Гаан Лилия Николаевна : другие произведения.

Журнал, указка, мел, очки

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Повесть о работе современного учителя. Мы все когда-то учились в школе, водили туда детей и, так или иначе, причастны к тому, что происходит в её стенах. И хотя на эту тему уже немало сказано, всё же данная повесть раскрывает некоторые тайны педагогики, малоизвестные непосвященным, и позволяет заглянуть за кулисы школьного образования. Главная героиня - учитель русского языка Жанна Ивановна, всю жизнь положившая на "алтарь педагогики". Остроумно и с иронией рассказывает она о своих взаимоотношениях с учениками, начальством и коллегами по школе. Несмотря на все трудности выбранного поприща, Жанна Ивановна любит эту непростую работу и делится воспоминаниями о наиболее забавных и тяжелых ситуациях, в которых оказывалась на протяжении всей своей учительской карьеры. Описывая свою жизнь в стенах школы, главная героиня пытается ответить на главный вопрос: что же заставляет учителя, несмотря на мизерную зарплату и падение престижа профессии, оставаться верным своему призванию?
  
  
   Возможные совпадения с реальными событиями
   и лицами являются случайными.
  
  Этот январь выдался на редкость морозным. И, о диво, побил все рекорды по солнечным дням. Да-да, я прекрасно знаю: мол, область высокого давления, морозы, солнце и прочее. Но уверяю вас, в так называемом, умеренном климате вовсе не факт, что морозы и солнце будут идти рука об руку.
  Помню, с каким трудом я привыкала к тяжести сырого, рыхлого и вечно хмурого неба в первые годы после переезда на юг России. Вечная хмарь давила, доводила до зубной боли, раздражала, делала меня угрюмой и больной.
  И вот вдруг солнце! Ни день, ни два, а целых три недели. Я от него уже отвыкла и с недоверием щурюсь на сияющий золотистыми искрами снег, прислушиваюсь к хрусту наста под ногами. Увы, но привыкаешь даже к плохому.
  Окна заткал шикарный иней: такого изумительно сказочного леса не создаст даже самый гениальный художник.
  - Жан Иванна!
  Вздрогнув от неожиданности, я вернулась в мир реальности и перевела взгляд от замороженного окна на веснушчатого ребенка, который рьяно совал мне под нос результаты своих трудов. Натянув на нос очки, я рассеянно взглянула на шедевр и обреченно поникла. С белого альбомного листа на меня взирал словно выходец из параллельного мира странный заяц. Мутант стоял на задних лапах, вытянув передние в международном знаке "SOS" и ощерив страшные зубы величиной как раз вполовину тщедушного палкообразного тельца. Видимо, плохи дела у лесных жителей, если их в таком виде изображают простодушные дети, иллюстрируя классиков позапрошлого века.
  - Неплохо, Оксаночка, совсем неплохо.
  Современная педагогика в этом вопросе непреклонна: хоть какого страшного монстра изобразит ребенок вместо птички или рыбки, хвали, иначе у него разовьется комплекс неполноценности и вместо великого художника из него выйдет спившийся бомж из подворотни.
  - Что мне?
  Современные дети необыкновенно меркантильны, и поэтому в ответ на деликатное "4" ребенок тотчас взрывается:
  - А почему не "5"?
  Зайчик на любой вкус "подгулял", но ребенок в кои-то веки хоть что-то сделал самостоятельно, поэтому яростно требует, чтобы его оценили по самому высшему разряду. Ему от силы лет двенадцать, но он уже хорошо усвоил: чтобы добиться своего, нужно цепко хватать за грудки и трясти, трясти и трясти.
  Этому их заботливые мамы дома учат: чуть не по тебе, бей прямо в морду! И неважно, кто перед тобой: учитель, одноклассник или мчащаяся мимо по своим делам собака.
  Как вы уже догадались я - учитель. И кстати, любящий детей учитель, но к ювенальной педагогике, делающей из нормальных мальчишек и девчонок инфантильных избалованных уродов, отношусь резко отрицательно. Все эти бесконечные заботы о "свободном и раскрепощенном ребенке", которому ничего нельзя запрещать и за малейшее усилие вознаграждать, приведут к тому, что мы вырастим поколение беспомощных и опасных для окружающих хамов.
  Ладно, это я так... ворчу по-стариковски. А чтобы вы хотели? Вот уже более четверти века я изо дня в день вхожу в класс, и слова "Здравствуйте, дети!" рвутся из моих уст, стоит пересечь порог любого помещения. Наверное, я произнесу их, пересекая на носилках порог морга. Представляю, как сразу же подскачут покойнички... Ой, что-то меня не туда занесло.
  Звонок.
  Вот за что я люблю свою работу? Как бы плохо не складывался урок, какого бы дурака не валяли дети, учитель точно знает: сорок пять минут и он свободен. За годы своего педагогического подвижничества я сумела так себя настроить, что покидая под пронзительный звон класс, полностью забываю обо всех неприятностях, случившихся на уроке. Хоть как выводи меня из себя: рви и жуй тетради, издавай утробные запахи и звуки, плюй в лицо соседу и хрюкай под партой - всё тут же исчезает из памяти, стоит мне выйти в коридор. И какие бы грозы и молнии я не метала на уроке, звонок умиротворяет меня, делая освобожденной от скопившегося негатива.
  А ещё говорят, что в работе учителя самое приятное - благодарность детей. Не дождетесь! А сами мы много умилялись на своих учителей? Зато назовите мне профессию, где бы человек становился счастливым каждый час и по шесть раз на дню? И хотя я люблю свою работу, наверное, в каждом из нас по-прежнему живёт ученик, который искренне радуется, заслышав пронзительные трели. Заложенный с детства рефлекс: если звонок, значит свобода, счастье, веселье.
  Кто-то сказал, что взрослые - это постаревшие дети. Тогда получается, что учителя - это взрослые, добровольно заточившие себя в мире детства.
  Иногда это настолько очевидно.
  Помню, валяюсь я на пляже в Сукко под Анапой (жара, на небе ни облачка, безветренно) и подумываю: не пора ли спрятаться куда-нибудь под крышу, пока солнце не изжарило до головешки? Судя по деловито скручивающим коврики соседям, все такого же мнения, и вдруг пляжная тусовка окаменело замирает, глядя на один из утесов. Я недоуменно поворачиваю голову в ту же сторону и обреченно поникаю.
  Пожилая дама лет шестидесяти резвая как пионерка сталинских времен волочит отряд осоловевших от жары измученных детей на приступ скалы, бодро покрикивая что-то типа: "кто шагает дружно в ряд, пионерский наш отряд!"
  Некоторым из шокированных наблюдателей показалось, что это мираж, другие громко возмутились, а супруг радостно ткнул меня в бок:
  - Глянь, очередная твоя коллега. Это как же надо свой скворечник на солнце прожарить, чтобы такое учудить?
  Весь пляж угрюмо покосился на меня. Блажная тетка далеко, а я-то рядом. Можно и пнуть, и плюнуть. Спасает меня от суда Линча только жара: в такую погоду лягаться, ругаться да ещё переться куда-то могут только буйно помешанные... и учителя.
  А что вы хотите? Нас так партия воспитала. И не важно, как она называется: коммунистическая или демократическая. Всё равно: в жару и в холод, в любой части нашей необъятной родины можно встретить всклокоченную тетку во главе уныло бредущей или радостно рассыпающейся во все стороны группы детей. Бедолага орет во все горло, призывая воспитанников к порядку. В её глазах застыл испуг (вдруг кто-нибудь потеряется или попадет под машину?), лицо сурово перекошено, волосы дыбом, а в руках кучи детских курток, сумок, и даже за спиной маячит доска скейтборда.
  Вот так, по моему мнению, выглядит портрет современного педагога. Ну, разве только ещё водрузить на нос очки...
  
  
  ДЭН И КАБАЧКОВЫЙ КОРОЛЬ.
  Вот интересно, кому первому пришла в голову мысль, что дармовая детская сила может заткнуть прорехи в любом производстве?
  Если вспомнить собственное детство, то куда нас только не "бросали": и осклизлую капусту в овощехранилище перебирать, и макулатуру собирать, и помойки выгребать, а уж металлолом! Выть хочется, вспоминая горы старых кроватей и изъеденных ржавчиной детских санок загромождающих школьные дворы.
  И всё время пионеры и комсомольцы помогали родине, подшефному колхозу, армии, лично дедушке Брежневу, а на вырученные средства собирали посылки голодающим детям Анголы, Вьетнама, Южной Африки и ещё не помню кому.
  Могу представить, как они объедались на эти деньги.
  Современную молодежь на такие штуки не проймешь - чёрствые! Надо же, им почему-то ничуть не жаль умирающих от голода в Суринаме. Интересно почему?
  Вот и приходится местному фермеру, когда он нуждается в рабочей силе кланяться местному главе администрации. Тот же, особо не заморачиваясь, набирает номер телефона директора школы и отдает приказ. И всё: наши запуганные подхалимы директора, судорожно цепляющиеся за скудные школьные кормушки, способны даже на опыты отдать детей лишь бы только угодить своим царькам.
  В тот год у нас директорствовала Анна Гестаповна. Конечно же, у неё было другое отчество, но стоило только этому "фюреру" впервые переступить порог школы, как наблюдательные дети мгновенно прицепили стервятнице кличку. Прозвище так к ней приклеилось, что в разговорах между собой её иначе и не называли.
  Тощая, со зверским выражением на редкость непривлекательного лица да ещё с нелепыми претензиями на высокомерность Анна Гестаповна вошла в многочисленную плеяду наших директоров как самый мерзкий и противный экземпляр.
  Баба пробилась к власти из простых учителей, минуя даже стадию завучей, поэтому обладала просто уникальной несговорчивостью: любое даже самое разумное возражение она воспринимала как личное оскорбление, покушение на её с таким трудом завоеванное место. Мстила долго, с наслаждением втаптывая человека в грязь и пакостя по мелочам. Короче, с таким дерьмом связываться было себе дороже.
  И вот в один из особо жарких июньских дней Гестаповна пригласила меня в кабинет. Перекрестившись про себя, я осторожно переступила порог "пыточной": кроме всяческих гадостей мне ждать от неё было нечего. И я оказалась права.
  - У Морозова (это наш местный плантатор) травой поля зарастают, - пробурив меня недовольным взглядом, рявкнула она. - Соберите детей и завтра на прополку.
  - А...
  - Вы поняли приказ?
  - Да, - малодушно проблеяла я.
  - Выполняйте! И помните, что я здесь директор, а не вы.
  Кто бы в этом усомнился? Чтобы подчеркнуть свою значимость, Гестаповна приказывала учителям вытягиваться по стойке смирно, когда она заглядывала в кабинет. И если ты, на ходу роняя журнал и очки, не подскакивала с места, когда её мерзкая физиономия показывалась в дверях, садистка на протяжении месяца изводила ослушницу придирками и нелепыми поручениями.
  Собрать детей в середине июня - задача не из простых. Они ведь на каникулах, и вовсе не жаждут полоть сурепку на полях. Напрасно я трезвонила по всем номерам телефонов, которые у меня были, умные подростки, увидев кому понадобились, элементарно отключались. И все же нашлись и те, что по неосторожности или простодушию попались в закинутые сети. Какие только причины отказа не называли в спешке бедолаги, но я ведь недаром почти тридцать лет в школе, мне перечить тоже нелегко.
  В результате к 7 часам утра к школе подтянулись несколько во весь рот зевающих десятиклассников: три мальчика и пять девочек. Причем двое без тяпок. Это всегда так. Приглашаешь мести - волокут ведра, белить деревья - надрываются под лопатами. Дети, что с них взять!
  Но опытного педагога не обмануть. Я заранее вооружилась пятью тяпками, точно зная, что минимум две принесенные из дома сломаются через пять минут работы. Так и представляется картина: ночь, весь городок мирно спит, а в уединении сараев при свете луны хитрые дети тихонько подпиливают тяпки. Да так, чтобы с виду орудия труда были целыми, но стоило ими замахнуться, как они рассыпались бы как стеклянные.
  Дергаясь, дымя и бренча к школе подкатил остов автобуса, помнившего, наверное, ещё ударные годы первых пятилеток. Откуда наши фермеры достают такие экземпляры, что они делают, чтобы те ездили - тайна, завернутая в загадку. Вообще-то, довольно забавно ехать в таком монстре, меланхолично наблюдая как мелькает асфальт в дырах под ногами, да то и дело стукаясь лбом или носом о сидения впереди.
  - Это всё? - мрачно спросил водитель.- Говорили, что будет двадцать пять человек.
  Это списочный состав моего класса, включающий двух инвалидов с ДЦП, пять астматиков и прочих лиц, которым категорически запрещен физический труд. С чего Гестаповна решила, что забыв про болячки, они кинутся спасать урожай фермера?
  - Это все! - с вызовом огрызнулась я. - Если мало, мы пойдем домой.
  Видимо, дела у нашего сельхозпроизводителя были совсем плохие, потому что дядя хмуро буркнул:
  - Садитесь. Только, чтобы ни-ни!
  "Ни-ни" детям в автобусе? Да он - идеалист, мечтатель! С диким ревом мгновенно проснувшиеся ученики ринулись в автобус, создав ужасающую давку на ступеньках. Мест было около сорока, их восемь человек. Путем несложных вычислений можно определить, что на каждого приходилось по пять сидений. Но надо знать наших питомцев: они моментально передрались, надавали друг другу пинков, кто-то царапался и визжал, а кто-то дико вопил:
  - Дурак, дурак... лох педальный!
  - Сама лохушка!
  Бедный автобус раскачивался, грозя развалиться прямо на глазах. Я мудро переждала на улице, когда детки рассядутся, и лишь потом, громыхая тяпками, влезла в автобус. Торопиться мне было некуда: всё равно без учителя не уедут, а если и забудут второпях, то очень быстро вернутся обратно.
  - Поехали!
  Ехали мы медленно, но очень весело. Дети ржали, кидались друг в друга пакетами из-под "Ролтона" (почему-то они грызли его вместо семечек), обзывались, изображали из пластиковых бутылок с водой писающих мальчиков - в общем, всё как всегда. Но водитель нам попался без чувства юмора, почему-то постоянно кидавший на меня злобные взгляды, которые я в упор не замечала.
  - Ваши дети, - наконец, не выдержал он, - не умеют себя вести!
  О, тут-то он и попался! Что знал о жизни этот престарелый мальчик, чтобы выказывать недовольство мне - Арине Родионовне с тридцатилетним стажем?
  - Моих детей здесь нет, - надменно припечатала я. - Это ваши дети. А не лично ваши, так соседей, друзей, кумовьев. Вот и любуйтесь, как они их воспитали. Если не нравится, так воспитывайте сами, а я посмотрю, что у вас получится.
  Все знают, что школа не умеет воспитывать детей, так помогите школе: начните хотя бы с собственных отпрысков, а потом и претензии предъявляйте, что в общественном транспорте плюются, на улицах не здороваются, старших не уважают. Каковы сами, таковы и сани.
  Приехали.
  Солнце уже было довольно высоко, и даже в тени равнодушный термометр показывал не меньше + 25, а мы ещё не приступали к прополке. Перед нами расстилалось исчезающее за горизонтом сплошь заросшее травой поле. Что там конкретно росло, было непонятно, но не оставляло сомнений, что впереди нас ждут часы "веселья".
  Дети приуныли и стали бросать изучающие взгляды на расположенную неподалеку посадку, явно намереваясь смыться и отсидеться в кустах. К сожалению, я не могла последовать их примеру.
  Вскоре к нам подошел и сам виновник "торжества" - латифундист русского разлива фермер Морозов. У него не было в руках кнута, а на голове не красовался "боливар", но в остальном он был жутко похож на негодяя рабовладельца, издевающегося над безропотной рабыней Изаурой из одноименного сериала времен моей молодости.
  - Где люди? - заорал он.
  Вот ещё, будут тут всякие на меня рот разевать!
  - Это всё, - нелюбезно пояснила я.
  - Но мне обещали...
  - Я вам ничего не обещала, - твердо отмела я претензии хама, - и напоминаю, что это - дети. Они не могут на солнце работать более двух часов. А с каждым часом становится все жарче и жарче.
  - Это поле закреплено за вами.
  - Оно так и останется закрепленным и не прополотым, если вы не дадите реального задания по имеющимся силам.
  Мы препирались, наверное, с полчаса. Он кричал, даже пару раз топнул, а мне что? На претензии Гестаповны (если плантатор наябедничает) скажу, мол, обидели меня, а я безропотно молчала и плакала. На очную ставку этот Бармалей всё равно не приедет.
  И чем всё закончилось? Окончательно охрипнув, Морозов всё-таки сдался. У опытного учителя даже полностью отбившиеся от рук разгильдяи за собой в классе убирают: куда ему со мной тягаться.
  - Так, дети, - бодро обратилась я к заскучавшим во время нашей перепалки подросткам, - задача такова: идем по рядку, разворачиваемся и прихватываем ещё один. А потом сразу же домой. Полем...
  Я вопросительно взглянула на плантатора.
  - Кабачки, - фыркнул тот. - В общем, разредить надо и траву выполоть, а междурядье потом трактором пропашем.
  Казалось бы всё понятно. Чего уж проще: траву выполоть, кабачки разредить. Но прямо скажу, вся моя жизнь ушла на то, чтобы научить школьников "не" с глаголом писать раздельно. Я твержу об этом правиле вот уже тридцать лет ежедневно, исписала все стены в кабинете красными гигантскими орфограммами, но как писали слитно, так и пишут. А тут кабачки, трава... не каждый академик разберется.
  Да тут ещё фермер "прокололся". Разумеется, из самых лучших побуждений, не подозревая с кем имеет дело, он бодренько добавил, обращаясь к переминающимся с ноги на ногу работничкам:
  - И чтобы было чисто и красиво.
  Зачем он это брякнул? Может, вообразил себя маркизом Карабасом, земли которого приедет инспектировать французский король?
  Потом я расставляла своих деток на закрепленные рядки, что тоже задача не из легких: каждому кажется, что у соседа полоса более чистая, чем у него. А когда ребенку что-то кажется, он это тут же возмущенно высказывает: "А у него рядок более чистый!", "А у меня здесь крапива"!
  А затем началось обычное: " Жан Иван, мне в туалет надо, а я боюсь. Вдруг увидят?", "Я пить хочу!". Ровно пять раз я отлучилась с девочками в посадку, где караулила их, наверное, от инопланетян, потому что ума не приложу, кто бы ещё их там ждал. Пять раз отпустила попить, снять и надеть кофточку, намазать нос кремом. И когда мы наконец-то встали на стартовую позицию, деловито вонзив в землю тяпки, хлопцы наши уже едва виднелись на горизонте.
  Им же сказали: быстрее закончите свои рядки, скорее домой уедете. А ребята на глухоту не жаловались. Вот они и помчались в карьер, размахивая тяпками аки богатыри палицами да так, что трава прямо с землей летела во все стороны.
  По сложившейся ещё в советские времена традиции учитель тоже берет тяпку и встает на рядок к самым "безруким", которым и дышать-то тяжело, не то что полоть. Такие есть в каждом коллективе: в отличие от всех людей они напрямую ведут свой род не от обезьян, а от замороженных черепах. Никогда нельзя понять: спят они или бодрствуют с вытаращенными и осоловевшими глазами?
  Вот и я встала к некой "черепашке" Анечке и начала полоть, время от времени тревожа её сон и погоняя вперед, чтобы она не прикорнула в борозде. Злые языки рассказывали, что однажды Анечка чуть не попала под каток, и только необыкновенная находчивость управляющей агрегатом бабы спасла ей жизнь.
  Рядом шли и остальные девочки, развлекая меня немудрящими сплетнями об общих знакомых, у которых "ни кожи, ни рожи, ну полная дебилка", "глаза как у совы, ножки как у кошки", когда Женька Егорова, недоуменно наморщив лоб, доложила:
  - Жан Иванна, тут у Дэна на рядке хрень какая-то.
  Горькое предчувствие неприятностей пробило меня холодным потом и, оставив норовящую впасть в кому "черепашку" на произвол судьбы, я метнулась к прополотому рядку Смирнова Дениса. Увиденное впечатляло: возле уже вянущей амброзии почему-то в таком же предсмертном состоянии валялась достаточно крупная рассада кабачков. Но зато среди всеобщего разгрома горделиво колосились пучки какого-то незнакомого мне растения. Выстраиваясь стройной зеленой колонной, они превращались в исчезающую в дали горизонта изящную змейку.
  Зрелище, безусловно, красивое, но на любителя импрессионизма во всех его проявлениях. Клод Моне был бы рад, я - нет.
  - Дэн, стой! - напрягла я хорошо разработанное учительское горло, кинувшись следом за подростком, уже едва отсвечивающим белой майкой вдали.
  Я бежала, утопая в рыхлой земле, обливаясь потом и хватаясь то за бок, то за сердце, да ещё и судорожно пытаясь ногой присыпать выполотые кабачки (дескать, так и было).
  Увы, с другого края поля к моему Денису быстрыми скачками мчался Морозов. Конечно, здоровый мужчина проделал этот маневр гораздо быстрее немолодой учительницы. От его мата сотрясался раскаленный воздух, а физиономия стала настолько багровой, что я испугалась: как бы мужика не хватил инсульт.
   Морозов прибежал первым и замахнулся на мальчишку палкой.
  - Ты, дебил! - заорал он. - Знаешь, насколько себя наказал? С каждого загубленного куста я рассчитывал собрать по центнеру кабачков!
  Бедный Дэн хлопал глазами, видимо не понимая, чего от него хотят. Ему сказали полоть траву, он и полол. Тут подоспел педагог - Чип, Дейл и Вжик в одном лице.
  - Что вы делаете? По какому праву угрожаете ребенку? - завопила я. - Он несовершеннолетний! Их нахождение на поле противозаконно! Это вы выплатите его отцу компенсацию за моральный ущерб!
  Я ещё много чего сказала зарвавшемуся фермеру, упомянув и Конвенцию о правах ребенка, и суд в Гааге, и школьный устав - на нервной почве меня несло, куда там Остапу Бендеру. Морозов что-то завывал в ответ, да кто бы его слушал. Короче, нашей экспрессии позавидовали бы даже две сцепившиеся собаки.
  - Вон! - в конце концов, вызверился он. - И чтобы я вас больше здесь не видел!
  Вот уж наказал, так наказал! С какой только возможно скоростью мы сбежались с поля и забились в автобус.
  Развалина тронулась в путь. Я чуть отдышалась, пришла в себя и, наконец-то, смогла включить то, что напрочь отшиб инстинкт защищающей своих цыплят наседки. Я имею в виду рассудок. Мои глаза с подозрением уставились на меланхолично жующего "Ролтон" невозмутимого Дэна. Понимаете, мы живем в сельской местности, и невероятно, чтобы пятнадцатилетний юнец не знал, как выглядит рассада кабачков.
  - Дэн, - грозно обратилась я к оболтусу, - ты почему все кабачки повалял, а какую-то гадость оставил?
  - А, - лениво отмахнулся Дэн, - крестьянин сам сказал, что должно стоять красиво, а кабачки валялись как пьяные - веером, ну я и выбрал траву, что пободрее выглядела. Разве те зеленые закорючки плохо смотрелись?
  Да, смотрелись хоть куда!
  - Совести у тебя нет, - горько укорила я.
  Но бессердечный подросток только пожал плечами, с треском распаковав очередной пакет с лапшой.
  - Пусть за своей метлой следит, а не нравится: сам пусть мотыгу берет и нагребывает!
  Вот и поговори с таким.
  На следующий день я стояла на ковре у Гестаповны.
  - Как вы могли такое допустить? Куда смотрели? - сверлила она меня инквизиторским взглядом. - Почему не показали детям, как выглядят кабачки?
  - Показала, - пылко оправдывалась я. - Ребенок нечаянно срубил пару кустиков рассады. Между прочим, отец Дэна - предприниматель. Он затаскал бы нас по прокурорам, если бы господин Морозов ударил его сына.
  Я хорошо знаю Евгения Михайловича Смирнова - хороший мужик. Ни по каким прокурорам он ходить бы не стал, а сам набил морду "кабачковому королю", но Гестаповну можно было привести в чувство только непосредственной угрозой её интересам.
  На следующий день в поле послали другой класс, но там тоже что-то не срослось. Наверное, мои находчивые дети передали по эстафете рецепт как досрочно покинуть барщину. А осенью, когда нас привлекли к сбору все тех же кабачков, другой ученик порезал приготовленные под тару мешки. Может из озорства, а может опробовал новый нож. В общем, порезал и всё. Когда его спросили, всё ли у него нормально с головой, парень честно ответил:
  - А чё... они такие и были.
  - Да ведь мешки с этикетками, новые.
  - А чё, новые порезать, что ли нельзя?
  - Платить ведь заставят.
  - Пусть сами и платят.
  Логика железная, но именно она и переполнила чашу терпения господина Морозова: он раз и навсегда отказался от услуг нашей школы.
  Знаете, в какой-то степени я горжусь своими детьми, сумевшими положить конец полувековому сельскохозяйственному рабству нашей школы. Детям пришлось нелегко, устраивая эту революцию: прикиньте, сколько мешков пришлось порезать трудягам или загубить кабачков, но великая цель в этом случае вполне оправдала средства.
  Вот наша школа носит имя Алексея Руднева. Я знаю, что это местный революционер да ещё по совместительству поэт, но занудные стихи о коллективизации, несмотря на род занятий, прочитать до конца так и не смогла.
  "Солнце встанет рано
  Поутру сиять.
  Оно тоже хочет
  Коммунистом стать!
  
  Выйду спозаранку,
  Гляну на село.
  Мой герой - Стаханов
  Напишу ему письмо..."
  И кто такое в состоянии изучать?
  А вот назвали бы школу в честь Дэна Смирнова, освободившего детей от летней "принудиловки", каждый ученик гордился, что учится в школе его имени.
  Кстати, Денис Смирнов в последствие окончил медицинский институт. Говорят, стал хирургом. Гестаповна же после головокружительного взлёта сорвалась, и теперь тихо пропивает свою пенсию, а Морозов... Морозов, по-прежнему третирует школы нашего городка, старательно избегая нашу.
   Каждому своё.
  
  
  ЛОСЬ.
  Лось появился в нашей школе сразу же после того, как Гестаповна пошла на повышение. В отличие от первой, для него это назначение оказалось солидным понижением.
  До сих пор точно неизвестно кем он был по профессии. Злые языки намекали на ветеринарное училище, но зверям повезло больше чем нам, потому что по специальности Лось никогда не работал.
  Его биография типична для руководителей всех рангов в нашей стране. Когда-то юный и энергичный Миша отличился на комсомольской работе: где-то с кем-то нужным выпил, кому-то что-то во время вылизал, и вот его постоянной специальностью стало руководство, и неважно чем или кем. Главное: наличие кабинета, портфеля и присутствие на летучке у главы района.
  И всё в его жизни складывалось хорошо, пока Лося не сгубила простительная для русского человека склонность к "зеленому змию". Пьют "наверху" обычно как лошади, но он умудрился сплоховать перед высокими гостями: облевал что ли кого-то или его, наоборот, облевали - народная молва толкует об этом туманно. Вот и засунули Михаила Абрамовича от греха подальше в образование. Школа всех проглотит. Здесь каких только уродов не было: пьяницу в директорах уж как-нибудь переживут.
  Лосем он стал автоматически, едва переступив порог учебного заведения. Учителя и ученики шли параллельными курсами, но выдали одно и то же, едва завидев почти двухметровую фигуру со странным загривком и головой втиснутой в плечи. Ноги у него были расставлены как у Эйфелевой башни, уныло свисали усы, и глаза за огромными линзами очков отсвечивали вселенской тоской завзятого алкоголика.
  Как руководить учебным заведением он понятия не имел, но подошел к процессу со всей ответственностью, на которую только был способен.
  Начал он с учреждения ежедневных летучек, которые устраивал в семь утра и вёл прямо до звонка на первый урок. На них были обязаны присутствовать все завучи, завхоз и повар. Можно только представить, как ликовали наши завучи, тащась в школу к семи, а потом полтора часа досыпая под бесконечные лосиные сентенции, вызванные похмельной депрессией.
  После благополучного внедрения летучек, Лось пошел дальше.
  Он ввел ежедневные линейки перед уроками, на которых каждый класс должен был отчитаться в наличии учащихся на занятиях. К счастью, эта затея с треском провалилась: оказалось невозможным свести количество пришедших на линейку детей с посетившими в этот день школу учениками. Не считать же основным контингентом стайку первоклашек, которых приволокли мамаши. В остальных же классах красноречивые пустоты загораживали, выпятившие животы и груди дебелые тетки - классные руководители, в кои-то веки радующиеся лишним килограммам. Из-за них робко выглядывали считанные детские мордашки.
  А ещё были уходящие в бесконечность педагогические советы. Лосю торопиться было некуда: заветный шкалик к тому времени он уже выпивал наполовину и чувствовал потребность в общении.
  Каждый понедельник превращался в пытку.
  Вообще-то, на педсоветах учителя занимаются своими делами: кто-то проверяет тетради, кто-то заполняет журнал или считает пропуски. Всё что угодно, лишь бы не слушать бред, который несёт начальство, доводя до нас приказания свыше.
  Однако Лось сразу же пресек это возмутительное пренебрежение своей особой, строго-настрого запретив побочные занятия. Что же, его можно понять: говоришь-говоришь, а неблагодарные тётки тетрадки проверяют, как будто для этого ночи не существует.
  Пришлось прислушиваться и, надо сказать, толковал он об очень забавных вещах. Что принадлежало лично ему, а что департаменту господина Ливанова судить не берусь. В учительской тусовке отношение к министру образования практически такое же, как у евреев к Гиммлеру. С красноречивыми и нецензурными комментариями.
  Но вернемся к нашему директору.
  Однажды мы с ним долго препирались по поводу моего образования. Дело в том, что я в свое время окончила университет, и у меня в дипломе стоит "преподаватель русского языка и литературы". Так вот, этот тип мне всерьез доказывал, что преподаватель - вовсе не учитель, и в школе работать недостоин. А если все-таки хочу учить детей, то должна подать документы в пединститут и отучиться на учителя. Я отказалась. Он пригрозил мне увольнением, а я ему прокуратурой, судебным разбирательством да ещё взысканием компенсации за моральный ущерб. Лось показал мне какую-то глупую писульку, где мутно и туманно говорилось об обязательном изучении учителем педагогики, а ему вкладыш из диплома, где за эту самую педагогику стояло "хорошо". Разошлись очень недовольные друг другом.
  А как-то Лось на полном серьезе заявил, что отныне каждый педагог будет совмещать в своем лице сразу несколько ипостасей.
  - Вот вы, Жанна Ивановна, - почему-то поясняя свою мысль, он обратился напрямую ко мне, - ведете русский язык и литературу, а техничка Анна Михайловна моет полы. В случае необходимости она может вести уроки за вас, а вы помоете полы за неё.
  Я онемела от такого поворота дела. И что на это можно сказать? Ладно, как-нибудь тряпкой по полу повожу, хотя не для того, чтобы вычищать грязь, я шесть лет проучилась в университете. Но каким образом почтеннейшая Анна Михайловна, которая изъясняется исключительно матом, вдруг станет ведущим филологом нашей школы? Надо же, как он быстро сегодня накушался любимого шнапса.
  - Не надо морщиться, - тотчас неправильно истолковал моё изумление директор, - всякий труд почетен. Учитель должен подавать пример трудолюбия, а не кичиться своей образованностью.
  Я облегченно вздохнула: теперь понятно, откуда ветер дует. После операции на щитовидке я отказалась летом окашивать обочины дороги на въезде в город. Лось не забыл этого возмутительного непослушания, и даже спустя полгода всё-таки укорил меня нежеланием трудиться на общее благо.
  Но если мне стал понятен смысл внезапного выпада, то мои коллеги находились в прострации. Им бросилась в глаза другая сторона вопроса.
  - Вообще-то, чтобы преподавать русский язык, - гневно заметила наша химичка Ольга Петровна, - надо долго учиться.
  Лось пренебрежительно фыркнул. Вот ещё, будут тут всякие рот разевать!
  - Я знаю, о чём говорю. Коллеги, достаточно открыть учебник русского языка, чтобы увидеть: новый материал занимает от силы полстраницы. Несколько правил любой выучит и расскажет детям. Что там сложного?
  Действительно, что? "- Ча, - ща" пишется с буквой "а" - читается как смешные стишки, но треть наших учеников с первого класса упрямо пишут "я", почему-то игнорируя такое легкое и короткое правило. Впрочем, к этой трети относился и наш любимый директор, который писал с чудовищными ошибками, твердо уверенный, что легче предмета, чем русский язык нет в учебной программе. А что? Как слышит, так и пишет. Не мешает же ему это обстоятельство держать в кулаке нас - "грамотеев".
  - Иное дело устройство слесарного станка или автодело, коллеги, - на полном серьезе продолжал он свою филиппику против классического образования, - и сложно, и не каждый разберется, а главное - полезно и необходимо нашей стране. Тем не менее, Жанна Ивановна...
  Положительно, сегодня не мой день. Он когда-нибудь отвяжется? Я судорожно поправила прическу и тайком заглянула в зеркальце: может, у меня помада размазалась или тушь потекла? Чего он прицепился?
  - ... вот у Федора Петровича по технологии у всех мальчиков из 9 "а" "пятерки", а у вас всего одна "четверка" на фоне повальных "троек". Как это понимать? Не желаем работать? Желаем университетским образованием бахвалиться? Хорошо заметно, что вы - не учитель, а всего лишь преподаватель!
  Последнее слово он сказал с таким негативным придыханием, словно оно было ругательным.
  Что же, видимо, отсидеться не удастся: пора огрызаться.
  - Вообще-то, - с нажимом заметила я, - здесь у всех присутствующих высшее образование.
  "Кроме тебя и твоего собутыльника Федора Петровича" - это я добавила мысленно.
  - Что же касается 9 "а", - агрессивность в моем голосе набирала обороты. - Если на то пошло, то там единственная "тройка" на фоне повальных "двоек". И то, что они не стоят в журнале, является результатом моей титанической работы.
  Лось сглупил, упомянув 9 "а". Это он понял сразу, потому что заволновался весь доведенный до отчаяния учительский коллектив. Как говорится, наступил на больную мозоль - буквально на гангрену!
  По большому счету я в астрологию, нумерологию, и прочую хиромантию не верю. Но вот соберутся по какому-нибудь случаю учителя из нескольких школ и начинают в перерывах делиться своими проблемами, и вдруг выясняется странная вещь - типы детских темпераментов зависят от года рождения. Не знаю уж Тигры или Антилопы китайского календаря в этом виноваты, но стоит только упомянуть, допустим, "шестые" классы, как все в голос начинают ныть, мол, хуже никогда не было. А вот "седьмые" в этом году, наоборот, тихие, но вредные, а "девятые" - сплошь бездельники и так далее.
  В том году "девятые" бегали по стенам, жрали цветы из горшков, разбивали унитазы в туалетах и извергали зловонные газы, чтобы посмешить одноклассников. На большее чувства юмора не хватало. Но даже из этой оголтелой шайки малолетних придурков особо выделялся 9 "а". Учителя шли туда как на смерть, защищенные от жуткой опасности только очками и журналом. Особо от их агрессии страдала я и наш математик Клавдия Сергеевна, потому что хочешь - не хочешь, но надо это стадо каким-то образом пропустить через обязательные экзамены по нашим предметам, да так, чтобы хотя бы на "тройку" сдали. И надо быть настоящим лосём, чтобы не понимать, что это уже на грани чуда. А он мне тут в алкогольном угаре что-то про "пятерки" вещает!
  Впрочем, меня уже понесло, а не надо было доставать. Учителя - люди нервные!
  - Знаете, - согласно покачала я головой, - Михаил Абрамович, а я с вами согласна. Ваше предложение - настоящая педагогическая находка. Пусть Анна Михайловна ведет уроки в 9 "а", а я в это время за неё коридор помою. Почтеннейшая несколько раз огреет их тряпкой, да ещё, не мудрствуя лукаво, назовет вещи своими именами, и наши детки наконец-то узнают, кто они и зачем пришли в этот мир.
  Лось с горькой укоризной посмотрел на меня.
  - Эх, Жанна Ивановна, - мрачно заметил он, - что же вы за человек такой? Всё у вас со смешочками, ничего по простому. А ведь люди поумнее вашего такую организацию труда разработали. Институты трудились, а вы... всё извратили! Этому в вашем университете учили?
  Опять он за своё.
  - Такая уж я извращенка. Не понимаю, что вам не нравится?
  - Ваше отношение к работе и равнодушие к нуждам района. Вот летом к нам приехал губернатор....
  Приплыли.
  - ... Федор Иванович организовал детишек из 9 "а". Они все обочины пропололи. Работали ударно. А вы их "тройками" душите. С душой надо подходить к детям. Наше образование гу-ма-н-ное...
  Он с таким трудом произносил это слово, что наш физик Петр Федорович успел из него сделать "г...ное". Я фыркнула.
  - Я не сказал ничего смешного! - тотчас обиделся Лось.
  - Да куда уж, - брякнул кто-то с задних парт, - плакать хочется.
  Смельчака не выдали, несмотря на возмущенные угрозы нашего дорогого директора показать всем "кузькину мать". Во-первых, на Хрущева он не похож, а плагиат в нашем коллективе не приветствуется, а во-вторых, ну и что он сможет с нами сделать? Уборщицей заменить? Анна Михайловна-то поумнее его будет, и к доске даже под угрозой смертной казни не подойдет. Детки ей и на переменах поперек горла встают, поэтому она подло звонок на урок дает раньше, а с урока, наоборот, позже.
  Кстати, идею с организацией классов, где основными предметами станут слесарное и токарное дело, Лось всё-таки довел до логического завершения, создав на базе школы так называемый "технический класс", вошедший в анналы нашего учебного заведения, как самый нелепый эксперимент всех времен и народов.
  
  
  ТЕХНИЧЕСКИЙ КЛАСС.
  Весть о нововведении настигла меня сразу же после выхода из отпуска.
  Единственное, что есть бесспорно хорошего в работе учителя - это большой отпуск и только в летнее время. И неважно, что тебя постоянно вызывают на работу, звонят по делу и без дела. Всё равно за 56 дней успеваешь расслабиться и как следует отдохнуть. Но все хорошее когда-нибудь заканчивается, и в конце августа можно увидеть понурую фигуру учителя, вяло бредущую по направлению к школе.
  Думаете, он потому так выглядит, что работать не хочет? Есть, конечно, и "такая буква в этом слове", но не лень здесь главная. Дело в том, что в этот момент учитель судорожно пытается вспомнить, что он должен был сделать за время каникул и не сделал, и как это быстрыми темпами проделать за оставшиеся до 1 сентября дни. Допустим, посетить на дому всех учеников, написать акты посещения неблагополучных семей, заполнить социальные паспорта и пр., пр., пр.. А иногда тебя огорошивают в последний день перед отпуском каким-нибудь конкурсом, который надо сдать до 1 сентября.
  - Ох, вот тут пришло... Но в отпуске у вас времени будет много, подумаете на досуге.
  Досуг для того, чтобы отдыхать, а не морочить голову всякой хренью. Но куда деться? Иногда удается огрызнуться, а иногда и нет.
  Видели, как радостно забрасывают свои портфели ваши дети, возвращаясь из школы? Точно так же ведет себя перед отпуском учителя, чтобы потом уныло достать сумки, смахнуть с них пыль, перелистать двухмесячной давности записи в блокнотах и... ахнуть! Оказывается, нужно было сделать то, и другое, и третье...
  Впрочем, не буду отвлекаться.
  В тот "черный" день я переступила порог школы беззаботная и радостная, не подозревая какая туча нависла над моей головой.
  Первой меня озадачила завуч:
  - Вам, Жанна Ивановна, дают часы русского языка и литературы в "техклассе"! Скорректируйте планирование на 10 класс с учетом материала 8-9 классов. И там ещё есть парочка учащихся, которые пойдут по программе 7 класса.
  Я оторопела, с подозрением глядя на нашу Елену Борисовну - тетку обычно вполне адекватную. Что это - перегрев на солнце или внезапный приступ маразма? Конечно, непосвященным не понять всего бреда сказанного, но старомодная острота про салат и шляпы в одной тарелке весьма подходит к данной ситуации.
  - У-гу, - хмыкнула я, все ещё надеясь, что это летняя шутка, - у нас теперь семиклассники будут учиться в десятом классе?
  Но Елена Борисовна не подхватила моего легкомысленного тона, к тому же выглядела такой измотанной, как будто в школе ещё не закончились выпускные экзамены.
  - Это не шутка! - отрезала она.
  - Эй, - встревожилась я, - что происходит?
  И тут завуч поведала о вселенском несчастье, свалившемся на наши головы. По мере её повествования легкомысленная летняя шляпка стремительно сползла с моей головы, не в силах удержаться на вставших дыбом волосах.
  Как я понимаю, Лосю летом не моглось от скуки, поэтому он вместе с Федором Ивановичем (не иначе в приступе белой горячки) решили прогудеть на весь район (а если повезет, то и на всю страну) новой инновацией, то есть созданием технического класса.
  Концепция была невероятно остроумна. Мол, в каждой школе есть такие бедолаги, которых хоть в сортире топи, а образование они получить при всём желании не могут, потому что этого желания как раз и не имеют. И вот надо их всех собрать в одном коллективе и научить полезному ремеслу. Заодно и дать хорошо заработать Федору Ивановичу, потому что только его предметы детки и будут изучать. А хорошо зарабатывающий Федор Иванович будет выставлять на стол гораздо большее количество бутылок с горячительной смесью, и все будут счастливы и довольны.
  Так как у Лося остались хорошие связи наверху, он этот проект живенько пробил, и вышестоящие инстанции дали добро на отлов отбившихся от рук дебилов по всему району. Представляю, как прыгали от восторга директора остальных школ, сбагривая нам этот ходячий кошмар. Остается только добавить, что ещё не начав учиться, мы уже заняли первые места в районе по росту подростковой преступности, по асоциальным семьям и по залетам в милицию в нетрезвом состоянии. Контингент обязывал.
  Однако в эту радужную перспективу "гуманного" подхода к детям неожиданно влезло районо и безапелляционно заявило, что наша школа может взять на себя любые обязательства по профессиональной подготовке (хоть кузнецов, хоть столяров, хоть ассенизаторов делайте из подростков), но если они остаются в стенах школы, то обязаны получить полное среднее образование.
  Вот так разбилось о скалы чиновничьего равнодушия судно идеальных помыслов нашего Лося. Как дать полное среднее образование деткам, которые побросали школу ещё в 7 классе и не имели даже свидетельства об окончании 9-ти классов? А ведь собирали этот сброд, опираясь на постулат, что они уже всему научились и больше их пичкать науками не надо.
  И тут Лося осенило.
  - Хлопцы, - сочувственно вздохнув, заявил он на педсовете, - тяжелой судьбы. К ним надо помягче. Поработайте, подучите, и пусть они к концу десятого класса сдадут экзамены за 9 класс. Экстерном!
  Я даже не подозревала, что он такое слово знает. Никак кто-то умный подсказал? Но слово-то словом, а что делать с этими новоявленными Ломоносовыми? Да, я слышала, что особо гениальные дети проходили программу пары классов за один год, и в пятнадцать лет уже поступали в ВУЗы. Но речь шла об избранных гениях, поштучно заносимых в Книгу рекордов Гиннеса. Нам же предлагалось проделать тоже, но с детками, прославившимися уникальной тупостью и полным отсутствием навыков обучения. Да что там обучения, они элементарными навыками гигиены не владели, изъяснялись в основном "по матушке", и стая обезьян выглядела на их фоне институтом благородных девиц. Все поголовно недоросли воняли страшной смесью застарелого табака и самогонных паров, обладая к тому же инстинктами диких котов.
  В этом я убедилась на праздничной линейке, посвященной Дню Знаний.
  Их новоявленный классный руководитель Татьяна Сергеевна - энергичная крупная дама с хорошими лёгкими и нервами слона всё же умудрилась выстроить их в шеренгу на школьном плацу.
  Зрелище было, прямо скажу, не для слабонервных: немытые, взъерошенные, чешущиеся и ковыряющиеся во всех частях тела от носа до ширинки подростки, к тому же обряженные в засаленные не первой свежести ветровки и вздутые пузырями на коленях "треники". Республика "ШКИД" XXI века! Тем не менее, "хлопцы" не сробели и тотчас кинулись строить куры нашим дивам.
  Ухаживать, по их мнению, означало сально улыбаться, гоготать как стая гусей и припечатывать всякие эпитеты, самым безобидным из которых было "шмара". Девочки наши, на деревенских харчах взращенные, краснеть и смущаться не приучены с детства. Вскоре на линейке началась настоящая свара.
  - Ты, урод, а по харе не хочешь?
  - Тебе что, морковка, жить надоело?
  - Это у тебя вместо башки репа!
  - Ты, тёлочь, заткни варежку!
  - Кто, тёлочь? Давно в рога не получал, павиан?
  - Подумаешь, фря тифозная, ещё морду воротит!
  - Заткнись, вонючка!
  Ор поднялся такой, что классные руководители с огромным трудом растащили воспитанников по углам, грозно шикнув, чтобы стояли тихо, а то линейка затянется до бесконечности. Угроза подействовала.
  В нашей школе обожают устраивать праздничные линейки.
  Если тупое стояние в каре вокруг чахлой клумбы длится менее часа, руководство чувствует себя неловко. А как же, ведь приглашают с десяток гостей из различных организаций, поэтому учителя и школьники читают стихи, пляшут, говорят приветственные речи, поют песни. Не пересмотришь и не переслушаешь! Дети, которым весь этот звездный блеск по фигу, быстро утомляются столь бурно развлекаться и превращают мероприятие в молодежную тусовку, болтая без умолку с друзьями, лягая и задирая соседей, кроша до состояния салатов приготовленные для учителей цветы. Наиболее шустрые вообще норовят смотаться с праздника. Вокруг как пастушьи овчарки рыщут классные руководители и, грозно лая, загоняют своих овечек назад в стадо.
  То 1 сентября я не забуду никогда. Было аномально холодно, и все стояли с синими носами, громко клацая зубами и зябко кутаясь в курточки.
  Но особо не повезло первоклашкам.
  В каждой семье выкладываются, чтобы в первый раз привести ребенка в школу. Кровь из носу, но банты должны быть самыми большими, кофточка самой нарядной, а гольфы самыми белыми. Первоклассницы 1 сентября больше напоминают бабочек, чем обыкновенных учениц, мальчики джентльменов из "Уайтс-клуба". Конечно же, жаль такую красоту прятать под куртками.
  Несмотря на пронзительный ветер, учительница Марья Васильевна вывела стайку деток с приветственными стишками на обзор всей линейки. Заботливые мамаши торопливо раздели чад, чтобы показать во всей красе. Это понятно: фотографии делают, и киносъемки на память ведут не для того, чтобы запечатлеть в кадрах малолетних беженцев из зоны военных конфликтов.
  Дети мужественно и звонко отбарабанили положенные вирши, и уже совсем было собрались бежать к спасительным курткам, когда их остановил какой-то сановный дядя, пожелавший выступить перед первоклашками с напутственной речью о том, как важно хорошо учиться.
  Дядя был в джемпере, пиджаке и кожаной куртке, бедные дети в шёлковых тоненьких кофточках и рубашках. А этого фанфарона вдруг поразил приступ красноречия: он болтал и болтал, упиваясь своими речами, как алкаш заветной бутылкой самогонки. Понятное дело, никто его не слушал: речи, произносимые в подобных обстоятельствах, интересны только самим ораторам. Все присутствующие с тревогой смотрели на синеющих и трясущихся детей, не осмеливаясь прервать бессовестного демагога. Над линейкой просто зримо нависла угроза пневмонии или в лучшем случае кашля и насморка.
  Неизвестно, сколько длилось бы это издевательство, если бы среди истомившихся без курева "техклассовцев" не назрел бунт. Они сначала подозрительно завозились, потом по всему плацу отчетливо прозвучало: "Ой, не могу с...ть охота!" После чего все двадцать пять верзил повернулись к почтеннейшему собранию спиной и, громко ржа, беспорядочно удалились. Пока несчастная Татьяна Сергеевна пыталась остановить эту демонстрацию неповиновения, возмущенный таким пренебрежением дядя на мгновение умолк. Этого хватило, чтобы мамаши первоклассников, шипя сквозь зубы вполне понятные ругательства, быстро расхватали своих чад.
  Прямо скажем, мероприятие не удалось.
  Напрасно бурый от холода Буратино (наш физрук) что-то там высказывал, как важно учиться на "пятерки" опять-таки трясущемуся от холода поросенку Фунтику (по совместительству завучу по воспитательной работе) - это зрелище уже никого не интересовало. Несмотря на титанические усилия педагогов, линейка расползлась во все стороны как мокрая туалетная бумага.
  Сделав неутешительные выводы после знакомства с новым контингентом, я живенько ворвалась в кабинет директора и устроила там настоящую истерику.
  Потрясая своими многолетними заслугами перед школой, я периодически задавала риторический вопрос: "Да сколько же можно издеваться надо мной?" Короче, устроила концерт по полной программе, напоследок пригрозив, что напишу заявление на увольнение, если меня не избавят от этого класса.
  Лось растерялся. Выбор у него был не большой: я, пенсионерка Галина Борисовна, работающая на полставки, и второй учитель - молоденькая Анна Петровна, только что закончившая институт.
  Знаю, подло так подставлять людей, но с другой стороны, а почему я должна быть крайней в этом ряду? Галина Борисовна быстрехонько отказалась от такой чести, сославшись на инфаркт, я встала в непримиримую позу, вот и пришлось несчастной Анне Петровне взваливать эту ношу на себя.
  Где-то с месяц она со мной не здоровалась, но потом смягчилась, как впоследствии оказалось, замыслив поистине иезуитский ход.
  А я и не подозревала какую коварную ловушку готовит мне коллега, искренне наслаждаясь жизнью. Работа в школе и без технического класса далеко не мёд, но как говорится, всё познается в сравнении. Когда мои коллеги, держась за сердце и глотая успокоительные лекарства, вползали в учительскую, потрясая воздух самыми страшными проклятиями в адрес "благодетеля" Лося, я поздравляла себя с предусмотрительностью и восхищалась собственной мудростью.
  Увы, "недолго музыка играла, недолго продолжался бал". В конце октября Лось неожиданно вызвал меня на ковёр.
  - Вот ,- выложил он передо мной изукрашенную штампами бумажку, - это справка из гинекологии. Анна Петровна беременна и вы сами понимаете...
  Вот это да! Пойти на рождение ребенка, только чтобы скинуть с себя эту головную боль. "Ай да Пушкин, ай да сукин сын!" Конечно, беременность и технический класс не совместимы, и совесть не позволила мне и дальше отбрыкиваться от этого ярма. Видимо, такова была судьба.
  Волком глянув на директора, я вышла из кабинета и поспешила к коллеге.
  - Ребенок, - веско заявила я, - это хорошо. Но судя по тому с какой скоростью дичают в наш цивилизованный век дети, быть тебе, дорогая Анечка, матерью-героиней.
  Она залепетала в ответ, что сама не знает, как это получилось. Проснулась как-то утром, а оно само по себе завелось. Что же, есть "сермяжная" правда в её словах: дети, действительно, заводятся сами по себе.
  Взяв себя в руки, я мужественно отправилась в пристройку, где с комфортом разместили наших "красавцев".
  Раньше здесь располагались кабинеты технологии. Но теперь второй класс, где занимались девочки, переоборудовали под автодело, и банда сорванцов получила сразу же две аудитории в нашей задыхающейся от нехватки помещений школе. Пришлось также перекрыть глухой перегородкой общий коридор, сделав для воспитанников отдельный вход с торца задания, потому что оболтусы срывали уроки у нормальных школьников. А ещё они плохо влияли на младшие классы, не давая спокойно пользоваться туалетом, вымогая деньги и приучая изощренно ругаться матом.
  С видом первой христианки, выходящей на арену Колизея навстречу львам, я распахнула дверь в кабинет. Там стоял гвалт как в курятнике, и в облаке пыли полные нерастраченной энергии лбы носились по партам друг за другом. Отвратительно воняло потом и грязными носками. Шторы на окнах имели странный вид истерзанных половых тряпок, не радовали глаз и цветы на подоконниках. Жалкие черные пеньки с ошметками обкусанных листьев навевали мысли об экологической катастрофе, настигшей этот уголок планеты гораздо раньше предсказанного майя 2012 года.
  - Здравствуйте, дети. Садитесь, - заявила я о своём появлении. - С сегодняшнего дня я буду вести у вас русский язык и литературу.
  На несколько мгновений шум стих: детки переваривали информацию.
  - А Анка чё ногу сломала?
  - Анна Петровна, - надменно приподняла я брови, - больше не будет с вами работать по причинам личного характера. И на этом обсуждение закончим. Итак, молодые люди, откроем тетради. Тема нашего урока "Образы Чацкого и Молчалина в комедии Грибоедова "Горе от ума". Вы с Анной Петровной уже начали изучать это произведение, поэтому сегодня мы составим план вашего будущего сочинения.
  Я говорила привычные, годами практики намертво зафиксированные в голове фразы, но с тревогой понимала, что говорю в пустоту. Начнем с того, что на партах не было ни тетрадей, ни учебников, ни произведений Грибоедова. Да что там, не было даже ручек.
  - Где ваши тетради?
  - У генерала, - заявил кто-то наиболее общительный, - у нас всё у генерала.
  Пока кто-то бегал за Татьяной Сергеевной, от которой мне хотелось получить пояснения к загадочным заявлениям, я решила отметить в журнале отсутствующих. Несмотря на стоящий в классе галдеж, мне всё-таки назвали не пришедших на занятия, но поставив "н", я автоматически обратила внимание на оценки и остолбенела от изумления. И было от чего: практически во всех клетках стояли оценки "4" жидко разбавленные "3". Странно. Не тот это контингент, чтобы на "хорошо" знать классиков. Полная дурных предчувствий я открыла страницу журнала на русском языке, и у меня задергалось веко. Бедная Анечка не иначе как в приступе безумия и тут наставила кучу четверок. Но как она умудрилась это сделать?
  Возможно, непосвященные не знают, что тетради для контрольных работ по русскому языку хранятся почти так же строго, как кнопка от ядерных сил государства. Завуч их то и дело судорожно пересчитывает, ведь тетради всегда должны быть в наличие на случай внезапной проверки из районо, которое тщательно копается в них в поисках ошибок. Мало того: эти бесценные артефакты хранятся в архивах спустя ещё три года после окончания учебного года. А вдруг кто-нибудь усомнится в правомерности "тройки", поставленной семикласснику Иванову Федору за контрольный диктант, который он написал в первой четверти пятого класса? А мы им в доказательство предъявим тетрадь с разбором работы.
  И как при такой системе проверки можно в колонки контрольных работ ставить "четверки" людям, которые изъясняются на тарабарщине очень далекой от русского языка? У меня это в голове не укладывалось.
  Пока я хлопала глазами, раздумывая над загадкой, дети не теряли времени даром. Им стало скучно сидеть и внимать непонятно чем ошарашенной тетке, и они начали активно искать способы развлечься.
  А тут на свою беду вынесло откуда-то мышонка. Наверное, он заблудился, а может его привлекли крошки от всемогущего "Ролтона" или чипсов, которыми щедро был усыпан пол аудитории. Теперь уже никто не узнает, чего ему было нужно, потому что дикая дивизия с грозным ревом кинулась на беззащитного грызуна. Как они не переломали друг другу руки и ноги в такой давке? Но самое грустное заключалось в том, что мышь им все-таки удалось поймать.
  Как я отношусь к мышам? Да, никак. Ну, мыши и мыши, в честь чего впадать в конвульсии? Мало ли, кто шастает под ногами.
  Но малахольные идиоты, разумеется, этого не знали, поэтому с радостными криками сунули мне несчастную пленницу прямо под нос. Пока я соображала, что делать с этой напастью, несчастная мышь не выдержала натиска крепких рук "хлопцев" и была раздавлена. На раскрытый журнал брызнула невинная кровь и ещё что-то из внутренностей мученицы.
  "Если я сейчас заору, - подумал кто-то за меня в голове, - то меня постоянно будут закидывать раздавленными змеями, ящерицами, хомяками и прочей живностью. Надо сделать безразличное лицо"
  Я подчеркнуто бесстрастно оглядела разочарованные лица "шутников" и медленно встала с места.
  - Если вы сию минуту не уберете труп мыши с моего стола, я вам всем в четверти выставлю двойки.
  Положив руку на сердце, это был даже не блеф, а так сказочная пугалка типа "бабайки". С таким же успехом я могла пригрозить их всех отправить на Марс без права переписки или пообещать расщепить на атомы. В современной школе нет четвертной оценки "неуд". За это можно и работой поплатиться, потому что тотчас налетит стая комиссий, основной целью которых будет доказать, что это не ученик - недоумок, а ты - дебилка, раз не нашла за что поставить несчастному талантливому ребенку хорошую оценку. Однако учащиеся технического класса так долго пренебрегали школой, что забыли об этом, поэтому испугались даже столь нереальной угрозы.
  Шустренько отняв у какого-то наиболее слабого зверька из своей стаи шапку, несмотря на его слезы и протесты, они начисто ликвидировали следы преступления, оставив только бурую полосу на странице журнала.
  А тут и Татьяна Сергеевна подоспела. В руках она держала солидную стопку учебников и тетрадей, под мышкой зажимала конфетную коробку, в которой оказались ручки, линейки, карандаши, ластики и прочие канцелярские принадлежности на весь класс.
  - Ой, - жалобно извинилась дама, - простите меня, Жанна Ивановна. Я задержалась в кабинете директора и не успела мальчикам всё раздать.
  - А почему бы мальчикам самим не носить учебники и тетради?
  Татьяна Сергеевна как-то загадочно и одновременно жалко улыбнулась:
  - Так будет лучше для всех. И вы, пожалуйста, сразу же по звонку отберите у них учебные принадлежности.
  Это потом я узнала, что стоило только в руках юнцов в отсутствии учителя появиться какой-либо бумаге (неважно тетради или учебнику), как они её рвали на клочья, изжевывали и устраивали соревнования по плевкам.
  Я раздала тетради, а потом весь остаток урока мы старательно писали название темы. И когда все-таки дописали последнее слово, прозвенел звонок. Собрав столь плодотворно использованные тетрадки и схватив журнал, я медленно побрела к выходу из здания.
  Состояние у меня было какое-то странное. Впрочем, всё быстро прояснилось. Когда я завернула за угол, меня настиг инфаркт.
  - Здравствуй, а ты думала, - сквозь серую тошнотворную пелену пробилось ко мне, - что сродни железному Феликсу?
  Впрочем, моему инфаркту хватило благородства всё-таки дотянуть до дома, и свалилась я на руки мужа, который сумел сделать искусственное дыхание и запустить сердце ещё до приезда скорой помощи.
  Ситуация же с "четверками" прояснилась чуть позже. Оказалось, это оголтелое воинство так довело несчастную Анечку, что она сама писала за них все работы и себе же ставила оценки. А чтобы почерки разнились, просила учениц других классов писать в контрольных тетрадках "хлопцев несчастной судьбы". Я не стала её особо строго судить и выдавать начальству, но практику эту быстро пресекла. Хотя одному Богу известно, на что я себя обрекала.
  
  
  ЛЮБОВЬ.
  Говорят, любовь - такая редкость, что она встречается исключительно либо на страницах книжной серии "Очарование", либо в бесконечных латиноамериканских сериалах, которые обожают наши пенсионерки.
  Ответственно заявляю, что всю жизнь провела среди разворачивающихся вокруг меня нешуточных страстей. Причем, выпускаем одно поколение изнывающих от любви, а на освободившееся место уже торопливо встает другое, и всё сначала: и порезанные из-за несчастной страсти вены, и мечущиеся по ночам в поисках загулявших дочерей родители, и драки из-за благосклонности предмета обожания, и ранние беременности, и... Продолжать? По-моему, нет смысла. Откройте любой роман, и там всё подробно и красочно описано. Но есть и нюансы, которые в любовных романах не описываются, а учителям бросаются в глаза в силу специфики рода занятий.
  Если в старину, то бишь когда я сама была школьницей, с проявлениями нежных чувств школа и родители яростно боролись, то теперь мы впали в другую крайность. Можно всё! Коридоры всех учебных заведений заполнились не просто держащимися за руки подростками, а страстно засасывающимися в изнуряющих поцелуях парами.
  Пройдите на перемене по этажам любой школы и если вы не встретите хотя бы с десяток милующихся парочек, значит в школе карантин по гриппу, и все шмыгают носами в марлевые повязки.
  Честно говоря, наблюдать за этим и стыдно, и как-то неприятно, как будто подглядываешь в замочную скважину за соседями. Но куда деваться? Родители же, которых это вообще-то непосредственно касается, также заняли довольно любопытную позицию.
  Как-то я делала внушение маме семиклассницы, что девочка, ранее занимавшаяся на одни пятерки, вдруг бросила учиться.
  - Надо силой усадить Ольгу за учебники, - укоризненно вещала я. - Время уйдет, а потом даже с её способностями будет невозможно догнать класс. Обидно, ваша дочь такая умница.
  Мама - интеллигентная дама, между прочим в моих годах, вдруг выдает:
  - Но вы же знаете, что Олечка встречается с Сухаревым Денисом. У неё любовь. Сами подумайте, какая может быть учеба?
  Действительно, какая? Тут впору для мамаши психушку вызывать, чего же я от дочери-то хочу? Девочке тринадцать лет, она встречается с восемнадцатилетним парнем из 11 класса. Не знаю, как далеко у них зашло и нужно ли вмешиваться правоохранительным органам, но с современными подростками разве можно быть уверенными, что они не перейдут заветной черты? Скорее всего, наоборот, а это, извините, уже уголовная статья.
  Так, может не пускать всё на усмотрение одуревших от первой любви подростков и вмешаться родителям с обеих сторон? Я не верю, что ничего нельзя сделать.
  А вот другой пример. Стою я как-то у парты ученика 5 класса Фомкина Степана и пытаюсь заглянуть в его тетрадь. Мальчик учится исключительно на "двойки", а тут что-то так увлеченно черкает, что это поневоле вызывает во мне любопытство. Он вроде бы поначалу пытается скрыть свои труды, но потом, лениво отмахнувшись, всё-таки отдает. Я медленно листаю страницы обыкновенной тетрадки в линеечку, и... знаете, у меня нет слов, чтобы описать состояние нормальной женщины, когда она рассматривает примитивно нарисованные не особо талантливой детской рукой многочисленные картины группового совокупления не только людей, но ещё и включенных в эпизоды собак.
  Я к чему описала это происшествие? Дело не в том, что я возмущена или осуждаю малолетнего распутника. Ему и распутничать-то пока нечем. Просто современному десятилетнему ребенку уже знакомо само понятие "секс". А когда ребенку интересно, он начинает искать информацию, и Степа нарисовал, что именно нашёл.
  А что вы хотите от ребенка, когда в дневное время по телевизору идут такие передачи, как печально знаменитый "Дом-2" и откровенно шутят "Комеди-клаб" и "Наша Russia". А ведь ещё есть американское кино специально для подростков: там все без исключения герои постоянно находятся в поисках, с кем бы им... Хотела написать "уединиться", но потом поняла, что это неверное слово. В Америке вовсе не считают нужным уединяться даже для таких, казалось бы, интимных дел.
  Вся школьная тусовка постоянно талдычит между собой кто, где и с кем обжимался, хотя психологически подростки ещё не готовы воспринимать противоположный пол только через секс. Всё-таки они друг у друга списывают задачки, воплями выясняют, кому убирать в классе, бегают наперегонки в коридоре, тупо дерутся, а тут вдруг любовь! Как ведро воды на голову. Но встречаться - это круто, повышает статус в глазах одноклассников, что для школьной ребятни необычайно важно, вот и начинают они искать на свою пятую точку пикантные приключения.
  Влюбившись, мальчики иногда ведут себя довольно диковинно. Подойти поближе к предмету обожания они или стесняются, или просто боятся быть отвергнутыми, но страсть требует выхода. И начинается! Чего они только не вытворяют над своими "Джульеттами": и за волосы дергают, и мелом пачкают, и до слез доводят, а уж если заметят появившегося более удачливого соперника, то хоть кричи "караул"! Как-то в моей практике был случай, когда двое подростков получили нешуточные травмы из-за раздирающих душу страстей одного из моих учеников - Плотникова Сергея.
  Девочку звали Мариной Ивановой. Она знала, что Сергей к ней не равнодушен, потому что он постоянно бил её между лопаток, дразнил и воровал портфель, и почти каждый день писал на доске крупными буквами "Иванова дура". Даже полная идиотка и то поймет, что это любовь. Но девочке почему-то не льстило такое повышенное внимание, и уж тем более, не заставляло сердце биться в ответном чувстве. Видимо, Мариночка предпочитала другого рода ухаживания. Внешне она была приятная, и вскоре такой кавалер нашелся. Миша Волошин был старше их с Сергеем на три года, к тому же красавец и боксер. Сережка сник, но не сдался.
  Когда разряженная Мариночка выходила вечерами из дома, торопясь на свидание, караулящий в засаде отвергнутый кавалер разгонял свой мотоцикл и, выбрав лужу поглубже (благо в нашем городке даже в сушь в них недостатка нет), обрызгивал девушку грязью. Иванова в слезах разворачивалась домой переодеваться.
  Волошин до поры до времени это всё терпел, но как-то врезал Сережке по носу. Боксер всё-таки. Неудивительно, что в результате удара нос серьезно пострадал, а его владелец поклялся отомстить.
  Случай представился быстро. Когда два подростка в нашем городке хотят уединиться, они берут палатку и разбивают её на одном из островков местной речушки. И никто не помешает, и опять -таки романтика.
  Ночь, звезды, комары, плеск воды и мекающие на привязи козы... Влюбленные посидели для приличия у костра, а потом нырнули в палатку. Не знаю, что они там успели сделать, скорее всего - ничего, потому что вскоре раздался взрыв такой силы, что палатку снесло. И пока испуганные Марина и Миша пытались вырваться из плена полотнища, они нечаянно попали в костер. Ткань начала тлеть, а потом и вовсе загорелась. Неизвестно, чем бы всё закончилось, но на звук взрыва примчался рыбак. Он-то и помог несчастным ребятам выбраться наружу. У Марины оказалось вывихнуто запястье, уж не говоря о множестве гематом. Мишка обжог руки и сломал ребро.
  Доказать, что это сделал Сергей невозможно: никто его не видел, но все догадывались чьих рук дело. Отношения же между влюбленными после этого случая как-то разладились и они расстались. Но и Сережку Мариночка видеть не могла и даже перевелась в другую школу. Вот такие вот страсти, куда там бразильским.
  У девочек осознание себя достойными внимания противоположного пола особами происходит рано. Класса с шестого принцессы начинают краситься: чёрные стрелки на веках, яркая помада, тени, декольте чуть ли не до пупа, обнажающее косточки грудной клетки, мини-юбка над тонюсенькими ножками, подламывающиеся каблуки. А эта жуткая мода на торчащие из-под кофточек бюстгальтеры (за редким исключением порядком замусоленные), а нитки стрингов поверх джинсов, за которые так любят цепляться пальцами наши мальчики. Висящие обнаженные животики, особенно страшного цвета в холода тоже должны привлечь мужское внимание.
  Когда указываешь родителям, что их дочери выглядят, по меньшей мере, нелепо, подражая в одежде ночным бабочкам с привокзальных площадей, тотчас наживаешь себе врагов.
  - Моя дочь хочет быть красивой! - агрессивно заявила мне мамаша одной из учениц, которая при наличии довольно объемного брюшка, носила свисающие ширинкой до колен штаны и майку-задирайку.
  От такой красоты машины на улице шарахались.
  Вообще-то я давно зареклась что-нибудь доказывать мамашам дочерей.
  Вот, например:
  - Ваша дочь курит.
  - Не может быть.
  - Я это видела собственными глазами.
  - Девочка просто взяла сигарету в рот подержать шутки ради, а вы уже решили, что она распоследняя какая-то!
  Во-первых, ничего такого мне и в голову не приходило, а во-вторых, мне по большому счету, наплевать: курит её дочь или нет. А вот указывать матери на это обстоятельство - прямой профессиональный долг. Мне государство за это деньги платит, из отчисляемых той же мамашей налогов. Но грустно ещё и оттого, что скорее всего меня единственную интересует: курит ли её ребенок?
  Но вернемся к любви.
  Поначалу наши привередливые дивы забраковали учеников "техкласса". Честно говоря, мне их трудно за это осуждать. Каждая нормальная девочка мечтает о любви, счастье, муже-олигархе, а тут вдруг физиономии, на которых чуть ли не высечено: "Мой дом - тюрьма!" Но время шло, и в пристройке близ мастерских всё чаще стали мелькать мини-юбки, послышался игривый смех, появились целующиеся на подоконниках парочки. Как говаривал Горбачев: "Процесс пошел..."
  Среди неадекватных юнцов "техкласса" особо колоритной выглядела фигура Евгения Кондрашевича (по кличке "Кондрат"). Парень удался и ростом, и статью, но грубо высеченное лицо под копной соломенных волос пугало широко распахнутыми чересчур наглыми глазами, кривой усмешкой и вертикальными складками щек. Ну, прямо-таки тип с плаката "Их ищет милиция" Внешность Кондрат имел спорную и неординарную, но чем-то весьма притягательную, потому что барышни по нему с ума сходили.
  Как-то раз мы с Татьяной Сергеевной лично разнимали двух сцепившихся в смертельной схватке разъяренных поклонниц.
  Об этом инциденте мне хочется рассказать подробнее.
  Вся классическая литература забита описаниями дуэлей из-за прекрасных дам. А что, красиво: сердце и рука прелестницы достается достойнейшему и сильнейшему.
  В реалиях школы, несмотря на мой немалый педагогический стаж, мне ни разу не приходилось наблюдать драки молодых людей из-за благосклонности юной леди. Конечно же, мальчики дерутся, но по другим причинам: в основном выясняют, кто круче. Сражаются за лидерство в школьной тусовке.
  А вот сражений девочек из-за парней в моей обширной практике было с избытком. На территории нашей школы есть даже место, где "скрещивают копья" представительницы слабого пола - это за старым уличным туалетом.
  Бьют за то, что увела, либо пыталась увести парня. Бьют за сплетни и оговоры. Бьют за слишком модную кофточку, короткую юбку и яркую помаду - в общем, за всё!
  Сражение происходит по строгому ритуалу. Во-первых, зрители как мужского, так и женского пола. Причем первые, в основном, науськивают, вторые увещевают, и делают нарочитые попытки разнять драчуний. Однако не разнимают, а повизгивая, толпятся в сторонке. По заведенному порядку "брунгильды" для начала лаются и ругаются, перечисляя все обвинения друг другу чуть ли не в алфавитном порядке, и только потом зачинщица с диким визгом остервенело вцепляется в физиономию противницы. Драка длится от силы треть минуты, потом их все-таки растаскивают либо подружки, либо подоспевшие учителя.
  Так вот, из-за Кондрата бились на моей памяти раз пять. Причем приходили выяснять отношения даже дамы из других школ, встречая достойное сопротивление от наших воительниц. В таком случае, местные соперницы объединяются единым фронтом против чужаков.
  Бедная Татьяна Сергеевна сбилась с ног, постоянно вытаскивая поклонниц из коридора пристройки, где они имели обыкновение торчать в ожидании, когда предмет страсти выйдет с урока.
  У "техкласса" автодело вел старый опытный учитель уже на пенсии. Ему наши оторвилы были до фонаря: не таких повидал за свою жизнь. Преподаватель был превосходный: у него даже самые тупые сдавали экзамены на права и получали возможность заработать свой кусок хлеба. Антон Геннадьевич собственноручно выточил себе указку величиной с ножку от стола, и стоило кому-нибудь закочевряжиться, без малейших сомнений пускал орудие в ход. "Техклассовцы" почитали его как живого бога, прекрасно понимая, что это их единственный шанс получить хорошую специальность.
  - Ой, - все-таки каждый раз я опасливо косилась на палку,- Антон Геннадьевич, попадете вы в передачу Андрея Малахова.
  Как же в учительском мире любят Андрея Малахова! Ну просто мазохистской любовью. Когда он в очередной раз, поблескивая очками, объявляет крестовый поход на учительство, меня всё время занимает мысль: что же ему сделали его педагоги, если воспитали в такой лютой ненависти к школе? Может, "двойку" когда поставили незаслуженно, а он теперь мстит всему цеху?
  Это надо же такое придумать! Например, День строителя: страна от президента до дворника поздравляет всех причастных к этому делу. На центральных каналах праздничный концерт во главе с кланом Пугачевой, хотя мы все знаем, какие у нас строители. Уж делали бы сразу День гастарбайтера. Зато в День учителя концертов нет! В День учителя непременно передача Малахова про педофилов-учителей, взяточников-учителей, вампиров-учителей, маньяков-учителей. И такое радостное настроение создается, а уж авторитет школы-то как повышается!
  Только и слышишь: школа должна, школа обязана... Сколь угодно вы можете её обязывать, но если общественное мнение настраивается против школы, то ни один ученик или родитель с ней также считаться не будет.
  Ладно, это я отвлеклась.
  Итак, даже монстр нашего дела Антон Геннадьевич и то вопил не своим голосом при виде жмущихся к дверям кабинета тоскующих барышень:
  - Да, уберите же этих сучек! Какая учеба, когда они за дверью?
  Иногда он по-стариковски прибавлял ещё с десяток нецензурных эпитетов по отношению к гостьям. Парадокс, девицы хоть и злобно зыркали на него, но ни одна из них не подняла скандала. Понимали, что в данной ситуации лучше помалкивать.
  В тот день я тупо пересказывала своим ученикам произведение А.П. Чехова "Вишневый сад". Это была единственная возможность ознакомить их с трудами классика. Слушали пересказ детки всегда внимательно, а вот стоило начать зачитывать отдельные эпизоды, как неизменно поднимался шум. Очевидно, вещая, я их по-своему гипнотизировала.
  Учителя русского языка - самые суровые педагоги школы. Постоянные исправления диковинных ошибок приводит к тому, что даже жизнерадостные люди начинают смотреть на человечество, как на исчерканную красными чернилами тетрадку. Сейчас мало кто читает, а ещё меньше тех, кто способен осознать, что он читает. Программа же, наоборот, всё усложняется и усложняется, требуя чтобы мы выпускали из стен школы литературных гениев, способных с разворота подвергнуть развернутой критике произведение любого жанра. Иногда у министерства совсем едет крыша, и я помню как в 90-х гг. в списках рекомендуемой литературы для чтения в выпускном классе стояло произведение Э. Лимонова "Это я, Эдичка"
  Не буду тут жеманно лукавить. Да, есть в произведении этого господина нравственный подтекст: страницы пронизаны тоской человека, который страшно одинок в чужой стране. Но думать, что нормальный школьник может вытащить подобную мораль из-под нагромождений мата и скабрезных сюжетов? Это надо иметь такое же представление о детях, как о папуасах из Новой Гвинеи. На картинках видели, но не более.
  Вот и дышат суровостью учителя русского языка и литературы, пытаясь обучить оболтусов хотя бы азам своего предмета, но терпят неизменное поражение. Это отнюдь не улучшает их характера.
  Я к чему это: когда одна из таких милашек-поклонниц заглянула ищущим взглядом ко мне в аудиторию, уже охрипшая от бесконечного пересказа учительница встретила её отнюдь не ласково.
  - Вам кого?
  Девчонка не поторопилась мне отвечать: рьяно нажевывая жвачку, она высматривала своего кавалера. Барышня была довольно хорошенькой: с разноцветной красно-фиолетовой челкой, обведенными синими "стрелками" глазами и многочисленными цацками на прогнувшихся от тяжести ушках.
  - Мне это... Кондрата можно на минуточку? - с трудом развела она склеенные жвачкой челюсти.
  Разумеется, я поняла кто ей нужен, но хорошо известная учительская вредность не дала мне немедля удовлетворить просьбу барышни.
  - Здесь нет никого по имени Кондрат, и не мешайте вести урок. У нас очень интересная тема.
  С этим словами я развернулась к ней спиной и нудно продолжила:
  - Когда Раневская сказала, что собирается продать усадьбу Лопахину...
  Конечно, я знала, что юная нахалка по-прежнему торчит у меня за спиной, но подчеркнуто игнорируя её, тем самым давала понять, что со мной без толку торговаться: Кондрата я не отпущу.
  Но этому бесшабашному созданию было глубоко (выражаясь подростковым сленгом) "фиолетово", что я такая принципиальная. До неё даже не дошло, что я хочу, чтобы она покинула класс. Широко раскрыв и без того немаленькие глазенки, девочка внимательно вслушалась в мою проникновенную речь.
  - И чё тут интересного? - разочарованно протянул ребенок за моей спиной. - Сад какой-то продают. Сейчас все что-то покупают и продают. Почему нельзя Кондрату-то выйти? Он ведь не риелтор?
  Грозно нахмурив брови, я смерила взглядом юную правонарушительницу, но пока готовила в уме уничижительную речь о тупости и безнравственности современных подростков, неожиданно до меня дошло, что она права.
  Ясное дело, что Кондрат - не риелтор, но с чего я взяла, что ему вообще нужна великая русская литература? Зачем этому парню Раневская, какой-то "Вишневый сад" и я вкупе с ними?
  Забегая вперед, могу сказать, что столь философски мудрая и выдержанная точка зрения впоследствии стоила мне нескольких часов жуткой нервотрепки на грани нервного срыва.
  
  
  ЭКЗАМЕН.
  Думаю, не будет большим грехом переместиться в нашем повествовании на полтора года вперед.
  Итак, выпускные экзамены. Первым, по заведенной неизвестно каким умником традиции, всегда сдают русский язык. ЕГЭ на нашу и без того многострадальную шею в тот год ещё не повесили, но заставлять писать сочинение великовозрастных оболтусов тоже не сахар.
  С утра в условно белых рубашках все двадцать пять "гавриков" должны были появиться в школе. Среди этого разномастного, лениво подтягивающегося стада нервно метались я и Татьяна Сергеевна. Я ждала самого страшного позора в своей жизни и уже недели две жила только на настойке из пустырника. У неё были не менее уважительные причины. По горькому опыту мы прекрасно знали, что можно сотню раз сказать, записать, выбить на лбу информацию куда и во сколько приходить - толку от этого будет мало. "Техкласс" с глубочайшим презрением относился к понятию "пунктуальность". Для них прийти во время, всегда означало погрешность в пятнадцать, а то и двадцать минут. Но и даже приплетясь с таким опозданием, детки уверены, что у них ещё бездна времени. Они начинают слоняться как неприкаянные по двору и по коридорам школы, пока их не отловит за шкирку директор или завуч и не отправит по назначению.
  К самому процессу сдачи экзаменов они относились без должного почтения. А чего было зря волноваться? Они были твердо убеждены, что ничего не знают, и им в голову не приходило "заморачиваться" на этой почве. Учителям нужно, чтобы они сдали экзамен, вот пусть учителя и сдают этот самый экзамен. А им и так хорошо.
  Кое-какие шаги, каюсь, мы с Татьяной Сергеевной предприняли в связи с приближающей катастрофой. Тогда ещё в школе не было интернета, но как и у каждого себя уважающего "русака" у меня хранились в загашниках образцы лучших сочинений выпускников за много лет. Я их тихонько сунула Татьяне Сергеевне, молясь, чтобы наше мудрое министерство образования не выдало какой-нибудь очередной фортель в виде темы "Проблема массового самосознания в произведении Шолохова "Тихий дон". Не правда ли, подходящая тема для экзаменационного сочинения? По их мнению, мы Спиноз выпускаем из стен средней школы, а не ленивых школьников.
  Экзамен был назначен на 9 часов, но за 15 мин до его начала уже начала вырисовываться неутешительная картина: из двадцати пяти человек пятеро опаздывали. У Татьяны Сергеевны начался нервный зуд, и она покрылась бордовыми пятнами. Сотовых телефонов тогда ещё не было, поэтому быстро разузнать, где наши заблудшие "овечки" не удалось, но путем невероятных усилий несчастная классная дама все-таки выяснила место нахождения четверых разгильдяев. Предусмотрительно задействованный именно для этого случая родитель с машиной немедля помчался по указанным адресам, а мы с расширенными от ужаса глазами уставились друг на друга. В ходе жесточайшего перекрестного допроса (НКВД отдыхает!) выяснилось, что главная суперзвезда в этом созвездии малахольных звезд - небезызвестный нам Кондрат плотно завис на хате местной проститутки.
  Адрес был известен каждому мужику в нашем маленьком городке, но другой наш водитель наотрез отказался туда ехать:
  - Не успею я на улице появиться, тут же метлами по всему околотку разнесут, что у Светки завис. Моя проходу потом не даст, так и будет жрать без соли и перца. Людоедка!
  В его словах был известный резон. Разрушать чужую семью из-за этого оболтуса мне не позволила совесть, но как иначе его доставить в школу?
  Впрочем, приближался экзамен, и появились другие заботы.
  Что же ждало меня в запечатанном конверте, который можно было вскрыть только в час "Х"? Все темы я уже со временем забыла, но вот две роковые, сыгравшие особую роль в этом марафоне "пофигистов", запомнила хорошо: "Образы Луки и Сатина в романе М. Горького "На дне" и "Подвиг героев нашего времени в романе Дудинцева "Белые одежды". Нам ещё изначально повезло, что никто не прибыл из районо заседать в целях сохранения объективности аттестации. Может совесть проснулась, а может почтили своим вниманием ещё какое-то мероприятие.
  Разорвав конверт с темами, я воспарила духом и прониклась бодрым оптимизмом (наивная дурочка!). Эти сочинения в моей коллекции были. Оставалось только мелкими партиями выпустить наших недорослей минут через тридцать за дверь, где ломая руки, строчит копии почти весь коллектив школы, а уж списать они сумеют: набили руки за два года. И уверяю, что двух одинаковых работ не будет, потому что они их начнут неистово сокращать и перевирать.
  Итак, экзамен начался. Дети в ожидании помощи принялись лениво рисовать на черновиках тигров и ослов, а может змей и червяков, короче, у кого и на что хватило таланта или воображения. Слегка скинув напряжение, я все мысли вновь сосредоточила на отсутствующем Кондрате.
  Вряд ли, посещение местной шалавы комиссия сочтет уважительной причиной для переноса экзамена на другой день. Уповать же, что родители Кондрата расстараются и добудут ему справку медицинского учреждения, не стоило. Этим достойным людям было глубоко безразлично, чем занимается их сын.
  Появились сейчас такие родители. Тарелка супа на столе, новая майка и штаны на теле - вот и весь круг забот о потомстве. Их доктрина проста и незатейлива: "Всё равно как-нибудь вырастет", а то и ещё круче: "Я был таким же придурком, однако вырос, человеком стал!" Причем слово "человек" при этом всегда звучит с торжественным придыханием, даже если и стал говорящий запойным алкоголиком.
  Я нервически ходила между рядами, мрачно рассуждая о своём учительском, когда дверь кабинета скрипнула и на пороге появилась недюжинная фигура нашего "красавца". Судя по изрядно помятой физиономии, был он изрядно с бодуна (видно без водки Светка приём не вела) Красные отекшие глаза подслеповато щурились, а по классу разнеслось то самое амбре, которое бывает только в подворотне зачуханой пивной.
  Но даже не это шокировало, казалось, уже ко всему привыкший разум, а полный кавардак расхристанной одежды, который увенчивала расстегнутая ширинка, из которой скандально торчали красные трусы в цветочек. Мое женское эго возмущенно прогнало пинками учительскую снисходительность.
  - Что это? - гневно заорала я, тыча рукой в известном направлении.
  Задремавшие было соученики оболтуса моментально встрепенулись и радостно заулюлюкали. Ещё бы! Вместо скучнейшего экзамена такое развлечение.
  - Я сам, - почему-то испугался Кондрат и лихо заработал пальцами.
  У меня дым пошел из ноздрей, как у мифического дракона.
  - Да ещё бы я за тебя ширинки застегивала! Быстро на место!
  Лениво переваливаясь и благоухая смешанным запахом "бомжатины" и перегара, юнец втиснулся за парту и почти моментально блаженно придремал. Его одноклассники, между тем, радостно хихикали, перешептывались и сально поблескивали глазками, напоминая налопавшихся и облизывающихся котов. Чтобы выветрить невыносимую вонь распахнули окна, но день был ветреный и наши ещё не написанные работы порывом воздуха вырвало из рук и без того не желающих иметь с ними ничего общего экзаменующихся деток. Вновь раздался оживленный рёв, радующихся столь невинному развлечению учеников. Окна пришлось закрыть, как бы мы не задыхались от смрада.
  Несмотря на этот маленький инцидент, я всё-таки успокоилась. Пьяный, грязный, вонючий, но Кондрат был на экзамене, а остальное не столь уж важно. Пусть спит, пуская слюни, и атмосфера вокруг, как в привокзальном нужнике: в подходящий момент друзья его растолкают, и он всё напишет.
  Итак, всё вроде бы устроилось. Скоро стали поступать шпаргалки, и встрепенувшиеся юнцы заскрипели ручками. Мир и покой воцарился в экзаменационной аудитории.
  Конечно, мы им помогали. Ассистентами на экзамене были ещё два учителя: их роль сводилась к тому, что они бодренько бегали между рядами и читали черновики наших "Пушкиных", проверяя ошибки. Бегала с ними и я. Мы разделились: каждая взяла себе по ряду. Конечно, наши грамотеи допустят ошибки и при переписывании, но их будет гораздо меньше. При проверке при помощи десятка ручек разных цветов я всё подправлю.
  Что поделаешь... Вот, открываю вам секреты нашего ремесла. А вы думаете, каким образом ежегодно выпускают в "большую" жизнь тысячи учеников, которые в школе ничем кроме полного кретинизма не прославились?
  По здравому разумению, их нужно обучать в начальной школе и отправлять навоз возить, но если наше Министерство образования пожелало, чтобы каждый житель страны имел полное среднее образование, армия учителей к вашим услугам. Из медведей наездников кобыл мы, конечно, не сделаем, но обрядившись в медвежьи шкуры на росинантах аллюром показательно проедем.
  Кондрат сидел не на моем ряду и ошибки в черновике, периодически будя ударом в бок и заставляя писать, проверяла наша преподавательница немецкого языка Эльвира Карловна - этническая немка, говорящая по-русски с жутким акцентом. Но дама она была грамотная, писала без ошибок, и кто мог подумать...
  Ладно, не буду забегать вперед.
  Вскоре жуткие часы экзамена оказались позади. Разморенные жарой и непривычными усилиями, наши юноши, вяло утирая пот, облегченно потянулись к выходу. Я их понимаю. Такой умственный напряг произошёл в первый и в последний раз в их жизни. На математике им списывать придется все-таки меньше.
  Мы их проводили, распахнули окна пошире, чтобы проветрить невыносимую вонь, оставшуюся от нашего героя-любовника, да сели проверять злополучные работы. Труд не из легких. Например, Сметанников Володя, несмотря на потраченные в течение одиннадцати лет неимоверные усилия разных учителей-словесников, букву "ш" писал с четырьмя загогулинами. Я и исправляла, и как в первом классе исписывала страницы правильным написанием - толку никакого. Как писал, так и в экзаменационной работе продолжал упорно выписывать эту лично им придуманную букву.
  Короче, развлечений было выше головы. И опять-таки работа Кондрата попалась на проверку не мне, а Эльвире Карловне. Просто рок какой-то: не иначе. Женщина, шипя сквозь зубы немецкие ругательства что-то решительно правила на подозрительно воняющих мятых листах, но все-таки не дрогнувшей рукой поставила оценку "3".
  Казалось бы, благополучный исход нешуточного испытания, но нет! Наша история только начиналась. Дело в том, что хотя мы делим между собой работы для проверки, на каждой из них должны стоять подписи всех присутствующих на экзамене учителей.
  Прошло часа два, когда мы с легким вздохом откинулись на спинки стульев, закончив труд, сравнимый только с подвигом Геракла, чистящего Авгиевы конюшни. В дверь робко просунулась голова Татьяны Сергеевны.
  - Ну, как? - заискивающим шепотом спросила она.
  Я удовлетворенно кивнула головой и лениво взяла верхнюю работу, чтобы поставить на ней свое "факсимиле". По странному стечению обстоятельств это была работа Кондрата. Автоматически скользнула взглядом по заглавию - "Образы Сатина и Луки...". "Значит, ему попалась шпаргалка с Горьким" - отстранено подумала я, перевернув работу. И уже начала ставить подпись, когда автоматически скользнула глазами по уже проверенному тексту. Там что-то говорилось про картофель. В моей несчастной голове как будто вспыхнул пожар от моментально подскочившего давления: Лука, Сатин и картофель - вещи несовместимые!
  - Быстрее верните Татьяну Сергеевну! - в ужасе закричала я, начиная лихорадочно вчитываться в текст.
  Бедную классную даму поймали уже на выходе из школы, которую она покидала в состоянии счастливой эйфории, что самый страшный экзамен в её жизни остался позади.
  Между тем, я уже хмуро дочитывала злополучное творение нашего Дона Жуана. Разгадка оказалась весьма прозаичной: ему сунули один лист из сочинения по Горькому, а другой из сочинения по Дудинцеву, причем переход был осуществлен в одном предложении и звучал примерно так: "Сатин не любил Луку, картофель нужно было уничтожить вплоть до кожуры"
  Конечно, вы можете сказать, что эти сочинения никому не нужны - мол, фиг с ними. Написали, и слава Богу! И ошибетесь. Целая орда проверяющих только и ждет случая, чтобы уличить нас в некомпетентности, рыская подобно волкам из школы в школу с проверками. Уже завтра с утра эта "шатия-братия" могла нарисоваться на пороге школы и проверить наши опусы, и тогда... Нет, с работы не выгнали бы, но ещё многие годы со вкусом пережевывали эту историю на всех семинарах и конференциях.
  На Эльвиру Карловну было страшно смотреть. Бедная немка сидела с бордового цвета лицом с явно зашкаливающим давлением.
  - Я думала только об ошибках,- виновато оправдывалась она, - ведь сочинение было написано не им. Зачем же читать текст?
  В чем-то она права, конечно. Но это если дело касается кого-то другого, а не придурка, который всю ночь перед экзаменом куролесит с местной дамой облегченного нрава, и поэтому с похмелья ничего не соображает.
  Но ещё более печальный вид был у Татьяны Сергеевны, когда ей сказали, что она должна немедленно найти и привести своего любимого ученика в школу.
  - Где он? Ты хоть знаешь?
  Она нерешительно помялась, а потом внятно выругалась матом, забыв про свой предмет "Культура общения".
  - Да где же! К Светке обмывать экзамен вернулся: мне ребята сказали.
  Вообще-то считается, что это девчонки сплетницы и тарахтелки, которые не могут держать язык за зубами и выбалтывают все секреты. Ответственно заявляю, когда мальчики находятся сугубо в своей компании, они представительниц прекрасного пола оставляют далеко позади. Причем выбалтывают всё громко, не задумываясь, и охотно делясь самыми неприличными сведениями с кем угодно.
  - Где Федоров-то? Да отлить пошёл: он с утра пива опился.
  - Жук, Полина Михайловна, за гаражом с Танькой Капустиной обжимается.
  - Меренков помчался в магазин за "презиками": ему Краснова из 9 "а" дать сегодня за гаражом обещала.
  И т.д. и т. п.
  Иногда прикола ради что-нибудь соврут, чтобы поржать над разъяренными преподавателями, но в основном правду говорят. Им хочется потом прикалываться над своими же друзьями, а может и повод для какой-нибудь разборки заиметь. В каждой даже обезьяньей стае свои заморочки, хотя если честно, обезьяны зачастую гораздо умнее некоторых из наших подростков. По крайней мере, более обучаемы.
  Мне было жалко несчастную Татьяну Сергеевну. Но другого выхода не было.
  - Хватай Лося за рога. Пусть дает деньги на такси и поезжай к этой шмаре, - мрачно посоветовала я. - У тебя жены нет: не страшно брак разрушить. Думаю, что сегодня вместе с этим обалдуем заночую в школе.
  Заявление прозвучало патетически, но не было лишено здравого смысла. Дело шло к пяти часам: пока Кондрата найдут, привезут, и он накарябает окончание своего сочинения - дай-то Бог поздним вечером выползти из школы.
  Татьяна Сергеевна удалилась.
  Следом за ней пробормотав, что у неё в доме некормленая кошка, к выходу подалась и виновница торжества Эльвира Карловна. Тихо под шумок испарилась и вторая ассистентка Мария Павловна. Задерживать я их не стала: не было смысла. В конце концов, я - экзаменующий учитель, значит, и за всё в ответе: за якшающихся с подростками проституток, падение грамотности у населения, развал СССР, изобретение атомной бомбы. Каюсь, здесь меня немного занесло, но в таком цейтноте это было извинительно.
  Вечерело. Я мрачно смотрела из окна, как на школьный стадион опускаются сумерки, и лишь только у окружавших футбольное поле гигантских тополей ещё золотило макушки заходящее солнце. Было нестерпимо душно и, что греха таить, хотелось есть и пить, но Ольги Сергеевны с питомцем по-прежнему не было.
  В аудиторию меланхолично забрел унылый Лось. По случаю окончания рабочего дня он уже изрядно накатил горячительного, и его усы свисали так же печально, как у мультяшного кота Леопольда. Наш директор может и нагло улизнул бы домой, плюнув на загулявшего Кондрата, но было одно препятствие: по закону все экзаменационные работы должны храниться в школьном сейфе рядом с Уставом школы и печатью. Конечно, можно было подложить скандальное сочинение и утром, но на такое жуткое нарушение Лось пойти не мог. А вдруг какая-нибудь мифическая комиссия десантом высадится перед школой поздно ночью, окружит здание войсками ОМОН и проведет проверку наличности документов, а сочинения в сейфе нет. Это же ему потом стреляться придется, не иначе!
  Короче, передо мной маячила веселенькая перспектива совместной ночной работы с двумя идиотами, причем пьяными идиотами, что значительно усложняло дело.
  Предчувствия меня не обманули. Когда из-за сгустившихся на дворе сумерек пришлось включить освещение, дверь распахнулась, и ругающаяся нецензурной бранью Ольга Сергеевна втолкнула в кабинет нечто напоминающее огромной мешок с трухой.
  Как же он умудрился так наклюкаться за столь малый промежуток времени? Но с другой стороны - на старые-то дрожжи!
  Представшее передо мной зрелище было мерзким до тошноты. Пьяный как "зюзя", с бессмысленными глазами и бегущей слюной изо рта Кондрат что-то нечленораздельно мычал, мотал башкой и как-то странно вздрагивал всеми членами словно погоняемая кучером коняга. Впрочем, что касается кучера, то Татьяна Сергеевна действовала теми же методами, постоянно встряхивая его за шкирку, угощая тумаками, а то и пинками.
  - Иди...
  Я - учитель русского языка, поэтому не могу себе позволить повторить всю ненормативную лексику, которая рвалась с её губ. Скажу только, что фразы были цветистыми, выразительными, и я даже услышала несколько новых идиом, сочетавших в себе, казалось, не сочетаемое.
  Итак, эта пьяная пародия на человека стояла передо мной и кочевряжилась, твердо уверенная, что я могу предстать перед его взором только после пробежки зелёных чертей.
  - И что мне с ним делать? - кисло поинтересовалась я. - Он ведь ручки от ножки стола не отличит.
  - А мне какое дело? - рявкнула на меня классная дама (видимо нервы у неё уже никуда не годились, раз она позволила себе такой тон по отношению к коллеге), - вы просили привезти, я привезла, а остальное...
  Она сделала красноречивый жест руками.
  - Делайте, что хотите!
  И всё же мы попытались эту пьяную мерзость усадить за парту. Кондрат сел, но тотчас завалился на бок и пустил изо рта вонючие пузыри.
  - Какую же они гадость пьют? - задумчиво принюхалась Татьяна Сергеевна. - Светка самогон на "дихлофосе" что ли настаивает?
  - Из "Мадам Клико" перегоняет, - буркнула я.
  Вообще-то, это была катастрофа. Я ума не могла приложить, что делать. Эта же мысль не оставляла и Татьяну Сергеевну.
  - Может, оставим его здесь? А потом с утра...
  - ... будем бегать и искать, где ему опохмелиться.
  Моё терпение лопнуло.
  - Да пусть они хоть все сдохнут, - рявкнула я, - и Лось, и этот мутант! А я сейчас иду домой!
  На душе у меня накипело, и речь я заготовила длинную, но внезапный возглас Татьяны Сергеевны остановил мою филиппику, можно сказать, на старте красноречия.
  - Точно, Лось, - мстительно заметила она. - У него такой почерк, что любая курица с тоски удавилась бы.
  - Директор задумал эту аферу, - моментально ухватила её мысль и я, - так вот пусть и расхлебывает. Где этот пьяный птеродактиль?
  И мы деловито застучали каблуками по направлению к кабинету директора, где в пьяной тоске страдал Лось, не до конца удовлетворивший свою тягу к спиртному. Заначку он уже вылакал, и душа требовала добавки, а тут неугомонная учительница не давала ему покинуть храм науки. Можно было послать за вожделенной бутылкой сторожа дядю Петю, но мешали нюансы.
  Во-первых, всю жизнь положивший на алтарь "зеленого змия" запойный алкоголик дядя Петя мог тихонько исчезнуть с заветной бутылкой в очередной двухнедельный запой. Во-вторых, следующая стадия опьянения Лося в народе метко характеризуется несколькими метафорами: "нажраться до усрачки", "упиться до свинского состояния", "наклюкаться до состояния риз" и т. д. Этого директор на рабочем месте позволить себе не мог: а вдруг (опять же из-за происков врагов) внезапная проверка? Нет, стреляного воробья на мякине не проведешь! Вот и мыкался он в пьяной хандре, когда в его кабинет бойко ворвались две взъерошенные тётки.
  - Михаил Абрамович, - с ходу нервно застрекотала я, - Кондратьев настолько пьян, что не только не может писать сочинение, но даже сидеть составляет для него проблему.
  - Он сильно пьян, - поддакнула Татьяна Сергеевна.
  Лось недоуменно вращал на нас глазами из-за толстых стекол очков, мучительно пытаясь сообразить: снимся мы ему или нет?
  - Как это пьян? - в конце концов, грозно воззрился он на Татьяну Сергеевну. - Почему пьян?
  - От самогона, по-видимому, - ледяным голосом пояснила я.
  "Русаки" - элита любого учебного заведения. Труд школьных филологов невероятно тяжел и неблагодарен, и от нас так многое зависит, что с учителями русского языка обычно считаются больше, чем с другими учителями-предметниками. Можно кое-что себе позволить нарушающее субординацию. А сейчас я и вовсе была выведена из себя. Лось видимо "пятой точкой" просёк, что ко мне лучше не придираться, и всю свою артиллерию обрушил на несчастную Татьяну Сергеевну.
  - Как вы могли такое допустить, - заорал он, - почему ваш ученик пьян?
  Обычно Татьяна Сергеевна, имеющая троих детей и вечно неработающего мужа, тихонько помалкивает в ответ на его наскоки, но сегодня был не тот день. Она завелась с пол оборота.
  - Я что ли его поила?
  - Почему вы не проконтролировали?
  - Что я не проконтролировала - качество самогона у Светки?
  Они перекинулись ещё десятком подобных фраз, но тут мне надоело изображать статиста.
  - Какая разница, почему он похож на половую тряпку? - агрессивно вторглась я в перепалку. - Нам надо решить, кто из вас будет писать за него работу!
  Когда до Лося дошло, что речь идет о нём, его затрясло похмельной дрожью.
  - Вы предлагаете мне подделку документов? - взревел он, как пароход. - Да знаете ли...
  Я пренебрежительно фыркнула. Нашел, чем пугать!
  - Давайте ничего не подделывать. Пусть этот придурок остается без аттестата и катится в армию. Возраст у него для этого самый подходящий!
  О, этого наш любимый директор допустить никак не мог. Тогда бы оказалась скомпрометирована сама идея существования технических классов как кузницы рабочих кадров - его любимое, нежно выпестованное детище.
  - Татьяна Сергеевна напишет, - буркнул он, - она допустила столь возмутительную ситуацию, пусть теперь сама выкручивается.
  Пока моя коллега бледнела и серела, хватая воздух ртом, я сдержанно растолковывала, что это не совсем удачная идея.
  - У Татьяны Сергеевны каллиграфический почерк, как минимум говорящий, что его владелец - женщина и что у неё высшее образование. Ученик "техкласса" просто физически не может так писать.
  Я нагло уставилась ему прямо в глаза: пусть самостоятельно додумывается, какого я мнения о его способностях. Но Лось не сообразил, что ему в лицо бросили открытое оскорбление: его мысли приняли другой оборот.
  - А вы?
  Ну, и дебил! Просто оторопь берет.
  - Спешу довести до вашего сведения, - ядовито напомнила я, - что образцы моего почерка стоят на каждой работе в этом классе.
  Лось возмущенно смотрел на нас, все ещё надеясь найти другой выход из положения.
  - Время идет! - сурово напомнила я.
  И директор сдался. Усы поникли, грустно свесившись с губы, очки потускнели, и он шаркающей походкой пошёл в аудиторию.
  Кабинет нас встретил новыми сюрпризами. Похоже, в этот день им было не видно конца. К уже привычному запаху протухшей "бомжатины" присоединился новый, весьма красноречивый аромат.
  - Неужто обгадился? - ахнула Татьяна Сергеевна.
  Меня чуть не вырвало, но подчиняясь выработанному за многие годы работы инстинкту, как наседка к цыплятам я кинулась к учительскому столу, где хранились бесценные творения одноклассников Кондрата. И именно там - около ножки учительского стула приютилась аккуратненькая кучка дерьма в луже жидкости из той же оперы.
  - Как же он умудрился, - выразил общее недоумение на мгновение протрезвевший Лось, - так приткнуться?
  Но я уже поняла в чём дело. Если Кондрат и обделался, то всё его добро надежно хранилось в собственных штанах и покидать их в ближайшее время не собиралось, а вот Жужа - любимая вертлявая дворняжка нашего сторожа дяди Пети уже не первый раз проделывала такие фокусы в классных кабинетах.
  Жужа - собака нелегкой судьбы. Половины хвоста у неё нет, шея как-то странно свернута, поэтому кажется, что она что-то ищет в небе, половины одной из задних лап также не хватает. Не псина, а животное с плаката "зеленых"!
  Как-то раз меня не было в школе три дня, и надо же так случиться, что шавка выбрала именно этот момент, чтобы оставить продукты своей жизнедеятельности в моем кабинете. Любимые ученички три дня просидели в одном классе с дерьмом, перебравшись на другие ряды, но убирать его даже не подумали. Уборщицы естественно тоже не разбежались выполнять свои обязанности, и только по приезде, вежливо укоряя детей, что они сидят в такой антисанитарии, я смела уже окаменевшие "каки" в совок и выкинула их.
  Да, вот, есть такая профессия - за каждой собакой дерьмо убирать!
  Разбираться по этому поводу с дядей Петей дело гиблое и неблагодарное. Жужа - его единственная радость в жизни, и за неё он способен заложить динамит под крыльцо нашей школы, а уж наши учительские вопли ему как мертвому припарки.
  - Это не она, - неизменно тупо талдычит сторож, - сами, небось, нагадили, а на бессловесную животную спирают.
  Так и представляю себе сцену - делающий свои дела возле ножки стула Лось или как там пристраивается наша учительница музыки Алла Михайловна - солидная дама, упорно приближающаяся к двум центнерам. Обычно мы махали на всё рукой, но надо сказать, что сегодня Жужа явно погорячилась: могла бы потерпеть и до более удобного случая. Для одного дня это уже был явный перебор.
  - Всё, - нервно завопила я, тыча рукой в безобразие, - всё! Я ухожу, пишу заявление об уходе! Кругом дерьмо, кругом дебилы!
  - Жанна Ивановна, - взмолился Лось, тряся от моего визга похмельной башкой, - чёрт с ним. Я заставлю Петра Семеновича всё это убрать, но сейчас... пожалуйста, где это чертово сочинение?
  Надо же, в его голосе вдруг прорезались человеческие нотки. Мне стало стыдно. И чего это я в самом деле распоясалась? Дурак он, кретин, но что поделаешь: таким ведь его природа создала. Лось не виноват, что какие-то идиоты назначили его директором школы. Чего я тут ору-то, как оглашенная?
  Схватив в охапку и сочинения, и черновики, как стадо заговорщиков-убийц мы крались по уже темным коридорам школы, вздрагивая от воинственного визга кого-то преследующей на лестнице второго этажа засранки Жужи.
  Шел одиннадцатый час ночи, а этот проклятый день всё не заканчивался, несмотря на стремительно пустеющий флакончик с таблетками валерьянки. Жара стояла немыслимая, усугубляемая пронзительным запахом перегара, которым, казалось, пропиталась вся школа - от скелетов в кабинете биологии до "коней" в спортзале.
  Высунув язык от натуги, Лось старательно переписывал сочинение Кондрата. Высокий лоб рано облысевшего мужичка покрыли капли пота, он что-то бормотал себе под нос, шипел и фыркал. Мы с Татьяной Сергеевной, притулившись на стульях, принялись клевать носом и даже вздремнули, когда наш любимый директор широким жестом откинул от себя поддельный "паркер" и, довольно фыркнув, громко заявил:
  - Всё!
  Квохча от облегчения как курица, я суетливо схватила сочинение и принялась его проверять. Прямо скажем, с "русским" наш начальник был не в ладах, но там подправили, там зачеркнули, тут добавили...
  Внезапно мои волосы поднялись дыбом. Я поморгала, не в силах поверить, что вижу не мираж. Тошнотворно знакомое предложение упрямо толковало: "Сатин не любил Луку, картофель нужно было уничтожить полностью, даже кожуру" И дальше повествование плавно переходило на произведение Дудинцева.
  Мне стало по-настоящему дурно. Не преувеличивая могу признаться, что меня на несколько мгновений покинуло сознание.
  - Михаил Абрамович, - по дурному взвыла я, - переписать - это не значит тупо скопировать то, что сотворил наш троглодит, а переделать согласно черновику! Вот же я вам здесь положила лист!
  Лось обиделся: на меня, на себя, на Кондрата, на весь свет. Из его ноздрей вырвалось облачко пара, символизирующее драконий огонь. Но он жестко как д' Артаньян шпагу схватил ручку и принялся писать.
  Теперь уж мы не дремали! Периодически на цыпочках, неумело притворяясь, что нечто заинтересовало за окном, мы заходили за его спину и тайком читали текст. Лось ловил нас на этом и шипел как змея.
  В первом часу ночи он второй раз разогнул спину. Я опять-таки с уже окончательно одуревшей головой начала читать сочинение, и в этот миг тишину школы вдруг прорезал громкий стук озверевших шагов.
  Теперь я знаю, что испытала донна Анна, заслышав шаги Командора, потому что мгновенно угадала нечистой совестью поступь своего благоверного. Телефонов тогда у нас ещё не было, и я в запарке не имела возможности его предупредить о своём ночном бдении.
  Ох, не хочется описывать дальнейшее. Чего мы только не услышали в свой адрес! Ну ладно. Занавес. Если кому-то любопытно, задержитесь без объяснения причин на работе до часу ночи, и сами узнаете, на что способна в ярости ваша вторая половина.
  Не знаю, что ждало Татьяну Сергеевну, которую мы завезли домой уже во втором часу ночи, но на мою несчастную голову, казалось, обрушилось небо.
  После роскошного скандала с угрозами развода и с различными ультиматумами мой муж наконец-то засопел рядом. Устал кричать. Я вроде бы тоже придремала, когда мою голову внезапно прорезала страшная мысль: Кондрат!
  Опившийся сивухи пьяный парень дрых на втором этаже школы, и до утра с ним могло случиться всё что угодно: он мог захлебнуться рвотными массами, мог умереть от отравления суррогатом, мог... впрочем, и двух первых предположений вполне достаточно. Моя отнюдь не бедная фантазия мгновенно подкинула мне красочный портрет загнувшегося с высунутым багровым языком Кондрата и крупные заголовки газет: "Учительница русского языка до смерти замучила ребенка во время написания экзаменационного сочинения!" Я живенько представила себя на скамье подсудимых, мою рыдающую мать, изукрашенных татуировками сокамерниц...
  - Милый, - толкнула я в бок любимого мужа, - заводи автомобиль: мне нужно срочно в школу!
  Только в бессонном исступлении я могла отважиться на такое кощунство, и тут же поплатилась за это львиным рыком властелина своего семейства. Самый вежливый из выданных эпитетов звучал примерно так: "В "дурке" куда поместят всех малахольных учителей, ты будешь несомненным лидером!" После чего благоверный повернулся на бок и мирно задремал. Он всегда так делает после наших скандалов. Спит крепким сном человека, чья совесть совершенно чиста, а я мечусь и принимаю валерьянку.
  Делать нечего. Мучиться до утра кошмарами и бессонницей я не имела никакого желания. До рассвета оставалось около двух часов, когда быстрым шагом я вышла из дома.
  Вокруг меня царила душная июньская мгла, которую отнюдь не смягчал гул многочисленной мошкары, страшно обрадованной таким подарком и поэтому радостно сигнализирующей своим товарищам: "Летите скорее сюда, здесь еда!" Где-то чистил горло то ли засыпающий, то ли наоборот проснувшийся соловей, а под ногами деловито шмыгали спешащие по своим таинственным делам кошки.
  Вообще-то, идти до школы мне где-то три четверти часа, но пробираюсь я к месту работы местами малообитаемыми, изобилующими всяческими кочками, рытвинами да ухабами, где и в голову никому не придет повесить фонарь. Можно идти по асфальту, но тогда дорога займет раза в два больше времени. Бояться в наших заповедных местах мне особо некого, потому что, как говорится, тут меня каждая собака знает, но шагать в полной темноте мимо спящих особо сладким предутренним сном домов всё-таки было неуютно.
  Мне казалось, что мои шаги по громкости сопоставимы только с танцами на барабане, о которых так задорно пел певец в моей юности. Я громыхала каблуками как подкованный жеребец, будя всю округу и приводя в смущение придремавших было псов. Но собаки, пару раз неуверенно гавкнув, мирно укладывали морды на лапы и погружались в сон. На небе сияли неправдоподобно огромные звезды, и у меня создалось стойкое ощущение, что в этом мире я одна.
  Однако после сорока минут аллюра мир вокруг предрассветно посерел, и я в ужасе заметила, что вдоль дороги, по которой я столь отважно вышагивала, двигаются какие-то таинственные молчаливые тени.
  Кто они, куда так целеустремленно направляются? Лоб покрылся испариной, и противно заныло сердце: неужели оказалась у врат параллельного мира? Ведь я видела это таинственное явление, а вот теням не было до меня никакого дела. Они меня в упор не замечали!
  Загадка космического масштаба разъяснилась, когда я поравнялась с домом бабы Дуси - известной торговки самогоном в наших краях. Оказывается, именно её дом был целью этого молчаливого паломничества. У высокого крыльца собралось мучающееся утренним похмельем самогонное братство. Стояли тихо, почти не шевелясь, и взирали на крыльцо с такой же голодной надеждой, как давно не евшие дикари на жирного миссионера. Я протопала сквозь сборище, вызывающе цокая каблуками, и уверяю, что ни одна живая душа не повела в мою сторону даже бровью, как будто я была нереальнее тумана.
  Школа возникла в поле моей видимости, когда нежно багряная полоса на востоке возвестила о рассвете. Деловито морща лоб и размышляя при помощи каких уловок стану будить дядю Петю, я завернула за угол, а там...
  Дядя Петя, Лось и Кондрат сидели на скамье у входа в школу и мирно вели беседу, крепко сжимая в руках по граненому стакану. Не надо было иметь большого ума, чтобы опознать его содержимое. Огромное облегчение снизошло на мою душу, и я было рванулась назад, но противная шавка Жужа и тут не подкачала. Едва завидев мой силуэт, она так разлаялась, как будто страшная беда грозила не только её алкоголику-хозяину, но и всему человечеству в целом. Грозно помахивая огрызком хвоста, это недоразумение обнаглело настолько, что устрашающе рыча, кинулось мне под ноги. Собак я не боюсь, но кто знает: может псина, как и дядя Петя находится в перманентном приступе белой горячки?
  - Жанна Ивановна?
  Очки Лося с удивлением уставились на меня.
  - Я кошелек с деньгами в кабинете забыла, - мгновенно сориентировалась я.
  - И много денег? - с обидой на злую судьбу горько осведомился дядя Петя.
  - Достаточно, - холодно огрызнулась я. - Кондратьев, что вы здесь делаете?
  Глупый вопрос, конечно. Но учителям, что греха таить, не дают покоя лавры инквизиторов, и мы постоянно грозно осведомляемся: где, почему и зачем бывают наши ученики? Просто проклятье какое-то.
  - Не знаю, - между тем простодушно ответил Кондрат, с сожалением нюхая пустой стакан, - я это... в общем... короче, проснулся почему-то в классе, а Жужка мне в ногу носом тычет.
  Ясное дело скотинка норовила возле такого привлекательного объекта ещё кучку оставить.
  - Я хоть экзамен-то сдал?
  Вопрос ребенка застал нас врасплох. Ох, как же мне хотелось на этот счет откровенно высказаться, но Лось оказался мудрее.
  - Сдал, конечно, - отечески похлопал он его по плечу. - А как же иначе? Такие парни как ты нужны стране.
  Опять же, забегая вперед, доложу, что стране Кондрат понадобился в роли дважды осужденного. В первый раз не знаю за что, а во второй раз он сел за изнасилование. Больше ни на что не пригодился: времени между отсидками не хватило.
  Не помню уже подробностей процесса, но мы случайно встретились на улице, когда над ним ещё только нависло обвинение.
  - Ну, что за шмара, Жан Иван, - горько жаловался он мне, - в честь чего я её насиловал бы, когда она мне раз десять и так давала. Вот сука!
  По-своему Кондрат, конечно, прав. Только сдается мне, что как и в случае с сочинением, он опять-таки ничего не помнил. Да и его подруга, скорее всего, также страдала пьяной амнезией, и кто кого насиловал в ту ночь, можно будет узнать только на Страшном суде. У российской же Фемиды и без того дел по горло, чтобы вникать в столь деликатные подробности бытия нашего доморощенного Казановы, вот и осудила она нашего мальчика по полной, исходя из имеющихся данных. А не всё коту Масленица!
  
  
  ОБ УЧИТЕЛЯХ И ДЕТЯХ.
  Сколько я себя помню, взрослые вечно ворчат, мол, молодежь-то какая пошла: ничего святого, оболтусы какие-то, хамы и бездельники. Вот мы были!
  Да такими же и были. Ничего в этом мире не меняется кроме никчемного антуража. Мы сидели, заткнув уши наушниками возле магнитофонов, они сидят у компьютеров, а моя бабка на хуторе на балалайке играла. И в первом, и во втором, и в третьем случае все развлекались в меру возможностей, которые предоставляла данная эпоха.
  В годы моей юности молодежь с ума сходила по мотоциклам, сейчас в основном колесят за рулем автомобилей (что, кстати, гораздо безопаснее). Также влюбляются, также выходят замуж, также обзаводятся домом и начинают в него впихивать то, что требует современный уровень жизни. Ничего не меняется!
  Дети отнюдь не ангелы, с ними может произойти абсолютно всё: и врут, и крадут, и пакостничают, и дерутся, но они все-таки нормальные дети, а не скопище циников-монстров с цементными мозгами и словарем олигофренов, какими их зачастую показывает российский кинематограф (допустим в своё время широко обсуждаемый фильм "Школа"). Зачем же вы так о них? Современные подростки имеют и свой кодекс чести, и свои представления о добре и зле. Пусть не такие как у взрослых, но позвольте: давно ли мы сами стали такими умными? Разве не обжигались, разве не творили откровенные глупости?
  Правда, бывают иногда такие дети! Штучный товар, попадающийся раз в жизни.
  Вообще-то, жестокость к себе подобным в частности и ко всему миру в целом свойственна детям. Она у них из-за недостатка жизненного опыта и вполне здорового детского эгоизма, но иногда нетерпимость к себе подобным доходит до абсурда и приобретает уродливые и безобразные формы.
  Был у меня один такой ученик, о котором даже двадцать лет спустя не могу вспоминать без дрожи. Когда он впервые пересек порог моего класса, я посмотрела на маловыразительную веснушчатую физиономию со странными застывшими глазами и почему-то сразу подумала: "У этого паренька "большое" будущее! Если не в дурке, так в тюрьме" и надо сказать, что Максим Головлев за все годы обучения ни разу не обманул моих ожиданий. Что он творил! Будучи физически очень сильным, беспощадно избивал всех, кто только попадется под руку. Дети и с сотрясением мозга в больницу попадали, и руки он ломал, но мы ничего не могли поделать, потому что его мама занимала в этом вопросе несгибаемую позицию.
  - Это ребенок, - напирала она нехилой грудью на педагогов и родителей, - а между детьми всякое бывает. Подрались, помирятся, они Максика сами провоцируют.
  Врал он как дышал. Допустим, сочинил байку, что наша пожилая учительница математики Римма Павловна так щипала его и выкручивала кожу, что у него появились синяки. Наглая матушка дошла до зав. районо с этими синяками. Римма Павловна потом плакала в учительской, рассказывая, как её унижали и оскорбляли господа Головлевы, заставляя просить прощения за то, чего она не делала. А юный мерзавец после этого совсем обнаглел:
  - Если вы, Жан Иван, "два" ещё раз поставите, я всем буду рассказывать, что вы мне руки выкручиваете!
  Всем доставалось. На моих уроках Максим забивался под парту и жил там отдельной от класса самостоятельной жизнью, повизгивая или выкрикивая оскорбления в адрес окружающих. Остальные дети опасливо косились на парту. И так целых пять лет. Родители и педагоги писали жалобы во все инстанции, несли заявления в милицию - всё без толку. Тогда во главе нашего районо стояла настоящая "Кабаниха" - асфальтный каток, а не баба, но связанная с Головлевыми каким-то родственными связями. Так вот она задолго до появления ювенальной юрисдикции ввела её в нашем отдельно взятом районе.
  - Ест на уроке? Пусть. Может, ребенок голоден?
  - Сидит под партой? Значит, так ему комфортнее воспринимать информацию!
  - Не ходит в школу? А сколько вы выездных педсоветов провели у него дома? Приходите в дом ученика к семи утра, проследите за тем, чтобы он поел, собрался в школу и за руку приведите его в класс (от автора - ни слова преувеличения!)
  - Обзывается, кроет всех матом? Ребенок должен выплеснуть негатив. А вы должны создать ему благоприятную психологическую среду!
  - Снял посреди урока штаны? Он жаждет вашего внимания!
  И т.д. Зато, когда Максимка наконец-то окончил школу, его родители очень шустро примчались к нам и потребовали правдивую характеристику чадунюшки.
  - Пишите всю правду - всё, как было, чтобы его в армию не забрали.
  И они добились своего: в армию дебила не забрали, зато Максик очень быстро угодил в тюрьму по заранее предсказанной всеми статье - убийство с отягчающими обстоятельствами. Кстати, сейчас он сидит по той же статье уже второй раз.
  Так вот, несмотря на все вышеописанные чудеса, однажды Максимка меня действительно чуть до инфаркта не довел.
  Дело было так.
  Ветеранов Великой отечественной войны с каждым годом становится всё меньше и меньше, да и те что живы слишком дряхлы, чтобы посещать школьные мероприятия. Но двадцать лет назад ещё были старички-бодрячки ответственно относящиеся к работе с молодежью. Нам особо повезло, потому что на территории микрорайона жил Борис Захарович Акулов. Бывший танкист и герой войны он любил общаться с детьми, охотно приходил к нам накануне 23 февраля и Дня победы. Хороший был человек.
  Как-то в очередной раз пришел к нам Борис Захарович. Дело было в мае, и почему-то встречала его именно я, хотя обычно этим занимаются наши историки. Всё прошло как и задумывалось. Ветеран выступил перед собравшимися в актовом зале школьниками, они ему спели песни и рассказали стихи, а потом подарили старику тюльпаны и коробку конфет.
  Я проводила Бориса Захаровича до дверей школы, горячо поблагодарила за выступление, и мы обменялись церемонными прощальными фразами. Старик ушел, а я вернулась к своим делам. Но минут через пять, проходя мимо выходящих во двор школы окон, я рассеянно посмотрела на улицу, и дыхание от ужаса перехватило.
  Опираясь на трубу газового отопления, вольготно расслабился Максим, а в руках его были знакомые тюльпаны, коробка конфет и плащ ветерана.
  Я схватилась за сердце и помчалась к выходу, лихорадочно размышляя, куда Головлев мог деть несчастного деда. Ладно, конфеты, но почему я не сомневалась, что он отнял у ветерана цветы и плащ? Не знаю. Однако факт остается фактом: я была твердо уверена, что Максимка, по меньшей мере, оглушил Бориса Захаровича, и только недоумевала, куда он спрятал тело?
  На мой нервный галоп обратили внимание встревоженные коллеги. Я их проинформировала о своих подозрениях, не сбавляя темпа и, забыв про свои дела, они бросились вслед за мной.
  Вот такой плотной и представительной толпой мы высыпали во двор как раз, чтобы увидеть, как Борис Захарович надевает плащ и, благодарно пожав руку нашему Максимке, берет коробку конфет с цветами и благополучно покидает территорию школы.
  Пока мы отдышались, пока пришли в себя, кое-кто всё же сумел допросить Головлева, почему старик решил раздеться, едва покинув школу.
  Дело оказалось до смешного обыденным. То поколение, несмотря на боевые заслуги перед Родиной, отличалось буквально пуританской застенчивостью. Захотев по "нужному" делу, Борис Захарович постеснялся при мне посетить туалет. Зато едва покинув школу, он спихнул на руки первому попавшемуся мальчишке плащ и подарки, припустив в сторону уличного туалета. Борис Захарович даже не заподозрил, что доверил свое имущество королю всех придурков. Ладно, деду-то как раз простительна такая беспечность, но вот почему Максик не слопал конфеты, не выбросил плащ на помойку и не разодрал в клочья тюльпаны? Удивления достойно. В тот день я впервые подумала, что даже у самых мерзких отморозков всё-таки есть совесть. Правда, ветеран войны стал чуть ли не единственным человеком на земле, который сумел встретиться с Головлевым без шокирующих последствий.
  Вот такая история.
  Выше я описывала злоключения технического класса, но эти ребята, несмотря на полную неспособность к каким-либо наукам, были бесконечно благодарны, что мы возимся с ними. Как-то всё в нашем российском образовании смешалось в одну кучу. Не факт, что плохо учащийся школьник предмет учительской нелюбви. Бедняга не виноват, что у него голова не варит: виноват тот, кто заставляет школу его насильно усаживать за парту и бесконечно мучить.
  Как-то наша учительница географии Полина Модестовна - монстр от педагогической науки, имеющий всевозможные регалии и звания в нашей профессии, рассказала мне одну весьма поучительную историю.
  Лет пятнадцать назад в нашей школе учился Сердюков Вова. Кстати, сейчас он весьма преуспевающий предприниматель и вообще хороший мужик, но тогда был толстеньким робким шестиклассником.
  И вот Полина Модестовна хорошо поставленным голосом объясняет Вовочке, что условно низ висящей на доске карты - это юг, а верх - север. Собственно, это тема домашнего задания, и ему нужно что-то найти на карте: то ли впадину, то ли холм, а он не может. Она терпеливо объясняет раз, объясняет два, показывает, приводит примеры - ни с места.
  Полина Модестовна начинает горячиться.
  - Хорошо, Владимир, вот пол - это низ, а потолок - верх. Это тебе понятно?
  Вовочка испуганно кивает головой.
  - Представь себе, что пол - юг, потолок - север. Внизу на карте всегда юг, а вверху - север. Понимаешь?
  И тут она видит, как на лбу у мальчишки выступил крупными каплями пот. Как мне позже признавалась Полина Модестовна, ей никогда не было так стыдно, как в тот момент. Далась ей эта впадина! Ребенок в полуобморочном состоянии, ему по-настоящему плохо. Что моря пересохнут, если он не будет ориентироваться в географических картах или сместятся полюса земли? Ну, не выйдет из него Тура Хейердала. Так что же?
  И не вышло. Вовка закончил ПТУ на тройки, сходил в армию, открыл ремонтную мастерскую и плевать он хотел с высокой колокольни на все карты мира. Может, он знает, что земля круглая, а может и нет. Что это меняет в его жизни? Сердюкова как Митрофанушку кучер всюду довезет или самолеты доставят - сути дела это не меняет. Кстати, Вовка в отличие от положившей всю жизнь на алтарь географии Полины Модестовны уже объехал весь мир. У него хватает денег и на Египет, и на Мальдивы, а она как в студенческие годы съездила по Золотому кольцу России, так и остановилась на этом. Элементарное учительское безденежье.
  Я собственно к чему веду? К той самой системе образования, которая у нас была в 60-х гг., когда существовали так называемые "семилетки", "школы рабочей молодежи" и многочисленные ПТУ, для поступления в которые не нужны были даже восемь классов. Выучился "сапоги тачать", поработал. Решил, что нужно учиться дальше - пожалуйста! Все условия вплоть до рабфака. Главное - желание учиться. И это было гораздо дешевле и эффективнее, чем современная система "обязаловки" ходить в школу всем без разбора девять лет. Но кто учителей и когда слушал? Легче всего обвинить, что, мол, учить не умеете. Встаньте сами у доски, и я посмотрю: удастся ли критикам не то, чтобы чему-то научить детей, а элементарно удержать сорок пять минут за партами? Это такой экстрим получится, что его можно будет продавать в турагентствах наряду с восхождением на Эверест или охотой в одиночку на Уссурийского тигра. Особо нервным инфаркт обеспечен!
  Работать в школе интересно. Здесь постоянно что-то происходит и изменяется. Скуке и рутине нет места. У наших детей в крови кипит постоянный адреналин, который они охотно выплескивают на окружающих, и в первую очередь на одноклассников и учителей.
  Например. Идет урок русского языка. Весь класс, высунув языки, царапает кто во что горазд сочинение. Я как маятник хожу между партами, периодически заглядывая в тетрадки, чтобы ненавязчиво подправить, подсказать, пояснить. Знаю, что нельзя, но иначе мои детки ничего не создадут. Рабочая, деловая тишина, столь отрадная сердцу любого учителя царит в классе. Рай в представление любого педагога он выглядит именно так.
  На предпоследней парте третьего ряда мается от скуки Сазонов Петя. Какое там сочинение! Он даже собственную фамилию за девять лет обучения правильно писать не научился. Вот и сейчас ребенок медленно и методично разламывает собственный карандаш на восемь частей. Я это вижу, но не вмешиваюсь. Если сейчас начать учить оболтуса уму разуму, весь класс побросает ручки и, разинув от наслаждения рот, будет внимать перепалке, забыв о сочинении. А толку ведь все равно никакого. Хоть молнии и громы обрушь на голову Петюньки, работать он не станет. Так пусть лучше ломает учебные принадлежности, если его родителям покупать их не лень.
  Сломав карандаш, Петька остался без дела. Покосился на тетрадь, на меня. Можно, конечно, начать выдирать из неё страницы, делать самолетики и пускать в соседей, а то и просто от скуки сжевать, но мои нахмуренные брови исключают такой исход дела. Тетрадь я порвать не дам: мне их потом в учебную часть сдавать, и Сазонов эту мрачную решимость моментально просекает. Но ведь скучно парню, хоть плачь, а до конца урока ещё уйма времени. И тогда ребенок начинает исподтишка бросать в своих соседей кусочки карандаша.
  Первой попала под обстрел Новикова Таня - девочка флегматичная и ленивая.
  - Уймись, урод, - спокойно посоветовала она и вновь склонилась над тетрадью.
  Второй кусок попал в Ермолова Антона.
  - В лоб дам, - рассеянно показал тот кулак.
  Третий упал на черновик Жуковой Светланы.
  - Верблюд когтистый, - кусок полетел назад, - заткни его в ...
  - Светлана, - укоризненно одернула её я. - Разве можно девочке так выражаться?
  - А чё он?
  - Сазонов не мешай писать сочинение! Лучше своей работой занялся бы, сколько можно валять дурака! Опять ведь двойку получишь!
  Никуда не деться, всё равно приходится взывать к тому, чего у Петьки в помине нет - к чувству ответственности. А на мои двойки у него давным-давно выработался иммунитет. В тот самый миг, когда он понял, что сколько "пар" не получил бы, четвертная всё равно будет "три".
  На несколько минут Сазонов затаился, а потом то самое шило, которое у него прочно засело в месте, о котором не говорят в приличном обществе, изо всех сил укололо подростка, и он бросает очередной остаток карандаша в Могилевского Сергея.
  Описать, что случилось дальше мне весьма сложно, потому что реакции Могилевского может позавидовать самая юркая в мире змея. Вот он сидит и пишет. Мгновение, и обрушив несчастного Петьку на парту, Сергей не шутейно сжимает руки на его шее. У Сазонова становится багрово-синим лицо и вытаращиваются глаза. Я добегаю до места схватки и, хватаясь за сердце, ору:
  - Сергей, немедленно прекрати, сейчас же перестань!
  Но даже в такой жуткой ситуации я держу руки по швам и не пытаюсь их растащить, потому что уже давно твердо уяснила: даже случайно нельзя касаться детей руками. Неизвестно, как поведут себя родители. Могут так повернуть дело, что, в конце концов, выяснится - это ты избивала двух беззащитных подростков, а не они колошматили друг друга. Все средства хороши, чтобы "срубить" по легкому деньжонок, шантажируя учителя. У каждого в этом мире свой бизнес.
  Однажды один деловой папаша, ловко воспользовался тем, что два десятиклассника привязали к ручке двери кабинета свою одноклассницу за шуровку пояса. Причем кругом была тьма народа, она громко смеялась над их выходкой. А вечерком того же дня девочка под диктовку папы написала заявление о попытке изнасилования. Предприимчивая семейка содрала с родителей "шутников" такой куш, что те потом ещё долгие годы выплачивали проценты по кредитам.
  И теперь, если даже на моих глазах дети будут убивать друг друга, я ни за что к ним не прикоснусь. В лучшем случае буду орать, звать на помощь, увещевать... и не потому что жестокосердна, а просто были хорошие учителя.
  Растащили наших драчунов их же приятели. И вновь все уселись писать сочинение (до звонка оставалось не так уж много времени). Тишь да благодать, и только я тайком проглотила пару таблеток валерьянки, а Сазонов, растеряв в пылу боя все куски карандаша, методично принялся разламывать линейку, пытливо косясь по сторонам в поиске следующих жертв. Буря в стакане воды пронеслась мгновенно, никого особо не зацепив, кроме меня. Но такова наша профессия, тут уж ничего не поделаешь.
  Я недавно прочитала, что одну учительницу осудили на какой-то там срок, когда ученик на её уроке ткнул кисточкой другого и попал в глаз. Мол, не уследила, преступница! Надо же, наша Фемида уподобилась персидскому царю Ксерксу, который приказал избить кнутом воды пролива, потопившего во время бури персидский флот. Вы пробовали одновременно проследить за всеми действиями двадцати пяти учеников? Это невозможно в силу устройства человеческого глаза. В любой момент детки могут вытворить всё, что угодно. Как даже самый проницательный педагог может догадаться, какие мысли бродят у них в голове? И пока испуганная учительница из одного конца класса прибежит в другой, в конце пути её может ожидать даже расчлененный труп. Во всем мире малолетние придурки стреляют в своих одноклассников и учителей, но только у нас додумались за это сажать последних на скамью подсудимых да потом ещё куражиться над ними в средствах массовой информации.
  Помню лет пятнадцать назад на одной их школьных дискотек, посвященных 8 марта, у нас произошла весьма неприятная история.
  Сотникова Галина - ученица девятого класса накануне рассталась со своим мальчиком. Что у них там за размолвка получилась, точно сказать не берусь, но переживала девочка страшно. В этом возрасте вообще все воспринимается как катастрофа, а тут расставание с любимым. ЧП вселенского масштаба! Бедолага ничего не ела, не спала и вообще пала духом, и тут какая-то "добрая душа" из присутствующих на вечере посоветовала романтичной деве выпить самогонки: мол, эффективно излечивает от всех бед. И Галя доверчиво выпила... бутылку целиком. Без закуски. После чего выпала в осадок, больше похожий на кому, чем на обыкновенный обморок.
  Я не знаю, где она пила, но только не в школе (мы как коршуны кружились над танцующим залом и прилегающей территорией, и мгновенно бы пресекли распитие спиртных напитков), а вот умирать девушка приползла именно в спортзал, где и оказалась у нас на руках в столь плачевном состоянии.
  Извечная русская проблема "Что делать?" никогда не была столь актуальна для нашего коллектива, как в тот вечер. Казалось, дело житейское: надо вызывать "скорую помощь" и пусть они своими силами реанимируют пострадавшую от любви и самогона деву, но... Увы, было целых два увесистых "но"!
  Первое, это было до эры "мобил", и у нас элементарно не работал школьный телефон. Но это ещё полбеды: можно было позвонить от кого-нибудь из живущих поблизости соседей, и вот здесь таилась главная причина нашего смущения.
  Как признаться, что на школьном вечере оказалась пьяной пятнадцатилетняя девочка? Да ведь нас потом в порошок сотрут, замучают проверками и выговорами, станем притчей во языцех на долгие годы для всего района, а то и области.
   Страшный нравственный выбор: с одной стороны упившаяся до полусмерти девочка, с другой - несмываемый позор для всего коллектива. Что выбрать? Прямо скажу: выбрали второе, но нас - учителей поставили в такие условия, что иначе поступить мы просто не отважились. Взгромоздили девочку на санки, дали ей провожатых да отправили к живущей неподалеку бабушке. Пусть она себе голову ломает: позорить внучку на весь город или отхаживать своими силами. Разумеется, женщина выбрала второй путь и оказалась права.
  Я редко вижу Галину, но иногда мы все-таки встречаемся, и каждый раз у меня мороз по коже пробегает, когда думаю, что она могла в ту ночь и умереть.
  Мерзкая история, но она многое объясняет из того, что происходит в нашем образовании. Запуганные, затюканные общественными нападками учителя идут уже на откровенное преступление, чтобы избежать нового скандала, оскорблений и нападок, потому что знают: презумпции невиновности для людей нашей профессии не существует. Мы - заведомо виновная сторона, что бы ни случилось. Иногда мне кажется, что учителя выведены даже из правового поля Конституции. Ученики и родители бьют учителей, оскорбляют, выкладывая при этом снимки в интернет. Хоть кого-нибудь наказали? Нет. Это же учитель - существо чуть пониже бомжа и чуть повыше собаки, если она, конечно, не породистая.
  А несчастная любовь - это, конечно, страшный бич для подростков всей планеты. Не знаю, как в Занзибаре, но у нас обычнейшее дело, когда девочка посреди урока внезапно с диким воплем срывается с места и, заливаясь слезами, галопом исчезает за дверью. Милый не ту СМС прислал!
  Чего только не было в моей учительской биографии, связанного с этим святым, но неудачным чувством.
  Вот помню события, разыгравшиеся после гибели Виктора Цоя.
  Впрочем, об этом отдельно. Сначала расскажу, как начинала свой путь на этом нелегком поприще.
  
  1990 ГОД.
  Я - тогда ещё начинающий молодой педагог получила на распределении (тогда всех выпускников ВУЗов обязательно насильственно трудоустраивали) место учителя русского языка в сельскохозяйственном техникуме в поселке, расположенном в трех часах езды от областного центра.
  Так как я была не замужем, то мне дали комнату в том же общежитии, где проживали студенты.
  Четырехэтажное здание красовалось на единственном на всю округу асфальтовом пятачке, утопающего в непролазной грязи маленького поселка. С раннего утра под окнами маневрировали в облаках выхлопных газов тракторы, и от их жуткого рёва я испуганно подскакивала на постели.
  Контингент учеников подобрался соответственный. Были и те, которые казалось родились в недрах комбайна или в коровьих яслях, были и другие. Я тогда наивно удивлялась: зачем в ветеринарию идут дети, падающие чуть ли не в обморок при виде коровы или которые засеянное поле видели только на картинке в букваре? Это теперь мне хорошо известно, что таких студентов полно в любом учебном заведении.
  Иногда мы - учителя встречаемся на различных конференциях и симпозиумах, и стоит видеть лица педагогов, допустим, музыкального училища, к которым судьба забросила по невыясненным до конца причинам студентов с полным отсутствием слуха. В индустриальном колледже, по признанию тех же отчаявшихся преподавателей, сидят дети, дико боящиеся отверток и электричества, а в педагогическом лицее отбывают каторгу люто ненавидящие детей угрюмые девы.
  Да что там: моя родная племянница сначала окончила с красным дипломом медицинское училище, а потом и медицинский институт, но ни дня по профессии не работала. Людмила честно признавалась, что её тошнит от запаха больницы, воротит от ран и она брезгует больными. Зачем же занимала место? Мама приказала: мол, престижный ВУЗ, в домашнем обиходе полезно иметь медицинские навыки, и опять-таки всегда есть возможность подзаработать уколами. Вот и все причины, какими бы несуразными они не выглядели со стороны.
  Один мой хороший знакомый (ныне, к сожалению, уже покойный) преподаватель общетехнического отделения пединститута, признавался, что если студент знает закон Ома, он ставит ему "зачёт", не задавая лишних вопросов. Хорошо хоть так! А как он потом будет преподавать физику, это уже его проблемы. Мужчины настолько нужны нашему практически сплошь женскому учительскому сообществу, что их невежество не имеет особого значения.
  Впрочем, моя близкая подруга оканчивала педагогический институт в Казахстане. Там есть такое понятие как "нацкадры" - то бишь парням и девушкам казахам отдают преимущество при приеме в институты из-за того, что они поедут преподавать в отдаленные аулы, и поэтому особых претензий к качеству их знаний педагоги не предъявляют. Но иногда и у этих сверх снисходительных "преподов" не выдерживают нервы.
  Подруга мне как-то рассказывала о некой Гульнаре. Девушку за хроническую неуспеваемость мягко журили на заседании кафедры.
  - Гульнара, - увещевала балбеску преподавательница, - ты уже на пятом курсе. На следующий год будешь преподавать детям химию, а сама не знаешь даже формулу соляной кислоты.
  Гульнара наивно похлопала тем, что у неё было вместо ресниц, возмущенно шмыгнула носом и на ломанном русском (чтобы поставить на место вредную тетку) обиженно заявила:
  - Так я же буду преподавать на казахском языке.
  Ни больше, ни меньше. Ведь соляная кислота на казахском языке, оказывается совсем не то же вещество, что на русском. Вот такой, если хотите то ли лингвистический, то ли химический казус! Неожиданное переплетение, казалось, столь далеких друг от друга наук.
  Такой же приблизительно контингент был и в нашем техникуме. Дети поступили туда после восьмилеток, чтобы овладевать профессиями, но учиться им совсем не хотелось. В школе надоело. Коровы, сельхозкультуры, устройство трактора? Да, упаси Господь!
  Как-нибудь развлечься в поселке было проблематично: раз в неделю задыхающаяся в табачном дыму клубная дискотека с неизменным мордобоем, бормотуха из-под полы предприимчивых самогонщиц и... собственно всё!
  Но страсти под этим немудрящим антуражем кипели, прямо скажем, мексиканские. Тогда все население страны, затаив дыхание, следило за судьбой бедной Изауры и плакало вместе с "богатыми" и Вероникой Кастро.
  Нападай любой враг на жилище, раскалывай небо молнии и громы, и насылай Господь на страну все "казни египетские" - никто и ухом не повел бы, настолько все прилипали носами к экранам, бурно переживая злоключения девочки - перестарка из мексиканской глубинки. А ведь были ещё и Алан Чумак, и Кашпировский, лечащие всю страну от энуреза и поноса по телевизору.
  Веселые были времена. Умели мы довольствоваться малым, чтобы расцветить серые будни. Куда там нынешним избалованным Интернетом юнцам!
  А ещё в ту эпоху все поголовно молодые люди соответствующего возраста бредили группой "Кино", и изо всех окон неслось "...мы ждем перемен!". Преданными фанатами Цоя были и наши студенты.
  В тот год я приступила к работе в начале августа, и работала на ремонте общежития, когда узнала о гибели рок-идола эпохи Перестройки.
  Весть о его смерти вызвала настоящий шок: все плакали, горевали, возбужденно строили версии, но потом наступил сентябрь, начались занятия.
  Всеобщее горе пошло на спад, выдавленное другими заботами.
  Началась ежегодная всесоюзная картофельная эпопея. По заведенному ещё во времена "Оно" обычаю, первые курсы всех учебных заведений СССР дружно утопали по уши в грязи, ползая с ведрами по картофельным бороздам. К ним на подмогу подтягивались школьники и работники предприятий.
  Сентябрь - самый заполошный месяц в учительском календаре. Пока всё утрясется с расписанием, учебными планами, часами, а тут ещё картофельная напасть ломает все графики контрольных работ. Дурдом! Очень сложно совмещать битву за урожай с занятиями в классах. До Цоя ли было!
  Грязные и усталые дети едва доползали до кроватей. Если ещё вспомнить внутреннее устройство советских общежитий: горячей воды нет в принципе (не положено юным строителям коммунизма так расслабляться), холодная же поступает в такие своеобразные корытца, из которых хорошо поить лошадей, но мыться в них нормальному человеку невозможно. Здание четырехэтажное, а туалет на улице, с сакраментальными "М" и " Ж" на торцах дощатой будочки. Хозяйственных блоков нет, зато есть студенческая столовая на первом этаже, но с её продукцией с большим трудом справлялись даже молодые луженые желудки. Короче, проблем до горла и, казалось, есть о чем тосковать и помимо смерти лидера популярной рок-группы, но марксисты в очередной раз оказались неправы: "надстройка" играючи победила "базис".
  В день, когда этому печальному событию исполнилось сорок дней, по телевидению показали траурный концерт, посвященный памяти Цоя. Черно-белые допотопные телевизоры стояли в фойе каждого этажа и, несмотря на жуткое качество изображения, смотрели передачи студенты всем скопом, стаскивая стулья из комнат.
  Я в тот день загрузилась тетрадями с сочинениями и столь знаменательное событие пропустила. И хотя сквозь тонкие панельные стены звуки концерта до меня всё-таки доносились, занятая своей суровой работой, воспринимала я их не более чем фоновый привычный шум.
  В полночь, когда утомленно отложила наконец-то стопки тетрадей в сторону и вытянулась на постели, безуспешно пытаясь бороться с кошмарным видением исправленных ошибок, в дверь громко забарабанили.
  Меня никогда не беспокоили в это время, поэтому испуганно подскочив с постели и на ходу натягивая халат, я распахнула дверь. На пороге стояла одна из студенток с круглыми от ужаса глазами.
  - Наташка вскрыла себе вены, - заикаясь и завывая, прокричала она, - а Филька куда-то убрёл и дверь на проходную закрыл!
  "Филька" или Филипп Васильевич - наш престарелый глухой вахтер. Наверное, ему лет восемьдесят было, но цербер был ещё тот, кидаясь на посторонних похлеще цепной собаки. Выход из здания общежития вел мимо его вахтерской, где он нёс бессонную вахту, читая всегда одну и ту же замусоленную от времени и сала газету "Правда" за 1959 год. Она ему никогда не надоедала, потому что там был напечатан его портрет с надписью "Молодой кукурузовод Филипп Васильевич Приходько первым в Сибири вывел морозостойкий сорт "Заполярная". Поздравить новатора приехал сам академик Лысенко".
  Получалось, что сумасбродный дед куда-то убрел по своим таинственным делам, закрыв дверь и в свою вахтерскую. А там находился телефон и выход на улицу, чтобы (не приведи Господь) никто не проник на доверенный ему партией и правительством объект.
  На счастье, несмотря на тотальный дефицит медикаментов, бинты у меня были, поэтому я галопом поскакала на третий этаж в комнату этой самой Наташки. Зрелище, открывшееся перед моим взором, было не для слабонервных - окровавленная блажная девка билась в руках таких же перепачканных кровью товарок и вопила голосом кликуши что-то типа: "Витя, я иду к тебе! Пустите, дуры!"
  Одержимые, вообще, невероятно сильные, а тут девчонки помянули всенародного любимца ещё и бражкой, поэтому мне пришлось применить бездну усилий, прежде чем удалось остановить кровь, а потом повела дурочку к себе в комнату, чтобы напоить крепким сладким чаем. Где-то читала, что это помогает при попытке суицида, а у меня был тщательно скрываемый от коменданта общежития кипятильник.
  И вот третий час ночи, а я сижу с пятнадцатилетней, худющей как стрекоза девчонкой за столом и пью чай. Завтра у меня шесть уроков, но ребенку моё общество сейчас необходимо, поэтому мужественно борюсь со сном.
  - Наташа,- ласково пеняю я, - разве можно так бездумно рисковать жизнью за человека, по сути дела, тебе чужого и непонятного.
  - Я люблю его!
  Глаза фанатки опасно сверкнули, но я не унимаюсь. Молодая ещё была, глупая, всё надеялась найти гармонию в мире.
  - Но ты ведь никогда его не видела воочию. Как можно влюбиться в человека с экрана? Это всего лишь образ.
  - Я слышала его песни, разве этого недостаточно?
  - А я люблю Есенина, Пушкина, Блока... и из-за кого мне теперь конкретно умирать? Может, все-таки ценить их творчество и жить дальше?
  - Нас обещали с Цоем познакомить. А теперь он не приедет, - гнет своё вновь разревевшаяся Наташка.
  Понятно, что не приедет. Только если бы и приехал, какой ей-то с этого прок?
  - Хорошо, - терпеливо подавляю я зевоту, - вот вы встретились, и что бы ты ему сказала? Помимо затасканных "как приятно познакомиться" "я фанатка вашего искусства".
  - Мы бы поговорили за жизнь.
  Она и "за жизнь"!
  - Чтобы разговаривать с таким человеком, нужно чем-то его заинтересовать.
  - Мы с панками дрались.
  - Вряд ли это заинтересовало бы Цоя, - осторожно усомнилась я. - Возможно, не встретившись с ним, ты спасла себя от главного разочарования в жизни.
  Мне самой нравится, что говорю. Надо же, какая я в три часа ночи умная, но моя подопечная не в состоянии оценить мудрость учителя.
  - Я бы не разочаровалась.
  - Как знать? А теперь спать: утро вечера мудренее.
  О происшествии я никому не сказала. Девчонки в её комнате, конечно, потрепались на славу, но до воспитателей эта история каким-то чудом не дошла.
  Но сама в ту ночь неожиданно задумалась вот о какой вещи: а что я сама сказала бы Цою, доведись встретиться? Пожаловалась на унылое житье в глухой деревне, на безграмотность учеников? Так этот парень в своё время работал в кочегарке и жил впроголодь, что ему мое нытьё? Ничего кроме презрения не вызовет. Нет, чтобы разговаривать с героями, нужно самим быть такими же, иначе диалога не получится.
  Необузданное воображение тут же подбросило мне яркую картинку. Цой и Юрий Гагарин сидят где-то в том месте, куда рано или поздно пребудут все, и разговаривают:
  - Знаешь, я летал в космос. Земля оттуда, как большой футбольный мяч.
  - Да? А когда накуришься "дури", то сам себе кажешься не больше футбольного мяча. Я об этом как-то написал песню, да не успел исполнить, уснул за рулем.
  - Да ты что? Как обидно. А я вот собирался в экспедицию на Луну...
  Думаю, их разговор бы затянулся на целую вечность, благо временем они там не ограничены. Здорово, когда двум по сути дела совершенно посторонним людям есть, что сказать друг другу, но так бывает редко.
  Наташкина эпопея закончилась тихо, благодаря поздней ночи и отсутствию на месте вахтера, но бывало и по-другому. Никто так не любит совать нос в чужие дела, как люди этой профессии.
  Как-то прибегает ко мне Филипп Васильевич с вытаращенными очками.
  - Там, - тычет он непонятно куда, - там...
  Я как раз готовила себе ужин на подпольной электроплитке, поэтому старательно не пускала его в комнату, выталкивая в коридор. "Стучал" на всех дед не корысти ради, а за идею, а такие доносчики гораздо пакостнее остальных.
  - Что случилось? - сурово отжимала я его от своей двери.
  - Пойдем, дочка, со мной, покажу.
  На плитке у меня варились макароны, но вернуться назад в комнату, и отставить кастрюльку в сторону при вахтере было невозможно. Оставив варево на произвол судьбы, я пошла за заполошным дедом, молясь, чтобы он не утянул меня на четвертый этаж.
  Оказывается, наш путь лежал на улицу.
  Двор общежития представлял на редкость неухоженную, хотя и большую территорию, огороженную сетчатым забором. Сквозь бурьян проглядывали какие-то проржавевшие агрегаты и торчали остовы списанных машин. Не приукрашивала общий вид и огромная, редко вывозимая помойка со специфическим запахом отходов со студенческой столовой. Но не это безобразие хотел мне показать наш бдительный вахтер. Его корявый палец обвинительным жестом ткнул в стену общежития. Я пригляделась и ужаснулась.
  Уже на уровне третьего этажа по лишенной хоть каких-нибудь уступов гладкой панельной стене дома шустро передвигалась фигурка миниатюрной женщины. Единственной утлой опорой для неё была свисающая из окна четвертого этажа веревка из связанных простыней.
  Незнакомка имела длинные, болтающиеся на ходу волосы, и пышную фигурку с весьма объемным, хотя и утянутым джинсами задом.
  - Кто это? - оторопело ахнула я.
  Филипп Васильевич смачно плюнул и замахал руками, как ветряная мельница.
  - Эй, - заорал он, - б...
  Я с перепуга сунула ему ладонь прямо в рот.
  - Замолчите, она же сорвется.
  Дед закашлялся от неожиданности, укоризненно куснул пальцы вставными зубами и угрюмо покосился на меня. Такого слюнтяйства от учительницы он не ожидал. Вот если бы я приказала расстрелять нарушительницу режима прямо на стене, это вызвало бы его живейшее одобрение.
  - Так ведь, Жанна Ивановна, это ж местная б... Пусть срывается, а не х... ей делать в общежитии. Лидка тут весь вечер возле меня отиралась, пыталась проскочить к хлопцам, но я её - паскуду несколько раз ловил. Милицией пригрозил, так она вон что придумала.
  - А к кому она просилась?
  - К Дюрягину Федьке.
  Это меняло дело. Дюрягину Федору лет было больше, чем мне. Здоровенный симпатичный мужик поступил в техникум уже после участия в афганской компании и шатаний по белу свету и, конечно же, сам мог разобраться в своей личной жизни без вмешательства деда Фили и ему подобных.
  - Так что? - не унимался вахтер. - Я звоню в милицию?
  Да что уж, почему бы не вызвать части регулярной армии с танками и пушками на поимку блудливой Лидки. Совсем дед умом тронулся.
  - Сами разберемся. Где Алла Владимировна?
  Алла Владимировна была дежурным воспитателем, но так как одновременно приходилась деду снохой, тот моментально заюлил:
  - Да, она тут в магазин...
  Магазин в поселке работал три часа в день, когда с утра привозили из города хлеб и в седьмом часу вечера был давно закрыт. Скорее всего затерроризированная свекром тетка помчалась домой доить корову, кормить свиней и прочую живность.
  Ладно, без неё обойдемся. Как говаривал Карлсон: "Дело-то житейское", хотя вот нужна мне вся эта морока, как рыбе зонтик.
  - Пойдемте.
  - Не могу покинуть пост, - тут же заартачился вредный дед.
  Я хотела было гаркнуть, что меня это тоже мало касается, но потом передумала. Без старого маразматика появлялся шанс миром уладить дело. Мне самой в ту пору было немногим больше двадцати, и даже чужие любовные шашни вызывали живейшее сочувствие.
  Шагая через две ступеньки, я бегом помчалась на четвертый этаж. В коридорах толпилась тьма народа, но по ухмыляющимся лицам можно было догадаться, что они понимают, куда это несется учительница в домашнем халате.
  Вот и дверь комнаты Дюрягина Федора. Я постучалась и прислушалась. За ней царила отменная тишина. А чего им, собственно говоря, шуметь?
  - Федор, - громко воззвала я,- откройте, пожалуйста, я хочу вам помочь!
  Осталось только добавить: "Хау, бледнолицые братья, я пришла к вам с миром!"
  Дюрягин решил прикинуться глухим, и был по-своему прав. Когда к вам в гости по сугубо интимному делу приходит дама, то всяческим учительницам в вашей комнате делать нечего.
  Напрасно я барабанила в дверь, взывая к его благоразумию, красноречивое молчание говорило мне, какой идиоткой кажусь затаившимся людям. Устав быть хорошей и благородной, я просто махнула на всё рукой и пошла к себе в комнату. В конце концов, как говаривал Остап Бендер: "Спасение утопающих - дело самих утопающих".
  Не сказать, чтобы шла медленно, но всё равно не успела: второй этаж встретил меня красноречивым запахом сгоревших макарон. Пока я в испуге открывала дверь, распахивала окна, ликвидировала останки несостоявшегося ужина, прошло достаточное количество времени. И в то самое время, когда я остервенело отдирала гарь ото дна кастрюльки, кляня на чем свет деда Филю, вдруг раздался характерный звук сирены.
  Нечистая совесть сразу же подкинула мне версию, что блажной старик вызвал пожарных, и я опрометью кинулась к окну. Первым чувством было облегчение: машина оказалась милицейской, и только потом до меня дошло, что придурковатый вахтер все-таки позвонил в милицию.
  И что я в этой ситуации могла поделать? Только вернуться к своим делам: кастрюлька оказалась с норовом, и никак не хотела прощаться со своим новым имиджем обугленного хлама. Но и я не собиралась ей потакать в этом стремлении. Скоро между мной и посудиной разгорелся безобразный скандал. Я ей высказала всё, что думаю о старых идиотах, которым дома не сидится, об их дочерях, которые никак не могут определиться - доярки они или воспитательницы? Досталось и мальчикам-переросткам, потребности которых не совпадают с возможностями, и отважным на всю голову раненным дамам с огнем в том месте, о котором обычно умалчивают, и "...и много-много, и всего припомнить не имел он силы".
  Пока я препиралась с кастрюлей, в общежитии тоже не дремали. Система оповещения среди студентов всегда хорошо работает, и если мне не пожелали открыть дверь, то к кому-то другому прислушались.
  Через некоторое время раздался осторожный стук. Решив, что это вновь происки деда Фили, я вышла из себя и, гневно нахмурившись, распахнула дверь. Но за дверью стоял не вахтер, а по-дурацки ухмыляющийся Федор, а из-за него робко выглядывала наша столь прославившаяся гостья.
  - Ну? - грозно осведомилась я. - Дальше что?
  - Жанна Ивановна, - Дюрягин быстро втолкнул свою даму ко мне в комнату и нахально закрыл дверь за собой - пожалуйста, спрячьте Лидку. А то участковый приехал.
  - А на что вы рассчитывали, когда прятались от меня, - разозлилась я, - что Филипп Васильевич спустит эту историю на тормозах? Вы разве с ним первый день знакомы?
  Дюрягин строил какие-то непонятные гримасы, которые меня озадачили. Похоже, он был со мной не согласен.
  - Я ему обычно бутылку ставил, - пояснил ситуацию Федор. - А сегодня промашка получилась: в магазин не завезли. Не думал, что он так упрется. А Лидке нельзя с участковым встречаться, он её давно запереть обещался.
  - За что?
  Понятно, что нехорошо вступать со студентами в половые отношения, но чтобы за это в тюрьму сажать? Это был уже явный перебор.
  - За тунеядство, - пискнула гостья. - Я с колхоза уже три месяца как уволилась, а в город уехать денег нет.
  Только теперь я перевела взгляд на Лидку. Прямо скажем, красотой она не блистала: поражала взор разве только некоторой замусоленностью, да вызывающе пышными изгибами, но как говорится на вкус и цвет...
  - Ладно, - сухо согласилась я, - оставайтесь, а вы, Федор, отправляйтесь в свою комнату, пока участковый не уедет.
  Дюрягин выскользнул в коридор, а мы с Лидкой остались наедине. Разговаривать нам было не о чем, молчать неловко, поэтому мешала она мне страшно. Во-первых, в её присутствии пришлось прервать монолог, обращенный к кастрюле, который успокаивал нервы; во-вторых, было неприятно, что посторонняя баба видит мою сгоревшую кастрюлю, тазик с грязной водой, кое-какие постирушки.
  - Надо с содой прокипятить, - подала голос гостья - тогда гарь отстанет.
  - Пожалуй, - согласилась я, пряча посудину в шкаф.
  Не говорить же ей, что само нахождение кастрюли у меня в комнате и то незаконно. Куда уж тут её кипятить.
  - У вас слишком тесно, - не унималась жрица любви, - на квартире было бы удобнее.
  Да, тесновато. На площади три на четыре метра размещались и кровать, и стол, и шкаф, и стопки книг, и чемоданы, и ведра, и тазы.
  Но квартирные хозяйки брали довольно дорого для моей учительской зарплаты, да и не хотелось быть всё время под прицелом чьих-то глаз. Здесь, по крайней мере, укладываюсь спать, когда хочу, читаю, сколько считаю нужным, и нет необходимости кого-то постоянно развлекать разговором.
  - Много света жгу, - лаконично пояснила я.
  Причина уважительная: для бабок движение диска счетчика вопрос жизни и смерти. Заплатив на несколько копеек больше, чем обычно за свет, они запросто могут получить инфаркт. Но Лидка неожиданно заволновалась.
  - У меня тетка через стенку жила. Померла этой зимой. Так у неё и выход был отдельный и счетчик свой. Две комнатки с верандой. Если захотите...
  Связываться с Лидкой не хотелось, но с другой стороны, питания в студенческой столовой уже не выдерживал желудок.
  - Сколько? - не стала я ходить вокруг да около.
  - Двадцать рублей.
  В общежитии я платила четыре рубля. Разница могла больно ударить по моему карману.
  - Я подумаю.
  Может быть, на этом всё и закончилось, но в этот момент в мою дверь властно забарабанили кулаки, явно принадлежавшие типу из властных структур. И пока я растерянно соображала, что делать, Лидка ловко нырнула под мою кровать, хотя там и стояла пара чемоданов. Вот за них она в мановение ока и забилась.
  Несчастная дверь едва удерживалась на петлях, когда я её распахнула.
  - Что случилось? - прикинуться невинной овечкой было обычным делом.
  В дверь зашел наш участковый Михаил Степанович - раздобревший до безобразия мужик, у которого трещали пуговицы на мундире даже при дыхании. За ним змеем заполз подозрительно обнюхивающий воздух дед Филя.
  - Чтой-то у тебя, дочка, как будто горелым пахнет? - проблеял он козлом.
  - Это из столовой, - отрезала я. - У них там сегодня каша пригорела. А в чём собственно дело?
  Непрошенные гости переглянулись.
  - Мы насчет Лидки. Пропала она, сгинула б..., все перерыли, - огорчился вахтёр.
  - Вы её не видели? - поинтересовался Михаил Степанович.
  - Нет. Я долго стучалась в дверь Дюрягина, но мне не открыли, и я ушла к себе.
  - Говорят, он её к вам отвел.
  Стукачи есть в любом мирке, а уж в студенческом общежитии их даже больше, чем в другом месте. Здесь масса причин: и глупость, и молодость, и залеты, которые нужно как-то отрабатывать, да и скука дает пищу для весьма своеобразных развлечений.
  - Смотрите сами, - возмущенно показала я вокруг себя, - где мне её прятать?
  И как бы ненароком приподняла покрывало на кровати, показав края чемоданов.
  - Да мы вам верим, верим, Жанна Ивановна, - устыдился своего поведения Михаил Степанович.
  Но дед Филя стыда был начисто лишен.
  - Так это, - прошамкал он, - может, вы вышли, а она сама прошмыгнула да в шкафу и сидит.
  И вредный дед распахнул дверцы шкафа. Ясное дело, Лидки там не оказалось, зато на видном месте стояла злополучная кастрюля рядом с электроплиткой.
  - А что это у вас тут? - тотчас обрадовано пропел он.
  - Мои вещи, - я с такой злостью захлопнула дверцы, что едва не прищемила ему нос. - Это что - обыск?
  - Электроплитками пользоваться нельзя.
  - А я ей и не пользуюсь. Храню, на всякий случай. Может, придется съехать отсюда, вот она мне и пригодится. Но я так и не поняла, Михаил Степанович, вам нужна Лидка или электроплитка?
  Представитель власти понял, что попал впросак.
  - Извините, но мы должны были проверить сигнал.
  Я промолчала, всем видом показывая, что считаю их визит затянувшимся, и они ретировались.
  Ещё не успела толком отдышаться, как из-под кровати раздался Лидкин голос:
  - Пятнадцать рублей.
  - Идет, - нервно согласилась я, - в конце марта перееду.
  Дюрягин выводил свою любимую из общежития при помощи иезуитской увертки. Кто-то из его друзей громко забарабанил в железные ворота, закрывающие въезд во двор общежития. Дед Филя, громко матерясь, кинулся смотреть: кто это нарушает общественный порядок? И пока размахивая кулаками, он вопил, пугая пустую улицу, Лидка ловко спряталась в деревянном заведении под литерой "Ж".
  А уж когда недовольный старик зашел в общежитие и закрыл за собой дверь, перелезть ловкой покорительнице бетонных стен через изобилующие всякими декоративными выступами ворота оказалось плевым делом.
  За свой подвиг я получила от Дюрягина коробку шоколадных конфет и сильную головную боль, потому что он нагло принялся за мной ухаживать.
  Как-то в самом начале педагогической деятельности, одна умудренная опытом уже пожилая дама-математик довольно строго мне наказала:
  - Запомните, Жанночка, контингент у нас таков, что есть учащиеся и постарше вас. Советую не обращать на это внимания. Тридцать ученику или пятнадцать разницы не имеет: мы по разные стороны баррикад. Нельзя ни на йоту сокращать дистанцию, если хотите сохранить лицо. В каких обстоятельствах вы не оказались бы, учителю не прощают ничего.
  Золотая женщина. Тогда я отмахнулась от её слов, сочтя их жеманным занудством, но вот сколько живу, столько убеждаюсь в правоте этой хорошо познавшей жизнь дамы.
  Я уже давно приняла к сведению, что не могу по рассеянности позволить себе не поздороваться на улице со случайным прохожим. Моментально осудят. Может, я с ним и не знакома, но меня-то знают все. Не могу присесть где-нибудь на пляже рядом со знакомыми, если у тех в руках пиво. Даже если я к нему и не прикоснусь, всё равно скажут, что пьянствовала в буйной компании. Не могу даже поругаться с кем-нибудь, пусть даже и по делу, потому что любимым аргументом против меня будет неизменное: "А ещё учительница!"
  А уж что касается амурных дел, то учитель, как и жена Цезаря, должен быть вне подозрений. А тут Дюрягин. Мужик вроде был неплохой, но явно не герой моего романа, и надо же, что именно на меня он и запал.
  Ухаживать Федор начал весьма топорно: по делу и без дела постоянно тарабанил мне в дверь. То ему нужна заварка, то ручка, то линейка. Я поначалу безропотно выдавала запрашиваемые вещи, не подозревая истинной подоплеки происходящего, и тогда ухажер окончательно осмелел - он пригласил меня в клуб на танцы.
  Но и тогда до меня не дошла суть происходящего, я просто вежливо отказалась. И всё-таки что-то в моем поведении, по-видимому, давало ему основание надеяться на благоприятный исход ухаживания, поэтому поражение его ничуть не обескуражило.
  Между тем, как и у всякой себя уважающей советской девушки в ту пору у меня был жених. Мы вместе учились в университете только на разных факультетах. Сразу же по получении диплома тот отправился отдавать долг родине на охране рубежей стран СЭВ. Его часть стояла в ГДР, и он аккуратно присылал мне письма о том, как весело ему живется за колючей проволокой военного городка.
  Увы, горько это сознавать, но мы оказались последним поколением русских людей, умеющих писать письма. Сейчас искусство эпистолярного жанра нагло вытеснено СМС, а жаль. Если даже молодой человек, окончивший факультет прикладной математики мог увлекательно описывать упражнения на плацу на четырех листах, то что уж говорить о людях с гуманитарным складом ума. Писем я всегда с нетерпением ждала и охотно писала не менее пространные ответы, изливая в них переполнявшую меня тоску по утраченной городской жизни.
  Послания от сердечного друга приходили на проходную прямиком в лапы деда Фили. И он каждый раз, вручая мне конверт без марок, торжественно вещал.
  - Солдат твой пишет.
  В тот день, достав из шкафчика заветное письмо, дед как-то хмуро крякнул.
  - Раньше-то бабы мужиков с войны по десятку лет ждали, а нынче, тьфу... На пару лет хвост прижать не могут.
  Такого прозрачного намека невозможно не принять к сведению, только я не поняла, с чего это старый маразматик заговорил с мной на эту тему.
  - Не могу отвечать за всех неверных жен страны, - мрачно огрызнулась я. - К чему это вы сейчас приплели меня к их когорте?
  Слово "когорта" Филиппу Васильевичу ни о чем не говорило, но суть моего недовольства он с радостью уловил.
  - Так вот же, - живо ткнул он грязным пальцем в конверт, - солдат пишет, а ты с Федькой Дюрягиным шуры-муры крутишь.
  От такой наглости я поначалу опешила, а потом взвилась до небес.
  - Что? - непочтительно рявкнула я. - Это ещё какие "шуры-муры"! Вы, Филипп Васильевич, говорите да не заговаривайтесь. То вы его зазнобу в моем шкафу ищите, то его самого ко мне "клеить" начинаете. Осторожнее на поворотах!
  Зря старалась. Когда люди распускают слухи, они свято верят в собственные измышления. Переубедить их дело неблагодарное и заранее обреченное на провал.
  Дед смотрел на меня тем высокомерно-игривым взглядом, каким испокон века одаривали падших девок в деревнях мужики в возрасте.
  - Знаем, знаем, чего он к тебе постоянно шляется. Тут я по секрету от одного парня узнал, Федька бахвалился, что окрутил училку-то. Снял с неё поясок!
  - Стыдно в вашем возрасте говорить такие гадости! Сплетник, - вспыхнула я и, едва сдерживая слезы, убежала в свою комнату.
  Убийственная сила клеветы именно в том, что она не справедлива. Это деморализует нас, делает несчастными и беззащитными. Обиженному иногда кажется, что против ополчился весь мир. А ведь если вдуматься, злобой исходит именно тот, кто клевещет, а не тот, кого оклеветали. И лучшее средство защиты в этом случае - нападение.
  Вот и в моем случае дед Филя тотчас кинулся жаловаться начальству. Вот, мол, молодая учительница оскорбила заслуженного ветерана труда.
  Сначала на меня кинулась собакой наша завуч - маленькая, похожая на мопса, озлобленная на весь свет баба лет сорока, муж которой иначе с ней как матом не разговаривал и увивался за всеми подряд. Раиса Федоровна раз в месяц неизменно писала заявление в суд на расторжение брака. Делала она это демонстративно: выносила лист бумаги в учительскую, горестным образом испрашивала совета, как правильно заполнить бланк. Потом, видимо, передумывала, а после очередного загула благоверного всё начиналось сначала.
  За деда Филю она заступилась рьяно по нескольким причинам. Первая - сам принцип. Как это молодая девка осмелилась дерзить ветерану? Вторая - Раиса Федоровна люто ненавидела молодых женщин, хотя у самой было две дочери. И наконец, третья, но немаловажная: дед Филя ей нет-нет да подбрасывал баночку молока (так, на всякий случай). Вот этот случай и выдался. Банку нужно было отрабатывать, и вредная баба разве что меня не покусала, грудью защищая интересы противного старикашки.
  Честно скажу, я в долгу не осталась. Сейчас, может, и не стала бы связываться с истекающей злобой кликушей, но тогда я свято верила в действенную силу разумного довода.
  Ну и чего я добилась? Меня вызвали в кабинет директора, который оправдания слушать не пожелал и поставил перед выбором - либо я освобождаю общежитие, либо извиняюсь перед "героем".
  Извиняться перед престарелым дерьмом я не стала. Быстрехонько собрала свои сумки и этим же вечером съехала на квартиру к Лидии, кстати, расположенную неподалеку.
  Все это сильно напоминало сцену из хорошо известного фильма 50-х "Весна на Заречной улице": те же стопки перевязанных книг, та же темнота и мои скитания по улице с чемоданами и свертками. Да и Лидка меня встретила без особой радости, видимо, и до неё докатились слухи о моем предполагаемом романе. Однако деньги им были нужны и, скрипя зубами, мне все-таки сдали квартиру.
  Это был дом так называемой "щитовой" застройки, сделанный на два входа. В каждой половине располагались по две комнаты и веранда. Лидка жила на своей половине вместе со старой теткой, с которой постоянно грызлась, но против меня старуха ничего не имела. Всё время пока я прожила с ними по соседству, мы с ней ни разу не сказали друг другу плохого слова.
  Конечно, новое жилище было не сахар: давно непроветриваемые, заброшенные комнаты провоняли особым запахом старости и сырости, но здесь я была одна. Сама себе хозяйка... прекрасное ощущение!
  Это потом навалились бытовые проблемы, а тогда я села на старый пыльный диван и прислушалась к царящей вокруг тишине. Такая бывает только в деревенском доме - полная мирных и тихих звуков, не имеющих никакого отношения к деятельности людей. Что-то таинственно поскрипывает, шуршит, стучит, и так хорошо себя при этом чувствуешь.
  Это был переломный момент в моей жизни, хотя тогда я об этом не подозревала. Моё сердце урожденной горожанки навсегда было отдано так называемой "жизни на земле" - частному одноэтажному строению.
  Плата за жилье, как я уже упоминала, оказалась для меня высока, но другого выхода из положения не было, и я смирилась с этой брешью в бюджете. Однако уже через два дня выяснилось, что мои дела не столь плачевны.
  Коллектив в техникуме подобрался разнородный. Это было неплохо: гораздо хуже попасть в "болото", где сидят сплошь бабушки, воспитанные ещё в эпоху сталинских чисток. Террор и стоицизм у них в крови, наряду с энергичным неприятием любых демократических веяний, вплоть до ношения кофточек другого цвета кроме белого. В годы моей молодости надевшая брюки учительница могла попасть под серьезный прессинг коллег на одном из многочисленных педагогических сборищ.
  Мне особо "повезло": я застала эпоху бесконечных партсобраний (на которых были обязаны почему-то заседать и партийные, и беспартийные), и заседания бюро комсомола, и профсоюзные комитеты, и (конечно же, святое!) педсоветы с неизменными двухчасовыми политинформациями. Попа (извините за столь натуралистическую подробность) ныла, не в силах вытерпеть слушание очередного идеологического лая наших "партагеноссе", что уж говорить о несчастной голове? Уши "пухли" в прямом смысле этого слова.
  Где-то через пару дней после моего изгнания мы вновь заседали по какому-то архиважному вопросу. Обычно одной из тем повестки дня было что-то типа " Как помочь детям Анголы получить образование?" или "Монгольская школа: сегодня и завтра". А вот ещё перл, застрявший у меня в памяти с той "веселой" поры - "Советский учитель и кубинская революция".
  Вот опять отвлекаюсь, но не могу удержаться от вопроса: какое отношение мог иметь советский учитель к кубинской революции? Неужели он штурмовал рядом с юным Фиделем казармы Монкада, зажав в руке указку, глобус и томик Ленина? Но в конце мероприятия всегда выяснялось, что имел, имел отношение! На каком-то там очередном учительском съезде учителя Советского союза решительно поддержали кубинскую революцию, и даже послали приветственный адрес кубинскому руководству, и лично товарищу Фиделю Кастро Русу. Вот так-то!
  И вот сидим мы бедные и несчастные на очередном форуме и слушаем бесконечную ахинею, которую несут такие же горемыки. Наши партийные бонзы не особенно утруждали себя подготовкой материала, сваливая всю работу на шеи безропотных работяг, зато обязательно ставили себе в заслугу организацию мероприятия.
  - Говорят, ты выселилась из общежития? - тихо полюбопытствовала наша историк Тамара Львовна - баба относительно молодая и ушлая. - Оно и правильно: на вольном выпасе гулять сподручнее.
  - Может и так, - с тяжелым вздохом согласилась я, - но больно дорого.
  Тамара снисходительно глянула на неофитку.
  - Жанна, милочка, ты - молодой специалист да ещё поехавший в деревню. Администрация обязана предоставить тебе жилье.
  - Но вроде бы я сама ушла из общежития.
  - И что? Значит, они не создали подходящих условий для проживания. Пусть платят и за свет, и за дрова, и за квартиру. Пиши заявление в профком.
  Иногда в коллективах встречаются люди, которые обожают выступать против начальства, особенно когда есть законный повод для недовольства, и мне повезло, что я наткнулась именно на Тамару Львовну. Она была горластая, языкастая, и стоило директору неосторожно дать повод для критики, как наши совещания превращались в своеобразный бой быков, где быком выступало пытающееся усмирить смутьянку руководство, а красной тряпкой - законы о труде. Трудовой кодекс Тамара Львовна знала наизусть и, будучи историком по профессии, пользовалась им виртуозно.
  Вот и сейчас глаза её возбужденно засверкали, лицо просияло удовлетворенной улыбкой, и было видно, насколько ей радостна сама мысль о предстоящей схватке с начальством.
  Да, не все было плохо в эпохе, которую остряки от истории назвали "застоем". Сейчас бы Тамару Львовну уволили в мановение ока, элементарно прервав с ней трудовое соглашение по ставшей тривиальной причине "вы нам не подходите". И доказывай потом другому работодателю, что ты не прыгала пьяной по школьной столовой, задрав юбку на голову, и не орала нецензурные выражения в адрес министра образования.
  Тамара лихо провернула заседание профкома, посвященное моей особе. Правда, директор вяло промямлил, что я могу вернуться в общежитие, но эта идея не вызвала энтузиазма в том числе и у снохи деда Фили.
  - Там конфликтная ситуация, - постно напомнила она.
  - Никогда не буду извиняться перед Филиппом Васильевичем, - хмуро буркнула я, - он меня оскорбил.
  - Вы уверены? - едко осведомилась вредная тетка.
  Конечно, современным молодым людям этого не понять. Но я застала времена, когда девушки, чтобы защитить свою честь от нападок похабных маразматиков, брали справки из гинекологии, подтверждавшие их девственность.
  Лично присутствовала на свадьбе, где мать, не сохранившую так называемую "честь" невесты, усадили на шкуру, поливали водкой и били веником. И учтите, это происходило не в каменном веке, а всего лишь около тридцати лет назад. А моя подруга была свидетельницей, как мать девицы наоборот "блюдущей" себя катали по всему селу на мотоцикле под красным знаменем. Другой мой знакомый поведал душераздирающую историю, как на жениха "проштрафившейся" невесты натянули хомут, наверное, намекая на то, что он конь, а его невеста лошадь. По крайней мере, я твердо уверена, что все жители той деревни обладали сходным интеллектом.
  Но вернемся к нашему повествованию.
  - Что вы этим хотите сказать? - взвилась я.
  Тетка только ехидно ощерилась, и неизвестно чем всё закончилось, если бы не вмешательство буквально тающей от наслаждения Тамары Львовны. В кои-то веки такая разборка: будет о чём потолковать с подругами.
  - Вы настаиваете, что Жанна Ивановна ведет аморальный образ жизни? И можете подтвердить это фактами и показаниями свидетелей в случае судебного разбирательства? - промурлыкала она, глядя прямо в глаза моей противницы.
  - Какого судебного разбирательства? - опешила та.
  - На вас и вашего свекра подам в суд за клевету! - ухватилась я за внезапную помощь.
  Неизвестно, до чего мы в конце концов дошли бы, может и действительно до суда, но вся эта история порядком надоела нашему директору.
  - Всё, - рявкнул он, - достаточно. Пусть Жанна Ивановна живет на квартире, если ей так хочется. Техникум поможет с платой жилья.
  Вот так всё и закончилось. Хоть маленькая победа, но всё равно приятно.
  Кстати, выяснение отношений в учительском коллективе не такая уж и редкость. Как-то я была свидетельницей немало позабавившей меня сцены.
  Так как наш техникум был сельскохозяйственным, немаловажной фигурой являлся преподаватель агрономии. "Немаловажной" в смысле специальности, а вот в остальном Бог явно обделил нашего Игоря Васильевича: корявый, потрёпанный жизнью мужичонка с инфантильной улыбкой на сизых губах, между тем обладал каким-то фантастическим по мощи мужским либидо, и имел ошеломляющий успех среди дам чуть старше среднего возраста. А их у нас в коллективе было немало. Все вроде бы замужние, а вот... как говорится "и на старуху бывает поруха".
  Я уже числилась в отпуске, но по каким-то причинам были перебои с деньгами (что в ту пору происходило не редко), и "отпускных" не получила, поэтому то и дело уныло наведывалась в учебное заведение в чаянии заветных средств.
  Между тем, на втором этаже шёл ремонт и две дамы под пятьдесят - наша химичка Алла Митрофановна и преподаватель этики Полина Георгиевна что-то доделывали в своих кабинетах прежде, чем также уйти на отдых. Бухгалтерия находилась прямо перед кабинетом химии. Выйдя не солоно нахлебавшись из её дверей, я увидела драку. Две дамы под пятьдесят (не привокзальные бомжовки, женщины с высшим образованием, учителя!) лупили друг друга что есть сил вениками.
  - Я знаю, почему он дал тебе банку с медом, - орала Алла Митрофановна, - ты с ним... (дальше идет настолько нецензурная брань, что изложить её даже отдаленную суть нормальным языком не представляется возможным)
  - А ты со свечкой над нами стояла? - не оставалась в долгу Полина Георгиевна, норовя попасть веником прямо в лицо соперницы. - Игорь Васильевич мне жаловался, что ты ему проходу не даешь!
  - Кто жаловался, кому жаловался, - химичка все же умудрилась дотянуться рукой до кудряшек противницы, - да ты сама....
  И началась рукопашная. Пузырясь от удовольствия, я помчалась искать нашу "любимую" завучиху Раису Федоровну. Баба с деловым видом ковырялась пальцем в стене коридора первого этажа. Я давно заметила, что стоит кому-то начать ковыряться, значит, ему делать совсем нечего, а рабочий день надо как-нибудь "убить".
  - Там Алла Митрофановна и Полина Георгиевна убивают друг друга из-за неразделенной любви к Игорю Васильевичу и меду! - злорадно ликуя, сообщила я.
  Прошипев что-то типа "старые дуры", их любимая подруга резво стартовала на второй этаж, а я пошла искать виновника торжества. Игорь Васильевич стоял среди трактористов на заднем дворе техникума, задумчиво взирая на какой-то поломанный агрегат.
  - Там, Игорь Васильевич, - невинно округлила я глаза, - из-за вас две дамы убивают друг друга!
  - Чё? - растерялся он.
  - Не "чё", а любовь, - укорила я его за черствость, - великое и возвышенное чувство, которое вы внушили этим несчастным. Вы уж в следующий раз аккуратнее с мёдом: дали банку одной, не забудьте и про другую.
  То, что я увидела на его лице, с лихвой окупило все мои старания: странная помесь тоски, злости, испуга, да что там... ужаса! Мгновение, и он стремглав помчался в учебное здание, а я тоскливо поковыляла домой. Увы, кроме морального удовлетворения мне эта сцена дала мало. Без денег в отпуск не уедешь.
  Но это забегая опять-таки вперед, а тогда...
  С Дюрягиным отношения у нас после всех этих перипетий были натянутыми. Не сказать, чтобы я так уж безоговорочно поверила наветам деда Фили, но приязненных чувств у меня нежеланный кавалер также не вызывал. Он силился о чем-то поговорить, но до поры до времени мне удавалось избегать выяснения отношений. А собственно что парень мог мне сказать? Что вахтер лгал? Я и сама это знаю, а дальше-то что? Ни честный Дюрягин, ни лгун мне не был нужен.
  Вся эта неопределенность тянулась до майских праздников, а потом всё-таки нам пришлось столкнуться.
  Первое мая в стране Советов любили.
  Во-первых, весна. Во-вторых, выходной день, что также во времена СССР было немаловажно. А в третьих, к маю все покупали обновки и с гордостью их напяливали, поэтому все города в эти дни были заполнены несчастными женщинами, с мучительными гримасами ковыляющими на вдребезги растертых новыми туфлями ногах. Красота в любые времена требует жертв. Машин в ту пору в личном обиходе было мало, а по перекрытым для прохода колонн улицам не ходили даже автобусы.
  А вообще-то, если честно, было весело. С утра весь город наполнялся музыкой, кумачовыми красками, пьяными с гармошками мужиками и лотками с мороженым. В ожидании пробега перед трибуной в колоннах плясали под гармонь, пили водку и смеялись в нетерпеливом ожидании праздничного застолья.
  Ладно, май. А вот про демонстрации на ноябрьские праздники особый разговор!
  В городе, где я тогда жила в ноябре уже были морозы под сорок и снежные заносы, но местные власти это интересовало мало. Чтобы бороться с холодом, резко возрастало употребление водки и увеличивалось количество пляшущих в пьяном угаре, но в тех колоннах, где шли школьники горячительные напитки отсутствовали.
  Заботливые мамы напяливали на детей по трое штанов, укутывали их в шали и теплые шубки, но те всё равно мерзли. Когда я шествовала со школьной колонной мимо трибуны местных "партайгеноссе", мне было не до почтительного лицезрения "отцов города": дай Бог, чтобы шаловливые дети ничего не умудрились натворить: выскочить за оцепление или показать язык какому-нибудь секретарю райкома.
  В тот день я промчалась с учениками мимо трибуны, кому-то навязала портрет одного из престарелых кремлевских "членов" и, дав огромный круг, вернулась опять к началу шествия, где торчал со своей колонной мой муж. Тот взирал на упоенно пляшущих коллег по цеху, взгромоздив на шею плотно закутанного во всё теплое пятилетнего младшего брата. Не в пример школьной колонне здесь было весело и шумно. Выплясывая под гармошку, мы прошествовали мимо трибун, и только тут я умудрилась обратить внимание на стоящих там людей.
  Зрелище того стоило.
  Солидно набравшись на трибуне покачивалось, зябко притоптывая, местное начальство, а по сторонам от сановного возвышения стояли унылые ряды каких-то работяг с лентами через плечо, на которых по красному золотом было написано "Ударник производства". Лица у бедолаг были неестественно пурпурными, носы свисали баклажанами, и весь вид одуревших от тоски и окоченения людей служил яркой иллюстрацией к воззванию "Пьянству бой!"
  - Вот, - указала я своему супругу, - смотри, что значит, в стране Советов быть передовиком производства.
  - Мне это не грозит, - фыркнул муж, - чтобы стать объектом подобного издевательства нужно непременно иметь партбилет.
  Ах, все мы тогда были диссидентами. Молодости свойственно критиковать всех и вся.
  Ну, вот опять я отвлеклась. А ведь вещала о делах, которые происходили на год раньше описываемых событий.
  В поселке никаких трибун не строили, и демонстрации проводить было и некому, и негде: всё взрослое население уже участвовало в "битве за урожай", что вполне естественно для весенней поры. Увы, такое положение дел не устроило нашего директора. Ему очень хотелось показать свою лояльность к доживающей последние годы власти, и хотя мужик Федор Александрович был неглупый, у него в голове бегали свои "тараканы".
  Для начала преподавателей обязали заставить иногородних детей остаться в праздничные дни в общежитии. Это было по-настоящему жестоко. Ведь учащиеся могли увидеться с родителями только либо в зимние каникулы, либо на майские или ноябрьские праздники. Поездки были сопряжены и с обменом гардероба по сезону, да и обыкновенную тоску по дому также не нужно скидывать со счета. Даже шестнадцатилетние подростки всё равно остаются детьми.
  И вот, грозно хмуря брови и делая каменные лица, мы на все умоляющие просьбы детей отпустить их на праздники домой отвечали категоричным отказом. Думаю, на том свете с нас за это взыщется при перечне смертных грехов.
  Так или иначе, но утром первого мая во дворе техникума собралась толпа подростков, весьма непочтительно размахивающих флагами, портретами членов правительства и картонными голубями.
  Этими голубям почему-то придавалось огромное значение, и наш завуч по воспитательной работе Фрол Аркадьевич метался в толпе, нервно допрашивая всех подряд:
  - Где "голубья", где "голубья"? Поставьте ровно "голубьев"!
  Почему "голубья", а не голуби? Не знаю, но тогда я ещё с уважением относилась к культуре речи, и меня это слово доводило до нервной дрожи.
  Впрочем, смеялись над незадачливым "филологом" и студенты, пряча за спиной злополучные картонные макеты птиц и жизнерадостно хихикая над любыми неизбежными в таких случаях неурядицами.
  Построить расшалившихся парней и девушек в какое-либо подобие колонны было делом непростым, и потребовало от опекающих кураторов напряжения всех имеющихся в распоряжении голосовых связок.
  Наконец-то, наши неимоверные усилия увенчались успехом и всё плотно сбитое стадо бодро вывалилось из ворот на грязные просторы не приспособленного к такого рода демонстрациям посёлка. Из репродуктора сельсовета вырывались звуки бравурных, жизнеутверждающих маршей, а над серыми покосившимися заборами уныло свисали кумачовые полотнища самодельных стягов. Вот, пожалуй, и весь праздничный антураж, потому что бродячим там и сям курам было глубоко безразлично, какие у людей праздники, а в больших лужах разбитых тракторами дорог повседневно блаженствовали счастливо хрюкающие свиньи.
  И вот посреди этого деревенского благолепия по колено в грязи деловито мчалась почти тысяча юношей и девушек, стремясь как можно быстрее покончить с никчемным делом и расползтись, кто куда.
  Студенты неслись с такой скоростью, что за ними не поспевали запыхавшиеся преподаватели, а так как на дороге встречалось огромное количество луж, и их приходилось то и дело обходить, вскоре наша стройная колонна превратилась в бесформенную орду.
  Утомившись, портреты правителей взвалили на плечи, а кто и уныло поволок по земле. То там, то здесь вкось и вкривь маячили те самые "голубья" - особый предмет заботы нашего Фрола Аркадьевича, и непотребно скомканные во все стороны торчали подобно пикам многочисленные знамена.
  Всем беспорядочным скопом мы выкатились к местному сельсовету - скромному зданию под линялым, условно красного цвета стягом, которое отнюдь не украшали возвышающиеся невдалеке терриконы навоза с ближайших ферм.
  На утлое облезлое крыльцо выбрался вытирающий пот председатель колхоза и в ужасе увидел, как площадку перед правлением, тесня торчащие здесь же грязные трактора и прочие сельскохозяйственные приспособления, заполняют орды радостно ревущих студентов.
  Разбаловавшиеся детки моментально взобрались на жалобно крякнувшие агрегаты, вызвав у руководства колхоза нервный крик ужаса, но особенно досталось группке гипсовых, обшарпанных пионеров в середине пересохшего ещё в далекие 50-е бассейна. Какой-то находчивый весельчак сунул мальчику с останками горна в руку злополучного голубя. Его примеру последовали остальные, и вся группа гипсовых монстров оказалась щедро утыкана портретами "членов" и всеми наличными "голубьями".
  - Немедленно прекратите, снимите... поставьте... слезьте!
  Крики и увещевания неслись со всех сторон, но толку от них было мало.
  Теснота не давала маневра пытающим навести порядок преподавателям, а всеобщий радостный рёв делал все команды неслышными.
  Что-то истошно патриотическое вещал, обращаясь к толпе несчастный председатель; размахивал руками, пытаясь обратить на себя внимание наш директор; подпрыгивала в бессильном гневе завучиха - толку не было.
  Я - девушка отнюдь не маленького роста, даже встав на цыпочки, не могла толком разглядеть, что происходит: мешал богатырский разворот плеч высоченных "деток".
  Но когда раздалась команда "разойтись", передние ряды её все-таки услышали, и началось!
  Орда радостно ринулась обратно. Беспорядочно побросав весь коммунистический агитационный антураж в виде знамен, портретов и опять-таки злосчастных "голубьев" студенты бежали от правления колхоза с такой же скоростью, с которой бегут солдаты проигравшей армии с поля боя. Меня прижали к грязнущей веялке, и я безнадежно испачкала мазутом свою новую юбку. И такой пострадавшей я была не одна: Инну Павловну - нашу секретаршу так толкнули, что она упала на гусеничный трактор, разорвала кофту и здорово поранила плечо. Об отдавленных ногах и испачканной обуви я даже не упоминаю: досталось всем.
  В результате посреди усыпанного грязными и разбитыми транспарантами двора осталась только кучка изрядно помятых учителей и ошалевших от изумления членов правления колхоза.
  Особенно не возмущаясь, мы собрали агитационные останки. Нагрузив на свои плечи всю эту дребедень, и сгибаясь под непосильной ношей, педагогический коллектив уныло поплелся к "альма-матер". Перед лицом вопиющей дурости, как правило, не находится ни слов, ни чувств - обыкновенное тупое смирение.
  Впрочем, наш Федор Алексеевич то ли от растерянности, то ли из упрямства брел рядом и упорно талдычил о недостаточности "патриотического" воспитания молодого поколения, нудно указывая нам на "недоработки" в этом "архиважном" направлении.
  И что на это можно было ответить? Только зевнуть втихомолку да переложить древко потрепанного знамени с одного плеча на другое.
  Настроение было изгажено окончательно. Все мои коллеги были людьми семейными и праздновали "первомай" с мужьями и детьми. Подруг среди населения села я по причине постоянной занятости так и не завела, поэтому мне предстоял весьма скучный вечер наедине со стареньким черно-белым телевизором, который неизвестно, что показывал. Полосы, точки, рябь, странное шуршание и плавающий звук могли развлечь любого любителя сюрреализма, но давали весьма отдаленное представление о сути телевизионных передач.
  Да и смотреть было особо нечего: шли бесконечные "Сельские часы", пленумы и съезды. Приятным диссонансом в это унылое однообразие врывалась только передача Сенкевича "Клуб кинопутешествий", "В мире животных" Дроздова да редко показываемые восхитительные советские фильмы.
  Неудивительно, что СССР когда-то был самой читающей страной мира: других развлечений просто не было. Вот и я в тот праздничный день намеривалась мирно перечитать "Анну Каренину". Но скажем так: не получилось.
  Не успела я скинуть с ног испачканные туфли, как ко мне ввалилась изрядно заведенная Лидкина тетка. Анна Петровна кипела гневом на "непутевую" племянницу и жаждала поделиться чувствами со всем миром, но так как мир не отвечал ей взаимопониманием, доля безмолвного слушателя её бесконечных жалоб досталась мне.
  - Ах, сука... ах, б... - голосила бабка, грозно размахивая руками, - вот ведь! Чтобы напоить своих кобелей стырила у меня бутылку, шалава, а я к празднику припасала!
  Возмущение Анны Петровны можно было понять. Это была эпоха тотального дефицита на всё, в том числе и на водку. Давали её по талонам по бутылке в руки, да и то если застанешь в продаже. Я водку никогда не любила, но отоваривалась аккуратно, потому что в сельской местности это была ценнейшая валюта. Жила я в одиночестве, и чтобы что-то починить мне приходилось нанимать местных любителей выпить, а расчет вести бутылками.
  - Кран установить? Литр.
  - Вешалку прибить? Поллитра.
  Вот такой бартер.
  О моих запасах милая старушка хорошо знала и теперь отчаянно завывала не без тайных мыслей о вожделенном напитке. Она не была пьяницей в полном смысле этого слова, но "опрокинуть рюмочку" очень любила. Я пока хранила вежливое молчание и, сообразив, что на жалость меня не проведешь, бабка зашла с другой стороны.
  - А ты, Жанночка, никуда не пойдешь праздновать-то? Не пригласили?
  - Нет, не пригласили.
  Мне хотелось отделаться от Анны Петровны, и поэтому не стала выдумывать увертки. Но тут я просчиталась.
  - Так пойдем к нам! - радостно оживилась бабка. - Я там и картошечки пожарила, и помидорчиков достала. Посидим, чайку попьем.
  И вот здесь хитрая старуха поймала меня на крючок. Она божественно готовила соленые бочковые помидоры, и ради них я была готова на многое, даже терпеть её пьяные жалобы.
  - Зачем же чай, - обреченно вздохнула я, - у меня есть напиток и погорячее.
  Ведомая позывами своего желудка и глотая слюну, я сунула руку за комод и вытащила заветную поллитровку.
  На половине тетки царила та самая аура, которая устанавливается в доме, где живут курящие и любящие выпить люди. Вроде бы везде чисто, но я давно заметила, что дым дешевых сигарет как будто въедается в штукатурку, и создается ощущение, что все покрыто своеобразным липким налетом.
  Но сковородка с картошкой красовалась на столе, появились и густо облепленные укропными лапками помидоры. Бабка споро нарезала толстое сало, разложила вилки и поставила граненые стаканы. Подумала, опасливо косясь на меня, и только потом неуверенно достала из буфета старенькие тарелки с надписью "общепит".
  Понятно, что обычно они с племянницей ели картошку прямо из сковородки.
  Только мы сели, и я жадно впилась зубами в помидор, наблюдая за ловкими движениями хозяйки, разливающей водку в стаканы, как за дверью послышался шум шагов.
  - Ах ты, шалава, - яростно взвыла старуха, - как будто печенкой чует, где наливают! Лярва!
  И быстро опрокинула рюмку в себя. Я же промедлила со своей порцией, да так и застыла с налитым стаканом в руках, наблюдая, как пересекают порог Лидка, Федор Дюрягин, и ещё какой-то незнакомый парень.
  - О, так вы уже начали! - радостно заверещала при виде этой сцены Лидка.
  Видно было, что она уже солидно приняла на грудь и поэтому находилась в прекрасном расположении духа, на время позабыв про свою ревность. Меня же почему-то сразу заинтересовал её второй спутник. Не то чтобы он был особо красив или чем-то примечателен, но скажу сразу - приглянулся. Хорошее слово и более точно обозначает чувство, мгновенно возникающей между двумя молодыми людьми симпатии, чем затасканное "любовь с первого взгляда".
  - Олег, - представился он, крепко пожав мне руку.
  - Жанна, - умудрилась смутиться я.
  Даже его рукопожатие и то мне понравилось, уж не говоря про искру вполне понятного любой девушке интереса, промелькнувшую в серых глазах. Кажется, первомайский праздник обещал стать не столь скучным, как я ожидала. Но наши переглядывания не понравились Дюрягину.
  - Мы же не собирались здесь задерживаться. Бери, что тебе надо да пошли, - недовольно буркнул он.
  Но Лидка уже углядела стоящую на столе едва початую бутылку.
  - Да куда торопиться, - скорехонько уселась она за стол и протянула руку к водке, - везде успеем. Ну, за праздник!
  Не тут-то было. Анна Петровна моментально пресекла эту возмутительную попытку разделить заветную "поллитру" на пятерых человек.
  - Куда лапы тянешь,- ударила она племянницу по руке, - хорошие люди на дармовщину не зарятся.
  Столь прозрачный намек был воспринят каждым по-своему. Лидка возмущенно поперхнулась, волком зыркнув на обнаглевшую бабку.
  - Пойдем отсюда! - тотчас взвился и Федор.
  Но Олег вдруг выставил на стол непочатую бутылку, сделав вид, что не видит вытянувшихся лиц спутников.
  - Вот, - живо уселся он за стол, - наша доля.
  - Это другой разговор, - моментально сменила гнев на милость Анна Петровна, - теперь и душевно посидеть можно А кто ты такой, хлопец, чей будешь? Что-то я тебя раньше не видела.
  Этот же вопрос заинтересовал и меня. Спасибо бесцеремонной старухе.
  - Мы с Федяней вместе в Афгане горы утюжили, - охотно пояснил Олег, протягивая руку за помидором, - договорились встретиться. Я сунулся было к его родителям, но выяснилось, что ваших студентов домой на праздники не отпустили. Вот и пришлось ехать сюда.
  В кои-то веки я мысленно поблагодарила наше идейно настроенное начальство. Молодой человек мне нравился всё больше и больше.
  - Вот и хорошо, - Анна Петровна редко задумывалась над тем, что болтает её язык, - будете ухажером нашей Жанночки, а то она окромя своих тетрадок и не видит ничего.
  - А кем вы работаете, Жанна? - вежливо поинтересовался Олег.
  Моя шея непроизвольно втянулась в плечи.
  Наша профессия для посторонних людей, что красная тряпка для быка. Единственное, в чем солидарно наше современное разнородное общество, так это в дружной нелюбви к учителям: у каждого найдется, что сказать. У каждого есть собственный список претензий и тщательно лелеемая обида. Ладно, мы виноваты в том, что современные дети не слушают родителей и не здороваются с соседями, но иногда мне кажется, что педагогику обвиняют даже в гибели Атлантиды. Вот, мол, не доглядели: она раз и пошла ко дну. А я ведь ещё вдобавок учитель самого ненавистного предмета всех времен и народов - русского языка. В представлении большинства россиян обобщенный образ "русачки" выглядит приблизительно так: озлобленная грымза с озверевшим выражением лица и скудным пучком волос на затылке, украшенная разве что массивными линзами замотанных изолентой очков. Вытянувшаяся на заду лоснящаяся юбка довершает нелицеприятную картину.
  - Она училка, - радостно ответила за меня Лидка, - русского языка.
  - Русский - не мой предмет, - скупо улыбнулся Олег,- но я всегда восхищался людьми, которые смогли его освоить.
  Я растаяла. Во-первых, мне стало понятно, что молодой человек хорошо воспитан, а во-вторых... и первого достаточно. Просто классный парень!
  Между тем застолье продолжалось. Интерес к Олегу отнюдь не перебил моего интереса к соленым помидорам. Что-то бубнила уже захмелевшая Анна Петровна, пьяненько хихикала Лидка, и враждебно косился на наши с Олегом попытки сблизиться хмурый Федор.
  Мы же увлеченно разговаривали. О чём? Уже не помню. Так, ерунда всякая, но было интересно. Я узнала, что Олег работает механиком автобазы в большом городе, живет с родителями и двумя братьями. Я же рассказала ему о своей жизни в этом посёлке. Прямо скажем, информация не изобиловала занятными деталями, но молодой человек внимал мне с таким выражением лица, словно я развлекала его по полной программе - с клоунами, дрессированными собачками и танцующими слонами.
  Несмотря на Лидкину болтовню о каких-то общих знакомых, Дюрягин внимательно прислушивался к нашей беседе. И не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять: с каждой минутой она ему нравится всё меньше и меньше.
  - Жанна Ивановна, - начал он военные действия, - а ваш жених уже демобилизовался?
  Вот сволочь! Но метнув взгляд исподлобья на Олега, я быстро нашлась, чем парировать:
  - Нет, но я никогда и не считала себя чьей-либо невестой. Переписываться и выйти замуж - это вообще-то ни одно и то же. А почему это вас интересует, Федор?
  Дюрягин развязано развалился на стуле, и его хмурое лицо не сулило ничего хорошего.
  - Ну, как же, - видимо злоба так душила его, что он решил не скрывать своего недовольства, - вы подняли тогда такой шум, словно боялись, что скандал дойдет до его ушей.
  - Давайте выпьем за праздник! - испуганно заверещала Лидка и, пытаясь предотвратить надвигающийся скандал, быстрехонько налила рюмки.
  Но она опоздала, и хотя все машинально протянули руки к водке, напряжения это не сняло. Я уже открыла рот, чтобы достойно ответить нахалу, когда в дело вмешалась пьяненькая Анна Петровна. Выкушав любимого напитка, она находилась в благодушном настроении и поэтому возлюбила весь мир.
  - Ты, Федор, блажной сегодня какой-то, - огорченно посетовала она. - Разинь глаза-то, неужели не видишь: нравится нашей Жанночке твой дружок. А ты с какими-то женихами к ней пристаешь. Ну, был жених... был да сплыл! Что о нем толковать-то? Лучше давайте за праздник выпьем! Этот день... чего бишь...
  - Ох, и темная ты, баба Аня, - покачала головой Лидка, - сто раз тебе говорила - солидарности!
  - Да по мне всё равно - "дарности" или "солидарности", - отмахнулась та, залпом опрокидывая рюмку, - главное, чтобы войны не было.
  Это точно. Любимая присказка русского народа. Главное, чтобы войны не было. И что? Каждое поколение имеет на свою голову какую-нибудь хоть маленькую, но войну. А человеку всё равно, где его убьют: во Вьетнаме или в Чечне, в Афгане или на Кубе. Но тост провозглашают, чтобы хоть выпить за неосуществимую мечту. Интересно, кремлевские бонзы за это тоже пьют?
  Ладно, опять я отвлеклась. А вообще-то, внезапное вмешательство пьяненькой старушки существенно повлияло на мою жизнь, потому как этот самый Олег через три месяца стал моим мужем. Вот такая вот история любви. А не заткни тогда бабка рот Дюрягину, и неизвестно, что из этого вышло.
  А выйдя замуж, я моментально "по семейным обстоятельствам" уволилась с работы и навсегда покинула стезю сельского учителя.
  Дюрягин же в последствие так и не женился. Сначала болтался где-то на "северах", а потом неизвестно почему завербовался воевать в Сербию да там и сгинул. О Лидке я ничего не знаю. Как-то под Новый год пришла открытка от Анны Петровны, в которой старушка жаловалась на боли в суставах и дороговизну продуктов, но о племяннице там не было ни слова. Видимо, в её положении мало что изменилось.
  
  
  О НАБОЛЕВШЕМ.
  Об этом хочу сказать особо. Наболело!
  Кому первому пришло в голову заменить дворников учениками школ я не знаю, но подозреваю, что это именно тот, кто должен был этим самым дворникам платить. Печальной констатацией факта является, что вот уже двадцать пять лет я с детьми всех поколений и возрастов упорно убираю "гадюшники", которые разводят в городе все, которым лень элементарно дойти до мусорного ящика.
  Как только стает снег, в любом городском сквере нашей необъятной страны можно обнаружить охрипшего до немоты несчастного педагога, изо всех сил старающегося заставить своих воспитанников хоть что-то сделать. Дети, известное дело, работать не хотят и их можно понять. Кому же охота выгребать полусгнившие пакеты с бытовым мусором или останки дохлых животных? Мы их и уговариваем, и упрашиваем, и взываем к чувству ответственности. Право слово, легче провести подряд шесть уроков, чем поработать с кучкой школьников на свежем воздухе в течение получаса.
  Все ноют, то и дело отпрашиваются то пить, то в магазин, то в туалет, а то и норовят под шумок смотаться. Особенно достает, когда какая-нибудь не в меру ушлая бабка, всю зиму выливающая свой горшок на улицу, начинает скандалить, что около её дома убрались с меньшим прилежанием.
  - Туды листья надо грести, а они вон куды их кидают! А вы стоите гляделками моргаете! Вот взялись бы и сами сделали!
  Вопрос, чего это учителя бегают как собаки между учеников, а не сами гребут листву, затрагивает многих. По крайней мере, я ни разу ещё не произвела уборки, чтобы какой-нибудь умник не бросил мне в след:
  - Нечего на детях-то выезжать, сами убирайте!
  Во-первых, почему конкретно учителя должны выгребать городские помойки на протяжении всего осенне-весеннего периода, я так и не поняла. Вроде бы такого пункта в моем трудовом договоре нет. Во-вторых, стоит только учителю взяться за грабли или веник, всё - конец! Весь класс сбегается и радостно открыв рот, пялится на преподавателя. В-третьих, положа руку на сердце, уверяю, что лучше сто раз убрать мусор самой. Маши себе веником или граблями и не озирайся испуганно: кто куда залез, кто выбежал на дорогу, кто бросил однокласснику жабу за шиворот и т.д. и т.п.
  Помню одну сцену из начала 90-х.
  Воспитанная в лучших коммунистических традициях отличница просвещения, заслуженная учительница Клавдия Васильевна Степура, несмотря на свои шестьдесят с хвостиком со знанием дела метет листву во дворе сельскохозяйственного техникума, а группа шестнадцатилетних подростков тем временем загибается от хохота. Педагог слышит этот смех, но ему невдомек, что это проявление хорошего настроения студентов вызвано не солнечным весенним деньком, а видом её мелькающих из-под подола платья панталон. Были такие: байковые, с начёсом, на резинках чуть повыше колен, немыслимо затрапезных расцветок.
  Я думаю, что во многом "секса в СССР не было" именно по причине их широкого распространения в продаже. Хвала русским мужикам: несмотря на это отрезвляющее любого сексуального маньяка зрелище, они все-таки умудрялись упорно блудить с обладательницами подобного великолепия.
  Бедная баба старается, подает "пример трудолюбия", а вся тусовка потешается, чуть ли не в глаза называя её "старым чемоданом". Зато если бы детки сами мели, им было некогда заглядывать под юбки своим педагогам, да и те бы так рискованно не задирали подолы.
  Я не против труда школьников. Отнюдь. Пусть учатся поддерживать в порядке хотя бы собственный класс. Ведь доходит до дикости: везде валяются комки жвачки, конфетные обертки, пакеты из-под чипсов и сухариков. Входишь в класс и бредешь к доске по колено в разноцветных пакетах из-под фаст-фуда. Жуть! И как им самим не противно сидеть в таком мусоре? Но это подростки, у них все идёт от обратного. Если сильно на них надавить, то они из свойственному их возрасту противоречию начнут замусоривать всё вокруг.
  Помню, как нас послали убирать одну из стихийных свалок.
  Этот косогор находится в довольно живописном местечке близ пруда. Деревья, травка, прогретые солнцем холмы - короче, образчик русской природы. Ходи, любуйся, пиши пейзажи, хочешь акварелью, хочешь маслом. Но не тут-то было! Рядом идет асфальтированная дорога, и ловкачи приспособились прямо из машин выбрасывать на пустынное место мешки с бытовым мусором, дохлых кошек, и как-то среди травы мы увидели даже догнивающую приличную тушу свиньи. Вонь, грязь, жуть!
  Пока лежал снег, он ещё как-то маскировал этот могильник, но вот пригрело солнышко, вылезла травка, и всё ужасающе засмердело.
  Городское начальство, проехав на своем "форде" мимо, сердито нахмурилось, звякнуло директору школы, и кучка трясущихся от холода школьников с черными мусорными пакетами уныло приплелась наводить порядок.
  Бедные дети. Мне их всегда неимоверно жалко в эти моменты. Принялись они распихивать по пакетам всю смердящую дрянь. Но нормальное чувство брезгливости заставляло подростков все-таки обходить места, где гниль имела особо неприглядный вид. Из разорванных полиэтиленовых мешков, жизнерадостно извиваясь, вылезали погреться на солнышко приличного размера белые черви.
  Кого-то затошнило, кому-то стало плохо, но только не той расфуфыренной тете, что вылезла из лихо затормозившей иномарки.
  - Вон, - манерно вытянула она палец с маникюром, наверное, сантиметров пять, - почему не убрали эту гадость?
  - Дети брезгуют брать в руки, - угрюмо ответила я.
  Учителя в момент уборки территорий самые мрачные люди на земле. А что делать? Срываем мы голосовые связки в первые же минуты "воспитательного процесса", и потом уже не расположены вести задушевные беседы со всякого рода начальственными фифами.
  - Ну тогда уберите сами, - нагло заявляет мне эта обесцвеченная болонка.
  Ей сильно повезло, что у меня окоченели от холода губы, тем не менее, я всё-таки резко возразила:
  - И не подумаю. Детей заставлять тоже не буду.
  Ох, как она потом жаловалась начальству на мое хамство, как меня склоняли на все голоса на наших бесконечных планерках, но посылать ещё раз туда, где бы я могла столкнуться с сановной дамой больше не отваживались. Мало ли! А вдруг в следующий раз ей голый зад покажу?
  Эти бабы тоже своеобразная примета нашего времени.
  В последнее время появилась новая плеяда наглых теток, так называемых "мужних жен". Вот доберется её супруг до любого даже самого незначительного поста в местной иерархии, и тут же требует для своей царственной половины непременно теплого местечка с офигительной зарплатой, необременительными обязанностями и достаточно высоким статусом.
  Жена офицера, как известно, всегда на звездочку выше мужа.
  Ладно бы эти дамы просто сидели на рабочем месте бесконечные журналы мод листали да сплетничали, так нет. И их можно понять: скучно весь день напролет наливаться до горла чаем да бегать от него освобождаться. За восемь часов сидеть заболевает попа и хочется какого-нибудь разнообразия. И они начинают действовать на горе всем. А что, им всегда раздолье. Дамы творят, что только левая пятка захочет, точно зная, что муж уладит любые их косяки. Начальство во избежание "вони" от вторых половин бездельниц, их никогда не трогает, и эти "никчемушки" проникаются сознанием собственной исключительной "богоизбранности", куда там ортодоксальным евреям!
  Зарплаты у них в среднем по три учительских максимума, обязанности настолько размытые, что понять суть их деятельности невозможно. Эти дамы вечно отвечают за какие-то инновации, проектирование и прочую хрень, которая сто лет никому не нужна и ещё столько же не понадобится. Ведь сколько не проектируй и не внедряй, если ребенок читать, считать и писать не научится, проку ему от этого как от иголок дикобраза в супе.
  Но вот как-то одной из этих дам начальник поручил разработать мероприятие, посвященное Дню ребенка. Ольга Сергеевна взялась за дело рьяно.
  Эта ещё довольно молодая женщина была твердо уверена, что к чему бы она ни приложила руку, всё автоматически превращается в шедевр. Сумела же Ольга Сергеевна при помощи во время разыгранной беременности заставить пойти в ЗАГС местного нотариуса? И что ей такая мелочь, как организация районного мероприятия? Сущий пустяк.
  Жара в тот год в июне стояла аномальная: зашкаливало за сорок градусов. Исходя из каких-то непонятных соображений, торжество назначили на пять вечера, то есть на час, когда духота летнего дня достигает пика.
  Можно только представить, с какими лицами мы дружно тащились на этот "праздник жизни". Во-первых, именно в этот час все нормальные жены и матери готовят ужин, чтобы покормить примчавшееся домой семейство; во-вторых, официозы на ночь глядя грозят головной болью и несварением желудка; в третьих, вышеупомянутая жара.
  Народу в наш местный ДК набилась тьма-тьмущая. Опять-таки Ольга Сергеевна постаралась: все сельские школы обзвонила и напомнила, чтобы отлынивающих не было, "скромно" оповестив, что готовится нечто потрясающее. Из интонаций её торжествующего голоса явственно вытекало: если пропустишь это мероприятие, то жизнь прожита зря.
  И знаете, она была права.
  Шумно переговариваясь не совсем цензурными эпитетами вся учительская тусовка, плюс все, кто к детям имеет хоть какое-то отношение, пыхтя и сопя от злости, втиснули худые и пышные зады в неудобные и жесткие кресла сидений. Сели, замерли, попытались отдышаться, а воздуха-то нет! Наверное, в том зале был кислород, но на всех его не хватало. Мы начали задыхаться и активно потеть. Причем последнее слово я бы хотела выделить жирным шрифтом.
  Да, да, знаю, все мы сейчас пользуемся дезодорантами, обещающими посредством белозубых красавиц жизнь без пота, но последний этого не знает и упорно лезет не из загипсованных рекламированной смесью подмышек, а откуда придется.
  Все платья (да и исподнее тоже) на учительствующих дамах моментально стали мокрыми, а лица лоснящимися и красными. Кое-где потекла веселыми ручейками косметика, и над всем этим царило непередаваемое амбре из смеси дорогих и не очень духов с крепкой ноткой потовых желез. Вонь стояла такая, что кто-то полез за валидолом, кто-то за ароматизированными салфетками, но особого толка не было ни в одном, ни в другом. Наиболее запасливые жадно глотали воду, но от этого ещё только сильнее потели.
  Итак, пока весь зал героически пытался не растаять подобно легендарной Снегурочке, борясь с позывами покинуть торжество на карете скорой помощи, сцена жила своей жизнью.
  Светлана Сергеевна в экстравагантном бархатном платье (обошедшемся её нотариусу оклада в три) с обнаженной до самой попы мокрой спиной самозабвенно вещала об истории нашего района, начиная с царя Гороха. Причем не только вещала, но активно показывала слайды, приводила цифры, цитаты и выдержки из книг, отчетов и газетных статей. Короче, всё что только было в интернете на эту тему она свалила в одну кучу и, даже "не перемолов" на нужное и не нужное, вылила на голову безропотно терпящим это издевательство людям. В паре с ней работал молодой человек из той же плеяды местной "золотой молодежи" - этакий пупсообразный "боровичок" килограмм на сто тридцать в отлично сшитом костюме-тройке и при галстуке.
  Наверное, в тот день и этот баловень судьбы осознал, что не для радости, а для мук приходит в этот скорбный мир человек. Как его не стебанул прямо на сцене инсульт, для меня до сих пор загадка.
  - Теперь я понимаю, что испытывали средневековые рыцари в доспехах в летнюю жару, - меланхолично заметила наш историк Лариса Сергеевна. - Никогда не могла понять: как они выдерживали? Жир - это ведь тоже своеобразные доспехи.
  - Ага, это тоже рыцарь, - хмыкнула я, нервно вытирая мокрый лоб, - Себастьян Потный.
  В таких нехитрых развлечениях прошел час. Дама с напарником вещали - зал потел. Хлюпало и в трусах, и в лифчиках, немилосердно щипало глаза, а волосы липкими зудящими прядками уныло свисали вдоль алых щек.
  Когда по истечении второго часа пытки ведущие вроде бы стали немного уставать, зал заметно оживился. Напрасно радовались: оказалось, что нам ещё предстояло просмотреть концерт местных талантов.
  "Таланты" в мокрых в районе подмышек платьях и с красными лицами, что-то там тянули со сцены типа "Городок наш ничего...". Кстати, это любимая песня нашего главы администрации, поэтому её исполнение вставляют в любое сборище, даже если идет семинар по борьбе со свиным гриппом. У меня уже при первых тактах незатейливой мелодии начинается аллергическое удушье.
  Вот, хотите верьте, хотите не верьте, но даже репертуар концерта был составлен из соображений: чем дольше тянется песня тем лучше. Мы уж и аплодировали, и вставали, пытаясь показать, мол, пора и честь знать. Бесполезно. В связи с этим концертом хочется припомнить анекдот про охотника. Когда того спросили, сколько он настрелял дичи, мужик, немного помолчав, с жаром ответил: "Много. Очень много! Так много, что на хрена мне столько?"
  Особенно запомнилось выступление акробаток из местной спортивной школы. Лоснящиеся от пота девчушки старательно закручивались узлом и подкидывали друг друга в воздухе, а весь зал, затаив дыхание, боялся, что они поскользнутся на влажных спинах партнерш и переломают себе ребра.
  Короче, всё это издевательство растянулось на три часа. Когда наконец-то дали отмашку брести по домам, все настолько измучились, что даже не обрадовались.
  - М-да, - сказала мне в спину незнакомая, но судя по голосу, учительствующая дама, - люди устраивают революции и перевороты, тратят бешеные деньги, рискуют жизнью, чтобы дорваться до власти, а ларчик-то проще открывается: подсуетись расставить ноги перед нотариусом, а после сама "поимей" весь район.
  "Поимей" - это моё смягчение довольно смачного слова, интеллигентно и строго выговоренного незнакомкой, и надо сказать, что выражение много потеряло из-за того, что я его не решилась применить.
  Открою профессиональную тайну: никто так много и часто не ругается, как вынужденное постоянно следить за своим языком учительство. Ведь подумайте сами, стоит оговориться или высказать, что думаешь, как тебе в лучшем случае придется полчаса успокаивать класс, в худшем - прятаться в туалете от разъяренных родителей, чадо которых ты назвала "остолопом" или "обалдуем". Помнится, когда-то один отец кинулся драться на мою коллегу только лишь за то, что дама его сына из-за постоянных опозданий на первые уроки назвала "сплюшкой". Слово мгновенно подхватили его развеселые одноклассники, быстренько переделали в "плюшку" и вот уже лет десять, как этот товарищ отзывается только на кличку, потому что никто не помнит, как его на самом деле зовут.
  Так что уж лучше выругаться позабористее где-нибудь в учительской, а в классе молчать и молчать, как бы не подмывало высказаться.
  Кстати, Ольга Сергеевна осталась очень довольной собой, но не аудиторией.
  - Я так блестяще провела этот концерт, - с апломбом заявила она одной моей знакомой, - что в Кремле бы позавидовали, но эти учительствующие тетки - тупые прокисшие амебы. Ничто их не расшевелит, хоть канкан на сцене танцуй. Ну, просто рухли!
  Что или кто такие "рухли", достопочтимая публика? Если те, кому не по вкусу подобные развлечения, то я "рухля" в "n" 101-ой степени. Кажется, есть такая, да простят меня математики.
  Судя по всему, "рухлями" считают учительство все чиновники от малой власти до великой. Мол, всё проглотят, всё стерпят: и жару, и холод, и безденежье, и нищенские пенсии, и чистку городских помоек, и даже многочасовое выступление жены нотариуса в сорокоградусную жару.
  Кстати, о жаре.
  Когда в 2010 году была аномальная жара, всё плавилось и задыхалось. А вот местное начальство из каких-то там весьма мудреных соображений собрало в едином помещении весь наличный состав местного отдела внутренних дел.
  Объявив, что отечество в опасности, и они все время должны быть "на стрёме", а не прохлаждаться, спасаясь от жары и дыма по домам, дюжим мужикам приказали не двигаться с места.
  Верные дисциплине и долгу бедолаги не могли действовать сообразно здравому смыслу, и поэтому через краткий срок их начали выносить из помещения по одному.
  Со скромной гордостью могу признать, что мои сплошь страдающие сердечными и нервными болезнями коллеги оказались намного выносливее этих здоровых мужчин, и ни одна из нас не покинула место изощренной пытки в карете скорой помощи.
  Хорошо адаптирован русский учитель и к холоду.
  Помню, как однажды в наше захолустье занесло высокопоставленного чиновника от спорта на открытие спортивной школы.
  Дело было в феврале. И это действительно было "Дело"!
  
  Мыть, драить и отскабливать помещения, готовя к торжественному открытию, районное начальство доверило именно нам - авангарду чистильщиков мусора всех степеней. Кто обходит дворы, предупреждая о симптомах свиного гриппа? Санэпидемстанция? Окститесь! У них и так дел по горло, а вот педагогам делать нечего: прогуляются. Кто разносит агитки во время выборов (причем бесплатно)? Конечно, учителя. Они же дисциплинированные, участки свои знают великолепно: пробегутся. Кто к приезду большого начальства опалывает (вручную!) обочины дорог? Ну, ясно дело, дебилы с самой маленькой зарплатой и с самым большим чувством ответственности.
  Вот и здесь. Что испытали мы, отмывая и оттирая все последствия бурной деятельности бригады трудолюбивых таджиков, не поддается описанию. Всё было заляпано цементом, испохаблено въевшейся грязью, укутано одеялом пыли. Нас собрали и объявили, что будем мыть школу после работы непрерывным конвейером три дня. "Непрерывным" - значит и всю ночь. Думаете, я преувеличиваю? Ни слова. Достаточно сказать, что некоторые мои коллеги ещё терли закоулки в тот момент, когда спортивный чиновник поставил свой башмак на ковровую дорожку, ведущую к крыльцу, где посиневшие от холода местные красотки в кокошниках ожидали его с хлебом и солью на расшитых полотенцах.
  Была там в тот момент и я. Мой выпускной класс совокупно с 11 классами других школ должен был размахивать знаменами при появлении высокого гостя. Приезд ожидался в два часа дня, выстроили нас уже в одиннадцать. Дело, напоминаю, было в феврале. Можете представить, как околели и мы, и наши дети? До сосулькиного состояния. Тем более что московский вельможа барственно опоздал на полтора часа.
  Между трясущимися от холода детьми и их учителями носился юркий местный чиновник. От страха, что вдруг что-нибудь пойдет не так, бедолага совсем ополоумел (он и так-то, прости Господи, славился неуемной дурью даже среди его далеко негениальных коллег).
  - Машите флагами, - орал он, - машите флагами!
  На мое резонное замечание, мол, пока не перед кем, мужичонка ответил раздраженно и загадочно.
  - А вдруг они видят? И уже снимают!
  Кто видит? Что снимают? Люди в черном? Инопланетяне? ФБР? ФСБ? Папарацци?
  И вообще, кому есть дело до кучки посиневших подростков?
  Как мы тогда выстояли? Почему всем коллективом не отправились с воспалением легких и обморожениями в больницу? Не иначе, сам Всевышний тогда помог, потому что на силы земные надежд было мало.
  И ведь эта история обычная: таких с десяток, особо не затрудняя память, может рассказать педагог из любого селения нашей необъятной родины.
  Приехал казачий хор. Я с уважением отношусь к хорам. Несмотря на полное отсутствие слуха, сама пела в школьном хоре, и у меня сохранились весьма благоприятные воспоминания об этом времяпрепровождении в общем, и о хоровом пении в частности. Но дети... как бы вам деликатно пояснить... ну, в общем, не жаждут слушать горланящих старинные казачьи песни мужиков.
  Так нет. Звонит директору местный отдел культуры и выдает на гора: "Вы обязаны распространить среди учащихся 50 билетов" Для школы, где всего 300 человек - это сложно даже в случае приезда какой-нибудь популярной молодежной группы, а тут казачий хор. Но кто бы кого спрашивал? Вызывает директор тройку учителей и говорит: "Ваши классы завтра идут после уроков слушать казачий хор. Приказ свыше!" И всё: шуми, доказывай, возмущайся - толку мало. И в назначенный день можно увидеть уныло плетущихся по направлению к местному ДК педагогов в окружении злых и недовольных детей. Конечно, многие попросту сбежали с этого мероприятия, но костяк класса - дети с повышенным чувством ответственности и послушания всё-таки топают за педагогом, чтобы потом испытывать танталовые муки.
  Я не знаю, откуда у чиновников нашей страны появилось стойкое убеждение, что школьниками можно затыкать любые дыры, будь то сельскохозяйственные работы или уборка улиц, и меня уже давно не удивляет сам факт, что учебный процесс оказывается вторичным, неизменно пропуская вперед желания местных властей решить за счет детей какие-то свои проблемы. Если что и поражает, так это способность моих коллег даже в таких условиях готовить детей к экзаменам, а это в современной России далеко не просто.
  
  
  ВЫПУСКНЫЕ КЛАССЫ.
  Нашу жизнь может назвать скучной разве только каскадер, ежедневно снимающийся в супербоевиках о конце света. Вот каждый день идешь на работу и не знаешь: то ли тебя в наручниках оттуда выведут (мало ли, доведут и прибьешь кого-нибудь сгоряча), то ли вынесут на носилках (сердце оно ведь тоже не железное), а может, доведет до бешенства собственное начальство - покусаешь сановников да и увезут в "дурку" отдохнуть.
  Но существуют в перегруженной негативными моментами учительской жизни особо тяжкие времена - это выпуск 9 и 11 классов. О! Как говорится "кто не любил, тот не поймет"!
  Я уж тут не пишу про сами экзамены, консультации и прочую видимую даже со стороны деятельность, хотя и это такая головная боль, что долго ещё вздрагиваешь по ночам, вспоминая перипетии этого процесса.
  Дети к экзаменам готовиться не хотят: существует бездна интереснейших занятий и помимо бдения над учебниками. Вполне понятно, что в большинстве случаев их нужно заставлять учиться и контролировать свободное время, напоминая о приближающемся ОГЭ. Но в последнее время выросло поколение родителей, которым ни к чему такая головная боль. Они твердо уверены, что учеба отпрысков - это дело школы, учителей, репетиторов, но только не их. Как-то раз на родительском собрании я в довольно жесткой форме напомнила родителям об их обязанностях.
  - Я одна, а выпускников сорок человек. Физически невозможно проконтролировать подготовку к ОГЭ каждого в отдельности, тем более что на дополнительные занятия учащиеся не желают ходить, а книги с тестовыми заданиями многие даже не соизволили купить. О чем вы только думаете? Если мои ученики не сдадут ОГЭ, ну поругают меня. В конце концов, на пенсию проводят, но вы-то так и останетесь с этой проблемой. Вынужденные осенью пересдавать экзамены ваши дети не поступят в запланированные техникумы или лицеи, вынужденные продолжать учебу в учебных заведениях, где не требуется даже основное образование. Вы должны понять, что подготовка учеников нужна не только мне или школе, а прежде всего вам - их родителям.
  Как-то в рубрике "Физики шутят" я читала о законах некоего Чизхолма. Третий закон Чизхолма гласит: "Любые предложения люди понимают иначе, чем тот, кто их вносит". И тут же он выводит первое следствие из закона: "Даже если ваше объяснение настолько ясно, что исключает всякое ложное толкование, все равно найдется человек, который поймет вас неправильно". Золотые слова. Не скажу за всех, но всё-таки нашлись родители, которые спустя три месяца после родительского собрания (оно было в феврале) громко завопили: "Она заявила, что ей плевать на наших детей. Сама собралась на пенсию, и как ученики сдадут экзамен ей до фонаря". На меня нажаловались директору, красноречиво рассказывали о возмутительном заявлении соседям, родственникам, просто встречным на улице. Моя коллега была приглашена на свадьбу, так и там всем гостям мама выпускницы рассказывала о наплевательском отношении учительницы к детям. Обсуждение оскандалившейся персоны стало животрепещущей темой свадебного застолья: не плюнул в мою сторону только ленивый.
  Кстати, все ученики экзамены сдали. Вы спросите, так что же было надо этой мамаше, если она взорвалась спустя три месяца после злополучного собрания? Ларчик открывается просто: её дочь не хотела сдавать итоговые зачеты. Уходила с уроков, врала, изворачивалась, а я на неё давила, отказываясь ставить положительные оценки просто так. Хитрая девица нажаловалась маме, что у меня к ней "предвзятое" отношение, ну и понеслась... коза по ипподрому. Они решили взять меня не мытьем, так катаньем, обвинив в бездушном и наплевательском отношении к детям. Кстати, своего добились: часы в десятом классе во избежание продолжения скандала отдали моей коллеге.
  Но это так... крохотный эпизод, хорошо объясняющий почему мы уходим на пенсию досрочно.
  Учителя выпускных классов буквально утопают в бумагах. А теперь ещё, как будто нам совсем нечего делать, департамент ввел обязательное создание портфолио.
  Вот моя московская подруга тоже учитель, но портфолио не создает, а получает в пять раз (и это не преувеличение) больше меня. Я давно заметила: чем меньше платят, тем больше навьючивают. Это такая особая логика провинциального начальства.
  Идея портфолио даже теоретически была так себе, хотя некое рациональное зерно в ней имеется. Собрать в одну папку достижения учащихся за все годы обучения, чтобы на собеседованиях в других учебных заведениях преподаватели могли ознакомиться с ней и составить представление о ребенке. На первый взгляд звучит вроде бы неплохо.
  Но! Достижения есть, скажем прямо, далеко не у всех. Ну пару выигранных олимпиад у отличников, тройка успешных спортсменов на всю школу, а портфолио нужно всем. И начинается! Что мы только не выдумываем, пополняя эти папки, высасываем буквально из пальца. Все даже заядлые, похожие на растения двоечники "принимают активное участие" в плавании, в чтении стихов, общественной жизни школы, в днях физкультурника и любителя птиц, рисуют и поют, танцуют и делают кормушки для аистов, начиная с первого класса.
  Труд каторжный, невыносимый! И главное, убивая гигантское количество времени на создание этих никчемных бумажек, мы точно знаем, что ни одна живая душа никогда не заглянет вовнутрь этих папок: они никому не нужны. Посудите сами: поступает подросток в какой-нибудь технический колледж. Какое дело приемной комиссии до того, что будучи учеником третьего класса, он получил приз за второе место в конкурсе стихов о природе родного края?
  Характеристики уже практически нигде не требуют, разве только в какие-то уж особо специализированные учебные заведения. И что? Мы всё равно их пишем на всех выпускников. И что пишем? Правду? Да упаси Господь. Все характеристики пишут по единому образцу, описывая подростков без малого ангелами: мы меняем только фамилии, даты рождения и прописку, ну и ясно дело, мальчика на девочку. Разве учителя - враги своим детям? За девять, а тем более одиннадцать лет они становятся для нас родными. Выпуская из стен школы в большой мир, мы режем по живому, потому что привыкаем к ним и переживаем как за собственных детей. Каждый раз получая весть о каких-то успехах бывшего школьника, мы радуемся, чувствуя себя в какой-то степени сопричастными, и точно также переживаем, когда тот садится в тюрьму или замешан в неблаговидных делах. Появляется чувство вины, боли, уж не говоря о сожалении.
  Такая у нас профессия. Не пропустив все беды и радости учеников через себя, преподавать невозможно.
  Все ученики 9-х классов сдают четыре экзамена - два обязательных и два по выбору. С первыми все понятно: хочешь, не хочешь, сдавай. А вот про экзамены по выбору разговор особый. Умные дети выбирают для сдачи, как правило, самые простые предметы, чтобы особо не заморачиваться. Зачастую все упирается в личность учителя, а не в предмет.
  Вот, например, лет двадцать назад в нашей школе преподавала физику милая девушка - Людмила Васильевна. К тому же она была прекрасным, знающим специалистом. Записывались на сдачу физики целыми классами. Экзамены шли по полдня. Людочка вышла замуж и уехала из городка, а на её место пришла также молодая и вроде бы знающая Светлана Федоровна, но как ножом отрезало.
  Ничего не изменилось, когда эти предметы стали сдаваться в форме ОГЭ. Казалось бы, на независимую комиссию учитель не может повлиять, так зачем же выбирать его предмет? Однако и здесь чувствуется симпатия, которую ребенок с учителя переносит на его предмет.
  У нас сейчас биологом работает Анжелика Васильевна - молодая женщина чуть за тридцать. Я слышала, что дети любят её уроки, но меня всегда смущало огромное количество пятерок по биологии в четвертях. Не добивается ли, таким образом, моя коллега дешевой популярности? Но все мои сомнения бесследно исчезли, когда наши дети практически все подтвердили свои оценки, прекрасно сдав экзамен по биологии в форме ОГЭ.
  Увы, я такими результатами похвастаться не могу : ведь мой предмет обязательный. Сдают его и ученики, достаточно хорошо владеющие русским языком, и те, кто страдает "врожденной безграмотностью". Знаю, что современная педагогика отрицает сам факт наличия таких детей, но только от этого не легче ни самым учителям, и уж тем более несчастным школьникам. Как правило, эти бедолаги знают все правила "великого и могучего", но пользоваться ими не могут.
  Допустим, Скворцов Юра - хороший добродушный парень. Все его любили и желали всяческого добра, но, наверное, слепому китайцу и то было проще научиться писать без ошибок, чем Юрке.
  Вот выйдет наш Скворцов к доске. Я медленно как плохо слышащему ребенку начинаю диктовать: "Мрачное, хмурое небо было плотно затянуто серыми и низкими облаками". Юра старательно выводит буквы приятно постукивающим мелком. Затаив дыхание, слежу за правильным написанием слов. Первое, второе слово... вот уже дело идёт к концу. Я только собираюсь облегченно выдохнуть, как он в последнем слове допускает сразу две ошибки, уверенно царапая "аблоками". И вот что ты с ним будешь делать?
  - Юра, как правильно пишется слово "облако"?
  Паренек, недоуменно наморщив лоб, смотрит на свое творение и, обреченно вздохнув, выдает правильное написание словарного слова.
  А ведь помимо ему подобных есть ещё и "братские народы" из союзных республик, у которых в силу лингвистических особенностей родных языков нет различий в произношении слов мужского и женского рода. И таких "инородцев" в связи с последними миграционными процессами по четверти в каждом классе. "Веселый птичк, помахивая хвостик... Велик могучий русский языка!" - что-то такое в годы моей юности пародировал со сцены известный тогда сатирик Иванов.
  И что нам бедным "русакам" делать? Руки на себя накладывать?
  Был у меня ученик со странной фамилией "Форзята" - уникальный тип! Нет, отнюдь не отморозок, и не злобный недоросль с психологией маньяка-убийцы, каким был Головлев Максим, но прославившийся другими деяниями далеко за пределами нашего микрорайона.
  Например, как-то в школу вбежала пышущая жаром негодования Инна Константиновна Стороженко. Дама жила по соседству и торговала яйцами на рынке, поэтому имела с полсотни кур.
  И вот, что она поведала лично мне - классному руководителю Форзяты. Мальчик насаживал на крючок червячка, закидывал леску через забор, курочка клевала, ну а дальше дело техники! Курицы таяли как масло на раскаленном ноже. Бедная женщина не знала, куда девается её птица, пока однажды не увидела, как по двору к забору мчится на неприличной скорости несушка и, отчаянно хлопая крыльями, перемахивает с разбегу двухметровую высоту, причем тормозя изо всех сил когтями. Такая неожиданная прыть обычно ленивых птичек её заинтересовала, и дама решила проследить: куда это, сломя голову, с такой скоростью торопятся её курочки? Оказалось, что на костерок в посадке неподалеку, где им ловко сворачивал головы и ощипывал перья наш умелец.
  Что он только не вытворял! Как-то на уроке привязал стринги одноклассницы к спинке стула. Когда дева встала, трусики и прилегающие к ним низкие джинсы остались на стуле, и она сверкнула не только голым задом, но и тем, что расположено спереди. Оживление в классе достигло апогея, когда разъяренная девица одной ладошкой прикрыв срам, другой отвесила шкоднику такого "леща", что сломала ему нос.
  История получила резонанс, но дело происходило на уроке ОБЖ, когда наш военрук показывал школьникам, как правильно пользоваться противогазом, и Алексею Григорьевичу удалось доказать, что во время инцидента он как раз натянул на себя это средство индивидуальной защиты, поэтому ничего не видел и не слышал из происходящего в классе. И надо же, "отмаз" сработал! Впрочем, мужчин в школах настолько мало, что к ним редко цепляются. И пусть Алексей Григорьевич алкоголик с полувековым стажем, у нас есть хоть такой есть, а вот в соседней школе ОБЖ преподает огромная бабища под два центнера весом - Екатерина Евгеньевна. Говорят, что когда она впервые надевает противогаз перед пятиклашками, наиболее впечатлительные начинают испуганно икать, недоумевая откуда в классе взялся такой дефектный слон.
  Но вернемся к Форзяте. К выпускным экзаменам я его тащила с тем же чувством, с каким каторжник волочит за собой прикованное цепью к ноге ядро: и сбросить нельзя, и ходить невозможно. Разумеется, что "русский язык" он написал на "неуд". Не знаю, какие ляпы были в первой части, но я лично проверяла вторую часть, и его изложение произвело на меня огромное впечатление.
  Текст был труден даже для отличников, потому что толковал об одиночестве человека в большом городе. Форзята много всякого накропал, отчего у нормального человека менингит начался бы, но даже среди этого "всякого" обращало особое внимание странное слово "передокс", написанное с большой буквы и с восклицательным знаком. Я даже очки трижды протерла, думая, что мне уже невесть что от усталости чудится. Лихорадочно полистав другие более удачные опусы учеников, я выяснила, что за этим словом скрывается не тот орган, за который ему сломали в свое время нос, а обыкновенное русское слово "парадокс". Хотя... возможно "передокс" ему был гораздо понятнее.
  Уж не знаю, как он переписывал тест на пересдаче, но в конце концов кто-то смилостивился над несчастным подростком и все-таки поставил ему "три". Думаю, на том свете этому святому человеку зачтется сие благодеяние. Сейчас Форзята учится на повара-кондитера, и остается только надеяться, что ни мне, ни высокочтимой публике не придется столкнуться с результатами его трудов, а то "передокса" не избежать.
  Такие "гении" есть в каждом выпуске. Но самое страшное случается, когда по странной прихоти судьбы, с десяток таких деток оказывается в одном классе. И тогда учителю впору заказывать себе щит и латы, прежде чем посетить подобный зверинец: указкой и журналом уже не отмахнуться.
  Был в моей биографии такой класс. Их было мало - человек двадцать, но что это были за дети!
  Хотя бы усадить это воинство за парты уже была задача далеко не из простых. Они всё время орали, дрались, выясняя отношения, и по этой причине просто не слышали звонка на урок. Появляющийся в классе учитель ими воспринимался, как досадная помеха, мешающая разобраться с по-настоящему глобальными проблемами. Допустим, кто "лохушка колхозная", а кто "верблюд когтистый"? А ведь это очень важно определить, чтобы земная ось не сдвинулась с места. Впрочем, детки обычно носились друг за другом по партам с такой скоростью, что действительно достойно удивления, как не произошли тектонические разломы в земной коре.
  И даже если школьников удавалось растащить по местам, то сидеть за партами им было невыносимо: ребятки даже писали в тетрадях стоя, да ещё притоптывая и пританцовывая на месте, готовые в любой момент вцепиться соседу в волосы. Их руки и ноги постоянно подрагивали и осуществляли различные хаотичные движения, явно не слушаясь своих хозяев.
  На уроках физкультуры юные монстры царапались и кусались, если не могли забить мяч в ворота противника. Портили одежду врагам жвачками и "штрихом", крали друг у друга ручки и карандаши, в клочья драли учебники, ломали стулья и столы в кабинете, разбивая мебель буквально в щепу. Изрисовали все стенды в школе матерными словами и неприличными изображениями. По вине этого класса школа трижды эвакуировалась посреди занятий на улицу.
  В первый раз, когда один из этих живчиков принес в класс и раскурочил газовый баллончик для заправки зажигалок. Вонь стояла такая, что пришлось эвакуировать целый этаж, и только по счастливой случайности никто серьезно не пострадал.
  Во второй раз всё было серьезнее: парочка неразлучных одноклассников разбрызгала в туалете баллон со слезоточивым газом, неизвестно каким образом попавший им в руки. Когда их допрашивали в милиции, сами чихающие и трущие глаза идиоты нагло заявили, что нашли его на улице. Врали, конечно. Когда эта дрянь расползлась по коридорам, у некоторых детей произошел отек гортани и пришлось вызывать "скорую помощь". Я сама едва откашлялась и ещё пару дней задыхалась, уж не говоря о жутком состоянии глаз.
  Третий раз на этом фоне выглядит, как милая и безобидная шутка. Детки зажгли сразу в нескольких местах множество кусков пластмассовых линеек. Повалил дым и сработала пожарная сигнализация. Пока мы в спешке выводили учеников из школы, нам было не до причин вони и дыма, но когда примчалась пожарная машина, пожарные быстро обнаружили источник задымления.
  Фантазия по части пакостей у этих школьников была неистощима. А так, как они всё время находились в поисках, то такие скучные материи как математика, физика или биология благополучно промелькнули мимо их носа, не удостоившись даже толики внимания. Зачем им закон "Бойля-Мариотта", если можно сорвать часть канализационной трубы, открыть краны, и устроить в школе потоп, а потом радостно прыгать по лужам, обрызгивая визжащих девчонок?
  Эти дети никогда не пропускали занятий. Даже в лютые морозы, когда уроки отменялись, весь класс бодро топал к школе и наотрез отказывался расходиться по домам. Несмотря на бесконечные свары и драки подростки представляли собой монолитно спаянную общими интересами группу, которая выступала единым фронтом против учителей и школьников из других классов.
  Чтобы с ними написать диктант или изложение, мне приходилось дробить класс на группы по пять человек и, оставив после уроков, распихивать по разным рядам, чтобы они не могли друг до друга дотянуться.
  Детки были очень недовольны подобным положением дел, и поэтому злобно огрызались и сетовали на вредную "училку", разлучившую их с товарищами по несчастью.
  Как-то один из них, потерпевший фиаско в попытке дотянуться до одноклассницы половой тряпкой, с горечью высказался:
  - Эх, Жан Иван, я думал вы - человек, а вы такая же овца, как и остальные.
  Я даже не обиделась на овцу. Подумаешь! Эти придурки всегда говорили всё, что только придет на ум, особо не задумываясь, кто перед ними. Пожилую учительницу химии многодетную Марью Петровну называли "Марцелкой - ц...й", худющую высоченную словно журавль "англичанку" Елизавету Максимовну - "толстопятым колобком". Изящную модницу секретаршу Ирочку кликали "пингвином". С логикой детки явно не дружили.
  Но даже эту дикую орду всё равно нужно было вывести на экзамены. Широко известные "Бурлаки на Волге" практически отдыхали в санатории по сравнению с нашим потугами, чему-то их научить. И все же выпустили из девятого класса всех до единого. Уж не спрашивайте как: профессиональный секрет.
  Выпустили, перекрестили вслед, потом дружно сплюнули, чтобы не сглазить (а то вдруг 1 сентября вновь вернутся или во сне приснятся), и ещё несколько лет со смехом вспоминали особо отличившихся на учебном поприще сорвиголов. О других более способных и менее шкодливых учениках что-то не вспоминаем, а вот об этих оболтусах за редким исключением говорим практически каждый день. Действительно "передокс".
  Другое дело ЕГЭ, потому что цели и задачи учитель ставит для себя совсем иные, чем при подготовке школьников к ОГЭ. Во-первых, самая тяжело обучаемая группа риска отсеивается после девятого класса, и в школе, как правило, остаются более-менее способные дети. По крайней мере, за все годы существования ЕГЭ (в нашем регионе его сдают уже более 10 лет), не было случая, когда мои выпускники не набирали бы нужного количества баллов, чтобы миновать порог сдачи экзамена. Увы, этого не достаточно, чтобы школьники почувствовали себя полностью удовлетворенными: ведь для того, чтобы поступить в ВУЗы, им нужны высокие баллы.
  И здесь начинаются проблемы. Ответственно заявляю, что хорошо подготовить ребенка к ЕГЭ за один час в неделю невозможно, поэтому повсеместно и практически поголовно дети вынуждены посещать репетиторов, а это, простите, уже ставит под сомнение саму идею бесплатного образования. Вот мне репетиторство нужно как рыбе зонтик: я и так под завязку загружена и уроками, и тетрадями, но и отказать нуждающимся детям в дополнительной подготовке не могу, потому что совесть не позволяет. Знаю, некоторые делают на этом бизнес, и я их не осуждаю. Работка, скажу вам, ещё та. А каждый труд должен быть оплачен, хотя поглядывая на свой квиток с распечаткой зарплаты, я в этом сомневаюсь.
  Мне кажется, что очередным шагом нашего Департамента будет полная отмена заработной платы учителям. Будем работать за идею, за будущую пенсию, в счет долга перед государством за неэффективность труда - да мало ли фантазий у чиновников? Будем ещё и благодарить, что нам разрешают работать бесплатно, не взимая плату за то, что имеем возможность пересечь порог класса.
  Один вальяжный, обмирающий от самолюбования местный чиновник от образования как-то заявил, мол, меркантильным личностям в школе делать нечего: учитель работает не за деньги, а за "благодарность в глазах детей". Красиво сказано, ничего не скажешь. Вот приду я в магазин и предложу продавцу за товар два десятка "детских благодарностей". И куда меня после? В "дурку"? А товарища всё повышают и повышают по служебной лестнице, наверное, подобная экономия делает его в глазах власть имущих очень привлекательным. Судя по внешности отнюдь не хилого гиппопотама, зарплата товарища также выражается отнюдь не только в "неформально позитивных санкциях".
  
  
  МОИ КОЛЛЕГИ.
  Учительская - таинственная и страшная комната нашего собственного пионерского детства. Сейчас туда заходить никто не стесняется, и уж тем более не боится. Мало того, некоторые учителя не успевают с облегчением перевести дыхание после урока, как врывается очередной ребенок с требованием уделить ему внимание. Что ему нужно? Проблемам несть числа проблемам: кто-то в кого-то плюнул, обозвался, дёрнул за волосы, не так посмотрел. У детей постарше другие претензии: нужно куда-нибудь отпроситься или сообщить о неготовности к уроку.
  Учительская необходима, потому что должно быть место, где педагог может морально отдохнуть от школьников, выплеснуть негатив, пожаловаться коллегам на проблемы, посоветоваться, что делать с тем или иным учеником, да и просто перевести дыхание, посидеть, помолчать. Это единственный островок в школе, принадлежащий только взрослым.
  Здесь висит наше расписание, объявления и приказы начальства. Есть зеркало. Хранятся журналы, учебники и тетради учителей. Чем же занимаются мои коллеги в этом замкнутом мирке? Прежде всего проверяют тетради и готовятся к урокам, иногда листают какие-нибудь каталоги типа "AVON", а могут и просто поболтать о пустяках. В зависимости от коллектива - это либо сугубо рабочая комната, где боятся лишнее слово сказать, либо что-то вроде женского клуба, где оживленно обсуждаются сплетни, делятся рецептами салатов и диет, показывают обновки и рассказывают анекдоты.
  Учительская "тусовка" весьма своеобразный мир. Среди нас есть всякие: глупые и умные, спокойные и взрывные, интеллектуалы и узколобые догматики. И я даже не могу сказать, какие качества учителя делают его мастером своего дела. Всё индивидуально: иногда упертая тупость дает большие результаты, чем искрометный талант. Всё зависит от класса, в котором работает педагог.
  Что толку искриться перлами ума, если никто из учеников не в состоянии тебя понять? Учитель всегда выбирает "золотую середину", то есть оценивает способности большей части класса и подстраивается под них. И зачастую чересчур умным и образованным педагогам не удается себя втиснуть в столь узкие рамки. Я сама была свидетелем одного такого фиаско.
  Илья Михайлович был блестящим физиком, и конечно, ему нечего было делать в нашем захолустье, но его жена мучилась астмой, и врачи посоветовали супругам наш климат. Я уже не помню, кем работала его вторая половина, а вот Илья Михайлович устроился в нашу школу.
  Молодой мужчина был энтузиастом своего предмета, твердо уверенным, что нет на свете ничего интереснее физики. И свою убежденность он экзальтированно выплеснул на головы наших учеников, которые, как вы догадываетесь, отнюдь не были Ломоносовыми. Дети по достоинству оценили горящие глаза и зажигательную речь педагога и уважительно выслушали всё, что он хотел сказать. Проблемы начались, когда Илья Михайлович попытался добиться от школьников хоть какой-нибудь реакции на свои слова. Бедолага, как же он горячился, пытаясь выяснить, почему дети почти ничего не усвоили из его речей.
  - Слишком сложно, - пояснили ему. - Надо вбивать в голову азы, а вы ведете себя как будто перед вами учащиеся физико-математической школы при МГУ.
  Илья Михайловича хватило на четверть, и он уволился. Жаль, талантливый физик, но преподавание в школе - это не демонстрация того, что знаешь сам, а материал, который в результате твоих усилий усваивают ученики.
  Вышестоящие органы разработали кучу критериев оценки нашей работы, но их эффективность весьма сомнительна. Дети разные, и мы разные: наши взаимоотношения складываются из столь тонких нюансов, что нереально втиснуть их в какие-то заранее определенные рамки.
  Сейчас весьма модна теория, мол, учитель - отмирающая профессия. Вскоре толстых и глупых теток заменят мудрые компьютеры, и все станут стопроцентно образованными: уж умнее-то гаджетов человек быть не может.
   Однако есть у меня большие сомнения, что у компьютера хватит мощности программы, чтобы терпеливо каждый день на протяжении девяти лет твердить: "- жи -ши" пишется с буквой "и", каждый раз исправлять неправильное написание, опять объяснять, и при этом не сгореть и не зависнуть. Каким образом бездушная машина догадается, что таинственное слово "Мамрякай" на самом деле означает мавзолей? А уж про сочинения наших детей я и разговора не веду: даже супергений не разработает программы, способной оценить опус Хлебниковой Машеньки с многообещающим названием "Мачалкин в Чашский Горе Грибоедова ума". Как она с доски списывала, куда в это время смотрела, о чем думала? Впрочем, содержание ещё мудренее: "Лиза любила буфеты Петрушки, а не вот болтовню Формускова", и прочее. Впрочем, любой литератор вам с сотню таких "перлов" в пример приведет, особо не затрудняясь.
  Хотя если завтра наш премудрый департамент решит, что мы не нужны, бесполезно доказывать, что ты не верблюд и ещё на что-то годен. Они ведь сначала делают, а потом без особого интереса наблюдают, куда кривая вывезет.
  Справедливости ради могу отметить, что и среди нас встречаются особи, вызывающие удивление: как они попали в педагогику? И главное, каким образом удержались на этой стезе?
  Вот, например, Степнева Раиса Григорьевна. Появилась она в нашей школе вместе с "техклассом", потому что преподавала диковинный для школьной программы предмет "Сельхозкультуры". Постоянно числилась она за местным ПТУ, и у нас подрабатывала на "часах".
  Выглядела Раиса Григорьевна довольно курьезно - плотная дамочка лет сорока пяти с неестественно огромной грудью, торчащей практически горизонтально полу.
  - Жесткий атласный лифчик, - гордо пояснила она, заметив наши недоуменные лица,- сама простегиваю. Держит форму, как железный.
  Точно - железный. Складывалось ощущение, что от тела отходят два конусовидных ведра.
  Голову бабы украшали стоящие дыбом кудряшки "химии", а широкое лицо освещалось маленькими, светящимися неестественным оживлением глазками. Словно педагог перед встречей принял на свою примечательную грудь грамм двести горячительного напитка.
  "Техкласс" после первого же знакомства окрестил Раису Григорьевну "чокнутой чувырлой", причем, детки так называли её в беседах не только между собой, но и обращаясь к нам. Мы их ругали и взывали к совести до тех пор, пока наша организатор детского движения - Аллочка Свирцева не стала свидетельницей прелюбопытной сцены.
  Организатор детского движения - это настоящий Фигаро, который "Фигаро здесь... Фигаро там". Именно Аллочкой затыкали все дырки в расписании, если учителя отпрашивались или болели.
  Вот так и в тот день. Раиса Григорьевна задерживалась, "техкласс" бесновался, вопя на всю школу, поэтому Аллочку послали усмирить наших доморощенных "тарзанов".
  И что ей было делать, чтобы буйные детки пришли в себя? Разве что из шланга водой поливать. Она решила с ними поиграть.
  - А давайте представим, что вам дали миллион. Что бы вы с ним сделали?
  "Техкласс" замер, переваривая предложение.
  - Долларов? - недоуменно уточнил кто-то.
  - Да хоть тугриков, - покладисто согласилась Аллочка. - Давайте ваши варианты.
  Дети весьма активно включились в игру. Всё развлечение. Хотя миллион они потратили практически все одинаково: хорошая "хата", машина, "море" самогона, "классные герлы". Лишь кто-то один пикнул с задней парты, мол, отправился бы в путешествие - и всё!
  Алла начала уже уставать от бесконечных "хат", "герл" и "меринов", когда в дверь заглянул Репин Паша: он дежурил по столовой и, убрав грязную посуду со столов, вернулся в класс. Начало игры паренек пропустил, поэтому толком не сообразил: в чём собственно дело?
  - Пашка, - заорали ему, - куда бы ты дел миллион?
  Репин зашугано оглянулся и, решив, что это какой-то подвох со стороны одноклассников, неуверенно протянул:
  - Ну... этим... матерям-одиночкам отдам.
  Даже у Алочки от такой странной направленности филантропии лицо вытянулось, что уж говорить про весь класс.
  - И на фиг они тебе сдались? - возмущенно взревели пареньки.
  Пашка догадался, что от него требуют нечто другое.
  - Это... в фонд мира отдам.
  - Вот придурок, - вполне предсказуемо отреагировали его одноклассники, - для себя! Для себя-то, что ты купил бы?
  - Ладно, - недоуменно пожал плечами паренёк, - бутылку водки куплю.
  Вот уж действительно по-настоящему себя побаловал! Пока Аллочка силилась придумать, как дальше развлекать подростков, в классе наконец-то появилась запоздавшая Раиса.
  Выставив двумя копьями грудь, она бодро прошагала к учительскому столу, когда её догнал выданный кем-то из детей вопрос:
  - А вы, Раиса Григорьевна куда потратили миллион долларов, если бы вам их дали?
  Уже выходящая из класса Аллочка в тот момент притормозила: ей почему-то очень захотелось узнать, что ответит учительница. И не пришлось пожалеть о проявленном любопытстве.
  - Я, - дама сверкнула лихорадочным блеском глаз, - купила бы себе трехэтажный дом и сто соток огорода. А дорожки между грядками асфальтом закатала бы.
  Ну ладно, когда о "шикарной хате" болтают подростки: что с них взять? Однако женщине в возрасте всё-таки положено иметь более разумные мечты. Это поняли даже наши подопечные.
  - А зачем вам такой большой дом? - удивленно осведомились они. - Вы же с мужем вроде бы вдвоем живете. Да и огород такой огромный... с асфальтными дорожками?
  Раиса Григорьевна почему-то подпрыгнула на месте, а потом вдруг стала крутиться вокруг своей оси, во все стороны прогибать поясницу, кланяться, касаясь руками пола, так что стали видны панталоны, махать руками и пр. Шокировано онемела Аллочка, обреченно затих весь класс, и только кто-то негромко пробормотал:
  - Во, чувырла, дает. Наверное, совсем чайник прохудился.
  А другой добавил:
  - Ой, что-то мне в туалет захотелось, да так жиденько.
  И не только ему, ошарашенной Аллочке тоже.
  - Я, - наконец перестала изощряться в акробатике дама, - люблю работать. Вот посмотрите какая у меня фигура, это потому что я день и ночь работаю. Весь дом и огород буду обрабатывать сама и сохраню свой тонус хоть до ста лет. Я и на руках могу пройтись!
  Что больше всего поразило Аллочку, так это реакция "техкласса": они не улюлюкали, не кричали, а лишь устало наблюдали за странными манипуляциями дамы "в тонусе". И до Свирцевой дошло, что это не первая выходка подобного рода, и наши дети даже успели от чудачеств Раисы Григорьевны немного подустать.
  Между тем педагог, что-то напевая и пританцовывая, прошёлся по классу и схватил ручку с ближайшей парты.
  - Не пишет, - угрюмо предупредил ученик.
  - Ла-ла-ла ерунда, - пропела дама, - думаете меня обмануть? Ла-ла-ла! А я её на солнышко положу, она растает и будет писать. Ла-ла-ла! У меня в голове Моцарт, нет, Бетховен!
  Но напевала-то она что-то типа "Ксюша, Ксюша, юбочка из плюша", а вовсе не "Лунную сонату".
  И Алка позорно бежала, не в состоянии видеть, как сия дама, ещё и принимается прямо посреди класса выкидывать странные коленца, отдаленно напоминающие твист. Угнетающе действовало и удрученное молчание "техкласса" в ответ на бесплатные гастроли этой примы от "сельскохозяйственных культур".
  Когда до Лося дошло, чем занимается на уроках Раиса Григорьевна, тот не нашел в её действиях состава преступления.
  - Вечно вы цепляетесь ко всем,- разворчался он, - и что плохого, если женщина веселая? Бывает и напевает человек, что же он теперь преступник? Зато хлопцы сидят на её уроках тихо.
  - Они просто боятся.
  - Строгость не повредит!
  - Дело в другом: женщина явно не в себе.
  Лось только отмахнулся. А "техклассовцы", ещё немного полюбовавшись на выступления "чувырлы", тупо "забили" на её уроки, и пела и плясала наша дама теперь перед пустыми партами. И что только не делали, но усадить к ней на уроки детей не удалось, поэтому выставлять итоговые оценки по своему предмету Раисе Григорьевне пришлось, высасывая из пальца.
  Непросто складываются отношения и внутри коллектива педагогов.
  За долгие годы тесного взаимодействия мы становимся практически родственниками, сподвижниками и единомышленниками, но отнюдь не друзьями. По крайней мере, большая редкость, чтобы учителя жаждали встречаться друг с другом где-либо ещё помимо учительской, а если даже подобное случается, то эти встречи превращаются в "малый педсовет". Где бы ни столкнулись два учителя, они неизменно начинают обсуждать своих учеников и департамент образования, даже если их школы разделяют пять тысяч километров.
  А если они вдобавок работают в одной школе, то садятся рядышком, открывают рты и их можно растащить только силой, что и делают недовольные этим обстоятельством женихи, мужья и остальные далекие от школьных дел друзья и знакомые.
  А что бы вы хотели? Наш труд таков, что ученики постоянно в мыслях, и мы не можем оставить свои проблемы на рабочем месте: словно послушные овечки за пастухом они тащатся вслед за учителями домой. Едва приготовив ужин и помыв посуду, педагог вновь садится за стол и до глубокой ночи проверяет тетради, пишет поурочные планы, рыщет в поисках нужных материалов по сайтам интернета, листает методические пособия и книги.
  Как правило, такое рвение очень раздражает домочадцев, особенно мужей. Да и дети тоже на стопки тетрадей смотрят косо. Вполне естественно они хотят, чтобы мамы читали им книжки, помогали с уроками, ходили в кино, играли в монополию, испекли вкусный торт и наделали котлет взамен осточертевших сосисок. Однако мама с фанатично горящими глазами или с тяжелым вздохом (смотря по степени зацикленности на работе) устремляется к письменному столу.
  И часто за ужином нельзя от неё услышать даже слова, потому что учительница целый день объясняла, делала замечания и воспитывала, поэтому к вечеру её воспаленное горло уже не в состоянии издать даже звука. Иногда ловлю себя на том, что мне необходимо кое-что высказать близким, но по здравому размышлению решаю этого не делать. Себе дороже. Куда там скандалить с мужем, настаивая на своем, иногда у меня нет сил даже на просьбу подать солонку.
  Редко какому мужу понравится подобное положение дел, поэтому среди моих коллег такое количество разведенок. И кто этих мужчин осудит? Но посудите сами: у него амурные дела в голове, а любимая зарылась по самую макушку в тетрадки и выныривать из них не собирается. И так из вечера в вечер, из года в год. Хорошо, если есть возможность уединиться в отдельном помещении, а то вторую половину будет ещё раздражать по полночи горящий свет настольной лампы, тебя же саму доставать рвущиеся из экрана телевизора оживленные комментарии футбольного матча. В красующейся перед носом тетрадке только в первой строчке сочинения уже шесть ошибок. Предстоит проверить ещё три листа, но мужу нет дела до твоей усталости и головной боли. Ну, как тут выдержать такое пренебрежение? Вот поэтому так часто подают на развод и те, и другие. У них есть, что предъявить судье.
  Но ещё печальнее положение дел у учительниц, которые не вышли супругов ещё в институте и распределились в школы незамужними. Найти в таких условиях себе спутника жизни очень сложно. Неженатый мужчина учитель - явление редкое: впору в Красную книгу заносить. Но если честно, они не самый это ходовой товар на рынке женихов. Зарплата маленькая, перспектив роста практически нет, да и сами кавалеры... Написав эти строки, я непроизвольно тяжело вздохнула. Что поделаешь? Но в последнее время тенденция такова, что в школу преподавать идут, как бы помягче высказаться, чудаки, из тех "кто от поезда отстал, и дома никому не нужен". Не престижная это профессия, одним словом.
  Но вернемся к нашим девушкам. Весь день они в школе: утирают носы у младших школьников, разнимают драки среднего звена и пытаются добиться уважения у старшеклассников. Доползя до дома, девчонки и рады куда-нибудь пойти развеяться, а тетради? А поурочные планы? А электронные дневники кто за неё заполнять будет? И простую усталость, в конце концов, нельзя сбрасывать со счетов. Ноги ноют, горло саднит, голова болит. Выходных при шестидневке не бывает, потому что вечер воскресенья ты уже проводишь в подготовке к понедельнику.
  А дни идут: сначала вроде бы спокойным шагом, но с каждым годом их бег всё быстрее и быстрее, и вот приходит миг, когда наша девушка осознает, что ей уже за сорок, а семьи у неё нет, и даже не предвидится. Зато поток учеников не исчезает. Каждый год первого сентября рыжие, пегие и черные головки мельтешат перед твоим носом, и иногда кажется, что так будет до скончания века. Но женщина запрограммирована, прежде всего, как мать своих, а не чужих детей. А их нет, как нет и мужей, а вместе с этим прискорбным фактом исчезает и сама возможность иметь хоть какую-то личную жизнь.
  Школа как сказочный вурдалак высасывает твои силы и поглощает всё время, и чем больше ты в неё вкладываешь, тем больше она с тебя требует. Обязанности размыты, требования чиновников от просвещения заранее не выполнимы, даже если ты будешь работать, позабыв покой и сон двадцать четыре часа в сутки.
  Некоторые из педагогов твёрдо уверены, что также должны жить и их ученики.
  Учитель начальных классов Эльвира Яковлевна задала детям на осенние каникулы решить сорок восемь примеров.
  - А что? - напористо возмутилась она в ответ на жалобы родителей. - Пусть разделят задание на шесть дней и решают каждый день по восемь примеров. Часок и они свободны. Что здесь сложного?
  Да ничего. Кроме того, что ты - идиотка, вообще не имеющая представления о детях, так как у самой их никогда не было. Нормальный ребенок (не свихнувшийся на учебе отличник), едва переступив порог дома в последний день четверти, благополучно закидывает портфель в дальний угол. Всю неделю он активно развлекается, и только накануне собираясь в школу, озадаченно вспоминает, что оказывается должен решить уйму примеров. Вся семья с руганью на несчастного ребенка и проклятиями в адрес педагога садится за учебники и решает эти проклятущие примеры, чтобы ребенок в первый же день четверти не принес двойки. Вот и всё, чего в лучшем случае добивается педагог. То есть толку от этого задания, как от известного животного молока. Но Эльвира Яковлевна этого упорно не понимает, уже не один десяток поколений детей насилуя столь оригинальным способом.
  Но самое страшное, что может постичь школу - это незамужняя директриса. Как правило, эти дамы полностью лишены сочувствия к женщинам, у которых болеют дети, и отпроситься у неё в больницу дело заранее обреченное на неудачу. Они не понимают, что такое домашние дела: стирка, уборка, обеды и ужины, и прочие семейные заботы, так как им вполне хватает одной кастрюли борща на неделю. Праздничные дни и воскресенья для таких баб превращаются в кошмар, и они поседели, выдумывая: как бы заставить учителей работать и в выходные? Выдумывают дежурства, внеклассные занятия и экскурсии, норовят заставить учителей торчать в школе до глубокой ночи, загружая кружками и секциями.
  Была у нас такая начальница. Алла Борисовна как-то задержала нас на педсовете на пять часов, нудно объясняя, как правильно заполнять школьный журнал. Она буквально упивалась перечнем наших ошибок, допущенных при ведении этого документа, наверное, лет за пятнадцать. У Аллы Борисовны была тетрадь, где она скрупулезно вела записи о каждом учителе, отмечая все промахи. Для этой бабы не существовало мелочей, и она описывала в своем кондуите даже неровные складки штор на окнах во время урока.
  И вот, сияя от осознания собственной исполнительности и исключительно ответственного подхода к работе, зануда показала свои записи заведующему районо. В том году этот пост занимал умный и адекватный мужик. Тот глянул на неё, на тетрадку, и задал единственный вопрос:
  - Зачем это нужно?
  - Ну как же, - заволновалась Алла Борисовна, не понимая, почему её не похвалили, - я веду наблюдения с целью улучшения работы школы.
  - Если вашего слова недостаточно, чтобы подчиненные исправили ошибки, то вряд ли помогут записи. Судя по количеству замечаний, вы не имеете никакого авторитета среди подчиненных.
  У зануды произошёл нервный срыв, и она скорехонько собралась на пенсию, хотя никто её из школы не гнал. Но идеалы бедной стукачки были поруганы, и сердце не выдержало чёрной неблагодарности со стороны тех, для кого она так старалась.
  Сейчас эта баба сидит дома, изредка посещая только кружок вязания при местном ДК. Но как знать, может по-прежнему записывает в очередную черную тетрадь свои наблюдения о соседях, их кошках и собаках. Привычки живучи, и каждый развлекается а меру возможностей.
  Сейчас на радость или на беду появился интернет, и мои коллеги с головой окунулись в жизнь социальных сетей. Хорошо это или плохо? Не берусь судить. Время покажет.
  Но вообще-то педагоги: старые и молодые, опытные и вчерашние студентки, замужние и холостые обладают общими чертами характера.
  Во-первых, авторитарностью. Мы лучше всех знаем, что хорошо для ребенка. Согласна, спорное утверждение, но учителя искренни в этом мнении, и их с пути не свернет даже упряжка разгневанных родителей.
  Во-вторых, мы живем жизнью детей. Для нас их двойки и пятерки, капризы и достижения - самое главное в жизни. И иногда, а в последнее время всё чаще и чаще, мы единственные в жизни учеников, кого они реально интересуют.
  В-третьих, нашему терпению и самообладанию могут позавидовать даже профессиональные разведчики. Попробуйте, изо дня в день править одни и те же ошибки на протяжении хотя бы года, тогда вы поймете, о чем я говорю (если только с диким воем не разорвете очередную тетрадь на куски).
  Так что же нас заставляет изо дня в день входить в класс? Почему же мы не бежим из школы, несмотря на мизерную заработную плату, всё более ухудшающиеся условия труда, и общий враждебный настрой общества против учительства?
  Трудно сказать... Может бесконечный адреналин в крови? А скорее всего радостные минуты, которые испытывает любой учитель, когда его усилия достигают результата, и он со вздохом удовлетворения ставит в тетради долгожданную пятерку.
  А выпускной бал? Десятки прекрасных как феи девочек со взрослыми прическами и мальчиков в строгих "тройках". Музыка, слезы радости и печали расставания. Как мы любим их в тот миг и как улыбаются они нам. На лицах выпускников отражается счастье и ожидание светлых прямых дорог к успеху, а на наших - умиление. Мы всегда желаем им доброго пути. Разве не стоят огромного труда эти минуты всеобщего ликования? Думаю, стоят.
  
  
  ПОСЛЕСЛОВИЕ...
  Первое сентября: колышутся сотни белых огромных бантов, радует глаза яркая пестрота букетов астр, заботливые мамаши подтягивают гольфы у дочерей и поправляют черные бабочки на сияющих чистотой рубашках шалящих мальчишек.
  Над школьным двором царит оживленный гул из радостных детских голосов. Они ведь не виделись целое лето. Столько всего интересного нужно обсудить с одноклассниками.
  Учителя стоят у своих классов, как всегда одновременно занимаясь множеством дел.
  Мы разговариваем с родителями.
  Одергиваем шалунов.
  Отгоняем приблудившуюся собаку.
  Отвечаем на бесконечные вопросы учениц.
  Грозно осведомляемся: чья собака?
  Прислушиваемся к распоряжениям завучей.
  Обреченно видим, как эта собака разлеглась прямо посередине каре линейки.
  Поправляем завернувшийся воротничок.
  Держим чьи-то курточки.
  Присматриваемся к новеньким, и всё-таки выясняем, чья собака.
  Спрашиваем, где опоздавшие?
  Запрещаем хозяину громко звать собаку.
  Предотвращаем свару.
  Смахиваем с чьего-то воротника паука.
  Категорически запрещаем бить собаку купленными для учителей цветами.
  Улыбаемся выпускникам, и обреченно видим, как пёс, лениво помахивая хвостом, направляется прямиком к спонсорам.
  Но вот звучит звонок! Есть в его звуках какое-то тайное старинное волшебство, на мгновение отсылающее нас самих в уже полузабытое солнечное детство, где так же цвели астры и слепили глаза белые фартуки одноклассниц.
  Линейка в этот момент уважительно затихает, чтобы потом с новой силой заволноваться детскими голосами.
  Итак, начало.
  И вновь уроки, дети, их родители, коллеги, начальство - бесконечная, полная больших и малых проблем суета, но без неё я стала бы по-настоящему несчастной.
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"