Машина любви.

На машине любви мы летим, не замечая мелькающих за окном деревьев, нервно вздрагивая от звука собственного голоса; нам грезится чудесный сверкающий мир, но действительность - серая, дождливая и скучная, расставляет все по местам, находя простое объяснение казавшемуся загадочным и парадоксальным. Тяжесть бытия наваливается на нас, мы тонем в нем. На стекло падают капли, просто вода, чуть подсоленная грустью. Так уходит идеал, который мы любили, он уходит, не оглянувшись и не попрощавшись. Мы остаемся одни, маятник качается, отмеряя время. И ничего больше не происходит. Все так же за окном шумит город, смешивающий свой коктейль из дождя, грязи и опавших листьев. Все то же отражение в окне, напоминающее о тебе в прошлом. Волшебный стакан уже на столе, и он наполнен тоской, которую ты сейчас выпьешь, сморщившись от горечи и потери. Ты пьешь, пока синий дым не закружит над тобой. Тогда ты выйдешь из дома, и пойдешь гулять по улицам опустевшего города, наслаждаясь одиночеством и болью, и, возвратившись, ты будешь неслышно плакать и смеяться до утра, вспоминая слова, сказанные тем, кем был ты раньше.

Проснувшись, ты увидишь на столе опрокинутую бутылку и пустой стакан, с чем-то засохшим на дне. Тебе тоже ничего не будет так нужно, как опрокинуться на бок и опустеть. Ты свободен: все прошло...

Лилия.

Сладкое имя - Вероника. Удивительная девушка, горькая и грустная по вечерам; безумно веселая ночами, и одинокая сердцем. Она - моя жизнь: унылая, тоскливая и безрадостная. Все, что она не сможет сказать или придумать, я сделаю вместо нее, так как она не умеет говорить. Она умеет только быть, и это ее главный талант.

Вероника это прекрасное растение с красивыми цветами. Она растет на воде, опираясь на нее листьями-мыслями, привлекая жителей воды своим отражением. Однажды серебристая рыбка нашла приют под одним из листочков. Под водой всегда полно опасностей, и такие славные убежища всегда кстати. Там, конечно, безопасно, хотя скучно и тихо. И рыбка решила заговорить с растением, давшим ему приют. Растение, эта ласковая лилия, по имени Вероника, давно устало от молчания, а тут интересная рыбка, приплывшая издалека. Неприятно, правда, что чешуя отдает рыбой, но чем не пренебрежешь, если очень хочется. Лилия ответила. Она рассказала рыбке, как ей надоело сидеть на одном месте, как она устала от застоявшейся воды, сонных волн на поверхности, несущих сор, палящего солнца, заставляющего прятать цветы в глубине, где нежные лепестки терзают безразличные жестокие холодные течения и хищные насекомые. Как прекрасна ночь, когда можно легко раскрывать цветок, подставляя его в лунный поток, и часами созерцать мерцание и жизнь. Поведала она и о пчелах. "Пчелы", - говорила она, - "любят цветы. Иногда они, по ошибке, садятся на водяные растения, плененные красотой лепестков; они хотят что-нибудь забрать с собой. Но у нас нет ничего, что бы можно было взять. И пчела возвращается в свой дом, разочарованная и потерянная, чувствуя себя обманутой и пустой. "Я же", - продолжала лилия, - "помню всех этих пчел; они всегда после этого боялись цветов, любых, а продолжали любить только плавающие лилии". Рыбка молча слушала, уставив немигающие глаза на растение, и на мерно шевелящиеся листья в колыхающейся волне. После продолжительной паузы Вероника сказала: "Лилия никого не любит, да и не любила никогда; она может лишь помнить и грустить о прошлом". Рыбка ей говорила: "Вероника существует для себя. Каждый день. Как долго еще ждать раскрытия новых бутонов". Лилия не спорила, ей была безразлична болтовня рыбы. И они еще долго разговаривали, до самого утра, пока туман, накрывший реку, не возвестил им о начале нового дня, времени, когда им обоим необходимо уходить на дно, и спать, не видя снов и не чувствуя суеты, разыгрывающейся на поверхности.

20.10.02 17:37

Я поеду в неизвестность. Черный человек умер и мне легко и приятно лететь. Ржавая машина любви гниет на обочине, и я мы бежим по дороге в темноту, но это не страшит нас. Мы свободны, а что может быть прекрасней. Рождение новой эпохи простое и обыденное, эпохи отрицания любви, времени без ограничений.

Я ей не скажу ни слова. Я только засмеюсь, как смеялся когда-то во сне, наблюдая за гуляющими птицами. Умирай моя Вероника. Прощай навсегда.

Да, птицы не знают, кто я такой. Правда, они не знают и ничего другого. А я пойду по снегу, посмотрю, правду ли сказали о машине любви (передавали, что вчера кто-то разбил её на дороге). Если это действительно так, то, наверное, заберу что-нибудь на память.