы усвоили мои уроки.
  В этот раз Вальтер занял своё место по другую сторону зеркала заранее, не дожидаясь визита брата. Юноше хотелось посмотреть, как Ульрика будет готовиться к визиту Гуго. Он и сам не понимал, что так жаждал разглядеть: как потом выяснилось, это была плохая идея.
  Девушка сидела у окна, тоскливо глядя в сереющее сумерками небо, и терпеливо ждала то ли ночи, то ли Гуго. И столько в её позе было печали, что в сердце Вальтера вновь вспыхнуло сожаление. Его стало мучить чувство вины, захотелось как-то всё исправить и помочь пленнице.
  Почему-то Гуго задерживался, и положение наблюдателя становилось всё более невыносимым, особенно, когда насторожившаяся Ульрика вдруг поднялась со своего места и подошла к зеркалу.
  У молодого человека даже дыхание перехватило, когда он увидел прямо перед собой её расширенные изумленной догадкой глаза. Девушка отчаянно ударила ладонями по гладкой поверхности стекла.
  - Вальтер, я знаю, что ты здесь! Вальтер, опомнись, что ты с нами делаешь? Я ведь люблю тебя!
  Как он тогда не умер? Особенно, когда на пороге появился Гуго и застыл в дверях, потрясенно наблюдая за этой странной картиной. Увидев, как каменеет лицо брата, как ненавистно сжимаются его кулаки, Вальтер, уже не боясь выдать себя, кинулся спасать девушку.
  Это было непросто: пока он спустился по тайному переходу в подвал башни, пока вновь взбежал по крутой винтовой лестнице на третий уровень и, растолкав подслушивающих слуг, ворвался в комнату, события уже вырвались из-под контроля.
  По-видимому, Гуго приблизился к девушке слишком близко: с силой замахнувшись тяжелым подсвечником, она изо всех сил опустила его на голову тяжело охнувшему брату. Не ожидавший внезапного нападения молодой человек не удержался на ногах, а девица, резво перепрыгнув его, бросилась к выходу и столкнулась на пороге с подоспевшим младшим Валленбергом.
  - Пропусти меня, слышишь! - гневно крикнула она.
  Но Вальтер отбросил её от себя, как раз в руки подоспевшему брату. Зло вытерев струящуюся по лбу кровь, Гуго громко приказал.
  - Помоги мне!
  Прикусив губу, Вальтер помог брату дотащить отчаянно сопротивляющуюся девушку до кровати. Держал её за руки, пока разъяренный Гуго рвал платье на груди и задирал юбки, а потом с оледенелым сердцем наблюдал, как тот грубо раздвинув ноги Ульрики. Не желая видеть происходящее, он зажмурил глаза, но заламывающие руки пленницы ладони всё равно уловили миг, когда по её телу прокатилась судорога невыносимой боли, и услышал короткий горестный вопль ужаса, сопроводивший потерю девственности. Так гадко ему не было никогда.
  Приподнявшись с обессиленной девушки, Гуго коротко буркнул:
  - Уходи.
  Покачивающийся от боли Вальтер вышел за дверь, но уже на лестнице его мучительно вывернуло наизнанку. Ему стало настолько плохо, что он едва добрался до выхода из башни, а потом убрёл в сад. Уткнувшись раскалённым лбом в мокрую от вечерней росы траву, он по-волчьи завыл, и как ни странно почувствовал себя легче.
  Что происходило между Ульрикой и Гуго потом, догадаться немудрено, но по истечении трех дней старый барон вошел в башню и объявил потрясенной девушке, что начинает игру. А потом случилось то, чего невозможно было избежать. В один из душных августовских вечеров Вальтер выиграл у Гуго партию. Он не любил вспоминать ту ночь: слишком много было слёз и упрёков, и мало радости от обладания.
  Вскоре, к счастью для обоих братьев, Ульрика забеременела. Согласно правилам её вывели из игры, а потом она и вовсе обжилась в Копфлебенце.
  По обоюдному молчаливому соглашению между братьями, 'белая королева' стала считаться официальной любовницей Гуго, хотя он окончательно к ней охладел. Женщину ещё долго прятали от посторонних глаз, но спустя два десятка лет в этом уже отпала необходимость.
  Конечно, Вальтер обо многом умолчал, рассказывая эту историю, но и услышанного было вполне достаточно, чтобы ошеломить Стефку.
  - И что же дальше? - взволнованно отреагировала она на окончание рассказа. - Неужели на этом между вами всё закончилось?
  Младший фон Валленберг лишь безразлично пожал плечами.
  - А что ещё могло быть? Страсти тем и хороши, что они кипят в какой-то определенный отрезок времени, а потом от них в лучшем случае остаются только воспоминания, и дай-то Бог, чтобы хорошие.
  - Но разве вам не хотелось, чтобы Ульрика всё-таки осталась с вами?
  Мужчина смерил её неопределенным взглядом.
  - Нет.
  - И что же, одиночество станет вашим уделом?
  Вальтер негромко рассмеялся, поцеловав руку нахмурившейся женщины.
  - По матери я из рода довольно-таки влиятельных в империи Виттельсбахов. У меня тьма тёток и ещё жива бабка. И когда мне придёт охота жениться, они-то и займутся подбором невесты, больше руководствуясь древностью её рода да размером приданого, чем никчемными чувствами. Они никому не приносят счастья.
  Вальтер ушёл, а Стефка ещё долго не могла прийти в себя, вспоминая услышанную историю. Она ясно представляла себе юную прекрасную Ульрику, спешащую на свидание к возлюбленному юноше, её ужас и отчаяние от его предательства.
  - Какой кошмар...
  Оглушительное фырканье за спиной означало, что Герда всё это время была рядом.
  - Не зачем вздыхать об этой мерзкой шлюхе!
  Стефка повернулась к старухе. Та стояла, опершись на клюку, и угрюмо глядела на молодую женщину.
  - Она поломала жизнь моим мальчикам: лишила их уважения к женщинам, разбила сердца, вовлекла в сатанинские игры. Надо было живьем сорвать с неё кожу, а они ещё нашли в себе силы простить подлую мерзавку.
  Графиня тяжело вздохнула. Что же, можно было истолковать те давние события и подобным образом.
  - Это было давно, - примирительно заметила Стефка, - всё уже перекипело: пора забыть и примириться.
  - Примириться? - бабка презрительно хмыкнула. - Нет, дорогая, в этой истории рано ставить точку. Ульрика по-прежнему облизывается на Вальтера. Она ничего не забыла и не простила, и когда-нибудь отомстит!
  
  БАРОН.
  За исключением досадных стычек с Ульрикой, жизнь в Копфлебенце в отсутствии барона Стефке нравилась. Эта беременность в отличие от предыдущих давалась ей легко: она не страдала ни тошнотой, ни отеками, ела всё подряд и крепко спала.
  - Поразительно, - как-то поделилась она с Гердой, довольно поглаживая уже округлившийся живот, - до чего я хорошо себя чувствую, словно впереди не роды, а увеселительная прогулка.
  - Это потому, что зачала от любимого мужчины, - уверенно отреагировала бабка.
  Герда по обыкновению приплелась вечером в её спальню, чтобы проследить, как подопечная укладывается спать: все ли молитвы прочитала, выпила ли чашку теплого молока, хорошо ли натоплено в комнате - во всё совала свой нос дотошная старуха.
  Впрочем, Стефка к ней уже привыкла, и не обращала внимания на обычную воркотню, но при последнем замечании удивленно покосилась на деловито снующую по комнате кормилицу.
  - Любовь? Да как бы ни так, - проворчала она, залезая под подогретые простыни кровати,- прямо-таки напасть какая-то: все мои мужчины из кожи вон лезли, делая меня матерью, чтобы потом с чистой совестью забыть вплоть до самых родов. Как будто я кошка: погладил и с колен долой!
  Уши у кормилицы были как у рыси: как ни тихо изъяснялась женщина, она всё равно её услышала.
  - Скоро, скоро, он будет здесь, - фыркнула Герда, тщательно запахивая полог. - Хотя стыдно, имея дитя во чреве, мечтать о мужских ласках. Накажет тебя Господь, поздно будет молитвы читать.
  - Когда он будет здесь? - благодушие Стефки как рукой сняло, и она испуганно подскочила на постели.
  Значит, скоро конец спокойному существованию: опять подстраивайся под капризного барона, старайся ему угодить, живи в диком напряжении.
  - Точно не знаю, но уже прибыл гонец с извещением, чтобы успели подготовиться к приезду. С мессиром прибудут гости. Говорят: какие-то важные персоны. Может, наконец-то, жену себе присмотрел. Сколько можно болтаться холостым?
  Стефка так и застыла, широко распахнутыми глазами глядя на суетящуюся старуху.
  - И... что? - заикнулась было она.
  - Не нашего ума это дело,- отрезала Герда. - Всё! Спать!
  Но какой уж тут был сон! Всю ночь проворочалась бедная женщина с боку на бок, терзаемая неприятными мыслями. А что если действительно в замке появится баронесса - законная жена? Что тогда будет с ней и с будущим ребенком? Ведь если на то пошло, она сейчас занимает спальню фон Валленберга - бесспорное место будущей новобрачной. Очень неприятная ситуация!
  Изнервничавшаяся Стефка заснула только под утро, но ей так и не дали поспать. Ворвавшаяся на рассвете Герда выдернула раздраженно зевающую женщину из теплой постели в холод ещё не протопленной комнаты.
  - Гуго на подъезде к замку. Шевелитесь, ленивые коровы! - пристукнула она клюкой на бестолково мечущихся по спальне заспанных служанок. - Всю ночь где-то болтаются, бесстыдницы, а потом ползают как осенние мухи!
  Девушки, до дрожи боящиеся вредной старухи, испуганно кинулись к госпоже: одевать, причесывать, обувать. Стефка только морщилась от боли, причиняемой торопящимися руками. Зато когда головной отряд фон Валленберга пересек подъемный мост крепости, закутанная по самый нос в меха из кладовых Копфлебенца, она стояла в первом ряду встречающих, ежась от пронзительного мартовского ветра. Компанию ей составляли Ульрика, Вальтер, уже солидно округлившаяся Аннет да ещё кое-какие дамы кутали замерзшие носы в меховые воротники.
  Все полусонно молчали.
  И вот когда багряные рассветные лучи залили нежным светом гордые башни Копфлебенца, прозвучали радостные звуки рога и на башне донжона взвился штандарт барона. Рядом улыбнулся облегченно перекрестившийся Вальтер, зашевелились и дамы вокруг.
  Но прошло ещё достаточно времени прежде, чем хозяин въехал в ворота родного замка. Сняв шлем, он внимательно оглядел встречающих и остановился на Стефке. Их глаза встретились, и она с удивлением ощутила, как дрогнуло её разволновавшееся сердце.
  - Дамы, брат мой, - поклонился фон Валленберг встречающим, прижав к сердцу руку в стальной рукавице, - вы представить не можете, как я рад вас видеть. Сейчас переоденусь, немного отдохну с дороги, и мы вновь встретимся.
  Стефка не ждала от этой встречи ничего хорошего, но когда барон, больше не обращая на неё внимания, прошёл в дом, сопровождаемый только Вальтером, почему-то почувствовала разочарование. Гуго держался столь отчужденно, что это поневоле заставило её растеряться. Неужели увлечение пленницей прошло, а может, его и вообще не было?
   В подавленном состоянии духа Стефка вернулась в свою спальню, чтобы прямиком нос к носу столкнуться с суетящейся кормилицей. Раскрыв сундуки, Герда вытаскивала из них одежду барона.
  - Быстрее, - недовольно рявкнула она, - раздевайтесь да наденьте передник, чтобы не забрызгать платье. Вода уже готова, и Гуго вот-вот будет здесь.
  Смущенная Стефка поняла, что ей доверена честь отмывать барона от грязи дальних странствий. Ну надо, так надо. И пока она отвязывала рукава да напяливала гигантский полотняный передник, на пороге комнаты появился хозяин Копфлебенца. Он уже снял латы и стеганную куртку, поэтому комната тотчас наполнилась едкой вонью застарелого лошадиного пота вкупе с резким запахом давно немытого тела.
  - Стефания, - скупо улыбнулся барон, направляясь в мыльню, - как приятно видеть тебя.
  Пока барон раздевался, вокруг него шевелилось множество подхватывающего грязную одежду народа, но когда он по ступенькам шагнул в огромную парящуюся горячим паром дубовую лохань, слуги моментально исчезли, оставив их наедине.
  Стефка озадаченно наблюдала, как Гуго целиком окунается в воду, но потом все-таки взялась за кусок зеленого душистого мыла и направилась к тому краю, над которым возвышалась его мокрая голова.
  Волосы барона были густыми, к тому же слипшимися от грязи, поэтому ей пришлось приложить немало стараний, прежде, чем вернуть им мягкость и чистоту.
  - Дорогая, - обычно скрежещущий грубый голос фон Валлеберга смягчился от нежности,- прикосновение твоих рук может снять усталость двух недель утомительного пути. Возвращение в родной дом стало для меня особенно желанным из-за ожидания нашей встречи. Я так счастлив.
  И его обветренные губы прикоснулись к её мокрой руке.
  - Я рада вам угождать, - улыбнулась Стефка, берясь за мочалку, - но по-моему, моего господина заставила так расчувствоваться всё-таки горячая вода.
  Гуго так встряхнул головой, что её окатило фонтаном брызг.
  - Ты мне не заморочишь голову, лукавая женщина. Это топорщащее на твоей талии платье сделало меня счастливым, а не кусок мыла. Герда сказала, что ты тосковала обо мне, и даже открыто признавалась, что жаждешь наших объятий?
  - Да когда же она успела, старая сорока, - покрасневшая женщина с досады вылила на голову барона целый кувшин воды.
  Но Гуго только расхохотался, отплевываясь и пытаясь поймать её за талию.
  - Любимая, Герда знает, как порадовать меня, особенно после долгого отсутствия. Малыш тебя не беспокоит?
  - Нет,- усмехнулась Стефка, ловко увертываясь от его мокрых рук, - если меня кто и беспокоит, то это вы, мессир.
  - Я? - удивленно вздернул брови барон. - Нет мне прощения, если я чем-то не угодил моей возлюбленной. Чем вы недовольны, дорогая?
  Она деловито намылила мочало и с силой принялась тереть плечи и спину застонавшего от удовольствия мужчины.
  - Герда сказала, что вы собираетесь жениться, и чуть ли не везёте в своем отряде невесту.
  Гуго сухо хмыкнул, насмешливо косясь на нахмурившуюся женщину.
  - Нет, я не привез невесты. Герда как всегда подслушивала, но мало что поняла. В действительности же, в мой дом прибыл жених для Эрики. Дочь уже вошла в тот возраст, когда пора подумать о замужестве.
  У Стефки моментально отлегло от сердца, но барон ещё не договорил.
  - Почему тебя так беспокоит мысль о моей женитьбе? Ведь у самой есть супруг.
  Разозлившаяся женщина мстительно мазнула по носу мыльной пеной, и пока барон, чертыхаясь, торопливо умывал лицо, холодно пояснила:
  - Но он не делит с вами мою постель.
  - Чертовка, - благодушно пробормотал фон Валленберг, - ревнивая чертовка. Ну, я тебе сейчас задам...
  И он внезапно рванулся из воды, залив всё вокруг каскадом разлетающихся во все стороны брызг. Стефка только и успела, что с визгом отпрянуть от ушата, безуспешно спасая своё платье, но почти сразу жекак оказалась в тесном кольце его объятий. Ставшие синими глаза из-под прядей потемневших от воды волос глядели на неё с необычайной нежностью.
  - Любовь моя, как же я по тебе соскучился. Знаешь, все эти месяцы я был верен своей Стефании и даже не взглянул ни на одну женщину: они мне казались нелепыми и уродливыми по сравнению с моей возлюбленной.
  Скорее всего, Гуго лгал, но она всё равно попала под странное обаяние его глаз и охотно ответила на пылкий поцелуй. Мыльня плохо приспособленное место для любви, но когда два тела обуревает взаимная страсть, им не помешают лужи и жесткость пола. Валленберг и его любовница слились в объятиях, небрежно подмяв под себя и приготовленные для вытирания простыни, и чистую одежду. Всё закончилось довольно быстро, но принесло такое наслаждение любовникам, что Гуго вернулся в остывающую воду ушата притихшим и умиротворенным, а устало оправляющая юбки Стефка едва держалась на ногах. Заторможено подняв с пола отброшенное в сторону мочало, она не спеша принялась домывать барона. Некоторое время они молчали, но потом Гуго всё-таки открыл рот.
  - Милая, я хочу, чтобы ты уяснила: рано или поздно, но я всё равно женюсь. Негоже человеку моего положения так долго не иметь супруги: на это мне уже много раз указывал епископ. Моей женитьбы ждут и вассалы, и сюзерены. Но если даже в Копфлебенце появится новобрачная, это ничего не изменит в наших отношениях. Я люблю тебя.
  Стефка уже столько наслушалась за свою жизнь уверений в любви, что прочно уяснила: слова сами по себе стоят мало. Но кто знает этих фон Валленбергов? С них станется поставить жену ниже любовницы: в этом доме веками всё идёт шиворот-навыворот.
  В конце концов, она домыла своего любовника уже окончательно остывшей водой, сходила за новыми простынями, вытащила из сундуков другой комплект одежды, и всё это время Гуго мокрый и голый терпеливо её дожидался.
  - Мне жаль тебя оставлять, любимая, - покинул он свои покои,- но у нас впереди ещё целая жизнь.
  Жизнь - это слишком долгий срок, чтобы что-то на него планировать.
  А в спальне уже вовсю хлопотала над внесенными сундуками довольная Герда.
  - Вот, погляди,- ткнула она под нос Стефке их содержимое, - разве можно упрекнуть моего мальчика, что он невнимателен к своей женщине?
  Стефка с любопытством заглянула под крышку и не смогла сдержать восхищения. Чего здесь только не было: штуки венецианского тисненного золотом бархата, различные оттенки шелка, вуали, кружева, тончайшее полотно для рубашек, украшенные драгоценным шитьем корсажи и пояса.
  - Он ничего для тебя не жалеет.
  Кормилица с гордым видом поднесла ей серебряную шкатулку. Стефка открыла украшенную затейливой вязью крышку и замерла от восторга при виде ожерелья в виде золотой сетки, унизанной разной величины розовыми рубинами.
  - Какая красота!
  Уж казалось, Рауль в свое время задарил её разного рода драгоценностями, но какую радость могут принести дары нечистой силы? Эльф он или черт - какая разница? Ведь не человек же. Кто знает, во что обернутся его подношения?
  - Но теперь-то ты понимаешь, - отнюдь не почтительно ткнула её в бок бесцеремонная старуха,- что щедрее и лучше тебе мужчины не найти? И перестанешь упрямиться да нос задирать?
  Стефка, тем временем примерила шелковые, искусной работы чулки. Натянув на ноги, она залюбовалась изящной вышивкой.
  - Барон знает толк в женских нарядах, - со вздохом признала она очевидное. - Успокойся, Герда, не собираюсь я ссориться с твоим господином. Знать, такова воля Всевышнего. Что уж тут роптать? Могло быть и гораздо хуже.
  - Вот и я о том же.
  Хитрая бабка немного пошамкала губами, собираясь с мыслями. Уже достаточно хорошо изучившая её выверты Стефка насторожилась: что же выдаст сейчас эта въедливая старуха? Какие идеи ещё посетят её голову?
  - Ты ему угодила беременностью. Светится как новенький золотой: ясное дело, ожидает сына,- пробормотала Герда, многозначительно поглядывая на застывшую от дурных предчувствий Стефку, - ты должна этим воспользоваться.
  - Как? - холодно поинтересовалась графиня.
  - Отврати его от королев. Попроси на все время твоей беременности не вести игры.
  Стефка удивилась. Не сказать, что она забыла о шахматной комнате, но старалась по возможности не вспоминать о связанных с ней ужасах. И вот упрямая старуха вновь приоткрыла крышку этого ящика Пандоры.
  - Но разве барон намеривается...
  - А как же, - снисходительно глянула на неё кормилица, - зря что ли в башне столько времени томится какая-то бургундка?
  Она заговорщически понизила голос.
  - Мне тут по секрету шепнули, что Гуго привез из Италии новую королеву. Скоро опять начнётся эта страсть! Но если поведешь себя умно, всё может измениться: попробуй его уговорить. Гуго настолько увлечён тобой, что не должен отказать.
  Не успела Стефка до конца обдумать предложение, как дверь распахнулась и порог переступил фон Валленберг. Гуго был в прекрасном расположении духа: едва завидев возлюбленную с пикантно задранным подолом и с новыми чулками на ногах, он бесцеремонно завалил её на кровать. Герда поспешно запахнула полог, чтобы никто не помешал её питомцу развлекаться.
  Надо сказать, что второй раз на дню в спешке раздвигать ноги и опять приниматься за женскую работу Стефке не захотелось: ещё болело тело после их первого торопливого соития на полу мыльной. И всё же она ответила на страсть Гуго, потому что осознавала: это прекрасный повод принудить барона дать опрометчивое обещание.
  - Дорогая, - довольно растянулся он рядом, после того как они разжали объятия, - ты в совершенстве владеешь наукой делать мужчин счастливыми.
  - Ну и вы отнюдь не новичок в этом деле, - кокетливо хмыкнула Стефания, положив его руку на свой живот,- и ваши старания приносят заметные плоды.
  Удивительно, но обычно маловыразительные бледно-серые глаза фон Валлеберга начинали отливать насыщенной синью, когда он останавливал свой взор на возлюбленной, а уж когда смотрел на её чрево, приобретали не свойственный этой уникально черствой натуре нежный блеск.
  - Любовь моя, - игриво прикусил он мочку уха, - с этим животиком ты неотразима.
  Стефка осторожно покосилась на расслабленно лежащего мужчину. Его лицо излучало умиротворенное довольство жизнью. Кажется, момент был подходящим.
   Быстро прочитав про себя молитву пресвятой Деве, женщина прижалась к любовнику.
  - Милый, у меня к вам просьба.
  - Всё что угодно, - легкомысленно улыбнулся фон Валленштейн, с готовностью целуя её пальцы, - хоть звезду с неба!
  Интересно, зачем нормальной женщине нужна звезда? Что ей делать? Однако едва ли не каждый мужчина хоть раз в жизни, но обещает наделить столь сомнительным украшением свою возлюбленную, словно это и есть предел мечтаний любой дамы.
  - О, - вежливо рассмеялась Стефка, - моё желание гораздо скромнее. Пока мой ребенок не появится на свет, прекратите игры с королевами.
  Лицо фон Валленберга недовольно вытянулось, и мгновенно испугавшаяся последствий своей дерзости женщина опасливо отшатнулась от любовника.
  - Ты сама до этого додумалась, или подсказал кто? - угрожающе нахмурил брови барон, окидывая женщину ледяным взглядом.
  Стефка струсила, но не отступила.
  - Что вам кажется неприемлемым в моей просьбе? Разве могут нравиться ваши фамильные развлечения нормальной женщине? Я ревную, извожу себя подозрениями и всяческими неприятными мыслями: разве это может пойти на пользу моему младенцу?
  Откровенно говоря, это была ложь. Но пусть нелюбимый, пусть не нужный, Гуго должен был заботиться прежде всего о её спокойствии, а не ломать себе голову в очередных шахматных баталиях.
  И хотя эта просьба встала фон Валленбергу поперёк горла, он не смог ей отказать.
  - Что за глупость? Клянусь, ваша ревность совершенно безосновательна. - Гуго всё же попытался робко воспротивиться.
  Но любовница уже почувствовала слабину в его сопротивлении.
  - Говорят бургундка очень красива. Да я места себе не найду, когда вы затеете игры, от которых за версту несет пеклом. Знаете, - в этот раз женщина непритворно вздохнула, - однажды я уже потеряла своего первенца, потому что де ла Верда пренебрежительно отнесся к моим чувствам.
  Валленберг недоверчиво покосился на неё, но после некоторого раздумья уныло согласился.
  - Что же... раз вы этого так хотите.
  Он сдался! Когда обрадованная Стефка осознала, что смогла пробить тяжелую броню, заменяющую шахматному монстру сердце, то почувствовала к лежащему рядом мужчине что-то наподобие нежности. По крайней мере, женщина от души осыпала любовника градом благодарных поцелуев.
  - Гуго, любовь моя!
  Валленберг покорно снёс шквал этих ласк, но и только. Он торопливо покинул любовницу, но Стефка так радовалась своей первой победе над Гуго, что её мало огорчило его плохое настроение.
  
  
  КОПФЛЕБЕНЦ.
  Гуго относился к людям, которых, казалось, боялось даже в спешке убегающее от них время. Ритм жизни Копфлебенца с приездом владельца настолько убыстрился, что у замороченной потоком нескончаемых событий Стефки иногда не хватало времени, чтобы до конца понять, что происходит вокруг неё.
  Во-первых, она плохо высыпалась. Словно в отместку за запрет играть Гуго теперь не покидал её постели и, разумеется, большую часть ночи не давал любовнице уснуть, несмотря на недовольное ворчание Герды. Да и самой женщине становилось всё тяжелее отвечать на его страсть: рос живот, а с ним и общее утомление. Но барон искренне считал, что чем чаще он овладевает любовницей, тем более польщенной и счастливой она себя чувствует.
  Во-вторых, где появлялся Гуго, там моментально начинались бесконечные интриги, окружающих его дам. Стефку в них не посвящали, но она догадывалась по шепоткам за спиной и по многозначительным переглядываниям Ульрики и её клевретов, что вновь планируется какая-то каверза.
  Но однажды кое-что всё-таки прорвалось наружу.
  В тот теплый день дамы перенесли свои посиделки в сад. Уже вовсю зеленели деревья, пахло весной и свежестью, и было приятно любоваться на нежно белеющие, пушистые облака. Стефка осторожно пристроила свое разбухшее тело на специально вынесенном для неё массивном стуле, с сочувствием взглянув на безобразно раздутое чрево Аннет.
  Бывшая королева по-прежнему носила свой расшитый стеклярусом черный наряд, хотя шнуровка с трудом соединяла бока блио. Рыжие кудри ещё сильнее подчеркивали неизвестно откуда взявшиеся коричневые безобразные пятна на белоснежной коже. В общем, выглядела Аннет не лучшим образом, может, поэтому барон и не обращал никакого внимания на девушку. Он сидел между Стефкой и Ульрикой и увлеченно болтал о всяких пустяках. Его рука машинально поигрывала концами пояса 'белой королевы', и это очень раздражало Стефку, потому что вносило элемент игривой интимности в поведение Гуго. И конечно же хитроумная Ульрика не преминула этим воспользоваться.
  - Мессир, - немного понизила она голос, - время Аннет вот-вот настанет.
  - Да, - сухо подтвердил фон Валленберг, - но я не вижу причин для беспокойства. Несомненно, демуазель справится с таким делом.
  - Но, - собеседница выдержала многозначительную паузу,- вы до сих пор не определились с выбором имени для будущего младенца.
  Гуго недовольно хмыкнул.
  - Пусть этот вопрос решит священник: мне всё равно.
  - А если Господь вам больше не даст младенцев мужского пола?
  Валленберг мимоходом поглядел на чрево Стефании.
  - Думаю, у меня есть шанс получить наследника в другом месте.
  Губы Ульрики растянула недоверчивая улыбка.
  - В прошлый раз ребенок мадам Стефании, каким-то образом таинственно исчез. Разве можно полагаться на такую женщину в решении столь важного вопроса?
  Стефка опалила злючку гневным взглядом, но дама даже бровью не повела.
   - Всё бывает, - с тяжелым вздохом согласился барон. - Во-первых, мы сможем предпринять ещё попытку. А во-вторых...
  Гуго поудобнее уселся и постарался, чтобы его голос прозвучал как можно бесстрастнее.
  - ... решён вопрос о браке моего брата с дочерью графа Клейморского Жанной Гогенлау.
  Даже Стефка впервые услышала об этом, что уж говорить об остальных женщинах. Над уголком сада повисла такая тишина, что стал слышен звук летающих вокруг насекомых. Все недоверчиво уставились на наслаждающегося их изумлением барона. А вот его интересовала только побледневшая Ульрика.
  'Белая королева' умела держать себя в руках, но в этот раз выдержка изменила ей.
  - Как это возможно? - нервно осведомилась она.
  Барон только развел руками.
  - Не понимаю вашего вопроса. Мой брат - здоровый и крепкий мужчина, почему он не может жениться? Вот он и продолжит род фон Валленбергов, если Господь так и не даст мне сына.
  Ульрика потрясенно застыла. Зато Стефка неожиданно почувствовала себя виноватой.
  'Ой, - испуганно подумала она, - Ульрика ведь по-прежнему любит Вальтера. Зачем Гуго так прилюдно унижает её?'
  Дальше события выстроились в таком порядке.
  Сначала сына родила Аннет. Несмотря на настоятельные просьбы окружения, упрямый фон Валленберг отказался дать отпрыску имя Гуго даже вторым или третьим, тем самым начисто отстранив младенца от наследства.
  В ту же ночь к Стефке во сне явился белоснежный барс. Подлетев к лежащей на кровати женщине, он пренебрежительно фыркнул.
  - Ты становишься курицей - жирной глупой наседкой!
  - А что, есть какая-то разница между мною сегодня и вчера?
  - Не знаю... наверное, нет, раз ты сама этого не ощущаешь.
  Вот и поговори с ним после этого: не зря говорят, что лукавый большой путаник.
  Потом в сопровождении свадебного поезда уехал во Фландрию к своей невесте Вальтер фон Валленберг.
  Графиня стала случайным свидетелем того, как Ульрика провожала отъезжающих. Женщина стояла на крепостной стене, и ветер небрежно развевал её белую вуаль над погруженным в мрачные мысли лицом. Грусть, тоска, одиночество...
  Стефания родила фон Валленбергу сына в одну из особо жарких ночей августа. Роды прошли на удивление быстро и безболезненно, к вящему удовольствию хлопочущей вокруг неё Герды.
  - Вот,- гордо протянула она новорожденного счастливому отцу, - а что я тебе говорила! Смотри, здоровенький и крепкий младенец, и уже сейчас видно, что настоящий Валленберг: вылила в тебя, как каплю в каплю. Одно слово - Гуго. Наш будущий господин!
  Барон осторожно принял на руки бесценный сверток, смотревшийся в его больших руках особенно маленьким.
   - Сын, - нежно прошептал он, целуя младенца в сморщенный красный лобик, - как же долго я тебя ждал. Спасибо, любимая, вы сделали меня самым счастливым человеком на земле.
   Стефка облегченно закрыла глаза: хоть кого-то она сделала счастливым.
   Это была удивительно спокойная пора в жизни женщины. Малыш на руках - живое родное тепло согрело и заставило расцвести её душу. Пусть отношения с мужчинами дарили ей мало радости, но она обрушила на младенца все запасы нерастраченной материнской любви.
  Даже отношение к барону и то изменилось: ведь он был отцом её бесценного малютки. Стефка притерпелась к диковинному характеру любовника, научилась ценить и его страсть, и тихие вечера, когда фон Валленберг и Аннет играли в шахматы. Она сидела неподалеку со спящим малышом на руках и невидящими глазами смотрела на шахматное поле. Теперь ей было всё равно: кто побеждает в игре и какая королева властвует.
  Вальтер задерживался во Фландрии и, наверное, поэтому Ульрика странно притихла.
  Стефка довольно редко посещала её гостиную, хотя 'белая королева' прекратила третирование соперницы и была с ней подчеркнуто вежлива. И это затишье сильно беспокоило женщину, заставляя избегать посещений каминной комнаты.
  - Дорогая,- как-то попенял ей на это фон Валленберг, - чураясь общества остальных дам, вы ведете себя странно. Мы здесь живем единой семьей, и мне бы не хотелось, чтобы между вами с Ульрикой царила вражда. Хоть худой, но мир. Не уподобляйся сварливой Герде.
  - Я чувствую какую-то опасность, - неохотно призналась Стефка, - и вы должны меня понять. После стольких скитаний, я наконец-то обрела дом и вашу любовь. Ульрика мне этого не простит.
  - Думаю, ваши страхи безосновательны, - довольно улыбнулся Гуго, поцеловав её в висок. - Не преувеличиваете опасность, исходящую от этой женщины. Что она может?
  Увы, разыгравшиеся в последствие события показали, что фон Валленберг недооценил взращенной когда-то собственными руками ненависти 'белой королевы'.
  
  
  РОЖЕ ДЕ ВИЛЬМОН.
  Странная всё-таки дама - судьба!
  В тот промозглый осенний вечер она столкнула в захудалой придорожной харчевне двух человек, совершенно случайно оказавшихся в тех местах.
  Граф де ла Верда после долгих напряженных переговоров с королем Эдуардом все-таки добился освобождения из-под стражи Маргариты Анжуйской - бывшей королевы Англии. Он лично сопроводил её в Дампьер - тихий замок, отражающий невысокие стены в медленно текущей мимо Луаре. Его великодушно выделил для жительства свергнутой королеве её кузен Людовик.
  Путешествие с раздавленной судьбой, молчаливой женщиной оказалось очень тяжким.
  Дон Мигель помнил Маргариту иной - решительной, красивой и дерзкой повелительницей. Проводив царственную изгнанницу до Дампьера, граф поспешил уехать из унылой обители.
  Увы, дон Мигель не любил неудачников, считая, что крах их устремлений не что иное, как промысел Божий. А если так, то жалость неуместна, а сочувствие греховно.
  Проливной дождь заставил его сделать непредвиденную остановку в местной харчевне.
  Каково же было удивление графа, когда в прокопченном неопрятном зале за осклизлым от впитавшегося вина столом он заметил явно знатного путника. Одежда, повадка, надменное лицо - всё в нем выдавало дворянина, но лишь приглядевшись внимательнее, дон Мигель понял, как ему повезло. На весь долгий дождливый вечер у него появился собеседник, да ещё какой - знаменитый бургундский менестрель шевалье Роже де Вильмон.
  Когда граф бывал при дворе Карла Смелого, они не раз встречались и даже перекидывались парой-тройкой фраз. Потом пронесся слух, что де Вильмон путешествует: очевидно, менестрель ему попался по дороге во Фландрию. Поэт тоже узнал де ла Верду и обрадовался, что не придется в одиночестве коротать унылый вечер.
  - Моя лошадь захромала, а местный кузнец заболел, и пока слуги ищут в этих забытых Богом местах другого коваля, я вынужден сидеть в мерзкой вонючей дыре и проклинать дождь,- пожаловался он графу за стаканом вина. - Как же я рад, что случай направил вас сюда. А куда направляетесь вы? Может нам по пути?
  Что же, собственно скрытничать уже было незачем, и граф скупо поведал собеседнику грустную историю английской королевы.
  - Несчастная женщина, а ведь когда-то была известной красавицей. Из-за неё с ума сходили мужчины, - сочувственно вздохнул де Вильмон. - Правда или нет, но ходят слухи, что покойный граф Уорик устроил войну Алой и Белой роз после того, как она отвергла его чувства. А когда королева на них всё-таки ответила, восстановил её на престоле.
  Дон Мигель поперхнулся вином. Такое толкование страшных и кровавых событий могли придумать только во Франции, где любое, даже самое далекое от страсти дело вечно норовят обрядить в любовную мантию. Но спорить не стал: а зачем? На то и существуют менестрели, чтобы превращать самые низменные страсти человеческой натуры в возвышенные стансы о любви к прекрасной даме.
  - Не могу знать, - деланно зевнул он, - альковы королей не так уж и раскрыты постороннему взору, как это принято считать. Однако насколько мне не изменяет память, в период реставрации у Уорика была другая любовница. Впрочем, иногда мужчины делят страсть и с двумя женщинам: одни им нужны для души, другие для честолюбия.
  - Кому как не вам знать об этом, - уважительно рассмеялся менестрель,- о ваших победах над женскими сердцами рассказывают легенды.
  Вот именно, что легенды. Неужели людям нечем больше заняться, кроме как судачить о его интрижках?
  - Бессовестно врут, - устало отмахнулся дон Мигель. - На самом деле женщин, с которыми я бы хотел оказаться в одной постели, до обидного мало.
  - Говорят, ваша покойная жена была дивной красавицей. Как жаль, что она умерла такой молодой, - счёл нужным посочувствовать собеседник.
  Дон Мигель ничего не ответил. И почему люди считают, что исполняют долг милосердия, напоминая человеку о самых неприятных событиях в жизни?
  Сколько бы граф не отслужил месс по покойной жене, его всё равно не отпускала душевная тяжесть.
  - Почему красавицы умирают так рано - ваша жена, Агнесс Сорель? - между тем продолжал беспечно философствовать де Вильмон. - Совершенная красота, видимо, настолько угодна Богу, что он быстро призывает её к себе. Впрочем, год назад я имел случай столкнуться с необыкновенно красивой женщиной и в самом неожиданном месте.
  - Неужели? - с трудом изобразил заинтересованность граф.
  Ему уже расхотелось разговаривать с де Вильмоном, но что ещё делать на постоялом дворе, когда укладываться спать ещё рано, а на улице по-прежнему льет проливной дождь?
  Менестрель уселся поудобнее, и с заблестевшими от предвкушения глазами, начал свой рассказ.
  - Я выехал из Фландрии больше года назад, направляясь в Тоскану. Меня пригласил к себе в гости Лоренцо Великолепный, но я решил особо не торопиться, чтобы вдоволь насладиться путешествием, посмотреть на мир, поклониться христианским святыням. Когда я навестил Трирское епископство, то был приглашён в гости к одному из местных баронов - Гуго фон Валленбергу. Его замок Копфлебенц - настоящая твердыня, да и сам он фигура прелюбопытная. Уродлив как тролль и дьявольски умён. Вы никогда о нём не слышали?
  Дон Мигель покопался в своей памяти: что-то он слышал про этого человека.
  - В своих владениях фон Валленберг полновластный сеньор, бывает при всех европейских дворах, и за ним тянется хвост из самых невероятных слухов. Вся их семья уже много поколений помешана на шахматах, и говорят, что играют они на самых невероятных условиях. В общем, трижды подумаешь, прежде чем въехать в ворота такого замка, и все-таки мне было интересно посмотреть на этого зверя в его логове, и я принял приглашение.
  Тут менестрель для пущего эффекта сделал паузу, и де ла Верда увидел на его губах странную улыбку то ли сожаления, то ли удивления. Внезапно графа заинтересовал рассказ де Вильмона.
  - И что же вы смогли увидеть в трирской глуши?
  Де Вильмон загадочно усмехнулся, для выразительности восхищённо щелкнув пальцами.
  - Я попал в один из самых загадочных замков Европы. Роскошь там царит сродни флорентийской. Но не это главное. Всем в замке заправляет метресса барона - по виду истинная королева с манерами и осанкой богини, необыкновенно образованная дама, и вокруг нет ни одной не то чтобы дурнушки, а даже непримечательной женщины. Но особенно меня поразила одна дама - она сидела в сторонке и была очень печальна. Такой красавицы я ещё не видел: Глаза, цвета синего мокрого бархата, локоны цвета золота, совершенные и нежные черты лица. Не женщина - изысканная грёза, легкая и светлая. Верите, я влюбился в тот же миг. А она оказалась любовницей фон Валленберга, и это было так неестественно. Красавица и урод! Оказал ей внимание, чуть не поплатился за это жизнью: смерть пролетела мимо, и я даже почувствовал на шее её дыхание.
   Дон Мигель зачарованно слушал этот перегруженный метафорами и преувеличениями рассказ. Но если откинуть поэтические обороты, то... 'Этого не может быть, потому что не может быть никогда, - твердо сказал он себе, - мало ли на земле красоток с золотистыми кудрями и темно-синими глазами? Каждая вторая. А Стефания мертва! Я сам видел обугленные трупы: там невозможно было выжить'
  - Как же звали эту даму из Трира? - как можно безразличнее спросил он.
  - Знаете, женщина не показалась местной уроженкой, - задумчиво проговорил менестрель,- и хотя она чисто говорила по-немецки, всё-таки акцент ощущался. Но она и не француженка. Её имя предопределило предназначение - она подобна праздничному венку на голове богини красоты.
  - Стефания? - обреченно пробормотал граф.
  - Вы сразу же догадались, - обрадовался менестрель,- а я написал об этом песню...
  Он и дальше что-то болтал, но де ла Верда его уже не слушал.
  'Ну и что же, ещё одна златокудрая Стефания. Мало ли их прядет шерсть по захолустным замкам Европы? Совпадение, не больше. Иначе бы у меня давно разболелась голова от новой пары рогов!'
  - Вы говорите, этот барон известный шахматист? - перевёл он разговор на другую тему.
  - А вы разве никогда не слышали об играх живыми людьми?
  И тут дона Мигеля, наконец-то, озарило: он вспомнил, кто ему говорил о фон Валленбергах.
  Теперь уже покойный папа Павел, как-то играя при юном каталонце в шахматы, гневно рассуждал, что во всем надо знать меру и не попустительствовать дьяволу даже в самом безобидном развлечении. Мол, ему доносят из Трирского епископства, что бароны фон Валленберги играют в шахматы, используя вместо фигур живых людей. Тогда де ла Верда не осмелился обратиться за подробностями к святому отцу, но зато теперь с интересом выслушал объяснения менестреля:
  - Рассказывают, что когда-то давно в Копфлебенце во время шахматных партий убивали людей, когда выходили из игры, олицетворяемые ими фигуры. Сейчас этого вроде бы уже нет, но земля слухами полнится: говорят, в их партиях по-прежнему люди заменяют фигуры, но никто не знает, в чём конкретно заключается игра.
  М-да! Малопонятно, но был ещё аспект проблемы поневоле его заинтересовавший.
  - А почему вы так уверены, что эта дама любовница хозяина?
  - Когда женщина и мужчина исчезают вдвоем из зала прямо во время танца, а потом ты видишь её уже с распухшими от поцелуев губами... Что в таком случае можно подумать?
  - А муж этой женщины?
  - В ответ на мой вопрос дама Стефания сказала, что её супруга в замке нет.
  Дон Мигель рассеянно выслушал продолжение описания жизни Копфлебенца: он даже согласно покивал головой на некоторые сентенции менестреля, но потом всё же незаметно перевел разговор на другую тему и вскоре откланялся.
   'Она мертва!' - упрямо сказал себе де ла Верда, укладываясь спать. - 'Она мертва хотя бы потому, что барон не счел нужным скрыть ту даму от де Вильмона. Украденных женщин не выставляют напоказ, даже не изменяя имен. Да и вообще, фантазия менестреля могла любую смазливую бабенку превратить в идеал красоты."
  И всё же... что-то царапало сердце, какое-то неясное предчувствие новой беды. Дон Мигель в ту ночь долго молился за упокой души супруги, даже не сознавая, что таким образом пытается уговорить Создателя оставить Стефанию у себя.
  
  МОРАВИЯ.
  Письмо из Копфлебенца пришло в Моравию в начале октября. Его доставил один из вечно странствующих монахов. Куда и зачем бредут эти люди из одного конца Европы в другой понять трудно, но они вечно толкутся как на постоялых дворах, так и на кухнях самых неприступных замков, легко минуя караулы и запоры. Торгуя крестиками с мощами различных святых, чудодейственными иконками и облатками, за мизерную плату эти монахи могут протащить в складках своих не первой свежести потертых сутан и тайные сообщения. Вот этой своеобразной оказией и воспользовалась Ульрика, чтобы сообщить Генриху Моравскому, что фон Валленберг обвёл его высочество вокруг пальца, присвоив себе заказанную пленницу.
  Монах до Моравии добирался долго, петляя по всей империи, а когда все-таки добрел до адресата, то выбрал отнюдь не самое подходящее время.
  Принц как раз охотился, когда в его охотничьи угодья неторопливо приплелся запыленный монах, но одновременно с ним примчался и гонец с известием, что Генрих необходим в Брно. Его отцу становилось всё хуже. Неизлечимая болезнь душила маркграфа: он задыхался и кашлял кровью.
  Генрих Моравский, получив известие об обмане фон Валленберга, гневно скрипнул зубами, но ему было не до вероломного барона. Он прекрасно осознавал, какие сюрпризы его могут ждать, если не поспешит ко двору.
  'Всему свое время!' - мудро решил Генрих.
  Скорое возвращение принца оказалось неприятным сюрпризом для сторонников его дяди - младшего брата отца графа Ульриха.
  Ульрих был довольно влиятельной фигурой при дворе и его уважали бароны. Он славился здравомыслием и отвагой на поле боя. Генрих же пока ничем кроме беспутных выходок себя не проявил. 'Развратник, гуляка, мот!' - вот далеко не полный список эпитетов, которыми его награждала оппозиция.
  Немалое значение имело и то, что большинство баронов не пожелало смириться с поражением чешского короля Подебрада от венгерского короля Матьяша Корвина, в результате которого Моравия стала вассалом Венгрии. Ульрих нередко выступал против венгров, тогда как Генрих, наоборот, часто бывал с матерью при венгерском дворе, демонстрируя лояльность новому сюзерену. И хотя это было продиктовано политической необходимостью, популярности наследнику отнюдь не прибавляло.
  Маркграф был ещё жив. Тяжело и с хрипом дыша, он лежал на смертном одре в окружении нескольких преданных слуг, жены и епископа, а в соседней со спальней зале уже собрались решительно настроенные бароны.
  - Генриху нет и тридцати, - говорили одни, не отваживаясь откровенно нападать на молодого человека, - у него нет склонности к государственным делам. Охота, девки и пирушки - вот, чем забита голова наследника престола. Не лучше ли управлять его мудрому дяде?
  - Генрих - вертопрах, никчемный, лживый мальчишка, - более резко высказывались другие, - он за это время так успел нагрешить, что самое место ему в монастыре.
  - Нельзя допустить его коронации. Генрих погубит маркграфство, сделав его венгерской провинцией, - пророчила оппозиция, - только мудрый и уравновешенный Ульрих может спасти государство от окончательного порабощения.
  А если и были среди присутствующих люди симпатизирующие Генриху, то они считали благоразумным помалкивать. Среди моравских баронов царили патриархальные нравы: инакомыслящим могли расквасить нос, а то и хуже. От души проорав все свои претензии, заговорщики, в конце концов, пришли к соглашению, что сразу же как маркграф испустит дух, они провозгласят властителем Ульриха. Когда же Генрих прискачет к телу отца, то его поставят уже перед свершившимся фактом. И пусть Корвин хоть лопнет от злости!
  Естественно, что все эти разговоры были известны маркграфине, которая в ужасе склонилась над синеющим от удушья мужем.
  - Подождите, дорогой,- плакала она,- не умирайте! Вы, Люксембурги, всегда славились выносливостью. Дождитесь нашего мальчика: я сердцем чувствую, что он уже в дороге. Держитесь, держитесь!
  Естественно, что хотя Генрих и не присутствовал на заседании заговорщиков, он не обманывался на счёт 'любимого дядюшки'. Поэтому, когда принц ворвался со своими людьми в ворота замка, он не пошел напрямую в спальню умирающего отца, а прокрался туда потайными ходами, внезапно возникнув перед родителями и епископом прямо из стены.
  Шпильберг - резиденция моравских маркграфов славился своими потайными ходами и, разумеется, Генрих в них прекрасно ориентировался: его в свое время ознакомил с этой государственной тайной отец.
  - Генрих, мальчик мой, - кинулась ему на шею обливающаяся слезами мать, но сын решительно отстранив её, подошёл к задыхающемуся на смертном ложе маркграфу.
  - Я здесь, отец, - почтительно поцеловал он холодеющую руку, - я мчался, загоняя коней, чтобы не допустить междоусобицы в государстве, законно приняв власть из ваших рук.
  - Генрих! - отец в кои-то веки растянул дрожащие губы в улыбке.
  Они никогда не были близки, мало того, не доверяли друг другу. Но сейчас всё резко изменилось: маркграфу хотелось сказать сыну что-то личное, как-то приласкать его перед вечной разлукой, но дела государства для подобных людей всегда важнее, чем родительская любовь.
  В присутствии епископа и нескольких ближних дворян власть по всем правилам была передана Генриху. Маркграф поставил дрожащей рукой свою последнюю подпись на документе и испустил дух. Все находящиеся в комнате тут же были приведены к вассальной присяге, и Генрих вышел к дядюшке и недовольным баронам уже маркграфом.
  Но оппозиция ещё не сказала своего последнего слова. В некоторых районах вспыхнули стихийные восстания, которые новому маркграфу с трудом удалось подавить. Генрих метался с отрядом рыцарей по стране, решая спорные вопросы: кого-то уговаривая, кого-то запугивал, наводя порядок в своем лене. Дядюшку после упорного сопротивления удалось упечь в монастырь.
  И только в марте, когда более или менее утихли все недовольные, новый маркграф съездил в Буду и дал вассальную присягу.
  Возвращаясь после такого изматывающего марафона домой, Генрих внезапно осознал, что на дворе весна: светит солнце, из-под снега показалась первая трава, горько и волнующе пахнет набухшими почками. И его сердце громогласно потоком бушующей крови напомнило о темно-синих глазах и золотистых кудрях единственной женщины, которая сумела покорить его сердце.
  Всё это тяжелое время ему было не до любви. Бывая в Шпильберге, он подчеркнуто посещал только спальню маркграфини, и пока двор лихорадило в догадках, кто же станет его фавориткой, Генриха этот вопрос волновал мало. Всему своё время... и вот это время, наконец-то, настало.
   Иногда он себя недоуменно вопрошал: почему так прикипел душой к Стефании? И честно отвечал: потому, что её когда-то увели из-под самого носа. Месть дону Мигелю стала для Генриха делом принципа: принципа божественного главенства над человеком ниже его по положению. Возможно, если бы девицу удалось совратить, Генрих давно уже забыл о златовласой красавице, но... нам особенно дорого только то, что недоступно. Мнимая смерть графини примирила его с утратой, но когда Генрих узнал, что женщина всё-таки жива, желание обладать ей вновь заполонило душу.
  Но со времени получения известия прошло больше полугода: может, семья Стефании уже узнала, что она жива?
  Выяснить это можно было несколькими способами. Во-первых, пригласить упрямого барона в Брно и прямо задать вопрос о Стефании. Но Збирайда вряд ли бы на них ответил, если его крестница скрывается от мужа. Во-вторых, можно было отправиться в дом Збирайды самому, и украдкой расспросить о Стефании близких пану Ирджиху людей.
  После недолгого раздумья Генрих решил пойти вторым путем.
  Воспользовавшись первым же подвернувшимся поводом, маркграф объявил, что хочет поохотиться в угодьях своего верного вассала - барона Збирайды. Старший сын барона вне себя от счастья поспешил к отцу с радостной вестью, зато двор находился в состоянии полнейшего недоумения, пытаясь понять, что происходит. Время для охоты было выбрано неудачное, особенно для такого опытного охотника как Генрих.
  Но государи не обязаны ни перед кем отчитываться, и в конце апреля маркграф появился во владениях Збирайды, не слишком обрадованного такой честью.
  
  
  ЕЛЕНКА.
  Когда старший сын Збирайды Тадеуш поведал отцу о грядущем визите маркграфа, изумленного пана Ирджиха охватили противоречивые чувства. Конечно, он был горд, что Генрих решил почтить своим визитом Чёрный лес. Но его приезд, мягко говоря, показался барону странным.
  - Охота? - без обиняков высказал он сыновьям. - На юбки девок? Неужели в Брно их недостаток или при дворе шлюхи вдруг перевелись? А на какого ещё зверя охотятся в это время года?
   - Может, на уток? - нерешительно пробормотал Тадеуш.
   Сыновья побаивались грозного родителя, и поэтому больше помалкивали в ответ на его резкие замечания. Вот и сейчас Збирайда вскипел от глупости отпрыска.
   - Они после перелета едва живые, никакого мяса. Да и нет в моих угодьях крупных гнездовий. Для этого озера или плавни нужны. Не будет же маркграф по самое... - тут он выразился весьма неприлично, - лазить по нашим непроходимым болотам? Приятнее занятия не нашлось?
   Тадеуш вжал голову в плечи. У отца к нему и его жене Марженке было слишком много претензий, которые барон высказывал прямо:
  - Мне самому заняться твоей женой или сговоришься с кем-нибудь из друзей, если сам не мужчина?
  - Отец!
  - Где внуки или ты ленишься взгромоздиться даже на свою жену? Перевелся род Збирайдов: Карел с беспутными девками спит, а невесту до сих пор себе не выбрал, ты же...
  Пока отец энергично перепирался со старшим сыном, младший задумчиво молчал.
  На какую достойную партию мог претендовать младший сын? А Карелу хотелось жениться хорошо, чтобы в дальнейшем, когда умрет отец, не оказаться ни с чем. Можно было попытать счастья при дворе того же Генриха, но барон любил младшего сына и не желал с ним расставаться, упорно сватая ему то одну, то другую девушку из соседских семей.
  Тем временем между отцом и старшим сыном зашёл разговор уже о второй сестре - Еленке.
  - Еленку срочно отправить в Лукаши под надзор сумасшедшей Анельки. Как бы она не блажила, глаз не спустит с ветреной девчонки. И в кого она только такая?
  Братья затаённо улыбнулись. Они бы могли ответить на этот вопрос, но затрещину получать не хотелось. И если Стефка росла всеобщей любимицей, то её младшая сестра была сущим наказанием.
  Елена была тоже красавицей, но на другой лад, унаследовав черные буйные кудри своей матери и высокие венгерские скулы под раскосыми глазами красивого иссиня-черного цвета. Яркие губы ей достались от отца вместе с тонким выгнутым носиком. Была она пухленькой, дерзкой и весьма соблазнительной: никаких даже намеков на ангелоподобность старшей сестры в её возрасте.
  А уж характер! Дерзкая, непослушная, своевольная...
  С ранних лет Еленка вела себя неподобающим образом для паненки высокого происхождения. В детстве её то и дело ругали за разорванные юбки и сбитые в кровь коленки, снимали с деревьев, вылавливали из воды, где она с деревенскими мальчишками ловила раков. Хеленка с боем мыла ей уши, расчесывала сваленные в колтун локоны, штопала вечно драные чулки.
  Позже, едва Елена подросла, чтобы влезть без последствий на коня, она увлеклась охотой. Да так, что Збирайда сколько не ругался, ничего поделать не мог. В любую погоду: в жару и стужу, в дождь и снег, закутавшись в крестьянские овчины, и в окружении своры преданных собак носилась она по лесу от рассвета до заката, добывая зверье, но и страшно рискуя напороться на подраненного кабана, а то и на медведя.
  - Ничего не боится, - жаловался Збирайда экономке, - совсем безумная! В её возрасте паненки шьют приданое да мечтают о женихах, а эта... вся в репьях, в грязи, пропахла лошадиным потом и псиной, тьфу! Пугало, а не девушка, и это при её-то красоте!
  - Может приохотить паненку к чтению, - заметила Хеленка, - сейчас появилось столько книг, где описывается мир, рыцарские приключения. Мой отец недавно привез одну такую из Брно. Называется "Книга о разнообразии мира", написанная итальянским путешественником Марко Поло. Очень увлекательное и познавательное чтение. Еленка - умная девушка, она поймет, что в мире есть ещё немало интересного, помимо охоты на лис.
  Збирайда к книгам относился с большим уважением, хотя никогда их не читал. А зачем? Он и так умный! Но если, прочитав какого-нибудь из мудреных сочинителей, Елена наконец-то повзрослеет, то он согласен развязать кошелек. Благо, печатные книги стоили значительно дешевле рукописных. До этого случая в замке хранился только Часослов, да и тот был военной добычей, привезенной из похода то ли прадедом, то ли дедом барона и, конечно же, Библия, составляющая наряду с облачением и чашей для причастия утварь местной часовни. По этим двум книгам учились читать по-чешски и по-латыни все поколения Збирайдов, в том числе и Елена.
  Дело покупки книг было поручено Карелу, который в своё время без особых успехов закончил артистический факультет Пражского университета. Молодой человек съездил в Брно, посетил книжную лавку. Покрутил в руках несколько фолиантов, и выбрал те, которые посчитал интересными для девушки пятнадцати лет. Если бы Збирайда знал, чем обернется эта затея, он не только не дал денег на покупку книг, но приказал бы развести во дворе большой костёр и спалить всю эту любовную ересь!
  Неожиданно Елене понравилось чтение: у неё обнаружились острый и пытливый ум, прекрасная память и жажда знаний. Охота была отставлена в сторону, собаки и лошади временно забыты, и она углубилась в книги, пропахшие характерным духом куртуазности той эпохи: 'Тристан и Изольда', 'Роман о Розе', 'Ланселот, или рыцарь телеги'. Романтичные истории рассказывали о вечной любви, преданности, страсти, рыцарских турнирах, прекрасных дамах, королях и героях.
  Отрываясь от увлекательных страниц, девушка теперь видела не милые пейзажи сельской жизни, а скучный и тоскливый мир, заполненный мычанием коров, запахом навоза, руганью крестного с приказчиками и вонью варящегося на заднем дворе мыла. Какая тоска!
   Поначалу барон не мог нарадоваться на крестницу. Елена оставила мальчишеские замашки, и в чистейшем чепце и опрятном платье сидела рядом с Хеленкой, старательно, учась шить. Вид у девушки стал задумчивым и мечтательным, а в прекрасных глазах светилось явственное ожидание грядущей любви и приключений. Она словно грезила наяву, мечтая о принцах, турнирах, подвигах и славе.
   - Всё,- обрадовался, потирая руки, довольный Збирайда,- наконец-то эта егоза стала на женщину похожа. Теперь можно её замуж выдать, да сбросить с плеч эту докуку.
   Но когда он пригласил в гости своего ближайшего соседа вместе с сыном на смотрины, то его матримониальные планы потерпели сокрушительное фиаско.
   - Никогда! - топнула ногой упрямица. - Почему я должна выходить замуж за этого деревенщину? От него пахнет овцами и вид как у тупого барана. Я хочу как и Стефка поискать себе жениха в Брно.
  Напоминать о потере обожаемой дочери Збирайде не стоило: тот мгновенно вышел из себя.
   - Скорее я вместо шляпы надену себя на голову колпак шута! - кричал он на насупившуюся девчонку. - Ты выйдешь замуж, на кого я укажу, иначе не видать приданого, как собственных ушей! Останешься в девках!
  - Лучше так, чем стать женой свинопаса! - Елена никогда не лезла за словом в карман.
  - Кто свинопас? Это Владек-то? На себя посмотри! Давно ли сама перестала быть похожей на грязную холопку? Парень крепкий, здоровый, и с головой у него, в отличие от тебя, всё в порядке.
  - Ну и женитесь на нем сами, а я хочу в Брно!
  - Ты попадешь туда только после моей смерти!
  - Тогда и Владек меня получит только в саване!
  Збирайду чуть не разорвало от злости.
  - Еленка такая же шлюха как и её мать, - ревел он в гневе, обращаясь к экономке, - ну чем ей Владек не понравился?
  Хеленка лежала на их общей кровати, и устало наблюдала за мечущимся по комнате бароном. Прошедший день был не из легких: варили мыло, проверяли оставшиеся после зимы припасы да ещё она умудрилась сбегать в лес к своей прихворнувшей бабке. И вот теперь ещё Збирайда с Еленкой. После смерти Стефки у женщины в душе поселилась стойкая тоска, отравляющая всё вокруг. Но жизнь продолжалась.
  - Не по душе панночке пан Владек, - легко перевела она дыхание, - такие вещи случаются. Она столь юна: подберет ещё себе жениха.
  - Но только не в Брно! - отрезал пан Ирджи. - Хватит с нас беды со Стефкой.
  Хеленка страдальчески поморщилась. Она не хотела этого слушать, не хотела вспоминать: слишком больно и тяжело.
  - Еленка может найти свою любовь и в другом месте. Незачем торопиться.
  В общем-то, Збирайда согласился бы с умницей Хеленкой, если бы не тайный страх, всё это время неотступно терзающий его душу. Несмотря на все недоразумения и постоянные ссоры, он любил свою младшую дочь, поэтому боялся, что с ней тоже что-нибудь случится, и он потеряет Еленку, как потерял в своё время Стефку. Вот если бы удалось её выдать замуж за какого-нибудь хорошего парня по соседству, тогда всегда можно было бы навестить дочь или самому пригласить молодых в гости. Так нет, юная ослица упиралась и не желала становиться счастливой, отвергая подходящих женихов!
  И вот когда пан Ирджих и без того был в сомнениях и тревоге, раздумывая, что делать с непокорной дочерью, на его несчастную голову ещё свалился маркграф: как лишний петух в переполненный курятник.
   В замке заканчивались последние приготовления к приему важного гостя: слуги с ног сбивались, расстилая во дворе и в доме хранящиеся в кладовых ковры, на кухне жарилось и пеклось огромное количество снеди, а Хеленка выволокла из дома бьющуюся в истерике Елену.
  - Так надо, - убеждала упрямицу экономка. - Маркграф не тот человек, с которым порядочная девушка может чувствовать себя в безопасности.
  - Но я хочу увидеть двор, нарядных и красивых кавалеров, - со слезами протестовала Еленка, - что здесь плохого?
  - Эти кавалеры всего лишь толпа беспутных хлыщей, которые только и мечтают лишить невинности девушку, не давая клятв перед алтарем! - резко оборвала её стенания Хеленка, подталкивая девчонку к лошади.
   И только увидев, как Еленка в сопровождении холопа исчезает в направлении замка Лукаши, экономка чуть перевела дыхание.
   Когда было нужно Збирайда мог показать и широту души, и хлебосольство. Хотя цель визита маркграфа была ему не понятна, он всё же закатил великолепный прием в его честь: ломящиеся от угощения столы, льющееся рекой только что сваренное пиво, музыканты на хорах. Правда, Генрих прибыл только с наиболее приближенными дворянами, поэтому наплыв народа оказался меньшим, чем ожидал барон.
  - Вы, наверное, поражены моим приездом?- без обиняков спросил государь, милостиво обращаясь к хозяину. - А между тем вы первый из моих баронов, гостем которого я решил стать уже в качестве маркграфа. Знаете - почему?
  - Бог мой, какая разница - почему? Разве ваш визит не самая большая награда, которую я получил на склоне лет от своего господина? - спросил польщённый Збирайда.
  - И всё-таки причина есть, - горько вздохнул Генрих, - до сих пор считаю себя виноватым в краже вашей крестницы. Мне так жаль девушку.
  - Мир праху моей голубки, - перекрестился барон, - не вините себя, государь: ей на небе теперь хорошо.
  Казалось, всё уже сказано, но маркграф вёл себя как-то странно. Немного помявшись, он выдержал довольно длительную паузу и неуверенно добавил:
  - Вы уверены, что она мертва?
   Это была очень болезненная тема. У Збирайды и сейчас мороз прокатывался по коже, когда он вспоминал, что произошло в его доме после прибытия гонца с известием о смерти дочери. Черное безжизненное лицо Хеленки, плач и проклятия старой Анельки, слезы всей дворни.
  - Ох, - тоскливо поморщился пан Ирджих, - посудите сами: если бы Стефка была жива, разве не прислала бы нам какой-нибудь весточки? Не дала о себе знать?
  Генрих с иронией взглянул на хозяина.
  - Всё бывает...
  Гостеприимный барон выделил гостю самые просторные и богато убранные покои замка. И прежде чем удалиться в спальню, Генрих выслушал отчет доверенных лиц о тайных поисках, которые велись с момента его приезда в замок.
  - Вся дворня о пани Стефании иначе, чем крестясь, и не поминает. Все твердо уверены в её смерти. Помимо младшей крестницы барона - Еленки в замке больше нет ни одной пани.
  - Еленка? - приподнял брови Генрих. - Дочь пани Марии? Но почему я не видел её?
  - Девчонку за несколько часов до нашего приезда отправили в родные Лукаши: её там спрятала от греха подальше, экономка Збирайды - Хеленка.
  Маркграф раздраженно фыркнул. Эти люди точно сошли с ума, приписывая ему необузданное сластолюбие. Можно подумать, что он кинется соблазнять первую встречную деревенскую девчонку, когда к его услугам самые красивые женщины Моравии.
  Во время доклада соглядатаев Генрих расслабленно играл с собаками. Страстный охотник обожал гончих псов и, как выпадала свободная минутка, охотно с ними возился. Вот и сегодня, раздумывая, как умнее распорядиться информацией о Стефке, Генрих с любовью трепал их умные преданные морды.
  - Хеленка, - задумчиво пробормотал Генрих, - всё упирается в эту женщину: мне до сих пор непонятно, почему де ла Верда передал ей выкуп за брачную кровь, хотя так её и не пролил? Какая она?
   Его доверенное лицо Болислав неопределенно пожал плечами.
  - Красивая, - наконец, произнес он, - лет тридцати пяти, с аппетитными формами, уютная, мягкая! Говорят, Хеленка и барон вместе уже больше двадцати лет, и хотя тот не пропускает мимо ни одной смазливой девчонки, ночует всегда в её спальне и очень предан своей холопке.
  - Старый черт, - беззлобно выругался Генрих, - никак не утихомирится, прибавляя мне подданных.
  С этими словами он встал с места, утомленно потянулся и зевнул.
  - Можешь идти спать, - позволил маркграф и камердинеру.
  Свиснув собакам, мужчина направился в спальню, и тоскливо застыл перед монументальным сооружением, мало похожим на кровать. Это больше смахивало на слоеный пирог из-за невероятного количества перин и тюфяков, на которые к тому же надо было взбираться по лестнице чуть ли не под основание бархатного балдахина.
  Маркграф раздраженно вздохнул. Он предпочитал жёсткие и более низкие постели, но данное ложе, прежде всего, демонстрировало уважение к гостю хозяина дома. И мало кто думал об удобстве человека, который до кончика носа потонет в лебяжьей перине, страшась из-за неловкого движения свалиться вниз и сломать себе шею.
  Пока Генрих с тоской взирал на кровать, собаки разбежались по комнате, подыскивая себе поудобнее местечко для сна. Им можно было только позавидовать.
  Но тут мужчина вынужден был насторожиться, заслышав злобное рычание одной из псин, раздающееся с другой стороны кровати. Так как самой собаки из-за горы перин не было видно, маркграф озадаченно обошел сооружение, чтобы взглянуть: что её встревожило? Но к тому времени и все остальные собаки обеспокоенно столпились около собранной в виньетку ткани балдахина. За ним явно кто-то находился.
  Генрих не столько испугался, сколько удивился. Резко осадив псов, которые уже не шуточно собирались разобраться с незнакомцем, он отдернул ткань и замер, пораженный.
   К стене испуганно прижалась очаровательная девушка. Чёрные, буйными кудрями вьющиеся волосы, ладная точёная фигурка, тёмные сверкающие глаза и яркие пухлые губы. Ему бросились в глаза и странный беспорядок в одежде, и (самое непонятное) босые ноги, не только без башмаков, но и без чулок. Генрих никогда не видел Еленку Лукаши, и ему её никто не описывал, но сразу же понял, кто перед ним.
  - Пани? - грозно приподнял он брови, хотя сама ситуация ему показалась весьма забавной.
  Девчонку от него спрятали, а она пробралась прямиком в его спальню. Хороша, нечего сказать! Вот так воспитание дал Збирайда своей младшей крестнице.
  Похоже, сестра скромницы Стефки не страдает избытком застенчивости. Однако так или иначе, но девчонка растерялась. Одно дело - проникнуть в спальню к мужчине, другое - довести визит до конца. Но Генрих не собирался помогать сорвиголове: зачем ему такая докука? И всё же было любопытно: что эта глупышка намерена предпринять?
  Прошло несколько томительных минут обмена взглядами, прежде чем смущенная девушка неловко присела перед ним в реверансе и тихо представилась:
  - Я Елена Лукаши, мессир.
  Генрих устало рассмеялся, раздумывая, уж не позвать ли слугу, чтобы он проводил восвояси назойливую девчонку. День был достаточно утомительным, чтобы ещё морочить себе голову разговорами с местными сумасбродками.
  - И что вам, пани Елена, нужно в спальне мужчины?
  - Я хотела бы с вами поговорить,- прошептала та, опуская глаза.
  - Ночью? Неужели для этого не будет дня?
  - Но меня насильно увезли, - принялась горячо оправдываться юная гостья, нервно теребя шнуровку корсажа, - заперли в Лукаши у бабки: я с большим трудом выбралась оттуда и тайком ото всех проникла сюда. Мне так хотелось вас увидеть, мессир.
  - Зачем я вам понадобился?
  Еленка судорожно перевела дыхание, подняв на него чёрные глаза, и выглядела при этом настолько хорошенькой, что у Генриха поневоле дрогнули губы в улыбке. Положительно, если что хорошего и было у старого чёрта Збирайды, так это его крестницы. Настоящие красавицы.
  - Итак?
  - Разве желание подданной увидеть своего государя предосудительно?
  Надо же, какие обороты речи у деревенской девчонки! Генрих снисходительно хмыкнул.
  - Неужели, это зрелище столь желанно?
  Её глаза засияли таким неподдельным восхищением, что он поневоле почувствовал себя польщенным, особенно когда она робко выдохнула, сложив в мольбе руки.
  - Я и не знала, что на свете существуют такие мужчины... вы... вы такой!
  До красавца Генриху было все-таки далеко, и он прекрасно это осознавал. Но с другой стороны, искренность простодушной девочки не вызывала сомнений, что значительно смягчило его сердце.
  - Как ты здесь оказалась? - ласково спросил он.
  И Елена вновь смутилась. Очаровательно покраснев, она неловко переступила с ноги на ногу.
  - Влезла по стене башни.
  У маркграфа от удивления округлились глаза, и, недоверчиво взглянув на юную гостью, он бросился к окну. Оно действительно оказалось открытым, но когда Генрих высунулся наружу и посмотрел на высоту башни, у него от изумления вытянулось лицо.
  - Но как это возможно? Здесь так высоко.
  Девушка небрежно пожала плечами.
  - Я сняла туфли и чулки, чтобы мне было удобнее нащупывать пустоты в кладке: по деревьям лазать гораздо сложнее.
  Оставалось только гадать, что ей было нужно на деревьях?
  Генрих глубоко вдохнул свежий ночной воздух и оглядел окрестности.
  Было понятно, почему владения Збирайды получили название 'Черный лес'. Замок обступали густые, труднопроходимые леса: даже в темноте на горизонте зловеще выделялись огромные ели. И вдруг он увидел, как где-то в самой чащобе взмыл в небо сноп пламени. Генрих было подумал о пожаре, но озарив всё вокруг ярким огнем, он внезапно исчез так же быстро, как и появился.
  - Кто ещё живет в вашем лесу?
  - Никто, - пожала плечами девчонка. - Разве только...
  Она неожиданно замолчала и у Генриха удивленно округлились глаза. Кого же здесь скрывал Збирайда?
  - Разве только... пани Елена?
  - В чаще есть хижина, где живет старая Агата.
  - Агата?
  - Бабка Хеленки: у нас все её считают за колдунью!
  - Ну что, юная пани, - мягко обратился он к неловко мнущейся девушке, - теперь, когда ты меня увидела, может, поможешь в одном деле?
  - Конечно, мессир, - радостно оживилась она, - я сделаю всё, что смогу.
  - Вот и хорошо, - тихо рассмеялся Генрих, вновь оглядывая кипы перин и тюфяков на кровати,- помоги мне, Еленка, скинуть этот кошмар с постели.
  Девушка с сомнением осмотрела сооружение.
  - Их целый день таскали шесть холопов: все кладовые опустошили, - заметила она, - вряд ли нам удастся всё скинуть.
  - Хотя бы один тюфяк, - философски вздохнул Генрих.
  Елена ловко вскарабкалась наверх и, поднатужившись, они совместными усилиями скинули самую верхнюю перину на пол.
  - Камнями что ли они набиты,- рассмеялся маркграф, - а впрочем, черт с ними. Я так устал за сегодняшний день, что нам и на полу будет хорошо. Не правда ли, ангел мой?
  Еленка испуганно оцепенела. Всё шло совсем не так, как она представляла, с такими усилиями пробираясь в спальню маркграфа. Генрих её неправильно понял: она всего лишь хотела попросить, чтобы он пригласил их с паном Ирджихом в Брно, ко двору!
  В книгах, которые она столь увлеченно штудировала, короли были благородными защитниками прекрасных дев, и те постоянно прибегали к их заступничеству. Здесь же не надо было сражаться с драконами или высвобождать узниц из плена у неверных сарацин: такая пустяковая просьба да она и озвучить её не успела.
  Инстинкт предупредил Еленку об опасности: девушка сообразила, что надо срочно уходить, но по неопытности не знала, как это сделать, чтобы не обидеть маркграфа. Ведь он был гостем в их доме.
  Пока она растерянно мялась, не зная, что предпринять, Генрих скинул шлафорк и подошёл к ошеломленной девушке.
  - Что случилось, милая? - ласково нажал он на её плечи. - Разве ты не хочешь услужить своему сюзерену?
  - Я не смею, мессир, - жалко пролепетала она.
  - Я тебе не нравлюсь?
  - О, государь, разве вы можете не нравится, но...
  - Что же тогда?
  Елена покраснела и испуганно покосилась на валяющуюся на полу перину, и нервный смешок сорвался с её губ. Вслед за ней Генрих удивленно глянул в ту же сторону и расхохотался.
  На с таким трудом устроенной постели в самых вольготных позах разлеглись собаки и, судя по их довольным мордам, считали, что хозяин позаботился именно о них.
  - Похоже, нам все-таки придется спать наверху, - философски заметил Генрих, - благо, ты не боишься высоты.
  И он с утрированной церемонностью предложил ей подняться наверх. Делать нечего, и Еленка, с замершим сердцем быстро взлетела в уютную тесноту между пологом и очередной периной. И пока Генрих карабкался следом, её смятенный ум нашел лазейку.
  Что была для ловкой девушки кучка тюфяков? Нестоящая преграда. И она молниеносно соскользнула вниз с обратной стороны в тот самый момент, когда Генрих уже оказался наверху.
  - Ах ты, плутовка!
  Мужчина попытался поймать беглянку, но скользкие в шёлковых чехлах перины не выдержали двойного перекоса: вся пирамида опасно накренилась, а потом и вовсе поехала вниз вместе с распластавшимся на верхнем тюфяке маркграфом. Еленка едва успела отползти в сторону, когда на пол обрушился тяжелый вал из простыней, подушек и перин, в котором затерялся Генрих.
  Охвативший сердце девушки страх за здоровье маркграфа заставил её броситься к куче.
  - Мой господин, - со слезами позвала она, пытаясь стащить тяжелый тюфяк, - с вами все в порядке?
  Вырвавшиеся из кучи тряпья мужские руки крепко сжали её талию, и ухмыляющееся лицо Генриха оказалось в опасной близости от глаз.
  - Попалась, птичка!
  Елена оцепенела, в смятении глядя в его тёмные, завораживающие глаза.
  - О, мессир....
  Но мужские губы властно и горячо запечатали смятенно лепечущий рот. Это был первый в её жизни поцелуй. Девушка задохнулась от страха и волнения, ощутив пряный привкус мужских губ. Это было так странно, так парализующе опасно. Сердце билось как сумасшедшее, на разум наплывала горячая мгла, и она уже слабо воспринимала мужские властные руки у себя на груди, на бедрах... послышался треск материи, тяжелое мужское тело придавило её к мешанине из постельного белья и тюфяков.
  - О, мессир, пожалуйста... пожалуйста...
  Но что был этот умоляющий голос для распаленного страстью мужчины? Судя по тяжелому дыханию и жадным движениям торопящихся рук, он вообще её не слышал. Задыхающаяся, нечего не соображающая девушка так толком и не поняла, что произошло, когда тело пронизала острая резкая боль внизу живота, а потом и вовсе началось нечто несусветное...
  Когда расслабленно распластавшийся Генрих, наконец, отстранился от горестно затихшей Еленки, у неё едва хватило сил машинально одернуть задранный подол. Бедняжка никак не могла осознать постигшую её катастрофу и поверить в подобное завершение своего девичества.
  Генрих шевельнулся, и с силой притянув её голову, впился крепким поцелуем в губы.
  - Спасибо, милая, я ценю твой дар. Хочешь место фрейлины при маркграфине?
  Елена дико покосилась на его улыбающееся лицо. Конечно, но не такой же ценой! Генрих был так близко, и хотя сотворил с ней невесть что, почему-то не вызывал ни ненависти, ни злости. Не было даже обиды.
  - Я была счастлива угодить вам, мессир!
  Маркграф довольно потянулся, пытаясь поудобнее устроиться посреди тюфяков. Он был в прекрасном расположении духа.
  - Не пора ли нам немного вздремнуть?
  Девушка поняла его правильно. Закусив губу от саднящей боли, она с трудом поднялась с места, испуганно вздрогнув при виде кровавого пятна на тюфяке.
  - Ты убегаешь от меня? - поймал её за подол Генрих.
  - Мне нужно уходить,- тихо пояснила она, - скоро рассветет.
  - Тогда иди.
  Но в голос маркграфа вкралось изумление, когда он увидел, что девушка направляется назад к окну.
  - Милая, для этого случая предназначены двери.
  Еленка невесело улыбнулась.
  - Нет, мессир, я уйду так же, как пришла: этот путь самый безопасный.
  - И ты не боишься ночью ходить по лесу?
  Девушка только удрученно пожала плечами: чего ей теперь, вообще, бояться? Самоё страшное с ней уже произошло.
  - Это мой лес: здесь я дома.
  Уж на что был утомлен маркграф, но не выдержал и всё-таки выглянул в окно вслед исчезнувшей юной сорвиголове: как раз, чтобы увидеть, как она молниеносно преодолев опасный спуск, исчезает за ближайшей кипой деревьев.
  - Вот чертовка! - восхищенно усмехнулся он, возвращаясь в комнату, заваленную беспорядочными грудами тюфяков.
  Его взгляд наткнулся на кровавое пятно, и мысль, пронзившая его, была настолько дерзкой, что сон и усталость мгновенно покинули маркграфа.
  - Эй, кто-нибудь, - приоткрыв деверь, громко позвал он обслугу, - позовите Хеленку, но так, чтобы Збирайда ни о чем не заподозрил!
  Уж как там действовали его люди, Генриху было неинтересно, но спустя некоторое время, порог комнаты робко пересекла женщина в чепце и переднике простолюдинки. Настороженность красивых глаз не сочеталась с тонкими чертами нежного лица, а пышные и уютные формы аппетитной фигуры радовали глаз. Хеленка выглядела невозмутимой, если бы не судорожно теребящие передник руки.
  - Государь, - низко присела эта необычная холопка, - ваши люди сообщили о вашем желании видеть меня.
  И она изумленно оглядела царящий в комнате кавардак.
  - Пресвятая дева! Вы не ушиблись?
  Её серые глаза с такой тревогой взглянули на Генриха, что у него второй раз за ночь разъехались губы в оценивающей улыбке. Ему понравилась и эта женщина Збирайды.
  - Если кто-то и ушибся этой ночью, Хеленка, то не я, - и он красноречивым жестом взмахнул в сторону испачканного тюфяка.
  Теперь экономка Збирайды порозовела, в волнении глядя на Генриха.
  - Кто-то из ваших слуг разбил себе нос?
  - Нет, - хмыкнул он, - это в кровь разбилась чья-то честь. И только от вас будет зависеть: узнает ли об этом Збирайда?
   В глазах женщины отразился страх, и маркграф удивленно осознал, что она его панически боится.
  - Сегодня здесь побывала крестница вашего господина - пани Елена, - пояснил он.
  Поначалу, Хеленка вроде бы не осознала сказанного, но потом все краски покинули её лицо, сделав его похожим на безжизненную маску.
  - Пресвятая Дева, - импульсивно перекрестилась она, - только не это!
  Генрих мрачно усмехнулся.
  - Такие вещи иногда происходят, - сухо пояснил он. - Грех часто смущает мужчину и женщину, но только от тебя зависит: узнает ли кто-нибудь о нём и не будет ли опозорено имя Збирайдов?
  - Чего вы хотите от меня? - у упавшей на колени Хеленки выступили слёзы на глазах. - За что мучаете?
  - Мне нужна вторая крестница вашего господина - пани Стефания.
  Женщина всё-таки расплакалась, горько прикусив губу.
  - Панночка погибла, государь, - глухо прошептала она, - её убили, нашу голубку.
  Генрих испытывающее смерил глазами залитое слезами печали лицо. Так не лгут. Значит, семье Збирайдов ничего не известно о Копфлебенце.
  - Можешь уйти.
  Женщина недоверчиво вскинула на него серые глаза.
  - Да, да, - подтвердил Генрих, - ты мне больше не нужна.
  - Но... пани Елена? - осмелилась напомнить холопка.
  - Я пошутил. Это одна из собак поранила лапу.
  Экономка живо подскочила с места, рассеянно оправляя подолы юбок, и сделала это настолько женственно, что Генрих поневоле обратил внимание.
  - Ты красавица, Хеленка.
  Женщина ошеломленно взглянула на него, но всё же согнула спину в низком поклоне, прежде чем отойти к двери. Даже передвигалась она и то приятно: мягко и бесшумно.
  - И всё же,- окликнул холопку маркграф, когда она уже была на пороге, - будет лучше, если никто не узнает о моей шутке... с пани Еленой!
  
  
  ЧЁРНЫЙ ЛЕС.
  За поздним завтраком проспавший в тот день выезд на охоту маркграф лениво поинтересовался:
  - А где ваша младшая воспитанница? Пани Елена, кажется?
  У пана Ирджиха настороженно поджались уши. Мало того что поднявшиеся до рассвета егеря, загонщики и собаки вкупе с маркграфской свитой напрасно прождали во дворе капризного сюзерена, так он ещё интересуется его дочерью. Так вот на какую охоту приехал этот блудливый государь? Сбывались худшие опасения Збирайды.
  - Девушка гостит у своей бабки, - твердо ответил он.
  - Говорят, она непревзойденная охотница?
  Збирайда принужденно рассмеялся, в ярости пообещав себе вырвать языки болтунам.
  - Какая из глупой девчонки охотница: крестница ещё в куклы играет. Ребенок совсем.
  - Я хотел бы её увидеть.
  Делать нечего: пришлось скрипящему зубами от досады Збирайде послать холопа в Лукаши.
  - Зачем-то ему Еленка понадобилась, - пожаловался он Хеленке, забежав в её каморку после завтрака, - блажной какой-то. Может, утаить девчонку? Сказать, что больна?
  Почему-то эта идея не вызвала одобрения у чем-то озабоченной женщины.
  - Не стоит, - отрицательно качнула та головой, - может получиться только хуже, если кто-нибудь из дворни проболтается: всем ведь рты не заткнешь. Положимся на милость Господа.
  Это было не тот совет, которого ожидал Збирайда, но крепко выругавшись, он всё-таки ему последовал: такова была его вера в разумность Хеленки.
  И вот состоялось второе знакомство Генриха и юной пани Лукаши.
  Они встретились на следующий день во дворе замка. Маркграф со свитой всё-таки спозаранку собрались на охоту, и именно в этот момент прибыла в замок девушка.
  Верхом на любимой кобыле, одетая в благопристойное платье и аккуратный чепец под четырехугольной бархатной шапочкой Еленка приятно удивила Збирайду. Бледная и сосредоточенная на каких-то своих мыслях, она не стала пялить глаза на знатного гостя, кокетничать, хихикать и вертеться. Наоборот, Еленка ни разу не подняла глаз на маркграфа, и только порозовевшие щёки говорили о внутреннем волнении.
  - Пани Елена.
  - Мессир.
  - Молва не лжет, - между тем похвалил маркграф девушку внимательно наблюдающему за этой встречей барону, - ваша младшая крестница - настоящая красавица и ведет себя столь же достойно и обходительно, как подобает пани столь высокого происхождения.
  У Збирайды засосало под ложечкой от дурных предчувствий, хотя видимых причин для тревоги не было.
  - Пани Елена уже просватана?
  - Да, я тут... ничего ещё не решено... - замялся пан Ирджих.
  Лгать он не осмелился, но страх всё сильнее сжимал его душу. Ему не нравился подозрительный блеск в глазах разнузданного маркграфа. 'В Моравии полно красавиц, ну почему, чёрт возьми, он помешался именно на моих дочерях?'
  - В таком деле не надо торопиться, - между тем, лениво заметил Генрих, - такая красивая девушка может рассчитывать на внимание самых завидных женихов маркграфства. Пользуясь случаем, приглашаю вас с крестницей ко двору. Уверен, что маркграфиня охотно окажет покровительство столь очаровательной девице.
  Спешившаяся с лошади Елена согнулась в глубоком благодарном поклоне. После постигшей её катастрофы, она была сама не своя, не зная, что ей делать и как дальше жить с таким позором? Что же, по крайней мере, Генрих не забыл своего обещания.
  - Кстати, я бы хотел также в своей свите обнаружить и вашего младшего сына. Хватит держать его в деревне: пора Карелу послужить своему сюзерену.
  Збирайда побледнел, слушая раздающую милости речь. Всё это было очень почетно, но ему меньше всего на свете хотелось отправлять и Карела, и Елену ко двору.
  - Не знаю даже, как вас благодарить, государь: вы оказали такую честь моему дому.
  - Пустое. Ну а теперь... приглашаю вас, пани Елена, присоединиться к охоте.
  Елена бросилась со всех ног в свою комнату, чтобы переодеться в охотничий костюм и взять свой арбалет и охотничий нож. Бывшая скучной до вчерашнего дня жизнь вдруг изменилась, преподнося всё новые и новые, к сожалению, далеко не самые приятные сюрпризы запутавшейся в своих чувствах девушке.
  И если в роли просительницы ей не особо повезло, то уж на охоте Елена постаралась показать себя с наилучшей стороны, подстрелив в тот день семь уток. Было бы больше, но сплоховали собаки, потеряв парочку птиц в болоте. Тот же Генрих сумел похвастаться только тремя птицами, а Збирайда от тоски вообще ни разу не попал в сколько-нибудь стоящую дичь.
  - Настоящая Диана, - удивленно похвалил девушку Генри, - такая точность выстрела. Пани Елена, вы стоите целого отряда лучников.
  Девушка обрадовано улыбнулась заслуженной похвале.
  Они в окружении людей принца стояли на берегу узенькой речушки и подсчитывали трофеи.
  Маркграф взял её арбалет и пристально осмотрел.
  - Ничего особенного, - пораженно заметил он, - он вам не тяжеловат?
  - Нет. Крестный сам выбирал для него бук и заказывал хорошему мастеру. Он отлично бьёт.
  - Смотря в чьих руках. Ну-ка, пани Елена, попробуйте сбить шишки вон с той ели!
  Надо сказать, что задание Генриха было отнюдь не из легких, учитывая высоту векового дерева, но юная пани только снисходительно прищурилась и, почти не прицеливаясь, сбила ветку вместе с нужными шишками.
  - Нет ничего проще, чем стрелять по недвижимой цели, рассчитывать скорость не надо, - пояснила она свою торопливость.
  - Пани Елена, - глаза маркграфа засветились уважением, - вы королева охоты.
  Что уж говорить о покрасневшей от удовольствия девушке, когда даже Збирайда и тот лучился гордостью за свою крестницу, временно забыв про тревоги.
  Генрих отстегнул от груди золотую брошь и преподнес юной охотнице.
  - Это знак моего восхищения вашим умением.
  И он приколол украшение к душегрейке девушки. Елена зачарованно смотрела, как черноволосая голова маркграфа в парчовом шляпероне с пером склоняется над ней, встретилась взглядом с его темными ласковыми глазами, и вдруг все муки прошедшего дня исчезли как по волшебству.
   'Пресвятая Дева, - ликующе подумала она, - так ведь это он! Тот самый мужчина, о любви которого я мечтала, и он подарил мне свою любовь, а я неблагодарная просто не сознала своего счастья. Это он - мой принц!'
  Конечно, её радость не прошла незамеченной, и Генрих довольно улыбнулся. Любовь этой простенькой девочки была мало завидной добычей для такого опытного соблазнителя, но зато сама она была уж больно хороша. Ах, если бы её сестра хоть раз взглянула на него таким же взглядом!
  Пока мужчины пировали после удачной охоты, Еленка в своей комнате выслушивала сдержанные укоры Хеленки. Экономка была необычайно взволнована, а также недопустимо резка, но девушке и в голову не приходило её оборвать, настолько оправданной была тревога холопки:
  - Пани Елена, я не буду говорить, что вы выбрали не того мужчину: это и так понятно. Но очень опасно вверять свое сердце такому человеку, он не оценит вашего дара.
  - Почему, - огорчилась девушка, - ты так дурно говоришь о маркграфе?
  - Я слышала в бытность в Брно, что когда украли пани Стефанию, он был замешан в её исчезновении.
  Еленка плохо помнила свою сестру, но так как её постоянно попрекали Стефкой, то симпатии к погибшей не испытывала. Попробуйте иметь в старших сестрах ангела. Это совсем не легкое дело: чтобы ни сделала, всё время сравнивают и отнюдь не в твою пользу.
  И вот сейчас, Еленка вежливо промолчала в ответ на доводы Хеленки, не особо им доверяя.
  Холопка видимо это поняла и зашла с другой стороны.
  - Страсть мужчины небезопасна для женщины, - пояснила она упрямой девчонке, - можете забеременеть, и страшно подумать, что сделает тогда пан Ирджих: убьёт ведь вгорячах. Раз так случилось, будем молить Господа не наказывать вас тягостью, но больше ни в коем случае не рискуйте.
  И на всякий случай Хеленка старательно закрыла сумасбродную девчонку на ключ. Ну и чего она добилась? Стоило только холопке уйти, как Еленка нетерпеливо распахнула окно.
  Её задача теперь солидно усложнялась: приходилось, ступая по карнизу, обогнуть практически весь дом, прежде чем попасть к угловой башне, в которой размещался маркграф.
  Дождавшись, пока стихли звуки пира и мужчины разошлись, девушка сняла с себя всё, кроме рубашки, завязала подол узлом высоко над коленями и вылезла из окна на узкий, местами выщербленный временем карниз.
  Ночь выдалась темной, луна ещё не выкатила свой багряный шар из-за горизонта, поэтому края скользкого от мха уступа было видно плохо и она передвигалась медленно, осторожно нащупывая дорогу босыми ногами.
  Желание добраться до цели было столь велико, что Еленка не ощущала ни страха, ни испуга, даже когда иногда срываясь нога повисала в пустоте. Цепляясь за камни кладки, девушка совершила весьма рискованное путешествие вокруг всего дома на уровне второго этажа, пока не добралась до башни и не постучалась в ярко освященное окно спальни маркграфа. Проклятые псы сразу же разлаялись, но предвидевший подобное безумство Генрих быстро распахнул окно и втащил её в тепло комнаты.
  - Вот сумасшедшая девка, - беззлобно выругался он,- ты же могла разбиться.
  Но Еленка только очарованно заглянула в его улыбающиеся глаза.
  - Меня заперли, и иначе я не смогла бы к вам попасть.
  Маркграф не без доли восхищения упрямством девчонки осмотрел фигурку в одной разорванной рубашке, с завязанным подолом, с исцарапанными и разбитыми в кровь голыми ногами, с разлохматившимися волосами и ярко блестящими глазами. Она, конечно, выглядела как пугало, если бы не эта бьющая через край энергия.
  - Зачем же ты на этот раз предприняла такое опасное путешествие, дитя мое?
  - Я пришла, мессир, потому что вновь хотела увидеть вас.
  Он ласкающим жестом убрал со щеки спутанную прядь, заглядывая в сияющее ликованием лицо. Елена была столь очаровательна в своём непосредственном обожании. И чтобы девушка привела себя в порядок, Генрих любезно предложил ей кувшин с водой и свой парчовый шлафрок.
  - Выпьете со мной вина, пани Елена?
  И Генрих подал гостье кубок со сладким вином. Еленка с замиранием сердца ощущала, как сладкий озноб потрясывает всё тело: озноб возбуждения и предчувствия чего-то необычайно прекрасного, что окончательно изменит всю её жизнь.
  Между тем беседа с Генрихом оказалась далёкой от романтичности. Они не спеша обсудили прошедшую охоту, осмотрели на пару крутящихся под ногами собак, обсудили секреты парфосной охоты, поделились рецептами приманок.
  - Я читал руководство по соколиной охоте, так там написано, что птиц перед самым выездом нужно держать пару дней голодными, - не спеша рассказывал сидящий перед ней маркграф, потягивая вино, - иначе они будут тяжелы на подъём.
  Елена с соколом не охотилась, но внимательно выслушала его соображения. Беседа была по-своему интересной, если бы не дрожащая струнка изнутри, которая тоскливо ныла в жажде совсем других слов. Генрих же всё толковал об охоте. Но может так и надо? И это великое счастье, что столь красивый и могущественный мужчина уделяет своё внимание простенькой девчонке? Ах, если бы знать. Но девушку с пеленок натаскивали на совсем другие дела: как варить мыло, как рассчитать запасы на зиму, как заставить работать ленивых холопов, как не дать обмануть себя приказчикам.
  Еленка нервно опорожнила кубок. Вино пьянящим жаром зажгло кровь, опалило щёки, затуманило голову и заставило беспечно смеяться даже над тем, что не было смешным.
  - Вы говорите колпачок для сокола, всё равно, что шоры для осла?
  Почему это обстоятельство вызвало у неё смех, было непонятно, но Генрих весьма благосклонно наблюдал за её разрумянившимся весельем лицом.
  - О, шоры бывают не только у ослов, но и у некоторых дуэний, - подлил он ей ещё вина. - Вот и Хеленка вас явно недооценила. Она была кормилицей вашей старшей сестры?
  - Нет,- удивилась Еленка тому, что речь вдруг зашла о покойнице Стефке, - Хеленка покинула Лукаши незадолго до её рождения. Моя бабка не устает об этом говорить, поминая недобрым словом крестного, выкупившего холопку для... Но почему вас это интересует?
  - Да так... Вам нравится вино?
  Девушка согласно кивнула захмелевшей головой.
  - Вы смелая и отважная девушка, пани Елена, - заметил Генрих, - и на плечах у вас неглупая головка, но надеюсь, понимаете, что оказавшись в Брно, уже не сможете вести себя также. Я женатый человек, а благоразумие иногда более необходимо пани, чем отважное сердце и красота.
  Девушка растерялась. Эта отповедь подействовала на неё отрезвляюще.
  - Я понимаю, - виновато поникла она головой, - но мне показалось...
  Генрих сухо улыбнулся.
  - Я не вправе лишать вас будущего, предложив малопочтенное место любовницы при своей особе. Вы достойны большего.
  Еленка смущенно съежилась под его похолодевшим взглядом. Внезапно она отчетливо ощутила, что её босые ноги грязны и исцарапаны, а волосы растрепанные и всклокоченные. Волна унизительного стыда захлестнула её, сразу же сделав настолько несчастной, что девушка на мгновение пожалела, что не сорвалась с карниза по пути сюда.
  - Да, мессир, - прикусила она губу, борясь со слезами, - конечно. Я понимаю, что ошиблась.
  - Нет, дитя моё, ты не ошиблась, - мягко поправил её собеседник, - ты просто слишком доверилась своему сердцу, позабыв о рассудке.
  Теперь Еленка думала только об одном: каким образом быстрее исчезнуть отсюда.
  -Мессир, - смущенно прошептала она, - тут такое дело... не могли бы вы оставить меня на несколько минут одну?
  Генрих понимающе улыбнулся, подумав о ночном горшке.
  - Конечно, пани Елена. Меня не будет некоторое время... не стесняйтесь.
  И он добросовестно выполнил обещание, чтобы вернувшись обнаружить, что девчонка исчезла в темноте ночи. Как пришла, так и ушла: без слёз, без жалоб, без упрёков.
  Больше маркграф смелой охотницы не увидел. На вопрос о том, где его крестница, Збирайда хмуро ответил, что заболела старая Анелька и Еленка вернулась в Лукаши.
  Генрих мало поверил в такое объяснение, но оно его вполне устроило
  Когда три дня спустя он покидал владения Збирайды, младшая крестница барона была окончательно забыта, зато в его отряде ехал покидающий дом отца Карел. Вот с этим-то молодым человеком после долгих раздумий и решил связать маркграф надежды на возвращение пани Стефании.
  
  
  КАРЕЛ.
  Карел знал, что крестница отца Стефания Лукаши - его кровная сестра.
  Всё раскрылось, когда он в своё время попросил родителя засватать ему красавицу-соседку. Лукаши был не ахти какой лен, но девушка уж больно хороша. И вот тут багровый от стыда Збирайда и открыл отпрыску семейную тайну.
  - Выбрось из головы, Стефка - твоя родная сестра.
  - Но... как, - потрясенно поинтересовался сын,- как такое могло произойти, ведь покойная пани Лукаши...
  - А так, - резко оборвал расспросы отец,- как это и происходит обычно: ничего нового я не придумал!
  - А Еленка? - ошеломленно осведомился Карел.
  Здесь Збирайда замялся, прежде чем дать ответ.
  - Скорее всего, - смущенно хмыкнул он, - она мне также дочь. Хотя её мать была такой шлюхой... она могла забеременеть и от покойного Януша.
  Странное заявление, но вполне в отцовском духе.
  Потрясение от таких откровений прошло не скоро, но что эти две девушки - его сёстры Карел уяснил твердо. И какая разница, с какой стороны одеяла они были сделаны: кровь есть кровь!
  И вот теперь он озадаченно выслушал откровения маркграфа, касающиеся одной из его сестер.
  - У меня к тебе необычное поручение, - обратился к нему Генрих в приватной беседе, - но если его выполнишь, я щедро отблагодарю за услугу.
  Проблема всех младших сыновей той эпохи заключалась в том, что кроме имени им ничего не доставалось от семейного наследия. Всего в жизни приходилось достигать самим, преданно исполняя капризы сюзеренов. Не мудрено, что Карел обрадовался, услышав такое предложение от маркграфа.
  - Думаю, ты умеешь хранить тайны?
  - Вы можете быть полностью уверены во мне, мессир.
  Генрих довольно кивнул головой.
  - Речь пойдет о крестнице твоего отца - пани Стефании.
  Карел напряженно ждал продолжения. Причем здесь покойная сестра?
  - Пани жива! - огорошил его маркграф. - Она томится в плену у трирского барона фон Валленберга.
  Молодой человек изумленно воззрился на сюзерена.
  - Женщину нужно вернуть на родину, - пояснил свою мысль Генрих, - но так, чтобы об этом никто не узнал. Конечно, у неё есть муж, но в свое время он завладел пани Стефанией при помощи открытого разбоя и клятвопреступления. Нельзя женщину возвращать в столь недостойные руки. Ты должен потребовать у фон Валленбергов выдачи пани Стефании от имени вашей семьи, но самого пана Ирджиха пока посвящать в эти дела не надо: пока ни к чему.
  Маркграф остановил на собеседнике многозначительный взгляд.
  - Я особо заинтересован в этой женщине. Ты понял меня?
  Конечно, понял. Чего ж тут не понять? Можно только представить, что с ним сделает отец, если узнает, что он собственную сестру сделал наложницей Генриха. Удушит собственными руками! Но Карел, не в пример родителю, отличался хладнокровием. Предложение блудливого сюзерена нужно было всесторонне обдумать, прежде чем на что-то решиться.
  - Я должен предложить фон Валленбергу выкуп или действовать другим путем?
  Генрих тонко ухмыльнулся.
  - Валленберги в твоих руках. Скажи трирцу, что условия сделки нужно выполнять, если он не хочет неприятной огласки. Барон всё поймёт и не будет упрямиться. Короче, делай, что хочешь, но отбери у трирца пани Стефанию.
  Вот с этим приказом Карел был вполне согласен.
  - Я сделаю всё, что в моих силах.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"